Аннотация: Рассказ о том, как жестоки бывают люди...
Приехали...
Татьяна Розина.
- Вы можете говорить или нам прийти в другой раз? Ведь всё произошло на Ваших глазах,- говорил кто-то чужой. Сначала мне показалось, что это радио, но потом дошло - спрашивают меня.
- Нам нужно знать подробности. Расскажите, как это случилось?
- Ну, как вы тут, поставили последнюю точку в этой жизни?, - спросила Ирина, моя подруга детства и соседка, едва переступив наш порог. В тот день был выпускной вечер у моей Танюхи. Я увольнялась с работы. Со дня на день мы ждали разрешения на выезд в Германию. Так что, действительно повсюду расставлялись точки, для запятых больше не было времени, и все вопросы уже давно остались позади. Впереди была лишь пустая полоса ожидания отьезда. В один день, казалось, растворилась жизнь с ворохом её проблем и радостей, остался вакуум. Меня больше не интересовали ни обьявления на доске, ни справочники для поступающих в ВУЗы, с которыми носились дочкины подружки, ни цены на рынке. Мне было всё равно, что происходит вокруг, меня здесь уже почти не было. Ах, как я ошибалась тогда, полагая так.
Мы просидели с Ириной до полуночи. Утром вставать больше некуда. Я проснулась поздно, но спала тяжело. То ли душно было, то ли предчувствия душили. На улице водопадом рушился дождь. Тихонько приоткрыв дверь в Танюшкину комнату, я увидела, что она спит. На её лице блуждала улыбка.
- Слава богу, всё в порядке, девочка дома. Хоть и большая уже, но всю ночь гулять небезопасно. Может, поэтому с вечера на душе тревожно было, и я опять старое анализировать взялась.
Я пошла на кухню и поставила чайник. На улице разгулялась непогода. Грязно-серые дождевые тучи тяжелыми мешками свисали с неба, источая тонны воды. Совсем не летний ветер хватал струи в охапку и с ожесточением бил ими в окно. Стук был то монотонным и приглушенным, будто кто-то тихо, но настойчиво просил пустить его в дом. То вдруг неожиданно ветер швырял воду в моё окно с такой силой, что казалось этот кто-то не выдержал и готов, выбив окно, ворваться ко мне на кухню.
- Не хватает ещё этого дождя вдобавок к моему настроению. Тучи и на душе, и на улице.
Я занялась своим любимым занятием - стала перебирать, готовя к отьезду, альбомы со старыми фотографиями. Сёстры уехали в Германию неожиданно и фотографии не забрали, только когда приезжали на похороны отца, повыхватывали по несколько штук на память. Я рассыпала карточки из пакетов по полу и стала сортировать их по годам. Вот мы ещё совсем маленькие. Вернее, я
совсем, а Нелля и Галя - уже не совсем. У старших разница всего один год, а я родилась много позже, только через десять лет. Родители не собирались больше иметь детей, а я как-то неожиданно, без предисловий, влезла в их жизнь. Девочки выросли, выучились, вышли замуж, нарожали по паре деток, а я вечно с недоразумениями. В семье не без урода. В детстве чем только не переболела!
А потом, вообще, отмочила. В восемнадцать лет, на первом курсе влюбилась, голову потеряла, через две недели замуж вышла, а через полгода уже развестись успела. Наш пострел везде поспел - не только замуж вышла и развелась, но и забеременеть умудрилась. Столько шуму наделала!
- Ты какая-то не наша,- удрученно говорила мне мама.- Мы все спокойные, рассудительные. Посмотри, как хорошо твои сёстры замуж вышли. А ты слушать никого не хочешь, кричишь только люблю, не могу без него. Ты ни лицом, ни характером в нас не пошла. Не знаю, кто нам тебя, непутёвую, подбросил.
Мама, конечно, бурчала. Но, когда я беременная одна осталась, слова не сказала, забрала к себе. Дочку на ноги поднимала, а я учиться не бросила. Что же делать, если любовь глаза застилает и ты не видишь, кого любишь. Он тоже молодой был, погулять хотелось, а у меня токсикоз такой, что говорить не могла.
- На тебя посмотришь и самого рвать тянет,- говорил мой супруг, глядя на меня, лежащую бледным трупом с дежурным тазиком под кроватью.
Надоело ему это - собрал вещи и уехал куда-то.
А я, непутёвая, в Германию вслед за сёстрами не поехала так и стала жить с родителями.
Вдруг выпала из пачки моя любимая фотография - последняя, где была вся семья. В центре сидели папа и мама. С одной стороны расположилась семья Нелли с девочками, с другой - Галя с мужем и сыновьями, а внизу, на полу у ног родителей, сидим мы с дочкой. Танюшке было тогда семь лет, она в школу собиралась в тот год. Все улыбаются. А вскоре уехала Нелля, через год Галя. И нам не с кем было больше фотографироваться.
- Ой, мамочка, опять плачешь!,- услышала я за спиной голос дочки.
- Что ты, что ты,- украдкой вытирая уже выкатившуюся слезу, запричитала я,- просто сортирую тут, готовлю к отьезду. Ну, как погуляли?
Я поднялась с пола и стала накрывать на стол. Танюшка взахлёб рассказывала мне приключения выпускного бала, а я опять погрузилась в мир своих размышлений. Хоть Ирка и велела меньше думать, но не думать я никак не могла. Вечно лезли какие-то вопросы без ответов.
- Ма, ты меня не слушаешь! Кому я рассказываю? Или у тебя есть что-то поинтересней, чем выпускной бал твоей единственной дочери?
- Как же, слушаю я, очень даже внимательно!
- Тогда повтори о чем я тебе рассказывала.
- Пожалуйста. Ты рассказывала, кто в чём был одет. Маринка, например, была в зелёном декольте.
- Ну ты, мать, даёшь. А ещё учительница русского языка. Как тебя к детям пускали? Нет, ну это надо такое сказать - зелёное декольте. Это как же, а?
Мы засмеялись вместе. Настроение у Танюшки было явно весёлое, несмотря на бессонную ночь, проливной дождь, черные тучи.
- Не привязывайся ко мне, ясно, что я хотела сказать. Маринка была в зелёном платье с декольте.
- Ладно, с Маринкой проехали, а раньше?
- Ну, раньше...,- тянула я время, не зная что сказать.
- Ладно, прощаю. Буду сейчас снова повторять. Но имей в виду - потом мне всё перескажешь.
- Давай, повторяй. Тебе, по-моему, это рассказывать хоть сто раз не надоест.
Танюшка стала снова захлёбываться своими впечатлениями от проведённой ночи. Она то журчала ручейком, то останавливалась и громко восклицала: "Представляешь?!" Руки её летали то вверх, то в стороны, она махала ими, как крыльями, помогая бьющей из неё энергии. Дважды я схватила на лету падающий стакан, в третий раз спасти стакан не удалось, и он разлетелся по полу на мелкие стёклышки.
- Это к счастью!,- верещала Танюшка.
- Ну, конечно, разбила хрустальный стакан, что тётя Нелля на день рождения мне подарила - и рада.
- Теперь хрусталь не в моде. И вообще, чем больше я разобью, тем меньше тебе придётся тащить. А тётя Нелля тебе что-нибудь новенькое подарит.
Я видела, что Татьяна счастлива и понимала, что ночью что-то произошло. Что-то, что делает её такой безудержно счастливой. Но её счастье не радовало. В животе сосало, меня подташнивало. Так бывало всегда в минуты тревоги, но сейчас всё было, вроде, прекрасно, а состояние беспокойства не покидало ни на минуту.
- Откуда оно,- думала я про себя,- Может, из-за отьезда? Неизвестность всё-таки. Или просто из-за непогоды.
- Ма, сейчас буду говорить важное, - тихо и таинственно сказала Танюшка, но я услышала её слова, хотя перед этим бурный поток речи сливался в единый звук. Эти её слова прозвучали как-то особенно, они вцепились в мой мозг, словно предвестники чего-то злого, страшного и ненужного мне.
Я сжалась:"Сейчас произойдёт то, от чего у меня дрянное состояние со вчерашнего вечера",- пронеслось в голове.
- Я влюбилась,- просто и тихо сказала Танюшка.
- Кто же это? Кто-то из твоего класса?
- Что ты, мама. Что же, я десять лет училась с кем-то, а потом в одну ночь влюбилась? А раньше куда, спрашивается, смотрела? Нет, он просто был у нас на выпускном с Краснопаловым.
- Раз он друг Краснопалова, то вряд ли хороший парень.
- Зачем ты так, мама. Во-первых, он ему не друг, а просто знакомый. Во-вторых, что Краснопалов - бандит что ли, разве у него хороших друзей быть не может?
- Как же не бандит, когда сколько раз в милиции был.
- С кем не бывает?! - продолжала защищать Танюшка Краснопалова и вместе с ним всех его друзей и знакомых.
- Ну, так что за парень, рассказывай.
- Я, конечно, не знаю что у них может быть общего. Виталик совершенно необыкновенный. Он такой, м-мм-м, такой.... Короче, увидишь - сама поймёшь. Ну, он серьёзный, умный, благородный, интеллигентный...,- перечисляла Танюшка достоинства предмета своего обожания.
- Интеллигентный?,- переспросила я.
- Да, мама. Он стихи читал. Даже на гитаре романс исполнил.
- А где он учится или работает?,- спросила я и, видя, что Танюшка замялась, решила, что она просто не подумала спросить его и теперь стесняется признаться в этом мне.- Что же ты молчишь, не догадалась узнать?
- Почему же, догадалась. Он уже не учится, а работает. Кем-то в банке.
- В банке? А сколько же ему лет?
- Лет двадцать шесть. Точно не знаю.
- Но тебе только семнадцать! Не считаешь ли ты, что он для тебя староват.
- Придумала. Лишь бы мне неприятное сказать. Дедушка был старше бабушки на восемь лет, а тёти Неллин муж - на шесть.
- Пойми ты, когда женщине двадцать два, а мужчине двадцать восемь, то это не страшно. А когда им за тридцать, то и, вообще, разница не чувствуется. Но, когда тебе семнадцать, а ему под тридцать! Это уже взрослые игры. Не для тебя.
Танюша начала раздражаться и выходить из себя.
- Развела арифметику. Когда двадцать, когда тридцать. Сама в восемнадцать влюбилась и замуж выскочила. А я, по крайней мере, пока замуж не выхожу.
Мне нечего было ей ответить. Я прекрасно помнила то своё чувство, когда казалось, что стоит моему любимому уйти, как тут же солнце рухнет за горизонт и наступит вечная ночь.
- Танюша, родненький, я так боялась этого. Ведь мы скоро должны уехать. Что же теперь будет?
- Ой, я и сама не знаю. Только пока рано что-то загадывать. Я-то влюбилась, а вот он - ещё неизвестно.
Танюшка бегала на свидания каждый день. Приходила домой поздно. Через неделю она сообщила:
- Мы с Виталиком решили пожениться.
Меня шатнуло, и я стала оседать. Увидев это, Таня бросилась ко мне, помогая сесть на стул, а не мимо.
- Мама, ну что ты в самом деле так нервничаешь. Он сегодня придёт просить моей руки. Ты познакомишься с ним и поймёшь, что лучшего мужа для своей дочери не найдёшь.
- Может быть. Но нельзя ли чуть попозже?
- Ты как в анекдоте - маленькие, но по три и сегодня, а большие по пять, но завтра. Или что-то в этом роде. Или хороший муж, но сегодня, или плохой - попозже. Выбирай.
- А нельзя хорошего и попозже?
- Не торгуйся. Попозже мне никакого не надо. Или этого сейчас, или никогда и никого.
- Но вас не зарегистрируют, а мы должны уехать раньше, чем тебе исполнится восемнадцать.
- Это не твои проблемы. Виталик всё устроит. Но если у него не получится, то я никуда не поеду.
- Танюша, но даже если всё получится с регистрацией, то его или не пропустят с нами, во всяком случае сразу, или, если и пропустят, то как мужа, без прав на пособия, на помощь.
- Он знает об этом и говорит, что никакие пособия ему не нужны - лишь бы туда попасть.
- Подожди-подожди, что ты сказала? Лишь бы туда попасть?
- Опять ты цепляешься к каждому слову. Да-да, лишь бы туда попасть, чтобы со мной не расставаться, он и без пособий согласен. Виталик сказал, что выход всегда найдётся, главное, что мы встретились.
Дверной звонок сверлом пробуравил наш разговор и распорол в одно мгновение время. Танюшка тотчас преобразилась и рванула к двери - Это он!
Виталик и в самом деле оказался живой мечтой любой девушки. Если бы меня спросили, чем он не подходит, то мне нечего было бы ответить. Даже тот факт, что ему было много лет, даже не двадцать шесть, как мне сначала сказала Танюха, а двадцать девять, нельзя было бы выдвинуть в графу недостатков. Виталик выглядел так молодо, что внешне не намного отличался от Танюшкиных сверстников. Его невысокий рост, худощавость и даже мальчишеская угловатость делали его похожим на юнца, едва перешагнувшего границу полового созревания. В то же время, он был строен и в меру накачан, что придавало ему мужественность. Он был воплощением аккуратности - начиная от стрижки, уложенной волосок к волоску, словно только от парикмахера, и заканчивая новыми ботинками, то ли начищенными до состояния новизны, то ли действительно только что купленными и одетыми у дверей нашей квартиры. Он весь лоснился и блестел. В руках Виталик держал торт и букет цветов.
Сначала он почти ничего не говорил, как бы присматриваясь ко мне своими наивными голубыми глазами. Однако, довольно таки- быстро он подобрал ключ, моментально поняв, о чем и как нужно разговаривать со мной.
Виталик был любезен и заботлив. Ни разу он не пропустил возможности как-то услужить - подставить стул, подать стакан,
пододвинуть сахарницу. Он делал это автоматически, непринуждённо, продолжая вести беседу, что говорило о его прекрасном воспитании. Кроме всех его достоинств, он имел высшее образование и работал в банке, зарабатывая неплохие деньги.
Единственный мой вопрос:"Был ли он женат?", казалось, смутил его, но рассказ, последовавший за этим, должен был вызвать новый приступ симпатии к Виталику. Он замолчал, опустив глаза. На его щеках проступили даже красные пятна. Рука сжала ложку, готовясь разломить её пополам.
- Да, я был женат, - выдавил он из себя.- Это была ошибка. Она вскружила мне голову, считая меня удачной партией. Я поверил в чистоту её чувств и женился. Но вскоре застал её с моим шефом. Однако ужасный стресс я пережил тогда, когда узнал, что она была его любовницей ещё задолго до нашего брака. И не только его.
Виталик говорил тихо, как бы заставляя себя произносить слова. Казалось, ему трудно говорить на эту тему и он вот-вот расплачется.
- Не надо, Виталик,- сжалилась над ним Танюшка, и стала гладить его по руке.
- Ничего, малыш, - бодрясь ответил Виталик, - мама вправе задавать такие вопросы, и лучше я сразу расскажу ей всё, нежели она потом узнает об этом от кого-то в извращенном виде.
Он не сказал ничего дурного, но я почувствовала себя виноватой, нетактичной, злобно выворачивающей изнанку чужой жизни, до которой мне не должно быть дела.
Виталик с гордостью рассказывал о своих успехах в школе, об учебе в интституте, о его поездках в студенческие лагеря, где он научился собирать картошку и петь песни под гитару.
Портрет, который складывался с каждой минутой, выявлял нам героя, чьё благородство и добропорядочность делали его чуть ли не святым. Таким женихом можно было гордиться. Не знаю почему, но я возненавидела его с первого взгляда.
Он был сладок до приторности, слащав до тошноты. Даже имя его - Виталик - перекатывалось чем-то противно сальным у меня во рту.
Когда мы перешли к деловой части разговора, Виталик сильно переменился. Мне казалось, ещё чуть-чуть - и он достанет кожаную папку и начнёт вести протокол собрания. Практически это и было собрание, только вместо папки он вынул блокнот и ручку и стал тщательно записывать по пунктам всё, что нам требовалось сделать, перечислил списки документов для брака, для выезда.
- А Вы, Виталик, случайно не были секретарём комсомольской организации?,- вдруг спросила я у него, едва не рассмеявшись.
Мой вопрос был столь неожиданен и неуместен, что он, вопросительно взглянув на меня, явно растерялся, не зная что ответить.
- Мама шутит. Давай пиши дальше,- скомандовала Танюшка и он, уже расслабившись, криво улыбнулся и тут же снова погрузился в начатую работу.
На все мои вопросы у него был один ответ:"Это мои проблемы" или "Это мы решим" или "У Вас не должна об этом болеть голова".
- Хорошо, Виталик, Вы я вижу, можете решить все проблемы, и у меня с Вами никогда не будет болеть голова. Это всё чудненько. Но есть всё-таки одна небольшая закавыка - Танюшке никто не разрешит регистрироваться ещё с полгода. А у нас нет этого времени.
- Вы правы, мама. Времени нет, но выход есть всегда. Было бы желание,- хитро улыбнулся Виталик, явно уже зная этот самый выход.
- Ну всё-таки, а если не получится,- домогалась я.
- Не получится, значит останемся! - занервничала Танюшка. Ей явно хотелось поскорее закончить неинтересный разговор и уже на правах официальной невесты уединиться с женихом.
- Что значит останемся?,- выкрикнул вдруг Виталик, но тут же, спохватившись, спокойно продолжил,- мы не можем разрушать мамины планы. Она уволилась, всё почти распродала, да и сёстры не дождутся её. Нам с тобой везде хорошо, но мы должны думать и о маме. Она ведь одна не уедет. Так же? - и вдруг совершенно
другим тоном, подмигнув Танюшке, добавил,- Не волнуйтесь, господа присяжные заседатели. Лёд тронулся. Процесс пошел, осталось его только углубить.
Я не поняла этого набора шуток, но Танюшка хохотала, будто её щекотали.
- Пойдём же, Виталик, а то и на последний сеанс опоздаем,- сказала она, перестав смеяться.
Когда они ушли, я почувствовала какой-то непонятный мне страх. Этот Виталик как образ на иконе, но он мне противен. Почему? Он не тот, за кого себя выдаёт. Таких хороший людей, каким он себя нарисовал, не бывает. Святой какой-то, но только не светится.
- А может, я придираюсь? Может, обжегшись на молоке, теперь дую на воду. Во всех мужиках врагов вижу. Себе не нашла, теперь дочке жизнь сломаю. Ну чего я, в самом деле, к нему привязалась? Ведь и вправду, хороший парень!
Следующие две недели Танюшки дома почти не было. Сначала она приходила домой поздно, потом ещё позже, а однажды позвонила и сказала, что ночевать не придёт.
- Таню-ю-юша! - только и смогла произнести я.
- Ма, ну действительно, что за театр! Через пару недель мы поженимся и будем спать вместе, и никто не удивится этому. Считай, что мы уже женаты.
Я не успела ничего ответить. Паузу, последовавшую в нашем разговоре после этих веских аргументов, Танюша, видимо, расценила как моё немое согласие и, быстро попрощавшись, положила трубку.
Ирка успокаивала меня, как могла.
- Подумаешь, ночует у парня. Пора привыкнуть к мысли, что дочка выросла. Другие с пятнадцати, а то и раньше, неизвестно, где ночуют. Твоя школу закончила, уже взрослая совсем.
- Понятное дело, но...,- пыталась противиться я.
- Этим "но" не будет конца. Ты же мать и тебе всегда будет то рано, то поздно, то парень недостаточно хорош.
- Ира, да понимаю я всё. Только и ты пойми. Сейчас особый случай. Нам уезжать, а тут... Если б не отьезд, они могли бы не спешить, повстречаться подольше, разобраться в своих чувствах. А теперь приходится жениться в спешке, чтобы успеть до отьезда всё оформить.
- Вот это мне тоже не нравится,- наконец согласилась со мной Ирина.
- Если честно, то у меня вообще какое-то нехорошее чувство. Слишком мягко стелит парень. Такой чудный, что хоть в угол вешай и молись на него.
- А ты считаешь, что вокруг только подлецы и негодяи?
- Ну, не перегибай. Я так не считаю. Но, всё же, что-то тут не так.
Как-то, вернувшись домой, я услышала телефонный разговор.
- Виталичек, солнышко, по-моему, у нас получилось. Меня сегодня так мутит целый день. Очень похоже.
Через небольшую паузу Танюшка продолжила.
- Да уж, мы так старались, особенно ты. Ты рад?
Виталик, видимо, что-то ответил, и я снова услышала голос дочери.
- Нет, я понимаю, что ты рад, что мы сможем пожениться и уехать. Я имела в виду рад ли ты, что у нас будет ребёнок?
За время этого разговора я успела снять туфли, скинуть с себя кофту и зайти на кухню, чтобы распаковать купленные мной продукты. О чем они говорили дальше, мне не было слышно. Собственно, дальше было неинтересно. Я села, забыв о продуктах, и задумалась.
- Вот, оказывается, что имел в виду Виталик, когда говорил, что выход есть и он решит проблему регистрации с несовершеннолетней Татьяной Вагнер. Он решил эту проблему - он сделал её беременной.
Мне стало страшно до боли в сердце. Всю правую сторону стянуло будто каким-то мощным магнитом. Сердце отбивало почему-то свой такт в ладошке, пошевелить которой я была не в силах.
- Оказывается, теперь Танюшка должна не только поспешно выйти замуж, но и так же скоропалительно по заказу забеременеть. Неужели это так обязательно?
Почему мой ребёнок, перед которым только открылись двери жизни, должен ввергать себя в бездну поступков, необходимость которых столь сомнительна?
Сколько сил нам понадобилось, чтобы воспитать её такой нежной, открытой, непосредственной? Неужели ради того была отдана моя жизнь, чтобы она в семнадцать лет вышла замуж и родила от человека, которого знает две недели?
Нам казалось, что там, в Германии, только и начнётся наша настоящая жизнь. Теперь всё рушилось. В Германии нас ждали мои сёстры, их дети готовили весёлый приём для последней младшенькой сестрички, обещая такие вечеринки, о которых она и не мечтала. Они даже ещё не знают, что вечеринки больше не нужны. Сестра приедет с мужем и ребёнком.
Ещё через две недели Танюшка сказала:
- Мама, не волнуйся, пожалуйста. Всё хорошо. Всё идёт по плану. Я сегодня была у врача и получила справку о беременности. Завтра мы отнесём её в ЗАГС и через пару дней зарегистрируемся.
- Что идёт по плану? У вас любовь или плановое хозяйство?
- У нас, мама, любовь. Но в данной ситуации нам приходится планировать. Виталик, слава богу, такой умница. Он всё может предугадать, заранее знает все ходы и выходы. Если бы не он, я и не знаю, чем бы это кончилось. Он говорит, что если делать всё продуманно, то можно избежать больших выплат в виде взяток, сэкономить деньги. У него есть чем платить, но он решил, что лучше забеременеть и по закону получить разрешение на брак, чем вывалить кучу денег за незаконную регистрацию.
- Твой Виталик действительно молоток.
- Что ты имеешь в виду? - немного удивилась Танюшка.
- Да молоток он, понимаешь. Забивает гвозди по самые головки с одного удара. Таких поискать. И откуда он взялся?
Вечером пришла Ирина.
- Ну что, Танюха опять у своего?
- Ой, Ирина. Ты не представляешь, что тут у нас творится. Этот Виталик две недели Таньку в койке продержал, потому что сделать её беременной для него оказалось выгодней, чем дать взятку за досрочную регистрацию брака.
- Ты с ума сошла.
- Мне порой самой так кажется. Помнишь тот день, когда выпускной был? Мне казалось, что всё здесь закончено. Только подождать немного, и начнётся новая жизнь. Но нас так просто отсюда не отпустили. Судьба подбросила этого Виталика и....,- я говорила сама с собой, забыв об Ирке.
Чувство страха, нахлынувшее на меня в вечер выпускного бала, тогда ещё в виде предчувствия, холодка в животе, теперь поглотило меня всю и держало в оцепенении, мешая не только двигаться, но и говорить, и соображать даже.
- Вы будете отмечать свадьбу? Чем я могу помочь тебе? Может закупиться или готовить, ты только скажи,- задавала мне вопросы Ирка, чтобы вывести из задумчивости.
- Свадьбы не будет,- тихо откликнулась я.
- Как это? Ведь Танюшка всё же первый раз замуж выходит. Ей бы платье белое, фату купить. Почему же не отметить? Раз уж вышло так быстро и неожиданно, так что траур одевать? Они же любят друг друга, - возмущалась Ирка.
- Виталик сказал, что делать свадьбу нет смысла. Теперь, когда столько проблем, нужно их преодолеть, решить всё, а потом уж отмечать. Пока неизвестно, чем всё кончится, он не собирается как попугай по команде "Горько" вскакивать за поцелуями и радость изображать. Вот уладим всё, устроимся в Германии, там и погуляем. Там теперь наша жизнь, наши друзья и родственники. А на здешних нечего и деньги тратить. Уедем и забудем через пару лет. Будем на свадебные фотографии смотреть и вспоминать, кто есть кто.
- Ну и типчик этот ваш Вит-т-таличек.
Моя Ирка была русской, но муж её, Павел Кляйн, имел немецкую национальность в паспорте, и они подали документы на выезд вместе со мной. Получилось так, что выехали они чуть раньше. Когда мы собрались отметить их отьезд, её сын, Толик, подсел ко мне и сказал:
- Мы уедем скоро.
- Да, Толик, совсем скоро уже. Счастья вам там. Мы, правда, следом едем. Увидимся.
- Конечно, увидимся,- он явно мялся. Я понимала, что подсел он ко мне не ради этого сентиментального прощания.
- Толик, у тебя есть проблемы. Говори,- подбодрила я его.
- У меня всё в порядке. Проблемы, по-моему, у вас.
Я удивленно посмотрела на него.
- Понимаете, это всё так неприятно. Но, может быть, и не совсем так...
- Господи, так - не так. Скажешь ты, в конце концов, что случилось, или нет?
- Ну, короче, мы сидели на днях во дворе с пацанами, курили там, песни пели. С нами Краснопалов был из Танькиного класса. Мы поддали немного, ну за мой отьезд, понятно... И Краснопалов сказал, что он скоро к нам в гости заявится. В Германию. Понимаете?
- Пока нет. При чем тут Краснопалов?,- спросила я, хотя уже успела связать этого чертово Краснопалова с Виталиком и с той неприятной новостью, что мне собирался сказать Толик.
- Ну, он сказал, что был в какой-то компании, где познакомился с Виталиком. Тот заявил, что заплатит тому, кто его познакомит с бабой, у которой отьезд в Германию на мази. Краснопалов сказал, что у него в классе есть три немки и все вот-вот отчалят. Сначала все стали ржать - ты бы ещё невест из детского сада предложил. Но Виталик сказал, что это ему подходит, так
как, чем моложе девка, тем дурней, с ними легче будет работать. Такую в ЗАГС повести, что плюнуть.
У меня похолодело всё, и показалось, что отнялись ноги.
- Хватит, Толик, страсти рассказывать. А ты, дура, уши развесила,- услышала я Ирку.- Слышала я эти россказни. Это всё, подруга, на десять делить надо. Этот Краснопалов вообще выродок, а если поддавши говорил, то так приукрасил, что не узнать. Может, и вправду, Виталик спрашивал, не знает ли кто немку. Чего здесь удивительного. Таких сейчас много. Но чтоб он деньги за это дал, чушь какая-то.
- Но, Ира, значит, он всё-таки специально познакомился с Танюшкой, чтобы выехать?
- Не преувеличивай. Да, он хотел найти невесту-немку. Но он мог уже сто раз жениться на ком-то. Он искал девушку, которую полюбит. И хватит об этом. Они уже зарегистрировались, она беременная. Не сегодня-завтра будут документы на выезд, а вы тут сплетни разводите.
- Как знаете, но Краснопалов уверял, что такие денежки на этом сделал, что приедет...
- Хватит,- оборвала его Ирка,- не ожидала я, что ты сплетником вырастишь, прямо баба какая-то, а не парень. Иди к своим дружкам, а нас оставь, пожалуйста, в покое.
Толик обиженно посмотрел на мать, хотел было ещё что-то сказать, но тут его кто-то громко позвал и он, махнув рукой, быстро ушёл.
- Ира, нет дыма без огня.
- Это ты по теме "Русские пословицы и поговорки", третий класс вторая четверть? У тебя на всё есть присказка, да не всё в жизни, как в твоих пословицах.
- Народная мудрость...,- начала было я, но Ира прервала,
- Мудрость-то народная, а жизнь твоя личная. Не везде одно к другому прилепить можно. Ещё уметь надо к месту подобрать. Через неделю-другую ехать вам, а ты теперь будешь голову ломать, где правда, а где вымысел. Но ничего уже не изменить. Говорю тебе - думай меньше. Всё утрясётся.
Ирка уехала. Я осталась совсем одна со своими мыслями. Дом тихонько пустел. Виталик суетился, как юла. Он так вертелся вокруг своей оси, что чуть наизнанку не выворачивался. Глаза его блестели - то ли от радости приобретённой любви и ожидания малыша, то ли от предстоящего переезда в столь желанную ему Германию. Виталик соглашался со всем и всеми. Это Танюшка расценивала признаком необыкновенной любви и преданности. Её он носил на руках, боялся, чтобы с ней ничего не случилось, ни на минуту не выпускал из поля зрения. Поговорить с ним мне никак не удавалось. Иногда казалось, что эта беседа действительно ни к чему не приведёт, что слишком поздно. Я не признавалась даже себе, что боялась этого разговора, отгоняла мысли о нём от себя, прятала страусом голову в песок неизвестности.
В Германии нас поселили во временное жильё. Танюшку мучил такой же токсикоз, что и меня когда-то. Она почти всё время лежала. По утрам Виталик уходил куда-то и возвращался только к ночи.
- Витасик, мне так плохо без тебя,- тихо говорила Танюшка, когда Виталик появлялся в квартире.
- Тебе плохо не без меня, а вообще. В твоём положении это нормальное дело. Так ведь, мама?,- говорил он совершенно безразличным голосом, призывая меня засвидетельствовать его правоту.
- Да, конечно, это так, но,- хотела было сказать я, что это, конечно, правда, но только ей действительно полегче было бы, если бы муж рядом был. Но Виталик не давал произнести вторую половину моего высказывания. Ему не хотелось слышать что же последует за этим "но".
- Давайте покушаем, в конце концов. Каждый день одно и тоже. Только я на порог, начинаются упрёки. Ты что же, хочешь, чтобы я вообще не приходил домой?
Тут я замирала и старалась выйти из комнаты, превратиться в тень, пыль, воздух, но только не видеть несчастных Танюшкиных глаз, с ужасом смотрящих на Виталика.
- Не буду больше, прости, Витасичек. Сейчас покушаем.
Ещё через некоторое время, Виталик заявил:
- Танюша, я завтра уезжаю. Не на долго. Буду искать работу.
- Почему? - услышала я вдруг чужой хриплый голос дочери.
- Что ты дурочку из себя строишь,- зло ответил Виталик,- что значит - почему? Почему работу искать буду? Или почему не на долго? Что почему?
- Не бросай меня, Виталик,- тихо ответила ему Танюша.
- Прекрати истерику,- раздраженно сказал он,- Ты должна понять, что я еду по делам, а не гулять. Ребята обещали помочь с устройством на работу. Я не привык дома сидеть без дела.
Умом я понимала, что он прав, но сердце разрывалось от жалости к дочери.
Мне хотелось закричать, затопать ногами на него, на этого холодного и безразличного к мучениям моего ребёнка мужчину. Но вслух я сказала:
- Танюша, не волнуйся, я же с тобой. Виталик сказал тебе, что уедет не надолго.
Мне самой были противны эти слова, я давилась ими, понимая бессмысленность моих тщедушных попыток успокоить Танюшку. Я понимала, как смешно предложение о замене Виталика мной. К чему я ей? Ей нужен он. Мне казалось, что она не слышит и не видит меня. Вся она устремилась в него, стараясь проникнуть в глубину его души, то ли считая, что поглотив его своей любовью, сможет повлиять на его решение уехать, то ли просто хотела растворившись в нём, исчезнуть, уехать вместе с ним.
Виталик уехал на следующий день. Вскочив ещё до того, как прозвенел будильник, он схватил сумку, приготовленную вечером,
выкрикнул на ходу:"Пока!" и выскочил, будто боясь, что его остановят, задержат, о чём-то спросят.
Танюшка даже не встала с постели, хотя было похоже, что не спала уже давно. Она просто лежала, прикрыв воспалённые глаза, и плакала. Плакала тихо, беззвучно, не шевелясь. Вдруг, издав протяжный стон, она зарыдала громко во весь голос. Её рыдания прерывались выкриками -"Почему?"
Она била кулачками по подушке и снова повторяла свой вопрос -"Почему?" Она не могла понять своим ещё полудетским умом, что происходит.
Почему ещё совсем недавно любовь Виталика была столь безграничной?
Почему он был ласков и внимателен до смешного, а теперь так грубо повёл себя с ней?
Почему он обязательно должен уехать? Почему именно сейчас, когда ей так плохо?
Почему? Почему? И не было конца этим "почему". И никто не смог бы ей обьяснить, ответить на эти её "почему".
Танюша проводила почти всё время в постели. Она чувствовала себя плохо, да и желания вставать и что-то делать у неё не было. Иногда она брала книгу, но я заметила, что страницы не перелистываются. Единственное, на что она реагировала, были телефонные звонки. Первое время он звонил раз в два-три дня, но потом звонки стали всё реже, а разговоры короче. Когда Танюшка спрашивала его, не собирается ли он приехать, Виталик сразу же начинал нервничать и повышать голос.
- Опять ты за своё. Когда смогу, тогда и приеду. Будешь надоедать, вообще не буду звонить,- пугал её Виталик таким строгим наказанием.
Как-то утром к нам ворвалась Неллина дочка. Она недавно получила права и купила старенький "фольксваген", чему была несказанно рада. Всё своё свободное время она занималась развозом родных и знакомых, сама вызываясь оказать услугу, получая удовольствие от своего умения водить машину, да и от самой машины тоже.
- Вставай, Танюха. Хватит валяться. У меня сегодня свободный день, и мы сейчас едем покупать тебе беременные платья.
- Нет, не хочу,- вяло упрямилась Танюшка.
- Никаких "не хочу" я не принимаю и слышать не желаю. Ты уже сколько здесь, а города толком не видела.
- Мне плохо,- сопротивлялась Танюшка.
- Врёшь. Твой токсикоз тебя уже почти не беспокоит. Я знаю. А слабость просто от того, что валяешься целыми днями в постели. Нужно взять себя в руки и заставить встать.
Продолжая уговаривать Танюшку, она уже усадила её и натягивала кофту на негнущиеся руки сестры. Танюшке явно было неохота двигаться, но и сопротивляться не было сил. Неллина дочка буквально взвалила сестру на себя и на ходу выкрикнула:
- Не волнуйтесь, мы надолго. Назад верну прямо в руки.
Заглянув в холодильник, я решила сходить в магазин. Мне не хотелось оставаться одной в квартире. Проходив почти два часа, я вернулась домой. Недалеко от нашего подьезда я увидела красный "форд". Почему-то мне бросилась в глаза женщина, сидящая за рулём. Она курила и явно нервничала. Пройдя мимо, я тут же забыла о ней.
Выйдя из лифта, я почувствовала резкий запах табачного дыма.
- Черт, кто это накурил так, неужели нельзя было выйти на улицу,а там уж курить? Скоро вернётся Танюшка, а у неё такой позыв на табак, что снова может стошнить,- рассуждала я, направляясь к огромному окну расположенному на лестничной клетке, прямо напротив лифта.
Оконная рама была величиной с дверной проём, только чуть-чуть не достигала пола. Я широко распахнула её, решив проветрить подьезд, и снова мельком мой глаз выхватил красное пятно"Форда" и руку женщины, выставленную в окошко машины и стряхивающую пепел с сигареты. К окну был приделан какой-то шпингалет, закрепив который я зафиксировала окно, чтобы оно не могло закрыться от ветра.
- Как же у них всё предусмотренно,- подумала я и направилась к своей двери.
На лестничном пролёте, ведущем вверх, сидел Виталик. Он сидел, как видно, давно, так как рядом с ним лежала газета, на которой горкой возвышались сигаретные окурки.
- Так это ты тут насмрадил?,- спросила я его, открывая дверь,- Чего не предупредил, что приедешь? Мы бы тебя ждали. Танюшка расстроится, что ушла.
Мы зашли в квартиру, и тут я заметила, что Виталик держит в руках огромную спортивную сумку. Он, ничего так и не сказав, начал складывать свои вещи в неё.
- Ты что, собираешься совсем уехать?- спросила я его.
- Да. Я уезжаю, и хорошо, что Танюшки нет. Мне надоели эти сцены и истерики. Я устал от этого. Разбирайтесь с ней сами. Мне своих проблем хватает, чтобы ещё её утешать, сопли размазывать.
- Виталик, что ты говоришь? Что случилось? Ты можешь обьяснить мне? Что я должна сказать дочке?
- А мне плевать, что Вы ей скажете. Скажите, уехал Виталик, на всегда уехал. Или лучше скажите, что я умер. Умер от тоски по ней,- насмехался он зло, продолжая метаться по комнате, сгребая с полок свои майки и трусы, тщательно наглаженные и аккуратно сложенные Танюшкиными руками.
Я увидела как небрежно бросил он эти вещи прямо на поставленные на дно грязные кроссовки и вспомнила как, борясь с тошнотой и головокружением, гладила Танюшка его бельё, расправляла каждую
складочку, приговаривая, что Виталик такой аккуратный и ему будет неприятно, если она выполнит эту работу плохо.
- Остановись! - вдруг закричала я на него и крик мой был таким громким, шел откуда-то из глубины, и мне почудилось, что этот животный рёв разорвёт сейчас мою гортань и даже сердце: - Прекрати сейчас же! Обьясни мне, что происходит!
- Ты хочешь знать, что происходит? - сощурив свои нежно-голубые ангельские глазки, которые стали грязно колючими, переспросил он, вдруг перейдя со мной на "ты".- Тебе же сказала эта падла, Крысоловов, что я заплатил ему за знакомство с твоей Танюшкой деньги. Что же ты не поверила ему тогда?
- Что ты говоришь?,- спросила я уже совсем тихо, почти шепотом,- ты же женат, и у тебя скоро будет ребёнок, как можно...
- Да, я женат,- прервал он меня,- но не на твоей дочке женат. И ребёнок у меня уже есть. Я люблю, нет, обожаю свою жену и сына. Но что нам, прикажешь, было делать, если мы все русские и попасть сюда никак не могли? Мы сделали развод, фиктивный развод, слышишь, фиктивный,- повторил он последнее слово, чётко проговаривая каждый слог,- и сделали фиктивный брак моей жене. Один олух согласился вывезти мою жену и сына. А на второй брак, для меня, денег уже не хватало. Вот я и начал искать себе невесту.
- Но ты же женился на Танюшке не фиктивно!,- выкрикнула я.
- Не фиктивно, а полуфиктивно. За фиктивно, мамаша, денег много берут. А за полуфиктивно можно бесплатно. Полуфиктивно - это значит одна сторона знает, что под венец на время идёт, а другая - нет.
- Как же это жестоко! Тебе не жаль Танюшку? Она ведь ещё совсем ребёнок!
- Не жаль,- отрезал он, не задумываясь,- А меня кто-нибудь пожалел? Или мою жену и сына. Он тоже ребёнок.
- Господи, но почему ты мою Танюшку выбрал?,- спросила я в отчаянии, понимая бесполезность каких бы то ни было выяснений. Меня нтересовало только одно - неужели, судьба сыграла со мной злую шутку и выбор жертвы трагически, но случайно, пал на мою дочь?
- Почему Танюшку? Потому, что дура она наивная у тебя выросла. Ты бы меньше ей Достоевского на ночь читала, да Чеховскую барышню из неё воспитывала! Лучше бы она на танцы бегала, да жизнь пораньше узнала бы не из книжек, а в натуральном виде. Тогда смогла бы распознать где любовь, а где фальшивка.