Ненавижу учиться во вторую смену. Мультфильмы пропускаешь, погулять толком не получается, да и делать уроки с утра - та еще глупость. В общем, все утро не знаешь, чем себя занять, потом шесть уроков смертной скуки, дома несколько часов с книжкой, потому что на улицу уже не отпускают - поздно. Ну а потом - спать, хотя, само собой, спать совсем не хочется.
Единственная радость - дорога домой, когда идешь с лучшим другом, дышишь практически ночным воздухом и говоришь, говоришь, говоришь. Обо все на свете и о том, чего на свете нет. О мечтах и о том, о чем никогда не мечтал. Хорошо, на самом деле хорошо, только уж очень мало. Десть минут, если идти домой "правильно", до своего поворота. И тридцать, если дойти с другом до его подъезда, а потом переть одному через предночную степь. Естественно, до моего подъезда друга не поведешь. У него и родители строже, всякие глупости вроде "нас задержали в школе" или "мы с ребятами у школы постояли-потрепались" у него не проходят. А у меня - вполне.
Вот и идем мы каждый вечер до его дома. Денис переживает, ведь он, вроде как, доставляет мне неудобство. Вроде как, в дружбе должно быть равноправие, и всего должно быть поровну - и радостей, и неприятностей.
Только никакого равноправия нет. Нигде нет. И в дружбе кто-то один всегда "номер два", кто-то вынужден подстраиваться, получать нагоняи чаще, чаще выслушивать нотации и чаще чем-то жертвовать. Так нужно, потому что и радуется этот "номер два" чаще, потому что постоянно, каждую секунду осознает, что он - почти герой, что он - совсем как взрослый, умеет жертвовать, чтобы жить.
Меня вполне устраивает быть "номером два". Потому что я крепче, я могу выдержать всяких неприятностей во много раз больше, чем Денис. И потому что я в полной мере могу почувствовать кайф от своих жертв. Собственно, в этом, наверное, и есть главный секрет нашей крепкой дружбы. Я люблю жертвовать, он - принимать эту жертву. Во всяком случае, мне нравится думать, что ему понятна моя роль, и он благодарен мне за то, что я ее безропотно играю.
Правда, появилась недавно одна штука, которая здорово пошатнула нашу дружбу. Надеюсь, Денис этого не заметил еще. Дело в том, что мне не снятся сны. Нет, не то, чтобы совсем не снятся. Я их, наверное, просто не запоминаю. Ведь не может же быть так, чтобы человеку совсем ничего не снилось. Да, к тому же, какие-то обрывки всплывают иногда. Будто я брожу по странным незнакомым городам, по пустым улицам, где лишь изредка и обязательно вдалеке мелькают люди. Ни разу за много лет, города эти снятся мне лет пять уже, я не догнал там никого, ни с кем не поговорил. Даже страшно думать, что все это может значить. Впрочем, не в моих снах дело, точнее, не только в них.
Дело в том, что Денис сны видит всегда и всегда их запоминает. И какие это сны! С перестрелками, погонями, лазерами, монстрами и зомби. И мы там всегда вместе - боремся со злом или наоборот зло творим, но всегда вместе плечом к плечу. Мне лестно, страшно и обидно. Потому что его дружба, как оказалось, сильнее моей. Потому что все жертвы, все домашние аресты и вранье маме оказались напрасными. Я ведь выдумываю - оправдания для мамы, высокие цели моих жертв, фантастические миры во время сидения дома. Мне не плохо и не скучно, наоборот, интересно и весело - выдумывать, стоить из себя героя. Но это всегда выдумки.
А Денис... Денис просто так видит, он так живет. И то, что я выдумываю, у него есть на самом деле. Обидно, как же обидно. Обиднее всего, что он все время, рассказывая очередной свой сон, косится на меня выжидающе и виновато. Ему обидно за меня, что мне нечего сказать, что мне ничего не снится. Ведь не рассказывать же ему о пустых городах, это не для него, он этого не поймет. Вот он и смотрит, как побитая собака и ждет, что я подхвачу его рассказ: "А вот у меня..." Но я молчу, и его постепенно захватывает собственное повествование, он совсем про меня забывает. Потом, когда расскажет сон до конца, вспоминает, конечно, и снова смотрит грустно и просяще.
Я не хочу его разочаровывать, но выдумывать сны - это что-то совсем странное. Выдумывать оправдания для мамы - нормально, это защита, не более. Точно так же, как придуманные отмазки по поводу несделанных уроков. Как рассказы в компании о отдыхе в летнем лагере с поцелуями, драками и всякими смешными случаями. Это все необходимые штуки, поэтому и выдумываются они легко. Из-за этой легкости, с которой я сочиняю всякие истории для друзей, мамы и школы, я и считаюсь примерным учеником, хорошим сыном и обалденным парнем. Но Денис и сны - другое дело. Его я обманывать не хочу, мне незачем от него защищаться. Поэтому я молчу.
Я мог бы придумать самый лучший сон, лучше, чем те про которые он рассказывает - с более интересным сюжетом, с отличным финалом, с кучей смешных и захватывающих деталей. Но это будет вранье, не сочинительство, не выдумки - вранье. Не будет ни единого оправдания выдуманному сну. Кроме нашей разваливающейся дружбы.
Мне стало тяжело возвращаться с ним домой в последние дни. Я устал слушать его и молчать сам, я устал от его взглядов и от своего одновременно искреннего и вымученного смеха. Мне надоело. Еще немного и я совру своему лучшему другу...
- Саша, почему ты опять так долго шел из школы?
Мама, грустная и расстроенная, вышла встречать меня в коридор. Впрочем, грусть эта уже привычна, так же как привычно волнение за задержавшегося сына. Сейчас я что-нибудь придумаю и пойду ужинать, а дежурно успокоенная мама пойдет читать книжку в большую комнату.
- Я Дениса провожал...
Мамины брови удивленно поползли вверх. Я впервые сказал ей чистую правду, без примесей фантазий и выдумок. Наверное, это плохо, потому что теперь мама действительно заволновалась.
- Сынок, тебе плохо? Что случилось?
- Да ничего, мам, просто устал сегодня что-то...
- Вы с Денисом поругались, да?
- Не, все нормально! - улыбаюсь через силу - Здорово потрепались. Просто сегодня уроки слишком сложные были, пришлось учиться...
Вот теперь мама успокоилась. Надо же стоило немного допридумывать и все пошло как по маслу. Возможно, и с Денисом будет так же легко и не противно ни капельки. В конце концов, лучше обманутый лучший друг, чем вообще никакого друга.
Сейчас нужно быстро поесть и идти придумывать сон. Конечно, может быть мне и приснится сегодня такой же здоровский боевик как Денису, но что-то в это мало верится. Значит, нужно подстраховаться.
Главное, чтобы он ни о чем не догадался. Значит, нужно подойти к нему завтра прямо с утра, радостно улыбаться, кричать, вопить и прыгать. И сказать что-то вроде "прикинь, мне тоже сон приснился, впервые, хочешь, расскажу". А потом рассказывать так же как это обычно делает он - поглядывая на собеседника, внимательно следя за его реакицей, смеясь и размахивая руками.
Во сне должно быть много драк и погонь, должна быть больница и зомби, как в том, одном из первых снов, о котором он мне рассказал. Денис-то забыл уже, наверное, а даже если и вспомнит, ему будет приятно. Ну и из фильма, который на выходных вечером показывали надо вспомнить пару сюжетных ходов и фраз покруче...
На следующий день все прошло просто прекрасно. Он был так рад за меня, что мне стало противно. Не от него, конечно. От себя. Это противнее, чем наступить в коровью лепешку в сандалиях или босиком. Он-то думает, что я на самом деле излечился, представить себе не может, что я ему соврал. И совру еще, буду врать до тех пор, пока будет нужно.
Впрочем, я понял сегодня, когда увидел его радость. То, что я рассказал - уже не ложь. Не может человеку быть хорошо от вранья, а ему было хорошо. Мне тоже было хорошо, когда я увидел его радость. Противно, конечно, было, но и хорошо тоже. Мои "сны" - не вранье, а выдумки. Такие же как для мамы или школьных учителей. Просто, он мой лучший друг, а значит нужно придумывать так, как не придумывал ни для кого.
Теперь каждый фильм, каждая книга, каждый рассказ в компании - материал для очередного "сна", который я расскажу Денису. Эти "сны" у меня получаются все лучше и лучше, все легче и легче. Еще немного и они будут выходить так же легко как дежурные выдумки для мамы. Немного страшно, конечно, но я жду этого момента с нетерпением. Вдруг тогда я смогу веселится так же как Денис, так же радоваться за обоих. Мне станет так же весело, уйдет обида на друга и злость на себя. Быстрей бы.
Я, конечно, уже не сломаюсь, нашей дружбе ничего не грозит. Мне тут пришло в голову, что эти выдуманные "сны" - тоже жертва, я поступаю так же, как поступал всегда. Стало легче.
Но ведь и жертвовать до бесконечности нельзя. Я тоже хочу принимать чужие жертвы, тоже хочу радоваться за другого, хочу, чтобы Денис тоже чувствовал себя почти героем. Хочу почувствовать себя "номером один".
Сколько времени уже прошло, а легче не стало. Я научился выдумывать лучшие сны на свете. Они настолько хороши, захватывающи, интересны, смешны, что Денис совсем перестал рассказывать свои. Теперь я смотрю на него глазами побитой собаки. Он молчит...
Если то, что я чувствую сейчас - чувства "номера один", то я не хочу быть первым. Сложно и страшно, непривычно. Слишком много ответственности, чувства вины за те неудобства, что доставляешь своему другу, которому приходится молчать, пока говоришь ты. Только ему все равно легче, чем мне. И было легче тогда, потому что ему не приходилось выдумывать, не приходилось врать. Он не завидовал мне.
Так хочется рассказать ему, что мне не снятся сны, что я все от первого до последнего слова выдумал. Не могу больше говорить, молчать куда приятнее и проще. Осталось лишь придумать, как именно я ему скажу о собственном вранье.
"Послушай, Денис, я сочинял все свои сны. Мне ничего не снится". Плохо. "Знаешь, мне не снятся сны, но я не хотел тебя расстраивать и придумывал их". Плохо "Я врал тебе про каждый свой сон". Все плохо, все не так. Я не знаю, как признаться. Ладно, лучше всего сочиняется, когда разговор уже начат. Подожду до завтра.
Мы не разговаривали с того самого "завтра". После моих слов о том, что мне не снятся сны, он не захотел слушать, а я не захотел в очередной раз выдумывать что-то глупое и успокаивающее.