Аннотация: Аналогии с действительностью неочевидны. Достаточно примеров из истории: Перл Харбор, Глейвиц, Майнила.
Мир Новой Киевской Руси
Целесообразность
Рассказ
Аналогии с действительностью неочевидны. Достаточно примеров из истории: Перл Харбор, Глейвиц, Майнила.
Приближались выборы Верховного гетмана. В отличие от некоторых западноевропейских демократий, где аналогичное мероприятие превращалось порой в широчайшую кампанию всеобщего очернения и борьбы всех против всех, в Новой Киевской Руси все было устроено, как говорится, в пропорцию. С одной стороны, да, выборы, есть несколько кандидатов, очень разных, каждый со своими взглядами и программами. Кто хочет и времени не жалко - может даже эти программы прочитать. Но, с другой, выбирала Верховного Государственная Дума, а правом выдвижения кандидатов обладали представленные в ней политические партии. Так что устраивать всеобщий гвалт и бороться за голоса избирателей особой нужды не было. Демократия, но без излишней разнузданности. А в Думе понятно: кандидатуру нынешнего Верховного гетмана поддерживают конституционные демократы, а у них 70% мест, хватает с избытком. Так что шансов у других кандидатов просто не было.
Проблема была в другом. Народ был недоволен. Как это часто бывает, причины для недовольства у каждого были свои: низкая зарплата и пенсия, высокие налоги, коррупция и произвол чиновников, нерадивость местных властей, состояние инфраструктуры, ограничения для бизнеса - список можно продолжать бесконечно. Но недовольны были если и не все, то очевидное большинство, и эта зараза расползалась. Волны этого недовольства докатывались до верховной власти в несколько смягченном виде - фильтры работали исправно, но хватало и этого. Верховный гетман все чаще задумывался над тем, что могло бы хотя бы на время выборов изменить умонастроения общества, справедливо полагая, что формальные выборы могут лишь сфокусировать весь негатив на его собственной фигуре. Это, конечно, было не смертельно, но хотелось славы, ореола победителя и отца нации. Были нужны идеи.
Как-то во время традиционной встречи с благостным за чашкой чая - чай на столе тоже присутствовал, но до него дело в этот раз так и не дошло - Верховный поделился с собеседником своими печалями. Не столько даже в расчете на конкретную помощь, сколько пытаясь избавиться от занудной как зубная боль мысли.
- Есть такая беда, - согласился с ним благостный, - ворчит народец, ко всему цепляется. И то не так, и это не этак. Мы это даже по церковным сборам видим. С доброй душой и жертвуют обычно лучше, а как недовольны чем, так и оскудевают сборы. А храмы поддерживать надо.
Верховного эта манера благостного сводить почти любой разговор к вопросу о материальной поддержке церкви раздражала, тем более, жаловаться у благостного не было никаких оснований. Несмотря на постоянные нападки вольнодумцев из оппозиции, да и мягкие намеки финансового гетмана он категорически отвергал возможность введения налогообложения доходов церкви и контроля за ее финансами.
- Да не о деньгах речь, - с досадой прервал он благостного, севшего на своего любимого конька. - Настроение у людей менять надо. Негатив в обществе поднакопился. Давай думать, как менять. Переломим настроение - другой разговор пойдет. Тогда и вопрос с твоими ста метрами решим.
Здесь необходимо сделать маленькое отступление. Дело в том, что еще с петровских времен домовладельцы в городах несли ответственность за уборку тротуаров и мостовой перед своим домом. Во время кризиса в 20-е годы по предложению задыхавшихся от нехватки денег местных властей их обязанности были законодательно расширены и стали включать и ремонт улиц. Естественно, на практике ремонт делали под руководством городских служб подрядные фирмы, но оплачивали эти расходы домовладельцы в складчину. Для многих городских храмов уличный сбор был довольно обременительным, поскольку в среднем на храм приходилось около 100 метров улицы. Поскольку от уплаты сбора были освобождены такие муниципальные учреждения, как больницы и школы, благостный уже давно добивался аналогичной льготы и для церкви.
Слова Верховного заставили благостного задуматься. Отмена уличного сбора позволила бы существенно увеличить взносы городских храмов в общецерковный бюджет. Что-то придется, конечно, оставить им. Но меньшую часть. Мысленно он уже прикидывал разные пропорции: 20:80 или 40:60? В любом случае получалось изрядно, но и задача была нетривиальной, а немедленного решения у него не было. Сейчас главное принять участие в процессе поиска решения, а там может что и выйдет. А слово про уличный сбор уже произнесено.
- А что, если нам собрать совместную группу аналитиков, - предложил он, - пусть хорошенько посидят, подумают, предложения подготовят, а мы потом выберем.
На том и порешили.
Группу собрали быстро. От церкви в нее вошли бископ и пара профессоров богословия из Духовной академии. Гражданская часть была намного более многочисленной и пестрой. Пара социологов из числа надежных, один из отделов канцелярии Верховного почти в полном составе, трое вартовых из разных служб с полковничьими погонами, товарищ гетмана по вопросам информации. Для подобных мозговых штурмов обычно использовали одну из двух десятков гетманских дач на Днепре. Сам Верховный в них никогда не бывал, и в различных целях их использовала его канцелярия.
Для начала, как это и было предписано, хорошо посидели. По традиции гетманских дач закуски и угощения были только русскими, напитки тоже... сначала. Потом уже доставали что у кого было, а с учетом разных вкусов результат получился сильным.
Бископ проснулся уже ближе к полудню. Возможно, и весь день был бы утерян для дела, но оказалось, что еще вечером в самый разгар посиделок он проявил дар научного предвидения и велел послать с утра в расположенный буквально в паре верст монастырь гонца за квасом и квашеной капустой с рассолом. Многоопытные монахи добавили от себя в посылку пятилитровую банку с рассолом от бочечных огурцов монастырской закваски, и группа мудрецов была спасена для общественно-полезной деятельности. Бископ про себя решил при первой же оказии вставить имя настоятеля в список на церковные награды. Наш человек. Надо поощрить.
С похмельным синдромом мудрецы в целом справились, но работа не ладилась.
В принципе все понимали, что перебить негативный настрой надо бы чем-нибудь хорошим, каким-нибудь подарком от власти: льготами, дотациями, повышением, улучшением и др. В крайнем случае - наказанием нерадивых. То есть в целом надо было что-то давать. Но давать особенно было нечего, да и не особенно хотелось. Не то настроение после вчерашнего. Тут уж если давать, то, извините, в морду, а это как-то совсем не в тему.
Необходимость думать о народе и его благе вызывали у участников мозгового штурма только стойкое чувство неприязни к этому самому народу.
И тут бископа осенило.
- А давайте от противного, - предложил он, - пусть нам всем кто-то сделает плохо и на этой основе люди забудут о своих претензиях и сплотятся вокруг власти!
- Ну, это только если поляки... - протянул один из вартовых и в глазах его появился хищный блеск.
Поляков в НКР не любили. Три войны: неудачная для России в 19-м году, с нейтральным результатом в 35-м году и победоносная 44-го года, стоили в целом довольно дорого, а семейная память - штука сильная. Особенно много вопросов к полякам было у украинской части населения. Правда, и наоборот тоже.
- Если поляки, то сразу на нас и подумают, - усомнился бископ. - У них чуть что не так, сразу руку Киева искать начинают!
Все помолчали. Это была чистая правда, и в большинстве случаев что-то "не так" в Польше происходило не само собой.
Но вартовый был совсем не прост.
- А надо сделать так, чтобы они сами на нас указали, но при этом дело должно быть нам абсолютно невыгодно, а еще лучше - объективно вредно. В итоге мы сможем возмутиться: совсем совесть потеряли, обвиняют в том, что мы по определению делать никогда бы и не стали.
Помолчали, пытаясь переварить сказанное.
- То есть мы будем делать то, что нам объективно вредно? - аккуратно переспросил бископ.
- Да, и тем самым мы сами подставимся под удар, но обвинение должно быть таким нелепым, чтобы народ в него не поверил и сплотился вокруг власти. А поляки при этом должны быть настолько оскорблены, чтобы сразу обвинить нас, не задумываясь о последствиях.
Бископ посмотрел в глаза вартовому и понял, что поддержать эту идею он в принципе готов, но при этом категорически не желает знать, каким будет ее практическое исполнение. Как говорится, меньше знаешь - дольше живешь. Именно тот самый случай.
По его предложению группа быстро сформулировала основные параметры идеи:
Акция в Польше, оскорбительная для поляков, внешне в интересах НКР, но по сути им противоречащая. Мы сами подставляемся под ответные санкции поляков, а, быть может и не только их, при том, что вопиющая несправедливость этих санкций будет очевидна для всех граждан НКР. Предложения о практическом содержании акции внесет Варта.
Так неожиданно быстро группа завершила свою работу. Дело шло к вечеру и возвращаться в город смысла большого не было. Решили завершить трудовой день рабочим ужином, но сначала послали гонца в монастырь и подписали по просьбе вартового обязательство о неразглашении.
По возвращении в Киев бископ уклонился от сомнительного удовольствия докладывать итоги мозгового штурма, справедливо полагая, что к дальнейшему церковь отношения иметь не должна. Благостному он при случае лишь коротко сказал, что общий сценарий придуман. Детали - удел профессионалов.
А тем временем предвыборная кампания развивалась по своим законам. Оппозиционные политики критиковали власть. Выборы с заранее предсказуемым результатом, по их мнению, ущемляли основополагающие демократические права и свободы граждан и практического значения не имели. Власть в ответ довольно невнятно рапортовала о своих достижениях - не слишком очевидных, рисовала планы будущих грандиозных свершений и обещала скорое наступление эры всеобщего благоденствия. Картинка выглядела настолько привлекательно, что оспаривать ее органически не хотелось. Непонятно было, правда, почему это благоденствие не наступило до сих пор, если путь к нему был настолько очевиден. Но способностями к трезвому и глубокому анализу, как водится, обладал мало кто из публики.
Бомба взорвалась за две недели до дня голосования. Собственно, это была не бомба, а выстрел в Варшаве. Выстрел из практически раритетной винтовки Мосина с чердака одного из домов на Старом Мясте, которым был убит входивший в кафе напротив сатирик-эмигрант Рихтер.
Пан Рихтер родился и вырос в Одессе в польско-еврейской семье. Даже в этом очень интернациональном городе национальность здорово осложнила его юные годы. Среднее мореходное училище и несколько лет работы на судах каботажного плавания обогатили его жизненный опыт и укрепили стойкое желание найти какую-нибудь более спокойную профессию. В результате родился первый сборник его юмористических рассказов "Город у моря". Позднее Рихтера часто сравнивали с его земляками 30-х годов, которые принесли в эстетствующую литературу начала века здоровый народный юмор.
Вслед за первой книгой пришли вторая, третья... Рихтер приобретал все большую известность, много печатался в центральных киевских газетах. Его ироничный и немного грустный юмор ценили. Проблемы начались после появления "польского цикла" - сборника рассказов о трудной судьбе поляков в НКР. Эту тему трогать явно не стоило. Если в поволжских губерниях, Москве, Черноземье, восточно-украинских землях польский вопрос был мало кому интересен, то на западе страны тема была больной. Каждая из трех войн с Варшавой оставила рубцы в виде вырезанных сел. И украинских, и польских. Часто по соседству
Критику в свой адрес Рихтер воспринял болезненно, стиль и направленность его работ изменились. Теперь он с жестким сарказмом обличал власть, порядки и общество, мало стесняясь в выражениях. Ну а талант - он всегда талант. Даже его ярые оппоненты признавали, что жечь словом и подбирать объекты для своих нападок он умеет.
Конец был закономерен. После пары эксцессов с наиболее обиженными лицами Рихтер эмигрировал в Польшу. Там он продолжил свои литературные экзерсисы. Много печатался, но, оторвавшись от реальной жизни страны, отчасти ушел в философию о причинах неустроенности жизни в России и маргинальную политическую деятельность.
В Киеве про него иногда вспоминали, изредка в оппозиционной прессе появлялись его новые статьи, но в современной политической жизни он совершенно не котировался. Такова, впрочем, судьба всех эмигрантов.
И вот теперь он убит в результате очевидного покушения.
Кто и за что? Эти два вопроса в разной форме склоняли все комментаторы убийства. Варианты ответов касались только деталей. Главное же было очевидно всем: Рихтера убили русские в качестве мести за его публикации. Откровенно говоря, мотивчик был так себе, дохленький. Но других просто не было: с криминалом дел не имел, чужих жен не уводил, в рассказиках своих иной раз рисовал узнаваемые образы, но не настолько оскорбительно, чтобы убивать за это. Ошибка исполнителя тоже исключалась, поскольку бакенбарды пана Рихтера в сочетании с обширной лысиной делали его фигурой очень запоминающейся.
Политически же это был тот самый случай, когда оставлять откровенный "висяк" было просто невозможно. И уж если не было кандидатов на скамью подсудимых, то указать на заказчиков было просто необходимо.
На версию ответственности НКР неплохо работало и орудие убийства - винтовка Мосина. Русская? Значит, русские из нее и стреляли. Эксперты от такой логики сотрясались в конвульсиях от смеха. Представить себе работающих на серьезную державу людей, вышедших на дело с винтовкой 80-ти лет от роду, им было крайне сложно. Пусть оружие "не убито", хорошо пристреляно, оставшиеся в магазине патроны относительно свежие, но это несерьезно. Шуткой дня в лаборатории была признана фраза эксперта-баллиста: "Что же они 96-го маузера с деревянной кобурой не нашли, могли бы одолжить в своем музее гражданской войны!".
Но для польской публики винтовка Мосина была не просто устаревшим оружием. Именно трехлинейку держал в руках НКРовский гвардеец, изображенный на медали "За взятие Варшавы", именно штыки этих винтовок вымели поляков из Киева в 19-м году, остановили под Минском в 35-м и принудили к капитуляции в 44-м. Нашлись люди, которые об этом вспомнили, сопоставили одно с другим и теперь представляли оружие киллера как символ и напоминание. Как говорится, в отсутствие информации работает фантазия. А уж в русском вопросе с фантазией у поляков все было в порядке.
Официальный Киев молчал. Собственно, ему и говорить что-то необходимости не было, поскольку формально к нему пока никто не обращался.
Варшава же была в затруднении. Ни о каком совместном расследовании, конечно, не могло быть и речи. Более того, польским полицейским властям было фактически не с чем обращаться к киевским коллегам в рамках международных полицейских процедур. Ну, не номер же винтовки "пробивать". Этих винтовок изготовлено было несколько десятков миллионов, и они до сих пор лежали на складах в полудюжине государств. Как говорится, есть не просят, так пусть будет. Мало ли что. А уж сколько их ушло на сторону во время войн, было продано официально и не очень. Какой там номер.
Так что надо было или продолжать тупиковое расследование под огнем все более возбуждающейся прессы - правительство в Польше всегда найдется кому поругать, или переводить дело вообще в иную плоскость и выступать с политическими обвинениями, которые хороши тем, что особо не требуют доказательств. Так и поступили. А чтобы лишний вопросов не было грохнули сразу из тяжелой артиллерии: с обвинениями НКР в причастности к убийству Рихтера выступил сам польский премьер. Подпустил туману, рассказал о политических преследованиях на тоталитарной киевщине, ну и фото винтовки показал. Польская общественность в восторге, рейтинг премьера подскочил, дефензива готовит списки выявленных разведчиков из состава посольства НКР для выдворения.
Поскольку для Киева все это сюрпризом отнюдь не явилось, в канцелярии Верховного заранее подготовили нового пресс-секретаря. Воплощенная невинность, девушка с русой косой и радующей глаз фигурой отвечала перед журналистами на злобные польские нападки, делая ошибки в ударении в слове винтовка и забывая через раз фамилию Мосина. Это было смешно.
А вот общественность НКР, вовремя и достаточно полно проинформированная местными СМИ о вакханалии в Польше, прореагировала на эти обвинения даже жестче, чем ожидалось. Популярность Рихтера как писателя резко подскочила, газеты перепечатывали его старые юношеские рассказы и понять, чем и кому могли не угодить его юмористические зарисовки жизни в Одессе, было решительно невозможно. Конспирологические версии здесь тоже умели придумывать, а уж обвинить поляков в том, что они сами грохнули еврейского писателя из НКР, а теперь строят все обвинение на одной винтовке, было легче легкого.
А тут еще и Верховный гетман в одном из последних выступлений перед процедурой голосования в Государственной думе пустился в свои детские воспоминания и показал народу с экрана медаль "За взятие Варшавы", которую получил в свое время его дед...Народ проникся.
Голосование за кандидатуру Верховного гетмана прошло в обстановке полного национального единения. Более того, сотрудникам его канцелярии составило немало трудов найти все же 8% гласных Государственной Думы, которые согласились проголосовать за контркандидата. А то уж совсем как-то получалось не по-европейски.
По итогам выборов участников интеллектуального штурма предполагалось поощрить. Бископ уже с удовольствием представлял себе, как промыслительно будет смотреться у него на облачении Владимир 4-й степени - в пару к уже имеющемуся одноименному церковному ордену. Но инаугурация преподнесла такой сюрприз, что об ордене пока пришлось забыть.
Полковник внешней варты, организовавший акцию, пережил несколько неприятных минут, когда узнал, каким оружием воспользовался нанятый им в подпольном международном синдикате специалист. Выбор же оружия объяснялся сугубо финансовыми соображениями. Сумма гонорара в силу незначительности объекта была настолько мала, что исполнитель пожалел расходовать на этот заказ современное дорогое оружие, выбрал из своего арсенала то, что не жалко, и пошел с трехлинейкой на дело. А попадать в цель он умел и из рогатки. Зато потом тот же полковник здорово смеялся, следя за новыми приключениями доброй старой русской винтовки.