Ройко Александр : другие произведения.

Связь времён (роман). Часть I. Из окопа в окоп

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
        Образ военного, а тем более офицера ассоциируется с безукоризненным внешним видом, подтянутостью, хорошими манерами, благородством, мужеством, стойкостью, отсутствием эгоизма. Преданность Отчизне, честь, порядочность, товарищество, бескорыстное исполнение долга, защита слабых - всё это в былой России было обязательными качествами русского офицера. Эти качества передавались с семейными традициями военных династий и воспитывались в кадетских корпусах. Офицер - это рыцарь чести, защитник доброго имени своего народа. Русский офицер должен быть прост, прямолинеен, бесстрашен, обладать духовным аристократизмом. Во все времена славное сословие защитников Отечества вызывало в обществе уважение и восхищение. Говорят, что быть военным - это образ жизни, быть офицером - мировоззрение.
        Многие события в романе происходят во время каких-либо военных действий. Но это книга не о войне, военные события в ней являются только некой панорамой, на фоне которой складываются человеческие отношения. Просто на фоне военных событий более ярко и, главное, правдивее, честнее раскрываются человеческие характеры. Война является как бы лакмусовой бумагой по отношению к конкретному индивидууму - ты или герой или же трус, ты или честный или же подлец. На войне нет промежуточных состояний, есть только "плюс" и "минус". Она также накладывает определённый отпечаток и на последующие времена и даже события. Читателю, ждущему кровавых баталий, придётся разочароваться - эта книга не о войне, это роман о любви, о большой преданной любви.

Александр Ройко

Связь времён

Любящим сердцам и душам посвящается

Часть I

Из окопа в окоп

Окопы,  окопы - заблудишься  тут!
От старой Европы остался лоскут.

Анна Ахматова

ГЛАВА 1

С прибытием!

   Осень 1915-го года мало чем отличалась от своих предыдущих подруг: один день солнце, два дня дождь, три дня пасмурно, потом снова солнце, а далее опять-таки дождь. Однако в последнее время, как всем казалось, дожди, хотя и кратковременные, явно преобладали, и основательно надоели. Конечно, в городе на эти капризы природы мало кто обращал внимание, но здесь они очень хорошо чувствовались - выбрать сухое, без заметной грязи место было не так-то просто. Но шедший по траншее штабс-капитан именно это пытался делать. Не хотелось ему основательно испачкать свои начищенные до блеска новые сапоги. А новыми были не только они, но и всё его обмундирование. Да и сам офицер, довольно моложавый, смотрелся как на картинке: вероятно, новый мундир (известный как френч или китель) его владелец надел всего лишь несколько дней назад, и был тот хорошо подогнан по его спортивной фигуре. Правда, это была не походно-парадная форма - война заставила генералов и офицеров отказаться от парадной формы одежды и перейти на кители и гимнастерки с полевыми погонами, защитного цвета фуражки и солдатские шинели. Вот и у штабс-капитана погоны были мягкие, плотно пришитые к мундиру. Штаны, обычно именуемые шароварами (а позже - галифе) - плотно заправлены в стандартного типа сапоги: с более высокой передней частью. Стандартной была и его полевая фуражка: высокий околыш и низкая тулья, маленький козырёк, пришитый чуть ли не вертикально. На фуражке красовалась общевойсковая кокарда (именуемая в народе "мишенью"): металлический, с рифлёной окантовкой трёхцветный (с набором белого, желтого и чёрного цвета) овал, - на парадной форме эти цвета были бы серебряным, золотым и чёрным. Белый галун на рукаве кителя (френча) указывал на принадлежность офицера к пехотному роду войск. Через левое плечо штабс-капитана за спину был перекинут вещевой мешок, который он слегка придерживал рукой.
   Попадавшиеся на пути штабс-капитана нижние чины отдавали ему честь, смотря на этого красавчика с нескрываемым удивлением - в тяжёлых условиях войны давно не видели такого щёголя. Но офицер не был щёголем, просто он шёл представляться по новому для него месту службы командиру полка, а потому хотел выглядеть должным образом: так ему и подобным внушали ещё в юнкерском училище - ни в коем случае не марать честь офицера великой русской армии. В данном случае словосочетание не марать слишком уж косвенно относилось к чести, только разве что к обмундированию, но он просто не привык выглядеть в чужих глазах замарахой, будь это даже военная, фронтовая обстановка. Поэтому офицер, с отличной выправкой, в полный рост, не наклоняясь, шёл по стрелковой траншее - этому способствовал отрытый в полный профиль ход, практически в два метра, чтобы даже высокорослым бойцам не очень доводилось гнуться под выстрелами неприятеля. В большинстве своём стенки окопа были неплохо укреплены (досками, хворостом или мешками с песком), а сама траншея довольно широка, поэтому опасаться за состояние мундира не приходилось. А вот сапоги... После дождей в глинистом ходе, кое-где с уложенными досками, было местами грязно и скользко. А штабс-капитан очень уж не любил грязной обуви. Конечно, во время боёв, и уж особенно при наступательных операциях ему, как и всем, было не до такой щепетильности. В таких случаях не только сапогам нужно было придавать прежний вид, но и всё обмундирование часто доводилось и стирать, и штопать, а нередко и просто менять. Сейчас же, как он понимал, никаких военных действий не происходило, наступило временное затишье, а потому можно и нужно было выглядеть нормально, особенно при первой встрече со своим будущим высшим начальством.
   И вот он был уже у своей намеченной цели - впереди виднелся, указанный по пути солдатами, блиндаж командира полка. Он был перекрыт брёвнами в три наката, стянутых проволокой, чтобы их не могли разрушить мины или среднего калибра снаряды. Офицер подошёл к блиндажу, вяло козырнул в ответ на приветствие вытянувшего в струнку солдата, постучал в неотёсанную дверь, приоткрыл её и, слегка пригнувшись (чтобы не задеть фуражкой за косяк), вошёл вовнутрь. В углу блиндажа за небольшим столиком сидел унтер-офицер (возможно, ординарец, но скорее всего, просто порученец) и при свете гильзовой коптилки просматривал какие-то бумаги. При виде вошедшего он неторопливо поднялся и лениво поприветствовал штабс-капитана:
   -- Здравия желаю! -- без добавления "ваше благородие" или хотя бы искажённого нижними чинами "ваш бродь", как было принято обращаться к офицеру этой категории чинов. Сидел он за столиком без фуражки, а потому честь не отдавал.
   -- Доложите командиру о моём прибытии, -- недовольно бросил прибывший, поняв, что на тёпленьком месте возле командира ординарец (или посыльный) просто разленился и излишне возомнил о себе. Он не стал делать унтер-офицеру замечание, хотя и имел на то право.
   Унтер-офицер скрылся в небольшом проёме за плотной суконной занавесью, отделявшей его каптёрку. Через минуту он вернулся:
   -- Проходите.
   Штабс-капитан, снял вещмешок, оставил его у столика ординарца, поправил своё обмундирование и вошёл в основное помещение блиндажа. За столом сидел полковник (вероятно, командир полка), а сбоку стола стоял какой-то подполковник. Полковник тоже поднялся из-за стола, когда штабс-капитан вошёл в блиндаж. Теперь уже прибывший (как ранее солдаты в траншее) вытянулся в струну, чётко вскинул руку к головному убору и так же чётко отрапортовал:
   -- Господин полковник! Штабс-капитан Комаров прибыл для прохождения дальнейшей службы.
   Владелец блиндажа, слегка полноватый, но, тем не менее, довольно подтянутый полковник с чёрной бородкой ответил на его приветствие и произнёс:
   -- Проходите! С прибытием вас! -- И, когда Комаров подошёл к столу, протянул руку. -- Будем знакомы. Алексей Иванович Городницкий.
   -- Анатолий Григорьевич, -- представился в ответ штабс-капитан, и офицеры обменялись рукопожатием.
   -- Знакомьтесь. Это начальник штаба, Нестеров Николай Петрович, -- указал он головой на подполковника. -- Нестеров и Комаров тоже обменялись рукопожатием. А вот начальник штаба был лет на пять младше командира полка и суховатый по фигуре. Бороды у него не имелось, зато были пышные усы, ставшие очень популярными с начала войны.
   Штабс-капитан вынул из нагрудного кармана френча какую-то бумагу и протянул её командиру полка. Полковник мельком взглянул на неё и положил на стол.
   -- Хорошо, ваше предписание я посмотрю позже. А сейчас давайте просто побеседуем. Присаживайтесь, -- указал на одну из табуреток, сколоченных из досок наверняка умельцами-солдатами. Сам он отодвинул в сторону лежавшую до того посреди стола карту и внимательно смотрел на вновь прибывшего. Начальник штаба тоже присел сбоку от стола.
   Анатолий потянулся к табуретке, поставил её неподалёку от стола и присел. Он снял свою фуражку, -- старшие офицеры тоже были без фуражек, -- и положил её себе на колени.
   -- Чин у вас относительно немалый, -- начал разговор Городницкий, -- для ваших лет, я имею в виду, а потому я понимаю, что вы кадровый офицер и в армии уже достаточно давно.
   Да, у нового офицера это был уже четвёртый (из 5-и) обер-офицерский чин (после прапорщика, подпоручика, поручика). Далее в этой категории следовал только чин капитана. А потом уже шли штабс-офицерские чины (подполковник, полковник) и генеральские.
   -- Так точно! -- вскочил Комаров.
   Одновремённо с ответом штабс-капитана звук разорвавшегося, очевидно, неподалёку снаряда почти заглушил его слова.
   -- Сидите, -- махнул ему рукой Городницкий. -- Я вот только не могу понять, глядя на вашу форму, - принимали ли вы непосредственное участие в боевых действиях?
   -- Так точно! Принимал.
   -- И как давно?
   -- С сентября прошлого года.
   -- О! Практически с самого начала войны?
   -- Так точно!
   -- Так, Анатолий Григорьевич, давайте без этих Так точно! Давайте просто побеседуем как офицеры, теперь уже все мы сослуживцы. А с этими так точно никакой беседы не получится. Хорошо?
   -- Так точно! -- но тут же, улыбнувшись, Анатолий исправился, -- хорошо.
   -- Теперь я вижу, что вы боевой офицер. Заметил, что вы и глазом не моргнули при разрыве снаряда. А бывшие тыловики в таких случаях вздрагивают, съёживаются или даже вообще пригибаются, как будто снаряд в метре от них разорвался. Вот так и живём, шалят немного немцы - постреливают. Но вы к такому, как я вижу, привычны.
   -- Привычен. И не к такому тоже.
   -- Как это?
   -- Приходилось слышать, да и видеть, разрывы куда страшнее.
   -- И...?
   -- Я до этого служил на Северо-Западном фронте. И вот как раз там наших бойцов тётушка Берта угощала своими пирожками.
   -- Большая Берта? -- с уважением спросил молчавший до того подполковник.
   -- Именно она.
   "Большая Берта", иногда "Толстушка Берта" была немецкой 420-мм мортирой, разработанной и построенной на заводах Круппа. Вот только Комаров неверно назвал её тётушкой, скорее эту страшную мортиру нужно было называть девочкой или внучкой. Дело в том, что эта пушка была названа таким именем в честь внучки Альфреда Круппа, "пушечного короля".
   "Большая Берта" предназначалась для разрушения особо прочных фортификационных сооружений. Её скорострельность составляла всего лишь один выстрел в 8 минут, но зато дальность полета 900-кг снаряда составляла 14 км. Да и все её типы используемых снарядов обладали огромной разрушительной силой. Фугасный снаряд при взрыве образовывал воронку глубиной 4,25 метра и диаметром 10,5 метра. Осколочный же снаряд имел 15.000 кусков смертоносного металла, сохранявших убойную силу на расстоянии до 2-х километров.
   -- Слышал о ней. И, слава Господу, что пока только слышал. Но немцы вроде бы применяют "Берту" при осаде хорошо укреплённых французских и бельгийских крепостей. А где же вы с ней столкнулись?
   -- При обороне Ковенской крепости.
   -- Вот оно что! Слышал эту печальную историю. И как только немцам удалось взять такой хорошо укреплённый бастион? Но Большая Берта наверняка здорово там отличилась?
   Подполковник не задавал эти риторические вопросы, он, по большому счёту, просто рассуждал. Но Комаров, всё же, частично ответил на эти вопросы:
   -- И "Берта" отличилась, и наши промахи, наверное, были. Я, конечно, всего не знаю. Я служил не в самой крепости, а в 10-й армии генерала от инфантерии Радкевича. Мы были на подступах к крепости, а чуть позже, в августе-сентябре я участвовал в Виленском сражении. Как раз в сентябре я и был серьёзно ранен, попал в госпиталь. А после госпиталя и направлен к вам. Так вот, немцы начали атаковать Ковенскую крепость 25-го июля, через несколько дней подключилась и "Берта". Под её артобстрел я, слава Господу, не попал, но в действии видел, и слышал. В течении семи дней защитники крепости упорно сопротивлялись, но понесли очень большие потери. Поэтому 2-го августа часть наших войск оставили свои позиции, и отошли на линию фортов. И артиллерия фортов ещё активно оборонялась, однако вскоре практически все орудия была выведены из строя. А уже 18-го августа немцы заняли Ковно, а 19-го сентября - Вильно, -- позже этот город станет называться Вильнюсом.
   -- Понятно, -- удручённо покачал головой уже Городницкий. -- Да, Ковенскую крепость жалко, как и погибших бойцов. Но, война есть война.
   Ковенская крепость начала строиться (по указу императора Александр II) ещё в 1879-м году в черте города Ковно (или Ковна), а завершалось строительство практически только в начале этого века. Причиной строительства, скорее всего, послужило то обстоятельство, что через Ковно проходила железнодорожная ветка Санкт-Петербург - Варшава, а сам город находился на стратегическом направлении возможных наступлений противника на Ригу и Вильнюс. Следовательно, Ковно мог играть ключевую роль для безопасности российских западных рубежей. Через 4 года Ковно переименуется в Каунас, который будет вторым по величине и значению городом Литвы, а на некоторое время (в течение 20 лет) он даже станет временной столицей Литовской Республики.
   -- Ладно, -- продолжил полковник, снова взяв инициативу в свои руки. -- Пойдёмте дальше. Боевые награды имеете?
   -- Имею. Орден Святого Георгия 4-й степени и орден Святой Анны, тоже 4-й степени.
   Орден Святого Георгия был боевой наградой, которой мог быть удостоен офицер за личную доблесть в бою, и заслуги. Имел четыре степени отличия. Символ ордена - всадник, поражающий копьём дракона, это было олицетворение мужественного воина, способного отстоять свою землю от врагов. Издавна на Руси этот образ связывался с легендарным Георгием Победоносцем. Орден Святой Анны тоже имел четыре степени отличия. Орден Святой Анны состоял из креста, ленты и звезды. Крест обычно изготавливался из золота, а в его центр размещалось изображение святой.
   -- Даже так! Отлично! Вот и наглядное подтверждение тому, что вы боевой офицер. За какие подвиги их получили?
   -- За храбрость в боях на фронтах Мировой войны.
   На самом деле, необходимо отметить для уточнения, что свою первую награду, орден Святой Анны 4-й степени, Комаров получил ещё в ноябре 1914-го года за захват вражеских пулемётов. В то время он был поручиком, а потому тут же по статуту ордена был произведён в штабс-капитаны. Позже, в феврале уже 1915-го года за особое отличие в штыковом бою Анатолий получил Орден Святого Георгия 4-й степени.
   -- Понятно, -- улыбнулся полковник. -- Не хотите конкретно расписывать свою храбрость. Другой на вашем месте похвастался бы. Ну, что ж, похвально. Поздравляю вас с высокими наградами. -- Но тут же сурово спросил, -- почему не носите их?
   -- Но, господин полковник, не на парад же я прибыл. Да и холодного оружия при мне сейчас не имеется, -- крест ордена Святой Анны 4-й степени носился на эфесе холодного оружия.
   -- Есть указ носить такие награды во всех случаях. Или вы не знаете этого?
   -- Знаю. Но не хотелось форсить.
   -- Это не форс! Это порядок, и заслуга офицера. К тому же сразу видно, что обладатель наград боевой офицер, побывавший в переделках и отличившийся в боях по защите Отечества. Завтра утром будете знакомиться со своим подразделением, и чтобы обязательно были хотя бы при ордене Святого Георгия. Всё понятно?
   -- Так точно! -- уже вновь по-армейски ответил Анатолий на замечание Городницкого о боевых наградах, учитывая серьёзность разговора и приказной тон командира полка.
   -- А теперь следующий вопрос к вам: какова ваша последняя воинская должность? Вашего послужного списка у нас пока что нет. Как это в последнее время всё чаще стало случаться, документы на человека прибывают к нам позже, нежели он сам.
   -- Последняя должность - командир роты. Правда, недолго - ранение, госпиталь.
   -- Хорошо. А теперь о вашем назначении. Нас здесь немцы тоже недавно здорово потрепали. А потому мы с радостью принимаем любое пополнение. Как штабс-капитан вы как раз и планировались бы на должность командира роты, или заместителя командира батальона. Однако у нас три дня назад погиб командир 2-го батальона - попал под случайный, просто плановый, можно сказать, немецкий артобстрел. Немцы в этом вопросе педанты, снарядов у них хватает, вот и палят регулярно наугад. Вот как недавно. -- За время беседы ещё дважды слышался звук разрывающихся снарядов, но уже подальше. -- Так что придётся, вероятно, вам, Анатолий Григорьевич принимать батальон. Выше званием в вашем подразделении, теперь уже в вашем, -- выделил он, -- офицеров нет. Да и боевой опыт у многих меньше, нежели у вас. Ротация у нас за год войны была немалая. Как вы на это смотрите, Николай Петрович? -- Городницкий повернулся в сторону начальника штаба. -- Справится он?
   -- Отношусь положительно. Я думаю, что кадровый офицер с таким боевым опытом вполне справится с батальоном.
   -- Отлично! -- и вновь уже в сторону Комарова. -- В общем, принимайте, штабс-капитан, завтра под своё командование второй батальон.
   -- Слушаюсь!
   -- Но, сразу спешу вас огорчить. Это только название вашего будущего подразделения - батальон. А по численности он сейчас сродни роте. В вашем теперешнем батальоне после последних боёв осталось примерно 300 с хвостиком штыков. Немалое, конечно, подразделение, но, всё же, по составу больше похожее на роту. Или на что-то среднее. Кандидатуру своего заместителя подберёте сами. Конечно, мы с вами, и с начальником штаба, этот вопрос ещё обсудим - после вашего ознакомления с офицерским корпусом.
   Численность такой самостоятельная войсковой единицы как батальон могла доходить и до 800 человек, а вот стрелковой роты - чаще всего от 60 до 100 человек.
   -- Всё ясно, господин полковник. Есть, принять под своё командование второй батальон. Не важно, какой численности подразделение мне достаётся, Алексей Иванович. Ещё Александр Васильевич Суворов утверждал, что "воюют не числом, а умением".
   -- Вот это ответ настоящего боевого офицера! -- улыбнулся полковник, удовлетворённо потирая руки. Я думаю, -- реплика в сторону начальника штаба, -- что наше решение верное, и мы с этим бравым штабс-капитаном будем хорошо бить немцев.
   Нестеров, тоже улыбнувшись, только согласно кивнул головой.
   -- Так, на первый раз основные вопросы мы с вами обсудили, -- перешёл на серьёзный тон Городницкий. -- Сейчас вы можете отправляться в своё расположение и отдыхать, знакомиться с вашими подчинёнными. Я имею в виду офицеров вашего батальона, потому что с нижними чинами вы познакомитесь завтра. Встречаемся завтра в 8:00 у моего блиндажа, и после этого идём во второй батальон. Так, сейчас я дам указание посыльному, найти человека, который проводит вас.
   -- Алексей Иванович, -- вклинился в разговор начальник штаба. -- Как я понял, мы с вами все вопросы тоже уже обсудили? Я имею в виду те, которые мы обсуждали до прибытия штабс-капитана.
   -- Я тоже думаю, что к ним мы уже возвращаться не будем. Так что вы тоже свободны, Николай Петрович.
   -- Тогда, наверное, не нужно давать никакого задания посыльному. Я сам провожу господина Комарова в его расположение, покажу ему его "берлогу", -- вновь улыбнулся он, -- и познакомлю с офицерами батальона, если таковые будут на месте. Да и с офицерами из других подразделений, которые могут попасться по пути. Пусть сразу втягивается в большой и непростой коллектив. А я ещё пройду по некоторым позициям, да по пути ещё немного побеседую со штабс-капитаном.
   -- Отлично! Хорошее решение, действуйте.
   -- Разрешите идти? -- Нестеров поднялся с табуретки, за ним вскочил и Комаров.
   -- Идите!
   Нестеров и Комаров надели фуражки, отдали честь полковнику и направились к выходу из командирского блиндажа.
   Так началась служба Анатолия Григорьевича Комарова на новом для него месте. Впрочем, к перемене мест ему было не привыкать.
  
  

ГЛАВА 2

По стопам отца

   Следует отметить, что Комаров действительно был молод - только через 1,5 месяца (сейчас шла вторая половина октября) ему должно было исполниться 26 лет. Не так уж и много для его теперешнего звания, и это тоже, наверное, удивляло попадавшихся на его пути солдат. Однако пошёл уже десятый год, как Анатолий надел военную форму, пусть и не сразу офицерскую. Военная служба была для него как бы семейной преемственностью. И его дед, и его отец верно служили России под её трёхцветными знамёнами. Отцу Анатолия за то время, как подрастал его сын, пришлось трижды менять районы своей службы. Переезжала на новые места и его семья, правда, на последний свой рубеж, а он для отца действительно стал последним, Григорий Павлович Комаров поехал один. Таковым стал Дальний Восток.
   Но ещё до этого, пожалуй, с самых детских лет, Анатолий твёрдо решил, что пойдёт по стопам своего папы. Ему нравилось вместе с отцом бывать в гарнизонах, смотреть, как тренируются солдаты, и особенно посещать разные смотры и парады.
   -- Ну, что сынок, кем ты хочешь стать, когда вырастишь? -- иногда спрашивал его отец.
   И ответ сына был всегда неизменным:
   -- Военным, офицером.
   В 1898-м году, в возрасте 7,5 лет, он поступил в гимназию, а в 12 лет уже твёрдо решил, что после гимназии будет поступать в юнкерское училище. В это время отец получил предписание прибыть к новому месту службы - в Порт-Артур, где к тому времени была построена (по проекту военного инженера К. Величко) Порт-Артурская крепость. Ранее это был китайский город Люйшунь, вошедший потом в историю Японии и России (последняя получила права на аренду Порт-Артура и Ляодунского полуострова сроком на 25 лет).
   И вот перед отъездом отца Анатолий пообещал тому, что будет точно поступать в юнкерское училище. Семью отец решил с собой не брать - и далеко, и неизвестно, каковы там условия, да и детям нужно учиться (у Анатолия ещё была младшая сестричка) - что их дёргать с места на место. И семья осталась проживать в Воронеже, по прежнему месту службы отца. И вот через время из газетных сообщений они узнали, что 19 августа 1904-го года японцы начали штурм Порт-Артурской крепости, а ещё через месяц семье пришло сообщение, что подполковник Григорий Павлович Комаров погиб, геройски защищая крепость (во время второго штурма японцев). Немногим позже семье передали личные вещи главы семейства, в том числе и боевые награды. И была среди них и одна новая (которую ранее Анатолий не видел) - серебряная (для награждения офицерского состава) медаль "За оборону Порт-Артура", которой был награждён его отец. Выполнена она была в виде креста, концы которого были уширены на манер Георгиевского, но со скрещёнными в центре мечами (рукоятями вниз); в розетке, стилизованной под шестибастионный многоугольник крепости. На белой эмали розетки был ещё изображен чёрный силуэт эскадренного броненосца с хорошо различимыми бортовыми орудиями. На двух горизонтальных концах креста были размещены крупные выпуклые надписи: на левом - "ПОРТЬ", на правом - "АРТУРЪ".
   Сразу как-то повзрослевший и ставший более серьёзным Толик повесил награду отца над своим учебным столом и часто на неё смотрел. Теперь, как сказал сам себе Комаров младший, он уже не имеет никакого права менять своё решение и слово, данное отцу. Он твёрдо решил, что станет кадровым военным.
   На следующий год он успешно окончил гимназию, с 1875-го года гимназии стали восьмиклассными. Правда, и ранее они фактически были таковыми, только считались 7-классными (но седьмой класс был с двумя годичными отделениями). В этот год поступить ему в юнкерское училище не удалось по простой причине - к приёму в училища допускались молодые люди всех сословий, но достигшие 16-летнего возраста. Анатолий до этого возраста не дотягивал какие-то три с хвостиком месяца (родился в начале декабря). Но свою мечту он успешно осуществил уже в следующем году. На восток от Воронежа было расположено известное Анатолию (по рассказам отца) казанское пехотное юнкерское училище. На юго-востоке было Тифлисское училище (но к нему, всё же, было дальше, да и не тянуло почему-то Толю на Кавказ), а вот юго-западнее (значительно ближе) - Чугуевское (в Харьковской губернии).
   И сначала Комаров планировал поступать именно в Чугуевское училище (36 вёрст на юго-восток от Харькова), которое было сформировано в сентябре 1865-го года для подготовки офицерских кадров для Харьковского военного округа. Это училище, будучи расположенным вдали от шумных и пыльных губернских городов (в тихом патриархальном местечке - родина Ильи Ефимовича Репина - с населением менее 14000 человек), было лишено многих соблазнов, присущих крупным городам. Но зато училище славилось своими балами, которые проходили несколько раз в году. И, хотя обучение юнкеров танцам не входило в программу, руководство училища ввело его как обязательный предмет (приглашался танцмейстер из Харькова).
   Анатолий долго раздумывал над местами своей будущей учёбы, но, всё же, в итоге выбрал для обучения Казанское юнкерское пехотное училище, и решил поступать именно туда. Несмотря даже на то, что расстояние от Воронежа до Чугуева было чуть ли не втрое меньше, нежели до Казани (260 вёрст против 740). Это было очень хорошее училище (основанное годом позже Чугуевского), и подтверждалось сие тем фактом, что в год его окончания Анатолием (1909-й) оно трансформировалось уже просто в военное училище. При этом двухэтажный корпус Юнкерского училища с его высокими помещениями (этажи соединялись сложными трёхмаршевыми лестничными пролётами) находился в западной части Казанского кремля. Ранее помещения училища служили казармами военной школы. И, если Чугуевское училище будет расформировано в декабре 1918-го года, то Казанское военное училище, претерпев множество реформаций (пехотные командные курсы - командная школа - пехотное училище - танковое училище - танко-техническое училище - филиал танкового института - высшее военное командное училище) будет проводить подготовку военных кадров и в XXI-м веке.
   Комаров успешно поступил в училище (ещё и как сын кадрового офицера, погибшего при защите Отечества), и учился очень хорошо. А потому по окончанию училища он имел право на присвоение ему (по первому разряду) воинского звания подпоручик (минуя первый обер-офицерский чин - прапорщик). А далее поручик и вот теперь уже штабс-капитан. За год до начала войны Анатолий имел уже звание поручика, а ещё через 2 года, как упоминалось, получил следующее звание.
   До первой мировой войны Анатолию Комарову довелось служить на востоке России, получил он направление в 3-й сибирский армейский корпус, который дислоцировался в городе Иркутск. Даже от Казани, которая находилась на востоке европейской части России, до Москвы было 750 вёрст (- 800 км), а уж до Иркутска и вовсе в 5 раз дальше - 4200 вёрст (- 4500 км). Иркутск находился чуть западнее озера Байкал, не далеко было (на юге) и до Монголии. Но Анатолий на тяготы службы и отдалённость от родных мест (а родился он в Смоленске, где на то время служил отец) не жаловался. На некоторые упрёки мамы, что она с сестрой его почти не видят, он отвечал:
   -- Папа служил и на самом краю России, почему же я должен искать себе тёпленькие местечка. Как уж получилось, так и будет. Я офицер, и должен служить там, где больше нужен России. Да и не вечно же я буду служить в Сибири, попаду и в европейскую часть.
   И он, действительно, через пять лет попал в европейскую часть, и угодил прямо в гущу военных событий.
   За год до окончания юнкерского училища, в 1908-м году Анатолий познакомился с очаровательной девушкой. Произошло это случайно во время его воскресного увольнения. Прогуливаясь по набережной Волги, Комаров столкнулся с группой учениц местного Института благородных девиц, которых сопровождала какая-то классная дама. Барышни весело щебетали, и одна из девушек (лет 14-16-и) постоянно скашивала свои глазки в сторону симпатичного юного военного. Девушка также понравилась Анатолию. Это была, наверное, его первая серьёзная влюблённость, ему сейчас было всего лишь 18,5 лет. В Воронеже, обучаясь в гимназии и год после неё, он дружил с одной из знакомых девушек (жили по соседству). Но, поступив в юнкерское училище, он о ней как-то довольно легко забыл, и даже не встречался с ней, приезжая летом на побывку. За два года учёбы в училище новой пассии у него так и не появилось. А вот эта девушка чем-то зацепила его. Он некоторое время шёл чуть в стороне позади группы воспитанниц, надеясь каким-нибудь образом познакомиться с девушкой. Вот только порядки в женских учебных заведениях были, наверное, пожёстче, чем в военных - классная дама ни на шаг не отпускала своих воспитанниц и не давала никому приближаться к ним. И вот когда Комаров понял, что у девушек прогулка завершается, - они начали направляться в сторону своего института, - он неожиданно для себя решился на отчаянный поступок. Обогнав группу девушек, юнкер предстал перед их воспитательницей. Он вскинул в приветствии руку к своему головному убору и громко выпалил:
   -- Разрешите представиться?! -- и тут же, не дожидаясь ответа, отрапортовал. -- Юнкер казанского училища Анатолий Комаров!
   -- Здравствуйте, юноша. Слушаю вас, что вы мне хотите сообщить?
   -- Разрешите познакомиться?
   -- С кем?
   -- В первую очередь с вами, мадам, -- раздался дружный хохот девушек. Улыбнулась и строгая до того мадам.
   -- Меня зовут Инесса Францевна.
   -- Очень приятно познакомиться!
   -- Спасибо. Мне тоже приятно. И что дальше? -- девушки продолжали хихикать.
   -- Инесса Францевна! Можно мне немного пройтись с вами и поговорить с девушками?
   -- Со всеми девушками сразу? -- насмешливо спросила дама, а девушки, не переставая хихикать, стали ещё и перешёптываться.
   -- Лучше, конечно, не со всеми сразу.
   -- А с кем конкретно? Вы же, наверное, знаете, что общение с юной дамой наедине воспрещено.
   -- Знаю. Но я хочу пообщаться в вашем присутствии.
   -- Хорошо, сделаю вам такое снисхождение. Вы воспитанный и довольно приятный человек. С кем вы хотите познакомиться?
   Указывать на девушку пальцем было бы верхом неприличия, поэтому Анатолий повернулся к девушкам (повернулась и классная дама) и сказал:
   -- Я хотел бы познакомиться с девушкой, которая стоит во втором ряду, третья слева.
   Приглянувшаяся ему барышня предпочитала стоять в гуще своих подружек, не выделяясь среди них. После слов Анатолия её лицо залилось пунцовой краской. Но хихиканье девушек моментально смолкло. Все они, быстро определив объект внимания кавалера, бросали свои удивлённые, с различными эмоциями, взгляды на подружку.
   -- Анна, подойди ко мне, -- приказала дама девушке. Та предстала перед глазами дамы и Комарова.
   -- Юнкер казанского училища Анатолий Комаров! -- в отличии от представления даме, молодой человек просто щёлкнул (как на балу) каблуками и кивнул головой.
   -- Анна Тимофеева, воспитанница института благородных девиц, -- тихо промолвила девушка. Её подруги с любопытством, но уже без смеха, наблюдали за парой, тихонько перешёптываясь.
   -- Анна, если ты не желаешь разговаривать с молодым человеком, то можешь, поблагодарив его за внимание, вернуться к девушкам.
   Анна, опустив голову, молчала - не могла же она сказать, что молодой человек ей очень нравится, и она очень желает с ним пообщаться. Дама прожила немало лет, а потому прекрасно всё поняла:
   -- Хорошо, можете общаться в моём присутствии. Молодой человек, я разрешаю вам прогуляться вместе с нами и поговорить с Анной. Я не буду прислушиваться к вашим разговорам, но вы должны быть в поле моего зрения.
   -- Спасибо! Большое спасибо, Инесса Францевна.
   И дальше Анатолий с Анной продолжили прогулку уже вместе, чуть в стороне от классной дамы, но и не в гуще других барышень. Прогулка завершилась у стен института благородных девиц, который был расположен в центре города. Анатолий ещё раз поблагодарил Инессу Францевну, и попрощался с ней, Анной и другими девушками. Уходя, он не мог знать, что многие из девушек со вздохом украдкой оборачивались ему в след. А вот окрылённая встречей с юношей Анна, собрав волю в кулак, не позволила себе оглядываться. Она счастливая тихонько, молча, шла, даже не отвечая на расспросы подружек. Вот для неё это и была самая что ни на есть первая влюблённость, первая и на всю жизнь, как думала Аня.
   Казанский институт благородных девиц назывался ещё Родионовским институтом - в честь весьма состоятельной помещицы Анны Петровны Родионовой, которая в 1823-м году обратилась к вдовствующей императрице Марии Фёдоровне с просьбой принять от неё в дар на устроение института для девочек два своих имения с 414-ю душами крепостных и каменный дом. Сама Аня была из местной дворянской семьи, хотя и не особо зажиточной. Во время прогулки молодые люди о многом переговорили, стараясь получше познакомиться друг с другом. Они рассказали о себе, о своих родителях, об учёбе в своих учебных заведениях. Анатолий, например, с удивлением узнал, что, если у них в юнкерском училище спальные места чаще всего назывались (по примеру армейских) казармами (хотя и не были на них похожи), то Анна с подругами ночевала в комнате, которая называлась дортуар.
   Теперь встречи Анатолия и Анны стали регулярными. Конечно, к их большому сожалению, всё так же под присмотром классной дамы. Но, что поделаешь, нужно мириться с этим и благодарить Господа, что и такие встречи возможны. Правда, дважды Комаров уже бывал в стенах института благородных девиц (добротном 3-х этажном здании с высокими потолками, такими же высокими окнами и просторными помещениями) - на балу под Новый год и летом, в честь очередного выпуска девиц. Тогда выпускное торжество закончилось посещением воспитанницами Казанского монастыря с поклонением его святыне и совершения благодарственного молебствия. Выпускницей Казанского института когда-то была и сестра Л. Н. Толстого - Мария. Вот только Аннушка в этих стенах должна будет провести (отсчёт от лета) ещё целых пять лет. Анатолий в принципе не ошибся - на момент встречи Ане и в самом деле было всего лишь 14 лет (возраст шекспировской Джульетты), хотя она выглядела старше своих лет, окончит же она институт только в 1913-м году.
   Анатолий, бывая ежегодно в отпуске, обязательно приезжал домой к маме и сестричке, но всегда выкраивал время, чтобы заскочить в Казань к Анне. При этом, часто бывая в Казани, он познакомился и был в хороших отношениях с соседом Аниных родителей. У того сын был на три года старше Анатолия, и тоже окончил казанское юнкерское училище. Когда Анатолий в первые годы своей службы приезжал в Казань к Ане, а та с разрешения руководства института проведывала своих родителей, то он часто разговаривал с Осипом Михайловичем Лебединским - таковы были реквизиты соседа. Темы их беседы чаще всего были направлены в русло военной службы, сын Осипа Михайловича, служа на Кавказе, не так уж часто навещал отца. Вот сосед и выспрашивал у молодого офицера Анатолия Комарова о том, что нового на военной ниве.
   Знала уже о возлюбленной сына и мама Анатолия, с интересом расспрашивала брата об Анне сестричка. И они также знали, что Анатолий и Анна пообещали друг другу обязательно пожениться, как только Аня окончит институт. Так оно и произошло. Через пять лет после первой встречи с Анной Анатолий Комаров женился, а под конец этого же года он получил звание поручика. Пять лет - большой срок, а потому было несколько странно, что Анатолию за время службы не приглянулась другая женщина, да и Анна на момент их знакомства была просто девчушкой. Но слово, данное друг другу, он и Анна сдержали. К тому же российского офицера всегда отличало умение держать своё слово. Свадьба проходила в Казани, очень постарались с её организацией Анины родители. Конечно, на свадьбе присутствовали и мама Анатолия с дочерью Елизаветой, уже тоже девицей на выданье - исполнилось восемнадцать лет. Осенью этого года Лиза планировала стать студенткой Воронежского сельскохозяйственного института императора Петра I-го, учреждённого в прошлом году и открытого как раз в год свадьбы её брата. А менее чем через месяц Анна Михайловна Тимофеева (сейчас уже Комарова) со своим мужем отправилась в далёкий Иркутск, к месту службы супруга. И ехала она в чужой ей край с радостью - главное это то, что она будет вместе со своим любимым Анатолием. Вот когда Анна искренне, всем сердцем, поняла жён декабристов, о которых украдкой с девушками читала. Но она-то ехала не на каторгу, да и вообще - с милым рай и в шалаше. Вот только прожить вместе молодой семье довелось всего лишь один год, а потом их разлучила война.
   Анатолий по пути на фронт завёз свою жену в Казань к её родителям, обещая непременно высылать ей деньги или денежный аттестат. А как же мама и сестрёнка самого Анатолия? За них он волновался меньше, поскольку мама получала очень даже неплохую пенсию (за супруга) по потере кормильца. А сестра до недавнего времени получала по той же причине стипендию для обучения в гимназии. И теперь Комаров был более-менее спокоен за своих близких - Воронеж далеко от фронта, Казань тем более, и война сюда не докатится. Вот только на сердце была тревога - когда теперь удастся свидеться? Он верно предполагал, что война с немцами так быстро не закончится. Комаров ещё со стен училища знал (так их учили), что Германия очень серьёзный противник. Её армия отлажена как часовой механизм, да и вообще создавалось впечатление, что это государство работало только на войну. В Германии были очень хорошие военные специалисты и прекрасные инженеры, постоянно разрабатывающие новые машины и механизмы. Да Россия об этом и знала-то не понаслышке - во все времена в их стране было засилье приглашённых немецких специалистов, которые работали на процветание России не за страх, а за совесть. Да что там говорить об инженерах, если многие августейшие особы тоже были выходцами из Германии. Но сейчас, вопреки предположениям Анатолия, по стране катилась некая патриотическая волна по добровольному уходу на фронт. Объявление мобилизации в конце июля подняло на войну миллионы российских мужчин. В довоенных расчётах предполагалось, что какая-то часть призывников вообще не явятся на сборные пункты. Однако, напротив, в воинские присутствия явились и масса добровольцев. Явка на призывные пункты в целом по стране достигла девяноста шести процентов. Комаров отдавал себе отчёт в том, что это как раз прекрасно - такие вот патриотические настроения и готовность отдать свою жизнь за Отечество. Вот только безусые ещё юнцы призывного возраста не думали, что им придётся сложить головы - этот патриотический подъём был ничем не обоснован, просто в государстве на уровне простого народа царили шапкозакидательские настроения. Думал он об этом уже в поезде, который уносил его далеко на запад, в предписанную ему (свою) часть. А далее ему предстояли долгие годы мытарств в окопах, и не только на фронтах первой мировой войны.

* * *

   Нельзя сказать, что Комаров после госпиталя попал на совершенно другой участок фронта, достаточно удалённый от его прежнего места службы. Да, Восточный фронт был значительно растянут - его протяжённость (от Балтийского моря до русско-румынской границы) составляла около 900 км (по линии Кёнигсберг - Черновицы). При этом Российские войска развёртывались на двух основных направлениях - на северо-западном (против Германии) и юго-западном (против Австро-Венгрии). Но ведь Анатолий в беседе с Городницким и Нестеровым сказал, что он прибыл с Северо-Западного фронта, а этот полк (и место его дислокации) вроде бы должен был быть для него новым. И, если он прибыл с Северо-Западного фронта, то сейчас это должен был быть Юго-Западный фронт. Но и сейчас это тоже был Северо-Западный фронт. Как же так? Анатолий не солгал, так оно и было на самом деле, и офицеры в блиндаже его прекрасно поняли. Просто тот же российский Северо-Западный фронт делился на Северный (оборонял подступы к Петрограду), собственно Северо-Западный и Западный. Сейчас продолжать службу ему предстояло на Западном фронте, но это был практически тот же Северо-Западный фронт. Поменялся только полк и немного расположение. Как могло такое быть? Очень просто - в августе 1915-го года на базе полевого управления Северо-Западного фронта было образовано полевое управление именно Западного фронта. То есть это был практически один и тот же участок Восточного фронта (с небольшим смещением для Комарова).
   Понятие Восточного фронта вроде бы подразумевало противостояние России с Германией и Австро-Венгрией в целом, а Западного фронта - немцев с другими странами Европы. Однако в Европе тоже был свой Западный фронт (который не следовало путать с тем, на котором сейчас находился Анатолий Комаров). Но это был фронт противостояния немцев с другими странами Европы - в основном, как упомянул Нестеров, с Францией и Бельгией. А всего в Первой мировой войне принимало участие 38 государств, в неё было вовлечено более полутора миллиарда человек, то есть более 3/4 населения земного шара. Потому она и называлась Мировой войной - в военных действиях принимали страны из разных уголков земного шара - Боливия, Бразилия, Гондурас, Панама, Уругвай, США, Британская империя, Либерия, Япония, Китай, Тибет, Афганистан, Эфиопия и много других стран.
   И вот осенью 1914-го года в европейскую часть России, точнее, на территорию когда-то суверенной Польши как раз и был переброшен 3-й Сибирский армейский корпус, который вошёл в состав новой 10-й армии. После поражения французов, когда Варшаву заняли русские войска (1813 г.) Польша перестала быть независимым государством. Согласно решению Венского конгресса (1815 г.) было образовано Королевство (Царство) Польское со столицей в Варшаве, но подчинённое Российской империи.
   Боевые действия для 10-й армии (а вместе с ней и для поручика Комарова) начались с Первой августовской операции - в сентябре 1914-го года. На первый взгляд какое-то несоответствие: августовкая операция - в сентябре. Но дело в том, что в данном случае август это не месяц, это Августовский лес (Августовская пуща) - хвойный лес на северо-востоке Польши и западе Белоруссии, в междуречье Немана и Вислы. А ещё и по названию города на том же северо-востоке Польши - Августов.

* * *

   У шедшего вместе с Комаровым начальником штаба не возникало вопросов как о перипетиях войны, о её сроках, так и о боевом пути штабс-капитана. Он дружелюбно общался с новым сослуживцем, расспрашивая его больше о том, из каких тот мест, о его семье и т. п. Вопросов о местах былой службы практически не было, да и что расспрашивать о военных действиях - эта тема давно всем осточертела. Когда на их пути попадались офицеры полка, он знакомил с ними Анатолия, порой завязывалась короткая беседа. Параллельно Нестеров вкратце рассказывал новому батальонному командиру об особенностях их линии обороны - пусть скорее входит в курс дела, активные военные действия могут начаться в любую минуту.
   Так они, не спеша, дошли до будущего места обитания Комарова. В "берлоге" (как выразился начальник штаба), в которой предстояло жить Анатолию, в это время был всего лишь один военный - поручик. Нестеров представил офицеров друг другу, попрощался и отбыл. А у штабс-капитана завязалась довольно продолжительная беседа с новым для него сослуживцем. И в этой беседе военной теме было уделено уже довольно много места. Но оно и понятно, и одного и другого интересовало, с каким военным специалистом ему придётся сражаться бок о бок, насколько можно доверять новому товарищу в бою. На приёме у командира полка Комаров, всё же, хоть и очень коротко, упомянул о некоторых переделках, в которых ему пришлось побывать, потому и не было особых вопросов военной тематики. А здесь ситуация совсем другая. После беседы поручик Мельников (так была его фамилия) ещё и повёл нового командира батальона на некоторые позиции, которые занимали солдаты его подразделения. А уже назавтра утром Комаров предстал перед составом второго батальона во всей красе - в новом обмундировании (вчерашнем, но после госпиталя оно и было новым) и с орденом на груди. Так началась служба Анатолия Григорьевича Комарова на новом месте.
  
  

ГЛАВА 3

Вольноопределяющийся

   На том участке фронта, где сейчас служил Комаров, как он и предполагал, было относительное затишье. Однако это вовсе не означало, что никаких военный действий не велось. Конечно же, не обходилось без стычек с неприятелем, но это были бои местного значения, которые вела 10-я армия, практически без связи с операциями на главных театрах войны. Такая ситуация длилась почти весь октябрь и начало ноября. Главнокомандующим Западного фронта с конца августа являлся генерал от инфантерии Алексей Ермолаевич Эверт. Он будет возглавлять фронт до весны 1917-го года, после чего главнокомандующие станут меняться как перчатки: с марта по август таковыми станут В. В. Смирнов, В. И. Гурко, А. И. Деникин, П. Н. Ломновский, П. С. Балуев - тоже все генералы от инфантерии. Что же это за такое дивное слово - инфантерия? Всё очень просто - в ряде государств (в том числе и в России) словом "инфантерия" именуется пехота (устаревшее итальянское infanteria, от infante - "юноша", "пехотинец").
   Сейчас задача 10-й армии, составлявшей крайний правый фланг русского фронта, заключалась в прикрытии со стороны Восточной Пруссии сообщений на Петроград и Москву главных сил Северо-западного фронта, стоявших с ноября 1914-го года на левом берегу р. Вислы, западнее Варшавы и Ивангорода.
   Дней через десять Комаров хорошо знал уже диспозицию войск, а также был неплохо знаком практически с каждым офицерским, а частично и унтер-офицерским чином вверенного ему подразделения. Он также, участвуя отдельными силами батальона в местных боях, начинал понимать, кто и чего стоит из его помощников. Он для себя отметил, что в целом ему досталось неплохое наследство (рядовые бойцы и офицерский состав), хотя и довольно потрёпанное. А, возможно, оно и было хорошим именно потому, что с честью выдержало испытание нелёгкими боями. Его заместителем стал Иван Фёдорович Мельников, именно тот офицер из его подразделения, с кем его первым познакомил Нестеров. Были в батальоне и другие поручики (командовали ротами и другими воинскими группами), и даже один штабс-капитан. Правда, последний был не кадровый офицер. Точнее, в армии он ранее служил, но подал рапорт об увольнении от службы по состоянию здоровья (как порт-артурец). Его рапорт удовлетворили, и зачислили в резерв, а в марте этого года призвали вновь в армию, да он и сам не возражал. Но, по мнению Алексея, Мельников был более инициативен из всего офицерского состава батальона. Недаром же он, без просьбы на то своего будущего командира, повёл его знакомиться с отдельными позициями батальона. Впрочем, то, что его выбор в принципе верен, подтвердили командир полка и начальник штаба, которые без особых раздумий эту кандидатуру утвердили.
   Примерно через пару дней после своего прибытия в полк Анатолий довольно детально познакомился ещё с одним интересным военным. Им оказался Юрий Васильевич Головин. Интересен Комарову он был по двум причинам. Первая, это то, что он не был кадровым офицером, и на фронте оказался по собственной инициативе. Он был той когорты вольноопределяющихся, о которой год назад в поезде раздумывал Анатолий. Но, мало того. На фронт вольноопределяющимися рвались в основном подростки (достигшие призывного возраста), рабочие или студенты. А вот Юрий был уже практически законченным специалистом, инженером. Что его-то потянуло в грязные окопы на бойню первой мировой войны? Сейчас Головину было 22 года, он был младше штабс-капитана всего на 3,5 года.
   На эту тему в один из спокойных фронтовых дней Анатолий и Юрий долго беседовали. И, конечно, первый же вопрос Анатолия был таким:
   -- Как вы попали в армию? Вы же не желторотый юнец, бредивший романтикой военных подвигов.
   Комаров имел право (как к низшему чину) обращаться к Головину на "ты", но ведь это был не юнец, как он сам отметил, а грамотный человек, который вызывал уважение не только у Анатолия, а, как и другие инженеры, вообще у граждан России. Потому он и выбрал форму обращения на "вы", отдавая дань его компетентности, по крайней мере, в своём деле. К тому же, к вольноопределяющемуся (часто выходцу из привилегированных классов) в армии обращались "господин вольноопределяющийся" и на "вы". Вольноопределяющийся - это был уже нижний армейский чин. Но, для того, чтобы стать вольноопределяющимся, призывник должен был иметь определённый образовательный ценз. Тогда он пользовался некими льготами - сокращённый срок службы и право на производство (при условии сдачи особого экзамена) в офицеры по окончании срока службы. Следует отметить, что также на "вы" и "господа" обращались к юнкерам и кадетам - будущим офицерам. Но сейчас Юрий Головин был не вольноопределяющимся, он был уже унтер-офицером.
   -- Да, не юнец, -- ответил на вопрос Анатолия Юрий. -- И на подвиги меня не тянуло. Но я подумал, что в трудный час смогу принести больше пользы своему Отечеству на поле брани, нежели в цехе завода или в душном кабинетишке. Тем более что я пока что ни одного дня на производстве не проработал.
   -- Но и в армии вы никогда не служили.
   -- Не совсем так.
   -- Как это? Если вы окончили институт или университет, то вряд ли вы успели отслужить срочную службу.
   -- Да, это так. Но в армии я, всё же, был.
   -- Каким это образом?
   -- Давайте я расскажу всё по порядку.
   -- Хорошо, слушаю вас.
   -- В 8,5 лет, родился в марте, я поступил в гимназию, которую успешно окончил в 1909-м году. В этом же году я успешно сдал вступительные экзамены в Институт Корпуса инженеров путей сообщения или просто институт путей сообщения. Иногда его ещё называли Институтом инженеров дорог. Институт находится в Санкт-Петербурге, или теперь уже Петрограде.
   -- Я не сомневаюсь, что вы его успешно и окончили.
   -- Да, это так. Окончил я его в 1913-м году.
   -- Понятно, и пошли работать?
   -- Нет, я уже говорил, что и дня не работал.
   -- А чем же вы занимались целый год, до начала войны?
   -- Служил.
   -- В армии?!
   -- Да, в армии.
   -- Как такое могло произойти? Вас забрали в армию уже после окончания института?
   -- Примерно так. Только не забрали, я обязан был после института год отслужить в армии. Таковы порядки нашего дорожного института.
   -- И где же вы служили?
   -- Там же, в Санкт-Петербурге. Я отбыл один год обязательной военной службы в сапёрном батальоне.
   -- М-да, интересно. Но у вас, наверное, было время поступить на работу ещё до войны.
   -- Месяц или чуть больше было. Но я готовился к экзаменам.
   -- Каким ещё экзаменам? В другой институт, что ли?
   -- Нет, к экзаменам не в институт, а за институт.
   -- Ничего не пойму, растолкуйте более подробно.
   -- Вы кадровый военный, окончили юнкерское училище, а потому, я понимаю, гражданскими специальностями вы не интересовались. А вот тут-то и есть маленький нюанс.
   -- Так, интересно.
   -- Дело в том, что по окончанию института я получил не диплом инженера, а только свидетельство, которое удостоверяло лишь сам факт прохождения полного курса обучения. Оно как бы являлось допуском к "окончательным испытаниям". А нужен ведь ещё и Диплом.
   -- А без диплома вы работать не могли?
   -- Нет, почему же, мог. Выпускное свидетельство уже открывало путь к полноценной служебной карьере. Я интересовался статистикой. Так вот, за период, начиная с 1900-го года и по тот же 1913-й год, когда я окончил институт, российские университеты окончили 40.800 человек, из которых диплом получили только 31.700. Значит, 9.000 выпускников работали и без диплома. Но диплом, всё же, лучше.
   -- Чем?
   -- Диплом, кроме того, что он удостоверяет факт прохождения "окончательных испытаний", ещё и даёт его обладателю служебные и сословные права.
   -- О! Это важно. Тогда диплом, действительно, нужен.
   -- Вот то-то и оно. Я планировал приступить к сдаче экзаменов на диплом где-то в средине сентября, летом по понятным причинам экзамены не принимали. Да и всё равно, наверное, летом уже не получилось бы. После начала Австрией военных действий Николай II-й 17 июля подписал указ о всеобщей мобилизации, а ещё через два дня Германия объявила нам войну. И в начале августа мы уже были в состоянии войны с Германией.
   -- Да, 4 августа, всего лишь спустя две недели после объявления войны наши отряды 1-й и 2-й армий уже вошли в Восточную Пруссию, -- задумчиво протянул Комаров, но тут же вновь переключился на Головина. -- Ну, хорошо. Вы, без пяти минут, были уже хорошим гражданским специалистом. Что вас понесло на фронт? Вы и на оборонном заводе приносили бы пользу России.
   -- Сейчас я и сам так думаю. А вот тогда...
   -- Понятно. Патриотический подъём.
   -- Да, нечто в этом роде. Понимаете, я ни дня не работал на производстве, а вот в армии успел уже целый год провести. И кое-чему там научился. Поэтому я думал, что на фронте больше пользы принесу.
   -- А сейчас вы разочаровались в своём решении?
   -- Вы знаете, нет. Да, сейчас я бы, наверное, не пошёл добровольцем в армию. Но это ничего не меняет. В своём годичной давности решении я как раз не разочаровался. Всему своё время. Успею я ещё и на заводе поработать. Конечно, после войны, но, я думаю, что через годик-другой она закончиться.
   -- Ой ли? С немцами сложно воевать, они по части войн хорошие спецы. Так что, вашими устами мёд бы пить.
   -- По моему разумению, Анатолий Григорьевич, не могут немцы долго воевать с десятками стран. Да, ресурсы у них неплохие, но и в других странах они имеются. Я имею в виду ресурсы производственные, природные. А что уж говорить про людской потенциал.
   -- Не знаю, не знаю. Но вот разговаривать с вами мне очень интересно. И я вас стал больше уважать, после того, как вы сказали, что о принятом решении не жалеете. Только истинный патриот своего Отечества может так поступать.
   Эта была одна причина интереса Комарова к Головину. А чуть позже открылась и вторая причина. Юрий в своём разговоре не упомянул о том, когда он родился и откуда его корни. Первый факт не сложно было вычислить по тем данным, что привёл унтер-офицер. А вот второй факт прояснился случайно. Когда продолжили беседу, на вопрос Комарова о том женат ли Юрий, тот ответил:
   -- Я человек холостой. Всё некогда было - то институт, то сапёрный батальон. Да и годы ещё не для женитьбы были, ведь нужно сначала хорошо на ноги стать. Но это, наверное, и к лучшему, в случае гибели меньше народа будет по мне убиваться. Мама, отец, да ещё меньший братишка, он сейчас учится в гимназии, точнее в этом году должен был её уже закончить. Надеюсь, что хоть он не сбежал на фронт, а то я слышал о таких прецедентах. Конечно, мне хотелось бы увидеть семью и свой старинный городок. Только, когда теперь это будет, -- он сокрушённо покачал головой.
   -- Вы из маленького городка?
   -- Да нет. Это, конечно не Санкт-Петербург или Москва. Но и Смоленск довольно крупный город.
   -- Вы из Смоленска?! -- поразился Комаров.
   -- Да. А что?
   -- Так и я ведь родился в Смоленске. Там одно время служил мой отец. Правда, уже очень давно там не бывал. Сколько прошло, как наша семья из него уехала? -- он быстро прикинул в уме и протянул. -- Более полутора десятка лет, в 1899-м году. Сейчас мама и сестра живут в Воронеже.
   -- А сейчас ваш отец, наверное, где-то в этих краях служит?
   -- Нет, уже не служит. Он погиб при осаде Порт-Артура.
   -- Извините, Анатолий Григорьевич.
   -- Да ничего, всё нормально. Такова судьба многих русских офицеров - отдавать свою жизнь за Родину. Д-а-а, -- протянул он, -- оказывается мы с вами родом из одного города. А Смоленск за это время, наверное, здорово изменился?
   -- Вряд ли. Я прожил в нём почти 17 лет, но особых изменений как-то не замечал.
   -- А я вообще там прожил всего лишь 9 лет. У меня о нём только детские воспоминания. Помню Днепр, центр города на южном, левом берегу, мы там жили, помню Заднепровье.
   -- А я как раз жил в районе Заднепровья. Мне тоже видится Днепр, его небольшие притоки, в долинах которых раскинулись улицы города. Холмы, так называемые горы, и мысы. Считается ведь, что наш город стоит на семи холмах.
   -- Да, я помню Соборную гору, ходил туда с родителями гулять. Там разные соборы расположены, Иоанно-Предтеченская церковь, архиерейский дом. Помню также остатки крепостной стены с разными башнями, памятник Глинке.
   В Смоленске был очень красивый памятник композитору М. И. Глинке. И не столько сам памятник - бронзовая скульптура композитора у пюпитра с дирижёрской палочкой в руке, сколько его оригинальная ажурная ограда. Она была выполнена в виде нотных строк, музыкального кружева, на которых бронзовыми знаками записаны 24 отрывка из произведений Глинки.
   -- А ещё мне запомнился городской парк, -- продолжил Анатолий, -- только вот никак не могу сейчас вспомнить, как он назывался.
   -- Парк "Блонье".
   -- Вот, точно!
   -- В Смоленске, с тех пор, как вы из него уехали, появились и новые памятники.
   -- Да? И какие же? Я кроме памятника Глинке, помню ещё только памятник Фёдору Коню, архитектору смоленской крепости. Запомнил его в детстве из-за необычной фамилии - Конь. Удивительно было, что у человека фамилия Конь.
   -- Я тоже помню этот памятник. Но сейчас в городе уже есть памятник героям войны 1812-го года. Он был открыт в 1913-м году, как раз в год окончания мной института. Я тогда заскакивал к родителям.
   -- О! Вот это здорово! Нужен был такой памятник, да ещё перед этой войной. Красивый он?
   -- Красивый. Выполнен в виде двух орлов, охраняющих гнездо, он неплохо смотрится на фоне смоленской крепостной стены.
   Разговор о родном городе постепенно иссяк. Далее каждый начал интересоваться уже военной биографией собеседника. Сначала Комаров, на правах старшего, рассказал о юнкерском училище, о службе в Сибири и о прошедшем годе уже на фронте. После этого такую же информацию о себе поведал и Головин. Он ведь тоже практически год уже провёл на фронте. Практически, потому что, Юрий, из его рассказа, в первых числах сентября прошлого года был зачислен вольноопределяющимся в 29-ю пехотную дивизию 3-го армейского корпуса. Однако в сентябре и октябре 1914-го года все вольноопределяющиеся проходили учёбу и подготовку. А уже в начале ноября полк был переброшен в Южную Польшу, и 19 ноября участвовал в первом сражении.
   -- Вы сразу получили звание унтер-офицера? -- спросил Анатолий, хорошо понимая, что вряд ли такое было возможно.
   -- Нет, сразу после учёбы я получил только звание ефрейтора. И то, это было как бы исключение из правил. Большинство вольноопределяющихся получили ефрейтора только в декабре или январе. Это исключение касалось меня и ещё трёх вольноопределяющихся, которые, как и я прослужили где-нибудь хотя бы год.
   -- И когда же вы получили звание унтер-офицера? -- фактически у Юрия было звание старшего унтер-офицера.
   -- А как раз в декабре, когда многие получали только звание ефрейтора.
   -- Понятно. Я смотрю, у вас имеется даже Георгиевский крест, да ещё и 3-й степени.
   -- Так точно. Как раз первый крест и помог мне стать унтер-офицером. Получил я его в том же декабре, вместе с фельдфебелем нашей роты, за ночную разведку перед планируемым сражением. Поэтому получил я этот чин практически без сдачи особого экзамена, хотя формально он и был, -- усмехнулся Юрий.
   В беседе штабс-капитана и унтер-офицера была одна неточность, или один нюанс, который оба военнослужащие, конечно же, знали. Если Головин имел Георгиевский крест 3-й степени, то это означало, что на самом деле он имел два Георгиевских креста: 4-й (первый для него) и 3-й степени. Награждение Георгиевским Крестом производилось, как и орденом Святого Георгия, только последовательно, от низшей степени к высшей (1-я). Носился Георгиевский Крест на георгиевской ленте на левой стороне груди и располагался после орденов, перед медалями. При этом рекомендовалось носить только крест более высокой степени, но никто не делал замечаний, если носилось несколько крестов разных степеней - человек заслужил это своей отвагой. Кресты 4-й и 3-й степеней были серебряными, а кресты 2-й и 1-й степеней - из золота.
   Георгиевский крест считался самой почётной наградой рядового и унтер-офицерского состава русской армии. Заслужить этот знак отличия можно было, лишь совершив боевой подвиг и проявив личную храбрость. На войне смелые, мужественные бойцы и умелые командиры довольно быстро получали и звания, и награды. К осени 1917-го года (когда на многих участках фронта боевые действия были практически прекращены) некоторые такие бойцы (за 3 года войны) имели на своей груди полный набор Георгиевских крестов, являлись, как говорилось, кавалерами "полного банта" Георгия.
   -- Не буду расспрашивать вас, за что вы получили вторую боевую награду. И так понятно, что она вам досталась по праву. Значит, мы с вами первый год войны провели практически рядом, в той же Восточной Пруссии. Вот только вряд ли вы принимали участие в Августовском сражении, а я там был.
   -- Да, я только слышал о нём. -- Я ведь тоже не сразу в этом полку оказался, помотался и по другим местам. Что касается того сражения, то одни говорили, что мы там победили, другие - наоборот, что были разбиты. Я так и не понял, где же правда?
   -- Где-то посередине. И то было, и другое. Но, в целом, бездарнейшая операции. Наши военные спецы попались на крючок, на отвлекающий манёвр немцев. Наши войска, в несколько раз превосходившие противника, смогли, к началу октября, разрозненными действиями лишь откинуть врага к границе. Зато немцы отвлекли внимание нашего командования от боёв в Западной Польше и задержали переброску наших войск в сторону Силезии. После безуспешной операции русских войск в Восточной Пруссии и боёв под Августовым немецкие войска заняли наши юго-западные области страны, правда, тоже вскоре были оттуда выбиты.
   -- На войне как на войне, - прокомментировал Юрий.
   -- Всё так, да не так. Во многом виновато недопонимание среди руководства фронтом и армиями.
   -- Что вы имеете в виду?
   -- Дело вот в чём. Есть, как я слышал, две некие стороны - главнокомандующий армиями Северо-Западного фронта Николай Владимирович Рузский и Александр Михайлович Сиверс, командующий нашей 10-й армией, командовать ею он был назначен как раз в сентябре, хотя лично я начинал воевать ещё под началом генерал-лейтенанта Василия Егоровича Флуга. Но, Флуг был отстранён от должности: его наступательные директивы пугали нашего малодушного главнокомандующего фронтом. Так вот, Сиверс вступил в мировую войну в составе 3-й армии, 20-го армейского корпуса генерала Рузского. Но как раз с Рузским у него и возникали разногласия. Сиверс был сторонником обходных манёвров, а вот Рузский вообще не признавал никаких обходных движений, он требовал исключительно фронтальных атак. Он мотивировал это тем, что против 9-и дивизий 8-й германской армии на данном участке фронта в 10-й российской армии находилось 15 дивизий - нечего, мол, боятся немцев.
   -- Ясно. А дальше?
   -- А дальше вы, наверное, и сами всё знаете, сами уже участвовали. Было временное затишье, бои местного значения, а потом в начале декабря 10-я армия возобновила наступательные попытки, но все её усилия прорвать мощно укреплённый фронт 8-й германской армии на реке Ангерапп окончились безрезультатно - слишком мизерны, по сравнению с немецкими, оказались наши технические средства. И это наступление стоило нам, особенно 3-му и 20-му армейским корпусам громадных потерь. Немцы сняли с этого направления в Польшу всё, что могли.
   -- Да, всё это я действительно знаю. В некоторых боях мне и самому довелось участвовать.
   Штабс-капитан и унтер-офицер поговорили ещё немного на разные темы, обоим приятно было встретить на фронте земляка. Анатолий рассказал немного о себе, о своей семье, и на том довольно затяжная беседа была завершена. Но подобные разговоры сослуживцы периодически вели и в дальнейшем.
  
  

ГЛАВА 4

Новое назначение

   Новому командиру 2-го батальона понравился бывший вольноопределяющийся, а сейчас уже унтер-офицер. Понравился своей грамотностью, конечно же, патриотизмом и своей рассудительностью. И он подумал о том, что неплохо было бы, чтобы такой почти уже офицер был у него под рукой. Но вот только в качестве кого? Ранее в армии при офицере (или чиновнике) мог состоять денщик в качестве казённой прислуги. Правда, само название "денщик" было отменено в прошлом веке, хотя суть и осталась. Только теперь в качестве прислуги назначались лица из общего числа строевых нижних чинов. Но, естественно, не мог человек с высшим образованием быть прислугой.
   При штабе полка или батальона (коим сейчас уже руководил Комаров) мог состоять адъютант, хотя во время войны больше были просто ординарцы (нижние чины называли их пренебрежительно "порученцами"). Различие между этими должностями по обязанностям были вроде бы и небольшие - в основном это человек для исполнения служебных поручений командира (главным образом, для связи и передачи приказаний) или для выполнения штабной работы. Правда, адъютант ещё мог руководить канцелярией того же батальона или полка. Основное различие этих должностей было в другом - если ординарцем мог быть офицер, унтер-офицер или даже рядовой, то адъютантом мог быть только военнослужащий из группы обер-офицерских чинов, то есть не ниже прапорщика.
   В общем, по всем, так сказать, параметрам Юрий Головин вроде бы идеально подходил на должность ординарца. Существовало только одно НО, а, возможно, и не одно. Было понятно, что Головин не согласится на такую должность - не для того он добровольцем пошёл на фронт, чтобы быть, по понятиям многих, мальчиком на побегушках. Правда, его согласия и не требовалось. Если его назначить приказом, то никуда он не денется - должен будет служить, где указано. Только вот не хотелось, чтобы у Юрия осталась обида на Комарова. Второе НО было, наверное, более весомым - если во время войны все строевые (с передовой) солдаты и офицеры довольно быстро продвигались по службе (толковые и смелые строевые, а Юрий был таковым), то ординарец мог и до окончания войны оставаться в прежнем звании. А любое продвижение по службе (включая и присвоение званий) сказывалось на довольствии, в первую очередь денежном. А это было очень существенно. Да, у обычного рядового или унтер-офицерского чина гораздо большая вероятность быть раненым или даже убитым. Но на войне часто бывало и по-другому. Солдаты на передовой нередко годами оставались без единой царапины, а какого-нибудь офицера вдали от передовой накрывало единичным выстрелом из орудия или даже из винтовки (снайперы имелись у той и у другой стороны). Так что война - это лотерея, кому-то везёт больше, а кому-то меньше.
   И, всё же, Анатолий всё больше склонялся к тому, чтобы назначить Головина ординарцем в своём штабе. По его понятиям ординарец не машина какая-нибудь, не попугай, способный только повторять слова. Он обязан не только передавать приказы командира, он должен ещё и думать, хорошо ориентироваться в быстро меняющейся обстановке. Анатолий из своего военного опыта знал, что нередко бывает и так: пока приказ командира дойдёт до исполняющих, обстановка уже может измениться. И тогда этот приказ уже не может быть выполнен в точности, порой слово в слово переданный приказ в изменившейся обстановке может стать бесполезным, если не вредным. Такие вот мысли одолевали Комарова, но он не знал, как это всё объяснить Головину, и как не урезать его возможности военного роста. Никто не мог знать, каким инженером может оказаться в будущем Юрий, а вот военная карьера у него точно могла быть неплохой.
   Было ещё и третье НО, которое не касалось самого Юрия Головина. В штабе 2-го батальона был ординарец прежнего (убитого) командира. А его-то куда девать? Отправлять на передовую? Но оснований вроде бы и нет, обязанности он свои выполняет, хотя лично Комарову он не нравился. Он был сродни тому же унтер-офицеру в предбаннике блиндажа командира полка - посыльному (Анатолий точно не знал, на какой должности был унтер-офицер у командира полка). Он тоже был уже достаточно ленив и не активен. Конечно, Комаров, получив под своё командование батальон, мог произвести кадровые перестановки, и никто бы ему и слова не сказал. Просто не хотелось, чтобы пошёл слух, что он как "новая метла" - выметает старое, чтобы поставить своих приближённых, хотя таковых в новом полку у него и не было (Головина к ним он не относил). И Комаров решил отложить этот вопрос на будущее, возможные в скором времени боевые действия могли всё изменить.
   Вторая беседа земляков состоялась через несколько дней, затишье продолжалось. На сей раз они осуждали последние события в полку, превратности войны, большие, как бы непредвиденные, потери наших войск и тому подобное. Анатолий уже убедился, что подразделения полка и в самом деле понесли большие потери. Подтвердил ему это и Головин:
   -- Мы немцам жару дали, конечно, в последних боях, но и они нас основательно потрепали.
   -- Да, я это уже понял, -- ответил Комаров.
   -- Но сейчас потери, всё же, были не такие, как весной, или зимой.
   -- Вы имеете в виду Мазурское сражение?
   -- Оно самое.
   Это была, как её ещё называли, Вторая Августовская операция. Мазурия - это область на северо-востоке Польши между низовьем Вислы и границей с Россией. В начале этого года русские войска вновь начали наступление на австро-венгерские части. Наступление поначалу развивалось весьма успешно, в том числе и при участии 10-й армии под командованием генерала Сиверса. Далее, после нескольких дней упорных тяжёлых боёв наступило относительное затишье. А потом немцы, пользуясь данными разведки, срочно перегруппировали свои части, перебросили их на фланг и во время сильнейшей метели предприняли контрнаступление. Тогда никто не мог понять, как немцам удалось раздобыть нужные сведения. Говорили о предателе в самых верхах нашей армии. Однако всё было не так, и выяснилось это значительно позже. В то время никто не догадывался, что немецкая разведка сумела перехватить ключ нового кода для шифрованных переговоров и оказалась в курсе всех дел 10-й армии.
   Удар по флангу 10-й армии, да ещё с выходом противника в наш тыл оказался неожиданным и очень сильным. Сиверс решил выровнять линию фронта, дабы избежать окружения, и армия начала отступать, пробиваясь с изнурительными боями на восток. А немцы преследовали её по пятам. Окружить 10-ю армию немцам так и не удалось - героическое сопротивление оказал 20-й корпус генерала Булгакова. В итоге наступление немецкой армии было задержано на 10 суток, но ценой почти полной гибели корпуса. Это позволило к концу февраля отвести основные силы 10-й армии, но и у неё потери были очень большими.
   -- Вы, наверное, такого не ожидали, подавая прошение в действующую армию? -- усмехнувшись, спросил Анатолий.
   -- Честно говоря, не ожидал. А что, следовало ожидать такие невообразимые потери?
   -- Не одни вы такого не ожидали. И я, кадровый офицер такого не ожидал. Да и не только я. Вообще, многие, даже большие военачальники, думали, что эта война долго не протянется. Для меня это было странно, потому что в училище мы германскую армию хорошо изучили. Но, увы, таковыми были массовые настроения. Вы знаете, в августе 1914-го года генерала Драгомирова, Владимира Михайловича, спросили: "Как Вы думаете, сколько времени продлится война?". А это авторитетный военоначальник, в том же августе он был назначен начальником штаба 3-й армии генерала Рузского. И, как вы думаете, что ответил Драгомиров?
   -- И что же?
   -- Он уверенно сказал: "Четыре месяца". -- Вот так, -- резюмировал Анатолий. -- Так что ещё можно было ожидать, с такими настроениями в верхах?
   -- Да, довольно печально всё это.
   -- Вот именно. Понимаете, нас немного не тому учили в юнкерском училище.
   -- Как, не тому?
   -- Я вам сейчас более детально разъясню. Дело вот в чём. Как вы знаете, в средние века, пока не было огнестрельного оружия, войска сходились в прямой стычке.
   -- Ну да, как иначе использовать мечи, сабли, копья.
   -- Правильно. Хотя уже в те времена были лучники. Но они, всё равно, были как бы подготовительными силами. Как сейчас артиллерия перед наступлением.
   -- Это понятно.
   -- А далее, с усовершенствованием стрелкового оружия, прямой контакт армий противников всё больше отдалялся, если это только не прямое наступление. В этом случае без прямого контакта, как вы понимаете, не обойтись.
   -- Конечно.
   -- Так вот, наши учителя в училище предполагали, что в возможной войне армии противников будут разведены на значительное расстояние, вне зоны действия орудий, пулемётов. Да и не только наши преподаватели так думали, вероятно, и в Генеральном штабе тоже. А что оказалось? - мы сидим в окопах нос к носу с немцами.
   -- Да, это так, -- задумчиво протянул Головин.
   -- Как вы знаете, наверное, бо́льшая часть нашего пехотного вооружения рассчитана на дальность стрельбы больше километра. Я уже не говорю за бастионные орудия, ту же "Большую Берту" или морские орудия. И наши войска в мирное время тренировались в стрельбе на максимальные дальности. Сейчас траншейная война внесла свои коррективы. Мощное и дальнобойное оружие применяется практически вплотную, в упор.
   -- Это точно. Пулемёты и шрапнель выкашивают целые пехотные подразделения.
   -- Вот именно. В таких сражениях процент ранений и прямых потерь солдат просто ужасающий, особенно среди атакующих.
   -- Вы правы.
   -- Вы, возможно, не знаете, а мне это довелось видеть. Да это подтверждают и другие очевидцы - одна винтовочная пуля при стрельбе на дистанции менее 1000 метров, ну, пусть до 700 метров, пробивает не одного, а двух-трёх человек, а при стрельбе в упор - до шести-семи человек!
   -- Вероятно, вы правы. Это, действительно, ужас!
   -- Да-а, этакие вот дела. Никто не ожидал такой войны, с такими потерями - как у одной, так и у другой стороны. Просто мировая бойня какая-то.
   -- Согласен с вами.
   И вот сейчас Комаров решил затронуть важную для него тему, не дожидаясь каких-либо событий, не откладывая дело в долгий ящик. Как раз удобный случай - доверительная беседа и согласие собеседника с доводами Анатолия. Возможно, Юрий согласится и с другими доводами.
   -- Тогда я надеюсь, Юрий Васильевич, что вы будете согласны со мной и в другом вопросе.
   -- Слушаю вас.
   -- Мне нужен в моём штабе толковый ординарец.
   -- Он же у вас есть, командира батальона убили, а его ординарец, а значит и штаба - жив.
   -- Да, это так. Но я хочу его заменить, и имею на то право.
   -- И что? Как я подозреваю, вы прочите на это место меня. Анатолий Григорьевич, вы предлагаете мне в штабе перебирать бумажки? -- укоризненно протянул Головин. -- Не-е-т, с этим я как раз не соглашусь.
   -- Почему?
   -- Я не затем добровольно попросился на фронт, чтобы чаи готовить офицерам. Да и вы, наверное, знаете, какое отношение к ординарцам у солдат, сутками просиживающих в окопах. Эти ординарцы разленились на тёплых местах, им уже самим нянька нужна. Это уже не боевые офицеры.
   -- Вот именно.
   -- Что, вот именно?
   -- Теперь я с вами полностью согласен. Потому и хочу поменять ординарца.
   -- Вы хотите, чтобы и я таким стал? Большое спасибо, господин штабс-капитан, -- доверительная беседа со стороны Головина была завершена.
   -- А вы таким не станете, -- успокоил его Комаров.
   -- Вы в этом уверены? Почему?
   -- Уверен, потому что уже неплохо знаю вас. Мне нужен умный, думающий ординарец.
   -- У вас ординарец офицер, ваш коллега, он не может быть глупым, иначе юнкерское училище он не окончил бы.
   -- А он его и не оканчивал. Я поднял его личное дело. Он до войны был младшим унтер-офицером, потом унтер-офицером, как и вы сейчас, далее подпрапорщик, и только в первые дни войны он получил звание прапорщика. Обычная выслуга в процессе сверхсрочной службы. Его, вероятно, потому и назначили ординарцем - за усердие. Но это однобокое усердие, чисто карьеристское.
   -- Понятно, тогда замените его. Только не мной.
   -- А почему бы не вами? Вы по чину чуть ниже его, но гораздо умней.
   -- Умных офицеров хватает.
   -- Не скажите. Точнее, умных, наверное, хватает, а вот думающих... Это разные вещи. К тому же, ординарец должен не только, к примеру, передавать сообщения командира, но и хорошо разбираться в сложившейся обстановке, быть смелым - порой под артобстрелом не так-то просто добраться до нужной позиции.
   -- В русской армии тру́сов нет. По крайней мере, среди офицеров. Я не офицер, но знаю, что такое честь офицера, не одно поколение воспитывалось на этих словах.
   -- И здесь я с вами согласен. Но бывают и исключения. Откуда тогда, скажите, берутся офицеры-предатели, работающие на иностранные разведки? Или вы скажете, что таковых не бывает?
   -- Бывает иногда, -- угрюмо протянул Головин. -- Но и они, пожалуй, не тру́сы.
   -- Мы сейчас больше затронули тему уже не трусости, а чести офицера. Вы в начале разговора сказали, что ординарцы разленились, мол, за ними нянька нужна. Верно. Но зачем мне такие ординарцы. Или я их буду как перчатки менять? Юрий Васильевич, я ведь говорю с вами открыто, просто привожу свои доводы. Но я же могу спокойно написать приказ, не спрашивая вашего согласия. И всё. И что тогда? Подадите рапорт на увольнение из армии? Во-первых, в разгар войны вам его не подпишут, а во-вторых, уж вы-то его не напишете. Или напишите?
   -- Не напишу.
   -- Вот видите. А мой ординарец, если я напишу приказ о его переводе в другое подразделение, точно начнёт прошения в разные инстанции подавать. Вот вам и честь офицера.
   На несколько минут установилось какое-то тягостное молчание, которое, всё же, первым нарушил Комаров:
   -- Ну, что, Юрий Васильевич, убедил я вас или нет? Писать мне приказ?
   -- Пишите, -- тихо и уныло ответил Юрий.
   -- Но, судя по интонации ответа, вашего желание на это нет?
   -- Я даже не знаю, что вам сказать. Не особенно мне всё это нравится, но и вас я понимаю.
   -- Поймите, Юрий, мне нужен не просто ординарец, мне нужен помощник. Какой может быть помощник с таким настроением.
   -- Я буду вам помощником. Но мне просто не хотелось бы разговоров, что я добровольно, а то и по собственному желанию, пробрался на тёплое место.
   -- О нашей беседе никто не узнает. Будет приказ и всё. А потому никаких разговоров быть не должно. В офицерской среде сплетен нет, а солдатам, если таковые "говоруны" окажутся, мы рты быстро закроем.
   -- Это хорошо.
   -- А теперь вот ещё что. До вашего окончательного решения я об этом разговор не хотел заводить. Вы могли подумать, что я вас сладким пряником заманиваю. Так вот, повышение в чине вам гарантировано наравне с другими унтер-офицерами, окопниками, будем говорить. Вы боевой офицер, пусть ещё и унтер, а потому перспектива роста у вас остаётся.
   -- Да ерунда всё это, Анатолий Григорьевич. Поверьте мне, у меня нет особого интереса в росте. Я на фронт шёл не из-за этого. Да и карьера военного меня не интересует.
   -- Как знать, какой оборот все эти события могут принять, допустим, ещё после пары лет войны. На гражданском производстве вы не работали, а здесь, глядишь, в итоге можете стать полковником, а то и генералом, -- подтрунил Комаров.
   -- При большом желании я и на гражданке могу стать генералом. Со временем, конечно.
   -- Действительным статским советником, что ли? -- этот гражданский чин 4-го класса давал потомственное дворянство, а также соответствовал званиям генерал-майора в армии или контр-адмирала во флоте.
   -- Не обязательно.
   -- Тогда как?
   -- Ну, если бы я пошёл на преподавательскую работу в институт или университет, со временем, конечно. Рядовой профессор университета имеет чин генерал-майора.
   -- Серьёзно? Я этого и не знал. Да, у нас были в училище профессоры, но я думал, что они просто имеют воинское звание, что это кадровые офицеры.
   -- Вполне серьёзно. Наша система народного образования имеет статус государственной службы, и даже учителя являются государственными служащими, причём высокооплачиваемыми. Насколько я знаю, минимальная зарплата учителя за год до окончания мной института составляла 1600 рублей в год, а это большие деньги, как вы понимаете. Да, наверное, наполовину меньше, нежели у вас, но это же простой рядовой учитель, который на классном стуле штаны протирает.
   -- Да, это серьёзный аргумент. Но до профессора тоже дорасти нужно, а это, наверное, не так уж просто.
   -- Не просто. Но я ведь сказал, что чин генерал-майора имеет рядовой профессор. Не все, очень даже умные преподаватели, становятся Лобачевскими, Ломоносовыми или Менделеевыми. Да и то - Ломоносов так и не был признан своими современниками, а также и не понят миром. Что касается докторской степени, то докторские экзамены представляют очень большую сложность, а потому большинство профессоров университетов имеют только магистерскую степень. Это соответствует примерно должности доцента, который имеет степень магистра по определённой отрасли знаний.
   -- Интересно. Мне, по крайней мере, приятно, что у меня будет такой образованный ординарец. Вы о многом хорошо осведомлены.
   После этой беседы Комаров довольно настойчиво предложил, чтобы они перешли на "ты". Конечно, только в их частной беседе (похожей на сегодняшнюю), и только наедине, без посторонних ушей. Просто, как земляки, да и три с лишним года разницы в возрасте - мелочь. Анатолий и так имел на это полное право, но "тыканье" в его адрес со стороны Юрия, для последнего, услышь его кто, могло быть чревато серьёзными неприятностями. Это могло быть расценено как неуважение старшего по званию, даже оскорбление - со всеми вытекающими последствиями. Юрий на это очень неохотно, после долгих возражений, согласился. Он понимал, что Анатолию так удобней, и тот хочет в неформальной обстановке перевести его в разряд своих друзей. Но, тем не менее, он в дальнейшем даже наедине старался беседовать с Комаровым как-то обезличенно, и очень редко действительно обращался к штабс-капитану на "ты". Возможно, позже, если Головин получит звание подпрапорщика или прапорщика, такое обращение (правда, всё равно не к командиру) станет для него более привычным - офицеры-сослуживцы в неофициальных беседах были обычно друг с другом на "ты". Но это не касалось офицеров в целом, незнакомых - субординация в таких случаях была строжайшая, но так оно и должно было быть.
   В общем, через два дня появился приказ о назначении унтер-офицера Юрия Васильевича Головина ординарцем при штабе второго батальона, а на следующий день Юрий уже принял дела у бывшего своего коллеги. Так началась его служба в новом для него качестве. Старому ординарцу по согласованию нашлось место в хозяйственной части, о чём он и не жалел, и в чём не сомневался его новый, но именно для него тоже уже бывший комбат.
  
  

ГЛАВА 5

Неожиданное знакомство

   Начало ноября выдалось в плане военных действий тоже относительно спокойным. Хотя ранее, после провала плана молниеносной войны, немецкое командование решило в 1915-м году главное внимание обратить на Восточный фронт, надеясь разгромить Россию, вывести её из войны, а затем вновь направить удар против французских и английских войск. На это время русский фронт стал главным, активные боевые действия велись на нём с февраля по октябрь. Воюющие стороны располагались на широком фронте протяженностью около 250 км. Силы были примерно равны. Но при этом немцы почти в 2 раза превосходили русских в артиллерии и были лучше обеспечены боеприпасами. Ещё в августе немецкие войска вплотную подошли к территории Белоруссии, а затем и начали её оккупацию. К октябрю немалая часть белорусской территории была уже оккупирована. Но в настоящее время положение на фронте стабилизировалось, и война приобрела позиционный характер.
   В один из погожих дней, - было относительно сухо, слегка морозно, да и земля немного подмёрзла, - Комаров вместе со своим ординарцем обходили позиции. Головин уже привык постоянно следовать за своим командиром, да так оно, наверное, и должно было быть - он ведь, кроме всего прочего, ещё являлся и как бы телохранителем своего комбата. По пути, - туда и обратно, - земляки вновь беседовали на различные темы. Когда в разговоре возникла небольшая очередная пауза, Юрий вдруг обратился к Комарову:
   -- Анатолий Григорьевич, а не мог бы ты в один из дней разрешить мне съездить в Двинск? -- Головин больше, как бы там ни было, обращался к комбату, даже наедине, на "вы", но сейчас он наверняка умышленно обратился к тому на "ты".
   -- Х-м. В принципе это возможно. Но зачем тебе Двинск? По-моему, он сейчас особого интереса не представляет, после таких упорных боёв летом и в начале осени. Скорее всего, он здорово разрушен.
   И Комаров был прав, хотя лично он в боях за Двинск и не участвовал. На протяжении лета и осени 1915-го года русская армия пыталась сдержать натиск всей австрийских и германских дивизий, но, тем не менее, ей пришлось отступать на Восток. Россия продолжала терять земли восточнее Польши. Правда, немцам так и не удалось окружить основные русские войска, они отступали, сохраняя порядок. Россия утратила обширную территорию, но сохранила свои основные силы, но потери всё равно были велики. А в целом потери русской армии за весь период войны будут воистину колоссальными - по данным западных источников общие потери Русской императорской армии составляли 1,7 миллиона убитыми и умершими от ран; 4,95 миллиона ранеными и 2,5 миллиона военнопленными. Сейчас же, к октябрю 1915-го года фронт Германии и России в итоге стабилизировался по линии Двинск-Поставы-Сморгонь-Барановичи-Пинск. При этом русское командование особенно страшила возможная потеря Риги. И в спешном порядке была сформирована прикрывающая Ригу 12-я армия.
   Ещё в августе германское командование подготовило новые удары. Один - на Ригу, другой - на Ковно и Вильно. На этом направлении отдельные группы русских войск были объединены во вновь образованную 5-ю армию, штаб которой находился в Двинске. Командовал армией многоопытный и энергичный генерал Павел Адамович Плеве, он-то и занялся укреплением подходов к Риге и Двинску. Но линия фронта уже разделила территорию Латвии на две части. Через Ригу потянулись обозы беженцев, которых ужасы войны, скитания, нищета, и голод гнали с насиженных мест. Вместе с предприятиями, складами и прочими заведениями вглубь России эвакуировались различные учреждения, школы, торговые заведения.
   Не лучше была ситуация и в Двинске, в котором городское население уменьшилось почти в 10 раз. В конце августа немецкие войска, получившие пополнение, начали наступление. Основные германские силы устремились на Двинск с юга. Русским полкам пришлось отступать - сказывалась нехватка патронов и снарядов. Германские войска стояли на пороге Двинска, казалось, его участь предрешена. Однако командующий армией генерал Плеве медлил с отъездом из Двинска. Весь сентябрь и часть октября прошли в ожесточённых боях в районах Двинска и Илуксте - город на юго-востоке Латвии в 25 км от Двинска. К середине сентября 1915-го года наступательная инициатива германской армии несколько истощилась. Но уже 23 октября немецкие войска штурмом заняли Илуксте. Артиллеристы с обеих сторон обстреливали город, и он был почти полностью разрушен. А ведь Илуксте, построенный в ХIХ-м веке, был одним из красивейших городов в Прибалтике. При этом из 9000 его жителей осталось, возможно, чуть более 100. После взятия Илуксте немцы вплотную подошли к Двинску.
   Однако в итоге упорство и вера генерала Плеве в победу принесли плоды. Генерал смог убедить Верховного главнокомандующего, что город можно отстоять, нужен лишь небольшой резерв. В Двинск был экстренно отправлен 12-й кавказский стрелковый полк. Прямо с колёс свежие колонны кавказцев вступили в бой и отбросили врага от стен города. Далее, 31 октября русские войска 5-й армии под защитой крепости нанесли мощный фланговый удар по немецким позициям. Этим вновь были сорваны планы германского командования захватить Двинск, который являлся важным стратегическим пунктом. И город был спасен. Отразив попытку германского прорыва, русские войска в дальнейшем удерживали затем Двинск более двух лет.
   -- Мне там нужно кое-кого проведать? -- ответил на вопрос комбата о Двинске Юрий.
   -- В госпитале, что ли?
   -- Именно в госпитале, -- обрадовался Головин.
   -- Если не секрет, то кто он? Из нашего батальона в последнее время вроде бы никто туда не попадал.
   -- Вы не знаете этого человека.
   -- Ну да. Я в полку не так уж давно, лично могу быть и не знаком с человеком. Из какого он подразделения?
   Головин почему-то замялся, возникла некая пауза. Но потом Юрий решительно сказал:
   -- Анатолий Григорьевич, мы с вами земляки, да и как бы друзья, -- он вновь перешёл на "вы". -- Не могу я перед вами юлить. Этот человек не из нашего подразделения, да и вообще не из нашего полка. Это женщина.
   -- Вот как?! Но ты же говорил, что не женат.
   -- А я и не женат.
   -- Но я так понял, что у тебя и барышни нет. Ты говорил, что, мол, не до того было.
   -- До войны да, а сейчас немного всё изменилось. Правда, я и сам этого не ожидал.
   -- И как же ты с ней познакомился, да ещё в Двинске? Когда? Точно ведь, что не в последнее время, когда за город бои шли.
   -- Я познакомился с ней ещё в начале лета, тогда поспокойнее было. Именно тогда я впервые побывал в Двинске, -- неспешно вёл Головин. -- А дело было так.
   И Головин начал рассказывать свою историю знакомства с барышней.

* * *

   На указанной выше фронтовой линии Двинск, не считая различных посёлков, был самым близким, достаточно крупным городом к тому месту, в котором сейчас служил (под командованием Анатолия Комарова) Юрий Головин. Как только не назывался этот город за свою многовековую историю (1275 г.) - Невгин, Борисоглебск, Динабург и теперь вот Двинск. А в январе 1920-го года город вновь обретёт новое название - Даугавпилс. Расположен город на реке Даугава, рядом с границами Литвы и Белоруссии. Развитию города способствовало железнодорожное сообщение: в 1860-м году линия Петербург - Варшава соединила тогдашний Динабург с Петербургом, а в 1862-м году - с Варшавой и Ригой.
   В июне, пока не велись активные военные действия, унтер-офицер побывал в Двинске, поехал он туда, в общем-то случайно. Его ротный, выполняя какое-то поручение командира полка, прихватил с собой и Головина - вдвоём как бы веселее. После выполненного поручения они оба зашли в небольшой уютный местный ресторанчик (который чудом уцелел) перекусить. Приятно было спокойно посидеть за столиком и употреблять в еду нехитрые блюда, но которые, тем не менее, более чем за год войны стали для них чуть ли не экзотическими. По крайней мере, для унтер-офицера, офицерские чины, особенно высшие питались и на фронте, хотя и без особого разнообразия, но более-менее нормально. После ресторанчика они ещё с удовольствие побродили по кажущемуся им безмятежному городу с обычным ритмом его граждан, хотя это было уже далеко не так. Двинск всё так же находился в прифронтовой полосе, и жил по законам военного времени. Таковым он был и полгода назад. В городе, сразу же после проведения мобилизации перестроилась деятельность промышленных предприятий - их работа была подчинена требованиям военного времени. В городе изготавливались детали для пушек и пулемётов, в городской крепости была развёрнута артиллерийская лаборатория, интендантская мастерская, а также мастерские по изготовлению одежды и обуви. Военным инстанциям подчинялась также деятельность разнообразных гражданских учреждений.
   -- Ну, что, Василий Николаевич, теперь назад, в полк? -- спросил Головин, пока он, вместе со своим взводным, подпоручиком Фёдоровым, стоя на берегу Даугавы и любуясь пейзажами, выкурили по очередной папиросе.
   -- Время у нас есть. Можем побыть ещё немного в городе. Не особенно сейчас тянет в окопы и блиндажи.
   -- Да, это точно, -- грустно поддержал командира унтер-офицер.
   -- Я вот что предлагаю - давайте, коль уж выпал момент, проведаем поручика Жаркова, моего коллегу ротного.
   Поручик Жарков, командир 1-й роты их батальона дней десять назад в очередной стычке с немцами был серьёзно ранен и направлен в госпиталь, который как раз находился в Двинске.
   -- Я не возражаю. Только нужно узнать, где находится сам госпиталь.
   -- Как я слышал, он находится в крепости. Сейчас узнаем, где находится крепость - и вперёд.
   Минут через сорок они были уже в крепости. Располагалась она к северо-западу от центра города на берегу Даугавы, за её правобережным притоком - маленькой речкой Шуница, вытекающей из озера Шуню. Строительство крепости было начато в 1810-м году велением Государя Императора Александра I в преддверии войны с Наполеоном с целью укрепления западной границы России. Её строительство затянулось на многие десятилетия, и только к 1878-му году крепость была полностью построена, став одной из важнейших крепостей России на западной границе. В 1821-м году в ней было завершено и строительство госпиталя на 500 человек. Одно время в Двинской (ещё Динабургской) крепости располагалась и закрытая юнкерская школа, готовившая прапорщиков не только для крепостной службы, но и для полков Виленского округа.
   Что касается находящегося на территории крепости госпиталя, то это было одно из крупнейших лечебных заведений данного профиля в России, ставшее принимать раненых с самого начала войны. Для многих сестёр милосердия работа в госпиталях была не только долгом, но и велением сердца, нравственной внутренней потребностью служения ближнему, любовью и милосердием к страждущим. При этом на помощь раненым и увечным в форме сестёр милосердия в некоторые госпитали отправились даже дамы из царской семьи.
   Нашли поручика Жаркова командированные довольно быстро, и долго с ним беседовали. Тот был очень рад неожиданной встрече с однополчанами, а потому задавал много вопросов о делах в батальоне и его роте. Больше беседовал с поручиком Фёдоров, а потому у Юрия было время, чтобы осмотреться. И он обратил внимание на одну из сестёр милосердия, которая ухаживала за ранеными. Это была миловидная стройная девушка с карими глазами и тёмными волосами, которые контрастно проглядывали из-под её длинного ослепительно белого форменного платка. Её глаза были одновремённо, - по ситуации, - строгими, доброжелательными, участливыми и нежными. И, когда она подошла к ближайшей к Жаркову кровати, Головин встал, подождал, пока девушка пообщается с соседом Жаркова, а затем промолвил:
   -- Сударыня! А можно поинтересоваться состоянием здоровья нашего товарища? -- на Руси во все времена соратники, русские воины, сражающиеся плечом к плечу, называли себя "товарищами".
   "Сударыне" было всего лет 20, а потому, возможно, лучше было бы обратиться к ней "барышня". Но Головину показалось, что такое обращение несолидно для сестры милосердия и может обидеть её, потому выбрал именно такое обращение.
   Девушка обернулась к Юрию и внимательно на него посмотрела сейчас уже улыбающимися глазами. Очевидно, она поняла тактику унтер-офицера, на практике уже знала, что подобный вопрос это просто повод для знакомства. К тому же, это ей подтвердил и удивлённый взгляд подпоручика, которым тот одарил своего однополчанина. Она уже и впрямь улыбнулась, однако начала неторопливо рассказывать о ходе лечения Жаркова и по её представлению скором его выздоровлении. Когда она закончила рассказ, Юрий поблагодарил её, и сестра милосердия решила отойти от кровати Жаркова и его приятелей.
   -- Василий Николаевич, -- обратился к взводному Головин, -- я выйду на свежий воздух? Что-то душно здесь, -- не очень-то тактично добавил он.
   -- Идите, -- понимающе улыбнулся Фёдоров. Улыбнулся, понявший всё, и Жарков.
   Головин попрощался с поручиком, пожелал ему быстрейшего выздоровления, и торопливо направился к выходу. Он подождал, пока объект его внимания освободится и подошёл к ней.
   -- Извините меня за некоторую назойливость, но я хотел бы с вами пообщаться. Меня зовут Юрий Головин.
   -- Екатерина Орлова. Я сейчас не могу общаться, я, как видите, занята.
   -- А когда вы освободитесь?
   -- Наверное, через час-полтора. Если не поступят новые раненные.
   -- Я буду надеяться, что они не поступят. Я вас подожду во дворе, можно?
   -- А вы не торопитесь? Я так поняла, что вы не из Двинска, а откуда-то с фронта.
   -- Так оно и есть. Но я постараюсь, всё же, дождаться вас. Ещё раз простите.
   -- Хорошо, -- улыбнулась Екатерина и отошла от назойливого унтер-офицера.
   Странно, но сама Орлова почему-то его таким не считала. Сколько она за это время услышала подобных предложений, не говоря уже о раненых, даже от высших офицеров. Но этот унтер-офицер чем-то приглянулся ей. Как в жизни странно бывает - столько вокруг молодых, подтянутых, симпатичных, иногда просто красивых парней, да ещё порой по виду знатного рода, а понравиться тебе может на вид и совсем ничем не приметная особа. И не поймёшь - ты его сознательно выбрала или же за тебя это сделало, не посоветовавшись с душой, твоё сердце.
   Головин тем временем дождался вышедшего из палаты Фёдорова.
   -- Василий Николаевич, разрешите обратиться?
   -- Разрешаю, -- подпоручик вновь понятливо улыбнулся. -- Какие-то просьбы, или вопросы.
   -- И то, и другое, -- немного замялся Головин. -- Мы должны вернуться в часть вместе?
   -- Что, задела барышня? -- продолжая улыбаться, и поняв его, спросил Фёдоров.
   -- Очень!
   -- И что ты хочешь? На ночь я тебя в городе оставить не могу.
   -- Господи! Господин подпоручик, о чём вы говорите? Какая ночь? Я ведь только познакомился с ней. Я ещё толком не знаю, о чём с ней говорить, а вы заявляете о ночи.
   -- Хорошо, я понял. Ты хочешь остаться, чтобы поговорить с ней?
   -- Так точно!
   -- Значит, так. Мы в принципе не обязаны возвращаться в роту вместе. Да командир полка и не знает о том, что ты со мной поехал. Это моё решение, и документы на такую командировку, как ты знаешь, тебе выправлены у нас в роте, точнее в батальоне.
   -- Да, я знаю. Я хочу просто задержаться на несколько часов, но в роту я, конечно же, вернусь ещё сегодня.
   -- Так, я ещё сегодня должен доложить полковнику о прибытии и о выполнении поручения. А ты на время можешь здесь остаться, но только на время. Крайний срок твоего прибытия в роту - 22:00. Договорились?
   -- Конечно, Василий Николаевич. Спасибо вам.
   -- Ладно, гуляй. Ты не забудь потом познакомить меня со своей зазнобой.
   -- Да я ещё и сам с ней толком не знаком.
   -- Я думаю, что сегодня ты этот недостаток успешно исправишь. Ладно, всё. Я буду потихоньку отсюда удаляться. Всего доброго и успехов.
   Однополчане попрощались. При этом Фёдоров даже пожал руку унтер-офицеру и, как бы в шутку, откозырял младшему по чину, затем развернулся и направился к выходу из крепости. Юрий же остался дожидаться приглянувшуюся ему девушку.
   Екатерина подошла к Головину чуть ли не точно через час, чуть даже меньше, после их первого разговора. Юрий не обратил на это внимание, а стоило бы. То, что девушка не задержалась, не выждала время между часом и полутора, как она сказала, говорило о многом. Но у Головина до того было мало опыта общения с женским полом, да и волнение его переполняло.
   -- Спасибо, что уважили мою просьбу, -- начал он разговор. -- Вы уже совсем освободились?
   -- Да.
   -- И мы можем идти в город, вы там живёте!
   -- Да, -- всё так же коротко Екатерина Орлова ответила на оба вопроса Юрия.
   -- Вы местная, из самого Двинска?
   -- Да, -- после этого, третьего подряд "да", они уже оба рассмеялись.
   Но Головин при этом понял, что так задавать вопросы девушке и общаться с ней не годится. Тогда он попросил:
   -- Расскажите, пожалуйста, немного о себе, о вашем городе, о госпитале. Как вы в него попали? Вы оканчивали какое-то медицинское заведение?
   -- Нет, медицинских училищ, институтов я не оканчивала. Я пошла добровольно сестрой милосердия в госпиталь ещё в сентябре прошлого года, вернувшись летом в родной город. Потом здесь же я окончила курсы 1-й медицинской помощи и ухода за ранеными и больными. Вот так и работаю с тех пор.
   -- А почему вы решили стать именно сестрой милосердия, если ранее медициной не занимались?
   -- Не я одна такая. Много девушек сейчас пошли в госпитали помогать раненым - и такие прецеденты в России существуют уже давно. Есть пример великой баронессы Юлии Петровны Вревской.
   -- И кто она такая?
   -- Фрейлина двора императрицы Марии Александровны. В конце 70-х годов прошлого века, когда разразилась русско-турецкая война, она окончила краткосрочные курсы сестёр милосердия и возглавила санитарный поезд, с которым отправилась в румынский город Яссы для работы в военном госпитале.
   -- И какова её судьба?
   -- Ухаживая за тяжелоранеными, она заразилась тяжёлой формой сыпного тифа и умерла. Что поразительно - за время болезни к ней не подошел ни один врач, боясь заразиться неизлечимым недугом. И только солдаты, которым ещё недавно помогала она, трогательно ухаживали за своей баронессой до её последнего вздоха. Такие примеры имеются и в эту войну.
   Ни Юрий, ни Екатерина пока что не знали того, что немногим ранее, осенью (10.10.1915 г.) в России произошло беспрецедентное событие - в парадных залах Зимнего дворца открылся госпиталь имени цесаревича Алексея, госпиталь для солдат и низших чинов.  При этом в палаты были превращены 8 парадных залов 2-го этажа: Аванзал, Николаевский зал, Восточная галерея, Фельдмаршальский, Петровский, Гербовый зал, Пеший пикет и Александровский зал. И в этом госпитале сёстрами милосердия стали императрица Александра Фёдоровна и великие княжны Ольга Николаевна и Татьяна Николаевна.
   -- Да, вы правы, -- отреагировал на рассказ Кати Головин. -- Это и в самом деле трогательно и патриотично. Вы совершаете очень благородное дело. Сестёр милосердия нежно, и правильно называют "белыми голубками".
   -- Да, красиво и ласково.
   Благородный труд сестёр милосердия был воспет в стихах:
            Стайка "белых голубок" в больничной тиши
            Полетела к палатам, к скорбям и недугам.
            В милосердных сердцах у истоков души
            Их Спаситель зовёт: "Да любите друг друга".
   -- Екатерина Викторовна, я хочу ещё кое-что у вас уточнить. Вот вы сказали, что летом вернулись в родной город. А до этого где вы были, чем занимались?
   -- До войны я была вольнослушательницей Санкт-Петербургской художественной академии, занималась рисованием и художественной вышивкой.
   -- О! Значит, вы тонкая художественная натура.
   -- Нет, особо тонкой натурой я себя не считаю, -- улыбнулась Катя. -- Просто мне нравятся такие занятия. А вы кадровый военный?
   -- Нет. Я, как и вы, тоже пошёл на войну добровольно, вольноопределяющимся. И тоже в сентябре.
   -- Но вы уже старший унтер-офицер, и награды имеете. Значит, хорошо воюете.
   -- Ну, я сам тоже не считаю, что так уж хорошо воюю, -- улыбнулся Юрий. -- Как все.
   -- А кем вы были до войны?
   -- Окончил автодорожный институт. И опять-таки в Санкт-Петербурге. Как много у нас с вами общего, или совпадений. Жаль, что мы не встретились в Петербурге.
   -- Да, интересно. Но вы всё равно молодец, вы ведь уже инженер. А почему вы-то на войну пошли?
   -- Наверное, потому же, что и вы - по велению сердца. Видите, какие мы родственные души.
   -- Возможно, -- Катя всё больше и больше улыбалась. Хорошо, что к центру города они ещё не подошли - наверное, негоже было так радоваться сестре милосердия в столь суровый для России час.
   Так, молодая пара за разговорами не заметила, как вошла уже и на людные улочки старинного города. Теперь они уже оба стали сдерживать свои эмоции и разговаривать чинно, хотя кто бы мог сказать, что до этого они так не разговаривали. Они долго, ещё, наверное, пару часов бродили по городу, Головин провёл Екатерину домой и они тепло (за руку) попрощались. Но они не забыли договориться о том, что по возможности Юрий будет навещать Катю в госпитале. И с этого момента участились просьбы вольноопределяющегося штаба 2-го батальона к своему командиру отпустить его хотя бы на пару часов в Двинск. И тот, которому Юрий всё объяснил, и ротный Фёдоров старались уважить просьбу хорошо несущего службу унтер-офицера, если только это позволяла военная обстановка, если это не усложняло батальону выполнять поставленные перед ним задачи. Так встречи Юрия и Кати стали более-менее регулярными, хотя, увы, и далеко не частыми. А вскоре они и вовсе прекратились, и Юрий до настоящего времени не ведал о судьбе своей возлюбленной, теперь он уже считал Катю именно таковой.

* * *

   -- Анатолий Григорьевич, понимаете, я со средины лета её уже не видел, -- пытался после своего рассказа объяснить Комарову ситуацию Головин. -- Я не знаю, что с ней, жива ли она, здорова. Понимаете?
   -- Конечно, понимаю, -- протянул Анатолий, думая о своей Анечке, которую он уже больше года не видел. Но Анне вдали от фронта ничего не угрожает, а вот у пассии Юрия может быть и другая участь. -- Хорошо, найдём мы возможность для твоей поездки в Двинск, и даже в самые ближайшие дни. Я ведь понимаю, что это не твоя какая-нибудь глупая прихоть и не баловство. Всё, как я понимаю, очень серьёзно.
   -- Так точно, очень серьёзно.
   -- Решим этот вопрос, Юрий, -- уверил его комбат.
   И он действительно удовлетворил просьбу ординарца, кроме чисто этического аспекта, как можно было не выполнить небольшую просьбу земляка и друга.
  
  

ГЛАВА 6

Что день грядущий нам готовит

   Если начало ноября знаменовалось неплохой погодой, то вот конец этого месяца выдался просто отвратительным. Погода стояла мерзкая - периодически лил дождь, нередко и со снегом, дул такой же сырой, ознобистый ветер. Выпавший ранее снег, то таял, то вновь подмерзал, везде была непролазная грязь, слякоть. Все ожидали, когда же, наконец, установится нормальная зимняя погода, пусть даже с морозами (что сейчас было маловероятно), но без этой грязи. Беспокоило ещё и другое - по данным разведки немцы готовили какую-то очередную пакость. Поэтому в один из дней Комаров решил сам обойти вверенный его батальону участок. Он надел шинель, на неё накинул плащ, отлогу которого нахлобучил на фуражку. Под плащом, сдвинутый на бок у него висел, перекинутый через шею бинокль. Штабс-капитан вышел из блиндажа и направился в сторону передового наблюдательного пункта. Его сопровождали ординарец и подпоручик Егоров из третьей роты. Вскоре троица дошла до нужного им места. Прапорщик, находящийся на наблюдательном пункте, доложил Комарову о том, что происходит на данном участке в настоящую минуту.
   -- Так, -- протянул штабс-капитан, -- сейчас сами разберёмся.
   Он вытянул из-под плаща бинокль и приложил его к глазам, немного отрегулировав фокусировку. Минуты две-три он вглядывался в плохо видимое из-за дождя (правда, уже немного утихомирившегося, снег вообще перестал идти) пространство, медленно поворачивая головой то вправо, то влево.
   -- Никудышный обзор у вас здесь, -- раздражённо протянул он.
   Так оно, в принципе, и было. Наблюдательный пункт, оборудованный в начале ноября в спешке, имел не очень-то хороший просмотр в глубину нейтральной территории, да и фланги просматривались неважно.
   -- Господин штабс-капитан, -- обратился к нему прапорщик, -- можно получше всё разглядеть через стереотрубу.
   -- А почему она сейчас не стоит здесь?
   -- Разобьют немцы, уже не одну разбили. Где-то у них снайпер прячется, а оптика на стереотрубе - штука блестящая, очень уж привлекает внимание. Да и цель прекрасная, неподвижная. Вот и налаживаем её только в нужных случаях.
   -- Хорошо, тащи её сюда, и давай, налаживай.
   -- А не разобьют её тут же? -- опасливо спросил Егоров.
   -- Не разобьют. Солнца нет, а при такой погоде ни черта не видно.
   Но и налаженная стереотруба, очевидно, мало помогла командиру батальона, потому что он неудовлетворённо качал головой. Затем он обернулся, осмотрелся вокруг и протянул:
   -- Юрий Васильевич! Давай-ка проскочим с тобой вон на тот пригорок, -- он указал уже вглубь их, русской территории. -- Да, он метров на 150-200 дальше от передовой, но зато выше. С него обзор лучше будет - и широкий, и глубокий. Лучше бы там оборудовали наблюдательный пункт.
   -- Немцы бы его вмиг накрыли снарядами, место очень заметное, -- возразил ему ординарец.
   -- Ты думаешь, что я и сам этого не понимаю? Это я так, со зла - и на этот наблюдательный пункт, и на погоду.
   -- Анатолий Григорьевич, и, всё же. Опасная это затея, идти на пригорок - всё, как на ладони. Вы же слышали, немцы шалят. Не ровён час снайпер засечёт вас.
   -- Вряд ли снайпер будет ждать цель в такую промозглую погоду.
   -- Господин штабс-капитан, -- послышался голос прапорщика, -- разрешите обратиться?
   -- Разрешаю.
   -- Да, снайпера может и не быть сейчас. Но, если немцы засекут, могут минами накрыть. Пространство до высоты хорошо ведь просматриваемое. Такое уже не раз случалось, мин у немцев предостаточно, они их не жалеют. Да и снег до высоты почти нетронутый, он почти не таял, разве что снарядами и минами кое-где перелопаченный. А на белом фоне вы будете очень уж заметны.
   -- Мины, говоришь? Такое, конечно, теоретически может случиться. Но вот практически... Вероятность не такая уж и большая. Как говорится, Бог не выдаст, свинья не съест. Всё равно двум смертям не бывать, а одной не миновать. Мне нужно знать, что на этом участке у немцев происходит. Пусть даже не у самих немцев, но впереди нас. А пространство до высоты минами прилично покорёжено - белое с чёрным получается. А это как раз хорошо. Издали не поймёшь, чёрное - это воронка или человек.
   -- Воронки не двигаются, Анатолий Григорьевич, -- заметил Головин.
   -- Мог бы и промолчать, унтер-офицер.
   -- Я отвечаю за вашу жизнь.
   -- Я сам за себя отвечаю.
   -- Вероятность попасть под обстрел, всё же, большая, господин штабс-капитан, -- подал свой голос и Егоров.
   -- Так, подпоручик, вы оставайтесь здесь, а мы с Головиным прошвырнёмся на высотку.
   -- Тогда и я с вами.
   -- Оставайтесь здесь. Это приказ.
   -- Господин штабс-капитан, -- теперь уже вновь не унимался прапорщик.
   -- Что ещё?!
   -- У вас слабый бинокль, в него вы и с высотки мало что разберёте, ведь она дальше от нашего пункта наблюдения.
   -- А тебя есть лучше?
   -- Есть, но не у меня, а у нашего взводного. Он подобрал у убитого немецкого офицера прекрасный цейсовский бинокль. У него увеличение намного больше, нежели у нашего. У нас, говорят, только морские бинокли могут сравниться с этим цейсовским.
   -- Т-а-к! А вот это уже деловое предложение. Неси бинокль.
   -- Я мигом.
   Мигом, не мигом, но минут через 15 прапорщик принёс обещанный бинокль.
   -- Юрий Васильевич, забирай мой бинокль, а я этим вооружусь. Пошли!
   Добрались до обговариваемого пригорка комбат с ординарцем вполне благополучно. И пробыли они там не так уж и долго, но, наверное, вполне результативно, что было заметно по Комарову, который значительно повеселел. Очевидно, он в цейсовский бинокль разглядел что-то эдакое, чего не смог увидеть Головин в отечественный увеличительный прибор.
   -- Ну, что, теперь назад.
   -- В расположение нашей части?
   -- Назад, значит - назад, на прежнее место.
   -- Зачем? Анатолий Григорьевич, вы, скрытый этим пригорком, безопаснее доберётесь до нашего расположения.
   -- Нет, на наблюдательный пункт. Бинокль нужно вернуть, да и есть там у меня ещё дело.
   -- Бинокль я и сам могу вернуть, а вы бы шли прямиком в расположение.
   -- Во-первых, что ты снова мне "выкаешь", мы же одни, а во-вторых, я хочу там ещё раз обшарить пространство уже этим биноклем.
   -- Ох, и упрямый же ты.
   -- На то я и командир, а ты не перечь. Вперёд!
   Но на сей раз так легко добраться до наблюдательного пункта, было уже непросто. Вероятно, немцы засекли их ещё на подходе к высотке, а теперь только ожидали возвращения этой парочки. Они правильно решили не обстреливать высотку, предполагая, что там есть, где укрыться. А вот на пути к передовой практически открытое пространство, на котором легко можно будет корректировать стрельбу: недолёт, перелёт, попадание! В общем, началось. Комаров, видя, что терять им уже нечего, а немцы их вот-вот накроют, скомандовал:
   -- Бегом!
   И начался бег наперегонки с минами. Немцы, очевидно, были специалистами в своём деле, и мины постепенно начали ложиться всё ближе к бегущей цели. До спасительного окопа с укрытием осталось всего ничего - метров тридцать. И вдруг Головин сильно толкнул бегущего впереди него Комарова в спину и навалился на него. Так вдвоём они и скатились в воронку от снаряда. И в тот же миг на её краю разорвалась мина, осколки от неё просвистели над ними. Не упади они в воронку, были бы точно изрешечёны этими смертоносными кусочками металла. И обстрел почти сразу прекратился. Немцы бросили ещё для порядка две или три мины и успокоились, предполагая, что цель поражена. Тем более что никакого движения на обстреливаемой ими территории уже не было. Комаров отдышался немного после этой гонки с минами, а потом произнёс:
   -- Спасибо, Юра. Я теперь на всю жизнь твой должник. Готовь место на мундире для третьего Георгия.
   -- Да что ты, Анатолий Григорьевич, какой Георгий. Ничего я такого не сделал. Любой поступил бы на моём месте также.
   -- Любой прикрыл бы своим телом другого, рискуя получить всю порцию осколков? Это не ерунда. Это спасение жизни командира в бою, вот что это такое. Так что Георгия ты заслужил, как никто другой.
   Головин и сам это понимал, и перечить не стал, хотя ему было и неловко - в самом деле, рядовой эпизод на войне. Они ещё немного посидели в воронке, а потом, осторожно, почти ползком добрались до окопа.
   -- О! Вы целы, -- обрадовались подпоручик с прапорщиком. -- А мы уже думали, что вас зацепило.
   -- Целы, целы.
   -- Господин штабс-капитан, -- качая головой, протянул Егоров, -- вы теперь ведро водки своему ординарцу должны выставить. Если бы не он...
   -- Всё будет - и водка, и награда ему будет. Это хорошо, что вы всё видели. Чтобы не было разговоров, будто бы я своего ординарца по знакомству, протекции к награде представляю. А представление обязательно будет.
   -- Правильно, -- тихо, но уверенно подтвердил и прапорщик. -- Разве это не героизм и не самопожертвование. За что же тогда награждать?! Молодец вы, господин унтер-офицер.
   -- Ладно, хватит словами воздух сотрясать. Хочу, прапорщик, ещё разок отсюда в твой цейсовский бинокль посмотреть. Хорошо, что он цел остался при нашем падении в воронку. А вот чиститься нам с тобой, Юрий Васильевич, сегодня придётся долго - в грязи, как черти, -- добавил он, обратив внимание на плащ и шинель, из-под которых он доставал трофейный бинокль.
   -- Не было бы большего несчастья.
   -- И то верно.
   Ещё минут через десять, когда Комаров всё для себя выяснил, они вновь втроём потихоньку направились к себе. Но, сегодня же вечером, не дожидаясь своего представления на Головина, штабс-капитан выставил на стол немалую сулию водки, которую они, тоже втроём, не спеша, оприходовали - два участника события и один свидетель. Во время этой пирушки её участники уточнили ещё и некоторые вопросы недавнего происшествия.
   -- Юрий Васильевич, -- спросил после первой пары рюмок Комаров, -- и как это ты так вовремя сориентировался? Почему ты раньше не свалил меня, или позже?
   -- Позже уже не получилось бы.
   -- Это понятно. Но, всё же, как ты так угадал, что именно эта мина может нас накрыть?
   -- Да я не особенно-то и угадывал, я просто видел.
   -- Что вы видели, унтер-офицер? -- удивлённо вытаращил глаза подпоручик Егоров. -- Как мина летит?! Но это же совершенно невозможно.
   -- Нет, естественно, мины я не видел. Но я видел разрывы и чётко понимал, что мины к нам приближаются.
   -- Как это ты видел разрывы? -- удивился уже и Комаров. -- Только некоторые были впереди нас или сбоку, основная же масса ложилась сзади. Мы, как мне кажется, вначале довольно успешно от мин убегали. У тебя что, на затылке глаза есть?
   -- Дело в том, что вы бежали впереди, а я за вами. Поэтому я ещё успевал боковым зрением видеть, как ложатся мины сбоку и даже сзади. И в тот момент я понял - всё, сейчас накроют. И по звуку подлетающей мины это тоже понял. Сколько раз я слышал звук пролетающей мины - и ничего. А этот мне показался таким противным, ну, как вой из пекла.
   -- Так оно могло было бы и быть, -- покачал головой Анатолий, -- не сориентируйся ты. Ещё раз большое тебе спасибо, от смерти ты меня сегодня точно спас. Наливай, подпоручик! Выпьем за героя!
   И пирушка продолжилась. Её участники, конечно же, в итоге были здорово выпившими, если не сказать просто пьяными. Но кто мог их упрекнуть в этом? Если уж за такое дело не поднимать рюмки, то за какое же тогда?

* * *

   Конец этого года и начало следующего никаких изменений на Западном (русском) фронте не принесли. Всё та же позиционная война. Но обстановка в районе Двинска оставалась напряжённой. Да, город большими усилиями отстояли, но о том, как сложится его судьба в дальнейшем, вряд ли кто-нибудь мог с уверенностью сказать.
   Головин к этому времени уже посетил этот город и разыскал Екатерину Орлову. Была она жива и здорова, и работала всё в том же госпитале. И последние летние встречи, и возобновлённые уже в начале ноября ясно показали и Юрию, и Кате, что они не могут уже жить друг без друга. Но любой день войны мог разлучить их навсегда, и они это прекрасно понимали.
   В начале февраля Головин с оказией посетил Двинск в очередной раз. Но до этого он много думал над ситуацией, которая сложилась в его отношениях с Орловой. Часто в городе бывать он никак не мог, а судьба города неясна. И у него созрело решение. Встретившись с Екатериной, после взаимных объятий и небольшого разговора, Юрий, взяв тонкую нежную ручку своей избранницы в свою огрубевшую на войне ладонь, негромко, но решительно произнёс:
   -- Катя! Я люблю тебя, -- они ещё с лета были на "ты", -- и хочу, чтобы мы всегда были вместе. Выходи за меня замуж.
   -- Юра! -- удивлённо глянула на него Екатерина. -- Сейчас играть свадьбу, когда вокруг такое творится?
   -- Я о свадьбе пока что ничего не говорил. Но ты не ответила на главный вопрос, хотя он и не прозвучал, но подразумевался: "Согласна ты выйти за меня замуж, или нет?".
   -- Ну да, ты прав. Я в принципе не возражаю выйти за тебя замуж, но не в такое же время.
   -- Именно в такое, Катя. Именно в такое.
   -- Не понимаю тебя.
   -- А что тут понимать. Если ты выйдешь за меня замуж, то мы будем вместе. А ведь неизвестно, что с нами может случиться в любой день в отдельности. Понимаешь?
   -- Но как мы можем быть вместе? Всё равно ты будешь в своих окопах, а я здесь.
   -- Нет, тогда мы точно будем вместе. Ты переберёшься, как жена, ко мне.
   -- Ну, ты что! Я не могу бросить госпиталь, куда я пришла добровольно. Это будет непорядочно с моей стороны, да и невозможно - меня просто не отпустят. А, если и отпустят, то как я буду людям в глаза смотреть. Неужели ты не понимаешь этого?
   -- Понимаю, -- абсолютно спокойно отвечал Юрий. -- Ты будешь с абсолютно чистой совестью смотреть людям в глаза.
   -- Как так?
   -- А вот так. Ты из госпиталя, который хорошо защищён крепостными стенами, переведёшься в такое место, где чуть ли не каждый день снаряды, мины и пули свистят над головой. Так что люди тебя не только поймут, но и уважать будут.
   -- Это, конечно, верно. Но куда я конкретно попаду и кем? Тоже добровольцем? Да, я знаю, что некоторые женщины-добровольцы воюют наравне с мужчинами. Но я не умею стрелять из винтовки, никогда её даже в руках не держала.
   -- Зачем такие крайности, -- рассмеялся Головин. -- Не будешь ты держать в руках винтовку, тебе не нужно будет сидеть в окопе. Ты будешь по-прежнему держать поднос с бинтами, шприцами и лекарствами.
   -- А-а! Я, кажется, поняла.
   -- Правильно ты поняла. Тут и понимать-то нечего. Ты будешь работать в войсковом лазарете, или в полевом госпитале, это как уже получиться. Однако и то, и другое находится в тылу, не прямо на передовой. И вместе с тем, неподалёку от того места, где служу я. Мы сможем видеться почти каждый день. Правда, войсковой лазарет подальше находится, не рядом с нашей частью, но и не у чёрта на куличках. А мне постоянно вырываться в Двинск сложно.
   Упомянутый Юрием лазарет был военным медицинским учреждением, непосредственно входящим в состав воинских частей, и был предназначен для оказания медицинской помощи и стационарного лечения больных, не нуждающихся в продолжительном лечении. А, к примеру, полевой подвижный госпиталь по своей структуре и оснащению был предназначен для работы в полевых условиях и самостоятельного перемещения.
   -- Да, ты знаешь, в этом что-то есть, -- повеселела Катя, и впервые улыбнулась.
   -- Конечно, всё просто, никаких сложностей.
   -- А меня переведут к тебе? Да, супруга, должна быть с мужем, но в условиях военного времени это условие не так уж часто выполняется. Есть такие понятия, как целесообразность и необходимость.
   -- Я знаю это. Но, я думаю, что тебя переведут. Постараемся это сделать. Не должны отказать и мне, как Георгиевскому кавалеру, да и ещё один человек, я уверен, нам поможет.
   К тому времени Головин уже по представлению Комарова имел свой третий Георгиевский крест, теперь уже 2-й степени, а также повышение в чине - заслуга за его подвиг. Теперь он имел звание фельдфебеля, позже этот чин будет соответствовать званию старшины. Фельдфебель был центральной фигурой унтер-офицерского состава. Он подчинялся напрямую командиру роты, и являлся его первым помощником и опорой. В данном случае к Головину это естественно не относилось, поскольку он напрямую подчинялся командиру батальона, как его ординарец. В целом же обязанности фельдфебеля были достаточно широки и ответственны. Фельдфебель был как бы начальником всех нижних чинов роты. Фельдфебель до недавнего времени (до введения в 1907-м году звания зауряд-прапорщика) являлся высшим унтер-офицерским званием.
   Крест и новое звание Юрий получил перед самым Новым годом. С наградой его очень тепло поздравила Екатерина, а вот на повышение его звания она, как ему казалось, внимания не обратила, а сам он хвастаться этим не стал. Дело в том, что такого уж большого внешнего различия эти звания не имели, а женщины всегда слабо разбираются в званиях, тем более работая в госпитале, где военный медперсонал был в халатах, да и посетители набрасывали их на свои мундиры. На погонах разного цвета, - по роду войск, - старшего унтер-офицера (а Юрий до этого имел именно это звание - на то время звания унтер-офицера и старшего унтер-офицера считались как бы единым чином) имелись три средней ширины (чаще всего) поперечные лычки. Внешнее отличие фельдфебеля состояло в том, что на его погонах была одна, но широкая (чуть ли не на четверть погона) лычка, состоящая из целого ряда узеньких (от пяти и до дюжины). Но неопытному женскому глазу различить такие нюансы было сложно.
   -- Меня точно переведут к тебе? -- не верила радостная Орлова.
   -- Точно, точно. А вот теперь насчёт свадьбы. В этом вопросе я, к большому сожалению, должен буду тебя огорчить. Свадьбы, как в мирное время, не будет, не может быть пышных празднований в такое время.
   -- Я понимаю, -- вздохнула Катя.
   -- И свадебного платья, скорее всего, не будет. Не до него сейчас.
   -- А вот относительно платья - очень жаль. Мне так нравились свадьбы офицера или просто военного. Жених в парадном мундире и невеста в белом платье. Как красиво.
   -- Ну, насчёт платья я ведь категорично не отбрасывал эту возможность. Если ты сумеешь и успеешь пошить его, то, пожалуйста.
   -- А на когда ты планируешь свадьбу, то есть просто венчание?
   -- Пока что я не планировал, потому что не знал твоего ответа на своё предложение руки и сердца. Но, нужно спешить. Никто не знает, что будет сегодня, а не то, что завтра.
   -- Да, это верно. Ты прав, тянуть не стоит. И нас просто обвенчают одних, без сопровождающих, гостей? Да и как быстро?
   -- Что касается твоего последнего вопроса, то обвенчают быстро. В условиях военного времени это делается без лишних формальностей. Что касается первого вопроса. Да, особых гостей на венчании не будет, это точно. Если много присутствующих, то само собой подразумевается и гуляние после венчания.
   -- Да, ты прав.
   -- Но, поскольку, вероятнее всего венчание будет проходить в твоём родном городе, то, конечно же, на нём могут присутствовать твои родственники, если таковые остались в городе. Наших родителей, как ты понимаешь, не будет.
   -- Это ясно.
   Юрий знал из рассказов Кати, что её мама и папа с тысячами других жителей Двинска эвакуировались из города, когда немцы вплотную подступили к нему. Сама же она, как и многие сотрудники госпиталя, чаще всего проживала на территории госпиталя, предпочитая не рисковать - на территории госпиталя имелись более надёжные укрытия. Прогулка по городу во время её первой встречи с Юрием являлась неким исключением, поскольку сама Екатерина тогда была не прочь прогуляться с военным, который понравился ей с первого взгляда.
   -- Кроме того, -- продолжал Головин, -- могут быть, хотя в условиях военного времени это и не обязательно, с твоей и с моей стороны шаферы. И всё, это тот узкий круг, без которого не обойтись. Но его расширение абсолютно не целесообразно.
   -- Согласна. А кого ты возьмёшь со своей стороны на венчание? И кого брать мне?
   -- У меня это будет, естественно, мой сослуживец из батальона. А у тебя - твоя подруга или тоже сотрудница госпиталя.
   -- О! А можно мне пригласить действительно мою подругу, городскую, а не кого-то из госпиталя?
   -- А она не эвакуировалась? -- удивился Головин.
   -- Нет. Она работает на телеграфе, а там многие из сотрудников должны были оставаться до победного конца, так сказать.
   -- Понятно. Тогда, конечно, она может присутствовать на свадьбе подруги. Почему же нет. Это у меня не получится друга, как и родителей, пригласить. А ты вольна выбирать по своему усмотрению.
   -- Отлично! Тогда я согласна со всеми твоими пунктами. Это здорово, что я вскоре выйду за тебя замуж, и мы будем вместе.
   -- Вот только у меня есть одно НО.
   -- И какое же? -- заволновалась Катя.
   -- Я хотел поговорить именно о шаферах. -- Шафер (друг, дружка) - свадебный чин при женихе и невесте. Каждый из этих участников во время церковного свадебного обряда может держать венец над головой жениха или невесты при венчании, ои же распоряжается свадебным торжеством. Они, как друзья брачующихся, весь день находятся рядом с женихом и невестой, всячески помогая им.
   -- Я поняла тебя. Но можно ведь и без них.
   -- Нет, я не о том, чтобы их совсем не было. Можно и без них, но зачем так уж упрощать церемонию венчания. И так подле нас почти никого не будет. Так что, шаферы пусть обязательно будут. Но я немного о другом хотел сказать.
   -- И о чём же?
   -- Понимаешь, твоя подружка наверняка незамужняя барышня. А мне найти неженатого свидетеля будет сложно. Нет, конечно, в батальоне таковых множество, но не буду же я приглашать кого попало.
   -- Я думаю, что ничего страшного, если твой друг женат. В условиях военного времени, как ты говоришь, это вполне допустимо. К тому же, насколько я знаю, шаферы на свадьбе со стороны невесты и жениха, выбираются незамужними или холостыми не из-за какого-то суеверия. Дело совсем в другом.
   -- Да? И в чём же? Интересно.
   -- Ну, представь себе, что дружка замужем. Но не пригласить на свадьбу подруги её мужа будет крайне невежливо. Так ведь?
   -- Согласен.
   -- А теперь представь себе другое - каково будет мужу дружки смотреть на то, что его жена всё это время будет постоянно с каким-то другим кавалером. Ведь в течении всего вечера эти муж и жена, будут разлучены. А это, наверное, не очень-то приятно. Верно?
   -- Да, ты права.
   -- Ну, и такая же обратная ситуации со стороны жениха. Только в твоём случае ты всё равно не сможешь пригласить жену своего сослуживца. И с кем проводит время её муж, его жена не узнает, да и нет ничего зазорного в таком времяпрепровождении.
   -- А ты умница! Правильно расставила все акценты. Ну, что ж, тогда все вопросы мы обсудили. Теперь нужно готовиться к венчанию.
   И чуть менее чем через месяц, в самом конце февраля, Юрий Васильевич Головин сочетался законным браком с Екатериной Викторовной Орловой, которая была в подвенечном платье - успела-таки пошить. А на безымянных пальцах правых рук молодой четы появились золотые обручальные кольца. В русской православной церкви с 1775-го года обряд обручения и дарения колец был соединён с церемонией венчания, а потому обручальные кольца называются также венчальными или свадебными. Пусть не было пышной свадьбы, но Головин обязан был доставить своей молодой супруге хоть какую-то радость. Кольца были простыми, гладкими. По христианским обычаям обручальное кольцо и должно быть скромным, простым, без каких-либо особых украшений. Кроме того, что это требование отражает главные христианские добродетели, считается, что сама бесконечность кольца олицетворяет собой и бесконечный путь супругов, который им суждено пройти рука об руку. Правда, в последнее время были приняты обручальные кольца с дорогими благородными драгоценными камнями, самыми популярными из которых были рубин и изумруд. Но кольца Кати и Юры тоже были не такими уж простыми, они изготавливались из червонного золота, которое более мягкое, чем обычное. Потому, чтобы скомпенсировать пластичность металла, кольца были толстыми и широкими - весом около 8-и грамм. Кроме того, на внутренней поверхности обоих обручальных колец была ещё и гравировка.
   На венчании со стороны жениха присутствовал Анатолий Григорьевич Комаров. Поздравив молодожёнов, он тихо сказал Юрию:
   -- К сожалению, медового месяца у тебя с Катей не будет. Городницкий разрешил предоставить в ваше распоряжение три дня. Своей властью, как командир батальона, я добавляю ещё два дня. Но это предел. И то, смотря по обстановке, ты же сам понимаешь. Не ровён час бои начнутся, тогда всё...
   -- Понимаю. Я и о пяти днях-то не мечтал. Спасибо.
   Тот же Комаров помог и с трудоустройством Екатерины, но уже через зам. командира полка, тот был в хороших отношениях с начальником армейского лазарета. Через несколько дней Орлова уже работала на новом месте, которое было, конечно, не по соседству с их полком, но и не так уж далеко по военным меркам.
  
  

ГЛАВА 7

Ни просвета, ни надежды

   Штабс-капитан Комаров как воду глядел, говоря о том, что идиллия Юрия и Екатерины может быть внезапно прервана. Так оно и случилось. Да и вообще, хорошо, что Головин и Орлова поторопились со свадьбой. Затяни они этот важный для обоих вопрос хотя бы на неделю, и венчание могло бы и не состояться, или перенеслось бы на неопределённый срок. Дело в том, что в начале марта началась Нарочская наступательная операция русских войск - Западного и Северного фронтов. Боевые действия проходили в районе озера Нарочь, самым большим озером в Белоруссии, в Мядельском районе. Оно входило в Нарочанскую группу озёр. Но не так уж далеко от этого места, - севернее, - лежал как раз Двинск, от которого до границы с Белоруссией всего 33 км, да и до Нарочи рукой подать - около 110 км. Нарочская наступательная операция была как бы первой попыткой освобождения территории Белоруссии от немцев. Но проводилась она, всё же, не по этой причине. Проводилась она по просьбе союзников в связи с их тяжёлым положением под Верденом. Союзниками России в этой войне были Англия и Франция - так называемый военно-политический блок Антанта (фр. entente - согласие). Он был создан в качестве противовеса "Тройственному союзу" (военно-политический блок Германии, Австро-Венгрии и Италии). Правда, вначале Италия сохраняла нейтралитет, а в 1915-м году после долгих колебаний вступила в мировую войну на стороне Антанты.
   Проведением Нарочской операции русское командование ставило цель разгромить по возможности 8-ю и 10-ю германские армии, или хотя бы отвлечь как можно больше германских войск с Западного фронта. Планировалось нанести удары в двух направлениях: из района севернее Двинска на Поневеж (5-й армией Северного Фронта), а также севернее и южнее озера Нарочь на Свенцяны и Вилькомир (2-й армией Западного фронта).

* * *

   На несколько послесвадебных дней молодожёнам была выделена комнатушка в одном из сёл в прилегающей фронтовой зоне - жители были эвакуированы или отселены из района боевых действий. Дом располагался вдали от передовых позиций полка, но не так уж и далеко. Юрий с Катей проводили в этой комнатушке практически все сутки, увлечённые только собой и, не замечая ничего творящегося вокруг. Но один из дней заставил их вспомнить о том, что идёт война.
   -- Что это? -- испуганно спросила Катя супруга, услышав какую-то канонаду. Было 3 марта 1916-го года. -- Это немцы стреляют?
   -- Нет, это, по-моему, наши. Грохот сильный, значит, орудия недалеко, а вот сами разрывы слышатся вдали. Будь это немцы, то шум от разрывов их снарядов был бы посильнее.
   -- И что это значит?
   -- Это значит, Катюша, только одно - что наш медовый месяц закончен. Это, как я понимаю, наша артподготовка перед наступлением. И пяти дней не прошло после нашего венчания. Вот мы и расстаёмся, сейчас работы будет немало и тебе и мне.
   -- И как долго они будут стрелять? Я не могу выносить эти выстрелы. Как они мне надоели в Двинске, когда немцы крепость обстреливали. Я даже уши ватой затыкала. Правда, сейчас эти выстрелы слабее.
   -- Ну, это понятно, не по нам же стреляют, а мы стреляем. Что же касается того, как долго это продлится, то обычно артподготовка длится несколько часов, могут, правда, и полдня стрелять. Смотря, какие планы у командования.
   Но Головин ошибся в своих предположениях, и ошибся намного - артиллерийская подготовка продолжалась двое суток, и только после этого русские войска перешли в наступление. Нельзя сказать, что для их полка это наступление было такой уж большой неожиданностью. Конечно, командование полка знало об этом, да и многие догадывались, что что-то затевается - признаки готовящегося наступления за полтора года войны большинство военнослужащих уже неплохо изучили. Никто из солдат и младшего офицерского состава не мог только знать его точную дату.
   Их полк, как и соседние, вступил в бой 5 марта. Предусматривалось при успешном развитии операции, отбросить германские войска за пределы русской границы. Но, из-за недостатка снарядов и тяжёлой артиллерии оборона противника полностью подавлена не была. Да, на отдельных направлениях немцы были оттеснёны на глубину 2-3-х км, а южнее Нарочи - до 9 км. Однако, поскольку наступление велось в весеннюю распутицу и разрозненно, операция развития не получила. Были и другие причины тому: войска вводились в бой по частям, резервы запаздывали, управление войсками нарушалось. Немцы подтянули к району наступления значительные силы и отбили русское наступление. Нарочская операция завершилась лишь локальным успехом - освобождением города Поставы и 102 км территории. В итоге 17 марта наступательная операция была прекращена.
   Несмотря на неудачу, Нарочская операция оказала существенное влияние на ход боевых действий союзников во Франции. Она не только сковала германские войска на Восточном фронте, а также вынудила германское командование на 2 недели прекратить атаки на Верден и перебросить часть своих резервов на Восточный фронт.
   А далее вновь наступила пора затишья, иногда разбавляемые местными стычками с противником. Нет, на восточном фронте в этом году весной будут ещё крупные операции, но не на их участке фронта. Так, например, 22 мая войска Юго-Западного фронта под командованием генерала Алексея Алексеевича Брусилова нанесут неожиданный удар немцам, который войдёт в историю как Брусиловский прорыв. И вновь это будет сделано по просьбе союзников, для того, чтобы оттянуть силы с Западного (Европейского) фронта. Нужно было спасать от полного разгрома итальянскую армию, а также на западе англо-французскую. После непродолжительной артподготовки русские войска, прорвав оборону противника почти на 300-х километрах фронта, стали продвигаться в Восточную Галицию и Буковину. В итоге они продвинулись вдоль всего фронта вглубь на 80-120 км и овладели городами Черновицы (позже Черновцы), Коломыя, Броды, Луцк. Общие потери австро-германских войск составили 1,5 миллиона солдат, из которых около 400 тысяч попали в плен. Было захвачено более 500 орудий и большое количества другого вооружения. При этом русская армия потеряла втрое меньше личного состава, нежели противник, что было совсем не характерно для наступательных операций. Далее же наступление было приостановлено из-за отсталости транспорта, а также отсутствия вооружения и боеприпасов. После завершения этого наступления линия фронта оставалась почти неизменной круглый год.
   Правда, была ещё на и Северном фронте так называемая Митавская операция - наступление русских войск в районе Риги в самом конце декабря. Бои шли в течение недели, после чего операция была приостановлена.

* * *

   Но вот уже наступил и 1917-й год. Встретили его в полном здравии Юрий и Екатерина Головины, а также их друг Анатолий Комаров, как, впрочем, и большинство военнослужащих их полка. Правда, в одном из боёв Юрий получил лёгкое ранение, но стараниями своей супруги он быстро стал в строй, да и не был он во время ранения лежачим. И Комаров, и Головин были в прежних званиях, времени прошло не так уж много, да и серьёзных боёв в принципе не было. Их это абсолютно не беспокоило, тревожило совсем другое. Война, как это и предполагал Комаров, затягивалась. И затягивалась она, стоя практически на одном месте, без каких-то серьёзных боевых действий. Это было, конечно, хорошо - нет боёв, значит, нет раненых и убитых. Но с другой стороны, без боёв, без какого-либо продвижения войну не закончишь. В общем, не было видно никакого просвета в таком положении.
   Шёл третий год войны, всем уже осточертело это прозябание в окопах. Да, при активных действиях риск быть убитым значительно увеличивается, но тогда и время летит как-то скорее, и не такими тягостными кажутся дни, проведенные на передовой линии. Бездействие же пагубно сказывается как на боеготовности подразделений, так и на боевом духе солдат и офицеров, оно просто разлагает их. Армейская дисциплина за это время здорово пошатнулась. В глобальном масштабе отношениях нижних чинов в целом мало что изменилось - приказы, например, выполнялись беспрекословно, в этом плане всё было нормально. Но вот в мелочах... Постепенно разленились, как это отмечали Ковалёв и Головин, не только ординарцы и посыльные, но и другие солдаты. Не так уж часто можно было услышать команду "смирно!", когда в помещение входил или подходил к группе нижних чинов офицер. Да, его приветствовали, но порой довольно вяло, без уставной лёгкости и чёткости. На это уже редко кто обращал внимание, потому что и офицеры на приветствия отвечали довольно вяло - надоело постоянно козырять. Но это полбеды, были и другие вольности, например, в обращении с личным оружием, амуницией. Оружие от долгого бездействия могло храниться где попало и как попало. В общем, война постепенно накладывала, и не в лучшую сторону, свой отпечаток на различные стороны армейской жизни, во многие пункты солдатского, а порой и офицерского Устава. Но все прекрасно понимали, что так вот сразу возвратить их в нормальные рамки вряд ли удастся. Нарушения дисциплины в мирное время отчасти неплохо регулировали различные наказания (в том числе и стояние в полной выправке N-е число часов на солнцепёке или морозе), а порой и содержание под стражей, на гауптвахте. Но не будешь же ты применять подобное в условиях войны. А кого напугаешь содержанием под стражей в этих условиях? К тому же сейчас было не до таких мелочей, боялись перегнуть палку. На фронте росло недовольство и войной, и последними событиями в тылу.
   В первой половине февраля у Юрия состоялся очередной разговор с Комаровым. Ничего нового на фронтах не было, а потому беседа была направлена в русло обсуждения последних событий в стране в целом.
   -- Получил вчера письмо от родителей, -- грустно отметил Головин. -- И так тоскливо стало.
   -- Скучаешь по близким?
   -- Это есть, конечно. Но не в этом дело.
   -- А в чём же? Недомогания у родителей какие-то?
   -- Нет. Вроде бы они здоровы, да и года не такие уж большие. Просто написали, что обстановка в стране неважная.
   -- А-а, понятно. Мне жена и родители тоже пишут, что в народе всё больше ширится недовольство войной.
   -- Точно. Но не только войной. Вообще, обстановкой в государстве. Цены на товары растут, а вот заработная плата не поспевает за их ростом.
   -- Вполне возможно, -- согласился Комаров. -- В условиях войны выпуск военной продукции, конечно же, преобладает над гражданской, а той стали меньше выпускать. Очевидно, из-за нерентабельности и цены на неё подняли.
   -- Да, наверное. Но это полбеды ещё, это понять можно. Мне лично непонятно другое. Смутьяны обращают это недовольство, прежде всего, против государя и его правительства. И в чём их вина - война же идёт. Неужели в другие времена при войнах народ лучше жил?
   -- Такие смутьяны есть не только в тылу, но и у нас здесь.
   -- Это я знаю. Разные там эсеры, большевики, меньшевики мутят воду и на фронте.
   -- А в мутной воде, как говорится, хорошо рыбка ловится. Не просто так они мутят воду, свой интерес имеют.
   -- Наверное, -- огорчённо покачал головой Головин. -- И до чего уже дошло - недавно начались уже и братания с противником. Не понимаю я этого. Мне тоже уже воевать не нравится, хотя и шёл добровольно на фронт. Но это ведь всё равно ни к чему не приведёт. Вопросы перемирия на уровне солдат, насколько я понимаю, не решаются. Не так ли?
   -- Ты прав. Только эти братания не сейчас начались. Не на нашем участке фронта это началось, и не в этом году. Мне рассказывали, что впервые подобные братания начались ещё в апреле 1915-го года, перед Пасхой. Ещё и года войны не прошло тогда. А более массовый характер они приобрели в прошлом году. Просто у нас в отношении таких случаев командование более жёсткую позицию принимает.
   -- И правильно. Не то завтра вообще винтовки побросают. А где же стыд, честь? - Родину ведь защищаем.
   -- Ладно, Юрий, ты лучше расскажи, что там ещё тебе пишут. Смоленск, всё же, ближе к столице, Воронеж значительно дальше от Питера.
   -- Вот как раз в Петрограде, как говорили, больше всего смутьянов развелось. Отец пишет, что приехал со столицы его знакомый, вот он такую информацию и поведал. Обстановка там постепенно нагнетается, чувствуется, что добром всё не кончится.
   -- Да-а, не хватало нам только беспорядков внутри страны. Кажется, 1905-м годом пахнет. Я тогда ещё мал был, но разговоры взрослых мне запомнились. Да ещё всё тогда практически совпало с гибелью моего отца. Нам сейчас только очередной революции не хватает.
   И в этом вопросе штабс-капитан оказался как бы провидцем. Уже буквально через неделю все узнали ошеломляющее сообщение из Петрограда, -- официальное название Санкт-Петербурга с августа 1914-го года, принятое после вступления России в войну, как более "патриотическое" взамен бывшего "немецкого" названия. И так вот, в Питере произошли массовые беспорядки рабочих, переросшие в вооружённое восстание, которое закончилось сменой власти, или пока что неким двоевластием. Начало беспорядкам положила забастовка рабочих Путиловского завода 17 февраля, рабочие которого требовали увеличения расценок на 50 %. Администрация не удовлетворила заявленные требования. Тогда в знак солидарности забастовали и многие другие предприятия Петрограда. Фактически это была всеобщая стачка. Главными лозунгами этих событий стали: "Долой самодержавие!", "Долой войну!", "Долой царя!", "Долой Николая!", "Хлеба и мира!". В итоге 27 февраля был захвачен дом предварительного заключения, из тюрьмы были освобождены заключенные, среди которых было немало членов революционных партий. В тот же день были также захвачены Арсенал и Зимний дворец.
   В результате восстания несколько лиц из числа левой интеллигенции назвали себя Временным исполнительным Комитетом Совета рабочих депутатов. Одновремённо революционно-демократическими силами был сформирован параллельный орган власти - Петроградский Совет. Дальше больше - в ночь со 2 на 3 марта, узнав о мнении командующих всеми фронтами, Николай II подписал Манифест о своем отречении от престола. Многие понимали, что к подобному сценарию всё шло в последнее время. Ведь с ноября 1916-го года по март 1917-го года сменилось три премьер-министра, два министра внутренних дел и два министра земледелия. Это была фактически революция, буржуазно-демократическая революция, итогом которой стало свержение самодержавия в России.
   Казалось бы, что такое положение не особо скажется на ситуации на фронтах. На русской территории сейчас фронт проходил по линии Рига-Двинск-Минск-Луцк-Тернополь-Коломыя-Броды. Вдоль этой линии у немцев оставались такие города как Ковно, Вильно, Гродно, Пинск, Брест, Ковель. Но, как бы ни так. Изменения в стране привели к полной деморализации армии, массовым братаниям с немцами, которые уже сложно было сдерживать, и дезертирству из армии. Начало этого года как раз и дало львиную долю дезертиров, когда война уже представлялась бессмысленной. Постепенно порядок в этом вопросе вроде бы навели, и даже дали бой противнику. Новое российское правительство, стремясь укрепить внутреннее положение страны, летом начало новое наступление, которое в итоге завершилось полным провалом и новыми жертвами. Контрудар австро-германских войск заставил русские войска оставить Галицию, отойти даже дальше, чем в 1915-м году.
   Свою лепту в беспорядки косвенно внёс и хорошо знакомый Екатерине Орловой-Головиной, а позже и её супругу, город Двинск. В средине сентября вернувшийся из госпиталя после ранения в результате недавнего летнего наступления русской армии подпрапорщик Литвинов батальона Комарова рассказал Юрию о событиях в городе и вокруг него. Так впервые Головин, а затем и Комаров, узнали о так называемых "двинцах". Оказалось, что солдаты, воюющие в самом городе или в его окрестностях, в июне приняли резолюцию против войны и потребовали передачи власти Советам. Начались те же братания с немцами и отказы от службы. Для приведения к повиновению смутьяны (по спискам, составленным офицерами) были окружены казаками, арестованы и заключены в Двинскую крепость, и таковых было более 800 человек.
   -- И какова их судьба? -- спросил Юрий.
   Он, несмотря на то, что ратовал за строжайшее соблюдение дисциплины, опасался, что к солдатам по законам военного времени могут предпринять самые жёсткие меры, а ведь это обычные люди, которые поддались влиянию разных агитаторов.
   -- Как раз перед тем, как я уезжал из госпиталя, стало известно, что их из Двинска перевезли в Москву.
   -- Зачем?
   -- А я почём знаю. Увезли - и всё тут. А что с ними будет там, сложно сказать - засудят, сошлют на каторгу, расстреляют? Об этом одному Господу известно.
   На самом же деле в Москве "двинцев" заточили в Бутырскую тюрьму с намерением предать военно-полевому суду. Но уже 22 сентября в результате массовых протестов "двинцы" были освобождены. После этого в отряде "двинцев" была создана самостоятельная большевистская организация. Они избрали свой штаб, были назначены командиры рот и взводов. И уже к вечеру 27 октября года около трёх сотен "двинцев" стали едва ли не единственной опорой Московского ВРК большевиков - им поручалась охрана Моссовета.
   После рассказа Литвинова Головин удивлённо покачал головой и протянул:
   -- Надо же, до чего этот город богат на различные события.
   -- Ты имеешь в виду его осаду, бои за него?
   -- Не только. Вот эти "двинцы", о которых вы рассказали, это многонациональная группа, солдаты ведь не одной народности. Однако есть ещё, касательно этого города, точнее не только города, а всей Курляндии, -- название западной Латвии (с 1795-го года) в составе Российской империи, -- известные бойцы именно одной национальности.
   -- А-а, понял. Ты, наверное, говоришь о латышских стрелках? Слышал о них.
   -- Да. Мне о них моя супруга рассказала, она из самого Двинска, но русская. Так вот, латышские стрелковые части были созданы ведь ещё в 1915-м году, чтобы задержать продвижение немцев. И это сугубо национальные части, как бы латышская гвардия. В прошлом году они уже переформированы в полки, сейчас существует две их объединённые бригады. И численность бригады, если я не ошибаюсь, доходит до 4000 человек. Именно они в этом регионе до сих пор удерживают фронт.
   Юрий не мог знать того, что и в будущем латышские стрелки окажут значительно влияние на ход истории. Позже, во время Гражданской войны латышские полки, поддержав большевиков, станут одними из первых воинских частей в РККА, самым крупным национальным военным образованием на службе в Красной армии. Их общая численность дойдёт до 80.000 человек. Дивизии латышских стрелков станут широко применяться по всему фронту Гражданской войны.

* * *

   После не совсем удачного летнего наступления линия фронта на Восточном фронте стабилизовалась, и в таком виде она просуществует вплоть до января следующего года. Стабильная линия фронта, стабильное и существование. Немцы естественно знали о произошедших изменениях в России, о свержение в ней самодержавия. Российские войска сейчас не форсировали событий, а уж германские - тем более. Дело в том, что положение Германии и её союзников в этом году стало катастрофическим: для армии уже не было резервов, разрастались масштабы голода, транспортной разрухи и топливного кризиса. А вот Антанта стала получать значительную помощь со стороны США (продовольствие, промышленные товары, а позднее и подкрепления), одновремённо усиливая экономическую блокаду Германии, и победа этого союза, даже без проведения наступательных операций, становилась лишь делом времени. Поэтому кайзеровская Германия рассчитывала выторговать хоть какое-то перемирие, или даже мир, но без аннексий и контрибуций.
   Начало осени ознаменовалось небольшим сюрпризом для Анатолия Григорьевича Комарова - он получил очередное офицерское звание капитан. Очевидно, его успешное командование батальоном в течение двух лет было оценено начальством по заслугам. Сказалось, вероятно, ещё и то, что за две недели до этого за успешную проведённую контратаку (причём по собственной инициативе) против наступающего неприятеля его наградили Орденом святой Анны 3-й степени. Орден этой степени уже носился не на холодном оружии, а на левой стороне мундира. Итак, все обер-офицерские чины им были уже выбраны, на очереди теперь были штабс-офицерские чины (подполковник и полковник), но дойдёт ли у Комарова очередь до них? Присвоение очередного звания командиру батальона, конечно же, было отмечено в узком офицерском кругу. И так, как это положено: виновнику торжества налили полный стакан водки, в которую бросили две звёздочки (по одной на каждый погон). Комаров в один присест осушил стакан, поймав губами звёздочки. Всё! - теперь его очередной чин состоялся. Была здесь только одна особенность - сейчас Комарову, как капитану, вообще никаких звёздочек не полагалось. Если погоны штабс-капитана имели по четыре звёздочки (при одном просвете), то вот погоны капитана, - аналогично ротмистра или есаула (старшие офицерские чины в кавалерии и в казачьих войсках), - точно такие же с одним просветом, были вообще без звёздочек. Но обмывать звание без звёздочек не положено, а потому Анатолий Григорьевич, выловив из стакана эти уже ненужные ему сейчас звёздочки, просто передал одному из своих собутыльников - мол, в дальнейшем теперь ты на очереди.
   Тем временем миновал сентябрь, и уже подходил к концу следующий месяц осени. И вот в это время всем, как снег на голову, свалилось новое, неожиданное сообщение о том, что в Петрограде в ночь с 25-го на 26-е октября произошёл переворот, в результате которого власть захватили большевики. При этом министры Временного правительства были арестованы. В дальнейшем это событие назовут Великой Октябрьской революцией. Но на самом деле это и был самый обыкновенный переворот, поскольку даже сами большевики до начала 1920-х годов даже в официальных документах и пропагандистских материалах именовали свой приход к власти "переворотом". Они и сами долгое время не могли осознать значимости событий, произошедших осенью 1917-го года. Вот только сейчас никто не мог предвидеть того, как эти события повлияют на ход истории не только России, но и других европейских государств. Ни один человек не мог предугадать, что станется с простым народом могущественной до этого времени России.
   В тот же день 26-го октября состоялся II Всероссийского съезда Советов, на котором был принят ряд Декретов, в том числе и о мире - предложение воюющим сторонам начать переговоры о подписании справедливого демократического мира без аннексий и контрибуций. Председателем Совета народных комиссаров (СНК) стал В. И. Ленин. С середины ноября по предложению советского правительства на русско-германском фронте установилось перемирие. Официально оно было подписано 2 декабря.
   В средине декабря Комаров и Головин в штабном блиндаже от безделья (совершенно нечем было заняться) обсуждали последние новости. Особую активность при этом проявлял Юрий:
   -- Анатолий Григорьевич, -- возмущался он, -- ну, что же это происходит. Какое же это перемирие, это чуть ли сдача немцам позиций. Ты посмотри, идёт массовое бегство солдат с фронта. Окопы стремительно пустеют. При этом солдаты ещё и оружие прихватывают.
   -- Да, что есть, то есть. Как я слышал, на некоторых участках фронта в окопах уже не осталось почти ни одного солдата, только кое-где есть лишь отдельные военные посты. Это перемирие сделало тягу солдат домой, в деревню, просто неудержимой. Особенно солдат из крестьян, которые почувствовали себя лишними в частях армии, но зато чрезвычайно нужными там, дома, где "делят землю". Вот тебе Декреты о мире и о земле. Да и среди офицерства это чувствуется - многие пользуются различными легальными способами, чтобы сбежать с фронта - отпуска, различные командировки... И какой-то дурак их же отпускает.
   -- Но это же настоящее вредительство. Если немцы захотят, то они нас голыми руками возьмут.
   -- Вряд ли.
   -- Почему это?
   -- Да потому, что и у них царят такие же настроения. Думаешь, у них сейчас нет дезертирства?
   -- Да, возможно, ты и прав. Крестьяне и рабочие одинаковы в разных странах. Именно они раньше эти братания организовывали. Офицеры, основная масса, в этом не участвовали. Господи! И к чему только привёл этот чёртов переворот.
   -- Я сейчас вот о чём размышлял в связи с октябрьским переворотом. Я подумал о российской гвардии, да и не только о ней.
   -- А при чём здесь Гвардия?
   -- Я имею в виду не только собственно Лейб-гвардию, -- отборная привилегированная часть войск Российской Империи, -- но и просто солдат наших передовых отрядов, кадровых солдат, а не тех, которые пришли на фронт по мобилизации.
   -- И что?
   -- Понимаешь, как раз гвардию и профессиональных, хорошо обученных солдат бросали в начале войны в бои первыми. В итоге гвардейская пехота как таковая почти перестала существовать. Кадровых офицеров, подпрапорщиков, тех же фельдфебелей, унтер-офицеров, получивших воспитание, понимавших и свято хранивших свои традиции - увы, тоже осталось совсем мало.
   -- Да, это верно.
   -- Дело в том, что в каждом бою гвардейская пехота сгорала как солома, брошенная в пылающий костер. Её перебрасывали с одного участка фронта на другой, посылали в самые опасные, тяжёлые и ответственные места, в общем, гвардия всё время уничтожалась.
   -- Хорошо. Я с тобой полностью согласен, да и видел я всё это. Но к чему ты всё это рассказываешь?
   -- А вот к чему. Я так думаю, что, если бы удалось сохранить такую нашу гвардию, "стариков", то, возможно, результат Октябрьского переворота получился бы совсем иной, если бы он вообще оказался возможным. Такие вот мои размышления.
   -- Возможно, ты и прав. Солдаты-старики, кадровые, вряд ли бы дали так свободно агитаторам оболванивать остальную массу.
   -- Вот в том-то и дело!
   -- Хотя, кто его знает, -- размышлял Юрий, -- как бы всё могло повернуться. Что ни говори, а к этому шло. На стороне большевиков, как бы там ни было, была армия, которая уже просто устала от войны, потому и принимала всю эту их пропаганду.
   -- Всё равно, не факт ещё, кто бы в этом перетягивании каната ни победил. Согласен только с тем, что большевики имели некое преимущество, в основном за счёт своих популистских лозунгов. И эти их лозунги, особенно о мире, о земле, как бы отражали и отражают сейчас надежды широких слоёв населения. Со стороны очень даже привлекательные для бедноты лозунги: окончание войны, землю - крестьянам, фабрики и имущество - рабочим, а национальным меньшинствам - свободу выхода из империи. Заманчиво всё, только чем оно закончится? Это ещё тот вопрос.
   Анатолий и Юрий ещё немного поговорили о ситуации на фронте в связи с этим перемирием, потом немного вспомнили свои семьи, после чего разговор плавно сошёл на нет. Этот непредсказуемый год уже заканчивался, и теперь оставалось только ждать, что им принесёт новый 1918-й год.
  
  

ГЛАВА 8

По домам!

  
   Однако сказать, что новый календарный год стал более предсказуемым, увы, нельзя было, впрочем, этого можно было и ожидать - при той пока что нестабильности нового правительства России. И тема непредсказуемости наступившего нового календарного года была обговорена в очередной беседе Комарова и Головина. Первой ласточкой вступившего во владения года 1918-го стал разгон 7 января большевиками Учредительного собрания.
   -- Интересно, -- протянул Комаров, когда он узнал этот факт. Декрет ВЦИК о роспуске Учредительного собрания был опубликован 9 января. -- Новая власть сама ратовала за создание Учредительного собрания, а теперь сама же его и разогнала. И прошло-то всего немногим более месяца после его избрания, -- Учредительное собрание было избрано в конце ноября.
   -- Скорее всего, учредиловку разогнали именно большевики, -- ответил рассудительный Головин. -- Вероятно, что-то пошло не по их сценарию.
   И он был прав. Как оказалось, Учредительное Собрание большинством отказалось не только принимать, но даже обсуждать предложенную большевиками Декларацию прав трудящихся и эксплуатируемого народа. Первый пункт этой Декларации объявлял Россию Республикой Советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов. Избраны в Собрание были представители различных партий, и большевики в нём большинства не имели. А ещё ранее комиссия по проведению выборов в Учредительное собрание объявила, что считает Октябрьское восстание незаконным и не признаёт власти большевистского Совнаркома.
   Но сейчас друзей занимали уже другие вопросы. Ни для кого не было секретом, что сейчас большевики вели переговоры с немцами о мире, об окончании Германо-Русской войны. Первый этап этих переговоров состоялся ещё в декабре прошлого года - с 9-го по 15-е декабря. Но эти переговоры были сорваны Россией из-за её не согласия в вопросе о прибалтийских республиках и Польше. Германская и австро-венгерская делегации настаивали на том, что эти республики имеют право на полную государственную самостоятельность и выделение из Российской федерации. По поводу переговоров о мире Анатолий с Юрием беседовали ещё в декабре. И здесь своё непонимание тоже высказал Комаров:
   -- Юра. Но что же это такое делается? Я, конечно, не против того, чтобы эта война была окончена, но вот только на каких условиях? Если инициаторами переговоров о мире выступает новая власть России, то и дураку понятно, что противоположная сторона будет свои требования выставлять. Но это ведь, скорее всего, означает, что война для нас закончится по теперешней линии фронта. И сколько мы тогда немчуре отдадим исконно русских земель?!
   -- Не знаю, возможно, удастся прийти к соглашению и на других условиях. М-да, не очень хорошее решение для России выбрали большевики. Но их понять можно, наш фронт фактически уже прекратил своё существование, а потому воевать с немцем большевики не в состоянии.
   -- Да, эти массовые братания привели к полной дезорганизации армии, подрыву дисциплины и психологической её неготовности продолжать боевые действия. Сейчас солдатская масса уже считает войну и так законченной, и поднять её пусть даже на какую-либо "революционную войну" невозможно. Но дело, наверное, не только в самой армии. Скорее всего, большевики боятся, что не удержатся у власти, если продолжат войну. Ведь они сами пообещали простому народу, что прекратят войну, издали ведь Декрет о мире. Их просто не поймут, а потому свергнут.
   И как раз в этом случае Анатолий был прав. Он просто это предвидел, хотя и не мог знать, что Ленин так формулировал свою позицию: "Для революционной войны нужна армия, а у нас армии нет ... Несомненно, мир, который мы вынуждены заключать сейчас, -- мир похабный, но если начнётся война, то наше правительство будет сметено и мир будет заключён другим правительством".
   Второй этап переговоров о мире, который закончился 28 января, тоже ничего не дал. Примерно в эти же дни, в конце января произошло ещё одно важное событие для всего российского народа - Россия перешла на Григорианский календарь. Совет народных комиссаров, решив, вероятно, показать свою прогрессивность, 26 января 1918-го года принял решение ввести в гражданский обиход новый календарь. Согласно декрету, подписанному Лениным, первый день после 31 января было указано считать не 1-м февраля, а 14-м февраля, а потому теперь уже было принято все даты называть в новом летоисчислении. Что касается второго этапа переговоров, то они были сорваны фактически Троцким, который возглавив советскую делегацию, затягивал переговоры, надеясь на скорую революцию в Центральной Европе. Он пошёл против Ленина, выступавшего за мир любой ценой. Вместо этого он выдвинул некий как бы "промежуточный" лозунг "ни войны, ни мира", то есть призывал к прекращению войны, но предложил не заключать при этом мирного договора. Кроме того, в конце января большевистское правительство напрямую обратилось к немецким войскам с открытым радиообращением, призывающим к восстанию и неповиновению своим высшим командирам.
   И это уже положило конец терпению немцев. 30 января (далее это будет уже 12 февраля), через 48 часов после прекращения мирных переговоров в Брест-Литовске, германское командование Северного корпуса получило приказ начать форсированную подготовку к наступлению. И уже через 4 дня 16 февраля (теперь уже по новому стилю) германское командование официально заявило оставшемуся советскому представителю в Брест-Литовске о том, что в 12 часов дня 18 февраля заканчивается перемирие между Россией и Германией и возобновляется состояние войны. Днём 18 февраля началось германское наступление по всему фронту - от Балтийского моря до Карпат. Немцы очень быстро продвигались вперёд и уже к вечеру взяли Двинск, где в ту пору находился штаб 5-й армии Северного фронта. Части старой русской армии, полностью разложенной большевистской антивоенной агитацией, не оказывая сопротивления, уходили в тыл, бросая военное имущество, а сформированные большевиками отряды Красной Гвардии серьезного сопротивления не оказывали. Отступали и части на рубежах, которые занимал полк, в котором служили Комаров с Головиным, и соседние полки.
   Состояние русской армии было настолько плачевное, что немцы в течение недели заняли ряд городов и создали угрозу Петрограду. При этом 19 февраля был сдан Минск, 20 февраля - Полоцк, 21 - Речица и Орша, 22 - латвийские Вольмар и Венден и эстонские Валк и Гапсала. Далее незначительными силами немцев был занят Псков, а 25 февраля большевики оставили Борисов и Ревель. Параллельно 21 февраля 1918-го года немецкие войска вошли в Киев, а 1 марта заняли Гомель, Чернигов и Могилёв, За 5 дней немецкие и австрийские войска продвинулись вглубь российской территории на 200-300 км. Германо-австрийское наступление продолжалось, даже когда в Брест-Литовск 28 февраля для проведения третьего раунда переговоров прибыла советская делегация: в этот день австрийцы заняли Бердичёв, на следующий день немцы заняли Гомель, Чернигов и Могилёв, а 2 марта была проведен обстрел-бомбардировка Петрограда.
   И, наконец, 3 марта (18 февраля по старому стилю) мир был официально заключён, церемония его подписания состоялась в Белом дворце Брестской крепости 6 марта. Да, договор о мире был подписан, но какой ценой! Согласись большевистское правительство на декабрьские условия, всё было бы гораздо лучше. Германские требования были ухудшены для России даже по сравнению с январским ультиматумом.
   Условия Брестского мира были для России воистину унизительными:
  * от России отторгались Польша, Украина, Белоруссия, Прибалтика и Финляндия; на Кавказе: Карс, Ардаган и Батум;
  * советское правительство прекращало войну с Украинской народной республикой и заключало с ней мир;
  * армия и флот демобилизовывались;
  * Балтийский флот выводился из своих баз в Финляндии и Прибалтике в Финский залив;
  * Черноморский флот со всей инфраструктурой передавался Центральным державам;
  * советское правительство обязывалось прекратить революционную пропаганду в Центральных державах и союзных им государствах, образованных на территории Российской империи;
  * Россия выплачивала 6 миллиардов марок репараций плюс уплата убытков, понесенных Германией в ходе революции - 500 миллионов золотых рублей. В августе 1918-го года Россия обязалась уплатить Германии (по выражению наркома иностранных дел РСФСР Чичерина - "откупиться") по Брестскому миру 245 тонн золота. Правда, реально уплатили только 93 тонны;
   При этом исключалось военное присутствие Росийских войск в Прибалтике, Финляндии, на Украине. По этому договору Россия фактически теряла 34 % своего населения, 32 % сельскохозяйственных земель, 54 % своих промышленных предприятий и 89 % своих угольных месторождений.
   Когда об этих условиях стало известно широкой массе населения и остаткам русской армии, то своего возмущения не смогли сдерживать уже ни Комаров, ни Головин:
   -- Анатолий, да что же это такое творится? -- обратился к капитану его друг и земляк. -- Более трёх лет изнурительной войны псу под хвост. А ведь Россия и наши союзники фактически были уже в двух шагах от победы, благодаря которой нашу страну могли ждать мировое могущество и расцвет. И что мы сейчас имеем?! Как же это так?! Немцы оттяпали у нас Прибалтику и Украину. Это же ни в какие рамки не лезет.
   -- Ну, Украина фактически сама от нас отделилась, и гораздо раньше, к тому же она и раньше нас подписала соглашение о мире.
   И это было действительно так. Ещё 4 марта прошлого года в Украине была создана Украинская центральная рада - представительный орган украинских политических, общественных, культурных и профессиональных организаций. А 7 ноября рада утвердила III-й Универсал, в котором провозгласила Украинскую Народную Республику (УНР). Пока что, формально не разрывая федеральных связей с Россией, в составе федерации свободных народов. При этом были провозглашены и демократические принципы УНР: свобода слова, печати, вероисповедания, сборов, союзов, забастовок, неприкосновенность лица и жилья; национальная автономия для меньшинств. Россия долго сопротивлялась этому решению, пыталась даже изменить такое положение вооружённым путём, но в итоге 19 декабря 1917-го года вынуждена была признать Народный Секретариат УНР единственно законным правительством Украинской Народной Республики. А не так давно, 27 января 1919-го года между УНР и Центральными державами в Брест-Литовске был подписан сепаратный мирный договор. Он явился первым мирным договором, подписанным в ходе этой мировой войны. При этом Центральными державами признавался суверенитет УНР.
   -- Ну, ладно, с Украиной это так. Но Прибалтика, и в частности Латвия с Курляндией? Теперь ведь моей супруге закрыт путь к родителям, она не сможет попасть в свой родной город, в котором прожила всю свою жизнь, за исключением двух последних лет. Всё, теперь Двинск закрыт и для неё, и для меня.
   -- Да, это так, -- мрачно подтвердил Комаров. -- Но ты с Екатериной не один такой. Сколько в итоге мы городов потеряли, они теперь для нас заграница. А будет ли так просто пересекать границы при новой власти в России, я даже не знаю. Хорошо ещё, что хотя бы наш родной Смоленск нам доступен, да и Воронеж с Казанью. Мне, конечно, легче, нежели тебе с Катей. Сочувствую вам, но что тут поделаешь.
   -- Ох, и натворил дел этот Брестский мир. Не будь его, поражение Германии было бы неизбежно. Ещё несколько месяцев, от силы полгода, и конец был бы немцам, да и самой войне. Ведь сейчас отчётливо проявляется превосходство Антанты в численности вооружённых сил и в военной технике, особенно в артиллерии, авиации и танках.
   -- Да, ты прав. Но ведь мог быть и другой вариант, -- задумчиво протянул Анатолий. -- Если бы не остатки былой царской армии, которые не поддались на агитацию большевиков и которые хоть как-то сдерживали наступление немцев, то, возможно, большевистскому правительству пришлось бы переехать из Петрограда не в Москву, а сначала на Урал, а потом и вовсе в эмиграцию. Если бы противники мира одержали верх, то дни большевистского режима были бы точно сочтены.
   -- Да, такой вариант не исключён. И, возможно, он был бы не самым худшим.
   -- Вот так-то, Юрий. А потому не Брестский мир всё это натворил, А Ленин со своими большевиками. Год назад, пусть уже и без царя, но мы нормально воевали. А вообще-то ты оказался прав ещё ранее, когда говорил мне два года назад, что не может Германия тягаться по своим ресурсам с Россией и её союзниками. Не всё в этой войне решала подготовка войск или храбрость солдат и офицеров. Решают именно объём ресурсов воюющих держав.
   Но и это были относительно малые беды. Сейчас на повестке дня был более важный вопрос - что сейчас делать тому же Комарову с Головиным, война ведь окончена? И особенно больным этот вопрос был для Анатолия Григорьевича - он ведь, как теперь говорили, царский офицер, "золотопогонник", а таковых новая власть сейчас не очень-то жаловала. И куда ему деваться, идти в Красную армию? Но этого Комаров принципиально не допускал.
   -- Я потомственный военный. Мои отец и дед были русскими офицерами, да и до деда предки тоже, ещё при Петре I-м служили. Я присягал Государю и великой России. Ни того, ни другого сейчас нет, но русские офицеры, всё же, остались. И они продолжают бороться на фронтах.
   -- На каких фронтах, Анатолий?
   -- На фронтах теперь уже борьбы с большевиками. Я не верю, что они долго смогут удержаться у власти. Их горстка, им вскоре придёт конец.
   -- Их, может быть, и горстка, но за ними народ. А это очень большая сила.
   -- За ними не весь народ, а только оболваненная пропагандой часть населения. И та вскоре поймёт, что им не по дороге с большевиками. Ты ведь тоже, наверное, слышал о красном терроре, который проводят большевики. Слышал о том, как они расправляются с теми, кто не разделяет их мнение, о том, как они относятся к так называемой буржуазии и интеллигенции?
   -- Слышал. Но, возможно, всё постепенно наладится.
   -- Что наладится? -- злился Комаров. -- Наладятся расстрелы, в том числе и офицеров? Ты посмотри, что сделали большевики - они в армии упразднили звания. Кто я сейчас такой?
   -- Ну, это не большевики сделали, это было сделано ещё почти год назад, после свержения царизма.
   -- Ладно, пусть так. Но погоны-то отменили именно большевики, и не так уж давно - в декабре. А куда годятся эти их комитеты "из выборных представителей от нижних чинов"? И куда это годится, что сейчас воинские части подчиняются разным там "Советам рабочих и солдатских депутатов"? Что они могут решать? - вчерашние крестьяне и рабочие?
   -- Ну, сообща ещё что-то, возможно, и смогут решить, хотя, конечно, очень сомнительно. Порой в этих Советах есть толковые люди, не всё серая масса.
   -- Ничего они не смогут решить. Но, может быть, ты и здесь прав. А вот что смогут решить бездари из числа младших командиров, которых те же Советы выдвигают сейчас на руководящие посты в армии? Это же просто демагоги, которые сумели снискать доверие тёмной массы.
   -- Да, вот теперь ты прав. Катя говорила мне, что сейчас полуграмотные фельдшеры, а то и просто санитары избираются чуть ли не полковыми врачами. И что тут можно поделать, если наш фронт и Северный находятся всецело под властью большевиков?
   -- Которые ещё в ноябре упразднили все наружные знаки отличия и награды России. Правда, не лучше дела, насколько я знаю, и на других фронтах. Те же Румынский или Юго-Западный фронт ещё в декабре украинской Центральной Радой объявлены украинскими. И кто его знает, что там сейчас творится, они уже и со Ставкой Верховного главнокомандующего не общаются. Такие вот дела.
   Новая власть России ещё в декабре издала декреты ВЦИК и СНК "О выборном начале и организации власти в армии" и "Об уравнении в правах всех военнослужащих", которые как бы завершили процесс "демократизации армии". Первый из этих декретов окончательно объявил единственной властью в армии не командиров, а соответствующие солдатские комитеты, советы и съезды, введя также принцип выборности командиров. Вторым декретом в армии были упразднены все воинские звания и знаки отличия. При этом для всех поголовно военнослужащих было введено звание "солдат революционной армии".
   -- Да, большевики ведь не только все, так сказать, военные регалии отменили, но и отдание чести. Что сейчас за приветствия, разве это армия?
   -- К тому же почти поголовно все "тыкают" друг другу. Куда подевалось уважение?
   -- Но ты же сам ратовал за это, -- ухмыльнулся Юрий.
   -- Я ратовал за обращение на "ты" в среде друзей, но не со всеми, -- всё больше распалялся Анатолий. -- В русском языке "вы" - это дань уважения, как и в других языках, где существуют и приставки: "sie", "сэр", "господин", "мадам", "мадмуазель". "Ты" - это обращение запанибрата, допустимое только при очень близком знакомстве.
   С Комаровым трудно было не согласиться, с его мнением были согласны многие, и не только сейчас, но и в будущем времени. Через 67 лет после этих событий известный бард Булат Окуджава в своей песне (вольный перевод стихов польской поэтессы Агнешки Осецкой) незримо поддержит капитана Комарова следующими словами:
            Зачем мы перешли на "ты"...
            За это нам и перепало.
            На грош любви и простоты,
            А что-то главное пропало.
   -- Чёрт-те что творится! -- продолжал Анатолий свой монолог. -- Такую страну испоганили эти большевики. В общем, большевикам я никогда служить не буду.
   -- Ты не особо кричи. Не то ты вообще никому служить уже не сможешь, услышь твои заявления тот же простой люд из Совета рабочих и солдатских депутатов. И что же ты сейчас намерен делать?
   -- Что, что? То же самое, наверное, что и ты - поеду домой. Огляжусь там, пообвыкну, а потом...
   -- И что, потом?
   -- Подамся я, наверное, на Дон. Там ещё сохранились, как я слышал, наши регулярные войска.
   Оба они уже слышали, что на Дону формировалась Добровольческая армия для борьбы с большевиками. Сразу после захвата теми власти генерал Каледин объявил в области военное положение, а затем пригласил членов Временного правительства и Временного Совета Российской республики для организации борьбы с большевиками. В начале ноября туда приехал генерал Алексеев, который и занялся этой работой. Это воинское формирование начало создаваться ещё 2 ноября 1917-го года в Новочеркасске, а 25 декабря получило официальное наименование "Добровольческая армия".
   -- Царские войска? -- уныло отозвался Головин на сообщение Анатолия о регулярных войсках.
   -- Русские войска, Юрий, русские! Исконно русские, не перекрашенные в разные цвета. Там как раз сейчас генералы от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев и Лавр Георгиевич Корнилов. Это ведь они создали ещё в конце прошлого года Добровольческую армию, которая уже борется с большевиками.
   Верховным руководителем Добровольческой армии стал как раз генерал Алексеев, а главнокомандующим - Лавр Корнилов. При этом начальником её штаба был назначен генерал-лейтенант Лукомский, а начальником 1-й дивизии - генерал-лейтенант Антон Иванович Деникин. Всё это были генералы Генерального штаба бывшей царской армии. И Комаров был прав - Добровольческая армия сразу же после создания вступила в боевые действия против Красной армии. Уже в январе этого года, имея в своём составе около 5000 штыков, Добровольная армия действовала на Дону совместно с частями под командованием генерала Каледина.
   -- Значит, гражданская война? -- спросил Головин, услышав о Добровольческой армии.
   -- А она уже идёт. И учти, не мы этот термин придумали. Это как раз большевики придумали лозунг превратить "империалистическую войну в гражданскую", это они залили страну кровью, утверждая свою власть.
   -- Да, вероятно, сейчас Брестский мир станет для них условием начала гражданской войны, а вовсе не мирного существования народа.
   -- Какой Брестский мир, Юра, очнись! Разве тебе неизвестно, что лозунг "Не гражданский мир, а гражданская война" левые экстремисты во главе с Лениным взяли на вооружение ещё в начале войны?
   И в этом отношении Комаров был прав - ещё в 1915-м году на Циммервальдской конференции левые партии выдвинули такой лозунг и даже попытались заручиться поддержкой европейских социал-демократов.
   -- Это надо же такое придумать, -- сокрушённо покачал головой Юрий. -- Вместо того, чтобы убивать врага-немца, давайте лучше будем убивать друг друга. И какой только идиот это придумал?!
   -- Известно какой. Только таким иродам, как большевики, такое и могло прийти в голову. И сейчас они это подтверждают, развязав свой "красный террор". Ладно, со мной всё ясно, я офицер, другой профессии у меня нет, поэтому мне и пристало воевать. А ты что будешь делать? У тебя ведь имеется гражданская специальность.
   -- По которой я и дня не работал, -- добавил Головин.
   -- Ну, всё равно. Сейчас наша промышленность наполовину развалена, этими постоянными стачками и митингами. Так что, тебе работа должна найтись.
   -- В этом я не так уверен, как ты. Ты сам говорил об отношении нынешней власти к буржуазии и интеллигенции. Может быть, они думают, что простой рабочий может успешно трудиться и без инженера.
   -- Вряд ли. Хотя от большевиков можно чего угодно ожидать.
   -- Вот то-то и оно. Так что ты сейчас, пожалуй, даже в лучшем положении, нежели я. У тебя уже есть решение, а этого не так уж и мало, остаётся только воплотить его в жизнь. А у меня пока что нет никакого решения, поскольку я не знаю ситуации в родном городе.
   -- Ну, что ж, тогда удачи тебе! Находи верное решение, -- напутствовал друга и однополчанина Комаров.
   Этот разговор друзей вершился вечером в последний свой день пребывания на русско-германском фронте. Но происходило это отнюдь не сразу после заключения Брестского мира. После его заключения армия прекратила свое существование, хотя она фактически развалилась ещё задолго до этого. А сейчас это было только подтверждено, так сказать, де-юре. Ставка Верховного Главнокомандующего была расформирована почти через две недели после этого события - 16 марта. А руководил сейчас "парадом" не какой-либо генерал, как, к примеру, генерал-лейтенант Духонин, который исполнял обязанности главнокомандующего после Октябрьской революции. После его смещения с этого поста, а затем и убийства, Совнарком в ноябре 1917-го года назначил Верховным главнокомандующим прапорщика-большевика Николая Крыленко. В общем, после прекращения своего существования (на бумаге) армия физически не могла так вот взять и испариться. Да, сама армия была расформирована в течение нескольких дней. Но, кроме людей, которые разбегались во все стороны, было ещё и военное имущество, которое без этих людей не могло сдвинуться с места. С ним нужно было что-то делать, в том числе и временно охранять от разграбления. Комаров, как ответственный офицер и человек не мог всё бросить и пуститься в бега, хотя он уже в последнее время батальоном и не командовал. В начале этого года к нему был приставлен как бы некий военный комиссар-эсер Яков Глузский, который был наделён командными полномочиями. Правда, официально Институт военных комиссаров в Красной армии был введён совсем недавно, как раз в марте, а своё законодательное оформление он получит уже летом - на V-м Всероссийском съезде Советов, который состоится в июле. Однако новая власть постепенно, но планово старалась прибирать к своим рукам рычаги управления во всех сферах государственной деятельности, включая, конечно, и военную. Анатолий Григорьевич был строгим, но справедливым командиром, а потому нижние чины на него зуб не держали, уважали его, и никаких репрессий в отношении него не было. И вот сейчас руководил батальоном (хотя какой там уже батальон - дай Бог, чтобы рота набралась) де-юре Глузский, который был из нижних чинов, но довольно-таки образованный. Он даже одно время занимался в учительском институте, но, став на стезю революционных действий, бросил свою учёбу.
   Эсеры были представителями революционной политическая партии России, партии социалистов-революционеров (с.-р., эс-эр). Она была создана на базе ранее существовавших народнических организаций и занимала одно из ведущих мест в системе российских политических партий. Она была наиболее многочисленной и самой влиятельной немарксистской социалистической партией. На Втором съезде Советов рабочих и солдатских депутатов (25-27.10.1917 г.) эсеры заявили, что захват власти большевиками является преступлением перед Родиной и революцией. В ноябре эсеры получили большинство на выборах во Всероссийское учредительное собрание. Как раз на долю эсеров в начале 20-го века (1905-1907 гг.) приходилось наибольшая доля террористической деятельности. Однако тот же Глузский принадлежал к той части большинства партии эсеров, которое высказывалось за прекращение террора. Именно это и то, что у эсеров были большие разногласия с большевиками, и сблизило Комарова с Глузским. А тот, как неглупый человек, прекрасно понимал, что ему одному этот "воз" не потянуть. Поэтому де-факто Комаров, негласно, исполнял свои обязанности, по крайней мере, хотя бы подсказками тому же Глузскому. И вот тот попросил, именно попросил Комарова помогать ему и во время расформирования армии. Поскольку этот комиссар не был из числа ненавистных Комарову большевиков, то он согласился, а с ним остался и его преданный соратник Головин. В общем, то одно, то другое, но выбраться в дорогу друзья смогли только в начале апреля.
   Катя тоже присутствовала при этой беседе друзей, но предпочитала не вмешиваться в мужскую дискуссию. Назавтра решено было разъезжаться по домам. Сначала они ехали в поезде вместе - через Минск, Борисов и Оршу на Смоленск. В Смоленске, родном городе и Комарову, друзья тепло попрощались и расстались, Головин был уже дома, теперь и его супруге Екатерине он должен был стать родным городом, поскольку путь на Двинск ей закрыт, по крайней мере, в ближайшее время. А вот Комарову предстояло продолжить свою поездку до Москвы - Анатолий хотел сначала заехать в Казань за Аней, а уж потом вместе с ней ехать к его маме и сестре в Воронеж. Удастся ли Головину и Комарову (где, когда и будет ли сие вообще) встретиться вновь?
  
  

ГЛАВА 9

Как всё непросто в этой жизни

   Через день уже и Комаров успешно добрался до Казани. Семейство Тимофеевых, конечно же, знало, что после подписания мира возвращаются домой фронтовики, но оно не ожидало увидеть Комарова именно сегодня. Увидев мужа, Анна бросилась ему на шею и долго его не отпускала.
   -- Как хорошо, что ты вернулся! Живой и невредимый.
   Анатолий писал письма маме и Анне, поэтому они знали, что у него всё в порядке. Но в последнее время в связи с неразберихой на фронте почта работала плохо, да и писать Комарову во время февральского отступления под напором вышколенных немецких рядов было не с руки. А потому уже более месяца ни мама, ни Анна ничего не знали об Анатолии. А за такое время много чего могло произойти.
   -- Жив, жив, -- улыбался капитан, целуя супругу. -- Жив и здоров. А вы-то здесь как?
   -- Тоже живы и здоровы.
   Да, всё в семействе его супруги было более-менее нормально. Более-менее потому, что родители Анны были хотя и средне, но зажиточными людьми, а в настоящее время такой статус был сопряжён с опасностью. И эти опасности были не призрачными, поскольку мелких грабежей им избежать не удалось. Но, самое главное, все были живы и здоровы. Анатолий пробыл в Казани почти месяц, написав по приезду письмо маме. Приехав в Казань, он думал, что пробудет там максимум неделю - сразу уезжать от тестей было неудобно. Но, прошла неделя, другая, а чета Комаровых по-прежнему оставалась в Казани.
   -- Толя, мы что, не будем ехать к твоим родителям? -- спрашивала Анна.
   -- А что, меня твои родители уже прогоняют? -- пытался отшучиваться супруг.
   -- Нет, ну, что ты. Просто ты же вначале говорил, что мы скоро поедем в Воронеж.
   -- Ну, скоро - это понятие растяжимое. Возможно, скоро и поедем, а, возможно, и нет.
   -- А почему не скоро? Или ты имеешь в виду, что, возможно, и вообще не поедем?
   -- Я ещё всего этого окончательно не решил. Нужно немножко подождать.
   Да, ранее для себя Анатолий постепенно перенёс поездку с Аней в Воронеж на средину апреля, уже по хорошей погоде, но затем он вновь передумал. И дело было вовсе не в весенней распутице. Просто, осторожно узнавая некоторые новости, он понял, что это может быть не так уж и безопасно.
   А дело было вот в чём. Строго на север от Воронежа в 400-х верстах лежал Луганск, а за Луганской губернией были уже донские земли. Сейчас Луганск был уже центром не какой-нибудь губернии, а целого государства - Донецко-Криворожской советской республики (ДКСР), которая была провозглашена в начале февраля сего года. Забегая вперёд, следует отметить, что в апреле ДКСР оккупируют австро-германские войска, а в феврале следующего года она постановлением Совета Обороны РСФСР будет ликвидирована, просуществовав всего лишь год. В том же Луганске ещё в средине 1917-го года образуются первые отряды так называемого "Вольного казачества", сформированного из 24-го, 25-го и 26-го полков бывшей царской армии. Да, это уже как бы зарубежная Украина, но неизвестно чего можно ожидать от этих революционных полков на границе с Доном. Кроме того, в той же, ранее Луганской губернии находилась не одна казачья станица, да и не только именно в этой губернии. Область Войска Донского размещалось на территориях ещё и российских сейчас областей, граничащих с Украиной: Ростовской, Волгоградской и той же Воронежской губерниями. По окраине самого же Воронежа протекал всё тот же Дон, а на севере города в эту мощную реку впадала одноимённая с городом река Воронеж.
   Был и ещё один фактор, который необходимо было учитывать. Сейчас, даже после подписания Брестского мира, Россия по отношению к Германии находилась в каком-то непонятном подвешенном состоянии - ни война, ни мир. Германия продолжила свою экспансию: в 20-х числах апреля немецкие войска захватили Симферополь, а чуть позже, 1 мая - Таганрог, 8 мая - Ростов-на-Дону. Будут частично оккупированы Донская область и Крым.
   В общем, целый винегрет - вперемешку и украинские революционные казаки, и Красная армия, и немцы, и так нужная Комарову Добровольческая армия. Он-то будет стремиться в неё попасть, но не помешают ли ему другие названные силы? Всё это вместе взятое означало, что ехать в Воронеж - это риск вновь попасть на фронт или, по крайней мере, приблизится к нему. А рисковать жизнью Анны Анатолий не хотел. А потому он решил подольше побыть в Казани с женой, посмотреть, как будут развиваться события дальше. Если всё будет нормально, хотя в этом он и сомневался, то можно будет на время съездить с Анной к своим близким. Если же нет, то лучше он сам будет пробираться на Дон, незачем тогда тащить Анну в Воронеж. Да и вообще, если он собирается уходить на Дон, то зачем везти Анну в Воронеж. Ей ведь потом вновь доведётся ехать к родителям. Но и не поехать к маме и сестре Комаров тоже не мог, да и свою невестку после четырёх лет они ведь захотят вновь увидеть. Поэтому Анатолий, который вначале никак не мог принять окончательное решение, сейчас решился на следующий вариант: он с Аней обязательно съездит в Воронеж, но ненадолго. После этого они вернуться в Казань, а уж оттуда он будет пробираться на Дон, возможно, даже окружным путём - по левой стороне Волги к её низовьям - такой путь казался ему более безопасным. К тому же, как ранее сообщил Комарову комиссар-эсер Яков Глузский, в Поволжье большим влиянием пользовались эсеры, и процесс признания Советской власти там затягивался.
   Шло время, наступил уже май месяц. И Комаров понял, что он подсознательно, а, возможно, и сознательно затягивал со своим решением не зря - до его ушей дошли слухи о судьбе Добровольческой армии, в которую он хотел попасть. Это хорошо, что он давно уже знал о ней - ещё с войны, с начала года. Сейчас же официально получить какую-либо информацию о Добровольческой армии не представлялось возможным, и подавляющее большинство офицеров о ней попросту ничего не знало. По появляющимся иногда в газетах сообщениям о "бандах Корнилова", которых вот-вот должны прикончить, не было возможности сделать выводы о действительном состоянии Белого движения на Юге.
   Тех же, кто что-то прослышал о Добрармии и всё-таки решил пробраться на Дон, ждало множество опасностей. В конце прошлого года добраться до Ростова и Новочеркасска из центральной России офицеру было чрезвычайно трудно. Вероятность быть заподозренными соседями по вагону и стать жертвой расправы была очень высока. На приграничных с Донской областью станциях большевиками с декабря был установлен тщательный контроль с целью задержания едущих на Дон добровольцев, которых не всегда спасали даже подложные документы. Опознанных офицеров зачастую выкидывали из вагона на полном ходу поезда. Много офицеров погибло подобным образом, не успев присоединиться к армии. Весной 1918-го года стояли уже не заставы красных, а сплошной фронт их войск. Единственной возможностью было пройти только по глухим, незначительным просёлочным дорогам, обходя населённые пункты. Но просачивались немногие, дерзавшие до конца.
   Правда, ещё в самом начале 1918-го года, когда началась демобилизация армий на фронтах или массовое дезертирство, число добровольцев-офицеров резко возросло, поскольку только на Дону офицеры могли носить золотые погоны, только здесь отдавалась воинская честь, и уважалось звание офицера. Однако, едущие на Дон офицеры не знали, что и там сейчас практически не встречаются в чистом виде полевые погоны царского образца, предпочтение отдаётся цветным погонам. В частях Добровольческой Армии и частях примыкавших к ней основными расцветками погон были чёрный и красный. Эти цвета были введены в виде шевронов на рукавах ударных корниловских частей ещё весной 1917-го года, они также являлись символами самопожертвования и готовности к смерти за свою страну. Что же касается немногочисленности добровольцев, то она компенсировалась тем, что это были люди, беззаветно преданные своей идее, имевшие военную подготовку и боевой опыт, которым было нечего терять, кроме жизни, сознательно поставленной на карту спасения родины.
   Сейчас же до Комарова слухи о Добровольческой армии доходили чаще всего со стороны соседа Аниных родителей, знакомого Анатолию ещё до женитьбы Осипа Михайловича Лебединского. Теперь уже пришёл черёд выспрашивать, правда, наедине, тайком последние военные новости именно Комарову. И сосед делился своими познаниями с Анатолием, видя, что боевой офицер не расположен к новой власти. Он всем говорил, что не знает о послевоенной судьбе своего сына, но с Комаровым поделился своей тайной - его сын был сейчас где-то на Кубани в рядах той же-таки Добровольческой армии, куда он попал в составе Первой Отдельной бригады Русских добровольцев под командованием полковника Дроздовского. В 1915-м году в горнило войны были брошены и кавказские полки. Это были отрывочные сведения о соединении, в котором находился сейчас сын соседа. А более детальные данные об этом соединении были следующими.
   Сформирована Отдельная бригада была из добровольцев после письма с Дона генерала Алексеева о начале вооруженной борьбы с большевиками, формировании Добровольческой армии и с призывом вступать в её ряды. Почти два месяца, с конца февраля бригада совершала переход с Румынского фронта на Дон для соединения с Добровольческой армией и совместной борьбы против советской власти. К Добровольческой армии бригада присоединилась только в конце апреля, преодолев более 1200 вёрст. Бригада состояла из 3000 бойцов-добровольцев, прекрасно вооружённых, снаряжённых и обмундированных. Она имела такое прекрасное вооружение как: артиллерия (различного рода орудия, в том числе и горные), около 70 пулемётов, автомобили, бронеавтомобиль и даже аэропланы. Имелся также значительный запас артиллерийских снарядов, ружейных и пулемётных патронов, а также и запасные винтовки. При этом бригада на 70 % состояла из офицеров-фронтовиков.
   Как уж Лебединский раздобыл даже эти неполные данные о своём сыне, одному Господу известно. Но он работал сейчас мастером на одном из городских заводов. Там он слушал и узнавал из газет официальные сообщения, а в частных беседах со своими приятелями раздобывал ещё и неофициальную информацию - у многих его знакомых сыновья или другие родственники предпочитали держаться в негласной оппозиции к существующей власти, конечно, не афишируя свои взгляды. И когда Анатолий осторожно сказал ему, что он тоже был бы не против составить компанию сыну соседа, тот ответил:
   -- Не рекомендую сейчас это делать.
   -- А что так?
   -- Дело в том, что Добровольческая армия ещё в конце февраля ушла из Ростова-на-Дону. Вы знаете, движение этой Армии называют "ледяным походом", из-за тяжелейших погодных условий. И ещё одно - вместе с ними воюют против красных ударницы женских батальонов. Даже женщины без колебаний ушли с армией в этот Кубанский поход, продолжая служить России. Некоторые из них в офицерском чине прапорщика и, как говорят, с Георгиями на груди.
   Рядовые и офицеры Добровольческой армии были как бы первопроходцами в борьбе за их Россию - за ту Россию, в которой они родились и росли, за ту Россию, которую они помнят, и всегда будут помнить. Каждая их жизнь в отдельности сложится по-разному - многие погибнут, некоторые окажутся в эмиграции, но многие из них станут прославленными военачальниками. При этом в их душе также навсегда останется слоган их девиза, с которым они шли в бой с врагом: "Всё для России! Ничего для себя!".
   -- И где они сейчас? Я имею в виду не женщин, а всех бойцов Добрармии? -- спросил Анатолий.
   -- Сие мне, к сожалению, неизвестно. После Дона они двинулись на Кубань, надеясь поднять антибольшевистское восстание кубанского казачества и северо-кавказских народов. Но, как мне сообщили, кубанские казаки, как и те же донские, с прохладцей отнеслись к тому, чтобы воевать против новой власти. А ведь Добровольческой армии, численностью всего примерно в три тысячи штыков и сабель, от Ростова до Екатеринодара довелось пробиваться с тяжёлыми боями в окружении чуть ли не 20-ти тысячной группировки красных. Первоначально планировалось захватить железнодорожный узел Тихорецк, и уже по железной дороге двинуться на Екатеринодар. Но, увы, большевики взяли Батайск, и железнодорожное сообщение с Кубанью оказалось прерванным. После этого на территории области Войска Донского была установлена Советская власть. Но, вроде бы, -- Осип Михайлович перешёл на шёпот, -- вот-вот вновь она там закончится. Поджимает красных Добровольческая армия, а ей сейчас помогает вроде бы и германский экспедиционный корпус.
   -- И какова её дальнейшая судьба?
   -- Вот чего не знаю, того не знаю, у меня сведения только за средину апреля, -- этот разговор состоялся в самом конце месяца. -- В конце марта они были под Екатеринодаром. Добрармия предприняла неудачную попытку взять столицу Кубани. В те же дни погиб генерал Лавр Георгиевич Корнилов. По слухам армию принял генерал Деникин. С ними также и остатки казачьих частей генерала Каледина.
   Да, Лебединский пока что не ведал того, что именно в эти дни Добровольческая армия, преодолев с боями 1050 вёрст, вернулась на Дон. За 80 дней похода она участвовала в 44-х боях, потеряв убитыми до 400 человек при 1500 раненых. Однако вышла она в свой поход в составе примерно 3,5 тысяч штыков, а вернулась - в составе пяти тысяч.
   -- Сейчас тяжёлое и неопределённое время, -- закончил собеседник Анатолия свой рассказ. -- Вот потому я и говорю, что нужно немного выждать - пока обстановка прояснится.
   -- Понятно, вы правы, конечно, -- вздохнул Комаров. -- Мне вот только непонятно другое, Осип Михайлович, -- сейчас Анатолий уже даже улыбнулся, -- откуда вы всё это знаете?
   -- Дело в том, что в наш цех совсем недавно вернулся после госпиталя один красноармеец из тех краёв, у него раздроблены некоторые пальцы правой руки, воевать он уже не мог. Вот он многое и поведал. Ну, а остальное попало в мои уши, так, по крохам, из других источников - можно сказать, прямо противоположных первым, но о них я распространяться не буду.
   -- Ладно, всё ясно, Осип Михайлович. И так большое спасибо вам. А то я мог бы поторопиться и попасть, как кур в щи. Вероятно, вы правы - нужно-таки немного выждать.
   Вот как раз в пору своего выжидания Комаров и решил съездить вместе с Аней к маме и сестре, тем более что установилась прекрасная майская погода. Приехали они в Воронеж в средине мая. За годы, которые Анатолий провёл на фронте, его сестра Елизавета была уже дипломированным специалистом и замужней женщиной - в прошлом году она окончила Воронежский сельскохозяйственный институт, а через пару месяцев вышла замуж за своего знакомого в детстве и юности (по общему двору соседних домов) Вовку, сейчас Владимира Сергеевича Ладыгина. Конечно, Анатолий уже давно знал о таких знаменательных событиях в жизни своей сестры, но вот со своим зятем он познакомился впервые. Тот был на два года старше Лизы, родом из неплохо живущей ранее рабочей семьи. Все военные годы он вместе со своим отцом, потомственным рабочим, простоял у станка на Воронежском машиностроительном заводе, работая на нужды фронта. С этого года он пошёл на повышение, что было и не удивительно в данное время, учитывая его рабочее происхождение - сейчас Владимир работал уже помощником мастера цеха. Парень в общем-то понравился Анатолию, но только внешне и по отношению к своей супруге. Правда, и характер у него был неплохой. Но вот подружиться мужчины так и не подружились, и по простой, но довольно серьёзной причине - у них были идеологически совершенно противоположные взгляды. Если Анатолий стоял на позициях служения бывшей России (хотя открыто и не выражал свои взгляды), то Владимир вовсю ратовал за нынешнюю власть. Анатолий молчаливо принял выбор своей сестры, понимая, что в нынешних условиях, он был, наверное, правильным, но вот смириться с тем, что в их семье сейчас находится некая шестерёнка, которая вращается совсем в другую сторону, сердцем так и не смог. В итоге никаких откровенных разговоров у мужчин, теперешних уже родственников, так и не происходило.
   Уехали Анатолий и Анна из Воронежа в начале лета, пробыв там чуть более двух недель. На вопросы мамы, почему сын уезжает из родного дома, Анатолий отвечал, что Ане нужно торопиться на работу. Да, она подрабатывала немного все эти годы в Казани, занимаясь обучением грамоте малышей из обеспеченных семей, но торопиться ей, откровенно говоря, было незачем. На вопрос сестры о том, когда брат вернётся домой, Анатолий расплывчато объяснял, что пока что и сам этого не знает, ему, мол, нужно хорошо подумать над тем, чем ему, бывшему кадровому офицеру заниматься в этой гражданской, не военной на вид, жизни. Никто не ведал того, что это были просто отговорки, потому что бывший капитан царской армии Анатолий Григорьевич Комаров свой выбор давно сделал.

* * *

   Как это ни странно, но схожие проблемы, сродни проблемам своего фронтового друга, испытывал сейчас и Юрий Головин. Хотя, едучи домой, он своё будущее представлял себе несколько иначе. Но обстановка в стране, реалии в корне изменившейся жизни всего населения России заставила его, если и не пересмотреть свои приоритеты, то, по крайней мере, всерьёз задуматься над своей дальнейшей судьбой.
   Добираясь в Смоленске к месту своего детского и юношеского жительства, Юрий рассчитывал встретить всю свою семью - маму, папу и брата Сашку, которого сейчас уже наверняка величали Александром. Но в квартире его ожидала одна лишь его мама Анна Терентьевна. И то, она его как раз и не ожидала, поскольку не знала, когда возвратится с войны её старший сын, и жив ли он. Мама просто была в квартире одна. Конечно, при встрече были взаимные тёплые приветствия и мамины слёзы радости. Когда всё это минуло, Юрий с Екатериной разделись и присели на диванчик в большой комнате. К этому времени слёзы у мамы уже иссякли, поскольку сейчас ей нужны были сухие глаза, чтобы получше разглядеть свою невестку. Мама не могла так вот сразу распознать характер Кати, но внешне она ей очень понравилась. Она знала, что если сын живым и невредимым вернётся домой, то не один. Юрий написал, конечно, родителям, что женился, но в подробности в письмах не вдавался.
   -- Вы даже обвенчались? -- с уважением спросила Анна Терентьевна Екатерину, увидев на её безымянном пальце обручальное кольцо, а потом взглянув и на руку сына.
   -- Конечно, мама, -- ответил за супругу Юрий. -- А как могло быть иначе. И венчание было, и свадьба, правда, в весьма ограниченном кругу.
   -- И белое платье на мне было, -- счастливо улыбнулась Катя.
   -- И как же вы это организовали в условиях войны?
   -- Всё, мама, можно организовать, было бы только желание, -- вновь почему-то ответил именно Юрий.
   -- А как вы познакомились?
   -- Катя тебе всё расскажет, но только чуть позже, может быть, за ужином.
   -- О, тогда я побежала на кухню, ужин-то готовить ещё нужно.
   -- Не нужно никуда бежать. Мама, это не горит, мы не голодны. Давай просто немного посидим и поговорим. Расскажешь, как вы здесь жили. А где папа, Сашка?
   -- Нет папы, -- у мамы сразу пропало радостное настроение от встречи с сыном и невесткой.
   -- Это я и сам вижу. А где он, в магазин, что ли пошёл, или где-то работает во вторую смену?
   -- Нет больше твоего отца, Юрочка, и моего мужа, -- тут уж мама не смогла сдержать уже других слёз - слёз горести.
   -- Как нет?!
   -- Убили твоего папу, -- тихо, сквозь слёзы проговорила мама.
   -- Как убили? Он что, на войну пошёл?
   -- Никуда он не пошёл. Его здесь убили, в этой самой комнате, где я с вами разговариваю.
   -- И что произошло? Кто его убил?!
   -- Убили его солдаты новой власти, перед самым Новым годом. Да и какие там солдаты - сброд какой-то, хотя двое из них были и в солдатских шинелях, а третий в какой-то тужурке. Но все с ружьями.
   -- С винтовками? -- поправил маму сын.
   -- А Бог их знает, как они называются. Такие большие, со штыками.
   -- Ясно. И что, всё же, произошло?
   -- Они пришли то ли кого-то искать, то ли кого-то к нам поселить. Один говорил одно, другой - другое.
   -- Ладно, пусть так. Но отца-то почему они убили?
   -- Они начали рыскать по комнатам. А на столике лежали папины часы с цепочкой. Вот один из них и сунул их в карман шинели. А Вася, -- Василий Никодимич, так звали Юриного отца, -- увидел это и сказал: "Положи на место то, что взял". И папа так спокойно это произнёс. А этот солдат как разорался: "Вы тут, буржуи, зажрались! А нам пайку хлеба выдают, которую только на один зуб хватает. Жмоты вы! Нет, чтобы помочь трудовому классу, а вы всё только себе и себе. Ничего с тобой не случится без этой цацки. А нам она сгодится". И ещё что-то орал про мировую революцию.
   -- И что?
   -- Что, что... Отцу махнуть бы рукой на те часы, тем более что часы-то не золотые, а самые обычные. Так нет, ты же знаешь его, он принципиальный. К тому же никогда ничего чужого не брал. Он уже рассерчал: "Я сказал - положи на место!". И к тому солдату, а тот его оттолкнул. Отец снова к нему. И тогда тот снял с плеча винтовку...
   -- И что, застрелил папу?!
   -- Нет. Он его ударил прикладом в грудь, и сильно так ударил, отец аж отлетел. Он упал и головой ударился вон об ту "буржуйку". Перед новым годом холодно было, мы грелись у этой печки, да и я бывало на ней, на скорую руку, что-нибудь готовила. В общем, Вася ударился головой, виском об угол верхней плиты "буржуйки". И всё.
   Печи-"буржуйки" обычно были двух видов - круглые и прямоугольные. И вот у Головиных к несчастью оказалась именно квадратного сечения печь.
   Впрочем, чему было удивляться. Тремя месяцами спустя Юрий услышит рассказ приехавшего из Питера красногвардейца о событиях в преддверии октябрьского переворота. С его слов следовало вот что:
   В то время (24 октября) в штабе Красной гвардии на Васильевском острове формировались пятёрки для разоружения районной милиции буржуазного Временного правительства. И один из красногвардейцев, выслушав приказ, задал вопрос:
   -- А вы нам мандаты на разоружение милиции дадите?
   Командир сводного отряда подошёл к парню и начал громко того поучать:
   -- Кто может у рабочего с винтовкой спросить мандат? Только буржуй. Так вместо мандата бей ему прикладом в рыло!
   Эти слова командира были встречены дружным хохотом и гулом одобрения.
   Такие вот были тогда времена и нравы. Вот примерно так же, согласно поучению питерского командира, и поступил с отцом Юрия и солдат в Смоленске. И хотя бил он его прикладом не в лицо, но итог получился куда более плачевным.
   -- А что те подонки? Не помогли отцу? -- удручённо спросил сын.
   -- Куда уж там. Один из них подошёл, посмотрел на отца и сказал: "Ничего, оклемается. Буржуи, они живучие". Но они, наверное, всё же, испугались, потому что сразу же ушли. А отец так и не оклемался. Да и как ему было оклематься, он умер сразу от того удара. Так мне знакомый фельдшер сказал, я тот час к нему побежала. Ничем он уже моему Васеньке помочь не смог.
   -- А почему ты побежала? А Сашка где был?
   -- Да кто его знает, где Саня был. Его тогда в городе уже не было. Он, конечно, заступился бы за отца. Хотя, он тоже с ними.
   -- С кем, с ними?
   -- Да вот с такими солдатами и мужиками. Тоже мировую революцию строит.
   -- Как? Не понял. Сашка что, воюет?
   -- Не знаю, сейчас воюет или нет, но он за новую власть.
   -- Александр за новую власть?!
   -- Ну да, он мне сам так в письме писал. Что это именно наша трудовая власть.
   -- А где он сейчас?
   -- Не знаю. Наверное, всё там же - в своём Питере. И понесла его нелёгкая именно в Петроград поступать.
   Мать писала Юрию ещё раньше, что Александр по примеру своего брата поступил в институт именно в Петрограде, в 1916-м году. Но не в тот институт, который окончил Анатолий, а в Технологический институт, позже он станет Университетом. Его выпускники после получения звание инженера-технолога имели право поступления на государственную службу и "право производства всякого рода строительных работ и составлению проектов всяких зданий и сооружений". Первый курс он закончил успешно, а вот как дальше - неизвестно. Скорее всего, после октябрьского переворота многим студентам было уже не до учёбы. Конечно, в столице Сашка наверняка, как и многие другие студенты из простого народа, проникся идеями марксизма и ленинской теорией о мировой революции. Вот сейчас он, наверное, как сказала мать, и строил эту революцию - вместе с теми, кто убил его отца.
   -- И чего его, -- Александра, -- понесло в Санкт-Петербург?! -- Мама никак не могла успокоиться, ещё больше залившись слезами, и называя город на Неве старым названием. -- Мы же его с отцом просили, чтобы он не уезжал из города. Учился бы здесь.
   -- А где бы он у нас в городе учился? У нас же нет серьёзных высших учебных заведений. Потому и я в своё время уехал от вас учиться.
   -- А он мог бы учиться в учительском институте.
   -- Это тот, что был открыт в нашем городе за год до моего окончания института в том же Санкт-Петербурге?
   -- Ну да.
   -- Мама, насколько я знаю, это среднее учебное специальное заведение, хотя и называется институтом. Да и не хотел Сашка никогда учителем быть, у него технический склад ума.
   В отношении учительского института Юрий был прав. Именно таковым, как он его назвал, и было это учебное заведение, открытое в их родном городе в 1912-м году для подготовки учителей городских и высших начальных училищ. Правда, уже в ноябре этого года он будет преобразован советской властью в Смоленский Педагогический институт и станет высшим учебным заведением.
   -- Ну, хорошо, -- мать потихоньку успокаивалась, -- тогда пусть бы ехал учиться в Москву, этот город более спокойный, да и ближе к нам, нежели Санкт-Петербург. Отец говорил, что до Москвы где-то вёрст 350 будет, а до Петербурга вдвое больше. А институтов разных и в Москве много.
   -- Всё это так. Но ничего теперь уже не поделаешь. Да, ну и времена пошли, -- размеренно тянул Головин. -- Сын против отца, брат против брата. Наделали дел большевики.
   -- А ты к новой власти, как я посмотрю, без особого уважения относишься?
   -- А за что я её должен уважать? За то, что развалили страну, да и ещё чуть ли не половину европейской территории немцу отдали?
   -- Вот и мой Вася тоже так говорил. Вы с отцом одинаково думаете. Но ты не говори так с другими, не ровён час кто-нибудь донесёт на тебя. Тогда тебя заберут в кутузку, а из неё мало кто сейчас возвращается.
   -- Я знаю, мама, с кем и о чём говорить.
   -- Это хорошо. А что ты собираешься делать дальше? Опять воевать будешь, теперь уже с этой властью?
   -- Не знаю, пока что. Воевать я не планировал. Но после того, как ты мне рассказала о папе, я уже и не знаю. Посмотрим. Постараюсь устроиться на работу.
   -- Где, в нашем городе? Это хорошо, конечно, но какая у нас в городе работа.
   -- А завод сельскохозяйственных орудий работает сейчас?
   -- Работает, но ты же не по крестьянскому делу. Да и этот завод, как мне твой отец говорил, сейчас пушки выпускает, или выпускал в последнее время. Что он сейчас делает, я и не знаю.
   Удивительно, но Анна Терентьевна была права. Имеющийся в городе завод сельскохозяйственных орудий действительно в годы первой мировой войны завод выпускал орудия для фронта. А свое начало он брал (как некий филиал) с завода, который был основан в 1905-м году инженером Винейшисом в городе Вильно. Таким вот любопытным образом переплелась история родного города Юрия с мировой войной - и воевал Головин не так уж далеко от Вильно (в следующем году станет уже г. Вильнюс), и, возможно, и стрелять его товарищам по оружию доводилось из орудий, которые выпускались именно в Смоленске.
   -- Вот и попробую на него устроиться, а там видно будет, -- ответил на вопрос матери Юрий, думая о чём-то своём.
   Катя не принимала участия в беседе мамы и сына, но было видно, что она сочувствует им обоим в связи с гибелью их мужа и отца. А далее они уже втроём немного побеседовали на разные менее острые темы, после чего Анна Терентьевна пошла что-нибудь приготовить к ужину (а времена для поиска продуктов были всё ещё не самые лучшие), вызвалась помочь ей и Екатерина. В опустевшей комнате остался временно один Юрий. Первая беседа на тему его дальнейших действий была закончена, но вот думать над этим ему предстоит ещё немало времени, прежде чем принять ответственное, но верное, как говорил его друг Комаров, решение.
  
  

ГЛАВА 10

Выбор сделан

   Ещё пару дней отдохнув, Юрий решил, что нужно устраиваться где-то на работу, и в первую очередь ему самому. Но куда именно? Выбор в городе в этом плане для него был совсем даже небольшой. Оканчивая институт, Головин не планировал работать именно в Смоленске - он спокойно мог подыскать себе работу в более развитых промышленных городах, да и работать где-нибудь на строительстве дорог, или каналов. Но сейчас, когда в родном городе оставалась одна мама, и с её небольшой зарплатой в эти часы, наверное, не так-то легко прожить. Но она держалась за свою работу, потому что та давала ей некоторые "льготы". Дело в том, что Анна Терентьевна работала уборщицей в одной из гостиниц города, а сейчас ещё и подрабатывала посудомойкой в ресторанной кухне. До начала Мировой войны в Смоленске насчитывалось 65 заведений трактирного типа, в том числе 15 гостиниц, 8 постоялых дворов, 15 ресторанов и трактиров, а также десятка три различных харчевен, столовых, закусочных, чайных и буфетов. Конечно, во времена Октябрьской революции многие из них закрылись или просто "развалились". Но гостиница, в которой работала Юрина мама, держалась на плаву, а работникам её ресторана можно было иногда и перекусить чего-нибудь за счёт заведения. А это было немаловажно, особенно в такое смутное, неустойчивое время.
   Дело в том, что с начала этого года продовольственное положение в городе, да и в самой губернии резко обострилось - практически прекратилось поступление хлеба и других продуктов питания из различных регионов. Чуть позже, в мае 1918-го года Смоленский Совет отправит телеграмму на имя В. И. Ленина, в которой сообщит: "Пятый день в городе большие волнения. Останавливаются фабрики. Только немедленная поставка хлеба городу сможет спасти Советскую власть в Смоленске!". Ещё до этого в декабре 1917-го года губернский Исполком Советов пошёл на крайнюю меру - реквизировал запасы мануфактуры для обмена на хлеб и организовал выдачу этого хлеба в качестве зарплаты рабочим и служащим. Уже в этом году из Смоленска в регионы были направлены продовольственные отряды. Но, тем не менее, острота голода была снята только в июле-сентябре в связи с новым урожаем.
   Во время войны мама одно время работала в одной из швейных мастерских, которая была создана перед самой войной. Ранее в Смоленске одежда производилась кустарным способом; имелся ряд мелких портняжных цехов. Но даже в этой мастерской техническое оснащение было очень низким. Основными механическими приспособлениями были швейные машины с ручным приводом, утюг и игла - работа была очень тяжёлой. И в 1916-м году отец через своего приятеля и пристроил маму в гостиницу, где она сначала стала работать горничной, но уже через полтора года в лихое революционное время из-за сокращения персонала перешла работать уборщицей. Но и это был неплохой "кусок хлеба" в переносном, да и в прямом смысле, а потому мама за свою работу держалась. В городе для женщин был не такой уж большой выбор работы - некоторые мамины знакомые женского пола работали на пенькопрядильной и шпагатной фабрике или на Смоленской катушечной фабрике В. Гергарди, но и там труд был очень тяжёлым. Конечно, мама до этого времени, даже после гибели мужа, вроде бы нормально сводила концы с концами, но как будут развиваться события дальше, никто предсказать не мог.
   Начал свои попытки устройства на работу Юрий, конечно же, с того самого завода сельскохозяйственных орудий, который в годы войны завод выпускал орудия для фронта.
   Первоначально разговор с лицом, ответственным за подбор кадров, зашёл об образовании Головина:
   -- Кто вы по профессии?
   -- Инженер путей сообщений, -- и Юрий протянул своё выпускное свидетельство об окончании Санкт-Петербургского Института инженеров дорог.
   -- Так, это интересно. А где вы до этого времени работали?
   -- Нигде?
   -- Как это?
   -- Воевал на фронте с немцем, куда попал по мобилизации, -- Юрий не стал говорить о том, что он-то как раз был вольноопределяющимся, вряд ли сейчас такое его рвение было бы оценено должным образом.
   -- Понятно. А до войны кем работали?
   -- Я не успел работать инженером. Сразу после института попал в окопы.
   -- Так у вас нет инженерных навыков?
   -- У меня есть инженерное образование, знания, а навыки - это дело наживное. Или у вас сейчас так уж много на заводе инженеров.
   -- Может, и не так уж много, но они имеются. И работают они давно, вы им не чета. Да вы и нечего не знаете по выпуску пушек.
   -- А завод и сейчас орудия выпускает? -- улыбнулся Головин.
   -- Нет. Но это уже не ваше дело, что он выпускает. Завод, всё равно дороги не строит, или какие-нибудь мосты.
   -- А вы считаете, что строить какие-нибудь мосты проще, нежели проектировать разные сеялки, плуга или бороны?
   -- Это не важно, что я считаю. Но вы не специалист по профилю нашего завода.
   -- А им недолго стать, имелись бы только общие инженерные знания в сфере механики.
   -- Не знаю. Учиться долго нужно.
   -- А я долго и учился, и знания имею.
   -- Знания, да не те, -- бурчал "опытный работник" завода. -- А кем вы на фронте были? В каком звании?
   -- Последнее звание фельдфебель, -- негромко протянул Головин, понимая, что ему сейчас уже точно придётся уходить отсюда несолоно хлебавши. Так оно и произошло.
   -- А, фельдфебель! Так это ты над нашим братом рядовым издевался?! -- сразу же перешёл на "ты" заводчанин. -- Мало ты нашей кровушки на фронте попил, так ещё и здесь хочешь продолжать свои издевательства? Не выйдет! Иные "ваши благородия" к нам лучше относились, чем как раз изверги фельдфебели. Они нами в основном командовали - и то им казалось не так, и это. Нет уж, кончилась твоя власть! Нет тебе места на нашем заводе, и точка!
   Говорить о том, что солдатами Головин как раз не командовал, было бесполезно. Скажи Юрий, что он был ординарцем командира батальона, это только усугубило бы дело - теперь бы это лицо выливало свою злость на "чистеньких" ординарцев, которые пригрели зад на тёплом месте, и разжирели на улучшенном офицерском пайке́. Конечно, поговори Головин с главным инженером или даже цеховым инженером, всё могло бы и по-другому пойти. Но как пробиться к интеллигентным людям? В заводоуправление ему без пропуска доступ закрыт, а пропуск выписывал именно этот горластый тип. Да и в цеха завода не попадёшь без пропуска уж тем более. Не стоять же ему под воротами завода и караулить какого-нибудь инженера, которого ты в лицо не знаешь, а по одёжке не особо и различишь - за последний год все изрядно пообносились, да и сейчас "вшивые интеллигенты", как называли многих инженеров взявшие в свои руки власть рабочие, старались одеваться попроще.
   После первой неудачной попытки Головин начал обивать пороги других предприятий города, но те были куда меньше, да и вообще не соответствовали профилю инженера-путейца. Ну что он мог делать, к примеру, на небольшом заводике, который занимался обжигом кирпича. Было в Смоленской губернии и одно предприятие сугубо по специализации Юрии, только вот находилось оно не в самом его родном городе. Но, делать нечего, пришлось ему съездить и туда. В городе Рославле находился вагоноремонтный завод. Основан он был ещё в 1868-м году как главные железнодорожные мастерские по ремонту подвижного состава для Орловско-Витебской железной дороги. На эту пору это было довольно прогрессивное предприятие, обладающее даже самой мощной производственной электросварочной установкой, которая была смонтирована при участии изобретателя Н. Н. Бенардоса. И там, как оказалось, работа для Юрия была. Только вот ездить каждый день туда и обратно за сто с лишним вёрст, -- расстояние от Смоленска до Рославля, -- было очень уж неудобно. А перебираться туда, не имея своего жилья, и проживая с Катей в каком-либо семейном бараке, Юрию вообще было не по душе. Но от этой его поездки была, тем не менее, польза. Во время беседы с заместителем директора завода, толковым грамотным инженером, на сетования Головина по поводу ежедневных поездок тем была высказана очень здравая мысль:
   -- Юрий Васильевич, -- сказал он, -- мы вас примем на работу с дорогой душой. Но я, конечно, вхожу в ваше положение. Да, Рославль не так уж близко к Смоленску. А когда вы сможете получить комнату в нормальном доме мне, к сожалению, не ведомо. А ютиться с женой Бог знает где - это не дело. Я понимаю, что вы на фронте привыкли жить и в землянках, но женщина-то... Я не понимаю, почему бы вам не устроиться в самом Смоленске?
   -- Поверьте мне, я это пробовал в первую очередь.
   -- Я это понимаю. Но вы наверняка пробовали устроиться только на заводах или в мастерских.
   -- Ну да. А где же ещё - в артелях по пошиву обуви или одежды?
   -- Нет, я совсем не о том. Вы же инженер-путеец. Почему бы вам не устроиться инженером или мастером именно на железной дороге? Ремонтируя не подвижной состав, а колею, по которой тот ходит. Инженером по ремонту путей сообщений. Истинно ваш профиль. Да, сейчас не до строительства новых дорог, но вот что касается поддержания в надлежащем состоянии старых, то это дело очень нужное во все времена. И железнодорожное ведомство в том же Смоленске имеется.
   -- Вот это да! А ведь вы правы. Я как-то об этом и не подумал. Спасибо, что надоумили меня. Действительно, почему я пытался устроиться только на заводы? - какая-то моя косность в этом отношении. За годы войны, наверное, поглупел.
   -- Вряд ли. Война, наоборот, людей умнее делает. Это просто от вашей неопытности уже именно в гражданских делах. Вы себе поставили цель устроиться на работу именно на предприятии, и как-то позабыли о том, что не обязательно работать в цеху, но можно и линейным специалистом.
   -- Да, и здесь вы правы. Ещё раз большое вам спасибо.
   -- Не за что. Всего вам доброго.
   И уже через несколько дней Головин работал инженером-ремонтником путей сообщений. Правда, в рабочее время он очень редко бывал в самом Смоленске, чаще всего ему доводилось выезжать за пределы городских железнодорожных веток. Но, поскольку туда и назад он добирался не пешком, а транспортом, то к вечеру он всё равно был дома. Да, работа линейного инженера в корне отличалась от того же труда в каком-либо цеху завода. Но Юрий никогда и не работал в цеху, проведя три с половиной года в условиях порой намного хуже тех, в которых доводилось ему пребывать сейчас, он просто и не привык к другим условиях. А потому своей работой он был доволен, да и оклад инженера-путейщика практика был неплохим. Юрий даже подумывал о том, что, возможно, не нужно устраиваться на работу и Екатерине, прокормить семью он сможет. Вот только сейчас в обществе отношение к "нахлебникам", - неработающим гражданам, было неважное, а потому, наверное, придётся, всё же, и Кате идти на работу, хотя бы для того, чтобы не быть неким изгоем пролетарского общества. И устроиться на работу жене Юрия было, наверное, проще, нежели ему самому. В городе работала губернская земская больница, амбулатория "Общество врачей", лечебница "Благотворительного общества", 2 частные лечебницы. Так что выбор у Кати, пусть и не такой уж большой, но был.
   Но этим планам не суждено было осуществиться, поскольку и сам Юрий проработал инженером-железнодорожником не так уж долго. Дело в том, что в то время, когда у Головина был завершающий этап трудоустройства на работу, в конце мая вспыхнуло восстание Чехословацкого корпуса. Началось оно с выступления пензенской группировки легионеров, насчитывающей б500 штыков. Этот корпус с боем взял 29 мая Пензу, но уже на следующий день чешское командование начало переброску своих войск в сторону Самары, покинув Пензу, и дав тем самым возможность вновь восстановить в городе Советскую власть. Но это вооружённое выступление стало поворотным моментом в истории страны. Если ранее вооруженная борьба в России противостоящих классов (последовавшая после взятия власти большевиками) принимала самые разные формы, то с лета 1918-го года она стала основным содержанием жизни страны. Восстание Чехословацкого корпуса привело к созданию Восточного фронта, в сферу действий которого вошла и территория Пензенского края, ставшая базой для формирования и обеспечения частей Красной Армии. В июне 1918-го здесь был сформирован 1-й советский пехотный полк, ещё через месяц началось укомплектование частей 1-й армии Восточного фронта, которую возглавил М. Н. Тухачевский, кстати, уроженец Смоленска.
   Если и до этого времени в России и, в частности на Смоленщине, происходил набор в Красную армию, то после создания Восточного фронта этот процесс стал более энергичным. Этому способствовали также последовавшие летом события в стране: 30 июня начался антисоветский мятеж терского казачества (казаки Северного Кавказа), 7 июня - антисоветское вооружённое выступление в Ярославле (подавленное при поддержке латышских стрелков Вацетиса), а в промежутке между этими событиями ещё и начало наступления белоказачьей армии генерала П. Н. Краснова на Царицын (1 июля). Ещё 15 января 1918-го года Совет народных комиссаров принял декрет об организации Рабоче-Крестьянской Красной Армии, а 29 января - декрет об организации Рабоче-Крестьянского Красного Флота. Немногим позже, в апреле 1918-го года СНК утвердил план развёртывания миллионной армии на основе единых штатов, было создано Всероссийское бюро военных комиссаров (Всебюровоенком), введено обязательное обучение военному искусству рабочих и не эксплуатирующих чужого труда крестьян в возрасте от 18 до 40 лет, учреждены военные комиссариаты. В том же месяце Совнарком издал декрет об образовании в губерниях, уездах и волостях Военных комиссариатов. В Смоленской губернии военкоматы, как и других регионах, создавались на базе Советов. Однако этот процесс порой оказался трудным и затяжным, в связи с чем, наряду с добровольной была применена и "наёмно-вербовочная система" комплектования Красной Армии, которая просуществовала в регионе вплоть до начала октября. Кроме того, на Смоленщине создавались дружины Красной гвардии, которые участвовали в подавлении антисоветских мятежей.
   Создавались такие виды войск как пехота, кавалерия, артиллерия, инженерные части, пулеметные команды. В Смоленске были сформированы и убыли на разные фронт следующие воинские формирования Красной армии:
  * 1-й социалистический отряд Западного фронта (командир В. Г. Зиновьев);
  * 1-й Смоленский революционный полк (командир Г. А. Боряков);
  * Смоленский Железный Кавалерийский полк (командир В. С. Горбачёв);
  * революционный боевой поезд (командир К. П. Ревякин);
  * сводный отряд Штаба Красной Армии (командир Б. Н. Иванов);
  * революционная имени Смоленского Совдепа артиллерийская батарея.
   В феврале был укомплектован Девятый авто-броневой отряд Смоленска и сформирован Первый боевой поезд Рабоче-Крестьянской Красной Армии (280 человек). Всего с января по начало октября 1918 г. на территории Смоленского края вступили в Красную Армию 43 тысячи человек.
   И вот эта пресловутая, хотя и недолго просуществовавшая в губернии, "наёмно-вербовочная система" комплектования Красной Армии коснулась и самого Юрия Головина. Как бывший фронтовик, да ещё доброволец мировой войны (и это постепенно стало явью) он представлял немалый интерес для местного Военного комиссариата. А то, что он инженер путей сообщений ещё больше подогревало аппетит - и в самой губернии создались броневые формирования на рельсах, да и в тех же боях под Царицыным участвовал ряд бронепоездов (позже и со стороны Белой армии). Вновь воевать Юрий до того не планировал, а потому добровольно вступать в ряды Красной армии до поры до времени отказывался. Тогда ему пригрозили, что попадёт он туда по мобилизации. Головин не знал того, что губерния отправила на различные фронты по профсоюзной мобилизации за счёт железнодорожников более тысячи человек.
   На все возражения Головина о том, что у него много работы на железной дороге, которую нужно поддерживать в порядке для осуществления различных перевозок, включая и для нужд армии, ему отвечали, что на его место поставят кого-нибудь из рабочих или мастеров. Вероятно, люди из комиссариата считали, что это работа как бы простого путевого обходчика - таковыми были их инженерные знания. А ведь в обязанности Головина, как линейного инженера-путейца кроме того же ремонта рельс и шпал, входили и такие виды работ как восстановление и ремонт всех защитных и укрепительных сооружений земляного полотна; восстановление и ремонт всех водоотводных и дренажных устройств; восстановление и ремонт регуляционных и защитных сооружений; ремонт и замена светофоров и стрелочных переводов; ремонт и приведение в порядок переездов и прилегающих к ним подходов дорог, да и многое другое.
   И эти требовательные уговоры, в конце концов, переполнили чашу терпения Юрия. В один из вечеров, вернувшись домой после работы, он заявил Кате:
   -- Так, наверное, с завтрашнего дня ты начинаешь поиски работы себе.
   -- Это неплохо, я согласна. А почему вдруг такая перемена в твоих взглядах?
   -- Потому что уйду с работы я.
   -- Вот те на! Это ещё почему? Тебя прогоняют, что ли?
   -- Нет, не прогоняют. Как раз наоборот - приглашают, и довольно настойчиво, на другую работу. А я туда идти категорически не желаю.
   -- И куда же тебя приглашают?
   -- В Красную армию, воевать.
   -- Вот это да! Снова в окопы?
   -- Да, но меня волнуют не сами окопы, к ним я привык, а то, что придётся воевать против своих бывших товарищей.
   -- И что ты собираешься делать?
   -- Как я понимаю, в такой обстановке фронта мне не избежать. Значит, придётся вновь воевать. Но тогда уж точно не на стороне красных.
   -- Ух, ты! -- после этого возгласа Катя понизила голос. -- Ты что, собрался идти в Белую армию?
   -- Скорее всего, да. Только не идти, а пробираться туда, тайком. Так просто туда сейчас не попадёшь.
   -- Но ведь и там не исключена возможность того, что ты будешь воевать против своих бывших товарищей. Многие ведь офицеры перешли на сторону красных.
   -- Всё это так. Но из двух зол нужно выбирать меньшее. Я никогда не буду воевать на стороне тех, кто убил моего отца. Да и эта хамская власть мне не нравится.
   -- Но ты же ей, тем не менее, служишь.
   -- Служу, но в этом вопросе я подневолен. Мне негде больше служить, другой России-то нет. Но она ещё может быть другой, может возобновиться былая могущественная, интеллигентная Россия. Но тогда уж и с моей помощью.
   -- Хорошо, это верно, я тебя понимаю. Но как ты это осуществишь?
   -- Пока что не знаю. Но что-нибудь придумаю. Поэтому тебе и нужно устраиваться на работу. На деньги, которые зарабатывает моя мама, вы вдвоём не проживёте.
   -- И не подумаю.
   -- Что, не подумаю?
   -- На работу устраиваться.
   -- Это почему ещё?
   -- Ты точно решил идти в Белую армию?
   -- Точно.
   -- Решение окончательное?
   -- Да. Я тебе уже объяснил - у меня нет другого выхода.
   -- Тогда и я с тобой.
   -- Вот ещё. И не думай даже!
   -- Не только подумаю, но и сделаю. Ты меня знаешь.
   -- Я не пущу тебя вновь под пули.
   -- Тогда я сама уйду. Удержать ты меня не сможешь. А под пулями я, как и ты, уже была. И ничего, выжила. И сейчас, надеюсь, выживу. Но нам лучше быть вместе, нежели порознь. Если ты не согласишься, то я уйду вслед за тобой, через некоторое время. Но вместе мы уже не будем.
   -- О, Господи! Какая же ты упрямая.
   -- А ты этого не знал?
   -- Знал. Но не в такой же ситуации нужно упрямиться.
   -- Это не упрямство, Юра, это настойчивость, а она должна проявляться в любых ситуациях.
   -- Но что ты там будешь делать?
   -- То же самое, что делала и два, три года назад. Сёстры милосердия востребованы во все времена и в любых армиях. Или, ты считаешь, что это не так?
   -- Всё это так. Но как же мне не хочется тобой рисковать.
   -- Юра, мы с тобой под венцом дали клятву быть вместе в радости и в горести. И мы будем вместе, мы обязаны быть вместе. А ещё ты вспомни, пожалуйста, надписи на внутренней части наших колец. А потому всё - своего решения я не поменяю. Так что, ты согласен быть вместе? Или будем воевать порознь?
   -- А у меня есть выбор?
   -- Есть, конечно, но вряд ли ты в этом случае примешь неверное решение, -- улыбнулась Екатерина.
   -- Да уж. Конечно, мне ничего не остаётся, как согласится с твоими условиями. Лучше даже под пулями быть вместе, нежели порознь. Вот только вдвоём сложнее будет переходить линию фронта.
   -- Ничего, прорвёмся. Ты у меня опытный вояка. Что-нибудь придумаешь, -- Катя обняла мужа и крепко к нему прижалась.

* * *

   Очевидно, Господь Бог посчитал, что дело Головина правое и помог ему. А в общем-то, помог Юрию случай. Для ремонта отдельных участков дороги (а таких было немало) Головину необходимо было большое количество костылей для крепления рельсов к шпалам, наличие которых было уже на исходе. Поставки же различного железнодорожного оборудования в послевоенное время были крайне неважными. И вот через пару дней после разговора с Катей Головину сообщили, что большой запас костылей и некоторых запчастей для ремонта семафоров и стрелковых переводов (в простонародье железнодорожные стрелки) имеются в вагонных депо то ли в Казинке, то ли в Грязях. Обе эти узловые железнодорожные станции находились в Липецкой губернии. Так или иначе, нужно было ехать в Липецк, который находился в 600 с небольшим вёрстах на восток от Смоленска. Но это если ехать через Брянск прямым поездом, а прямых поездов, насколько знал Юрий, не было. Нужно было ехать через Москву или добираться с пересадками через тот же Брянск. Значит, и времени потратится немало - скорее всего до суток, хотя прямой поезд мог бы преодолеть такое расстояние часов за 15-16. Но зато это было очень удобно лично для Головиных, поскольку Липецк находился всего в 100 верстах на север от Воронежа, а от того до линии фронта было уже рукой подать - территория Донского войска граничила с Воронежской губернией.
   В общем, при участии непосредственного начальника Головина было составлено письмо в Липецкое линейное отделение железной дороги с просьбой помочь смоленчанам. При этом начальник не сомневался, что помощь будет оказана - рабочий пролетарий всегда окажет помощь своему собрату. Ехать договариваться нужно было Головину. Да, всё это было удобно для Головиных, поскольку у Юрия на руках будут сопроводительные документы, и, случись какая-то проверка, всё будет в порядке. Но он был ответственным человеком, его мучила совесть, что прибыв в Липецк, он может тот час отправиться дальше по нужному маршруту, а на его работе нужных деталей так и не дождутся. Да, он не слишком уважал теперешнюю власть, но не мог и допустить, чтобы из-за его безответственности страдали коллеги по работе. Поэтому, когда начальник задал ему вопрос о том, нужен ли ему помощник, то Головин уверенно ответил:
   -- Будет, конечно, нужен, и, наверное, не один. Но не сейчас. Нет смысла вдвоём бегать по различным инстанциям - кто его знает, где находятся нужные нам узлы и детали: в Липецке, Грязях или Казинке. Когда я всё выясню и точно договорюсь, я отстучу вам телеграмму. Вот тогда и посылайте пару человек для погрузки груза и его сопровождения в дороге.
   На том они и договорились. Вечером у Юрия состоялась откровенная, но очень непростая беседа с мамой. Та, хотя и горевала, что вновь придётся расставаться с сыном, но его понимала. А наутро сын с невесткой, попрощавшись, отправились в путь. Для Кати супруг сейчас был надёжным прикрытием, хотя в отдельные моменты поездки им доводилось быть и порознь. Вот только, каким будет их дальнейший путь, никто предполагать не мог.
  
  

ГЛАВА 11

Новое пополнение

   В самом начале августа Юрий и Екатерина Головины были уже на территории войска Донского. Но свою командировку в Липецк Юрий оправдал-таки. Костыли для рельсов и шпал, а также другие узлы Смоленску были выделены. Юрий отправил о такой договорённости телеграмму, но сам, естественно, дожидаться подмоги не стал, сообщив в Липецке ответственному товарищу, что за грузом приедут рабочие из смоленского отделения, а он отправляется назад. И он был понят - договариваться за детали действительно следовало инженеру, но вот заниматься погрузкой и перевозкой вовсе не инженерное дело. Конечно же, назад Головины не поехали, они поехали, как и условились, вперёд, то есть на юг. Самой большой проблемой для них был собственно переход через линию фронта, да и на прилегающих к нему территориях следовало быть чрезвычайно осторожными. Немного упрощало дело то, что линия фронта на всём её протяжённости не была сплошной, некоторые её участки контролировались конными разъездами. И вот в одном из таких разрывов Головины и просочились на территорию, занятую белыми войсками.
   Но дожидаться такой возможности пришлось достаточно долго, у Юрия с Катей уже практически закончилась скудная провизия, которой они запаслись. Головин решил попасть на территорию Белой армии, точнее Донской армии самым коротким, как ему казалось, путём - через восток Воронежской губернии. В этом месте у неё был некий "аппендикс", клином разделяющий Тамбовскую и Саратовскую губернии, а также Область Войска Донского. С севера на юг там располагались такие населённые пункты как Губари, Грибановский, Борисоглебск и Поворино. И последний населённый пункт находился всего в шести верстах от Области Войска Донского (правда, далековато от самого Воронежа - в 220 верстах). Но и сам посёлок Поворино и железнодорожная станция рядом с ним ещё с сентября прошлого года (со времени Корниловского восстания) как стратегически важный узел находился во владениях то белых, то красных. В чьих руках он сейчас Юрий не знал, но это был наиболее приемлемый вариант для того, чтобы просочиться через линию фронта.
   Переходили Головины эту условную, но, тем не менее, очень уж реальную и опасную линию глухой ночью, и она была не просто глухой - это была так называемая воробьиная ночь - страшная ночь с громом, молниями, дождём и ветром. Оба они промокли до последней нитки, были в грязи и здорово промёрзли, несмотря на лето. В таком состоянии их задержал белогвардейский пост Донской армии и привёл в расположение части. Их напоили горячим чаем и дали какие-то старые шинели (согреться у костра в такую погоду было невозможно), но до утра их, всё же, продержали взаперти в сарае. Утром же их отвели в штаб полка, в расположении которого они находились. Состоялась беседа с командиром, и была она непростой, хотя Головин и предполагал это заранее - военное время, и лазутчиков с обеих сторон хватало. Первый вопрос, который задал находящийся там капитан, был следующего содержания, и задан он был почему-то конкретно Юрию:
   -- Кто вы такой и куда направлялись?
   -- Направлялся я именно к вам.
   -- К кому это - к вам? Уточните.
   -- В Белую гвардию.
   -- Зачем?
   -- Воевать. Воевать с вами против большевиков.
   -- Так многие говорят, когда их поймают. Но на деле очень часто совсем другое происходит. Вы военный?!
   -- Сейчас нет. Но воевал с немцами.
   -- Какое имели в конце войны звание?
   -- Фельдфебель.
   -- Вы что, до войны служили?
   -- Нет. Я пошёл на войну вольноопределяющимся.
   -- Вот даже как?! -- глаза капитана потеплели. -- Хорошо. С кем имею дело?
   -- Головин Юрий Васильевич, -- вопрос о спутнице прибывшего почему-то пока что не затрагивался, капитан упорно старался разговаривать только с представителем своего пола.
   -- Воронцов Григорий Семёнович, -- в свою очередь представился капитан. -- А до войны чем вы занимались?
   -- Окончил институт путей сообщений, инженер.
   -- Вот он что! Вы путеец?
   -- Да.
   -- И это неплохо. Только можете ли вы подтвердить всё сказанное?
   -- Могу, -- у меня отобрали вещмешок, в нём зашиты все мои документы.
   -- Сейчас его принесут, -- и капитан отдал соответствующее приказание.
   Пока бегали за вещмешком, капитан продолжил беседу, которая уже менее походила на допрос:
   -- Ну, ладно, сами-то вы, возможно, действительно собрались воевать в наших рядах. Документы ваши мы сейчас проверим. Но мамзель с собой зачем потащили? Нам тут только разных офицерских подруг, любовниц не хватало.
   -- Господин капитан! Как вы смеете?! Это моя законная супруга.
   -- Ой ли?
   -- Сейчас принесут документы, и вы сами убедитесь. Мы обвенчаны, и обручальные кольца, как видите, у нас имеются.
   -- Хорошо, верю. Сударыня, -- в сторону Екатерины, -- я приношу вам свои извинения. Простите, что невольно так грубо о вас отозвался. И вы меня простите, господин Головин. Как к вам обращаться? -- снова повернулся он к спутнице Головина.
   -- Екатерина Викторовна, -- впервые подала свой голос Катя. И то, только тогда, когда к ней непосредственно обратились. -- Ничего, я понимаю, Это война, и всякое случается.
   -- Так, вы сможете воевать в наших рядах, -- продолжил беседу с Юрием капитан. -- Но, всё же, зачем вы супругу с собой брали? Что она-то может в окопах делать?
   -- Тоже воевать.
   -- Как это?
   -- Она сестра милосердия. На прошедшей войне она с первых же дней ухаживала за ранеными. Мы вместе прошли ад войны.
   -- О! Это здорово меняет дело. Конечно же, такие специалисты нам очень нужны, такие квалифицированные и боевые. Вы женаты были ещё до войны? -- поинтересовался капитан.
   -- Нет. Венчались в условиях военного времени, в 1916-м году.
   -- И где?
   -- В Двинске.
   -- Ух, ты! Даже так! А ведь и я недалеко от тех мест воевал. Так, я чувствую, что проверка ваших документов будет пустой формальностью. Тогда с прибытием вас!
   Тем временем посыльный принёс вещмешок Юрия.
   -- Так, организуй-ка ты нам что-либо нам немного подкрепиться.
   -- Слушаюсь! С чаем, Ваше благородие?
   -- С чаем, но и не только. Ты понял?
   -- Так точно.
   Юрий в это время возился с вещмешком - вынутым из него ножом он распаривал плотное днище этой походной сумки. Через пару минут он протянул свои и Катины документы капитану. Тот их внимательно просмотрел, и времени это заняло немало. Наконец Воронцов отвёл глаза от бумаг и переключил своё внимание непосредственно на бывшего фельдфебеля:
   -- Так, всё верно. Вы не погрешили против истины. Всё так, как вы и говорили. Только где гарантия, что это именно ваши документы? Никаких фотографий в них не имеется. Точнее именных фотографий, удостоверяющих вашу личность. Другие ваши фото, семейные, не в счёт.
   Удостоверения личности офицера (а уж тем более нижних чинов), как и паспортные книжки, фотографий не имели. После 1894-го года для дворян, чиновников, отставных офицеров, гильдейских купцов, потомственных и почетных граждан существовали бессрочные паспорта. Для других сословий устанавливались срочные паспорта, которые делились на паспортные книжки (сроком на 5 лет) и одногодичные паспорта. В период войны Российское правительство ввело некоторые ограничения в вопросе выдачи паспортов (паспортных книжек), связанные с военными условиями, которые были отменены пришедшим к власти в 1917-м году временным правительством. Лица, подлежащие призыву на военную службу, получали по достижению ими 18 лет виды на жительство вообще всего лишь на цветной бумаге с указанием на ней даты призыва и прочее. Чему удивляться, если и через пять лет Декрет ВЦИК, СНК РСФСР от 20.06.1923 г. "Об удостоверении личности" будет иметь примечание с красноречивым содержанием: "По желанию получателя, на удостоверении личности может быть наклеена его фотографическая карточка, надлежащим образом заверенная". Странно, но в это же время, в отличие от обычных паспортов или паспортных книжек с фотографиями были только документы проституток.
   -- Господин капитан! -- возмутился Головин. Давеча капитан говорил, что проверка документов превратиться в пустую формальность, но после их просмотра снова недоверие.
   -- Ладно, ладно, верю. Но почему вы, инженер, железнодорожник решили воевать в наших рядах? Неужели вам плохо платили?
   -- Я не оцениваю любовь к России деньгами.
   -- Хороший ответ! И всё же?
   -- У меня большевики отца убили. Кроме того, за годы войны я стал уже почти военным, разное повидал. Но такого неуважения, хамства и разного разгильдяйства я тогда не видел, разве что в самом конце войны, во время развала большевиками армии. И сейчас интеллигенцию новая власть и в грош не ценит. И это трудовую интеллигенцию, заметьте, - не бар там разных. Что, из грязи в князи? Но так не бывает, если нет соответствующего образования. А чего стоит лозунг из их гимна: "Кто был ничем, тот станет всем". Это кем же - всем? Богами себя вообразили, а на самом деле они кто? Нет, господин капитан, это сейчас совсем не та Россия, которую я ранее знал. Вот я и хочу, чтобы она вновь стала таковой.
   На самом деле приведенные Юрием слова из "Интернационала" по разумению Аркадия Коца, - переводчика стихотворения Эжена Потье, - являлись как бы парафразом известных библейских строк, слов Иисуса Христа: "Первые станут последними, а последние станут первыми".
   -- Понятно, -- протянул Воронцов. -- Вот теперь я вам по-настоящему поверил, по вашей искренней возмущённости. Вы, как я понял из наградных документов, почти полный кавалер Георгия.
   -- Вторая степень.
   -- Ну да. Всего одного Георгия вам до полного банта и не хватило. Хорошо воевали. А какова ваша последняя должность во время войны?
   -- Ординарец командира батальона.
   -- Да, должность, скажем так, не из разряда окопных, но, глядя на вас, я чувствую, что вы там, в штабе батальона не чаи распивали. И командовать подразделениями, пожалуй, умеете?
   -- Так точно.
   -- Отлично. После обеда я вас с супругой представлю командиру полка, а уж он решит, куда вас направить, в какое подразделение, -- на несколько секунд установилась некая пауза, после чего Воронцов вдруг без какого-либо плавного перехода перешёл на иную тему. -- Вы ночью в сарае хотя бы немного обогрелись? Ночь ещё та была сегодня.
   -- Обогрелись. Всё нормально, Григорий Семёнович. Спасибо.
   -- Так, а сейчас мы ещё чуть-чуть согреемся - немного отметим ваше прибытие к нам, благо обстановка пока что это позволяет.
   Никакого сабантуя, конечно же, не было, но по рюмочке водки мужчины, всё же, пропустили, пригубила и Катя, после чего все немного закусили, завершив короткую трапезу испитием горячего чая. А буквально минут через пятнадцать капитан повёл семейную пару показать их временное место жительства. Временное потому, что полк на одном месте долго не задерживался, а никому потому не известно было, где его состав, да и полный ли после боёв, может находиться через неделю-другую, а то и вообще через 2-3 дня.

* * *

   В это время войска Донской армии подразделялись по следующим войсковым районам: Ростовский - под командованием генерал-майора Грекова; Задонский - под командованием полковника И. Ф. Быкадорова; Цимлянский - под командованием генерал-майора К. К. Мамонтова; Северо-Западный - под командованием полковника З. А. Алферова и Усть-Медведицкий - под командованием генерал-майора А. П. Фицхелаурова. Командовал сейчас (с мая) Донской армией генерал-лейтенант С. В. Денисов. К концу июля Донская армия имела в своём составе уже около 50 тысяч человек, при наличии 610 пулеметов и 150 орудий.
   Попали Головины в один из полков Белой армии, дислоцировавшийся в Северо-Западном районе, точнее в батальон, которым и командовал Воронцов. А примерно часа в три у них состоялся разговор с командиром полка подполковником Берестовым. Для этого им пришлось проскочить на австрийском автомобиле "Грэф и Штифт" в одну из станиц, расположенную примерно в десяти верстах от дислокации батальона. Сопровождал чету Головиных, как и обещал, капитан Воронцов. Он же доложил подполковнику все обстоятельства их попадания на территорию полка и своей беседы с ними.
   -- Хорошо, я всё понял, -- ответил подполковник и переключился непосредственно на вновь прибывших. -- Господин Головин, какими подразделениями вам доводилось командовать в мировую войну? Помимо должности ординарца, я имею в виду, -- спросил он Юрия.
   -- Командовал взводом, одно время был помощником ротного, когда полк понёс большие потери.
   -- Ясно. Пусть принимает пока что у вас взвод, -- обратился он к капитану, -- а там видно будет. Всё-таки ротный - это офицерская должность. Хотя трёхлетний опыт войны многого стоит.
   -- Я понимаю. Тут ещё одно обстоятельство имеется, Владимир Гаврилович. Дело в том, что Юрий Васильевич инженер-железнодорожник, окончил Институт инженеров дорог. Понимаете, сочетание железнодорожника и военного?
   -- Да, это очень важно. Я вас понял. На будущее это обстоятельство следует держать в уме. На железной дороге он может принести гораздо больше пользы, нежели командуя каким-нибудь взводом или даже ротой. Но это именно в будущем, сейчас у нас такой возможности нет. А посылать его, например, под Царицын у нас пока оказии нет. Пусть воюет пока что на должности взводного. Присмотримся к нему, а там уже будем решать. Итак, господин Головин, как вы уже поняли, вы назначаетесь командиром взвода. Я понимаю, что для фельдфебеля, который обычно управляет значительным количеством солдат, это и не должность как бы. Но это именно пока, до первых боёв, а там видно будет. Если будете хорошо воевать, а я на это очень рассчитываю, получите офицерское звание, опыт войны у вас большой. И вот тогда будем решать о том, на какой должности и в каком подразделении вы продолжите службу. Всё ясно?
   -- Так точно.
   -- По поводу вашей супруги, здесь вообще никаких вопросов нет. Она будет задействована по своей прямой специальности. Вот её военный опыт, пожалуй, для нас более важен даже, нежели ваш. Григорий Семёнович, место Екатерине Викторовне вы подыщите у себя. Я бы даже забрал её в полковой лазарет, но не хочется так вот сразу разлучать супругов.
   -- Так точно, Владимир Гаврилович, место для госпожи Головиной имеется.
   -- Так, тогда всё. Все вопросы решены. Далее уже вы сами принимайте решения по всем вопросам их обустройства. Но держите в памяти гражданскую специальность господина Головина.
   -- Так точно. Разрешите идти?
   -- Идите.
   Вот так началась служба Юрия и Кати в войсках Белой армии. Как говорится, из одного окопа, - мировой войны, - они теперь попали в другой окоп, теперь уже войны гражданской. По дороге в расположение роты (в которой ему предстояло принять взвод) Юрий размышлял о разговоре подполковника с капитаном в отношении его гражданской специальности. Он прекрасно понял, в какую сторону ветер дует. Вероятней всего, речь, как и в Смоленске, шла о бронепоездах или, скорее всего, просто о ремонте железнодорожных путей и техники, на которой могла осуществляться перевозка живой силы. То, что бронепоезда, и в немалом количестве, имеются у красных он, конечно же, знал. Но, как он думал, вряд ли таковые имелись у Белой армии. Хотя, как железнодорожник, хорошо знающий схему железнодорожных линий центра Росиии, он понимал, что в том районе, где они сейчас находятся, такой бронетехнике есть где развернуться. В этой зоне железнодорожная сеть связывала север Саратовской губернии с Кубанью, Астраханью, Ростовской губернией, да и с выходом к предгорьям Кавказа. Но вот в отношении бронепоездов Головин как раз ошибался - да, у красных таковые естественно имелись, но были они и у белых, а именно в Донской армии. Да и в Добровольческой армии совсем недавно тоже появились бронепоезда, правда, в ограниченном количестве. Конечно, Воронцов и Берестов могли не знать о бронепоездах Добрармии, но они вряд ли были не осведомлены о бронетехнике в своей армии.

* * *

   Находясь в войсках Донской армии, Головины не ведали того, что по соседству с ними, в Добровольческой армии пребывает уже и Анатолий Комаров. И пребывал он там значительно ранее Головиных - со средины июня. Несмотря на то, что юг Воронежской губернии практически граничил с линией фронта, перебраться в Белую армию было не так просто и Комарову. Дело в том, что работающий Головин имел нормальные документы, которые позволяли ему, по крайней мере, приблизится к своей цели. А вот Анатолий ничего подобного не имел. Он фактически все эти полтора месяца после приезда с германского фронта был как бы безработным. Удостоверение офицера царской армии ему не только не могло служить документом, но могло быть вообще опасным. Немногим позже, с октября в России документом, удостоверяющим личность гражданина РСФСР, начнут считаться трудовые книжки. Декрет "О Трудовых книжках для нетрудящихся", принятый Совнаркомом РСФСР, станет как бы провозглашать осуществление принципа всеобщей обязанности трудиться, привлечение к труду нетрудящихся. Но и этого документа у Комарова сейчас не было. У него была бумага, как бы своеобразный мандат, выданный ему и Головину в начале апреля, перед демобилизацией, гласящая о том, что Анатолий Григорьевич Комаров является бывшим военнослужащим (без указания звания), который занимался расформированием одного из воинских подразделений. Как и настоящий мандат, эта бумага имела оттиск солдатского комитета, печать и подпись (правда, фото она естественно не имела). Подготовил друзьям такой лояльный документ всё тот же эсер Яков Глузский, который так же лояльно относился и к самим друзьям. Головину этот документ практически не понадобился, разве что на первых порах (тем более что у него имелся надёжный гражданский документ - выпускное свидетельство об окончании Института), а вот для Комарова он долго был спасительной бумагой. Но эта бумага явно не могла ему помочь приблизиться к линии фронта.
   Год назад в России был создан "Союз офицеров армии и флота", который ставил своей задачей "поднятие боевой мощи армии во имя спасения Родины". Первым параграфом его Устава было: "Целью Союза офицеров является укрепление силы и поднятие боеспособности армии и флота". Этот Союз был профессиональной организацией, объединявшей около 100 тысяч офицеров "на почве любви к армии". Союз офицеров имел свои печати с изображением соответствующих наименований. Размещался он в Москве в гостинице "Дрезден", напротив дома бывшей гостиницы "Англия", в котором в 1882-м году умер известный генерал-адьютант Михаил Дмитриевич Скобелев, легенда русско-турецкой войны. И вот одно время этот Союз использовал свои бумаги с печатью, выдавая подложные удостоверения по командировкам из Москвы на Дон и в Оренбург. Но этой организации уже не существовало, а потому ждать помощи Комарову было не откуда. Сейчас в разных регионах России и Украины создавались некие подобные организации как "Союз взаимопомощи офицеров" (в г. Одесса) или "Союз фронтовиков". Но и от них пользы Анатолию не было бы.
   Пришлось ему съездить на несколько дней снова в Казань (а туда проезд был более-менее безопасным) и по душам поговорить там с тем же соседом родителей Анны Осипом Михайловичем Лебединским. Но это пока что проезд был безопасным, потому что уже 8 июня благодаря выступлению чехословацкого корпуса произойдёт свержение Советской власти в Самаре. В тот же день новое правительство - Комитет членов Учредительного Собрания (КОМУЧ) - объявит о создании Народной армии. Через три дня В. О. Каппель (тогда ещё подполковник) внезапным ударом захватит Сызрань. 22 июля части Народной армии и чехословацкие легионеры займут Симбирск. А далее операции Народной армии станут развиваются в двух направлениях: от Сызрани на Вольск и Пензу, от Симбирска - на Инзу и Алатырь и по обоим берегам Волги к устью Камы. Для Советской власти создастся угроза захвата Казани. И это при том, что в июне в Казанский филиал Госбанка по железной дороге поступит семь эшелонов с царскими драгоценностями: золотом, серебром, российской монетой и иностранной валютой - золотой запас России. И менее чем через два месяца (6 августа) Капель (русские части и два батальона чехов) захватит-таки Казань, а в руки Белой армии попадёт золотой запас Российской империи на сумму свыше 650 миллионов рублей. Правда, долго удержать завоёванные позиции Народной армии не удалось - в сентябре Советы вернули себе Казань (10.09), затем Симбирск, Сызрань и Самару. Но вот золотой запас России от Советов уже "уплыл".
   Сейчас же польза от поездки Комарова в Казань была двойной - и с женой снова повидался, и нужный ему документ Осип Михайлович через своих неведомых друзей Анатолию выправил. Вот теперь уже тот окончательно распростился с супругой и отправился по нужному ему маршруту. За Анну и за маму он не беспокоился. Аня нормально проживала с родителями, продолжая подрабатывать, а с осени её обещали даже устроить учительницей в начальную школу - аттестат Института благородных девиц позволял это сделать. Что касается мамы, то Анатолий был уверен, что и с ней всё будет в порядке - её зять Владимир Ладыгин, пользующийся на заводе авторитетом, не даст её обидеть. Да, положение трудового населения в городе было сейчас крайне тяжёлым, но родственные связи что-то да значат.
   Дело в том, что в настоящее время часть Воронежской губернии находилась в зоне военных действий. Крупнейшие металлопромышленные предприятия Воронежской губернии были отрезаны от запасов сырья, промышленное производство постоянно сокращалось. Особенно тяжело на развитии народного хозяйства края сказывалось закрытие наиболее крупных национализированных заводов и фабрик, а также выход из строя Юго-Восточной железной дороги. В результате чрезвычайно тяжёлого положения в стране с хлебом и введения в мае 1918-го года продовольственной диктатуры появились продовольственные отряды и комитеты бедноты. И нужно признать, что поставленную перед ними задачу продовольственные отряды и комитеты бедноты выполняли. Например, в мае труженики Воронежской губернии отправили только в Петроград 140 тысяч пудов хлеба.
   Но вот положение дел в самом городе оставалось крайне тяжёлым. Вот что писала газета "Вечерний курьер" от 17 февраля сего года: "Москвичи, проклинающие свою жизнь, едва ли могут, тем не менее, представить себе ту кошмарную обстановку, в которой живет и мучается население крупного губернского города. Во всём Воронеже, несмотря на острую тифозную эпидемию, нет ни куска мыла, прачечные закрыты. Частных прачек, за отсутствием мыла и дров, также нет. Чтобы выстирать бельё приходится у спекулянтов доставать кусок не то извести, не то глины, носящее название мыла, за 20 руб. фунт. В больницах лежит множество трупов по нескольку недель; крысы грызут эти трупы, разнося по всему городу страшную заразу...".
   Непросто складывались и отношения между воронежскими большевиками и левыми эсерами, которые в октябре 1917-го года объявили себя самостоятельной организацией под названием "Воронежская организация эсеров-интернационалистов", возглавлял её Е. Ф. Муравьёв. Левые эсеры активно работали в Советах на местах, их представители вошли в состав Военно-революционного комитета. Партия левых эсеров выражала интересы большей части русского крестьянства. Значительным было влияние левых эсеров на трудовое крестьянство Воронежской губернии. Первые разногласия между большевиками и левыми эсерами обнаружились по поводу заключения Брестского мира. Сейчас же, в условиях экономических трудностей левые эсеры перешли к открытому бойкоту мер, проводимых большевиками. Выступая против политики военного коммунизма, левые эсеры весной этого года вышли из состава Совнаркома, а затем и отказались участвовать в первомайской демонстрации.
   Всё это тоже говорило о том, что Анатолию Комарову, привыкшему к порядку, оставаться в Воронеже было действительно нецелесообразно.
  
  

ГЛАВА 12

Ходили мы походами...

   Комаров хорошо знал свою Воронежскую губернию, хотя та и не была его родиной, однако прожил он в губернском центре немало. А потому пробираться к белым он решил на её юге, который граничил с Ростовской губернией. Но западнее Воронежская губерния ещё граничила с Украиной, оккупированной сейчас немецкими войсками. И вот именно через Украину (через восточное её крыло) решил проложить свой маршрут Анатолий. И причин на то было у него две. Первая - то, что на севере Ростовской области, прихватив и часть юга Воронежской губернии, располагались группировки Донского войска. На первый взгляд это было выгодно Комарову - перейдя фронт, он вроде бы сразу попадал в Белые части. Но всё было не так просто: части Донской армии не создавали единого фронта, а размещались как бы очаговыми зонами, а вот линия фронта со стороны Красной армии здесь контролировалась очень хорошо. К тому же Комарова не особо прельщало попасть именно в Донское войско, основу которого, по рассказам, составляло казачество, а значит, большинство частей конные, но Анатолий никогда на лошадях не ездил. Но даже не это было главным - Комаров стремился в Добровольческую армию потому, что в ней, по его представлениям, могло быть немало знакомых ему лиц.
   Вторым обстоятельством выбранного им маршрута околицами Украинской Державы, - название УНР заменили новым с приходом к власти в конце апреля гетмана П. П. Скоропадского, - было то, что сейчас на Украине царила определённая неразбериха. Ещё с мая, или даже с апреля, российские военные формирования покидали территорию независимого государства. А буквально несколько дней тому назад, 12 июня было подписано прелиминарное (предварительное) мирное соглашение, согласно которому до завершения переговоров прекращались всякие военные действия, восстанавливались железнодорожное сообщение, почтово-телеграфная связь, организовывались консульские службы. А также именно сейчас одной из центральных проблем в отношениях между двумя странами стало определение государственных границ. Поэтому сейчас удобно было, как говорится, ловить рыбку в мутной воде, а документы, сделанные ему Осипом Михайловичем Лебединским, казались Комарову вполне надёжными, и могли быть использованы как на территории России, так и на Украине.
   Крайней точкой на юге Воронежской губернии было селение Кантемировка, вроде бы находящееся сейчас во владении Донского войска. И Комаров из Воронежа двинулся на юг в сторону села Татарино (оно как раз и лежало строго на юг от Воронежа), а вот та же Кантемировка располагалась от столицы губернии юго-восточнее. Но плюсом Татарино было ещё и то, что оно, располагаясь на западе губернии, граничило ещё и с Белгородской губернией. А потому примерно в этом района Анатолий и пересёк границу с Украиной. А далее его путь пролегал между Луганском и Юзовкой (с 1923-го г. Донецк), потом был Екатеринодон (с 1922-го г. Краснодон), Новошахтинск (вновь пересечение границы, уже Ростовская губерния) и Новочеркасск, который являлся столицей Донского казачества. Хотя, как это слышал по дороге Комаров, основные силы Добровольческой армии находились примерно в ста верстах к востоку от этого города. Да, за это время Комарову довелось дважды пересекать границы и линию фронта, но всё обошлось благополучно - документы не подвели, да и саму линию фронта он пересёк ночью и нелегально. И вот она - Добровольческая армия, о которой он столько слышал, и куда так стремился попасть.
   Переходил Комаров линию фронта примерно таким же образом, что и Головины, тоже ночью. Вот только "воробьиной ночи" не было. А потому ему пару ночей пришлось изрядно-таки почертыхаться, дожидаясь, когда же, наконец, за густыми тучами скроется яркая луна, не позволяющая ему безопасно осуществить свой план. Но, в конце концов, он попал в расположение Белой армии. И вот у него состоялся обстоятельный разговор не с командиром подразделения, на территорию которого он попал, а с лицами из контрразведки, точнее из отдела, занимающегося одновремённо и разведкой, и контрразведкой. Дело в том, что после неудачного первого Кубанского похода, и позже - после гибели Корнилова, командование Добровольческой армии стало создавать свои аппараты управления, в том числе и спецслужбы. В апреле этого года было сформировано разведывательное отделение штаба Добрармии. Но это было пока что совмещение функций разведки и контрразведки в одном органе. А реорганизация спецслужб фактически произойдёт уже практически только после второго Кубанского похода (22.06-20.11.1918 г. Вероятно, поэтому в батальоне капитана Воронцова контрразведки как таковой пока что ещё не было, а спецы разведывательного отдела не особо обратили внимание на пару Головиных. Потому-то и допрашивал их (фактически одного Юрия) сам капитан. Но этим, наверное, и отличались спецслужбы в Донском войске, куда попали Головины с подобными органами в Добровольческой армии, в которой целенаправленно старался оказаться, и оказался, Комаров.
   И как раз в полку, куда попал Комаров, эти же службы отнеслись к задержанию на их территории нового человека куда более внимательно. Да, это хотя и произошло на 1,5 месяца раньше, чем у Головиных, но трясли Комарова, доставленного ночным дозором прямиком в подобную организацию (на то был прямой приказ) по полной программе. Дело в том, что здесь возглавлял объединённую организацию разведки и контрразведки именно контрразведчик со стажем (царской армии и фронтовым), а службу свою он знал в совершенстве и нёс исправно. Вот потому Анатолию пришлось частично ознакомиться с методами "беседы" этой организации. И разговор в этом отделе был довольно жёсткий, несмотря даже на офицерское удостоверение капитана Комарова и другие его бумаги. Никаких физических увечий ему, к счастью, не нанесли, но помяли, методически избивая, здорово. Но Комаров на допросе твердил одно и то же (а ничего другого он и не мог говорить), а потому к вечеру его оставили в покое. Но принимать какое-либо решение относительно офицера такого уровня (как-никак высший обер-офицерский чин), не поставив в известность командира полка, было просто невозможно. Да, Комарова промурыжили в отделе контрразведки целый день, но, в конце концов, тем же вечером доложили о факте перехода линии фронта вроде бы кадровым офицером, желающим воевать на их стороне (уверенности, всё же, не было) командиру полка. Анатолий предполагал нечто подобное, поскольку наслышан был о некоторых методах работы контрразведки, - в условиях войны все они хороши, - а потому зла на своих обидчиков не держал. И вот на второй день, прямо с утра Комарова доставили в резиденцию командира полка полковника Кропотова Ильи Алексеевича. В штабе полка разговор был куда более мягким, более приятным. Полковник и его зам. подполковник Мешков склонялись к тому, что Комаров говорит правду, что он искренне желает сражаться с большевиками в рядах Белой армии. Но вопрос о зачислении Анатолия в штаты этой армии решено было, всё же, принять после некой устроенной новичку проверки. После недолгой, в общем-то, беседы полковник приказал построить на широкой площадке перед домом, в котором находился штаб полка, один из его батальонов. Сразу же после своего распоряжения он спросил Комарова:
   -- Анатолий Григорьевич, как вы думаете, найдётся ли в моём полку, а в частности в одном из его батальонов, военнослужащий, знающий капитана Комарова в лицо? Я должен сказать, что в полку, а, значит, и в батальонах много военнослужащих, прошедших горнило войны с немцами.
   -- Думаю, что найдётся, господин полковник. И, возможно, даже не один такой военнослужащий.
   -- Почему вы так в этом уверены?
   -- Можно считать, что сейчас в рядах Белого движения находится примерно половина офицеров бывшей армии Государя. А я за три с половиной года войны знаком со многими из них, да и много солдат меня знают. Поэтому теоретически немало таковых может находиться и в вашем полку. Конечно, практически, учитывая территориальный разброс Белой армии, этот процент не так велик, но всё равно таких, кто меня может знать, должно быть хотя бы несколько человек.
   -- В логике и в аргументации вам не откажешь. Ну, что ж, если хотя бы один таковой найдётся и подтвердит вашу личность и ваше реноме, то все вопросы сразу будут сняты. Вы не обидитесь за такую, возможно, не совсем приличествующую для вас, офицера, проверку.
   -- Никак нет! Нисколько не обижусь. Всё правильно. Мало ли кто в такое время может воспользоваться чужими документами.
   -- Но я ведь приказал построить всего лишь один батальон.
   -- Согласен, это значительно уменьшает мои шансы быть узнанным, но они, тем не менее, имеются.
   -- Хорошо.
   Они втроём вышли на крыльцо избы, в которой находился штаб полка. Правда, перед этим заместитель командира, присутствовавший при беседе, спросил:
   -- Илья Алексеевич, может быть, связать на время руки капитану?
   -- Да вы что, Виталий Михайлович! Вязать руки боевому офицеру только из-за того, что мы с вами в чём-то сомневаемся? Как можно?! Я и так вижу, что Комаров кадровый офицер, неясно только на чьей он стороне. Да и не верю я в то, что он лазутчик. Но, как бы там ни было, чести своей он, надеюсь, не уронил. Он что, сейчас бежать попробует? При построенном-то батальоне? Рискнёт потерять своё лицо? Не смешите меня, подполковник. Да и как нам потом вместе служить при таком недоверии?
   После громогласного приветствия бойцов батальона в адрес командира полка, тот, обращаясь к ним, без всяких преамбул спросил:
   -- Кто знает человека, стоящего по левую руку от меня? Выйти из строя.
   Это был очень серьёзный момент для Комарова. Да, в небольшом по численности батальоне (в сравнении со всей Добровольной армией) могло и не быть лиц, знающих его. Правда, есть в полку и другие батальоны и подразделения, но это, всё же, осложнило бы дело. Но Анатолий зря волновался. Из строя вышли два человека, которых он тоже знал ранее.
   -- Слушаю вас, -- обратился командир полка к первому из них.
   -- Господин полковник, рядом с вами стоит капитан Комаров Анатолий Григорьевич, -- Анатолий был в гражданской одежде. -- В минувшую войну он командовал батальоном. Мы вместе с ним воевали.
   -- Хорошо. Вы что-то можете добавить? -- спросил Кропотов второго вышедшего из строя.
   -- Могу добавить, господин полковник, лишь то, что Комаров, а это именно он, боевой офицер, прошедший всю войну, с первых же её дней. Это честный, справедливый офицер, ничем не замаравший честь мундира. И, насколько я знаю, он приверженец старой России.
   -- Отличная характеристика. Всем спасибо. Встать в строй. Капитан, -- обратился он к командиру батальона, -- командуйте отбой.
   Через несколько минут Кропотов, Мешков и Комаров вновь сидели за одним столом в штабе.
   -- Ну, что ж, Анатолий Григорьевич, все формальности позади. Теперь мы с вами однополчане. Вы в мировую войну командовали батальоном, должность немалая. Увы, но сейчас я вам такое место предложить не могу. Командиры батальонов у нас имеются, а резать по живому я не могу. Придётся вам принимать пока что роту. Так что, вы уж извините.
   -- Илья Алексеевич, да что вы извиняетесь. Я готов воевать и рядовым за правое дело, за нашу победу, за восстановление прежней России.
   -- Нет, негоже боевому офицеру воевать рядовым. Нам нужны опытные командиры. А потому звание у вас остаётся таким, каким оно у вас есть, а вот должность чуть уменьшится. Но это, я думаю, временно. Война, вы сами это знаете, всё расставит по своим местам. Либо же вы вскоре и полком сможете командовать, либо же... -- он, сдвинув плечами, как бы беспомощно развёл руки. -- На всё воля Божья.
   -- Я это понимаю.
   -- Вот и хорошо. Принимайте роту. Виталий Михайлович все организационные вопросы с вами обсудит, -- кивнул он в сторону своего зама.
   -- Слушаюсь, господин полковник! -- вскочил со стула и вытянулся во фронт Комаров.
   Таким вот выдалась первая половина, второго дня пребывания Анатолия Григорьевича Комарова в расположении Белой армии.

* * *

   У Анатолия было время для того, чтобы ознакомится с вверенным ему подразделением и немного обвыкнуться в новой обстановке. Этому способствовало то обстоятельство, что в настоящее время серьёзных боевых действий не велось, так, иногда были мелкие стычки с красными, если по данным разведки у тех были ослаблены позиции в каком-нибудь населённом пункте. Но это больше походило как бы на разведку боем, не больше, поскольку сейчас Белая армия просто накапливала силы и реорганизовывалась.
   И, как оказалось, попал Комаров в ряды Добровольческой армии очень вовремя. Прошло чуть более недели, и он оказался в горниле активных военных действий. От точки слияния трёх губерний (Воронежская, Саратовская, Ростовская) сам Ростов находился далековато - примерно в 250 верстах. Ростов лежал на юге губернии, почти что в устье Дона, соседствуя на западе, как уже говорилось, с Украиной. Ещё южнее, а точнее юго-восточнее, находилась станица Егорлыкская, в которой располагался штаб и как бы центр сосредоточения Добровольческой армии, не так уж далеко стоял и полк, в котором начал свою службу в рядах Белой армии Комаров. Сейчас велась скрытая перегруппировка белых войск, цель которой стала ясна всем буквально через пару дней. Вечером в штабе полка, в который теперь входил батальон (а значит и рота), в которой сейчас числился капитан Анатолий Комаров, собрали командиров подразделений (не ниже ротного). Этот полк входил в состав 1-й пехотной дивизии, которой командовал генерал-лейтенант Сергей Леонидович Марков. Командир полка, внимательно оглядев своих подчинённых, негромко, но довольно торжественно произнёс:
   -- Итак, господа, поздравляю вас! Наступило время, которого мы так ожидали. Мы начинаем борьбу за возрождение России. Завтра мы начинаем свой освободительный поход. Первая наша боевая задача - овладеть железнодорожными станциями Торговая и Шаблиевская. Контролируя эти станции, мы сможем перерезать железнодорожную связь Северного Кавказа, Кубань и Ставрополье с центральной Россией. С Богом, господа!
   А далее, сделав небольшую паузу, командир полка рассказал о том, какие задачи поставлены командирам его батальонов. При этом был и ещё один нюанс в пользу выбранного направления - эта железнодорожная ветка ещё связывала и Царицын с восточными регионами. Возвращались офицеры к местам своего расквартирования возбуждённые и радостные.
   -- Наконец-то, началось! Надоело прозябать без активных действий. Ну, держитесь теперь, красные! Погоним вас метлой поганой. За единую Россию, господа! -- только и слышались приглушённые возгласы.
   -- Анатолий Григорьевич, -- обратился к Комарову командир его батальона Александр Павлович Иваницкий, тоже капитан, но выше по должности. Вы прошли всю мировую войну, опыт боевых действий у вас большой. Вашей роте и идти в авангарде. Вы уж извините, что я командую, в званиях мы ведь равны.
   -- Александр Павлович, бросьте вы своё расшаркивание, мы с вами не на балу. Вы мой командир, а потому нечего извиняться. Я вам не красная девица. Так мы с вами каши не сварим. В войну бывает и так, что младший по званию, но выше в должности, командует старшим. Любой ваш приказ я приму как должное, и буду его неукоснительно выполнять. Цель у нас всех одна, а потому не важно, кто кем командует - лишь бы это делу помогало. А что касается выдвижения моей роты на передовые позиции, то только за честь почту. Я так давно этого ждал.
   -- Ну, не так уж и много времени прошло после Брестского мира.
   -- Э, нет! Я жду этого, пожалуй, ещё с конца прошлого года. Уже тогда практически никаких активных действий против немцев не велось. А в конце февраля уже этого года, когда немцы нарушили перемирие, и вовсе пришлось отходить со своих позиций. Да что там отходить - мы просто позорно драпали, наша армия, точнее её остатки, уже была деморализована и не боеспособна. Так что руки уже соскучились по оружию. И, если мы в последнее время на немецком фронте непонятно за что воевали, то теперь как раз всё понятно. Сейчас мы истинно начинаем воевать за великую Россию.
   Наутро, 22 июня Добровольческая армия выступила в свой второй большой поход (после "ледяного"). И командиру роты капитану Комарову довелось вести своих бойцов в числе первых. Станция Торговая лежала примерно в 64-х верстах к востоку от Егорлыкской. Но, поскольку полк, в котором началась служба Комарова, располагался не так уж близко от указанного места сбора, то выдвинулись его подразделения ещё ночью, чтобы к утру воссоединиться с другими частями. Красные не ожидали массированного наступления именно на этом участке. В районе линии железной дороги Тихорецкая - Торговая и к северу от неё располагались многочисленные разрозненные отряды общей численностью до 30 тысяч, но со слабой артиллерией. А потому вначале сопротивление частей Красной армии было относительно слабым. Но перестроившись, они оказали достойный отпор подразделениям Добровольческой армии. За два дня боёв роту капитана Комарова, конечно, потрепали, но сам он оставался целым и невредимым. Упорные бои шли вплоть до 26 июня, когда Добрармия (и подразделение Комарова в её составе) овладела-таки станцией Торговая. А на следующий день полк ожидало печальное известие - вчера погиб командир дивизии С. Л. Марков.
   -- Как это произошло? -- спросил Комаров человека, принёсшего это известие.
   -- Он получил смертельное ранение у хутора Попова (там располагался конный завод) близи села Шаблиевка, -- расположена та была примерно в 10 верстах на северо-восток от Торговой на реке Средний Егорлык. -- Там тоже шёл упорный бой, но к полудню войска Маркова взяли хутор, и красные начали отходить от станции. Марков находился в это время на наблюдательном пункте возле станции, но это было довольно открытое место. И бронепоезд красных открыл огонь по наблюдательному пункту. Снаряд разорвался вблизи Маркова, смертельно ранив его в голову.
   -- Генерал умер сразу?
   -- Нет. Его вынесли из-под огня в расположенный неподалёку дом. Однако ночью он скончался.
   -- Да, вот эта потеря для армии существенная. Да и, наверное, для России в целом. Он ведь, насколько я знаю, кроме того, что являлся военачальником и политическим деятелем, был ещё и военным учёным, преподавателем. И надо же, в самом начале боевых действий! И кто теперь примет дивизию?
   -- Мне это пока что не известно.
   К концу дня они узнали, что командовать первой пехотной дивизией временно назначен полковник (с 1916-го года) Кутепов Александр Павлович, бывший ранее командиром Корниловского полка. А вот офицерский полк, которым ранее (до назначения командиром дивизии) командовал С. Л. Марков, был переименован приказом Деникина в 1-й Офицерский генерала Маркова полк. Это воинское формирование в дальнейшем стало одним из первых именных полков, входящих в состав четырёх воинских подразделений, которые в дальнейшем стали называть "цветными" в белой армии. Таковыми являлись Алексеевцы, Дроздовцы, Корниловцы и Марковцы. Последние носили чёрно-белые фуражки (белая тулья и чёрный околыш) и чёрные погоны с белым кантом и белой литерой "М". Чёрный цвет символизировал настоящее положение России (траур по ней), а белый - надежду на её воскрешение. Аналогичным был и флаг марковских частей - белый косой Андреевский крест на чёрном фоне. Захваченная воинами Маркова станция Торговая в течении полутора лет станет носить название Марков, а в 1920-м году красные переименуют её в город Сальск. Вот что напишет о марковцах в октябре 1919-го года, когда в город войдут эти части, курская газета "Россия": "...Но есть ещё один полк. Странен и неповторим его облик. Строгая, простая без единого украшения чёрная форма, белеют лишь просветы да верхи фуражек. Заглушённый мягкий голос... Сдержанность - вот отличительная черта этих людей, которых провинциальные барышни давно очертили "томные марковцы...". Но в этом, 1918-м году марковцы пока что ходили в обычной серовато-белой или просто белой форме (исключение как раз и составляли фуражки и погоны).
   Вначале быстрое наступление Добровольческой армии - никакой позиционной войны, длинных окопов и траншей, а также долгой артиллерийской подготовки - проходило довольно успешно. Но вот дальше в войсках, где сейчас находился Комаров, дела пошли не так уж гладко. Как раз в это время произошли некоторые вынужденные перестановки в руководстве отдельных подразделений. На помощь частям Дроздовского была направлена именно 1-я дивизия, командование которой уже принял вернувшийся из тайной поездки в Москву генерал-лейтенант Казанович Борис Ильич, а Кутепов остался в составе дивизии бригадным командиром. Сменил своё место службы и сам Комаров. Дело в том, в это же время войска Дроздовского выступили на село Белую Глину, расположенное примерно в 200-х вёрстах северо-восточнее Екатеринодара. Там были сосредоточены большие силы Красной армии. В начале июля батальоны 2-го Офицерского стрелкового полка полковника М. А. Жебрака попали под сильнейший обстрел пулемётной батареи большевиков и потеряли около 400 человек (практически целый батальон). В этом же бою погибли командир полка и все офицеров его штаба. Жебрак был тяжело ранен в атаке и попал в плен к красным, которые добили его во время пыток. Потрепали красные и части 1-й дивизии.
   Правда, об огромных потерях в частях Дроздовского и гибели всего штаба одного из его полков Комаров пока что ничего не ведал. Однако через пару дней после этого командир полка полковник Кропотов вызвал его к себе, и вот здесь поведал ему эту трагическую новость. А далее он сказал:
   -- Ну, что ж, Анатолий Григорьевич, вот и пришло ваше время - принимайте батальон.
   -- Дроздовского полка? -- удивился тот.
   -- Нет, почему Дроздовского? Нашего полка. Михаил Гордеевич сам переформирует свои части, придут добровольцы, возможно, его командиры частей и мобилизуют некоторых граждан. То же самое, вероятно, предстоит сделать и нашей дивизии в ближайшее время. Я же говорю именно о наших частях, вы сейчас примите 3-й батальон нашего полка. Там потери не так уж и велики, но тяжело ранен его командир. Он, скорее всего, надолго выбыл из строя.
   -- Вот теперь понятно, господин полковник. Есть принять 3-й батальон! А кому мне передать свою роту?
   -- Вашему заму, поручику Мальцеву.
   -- Есть!
   Так, после небольших перестановок в марковском полку, Комарову довелось принимать в командование и знакомится с составом нового для себя батальона. Впрочем, до этого он и со штатом своей роты был знаком довольно поверхностно - когда ему было успеть детально со всеми ознакомиться, если после его прихода в Добровольческую армию до начала боевых действий прошли лишь считанные дни. Да, как и предполагал совсем недавно полковник Кропотов, война действительно всё расставила по своим местам, но только слишком уж быстро. И так же быстро нужно было действовать, знакомясь с батальоном, и капитану Комарову, поскольку боевые действия продолжались.
   И продолжались они теперь уже более успешно - ранее, как отмечалось, 26-го июля под напором Добровольческой армии пала станция Торговая. Взяв Торговую, Добровольческая армия двинулась на станицу Великокняжескую. Теперь уже перед ними стояла задача совместных действий с Донской армией по расширению сферы влияния и обеспечения контроля за Царицынским направлением. И 28-го июня войсками Дроздовского и Кутепова Великокняжеская была взята. После этого Добровольческая армия, после небольшого отдыха, 10-го июля круто повернула на юг - на станцию Тихорецкую. В этом районе уже через четыре дня Добрармия нанесла сильное поражение основным силам красных, что давало ей возможность (с взятием станции Тихорецкая) развивать дальнейшие операции в различных направлениях - теперь красные части в этом районе оказались окончательно разобщены. На станции Тихорецкая, куда большевики эвакуировали немало имущества из Украины, оккупированной немцами и австрийцами, были захвачены составы с военным имуществом, 50 орудий, большое количество снарядов и патронов, и один аэроплан. Но, самым главным трофеем Добровольческой армии, наверное, можно считать, захваченные ими три красных бронепоезда.
   Первый бронепоезд Добровольческой армии фактически был создан из захваченных у станции Тихорецкая трофейных бронеплощадок. Сначала он получил название "Батарея дальнего боя", с сентября 1918-го года стал называться "5-й Бронированный поезд", а с ноября за ним закрепилось наименование "Единая Россия". Командиром бронепоезда был назначен полковник Скопин. Этот тяжёлый бронепоезд и ещё два - "Генерал Корнилов" и "Вперед за Родину" - почти сразу же двинулись на фронт. Их активные действия во многом способствовали успеху второго Кубанского похода. Вот когда в Добровольческой армии, наконец, появилась эта тяжёлая, но маневренная военная техника - фактически всего за месяц до того, как в ряды Белой армии попали Головины. Активные же боевые действия эти бронепоезда стали вести практически с августа.
  
  

ГЛАВА 13

На войне как на войне

   Как и предполагал Кропотов, Добровольческая армия пополнилась за счёт мобилизации кубанских казаков, после чего Деникин решил разбить армию красного командарма Ивана Сорокина. В итоге 16-го июля Добровольческая армия перешла в наступление по трём направлениям сразу. Сорокин оборонялся под станцией Кущёвская (по линии Ростов - Тихорецкая) до 23 июля, после чего отошёл к юго-западу на станцию Тимашевская. Менее чем в 70 верстах южнее лежал уже и Екатеринодар. Поэтому руководство Добровольческой армии решило, что Сорокин будет продолжать отступать именно на Екатеринодар, перегруппировав свои силы для защиты города. Но Сорокин, пополнив свою армию, выставил против передовых белых частей заслон, а сам 27-го июля из района станций Тимашевская и Брюховецкая перешёл в наступление на широком фронте. Пройдя форсированным маршем более 40 вёрст, он уже на другой день взял станцию Кореновскую. В результате этого прорыва Сорокин вышел в тыл центральной группы Добровольческой армии (1-й и 3-й дивизий), которая оказалась в окружении.
   И вновь командир полка вызвал к себе Комарова.
   -- Анатолий Григорьевич, если мы не предпримем каких-либо решительных действий, Сорокин уничтожит нас. Мы отрезаны от других частей Добровольческой армии.
   -- Я это понимаю. Нужно найти слабое место в рядах красных и ударить туда.
   -- Согласен с вами. Вот вам и предстоит отыскать это место. Не знаю уж, как вы сами решите, силами какой-либо роты или всего батальона.
   -- Можно попробовать и ротой, но потом и батальона может не хватить. Тогда уже нужно будет бить всем полком.
   -- Да это так. Что вы предпримите?
   -- Ночью в разные места оправлю разведку, прощупаю красных. А утром, определив слабое звено, ударю туда силой сначала одной роты. Если всё пойдёт нормально, тогда введу в бой весь батальон. Но мне нужна будет поддержка - отвлекающий манёвр со стороны других частей. И начать их нужно будет до удара моего батальона. Пусть красные решат, что мы именно в том месте предпринимаем контрнаступление. Я вам ещё ночью сообщу, в каком месте мой батальон будет действовать. А вы полком, по согласованию с другими частями ударите сначала в другом месте, а уж потом ударим разом.
   -- Хорошо. Я сегодня же, ещё до вечера согласую этот вопрос. А вы ночью постоянно держите меня в курсе дела.
   В итоге Комаров нашёл некую лазейку, позволившую белым частям несколько расширить свой плацдарм. Тем не менее, бои с красными длились до 7-го августа, и за этот период 1-я и 3-я дивизия потеряли около трети своего состава. В итоге Деникину с большим трудом удалось избежать поражения от превосходящих сил красных. Перебросив в район сражения части генерал-майора А. А. Боровского (командующий 2-й дивизии), Деникину удалось восстановить связь с отрезанными дивизиями, а затем и опрокинуть войска Сорокина. И 7 августа Добровольческая армия вновь заняла станцию Кореновскую, красные же начали отступление по всему фронту в сторону Тимашевской и Екатеринодара. Разгром Сорокина позволил начать решительное наступление Добровольческой армии на Екатеринодар. После двух дней боёв на подступах к городу красные в ночь с 15-го на 16-е августа покинули его.
   -- Так, Анатолий Григорьевич, -- уважительно протянул в беседе с командиром 3-го батальона своего полка полковник Кропотов, -- а я в вас не ошибся - воюете вы хорошо. За прошедший месяц у меня была не одна возможность в этом убедиться. Была бы у меня возможность, орден бы вам пожаловал. Но, увы...
   Дело в том, что командованием Добровольческой армии было принято решение (и оно, вероятно, было верным) о том, что невозможно награждать старыми русскими орденами за отличия в боях русских против русских. Поэтому армия генерала А. И. Деникина орденов не имела, в отличие от тех же красных войск. Лица, совершившие боевые подвиги, награждались исключительно чинами. Только в отдельные, наиболее напряженные периоды борьбы, устанавливался тот или иной знак отличия. Он не был орденом уже потому, что вручался всем участникам действий того или иного периода. Был, к примеру, "Знак 1-го Кубанского похода" или "Знак 1-го конного генерала Алексеева полка" и т. п. В частях, где сейчас служил Анатолий Комаров, тоже был свой знак. Марковцы-артиллеристы имели "Знак Марковского артиллерийского дивизиона" - золочёный мальтийский крест чёрной эмали, окаймлённый по краям сторон узкой красной полосой. Он был на терновом венке из оксидированного серебра, при этом горизонтальные стороны креста проходили поверх венка, а вертикальные - под ним. В центре креста золотая литера "М". Правда, на других фронтах Гражданской войны вопрос о наградах решался по-разному: например, в армии Верховного правителя России (1918-1920 гг.). А. В. Колчака вручались даже ордена Святого Георгия, чего не наблюдалось на иных участках Гражданской войны. Позже, в августе 1919-го года им было даже выдано несколько пудов серебра "для лития Георгиевских крестов".
   -- Господин полковник, я воюю не за чины и не за награды. Я воюю за Россию, -- таковым был ответ Комарова командиру полка.
   -- Похвально, что вы настроены подобным образом. Всё это, конечно, верно. Но, если вы будете продолжать воевать в том же духе, то я буду ходатайствовать о повышении вас в чине.
   На этом беседа с командиром у Анатолия была завершена - армию ожидал небольшой отдых, после чего нужно было готовиться к следующим боям. Добровольческая армия прошла горнило тяжёлых боёв, окрепла, значительно пополнив свои ряды, получила боевой опыт боёв с частями Красной армии. Теперь можно было решать уже и более трудные, но и более масштабные задачи.

* * *

   К этому времени и Юрий Головин уже успел скрестить оружие с войсками Советов. Только приступив к командованию взводом, он почти сразу (буквально через день-другой) принял участие в сражениях с красными. Полк, в котором он сейчас служил, входил в состав войск генерал-майора (с мая) Александра Петровича Фицхелаурова, который с июня командовал Царицынским отрядом. Буквально через несколько дней, 9 августа его войска (а с ними и Головин) захватили Богучар, а затем и такие населённые пункты как Калач, Павловск, Кантемировку. После этого Фицхелауров вместе с группировкой казачьих войск под командованием генерал-лейтенанта К. К. Мамонтова направился в сторону Царицына, с целью его окружения. Что касается Фицхелаурова, то немного позднее он станет командующим Усть-Медведицким военным районом. Станица Усть-Медведицкая в 1933-м году получит статус города и переименуется в город Серафимович.
   Летом 1918-го года Донская армия значительно увеличилась в численности, используя все преимущества создавшегося положения. Их левый фланг и тыл опирались на дружественных им германцев. Правый фланг прикрывала Добровольческая армия, командующий которой не одобрял заигрывания с немцами, хотя именно через них Донская армия и получала вооружение. В общем, такая ситуация создавала выгодное стратегическое положение. Численное превосходство и большая подвижность (преобладание конницы в составе армии) Донской армии давали возможность широко развивать наступательные операции. В результате в течение лета 1918-го года власть генерала Краснова распространилась на всю территорию Донской области. И к началу осени был приурочен указ о занятии Донской армией важных стратегических дорожных узлов: Царицына, Камышина, Балашова, Поворина, Новохоперска и прочих населённых пунктов.
   До осени 1918-го года уездный город Царицын входил в состав Саратовской губернии и являлся одним из важнейших торговых центров Нижнего Поволжья на правом, возвышенном берегу реки Волга Правда, вскоре (в сентябре) будет образована Царицынская губерния, в состав которой включат Царицынский уезд и часть Камышинского уезда Саратовской губернии. Позже эта губерния ещё расширится за счёт части территорий 2-го Донского и Усть-Медведицкого округов. Но район Царицына был в подчинении группы частей 10-й красной армии, хотя официально армия будет создана только 3 октября на основании директивы реввоенсовета от 11.09.1918 года. Это была мощная группировка, которая располагалась на подступах к Царицыну, занимая фланговое по отношению ко всему Донскому фронту положение. Эта армия фактически образовалась из отрядов, отошедших в район Царицына с Украины и из Донбасса весной этого года. Командовал армией будущий известный военачальник К. Е. Ворошилов. Эта обороняющая Царицын армия красных насчитывала 40.000 штыков и сабель, 200 пулемётов, 152 орудия и 13 бронепоездов.
   Да, в этом году под Царицыным бронепоезда красных будут оказывать немалую помощь в защите города. А вот такой же техники у Белой армии в этом районе было пока что недостаточно, тем не менее, в наступлении на Царицын и она окажет немаловажную роль. При этом бронепоезда станут участвовать в боях не только по Царицынскому направлению. К примеру, 10 августа 4-й Донской конный корпус генерала Мамонтова (6000 сабель, 3000 штыков, 3 броневика и 7 бронепоездов) прорвал слабо прикрытый стык между 40-й и 36-й стрелковыми дивизиями. Итогом этого рейда стал захват 18 августа Тамбова, а 22 августа - Козлова (позже Мичуринск). Основные же события с участием бронепоездов воюющих армий красных и белых случатся уже в следующем году под тем же Царицыным - произойдёт самая крупная в мире операция бронепоездов.
   В средине сентября Юрия Головина вызвал к себе командир полка Берестов. Они поговорили немного о ситуации на фронте, о событиях в полку, после чего подполковник сказал:
   -- Так, Юрий Васильевич, настала пора нам расставаться.
   -- Как это?!
   -- Как мы ранее и предполагали с капитаном Воронцовым, вам более целесообразно служить в другом месте.
   -- Ясно. На железной дороге?
   -- Да, но не совсем на желездорожных ветках, а на бронепоезде.
   К тому времени Головин уже знал, что Донская армия имеет не так уж мало бронепоездов. Вот тебе и казачьи войска, как думал Анатолий Комаров. Нет, конечно, тот тоже понимал, что в Донской армии не одни кавалеристы, но тем не менее.
   -- И где мне предстоит служить? В каком-нибудь ремонтном депо?
   -- Нет. Я же вам сказал - на бро-не-по-ез-де.
   -- Владимир Гаврилович, но я же не артиллерист, а там тяжёлая артиллерия.
   -- А вы и не будете из орудий стрелять. Там есть для этого и солдаты и офицеры. Причём много офицеров с опытом, имеются даже и морские офицеры.
   -- Морские? А почему вдруг морские?
   -- Вы же сами сказали, что там тяжёлая артиллерия. И чаще всего она похожа на ту, которая применяется на боевых кораблях. Ну, не такого уж большого калибра, но, по меньшей мере, трёхдюймовые орудия на бронепоездах имеются.
   -- Ясно. И какова будет моя задача на бронепоезде?
   -- Ремонт.
   -- Но вы же сказали, что я буду работать не в депо? -- растерялся Головин.
   -- Правильно, не в депо. Вам же лучше знать, что там производят капитальный ремонт. А вы будете заниматься текущим ремонтом - как самого бронепоезда, так и железнодорожных путей. И при этом частенько в условиях боя. Вот поэтому ваша гражданская специальность и боевой опыт офицера очень важен. Там, насколько я знаю, имеются и ремонтные поезда, но лучше иметь опытного железнодорожника на самом бронепоезде, да ещё в разгар боя. Не всегда в таких условиях будешь ожидать ремонтного поезда.
   -- Хорошо, я понял. Но я ведь не офицер, господин подполковник.
   -- Уже офицер. Отправлять на такой важный военный объект командовать ремонтными работами, да ещё, повторяю, в условиях боя фельдфебеля как-то несолидно. За эти полтора месяца, что вы у нас служите, мы к вам успели присмотреться. И воюете вы хорошо. Так что с сегодняшнего дня вы имеете первое офицерское звание прапорщика.
   -- Но, как же...
   -- Я понимаю ваши сомнения. Ваш перевод согласован со штабом генерала Краснова. И офицерское звание не я вам дарую барской рукой, так сказать. И этот вопрос согласован с Иваном Алексеевичем. Соответствующий приказ на присвоение вам офицерского звания уже есть. Так что, поздравляю вас с офицерским званием.
   -- Спасибо! А кто это - Иван Алексеевич?
   -- Э-э, батенька, начальство надобно знать. Это начальник штаба Донской армии - генерал-майор Иван Алексеевич Поляков. Так что, не исключено, что о вашем назначении знает и Пётр Николаевич Краснов.
   Поляков был произведён в генерал-майоры Донским атаманом Петром Николаевичем Красновым в июле этого года за заслуги в организации Донской армии и успешные операции по очищению Области Войска Донского от большевиков. Что касается главнокомандующего Донской армии, то именно ему принадлежит возрождение Дона при тяжелых обстоятельствах, создание образцовой армии, восстановление благосостояния казаков и нормальных условий жизни. Всё это явилось результатом его талантливых организаторских способностей и большого государственного ума. В августе генерал-лейтенант П. Н. Краснов был выбран атаманом Войска Донского и был произведён в генералы от кавалерии. Сразу же после своего избрания атаманом Краснов направил телеграмму германскому императору Вильгельму II-му о том, что Всевеликое Войско Донское как субъект международного права не считает себя в состоянии войны с Германией. Он также обратился к Германии за помощью оружием и предложил установить торговые отношения.
   -- Всё ясно, Владимир Гаврилович. И куда мне надлежит явиться? -- спросил новоиспечённый офицер, перепрыгнувший через унтер-офицерский чин подпрапорщика.
   -- Вы должны сегодня же прибыть на узловую железнодорожную станцию Алексиково. Она находится рядом с посёлком Новониколаевским на железнодорожной ветке Поморино - Царицын. До Алексиково от нас всего вёрст 25.
   -- И как мне туда добираться - пешком.
   -- Зачем пешком? На лошадях.
   -- Владимир Гаврилович, но я ведь не кавалерист.
   -- Знаю, знаю. Будь вы один, то я действительно дал бы вам коня - и в дорогу. Это проще всего. А по пути вы бы и ездить на лошади научились. Но поскольку с вами супруга, то, конечно, ей на лошади ехать совсем уж несподручно.
   -- О, а я ведь вас совсем забыл спросить - а куда на новом месте определится моя супруга?
   -- Ей можно будет работать в одном из полевых лазаретов или же на самом бронепоезде. Место там для небольшой санчасти имеется, да и раненые тоже имеются в разгар боя. Я думаю, что второе даже лучше - полевые станы могут и красные накрыть. Сами знаете - сегодня мы наступаем, а завтра красные. На войне как на войне. А так она будет защищена бронёй, да и вы будете всё время вместе. Конечно, для женщин условия в бронепоезде далеко не шикарные, но что проделаешь.
   -- Ничего, Катя ко всему привычна. Так что вы правы, хорошо было бы, если бы и она была со мной на бронепоезде.
   -- Ладно, этот вопрос вы решите уже на месте. Точное место службы в предписании указано только на вас, а ваша супруга - уже просто сопровождающая. О ней указано только, что она вместе с вами, о её месте службы разговор не вёлся. Но подразумевалось, что она будет служить рядом с вами. Так, всё с этим. Я возвращаюсь к вопросу вашего путешествия. Поскольку Екатерина Викторовна на лошади точно не сможет ехать, то заложим вам пролётку какую-нибудь или бричку. Этого добра у казаков хватает, да и кучер-сопровождающий будет из них же. Предписание у вас будет на руках, так что всё будет в порядке. Через какой-то час доставят вас. А там вы уже обратитесь к начальнику станции, он вам расскажет, как уже попасть непосредственно на нужный вам бронепоезд. То ли ждать его на станции, то ли ехать к нему - этого я как раз не знаю. Это уже всё на месте выясните. Всё ясно?
   -- Так точно!
   -- Тогда в дорогу. Я сейчас распоряжусь в отношении вашего транспорта и сопровождающего.
   К концу дня Юрий с Катей начали уже располагаться в бронированном чудище. Назначение у Юрия было на бронепоезд "Генерал Бакланов", который входил в состав 3-го бронепоездного дивизиона и 2-го броневого железнодорожного полка. Командир бронепоезда был сотник Фетисов. Сотник был офицерским чином в казачьих войсках русской армии, соответствовавший чину поручика в регулярных войсках. В составе Донской армии в это время была Донская железнодорожная бригада генерал-майора Н. И. Кондырина, состоящая из четырёх дивизионов. В каждом дивизионе было по три броневых поезда и один ремонтный. Обычно лёгкие бронепоезда (а "Генерал Бакланов" был именно таким) состояли из двух бронеплощадок с двумя 3-х дюймовыми орудиями и 14-ю тяжёлыми пулеметами "Максим". При этом экипаж бронепоезда насчитывал до 10 офицеров и до 100 нижних чинов, половина из которых были донские казаки. Командирами в большинстве случаев были офицеры Донской артиллерии, на правах командиров батарей.

* * *

   Осень 1918-го года выдалась нелёгкой для Донской армии. В середине сентября Войсковой Донской круг принял решение о начале наступление на Царицын, а дальше при содействии Добровольческой армии, и на Москву. Краснов сосредоточил на Царицынском направлении 20 полков (до 50 тысяч штыков и сабель), 150 орудий, 267 пулеметов, 68 самолетов и 3 бронепоезда. Двинулся на Царицын и Деникин, имея при этом 30 тысяч штыков и сабель, 40 орудий, 5 самолетов и 1 бронепоезд - это была чуть ли не половина его армии. К тому времени группа Фицхелаурова, наступавшая на северном направлении, отбросила красные части почти на 150 вёрст и вышла к Волге на протяжении от Царицына до Камышина, прервав, таким образом, сообщение царицынской группировки с Москвой.
   Сначала наступление Белой армии шло довольно успешно. Во второй декаде сентября армия перешла в наступление и нанесла поражение 10-й армии красных, отбросив её к началу следующего месяца от Дона к самим пригородам Царицына. А севернее и южнее города к Волге вышли казаки, перерезав при этом железную дорогу Царицын - Тихорецкая. В общем, Царицын был в кольце. Далее Донская армия выбила красных уже из пригородов города - Сарепты, Бекетовки и Отрады, выйдя, таким образом, к последнему рубежу обороны Царицына. К тому же в средине октября в районе Бекетовки на сторону белых перешли красноармейцы 1-го и 2-го крестьянских полков, образовав в обороне красных огромную брешь. Казалось, что судьба города предрешена.
   Однако надо же было тому случиться, что красным вдруг подоспела неожиданная подмога в виде Стальной дивизии Д. П. Жлобы, который поссорился с главкомом Красной армии Северного Кавказа Иваном Сорокиным и увёл свою дивизию с кавказского фронта на царицынский. Дивизия, которая была сформирована в сентябре этого года в районе города Элиста и насчитывавшая 1500 штыков, совершила марш длиной в 750 вёрст по безводным степям от станицы Невинномысской до Царицына и ударила в тыл атаману Краснову, не дав ему взять город. Её атака была поддержана шквальным огнём артиллерии и пулемётов. Дивизия разгромила 1-й Астраханский и 1-й Украинский добровольческие офицерские полки белых. Были смяты и обращены в бегство шесть полков 2-й Донской казачьей дивизии и пластунской бригады. На поле боя под селом Чапурники белоказаки оставили 1400 трупов офицеров и солдат. Было взято в плен 60 человек и захвачено 49 пулеметов, тысячи винтовок, 6 орудий с зарядными ящиками, более 200 тысяч патронов. При этом Стальная дивизия понесла минимальные потери: убитыми всего 13 бойцов и 153 раненых.
   Но красновцы постепенно пришли в себя и продолжали атаковать позиции 10-й армии на центральном участке. 16 октября они снова захватили станцию Воропоново и вышли к станции Садовой. А дальше их вновь постигла неудача. Командование 10-й армии сосредоточило на этом участке 27 артиллерийских батарей (200 стволов) и 10 бронепоездов.
   Досталось в этих боях и новоиспечённому прапорщику Юрию Головину. В один из дней их бронепоезд был атакован, обстрелян из орудий и бронемашины - мощным пушечным бронеавтомобилем "Гарфорд-Путиловец", на вооружении которого было три пулемета "Максим" и 76,2-мм пушка. Его боезапас составлял до 60 снарядов и до 9000 (в 36 лентах) патронов. Базой для этого бронеавтомобиля послужил двухосный 4-тонный грузовик американской фирмы "Гарфорд". В разгар боя Головина вызвали к командиру.
   -- Так, прапорщик, наши дела неважные, -- зло бросил есаул. -- Мы здесь застряли, и это может для нас кончиться плачевно.
   -- Что значит - застряли?
   -- Нас отрезали, разрушив снарядами путь к нашим основным частям. У нас нет возможности манёвра, только вперёд, прямо в пасть красным, без поддержки, конечно. Но поддержки не будет, многие казаки полегли под таким ураганным огнём. А потому выход у нас один - отступить, иначе долго мы не продержимся.
   -- Я вас понял. Нужно отремонтировать полотно?
   -- Именно, и как можно скорее. Мы подъедем к разрушенному месту и оставим вам всё необходимое, а также нужных вам людей - в любом количестве. Сейчас они не так уж нам важны на бронепоезде, но вот отремонтировать путь нужно как можно быстрее. После этого мы, отвлекая красных, пойдём-таки вперёд, а вы за это время должны всё сделать.
   -- М-да, -- протянул Головин, -- под огнём противника.
   -- Да, под огнём. Но и нам несладко придётся. Вы же выставите завесу из дымовых шашек. Я понимаю, что противник всё равно будет вести по вам огонь, но уже неприцельный, вслепую. А потому шансов у вас много. Всё ясно?
   -- Так точно! Разрешите действовать?
   -- Действуйте! Мы сейчас сдаём назад, высаживаем вас и уходим вперёд. Максимум через полчаса мы возвращаемся, если ничего не произойдёт, забираем вас и тогда уже к своим.
   Средства аэрозольного противодействия использовались ещё в ходе боёв на фронтах мировой войны, и их применение показало, что задымление целей существенно снижает эффективность артиллерийского и ружейно-пулемётного огня. Да, дымовые шашки в наличие были, но насколько они окажутся эффективными. Хорошо ещё, что сегодня было почти безветренно, а потому не так быстро будет рассеиваться эта дымовая завеса. В общем, командир бронепоезда был прав - ничего другого в такой ситуации не оставалось. И Головин принялся за дело. Да, пули иногда свистели совсем рядом, но и недалеко ушедший бронепоезд поддерживал их огнём, подавляя огневые точки красных. В течении двадцати минут прапорщик Головин и его команда справилась с заданием, при этом был убит один солдат и ранено четверо, в том числе и сам Юрий. Рана была не очень серьёзной, но она была неприятной - осколок от снаряда бронемашины пробил ему верхнюю часть правого бедра, застряв при этом в мягких тканях. Солдаты наспех оказали ему первую помощь, а потом уже его долечивала любящая жена. Сначала она ассистировала полковому фельдшеру во время операции по удалению осколка, а потом делала перевязки, которые не особо хорошо держались на этом месте. Несколько дней он пролежал в кровати (чтобы не открылось кровотечение), а потом ещё неделю аккуратно присаживался только на левую часть ягодицы, не беспокоя рану. Но своё дело он продолжал делать исправно, за что получил горячую словесную благодарность командира и устную других офицеров, заходивших проведать его - в тот раз бронепоезд успешно выбрался из окружения.
   А вот в целом дела Белой армии под Царицыным окончились весьма плачевно - город устоял, попытка захватить Царицын провалилась. В начале ноября закончится и Второй Кубанский поход, который можно было считать более-менее (за исключением Царицына) успешным. Но о походе на Москву временно можно было забыть. Дело в том, что Царицын в экономическо-военном отношении был очень важен как промышленный центр, а в стратегическом отношении - как узел железнодорожных, грунтовых и водных путей. А потому все успехи Белой армии на северных направлениях без предварительного овладения Царицыным являлись непрочными. Сейчас Красная армия обеспечивала своё господство над Нижней Волгой, а также связь с Астраханью и Северным Кавказом. Поэтому Донскому командованию вместо наступления на север пришлось думать о восстановлении своего положения на Царицынском направлении. Начало октября принёсло воинам Белой Армии ещё одну скорбную весть - 8 октября в Екатеринодаре от воспаления лёгких скончался один из основоположников Белого движения на Юге России генерал от инфантерии Михаил Васильевич Алексеев. После его смерти пост главнокомандующего Добровольческой армией занял А. И. Деникин, объединив в своих руках военную и гражданскую власть.
   В ноябре этого года в далёкой Франции произошло событие, которое повлияло и на обстановку в теперешней России. Неподалёку от французского города Компьень 11 ноября между Антантой и Германией было подписано соглашение о прекращении военных действий в мировой войне, так званое Компьеньское перемирие 1918-го года. Оно коснулось и России, которая была уже в состоянии мира с Германией. По условиям Компьеньского перемирия Германия должна была денонсировать (расторгнуть) Брест-Литовский договор с российским правительством большевиков. При этом германские войска должны были оставаться на территории России до прибытия войск Антанты, однако, по договорённости с германским командованием территории, с которых выводились германские войска, сразу же начала занимать Красная армия, в итоге ею были заняты Украина и Белоруссия. При этом на Украине была сформирована Директория во главе с Симоном Петлюрой. С конца 1918-го года по начало 1919-го власть коммунистов утвердилась на большей части Украины, Белоруссии и Прибалтики. Если ранее Донскому войску, да и Добровольческой армии, с запада угроз от независимой Украинской Державы не было, то теперь и с этой стороны находились войска Красной армии.
   Но Компьеньское перемирие имело для Белой армии и свой плюс, поскольку оно высвободило значительные боевые контингенты Антанты и одноврёменно открыло для неё удобную и короткую дорогу к Москве из южных районов. Руководство Антанты имело теперь намерение усилить помощь силам сопротивления правительству России, а ещё лучше разгромить Советскую Россию силами собственных армий. В конце этого же месяца объединенная англо-французская эскадра появилась у черноморских берегов России, после чего в Батуми и Новороссийске высадились английские десанты, а в Одессе и Севастополе - французские.
   К этому времени Белая армия постепенно пришла в себя после поражения под Царицыным. Она перегруппировала свои силы, ввела в дело свои резервные формирования в виде так называемой "постоянной" армии, состоявшей из казаков молодых возрастов, и продолжила военные действия теперь уже на северном направлении. Под напором этой армии 10-я красная армия к половине сентября вынуждена была частично отойти на Царицынском направлении, после чего донские силы получили оперативную свободу и на северных направлениях. 23 ноября войска генерала Краснова захватили административный центр Воронежской губернии посёлок Лиски, являющийся крупным железнодорожным узлом. Положение красных резко осложнилось, белые стояли уже на подступах и к самому Воронежу. Реввоенсовет 8-й армии объявил Воронеж и прилегающие к нему районы на военном положении (менее 100 вёрст до линии фронта), а он теперь проходил по рубежу Лиски - Бобров - Новохоперск - Поворино - Балашов (последний населённый пункт уже в Саратовской губернии). Началась активная мобилизация рабочих и крестьян Воронежа и Воронежской губернии в ряды Красной Армии. Но на этом фактически активные военные действия были прекращены вплоть до весны следующего года.
  
  

ГЛАВА 14

Поднималась зорька алая

   А вот весна 1919-го года подарила надежды Белому движению. Ещё в начале января Деникин объединил под своим командованием Добровольческую армию, донские и кубанские казачьи формирования. Правда, Донская армия подчинялась ему только в оперативном отношении, он не ведал назначением лиц старшего командного состава, которое находилось всецело в руках донской власти. При этом донское командование иногда оказывало пассивное сопротивление, проводя какие-либо свои стратегические комбинации, что не способствовало общему делу. Тем не менее, к весне Деникин располагал армией под 100 тысяч человек, в которой служило около 25-30 тысяч офицеров. За это время Деникин, проявив свои лучшие военно-организаторские качества, нестандартное стратегическое и оперативно-тактическое мышление, подготовил план весенне-летних наступательных операций. Основной его целью стали Царицын и Москва.
   После объединения всех сил под начало Деникина Юрий Головин, по настояниям железнодорожного начальства объединённой армии, именно железнодорожного начальства, а не военного (хотя, наверное, и по согласованию с тем) перешёл в части Добровольческой армии - нужно было развивать там инфраструктуру бронепоездов по подобию Донской армии. Произошли изменения и в службе Екатерины Головиной - сейчас она работала уже не в самих бронепоездах (поскольку и Юрий занимался в основном строительством такой военной техники - на базе бронеплощадок), а в полевом госпитале.
   Примерно в то же самое время сменил свою должность, но не звание и Анатолий Комаров - в средине января он стал заместителем командира полка. Деникин 13-го января бросил на железнодорожную станцию Сарепта (южнее Царицына) 12 полков, заняв при этом по пути сёла Большие и Малые Чепурники. Но бои были упорными, и погиб один из командиров полка. Вот и произошли ротации. Вообще-то, полковник Кропотов хотел назначить Анатолия начальником своего штаба, но тот отказался. Да, должность была престижная, но он не хотел перебирать бумаги в штабе, всё же зам. командира полка более боевая должность, а Комарову хотелось постоянно находиться в гуще военных событий.
   Тем временем войска Красной армии, сумев преодолеть сопротивление армий Деникина, начали своё продвижение к Батайску и станции Тихорецкой. В один из апрельских дней после упорных боёв на этом направлении в госпиталь, в котором работала Екатерина Головина, поступила партия раненных. И в одном из них Катя узнала Анатолия Комарова.
   -- Анатолий Григорьевич, это вы?! -- воскликнула Катя.
   -- Ба, знакомые лица! -- удивился и Комаров. -- Вот уж не ожидал вас здесь встретить. А вы-то как здесь оказались?
   -- Служу в госпитале, так же, как и во время прошлой войны.
   -- Одна или с мужем?
   -- Конечно, с Юрием.
   -- Ну, ладно, вы как бы работаете сейчас по своей специальности. А Юрий-то почему в наших рядах? Что ему на гражданке не работалось? Он ведь инженер путей сообщений, если я правильно запомнил.
   -- Совершенно верно. Но и он сейчас работает, то есть служит, по своей прямой специальности - строит бронепоезда.
   -- Вот оно что! Тогда понятно. Нет, всё равно непонятно - а почему он строит их у нас, а не у красных? Насколько я помню, он более лояльно относился к нынешней власти, хотя и ему она не очень нравилась. Помню, как он возмущался, что вы не сможете попасть к своим родителям. Ладно, всё это так, но он-то гражданское лицо. Пусть я офицер, мне и положено воевать, а Юрий чего в эту бойню полез?
   -- Сейчас и он уже офицер, подпоручик.
   Да, да, Головин был уже именно подпоручик, а не прапорщик. Но произошло это просто по той простой причине, что к этому времени в белых частях на юге России было отменено звание прапорщика, офицеры же, носившие это звание, были переаттестованы в подпоручики, или в корнеты (в кавалерии). Так на погонах с одним просветом Юрия появилась вторая звёздочка (позже это будет соответствовать званию лейтенанта). Ещё раньше, в октябре прошлого года было упразднено и звание подполковника, все подполковники были переаттестованы в полковники. Именно поэтому зам. командира полка Анатолия Комарова и не повысили в звании. Так ему при назначении на новую должность и сказал Кропотов:
   -- Анатолий Григорьевич, я понимаю, что это не капитанский чин для должности заместителя командира полка. У вас должно было быть звание подполковника, которое вы заслуживаете. Но, вы прекрасно знаете, что такого звания с недавней поры уже не существует. А прыжок из капитана сразу в полковники невозможен. Но, прослужив какое-то время моим заместителем, вы точно получите звание полковника. Хотя тогда нам точно придётся расстаться, вам или мне доведётся уйти из полка. Как говорится двум медведям в одной берлоге не ужиться, -- улыбнулся он.
   -- Да это всё пустяки, -- улыбнулся и Анатолий, -- как я вам уже говорил, я воюю не за чины.
   -- Я понимаю, но как-то оно несправедливо получается, вы постоянно в чём-то ущемлены - сначала в должности, а теперь в звании. Я потому и не стал настаивать, чтобы вы были начальником штаба, хоть что-то будет по вашему желанию.
   Вот такой интересный разговор состоялся у Комарова три месяца назад со своим командиром полка. Но, обделённый чинами и званиями Анатолий умел искренне радоваться за своих друзей. А потому он радостно отреагировал на сообщение Екатерины о звании её мужа Комаров:
   -- О! Молодец! И это, начиная со звания вольнонаёмного. Я ему говорил ещё во время наших первых встреч, в 1915-м году, что он может стать неплохим военным. Ладно, не буду дальше петь дифирамбы Юрию, и так всё понятно. Но, всё же, почему вы здесь?
   -- Давайте я буду постепенно всё рассказывать, делая вам перевязку. Если же я что-то не успею, то расскажу позже, уже после обхода. Нужно и другим раненым помочь. А как вас только угораздило в госпиталь попасть?
   -- Как и многих других, -- вздохнул Анатолий. -- Задело меня в боях за Тихорецкую. Но рана, как я думаю, не очень серьёзная. Пару дней побуду у вас и снова в полк, -- был он ранен в предплечье правой руки, что сразу заметила Екатерина по несвежей, наспех сделанной повязке.
   Поскольку, беседуя с Анатолием и делая ему перевязку, Екатерина только в небольших штрихах отметила четырёхмесячную жизнь своего мужа в Смоленске (у неё самой за тот период вообще никаких новостей не было), то она вполне уложилась со своим рассказом в отведенное для перевязки время.
   -- Вы уже полком командуете? -- спросила Головина, отметив для себя слова "снова в полк".
   -- Нет, я сейчас на должности заместителя командира полка, поэтому можно говорить что он и мой. Правда, как вы видите, я в прежнем своём звании. Подполковников же нет, а до полковника я ещё не дорос, -- вновь, как и в былой беседе с Кропотовым, улыбнулся Анатолий при упоминании о званиях.
   -- Понятно. Ну, по-всякому ведь бывает. Получите и вы полковника, раз уже заместитель командира полка.
   -- А как давно вы в Добровольческой армии? -- перешёл на другую тему Комаров.
   -- В Добровольческой, точнее в объединённой армии мы не так уж и давно - всего пару месяцев, а до этого Юра служил в Донской армии. Там мы с начала августа прошлого года.
   -- О! Уже тоже порядком. Молодцы! Так, и когда же я Юрия смогу увидеть?
   -- Поскольку вы больной ходячий, значит точно сегодня вечером, точнее после окончания моей смены. Мы вместе уйдём из лазарета. Вот Юрке сюрприз-то будет!
   -- Да и мне выпал большой сюрприз вас видеть. Хорошо, буду ждать с нетерпением окончания вашей смены. Спасибо, за перевязку.
   -- Пожалуйста. Только через пару дней, как вы в начале нашего разговора отметили, я вас всё равно отсюда не выпущу. Рана, хотя и относительно чистая, но, как я поняла, частично задета кость. Так что пару недель придётся вам здесь побыть.
   -- Какие пару недель, Екатерина Викторовна! -- взмолился Анатолий. -- Несколько дней, максимум неделю, и я снова в свой полк.
   -- Этого я вам обещать не могу. Я не врач к тому же, но думаю, что и врач вам то же самое скажет. Так, всё, закрыли эту тему, -- заключила Головина, увидев, что Комаров пытается возразить ей. -- Полежите неделю, а там видно будет.
   Да, вечером встреча друзей и боевых побратимов была очень радостной. А уж наговорись во время её все, как говорится по самую завязку. И длились эти встречи на продолжении почти двух недель, как это и предполагала Екатерина Головина. Встречались друзья практически ежедневно, за исключением тех дней, когда работала по вечерам Катя или уезжал на пару дней по службе Юрий. Но всему приходит конец, выписался из госпиталя и Анатолий Комаров. И снова прощанье, как год назад на вокзале в Смоленске. Но теперь никто не мог точно сказать, что произойдёт с ними в ближайшие дни - война она и есть война, а у неё свои правила, неведомые никому. Попрощавшись, Комаров тихо произнёс:
   -- Ну, что ж, храни вас Бог обоих. Авось, когда-нибудь ещё снова увидимся, -- он отдал честь, повернулся и, не оглядываясь, удалился.
   -- И тебя храни Господь! -- отозвался после последних слов друга Юрий.
   Екатерина же только, молча, перекрестила Анатолия вслед. Но, увы, встретиться друзьям вновь было уже не суждено.

* * *

   И вот уже наступило лето. К концу июня обстановка на Южном фронте складывалась в пользу белогвардейцев. Немаловажную роль в этом сыграли, как это ни странно, и сами большевики, введя свой так называемый Военный коммунизм. Уравниловка в распределении материальных благ, милитаризация труда и военно-приказная система руководства всей жизнью общества оттолкнули от них многие слои населения, вследствие чего на подконтрольной им территории, советская власть де-факто держалась только в городах и в местах сосредоточения войск. А вот остальная территория отчасти контролировалась многочисленными атаманами и местными самоуправлениями. Воспользовавшись осложнением в тылу Красной армии, войска Деникина перешли ещё в конце второй декады мая в контрнаступление, в том числе и на Украину. Но главная цель главнокомандующего была, всё же, Москва, но только после взятия такого важного стратегического узла как Царицын. И наступление развивалось довольно успешно - 24 июня войска Деникина займут Харьков, а 30 июня - Царицын. Но это произойдёт тремя неделями позже.
   Однако и сейчас бои были ожесточённые, кровопролитные, особенно под Царицыным. В конце этого месяца Царицын падёт после утренней одновремённой концентрированной атаки 17-ти танков Первого танкового дивизиона, сформированного в Екатеринодаре, четырёх лёгких бронепоездов "Орёл", "Генерал Алексеев", "Вперёд за Родину", "Атаман Самсонов" и тяжёлого бронепоезда "Единая Россия". А на вооружении у него были 105-мм, 120-мм орудия и 47-мм пушки. Позднее, в августе две его повреждённые бронеплощадки заменили новыми, со 152-мм морскими орудиями - мощнейшая подвижная техника. Так что к взятию Царицына приложил свою руку и подпоручик Юрий Головин, участвующий в создании и реконструкции бронетехники. При этом войска Белой армии ещё пополнили свой арсенал бронетехники, захватив среди трофеев два красных бронепоезда с именами их лидеров "Ленин" и "Троцкий".
   Но, если участие Головина в битве за Царицын было как бы косвенным, то вот участие в военных действиях капитана Анатолия Комарова и его полка, да ещё и пехотного, было как раз что ни на есть самым прямым. И, как всегда, доставалось пехотинцам по полной программе всегда самым первым. Бои проходили с переменным успехом, и потери были немалые с обеих сторон. Под тем же Царицыным в начале июня красные, сосредоточив ударную группу против фронта 4-го корпуса, при поддержке сильной артиллерии перешли в наступление в направлении на станцию Воропоново в 10 с лишним верстах (по железнодорожной ветке Царицын - Калач-на-Дону) на запад от обороняющегося города. Одновремённо красные вели сильное наступление и против других частей белой армии, осуществляя чуть ли не ежедневный подвод свежих сил. И части Белой армии, невзирая на мужественное сопротивление, были оттеснены. Анатолий Комаров в этом бою несколько раз появлялся вблизи позиций то одного, то другого подразделения, следя за развитием ситуации. А она складывалась явно не в пользу белых. В конце концов, он направился к штабе - нужно было вместе с командиром полка принимать верное решение. По дороге его догнал один из офицеров и стал ему горячо что-то рассказывать. Через время Комаров был уже в штабе и прямо с порога сообщил Кропотову:
   -- Илья Алексеевич, я наблюдал за развитием боя. Дела наши неважные. А только что мне сообщили, что первый батальон под угрозой окружения.
   -- Да, дела действительно неважные. Мне уже сказали, что красные вовсю на нас нажимают, но я не думал, что всё так плохо. Нужно, отводить батальоны с позиций, или же нас задавят как слепых котят. Или вы не согласны с этим.
   -- Не знаю. Положение действительно серьёзное, но принимать решение только на слух, так сказать, не хотелось бы. Нужно видеть всё своими глазами. А потому я сейчас, наверное, вновь вернусь на позиции, и, наверное, вместе с вашим ординарцем, поближе к первому батальону. Если там ситуация критическая, то там же, на месте приму решение. К вам уже возвращаться не стану, хотя ординарца отошлю доложить вам. Но решение буду принимать на месте боя, потому что можно и не успеть.
   -- А может быть, и послать только ординарца. Пусть доложит, а мы и примем решение.
   -- Нет, категорически нет! Ординарец - это не тот уровень, чтобы оценивать обстановку. Да и решение он принимать сам не будет. Повторяю, мы можем не успеть с принятием решения, верного решения. Я должен видеть всё сам.
   -- Хорошо, согласен. Действуйте! Только вы там поосторожней.
   И вновь Комаров полез в гущу событий. А ситуация и впрямь грозила стать критической. Батальон срочно нужно было отводить, или через время солдаты побегут сами, открывая путь красным. Капитан отослал ординарца доложить обстановку командиру полка, а сам начал разыскивать кого-нибудь из старших офицеров, чтобы тот отводил людей. Но он не успел этого сделать - разорвавшийся неподалёку снаряд оглушил его и бросил на землю. Очнулся Комаров уже в окружении злорадно улыбающихся бойцов Красной армии. Анатолий не был ранен, но у него кружилась голова, и он плохо разбирал, что ему кричали красноармейцы, плохо их слышал - в ушах стоял противный звон. Руки у него были связаны, но он ощущал, что у него из ушей сочится кровь. И он понял, что просто контужен. Просто, да не так-то всё просто - хотя физических повреждений у него и не имеется, но выбраться отсюда ему вряд ли удастся. Рядом с ним под стенкой какого-то полуразрушенного здания лежало ещё около полутора десятка воинов Белой армии со связанными руками. Многих из них Комаров знал в лицо, это ведь был батальон, в котором он начинал свою службу в рядах Добровольческой армии. Среди пленных, кроме него, было и ещё два офицера.
   -- Вот и всё, -- подумал Анатолий. -- Кончилась твоя война, господин капитан. И не видать тебе никогда, какой станет в недалёком будущем Россия. -- Никаких иллюзий по поводу дальнейших последствий своего пребывания в плену у красных у него не было.
   Примерно через час Комарова повели к какому-то строению, как он понял, в нём находился штаб подразделения красных, только какого - батальона, полка или чего-то другого? Впрочем,для Анатолия это уже не имело никакого значения. Его ввели в комнату, где сидел какой-то красный командир, уровень его должности определить было невозможно, поскольку у красных не было никаких знаков различий, и уж тем более погон.
   -- Можете быть свободными, -- коротко бросил красный командир двум сопровождающим.
   И Комаров тотчас узнал его. Это был унтер-офицер (бывший, конечно) Иван Казимиров, который в мировую войну служил в батальоне Анатолия. Его отчество он забыл, а вполне возможно, и не знал. Казимиров числился пропавшим без вести с начала 1917-го года. И поди ж ты, оказывается, он жив, только непонятно - был тот в плену или попросту дезертировал.
   -- Ну, вот мы и встретились, Ваше благородие, господин Комаров, -- начал разговор бывший унтер-офицер, ехидно улыбнувшись и выделив интонацией слова "Ваше благородие, господин". Для Комарова его слова казались произнесёнными шёпотом.
   -- Добрый день, товарищ Казимиров, -- и капитан выделил слово "товарищ", но без ехидства. -- Хотя какой он для меня добрый.
   -- Это уж точно!
   -- Иван..., не помню вашего отчества.
   -- Иван Трофимович. Ты смотри, а имя-то моё запомнили.
   -- Иван Трофимович, говорите, если можно, громче. Я сейчас плохо слышу, контузило меня вашим снарядом.
   -- Да, я вижу. Хорошо, Анатолий Григорьевич, -- Казимиров повысил голос и впредь старался говорить так, чтобы капитан мог понимать его слова. -- У меня нет к вам личных обид, вы были честным, справедливым офицером. Да и сейчас, наверное, таким остаётесь. Но сейчас мы с вами по разные стороны баррикад. Жаль, конечно, очень жаль, что вы воюете не на нашей стороне. Опыт у вас большой, и воюете вы хорошо.
   -- Наверное, не очень, раз попал к вам в плен.
   -- Ну, это с каждым может случиться, от такого никто не застрахован. Могло быть и наоборот - вы бы сидели за столом, а я стоял перед вами со связанными руками. Мелащенко! -- крикнул он, после чего в помещение заскочил какой-то боец, -- развяжи руки капитану.
   -- А не опасно ли?
   -- Делай, что тебе приказано. Не опасно. Капитан не убежит, и даже не будет делать такой попытки. Это ниже его достоинства. Извините, Анатолий Григорьевич, что сразу до этого не додумался, -- он вновь обратился к Комарову.
   -- Не стоит извиняться. Я действительно не убегу, куда бежать? Меня тут же пристрелят. Никакого пути к отступлению у меня уже нет.
   -- Это верно. Только всё равно у вас есть выбор, есть два пути.
   -- И какие же это?
   -- Или служить нам, или отправляться в штаб к Духонину.
   Выражение "отправить в штаб к Духонину" появилось не так давно и означало "расстрелять". Сам же Николай Николаевич Духонин был генерал-лейтенантом, исполняющим обязанности верховного главнокомандующего русской армией в ноябре-декабре 1917-го года. Но в том же ноябре он был года зверски убит разъярённой толпой революционных солдат и матросов.
   -- Да, это так. Но вы, наверное, предугадываете мой выбор?
   -- Предугадываю, хорошо зная вас, -- вздохнул Казимиров. -- А жаль. Но что поделаешь, тогда действительно выбора нет. Как нет ни у вас, ни у нас лагерей для пленных. Так что, выход один - к стенке.
   -- Да, вы правы. Только в отношении лагерей для пленных не совсем. У нас их действительно нет, а вот у вас они есть - пленных немцев в них же содержали.
   -- Ну, насколько я знаю, эти лагеря в большинстве своём в Сибири, а туда и нам пока что путь закрыт. Из-за вашего-таки адмирала Колчака.
   -- Иван Трофимович, а куда это вы исчезли в январе 17-го года? Были в плену или дезертировали?
   -- А вы сами-то как думаете?
   -- Я склоняюсь к тому, что вы были в плену. Я с вами служил, а вы служили исправно, нареканий на вас не было. А потому мне как-то не верится, что вы дезертир.
   -- Спасибо, что вы обо мне хорошего мнения. Так оно и есть, я был в плену. Кстати, о немецком плене. Как утверждают некоторые источники, более половины всех людских потерь русской армии в той войне были как раз пленные. Да и в самом плену наши потери были большими. Умирали от туберкулеза, тифа или просто от воспаления лёгких. И таковых было ой как много. Предположительно порядка 190.000 российских военнослужащих погибли в плену. А потому бегство из немецкого или австрийского плена из-за тяжёлых условий содержания в плену приняло массовый характер. Бежал и я. Но это мне удалось не сразу, только с третьей попытки, уже осенью 17-го. И вот после этого я на фронт уже не возвращался. А там уже и наша власть установилась, зачем нам нужен был тот фронт. Уже своих фронтов стало хватать. Вот такие дела.
   -- Понятно. Ладно, мы вроде бы обо всё поговорили. Наверное, настала мне пора с вами прощаться, и навсегда.
   -- Не сегодня, -- хмуро ответил Казимиров. -- Завтра на рассвете.
   -- И на том спасибо. Утром, наверное, действительно легче покидать этот мир.
   -- У вас есть ко мне какие-нибудь просьбы?
   -- Есть одна. Дайте умереть по-человечески, без издевательств.
   -- Так оно и будет. Я знаю, что подобное случаются и у вас, и у нас. Но только не у меня. Не скрою, вначале были такие попытки, много зла у простых людей накопилось на разных бар, офицеров и прочих капиталистов. Но я сразу же это пресёк на корню, ненужное это дело, не по-христиански это. Ты своё зло вылей в бою, это совсем другое дело. А так, подло издеваться над человеком, если тот не может тебе ответить. Так что не беспокойтесь, уйдёте вы в мир иной спокойно. И ваши товарищи по оружию тоже.
   -- Ну, что ж, это хорошо.
   -- Анатолий Григорьевич, это ведь, если можно так выразиться, общая просьба. А личная просьба у вас есть? Последняя, так сказать. Я постараюсь её исполнить. Знаю, что о помиловании вы просить не станете, а потому так уверенно заявляю, что исполню.
   -- Если можно, я хотел бы написать близким - жене, матери - письма, чтобы те зря не надеялись. Да и проститься с ними. Если вы сможете передать эти письма, буду вам благодарен.
   -- В каком городе находятся ваши мама и жена?
   -- В Воронеже и Казани. Мама в Воронеже, а супруга в Казани у своих родителей.
   -- Хм, почти прифронтовые города. Но, тем не менее, в наших руках. Это возможно, Анатолий Григорьевич. Пишите, письма с оказией я передам. И их доставят, не беспокойтесь. Если я попрошу, не прикажу, а попрошу - всё мои бойцы сделают. И что, вы напишите, что погибли от пули при расстреле? Не страшно будет вашим родным это читать?
   -- Сейчас это уже никого не страшит, люди привыкли к таким действиям. Ваша сторона, кстати, их и начала.
   -- А то у вас такого нет? Вы что, не привычны к этому?
   -- Привык уже. Хотя сам никогда в таких акциях не участвовал. Я не палач.
   -- Ладно, хватит. А то мы сейчас наговорим друг другу разных гадостей. Не хочу, чтобы вы уходили из жизни со злобой на меня. Вы человек хороший, и мне искренне жаль, что вы не с нами. Но ничего изменить я не могу, меня не поймут. И тогда меня точно ожидает подобная участь.
   -- Действительно, вы правы. Давайте расстанемся по-человечески. За письма спасибо. Дадите карандаш и бумагу? Вы их можете прочитать, ничего запретного я писать там не стану.
   -- Бумагу и карандаш я вам дам. А читать чужие письма я не приучен. Да и что вы в них можете такого написать, да ещё отправляя в наш тыл? Ерунда всё это. Пишите со спокойной душой, всё что надумаете. Письма будут доставлены. Всё, Анатолий Григорьевич, прощайте. Я завтра на этой экзекуции тоже присутствовать не буду. Так что простимся навсегда именно сейчас. Мелащенко! -- и когда тот появился, бросил. -- Отведёшь капитана к остальным пленным.
   -- А тогда ему руки связывать?
   -- Тогда свяжешь, -- вновь вздохнул Казимиров. -- Но не из-за боязни, что он попытается убежать, а чтобы не было у его друзей ненужных желаний развязать и им руки. Это уже будет непорядок. Но сначала найди ему карандаш и бумагу, и пусть капитан напишет прощальные письма. А уж потом отводи его. Письма тотчас занесёшь мне. Анатолий Григорьевич, вы прямо поверх писем напишите адреса.
   -- Хорошо, я понял. Спасибо. Прощайте, Иван Трофимович. Зла я на вас не держу, понимаю, что личных претензий у нас друг к другу нет. Всё, веди, -- обратился он уже в сторону солдата.

* * *

   Подняли пленных рано-рано, солнце только начало подниматься - на зорьке алой. А день сегодня обещал быть просто чудесным - тишина, лёгенький, ласковый ветерок, поют ранние птички, запах такой же ранней травы, посеребрённой росой. Почти век спустя поэт Ефим Хазанов напишет следующие строки:
            Как на алой зорьке, на заре,
            На утёсе, словно на бугре
            Солнце рыжекудрое сидело.
            Об утёс точило солнце луч,
            И ничто не предвещало туч -
            Солнце ярким факелом горело.
   Не верилось, что через несколько минут ничего этого больше ты не увидишь, не услышишь и не ощутишь. И Анатолий понял, что был неправ вчера, сказав, что утром легче прощаться с жизнью - наоборот, тяжелее, хотя, возможно, и немного радостнее, хотя это слово совсем не подходящее к такому моменту. Но на душе, тем не менее, было спокойно.
   -- Раздевайтесь! -- скомандовал старший этой расстрельной команды.
   Все покорно начали снимать сапоги, обмундирование, оставшись только в исподнем. -- Вот и закончился род Комаровых, -- с болью в душе подумал в этот момент Анатолий. -- Ни детей, ни братьев у меня нет. Сестра не в счёт - её дети уже Комаровыми не будут. -- И в этот трагический момент Анатолий увидел на пригорке пучочек совсем небольших по размеру цветущих маков. Это было немного странно, потому что обычно маки цветут в конце мая, ну, в первых числах июня. А эти немного задержались, как будто бы зная, что найдутся и в эту пору желающие полюбоваться ими перед своей дальней безвозвратной дорогой. Комаров не знал, что при благоприятных условиях мак может цвести ещё и вторично в августе-сентябре. Впрочем, и сейчас было пока что только начало июня, заканчивалась всего лишь его первая декада. Эти чудесные цветы, обдуваемые ветром,  эти красные огоньки буквально завораживали, манили своим ласковым, не обжигающим пламенем, как бы говоря: "Полюбуйтесь нами!". И как же приятно было увидеть на фоне зелёной травы эти потрясающе красивые ярко-красные цветы, которые имеют и второе название - огненный цветок. И на душе у Комарова вдруг отлегло и даже радостно стало. Хотя какая могла быть радость, если ты уходишь из жизни за полгода до своего 30-летия, так и не дождавшись обещанного звания полковника. Так и не достиг Анатолий Комаров штабс-офицерского чина. Но это его уже абсолютно не волновало.
   А далее их построили в ряд на этом же пригорке, где чуть в стороне краснели цветы. Напротив, так же в ряд выстроились и их противники по оружию, а оно, смертоносное у них как раз было, в отличие от тех, кто стоял на пригорке. Продолжала щебетать какая-то птичка, но она через минуту резко замолкла, испуганная грохотом выстрелом. И только головки алых маков колыхались под слабыми порывами ветерка, словно кланяясь и провожая в последний путь тех, кто прилёг рядом с ними, заснув вечным сном. Сейчас эти алые цветы полыхали в траве, словно они были капельками крови убиенных.
  
  

ГЛАВА 15

Шаг вперёд - два шага назад

   Текущий 1919-й год запомнился Юрию Головину после взятия Царицына, прежде всего, наступлением армий Деникина на Москву. И в этом наступлении активное участие взяли тяжёлый бронепоезд "Единая Россия" и лёгкий бронепоезд "Офицер". Имелась при них естественно и ремонтная бригада, в составе которой и служил Юрий. Деникин, заняв Царицын, издал 3 июля свою "Московскую директиву" - поход на Москву. Добровольческая армия должна была нанести главный удар по кратчайшему к Москве направлению. Но полномасштабное наступление на Москву начнётся только 12 сентября. К тому времени войска Деникина победным маршем прошли по Украине: 16 июля его войска заняли Полтаву, 22 июня Деникину преподносили цветы в Харькове, почти одновремённо (23 августа) белые войска заняли Херсон, Николаев и Одессу, 31 августа к их ногам пал Киев. И наступление на Москву начнётся весьма успешно - 20 сентября войска Деникина займут Курск, 6 октября - Воронеж а 13 октября - Орёл, угрожая уже и Туле. Южный фронт большевиков быстро разрушался, большевики были близки к катастрофе, а их руководство держало про запас мысль об уходе в подполье.
   К средине октября Красная армия имела более чем 100 тысяч штыков и сабель, около 2000 пулемётов и 500 орудий. Деникин к этому времени обладал значительно меньшим количеством живой силы и техники - около 70 тысяч штыков и сабель, а также около 800 пулемётов и 260 орудий. Но его армия дополнялась бронетехникой - 19 бронепоездов, 12 танков. Но и красные в срочном порядке создавали свои поезда на этом театре военных действий, правда, не всегда успешно из-за рейдов в их тылы конницы Мамонтова.
   Но, как говорится, всё было гладко на бумаге, да забыли про овраги. Во-первых, Деникина подвела обширность театра военных действий, после занятии отдельных территорий они были слабо контролированы. А решить поставленную Деникиным задачу взятия Москвы можно было либо при условии поголовного втягивания всего населения в борьбу против советской власти или же полного разложения армий красных как боевой силы. Кроме того, не было должного взаимопонимания с руководством Донской армии, которая де-юре ему подчинялась, а вот де-факто... В походе на Москву Антону Ивановичу не удалось вытянуть за собой на своём правом фланге Донское войско, которое в октябре составляло более 30 % всех вооруженных сил Юга. Донские казаки рьяно отстаивали своё дореволюционного положения, но при этом не желали идти "спасать Россию".
   На эту тему в один из дней у Головина состоялся разговор с механиком бронепоезда "Офицер", уроженцем Батайска. Командовал бронепоездом сейчас полковник В. В. Карпинский
   -- Иван Корнеевич, -- обратился к пожилому механику Юрий, -- я уже более года в частях сначала Донской армии, а теперь уже и объединённой под руководством Антона Ивановича. Но какое же это объединение, если взаимоотношения между Добровольческой армией и Донской какие-то странные - как мне кажется, Краснов и Деникин не могут найти общего языка.
   -- Ну, между нами говоря, так оно, скорее всего, и есть.
   -- А в чём причина? Мы же одно дело делаем. Откуда такое непонимание, в чём его истоки, так сказать?
   -- Вы понимаете, это началось практически сразу. Во-первых, Антон Иванович крайне самолюбив. Если бы, к примеру, объединённой армией командовал кто-то другой, а он был бы на вторых ролях, то вообще неизвестно к чему бы это привело. Вряд ли бы Деникин исполнял отдаваемые ему приказы. А во-вторых, его раздражает то, что Войско Донское поддержи-вает дружеские отношения с Германией, он терпеть не может немцев ещё с прошлой войны. Но ведь и его Добровольческая армия благодаря нормальным контактам с немцами получала оружие и боеприпасы. Да, сейчас его снабжает Антанта, но до того где он брал вооружение? С тем оружием, что захватывалось у красных, недолго повоюешь. Да и офицеры обеих армий беспрепятственно проезжали через Украину на Дон.
   -- Да, в этом что-то есть, вы правы.
   -- Тут есть ещё одно обстоятельство, и вновь виной тому повышенное самолюбие Антона Ивановича. Ведь Донской армией до февраля фактически командовал генерал Святослав Варламович Денисов. Вы знаете, что когда немецкие войска ушли с Украины, как бы оголив фланги Донской армии, она потерпела ряд неудач, и Деникин сместил его. Так вот, генералом Денисов стал лишь здесь, на Дону в апреле прошлого года, а до того он был всего лишь капита-ном Генерального штаба, в то время как в войне с Германией Деникин уже командовал дивизией. А сейчас же Денисов как бы на равных разговаривает с Деникиным, а тот этого выносить не может. Он всё норовил отстранить Денисова от командования. Но Краснов этого не допускал, Денисов его ставленник, он служил у него начальник штаба. Вот такая история.
   Да, противостояние командующих армиями выглядело, по меньшей мере, странным, но что было, то было. И, конечно же, это отнюдь не способствовало успешным боевым действиям против частей Красной армии. Сейчас же, начиная именно со средины октября, практически сразу после больших побед, положение белых армий на юге России стало заметно ухудшаться. Махновцы своими рейдами по Украине разрушали тылы белых войск, против них пришлось снимать войска с фронта. Большевики же в это время заключили перемирие с поляками и с УНР, высвободив силы для борьбы с Белой армией юга, создав количественное и качественное превосходство над противником на орловско-курском направлении. В итоге в конце октября Красная Армия перешла в контрнаступление, начались ожесточённые бои, шедшие сначала с переменным успехом. Но затем южнее Орла красных нанесли ощутимое поражение белым, после чего стали теснить их по всей линии фронта. И воз, с таким трудом поднимавшийся в гору, покатился вниз. До начала зимы Белая армия ещё кое-как сдерживала силы красных, но 19 ноября Красная армия начала Харьковскую наступательную операцию Белой армии, и уже 12 декабря красные заняли Харьков, а 16 декабря - Киев. В общем, закончился 1919-й год для войск Деникина на минорной ноте.

* * *

   Не лучше начался и новый 1920-й год, уже в самом его начале, 3 января Красная армия начинала наступление под Ростовом-на-Дону и Новочеркасском (Ростово-Новочеркасская операция) и вновь вернула себе города Царицын (03.01) и Ростов (10.01). В это же время (04.01) адмирал Александр Васильевич Колчак отказался от своего титула Верховного правителя России в пользу Деникина. В средине января союзники Колчака предательски выдали его эсеро-меньшевистскому Политцентру Иркутска. Позднее, 7 февраля, захватившие в Иркутске власть большевики, расстреляли Колчака и председателя Совета министров Российского правительства В. Н. Пепеляева. Но Антону Ивановичу, ставшим Верховным правителем, этот титул не помог - его армия продолжала оставлять города, ранее занятые ею. В конце марта Красная армия вступила в Новороссийск, и Деникин стал отступать к Крыму, где, в свою очередь, 4 апреля передал власть генералу Петру Николаевичу Врангелю.
   Всё глубже на юг, всё ближе к Чёрному морю, ранее не виденного ими, также уходили вместе с частями Деникина Юрий и Екатерина Головины. Катя продолжала работать в госпиталях, а вот Юрий службу на бронепоездах уже оставил. Тяжёлый бронепоезд "Единая Россия" участвовал в упорных позиционных боях, но в средине ноября был выведен из строя протаранившим её махновским паровозом. Искорёженный бронепоезд сначала отбуксировали в Донбасс на станцию Енакиевка для ремонта, затем - в Новоросийск, на судостроительный завод "Судосталь". Но рабочие завода саботировали ремонт. Когда части Белой армии покинули и этот город, так и не восстановленная "Единая Россия" досталась красным без боя. Ещё ранее был потерян бронепоезд "Офицер". Теперь белое войско спешно направлялось в Крым на соединение с войсками нового Верховного правителя России. В Крыму у Врангеля были свои бронепоезда, но пространство для их маневрирования было незначительным. Сейчас поручик (получил это звание в конце лета прошлого года, ещё во время успешного наступления) Юрий Головин, имея опыт двух войн, являлся просто командиром одной из стрелковых рот.
   На тему этого спешного отступления у Юрия по пути к Чёрному морю состоялся непростой, но важный разговор.
   -- Юра, не нравится мне всё это, -- задумчиво протянула Катя. -- И как долго мы будем теперь отступать?
   -- Ты думаешь, мне это нравится? А ведь полгода назад всё было совсем по-другому. Многие уже видели, как вступают в Москву. Но, увы...
   -- Какая там Москва. Если отдали уже красным и Царицын, и Ростов, и Новороссийск. Всё отступаем и отступаем.
   -- Это, Катя, не отступление, это напоминает уже паническое бегство, -- горько произнёс Юрий.
   -- И куда мы бежим?
   -- К морю, Катя, к морю. Теперь, наконец-то, мы увидим море, -- в самом Новороссийске Головины не были.
   -- Ну и шуточки у тебя. Море... И зачем оно нам нужно, это море? А море я видела, только Балтийское. Юра, а что дальше? Ты ведь прав, море. А потом уже отступать некуда. А территория Крыма не такая уж и большая, это тебе не кубанские и приволжские степи. Зажмут нас там красные.
   -- Если попадут туда, то зажмут, ещё как зажмут. Вот только если проскочат Перекоп - перешеек между Крымом и континентом. Его-то и нужно оборонять хорошо - другой дороги в Крым нет, по суши, я имею в виду. Правда, есть ещё Сивашская коса на Азове - Арабатская стрелка, но она и вовсе узкая, там развернуться негде.
   -- Ладно, это я поняла. Но, если красные попадут в Крым, что тогда?
   -- Не знаю, Катя, не знаю. Даже думать об этом не хочется.
   -- Может быть, нам союзники помогут? Их корабли ведь стоят в Крыму.
   -- Это французы с англичанами нам помогут? Жди-дожидайся, шиш ты от них получишь. Они нам помогают только вооружением, да оказывают, так сказать, моральную помощь. А реальной, боевой помощи они нам не окажут. Своих солдат и матросов они ведь уже давно отправили домой.
   -- Юра, но тогда же конец! Красные нас не пощадят.
   -- А то я этого не понимаю. Офицеров они не пощадят, это точно. А вот медицинских работников, возможно, и не тронут.
   -- Ага! Жди-дожидайся теперь уже ты. Как же, не тронут! Ещё как тронут! А то ты сам этого не знаешь. Не нужно меня успокаивать.
   -- Как же я не хотел, чтобы ты со мной шла в Белую армию. Я как чувствовал. А в Смоленске ты бы спокойно работала в больнице.
   -- Нет уж! Мы вместе до победного конца!
   -- Теперь уж точно. Только совсем не до победного. Живы мы, возможно, и останемся, но вот где жить будем?
   -- Ты надеешься, что в случае нашего поражения те же французы или англичане предоставят нам убежище.
   -- Хотелось бы надеется на это, неужели хотя бы в этом нам союзнички не помогут? Надежды не очень-то реальные, но утопающий всегда хватается за последнюю соломинку. А мы сейчас на таковых ой как похожи.
   -- И жить потом вдали от Родины?
   -- Катя, не дави на больную мозоль. И так на душе тошно.
   Теперь уже замолчали оба, и больше эту тему не затрагивали.
   Между тем в Крыму шла интенсивная работа по реорганизации частей, новый командующий решил в первую очередь постепенно выдвигать на фронт наиболее боеспособные части 1-го корпуса генерала Кутепова. Врангель своим приказом переименовал Добровольческий корпус в 1-й, а его Крымский - во 2-й. Проводилась работа и по созданию (расширению) новых подразделений - 3-го корпуса генерала Писарева и конного корпус генерала Барбовича, куда планировалось свести всю имеющуюся конницу. В 3-й корпус Писарева, входила ещё и Чеченская дивизия генерала Ревишина.
   Особый интерес среди руководства Белого движения в армии Врангеля вызывал генерал-лейтенант (получил это звание в Крыму) Иван Гаврилович Барбович. Не в пример другим высоким чинам, Барбович по-прежнему лично участвовал в боях. Был случай, когда воинское формирование Ивана Гавриловича было послано на выручку пехоты Белой армии, атакованной восемью эскадронами красной конницы, да ещё при броневиках. И он во главе своего Гвардейского полка первым врубился в ряды красных, и хотя был теми окружен, смог смять их, и обратил в бегство, чем положил начало разгрому трёх конных дивизий противника. В конном корпусе Барбовича находились наиболее опытные вояки - белые казаки, обладающие изрядным боевым опытом и вооружённые до зубов. Они не раз одерживали победы над бойцами Красной армии. Но что мог сделать один такой корпус, к тому же понёсший огромные потери, против целой армии красных? Сейчас ему оставалось только прикрывать отступление.
   30 апреля красные предполагали нанести удар по Перекопу, но Врангель опередил их, направив Дроздовскую дивизию во фланг атакующим красным, в результате чего их прорыв в Крым был отбит, правда, с большими потерями. Но, тем не менее, апрельские попытки красных прорваться в Крым успехом не увенчались. Кроме того, 2-й корпус занял Чонгарский полуостров и выдвинул охранение на Сальковский перешеек. А далее наступило временное затишье; многие надеялись на мир. Но, контролируя Сальковский перешеек, чёрный барон решил теперь уже сам атаковать позиции красных. Он планировал наступать на позиции красных в Северной Таврии, и это наступление было начато 8 июня, при помощи десанта (до 10 тысяч человек) генерал-лейтенанта Якова Александровича Слащова. Частями Писарева и Кутепова были заняты Ново-Алексеевка, Чаплинка и Акимовка, красные начали отход в направлении Каховки.
   Но всё это были локальные победы, которые никак не решали глобального противостояния Белой и Красной армий. Летом, 7 августа красные тоже предприняли наступление на фронте Каховка - Алёшки, которое тоже вначале развивалось успешно, но в итоге наступательный прорыв красных был окончательно сломлен и не воскресал до октября месяца.
   В один из спокойных вечеров ротный Юрий Головин вместе с командиром его 2-го взвода унтер-офицером Алексеем Кузьмичом Даниловым сидели на завалинке небольшого крымского домика и обсуждали нехитрые новости. Военных новостей в последнее время не было, но они, тем не менее, коснулись их противостояний с красными. Где-то вдалеке звучало слабо слышимое солдатское пение. И в одной из пауз, Данилов, очевидно, что-то вспомнив, произнёс:
   -- Юрий Васильевич, а вы знаете, какую сейчас песню красные поют, сделали её своей как бы походной?
   -- И какую же?
   -- А вот послушайте, -- и он негромко напел:
            Слушай, товарищ,
            Война началася,
            Бросай своё дело,
            В поход собирайся.
                  Смело мы в бой пойдём
                  За власть Советов
                  И как один умрём
                  В борьбе за это!
   -- Что за ерунда! Мотив нашей Добровольческой песни, а слова перекручены.
   -- В том-то и дело! Испоганили, гады, песню. И выдают, главное, её за свою.
   Действительно, в Добровольческой армии была очень популярна песня "Слышали деды" со следующими словами:
            Слышали деды
            Война началася,
            Бросай своё дело,
            В поход собирайся.
                  Мы смело в бой пойдём
                  За Русь Святую,
                  И как один прольём
                  Кровь молодую.
   -- М-да, некрасиво, -- протянул Юрий. -- Но это вполне в духе красных - воровать чужое.
   Была в Белой армии ещё одна очень популярная песня "Из Румынии походом" на слова П. Баторина, которую ещё называли маршем Дроздовского полка. Но Головин с Даниловым не могли знать, что на Востоке России местные красные партизаны присвоили и эту песню, в которой ранее пелось:
            Из Румынии походом
            Шёл Дроздовский славный полк,
            Во спасение народа
            Исполняя тяжкий долг.
   Красные переделали её, и пели, в частности на Дальнем Востоке, песню уже так:
            По долинам и по взгорьям
            Шла дивизия вперед,
            Чтобы с бою взять Приморье -
            Белой армии оплот.
   Подобные перипетии ожидали и белогвардейскую песню "Там, вдали за рекой". Да что там говорить о походных песнях, если позже советские авторы присвоят и переделают красивую молодёжную песню смолинских казаков атамана А. И. Дутова:
            Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
            И в степи с высот огляди.
            Наверно, навеки покинул я дом свой,
            В казачьи вступая ряды.
                  Ты помнишь, орлёнок, как вместе летали
                  Над степью в пыли боевой,
                  Как лошади ржали, как шашки сверкали
                  В полях под Челябой родной.
   В 1936-м году поэт Яков Шведов (на музыку композитора Виктора Белого) переделает эту песню к спектаклю Театра Моссовета "Хлопчик". Песня станет очень популярной и впоследствии за ней закрепится название "Орлёнок":
            Орлёнок, орлёнок, взлети выше солнца
            И степи с высот огляди.
            Навеки умолкли весёлые хлопцы,
            В живых я остался один.
   Такой вот музыкальный экскурс во взаимоотношениях белогвардейских и советских поэтов. Впрочем, это означало только одно - понравившиеся народу мелодии будут жить очень долго, какими бы ни были слова, положенные на популярную музыку. Их будут петь во все времена представители различных политических оттенков.

* * *

   Юрий Головин не мог знать, что в последнее время против него воюет его родной брат Александр, сейчас питерский курсант одного из военных училищ. Ещё в июле 173 курсанта московских и петроградских училищ (в состав этой группы также входили курсанты орловских и тверских школ и курсов) были отправлены на Южный фронт в распоряжение командования 2-ой бригады. При подходе к селу Ново-Даниловка 26 июля бригада прямо с марша развернулась в боевой порядок и вступила в бой с частями Деникина, перейдя затем в решительное наступление на город Орехов, и 28 июля город был взят. Позже, 8 сентября бригада, наступавшая на мелитопольском направлении, была окружена конницей противника, но сумела прорвать кольцо окружения, и присоединилась к остальным частям. Александр Головин в этих боях уцелел, став впоследствии командиром Красной армии.
   Да, встретиться лицом к лицу братьям не удалось, но вот лицом к лицу представителям Красной и Белой армии, начиная с конца того же сентября довелось встречаться неоднократно. Красная армия начинала своё решительное наступление на барона Врангеля, засевшего на Крымском полуострове, и его части.
   Вторая Конная армия красных 26 октября переправилась под Херсоном через реку Днепр и завязала бой с войсками Врангеля. Эти сражения день за днём принимали всё более ожесточённый характер. Марковская и Корниловская дивизи и, а также 42-й Донской полк потеряли в этих боях около половины своего состава. К концу октября все пять красных армий Южного фронта, в том числе и 1-я Конная армия Будённого, перешли в решающее наступление. Но пока что бои в Северной Таврии не дали результатов, поскольку части Красной армии не имели ни броневиков, ни танков, а вот врангелевцев иностранные "друзья" щедро оснастили подобным вооружением. Но не всё было так просто. И это отметил в беседе с Головиным тот же проницательный унтер-офицер Данилов, бывший школьный учитель.
   -- Господин поручик, я слышал, что вы инженер-путеец. И у меня есть к вам вопрос.
   -- Слушаю вас.
   -- Дело в том, что, насколько я знаю, мы очень даже неплохо укрепили Перекопский и Чонгарский перешейки. Там сооружены бетонированные орудийные позиции, заграждения в несколько рядов, фланкирующие постройки и окопы, расположенные в тесной огневой связи. Красным там несладко придётся. По Арабатской стрелке они тоже вряд ли полезут. А могут они через Сиваш переправиться, он же мелкий?
   -- Я об этом и сам думал. И это не исключено.
   -- Да, пехота там точно пройдёт, но вот конница, орудия... Сама пехота вряд ли может решить исход боя.
   -- Правильно, но могут и орудия протащить. В последнее время наша разведка не очень эффективно работает в силу определённых обстоятельств, а потому мы не знаем, чем сейчас красные занимаются. Они вполне могут скрытно укрепить илистое дно Сиваша досками, хворостом, соломой, да мало ли чем. Тогда всё по нему могут протащить.
   -- Вот и я примерно так же думаю. Но почему же наше руководство об этом совершенно не заботится. Все говорят, что этот вариант для красных безнадёжен. Только по-моему это не так.
   -- А вы пойдите и доложите об этом нашему руководству,
   -- М-да, я понимаю, -- махнул рукой Данилов. -- Конечно же, ни я, ни вы к нему не попадём. Остаётся только надеяться, что красные думают не так, как мы с вами.
   Но то, чего опасался Данилов, да и Головин, всё же, произошло. В ночь с 7 на 8 ноября ударные части 6-й армии стали переправляться через Сиваш из района сёл Владимировка и Строгановка. И осуществить переправу через Сиваш им немного помогла погода - сильный ветер, дувший с запада на восток, угнал из Сиваша воду, в заливе обнажились броды. На рассвете две дивизии красных, 153-я бригада и отдельная кавалерийская бригада при поддержке 36 орудий начали бой на Литовском полуострове. И скоро укрепления в этом районе уже были в их руках. Красные части стали угрожать фланговым и тыловым частям Белой армии, обороняющих Турецкий вал. Три штурма красных закончились безрезультатно, это было очень серьёзное фортификационное сооружение. Турецкий (Перекопский) вал протянулся более чем на 8 вёрст, его ширина у основания составляла более 15 метров, высота от дна рва - 18-20 м. К валу ещё примыкал и ров шириной 20 м и глубиной 10 м, а метрах в двадцати от берега залива со дна рва поднимались (примыкая к насыпи и возвышаясь над её гребнем) стены высотой в 15 метров и толщиной более 3-х метров. И, тем не менее, после четвёртого штурма Турецкий вал пал - 9 ноября ночью, в полчетвёртого основные силы 51-й дивизии овладели этим укреплением. Исход трёхлетнего противостояния Белой и Красной армии на юге России был решён в пользу последней. Белые войска спешно отступали к Евпатории, Севастополю, Ялте, Феодосии и Керчи, где в портах стали грузиться на корабли для эвакуации.
   Немногим позже, вспоминая те происходящие события в Крыму, донской казак и поэт Николай Туроверов напишет:
            Уходили мы из Крыма
            Среди дыма и огня.
            Я с кормы, всё время мимо,
            В своего стрелял коня...
                  А он плыл, изнемогая,
                  За высокою кормой,
                  Всё не веря, всё не зная,
                  Что прощается со мной.
   Почти через полвека (1968 г.) этот эпизод будет обыгран в фильме режиссера Евгения Карелова "Служили два товарища".
   Утром 14 ноября Юрий и Екатерина Головина стояли на борту парохода "Аскольд", собиравшегося отойти от причала. Им повезло попасть на это судно вместе, а многие семьи были разъединены. В порту Феодосии, откуда отходил транспорт (были и другие суда) вчера царила полная неразбериха, хотя в целом план эвакуации был тщательно проработан и спланирован, а потому его выполнение прошло на достаточно высоком уровне организации. Головины всматривались в очертания города и берега, родной земли, которую они покидали. Но вот подняли якорь, и пароход дал прощальный гудок.
   -- Вот и всё, Юра, -- тихо промолвила прижавшаяся к плечу мужа Катя, с усилием сдерживая накатывающиеся слёзы. -- Куда мы плывём, зачем? -- Поскольку на этот риторический вопрос Юрий не ответил, то она завершила свой короткий монолог ещё более короткой фразой, -- прощай, Россия!
   -- Нет, Катя, всё же, лучше давай будем говорить: "До свидания, Россия!".
   -- Ты надеешься ещё вернуться? -- удивилась супруга.
   -- А почему бы и нет.
   -- И в качестве кого ты вернёшься к большевикам? В ранге белогвардейского офицера?
   -- Не знаю. Всё может со временем поменяться.
   -- Поменяется власть в России?!
   -- Нет. Власть уже вряд ли поменяется, но со временем могут поменяться люди, их отношение к прошлому. Надеюсь, они перестанут быть такими категоричными и станут более снисходительны друг к другу. Да, мы сражались друг против друга, но мы же все русские!
   -- Не знаю, Юра. Сомневаюсь, но кто его знает. Может быть ты и прав, очень хочется на это надеяться. Хорошо, тогда: "До свидания, Россия!".
   -- "До свидания, Россия!", -- повторил вслед за супругой и Юрий.
  

♥ ☺ ♠ ☺ ♣ ☺ ♦ ☺ ♠ ☺ ♣ ☺ ♦ ☺ ♥

  

Продолжение смотреть в книге:

"Связь времён" Часть II

"Есть такая профессия"

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"