Аннотация: История Шем. Марийские древности: угро-финский мир, народные сказания, обычаи, традиции. И немного вечного сюжета: фэйри и человек - не пара. Войдет в продолжение "Дверей весны".
Шем
Мои волосы - это ветер, мои глаза - это ночь. Песнь - это слово мое, и слез не знают мои глаза. Мои волосы - корни древа, мое платье - ночная мгла.
В деревнях через этот лес стараются не ходить. Там живет Шем: страшная, высотой с елку, темная женщина, ей подчиняются все волки и рыси в лесу, все совы служат у нее на посылках. Если срубишь дерево во владениях Шем, убьет тебя упавшей сосной. Если обидишь Шем чем другим, утопнешь в болоте, и ты, и на чем ты приехал. Говорят, лежат в болоте и тракторы, и один городской джип.
Говорят в деревнях, что это - кереметь, а другие - что это овда. Кто ее видел? Да многие.
Одна бабка рассказывала внукам, что Шем один раз к небольшой ее деревне вышла, когда сама эта старая женщина девчонкой была. Она, говорит, не то человек, не то существо на двух ногах идет, высокая и вся в шерсти. Шерсть цвета чуть темнее песка, говорила бабушка. Вот она остановится, нагнётся, дальше пойдет. И таким шагом не быстрым. "Вспомнила, что сосед дед дома, я к нему. Вышли тут же, смотрим: стоит не уходит, но на нас не смотрит. А потом ушла за овраг. Время к обеду было, отец с работы пришел, мы с дедом к нему. Все рассказали. Сами все испуганные. Отец ружье достал, и пошел смотреть, нам сказал оставаться здесь. Пришел, рассказывает, по траве видно ходил кто-то, видно, как будто лежала, трава сильно утоптана, как будто специально кружилась. А потом следы вышли с оврага, и пропали куда-то, потерялся след иначе. Да немного шерсти принес, с кустарника снял" .
Но это еще хорошо отделалась и бабушка, и дед, и все. С чего бы Шем выходить к людям - не понять: она людей не любит. Если в какой-то другой лес пойти за ягодами, за грибами, то достаточно сказать хозяину или хозяйке леса: "Ты не пугайся, мы пришли за грибами и за ягодами". Не пугайся! Да Шем сама кого хочешь испугает.
Еше рассказывали про Шем, что в давние времена она похищала из стада коней - в ночи, когда светила полная луна. Скакала на них так, что к утру они были все в пене. Но говорят, и это неправда - она скачет на волках, самых матерых, сильных волках своего леса, - скачет быстро, как на коне.
Да и лес недаром называется Овда Чодыра - Ведьмин лес, а иногда Шем Чодыра - Темный лес.
Говорят, есть у Шем свои дороги - Шем Корно, и на этих тропах человеку лучше не показываться.
Волосы ее - ветер, глаза ее - ночь. Платье у нее их ночной мглы. Глаза ее не знают слез.
Шем любит закат. Шем любит осень. Когда редкие лиственные деревья роняют листву, то платье ее из оленьей кожи шуршит подолом по этом листьям. Волчья накидка волочится сзади, и волосы - хотя и не ветер, просот очень длинные черные волосы - почти достают до земли. Вокруг бегают волчата. Шем умеет принимать роды у волчиц. Конечно, обычно они и сами справляются, но иногда дело идет не так, и вот тогда-то появляется Шем. Когда-то очень давно она принимала роды и у людей тоже. За это ей давали человеческой еды - пирогов. Но это-то как раз было так давно, что в сказках и байках не упоминается - люди это давно забыли. IШем даже и не знала, что через пять поколений после того, как она последний раз помогла людям при родах, о ней рассказывали, будто бы за каждое доброе дело она должна сделать три злых. А потом уж и этого не рассказывали: забыли. На самом деле Шем было все равно - добрые дела, злые. Просто Шем любила людей и их пироги, а потом перестала любить, так у нее причины есть. Сама она к людям не ходит и зла им не делает, а вот уж если придут они в ее лес - Шем Чодыра - то она в полном своем праве.
Еще в древние времена говорили, что помощь Шем (тогда-то она по-другому звалась, звали ее Тумна) счастья не принесет. Вылечит Тумна от бесплодия - так рожденный ребенок вырастит буйным пьяницей и бездельником. Спасет человека от смертельной болезни - а он через год с крыши упадет или с лошади, шею свернет, или в лесу его медведь задерет. Тумна, а потом и Шем и этих баек не знала, а знала бы - только бы фыркнула. Это, мол, они про то, что за все платить надо. Верно, платить надо. Но Шем и сама платить была готова - и надо сказать, хорошо платила, по справедливости. Есть у Шем своя особая справедливость и свой особый закон. Шем верна договору.
Шем любит сумерки. Шем любит ночь.
Тумна ходила в кожаном платье тонкой выделки, и украшено оно было перьями сов. Потому и звали ее Тумна - Сова. А младшую сестру ее звали Изэҥер, что значит - Ручей. Больше всего любила Изэҥер сидеть у ручьев или ходить вдоль бегущих вод, и ручьи это были смоляные, темные, а то и прозрачные, зеленоватые. Все ручьи в лесах хранила Изэҥер, и воду в полынье, и носили к берегам ручьев женщины пироги и благодарили Вют-Ава, мать воды. На самом деле Вют-Ава была их матерью, но ушла "за текущей водой" далеко на восток, оставив место своим дочерям. Отец их умел обращаться в филина и улетел за Вют-Ава.
Говорят, что это был сам Йибы-ойка, Филин-старик, тот самый, что живет со своей женой в огромном гнезде на Мировом Древе, но неправда: Йибы-ойка был его отцом, дедом Тумны и Изэҥер. Сильно почитают деда Тумны, Йибы-ойка у манси, есть и святилище его там, - а в здешних лесах мало о нем говорят.
На праздник Кугечэ, когда яйца кидают через березу, пошли два брата из ближней деревни - Йуксэрге и Ошерге - далеко в лес. Увидели их две сестры, что сидели в ту пору высоко на березе, засмеялись. Парни посмотрели наверх - видят, две красавицы сидят, одна в венке из кувшинок, другая в совиных перьях. А в праздник Семык на всю ночь молодые парни и девушки уходили на луга встречать Семык, возвращались домой под утро, и вот двое самых смелых парней, один с волынкой-шумыром, другой с гуслями. Пошли они через папоротниковую тропу к устью ручья. Принесли дары и стали звать лесных красавиц. Пели для них песни, рассказывали сказки, - девушки смеялись, потому что в сказках все не так, как на самом деле. И в ту ночь пообещали красавицы хранить род парней - Йуксэрге - Сына Лебеля и Ошерге - Белого Сына. Ведь они сказали: мы здесь будем жить, и когда вас уже не будет, будут ваши дети, внуки, правнуки. Парни удивлялись: как это быть бессмертными. А смертными как быть? - спрашивали девушки.
- Да как, как, - смело говорил старший брат. - Говорят, семь раз умирает человек, из одного мира переходит в другой. В самом последнем, седьмом мире самом нижнем, превратится он в рыбу.
Изэҥер даже заплакала - жалко ей стало людей. Но Тумна сказала, что, может, и это тоже сказки, а все не так бывает.
Парни рассказывали, что смерть - это не так и печально. Например, погиб у них друг прошлым летом: медведь-Маска покалечил его. Был он неженатым, и провожали его с весельем и бубенцами, плясали, - а сам старший брат был заместителем погибшего. Почему? Да потому, что надо уходить на тот свет с легким сердцем, не держа зла.
Прошел месяц, и сказала Изэҥер - ухожу в деревню, к людям, стану женой Ошерге. Не я первая, не я и последняя: наши девушки часто уходили в избу к человеку, и сами люди говорят, что лучше наших хозяек, жен и матерей нету.
Тумна нахмурилась, опустила голову. Ни за что бы не пошла она к людям, хотя уже не первый раз приходил к ней тайно старший брат Йуксэрге, звал в свою избу хозяйкой.
- Ты вот лучше лесным хозяином стань, - смеялась Тумна.
- Ради тебя и стану!
- И то верно, зачем тебе рыбой становиться, лучше век мой живи.
Веселое, счастливое было время. Только за Изэҥер тревожно и боязно стало Тумне. Но лесную красавицу нарядили в человеческое платье, да не одно - много, много одежек надели, увешали серебром, щелкали вокруг нее плеткой, чтобы духи ее предков не навели порчу, словно бы и не думали о том, что ее предки сами и есть - духи, и не мертвые они, а живые. Только хозяйке вод и ее мужу-филину и дел, что порчу наводить на деревню! А Тумна затаилась на опушке леса, за околицей, в ельнике, сама сумрачная, как ель.
Потекли месяцы мирные: и правда, самой послушной, доброй, верной женой была Изэҥер, свекровь хвалила ее, золовки искали ее дружбы, невестки - жены двух женатых братьев - ей улыбались. Весной она сына родила.
- Иди ко мне в избу, и тебе такой же почет будет, - говорил старший брат Йуксэрге и летом, и осенью, а как наступила зима, сказал тревожно.. - Решай, Тумна, пойдешь ли хозяйкой в мой дом? А то гляди, женить меня хотят на дочке старейшины.
- Ты же говорил, что любишь меня навек? - удивилась Тумна.
- Люблю, но что же делать, если ты по-людски жить не хочешь. Тумна, прошу тебя, стань моей хозяйкой, вот увидишь, как мы заживем.
Задумалась Тумна и попросила себе отсрочки - подумать, с матерью, отцом посоветоваться. Знала она, как позвать родичей: трижды назвать истинное имя матери и отца, и они придут тайным путем, быстрым, скорым. Мать в воде появится, а отец прилетит на быстрых крыльях.
Только месяц был зимний, холодный, вода вся покрылась льдом. Надо две луны ждать, пока потекут ручьи.
И не успел настать новый праздник Кузэгэ, как прибежала к Тумне сестра - Изэҥер, вся в человеческой одежде, путается, серебром звенит.
- Сестрица, золовка моя завидует, что я хорошо пою, а старшая невестка - что я сына родила, сама она не может родить. Я/ старалась, лечила ее, но она все злится. Соседка пришла, говорит, что корова у нее заболела, мол не ваша ли лесная ведьма куролесит. Злятся они на меня, за столом отодвигаются, сквозь зубы разговаривают...
- А муж твой что? - резко спросила Тумна.
- Молчит, - заплакала Изэҥер.
- А... брат его?
- Тоже молчит.
Опустила голову, серебро зазвенело.
- Да сними ты серебро это, звоном всех птиц, зверей распугала, - озлилась Тумна. - Сними тряпки эти, в них не повернуться. Не помнишь, как ты на водяных конях скакала, а я на волках - ветра быстрее. Как куница, ты могла быстро залезть на сосну. А сейчас что? Изэҥер, сестричка, брось ты этого трусливого мужа, пусть себе живет, пока не помрет и в рыбу не превратится, зачем он тебе?
("Вот и мне ответ, - думала она. - Матушку звать не пришлось!")
- Не могу, Тумна, связана я с ним, - вздохнула Изэҥер. - Люблю его.
("А я?" - подумала Тумна).
Наутро услышала Тумна от деревни шум, звон - гусли и волынки поют, бабы кричат песни, от топота плясок аж земля дрожит. Спала Тумна в дупле, как Сове положено, вылезла и пошла смотреть. Стоит в ельнике и видит, - в ворота какого-то дома ломятся парни. Ничего Тумна не поняла, а объяснить некому. Вроде не драка, не побоище, - веселятся все. Разглядела среди парней своего дружка, разглядела вдали матушку его и дочек и невесток ее, и сестру свою с младенцем на руках, - стояла она одна, понурая, никто к ней не подошел даже. Мыслеречью позвала: Изэҥер, Изэҥер, поди на опушку. Крикнула совой, чтобы та услышала.
Хоть днем совы и не кричат, никто и не подумал неладного. Все заняты были.
Села Тумна на корень ели, видит, - медленно сестрица идет, тяжелого ребенка несет.
- Что это они? - спросила. - Праздник или драка, что за шум такой?
- Так ведь Йуксэрге женится на Увий, дочке старейшины. Это дружки жениха хотят невесту выкрасть, а подружки ее спрятали. Обычай у них такой, - печально сказала Изэҥер. Не до свадеб ей было. Муж ночью от нее отвернулся, сказал: надоела. Свекровь ему три дня говорила, что осторожнее бы с лесной девкой, мало ли что у нее на уме, и невестки и сестры свое слово вставляли, да, видно, и деверь Йуксэрге.
А Тумна никому, даже сестре не говорила о своих тайных с ним встречах. Потемнела вся, кулаки сжала.
- Спроси меня, сестра, кого я больше всего ненавижу, - сказала, как хлестнула. - И я отвечу: людей. Трусы, лжецы, слова у них не имеют смысла, чести в них нет, - говорила тихо, еле-еле, но глаза горели. - И твой муж, что тебя не защищает от этих злых женщин. И... - Осеклась, обняла сестру. - Изэҥер, оставайся. Не ходи туда к ним. С сыном оставайся.
Но Изэҥер, плача, пошла к деревне. И до ночи гуляла там свадьба. И плеткой щелкали вокруг дочки старейшины, и ели пироги, и играли на волынках и гуслях.
Тумна ушла в чащу, только иногда выходила она к околице, посмотреть, как сестра.
Сестра приходила к ней, говорила, что приходил к ней в избу старейшина, говорил со свекром и свекровью, свекровь жаловалась на нее, говорила, что от соседок скоро житья не будет: коровы не дают молока., лошади каждое утро в мыле, зачем мол овду взяли в дом. Мол, выгоним ее обратно в лес. Гость говорил, что, мол, разделились в мыслях старейшины: одни говорят, что выгнать овду в лес, откуда пришла, другие - что опасно овду гневить, бывало, что целые деревни проклинали такие, как она. Тумна все больше мрачнела и уговаривала сестру не ждать, пока выгонят. Замутились в лесу ручьи, стали темнее и словно пустые какие-то, рыба из них ушла, птицы над ними не пели, ракиты и ивы стали сохнуть.
И однажды Тумна услышала, как зовет ее Изэҥер по истинному, тайному имени, триэжы крикнула, - и сразу увидела Тумна тайный быстрый путь к сестре и шагнула на него. Оказалась на сестрином дворе. И увидела, что сестру ее бьют палками, ухватами золовки, невестки и соседки, а муж сестры в стороне стоит с ребенком на руках, и только сестер своих по имени окликает. А с ним брат его Йуксэргэ, недавно женатый, зовет свою жену, Увий. Не смеются, не подзуживают, тревожно ксмотрят, видно, что не одобряют баб, но и не вступаются, разве что на словах.
Страшные слова сказала тогда Тумна, - никто их не понял, потому что сказала она их не на человечьем языке, а на своем, дернула сестру за руку, чтобы вытащить из бабьей свалки, закричала совой, заслонила собой сестру, как могла. Неверный жених ее видел, крикнул: "Тумна", но обе сестры уже упали, Тумна прикрывала собой Изэҥер.
Стало темно, как ночью, налетел ураган из леса, и казалось, что в нем летают совы, а вокруг деревни мерцают волчьи глаза. Деревья гнулись до земли, у домов сносило крыши, и женщины очень быстро оставили ненавистных лесных девок - с криком бросились спасть детей, утварь, скот. Изэҥер осталась лежать на земле неподвижно. Два брата заметались было, но Тумна крикнула им:
- Подойдите сюда. Живо!
Она поддерживала голову сестры, гладила ее волосы. Ошергэ все держал на руках своего сына, которому дали имя Корак - Ворон.
- Идите за мной. Только вы. Для вас открою путь. Или погибнете сейчас вместе с деревней.
Ураган разнес огонь из очага в доме с сорванной крышей. Деревня горела, и ветер еще больше раздувал пламя. И только для двух братьев и их младенца был открыт выход: и держала его своей силой Тумна.
- Спаси деревню! Спаси! - вдруг взмолился младший брат. И старший дрогнувшим голосом сказал: - Спаси.
- Помоги вынести ее, - повелела Тумна своему бывшему жениху. - А ты неси ребенка. Тогда дам уйти, кто сможет.
Проход был открыт, и среди пламени, завываний ветра и скрипа деревьев трое быстро вышли в чаще леса. Ощергэ прижимал к себе кричащего Корака. Йуксэргэ нес лесную девицу в человечьей одежде, покрытой пятнами крови. Изэҥер опустили на моховую кочку в истоке ручья, на который указала Тумна.
- То, что обещано вашему роду, было раньше, чем вы слово свое нарушили. Мы слова не нарушаем. Ты, - обратилась она к зятю, - сына береги пуще всего. В нем наша кровь. Узнаю, что люди обижают его, - будет хуже, чем здесь. А ты... - она посмотрела черными, как лесные ямы с водой, глазами, на своего неверного друга, - ты просто иди.
- Что будет с ней? - опомнился зять.
- С ней... - медленно сказала Тумна.
Волосы Изэҥер плавали по поверхности ручья, не погружаясь в воду, и поток смывал с них кровь. На время ручей становился красным, а потом - прозрачным, и казалось, струи его - продолжение волос Изэҥер. Волосы текут, струятся, превращаются в воду. А вот и она сама становится все прозрачнее, как вода в ручье, и утекает в ручей вслед за своими волосами.
- Ты ее больше не увидишь, - сказала Тумна. - В воду ушла. Уходите и вы.
Деревня выгорела дотла, но многих детей, скот, стариков спасти удалось. Когда погорельцы встретились у священной рощи Меркусото, пересчитав друг друга, оказалось, что живы все. Они побрели на запад и осели в разных деревнях. Увий, жена Йуксэрге, тоже выжила, но почему-то муж не очень ее жаловал, а жаловал больше пиво и рано умер. Говорят, Увий превратилась от печали в иву, по своему имени. Сын Окшергэ и Изэҥер вырос и стал картом, и сын его был кыртом, и был их род, пока можно было следить - был родом картов.