Мы узнали о Чернобыле, само собой, от «Голоса Америки». Я немедленно закрыла окна.
Но, видно, не все киевляне слушали вражьи голоса. Раскачались не сразу. Кто-то даже вышел на майскую демонстрацию. Да, понимаю, приказ начальства, проще отдаться, чем отбиться, да и все СМИ вдували нам в уши, как всё хорошо, прекрасная маркиза... Оценили опасность, лишь когда по городу пошли десятки поливальных машин. Ах, каким чистым был тогда Киев! «Тряпкой, веником, лопатой одолеем мирный атом», ага.
Все счётчики Гейгера, что были в организациях, немедленно изъяли на поверку. А когда вернули, поверенные счётчики можно было совать хоть в Форкосыгин-Важный — они неколебимо показывали норму.
Но народ, способный сделать из брички тачанку, такой дешёвкой, как неработающая техника, не осадишь. Вскоре в НИИ уже проверяли продукты на сцинтилляционных счётчиках. А в политехническом институте, где работала моя подруга, стали собирать приборчики со стрелкой и трёхцветной шкалой — зелёное, жёлтое, красное поля, всё понятно. Подруга таким приборчиком, проверив квартиру, нащупала точку на покрывале, зашкаливающую в конец красного сектора. Покрывало вытряхивали, выбивали, стирали, и снова трясли, и опять стирали — и, в конце концов, выбросили, так от активной пылинки и не избавившись. А нам приборчик показал, что в лесу опаснее всего плаун и мох, лучше на них не садиться.
В лес мы, конечно, ездили. И грибы собирали. И не только мы. Все газеты уговаривали народ этого не делать, в леса не соваться и уж тем более ничего из них не выносить, ведь помрёте от рака. Но понимали, что могучий инстинкт собирательства такой ерундой, как возможный рак когда-нибудь, не задушишь, не убьёшь, поэтому регулярно печатали карты Киевской области с заштрихованными фонящими участками — чтоб хотя бы ходили относительно безопасными маршрутами.
На всех въездах в город стояли посты. Мальчики в защитных костюмах и респираторах сантиметр за сантиметром обследовали машины, багаж, водителей и пассажиров счётчиками на длинных щупах. По инструкции были обязаны вытряхнуть наши корзины за обочину. Но тупая инструкция не в силах справиться с уважением к ближнему и к еде, с совестью и сопереживанием — для этого нужна отрава посильнее. И юные воины, спасая нам и добычу, и здоровье, тщательно-тщательно, поштучно, проверяли наши грибы.
Ни разу ни одного не выбросили, кстати.
К ужину обязательно звали Мамину школьную подругу — тётя Вера любила поесть и грибы обожала.
— А где вы их брали? — спросила она однажды, оторвавшись на миг от жареных зеленушек.
— В Блиставице.
— Там же заштриховано!
— А мы брали между штрихами, — невозмутимо пояснил отец.
Тётя Вера успокоенно кивнула и вернулась к трапезе.
Так и живём — между штрихами.