Аннотация: Опубликовано в сборнике "Псы любви", издательство "АСТ", 2003
Первые лучи солнца скользнули по кронам деревьев, пробежали по ветвям, вспыхивая искрами в каплях росы. Зазвучали голоса птиц. Лес просыпался, тянулся навстречу солнцу. Сердито фыркая, завозился еж среди листьев. Бельчонок спустился с ели на землю, прислушался. Впереди, на голой, черной земле лежала шишка. Зверек помедлил, быстро пересек открытый участок, приближаясь к ней, подхватил. Замер, снова прислушиваясь.
Звук, который испугал бельчонка, нарастал. Доносился все отчетливее, стремительно приближался. Упала на землю шишка, бельчонок огромными скачками несся обратно, в сторону леса, пытаясь как можно быстрее покинуть голое место. Далекий гул превратился в рокот бушующей воды. Через миг после того, как зверек оказался на ветках дерева, внизу, прямо под ним, покатился бурлящий поток. Пенные водовороты выбрасывали на поверхность старые ветки, листья, мусор. Поток катился по кромке леса, выныривая откуда-то из-за поворота дороги и устремляясь вдаль. Притихли лесные обитатели. Смолкли птицы. Еж-непоседа пропал из виду.
Неожиданно раздался громкий рев, заставивший лес вздрогнуть еще раз. Шум могучих двигателей заглушил все звуки. Даже плеск беснующейся воды стал казаться несерьезным, смешным, рядом с этой мощью. Из-за поворота дороги появились самосвалы, они везли тонны песка и щебня.
Вот уже огромные камни падают в стремительный поток, перегораживая его. Вода упирается в тяжелые валуны, бессильно разбивается на ручейки. Расходится многочисленными языками по сторонам, стремясь найти обходные пути. Но машины тянутся в сторону реки нескончаемой цепью. Образуют большое полукольцо, сгружают песок, и вот уже на пути бурлящего потока возникает плотина. Все! Вода остановлена. Лес спасен...
Главный инженер откладывает детский совок в сторону, вытирает пот со лба. Улыбается довольно. Пусть лес существует только в его воображении, точно так же, как могучие "БЕЛАЗы" и "КРАЗы", но плотина, настоящая плотина, из песка и камня - реальна. Она раскинулась широким полумесяцем, перегородив ручеек, что вытекает из разбитой трубы...
Вода прибывает. Река хитра. Ищет обходные пути, стремится обойти плотину с фланга. Главный инженер, вовремя заметивший опасность, быстро направляет самосвалы на опасный участок. Угроза ликвидирована. Ручеек по-прежнему течет, но упирается в запруду, теперь перед ней огромное водохранилище. "Надо построить водоотток, - думает мальчик. - Чтобы сбрасывать излишки воды с плотины. А потом - электростанцию".
Солнце лениво ползет вверх. До обеда, много времени. Мальчуган представляет себе огромный город у моря. Воображение рисует ему корабли, плывующие к другому берегу. Туда, где будет построен завод. Малыш счастливо улыбается, приступает к работе.
Главный инженер еще не знает, что вода опасна. Тонкий ручеек подмывает плотину в самой середине. Высокая стена неожиданно проседает. На глазах у замершего мальчугана заваливается вперед, прямо в водохранилище. Громкий плеск, волны кругами расходятся по сторонам, накатываются на берег.
Вода коварна. Упавшая стена уже не может сдержать поток, долго копивший силы для решающего удара. И даже самосвалы, по команде инженера сбрасывающие камни в шипящую пену, не способны помочь. Вода размывает стены вокруг пролома, теперь это уже не маленький ручеек, огромный бурный поток. Он угрожающе рокочет, сдвигая валуны, что лежали в основании плотины. Вода уносит песок, с каждой секундой все больше и больше перечеркивая надежды на то, что плотину удастся восстановить. Поток, чувствуя свою победу, беснуется на просторе, ревет, катится вперед. Мутные языки воды рвутся во все стороны, подхватывают ветки, прутья, бумажки. Поток докатывается до леса. Все...
Малыш не плакал. Он сидел на горячем песке, крепко сжав пальцы, и смотрел, как рушится его мир.
- Мужчины не плачут, - повторял он себе.
"Мужчины не плачут".
- Осторожно, двери закрываются, - пробормотал над ухом приятный женский голос, и пассажир вздрогнул. Видение исчезло. Человек вспомнил, где находится. Вспомнил, зачем он здесь. Пассажир вскочил с мягкого кресла, сделал движение в сторону выхода, но двери уже закрылись. Состав с мягким шипением тронулся с места, набирая ход. Длинный перрон остался за спиной, и прошлое - исчезло за окном. Мелькнул последний луч солнца. Поезд нырнул в темный туннель.
- Следующая станция: "Три дня до конца света", - мягко добавил голос.
Наступила тишина. За окнами вагона царила тьма. Даже стены тоннеля не были видны. Пассажир прижался к окну, стараясь разглядеть хоть что-нибудь. Не получилось. Человек вздохнул, вытирая пот со лба.
Поезд продолжал движение по тоннелю. Сколько лет он возил пассажиров туда, за край? Человек не знал ответа на вопрос.
"Да теперь поздно его задавать". Он вернулся в кресло, сел, погружаясь в воспоминания. Поезд едва ощутимо вздрогнул на стыке...
Длинный серпантин горной дороги. Почему именно так надо прокладывать дороги в горах?! Поворот за поворотом, все по краю пропасти. Лишь маленькие столбики отмечают тонкую грань, разделяющую два мира: суетливый, земной, и тот, где уже никуда не надо торопиться.
А ведь он так спешил! Нужно было срочно попасть в город. Из-за тумана не летали самолеты, оставался только многокилометровый серпантин, соединявший две точки... Человек с детства не любил гор. Стены из векового камня казались ему живыми, враждебными... Горы жили в другом мире, и люди со своей суетой были тут лишними. Он ощущал каждой клеточкой спины: "Мы - чужие". Именно поэтому всегда был настороже здесь. Может, это и спасло? Ведь не случайно сел на заднее сидение, прямо за спину водителю. Хотя предпочитал переднее кресло, там удобнее видеть дорогу. Чувствовать скорость, пропускать через себя бег асфальтовой ленты, что закручивается под колеса... Но в тот раз он сидел позади.
Когда земля вздрогнула от сильного толчка - не удивился. Он был готов к этому. Ему не надо было отстегивать ремень. Быстро дернул непослушную ручку, всем телом навалился на дверцу, выпал наружу... Удар получился сильным, его протащило по асфальту, но боли он не почувствовал.
Не раз слышал: в такие минуты время останавливается. "А ведь не врали", - подумал он тогда, лежа на обочине. У него была вечность, чтоб рассмотреть все детали. Время стало упругим, тягучим. Водитель пытался отстегнуть крепления ремня. Колеса автомобиля соскальзывали вниз, в страшную пропасть. Бетонный столбик на обочине рассыпался на куски. "Как призрачна грань, что отделяет этот мир от ...", - проскочила глупая мысль, совсем не к месту. Передние колеса автомобиля висели над бездной, машина двигалась, медленно, миллиметр за миллиметром. Колеса вращались...
"По-мо-гиии!!!" Звуки не проходили сквозь ватную упругость времени. Но просьбу можно прочесть по губам. По глазам. И рука - навстречу. Оттуда, из мира за гранью, тянулась рука. Растопыренные пальцы...
"Но боже, как трудно заставить себя встать и сделать шаг", - приподнялся, струйка пота скользнула по спине, лишая воли. Он запомнил: висящие над пропастью шины, мелькание титановых дисков - колеса все еще вращались. Запомнил медленно скользящий по камням кузов. И прямо около автомобиля - рядом с разбитым на куски столбом ограждения - трещинки на асфальте, у самого края. Из них выглядывала зеленая трава.
- По-мо-гиии! - крик ворвался в уши. Время ожило. Рванулось ему навстречу, вместе с мольбой о помощи. Тугим потоком ударило в грудь. Человек упал на асфальт. Машина скользнула в пропасть. Еще миг он видел перед собой безумные, полные надежды и отчаяния глаза.. А потом остался только крик.
Крик не однажды приходил к нему во сне. Так было много лет, но со временем все позабылось. Память заботливо стирает старые воспоминания. Не до конца, лишь притупляя их, закапывая в груду новых, более свежих. Кажущихся более важными. Прошли годы, и крик почти не возвращался. Только сегодня, в поезде, из которого нет возврата, пришел снова...
- Станция "Три дня до конца света", - мягко прозвучал голос в динамике. Поезд вынырнул из тоннеля на открытое пространство, свет - непривычный, красный - заливал платформу. Бил в окна. Пассажир очнулся. Снова вспомнил, где он и что делает.
Захотелось выглянуть наружу. Было очень страшно. Красный огонь слепил глаза, и казалось, что вагон наполняется кровью. Человек опустил веки, зажмурился. Схватился за поручень. "Не убежать. Не закричать".
Майский день ворвался в память грохотом трамвая, медленно ползущего через Неву. Радостными криками детворы - первые катера уже бегали по реке, и мальчишки бросали вниз всякую мелочь из карманов, стараясь угодить в крышу судна. Взрывы на "стрелке". Он повернул голову, чтобы посмотреть. Петарды... Город провожал весну. Гулял и веселился. Мечтал о жарком лете.
Стояла отличная погода. "Еще немного - и можно забыть про куртку, до осени", - улыбаясь, подумал он. Девчонки уже вовсю щеголяли в коротких юбках, игнорируя холодный ветер. "Дурочки, - с удовольствием разглядывая стройные ноги, думал он. - По весне в Питере дует холодный ветер". Все же, было приятно смотреть по сторонам, ловить девичьи взгляды, улыбаться в ответ.
Питер ждал белых ночей. Жил в предчувствии любви, что неизбежно приходит к любому, кто однажды болел этим городом, бродил вдоль Невы...
И тут оживленный гомон стих: его перерезал отчаяный вопль. Сердце сжалось в комок - словно ледяная лапа ухватила его, лишая возможности дышать. Крик оборвался почти сразу, превратившись в шумный плеск. И тогда, даже не видя, что произошло - он угадал. С моста в реку упал человек. Девушка! Через мгновение разглядел ее голову, далеко внизу. Длинные волосы растеклись по поверхности. Девушка неумело била руками по воде, одежда тянула ее ко дну. "Долго не продержится, даже если зимняя обувь сменилась на полусапожки. Да и вода не летняя".
Ему вспомнились протянутая с той стороны рука, безумные глаза: "По-мо-гиии!" Медленно качающиеся травинки, пробившиеся сквозь трещины на асфальте. Диски колес... "По-мо-гии!!!" - голос через пропасть лет.
Холодный пот мгновенно покрыл все тело. "Я же почти не умею плавать". Пальцы, вмиг ставшие непослушными, рванули застежки куртки. "В одежде точно не выгребу..." Сердце гулко бухало в груди, когда он скинул куртку на мостовую. "Не вдохнуть воздух. Черт! Теперь кроссовки..." Наклонился, отдирая липучки. Тапки полетели на тротуар. Он не помнил, как перекинул ноги через перила моста, за грань, отделявшую его привычный мир от бездны. "Второй раз не вынесу этого. Лучше прыгнуть... на "три"
"Раз... Два..." Он не успел сказать "три". Что-то мелькнуло в воздухе, раздался еще один плеск. Гибкое тело с шипением вошло в воду, оставляя на поверхности цепочку пузырей. Через миг пловец вынырнул. Покрутил головой, сориентировался, быстро поплыл в сторону еще державшейся на поверхности девушки.
"Вот и славно, - подумал он, перелезая обратно за перила и пытаясь унять дрожь в руках. - И хорошо, что не я".
Вагон ощутимо подпрыгнул на стыке, и человек очнулся. Он поднялся с кресла, подошел к темному стеклу. "Ведь я не струсил тогда, - сказал пассажир, пытаясь найти отражение в черном зеркале. - Я бы прыгнул".
- Не прыгнул, - шепнул голос за спиной.
Человек вздрогнул, как он удара.
- Прыгнул бы!
- Нет!
- Да пошел ты! - пассажир разозлился. - А ты сам бы...
Обернулся. Позади - никого. Там и не могло никого быть. Поезда не возят за грань сразу нескольких пассажиров. Здесь всегда VIP-класс. Он тяжело опустился на сиденье и закрыл лицо ладонями.
- Станция "Два дня до конца света", - двери зашипели, открываясь. Холодная синева залила вагон. Пассажир отчаяно помотал головой. "Нет-нет. Мне... дальше", - беззвучно прошептал он.
Тук-тук. Тук-тук. И кажется, будто это обычный поезд. Словно вагон метро. Господи, сколько лет он не ездил в метро?! Все осталось далеко-далеко в прошлом, до того, как пошли "в гору" дела, и он пересел на машину. Все забылось... Метро. Будто обычный вагон, помнишь? Поздний состав, пустой, и ты в нем один-единственный пассажир. Так было где-то там, за гранью памяти, когда ты провожал...
Человек закусил губу, чтобы не закричать.
- Уходи, - сказала девушка-весна. - Все прошло.
Тогда он усмехнулся. Весело посмотрел ей в глаза, по-прежнему веря, что все можно исправить. Она много раз говорила похожие слова. Он привык - понимал: ей трудно. У девушки-весны было так много - дом, машина, деньги. Он баловал ее, как ребенка, покупал дорогие подарки. Иногда возил с собой, рассказывая о тех странах, куда обязательно поедут вместе. Потом, позже. Девушка-весна слушала. Смеялась, жадно приникая к нему. А дальше... Дальше все начиналось сначала. Он уходил с головой в работу. Поздно появлялся дома. Иногда не хватало сил, чтобы съесть приготовленный ужин. Целовал в щеку, доползал до постели, устало падал. Чтобы с утра начать все заново. Он не обманывал - просто работал.
И только когда стало поздно, понял - это измена. Он изменял ей с работой. Ему казались важными срочные дела. Думалось: девушка-весна будет ждать его. Всегда.
Но "Уходи!" прозвучало в последний раз. Он еще не верил тогда. Девушка-весна шла по осенней дороге, деревья бросали желтые листья. И он навсегда запомнил ее такой - с желтым, увядающим листом клена на плече. А потом ветер взметнул волосы. Разбросал по сторонам. Он стоял, глупо улыбаясь, глядя вслед. Еще не знал, что не сможет вернуть ее.
Потом были другие - другие женщины, другие ночи - но никто не заменил ему ту, что ушла однажды осенью...
"Тик-так, тик-так", - вспомнилось ему. Это было дома, в пустой холодной квартире. Он ломал дорогую мебель. Разбил вазы, которыми украшал спальню. Метался из комнаты в комнату, раненым зверем. Выл, будто волк. Засыпал на постели, на ее подушке, вдыхая аромат духов... Засыпал, чтобы ночью, привычно вскочить, думая: "Как она там? Не надо ли укрыть одеялом? Все ли в порядке?" Вытянутая ладонь находила пустоту.
"Тик-так, тик-так". Почему он оставил старинные ходики, доставшиеся еще от бабушки? Ведь когда пошел "в гору", выбросил из дома кучу хлама. Безжалостно избавился от старых вещей. А ходики оставил. Видимо, для того, чтобы слушать "тик-так" в пустой холодной квартире. Когда рухнула крепость, которую строил много лет...
"Тик-так". Он вспоминал малыша, плачущего у разрушенной плотины. Снова видел могучий поток, вырвавшийся на простор. Горе от поражения, первого в жизни настоящего поражения, жило внутри.
"Тик-так, тик-так", - чуть слышно стучали ходики. Мужчины не плачут, мужчины огорчаются...
- Станция "Один день до конца света", - вкрадчиво прошептал голос.
Серый день за окнами. Серый пепел прошлого. Двери открылись. Пассажир не вышел.
- Следующая станция "Конец света".
Человек не слышал голоса...
Сколько лет прошло, прежде чем она вернулась? Два года? Или три? А может, четыре? Он не помнил точно. Все стерлось из памяти - важные дела, победы, сумасшедшая карьера. Тогда, после ее ухода, пропал смысл. Были деньги на жизнь. Но без той, что ушла однажды осенью, стали не нужны дорогие рестораны. Наскучили шумные компании. Потускнели, казались нелепыми прежние успехи. Бизнес умирал на глазах. Ему было безразлично. Были деньги на еду. А остальное мало заботило.
"Тик-так", - считали ходики. Месяц за месяцем, год за годом. Время тянулось медленно и страшно. Прошлая любовь жила внутри, не хотела умирать. Но день, когда девушка-осень снова пришла к нему, все же настал.
Он не сразу узнал... Похудевшая, вытянувшаяся, с черными кругами под глазами. Во взгляде было что-то чужое, незнакомое.
"Ты ведь любил..." Он не сразу понял, что хочет девушка-весна. "По-мо-гиии!" - шептали губы. "По-мо-ги!" - просили глаза. А он никак не мог понять и поверить.
- Ведь это мог быть твой сын...
"Мог бы, но не стал", - хотелось кричать ему. "Не стал, не стал, не стал!" И он готов снова выть от горя.
"Это мог быть мой сын. Но не мой".
- Операция. Срочная... Иначе умрет... Помоги...
И в ее глазах не было счастья. Или боли. Только рабская покорность. Готовность выполнить любое желание, прихоть. Лишь бы только простил, хоть ненадолго.
"Чтобы... сыну... денег... чужому..."
"Мог бы. Но не стал!" - кричал голос внутри. Ничего нельзя вернуть обратно.
Он должен был сказать, что империя давно развалилась. Уже нет того человека, который несколько лет назад готов был возить ее в любые страны. Тогда весь мир лежал у ног девушки-весны. Но бизнес рухнул, как карточный домик. И ему ни за что не набрать такую огромную сумму, которая требуется на операцию. Он промолчал.
"Ты ведь любил?"
Ее глаза молили: "Помоги!" Его кричали в ответ: "Мог бы! Но не стал!" Она отвела взгляд.
- Деньги... будут... завтра... - с трудом прохрипел он, отворачиваясь.
Не хотел видеть, как девушка-весна будет унижаться.
- Встань! - попросил он, мягко отталкивая ее. - Уходи. Завтра будут деньги...
Дверь за ней закрылась.
"Любил... ил... ил... ил..."
"Тик-так, тик-так".
"Он мог быть твоим сыном..."
"Мог бы, но не стал..."
"Мужчины не плачут".
"Уходиии!"
Он снял телефонную трубку, набрал номер, дождался ответа.
- Джанас, это я. Привет! Мне срочно нужны деньги. Да... Все сделаем сегодня. Да, квартира, машина. И мебель. Подпишу! Деньги нужны утром. Документы сегодня. Пока!
Трубка легла на рычаг.
До утра было много времени. Подписав документы о передаче прав, он перебирал старые коробки с бумагами. Что-то осталось от родителей, что-то казалось дорогим и важным ему самому. Не так уж и много. Даже странно. Столько лет - и почти ничего...
Он носил все это на кухню - письма, фотографии, смешные любовные записки, еще со школы - и сжигал над газовой горелкой. Серый пепел... Оставил только одно фото. Девушка-весна. Убрал цветную картинку во внутренний карман.
До утра было много времени. Как раз успел.
Все решил ее взгляд. Он молча протянул толстую пачку.
"Справишься?" - молча спросили глаза.
"Господи, господи, я буду молиться за тебя", - кричал в ответ ее взгляд.
"Справишься?!" - требовательно повторил он.
"Да! - она закрыла глаза. - Спасибо тебе!"
"Прощай!"
Он уходил по дороге. Уходил в никуда, глубоко засунув руки в карманы. Умиравшие листья падали ему вслед, желтым ковром закрывая приготовившуюся уснуть землю. Снова была осень.
Он шел и не видел перед собой дороги. А потом остановился: перед ним была Станция. Выход на случай, если нет выхода. Последней мелочи, которую наскреб в карманах, как раз хватило, чтоб купить билет. Билет в одну сторону.
Поезд резко затормозил.
- Станция "Конец света", - сообщил динамик. Пассажир очнулся от воспоминаний. Встал с кресла.
- Да пошел ты! - внятно ответил он, засовывая руки в карманы. - Куда уж дальше.
Шагнул вперед, переступая грань. Светлый вагон остался за спиной. Кругом была чернота. Человек повернулся лицом к поезду. Губы сжались, на лбу проступили складки. Состав еще немного постоял у перрона, потом двери с мягким шипением закрылись. Поезд отошел от станции, набрал ход. Бывший пассажир смотрел ему вслед. Мелькнули красные огоньки последнего вагона. Потом затих шум.
Человек остался один.
- Наверное, - сказал он вслух, - тот, кто придумал эту ветку, был не дурак.Он знал, что главный суд - тот, что внутри. До конца света или после, какая разница? От этого не уйдешь.
Он зябко передернул плечами, медленно обернулся. Глаза постепенно привыкли к темноте. Перрон был коротким и узким. Здесь никогда не проходили толпы, как на демонстрации. Или в том же метро.
"И все же, здесь прошло не так уж мало людей, до меня", - подумал человек. Он наклонился, рука скользнула по стертым бетонным плитам.
Человек выпрямился, шагнул к краю платформы. Перед ним, прямо от самых ног и до горизонта, колыхалось черное зеркало. Наполненная до краев чаша. И в этой воде не отражались звезды - совершенно незнакомые звезды, сиявшие над головой.