|
|
||
Мне предстоит оценивать тексты, вошедшие в шорт-лист. Но, конечно, внимания заслуживают все стихи, участвующие в конкурсе. И, независимо от качества текста, уже то, что человек размышляет о сути своего "я", об отношениях с собою, людьми и миром, и воплощает свои мысли в стихи, не может не вызвать к нему - каждому автору - глубокого уважения.
В мои обязанности не входит решать, соответствуют ли представленные стихотворения теме конкурса. Поэтому я вправе исходить из презумпции соответствия - и принимаю как данность, что каждый автор задался, по меньшей мере, одним из вопросов: "Что есть человек?", "Кто я?", "Что я для мира?", "Что для меня мир?", "Зачем я?", и его стихи (то есть, создание поэтического мира, лирического героя и постижение его пути в этом мире) - честная попытка ответа.
Разумеется, в идеале такая попытка предполагает выход на метауровень - непривязанность к своему Эго, взгляд в себя со стороны, рефлексию, осмысление. Но если автор вместо постижения предаётся самовыражению - это ведь тоже ответ. И если автор отождествляет личность лирического героя с мгновением мысли, чувства, настроения - что ж, и это ответ.
Что до формы, я разделяю позицию Лотмана: художественный текст - сложно организованный смысл, и все его элементы суть элементы смысловые. Язык художественного текста - не форма, не мундир, натянутый на содержание для красоты, а художественная модель мира, структура, порождающая смыслы. Содержание подлинного стихотворения, информация, которую оно несёт, может реализовать себя только в данной адекватной структуре и не существует вне формы. Если стихи можно пересказать своими словами, это не поэзия.
На всякий случай - пояснение термина. Втычка - лишнее слово, вставленное в строку только ради соблюдения размера, "разжижающее", а иногда и искажающее смысл. На мой вкус - один из тягчайших изъянов стиха и индикатор либо неряшливости, либо неумелости автора.
Лапина Е.В.
Судьбы моей загадочное завтра
Судьбы моей загадочное завтра
Несчастней многих, счАстливей других.
Приносят сердцу встречи и разлуки
Надежды и Уныния ветрА.
У сердца настроение с утра:
Лечу на крыльях, опускаю руки.
У горя-радости живые звуки.
В них лёд и пламя яркого костра.
Стать может дольше века новый день -
Мучительное время ожиданья.
Не упускай мгновения - лови!
Неси, сквозь годы вдаль, лесной олень
В надежд моих несбывшихся желанья,
Навстречу солнцу, счастью и любви.
-----
В аннотации написано: итальянский сонет. Одна из самых строгих и красивых поэтических форм, за 8 веков существования не увядшая, не надоевшая, не исчерпавшая выразительных возможностей. Высокая классика. Правда, по каноническим правилам если катрены построены на опоясанных рифмах (abba), то третья строка первого терцета должна рифмоваться со второй строкой второго терцета, при трёх рифмах - cde dec, cde ced или ccd ede. Автор же рифмует cde cde. Но это-то ладно, поэты-новаторы с сонетом ещё и не такое вытворяли. А вот первые строки, чтобы они стали катреном, необходимо переделать так:
Судьбы моей загадочно завтрА,
Несчастней многих, счАстливее дрУгих.
Приносят сердцу встречи и разлуки
Надежды и уныния ветрА.
У меня нашлось только одно объяснение этого немыслимого, невообразимого промаха: автор с рождения не слышит и об ударениях знает лишь теоретически. Для глухого человека сочинять силлабо-тонические стихи, а тем более отважиться на сонет - подвиг. Почти удавшийся - и формально, и, что особенно приятно, композиционно: с экспозицией и развитием темы в катренах, развязкой в терцетах и ключевой завершительной строкой - сонетным замком. Правда, восемь восходящих строк оказались тесными для свободной игры противоположностями. У настроения пришлось оторвать обязательное определение. "Лечу на крыльях, опускаю руки" - хорошо. Но лёд скомкался с пламенем и попал в костёр. Зато смысловое пространство терцетов расширено цитатами - голосу автора вторят, развивая тему, "Единственные дни" Пастернака (корявенькое, но трогательное стихотворение) и "Лесной олень" Энтина (светлая песенка из романтического детского фильма "Ох уж эта Настя"). Конструкция "нести в желанья несбывшихся надежд" - штука совершенно непостижимая. Это не по-русски. Но "навстречу солнцу, счастью и любви" - мило.
Левская О.
Оклики крови
Что досталось от востока?
Выступ скулы, форма ока,
нюх на ветер, слух на лживость
и души неторопливость.
Что от запада досталось?
Бодрость членов, дум усталость,
Бесконтрольное пристрастье
к чудакам и зову счастья.
Что от южного предела?
На коне посадка, смелость
в разговоре и раздоре,
страх поддаться страху в споре.
Что от северного моря?
Память въетой в руки соли,
Вера снам, в которых предки
делят кровоток и клетки.
И прадочерь в мир уходит
Шумом четырех мелодий.
И стремится понемногу
уложиться в рифмы бога.
-----
Да, гетерозис - хорошая штука. Знание своей генеалогии и уважение к предкам делает честь лирической героине, а разобралась она, что от кого унаследовала, просто виртуозно. Уложиться в рифмы удалось хуже. В слове "скула" в родительном падеже ударение падает на "ы". В словосочетаниях "пристрастье к зову" и "стремиться понемногу" (или "понемногу уложиться"?) в процессе упаковывания в размер смялся смысл. Сон, в котором предки, понося друг друга на разных языках, делят между собой кровоток и клетки героини, выглядит запредельным кошмаром - наверняка автор ни сном, ни духом не имел в виду кровавых сцен и просто не учёл всех значений слова "делить", а термины более точные не вмещались в строку. Но, в общем, любопытный культурно-генетический этюд с явственно звучащей темой "все люди - братья", с чем я горячо солидарна.
Левченко Т.
При свете снега
Так пишу, при свете снега,
Вдалеке от суеты,
Капли крови доверяя
Вам, бумажные листы.
И страдаю от молчания,
И отчаянно боюсь
Словом, сказанным нечаянно
Душу разорвать свою.
Чьи-то жизни будоражит
Тонкий след карандаша.
В ворохе страстей бумажных
Только - вечность, лишь - душа.
Зыбкой тенью дышат строчки
В свежем сумраке окна.
Греюсь (в полном одиночестве)
У вселенского огня.
-----
"При свете снега" - сказочно красиво.
Собственно, первая строка - в её исходном варианте, с запретным местоимением - завершённое одностишие, нетривиальное, лаконичное, создающее образ, полный поэтического смысла. Последующее разжёвывание темы, при всей его несомненной искренности и значимости для автора, - повтор. Поэты всех времён и народов пишут кровью сердца. Все они мучаются проблемой "как сердцу высказать себя, другому как понять тебя". Все размышляют о вечности. Все надеются будоражить чьи-то души. Некоторым - Тиртею или де Лиллю - удаётся взбудоражить и чьи-то жизни, но это всё-таки редчайшие, единичные случаи совпадения таланта с историческим вызовом и накалом отнюдь не бумажных народных страстей. К последней строфе, которой следует нести основную смысловую и композиционную нагрузку, текст, увы, совсем расползается. К "строчкам" упорно липнет рифма "одиночка". Зыбкая тень не вяжется с тонким следом. Огонь не вяжется с сумраком. Образ поэта, пассивно греющегося у огня, хотя бы и вселенского, не вяжется с предшествующей картиной истового, на разрыв души, творческого труда, в котором поэт, по сути, говорит со Вселенной - и та отвечает.
Ледовский В.А.
Кредо
Жить одному
И слиться с этим веком
Быть зверем
Оставаясь человеком
Боготворить
И презирать
Соседа своего
Мечтая обладать всем
Отказаться от всего
В давно отвергнутом
Нечаянно увериться
Желать все помнить
На мгновение забыться
Не верить никому
И вдруг довериться
Смеяться над любовью
И влюбиться
Грустя в душе
Пройти по миру, улыбаясь
Стремясь к покою
Провести всю жизнь в движеньи
И, разрываясь между верой и сомненьем
Быть постоянным,
Вечно изменяясь
Слыть конформистом
Но не уступать судьбе
Самим собою быть
И изменять себе
Бег ни за чем
И бег за всем
По кругу
Вновь и вновь
Измена - верность
Ненависть - Любовь.
-----
Название плохо коррелирует с текстом. Автор добросовестно, удобным, как разношенный башмак, вольным ямбом перечисляет состояния лирического героя, которого мотают два вида движения: вращательное - по жизни и поступательное - туда-сюда между эмоциями и настроениями. Какое именно из состояний лирический герой выбрал своим жизненным девизом? Или в качестве кредо идёт весь список, с успехом заменяющий личности многогранность?
Наверное, кредо в том, что герою нравится эта карусель. А что - по крайней мере, не скучно.
Лежава И.К.
Тяжек крест
Тяжек крест человека без кожи:
Хам мордует его, косный корёжит.
Время гневаться, он - в сострадание:
Что глупы, мол, - в обоснование.
Этот бедный ему, тот несчастненький -
Перепился всевластием сладеньким.
А безумная жертва наживы
Разве ведает, что натворила?
Толстокожие бьют и не морщатся,
Тонкокожие плачут и корчатся,
Человек же без кожи не ведает,
Что обижен, обманут и съеден он.
Не умеет сражаться, отсталый,
За призы офортуненных баловней,
Но жалеет за тьму и невежество
С неизбывной и трепетной нежностью.
Тяжек крест человека без кожи,
Но и лёгок - весь мир ему ножны...
-----
Современный ироничный взгляд, яркий текст, острые метафоры и смелые эпитеты. Но герой - традиционный, даже, я бы сказала, архетипичный для русской культуры. Это блаженный. Обнажённая душа, он нагими нервами чувствует боли и беды мира, как свои. Он альтруистичен до самозабвения, не ведает о самозащите - и не нуждается в ней. То, что кажется слабостью и глупостью, оборачивается светлой силой: эта наивно открытая чистота просто недоступна злу. Блаженного легче убить, чем запачкать. И, как правило, грязь растерянно отступает.
Разумеется, горькая, доходящая до сарказма ирония автора по отношению к такому герою уместна лишь в одном случае: если она направлена на себя. Собственно, эта самоирония - знак: автор ведёт речь о себе, о своей выношенной позиции, о своём осознанном мироотношении.
Последнее двустишие великолепно. Самостоятельное и самодостаточное стихотворение, квинтэссенция всего предшествующего текста.
Лернер З.Д.
Честь
Есть не у всех она, но если есть,
Дороже сытости, карьеры, денег - честь.
А у чиновников свои ориентиры:
Не честь им дорога, а честь мундира.
Судьба дарует честь одной рукой,
Другою - отнимает твой покой.
Не спорь с судьбой. Для выживанья мира
Честь поважней любого элексира.
Что ценит Власть? Могущество и лесть.
И не в чести у Власти ум и честь.
Поэтому так много сильных мира
Ушли в бесчестье, побывав в кумирах.
-----
Ровно половина текста, шесть строк (первое двустишие и вторая строфа) - развёрнутая вариация лозунга "честь превыше всего". Даже архаичное написание слова "эликсир" - не ошибка, а отсыл в эпоху алхимии с её эликсиром жизни, знак отстранённости лирического героя от суетного "сегодня", его самоотождествления с рыцарями былых времён, его верности вечным, ныне подзабытым, а многими - и отвергнутым добродетелям. Разумеется, суровый девиз, начертанный на рыцарском щите, не обязан блистать красотами стиля - и стих тяжеловесен, прочен, прям и прост, как копьё.
Однако другие шесть строк несколько подкашивают представший перед нами образ сильной и самодостаточной личности, несгибаемо благородной и бесхитростно прямодушной, ориентированной не на внешние знаки успеха, а на внутренний нравственный закон. Раздражённое поношение властей и чиновников, всех без исключения, бессильное самоутешение "зато я лучше них" - голос совсем другого человека, до нервного срыва задёрганного неудовлетворёнными статусными амбициями. Зато это - не декларация принципов. Это от души.
Строка "И не в чести у Власти ум и честь" хороша. И трогательно возвращает меня в былые времена. Я сама лет тридцать назад сыграла в ту же игру в стихах одного из моих персонажей - инопланетного сарацина: "Благородство и честь у людей не в чести. Одиноќчество - спутник на этом пути".
Одинокий путь хорош и тем, что чиновники им не ходят.
Лисова П.
Жизнь огня
Смотреть, как пляшет в глазах пламя,
И чувствовать его, и знать.
И смысл в глазах свой отражая:
Перегорая, согревать.
А может, и не для кого-то,
А просто: холод - это смерть.
Не должен, это не забота,
А просто цель: ярче гореть.
Не может быть огонь холодным,
Горит он только для себя.
Но согревает он кого-то,
Свой смысл - тепло - другим даря.
И пусть жизнь у огня короче,
Но исполняет она цель,
Не темень отгоняя ночью,
а выгорая до углей.
-----
Приношу автору нижайшие извинения: я человек несолидный - как расхохоталась на первой строке, наповал сражённая дивным словом "глАзах", так и не смогла остановиться. Трижды я честно перечитывала текст, стараясь проникнуться пафосом огня, живущего короче некоего неизвестного и ухитряющегося превратиться в угли (плазменная смесь кислорода, воды, углекислоты и инертных газов - в чистый углерод? Хм...). Трижды пыталась разобраться, для кого же этот огонь горит, и почему, пылая, он живёт короче, если, остыв, вообще перестанет жить, и как цель жизни огня может быть в том, чтобы выгореть, то есть помереть, и каким хитрым манером можно не достигать цели, а исполнять её. Но глазы преследовали меня, игривые и приставучие, как любимый щенок, а за ними увязалась целая компания. И сурово насупленное "ярчЕ", и накрепко усвоенное ещё питекантропом "не может быть огонь холодным" (ну не будем кивать на плазму в лампах дневного света), и весело заплетающиеся парочки ассонансов "пламя - отражая", "холодным - кого-то", "себя - даря", "цель - углей". И ведь идея, насколько я поняла, достойная, перекликается с пылающим сердцем Данко. Но - не уверена, что поняла правильно. Воплощение идеи меня совершенно запутало.
Листай Я.
Клин утиный
Осенью мои брови краснеют,
А желтые волосы на землю падают,
Радуя всех красотой.
Глаза серыми тучами надо мной плачут.
Ничто ничего не значит.
Шерсть носков душу не греет.
Реет в мозгу клин журавлиный.
Клином утиным его вышибаю,
Но мыслей воронья стая не улетает.
В пору сердечной стужи
Никто никому не нужен.
Осень. Она не извне.
Не в ветре, дождях и лужах.
Она не придет снаружи.
Осень.
Она
во мне.
-----
Сразу объяснюсь: я перевела строки в обычный вид, потому что для меня поэзия - не графический, а звуковой вид искусства. Клин из строчек - может быть, изысканно, но ничего не добавляет моему восприятию. А дисплей ими давится.
А стихи действительно изящны, в них бьётся сердце и чарующе мерцает реальность: мир - часть меня, и я - часть мира, и я - мир, и целостный, и разобщённый, в коем глаза могут плакать над хозяйкой.
Шерстяные носки - очень точная, живая и тёплая деталь.
Лобанов В.
Стрелки-ножницы
Ускоряется время,
Поводком давят мысли.
Быта тяжкое бремя
Монолитом нависло.
Плетью хлещет из "Надо!",
Сердце колет иголкой
И кружишь, как торнадо,
Спуртом взмылена холка.
Загоняемся сами
И кричим на знакомых.
Сериалы часами,
Интернетная кома...
Стрелки-ножницы чётко,
Подстригают минуты,
Нашей жизни короткой
И секунды ... кому-то.
-----
Стрелки-ножницы, стригущие время, - прекрасно. О спурте и коме тоже хорошо сказано. После "чётко" и "минуты" - лишние запятые. Нервные образы и рваный ритм гармонируют с характером лирического героя, ощущающего быт как бремя, не способного самостоятельно выключить телевизор и выйти из интернета, раздражённого собственным безволием и срывающего раздражение на знакомых:
Лобанов М.В.
Айсберг
Айсберг! Глыба ледяная!
По бескрайнему, бездонному простору океана,
Тая незаметно, медленно-премедленно
Качается, гуляет, плавает,
Волнами омываемый малыми
И валами до неба величавыми!
Айсберг! Кажется прекрасным
Солнечным алмазом, на закате красным,
На восходе розовым, а в полдень
Белым необъятным островом;
Приютом в перелете дальнем
Птицам длинноносым,
Берегом уютным львам морским,
Незваным гостем кораблям людским
И просто мерзлой глыбою дельфинам!
-----
Занятно. Похоже, игра с метафорой "человек - айсберг" возникла как ответ на известное "а ты такой холодный, как айсберг в океане". Могло получиться интересно: человек - вещь в себе, неуловимый и непостижимый, бесконечно разный для взглядов со стороны. Но чтобы образ действительно засверкал алмазными гранями, его надо написать. Представленный же текст - только эскиз задуманной картины. Валкий ритм из обрывков разных размеров - ни верлибр, ни силлабо-тонический канон. Разбросанные кое-где рифмы. Либо случайные, либо стандартные эпитеты. Набросок возможных вариантов, меню вместо обеда.
Макаревич Ю.С.
Обида
Как то забыть,
Чего забвенье осторожно.
Как больно вспомнить то, что ты давно забыл.
Вдруг оступившись... Осторожно!
Ты не вернёшься тем, кем был.
Ты вспомнишь всё....
Но вспомнить сложно, кто эту горечь причинил...
-----
Перед рифмами "забыл - был" и "осторожно - осторожно" меркнут даже страдания Фомы Опискина... то есть, лирического героя, тщетно пытающегося вспомнить - кто и как его обидел-то. А, в сущности, какая разница? Перед принципиально обиженным виноват весь мир. Автор прав: незабываемо.
Манаков К.Я.
Философия флейты
Легкомысленно играя
Механическим сюжетом,
Сладко грезили о Рае,
И мечтали, и клялись.
Ничего уже не надо,
Ни подсказки, ни совета,
Если ходит где-то рядом
Удивительный флейтист.
В путь веселый и неблизкий,
Спотыкаясь о реальность,
Убегаем за флейтистом
Из хрустального дворца.
Все прошло, а ведь когда-то
И любили, и старались,
А теперь на камне даты:
День начала - день конца.
-----
Танцует, не взметая пыли над полом, четырёхкратный четырёхдольник (в терминах традиционной поэтики - восьмистопный хорей). Каждая строка записана в две, с разрезом по внутренней рифме (однако чуткое ухо автора увенчало конечными рифмами два истинных четверостишия, а не четыре кажущихся), но звучит единым целым, длинно и стремительно - весело и неблизко. Невесомое дыхание стиха. Неодолимое очарование смерти, уводящей своею флейтой всех без исключения, равно легко отрывающей человека от дел и удовольствий, от любви и войны, от родных и друзей.
Судя по бесчисленным "Пляскам Смерти", в Средние века остро чувствовали: она всегда рядом. И отважно смотрели в лицо безносой. Нам бы так.
Мананникова И.Н.
Был мир понятным и простым
Был мир понятным и простым,
Возможно, чуточку пустым,
И хоть терялся ты порой,
Казалась жизнь тебе игрой.
Но происходит что-то вдруг,
И все меняется вокруг,
Стареют правила игры,
И все летит в тартарары.
В душе смятенье и испуг,
И стал врагом недавний друг
За то, что льстить он не мастак,
За то, что думает не так,
За то, что - робок и несмел -
Вдруг возражать тебе посмел.
И, проклиная ту игру,
В свою ты прячешься нору,
Чтоб рассмотреть со стороны
Ухабы все и валуны
На новом жизненном пути,
Что предстоит тебе пройти,
Понять, где правда, а где ложь,
Что потеряешь, что найдешь,
Куда идти, чего бежать,
Каких потерь не избежать,
Каких вершин не покорить,
Кого любить и как творить...
И вот, найдя на все ответ,
Ты выбираешься на свет.
Твой мир прозрачен, как стекло,
И на душе твоей светло.
И так, в согласии с собой,
Ты проживаешь год-другой,
И снова - встряска, взрыв, удар
Как наказанье... или дар?
И вновь в душе переворот,
И ты уже совсем не тот...
Жизнь - потрясений череда.
А если эта чехарда
Прервется, станет тишь да гладь, -
Пора, наверно, умирать...
-----
Этого я, пожалуй, не потяну.
И ведь стихи-то хорошие. Непринуждённые и ясные. Свободное владение техникой - она незаметна на плоти стиха, как чёрное бальное платье на Анне Карениной. Просто и изящно. Несколько выбивается архаизм "чего бежать" в значении "чего избегать", да это пустяк, родинка.
Но читать их мне так тяжко, так дико, что я чувствую себя жукоглазым марсианином, чужим в чужом мире.
При попытке разобраться, о чём идёт речь в тексте, простая и понятная вроде бы история расплывается жёлтым туманом страшной сказки. Чем казалась жизнь лирическому герою - великой игрой с миром (в числе её составляющих - философия, наука, искусство, политика, наконец, просто общение) или инфантильной игрой в куклы? Что происходит с героем? Что-то вдруг. И дальше - набор общих слов, словно нарочно подобранных так, чтобы скрыть смысл событий и поступков. Герой морочит голову то ли себе, то ли читателю. Скорее, себе, потому что рассмотреть новый жизненный путь со стороны, ещё даже не вступив на него, увидеть на нём все будущие препятствия, обретения и потери, заранее понять, кого любить и как творить, - невозможно. Очевидно, что герой ищет не ответов на реальные вопросы, а согласия с собой, любимым, не постигает реальность, а создаёт её иллюзорный образ, прозрачную, как стекло, грёзу, которая неизбежно разобьётся при первом же соприкосновении с действительностью. Да, встряской, взрывом, ударом - но вряд ли переворотом в душе. В начале рассказа в мутном потоке расплывчатых, намеренно пустых фраз (всё меняется, всё летит в тартарары, правила стареют, в душе смятенье) мелькает конкретный факт: для героя живые люди, смеющие быть другими, иначе мыслить и не пресмыкаться перед ним, - враги. Он предпочитает кукол и полагает свою запредельную ксенофобию нормой. В конце же герой сознаётся в адреналиновой зависимости: ему нужны регулярные потрясения, иначе жизнь не в жизнь. Он намерен и впредь жить в мире иллюзий и контактировать с реальностью, только как мазохист контактирует с плетью. Герой не осознаёт своей мерзостности, не анализирует своих ошибок, не становится ни взрослее, ни умнее, ни порядочнее. Совесть его чиста. Фраза "И ты уже совсем не тот" - самообольщение разума, разлагаемого циррозом эгоцентризма.
Если это не жёсткий сарказм (а на то не похоже) - это невероятная безнравственность.
Марцев Я.Ф.
Один против всех
Скользкое небо стекает дождём с ресниц,
Крыльями птицы царапают высоту.
Выйти на площадь и заживо падать ниц -
Бледной щекою в подтаявшую мечту.
Совесть как кошка сердце скребёт с утра,
Грязное время стучит сапогом в висок.
С главной дороги осыпалась льдов кора -
В мутную реку сползает наискосок.
Спиртом палёным ненависть горло жжёт,
Чёрным угаром ветру дышать невмочь.
Небо отметит двенадцать шагов вперёд -
Кто-то ответит рассвету за тёмную ночь!
День талым снегом заплачет в моей руке,
Сытые рты станут в душу свинцом плевать.
Солнце блеснёт на холодном как лёд клинке,
Пальцы обхватят тяжёлую рукоять.
Кривда по свету вьётся тугим бичём -
Чёрною коброй силится бить в висок.
Липкие путы наотмашь рублю мечом -
Грязная ложь бурой кровью на жёлтый песок!
-----
Редкостный в поэтической тусовке голос воина. Стихи-сражение. Кровью кипящий оазис боевой ярости среди барханов томных вздохов, такыра злой судьбы и перекати-поля сансары. Весь мир - пространство и время, небо и площадь, вода и ветер, ночь и день - вихрится в битве архаичных, но хлёстких образов, и в центре боя слово поэта стремительным клинком высекает молнии кеннингов из кольчуг врагов - врановой поживы.
Одна ошибка ("бичём" вместо "бичом" можно считать опечаткой). У кобры, благородного создания, действительно есть манера бить мордой - с закрытым ртом, не кусая, чтобы отогнать врага, а не убить. Это не атака, а предупредительная демонстрация атаки. Пока кобра бьёт, она не страшна. Тем более - после бившего в висок сапога.
Милена Л.
Не против себя
Стучусь в закрытые наглухо двери,
Иду по дорогам, поросшим травой,
Не в том направленье, без карты и компаса,
Против
Себя.
Открытые двери меня не прельщают,
Простые дороги мне кажутся странными,
Делать что нравится - неестественным
Для меня.
А было бы можно войти в эту дверь
Так зовущую, ждущую
Только меня.
А можно бы было пойти по дороге
Без травы и камней -
Своей.
Делать что нравится,
Течь, как река,
Стать воздухом,
Облаком белым, пушинкой,
И плыть
Над землей.
Лететь, а не ползать,
Петь, а не кашлять
Словами, застрявшими в горле
Давно
У меня.
Легкий путь... есть ли в нем радость?
Не для кого-то,
А именно для меня?
Открытые двери меня не прельщают,
Простые дороги мне кажутся странными,
Делать, что нравится -
...а если попробовать?
И вот -
Теку, как река, воздухом, облаком
Плыву, и пою, и лечу!
Пишу, вдохновляю, творю,
Продвигаю, вещаю,
Передаю жемчужины мудрости,
Осознания, вечные ценности и -
И вот -
Все двери глухие мне открываются,
Дороги кривые мне кажутся ровными,
А дело любое - люблю!
-----
Ну, что ж, ещё на Аурине было написано: "Делай, что хочешь".
В первых двух строфах выдержан хороший верлибр - оригинальный, крепкий, в гармоничном темпе сосредоточенной рефлексии, с выразительными остановками - пристальными вопрошающими взглядами в себя. Но как только лирическая героиня заводит речь о том, что ей нравится, текст, увы, теряет единый ритмический скелет и, не скреплённый рифмами, тает аморфным студнем. Это странно. Ведь с логикой размышлений всё наоборот - лирическая героиня внятно, просто и убедительно показывает, как хорошо делать, что хочется, а вот аллегория закрытых дверей и заросших дорог несколько расплывчата и противоречива. Героиня не могла вырваться из плена чуждых ей общепринятых представлений "как положено"? Тогда непонятно, каким образом, идя этой мелкой колеёй, она накопила жемчужины мудрости, научилась творить, вдохновлять и вещать. Героиня шла трудным и опасным путём постижения - и добралась, наконец, до сатори? Да, именно на Пути можно обрести духовные сокровища. Но тогда непонятно, почему героиня считает его не своим. Мне вообще кажется крайне спорной идея "свой путь лёгок и приятен, а трудный путь - не мой". Правда, в данном случае миру повезло: лирической героине нравится творить добрые дела. Это чрезвычайно радует.
Михальченко А.А.
Другие
Все те же улицы пред шагом,
Знакомы набрежной огни.
Твой город там же спит уныло,
И мост все там же видит сны.
Домов стуканы небом выше,
Пусть не знакомы, но свои.
Причалы мысли твои слышат,
А ты - их шепот у волны.
Парящим вдохом запивая,
Отдавшись ветру вновь лицом,
И руки в стороны расправив,
Пойдешь, утратив зов часов.
Знакомы девы с камня руки,
Но все что было позади
Твоим не будет - все чужое.
Чужие руки. Другой ты.
-----
Аннотация гласит: "Стихотворение повествует о восприятии человеком мира вокруг, и восприятии себя в пределах этого мира в рамках определенного временного отрезка. Мир в данном произведении выступает в качестве зеркала внутреннего мира повествующего, и есть одним целым с ним". Вот здесь бы и остановиться, исправив украинизм "есть одним целым" на русское "есть одно целое". Всё сказано - остальное читатель сам вообразит, руководствуясь верной и умной мыслью автора. Или можно было бы написать философически-созерцательную миниатюру о спящем городе, мокром причале, беседе с ветром и волнами, печальном и освобождающем расставании со своим прошлым и с прежним собою. Ну зачем же вывихивать текст, кувалдой вгоняя его в пазы хорея? Откалывать части фраз и даже слов, засыпать пустоты между бесформенными обломками смыслов мёртвым песком многочисленных втычек? Зачем приколачивать, где получится, грубые подобия ассонансов - ведь можно писать белым стихом, в конце концов? Как продраться через эти руины? Улица перед шагом, город и мост всё там же (странное дело - почему не бродят?), дома небом выше (то есть, на следующем небе), причалы у волны, запивать вдохом неизвестно что, отдаваться лицом, расправлять руки в стороны, утрачивать зов... О набрежной, стуканах (преуморительное слово) и недостающих запятых я уже не говорю. Но доконали меня руки, знакомые с камня. Далеко не сразу я сообразила, что, скорее всего, это просто дева из камня. Всего лишь украинизм - и какой эффект! Ужас...
Мнимоза
Голос
Не там родился ты, чудак,
совсем, совсем не там!
Ну разве можно чью-то жизнь
доверить городам?
Здесь храмы строят на крови,
не веря без прикрас...
ну что ж, родился - так живи,
и будь одним из нас...
-----
Техничная, гладкая, не без изящества вариация присказки "живи, раз взялся". Что значит "не верить без прикрас", я не поняла. Может быть, автору не нравятся украсно украшенные православные храмы? Дело вкуса. Почему чудак не может - или не хочет - переселиться из гадкого города в благостную деревню, тоже не ясно. И вообще, что ему стоило подумать, выбрать и родиться там?
Если бы автор сообщил, где это - там, в приятной форме плеснуло бы и содержание.
Москвичев Д.А.
С отливом
Проплывающие мимо акулы хвастаются белым набитым пузом.
их главарь (несомненно) бьется мордой тупой в стекло.
что это? Рим- пилигрим, беспардонный Берлин или разиня- Тулуза?
впрочем, все эти местности,
то есть, конечно же, дальности - отпечатки чернильные
в графе "от кого".
в графе "почему", "для чего", "совершенно открыто",
"сжечь при пожаре", "перед обедом съесть"
проплывающий мимо главарь выглядит откровенно сыто
и оттого как-то пресно что ли
как-то тошно что ли
так, что хоть в воду лезь.
Наверху - все не то, как и выше - башни,
шпили, флаги, флюгеры как насесты птиц,
знойный воздух, раскаленный кирпич и недвижимость та же,
что и в каждом мускуле досконально довольных лиц.
-----
М-да. Так и встаёт в памяти кортеж крутых джипов с лоснящимися рылами, от которого улицы родного города становятся чужими и враждебными. И так же, как в стихах, тошно рвётся дыхание, и взгляд тянется ввысь, в привольный покой и простор, но неба - нет.
Мудрая Т.А.
Рисунок одиночества
Одиночество хочется нарисовать так:
Рука, простёртая к небу,
Раскрыта параллельно земле,
И солнце, касаясь трёх жизненных линий,
Ладонью плещет в ладонь.
Одиночество следует описывать так:
Вселенская ширь и восторг
Обращают человека в прах,
В игралище невероятных сказаний,
Но пепел горит огнём.
Одиночество - микстура от чёрной жёлчи,
Прописанная беднягам,
Обречённым на раковину,
Чтоб их душа переросла оболочку
И резво тронулась в путь.
Одиночество зрит: все вещи суть здания.
У простых зданий - фундамент,
У со-зданий - плотные ноги,
У миро-здания - святыня скрижали.
Всё это - дряхлый камень.
И чтобы не поддаться страху и трепету,
Положитесь на дерзкий ветер,
Окрылите себя пламенем,
Пусть вашим паролем станет изменчивость -
Тогда поймёте, кто вы.
-----
Идущий (и, может быть, только идущий) знает, что Путь проходят в одиночку. Снова и снова уходя от себя к себе. Осознавая и сбрасывая платье за платьем, с которым только что отождествлял себя. Только наедине с миром постигаешь, что ты и мир - одно, и всё - во всём.
Небо А.
***
Не объективны, не реальны сны.
И как затейливо в них сотканы сюжеты...
Назойливо тревожит мыслей рой,
И музыка звучит из тишины,
Многоголосья мира к нотам прибавляя.
Оплавленный будильник на столе
Уже распят на пластике усердья.
Участие привычно сядет рядом,
Здесь на подушке возле самой головы.
Разгладит боль теплом своих ладоней,
Улыбкою касаясь сетки дней.
Ведь что есть время? - Множество отрезков,
Отложенных на поле суеты.
...Не объективны, не реальны наши сны.
-----
Ещё один вольный ямб (у меня зреет смутное ощущение, что авторы просто не берут на себя труд сосчитать стопы в строках). Что приятно - белый-белый. Красиво обрамлён нереальной рамочкой из сновидений. Автор поначалу вроде бы даже собирается их рассказать, сулит затейливые сюжеты, но перескакивает на другие темы - и прыгает по яви меж берегами снов с образа на образ, словно по листьям кувшинки. Сон - банальные рой мыслей и музыка из тишины, великолепный оплавленный и распятый будильник, сусальное тепло ладоней, комично прижатые сеткой нос и губы участья, дискретное, в отрезках, время, впечатляюще мрачное поле суеты - сон. Переправились. Ну, и? Оно нам было надо?
Неделько Г.А.
Времена года
В белом скрыта, в мел зарылась
И не видит пути назад,
отступленья.
Минет время - на парад
Выйдут мгновенья.
Величье на смену слову "унылость".
Хороша, внимай,
Идёт-бредёт зима!
Ждать пробужденья не надо долго,
Всего год, и с лихвой
его хватит.
Травой-росой-красой,
знаком знати,
Природа пометит зелёную тогу.
Радость весне
Быстра, как во сне.
Холод и жар, ветер и зной друг с другом
Играют по центру цикла
смело, споро.
Берёза в цвету, ива поникла.
Веселья споры -
И вижу себя собственным внуком.
Молодость лета -
На вопросы ответы.
Сквозь слёзы и шум водопада
Пробиваются образы
и виденья,
Что растут, пока не вспыхнут грозы,
в преломленьи
Лёгкой занавеси - лучей каскада.
Серьги сбросив,
Искрится осень.
В белом скрыта, в мел зарылась
И не видит пути назад,
отступленья...
Как хочу пережить вновь эти мгновенья!
-----
Наконец-то я могу всласть порадоваться за человека... хотя лирический герой представляется скорее эльфом, мифом во плоти, пребывающим в не человечьем, ином, циклическом времени, где дед и внук выглядят равно юными. Тем приятнее. Он так лениво и привольно развалился на полянке, созерцая вечную смену сезонов. Он так виртуозно играет самоцветами слов - рассыпает из них неповторимые, пёстрые и странные узоры, не сковывая свою прихотливую фантазию ни ритмом, ни смыслом, стремясь только попасть неисчерпаемой мозаикой созвучий в лад неисчерпаемой мозаике живого леса и неторопливо наслаждаясь полифонией мира и языка. Лишь в последней строке перо трещит и брызжет, изысканная словесная вязь срывается в суетную банальность. Ты переживёшь эти мгновения вновь и вновь, призрачное чудо, ты же бессмертен, и твой мир есть вечное повторение - кружится, кружится на ходу своём, и возвращается на круги своя, и не насытится око зрением, не наполнится ухо слушанием, и что было - то и будет, и что делалось - то и будет делаться, и нет ничего нового под Солнцем.
Неуважай-Корыто В.
Атлантида
Под ногами трещит лёд эпохи,
Не моя это явно "весна".
Мой черёд, Атлантида, с тобою
Разделить злую участь сполна.
Не хочу... Но расколота льдина,
Сердце замерло над полыньёй,
И далёкое слово "чужбина"
Стало близкой холодной тоской.
Вот срубили Империи древо,
На "своих" и "чужих" поделив.
Как волной смыло Родину Время,
Вслед за ней мне уйти бы в отлив.
Меч давно был незримо занесен,
И Истории взведен курок,
И, увы, не случилось осечки -
Ведь не знает ошибок злой рок.
Ох, не жалует пасынков Время:
Не увидеть - гляди, не гляди -
Атлантиды всплывающий берег,
Прежней Родины не обрести.
Кто-то скажет: крепка моя льдина,
За спиной не гарцует Конь Блед;
До отжившей свой век Атлантиды
Мне, ей-богу, совсем дела нет.
-----
Насколько я понимаю, это плач по Советскому Союзу. Горькая тема. Я готова к сопереживанию - ведь я живу в ту же эпоху перемен, в развалинах того же государства. Но, похоже, автора слишком душило отчаяние - и задушило в гражданине голос поэта.
Образы расколотой льдины и тонущей, а потом, как ни в чём не бывало, всплывающей земли раскалывают и топят друг друга. Образ смытой волнами (то есть, не расколотой и не тонущей на месте) Родины противоречит обоим. Образ срубленного дерева не срастается ни с одним из трёх. История, одновременно замахивающаяся мечом и стреляющая, выглядит комично. Так неизбежно промахнёшься. Она и не попала: Атлантида всплыла, пасынки Времени остались живы. В словах "занесён" и "взведён" сбито ударение. Нечётные строки лучше совсем не рифмовать, чем оставлять утомительно мигающую рифмовку "то есть, то нет". Слово "Блед" для меня, увы, название красивого озера, а не конь Апокалипсиса с отрубленной задней частью. И я не могу отделаться от ощущения, что этот Мюнхгаузенов конь попал в строку ради рифмы.
И, наконец, двадцать лет, прошедшие после трагического события, - достаточный срок, чтобы перейти от слёз к осмыслению. Философия стона неконструктивна.
Никитюк В.Ю.
Фонарик
День ушел. Угас во тьме восток.
Путь ночной примолкнул впереди.
Не тревожь, фонарик, сон дорог -
Лучше вверх, на небо, погляди.
Через бездну, прямо в облака
Направляй скорее тонкий луч.
Не робей, хоть цель и далека -
Освети клубы суровых туч!
Не пустяк свет лампочек твоих:
Вот он стал невидимым для нас
И умолкнул, спрятался, затих -
Только не пропал и не погас.
Тучи скрылись. Ясен небосвод.
Нет преграды на твоем пути.
Направляй скорее луч вперед
И кольцо Сатурна освети!
-----
Ох, ничего себе светимость... Нет-нет, я целиком за. Жизненная философия лирического героя - "светить всегда, светить везде, до дней последних Донца" - достойна уважения. Его деятельная бодрость (особенно на фоне бесконечных метаний и жалоб на злую судьбу) освежает, как глоток живой воды. Энергичная позиция выражена в простых, как правда, крепких и ладных строках, сшитых единым образом фонарика-трансформера, силой гиперболы разворачивающегося в лазер небывалой мощи. А что, очень любопытно взглянуть, что там у Сатурна в щели Кассини. Как говорят у меня на родине, дай Бог нашему телёнку волка съесть.
Новиков В.Н.
Что-то не так?
Всё чаще думаю о смерти,
Всё чаще до утра не сплю,
Всё чаще горьких жду известий
И не приемлю, не терплю!
Всё чаще проявленья злости,
Всё чаще чай наедине,
Всё чаще радостные гости
Приходят к детям - не ко мне!
Всё реже шумные застолья,
Всё реже тосты до утра,
Всё глубже признаки похмелья.
Все чаще "Ох!", а не "Ура!"
Всё чаще отпуск - не в июле,
Всё чаще осень по нутру,
Всё чаще шприц на карауле
Все реже теннис по - утру.
Всё чаще давит где-то сбоку,
Всё чаще почки, печень, стул...
Всё тише драки, крики, склоки,
Всё реже песня и загул.
Всё чаще мемуаров строки,
Всё чаще мерзкий интернет,
Всё чаще поджимают сроки
Всё ближе........................
Нет, ребята, старости и смерти нет!
-----
Если прикрыть последнюю строку, текст обретает явственное сходство с записью в медицинской карте. Печальный перечень симптомов старения организма вызывал бы искреннее сочувствие. Но врач, видимо, загипнотизированный бессмертным ритмом "Старел Гаврила понемногу, Гаврила молодость терял" и сплошной синтаксической анафорой (всё чаще, всё тише, всё реже...), внёс в карточку и приметы разума. И сожаления лирического героя о том, что ушли в прошлое шумные загулы, драки, крики и склоки, порождают подленькую мысль: "Вот и ладушки".
Последняя бодрая строка выскакивает совершенно неожиданно, вопреки горечи и злости, думам о смерти и поджимающих сроках, и неизвестно откуда: даже её размер подчёркивает, что она из другого текста. Значит, он всё-таки есть, этот текст, в котором лирический герой мыслит, анализирует опыты долгой жизни и приходит к мудрым выводам, отзвуком которых и стала завершительная оптимистичная фраза.
Овдиенко А.В.
Наверное
Наверное, прощаясь нужно плакать,
И уходя навек, сентиментальной быть,
Эмоции убить, оставив в мыслях слякоть,
А после дверь закрыть и обо всем забыть.
Наверное, прощаясь нужно вспомнить,
Былые радости прожитых вместе дней,
Но мукам памяти пустоты не восполнить,
Как не вернуть проплаканных ночей.
Наверное, прощаясь нужно бросить,
В костер любви, пока он не погас,
Те горести, что сердце носит,
И боль забыть в любви предсмертный час.
Наверное, прощаясь нужно улыбаться,
Надеждам новым, новому пути,
И никогда, нисколько не сгибаться,
Под новыми ударами судьбы.
-----
И неуверенные колебания то пяти-, то шестистопных строк вольного ямба, с выскочившей вдруг жалобно-невнятной четырёхстопной "те горести, что сердце носит", и робкие рифмы (особенно безнадежны "быть - забыть" и "пути - судьбы"), и верно выбранная лексическая анафора "наверное" - все выразительные средства создают образ кроткого, безответного существа, избравшего удел не решения и действия, а претерпевания и всепрощения. Выбор проигрышный, зато праведный.
После "прощаясь" и перед "уходя навек" нужная запятая. После "вспомнить", "бросить", "улыбаться", "сгибаться" - нет.
Овчинников П.Г.
Размышления О Смерти
О горько так в саду корова плачет,
И мочит дождь ее, как будто тряпку!
То высунет из-под себя, то спрячет
Свою больную сморщенную лапку.
Понятно ей: за ней сейчас приедет
Машина, увозящая на бойню,
И в помыслах она уже не бредит
Родить ребенка, а, быть может, двойню.
Ей человек всегда служил кумиром.
В своих мечтах, крепя союз с ним прочный,
Она, как туча, вздыбилась над миром,
Чтоб разразиться молнией молочной.
Она не знает, что, по Эпикуру,
Она свою не может гибель встретить,
Почувствовать, как ей сдирают шкуру,
И как чернилами ей будут тушу метить.
Отрежут голову и вымя. Шкура
Пойдет на утепление подвала.
Ей страшно, потому что Эпикура
Она, как видно, в детстве не читала.
-----
Ну не выношу я антропоморфизма. Даже в стихах. Даже в классных стихах, где шкура многозначительно рифмуется с Эпикуром. Даже если корова - Небесная Корова Зимун и льёт из вымени Млечный Путь.
Да и никто не зарежет дойную корову, а тем более нетель (судя по тому, что о телёнке и молоке она пока только мечтает), из-за больной ноги - "Нут... то есть, Анка палец порезала, так я её пристрелил, чтоб не мучилась". Она ж корова, а не скаковая лошадь.
Всё как раз наоборот. Размышления о смерти, цепенеющим ли в ужасе, просветлённо ли созерцающим разумом, - человечий удел, плата за самосознание. Братья-животные страдают, как мы, и боятся страданий, как мы, но не постигают ледяного дыхания небытия. Им не нужно, как автору, с детства штудировать Эпикура, дабы к старости достичь атараксии. Им глубоко плевать, на что пойдёт их шкура, и что скажут о них после смерти, и какой им поставят памятник.
По мне, это пускание пузырей в молочной луже - ёрничество талантливого, но извращённого разума.
Огородникова Н.А.
Вальс
Кружится по ветру цветочный дурман,
И мысли витают в мечтах до рассвета,
Ещё не раскрылся, как в жизни обман,
Роман из картинок беспечного цвета.
Ещё не устать, проходя сквозь тепло
Московских аллей, бесконечных бульваров,
Ещё не узнать, где та грань, где со злом
Сойдётся добро, с неизбежным ударом.
Ещё ничего не пришлось мне понять,
Где топи, где выси, где ловчие сети...
Побудь надо мною твоя благодать,
Скупое святое волшебное лето!..
Побудь надо мной с благосклонным крылом!..
-----
Очень изящно и трогательно. И очарователен доверчивый и радостный образ героини в юности. И психологически верен умилённый и печальный взгляд из сегодняшнего опыта на светлую тень, танцующую в луче памяти. И точен беспечный цвет - пусть каждый читатель увидит свой.
Осипов А.А.
Перекур
Оглянулся...
Сколько раз вокруг Солнца промчался?
Сколько раз с Новым Годом встречался?
Улыбнулся...
Удивился...
Сколько песен прекрасных пропето?
Сколько встретилось ярких поэтов?
Огорчился...
Дотянул,
Как Сизиф, многотонные годы,
Вечным сном на гранитных породах
Не уснул...
Не свернул...
Сквозь терновники и по дорогам,
К неизведанным жизни итогам...
Отдохнул?
Посмотрю...
Там на стыках веков окоёмом,
Непрожитые судьбы-фантомы.
Закурю...
Подожду...
И, когда догорит сигарета,
Буду двигаться в сторону света.
И дойду
-----
Отличный, мускулистый, мужественный текст, отважно выстроенный на глагольных рифмах. Иначе нельзя: глаголы - ключевые слова, создающие образ деятельной и целеустремлённой натуры, крепким стволом держащие ветви воспоминаний, раздумий, выбора следующего ориентира. Лаконичных, на одну сигарету, мыслей обо всём. Не итоги - остановка, короткий взгляд вокруг и в себя, всего лишь перекур на долгом и верном пути.
Осторожнер Т.
Философия онлайн
за пределом разумности мыслящей силы далеко за деревьями тёмного леса
на границе небес однотонностью синих заместителем зама подменного вместо
однозначных и чётких законов и правил за далёкой пустыней с песками и ветром
за вулканными жерлами в серной отраве площадями с неровной квадратностью метров
существует себе относительно мирно недоступностью мрака покрытая тайна
то посветит исчадием лунного сыра то возьмёт да придумает виру и майну
для движения звёзд в пустоте траекторий или сделает умным слюнявого психа
сочинит про бессмертие сказку который и помрёт после этого скромно и тихо
в этой сказке слова как обычно по плану что расстались недавно но кажется вечность
между нами как будто бы движется плавно о подводные камни разлуки калечась
и поэтому грустно и хочется верить что страдания эти совсем не напрасны
а ещё существуют секретные двери в параллельность загадки миров безопасных
и потомки запишут на флешки и диски сохранив этот текст для других поколений
и заставят конечно же дальних и близких заучить наизусть потому что он гений
недопонятость смысла не станет понятней при отсутствии цели на общей мишени
погуляют слова и вернутся обратно не найдя подходящих к задаче решений
а неясная тайна уйдёт незаметно или слишком уж явно для зрений и слухов
чтобы быть обнаруженной чем то конкретным типа пакта союзного плоти и духа
тот кто смог бы понять очень грубо и просто состоит из души и опять таки плоти
налицо недобор с постановкой вопросов вы не знаете их и поэтому врёте
:)
Поднабраться ума и придумать какой-нибудь базис для начала строительства мудрых раздумий, гласящих
О совместности роли абстрактного Пупкина Васи с неземными полями, а также о том, что не ящик
У него на плечах, закруглённый неровностью формы, с примитивным набором немногих и простеньких опций
Поддержания тела едой, развлекухой и порно неизменностью способа думать, страдать и бороться,
А вполне себе фишка с приёмником и передатчик, архиважный сигнал посылающий в небо куда-то,
И способный вовнутрь заглянуть, изогнувшись удачно, и вернуться назад, если нужно зачем-то обратно, -
Где-то так приблизительно выглядя временной мутью, как-то так по-земному рождаются трупы теорий,
Всё неправда, конечно, но хочется просто уснуть и не копаться в себе и не злиться, со смертными споря
... :(
-----
Это сакральный текст. Его надо читать как заклинание и заговор, молитву и мантру. Его надо выпевать над детской колыбелью, и заучивать наизусть, и, повторяя его в медитациях, восходить серпантинами строк в иные пространства сознания.
Одно меня дёрнуло: просторечное "вовнутрь". В слове "внутрь" и префикс "вън" означает "двигать(ся) в середину, сердцевину, глубину", и корень "утрь" - "утроба, внутренность", куда уж целенаправленнее и глубже, "во" - лишнее. Понимаю: ритм...
Панасенко О.В.
Сон
Синее небо,
Белый песок,
Красное солнце
И вихрей клубок.
Рождённый летать,
Упал и лежу,
Крылья мои
Не дрожат на ветру -
Грязною тряпкой
Сзади лежат,
Крылья мои
Разучились летать.
Пальцами вновь
Загребаю песок,
В горле застрял
Непривычный комок.
Незачем жить -
Не могу умереть,
Мне бы хоть раз
Ещё в небо взлететь!
Бросить взгляд вниз,
И камнем упасть,
Чем лёжа внизу
Пыль здесь глотать!
Лучше уж в небе
Мне умереть,
Чем в землю вжимаясь
На небо смотреть...
Вскочил на кровати -
Ну, надо же, сон!
В небе летать,
Увы, не рождён...
-----
У-у-у... И автор, судя по первым строкам, точно знал, что делает. Синее небо, красное солнце и белый песок однозначно позиционируют стиль: детский рисунок. Примитивизм, только без забавной детской непосредственности восприятия и самовыражения. Но автору всё-таки не три года, чтобы я умилялась. Я, впрочем, и детишкам не умиляюсь.
Нет, конечно, можно истолковать данный сон по девице Ленорман и по Фрейду, вспомнить о символике полёта как соития, а невозможности летать - соответственно... сочувствую... Проанализировать дивный образ крыльев, летающих отдельно от лирического героя, сами по себе, перечислить все перлы ритма и рифмовки, расставить запятые, наконец. Но зачем? Если автору нравится рисовать каракули - кто я такая, чтобы портить ему удовольствие?
Пародивый Р.
"Мечты -- прямы, пути -- кривы..."
Мечты -- прямы, пути -- кривы:
бескрайней нивой мнятся зёрна,
но виражи судьбы -- увы! --
внеплановы и форс-мажорны.
Как первобытный гомозавр,
кому сегодня жить даровано,
средь полчища харизм и аур
покорно тщусь частицей Броуна.
-----
Очень верно, очень. Действительно, давным-давно замечено: "Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним ходить".
"Тщусь" - великолепная находка. Автор умеет очистить захватанное многочисленными употреблениями слово от мутной плёнки, восстановить его во всём богатстве звуковых и смысловых обертонов. И гомозавр хорош, хотя слишком грозен для покорности. Звуковая и ритмическая плоть текста безупречна. Рифмы невероятны. Это просто само совершенство. Редкий случай, когда поэтическое мастерство на таком высоком уровне, что идейка может быть любой свежести - стихотворение всё равно состоится.
Пархомец Г.А. Сонет
Сонет
Все удалилось, все ушло,
теряется вкус хлеба
и на вопрос -
что хорошо?! -
не жду ответа с неба.
Вода безвкусна,
соль горька,
все кончились дороги,
душа оборвана слегка,
на сердце нет тревоги.
Желанный след размыт давно,
на выцветшие краски
рассыпан бисер -
слез панно,
остались только маски.
Причудливых гримас портрет
составлю из осколков
и вынесу на суд "сонет"
прожитой жизни долгой!
-----
Нет, нет, это невозможно. Здесь нет никакого сонета - ни в прямом, ни в переносном смысле.
Я уж не говорю о том, что если автор мыслит свою жизнь как сонет, то и выражать эти мысли нужно в соответствующей форме. Но сонет - это всего лишь 14 строк, стройная лаконичная структура со строгой, внутренне согласованной и завершённой композицией, плотно упакованными и тесно взаимосвязанными смыслами, богатыми полнозвучными рифмами. Чтобы долгую жизнь можно было уподобить сонету, она должна быть насыщенной, ёмкой и звонкой. В ней должен быть целостный смысл.
Вполне вероятно, что в жизни лирической героини он тоже есть. Но героиня о нём не упоминает. Наоборот, перечень утрат - вкуса (чёткий симптом депрессии, кстати), ответа небес, дорог и тревог - порождает ощущение бессмысленности. Чей след, что в нём желанного, осколки чего - неясно, но тоже беспросветно. И уж совсем непонятно, зачем составлять из осколков портрет гримас и какое отношение это произведение изобразительного искусства имеет к сонету. Похоже, поэт просто не нашёл другой рифмы к портрету. Так ведь возможны варианты. Причудливых гримас лубок - и вынесу на суд итог, например. Или более возвышенно: портрет причудливых гримас - и вынесу на суд левкас. По крайней мере, тоже картина.
Паршина Е.С.
Песнь падших
Променяли на похоть крылья,
Не ценя еще доступ в рай.
Не учли, что до тверди мили,
И упали в порочный край.
Получили, чего хотели,
Потеряли священный смысл.
Научили блаженству тело,
А душа вырывалась ввысь.
Постепенно забыли правду
И придумали новых богов.
И страданья чужих - отрада.
Нет друзей, зато сотни врагов.
Боль сполна для себя открыли.
Все взывает к Тебе внутри.
Не давай нам обратно крылья,
Только грязь эту забери.
-----
Классический трёхдольный паузник - если можно назвать классической форму стиха, к которой "высокая" поэзия (в отличие от народной) обратилась лишь в начале 20-го века. Этот богатый ритм, не сразу понятый и принятый (современники поэтов Серебряного века вообще не умели его интонировать и считали верлибром) и сегодня требует подготовленного поэтического слуха. Только полносложные, без пауз, строки "и придумали новых богов" и "нет друзей, зато сотни врагов" выбиваются из общей ритмической структуры. Что-нибудь вроде "сочинили / сотворили новых богов" или "и создали новых богов" (ударение на "а" в "создали" допустимо), "нет друзей - и сотни врагов" звучало бы органичнее. В остальном же - отлично сделано, просто отлично. Паузник, звучащий в данном случае требовательно и даже обиженно, будто нарочно создан для монолога капризного эгоцентриста, который наслаждается страданиями ближних - и уверен, что его душа стремится ввысь, ханжески винит мир в порочности (только потому, что тот плодится и размножается) - и ничтоже сумняшеся просит Бога прибрать вместо него всё, что он тут насвинячил. Остро и убедительно.
Пентегов Д.А.
Философы в пивной
Полно философов в пивной,
А математиков - не очень.
Стоит на этом шар земной
Довольно крепко, между прочим.
Недаром в первобытный век
От болтовни устав, наверно,
Открыл пещерный человек
В пещере первую таверну.
Пришли философы толпой,
Уютно разместились в гроте,
И пили брагу день деньской,
И не мешались на охоте.
Заветам пращуров верны,
Пивные закрывать не будем!
Пускай сидят там болтуны
И не мешают умным людям.
Да не отменят никогда
Такой подход утилитарный!..
Давайте выпьем, господа,
За склад ума гуманитарный!
-----
Прелесть какая! Вот слова не мальчика, но мужа, трезвый (как ни парадоксально это звучит в питейном заведении) и ясный взгляд весёлого циника, пинок под зад философии в целом и лично конкурсу "ФилософиЯ", изложенный мастерски, непринуждённо и изящно (одна опечатка: "день-деньской" пишется через дефис, и запятые кое-где разбрелись не туда). А главная фишка - без неё стихотворение стало бы несправедливым и обидным для настоящих философов - самоирония: ведь циник-то сам разглагольствует в пивной и не мешает умным людям, умница!
Петропавловский Е. Е.
Если родился в краю полутрезвых ноликов...
Если родился в краю полутрезвых ноликов,
двигался в этой толпе, но постиг лишь толику
зыбкого марева глаз, обделённых взглядом,
не говори, ради бога, что бог был рядом;
если мечталось о музе, но звуки музыки
лишь открывали секрет, как залезть под трусики
к этой бездумной, беспутной, по сути, тени,
не отрекайся, не лги, что тебе до фени;
если достаточно кликнуть (чертей ли? ангелов?) -
и налетят, осенят, перепишут набело
лица имён, не успеешь и смежить веки,
не торопись перетечь в этот глюк навеки...
Но, упокоясь в рубашке своей смирительной,
голубем мира, таблеткой успокоительной, -
просто постигни, струясь в золотые дали:
в этой юдоли так рано тебя не ждали...
-----
Сдаюсь - как вступивший на Путь сдаётся учителю. Я не могу анализировать этот стремительный поток суггестивных смыслов, увлекающий мой дух в небеса, этот прозрачный ручей печали, этот горький мёд мудрости. Могу только пить - и таять, воском в луче этого света, обретая свободу от застывших фальшивых форм.
Повшинкин Д.Г. Летописец
Летописец
Короткая сводка в строчках газет.
Бесстрастная правда о жизни в скитаньях.
Одно доказательство, что жил человек.
И больше о нем ничего не осталось.
Что ждет их? Забвение в беге веков.
Найдется ли тот, кто не забывает?
Лишен предрассудков, срывает покров
Тех давних событий, что вечность скрывает?
Он скоро откроет свой некролог,
Возможно подавится утренним чаем,
А может - проснется, в конце то концов
Все сны в этом мире совсем не случайны.
-----
Прошу прощения, мне нечего сказать по существу. Эти стихи - не о моём мире. В моём люди успевают много чего сделать, наплодить, создать и разрушить, оставляют после себя кучу следов, но ни о ком из них не пишут в газетах. Никто из них не думает всерьёз, как бы остаться в памяти веков, и не задирает подол вечности. И никому не повезло за утренним чаем прочесть свой некролог. А жаль - вот была бы хохма! Действительно, впору проснуться от бытия.
Могу только о форме. Слово "доказательство" не легло в размер: посередь стопы торчит лишний слог. После вводного слова "возможно" нужна запятая, после "в конце-то концов" (непременно с дефисом) - двоеточие или тире. Банальное "забывает - скрывает", шершавые "газет - человек" и "чаем - случайны" ещё сойдут, но "скитаньях - осталось" - не только не рифма, но даже не ассонанс. Надо бы тщательнее.
Половинкина Т.
Оставлю всех, пойду по черепкам...
Оставлю всех, пойду по черепкам
Пустынной и извилистой дороги.
Свистит чирок, где в вереске река.
В подьём до апогея дюжат ноги.
Где муравьиные чернеют пни,
Как разорённой памяти останки,
Приду туда, расположусь в тени
Вьюнком увитой доверху альтанки.
Вдохну нутром живую горечь хвой,
Отринув лицемерных дней ярема.
Ещё здесь слышен тайный голос твой
И здесь бессильны мужество и время.
-----
Очень точно и тонко выстроено. Очень насыщенно. Невообразимая языческая древность и суровая красота "никогда больше".
Одна опечатка: "подъём" пишется через ер.
Порфирьев А.А.
Закомпасное или Парадоксы климата
Климат - клятый мат,
у климата - климакс.
Компас - компостер мозгов:
неправильный Юг.
Туда ни ногою, больше
к тому, кто смугл
от света ума.
"Где солнце, а тьма" -
дальше.
Ближе - где Юг равноценен Западу,
где и Востоку не западло,
не ультрафиолетово,
светиться, в это поверив,
несмотря на повсеместный Север.
-----
Шикарный шифр. Но мне западло его разгадывать и ультрафиолетово, что получится в результате. На кой? Всё равно всюду север.
А запятую в заглавии всё-таки надо бы поставить, ой как надо. Без неё получается ситуация выбора, коего на самом деле нет.
Провоторова Л.
Идёшь... Попадаешь под дождь...
Идёшь... Попадаешь под дождь.
Идёшь... Промокаешь и ждёшь:
Вдруг закончится он -
освободит горизонт...
Даль омыта - чиста.
Люблю эти места!
Мысли, как "сложенный зонт",
в сердце держу.
Спрятаться
Не спешу.
Промокаю и дрожу.
Привыкаю и живу.
-----
Просто и скромно. Как из сердца выплеснулось, так и произнеслось, в согласии с непритязательным принципом: кротко претерпевать невзгоды, не пользуясь мыслью, не пытаясь прикрыться или противостоять. Право, в этой смиренной дрожи есть своего рода доблесть.
Просто Я.
Был снег
Был снег. И кроны в коронах.
И свет умирающей лампы.
Неровные, рваные склоны
Холма с ледяной пентаграммой.
В которой уже не горели
Стихи в ожидании чуда,
И магию Слова и Тени
Не черпали больше из круга...
Был снег. И низкое небо.
И клубы белеющей мути,
И в прах раздроблённая небыль
Падала каплями ртути...
Был снег. Тормозило дыханье
На слишком крутых поворотах.
Лишь в душном, слепом ожиданье
Незримого смертным чего-то
Нахохлилась нервно ворона,
На голой сидевшая ветке...
Был снег. И кроны в коронах...
И жизнь в однокомнатной клетке...
-----
Я чего-то не поняла. У лирической героини такая разнообразная и насыщенная жизнь. Небо и небыль, снег и свет, холмы, лес, вещунья-ворона; наедине с реальным миром поэт гоняет на лыжах по горным лесам и масштабно чертит пентаграмму на весь склон; наедине с миром потусторонним - одолевает небыль, черпает инобытийные силы и творит магию слова. После таких похождений вернуться в нору, поесть, нырнуть под тёплое одеяло и восстановить силы для новых подвигов - чистое удовольствие и жизненная необходимость. Почему для героини дом стал клеткой? Какой гад приковал поэта к батарее? Или, может, ворона таки накаркала, и все приключения поэту просто приснились? Тогда жаль. Магию слова хорошо бы ещё потренировать. Кроны в коронах - прекрасный образ, в котором звуки творят смыслы: чёрные изломанные "к" ветвей и пышные белые "о" снега. Всё остальное слегка неуклюже, как шаг оленёнка.
|