Дождь с унынием каторжника дробил дорожную грязь. Мерзкая серая жижа стекала в колеи и звонко чавкала, пытаясь удержать копыта лошади и тележные колеса. Трава у обочины, брюхо кобылы, борта повозки, ноги возницы - все покрывала липкая серая дрянь. Грязи было столько, что Габор и думать ни о чем другом не мог. Он пытался подсчитать доходы от продажи сена, но невольно начинал прикидывать, где перед началом торгов помыть телегу, во что станет ведерко дегтя, если начнут скрипеть колеса, и не потеряет ли Кусака подкову.
Соломенная шляпа, давно потерявшая форму, провисла неровными волнами. Каждая из этих волн служила отменным водостоком, щедро поливая плечи хозяина мутными ручейками. Влага уже пропитала залатанный шерстяной плащик и принялась за кафтан, надетый специально по случаю ярмарки. Габор только и надеялся, что на выходной одежде не останется слишком заметных пятен.
Возница сморгнул капли с ресниц и вгляделся в купы придорожных кустов - за серой завесой дождя там мелькнуло нечто ярко-красное. На мгновение Габору примерещилось, будто кусты объяты необычайно алым пламенем, но тут ливень слегка поутих, и старик увидел пляшущего мальчишку-цыганенка. Мокрая красная рубаха и черные штаны плотно облепили тело и разбрызгивали воду веером при каждом прыжке. Заметив телегу, парнишка прекратил дикие пляски и выскочил на тракт.
- Эй, деду, подвези до города!- крикнул он. Голосок был ломкий и сиплый - холодный дождь явно не пошел на пользу цыганенку.- Дам пятачок.
Габор скривился, разглядывая мальчишку: связываться с этой бродячей братией никто не хотел, да с другой стороны, терять-то пока нечего, ярмарка еще не началась и сено не продано. Авось наоборот, парнишка замолвит доброе слово перед своими сородичами, и те не станут щипать товар. А то ведь в прошлом году цыгане набежали, каждый своим крюком с охапку сена сдернул и умчался - за всеми-то в одиночку не уследишь. На золотой, не меньше, наказали.
- Давай, залезай ко мне, - решился Габор.- Только сено не трожь.
Побродяжка мигом запрыгнул на борт, но на сидение покушаться не стал - примостился чуть поодаль.Видимо, чтобы показать хозяину телеги, что не собирается обчистить его карманы.
- Ты чего скакал-то?- поинтересовался старик.
- Грелся. А то дождюга больно холодный.
- А чего ты один, без родных?
Мальчишка пожал плечами:
- Послали по делу, потом велели топать до города. Вот и топаю.
Оба немного помолчали, слушая дождь, скрип осей и чавканье копыт. Габору страсть как хотелось узнать, что же это за дело такое, но спрашивать цыгана о его темных тайнах было боязно. Очень боязно.
- Тебе не страшно в одиночку-то по здешним лесам ходить?
Цыганенок широко улыбнулся:
- Нет, тут хорошо. Вот дальше на юг, там леса и впрямь жуткие. Днем света не видать, ночью костер не зажечь. А у вас благодать.
- Хорошо благодать - не дале, как на Блаженное Сошествие, бандиты целую семью вырезали! Тати сейчас к самому городу подобрались, ждут, когда народ с ярмарки с барышами да товарами поедет. Микич своими глазами в трактире видел Пушта-Кровопийцу с его выродками.
- А с меня-то чего взять?- хмыкнул мальчишка.- Штаны да рубаху?
- Ну... Всякие бывают люди, - неопределенно пожал плечами Габор.- Могут и продать в рабство. Парень ты крепкий, в заморских странах такие, говорят, в цене.
- Никто и в заморье цыгана не купит,- гордо возразил мальчик, выпятив тощую грудь.- Ужом через цепи проскочу, соколом через воду пролечу, а верну свободу. Все это знают.
- Хорошо, а звери?- не сдавался Габор.- Звери-то дикие, волки, медведи всякие? Им что цыган, что добрый человек... ну, то-есть... оседлый, я хотел сказать... Кровь-то одного цвета!
Парнишка снова оскалился в улыбке, только старику показалось, что не такая уж она добрая. Будто собака приподняла губу, чтобы незваный гость успел пересчитать ее зубы и принять верное решение.
- Ничего, на волков у меня своя управа есть,- сказал мальчик и вынул из-за пазухи здоровенный кинжал в шитых золотом ножнах. Габор только подивился, как он прежде не заметил такого большого предмета - если рубаха так плотно прилегала к телу побродяжки, ножны явно были бы видны. "Цыганский морок, не иначе!"- решил старик и втихаря попытался осенить себя святым знаком. Вот только пальцы запутались в мокрых вожжах.
Мальчик тем временем положил оружие на коленки и осторожно вытянул кинжал. Сталь была непривычно темной, с лиловым блеском. От рукояти до середины клинка вился узор, но старик не мог разобрать рисунка.
- Дорогая игрушка,- пробормотал Габор.
- Эта вещь не для мирных забав,- цыганенок понизил голос, отчего его сиплый шепот стал звучать особо загадочно. Таким тоном говорят скупщики краденого да лошадники, желающие сбыть чужую кобылу, подумалось Габору.- Этим кинжалом можно любого хищника с одного удара уложить.
- Угу, так он и дал тебе подойти. Ты хоть раз живого волка вблизи видел? Я вот той зимой чудом не попался, только Кусака и спасла, благослови небо ее быстрые ноги.
- А нож у тебя был?- мальчишка подбросил и вновь поймал кинжал.
- Откуда! Топор один, я ж за дровами ездил.
- Ну вот, а был бы у тебя такой клинок, ты бы еще и шкуру волчью привез,- подмигнул цыганенок.
- Не положено нам,- старик мотнул головой, и со шляпы во все стороны хлынула вода.- Закон такой - нельзя крестьянам кинжалы иметь. Нож или тесак - можно. Только лезвие ножа не должно быть длиннее ладони хозяина.
- Дурное правило. Убить ведь и вилами можно.
- Можно.
Снова повисла тишина. Мальчик рассеянно подбрасывал кинжал, заставляя его крутиться то так, то этак. А Габор вспоминал погром, учиненный год тому назад. Кто-то донес на сына старосты, что тот завел короткий меч. За то слуги барона учинили суровую расправу. Дома разграбили, мужиков секли стальными прутами, а виновнику беды руку до локтя его же мечом и отмахнули - чтобы помнил меру дозволенного. Габор снова покосился на взлетающий в воздух кинжал. Как назло, в голове все крутилось "А был бы у него такой клинок...". Старик вдруг представил себе ладного парня, окруженного баронскими егерями. Вот темное лезвие кинжала легко как в масло врезается в бок одного врага, вспарывает ткань и плоть, на излете задевает второго соперника. Парень разворачивается, ловким движением перехватывая рукоять оружия, и вбивает сталь в горло третьего. Габор вздрогнул и отчаянно заморгал, стараясь отогнать отвратительные видения. "Что я, задремал средь бела дня?"- подумал он.- "Вот тоже придумал, заснуть на одном возу с цыганом!"
Мальчик перестал баловаться с кинжалом и уже неспешно вырезал узоры на какой-то палке. Когда он успел ее подобрать, Габор не знал. Старик кашлянул, привлекая внимание паренька:
- Что, посох себе ладишь?
- Да нет, тебе, деду. Ты постарше, тебе нужнее.
В словах не было ничего обидного, но Габору послышалась скрытая издевка. Он нахмурился:
- Ты не шали, малыш. А то ссажу с телеги, опять пешком потопаешь.
- Ладно тебе, деду, не хочешь палку - выброшу,- примиряюще сказал мальчишка и показал намеченный рельеф - здоровенный волк гонит лошадь с телегой. Раззявленная пасть была чуть не с половину самого волчары.
Габор нахмурился:
- Это ты мою байку вырезал, что ли?
- Ага. На память будет.
- Что ж тут хорошего, о страхе всю жизнь помнить?- проворчал старик. Его вдруг зазнобило. Да и запахи вокруг стали какими-то гнилостными, словно вонь из звериной пасти.- Молод ты еще, не понимаешь, каково старому человеку лютой смерти в глаза посмотреть.
- Пусть на смерть женщины смотрят, а мужчина должен с ней сражаться,- ответил цыганенок, для пущей убедительности дважды взмахнув кинжалом.- Тогда не стыдно будет на Туманных тропах.
"Учить меня затеял, сопляк!"- подумал Габор и с ненавистью уставился на мальчишку.- "Спихнуть его с телеги, и вся недолга!" Но острие темной стали было направлено в сторону возницы, и страх снова запустил когти в сердце старика. "Зарежет, ведь точно зарежет, сукин сын! Не сено мое ему нужно, а лошадь, конечно, лошадь. Зачем я, дурак, сказал, что у нее ноги быстрые? Похвалился цыгану моей умницей, теперь уж поздно каяться. Убьет, убьет, стервец!"
Мальчик улыбнулся Габору и воткнул кинжал в борт телеги, чтобы отряхнуть с колен влажные опилки. Старик сглотнул. Тут мелкая кочка подбросила ездоков, и рука Габора словно сама собой опустилась на изящную рукоять. Цыганенок вскинул брови:
Старик рванул клинок на себя, расщепив доску. Одно мгновение он увидел на мокром от дождя лезвии глаза, яростные, злобные, глаза зверя, изготовившегося для прыжка. Габор помнил этот взгляд. Помнил всем телом. "А если бы у тебя был кинжал..."
- Теперь есть!
Темная сталь легко, как в видении, вошла в тело. Слишком легко, будто Габор продолжал спать. Кинжал повиновался любому движению кисти, проходя сквозь кости и мясо. Боже, если бы тогда знать, что это так просто! Может, тогда и сын бы не лишился руки. И не было бы той унизительной скачки, когда обгадившийся от ужаса старик молил волка о пощаде. И никто не заставил бы Габора ехать на одной телеге с цыганом под ледяным дождем...
Бывший староста резко осадил кобылу. От толчка искалеченное тело мальчишки упало в дорожную грязь, которая медленно стала окрашиваться красным. Старик пинками покатил мертвеца к обочине и столкнул в канаву. Серые камыши захрустели под тяжестью тела. Габор вернулся на свое место и вновь пустил кобылу мелкой рысью. Дождь послушно и тщательно отмывал кровь с телеги, а дорога заполняла следы мутной жижей. Старик улыбался. Он давно не испытывал такого безраздельного чувства свободы от страха. Отныне он был сильным. Он стал победителем. Никто не сможет встать на пути Габора, не испытав сокрушительную силу его кинжала!
Ай! Старик уколол себе бедро и раздраженно потянулся за ножнами. Их не было. Габор приподнялся, заглянул в телегу, порылся между бортами и сеном - ножны пропали. "Должно быть, выпали, когда я столкнул этого пройдоху". Он развернул Кусаку и погнал ее по раскисшему тракту обратно, но дождь и грязь стерли все приметы. Это могло быть здесь... или вот там... или чуть поодаль!.. Габор рычал от ярости. Нет, невозможно! Снова... это подлое чувство, оно воскресло, как возвращаются дурные болезни, как восстают из могилы проклятые. Но теперь страх был совсем иным. Он смешался со злобой и отчаянием, пропитал все тело, изменил мысли, извратил зрение. То была отрава, растворенная в крови. То был сам Габор.
Старик завыл, бросив вожжи и сжав голову руками. Напуганная звуками кобыла рванула в сторону, с тракта, опрокидывая воз в самое болото. Мокрое сено обрушилось на человека, мгновенно превратившись в огромный прелый курган. Еще несколько мгновений холм содрогался, потом застыл, медленно погружаясь в гнилую воду. К тому времени, как дождевые облака неохотно разошлись, бледные лучи солнца осветили лишь кочку, на которой поблескивал темной сталью брошенный кем-то кинжал.