Аннотация: написал три года назад, в шестнадцать лет, так что извините за уровень
Майкл, сын Леона
И
Кристалл Зла
"А-а-а чёрт!" - прохрипел я, спросонья глядя на противно пищащий, на тумбочке будильник. Затем я послал его куда подальше и прихлопнул подушкой. Полежал пару минут, раздумывая какого черта, смотрел до полуночи телевизор, зная, что в шесть часов придётся вставать и бежать пробежку в полтора километра, а потом ещё и делать зарядку. Ведь надо же хоть немного держать себя в форме. За последние годы я совершенно потерял форму (хотя я и раньше её не имел?) Но это уж слишком! Подтягиваться два раза! Отжиматься от силы девять! Нет! С этим надо что-то делать!
Именно так я думал, уезжая на каникулы к бабушке в деревню. И надо же было оказаться такому, что самый вредный, задиристый и тупой пацан приедет на лето в ту же деревню!
Я тихонько натянул спортивные штаны, футболку и кеды и вышмыгнул за калитку. Пробежав дистанцию вокруг квартала за одиннадцать минут я как всегда нарвался на того самого Ромку Боровикова с его младшим братцем. А он хоть и был на год младше, был вдвое шире в плечах и на голову выше брата и уж тем более меня.
--
Эй, ботан очкаристый, а ну иди сюда! - крикнул мне Ромка. - А то нам скучно и по морде дать некому.
Я конечно не испугался, но прибавил ходу раза в три.
Прибежав, я минут пять пытался отдышаться лёжа на скамейке, прежде чем подойти к турнику. Затем, попыхтев, подтянулся три раза. С турника я слез очень довольный. Ведь три недели назад я мог подтянуться всего один раз. Но моя радость тут же испарилась, когда я вспомнил, что на четвёрку по физкультуре нужно подтянуться как минимум восемь раз. Как никак я уже закончил десятый класс.
А четвёртка по физкультуре нужна была мне позарез. Ведь по остальным предметам у меня были пятерки, так что тройка по физкультуре портила мне весь табель.
Умывшись холодной водой я, клацая зубами, спросил у уже проснувшейся бабушки, растапливавшей печь во дворе.
--
Здрассти! Как спалось? Что у нас на завтрак?
--
Спалось прекрасно, - ответила та. - А вот насчёт завтрака прямо не знаю. Дрова отсырели и никак не разжигаются. Так что если хочешь завтракать, лезь на чердак да принеси из ящика бумаги на растопку.
Поднявшись на чердак, я набрал из сундука старых газет. Вскоре на печи уже аппетитно шипела яичница. Я наскоро проглотил её и выскочил из-за стола. Впереди был целый летний день и ни тебе уроков, ни учебников! Но как всегда минуты бежали, а часы неслись. И не успел я и глазом моргнуть, как наступил вечер и бабушка снова отправила меня за бумагой на растопку печи. Обиженно бурча я опять поднялся на чердак, на этот раз с электрическим фонарём. Решил порыться в сундуке, чтобы найти что-нибудь интересное в старых газетах. И неожиданно нашёл. Правда, не совсем то, что искал. Это был истлевший, крошившийся под пальцами, пожелтевший от времени, лист бумаги. С помощью фонаря я смог разобрать следующее:
"Вот ведь как здорово. Никогда бы не подумал, что у меня в роду были писатели фантасты".
Не то что бы я поверил этой записке, но, положив фонарь на стол, я снял очки, положил их к фонарю и тихо произнёс: "Элни мекилно конаакс! Элни мекилно конаакс! Элни мекилно конаакс!"
Вдруг меня закрутило. Моё тело словно перекраивалось заново. Оно сливалось с воздухом и снова сшивалось. Но боли совершенно не было.
"Ох, и ни фига себе, - подумал я. - Я чего, ласты склеил? Странно!"
Внезапно всё прекратилось, и я, как мне показалось, стал ещё бодрее и здоровее, чем был. Лишь через пару секунд я понял, что уже не стою на слабо освещённом чердаке, а лежу в кромешной тьме на куче листьев. Оглядеться мне мешала абсолютная темнота. Света пробивавшегося от луны закрытой тучами явно не хватало, чтобы рассеять темноту. Ощупав себя, я узнал, что на мне не привычные штаны, футболка и кеды, а какая-то непонятная одежда. Вокруг меня царила тишина, прерываемая лишь слабым журчаньем невидимого в темноте ручейка.
Удивляясь самому себе, я понял, что совсем не удивлён и хочу лишь одного - спать. Перевернувшись на бок и нагребя на себя побольше листьев, я быстро согрелся и уснул.
"Вот ведь приснилось, - вслух сказал я, не открывая глаз. - А обидно, что это сон. И ещё что не досмотрел до конца. Хотя... - я втянул воздух, удивился свежести и какому-то особому вкусу и распахнул глаза. - Вот блин! Попал!"
Меня окружала стена ровных, величавых деревьев, сквозь густую листву которых пробивался слабый свет встающего на Востоке солнца.
"И чего мне теперь делать? - подумал я и почувствовал жажду. - Ладно. Первым делом попью, а уж потом буду думать".
Прислушавшись, я определил примерное расположение ручья и нашёл его в каких-то двадцати шагах от гостеприимной кучи листьев. Наклонившись над ручьем, предвкушая холодную, живительную влагу, я в ужасе отпрянул. Примерно с минуту я приходил в себя от увиденного и собирался с храбростью, прежде чем снова заглянуть ручей. В ручье я увидел своё отражение, но оно было не моим. Подбородок, которого никогда не наблюдалось, выдвинулся, придавая лицу волевой вид; тонкие, мягкие, не слишком густые, светлые и прямые волосы, потемнели, потвердели, погустели и закрутились в упругие кудри; даже бледно-синие глаза сменили свой цвет на тёмно-карий. Да к тому же и без всяких очков я видел гораздо лучше чем в них. Забыв про жажду, я осмотрел себя. Вместо кедов были мягкие удобные мокасины. Трико сменили кожаные штаны, а футболку грубая рубаха. Но самое удивительное было в том, что мои руки налились мышцами, а под снятой рубахой было рельефное тело, напоминающее стальные доспехи гладиаторов. Да и в росте я прибавил, аж на пол головы. Сделав несколько глотков воды, я сел, чтобы окончательно собраться с мыслями.
То, что я нахожусь неизвестно где и не знаю, как вернуться домой, казалось мне не страшным, а даже забавным. И всё-таки нужно было узнать, где я. А для этого нужно поговорить с кем-нибудь здешним.
Не придумав ничего лучшего, я просто пошёл прямо. Через полчаса лес кончился, и я увидел бескрайние луга, по которым петляла пыльная дорога. "Если есть дорога, значит, есть и люди, - решил я. - Пойду по ней и точно встречу их".
Почти поравнявшись с ней, я увидел, что из леса, по той же дороге, к которой шёл я, вышли несколько человек. Это были две девушки лет шестнадцати и мужчина. При виде его наряда я поспешно присел, скрывшись в густой, высокой траве. На нём были блестящие латы и ножны с мечом, как в фильмах про средневековых рыцарей. Нет, я не испугался его, но... кто знает, что может прийти на ум человеку в таком странном наряде? Да и девушки были одеты в платья, которые я видел в тех же фильмах.
"А они обе ничего!" - подумал я, разглядывая стройные, точёные фигурки. Вдруг раздался свист, и из леса вылетела стрела. Она была нацелена в одну из девушек и достигла бы своей цели, если бы не рыцарь, реакции которого можно было только позавидовать. В полуметре от груди девушки он перехватил стрелу. Тут же из леса выскочило два человека в кольчугах и с мечами наготове. Рыцарь отбросил стрелу, опустил забрало и обнажил меч. Через десяток секунд он уже скрестил свой меч с первым из врагов. А спустя пару секунд он вынужден был отбивать напор уже двух противников.
Внезапно из-за дерева вылетела ещё одна стрела. Как раз в это время рыцарь проткнул одного из своих врагов и упал со стелой пронзившей его насквозь вместе с доспехами. Одна из девушек громко всхлипнула, и другой пришлось вцепиться в неё, чтобы удержать на ногах. Из леса вышел лучник, и, скаля зубы, направился к месту битвы.
Ещё вчера утром я бы благоразумно отсиделся бы в своём укрытии, трясясь от страха. Но сейчас, когда я увидел странные наряды и оружие, мне показалось, что я перелетел лет этак на шестьсот назад и попал в средневековье - эпоху отважных рыцарей и прекрасных дам. И я настолько проникся атмосферой того времени, что готов был с голыми руками броситься на трусов, которые напали из засады втроём на одного, а теперь ещё и подбирались к девушкам. И самое странное, что я так и сделал.
Через мгновение я налетел на одного из разбойников. Не ожидая нападения, он охнул и упал от удара в солнечное сплетение. Схватив его меч, я скрестил его с мечом лучника. Непонятно, откуда я научился владеть мечом, но это у меня получалось очень неплохо. А вот мой противник уже начал медленно отступать, понимая, что долго не продержится. И вдруг он сделал резкий выпад, надеясь проткнуть меня насквозь. Я легко уклонился от меча и когда противник по инерции пролетал мимо, отвесил ему хорошего пинка, от которого он упал лицом в дорожную пыль. Тут я заметил врага, который встретился со мной первым. Он встал и явно хотел ударить меня ножом в спину. Подпустив его поближе, я выбил нож пинком. И почти сразу ударил мечом по ремню, поддерживавшему его штаны. Тот отшатнулся назад, но, запутавшись в штанах, упал. Прежде чем он поднялся, я рубанул его ребром ладони по шее. Он тихо осел на землю.
Решив, что встанут они не скоро, я бросился к раненому рыцарю, возле которого уже сидели обе девушки. Я сорвал с рыцаря шлем и увидел его лицо, покрытое глубокими шрамами. На вид я бы дал ему лет пятьдесят - пятьдесят пять. Он попытался заговорить, но не мог. Стрела пробила ему лёгкое и с губ срывались лишь пузырьки крови. Тогда он с трудом стянул с пальца перстень, вцепился в мою руку, надел его мне на палец и бессильно опустил руки. Я схватил его за руку, чтобы проверить пульс. Он всё замедлялся, замедлялся и вдруг, после резкого скачка, оборвался. Осторожно опустив его руку, я провёл ладонью по его лицу, закрывая глаза. Одна девушка рыдала, а вторая просто смотрела куда-то вдаль остекленевшими глазами.
Не зная, что мне делать, я осмотрелся, и увидел трёх лошадей выходящих из леса. Я подбежал к ним, взял их под уздцы и привёл к месту сражения. Не оставлять же беззащитных девушек одних в таком опасном месте. И конечно не мог я оставить смелого рыцаря, хоть и мёртвого лежать в дорожной пыли. Подтянув к его телу лошадь, я хотел поднять и уложить его на лошадь, но одна из девушек остановила меня жестом. Она зажала чёрную стрелу, пронзившую рыцаря, в обеих руках и прошептала что-то. Внезапно она вскрикнула и отдёрнула руки. Я заметил ожоги на них, причём именно в тех местах, которые соприкасались со стрелой. Когда я снова перевёл взгляд на рыцаря, то увидел, как стрела расплывается в туманное облачко и исчезает. Теперь девушка отошла, предоставляя мне свободу действий. "Я" в том мире с трудом поднял даже доспехи, весившие килограмм двадцать. Теперь же я хотя и с диким напряжением, до боли в плечах смог поднять и посадить его в седло. Не говоря уж о доспехах, сам рыцарь был словно сплетён из жил и мышц, и весил килограмм восемьдесят.
"Если так пойдёт и дальше, без оружия мне не обойтись", - решил я и направился к поверженным разбойникам.
Сняв с разбойника кольчугу и пояс с ножнами, я хотел было отойти, но заметил на поясе убитого туго набитый кошелёк. Подумав, что ему он уже не нужен, а мне может пригодиться, я взял этот кошелёк и сунул в карман. Затем я резво вскочил в седло, предоставив оставшуюся лошадь девушкам, и взял лошадь, везущую рыцаря, под уздцы.
Ехали мы молча. Тишина иногда прерывалась всхлипываниями девушек. Так мы проехали примерно с километр, пока дорога не раздвоилась. Тогда я остановился и вопросительно посмотрел на девушек.
--
Туда, - кивнула одна из девушек и тут же спросила: Но, кто ты смелый витязь и почему ты помогаешь нам?
--
А как не помогать? - удивился я. - По-моему вы здорово умеете наживать проблемы. А зовут меня, - тут я хотел произнести привычное имя, но получилось почему-то, - Майкл, сын Леона. А как вас зовут? А ещё кто и почему за вами охотится?
--
Меня зовут Диана, а мою подругу Лора. Охотится за нами проклятая колдунья Скотия.
--
А-а! - сказал я, вовсе не удивляясь совсем не привычному в моём мире слову.
Только сейчас я как следует, разглядел девушек. Волосы Дианы были длинными и светлыми, а тёмные, почти чёрные волосы Лоры едва доходили до ушей.
--
Я дочь короля Ричарда, - сказала вдруг Диана, очевидно проникшись доверием. - А Лора дочь убитого рыцаря, - тут она всхлипнула. - Вулфа.
--
Ничего себе! Так почему таких важных персон как вы, ваше величество, сопровождал всего один рыцарь? - не понял я.
--
Мы направлялись во владения моего отца - Гладстоун. Нас сопровождал один только Вулф, так как мы не хотели, чтобы кто-нибудь знал о нашем походе, но Скотия узнала об этом и наняла этих убийц, - ответила Диана.
--
И они убили моего отца! - прошептала Лора. - Да он был одним из лучших воинов короля. Если бы эти трусы сражались честно, - её голос предательски задрожал и она умолкла.
Дальше мы снова ехали молча. Я разглядывал золотой перстень, который мне перед смертью отдал Вулф. На нём была выбита морда оскаленного волка. Внимательно изучив его, я заглянул в трофейный кошелёк и присвистнул. Он был наполнен крупными золотыми монетами. Так вот, во сколько Скотия оценила жизни этих девушек.
Проехав молча ещё с полкилометра, мы въехали в село. На въезде в село был врыт столбик, и на прибитой к нему дощечке были написаны какие-то таинственные руны. К своему удивлению я прочитал их, как будто всю жизнь читал только на этом языке. "Грибэл", - прочёл я.
Домики в Грибэле были ярких цветов: жёлтых, синих, зелёных, а крыши покрывала черепица. Проехав немного по Грибэлу, мы подъехали к двухэтажной харчевне под названием: "Домик Бруно".
Так как с самого утра у меня во рту маковой росинки не было, я остановился и вопросительно посмотрел на девушек. Они переглянулись, остановили коня и слезли с него.
Привязав коней к столбу возле харчевни, мы вошли в неё. Там воняло кислым вином, переваренной кашей и горелым мясом и стоял полумрак. Но даже всё это не смогло отбить у меня аппетит. Мы прошли к свободному столику в углу и сели. Тут же подбежал расторопный хозяин заведения и сказал:
--
Добро пожаловать в мою харчевню. Я Бруно. Чего изволите заказать, господа странники?
--
Жареного зайца, немного хорошего вина и фрукты и...- заказал я и исподтишка поглядел на Диану. Она едва заметно улыбнулась и так же кивнула. - И пока хватит.
Бруно удалился, но прежде при свете приоткрытой двери я хорошо разглядел его. Его лицо было розового, почти красного цвета, уши заострялись кверху, а голову украшала чёрная шевелюра волос, аккуратно зачёсанная назад.
Обеда мы дожидались минут десять. За это время я разглядел посетителей "Домика Бруно". Это было несколько беседующих таких же, как Бруно "почти людей", как я их про себя называл, с короткими трубками в зубах. Рядом восседало с полдюжины пьяниц, громко произносивших тосты и пьяно смеясь. В углу сидела четвёрка парней примерно моего возраста с ножами за поясами и один желтый великан, кожа которого была покрыта глубокими складками. Он мирно спал сидя за стойкой, не смущаясь того, что на нём одеты только короткие штаны. Он был примерно двух с половиной метров высотой. На его голове совершенно отсутствовали волосы. И у него было две пары рук.
Но мне ли, после всего случившегося со вчерашнего вечера, было удивляться такому разнообразию нелюдей! Когда Бруно принёс наш заказ, я лишь поинтересовался у него:
--
Что за великан спит за стойкой?
--
Сколько раз говорил ему, чтобы он не спал там и не пугал моих гостей, - проворчал он, как бы про себя и ответил, - это всего-навсего Петрисия - старый лакхкрон, старее даже самого старого моего бочонка вина. Сегодня он пропил свою последнюю рубаху. В жизни не видел лакхкрона, который бы больше него любил вино, - и он рассмеялся своей шутке.
Улыбнувшись, я неуверенно достал из кошелька две монеты и протянул их Бруно. Тот промолчал, но по радостно загоревшимся глазам, я понял, что явно переплатил. А он решил, что я могу передумать и, раскланявшись, поспешно исчез.
Я с аппетитом набросился на зайца и, бессовестно отрезав почти половину тушки, стал старательно её обгладывать, изредка запивая вином. Оно действительно было хорошим. Девушки ещё не пришли в себя после утренних потрясения и сидели, лишь изредка прикладываясь к кубкам с вином.
Тут один из пьяниц подошёл к Диане и, положив грязную руку ей на плечо, сказал: "Малышка, не хочешь повеселиться вместе со мной и моими товарищами? Обещаю, тебе понравиться. Гы-гы-гы!"
Я может и смог бы промолчать, выслушивая его пьяный лепет, но это "Гы-гы-гы" почему-то совсем вывело меня из себя. Заметив, что Диана собирается встать и отвесить ему пощечину я опередил её.
Схватив пьяницу за одежду, я почти прорычал: "Иди проспись, пьянь!"
Видно решив, что точно завоюет сердце Дианы, расправившись со мной, он выхватил из-за пояса нож и хотел ударить им меня в грудь, но я увернулся, и нож воткнулся глубоко в стол, а попытки пьяницы выдернуть его, ничем не завершились. Тогда я схватил его за грудки и швырнул во встающих товарищей. Они попадали точно кегли от удачного удара. Пока они вставали их гнев, подогретый вином, немного остыл.
Сев, как не в чем не бывало за стол, я выдернул из него нож, и выкинул в распахнутое окно.
Тут открылась дверь, и в неё вошли трое. Один из них был лакхкроном в штанах и рубахе из грубого материала, другой в длинном сером плаще с капюшоном скрывающем остальные его наряды. У него за спиной был колчан полный стрел, на одном плече - лук, а на другом - сумка. Третий был одет в зелёную рубаху и грязные синие штаны. Его длинные неухоженные волосы светлыми прядями спадали на плечи. Он прошёл к дальнему столику, где и расположился с "тремя напёрстками". Пьяницы со всех ног бросились к нему.
"С ними надо быть поосторожнее, - подумал я. - Ещё не известно, что у них на уме".
Но лакхкрон и лучник подошли к Бруно и мирно заговорили с ним. Говорили они громко, и до меня долетел почти весь их разговор.
--
Как дела Бруно? - спросил лакхкрон. - Всё тихо?
--
Нормально, - ответил тот. - Правда, Джеоф пытался пристать к вон той девчушке, - при этом он взглядом показал на Диану - но парень сидящий с ней за одним столом быстро успокоил его.
--
Тогда ясно, - улыбнулся лакхкрон, - а мы то с Лаголесом думаем: чего это ножи из окон вылетают?
--
Ну да. Это тот парень выкинул его. Вы с ним поаккуратнее.
--
А вот я в твои годы Бакката... - подал, было, голос Петрисия.
--
Бруно! Налей ему чего-нибудь покрепче, - перебил его Бакката и положил на стол монету.
Бруно нацедил полную чарку вина из бочки. Петрисия сразу схватил её и, осушив одним глотков, снова уснул.
--
Ну ладно Бруно, плесни-ка пивка мне, да нектара Лаголесу, - заказал Бакката и, прихватив чарки, они сели за столик.
Я подумал: "Ну теперь я, по крайней мере, могу спокойно посидеть и всё обдумать". Но спокойствие длилось недолго. Четыре парня сидевшие за столом встали, положили на рукояти ножей руки, и подошли к парню, окружённому пьяницами, которые проигрывали ему в "три напёрстка".
Трое подошли к нему спереди, один сзади. Увидев, их шулер тут же подскочил, но подошедший к нему сзади с силой надавил ему на плечи. Тот рухнул на стул, а пьяницы тут же отошли от его стола и вернулись к недопитым напиткам. Один из парней заговорил с ним:
--
Ах! Да это же мошенник Тимоти! Давненько не виделись, друг. Ты не забыл, что ты ещё жив лишь потому, что мы позволяем тебе жить и зарабатывать на хлеб. А за всё в этой жизни нужно платить. Ведь, правда, ребята?
Те угодливо закивали.
--
Слушай, Орин! Отстань от меня. Ты так смел только потому, что с тобой ещё трое твоих верных собак, а я один, - ответил мошенник Тимоти. - Ты не получишь ничего от меня!
--
Ты что нищенское отродье, - провизжал Орин, выхватывая из-за пояса нож. - Я прирежу тебя и скормлю собакам, бродящим в поисках падали вроде тебя, - и схватил его за одежду, замахиваясь ножом.
"Ну вот, посидел называется", - подумал я, бросаясь к нему, на ходу возмущаясь неравными силами бедолаги Тимоти и банды каких-то трусов.
Однако Тимоти явно не принадлежал к числу тех, кого можно запугать или сделать что-либо против их воли. Он выбил из рук Орина нож и ударил его головой в живот. Орин согнулся и, схватившись руками за живот, упал, но почти сразу же вскочил. Его банда тут же схватила Тимоти за руки и вывернула их. Орин выхватил нож из-за пояса одного из своих подручных и проорал: "Я убью тебя!"
Боюсь, он выполнил бы своё обещание, если бы я в этот момент не свалил его ударом рядом стоявшего стула по спине. "Шестёрки" отпустили Тимоти и бросились на меня. Я вцепился руками в край стола и, подпрыгнув, ударил самого шустрого из них обеими ногами в грудь. Тот взвизгнул и перелетел за стойку. Обернувшись, я перехватил руку с ножом и врезал её обладателю коленом в живот. Тут я услышал короткий свист и вскрик, переходящий в хрип. Успев увидеть, что перелетевший через стойку хулиган встал и опять упал, получив по голове бутылкой зажатой в руке Бруно, я обернулся. То, что я увидел, сразу заставило меня переменить мнение о молодом лакхкроне и его спутнике.
Стрела Лаголеса пробила рукав одного из бандитов, крепко прижав руку с ножом направленную мне в спину к деревянному столбу, поддерживающему крышу. Лакхкрон тоже не отставал от своего друга. Схватив Орина за горло одной рукой, он легко приподнял его от пола. Другой рукой он сжимал руку Орина с ножом. При желании этот великан явно смог бы придушить врага, даже не напрягаясь, но вместо этого он просто сдерживал его. Несколько мгновений слышался только хрип Орина и храп старого Петрисии. Потом лучник сказал: "Отпусти его, Бакката".
Орин насколько это было возможно в его положении, закивал головой выражая полное согласие. Бакката произнёс: "Как скажешь, Лаголес" и разжал руки. Орин упал как мешок. Подойдя к парню, пришпиленному стрелой к стене, я предложил: "Брось нож. А то...". Тот сравнил все плюсы своего положения с минусами и нехотя выронил нож. Тогда я выдернул из его рукава стрелу, глубоко вошедшую в дерево. Бакката сказал двум ещё державшимся на ногах вымогателям: "Забирайте своих дружков и валите отсюда, что бы я вас больше не видел!"
Те с радостью последовали его совету. Когда они убрались, я, Бакката, Лаголес и Тимоти прошли к нашему столику и сели за него. Я вернул Лаголесу стрелу, и мы представились друг другу.
--
С чего это тебе приспичило лезть в драку, Майкл? - поинтересовался Тимоти.
--
Не люблю, когда на одного человека нападают сразу четверо, - честно ответил я, понимая, что так оно стало только сегодня утром.
--
Во-во! - воскликнул Бакката. - Нам с Лаголесом это тоже не нравится.
--
А почему вы тогда не вступились за Тимоти? - осведомился я.
--
Мы решили проверить, из теста ты слеплен или выкован из железа, - важно ответил мне Бакката. - Я хотел, было сразу вступиться за него, но Лаголес остановил меня, когда увидел, что ты встал.
--
Ну как, проверили? - спросил я.
--
Ага!
--
Слушай Тимоти, почему Орин со своей бандой хотел забрать твои деньги?
--
Потому что он очень смел, когда с ним его дружки, - пожал тот плечами. - Он ведь не знал, что вы вступитесь за меня. И вообще он привык командовать мною, - его лицо стало каким-то жалко-злобным.
--
С чего это он привык? - спросил я. - А ну-ка рассказывай всё. Если надо, мы сейчас пойдём, да ещё ему наваляем.
--
Длинная это история, - поморщился Тимоти. - И неприятная. Начну с того, что пятнадцать лет назад, когда мне было три года, на нашу деревню напал отец Орина, Конрад со своими войнами и захватил в плен человек тридцать. Мы были простыми крестьянами и не умели сражаться. Конрад продал в рабство всех кроме моего отца, моей матери, меня и старого Паульсона, которых он оставил прислуживать себе. С тех пор мои родители мечтали только об одном: увидеть меня свободным человеком. Они собирали каждую медную монету, чтобы выкупить меня из рабства. Паульсон не имел детей и полюбил меня как сына, часто защищая меня от Орина, хотя ему здорово доставалось за это. Он тоже отдавал все деньги, если они у него были, на осуществление мечты моих родителей. И вот два месяца назад они набрали нужную сумму, отдали её своему старому знакомому попросив его выкупить меня и отпустить. Так я обрёл свободу, но мои родители и Паульсон по-прежнему в рабстве у проклятого Конрада. И я поклялся себе, что буду жить впроголодь и носить лохмотья, пока не наберу достаточную сумму и не выкуплю их всех. Но Орин постоянно преследует меня, и норовит забрать все заработанные мною деньги. Он постоянно издевался надо мной ещё в детстве. Мне и самому противно жульничать и обманывать людей (а в азартных играх без этого - никак), но ты даже не представляешь, что это значит, когда твои родители принадлежат кому-то.
Выслушав эту довольно-таки мрачную историю, я сунул руку в карман, достал кошелёк с деньгами и, подумав, что нашёл того человека, для которого брал этот кошелёк у мертвеца, бросил его на стол со словами: "Вот. Думаю, здесь хватит денег, чтобы выкупить их всех".
Тимоти недоверчиво посмотрел на меня. Затем взял кошелёк и заглянул в него. Очевидно, ему пришлось впервые увидеть такую кучу золота, так как он чуть не свалился со стула. Он поднял глаза на меня, и поняв, что я не шучу, неожиданно всхлипнул. Сквозь всхлипывания он пытался объяснить мне, что для себя он никогда бы не взял этих денег, но он просто не может не взять их для того, чтобы его родители, наконец, обрели свободу.
Чтобы прервать его я встал и сказал: "Ну ладно. Мы с Тимоти пойдём к Конраду, а то вдруг Орин с компанией опять нападут на него. Это конечно вряд ли, но всё-таки... А вы останетесь охранять Лору и Диану. Времена-то сейчас не спокойные".
Мы встали и вышли из харчевни, провожаемые удивлённым взглядом Бруно. Едва мы вышли, я спросил у Тимоти:
--
Кто этот Бруно? Вроде не человек, не лакхкрон...
--
Сразу видно, что ты чужеземец, - улыбнулся Тимоти. - Он простой скомиш.
До дома Конрада мы дошли молча, если не считать нескольких признаний Тимоти в том, что я теперь всегда могу рассчитывать не только на его помощь, но и на его жизнь.
Этот дом был если не дворцом, то шикарной виллой. Не постучавшись, мы прошли в коридор и встретили там старика лет семидесяти.
--
Проводи нас к Конраду, - велел Тимоти.
Тот насмешливо спросил:
--
Что, Тимоти, пришёл выкупить родителей? Ха-ха-ха!
--
Вот именно, Врауз! - немного с вызовом ответил мой спутник. - Родителей и Паульсона. И не разговаривай со мной в таком тоне. Я теперь не раб и могу очень сильно тебя ударить.
--
Как ты разговариваешь со мной, нищий! - взревел Врауз и чуть было не бросился на нас.
Я медленно вытащил меч. Полюбовался своим отражением на клинке и сделал им пару взмахов со словами: "Ну что же ты так волнуешься! В твоём возрасте это очень вредно".
Холодный блеск стали охладил его. Он пошёл по коридору. Мы молча шествовали за ним. Пройдя в огромную залу, в которой сидело человек пять, он кинулся к мужчине лет шестидесяти, сидящему на шикарном кресле и что-то тихо прошептал ему. Тимоти сказал:
--
Перейдём к делу, Конрад. Сколько ты хочешь за родителей и Паульсона?
--
Ну-у, пожалуй, за Лидию и Акшела по двадцать пять золотых монет, а за полудохлого Паульсона хватит десяти.
Когда Тимоти вытащил кошелек, Конрад выпучил глаза, а остальные неприятно напряглись. Чтобы избегнуть лишних недоразумений, я выдернул из ножен клинок и не вкладывал их на место до самого конца. Тимоти отсчитал шестьдесят золотых монет и сказал:
--
Пусть приведут родителей и Паульсона.
--
Приведите их, - сказал Конрад.
Один из слуг поспешно ушёл из комнаты. На всякий случай я старался держать Конрада и его слуг в поле зрения и не расслаблялся. Но всё произошло гладко. Через минуту этот слуга вернулся и привёл с собой двух мужчин, одному из которых было лет шестьдесят, а другому сорок и женщину лет тридцати пяти. Лохмотья, висевшие на них как на пугалах, никак не могли скрыть ужасную худобу их тел, а глаза, в которых вдруг зажглась робкая надежда, с удивлением смотрели на Тимоти.
Церемония освобождения была недолгой. Тимоти отдал деньги Конраду. Тот пересчитал их и кивнул нам на дверь, приглашая покинуть его дом. Мы так и сделали. Пока мы шли по коридору, у Паульсона начался приступ кашля и нам с Тимоти пришлось подхватить его под руки и помочь ему выйти из дома.
Покинув дом, мы направились к "Домику Бруно". По пути, Тимоти рассказал о том, где он взял деньги. Лидия как будто только сейчас поверила в освобождение и зарыдала, прижавшись к Тимоти. Когда мы подошли к харчевне, я не поверил своим глазам. Из трёх коней, на которых мы приехали, к столбу был привязан только один - на котором ехал я, дверь была выбита, а на ней лежало мёртвое существо. Оно было метра полтора высотой, зелёного цвета и я даже представить не мог что это за тварь. Из его спины торчала стрела Лаголеса. Ворвавшись в харчевню, я увидел разгромленное помещение, на полу которого валялось около десятка таких же существ, что и на входе. Большинство столов было перевёрнуто, кроме Лаголеса сидящего за стойкой вместе с Баккатой, рука которого была перевязана, и Бруно, никого не было. Никого...
Бросившись Баккате, я взвыл не своим голосом:
--
Где Диана? Где Лора?
--
Сюда ворвалась целая толпа непонятно, как попавших в самое сердце Маролонии, орков с оружием. Пока мы дрались, Лора и Диана уехали на лошадях. Напоследок они прокричали, что ты найдёшь их в Гладстоуне.
--
Значит, они живы?
--
Когда мы видели их в последний раз, были. Да не волнуйся ты так за них. Они сумеют за себя постоять. Лора неплохо владеет ятаганом. Она выхватила его из рук одного трупа и чуть не прирезала нападавшего орка.
Немного успокоившись, я спросил:
--
А что с Лаголесом? Его ранили?
--
Да нет. Он впервые в жизни убил орка. Это нелегко отнимать жизнь у разумного существа. Даже если это враг.
--
А кто же убил остальных?
--
Я.
--
Стало быть, тебе это уже не впервой?
--
Конечно, нет. С год назад орки припёрлись прямо к нам домой и напали на мою семью. В общем, зря они это сделали.
--
Не беспокойся Лаголес, - попытался успокоить его я. - Ведь это не люди. К тому же тут всё обстояло так, что или вы их или они вас. Тимоти у тебя ещё остались деньги?
--
Да. В кошельке осталось монет ещё двадцать. Вот они, - он поспешно протянул его мне.
--
Мне они не нужны. Закажи что-нибудь для своих родителей. Мне кажется, они уже давно не ели как следует.
Тимоти и Бруно засуетились и уже через несколько минут Паульсон, Лидия и Акшел жадно глотали куски зажаренного кролика с поджаренной картошкой, заедая его свежим хлебом и запивая вином.
Тем временем мы с Лаголесом, который уже немного оправился, и Баккатой сидели за столом и обсуждали будущие действия.
--
Если Диана с Лорой в Гладстоуне, - сказал я, - то нам можно не волноваться. Но они могут не добраться дотуда.
--
Они рассказали нам, как познакомились с тобой, - сказал Бакката. - Почему Скотия охотится за ними?
--
Диана не сказала, кто она такая? - спросил я.
--
Нет. И кто же она? - спросил Лаголес.
--
Она принцесса Гладстоуна. Дочь короля Ричарда, - сказал я, внезапно поняв, что если уж простым парням Баккате и Лаголесу нельзя доверять, то нельзя доверять вообще никому.
--
Ну ничего себе, - удивился Бакката. - А мы полдня болтали с ней как с соседской девчонкой. Почему ты не сказал нам об этом раньше?
--
Ну как ты говоришь, решил проверить, из чего вы сделаны.
--
Если она и в самом деле принцесса, то мы просто обязаны помочь ей дойти до Гладстоуна, - произнёс Бакката.
--
Мы???
--
Конечно. Мы с Лаголесом составим тебе компанию. К тому же сейчас такие времена, что на дороге одному лучше не шляться. Ведь, правда, Лаголес?
Лаголес кивнул.
--
Ну что же, спасибо вам. Когда выдвинемся?
--
Прямо сейчас, - предложил Лаголес.
--
Мне нужно предупредить родителей, что меня не будет дома несколько дней, и захватить кое-что из своих вещей. Так что лучше выйти завтра. А переночевать можно у меня дома. Только ты Майкл не говори моим родителям, куда мы идём. Или если спросят, скажи, что мы решили прогуляться.
--
Почему?
--
Мои родители не хотят, что бы я стал воином.
--
А ты разве не воин?
--
С детства мечтаю им стать, но мой отец хочет, чтобы я пошёл по его стопам и тоже провёл жизнь возле наковальни.
Тут мы услышали разговор Тимоти с Бруно.
--
Бруно, сколько стоит жить в твоей гостинице и питаться три раза в день? - спросил Тимоти.
--
Три серебряных монеты. А за золотую можешь жить три дня.
--
Прекрасно. Тогда мы с родителями и с Паульсоном пока поселимся у тебя.
И спокойные за друга мы отправились к Баккате домой. По пути я глазел по сторонам удивляясь, как их много этих скомишей и лакхкронов и вдруг увидел камень, врытый в землю в центре деревни. Остановившись, я прочитал на нём:
"Мы, Роган IV, повелитель Лакхкронии, Мароар II, повелитель Эльфии, Жируан XXVIII, повелитель Горкшонии и Орлан XIV, повелитель Скомишии приказываем народам эльфов, лакхкронов, скомишей и горкшей жить в мире невзирая ни на какие трудности. Пусть эльфам достанется Южные земли Маролонии, лакхкронам Восточные земли Маролонии, скомишам Северные земли Маролонии, а горкшам Западные земли Маролонии. И пусть Грибэл будет общей землёю и для эльфов, и для горкшей, и для скомишей, и для лакхкронов. И если над одним из этих народов нависнет опасность, то отразить её должна вся Маролония. А на того, кто осмелится нарушить это Правило, пусть на веки веков падёт страшное проклятие Тага. И да будет так. Во веки веков".
Прочитав это, я бросился догонять друзей, увлёкшихся разговором и опередившими меня метров на сорок. Догнав их, я спросил:
--
А что это за камень, который мы только что прошли?
--
Это межсторонний камень, - коротко ответил Лаголес.
--
Ага, - радостно подтвердил Бакката. - Он разделяет владения горкшей, эльфов, лакхронов и скомишей. В древние времена, до того как там поставили этот камень, Маролонцы, ну то есть горкши, эльфы, скомиши и мы постоянно грызлись между собой. Тогда правители разделили Маролонию на четыре части и каждую из них предоставили определённому народу. А Грибэл сделали общим для всех народов.
--
А что это за проклятие Тага?- поинтересовался я.
--
Ой! Ты лучше не упоминай о нём в обществе. Это такое, что о нём говорят или нахалы или дураки. Вообще-то если верить легендам, то это проклятие состоит в том, что ты становишься невидимым для окружающих и сходишь с ума от одиночества, не можешь ничего съесть, потому что твои руки проходят сквозь предметы, как туман и ты даже не можешь умереть, чтобы не мучаться таким ужасным существованием.
--
Да уж, жуткая вещь это проклятие Тага, - вздрогнул я.
До дома Баккаты мы добрались почти без разговоров и потратили на это около получаса. Это был огромный дом, хотя было видно, что в нём нет лишнего места. Неподалёку от него возвышалась такая же громадная кузница. Вокруг дома росли шикарные кусты различных цветов. Они были подобраны с таким вкусом, как будто сама природа посадила их так.
--
А кто это такую красоту развёл? А, Бакката? - поинтересовался я, не в силах оторвать взор от цветов.
--
Мама. Она обожает цветы. Вот только поливать их не любит.
"Да уж, - подумал я про себя. - Мою бы маму сюда. Она бы не уставала любоваться этими цветами. А может она тоже лакхкронка? Хотя бы немножко?".
--
Ты где был Бакката? - раздался громоподобный бас. Я и не заметил, что из кузницы вышел лакхкрон по сравнению, с которым Бакката (ростом не меньше двух с половиной метров) казался малышом, так как был на пол головы ниже. - Ведь ты обещал матери полить её цветы.
--
Да успею ещё, полью, - отмахнулся тот правой парой рук. - Я просто посидел немного у Бруно и поболтал с ним.
--
Ну смотри, не польешь, будешь безвылазно сидеть в кузнице, пока не выкуешь новый заборчик для цветника, о котором меня уже давно просила твоя мать.
--
Папа, - перебил его Бакката. - Я с друзьями собираюсь прогуляться немного. Мы зайдём в какой-нибудь лес немного поохотимся, порыбачим, поджарим добычу на костре, в общем, поживём в мужской компании. Ты не против?
--
Да нет. Ты и сам уже не маленький, вполне можешь сам решать, что тебе делать, а что нет, - тут он зевнул и почесал живот. - А кто твой новый друг? Лаголеса-то бездельника я знаю, а вот второго нет.
--
Познакомься, пап, это Майкл. Майкл, это мой отец Драракл, лучший из кузнецов Лакхкронии.
--
Мне не нравятся твои друзья, сынок, - прямо в глаза мне сказал Драракл. - Оба они вооружены, а я, как ты знаешь, не одобряю войну.
--
Мы тоже господин Драракл, но сейчас на дорогах не спокойно и поэтому с оружием чувствуешь себя гораздо спокойнее, - парировал Лаголес. - К тому же свой лук я использую только при охоте на зайцев.
--
Ну ладно. Только ты не говори мне, - обратился Драракл ко мне, - что используешь свой меч, чтобы рубить дрова, а кольчугой согреваешься ночью. Не втягивайте, пожалуйста, Баккату не в какие авантюры. Кстати сын, что у тебя с рукой?
--
Об ветку поцарапался, когда к Бруно шли.
--
Странно. Где же ты нашёл дерево. По-моему между нашим домом и харчевней нет ни одного, - задумчиво произнёс Драракл. - А теперь иди и полей цветы, Бакката.
--
Ладно. Пошли, - и он, махнув нам парой рук, приглашая идти за ним, направился за дом.
Там стояла гигантская, тонны на две, бочка с водой. Бакката взял в каждую руку по огромному ведру, которые лежали возле бочки, и принялся щедро плескать воду в заросли цветов. Управившись минут через пятнадцать, Бакката утёр пот со лба, положил вёдра на место, и предложил нам заглянуть в дом.
--
В доме есть кухня и четыре комнаты: гостиная, комната родителей, моя комната и комната моей младшей сестры Яны, - перечислял Бакката.
На кухне мы встретили мать Баккаты - Нераму. Она была примерно на полголовы ниже Баккаты и на две головы выше меня. Она готовила жаркое, которое висело на вертеле распространяя вокруг себя аппетитный запах.
--
Я полил твои цветы, мам. Пока ничего не надо делать?
--
Молодец, сынок. Через пару минут обед, - прощебетала она, - а пока покажи своим друзьям свою комнату.
--
Тогда я пойду?
--
Иди, к обеду я пришлю за вами Яну.
Комната Баккаты могла легко сравниться по размеру с маленькой квартиркой какого-то аскета. В углу у большого окна, стояла чуть ли не трёхметровая кровать, большой, но пустой стол и пара стульев. На одном из них лежали свежевыстиранные рубаха и штаны. И всё.
--
Вот это моя комната, - пояснил Бакката. - Не большая, зато своя.
--
Ничего себе небольшая, - вырвалось у меня. - Кстати Бакката, что на самом деле у тебя с рукой?
--
Да так. Один вредный орк, которому я въехал по морде, ятаганом успел полоснуть.
Тут в дверь постучались. "Войдите", - разрешил Бакката.
В дверь вошла невысокая, (чуть выше меня) лакхкронка.
--
А! Это ты Яна, - обрадовался Бакката. - Вот, познакомься, это мой новый друг Майкл. Майкл, это моя сестра Яна.
--
Очень приятно, - сказал я.
--
Мне тоже, - улыбнувшись, сказала Яна. - Бакката пригласи своих друзей обедать.
На обед было замечательное, сочное жаркое с гарниром, из каких то клубней. Я с удовольствием съел свою порцию и не отказался от добавки. Лаголес, почему-то отказался от мяса и, достав из своей сумки какие-то лепешки, с удовольствием умял их.
Пообедав, мы отправились в комнату к Баккате и разговорились.
--
Лаголес, а чего ты мясо-то не ел? - спросил я. - Оно было просто супер!
--
Не люблю мясо, - поморщился он. - Как и весь мой народ.
--
Понятно, - сказал я, хотя я ничего не понял насчёт "его народа". И только я хотел спросить, про его народ, как чуть не подскочил. Ведь конь, которого я забрал у разбойников стоял возле харчевни Бруно и весь день ничего не ел и не пил. Я спросил Баккату, можно ли привести его поближе к дому, чтобы он переждал ночь и чего-нибудь поел.
--
Конечно, - ответил он. - Сам дорогу найдёшь?
--
Найду, - я отправился к Бруно и меньше чем через час прискакал на нём. Бакката дал мне щетку, чтобы я вычесал коня. Расчёсывая его, правда, не понимая, где я научился этому, и, поливая водой из бочки, я разговаривал с ним: "Что малыш, видно давно тебя не вычесывали, вон как много шерсти свалявшейся. Ну ничего теперь ты мой конь, и я буду постоянно тебя вычесывать и хорошо кормить и поить. Кстати тебе нужно придумать имя. Например, Малыш. Тебе нравиться?"
Видимо коню понравилось, потому что он поднял голову и радостно заржал. Тогда я набрал полные ведра овса и воды и поставил перед ним, чтобы он подкрепился и отправился в комнату к Баккате. Его и Лаголеса я застал за рассматриванием чего-то на столе. Подойдя, я увидел небольшую клетку, в которой сидела огромная (не меньше хомяка) мышь и ела кусочек сыра. Бакката не без гордости сказал мне:
--
Майкл, это мой ручной мышонок Докки. Он умеет чистить шёрстку, делать себе гнёздышко из соломы и щелкать семечки.
Про себя я подумал, что все мыши умеют это делать, но чтобы не обидеть Баккату, я сказал:
--
Гениальный мышь! - согласился я.
--
Тебе нужна новая обувь Майкл, - сказал Лаголес.
--
Зачем? - удивился я. - Ведь мои мокасины ещё совсем новые.
--
В странствиях тебе больше подойдут ботинки. По крайней мере, в них гораздо удобнее ходить по камням.
--
Действительно, Майкл, я думаю, что надо отправиться в лавку, - поддержал его Бакката. - Я бы мог дать тебе свои, но боюсь, они не подойдут тебе.
--
Но у меня нет денег.
--
Ну на пару ботинок-то деньги у нас найдутся, - успокоил меня Бакката.
--
Тогда пошли, - подытожил Лаголес.
--
Пошли, - вздохнул я.
Лавка находился в полукилометре от дома Баккаты - в самом центре большого поселения лакхкронов. Это была полутёмная комната, в которой все стены были увешаны одеждой, оружием и инструментами. Лаголес присмотрел пару ботинок и спросил: