В одном глазу плавала золотая рыбка, а в другом лениво летал кругами старый феникс. Изредка рыбка ныряла на самое дно, туда, где проходят глазные нервы, и орала:
- Сосееед! Как ты там? Что нового?
Фениксу вроде бы и не в тему с какой-то рыбой разговаривать, но было так скучно, что иногда он не выдерживал и отвечал:
- Да все по-прежнему. Люди какие-то серые, в глазах ни искорки. Город будто пеплом покрыт. Все такое тусклое, гадкое, вот взял бы и сжег нафиг!
- Цунами бы точно не помешало,- соглашалась рыбка.- Плохо тебе, бедняге. А у меня хорошо: и город сверкает-переливается, и люди такие воздушные, радужные, прям заглядение.
- Завидую,- бормотал феникс и еще яростнее закладывал вираж.- Ну почему самое хорошее достается какой-то безмозглой холоднокровной рыбине, а я тут одну гарь глотаю? Гадство какое, гадство!
Так он страдал и тускнел от обиды. Все чаще казалось фениксу, что синие просторы становятся холоднее. А пару раз с утра пораньше он даже нашел у себя погасшие белесые перья.
- Худо мне,- пожаловался он соседке - но негромко, чтобы ненароком не услышала.
- Зябко мне,- сказал он чуть громче, потому что бесчувственная тварь не отзывалась.
- Помираю от холода!- завопил он в голос, чтобы мерзкая рыбина осознала свою вину и страдала всю оставшуюся жизнь.
- Держись, соседушка!- донеслось из синих глубин.- Может, тебе теплого течения подогнать?
- Дура, я ж погасну,- прокаркал феникс и удивился: когда это он успел сорвать голос?
- Хм... а что тогда? Погоди, дай сообразить-то.
- Ага, как же: "сообразить"!- феникс содрогнулся от озноба и встопорщил остатки перьев.- Такие, как ты, соображать не способны. Как вообще может соображать то, что живет в воде?!
- Ах, какие мы умные, зашибиссссь,- шипел феникс, угасая.
- Точняк. А костер делают из дерева. Сосед, у меня тут отличное бревно плавает, сейчас постараюсь подкинуть!
И рыбка так расплескалась в глазу, что у человека потекли слезы. И когда он вытирал их ладонью, то бревно попало из одного глаза в другой, туда, где трясся на маленьком черном зрачке озябший феникс.
У гордой птицы не было сил обрадоваться нежданному подарку. Он просто плюхнулся на бревно, прижался к нему пузом и постарался раздуть хотя бы искорку пламени. Ох, как же полыхнуло там, в бездонной синеве! Огонь горел с такой силой, что озарил все вокруг: и город, и людей, и даже самого человека. Мир засверкал сотнями радуг и тысячами фейерверков. Даже рыбка увидела этот яркий радостный блеск.
И юный феникс взмыл в синий простор, заложив свой первый круг. Он восхищался красотой бытия, воспевая увиденное в песнях. Он пылал и ликовал от собственного жара.
И, разумеется, говорить с какой-то холодной рыбой фениксу было решительно не о чем.