Шли месяцы. "Астраханский сюжет" не только не потерял своей актуальности, но, напротив, становился все более значимым фактором в жизни НКР. Коротко говоря, народу резко и существенно поплохело. Работы, а с ней и доходов, было все меньше, а расходов, напротив, становилось все больше. Объемы внешних заказов резко упали. Импортное сырье и материалы дорожали. Биржи лихорадило, объем инвестиций резко сократился.
Вчерашние друзья стали врагами. За все время существования разрозненного русского мира не случалось ничего даже близко похожего на нынешний кризис. Во время двух последних польских войн и Уралсиб, и Балтийская федерация формально сохраняли в отношении НКР дружественный нейтралитет, а на практике с удовольствием продавали - в том числе и в кредит, и не слишком задирая цены - стратегическое сырье, военные материалы и технику без каких-либо ограничений, не препятствовали своим добровольцам воевать на стороне Киева. Из их числа даже формировались особые русские бригады. А уж в 19-м году против поляков воевали вообще всем миром, не задумываясь о том, кто из какой губернии.
Соответственно все минувшие десятилетия никому в НКР и в голову не приходило укреплять и готовить к обороне восточную границу. Она и существовала-то исключительно как таможенная. Вся военная инфраструктура в волжских городах состояла из долговременных складов, военных училищ, баз для развертывания новых формирований в военное время. Глубокий тыл, боевых частей там просто не было. По традиции, они концентрировались на западной и южной границах, а также в центре страны, откуда их было легко перебросить на угрожаемое направление.
Операционисты киевского Генштаба, получив задание на отработку возможных угроз в новой политической ситуации, выдали в качестве наиболее вероятного страшный сценарий: в случае военного конфликта Уралсиб и Балтийская Федерация с двух направлений наносят удар в район Москвы, разрезая НКР на две части. "Заклятым друзьям" на Западе и Юге при таком развитии событий даже не нужно было вмешиваться в конфликт. Им достаточно было просто нарастить приграничные группировки войск на своей территории, исключив тем самым переброску на московское направление наиболее дееспособных частей НКР. А затем просто подождать краха киевского режима и присоединиться к победителям на этапе дележа пирога.
В новых условиях военная угроза возникала практически со всех направлений. НКР оказывалась в кольце врагов.
Написать-то это операционисты написали, да кто же такое покажет командованию. Разве только самоубийца. Среди генералитета НКР самоубийства конечно случались, но были они, как правило, связаны с делами бытовыми - уж больно скандальная недостача, болезнь или что-то уж совсем личное. На приступы генералы случалось ходили, а на принцип - как-то не очень. Так что сдвинули на лоб фуражки, мрачно почесали в затылках, переглянулись и решили, что анализ Генштаба носит уж слишком узкий профессиональный характер, не учитывает массы политических факторов, и вообще излишне теоретический.
- Какие встречные удары? Чем? У них ведь тоже на этом направлении никаких серьезных сил нет. Тут им с каждой стороны по мехкорпусу надо привлекать только чтобы соединиться, а еще и внешний рубеж к югу от Москвы создавать надо, чтобы встретить наш возможный контрудар! - возмущался один из генералов. В целом он был прав. Но только отчасти. Казалось бы, парадокс, но такое случается.
Сложность ситуации состояла в том, что надо было одновременно и серьезно напугать политические власти, что бы не скупясь мошну развязали, и не перегнуть палку с масштабом угрозы
Поэтому анализ несколько смягчили, стрелки возможных наступлений нарисовали пунктиром - это всегда не так страшно выглядит, оговорились, что такое возможно лишь в отдаленной перспективе, и в таком виде направили Верховному. Враг, мол, опасен, но и мы не дремлем. Надо наращивать военные приготовления. Ход был более, чем удачен.
В Киеве уж как-то слишком увлеклись военной стороной дела. Там это дело вообще любили. Верховный хотя никогда и не служил в армии, но в форме в подходящих обстоятельствах щегольнуть любил, и вообще считал себя большим знатоком военного дела. На своих коллег из Омска и Питера он даже поглядывал свысока: штафирки, мол, и армии у них в загоне, и к внешней стороне дела равнодушны. То ли мы! У нас и у гетмана-медикуса в шкафу военная форма висит.
Формально сопоставление военных потенциалов действительно грело душу. Вооруженные силы Балтийской федерации были вообще очень ограничены, там развивались в основном флот и авиация. Сибирякам приходилось содержать серьезные сухопутные силы на беспокойных южных границах, но это преимущественно были высокомобильные бронекавалерийские части, не имевшие в своем составе дальнобойной артиллерии и тяжелых бронеходов для прорыва укрепленных районов. Кавалерии как таковой там, конечно, и близко не было, но название, пришедшее в 20-е годы прошлого века из-за океана, понравилось и прижилось. На степных и пустынных просторах боевые бронеавтомобили, транспортеры пехоты, четырехколесные мотоциклы - самое то, но против тяжелых и средних бронеходов харьковской выделки эта современная бронекавалерия явно не тянула. Так что Верховный полагал, что особенно пугаться не следует. По его приказу предпринимались срочные меры по формированию нескольких новых боеспособных частей в Поволжье. Считалось, что сибиряки испугаются и воздержатся от открытых враждебных действий.
Впрочем, ни канцлер, ни омский премьер устраивать в самом сердце русской равнины большую войну и не думали. Не говоря уже о том, что внутреннее устройство возглавляемых ими стран практически не позволило бы им самостоятельно вступить на путь сомнительных военных авантюр, у обоих присутствовала историческая память и понимание, что авторы новой гражданской войны в России навечно войдут в ее историю в раздел главных злодеев. Но и спускать киевлянам они тоже не собирались. Наиболее подходящими в Омске и Питере рассматривали именно невоенные методы ответа Киеву: экономические санкции, пропаганду, поддержку оппозиции режиму. Таким образом, обе стороны готовились к столкновению, но собирались использовать при этом совершенно различные методы борьбы.
Люди в военных мундирах теперь прочно обосновались в канцелярии Верховного гетмана. Совещания следовали одно за другим и касались вопросов боевого применения войск, их передислокации и снабжения, призыва новых контингентов запасных и формирования частей второй очереди, заказа вооружений и боеприпасов. Как обычно и бывает, не хватало всего. Резервы изыскивали, по традиции, в мирных секторах экономики.
Генералы и полковники с крайне озабоченными лицами не могли скрыть распиравшего изнутри счастья - настал их миг! Конструкторы вооружений и заводчики, казалось, были готовы достать механического черта с неба и обеспечить его массовое воспроизводство на нужды армии. При условии своевременной оплаты, конечно. А уж о таких мелочах как оружие, боеприпасы, вещевка и провиант даже и говорить не стоило. Сделаем сколько угодно! Только плати.
С этим было похуже. Денег, как и любому государству, НКР не хватало всегда. А если незапланированные доходы вдруг и появлялись, то удивительным образом таяли мгновенно и бесследно. Но нынешние военные мероприятия были, как говорится, из ряда вон. И, главное, обстановка пока явно не позволяла прибегнуть к традиционным экстраординарным методам получения средств на военные цели: займам на нужды обороны, введению чрезвычайных налогов, экспроприации. На НКР в общем-то никто пока не нападал и даже признаков скорого военного нападения со стороны соседей не было. Хотя информационная война велась уже вовсю. Но из-за информационной войны открыто залезать в карман согражданам - это уже слишком.
Как и принято в подобных ситуациях ответственным за оплату военных расходов был назначен финансовый гетман. Ему так и было сказано: делай что хочешь, но средства достань!
Финансовый гетман занимал свой пост уже не один год и дело знал туго. В запасе у него постоянно было десятка два способов обеспечения незапланированных расходов по приказу Верховного. Кому-то задержали бюджетные ассигнования и выплаты, оплату каких-то обязательств отложили вопреки прежним договоренностям, где-то прямо залезли в карман частным промышленникам и банкирам, наконец, подъели резервы, но все это проблемы не решало. Приближался тот момент, когда предстояло всерьез урезать социальные выплаты, пенсии, ассигнования на народную медицину и образование.
- Скорее бы уж война! - невольно все чаще думал про себя финансовый гетман, каждый рабочий день которого теперь начинался с латания этого тришкина кафтана. В воздухе войной пахло, но пока на НКР никто не нападал, и финансовому гетману все более отчетливо казалось, что никто и не собирается этого делать. По-человечески мысль эта приносила ему чувство облегчения, а вот как финансист он совершенно не представлял, из каких средств через полгода он будет платить за все эти военные экзерсисы.
Свою лепту в его головные боли внесли и вартовые.
Выкладки Генштаба о возможном совместном походе Уралсиба и БФ на Москву вартовым очень понравились. Они еще не до конца переварили все, что свалилось на них после присоединения Астрахани, а тут еще такой подарок! Если есть угроза нападения, то надо срочно усилить контрразведку, выявить неблагонадежных, подготовить кадры для внедрения на случай вражеского вторжения. Лагеря хорошо бы обновить. Да и неплохо развернуть широкую пропагандистскую кампанию патриотической направленности. И все это средства, кадры, ресурсы... Бочка фактически бездонна - сколько ни лей, все мало.
Ситуацию усугубляло и то, что Москва и губернии вокруг нее традиционно были в состоянии некоторой фронды по отношению к киевским властям. Иначе и быть не могло. Во времена империи Москва имела хотя бы неофициальный статус тоже столицы, да и Петроград все же был основан царем московским. Смириться с тем, что столичный статус просвистел мимо них в тот момент, когда, казалось бы, и претендентов других на него быть не могло, москвичи отказывались. Да тут еще и эта глупая украинизация в названиях.
- Какой-такой гетман? - любили ворчать в Москве. - вот пусть в свою Сечь и убирается! С чего это нам под хохлами ходить?
По сути они были скорее неправы, поскольку Киев в большей степени оставался русским городом и хохлов среди власть имущих и предержащих было откровенное меньшинство. Другое дело, что Россия - большая, и даже в пределах НКР обычаи, уклад жизни, говор и характеры россиян отличались весьма существенно. Что уж тут говорить про Уралсиб, Балтийскую федерацию с сильным влиянием немцев, финнов и прибалтов и ДВР. А так все, вроде, русские и на одном языке говорят.
Но фронда была налицо, и если в мирное время она проявлялась преимущественно в анекдотах, то в угрожающий период это был уже политический фактор, который надо было учитывать и брать под контроль.
А где политика - там первую скрипку играла канцелярия Верховного.
Положению дел в московском регионе было посвящено специальное совещание. Пригласили и церковь - стоит ли удивляться, что ее представлял хорошо известный нам бископ.
В качестве напутствия он получил от благостного целый список всевозможных пожеланий самого широкого спектра - от капитального ремонта вокзала в Сергиевом Посаде для массового приема паломников до введения вечных налоговых каникул для свечных и прочих прицерковных производств и, главное, церковной торговли. Дело было перспективное, поскольку в лавках при храмах торговали многим, включая одежду и обувь православных фасонов, кожгалантерею, бакалею, хлебобулочные изделия, легкое "церковное" вино. Традиционные товары церковной атрибутики, конечно, тоже были широко представлены, но оборот церковные торговые заведения делали именно на товарах повседневного спроса.
Как подобные налоговые каникулы помогли бы НКР в возможной войне, то тайна великая есть, но бископ был человеком вельми опытным и творческим. Обосновать увязку успехов церковной торговли с грядущими победами ему труда не представляло. Как, впрочем, возникни такая нужда, и обратное.
Но в данном случае и его красноречие не помогло. Разговор пошел такой, что как бы опять колокола не сняли. Вместо обсуждения налоговых каникул бископу пообещали ввести налог на доходы церкви. С архиереями, правда, предпочитали не ссориться и 10% налогом предполагалось обложить чистую прибыль приходов, но услышав о такой новации, бископ сразу помчался к благостному.
Как выяснилось вскоре, сделал он это зря.
Благостный пребывал в расстроенных чувствах. Накануне во время очередной встречи с Верховным он попытался аккуратно высказать мысль о необходимости скорейшего урегулирования отношений с братьями-славянами. Военные приготовления Киева мог не видеть только слепой, а военная пропаганда зашкаливала. Столь резкий поворот привел благостного в состояние полной растерянности. Власти ждали и просили от церкви прямой и недвусмысленной поддержки своих действий, как это бывало ранее в войнах с Польшей и Турцией. Но сейчас ситуация была принципиально иной. Большую часть населения Уралсиба и значительную - Балтийской Федерации - благостный относил к числу своей паствы. Прими он сторону Киева, православная Сибирь отвернется от него. Благостный реально оценивал степень своего влияния на этих людей и понимал, что призови он их к неповиновению властям, скорее всего все сибирские епархии, а с ним и вместе Питерская и Новгородская, просто уйдут из Киевского патриархата. Как дальше сложится их судьба - другой вопрос, но Киев их потеряет.
Его попытка объяснить все это Верховному гетману успеха не имела. Тот, похоже, рассматривал патриархию в качестве одного из департаментов варты, который должен обеспечить лояльность контролируемых им групп населения. Разговор кончился упреками.
- За что мы вам платим? - возмущенно кричал Верховный, - я уже даже не знаю, чего мы вам не дали, а как до дела дошло - в кусты? Пора долги отдавать! Идите и подумайте.
Отдавать благостный, естественно, никому ничего не собирался, не тот характер. И молчать в ответ не стал, напомнив Верховному, кто поддержал его на недавних выборах. Но оказанная услуга, как известно, уже не услуга.
Так что расстались плохо, не по-доброму, крайне недовольные друг другом.
На этом фоне неудача бископа с его списком пожеланий была сущей мелочью. Странно было бы, если бы ему удалось что-то из этого списка выторговать.
Дело надо было переводить в какую-то совершенно иную плоскость и вид бископа навел благостного на кое-какие мысли.
- Ты вот что, - благостный как бы ловил еще не сформулированную, ускользающую мысль, - собирайся-ка ты в Москву. Приедешь, с архиереями поговоришь, на людей посмотришь. А через пару недель я тебе туда пришлю именной указ о проведении межепархиального Синода. Посмотрим, какие еще епархии подтянем кроме Москвы, но выглядеть это должно представительно. Как бы весь наш северо-восток охватим. Причем в широком составе: архиереи, духовенство, миряне. Монашествующих из Лавры обязательно. День подходящий выбери. Хорошо бы в память святого, да не простого, а из воителей. И решение Синода должно быть хитрое. С одной стороны, в поддержку властей и воинства, а, с другой, о братской любви православных напомнить надо. Ну, ты сумеешь. Остановить нам всех этих вояк надо. Нельзя до греха между своими дело доводить. Пусть вроде как Москва свое слово скажет. И не так, чтобы совсем поперек Киеву, но все же свое. Заигрались они тут. Да, а чтобы в излишнем примиренчестве не обвинили, ты дай-ка там акцентом тему борьбы со всякими ересями, сектами и язычниками. Развелось у нас их действительно немеряно.
Бископу стало не по себе. Задача его не испугала. Он знал, что когда наступит час, то придут и идеи, и правильные слова. В свои способности он верил. Да и архиереям московским вся эта затея очень понравится. Уж там-то войны явно никто не хочет, а статус их такой Синод явно укрепит. Но вот как прореагируют те, кого предполагал остановить благостный. Что-то в последнее время ему разонравилось играть в политические игры с неясным исходом. А благостный хитер. По чину ему бы самому такой Синод проводить, а он решил в стороне пока остаться. Удастся затея - он придумал, нет - он ни при чем. Хоть и разругались с константинопольским патриархом, а живем в лучших традициях Византии. Но отказываться нельзя. Надо ехать. Где-то в глубине души он верил, что чья-то добрая рука отводит от него беду, в какие бы неприятности он не попадал.
"Так и в Бога поверить недолго!" - шутил он иногда исключительно про себя.
Значит, теперь в Москву. Да еще с таким поручением. Тут сначала замучаешься всем объяснять, что это за новация такая - межепархиальный Синод. Конечно, в тысячелетней истории церкви можно найти всякое, если и не в прямую, то по аналогии, но реально в последние десятилетия никто ничего подобного не проводил. И не надо сразу с заявки на что-то чрезвычайное начинать. Мол, приехал с текущей проверкой по линии своего отдела, а там высокая политика вдруг так повернулась, что в патриархии спешно решили дать отдельное поручение. Начнем потихоньку, а там как кривая вывезет.
Общую линию поведения бископ для себя определил, но оставался еще один важный практический вопрос. И касался он его лучших друзей из варты. Их, конечно, чем-то удивить трудно, но сюрпризов они не любят и явно не поймут бископа, если он все это дело провернет, не посоветовавшись с ними заранее. Ну, или доложив - это кому как больше нравится. Слова могут звучать разные, а суть дела от этого не меняется.
Доложить-то надо - бископ на этот счет даже и не сомневался - но вот кому? В друзьях у него были генералы и из внешней, и из внутренней варты. С одной стороны, вроде бы речь идет о внутренних делах страны, укреплении единства народа. Но и внешний фактор тоже налицо...
Монету бископ кидать не стал. Это было бы уже совсем глупо. Вместо этого он прикинул, с кем из двух его друзей-генералов ему будет прощу обсуждать хитрую задумку благостного.
В глубине души он давно подозревал, что оба они, исправно посещающие праздничные церковные службы, к месту крестившиеся при различных жизненных обстоятельствах и в шутку испрашивающие его благословения перед первой рюмкой за дружеским столом, на самом деле от веры довольно далеки. Так что и подход к затее благостного у них будет сугубо прагматический, еще и посмеются над предстоявшей ему ролью проповедника.
Генерал из внутренней варты был как-то попроще, прагматичнее, чаще и лучше поворачивал дело в материальную плоскость, но перед ним был еще должок из-за этого проклятого Дьяконова (см рассказ "Платочки от сглаза").
Генерал-внешняк - интеллектуал, аналитик, знаток истории. Он скорее поймет суть задумки благостного, и, кто знает, может даже найдет в ней что-то интересное и подскажет какой-нибудь хитрый ход. Да и понадежнее он, может и прикроет, если в канцелярии Верховного вся эта затея кому-нибудь не понравится.
Кто же знал, что эти колебания бископа и его в общем-то случайный выбор приведет к тектоническим сдвигам в политическом устройстве на русском пространстве.
В лучших традициях детективных романов бископ позвонил генералу и в разговоре о текущих политических сплетнях между делом пригласил его в свой храм на завтрашнюю службу - мол, уж больно хороший хор подобрался, душой отдыхаешь, слушая его. Генерал был более чем понятлив. Поскольку бископу было прекрасно известно, что ему после контузии, полученной в годы бурной офицерской юности на службе родине где-то там, за ее пределами, как говорится, медведь на ухо наступил, то такое приглашение звучало либо как откровенное издевательство, либо как приглашение к срочному и серьезному разговору. Но предполагать, что агент под псевдонимом "пастор" над ним издевается, у генерала не было никаких оснований, и, сдвинув пару менее срочных встреч, он подошел к концу службы, приложился к кресту и вскоре сидел в кабинете бископа за чашкой чая.
Выслушав бископа, он сначала даже испугался. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Последние две недели генерал практически круглосуточно думал над идеей, изложенной ему в "клубе пяти" - так про себя он называл группу промышленных олигархов, взявших на себя роль спасителей отечества.
"Так не бывает! Провокация! Меня просчитали и теперь пытаются взять на живца! - кричал весь его профессиональный опыт, - Но он же и подсказывал: возможность - уникальна, другой такой не будет никогда."
Поверить в такой подарок судьбы было сложно, но ни мотивация поступков благостного, ни его задумка сомнений не вызывали. Все выглядело логично. Это была чистая авантюра, но именно в его стиле.
-Ну и что будешь делать? - спросил генерал бископа, - Дело, конечно, сложное, но, если получится, считай, что в церкви ты точно уже второй номер. Это еще как повернется, а то и первым станешь.
Знал бы генерал, насколько пророческими окажутся его слова, правда, совсем не в том смысле, который он имел в виду!
- А вы как? Прикроете, если что? Да и помощь бы нужна с вашими на месте, чтобы не решили, что я там какой-то заговор затеял.
- Все будет, не волнуйся. Да, вот еще что. Поскольку у вас вроде как мирная конференция намечается, ты бы еще монахов позвал из Балтии и Уралсиба. С Валаама, например, и других. Причем именно монахов - уж их-то никто не заподозрит ни в какой политике или милитаризме.
Так и договорились. Генерал даже пообещал, что включит заседание Синода в закрытый список мероприятий по линии варты. Тогда уже никто не придерется, а московскому управлению варты будет дана команда не вмешиваться.
Здесь, наверное, пора сказать несколько слов о Москве. По численности населения среди городов НКР она уступала только Киеву и Харькову. Сохранив в тяжелые годы гражданской войны и послевоенный кризис большую часть своей промышленности и высших учебных заведений, Москва позднее развивалась и строилась ровно и неспешно. В 30-е годы там даже появилось метро мелкого залегания, которое постепенно было увязано в единую сеть с городскими железными дорогами. В этом мире Москва строилась практически только на деньги города или частных инвесторов, без привлечения общенациональных ресурсов, и это обстоятельство очень серьезно сказалось не только на архитектурном облике города, но и на формировании характера москвичей.
Они гордились своим городом, были крайне независимы в своих суждениях, но у них не развилось столичного высокомерия. Столичный Киев не любили, считали его излишне суетливым, по южному шумным, жадным и неумным. Да и кому же нравится, когда заработанное твоим трудом уходит в столицу с ее политическими проектами как в бездонную бочку.
"Москва - это Россия, а в Киеве - хохлы!" - эту сентенцию любили повторять москвичи, подразумевая под хохлами отнюдь не этнических украинцев, а всю эту компанию, которая, по их мнению, без всяких оснований сидела на шее трудящегося русского человека.
Состав жителей города постепенно понемногу обновлялся. Уходя на пенсию, многие предпочитали переехать в небольшие провинциальные города или города-спутники - поближе к природе, подальше от шумных улиц промышленной Москвы. Буржуа-рантье тоже не видели ничего привлекательного в суровом климате средней полосы и предпочитали более комфортный юг. Подавляющее большинство взрослого населения, таким образом, составлял трудящийся или учащийся люд. Ну и те, кто обеспечивал бесперебойное вращение всех шестеренок, составляющих сложное городское хозяйство.
Ситуацию усугубляло еще и то, что половина московской торговли и треть городской промышленности и транспорта контролировалась староверами. Так что даже деловой климат в городе был несколько особый. Статистики с удивлением отмечали, что там намного реже, чем в среднем по стране, случались банкротства и мошенничества.
Московские студенты - это вообще разговор особый. В городе преобладали вузы технической направленности и туда обычно ехали именно те, кого привлекала профессия инженера и естественные науки. Гуманитарии были в откровенном меньшинстве. Карьеру же во власти делали чаще выпускники киевского университета.
И вот такая Москва - без архитектурных излишеств и дурных легких денег, город институтов и заводов, жители которого хорошо знали цену трудовой копейке, - вновь стала своего рода центром притяжения для окружающих губерний и всех северо-восточных районов страны.
В Киеве все эти особенности Москвы были прекрасно известны. ВУЗы, московские СМИ, отделения политических партий и органы городского самоуправления традиционно находились под неусыпной опекой вартовых, а подбор кандидатов на пост московского генерал-губернатора осуществлялся особенно тщательно.
В обычных условиях этого было достаточно. Московская фронда была по большей части эмоциональной и не затрагивала базисные общественные устои. Но на этот раз ситуация изменилась.
Негативные последствия европейских санкций и разлада в отношениях с Балтийской Федерацией и Уралсибом уже сказывались, но пока еще не были фатальными. Питер и Омск создали экономический союз и в результате постепенно их товары могли потеснить НКРовские на европейских рынках. Однако, ни они, ни европейцы в принципе не были готовы ради наказания киевлян делать что-то в ущерб собственным интересам. Но тенденция уже обозначилась и была очевидна, а слухи иногда бывают страшнее реальности. В большинстве отраслей экономики так или иначе взвешивали возможные негативные последствия от возможных действий партнеров, и слишком часто при этом промышленники, финансисты, инженеры, управленцы и просто рабочие задавались вопросом: а чего ради? Что собственно говоря мы получили такого, что в результате завтра я потеряю бизнес или работу?
Официальная пропаганда по кругу прокручивала свои аргументы, но было очевидно, что хрупкий консенсус в обществе продержится только до тех пор, пока народ не получит серьезный удар рублем. Предлагаемая властью идея не стоила тяжелых материальных потерь. Не тот случай.
В Москве на этот раз политика властей была встречена особенно критически. Исторически сложилось, что певцы панрусской идеи преобладали среди людей свободных и творческих профессий, в городе мастеров и купцов их нашлось немного. Прибыли на горизонте видно не было, а вот если прервутся поставки комплектующих и сырья с уральских и сибирских заводов, то и московские встанут. Да и балтийские порты для московской торговли имели критическое значение. Не говоря уже о том, что в случае конфликта с Уралсибом Москва вполне могла попасть в зону боевых действий. (Здесь надо пояснить: отсутствие в Мире Киевской Руси двух мировых войн развитие вооружений затормозило, но не остановило, и военная авиация в указанный период в мире НКР отставала от нашей реальности примерно лет на 50-60, как, впрочем, и многие другие вооружения.) Ну и какие военные заказы смогут все это компенсировать?
И вот в такую Москву и приехал бископ с заданием от благостного.
Разместившись в архиерейских покоях Новоспасского монастыря, он с первого же дня развил бурную деятельность. Поездка в Лавру, Новый Иерусалим и Богородицк, посещения монастырей, службы в Соборе и крупных храмах и последующие встречи с духовенством - дни бископа были расписаны поминутно. Вся эта активность вскоре попала в поле зрения журналистов, колоритная фигура и хорошо подвешенный язык сделали бископа популярной фигурой на телевидении. К нему все чаще обращались с вопросами, очень далекими от церковной жизни и богословской тематики.
Поскольку цель его приезда была обозначена достаточно смутно, ему пришлось компенсировать недостаток конкретной информации общими рассуждениями об особом характере его миссии в сложных политических условиях.
Слухи в церковной среде распространяются очень быстро, и в Москву потянулись архиереи и благочинные из соседних епархий. Повод для такой поездки придумать можно всегда. А когда через несколько недель появился указ благостного о проведении в Москве межепархиального Синода, то и повода искать не надо стало. Поскольку никто не мог сразу понять, что это за зверь такой, ясное дело надо было ехать в Москву, чтобы разобраться.
Подготовка заседания Синода шла в целом успешно. Бископа, правда, несколько удивил широкий состав задействованных епархий - фактически это была вся центральная и северо-восточная часть европейской России - Великое княжество Владимирское, как пошутил один из клириков, окончивших кроме духовной академии еще и исторический факультет московского университета. Но здесь явно просматривалась рука канцелярии Верховного гетмана, там это мероприятие явно рассматривали как возможность мобилизовать на помощь власти силы духовные. В качестве гостей пригласили монахов с Валаама и пары менее известных монастырей с Северного Урала. Все практические вопросы взяла на себя московская патриархия. Ее по традиции возглавлял один из старейших архиереев церкви. Задумка была в том, чтобы в силу преклонного возраста ему бы и в голову не пришло составить оппозицию церковной власти в Киеве. Работа над докладом подвигалась, список участников был почти готов, бископ с удовольствием отмечал, что поставленная задача ему явно по плечу. Немного напрягало странное ощущение, что кто-то постоянно как будто заглядывает в дело подготовки Синода из-за его плеча.
Беда пришла откуда не ждали.
За несколько дней до начала Синода обстановка в городе неожиданно резко обострилась. В ответ на принятие Государственной Думой закона о призыве на воинскую службу в технические войска в качестве младших офицеров студентов выпускного курса вузов соответствующего профиля в Москве как бы спонтанно начались студенческие волнения. Позднее выяснилось, что студенты вышли на улицы не совсем сами по себе. Нашлись промышленники, которые помогли и с листовками, и с организацией выступлений, с транспортом, оповещением, питанием и т.д. Логистика была обеспечена полно и всесторонне. Что уж там случилось на митинге у Технологического университета, сказать трудно. Улицы и площади студенты перекрыли для движения транспорта не только там, фактически движение остановилось в половине центра города, но наиболее радикальная попытка очистить от митингующих проезжую часть была предпринята полицией именно на Вознесенской. Среди студентов нашлись химики, а лабораторный корпус был как раз за углом. После того, как от бутылок с уж очень горючей жидкостью загорелась третья полицейская машина, прозвучали первые выстрелы. Формально оружие было только у полиции, но действительно ли первыми стреляли полицейские следствие так и не установило. Или не захотело установить. Следствие-то было тоже полицейским. Заваруха, одним словом, вышла хорошая, сгоревшие и перевернутые машины, несколько десятков раненых с обеих сторон и, главное, три убитых студента.
Город замер. Реакция была странной и, казалось бы, должна была насторожить власти. Генерал-губернатор ждал шквала эмоций, но ни вечером в день беспорядков, ни на следующий день их не было. Радио, телевидение газеты лишь сообщали о случившемся и предстоящих в воскресенье похоронах. Минимум комментариев, сдержанность в оценках. Политики и общественные деятели из числа оппозиционных как будто воды в рот набрали.
- Обошлось! - решил про себя генерал-губернатор и отбил срочное сообщение в Киев, скромно отметив, что благодаря его усилиям ситуация находится под контролем. Он очень напрасно так поспешил.
На всякий случай мобильные части полиции по охране порядка были приведены в состояние повышенной готовности и могли покинуть свои казармы через 15 минут по получении приказа. Заранее на улицы их решили не выводить, поскольку ничто не указывало на возможность беспорядков. Сил было достаточно - целая дивизия, которая по традиции комплектовалась выходцами из южных районов страны. Со снаряжением, спецсредствами и транспортом тоже все было в порядке. Общий порядок во время похорон на ближайшем к Технологическому университету Преображенском кладбище предполагалось поддерживать силами полицейских из местных участков.
С утра генерал-губернатора кое-что начало смущать. При проведении подобных мероприятий, как правило, доклады от подчиненных сыпятся как из рога изобилия, особенно если все в порядке или ничего серьезного не происходит. Все стремятся показать, что они бдят, контролируют ситуацию и вообще находятся на месте во всех смыслах слова. Сейчас же в его кабинете в Большом Кремлевском дворце - почти полная тишина, идет лишь необходимый минимум информации. Телефоны молчат. Где все? И он включил канал местного телевидения.
Примерно через полчаса картина происходящего в городе начала складываться. Похоронная процессия от техноложки двинулась в противоположную кладбищу сторону, вышла на Садовое кольцо и двинулась по нему. Процессию ждали. Почти вся магистраль была заполнена толпами людей с антивоенными плакатами и красными флагами Москвы с изображением Георгия Победоносца. Пропустив мимо себя процессию, многие из собравшихся шли за ней. Весь наземный транспорт в центре города стоял. Полиции в форме на улицах не было, но порядок был образцовый. Малейшие эксцессы немедленно пресекались крепкими дружинниками с красными повязками, в которых легко узнавались охранники с московских предприятий - по такому случаю они все были в своей полувоенной форме. Кстати, посыпались доклады из казарм мобильных частей: не только выезды снаружи, но и все окрестные улицы забиты строительной и уборочной техникой, а дальше - те же толпы с антивоенными плакатами и флагами. Прорваться пешком, конечно, можно, но крови это будет стоить изрядной. На подобное нужен особый приказ.
Генерал-губернатор в своей жизни повидал немало, но ни с чем подобным он никогда ранее не сталкивался и приказа такого отдавать сейчас не собирался. У него возникло тяжелое чувство, что город на самом деле управляется кем-то другим, а он сам - лишь декоративная фигура, которую терпят, пока она никому не мешает. В этой ситуации напрашивалось классическое бюрократическое решение - подождать. Рано или поздно что-то прояснится.
Ясность появилась к вечеру. Антивоенные манифестации продолжались до темноты, затем народ постепенно разошелся. Признаки того, что за событиями в Москве стояла очень серьезная и организация с солидными ресурсами, были видны на каждом шагу. Да и телеведущие это стали прямо подчеркивать.
Так что генерал-губернатор даже особо не удивился, когда адъютант доложил, что в его приемной появился председатель московской Торгово-промышленной палаты Зубов.
"Промышленник и предприниматель из первой городской десятки, причем уже в третьем поколении, из староверов, основные деловые интересы в Москве, Твери и Владимире, крупный благотворитель, от власти держится демонстративно в стороне, если с чем и обращается, то только в интересах членов палаты", - память услужливо подсказала эти сведения. Личность эта уже давно интересовала генерал-губернатора, но как-то все был недосуг поближе познакомиться.
- Ну что, Ваше превосходительство, как дальше жить будем? - Зубов перешел к делу сразу после формального обмена приветствиями.
- А есть варианты?
- А как же. Всегда есть. Хотите, проводим Вас из Москвы. Тоже по-разному может случиться. А хотите - и дальше живите. Не в Кремле, конечно, но и в иных местах неплохо можно себе гнездо обустроить.
- А в Кремле кто же?
- Так ведь традиции блюсти надо. Кремль - сердце Москвы, а Москва - не только город. Предков наших иностранцы случалось так и называли: москва пришла! Особое место Кремль - для власти построен.
- И кому же Вы ее планирует передать?
- А это уж как народ решит. Московский народ.
Семья нынешнего генерал-губернатора происходила из рязанского служилого дворянства и уходила корнями в петровские времена. Многое ему еще было непонятно в происходящем, но возвращаться в Киев после завершения карьеры, а она только что кончилась, чего уж там говорить, он и раньше не собирался. Договориться о мирной передаче власти этим двоим столь разным русским людям было несложно. Они и договорились.
Московская дума объявила о проведении выборов делегатов Учредительного собрания уже на следующий день. Дата выборов была определена с таким расчетом, чтобы Учредительное собрание смогло начать свою работу 4 ноября. День хороший, подходящий. Москву от поляков освободить - дело по любому доброе. Как оно там на самом деле было 400 лет назад, когда, что и от кого освободили - кто знает, но 4 ноября имело все шансы стать национальным праздником нового государства.
Выборы носили открытый характер, т.е. своих представителей в собрание могла послать любая из соседних губерний на условии присоединения к Москве. Они и послали. В результате 4 ноября, на Казанскую, на карте России появилось новое государственное образование - Московия. Помимо Москвы в него вошли еще 15 губерний.
А в промежутке между вышеописанными событиями и выборами в Храме Христа Спасителя состоялось заседание межепархиального Синода. Вот только разговор там пошел совсем не так, как планировали в Киеве.
Отслужив панихиду по погибшим, участники Синода провозгласили автокефалию московской церкви с включением в ее состав всех епархий будущей Московии и выбрали ее временным местоблюстителем ... бископа. Он вовсе не относился к числу самых сильных претендентов. По возрасту, влиянию в регионе и заслугам он явно уступал другим очевидным претендентам: и московскому викарию, и архиепископам из Владимира и Твери. Сработал старый принцип: каждый из претендентов предпочел "варяга", чем давнего, хорошо известного и близкого соперника. Кроме того, бископ подозревал, что москвичи его назначением решили поставить Киев в двусмысленную ситуацию: вы нам его прислали, так мы его и поставили над собой! Насколько это "над собой" долго продлится и каковы пределы его реальной власти в "московском патриархате", как в шутку уже начали называть это новое церковное образование, было совсем не понятно. Но будущее обещало быть веселым. Чего стоил только уже прозвучавший намек на то, что в связи с восстановлением "московского патриархата" хорошо бы решить все вопросы до конца миром и со старообрядцами.
Хорошо еще, что бископу на заседании Синода удалось преодолеть внутреннее смятение при произнесении его имени. В сторону настоятеля Лавры он вообще боялся смотреть - казалось глаза этого монаха проникали в самую душу, выворачивали ее и взвешивали на тех самых весах, где подбиваются самые последние итоги. Уже выйдя с заседания Синода, бископ опустил руку в карман облачения за носовым платком, чтобы вытереть мокрый лоб. И вытащил какую-то странную тряпицу с бахромой и какой -то вышивкой. Расправил и прочитал: "Сердца бы лучше золотые, чем золотые купола!"
"- Что это? Откуда? Где-то я это уже видел?" - мысли мелькали как разноцветные призмы в детской игрушке - калейдоскопе, но на общем фоне происходящего безумия такая мелочь как платочек от сглаза от сестричек Дьяконова, случайно оказавшийся в кармане облачения, даже не вызвал удивления. А может он и был тем талисманом, который провел бископа в последние дни через немыслимые хитросплетения церковной и государственной политики? Тут и не в такое поверишь.
Так что от церкви на заседании Учредительного собрания присутствовал уже бископ. С абсолютно серьезным видом он благословил участников, а затем и вознес хвалебную молитву после принятия ими решения об учреждении демократической республики Московия, повторяя про себя вечное: Вся власть от Бога! И хотя среди участников Учредительного собрания его пока мало кто знал, но первое впечатление было неплохим: молодой, энергичный, видно, что и интеллектом не обделен, взгляд светлый. Бископ прекрасно корреспондировался с новой московской администрацией.
Ну а через неделю новый министр экономики Московии уже обсуждал с коллегами из Питера и Омска условия присоединения его страны к их экономическому союзу. Кстати, что-то интересное началось и в Минске, но там действовали осторожнее, с оглядкой на западных соседей, от которых следовало ожидать чего угодно. Похоже, что будущее государство Белой Руси скорее стало бы склоняться ко вступлению в Балтийскую Федерацию. Уж с ней поляки точно не будут связываться.
А что же Киев?
Там все было нехорошо. Потеря доброй половины страны, а по населению - так и всех 60% - переводила Новую Киевскую Русь совсем в иную весовую категорию европейских государств. К такому еще надо было привыкнуть.
Некоторые так и не смогли.
Первой реакцией Верховного на сообщения из Москвы была попытка поднять по тревоге войска военных округов, на территории которых произошел "бунт", и бросить их на восстановление "конституционного порядка". А уже затем подтянуть и войска с Юга. Это легко просчитывалось заранее людьми, хорошо знавшими его характер. Именно они и решили не вступать с ним в прямое противостояние, а пойти по пути "итальянской забастовки". И с приказами Верховного стало происходить что-то странное. Они то ли не доходили до исполнителей, то ли доходили в искаженном виде, то ли неправильно понимались. В результате войска на территории Московии благополучно остались в казармах и в свой срок принесли присягу новой республике. Кто не захотел - покинул ряды армии и благополучно уехал на юг. Никто никого не неволил. Кстати, именно этот постулат - абсолютная добровольность выбора своего будущего - обеспечил спокойный и безболезненный переход власти. В истории такое бывало не раз, а люди, которые все это затеяли, знали и ее тоже.
Ну, а если нет подготовленных плацдармов, аэродромов, военных складов, то некуда перебрасывать по воздуху и мобильные части из южных районов.
Так что каждый новый день все яснее рисовал Верховному безрадостную картину: эффективных военных средств воздействия на Московию у него не было. Как-то вечером он уже совсем был готов отдать приказ начальнику Генерального штаба двинуть на север армию, забыв про врагов на юге и западе, но кто-то в его окружении явно хорошо просчитывал ход мысли Верховного. Следующим утром как раз тот же начальник Генштаба доложил ему о брожении в армейских частях, где большая половина военнослужащих была как раз выходцами с территории Московии. Ну, и как, и зачем их туда посылать? Чтобы они перешли на сторону московских властей со всем своим оружием? А кто потом встретит поляков и турок на границах?
Переполнявшая его ярость отнюдь не мешала Верховному мыслить здраво. Да и вокруг он умел оглядываться, как бы его не упрекали в звездности и высокомерии.
И самое главное - не было никаких сигналов от тех, кто в свое время выбрал именно его из нескольких потенциальных кандидатов на его нынешний пост, поддержал на выборах, обозначил "красные линии", за которые ему не следовало заходить в своей политике. Это были очень осторожные и умные люди, им ни в коем случае не нужно было, чтобы общественность хотя бы заподозрила марионеточный характер верховной власти в государстве. За все 20 лет его правления они лишь пару раз немного подправляли политическую линию Верховного, и он как-то даже привык считать себя настоящим сувереном.
В последние дни Верховный все чаще вспоминал об этих людях. Ему даже хотелось, чтобы они опять появились на горизонте и подсказали правильный выход.
И тем не менее, он сразу не понял, о чем вдруг завел разговор во время очередного доклада генерал из внешней варты.
- Вам просили передать, Ваша светлость, что главное в нынешней ситуации - сохранить существующие экономические связи с территорией Московии. Военную риторику желательно постепенно сократить. Более того, нам надо надеть на себя образ цивилизованной европейской державы, которая признает право отдельных национальных территорий демократическим путем определять путь своего развития. Надо их признать, обменяться послами. Церковный раскол тоже ни к чему. Надо предупредить благостного, чтобы не вздумал предавать их анафеме. Мы все - русские люди, хотя диалекты могут быть и разными.
По сути, слова генерала тянули на измену и расстрел, но оба понимали, что правила их игры определяет не военный кодекс.
- А что они потом потребуют? Вступать в их союз? Идти под Канцлера? Не бывать этому, пока я сижу в этом кресле!
- Никто и не думает Вас к такому принуждать. Но если возникнет нужда идти в союз - а она возникнет и скоро, это я уже от себя добавляю - то, конечно, Вам лучше заранее уйти с почетом и славой. Момент и повод выберете сами.
- Главное - вовремя смыться. Хорошая жизненная установка. А если упрусь? Силенка-то есть еще, ты знаешь. И должен бы знать, по твоей должности, как наши заклятые европейские друзья смотрят на этот союз. Тут вам впору бы думать, как от них отбиться. Да еще и украинская карта у меня в колоде остается. Сейчас только брось клич: москали опять обижают неньку-Украйну!
- Ну и останешься со своими хохлами на правом берегу! Еще половину от страны отколешь! Да и вообще, не надо бы так разговаривать, Ваше светлость. Друзья Ваши - люди серьезные. Ни перед чем не остановятся. Помните, наверное, чем Пятый кончил?
От последних слов генерала Верховного обдало холодом. Он вообще до этого момента считал, что настоящую историю одного из его предшественников - пятого по счету Верховного гетмана - в стране знает два-три человека, и уж генерал явно не входил в это число. А история была страшноватая. Почти полвека тому назад НКР была на грани вооруженного конфликта с Турцией из-за поддержки одного из кавказских православных анклавов. Для установления физической связи с ним срочно была построена новая дорога в горах, частью которой стал неимоверно длинный туннель. Стройку гнали из политических соображений и выбрали для туннеля кратчайший, но не самый безопасный по сейсмике маршрут. Деньги при этом никто не считал. И просчитались. Уже через два года очередное обследование готового туннеля показало, что пользоваться им, мягко говоря, не стоит. Туннель надо было закрывать. Но открывали его торжественно, со всей возможной помпой, представляли своей и мировой общественности как достижение инженерной мысли НКР. Для полноты счастья строила тоннель компания, тесно связанная с близкими родственниками тогдашнего Верховного гетмана. Скандал обещал быть знатным.
И тогда глава канцелярии Верховного - бесконечно преданный ему человек - на пару с одним из гетманов варты разработали план "элиминации" (так они это называли) тоннеля. Был инсценирован террористический акт, взрыв в туннеле, причем постановка недвусмысленно давала и четкий турецкий след. Жертв при этом реально старались избежать, но кто же знал, что возвращавшийся с экскурсии автобус с группой французских школьников задержится на горном перевале, отстанет от расписания и попадет под взрыв.
Верховный, от которого всю эту жуткую затею держали в секрете, обрушился на "проклятых турецких террористов", поднял по тревоге флот и войска Кавказского округа и уж конечно не раздумывая ответил согласием на просьбу французского посла допустить парижских следователей к проведению расследования. Французам участие в расследовании нужно было в основном по внутриполитическим причинам, объяснение Киева они вполне приняли на веру, но результат получился неожиданным. Спецы из Сюртэ сумели докопаться до истины - двоим из них это, правда, стоило жизни, и скандал вышел знатным.
По официальной версии, потрясенный коварством своих ближайших помощников, Верховный гетман умер от сердечного приступа. По полуофициальной - застрелился. Ну, а по совсем неофициальной - ему помогли те, кто справедливо полагал, что за свои поступки, равно как и поступки своих подчиненных, руководитель государства должен отвечать.
Так что историю Пятого предпочитали не вспоминать.
И сейчас Верховный гетман понял, что ему ее напомнили далеко не случайно. Но он предпочел оставить эту прямую угрозу без внимания и продолжал этот странный, немыслимый при других обстоятельствах разговор только потому, что этот генерал, открывшийся сейчас перед ним с совершенно новой стороны, был единственным человеком, с которым обо всем этом можно было говорить прямо.
И вообще, Верховный ведь не зря в свое время занял этот пост. Развитая интуиция не раз выручала его в прошлом. Сейчас она подсказывала ему, что, возможно, он говорит со своим преемником. Пусть тот даже еще сам об этом не знает.
Тут, собственно, стороны и перешли к главной теме разговора. Сроки отставки Верховного, гарантии, его будущее. Все надо было обставить изящно и красиво. Виллу для его будущего проживания в Швейцарии еще только предстояло подобрать, но недостаток в виллах в этой стране для отставных правителей пока не ощущался.
Обговорив пусть даже и в предварительном плане и эти детали, Верховный тяжело поднялся из-за стола, достал из бара бутылку коньяка, пару бокалов и жестом пригласил генерала к окну, у которого стояли несколько кресел и мраморный журнальный стол - вот ведь парадокс, подарок премьера УралСиба.
- Давай напоследок выпьем, может больше и не придется. И скажи мне, как сам видишь, где я ошибся? Ведь худо-бедно, но развивались, шли спокойно, без кризисов. В Европе с нами считаются. Что же произошло?
Генерал задумался. Ответ-то у него был уже давно, но он не знал, стоит ли добивать собеседника, которому сегодня и так досталось выше всякой меры. А, с другой стороны, почему бы и нет?
- Политический системный сбой, - формулировать он умел, - мы - он не стал говорить "Вы", чтобы лишний раз не травмировать Верховного - действовали, исходя из геополитических установок и политической практики первой половины 20-го века. После Мировой войны к территориальным изменениям было совершенно иное отношение. И сохранялось оно примерно до середины века. Вспомните, европейцы в принципе спокойно восприняли наши территориальные приращения после войн с поляками. Но прошло еще 50 с лишним лет. Конечно, изменение сфер влияния никто не отменял, но делается это теперь совершенно иными методами. Во всяком случае, на европейском континенте. За пределами Европы - пожалуйста, но не здесь. Германцы между собой или с французами и поляками больше махаться не будут. Войны идут, но в сфере экономики и финансов. А мы отошли от этого принципа и создали тем самым очень опасный прецедент. Вот и получили в ответ.
- Так что, оно того не стоило? Да и не для себя я это делал - для страны! И народ поддержал.
- Народ поддержит и не такое, это - вообще не аргумент. А по делу - по-другому надо было. Сейчас если что и берешь, то совсем не обязательно это сразу в карман класть, тоньше надо.
- Ну, делай тоньше, если сможешь. А мы посмотрим.
Допили коньяк молча. Каждый думал о своем, и у кого думы были тяжелее - сказать трудно. За скобками оставалось еще немало вопросов, но все главное уже было сказано.
Выйдя из гетманского дворца, генерал вздохнул с облегчением. Как это часто бывает в его профессии, поручение и состоявшийся разговор имели не один подтекст. Гетман, как носитель идеи имперской государственности, еще мог смириться с тем, что его время прошло и пора уступить место новому единоличному лидеру из числа имперцев. Но совсем не известно, как бы он прореагировал на это предложение, узнай он все решения, принятые в узком круге вершителей судеб родины. Как рассказал генералу после их встречи один из участников, старейший и авторитетнейший из вершителей, подводя итог долгим спорам и обсуждению различных вариантов, хлопнул ладонью по столу и сказал:
- Хватит с нас Александров Македонских! Пора бухгалтера во главе страны ставить! Пусть дебет с кредитом сведет и дальше учит всех деньги считать и жить по средствам!
В результате было решено сделать пост Верховного - да, кстати, давно пора переименовать его в президента или еще что более современное - сугубо декоративным, а реальную власть передать правительству во главе с премьером. Ну, а на пост премьера не было более сильных кандидатов, чем тот самый бывший торговый гетман, доктор экономических наук и реально лучший в стране знаток экономики всего Евроазиатского пространства, который, не сумев в свое время убедить Верховного в провальности решения по Астрахани, уехал преподавать в Сорбонну. Его уже вызвали обратно в Киев.
И практически сразу после этого разговора что-то неуловимое изменилось в атмосфере дворца и канцелярии Верховного гетмана. А оттуда это новое состояние политического эфира распространилось и дальше - в гетманства, Государственную Думу, военные штабы. Те, кто почувствовал предстоящее изменение главного политического вектора, благополучно прошел через наступившую вскоре трансформацию власти, ну, а кто не почувствовал, - того и не жалко.
В киевской Лавре царил траур. Благостный практически не появлялся на людях, вопросы не решались, все затихли. Отдел бископа обезлюдел - у всех сотрудников нашлись срочные дела в провинции, возникли проблемы со здоровьем или в семье, а его наиболее приближенные сотрудники вообще бесследно исчезли. Говорят, правда, кое-кого из них уже видели в Москве. Церковные остряки шепотом обменивались остротами на тему "безмосковского киевского патриархата", но было даже и не смешно. Все с ужасом ждали церковных новостей из Москвы и Константинополя. Историки церкви и теологи срочно искали прецеденты и решения церковных соборов, которые могли бы подкрепить юридически самые разные, часто противоположные, выходы из сложившейся ситуации. Церковь ждали перемены. Никто, правда, не знал, какие.
Что же касается народа, то он был искренне счастлив. На страницах газет появились портреты новых руководителей, а, значит, и повод посудачить о них и новом устройстве государственного руководства страны за кружкой пива. Новая власть прекратила все военные приготовления и пообещала не только жить в мире с соседями, но и при первой возможности вступить в Русский экономический союз. Вместо военных расходов часть ресурсов влили в социалку, прибавили прав местному самоуправлению, публично наказали кое-кого из зарвавшихся чиновников, и немного отпустили вожжи в плане идеологии. Бизнес вообще поднял голову, а в Государственной Думе вместо экспертов-геополитиков массово появились специалисты в сфере экономики. Один за другим выходили законы в поддержку предпринимательства. Денежные ручейки в стране побежали быстрее и веселее. Полегче зажил и простой люд, а много ли людям надо?
Если кто-то решил, что это - завершение истории про Новую Киевскую Русь, он глубоко ошибается. Пути ее истории неисповедимы, а населяющие ее люди очень мало зависимы от атмосферы на властных олимпах. Несвободные внешне они могут очень долго терпеть, верить в разные благоглупости, поддаваться на немыслимые авантюры, но если их терпению приходит конец, то узнать вчерашних терпил и остановить их уже невозможно. Они всегда идут своим путем. Беда тому, кто забудет об этом.