Аннотация: О героях в алых плащах и борьбе со злом
Алый плащ блистал на солнце, то взлетая вослед руке хозяина, то стекая на его плечи. Красная шерсть отлично смотрелась на светлых парадных доспехах, столь яркое пятно было заметно даже в десятой шеренге. Множество глаз неотрывно следили за вождем, внимая его речи. Те, кто расслышал, передавали слова героя дальше по колонне. Передавали жарким возбужденным шепотом, отбрасывая лишнее и подчеркивая самое главное.
- Братья по оружию! Други! Ныне мы выступаем в поход, подобного которому наша многострадальная земля не видывала. Ныне мы сопрягаем наши силы, дабы освободить родные края от гнета вековечного зла,- звонким голосом восклицал молодой вождь.
- Мы идем бороться со злом!- неслось по отрядам.
- Не убоимся же врага, и да будет решимость наша грозным оружием в этой святой битве!- кричал герой, посылая белого коня то к левому флангу, то к правому. Конь фыркал и прижимал уши, демонстрируя готовность взбрыкнуть, но острые шпоры пока пресекали бунт.- Братья! Во имя добра! Во имя надежды! Развеем тьму и сокрушим!..
- Мы идем бороться со злом, - вторило эхо.
Жонглер постукивал пальцами по зачехленной лютне. Мальчишка лет десяти восхищенно смотрел на героя с крыши кособокого домика. При последних словах вождя, потонувших в грохоте бряцающего оружия и одобрительных воплях солдат, открылось окно, и худая женщина выплеснула мыльную воду из таза. Мальчик перевел глаза вниз, на покрасневшие распухшие руки матери, потом опять посмотрел на пылающий алый плащ рыцаря. Обветренные губы сжались.
- А мы идем, а мы идем...
- А мы идем бороться со злом!- дружно подхватывали припев солдаты.
Жонглер важно кивал и продолжал терзать струны. Воины, собравшиеся вокруг костра, смеялись, разбирали миски с похлебкой, жевали сочное, чуть недожаренное мясо и гоняли за добавкой мальчонку, увязавшегося за войском. Очередная фляжка закончилась быстрее, чем куплет, и недовольный ропот едва не заглушил мелодию. Но тут на свет костра как бабочки из темноты потянулись обозники, преимущественно девушки. В качестве платы за теплое местечко у огня они несли бутыли, оплетенные светлой лозой. Веселье возобновилось. Даже парнишке плеснули молодого вина и дали кусок грудинки. Хор загремел с удвоенной силой:
- А мы идем, а мы идем!..
- ...зломмм,- отозвалась басовая струна лютни.
Почти пустая бутыль, задетая неловкой ногой, покатилась в кострище. Растревоженные угли яростно замерцали, пытаясь выжать из сердцевины хоть немножко огня. Через несколько мгновений вспыхнула сухая оплетка бутыли, осветив спящих, блюющих, совокупляющихся людей. Мимо прошел денщик героя, держа подмышкой скатку красного плаща - парадная одежда была вычищена, выбита, посыпана лавандой и теперь отправлялась на дно сундука в одной из обозных телег. Денщик нечаянно наступил на руку мальчишки, разметавшегося на влажной земле. Пьяный подросток сонно замычал и переменил позу, повернувшись в сторону огонька. Ему снилась сверкающая алая мантия.
С негромким хлопком раскалившаяся бутылка лопнула. Остатки вина залили язычок пламени, и тьма сомкнулась над стоянкой. Где-то очень далеко нестройные голоса продолжали выводить: "Идем, идем бороться со злом!"
Захваченных земель достигли быстро, всего за пару недель. Единственная серьезная стычка досталась отряду егерей. Теперь герои боя разъезжали с видом наглым и даже пренебрежительным, а остальные воины с завистью разглядывали трофейные сабли да связки подгнивающих ушей. Жонглер обещал сложить о егерях триумфальную песню, но после пирушки впал в жестокий запой. Его погрузили в обозную кибитку, где пухлая маркитантка за небольшую плату взялась затыкать музыканту рот всякий раз, как тот заводил свое "Бороться со злом!"
После очередного совета офицеров, вождь еще раз обратился к войскам с напутственной речью. Его слова звенели как комары, раздражая и вызывая желание отмахнутся. Мальчик пытался понять, о чем говорит великий рыцарь, но он стоял слишком далеко, а солдаты трепались о чем-то обыденном и мерзком, напрочь заглушая командующего. Внезапно отряды пришли в движение, отозвались радостным гулом: наступление! Наконец-то будет бой! Захваченный общим порывом, паренек тоже завопил, потрясая пустым кулаком - оружия у него так и не было, но, конечно, после первого сражения появятся конь, клинок и доспехи. А если повезет, то и подарок для матери. Хорошо бы взять штуку сукна. Алого и сверкающего, как парадный плащ героя. Хотя, возможно, лучше это сукно потратить на себя, приехать домой настоящим рыцарем, победителем Тьмы. "Мы идем бороться со злом!"- прошептал мальчик, улыбаясь.
Бой позвякивал и глухо урчал где-то за холмами и перелеском. Иногда ветер доносил до обоза лошадиное ржание, уханье пушек да вой вражьих тварей. Маркитанты извлекали из телег корзины с тряпьем и бутылками: корпия и вино нынче будут в цене, как бы ни повернулось сражение. Чуть поодаль мылись девицы, воспользовавшись коротким отдыхом. Они хихикали и поливали друг дружку теплой водой из котла. Нагие мокрые тела блестели не хуже рыцарских доспехов. Мальчик не мог оторвать от женщин жадного взора. Он забыл, что еще недавно мечтал удрать из обоза на холм, ворваться в гущу битвы, покрыть себя славой и вражеской кровью. Сейчас для него мир уменьшился до этой маленькой полянки, на которой шлюхи устроили купальню. Мальчик сжался, кусая грязный кулак, пытаясь подавить непристойные желания. Получалось плохо. "Надо бороться!"- звенело в ушах. "Со злом, со злом",- ехидно выстукивала кровь. Девки смеялись. Ахали пушки. За холмами умирали люди.
Освобожденные деревни провожали армию аплодисментами - хлопали ставни, покосившиеся двери, разбитые ворота. И ветер насвистывал в холодных дымоходах знакомую мелодию. Жителей не было: разведчики докладывали, что местных угнали в крепость, а обозники утверждали, что трусливые крестьяне наверняка удрали сами и увели скот. В последнее время маркитанты стали особенно грубы и язвительны. Неудивительно - пустые деревни не приносили добычи, а без денег или ценностей никто не спешил к торговым кибиткам. Вино давно выпили, колбасы съели, но закупить новый товар было не у кого. Один за другим маркитанты стали покидать обоз. Только шлюхи исправно получали свою плату и каждый вечер плясали у костров под стоны дребезжащей лютни. Мальчик смотрел на них тусклыми глазами, думая лишь о том, что у офицерских лошадей можно будет украсть немного овса и сварить. Или растереть камнями, замесить на воде и испечь на углях. Или сжевать так, сырьем. Все, что угодно, лишь бы набить желудок. Вот только у офицеров есть личные денщики и оруженосцы, они не подпустят грязного мальчишку к торбам. А жмых, который жрут солдатские кони, пересох и смешан с сеном - трудно выковыривать давленные зернышки из трухи. Придется собрать остатки сил и таскать воду кашеварам, чистить сапоги, колоть дрова, промывать гниющие раны и рыть нужники, чтобы получить немного еды. Или пару медяков, которые негде и не на что потратить. Мальчик почесал искусанный блохами бок, сплюнул и начал кое-как латать пробитый стрелами вымпел. Шитый золотом девиз "Бороться со злом!" ниспадал с костлявых коленок прямо в лужу.
Дюжину дней, что армия шла до вражеской крепости, лил дождь. Он был то сильным, то слабым, то теплым, то ледяным, разбавленным мелкими градинами. Капли стучали по листьям, лужам, грязи, конским крупам, шлемам и плащам, по палаткам, шатрам и навесам, по дровам, котлам и мискам, и стук этот глушил все прочие звуки. Даже хриплый голос жонглера, валявшегося с вывихнутой ногой в телеге и сочинявшего эпитафии погибшим офицерам. Сутенеры угнали свои фургоны поближе к авангарду - там, по слухам, было сытнее. Без девиц стало скучно. Солдаты хмурились, десятники огрызались, сотники лютовали, воеводы требовали пороть смутьянов, а рыцари все реже снисходили до разговоров с простолюдинами. Несмотря на то, что всех серьезно раненых оставили в одной из отбитых деревень, войско пропахло лекарственными настойками и гноем. Бесконечный дождь не смывал, а только усиливал отвратительные ароматы. Мальчику порой казалось, что самое дорожная грязь наполовину состоит из зловонной тухлятины. Густая и склизкая, она покрывала все его щуплое тело, забиваясь в рот, глаза и уши. Впрочем, все пехотинцы выглядели не лучше. Мальчишке, можно сказать, даже везло: изредка обозные кучера гоняли его с разными поручениями, а вместо платы дозволяли немного прокатиться на телеге. Пусть и на самым краешке, на голых досках, а не на тюках с сеном. Самое главное: не раскашляться. Потому что тогда обозники оборачивались, вспоминали о ненужном грузе и с бранью сгоняли паренька на землю.
Простуда одолевала почти всех. Могучие воины дрожали как мокрые щенки, кутаясь в меховые накидки и плащи - напрасно, отсыревшая одежда не возвращала тепла, она только крала его. Во время короткого привала командир и его свита объезжали войска, и было заметно, что добротные пенулы столь же плохо согревают хозяев, как простые солдатские накидки. Герой зажимал рот платком, стараясь подавить кашель, но получалось плохо. В конце концов, рыцарь досадливо отшвырнул бесполезный кусок тонкой ткани и пришпорил коня, чтобы простолюдины не видели слабости своего вождя. Прежде, чем батист утонул в грязи, мальчик успел заметить яркое алое пятно.
Очередная стычка случилась неожиданно близко от обоза - удалось не только услышать сигналы рожков, но и увидеть тени нападавших. По крайней мере, так решили фуражиры, которые по первой тревоге похватали топоры, копья и заняли круговую оборону у трех своих подвод. Младший коновал, с наслаждением оторвавшийся от бесконечной правки копыт и штопки ран, залез на самую крышу кибитки, чтобы разглядеть подробности боя. В полутьме мокрого леса метались какие-то люди, вопли восторга и боли сливались в нечленораздельный рев. Признаваться в том, что невозможно толком разобрать, кто кого и как бьет, коновал не стал - вместо этого он пустился в красочные описания. Обозники слушали, раскрыв рты. Мальчик бросил ощипывать петуха и захромал поближе к рассказчику. Сегодня распухшая нога болела слишком сильно, а то можно было бы попробовать перебежать туда, поближе к настоящей схватке, и... что-нибудь да сделать. Пусть не подвиг, потому как из леса наверняка пришла какая-то шушера, а не достойный противник. Но все равно, главное, сделать так, чтобы заметили. Чтобы протянули руку, посадили к костру рядом с храбрыми воинами, подняли здравицу в твою честь, а вождь самолично набросил бы на твои плечи свой плащ. Пусть не алый, но хотя бы тот, из мягкой бурой шерсти, с шитым воротом и медной фибулой. Мальчик помнил, как край этого плаща мазнул его по щеке, когда рыцарь навещал одного из раненых баронов. Такое нежное прикосновение, будто мама отерла грязь с сыновнего лица. И тепло, наверное. Очень, очень тепло.
Нога заныла. Она была горячей, красной и такой раздутой, что пришлось даже надрезать штанину. Плотник давеча посоветовал натереть все от подъема до колена сухой известью, да где ж ее взять? А лекарь, тот и вовсе издевается, велел смочить красную тряпку вином или уксусом и оборачивать ногу таким компрессом целую неделю. Будто весь лес устлан красным сукном и уставлен ненужными бутылками! Гад он, этот лекарь. И корпия у него прелая. Один десятник мальчику вина обещал, угу, обещал, но при этом все норовил погладить по бедру и вперемешку с посулами шептал непонятное, давясь слюнями и беспокойным языком. Что-то не верилось, будто у такого типа действительно завалялась бутыль, которой он готов поделиться с приблудным пареньком.
Мальчик застонал и привалился к тележному колесу. Кровь шумела в ушах. Кажется, начинался жар. Мир окрасился в алые тона, и за пеленой багряного тумана появились силуэты солдат. Сегодня они побороли зло.
Когда был первый штурм крепости, мальчик не знал: слишком долго провалялся он в забытьи. В лесу его не оставили - погрузили вместе с ранеными на подводы и довезли до осадного лагеря. Там уже подготовили палатки и навесы знахари-подмастерья из других отрядов. До начала штурма места тут хватало, поэтому даже бредившего мальца пристроили под крышей. Тощий хирург, врачевавший самого вождя, велел своим подчиненным на примере сего жалкого существа показать искусство кровопускания и составления примочек, вытягивающих дурные жидкости. Несколько дней школяры старательно выполняли приказ учителя, но после объявления наступления забыли про мальчишку и переключились на заботы о более значимых особах. Истощенное тело, покрытое повязками и темными нашлепками лечебной смолы, перетащили под телегу. На запах мазей пришел здоровенный волкодав из егерского отряда. Псина не без удовольствия слизала сладкую смолу, а потом, найдя, что под телегой вполне уютно, устроился спать возле мальчишки. Даже когда тот очнулся и беспомощно как кутенок привалился к теплому собачьему боку, волкодав не стал возражать. И немного порычал на хозяина. Егерь только хмыкнул. С этого дня он приносил миску с похлебкой прямо к обозу, а пес и ребенок съедали ее на двоих. Иногда егерь рассказывал о том, что происходит у стен крепости. По его словам, враг засел в цитадели и не собирался принимать открытый бой. Первый штурм был яростным, мощным, но результата не дал. Второй штурм, долгий и вялый, уничтожил один из барбаканов, хотя и ценой многих жизней. Все шло к тому, что крепость придется осаждать.
- А для осады припасов нету,- говорил егерь, на всякий случай понижая голос. - Сколько было стычек по дороге, так вражины не людей били, нет. Они коней калечили, телеги ломали, жратву таскали. Колодец вот отравили, сволочи. Теперь за три версты за водой ездить приходится. А как голодуха прижмет, не до осады будет. У них, в крепости, скота много. И колодец чистый есть. Это мы тут как сиротки храмовые торчим. Со злом, понимаешь, боремся на пустой желудок.
Мальчик кивал, а сам думал о том, стоит ли попытаться отнять у волкодава хрящик. Пока он размышлял, пес заглотил последний кусочек мяса и, довольный, вывалил длинный алый язык.
Рыжебородый егерь, глотая слезы, долго целовал израненную собаку в нос, прежде чем нанести милосердный удар ножом. Потом он уставился в сторону крепости безумным, ненавидящим взором, вскочил и бросился к валу. Спустя пару часов он вернулся, волоча за плащ тело тощего вражьего солдатика в заляпанной бурыми пятнами одежде, швырнул покойника возле волкодава и начал кромсать. Однополчане смотрели на это зрелище в гробовом молчании до тех пор, пока обезумевший бородач не принялся скакать по трупу человечка, круша сапогами тонкие кости и вопя: "Мы идем бороться со злом!" Лишь тогда егеря скрутили, напоили и отправили в кибитку лекаря. Мальчик, озираясь, подкрался к мертвому волкодаву, чтобы в последний раз погладить огромную оскаленную морду. Потом, закусив губу, потянулся к капюшону, скрывавшему лицо погибшего врага. Грубая ткань, пропитанная кровью, прилипла к черепу. Мальчику пришлось дернуть изо всех сил. От рывка труп слегка приподнялся, потом шлепнулся в алую лужу, уронив голову на щеку. Зло улыбалось.
Гонцы подтвердили худшие предположения фуражиров: последнего обоза с продовольствием не будет. Его перехватили еще на въезде в лес. Хотя воеводам доложили, что нападение совершили вражеские скауты, за ужином один из гонцов проговорился - обоз ограбили крестьяне. Это подлое племя на время войны затаилось в чаще и не удержалось от искушения заполучить много дармовой еды. Оголодавшие мужики оказались хитрее и сильнее охранников. Подробностей гонец не знал, но, судя по всему, крестьянам удалось разделить отряд, заманить в ловушки, запутать, а в это время основные силы разбойников угнали часть подвод. В паре верст от места нападения тюки и корзины перегрузили на лодки, которые ушли по реке в самое сердце леса. На другой день нападение повторилось, хотя и не такой малой кровью, как накануне. Озлобленные охранники вовсю отыгрывались на нескольких пленных, пытаясь устроить им полет на двух деревьях. А когда сообразили, что за развлечением забыли о караване, пустые телеги уже полыхали. Крестьяне купили полсотни мешков овса за шесть жизней. Неплохой размен по военному времени.
Слушая рассказ, жонглер то пощипывал, то подергивал свою жидкую бороду. В конце концов, он так распалился, что даже вырвал несколько волосков.
- Вот кто настоящие мужчины, не то что тупая солдатня!- воскликнул жонглер.- Клянусь небесами, я напишу песню о лесных братьях, и это будет такая баллада, такая... М-м, отвага, честь, милосердие разбойника - вот что хочет слышать мир. А от армейских дудок меня уже тошнит.
- Сам дурак,- оскалился кашевар.- Не ты ли сочинил эту... как ее, чёрта? "Идем со злом", что-то в этом роде.
- Я и оду желудочному настою писал,- хмыкнул музыкант.- Мало ли, какого дерьма не сотворишь, если за это платят? Хе!
Собравшиеся у костра приглушенно захохотали.
Мальчик блуждал среди палаток, тентов, шатров и навесов, спотыкаясь о растяжки и колышки, поскальзываясь на навозе, переступая острые черепки. Он высматривал гнутые гвозди для плотников и отвалившиеся подковы для кузнеца. То, что еще пару недель назад тратилось без счета, внезапно обрело хорошую цену. В городе все приятели мальчишки гордо презирали бродяжек, побиравшихся сбором всякого хлама. Даже, помнится, ходили ватагой бить крючников, таскавших сено с телег длинными крючковатыми палками. Много ли можно было ухватить таким багром? Мальчик не знал. Ходили байки об одном крючнике, что мог своей клюкой поднять целый стог, ну да это полная брехня. А вот палка бы не помешала.
Мальчик поднялся на холм, откуда просматривалась вся вражья крепость. Конечно, она была уродлива, как и полагается цитадели зла. Опаленная, облитая смолой, выщербленная, крепость нагло пялилась на осаждавших провалами бойниц и скалилась стрелковыми галереями. Солдаты рассказывали, что во время самого первого штурма на стенах горели колдовские огни, а над равелинами летали демоны. Мальчик глядел на непокорную твердыню и почему-то думал о том, как это красиво: древние стены в мерцании волшебного пламени. Он хотел понять, какого цвета может быть огненное колдовство. Были ли огни белыми, словно свет морских фей, или зелеными, как болотные обманки, или лиловыми, тонущими в вечернем небе? Совершенно точно мальчик знал лишь одно - колдовской огонь не может быть алым. Алое всегда борется со злом.
Парнишка развернулся, чтобы идти обратно, и в тот же момент едва не угодил под ноги рыцарю. Паж немедля дал мальчишке пинка, да так, что собранные гвозди высыпались из подола рубахи. Пришлось снова ползать по грязи, выбирая из мокрой травы драгоценную добычу. Рыцарь не обратил на это внимания. Он слушал одного из воевод, покусывая губы и изредка сипло кашляя.
Воевода размашисто указал на стену крепости:
- Здесь! Вот прямо здесь, двадцать залпов - и мы внутри. Мои инженеры уже осмотрели всю кладку, они знают каждый шаткий булыжник. Не понимаю, какой смысл медлить и терять людей в случайных стычках, когда можно решить проблему за один, максимум два дня?
- Смысл есть...- просипел вождь.- Мы не станем брать этот форт, покуда не получим приказ короля. Мы должны держать осаду и ждать, когда враг придет отвоевывать свое добро. Наше дело - подманить противника. Для того я и приказал свободно пропускать беженцев из крепости. Часть из них уже должна была добраться до Третьей армии и рассказать об осаде.
Мальчик осмелился посмотреть на офицеров. Их лица не дрогнули, когда они узнали об истинной цели приказов господина. Беженцев из крепости пропускали, да - до ближайшего подлеска. Там, на старых дубах, висели они, крестьяне и лавочники, искавшие спасения от войны. Мальчишка помнил, как пробирался к нужнику и приложился впотьмах к босым вонючим пяткам повешенного. Экая пакость! А воеводы ничего, даже не побоялись важно кивать рыцарю на его слова.
- Мы остаемся здесь до солнцестояния. Если за это время Третья армия не пришлет сюда полки, чтобы снять осаду, мы возьмем форт и заберем припасы. Полагаю, такой исход устроит ваших людей. Если же враг придет, мы дадим бой. Все приготовления, что я велел, сделаны?
И важные господа в блестящих доспехах принялись самозабвенно и убедительно врать своему повелителю. Мальчик подобрал последний гвоздь. Тот был кривой и местами ржавый. Почему-то захотелось воткнуть его в толстый зад офицера в черном - как раз этот усач и велел тайно вешать пленных. Но мальчик тут же представил себе, как с испачканного гвоздя будет капать алая кровь, поморщился и со вздохом побрел вниз с холма. Рыцарь мельком глянул ему вослед да плотнее закутался в мокрый серый плащ.
Кузнец, негромко бранясь, перебирал добычу паренька. Сам мальчик сидел на мешке угля возле горна и осторожно ласкал пальцами горячие камни. По другую сторону горна грелся жонглер. Он примостился на низеньком бочонке, почесывая тощие колени. Тень, плясавшая за его спиной, походила на гигантского уродливого сверчка. Кузнец ворчал, что от дождя все портится быстрее, чем надо, что неучи-солдаты могли бы сломать даже пудовую чушку, что крепость давно пора штурмануть как следует, что девки в долг не дают. Жонглер то подначивал коваля, то, почуяв его закипающий гнев, поддакивал. Девки особенно волновали сердитого кузнеца, и потому, в конце концов, он даже форт стал сравнивать со шлюхой, которая уже раздвинула ляжки и ждет, когда же ее возьмут.
Мальчик так явственно представил себе эту картину, что щеки его запылали как угли. Он не выдержал. Губы сами произнесли: король велел пока не брать форт. Мужчины уставились на паренька так, словно тот сморозил несусветную глупость, и смущенный, раздосадованный недоверием мальчишка принялся подробно пересказывать слова рыцаря. Конечно, запомнить в точности было трудно, поэтому речь украшали многочисленные "вроде как", "что-то наподобие" и "кажется". Но жонглер лучше других умел улавливать смысл.
- Значит, в крепости есть нечто, ради чего враг рискнет ослабить свои силы, прислав сюда армию?
- Глупости,- отрезал кузнец и сердито стукнул молотом по холодному гвоздю. Сплющенный гвоздь подпрыгнул точно живой. - С какой стати он станет так рисковать? Вот-вот грядет решающая битва...
- Вот-вот-гря-дет, - пропел жонглер и покосился на мальчика: как, удалась строчка?- Если бы врагу донесли, что форт осаждает отряд неудачников, которые с двух попыток не смогли даже взять мост, думаешь, он бы устоял от соблазна немедленно отбить свое имущество? Особенно если это самое нечто поможет ему выиграть главный бой.
- Враг не дурак,- огрызнулся коваль.
- Слушай, да ты в ударе. Может, тебе тоже стоит начать писать баллады?
- Если там внутри действительно что-то важное, наоборот, надо скорее взять эту долбанную груду камней и уничтожить вместе со всем содержимым. Какого пса мы тут голодаем и мокнем, когда могли бы скоренько разнести форт, выпотрошить его кладовые и присоединиться к войскам короля! Ты бренчи на своей доске про то, как бороться со злом, а в военные дела не лезь, ни хера ты не понимаешь. Никто не придет.
- Конечно, ежели всех доносчиков перевешали, то никто не придет. Никто ничего не узнает. Ни враг, ни король.
Жонглер развел руками, признавая свое поражение, и подмигнул мальчику. Алые отсветы углей превратили улыбку в гримасу кровавого демона.
Паренек вел лохматого коня от водопоя к лагерю, шепотом проговаривая возможные исходы. Что будет, если? Можно сдаться, успокоиться и ждать, когда пройдут сроки. Это так безопасно и безболезненно. Зато потом - еда, горячая, сытная, обильная. И танцы повеселевших шлюх на мощеном плацу. Алые стяги над обгоревшими стенами форта. А кого волнует судьба королевского войска где-то там, за горами?
И, в конце концов, никто не обещал, что план Его Величества сработает именно так, как им мечталось. Может, наши войска прекрасно справятся со всеми врагами сразу. Без всяких там таинственных крепостей, разделенных армий и одной маленькой подлости. Как было бы хорошо, если бы свои оказались мудрыми, смелыми, сильными и верными! Но мальчик уже знал, что это желание несбыточно. Свои уже сделали шаг к тому, чтобы предать. Теперь его очередь выбрать.
Предать короля. И героя. Не того усталого, измученного болезнью человека, что смотрит сейчас на холмы, ожидая донесений разведки, но прекрасного сияющего рыцаря на белом коне, который звал свой народ на борьбу. Забыть свет солнца, звон мечей, руки матери. Отдать все это за плошку жратвы и стакан крепкого пойла. Продать за грош вчерашние мечты. Уподобиться жадному наймиту, которому проще жить сегодняшним днем, чем думать о завтрашнем. Мальчик скривил губы, сплюнул, пытаясь избавиться от омерзительных сравнений. Маленькое предательство пахло той же мертвечиной, что и большое.
А если сделать так, как хотел герой? Если поехать и рассказать врагу об осажденной крепости, о голодающем войске, неукрепленном лагере и отравленных колодцах? Что будет тогда? Если кто-то узнает имя предателя и в попытке отомстить доберется до родни, а то и всего городка? Многие станут проклинать глупого щенка, который ради еды и денег продал врагу своих соратников. Сотни людей захотят убить мальчишку. Возможно, даже рыцарь плюнет ему в глаза, ведь в королевские планы не входили дети-предатели. И хуже того, может статься, что враг попросту не поверит, не захочет ослаблять свои позиции, отсылая воинов к форту - тогда большое предательство будет бесполезным, и ничто никогда не вернет маленькому отступнику доброе имя.
Такой будет твоя слава, дурак. Рядом с почерневшими висельниками еще есть местечко для бесчестного бродяги. Не алый плащ подарят тебе, а крепкую веревку. Интересно, правда ли, что повешенный перед смертью видит колесницу Солнца? Мальчик забрался на мокрую спину коня, и тот удивленно фыркнул. Предавший однажды предаст опять. Но в этом мире выбор невелик. Тощие пятки заколотили в бока скакуна, вынудив его перейти на бег. Отчего же так мерзко на душе? Почему нет ощущения, что поступаешь правильно? Может, король ошибся, ошибся, король не подумал, он не знал, не предвидел, король не пророк, король не может бороться со злом, если оно за его спиной... Без седла удержаться не просто, но жесткий галоп выбивает из головы лишние мысли. Мальчик ехал искать врага.
Чем больнее пытают, тем сложнее говорить правду. Казалось бы, надо всего лишь говорить то, что знаешь. Но когда в растянутых руках лопаются сосуды, в ноги впиваются иглы, а кожа на ребрах шипит под алыми углями, губы сами по себе начинают выкрикивать глупости. Хочется проорать все слова разом в надежде подобрать те, что понравятся мучителям. И правда теряется на фоне тех ярких баек, которые внезапно слагает боль.
Странно: когда мальчик впервые рассказывал врагу историю осажденного форта, он больше всего боялся сболтнуть о планах короля. Теперь же, когда его донос проверяли палачи, мальчик готов был выдать все, что придумали воеводы, герой, король и даже лесные разбойники, да только об этом его никто не спрашивал. Все вопросы вертелись вокруг численности войска и двух неудавшихся штурмов. Когда пытка закончилась, мальчику дали воды и невнятно пообещали награду за преданность. Преданность - она от слова "предатель", подумалось ему. Руки, покрытые синяками, тряслись, вода расплескивалась.
Враг принял известие об осаде форта слишком спокойно. Разве так скалят зубы, узнав о потере? Разве отмахиваются от гонца как от назойливой мухи? И уж, конечно, не тратят столько времени на пытки. Нет, король ошибся, делая ставку на жадность противника. Теперь враг все знал, но никуда не собирался. Нельзя было бороться со злом с помощью зла. Все бессмысленно.
И даже когда парнишку вытащили, бросили на тюки вьючной лошади, стянув поводья на запястьях, даже когда эта лошадь присоединилась к строю верховых, даже когда конница поскакала через алые рассветные поля к осажденной крепости - даже тогда мальчик думал лишь о пустом предательстве.
Бойтесь своих желаний, ибо они имеют свойство сбываться. Когда-то давно, месяца два назад, маленький глупец мечтал оказаться в гуще битвы. Вот она, эта самая гуща! Враг и не подумал оставить пленника в тылу, поскольку ни обозов, ни укрепленного лагеря там не было. Расчет был прост: нахрапом, валом пробить ряды солдат и ворваться в осажденный форт: то ли усилить ряды его защитников и уж потом зачистить поля короткими вылазками из крепости, то ли для того, чтобы забрать самое ценное и вывезти под охраной армии. Поэтому в бой погнали не только военную конницу, но и вьючных животных: увлеченные стадным инстинктом, даже необученные лошади способны затоптать множество людей.
Часовых смяли, сторожевой отряд прошли легко, словно то были не люди, а деревянные истуканы. С воплями и визгом враг летел к воротам форта. Наперерез всадникам противника из лагеря выехали сержанты во главе с рыцарем. За ними со всех ног бежали пикинеры и арбалетчики. Некоторое время мальчику казалось, что контратака умело организована, все идет как задумано. Но уже через минуту, когда войска изрядно сблизились, он с горечью заметил, как спотыкаются оголодавшие люди, как белеют руки без перчаток, как знаменосец борется с полуразвернутым вымпелом. Только тяжелая конница выглядела той смертельно опасной силой, которая может бороться со злом на равных. Или даже превосходя. Дождя не было, и солнце щедро рассыпало радужные блики по доспехам. Алый плащ стлался по воздуху за спиной рыцаря, будто крылья огромной бабочки.
Успеют или нет? Мальчик отчаянно хотел, чтобы конница опередила врага, и в то же время смертельно боялся стычки со своими. Он понимал, что его попросту заколют или затопчут, не одни, так другие. Почему же молчат мортиры? Какое счастье, что они молчат! Картечью бы сейчас да по вражьей лаве, но не по мне, не по моей лошади! Почему нельзя взлететь, раствориться в вихре, рассыпаться пылью и переждать смерть? А если придется умереть, то хоть бы сразу, а не после долгой агонии. Только бы не в живот... только бы не сломали ноги... только бы уцелели руки... не в голову... не в глаза... сохраните, сохраните, укройте, защитите, но не дайте злу победить! Не успеть... нет, слишком далеко. Авангард вражеского отряда уже достиг сожженного барбакана, над воротами форта уже суетились часовые, готовясь разблокировать решетки, и подъемная часть моста почти сомкнулась с каменной. Мальчик бросил последний затравленный взгляд в сторону осадного лагеря. Еще не поздно спрыгнуть под копыта лошадей. Тогда все - ни позора, ни славы, ни сомнений. Но будет очень, очень больно. Решимость дрогнула.
И в те мгновенья, пока мальчик пытался подавить панику, раздался оглушительный взрыв. Сработали заряды, заложенные в руинах барбакана, расшатанные камни и острые щепы брызнули во все стороны, накрыв головную часть отряда. Заверещали раненные животные, заорали враги, движение сбилось. Первые завязли в груде камней и тел, средние врезались в первых, устроив еще большее смятение и суету, последние, кое-как успев осознать опасность, спешно разворачивали лошадей, но уйти от моста можно было только в одну сторону - навстречу рыцарской коннице. Мальчик вдруг подумал, что это шанс вырваться из неминуемого боя и, возможно, не сильно пострадать. Он прикусил губу, выдохнул и попытался заставить своего коня взять чуть правее. Животное, полностью захваченное страхом и скачкой, поначалу не замечало ни давления на рот, ни тычков в бока, но мало-помалу его башка стала разворачиваться в нужную сторону. Еще несколько мгновений, и конь нырнул всем телом, выбив копытами изрядный кусок рыхлого склона. В панике конь забился, но тем самым только ухудшил свое положение. Песок потянул тяжелую скотину вниз, в заросший ряской ров. Мальчик едва успел спрыгнуть с кожаной подушки, заменявшей седло, и когда лошадь кувырнулась через голову, ремни едва не вырвали связанные руки. Мальчик орал от боли, конь от ужаса. Оба полетели в воду. Как ни странно, холод вонючей жижи слегка успокоил животное: хотя конь и не ощущал под ногами земли, но зато теперь он не падал. Он не был боевым скакуном и, судя по всему, не горел желанием немедленно вернуться на берег, чтобы присоединиться к товарищам. Конь просто поплыл туда, где, как ему казалось, было достаточно безопасно.
Мальчика, потерявшего сознание, потянуло следом. Некоторое время он просто болтался возле лошади, как сорвавшаяся торба, потом слабо зашевелился. Поводья слегка распустились и не причиняли такой жуткой боли, но кожаные ремни уже начали набухать от влаги. Паренек понял, что если сейчас не удастся выпутаться, то скоро мокрая кожа намертво стянет ладонь. Был бы нож - но пленнику оружия не полагалось. Пришлось работать зубами, отплевываясь от зловонной тины и ряски. Конь едва обращал внимание на бултыхающегося рядом юнца, только изредка, когда тот слишком сильно дергал поводья, сердито фыркал и греб еще решительнее. Казалось, прошла вечность, прежде чем мальчику удалось высвободить одну руку. Он позволил себе немного отдохнуть, лежа на спине и глядя в нависающие над ним ободранные, обстрелянные, закопченные стены форта. Над зубцами появились небольшие белые облачка, потом донеслись редкие хлопки выстрелов - должно быть, осажденные решили проверить, достаточно ли близко подобрались противники. Видимо, пушки берегли для самых крайних случаев. Мальчик отрешенно подумал, что было бы правильно, если б осажденные пристрелили сначала его. Но, кажется, маленького всадника приняли за союзника и позволили ему бултыхаться в мутных водах сколько угодно.
Собравшись с силами, парнишка вытащил из петель вторую руку. На запястье багровел и сочился кровью неровный рубец. Освобожденный конь поплыл вдоль рва, подыскивая какое-нибудь пологое местечко склона, а его бывший наездник, барахтаясь по-собачьи, направился к берегу самой кратчайшей дорогой. Цепляясь за корни, камни и дерн, мальчик кое-как выволок себя из воды и распластался, дрожа и икая. Ухо, прижатое к сырой земле, улавливало топот копыт, грохот, гул, а другое, залитое грязью, слышало лишь звонкий свист. Мальчику показалось, что в этом свисте звучит знакомая мелодия. Зеленые от тины губы шепнули: "Идем... бороться... со злом..."
Ближе к вечеру похоронная бригада, ворочавшая мертвецов в поисках своих, увидела грязное бледное существо, которое брело, спотыкаясь о кочки и трупы. Оно выглядело так жутко, что солдаты поначалу приняли его за нежить или колдовскую тварь. Но приблизившись, один опознал знакомого мальчишку и заржал в голос, издеваясь над собственным страхом.
- Это же тот щенок, что вечно болтается под ногами!- кричал солдат сквозь смех.- Дорвался-таки до битвы, постреленок. Ну, молодчага, теперь будет знатным бойцом! Чегой-то он на одном месте крутится? Контузило, что ли? Лови его, ребята!
Соратники поймали мальчишку, обыскали на всякий случай - мало ли, может успел подобрать с трупов что-нибудь ценное,- и отослали в лагерь с возницей. Мальчик покорно подошел к телеге, заваленной покойниками, вскарабкался на борт и замер, точно воробей перед кошкой: на вершине тел лежал мертвец, завернутый в алый плащ. Сквозь яркую шерсть проступали темные пятна крови.
- Ну сядь уже,- недовольно проворчал возница.- Сейчас тронемся.
Мальчик опустился на чьи-то ноги, жесткие как бревна, и уставился на тело в алом саване. Заходящее солнце играло на рваных кольчугах, наручах, наплечниках, скользило по выпученным глазам, окровавленным ртам, деловито снующим мухам. Телега содрогнулась, заскрипела, подпрыгнула на рытвине и медленно поползла в сторону холма, где черной бесформенной тучей громоздились шатры. Возница прищелкнул кнутом и немелодично заныл песню. То была новая песня, но мальчик уже слышал этот напев: "Вот, вот Измена грядет, Враг не дурак - Он предателя ждет".
- Послушай...
Старый солдат оглянулся. Бледный как смерть мальчишка дрожал, отчаянно цепляясь за мертвеца в красном.
- Чего тебе, сынок?
- Спой мне ту, самую первую балладу жонглера. Пожалуйста!
- Какую это? А, походную! Да чего ее петь-то, когда мы уж победили?
- Прошу тебя...
Возница еще раз посмотрел на маленького седока, слегка нахмурился и прокашлялся:
- Ладно. Ради твоей первой битвы, так уж и быть. "А мы идем, а мы идем, а мы идем бороться со злом!"
Он пел, а за его спиной беззвучно плакал молодой человек.