|
|
||
простенькая |
ОНАПОЛОН
Пьеса в 9 сценах
Стихи Уистана Хью Одена в чужом переводе
Действующие лица
Она
Поль
Он
Младенец в люльке
Каждая сцена начинается застывшей пантомимой. Она, Поль, Он в свете юпитеров. В разных причудливых позах, в разных одеждах. Одежда может меняться - женская на мужскую и наоборот. Дальше в этой одежде сцена и играется. Не нужно только прозодежды. Действие пьесы никуда не движется и никуда не разворачивается. Оно, то есть действие, стоит на месте, как застывшая вода. Монологи и диалоги могут меняться местами и исполнителями. Никакой путаницы это не добавит. Женское и мужское и так в достаточной степени перепутано. Так же как и отношение людей друг к другу.
Сцена 1
Среди ночи в комнате после пирушки. Он - с трудом припоминающий. Она - в здравом рассудке. Два дивана, составленные спинками друг к другу посредине. Он приподымается и вдруг за стенкой дивана видит ее.
Он. Ты кто?
Она. Я - женщина.
Он. Как? О, боже. Я вижу. Откуда ты взялась?
Забивается в угол подальше.
Она. Я была у тебя в гостях.
Он. Я тебя не звал. Я тебя не мог звать, потому что ты - женщина.
Она. Да, но я жена твоего друга Поля.
Он. Но это слишком. Платон мне друг... Даже если он мне и друг, это совсем не значит, что я должен спать с его женой.
Она. Никто никому ничего не должен, старый Вы чурбан, тем более, что я этого и не просила.
Он. А если бы по- попросили? И что я, по-Вашему, должен был делать?
Она. Вот то бы и делал. Было бы очень невежливо отказать с Вашей стороны, если Вы джентльмен, и если женщина просит.
Он. Что еще более странно. Скажи мне кто твой друг, и я скажу...
Она. И тем не менее. Женщина ночью абсолютно одна посреди пустынной огромной холодной комнаты. Как это по-Вашему?
Он. Почему одна? А я тогда кто по-Вашему?
Она. Я имею в виду, что здесь больше нет другой женщины.
Он. Как? Здесь была еще одна женщина? Ах! А впрочем, какая разница - одна женщина олицетворяет их всех, и все они олицетворяют одну, плюс-минус, все это в сущности весьма глупо и скучно на худой конец...
Она. Что Вы сказали?
Он. Так. Ничего.
Переползает судорожно в другой угол дивана и поджимает ноги как от мышей.
Она. Да успокойтесь Вы. Никто не собирается к Вам прикасаться.
Он. Подумаешь, какая самостоятельная. Такая самостоятельная не оказывается ночью наедине в одной комнате с совершенно незнакомым мужчиной.
Она. Начать с того, что Вы какой-то уж не совсем мужчина.
Он. Что значит совсем не мужчина? И совсем я не уж. Достаточно того, что я совсем не женщина.
Она. Нет. Недостаточно. Свое мужское право на нас женщин нужно постоянно доказывать. Как в дикой природе, когда кругом много самцов и мало сук. Очень даже не достаточно. Мужчиной мужчину делает отношение к женщине.
Он. Ну да. Короля играет окружение. Сыт по горло. Не хотите ли Вы сказать, что у меня нет к Вам абсолютно никакого отношения?
Она. К сожалению есть. Но почему-то прямо противоположное. Я этого не заслуживаю.
Он. Кем положенное?
Она. Я проголодалась, наконец, и хочу кофе. Вы, кажется, относите себя к отряду сюрреалистов. Так давайте - вперед - как говорится - сюрреалистом можешь ты не быть, но джентльменом быть обязан.
Он. Ну вот. Так всегда. Начинают с либеральничанья, а кончают полнейшей диктатурой. Вот за это я и не люблю вашего брата.
Она. Не валяйте дурака. У меня нет никакого брата. Я родилась в России.
Он. Это заметно. А жить где теперь будете?
Она. А жить буду у тебя.
Он. Как у меня? Со мной? Но я этого не хочу.
Она. Можно и не с тобой. Если ты так на этом настаиваешь. Но мне здесь нравится. Не позволишь же ты уйти человеку оттуда, где ему нравится. У вас это не принято, не так ли, у сюрреалистов новой волны?
Он. Опять этот чертов Поль. И почему полволны? Ну что же мне прикажете теперь делать? Но почему Вы не хотите жить со мной?
Она. Сварите мне кофе и можете ложиться досматривать свои мужские эротические сны. Если вы ими так дорожите.
Он. Я ими дорожу, но не до такой же степени. А Вы что, Вы хотите сказать, что не видите эротических снов? Когда враг у ворот? Совсем не дорожу. Но это единственное, что мне осталось в жизни. Во всяком случае.
Она. Почему на видим, еще как видим. Только с другой стороны. Вы же знаете, что у каждой медали есть оборотная сторона? А вы уверены, что будет другая жизнь?
Он. С какой другой стороны?
Она. Ну до чего же Вы тупой, до чего мужчины бывают иногда тупы? Вы сверху, мы снизу, или наоборот...
Он. Не уверен. Как это - наоборот? Да и не нужно, пожалуй, не нужно. С меня и этой достаточно.
Он приносит ей кофе в постель. Она пьет вприкуску. Он ложится на свой диван досматривать свой сон.
Сцена 2
Наутро приходит Поль. Она в пеньюаре курит пахитоску на балконе. Он спит.
Поль. Дорогая! Представляешь, сегодня утром я просыпаюсь...
Она. И что же?
Поль. Меня постигло высокое удивление.
Она. Как же так, дорогой? Разве тебя не постигло унылое разочарование?
Поль. Но ты же знаешь, разочарование присуще мне от рождения. Это даже не оригинально.
Она. И что же с твоим удивлением?
Поль. Ты не была со мною.
Она. И что же тут удивительного?
Поль. Удивительно то, что рядом был кто-то другой.
Она. И кто он? Позволь узнать.
Поль. Сам не знаю. Он вдруг встал, понюхал меня, приподнял одну бровь, зевнул и ушел. На двух ногах. Но я не уверен...
Она. В чем?
Поль. Что он ушел именно на двух ногах, а не на четырех...
Она. А как же пиджак?
Поль. Какой пиджак? На мне не было никакого пиджака. На нем был колпак, но это все-таки был не Пиноккио.
В это время Он просыпается и выходит к ним в халате и в колпаке.
Поль. Вот-вот. Точно в таком. Как у него.
Она (вполоборота). У кого?
Поль. Ну вот у него.
Хочет показать на колпак Его, но он его уже снял и засунул в карман халата.
Он. Поль, дружище, как я рад тебя видеть. Представляешь, просыпаюсь я сегодня ночью, а рядом лежит знаешь кто? Никогда не догадаешься. Твоя жена. Нет. Ты представь. Я и твоя жена.
Поль. У меня голова идет кругом. Что бы все это значило?
Он. Вот и я не пойму. Какой мистический знак? А в каком доме была луна в тот момент? Ты не запомнил? Женщина на соседнем диване. Черт знает что такое. Такое и во сне не приснится, особенно в эротическом.
Поль. С вами не соскучишься.
Лезет к Нему обниматься.
Он. Ну, погоди, погоди. Нельзя так сразу с утра. День замечательный. И работать надо. Ты знаешь, как я стал много работать. Нас утро встречает прохладой, нас ветром встречает река, кудрявая что ж ты не рада...
Поль. Какой ветер, какая река? А кудрявая откуда? А как поживает Пикассо?
Он. Пикассо не импрессионист. И вообще, я скажу, что писать нужно как старые мастера.
Поль. Когда мы с тобой встретимся?
Он. Когда свою жену заберешь.
Поль. Но при чем здесь моя жена. Неужели она тебе не понравилась?
Он. Чем же она могла мне понравиться?
Поль. Но ведь она как никак моя жена.
Он. Какой же ты шалун.
Сцена 3
Сумерки. Он работает в мастерской. Хлопает дверь. Входит Она. Прислоняется к косяку. Поддерживает руками большой живот.
Она. Сейчас рожу.
Он (испуганно отрывается от работы). Что случилось?
Она. Помогите мне, пожалуйста. Я шла, тут ливень вдруг на улице, и схватки начались. И патруль навстречу. Я вспомнила о Вас. Вы не откажете бедной женщине, правда?
Он. А что же мне делать? Вы знаете, я никогда не принимал родов. Вот если Поль? Эй, Поль! Я и вообще не знаю. Может, Вы мне объясните что к чему?
Она. Главное подогреть воду и побольше тряпок.
Ложится на кушетку. Входит Поль. Она, взглянув мельком на Поля, стонет. Они бегают из угла в угол как ошпаренные. Он что-то с грохотом роняет, что-то ищет, выгребает из ящиков ворох белья. Ящики вываливаются из шкафа.
Она. Шелк не надо. Лучше хлопок. Так, теперь встаньте оба вот здесь. Я буду тужиться, а вы держите.
Он. Чего держать?
Поль. Кого держать, его?
Она. Да не его, а меня.
Он. Гляди ка, Поль, уже головка показалась. Ну кто смелый? Ой-ой-ой!
Поль. Держитесь, держитесь, я тоже за спинку кровати подержусь. Я так боюсь, что сейчас умру. Прямо лямур де труа, только наоборот. Или после того как. Как у Шекспира - толико плодовитые усилия любви.
Он. Вот, вот так, поймал. Держи крепче, а то выскользнет. Ух какой волосатый.
Она стонет. Писк ребенка.
Он. Вот есть. Ну вот, ну вот, так, так, теперь перекусить пуповину, и должно было случиться. А Вы говорили - недотепа. Совсем не недотепа, а очень даже дотепа. А у него и зубов нет. И какой-то он весь сморщенный. Как моченое яблоко. Только розовое. Я обязательно его нарисую. И назову картину...
Она. Мой сын.
Он. Да, Ваш сын, так и назову.
Она. Твой сын.
Он (от удивления садится на стул). Как?
Поль. Когда?
Он. Ты хочешь сказать, что у меня это получилось? Да нет, этого просто не может быть. Этого просто не может быть никогда. У меня же никогда ничего не получалось, с самого детства. И тут вдруг получилось. Этого просто не может быть.
Она. Но вот видишь, оказывается очень даже может быть.
Он. А что делать теперь?
Она. А теперь я буду его кормить.
Он. Как волчица Ромула и Рема?
Она. Да. Только у меня всего две груди.
Он. Это и замечательно! Я запечатлю вас в образе Мадонны и младенца.
Она. Зачем же в образе? Разве я не Мадонна?
Он. А я тогда король мира.
Она. Да. Ты настоящий король.
Поль. А кто же тогда я?
Она. Ты мой прекрасный единорог.
Поль. А два рога жалко? Для симметрии.
Он. А ты помнишь - девка голая страшна - живородная мошна.
Поль. Подумаешь, ничего особенного. Не знаю, чего там наши поэты с прозаиками углядели? Не нужно смотреть в ствол автомата, вот вы когда туда лезете, то не смотрите же, а то если бы посмотрели разок, то больше бы уже не полезли.
Сцена 4
Он с порога вполоборота, держась за косяк.
Он. Я ухожу. Я не могу так. Я не могу сосредоточиться. Я постоянно думаю не о том.
Она. А о чем, по-твоему, ты должен думать?
Он. Я должен думать о работе, я должен думать о хлебе насущном, я должен думать о тебе, но о тебе по отношению ко мне, как к хлебу насущному.
Она. Все ясно. Можешь не преувеличивать. Одним словом, ты должен думать о себе.
Он. Можно и так. Потому что моя работа, мой хлеб, моя женщина - это и есть я.
Она. А твой ребенок?
Он. Это не я. А мне хватит. Запаха его писаных пеленок, надышался. Его беспрестанного писка по ночам, наслушался, и измочаленной женщины, которая перестала меня замечать, как-будто я пустое место, как-будто я не мужчина.
Она. Ты все сказал?
Он. Нет. Я еще многое мог бы сказать. Но я не скажу. Потому что я джентльмен, потому что ты - леди. И я не скажу.
Она. Тогда скажу я. Знаешь что? Катись-ка ты отсюда. Подумаешь, "Моя работа. Моя женщина". А обо мне ты подумал? Когда нет сил дотащить свои кости до кровати, чтобы забыться, а с утра все сначала? Видите ли, он нежный, он возвышенный, он гениальный, он самое, самое... Говно ты.
Он. Да, и я не скрываю этого. Я говно и я ухожу. Говно все сказало. Говно больше не будет говорить. В конце концов ты сама так захотела. Я не Чингачгук.
Она. Да, ты не последний из могикан. Ползи. Не застрянь. Ты жалкий и тощий. И никакие бандарлоги не захотят, чтобы ты их лапал.
Сцена 5
Он и Поль на вернисаже.
Он. Давай поженимся.
Поль. Но женятся, как правило, на женщинах, хотя сейчас уже это не актуально.
Он. На женщинах я уже пробовал.
Поль. И как?
Он. Никак.
Поль. Как? Ты серьезно? Ты знаешь, я тоже давно об этом думал. Начинаю думать про нее, а потом - ах, как бы хорошо нам с тобой пожениться и начинаю тебя страшно ревновать к твоей маленькой злой сучке. Так ты мне предлагаешь выйти за тебя замуж?
Он. А что в этом удивительного?
Поль. Как? Ты король сюрреалистов и вдруг решил связать свою жизнь со слабой женщиной, пардон, сильным мужчиной? В самом расцвете сил. Ух. Пойдем гулять по крышам. А помнишь, что ты говорил мне в нашу первую ночь.
Он. Ты спятил. Мы с тобой пили ром, и ничего такого я тебе не говорил. Ну да ладно, кто старое помянет... Постой. Куда ты меня тянешь, ты же опять забыл пристегнуть к штанам вентилятор. Так и полетим с тобою с печки на чердак. Нам с тобой - голубых небес навес...
Поль. Как же я люблю эти твои крепкие испанские поговорки и объятья.
Он. Не будем ссориться.
Поль. Милый мой. Но у нее же есть муж. Что он будет делать, если я ее брошу?
Он. Какая мне разница. Странно. Но ты теперь о себе говоришь. В конце концов она твой муж, а не мой.
Поль. Да, пожалуй. Но я вконец запутался. Если у жены замлемера любовник - садовник, то если землемер становится садовником, то он становится любовником своей жены автоматически, но кто же тогда ее муж? А если должности землемера в королевстве больше нет? Вот в чем вопрос.
Он. Подруга - это полдруга, а вот дружба мужчин... Да. Как это возвышенно и как мудро. Вот так с разбегу и врезаешься в волну на пирсе. Это даже древние греки чувствовали...
Поль. Наплевать мне на твоих древних греков. Вообще, знаешь, забавно мы воспринимаем древних греков. Они же мраморные были. Вот их откапывают и что? Они же все мраморные. Кто хоть когда видел не мраморного древнего грека? Мраморные ели, пили, ходили, делали детей, потом умерли, их мраморных закопали, а потом откопали.
Он. Ты что, совсем спятил? У них были Ахилл и Гектор, которые от страсти даже убили друг друга...
Поль. Ты думаешь, это они в экстазе?
Он. А ты думаешь, что я хуже Орфея? Да если хочешь знать, я во сто раз лучше Орфея.
Поль. Лучше, лучше, но я не твоя Эвридика.
Он. Так в чем же дело? Стань ею? И я пойду за тобой на конец света.
Поль. На конец не надо. На конец - это опасно. Можно свалиться. Лучше в начало. Лучше к ней. Когда все было хорошо и на деревьях росли райские яблочки.
Он. А потом появился Змей. Это ты. Заметь, это Ева первой съела запретный плод, а потом нас с треском выгнали оттуда из-за этой слабонервной истерички.
Поль. Нам всегда приходится брать инициативу в свои руки. До чего же мы, мужчины, порой нерешительны.
Он. Я не могу больше ждать. Я сейчас встану перед тобой на колени и буду целовать твои колени. Да, встану на свои и буду целовать твои.
Сцена 6
Она вяжет в кресле-качалке у камина. Он рисует ее, сидящей спиной к нему на подоконнике. Ее голую спину. Мирно посапывает сын. Он качает колыбель, поет песенку и щекочет сына своими огромными усами.
Пришел Поль.
Он. Куда ты собрался?
Поль. Слушай, в одиннадцать вечера вчера я услышал стук в дверь. В комнату вошла девушка, недурна собой, и просто отказывалась уходить. Настаивала, что останется на ночь. Но я ее выгнал.
Он. Зачем?
Поль. Куда глаза глядят. Нет, они чудесные девушки, все прекрасно. Но они болтают. Наутро они мчатся к телефону и рассказывают о проведенной ночи всем подряд.
Он. А это что такое? В частном банке она хотела замолвить словечко за своего дружка, а когда ее спросили, что он за человек, то высшей степенью доверия к нему она посчитала то, что она с ним спит. Нет, она так и сказала, что я с ним сплю. И посмотрела удивленными широко распахнутыми из-под ресниц глазами вокруг.
Поль. И все-таки в Америке слишком много внимания уделяют деньгам.
Он. Даже богач считает, что каждое утро ему просто необходимо спускаться вниз в контору. Не потому, что это ему нравится, просто он не знает, чем бы ему еще заняться.
Поль. Да. Женщины к женщинам. Деньги к деньгам. Женщины отдельно, а деньги отдельно.
Он. От-дель-но.
Поль. А вот когда они просят изменить направление твоей мысли - это уже проституция. Надо сразу уносить ноги.
Он. Однажды мне пришлось посетить Пентагон. Как из Кафки. Когда я выходил наружу, меня остановил охранник - Эй, вы куда направляетесь? - Наружу. - А вы и так снаружи.
Поль. Мое лучшее стихотворение никогда не будет опубликовано. В нем говорится о светской моднице. Предметы на ее туалетном столике начинают с ней разговаривать. Она кончает жизнь самоубийством. Я показал их одной даме и она их тут же разорвала на маленькие, маленькие кусочки.
Он. But why?
Поль. Она восприняла это стихотворение как оскорбление всему полу.
Он. Но ведь чтобы продвинуться в школе по службе, нужно флиртовать с женой директора, играть с нею в гольф и проигрывать. И вообще, в наше время родители должны учить детей или физике или балету. Тогда дети выйдут в люди. Экономика. Удивительно продажные пошли наши ученые.
Поль. Это так соблазнительно, когда можно иметь деньги не работая.
Она. А мне не хочется. Мне не хочется. Слышишь? Ты! Я ненавижу этот дом, я ненавижу тебя, я ненавижу себя, я всех вас ненавижу! Мне не хочется сюда возвращаться! Даже когда я иду из булочной, я выбираю самую длинную дорогу, чтобы только подальше отсюда, чтобы так пойти, чтобы пройти мимо этого проклятого дома.
Он. Но все дороги ведут в Рим, дорогая.
Поль. Не правда ли, чудный вечер.
Она. Да. Особенно если видеть ужас его изнанки.
Он. Пусть паяц. Пусть клоун. Пусть. Ты напрасно думаешь, что я не отдаю себе отчета. Я сын нотариуса, и я всегда обязан отдавать себе отчет. Сводить баланс Мне ли не знать, что такое нота. Нота ля, нота фа, нота закона, нота человеческого почитания...
Она. Не смеши. Ты ровным счетом ничего не знаешь, и не хочешь знать. Мимо проносятся целые миры. Они взрываются и исчезают, а для тебя как-будто ничего не происходит.
Он. Куда, куда ты собираешься на ночь глядя?
Она. Я ухожу. Навсегда. Ориведерчик. Адью.
Он. Да погоди. Это Поль собрался уйти. Он и так куда-то собрался. Поль. Не ты. Слышишь? Что ты всегда путаешь? Все всегда всё со всем путают. Себя с другими. Их с собой. Мужчин с женами. Жен с женами... Сплошные подмены, замены, измены. Возлежание с нестоянием, вдохновение с отдохновением, талант с извержением, вулкан с поражением. Как-будто сознание постоянно съезжает. Как-будто мы вечно не в себе. Постой. Куда ты?
Сцена 7
Входит Она.
Она. Ты знаешь, я проходила мимо. Как в тот раз, тогда, очень давно.
Он. Знаешь, а Любовник леди Чаттерлей - это все-таки порнография. Есть только один надежный способ проверки на порнографию. Нужно заставить двенадцать здоровых мужчин прочитать книгу, а потом задать им всем лишь один вопрос - У Вас вставал? Вот и все.
Она. Да. Так я и подумала. В шутку. Все было так давно.
Он. Почему в шутку. Разве я когда-нибудь шутил?
Она. Ты клоун. А клоуны всегда шутят. И люди смеются.
Он. А ты знаешь, чему они смеются?
Она. Мне всегда казалось, что я знала, а теперь я забыла. Я не знаю, чему они смеются, и чему вообще можно смеяться в жизни.
Он. Я не знаю. Я сам давным-давно не смеюсь и не понимаю, чему можно смеяться. Мне даже порой кажется, что я забыл зачем нужно жить. Но вот увидел тебя и понял.
Она. Что ты понял, мой мальчик?
Он. Понял, что про это не думают. Про это не нужно думать. Когда не думаешь про это, и хорошо. Даже когда тебе плохо, а ты про это все равно не думаешь и не думаешь, а думаешь совсем-совсем о чем-нибудь другом, и это хорошо. Просто ты живой. Живой и все. Вот можешь громко крикнуть - А! и эхо... А то можешь жить и сопротивлять и тем себя проявлять.
Она. Разве, чтобы проявить, обязательно нужно?
Он. Да, как я. Ты разве забыла, что я Гений. Ты просто забыла, как счастливо мы с тобою жили. Ты посмотри, все стены увешаны твоими портретами.
Она. Я здесь как живая.
Диван в углу сцены. С него встает Поль в пальто.
Поль. А где же мальчик?
Он. А был ли мальчик?
Она. А? Мальчик? Он ушел.
Он. Как ушел?
Она. Ну как. Вырос и ушел. Ты разве не знал, что мальчики вырастают и уходят.
Поль. Да, они вырастают и уходят искать своих девочек. Или мальчиков.
Он. Но это не наше дело.
Поль. Да. Это их дело. Да. А как же наше дело?
Он. Koza Nostra.
Поль. Ой-ой-ой. После двадцати лет романтической связи женщина напоминает руины. После двадцати лет законного брака она напоминает общественное здание.
Он. Абсолютно! И еще я хочу умереть также как я жил - не по средствам.
Она. С тебя станется.
Он. Да не с меня, с сэра Оскара Уайльда.
Она. Какая разница?
Поль. Мужчины слишком мрачные, а вот женский треп слушать иногда приятно. Ужас в том, что они болтают сами не зная о чем. Вот если говорит остроумная женщина. Но всегда кажется, что она остроумна не от хорошей жизни. Что производит болезненное ощущение.
Он. Предполагается, что женщина должна быть спокойнее и милее мужчины. С женщиной не стоит разговаривать на интеллектуальные темы, потому что если женщина вас любит, она заранее будет согласна с вашим мнением и собственное мнение ей ни к чему.
Поль. Да, посплетничать с ними бывает приятно. Некоторые действительно умны, но все-таки они умеют сделать так, чтобы вам стало не по себе. Нет, мне не приходилось подолгу жить с моей тетушкой.
Он. С сиамскими кошками просто беда - они постоянно орут. Я скорее завел бы кота. У них бывает жаркая пора. Когда одному надо обслужить массу дам. Поэтому у них такой жалкий вид.
Она. Не читайте греков, они ужасны.
Поль. Теперь, если, конечно, ты не красавчик, когда к тебе начинают клеиться мужики, за этим всегда кроется что-то другое. Лучше сразу сказать - Нет, спасибо, милый. Я бы рад, но...
Он.. Ну хорошо. Кафка мог писать все, что угодно, но ты-то чувствуешь, что ему нужна женщина на самом деле.
Она. Сексуальная верность в гомосексуальных отношениях важнее, чем в любых других.
Поль. Я думал еще выпить по одной, но мне пора бежать, уже без десяти семь. Надо купить бутылку джина.
Он (подает Полю пальто). Вообще, в зубном кабинете и парикмахерской человек тратит чудовищно много времени и денег. Даже страсть американцев к слабительному имеет оральную манифестацию. Этим они показывают желание избавиться от всякой гадости, принятой преорально.
Она. Не думаю. Чтобы женщине стоило связываться с голубыми. Хорошо, голубые остроумнее, разговорчивее, интереснее, но девушки в их присутствии всегда будут ощущать свою никчемность. Они чувствуют, что их не принимают в игру, и жутко переживают по этому поводу. Нет, не стоит зацикливаться на голубых. В любой другой прослойке полно хороших людей. Найти всегда можно...
Сцена 8
Вдруг он вскакивает, подбегает к залу - вглядывается в позе конькобежца на старте, отставив вверх назад руку.
Он. А вы знаете, если бы Гегель в конце жизни сказал - Ребята, я пошутил - он был бы величайшим человеком!
Со второго дивана, придвинутого к первому спиной, как в первой сцене, вначале подымается ее рука, но потом встает Поль.
Поль. Слушай, а жене-то я не стал звонить. Надо бы позвонить. Первый час ночи.
Сцена 9
Она одна на пустой сцене читает стихи.
Как-то под вечер я вышла из дому,
Толпа меня прочь повлекла,
От одного дома к другому,
Как-будто по морю плыла.
У реки внизу двое сидели,
И я слышала - пели они
Под мостом железнодорожным,
Про любовь - нет конца у любви.
Любить будут, пока не сойдутся
Вместе Африка и Китай,
Пока рыбы хвостами не перевернутся,
Реки вновь не покатятся вдаль.
Любить будут, пока океаны
Пшеницей и рожью не станут цвести,
И звезды на небе в пыли урагана
Застонут и к Солнцу не станут идти.
Но все часы в городе этом
Вдруг стали трезвонить и петь:
Не давай обмануть себя Времени,
Время не будет терпеть.
Как в заветной норе Справедливость
Застыдилась своей наготы,
Так в тени куполов Время кашляет
Всякий раз, как целуешься ты.
Погрузи свои руки под воду,
Опусти их на самое дно,
Загляни же ты в таз, не жалей себя,
Не грусти о том, что не пришло.
Не глядись в зеркала на поверхности,
Не задумывайся повторять:
Жизнь твоя - это благословенье,
Когда сил больше нет повторять.
Был поздний-поздний вечер,
Влюбленных те двое ушли,
Часы опять замолчали,
И воды времен утекли.
Она отходит вглубь сцены, в темноту. Выбегают Он с Полем и начинают раскланиваться, как китайские болванчики.
Финал.