Ройко Александр. Всегда вместе. Часть Ii. Ничто на земле не проходит бесследно

Александр Ройко

Всегда вместе

Одноклассникам посвящается

Часть II

"Ничто на земле не проходит бесследно"

Председатель правления Советского фонда культуры академик Д.С. Лихачёв как-то отметил, что людская память - "это основа совести и нравственности, основа культуры. Память противостоит уничтожающей силе времени, она преодолевает время, преодолевает смерть". Память не даёт смерти взять верх над жизнью - пока ты помнишь, ты живёшь. Прав был известный советский поэт-песенник Леонид Дербенёв, отметивший в своей замечательной песне, что "ничто на земле не проходит бесследно". Да, всё когда-то заканчивается, со временем зачастую и забывается, но бесследно не исчезает ничего.

Пролетели годы. У влюблённых ещё со школы друг в друга, но поссорившихся Виктора и Любы, уже появились свои семьи, дети. По-разному складываются их семейные взаимоотношения, разными (в пределах одного города) являются и места их работы, жительства. Но всё это разное так и не позволит им забыть друг о друге. И вот однажды они случайно встретятся, хотя, так уж ли случайно. Любовь вспыхнет с новой силой. Но они связаны по рукам и ногам своими обязательствами перед близкими. Дети ещё не оперились, к тому же экономика страны рухнула, впрочем, как и она сама. Рождение нового государства, постоянные (и порой не совсем приятные) перемены в нём не благоприятствуют тем же переменам на семейном фронте пары влюблённых. Что же будет дальше? Суждено ли им, несмотря на все преграды, быть всегда вместе?

Роман охватывает полувековой период жизни героев, показывая характерную атмосферу окружающего их бытия.

ГЛАВА 1

Первые шероховатости

У Любы Терещук подрастала дочь, в конце осени ей уже исполнялось два годика. Это была забавная малышка, за развитием которой так интересно было наблюдать. Ведь каждый человек помнит себя примерно с 3-4-летнего возраста, а вот более ранний период своего детства в памяти не запечатлевается. И не у всех имеются младшие сестрёнки или братишки, с которыми тебе доводилось играться, а заодно и наблюдать за тем, как подрастает твой меньшенький близкий тебе родственничек. А потому с интересом наблюдая за развитием уже своего собственного ребёнка, ты как бы окунаешься в подсознательные воспоминания себя самого на самых первых этапах большой и сложной жизни. Сейчас этот маленький комочек, которого ты нежно прижимаешь к груди, совсем ещё мал, его можно даже легонько подбрасывать в воздух, вызывая у того радостную улыбку - мама с ним так весело играет. Но ты при этом понимаешь, что точно так же когда-то родители забавлялись с тобой, это сейчас твоё маленькое Я. Но ты одновремённо понимаешь и то, что этот период времени, который порой кажется тебе таким медлительным (хочется чтобы ребёнок побыстрее подрос), на самом деле очень скоротечен. Ты это поймёшь буквально через пару лет с умилением рассматривая более ранние фотографии и удивляясь как же быстро дочь или сын подросли. И понимаешь ещё, что уже никогда не вернётся то время, когда ты беззаботно игралась с малышом, кормила, одевала его и недосыпала ночей, когда он болел. Всё, это уже становится полностью самостоятельный человечек, у которого теперь уже имеется его собственное Я. И уже тебе не по силам будет забавляться, подбрасывая в воздух своего ребёнка, да и захочет ли он уже этого. Начинается совсем другой этап в жизни как твоего ребёнка, так и тебя самого.

Как и было запланировано и одобрено, хотя не всеми, Люба с осени вышла на работу. Ей там все очень обрадовались, как и она сама встрече с коллегами. Почти за 2 года своего декретного отпуска и отпуска по уходу за ребёнком Терещук всего несколько раз навещала коллег с кратковременным (буквально полчаса-час) визитом на работу. Но тогда они успевали лишь очень коротко поделиться некоторыми своими новостями. Сейчас же Любу забросали вопросами, да и она сама подробно расспрашивала коллег и работе, и об их личной жизни - соскучились обе стороны. Наиболее дружна Терещук на работе была с Ириной Сергеевной Глобиной. Та была всего на пару лет старше Любы, она закончила тот же институт, что и Терещук. Поэтому у них были общие точки соприкосновения, похожие воспоминания о проведенном в институте времени и даже об их преподавателях. Конечно, они уже обращались друг к другу просто по имени. Ирина была для Любы тем человеком, с которой она могла поделиться некоторыми своими секретами, хотя, естественно, и не настолько, как она могла это делать с Надеждой (в первую очередь), Настей Калюжной или Леной Панасенко. Меньше Люба, как ни странно, контачила с Ларисой Кушнарёвой. Да, Лариса была, в общем-то компанейской женщиной, но, всё же, чувствовалось её как бы некоторое превосходство над подругами. Наверное, сказывалась руководящая комсомольская должность, хотя среди своих, так сказать однопартийцев, она пока что и не особо выделялась - по крайней мере, за эти годы она не особенно продвинулась по карьерной лестнице. Да, они изредка бывали друг у друга в гостях, вместе с Калюжной. Но вот та же Ирина, пожалуй, была Терещук ближе, да и они уже не раз бывали в гостях друг у друга.

Постепенно Люба втянулась в рабочий ритм, и потянулись обычные малопримечательные будни. А вот выходные дни приносили ей удовольствие. Стояли погожие тёплые осенние деньки, и ей очень приятно было гулять с дочерью по чудесным киевским паркам. Нередко они гуляли и втроём, но Люба замечала, что Максиму довольно быстро надоедает это бесцельное брожение на природе. Он был как бы человеком действия, а вот так, ничего не делая, просто ходить по улицам или скверам ему особого удовольствия не доставляло. Вот, если так же тихо и долго, как он говорил, просидеть на берегу реки или озера с удочкой в руках, тогда другое дело, тогда имеется какая-нибудь цель. А просто бродить, не зная для чего и зачем - это не по нему. А вот Любе нравилось часами наблюдать за дочерью, видя, как она собирает падающие листики с деревьев, советуется с мамой, какой ей лучше листик выбрать, или же, знакомясь с городом, пыталась уже задавать многочисленные вопросы на тему: "А это что такое?", "А для чего оно?", "А зачем...?", Почему...?" и тому подобное. На многие вопросы дочери ей не так-то просто было отвечать, потому что порой на те же простые вопросы не так уж легко сформулировать такие же простые, краткие и понятные ребёнку ответы. А ещё Люба понимала, что дальше, по мере взросления дочери, вопросы пойдут посложнее, и нужно к ним готовиться. А так она и сама с удовольствием, а иногда и с удивлением, открывала для себя грани непознанного.

Так незаметно пробежала осень и наступила зима. Встречать новый, 1977-й год было запланировано у Калюжных. Гостеприимная Настя пригласила к себе семьи Терещуков и Кушнарёвых. Дело в том, что в августе этого года Калюжные, наконец-то, получили квартиру, причём трёхкомнатную. За несколько месяцев до этого события, в мае Настя родила своей дочурке Наде братика Руслана. Осенью они были захлопотаны обустройством квартиры, переездом в неё и налаживанием быта. Коллеги Насти и Валентина уже успели обмыть у них это событие, а вот подруг на такую встречу Настя пока что не приглашала. Поэтому встреча Нового года должна была стать для них ещё и праздником новоселья. Кроме подруг были ещё две семьи друзей Валентина. Вообще, все отмечали Новый год в новом доме Калюжных попарно, только вот одной была Лариса, без своего супруга. Её благоверный пообещал Насте, что обязательно они заскочат к ней после Нового года уже вдвоем, но вот сейчас он ну, никак не может. Он встречал Новый год вместе с некоторыми коллегами в компании какого-то своего руководителя. Он не мог отказать тому в его приглашении, да это, к тому же, было выгодно ему самому - тесный контакт с боссом в неофициальной обстановке мог в дальнейшем способствовать продвижению по службе. Правда, Анатолию было желательно, чтобы там присутствовала и Лариса, тем более что она была красивой женщиной и даже работала в одном из отделов аппарата районного комитета ВЛКСМ. А это повышало и авторитет её мужа. Но Лариса проявила твёрдость и отказалась идти к шефу мужа, ссылаясь на то, что Калюжные пригласили их раньше, и что она уже пообещала своей школьной подруге обязательно прийти. Да и самой ей не очень-то хотелось находиться в компании Толиного руководителя. Она уже пару раз бывала с мужем в подобной обстановке. А потому прекрасно знала, что, подвыпив, эти самые руководители начинают проявлять к ней нездоровый интерес. К тому же ей уже изрядно надоели эти совместные корпоративные празднования. Хотелось отметить праздник, тем более такой, как Новый год, в уютной домашней обстановке.

Поскольку обычно празднование Нового года затягивается далеко за полночь, то, естественно, была и насыщенная его программа. Конечно, Калюжные никакой программы не составляли, но было и весёлое, с хорошими тостами и шутками, сидение за столом, разнообразная музыка, танцы и даже, под конец, хоровое пение. Все гости пришли с подарками, ещё в самом начале поздравили молодую семью с такой важной вехой в их жизни, как собственная квартира. А потом они успешно проводили Старый год, посмотрели по телевизору праздничное поздравление с наступающим Новым годом, а далее и сами его очень хорошо встречали. Кстати, телевизионные приветствия руководителей государства вошли в практику не так уж давно. Впервые с таким поздравлением к народу обратился за 10 минут до наступления нового 1971-го года Леонид Ильич Брежнев. До этого подобные поздравления делались по радио, и то очень редко. Первым подобным обращением принято считать новогоднее поздравление председателя ЦИК СССР М. И. Калинина к полярникам 31 декабря 1935-го года. В декабре 1941-го года он же поздравил советский народ с наступающим Новым годом. В это суровое время его поздравление адресовалось бойцам, командирам и политработники Красной Армии и Военно--Морского Флота, партизанам и партизанкам, рабочим и работницам, колхозникам и колхозницам, советской интеллигенции, и даже жителям советских районов, временно захваченных немецко-фашистскими оккупантами (хотя те и не могли его в этот момент слышать). Но вот как раз с этого года, из-за неважного самочувствия Л. И. Брежнева, страну поздравлял известный диктор центрального телевидения Игорь Кириллов. Забегая наперёд, следует отметить, что и в дальнейшем чаще всего эту процедуру проводил именно он, плоть до декабря 1985-го года, когда возобновил новогодние обращения от лица государства Генеральный секретарь ЦК КПСС М. С. Горбачёв.

Настя рассадила своих гостей по несколько необычному до того принципу. Когда гости собрались садиться за стол, она сказала:

-- Дорогие друзья! Если вы не возражаете, то я сегодня на правах хозяйки сама определю каждому место.

-- Пожалуйста, -- не стали возражать те. -- А по какому принципу?

-- Я недавно в журнале прочитала правила этикета за столом. Там много всего. Но по поводу мест за столом там есть четыре основных правила. Два из них, наверное, известны всем. Это то, что женщин рассаживают по правую сторону от мужчин, за которыми те и должны ухаживать. То есть, женщину не сажают с женщиной. И ещё женщин не сажают и на торцы стола, если там не сидят мужчины.

-- Ну, это всем известно.

-- Я так и говорила. Но есть ещё два правила. Правда, одно из них для нашей компании не подходит.

-- Во как! И какое же оно?

-- Это то, что два иностранца из одной страны также не сидят вместе. Таковых у нас не имеется. А вот четвёрное любопытное. Я, например, до сего времени о нём не знала. Но, наверное, разумное зерно в этом правиле есть.

-- И что за правило?

-- Мужа никогда не сажают рядом с женой.

-- Вот те на! Это ещё почему?

-- Ну, наверное, для того, чтобы не было скучно за столом. Супруги и так немного надоедают друг другу во время будней, потому не особо они разговорчивы и за столом. А вот если пары разъединены, то им будет о чём поговорить, особенно, если до того они не были знакомы. Кроме того, поскольку кавалер обязан будет ухаживать за своей дамой, то, пожалуй, он будет это делать более внимательно, нежели за своей половиной.

-- Да, я тоже слышал о таком правиле, -- поддержал Калюжную друг её Валентина.

-- Точно, есть такое, -- с удивлением услышала Люба голос своего мужа, -- правда, иногда делают исключения для молодожёнов.

-- Ну, таковых у нас тоже не имеется, -- парировала Настя.

Люба удивилась реплике мужа, потому что до этого времени он о таком рассаживании за столом не заикался. Но она ничуть и не сомневалась, что он о нём знал, ведь вырос в очень интеллигентной семье.

-- Ну, всё же, немного непривычно, -- раздались женские голоса.

-- Я понимаю ваши сомнения, -- улыбнулась Настя. -- Но, поскольку все друг у друга на виду, то никаких недоразумений быть не должно.

И, хотя, всё же, непонятно было, понравилась ли такая практика женщинам, но вот некоторым мужчинам такое новшество пришлось очень даже по душе. Наверное, за другой женщиной, а не за своей женой, им было куда более приятно ухаживать. Конечно, Настя была отчасти права - это значительно разрядило обстановку и за столом, да и во время танцев. Но была в этом и обратная сторона медали - некоторые мужья, всё же, чересчур увлекались своими новыми обязанностями. И, как бы прилежно кавалеры не ухаживали за чужими жёнами, те не забывали контролировать своих мужей. И одним из таких кавалеров был именно Максим. Настя усадила его таким образом, что по правую руку от него сидела одна из жён приятелей Валентина. И Максим за ней, в общем-то, неплохо ухаживал. Но гораздо больше он ухаживал за дамой, которая сидела слева от него, он успевал на два фронта. А таковой дамой оказалась Лариса, ухаживать за которой Настя посадила своего мужа (слева от Кушнарёвой). Но, если Валентин был не очень-то решительным и со своей супругой, то в ухаживании за другой женщиной он и вовсе потерялся. И этим хорошо воспользовался Максим.

Обратила на это внимание и хозяйка дома. Во время смены блюд на столе (а подготовились Калюжные к празднику основательно) Люба помогала Насте. И вот на кухне та тихонько сказала Терещук:

-- Слушай, подруга. По-моему, твой муженёк что-то слишком ретиво обхаживает Ларису. Тебе так не кажется?

-- В том то и дело, что не только мне это кажется, но так оно есть и на самом деле. Ты хорошую придумала рассадку гостей, вот он этим и воспользовался, -- уколола Люба Калюжную.

-- Но я же специально садила с ней своего Валентина, думала, что он будет за столом за ней ухаживать.

-- Но по другую сторону от Ларисы оказался-то Максим, А он за двумя, как видишь, успевает. Только вне стола на другую женщину, справа от себя он внимания не обращает. А вот к Ларисе прилип.

-- Может быть, их рассадить?

-- Ты что! Не вздумай! Я понимаю, конечно, что многим это уже и так бросилось в глаза, но если их рассадить, то тогда всем окончательно всё станет понятно. Разговоров не оберёшься, да и праздник наверняка будет испорчен.

-- Да, дела. А я ведь хотела как лучше.

-- А получилось как всегда, так ведь говорят, -- уже улыбнулась Терещук. -- Ладно, не бери в голову. Я понимаю, что ты не специально это придумала. Твоей вины тут нет. Что поделаешь, провожать-то он её всё равно не поедет.

-- Ну, ты ему завтра головомойку устроишь!

-- Ещё чего! И не подумаю. Намекну, конечно, но ругать не стану, не в моих это правилах. Он сам всё поймёт. А если он серьёзно что-то задумал, то всё равно от меня это не зависит. Не буду же я за ним постоянно бегать и выслеживать.

-- Ну, ты даёшь! Если бы мне мой Валентин такое учудил, я бы с него три шкуры спустила. Ты знаешь, я даже не представляю себе, как бы это у него получилось.

-- Да, тебе с Валентином повезло. Уж он-то на другую женщину вряд ли обратит внимание.

-- Наверное. Хотя, как говорится, в тихом болоте черти водятся. Мало ли что может случиться впереди. Трёхлетний кризис мы пережили, а вот как дальше будет?

-- Всё хорошо у тебя будет, успокойся. Так, закрыли эту тему. Давай стол накрывать, хватит им танцевать.

Они начали носить новые блюда. Хотя острую тему они и закрыли, но Люба всё равно продолжала думать о Максиме. Люба ещё раньше заметила, что её муж положил глаз на Ларису. Они вдвоём (тоже вместе с Калюжными) в мае прошлого, 1975-го года были у Кушнарёвых на торжестве, посвящённому рождению у тех дочери Маргариты. И вот именно тогда Любу неприятно поразили знаки внимания её мужа, которые он уделял хозяйке дома. Люба тогда обратила внимание, как Максим, умело ведя Лару в танце, постоянно ей что-то нашёптывал, вероятно, комплименты, поскольку та удовлетворённо улыбалась. Правда, в тот раз он танцевал с ней всего один танец, поскольку с Ларисой было много желающих потанцевать. К тому же, рядом находился и её муж Анатолий. Но сейчас Кушнарёва в гостях не было, и Максим этим сполна воспользовался. Сама того не желая, ему в этом помогла и Настя. Теперь уже Максим всего один танец протанцевал с супругой, а вот все остальные только с Ларисой, не подпуская к ней других кавалеров. Конечно, Ларису можно было понять - она пришла в гости одна, а потому требовала мужского внимания. Но вот Максим... Хотя, и Кушнарёва должна была отдавать себе отчёт в происходящем.

Но в последнее время Люба отметила для себя, что у них с супругом отношения изменились, и не в лучшую сторону. Они немного охладели друг к другу. На другой день после праздника Люба вообще ничего не стала говорить Максиму, во-первых, что толку, а во-вторых, не хотелось начинать новый год с размолвки. Ведь говорят, что как год начнёшь, таким он и будет. Она встала раньше Максима и начала потихоньку готовить завтрак, скорее уже обед. Ей сейчас вспомнилась фраза Насти о трёхлетнем кризисе. После домашней трапезы, Максим уселся смотреть телевизор, а Люба начала обзванивать знакомых и поздравлять с праздником. Позвонила она, конечно, и Надежде, поздравила её и всех членов семьи. Подруга пригласила Терещуков приехать в гости и вечером посидеть у неё. Люба с охотой приняла приглашение. Сидеть дома и молчать вдвоём с мужем, как это происходило сейчас, ей не хотелось. Танечка со вчерашнего дня гостила у родителей Максима. Год начался субботой, завтра тоже выходной, и свёкры выпросили сына с Любой, чтобы внучка побыла с ними хотя бы до среды, а, возможно, и до воскресенья.

Люба зашла в гостиную (чтобы не мешать мужу смотреть телевизор, да и чтобы лучше слышать, Люба звонила подруге из спальни) и обратилась к мужу:

-- Максим, Надя Нестеренко приглашает нас в гости. Пойдём?

-- Ой, ты знаешь, что-то сегодня не хочется уже никуда ходить. И так недавно домой пришли. Можно и дома вечерком посидеть.

-- Ну, ты как знаешь, а я, всё же, схожу к Надежде. Немного поболтаем. Я не буду долго задерживаться. Так что вечером, может, часам к восьми-девяти я буду дома. А завтра ещё впереди целый день, так что и вместе ещё насидимся.

-- Ладно, иди. За тобой заехать?

-- Не нужно. Я вызову такси.

Люба действительно ехала к подруге, чтобы немного поговорить. Фактически только с ней одной она делилась своими самыми сокровенными секретами. Как ей казалось, даже та же Настя для этой цели не очень-то подходила. Да и поговорить в нормальной, спокойной обстановке вчера (или уже сегодня ночью) времени не было. Она очень неплохо провела вторую половину дня у Нестеренко. Это была очень приветливая дружная семья, и Люба всегда чувствовала себя у них очень хорошо. Было много времени подругам и побеседовать, Юрий тактично им не мешал. Конечно, основной темой Любиного рассказа было охлаждение отношений с мужем. Она пожаловалась подруге, что ещё не прошло и пяти лет, как появилась какая-то трещинка в их отношениях. Надежда, хотя у неё в семье всё было по-прежнему прекрасно, тем не менее, отлично поняла подругу.

-- Это одностороннее Максима отношение к тебе? -- спросила она Любу.

-- Нет. Не буду врать, у меня тоже к нему уже нет тех чувств, что были вначале.

-- Ну, это понятно. Всю жизнь такие отношения, как в первые месяцы, конечно, быть не могут.

-- Наверное. Настя вчера, точнее сегодня ночью, упомянула о кризисе 3-х лет в супружеских отношениях. Вот я и думаю, может быть, это он у нас и есть, только немного запоздалый?

-- Нет, Любаша. Есть кризис первых трёх лет, но есть ещё и более поздние. Есть даже более ранний кризис. Так, например, установлено, что первый кризис происходит сразу же после начала совместной жизни. Точнее, кризис первого года жизни начинается, как правило, во второй половине первого года после свадьбы. Происходит это, вероятно, потому, что в это время с глаз молодоженов как бы "спадают розовые очки". Романтику первых месяцев брака сменяют будни, где много бытовых проблем и раздражающих привычек, на которые раньше не обращалось внимания. Многие пары считают, что первый год обманул их ожидания. Этот год представлялся им как нескончаемый медовый месяц, но на деле обернулся чередой ссор и скандалов. И это, вообще-то, понятно. Два совершенно разных человека, с разным воспитанием и разными привычками попросту "притираются" друг к другу

-- Да, это мне понятно. Но, наверное, с этим кризисом большинство успешно справляется.

-- Не всегда, но, в целом, это, действительно, так. По крайней мере, из наших знакомых в этот период ни одна пара не распалась. А вот дальше как раз и следует трёхлетний кризис. И, говорят, что он самый опасный. Но мы ведь и его уже пережили.

-- А почему он такой опасный?

-- Понимаешь, время прихода этого кризиса, как правило, совпадает со временем, когда в семье рождается ребенок или же он ещё совсем мал. Рождение первого ребенка является для родителей сильной стрессовой ситуацией, связанной с тем, что они получают новые роли (мама, папа), которые им надо освоить. Этот период также связан с повышенной усталостью родителей (ночной плач, постоянной уход за ребёнком). Отец ребенка часто чувствует себя несколько брошенным, ведь жена всё время находится рядом с ребенком. Женщина уделяет значительно больше внимания ребенку, а мужу почти не уделяет. Влечение к мужу может падать, и ребенок в некоторой степени замещает женщине мужа.

-- Слушай, Надюша! А ведь верно! Точно так всё у меня и происходило после рождения Татьяны. У меня всё внимание было сосредоточено только на ней. Какая ты молодец! Всё очень хорошо объяснила.

-- Это не я молодец, Любаша. Я просто об этом прочитала. Но всё, действительно, так. И у меня было нечто подобное, правда, в меньшей степени - о Юрии я не забывала.

-- А что дальше? Ты говорила, да и я слышала, что есть более поздние кризисы.

-- Да, есть ещё и другие последующие кризисы. Например, кризис семи лет. Это самый "загадочный" кризис. Возможно, время его появления связано с кризисом, который в это время переживают не сама пара, а их ребенок - тоже кризис трёх лет (но уже самого ребёнка). Ему сопутствует проявление самостоятельности, выделение своего "Я", очерчивание границ дозволенного. Это время психологически тяжело для родителей, ребенок постоянно капризничает, делает недозволенные вещи.

-- Пожалуй, как раз наступает такой период, -- задумчиво протянула Люба. -- Хотя с Танечкой это, всё же, вряд ли связано. Хотя, кто его знает, как это происходит в сознании Максима.

-- Ты знаешь, Любаша! -- так же задумчиво отозвалась Надя. -- Можно, я тебе выскажу откровенно свои предположения? Не обидишься?

-- Да ты что! Чего бы я на тебя обижалась, ты ведь моя лучшая подруга. С кем я ещё могу поговорить откровенно. Конечно, не обижусь. Говори.

-- Мне тоже кажется, что, вряд ли, ваши отношения ухудшились из-за дочери. Во всём виноват твой Максим. Он просто у тебя бабник. Редко такой красивый мужчина не волочиться за юбками, тем более когда они сами к нему липнут.

-- Да, я это и сама понимаю. И родители мне об этом намекали. Но, что же делать?

-- Честно скажу, не знаю я, Люба. В этом вопросе не может быть однозначных рецептов. В каждом случае нужен свой подход. Можно только одно сказать - нужно быть постоянно внимательной к мужу, искренне любить его. Тогда и он откликнется, хотя, и не всегда такое может быть. И ещё, нужно, чтобы он тебя каждый день открывал для себя как бы новую. Тогда и на других женщин внимания обращать не будет.

-- О! Об этом я тоже читала, но это так сложно.

-- Конечно, сложно. Я тоже это прекрасно понимаю. Но, хотя бы стремиться к этому нужно.

-- Спасибо, Надюша. Хорошо мы с тобой поговорили. Но, увы, ты права - единых рецептов не существует. Нужно как-то самой находить выход из положения. Ладно, буду я собираться домой. Обещала Максиму не задерживаться, буду уделять ему внимание, -- улыбнулась Люба.

Настя вызвала подруге такси, та распрощалась со всеми и отправилась домой. Настя упомянула в разговоре о том, что бывают, конечно, и другие, более поздние кризисы, но Любе они были пока что неинтересны. Ей сейчас с головой хватало и первых двух, и она уже с тревогой задумывалась о приближающемся семилетнем кризисе. Вот такие, не совсем приятные перемены начались в жизни Любы Терещук во взаимоотношениях с мужем, а того ещё и с её подругой.

В отличие же от перемен в отдельно взятой ячейке общества ситуация в стране в целом практически не менялась. Все уже привыкли к тому, что в магазинах с какими-то товарами бывают перебои, привыкли и к так называемым дефицитам, которые можно было раздобыть только по блату. Если предыдущему руководителю страны Н.С. Хрущёву досталось разрушенное войной народное хозяйство, то приход к власти нового лидера в первое время породил надежды на улучшение благосостояния народа. Оно, конечно же, улучшилось, но не настолько, чтобы то значительно сказалось на каждой отдельной семье. Понятно, что некоторые граждане (ясно какие) жили как "у Христа за пазухой". Но в целом решающих перемен к лучшему не наблюдалось. А ведь после войны прошло уже более 30 лет. "Загнивающий Запад" (как его нередко называли в газетах) с каждым годом наращивал свой потенциал. На уровне обороноспособности страна достойно соперничала, а во многих случаях даже опережала ведущие мировые государства. Но вот на бытовом уровне, увы, ситуация менялась очень медленно. Практически всеми товарами народного потребления занимались как бы попутно оборонные предприятия, выпуская так называемый "ширпотреб". А ведь ещё с трибуны XXII-го съезда КПСС (октябрь 1961-го года) Н. С. Хрущёв во время своего выступления объявил, что "к 1980-му году советский народ будет жить при коммунизме". Эта дата уже была не за горами, но вот приближения коммунизма, или развитого социализма, как в последнее время стали называть политический строй в СССР, что-то абсолютно не ощущалось. В итоге этот развитой социализм стал просто символом застоя.

Формально в СССР главой государства являлся председатель Президиума Верховного Совета, которым был Николай Викторович Подгорный, в других странах это мог быть президент или премьер-министр. Брежнев при этом являлся просто Генеральным секретарём ЦК КПСС, руководитель, пусть и мощной, но всего лишь партии. Так повелось ещё со времён правления Сталина. Но в средине 1977-го года Леонид Ильич Брежнев стал совмещать ещё и пост председателя Президиума Верховного Совета СССР. Произошло это потому, что, как поговаривали, Н.В. Подгорный стал, вроде бы, настаивать на том, что он, как председатель Президиума Верховного Совета СССР, должен играть более значительную роль в определении политики страны, нежели та, что ему отведена. А Брежнева, хотя у него были хорошие отношения с Подгорным, и так уже давно уязвляло то, что формально он не возглавляет ни государство, ни правительство, а только коммунистическую партию. Да и главы зарубежных делегаций предпочитали на высоком уровне встречаться именно с главой государства, а не с секретарём какой-то партии, пусть даже и Генеральным. Последней каплей, переполнившей чашу терпения советского лидера, стало предложение одного из участников заседания руководителей стран Варшавского Договора о подписании какого-то документа непосредственно главами государств. Л.И. Брежнев тогда возмутился: "Как же можно? Документ должен подписывать первый человек в стране. А первый человек - это руководитель партии". И вот так с 16 июня 1977-го года Леонид Ильич Брежнев стал ещё и председателем Президиума Верховного Совета СССР, и в его руках оказались все рычаги власти.

Неизвестно, как это повлияло на состояние культуры в СССР, но именно в этом году на экранах кинотеатров Брежнев впервые предстал перед зрителями не в кадрах кинохроники, а уже в художественном фильме, в новой четырёхсерийной эпопее Юрия Озерова "Солдаты свободы". Художественная кинолента повествовала об освобождении стран Европы от немецкой оккупации и о деятельности коммунистических партий этих стран. И значительное место в сериале занимал образ Л.И. Брежнева, сыгранный Народным артистом Советского Союза Евгением Матвеевым. Позже он признавался, что эта роль была не самой удачной, но помнил он её в деталях. Правда, ещё до него, за 3 года до этого, в мировом кинематографе Л. И. Брежнева сыграл 55-летний американский киноактёр Ричард Карлан в фильме "Ракеты Октября" ("The Missiles of October") режиссёра Энтони Пейджа. Других политических лидеров в этом фильме сыграли Говард Да Сильва (Н.С. Хрущёв) и Рамон Эстевез, более известный как Мартин Шин (Роберт Кеннеди). Фильм вышел на экраны в декабре того года, но советские зрители перевоплощение Карлана в главу советского государства не увидели, поскольку в прокате СССР картина не шла.

Вот так незаметно прошло уже почти полгода, наступило лето, а вмести с ним и пятилетний юбилей свадьбы Терещуков - пока что "деревянной". Это был их первый не такой уж солидный, но уже так сказать "круглый" юбилей семьи, пусть и с небольшим, но, всё же, стажем. Название годовщины связано с тем, что за это время супруги как бы срастаются между собой корнями, как два рядом растущих дерева. А если за это время в семье появился ребенок, то что может сплотить семью сильнее, чем этот "молодой побег"? Но чаще в народе семью со стажем в 5 лет обычно сравнивают с деревянным домом. Да, это уже основательное сооружение, однако ему ещё могут грозить пожары (семейные ссоры). На такую годовщину хорошо супругам посадить дерево - это считается хорошей приметой благополучия. Считается, что дерево, посаженное на 5-летие свадьбы, переживёт все невзгоды и будет памятью для далёких потомков. Но, ни Максим, ни Люба таких примет не знали, а потому ни о чём подобном не задумывались. Да и кто летом, в наступившую жару будет сажать дерево, и где его сажать. Можно, конечно, во дворе многоэтажного дома, и было бы неплохо, потому что двор пока особо зелёным не выглядел. Но это лучше делать поздней осенью, а ещё лучше ранней весной.

Что супруги в такой день дарят друг другу? Не обязательно в этот день дарить очень ценные подарки, согласно народной истине "Дорог не подарок, а дорого внимание". Так, например, народные традиции советуют в этот день дарить любые деревянные подарки - полочки, статуэтки, шкатулки. Или, если это для зажиточной семьи будет считаться мелковатым подарком, то, например, можно по отдельности или сообща приобрести небольшой набор мебели. Существует также древняя традиция дарения деревянных резных обручальных колец - подобное чудо запомнится на долгие годы. Но подобные сувениры чаще изготавливают народные умельцы в Западной Украине, но никак не в Киеве.

Конечно, незабываемое впечатление может оказать подаренная (приобретённая) путёвка на выходные дни в загородный пансионат или дом отдыха, где супруги смогут побыть наедине и отметить праздник вдвоем. Но таковой не было или, возможно, Терещуки просто не додумались до этого. Да они и так были почти всё время вдвоём, видя свою дочь как раз только по выходным, остальное время она пока что была у бабушки и дедушки. Поэтому Люба подарила Максиму комплект из красивых запонок и заколки для галстука, а также и сам красивый галстук. Супруг же подарил Любе симпатичное ажурное серебряное колечко. А вот что касается дальнейшего отпуска, а тот должен был у них начаться в конце месяца, то Максим предложил съездить на море. Люба вспомнила свою первую (пятилетней давности) поездку с мужем в Крым, и ей очень захотелось повторить этот вояж. Но, вздохнув, она отказалась. Сейчас поехать на море вместе с малышкой, которой ещё не исполнилось 3-х лет, они не могли, а ехать вдвоём Любе не хотелось. Она очень скучала по дочери, видя ту не так уж часто. Конечно, её пребывание у родителей Максима значительно облегчало жизнь маме и папе, но так ли уж нужно её облегчать за счёт родного тебе человечка.

И сейчас Люба подумала о том, что она снова предпочитает пребывание с дочерью пребыванию с мужем. А это, конечно, не способствует укреплению семейных отношений. Три-четыре недели, проведенные вдвоём на отдыхе, наверное, могли значительно сгладить все шероховатости, возникающие в последнее время. Правда, дома и днём эти шероховатости не особенно ощущались, только вот почему-то всё меньше становилось общих тем для разговоров и всё более молчаливыми были сами супруги. Люба чувствовала, что Максим начал (или продолжал) ей изменять. Она этого наверняка не знала, но на то явно указывало ночное время. Да и когда Максим иногда возвращался поздно домой, то пару раз она ощущала чуть слышимый от него запах чужих духов, пожалуй, у всех женщин тонкое на это чутьё. Впрочем, Люба как-то довольно быстро смирилась с такой ситуацией, она сама была не такой уж страстной женщиной, а потому довольствовалась редкими минутами близости. Но вот в душе у неё, конечно, начал накапливаться некий осадок, который очень тяготил её и всё больше отдалял от мужа.

В общем, решено было часть отдыха провести в усадьбе родителей Великановой, а часть на отцовской даче Максима. Это было как бы компромиссным решением, поскольку, как уже заметила Люба, Максима, как коренного столичного жителя не очень-то прельщал, а то и тяготил отдых в небольшом городке с различными мелкими хозяйственными работами во дворе или на огороде. Поэтому он ещё, куда ни шло, мог как-то отдыхать на даче, ничем там не занимаясь - если и там нужно было что-то делать, то чаще всего трудились его родители, которым с удовольствием помогала Люба. А ей как раз нравился редкий и посильный труд на огороде - вот оно разительное отличие городских и сельских жителей, хотя Тараща к сёлам и не относилась. Но, тем не менее, это разница в воспитании молодого поколения, живущих в многоэтажках и частных домах, где в любую пору года всегда находится работа. Итак, первую часть отпуска они провели в районном центре, конечно, вместе с дочерью, которую так рады были видеть родители Любы. А вот вторую часть на даче, куда только в выходные дни заглядывали свёкор с супругой, предоставив там право отдыха более молодому поколению. Такой распорядок отпуска был более рационален, чем будь он обратным - после отдыха (с работой) на даче Максим точно стал бы жаловаться, что он устал, и в Таращу мог бы вообще не поехать. А так он, действительно в течение двух недель отдыхал, занимаясь, как говорится, ничегонеделанием. А дальше семью Терещуков вновь ожидала работа и через несколько месяцев значительное большие хлопоты - осенью Танечка, по общему решению, должна-таки будет пойти в садик, хотя ей ещё пока что и не исполнилось 3-х лет.

ГЛАВА 2

Шаг в сторону

Для семейства Великановых прошедший 1976-й год был ещё ознаменован тем, что окончила институт младшая сестра Любы Наташа. За своими семейными хлопотами Терещук даже как-то не заметила, как быстро пролетело время - вот уже и Наталка стала полностью самостоятельной и твёрдо стала на ноги. Занималась в институте она очень хорошо, окончила его с отличием, а потому ей была предоставлена возможность небольшого выбора работы. Но, как бы там ни было, по распределению на работу переводчиками попадали единицы, не исключено, что за них замолвлялись словечки. Подобного покровителя у Наташи не было, да и, наверное, не так уж много работы было пока что в столице для переводчиков, тем более что таких специалистов готовил не только её ВУЗ, но и университет. Поэтому ей, всё же, пришлось выбирать между направлениями в школы. Она могла поехать по распределению в Таращу или окрестные сёла, но этого она как раз не хотела, понимая, что вряд ли потом вырвется оттуда в столицу. И она выбрала для себя среднюю школу, находящуюся в Броварах. По крайней мере, после работы там, можно было продолжить свою работу и в самой столице. Даже и жить можно было в Киеве, а ездить на работу в Бровары, благо автобусное сообщение было весьма неплохим.

Это был пригород Киева, собственно говоря, как бы его город-спутник, находящийся от него всего в 12 км к востоку с населением около 70 тысяч человек. В Броварах самыми крупными производствами были завод строительных конструкций и завод порошковой металлургии. Вот собственно Броварской завод порошковой металлургии, построенный в 1963-м году, и позволил впоследствии заняться Наташе своим любимым делом. Это было самое крупное специализированное предприятие порошковой металлургии в СССР, и одно из крупных (если тоже не самое крупное) в Европе. Туда часто наведывались специалисты из западных стран, а также лица, занимающиеся контрактами по поставке в подобные страны продукции завода. Большинство таких приезжих особ разговаривало на английском языке, который в странах Европы был как бы интернациональным. И Наташе недолго пришлось работать преподавательницей в школе, на неё обратили внимание, и она пару раз заменяла на заводе штатную переводчицу, а вскоре и вовсе перешла туда работать. О таком переводе недавней выпускницы ВУЗа позаботилось само руководство предприятия. Ещё через десяток лет в городе открылось туристическое агентство, как дочернее предприятие одного из подобных киевских, иногда подрабатывала там и Великанова. Правда, в конце 80-х годов она уже прекратит работу в обоих местах. Но всё это произойдёт ещё не так скоро.

А вот у её старшей сестры семейная жизнь не особенно ладилась. Вновь незаметно пролетало время, начался уже шестой год совместной жизни Терещуков. Люба не могла знать, что, даря на пятилетие свадьбы своей супруге красивое колечко, Максим уже думал о другой женщине. Внешне в семье всё было вполне благопристойно, да и ссор между супругами, по большому счёту, вроде бы и не было. Но трещинка потихоньку начинала увеличиваться. Они мирно жили в своей двухкомнатной квартире, но это было, скорее, мирное сосуществование. Да, они по-прежнему спали в одной постели, никогда не забывали говорить друг другу: "Доброе утро, дорогой!" или "Спокойной ночи, родная!". Но не всегда эти эпитеты произносились от всего сердца, больше это уже смахивало на привычку или простую вежливость. Сейчас их больше всего объединяла подрастающая дочь. Люба, из-за некоторого охлаждения отношений с мужем, с удивлением установила для себя, что Максим очень любит дочь. Он очень много уделял ей внимания, что не так уж часто заметишь у других отцов. Он постоянно дарил ей новые игрушки, подолгу с ней играл в разные игры, даже в куклы, без особых напоминаний с радостью гулял с ней на улице. Правда, там его по-прежнему надолго не хватало, не в его манере было это праздношатание. Но, тем не менее, он никогда не возражал против предложения сходить на прогулку, часто он сам забирал дочь на выходные дни у родителей, когда жена по какой-либо причине не могла этого сделать. Да, он случалось, просиживал перед экраном телевизора, смотря интересную для него передачу. Но он не был рьяным болельщиком, как, например, Самойлов, а потому у него не было и отговорок, что он не может пропустить то или иное спортивное зрелище. И дочь платила отцу той же монетой - Танечка очень любила своего папочку. Она не находила себе места, когда Максим где-то задерживался с работы, и постоянно теребила маму вопросами: "Когда же придёт папа?". Люба даже начала замечать за собой, что она немного ревнует дочь к отцу. Ей казалось, что Таня больше скучает за ним, нежели за своей мамой. Она понимала, что это чистой воды эгоизм, но ничего с собой поделать не могла. Постепенно она успокоилась по данному поводу, понимая, что это просто прекрасно, когда у отца такие чудесные отношения с дочерью.

Хотя Люба только могла строить предположения о неверности своего мужа, но они были вполне оправданными. Да, Максиму очень понравилась Лариса Кушнарёва. Тридцать лет - самая пора расцвета любой женщины, и Любина подруга к тому времени, действительно, как бы расцвела подобно калине, а также приятно мужскому взгляду округлилась. Максим, успевший уже научиться понимать толк в женщинах, не хотел упустить возможность хотя бы пофлиртовать с красивой улыбчивой шатенкой. К тому же, он решил испробовать свою мужскую привлекательность, надеясь увлечь собой Кушнарёву. У него было на это время, он был не из тех, кто сразу же бросается в атаку, не разведав обстановку. Первая его встреча с Ларисой произошла в средине апреля. К тому времени он постарался побольше узнать о прекрасной незнакомке, поскольку расширенных сведений о ней у него не было (а ему были известны только её скудные анкетные данные и отрывочная информация о работе). Правда, к тому времени он уже знал её место жительства, да был шапочно знаком с её мужем и маленькой дочерью, но эти сведения ему были как раз ни к чему. В первую очередь ему нужно было выяснить, где Лариса работает, поскольку, кроме фразы, что она комсомольский работник, он ничего больше не знал. Проще всего это было, конечно, сделать, расспросив свою жену, но это, как он посчитал, очень не желательно. Хватит и так, что она заметила его откровенные ухаживания ха Кушнарёвой на Новый год. Люба супругу по этому поводу так ничего и не сказала, но Максим очень хорошо чувствовал её настроение и понимал, что она просто сдерживается, копя всё в своей душе. Но допусти он на её глазах ещё нечто подобное, семейного скандала не миновать, хотя он смутно представлял себе разозлённую, скандалящую Любу - не в её это было манере. Но, тем не менее, лучше никаких поводов к раздорам не давать. Максим был не так скор на руку, но уж если что-либо задумывал, то делал это основательно.

Терещуку удалось выяснить, что Лариса работает в Шевченковском (ранее Молотовском) райкоме комсомола, а вот проживала она на Печерске, причём в районе улицы Мечникова, и добираться ей на работу и с работы было не очень-то удобно. Значительно позже, ввод в эксплуатацию Сырецко-Печерской линии метро, позволит с 1989-го года открыть в этом районе станцию "Кловская", но к тому времени Кушнарёва уже поменяет место работы. А до того времени связь места жительства с местом работы осуществлялась для Кушнарёвой как говорится "на перекладных", до персональной машины с водителем она пока что ещё не доросла. И Максим решил этим воспользоваться. Он уже прекрасно изучил, когда и с кем Лариса ездит на работу или возвращается с неё, имелись у него уже и сведения о том, куда она может зайти после работы и каким транспортом ездит. Конечно, во время поездки Ларисы на работу встречаться с ней было не целесообразно, а вот после работы, как ему казалось - вполне. Прямоугольная коробка, вытянувшего вверх здания райкома, находилась на улице Юрия Коцюбинского, проходящей параллельно улице Артёма. Здание (под N^о 10) Шевченковского райкома комсомола (второе от углового дома) находилось в очень даже неплохом, тихом местечке, в отличие от шумной, всегда загруженной улицы Артёма, по которой не так уж редко ездил и первый секретарь ЦК КПУ (с мая 1972-го года) В.В. Щербицкий. Обычно, идя с работы, Кушнарёва, пройдя соседний угловой дом, сворачивала на улицу Некрасовскую и по ней проходила к одноимённой остановке троллейбуса. Но так было зимой. А вот когда наступили более-менее погожие дни, то она чаще просто шла пешком до остановки "Львовская площадь" (минуя остановку "Обсерваторная") - в этом районе промежуток между остановками был очень мал. А вот в районе Львовской площади она ещё заходила в магазины, а затем уже садилась в троллейбус (N^о 16 или N^о 18) и ехала на площадь Калинина (с осени этого года она уже станет носить наименование "Октябрьской революции"). До неё было всего 2 остановки, но вот расстояние между ними было довольно большое, и пешком пришлось бы идти очень долго. В апреле Лариса начала добираться до приглянувшейся ей Львовской площади более коротким путём - в сторону центра улица Юрия Коцюбинского немного изгибалась вправо и упиралась в улицу Обсерваторную. Лариса через двор, между домами выходила в район Львовской площади между конечной остановкой трамвая, который шёл от вокзала (по улице Воровского), и Киевским техникумом радиоэлектроники (Львовская площадь, 14) - симпатичное жёлтое четырёхэтажное здание с тремя арочными входами в центральной части. Это здание напоминало Кушнарёвой институт своей подруги Насти, там тоже был подобный вход в него, только проёмы входных дверей были не арочные, а прямоугольные.

Ларисе нравился тот небольшой райончик, в котором находилось место её работа, нравилась и сама Львовская площадь. Район Львовской площади и в самом деле был довольно симпатичным местом - уютный сквер с традиционной круглой клумбой, с недействующим охлаждающим бассейном (впоследствии иногда и действовал) и старыми мещанскими каменными домами с недавними надстройками. Ранее эта площадь называлась Сенной, как и расположенный там ранее Сенной рынок. Но в 1958-м году рынок опустился с площади немного вниз в специальное здание, расположенное по улице Воровского, 17. На Львовской площади заканчивалась и такая интересная старая улочка с таким же старинным названием как Ярославов Вал. На углу Ярославова Вала и Львовской площади стоит каменная стена, возведённая в начале XX-го века и закрытая теперь щитами с афишами. На этой же площади и начиналась улица Артёма - до этого в неё вливалась (со стороны центра) улица Большая Житомирская, на углу которой располагался кинотеатр имени Чапаева - совсем небольшой, с уютным залом на 100 мест. Позже он станет специализированным детским кинотеатром. В этом же здании, но уже по улице располагался и довольно приличный гастроном с фирменными синими беретами и синими галстуками и белыми халатами на продавцах. Дверь гастронома была открыта с 8.00 до 24.00, а над его входом висели электрические часы. Правда, эту площадь сейчас никоим образом не украшал высокий забор, за которым находился очередной киевский "долгострой" - многоэтажное здание Дома торговли (позже под N 8). Его строительство было начато ещё в год окончания Кушнарёвой института, но сдано в эксплуатацию оно будет только в 1981-м году. На его верхушке расположится огромная белая шароподобная оболочка, которая поспособствует распространению среди киевлян очередного анекдота: "Так это же символ советской торговли: хоть шаром покати!". Напротив этого здания в следующем году появится ещё одно сооружение - Дом художника, фасад второго этажа которого станут украшать 7 женских фигур - аллегорий искусств. И, наконец, немного в стороне, высилось здание Торгово-промышленной палаты, сооруженное в начале 1960-х годов в прогрессивном "стеклянном" стиле - асимметрия стеклобетонных удлинённых горизонталей, с круглой скульптурой на его боковой плоскости. Перед зданием располагался садик - место давнего церковища: там ранее находилась Сретенская церковь, которую снесли в середине 1930-х годов под предлогом развития площади.

И вот в один из дней Максим в машине поджидал Ларису после работы поблизости райкома комсомола - не совсем близко, чтобы не мелькать, но так, чтобы было неплохо видно кто выходит из здания. Кушнарёва иногда шла с работы к троллейбусу (или к площади) одна, иногда - с какой-то сотрудницей. Когда они шли вдвоём, то Терещук не решался к ним подойти. Так уже было пару раз. Но сегодня Лариса вышла одна, и не пошла прямо по улице, а завернула за угол.

-- Значит, сегодня она идёт к троллейбусу и, вероятно, спешит домой, -- отметил про себя Максим.

Он, решив, что это весьма кстати, быстро завёл машину, тоже завернул на Некрасовскую (обогнал Кушнарёву) и, выехав на улицу Артёма, сразу же остановил машину. Затем он вышел из машины, не забыв приоткрыть её правую переднюю дверцу. Через пару минут появилась и Кушнарёва. Максим сделал навстречу ей несколько шагов и сказал:

-- Здравствуйте, Лариса! Как хорошо, что я вас встретил.

-- Здравствуйте, Максим! Каким ветром вас сюда занесло?

-- Да вот, проезжал мимо и увидел вас. Решил остановиться и подвезти вас. Вы, как я понимаю, торопитесь. А на общественном транспорте долго куда-нибудь добираться.

-- Я, вообще-то, не сильно тороплюсь. Думала ещё заглянуть в пару магазинов.

-- О, а вы ещё недостаточно изучили магазины на Львовской площади?

-- Так, интересно, -- удивлённо протянула Кушнарёва. -- Я-то достаточно их изучила, но мне кажется, что вы, в свою очередь, неплохо изучили мои привычки.

-- Не совсем ещё, -- вздохнул Максим, поняв, что сболтнул лишнее. Он постарался исправить ситуацию и добавил, -- просто решил, что вы часто в соседних магазинах бываете. Это же свойственно женщинам.

-- Да, в принципе, все эти магазины я хорошо знаю. Да и они здесь не особенно шикарные. Правда, гастроном за кинотеатром и впрямь неплохой. А вот магазины промышленных товаров не очень-то. Может быть, когда достроится Дом торговли, то будет что выбрать. Но я сегодня спешила не в магазины на площади, а в центр.

-- Вот это как раз и хорошо. Я вас туда подброшу. Садитесь, пожалуйста! -- и Максим предупредительно распахнул перед Ларисой дверцу машины, куда они ненавязчиво увлекаемые Терещуком, приблизились за время их короткого разговора.

-- Это ваша машина? -- был первый вопрос Ларисы, когда они оба удобно устроились на сиденьях.

-- Моя, -- улыбнулся Максим. -- Правда, купленная отцом.

-- Да, удобно на машине добираться на работу и с работы.

-- А вас на служебной не возят?

-- Увы, не доросла ещё.

-- Вы не расстраивайтесь, ещё будут возить. А цветы вам дарят?

-- Это бывает, но не так уж часто, -- улыбнулась и Лариса.

-- Тогда разрешите и мне вам подарить, -- Максим левой рукой достал лежащую внизу (заготовленную заранее) у его дверцы алую розу на длинном стебле, и протянул своей пассажирке.

-- Это мне? -- удивилась Кушнарёва. -- А по какому поводу?

-- А разве обязательно нужен повод для того, чтобы подарить красивой женщине цветы?

-- Спасибо, -- уже тёплыми глазами взглянув на Максима, ответила Лариса.

Максим не спешил отъезжать с того места, где стояла машина. Ему нужно было ещё немного поговорить в спокойной обстановке, как бы закрепить первый успех, поэтому, продолжая сидеть вполоборота к Ларисе, он произнёс:

-- У вас интересное имя. А знаете ли вы, что, судя по вашему имени, вас можно сравнивать с божеством? -- улыбаясь, спросил Максим.

-- Как это?

-- Если разбить ваше имя на слоги, то его первый слог созвучен с французским а ла (a la). В переводе на русский оно означает - на манер, вроде, подобно. А Иса, правда, с ударением на втором слоге, как известно - это мессия в исламе - это посланник Аллаха, подобно Иисусу в христианстве. Значит вместе значение имени Лариса - это подобно божьей посланнице.

-- Ой, ну, вы и придумываете! Я знаю, что моё имя в переводе с латинского - "лярус" - означает "чайка".

-- Я это тоже знаю. Но вот на греческом оно означает "приятная" или "сладкая". А ещё я знаю, что для брака Ларисе подходят мужчины с именами Аркадий, Афанасий, Георгий, Юрий и Максим, -- сделал ударение на последнем имени Терещук.

-- Откуда вы всё это знаете? -- немного смутилась Кушнарёва.

-- Люблю копаться в литературе, -- улыбнулся собеседник. Правда, он поосторожничал и не сказал Кушнарёвой, что согласно тех же толкований в интимных отношениях Лариса нежна, тонка и чувствительна. Далее он продолжил. -- Но мою версию толкования вашего имени подтверждает ещё один факт.

-- И какой же?

-- Например, в гадании есть такое понятие как руны.

-- И что это такое?

-- Вообще-то руны - это знаки германского алфавитного письма. Но в области любовной магии - это магические знаки, использовавшиеся народами Европы при гадании. Современный гадательный смысл рун ввёл в XIX-XX-м веках немецкий исследователь рун и оккультист Гвидо фон Лист.

-- Понятно. И что дальше?

-- ТТак вот, одна из этих рун называется Иса, а это окончание вашего имени. Иса же - это божество Верданди в германо-скандинавской мифологии - богиня настоящего. Это одна из трёх богинь Судьбы, которая управляет процессами, происходящими в настоящем. Понимаете, именно в настоящем. Две другие богини - Урд и Скульд - управляют прошлым и будущим. Как видите, и в этом случае слоги и-са относятся к божествам, -- всё это было верно, вот только Максим не поведал Ларисе (или и сам не знал), что Иса - одиннадцатая руна германского алфавита, название которой означает лёд. Но зачем бы ему было на этом делать акцент? И он продолжил (скорее, завершил) своё повествование в нужном ему русле. -- Так что, как видите, мои версии интерпретации вашего имени имеют полное право на существование, да и они более красивы, нежели просто "чайка".

-- Да, интересный вы человек, -- удивлённо, с любопытством разглядывая Максима, протянула подобная божьей посланнице.

Но Лариса и сама была интересной, неординарной женщиной. Она прекрасно умела тонко кокетничать, именно тонко, так, что это и не бросалось в глаза, но отлично воздействовало на мужчин. Она с тонкой улыбкой вопрошающе, и даже как-то наивно, как бы по-детски, смотрела на мужчину своими красивыми большими глазами, не забывая при этом периодически моргать длинными ресницами. Она казалась эдакой простушкой, которой так интересно выслушивать разные мужские побасенки и, давая знать, что она просто удивлена тому, какой же умный ей попался собеседник. А что мужчине ещё нужно было?

Теперь, уже убедившись в том, что он оказал на Ларису нужное впечатление, да и сам подпавший под её чары, Максим завёл машину и начал осторожно выруливать от тротуара. Они миновали один квартал, и всё это время Лара любовалась розой, вдыхая её непривычный для этой поры года аромат.

-- И где вы только раздобыли её в это время? -- наконец, спросила она. -- Я сейчас роз не видела нигде, даже привозных.

-- Ну, тем не менее, они есть. Хотя, конечно, розы сейчас на каждом углу и не продают, но, всё же, в оранжереях они выращиваются. А, значит, можно их приобрести.

-- И вы будете мне говорить, -- лукаво улыбнулась Лариса, -- что вы случайно проезжали мимо?

-- Ну, хорошо, -- тоже улыбаясь, покачал головой Максим, -- а если и не случайно, то вы меня накажете? Не казните, я исправлюсь, -- шутливо протянул он, -- постараюсь загладить свою вину. Если она, конечно, есть. Вы лучше скажите - куда вас везти?

-- Наверное, лучше к ЦУМу. Мне там нужно кое-что посмотреть.

-- Хорошо, пусть будет к ЦУМу. Вы там прогуляетесь по этажам, а я вас подожду внизу, в машине. Я думаю, что лучше её припарковать неподалёку на улице Ленина. На Крещатике это не удастся.

-- Хорошо. Вам это лучше знать.

Некоторое время они ехали молча, а потом Терещук обратился к своей запланированной попутчице:

-- Лариса, а как вы смотрите на то, чтобы нам перейти на "ты"?

-- Вот так сразу?

-- Ну, почему сразу. Мы же с вами уже знакомы, как будто, давно. Познакомились, если я не ошибаюсь, где-то года два назад. Люба с вами на "ты", так почему и нам не перейти на более простое обращение.

-- С Любой-то мы знакомы куда более длительный срок, -- рассудительно протянула Кушнарёва. -- Но, в принципе, это возможно. Если вы только не возомните себе, что мы такие уж близкие друзья. По крайней мере, по возрасту у нас разница, как мне кажется, небольшая.

-- Ну, то, что мы такие уж близкие, я, конечно, думать не буду, -- хитро и уклончиво ответил Максим, выпустив из Ларисиной фразы слово "друзья". -- Итак, будем считать, что мы договорились.

Но это выпущенное слово не осталось незамеченным Кушнарёвой, хотя она и не стала подавать вид, что поняла некий намёк её неожиданного извозчика. Она только, молча, до самого универмага о чём-то раздумывала и краем глаза (чтобы это не было заметно) изучала Терещука. Максим заехал на улицу Ленина с Крещатика, для того, чтобы машина стала у тротуара прямо напротив торгового заведения. Лариса сама открыла дверь машины и вышла из неё.

-- Я вас буду ждать, -- услышала она голос Терещука. -- Столько, сколько потребуется.

-- Хорошо, -- коротко ответила Кушнарёва и направилась к дверям ЦУМа.

Кушнарёвой не было довольно долго, и всё это время Терещук, действительно, терпеливо её ждал. Возвратилась Лариса с большим кульком в руке, который она, сев в машину и обернувшись, положила на заднее сиденье. Владелец машины не стал интересоваться покупкой своей попутчицы - это было бы явно не тактично. Он только коротко спросил:

-- Куда теперь?

-- Теперь домой. Вы помните, где я проживаю? Вы же были у нас давно и только один раз.

-- Конечно, помню. Только, я так понял, вы вроде бы дали согласие на переход на "ты"?

-- Хорошо, Максим, -- рассмеялась Лариса. -- Если ты так настаиваешь, то пусть будет на "ты".

-- Ну, я не настаиваю, а всего лишь прошу.

-- Да, но довольно настойчиво. Ладно, всё нормально. Только у меня к тебе просьба. Как бы это сказать? Понимаешь, ты меня не подвози к самому подъезду...

-- Лариса! -- не дал ей окончить фразу Максим. -- Плохо ты обо мне думаешь, что я совсем уж такой тупой. Конечно, я подвезу тебя не прямо к твоему дому, и даже не совсем к нему, а чуть поодаль. Я понимаю, чтобы не было лишних расспросов.

-- Вот и хорошо, договорились.

Минут через 10-12 Терещук уже остановил машину у соседнего с Ларисиным дома.

-- Лариса, -- просительным тоном обратился он к Кушнарёвой, -- коль уж мы сегодня так случайно встретились, то, может быть, мы отметим это событие? Посидим немного в каком-нибудь кафе?

-- Это что, прямо сегодня?

-- Нет, ну что ты! -- обрадовался Максим тому, что от Кушнарёвой не последовало категорического возражения. -- Завтра, послезавтра или в любой другой день, который тебе будет удобно. Можно и в субботу.

-- Ну, мы часто и в субботу работаем. Вот и эта суббота будет у меня как бы рабочей. Нужно будет кое-какие дела утрясти.

-- Но, я думаю, что в субботу вы работаете, я имею в виду все вы в райкоме, не полный рабочий день?

-- По-разному бывает, но обычно не так уж долго - если прямо с утра выходим, то где-то до обеда, не больше.

-- Вот и хорошо. Давай встретимся после работы, в двенадцать или в час. Я за тобой заеду, машина будет стоять немного в стороне от вашего здания. Но ты её уже знаешь, так что не спутаешь с другой.

-- А сам ты сможешь в субботу? Ведь у вас могут быть другие планы? -- Лариса имела в виду планы семейные, хотя всё это время не задавала Максиму вопросов ни о его жене, ни о дочери.

-- А тоже иногда работаю по субботам. Так что всё нормально. Обо мне не беспокойся - я буду на указанном и договорённом месте.

-- Хорошо, тогда в час дня. Устраивает?

-- Конечно, устраивает. О чём речь. Буду в час дня как штык. Даже в полпервого, вдруг ты освободишься раньше.

Они распрощались и Лариса, не позволив Максиму выходить из машины, с покупками и даже с розой отправилась к своему дому.

Терещук, с радостно бьющимся сердцем, развернул машину и тоже направился домой. До субботы оставалось ещё два дня, и он уже сегодня вечером начал подготавливать себе алиби, как бы невзначай сообщив супруге, что в субботу ему, к сожалению, нужно будет выходить на работу - мол, к майским праздникам нужно завершить срочную работу. Люба восприняла это известие совершенно спокойно, ничего не заподозрив - да, и раньше бывали случаи, когда Максиму в субботу нужно было быть на работе. Да и ей самой иногда приходилось выходить на работу в первый выходной день недели - на многих производствах в конце месяца, а ещё чаще в конце квартала, частенько была запарка с выполнением плановых показателей.

В субботу уже в начале первого Максим был на условленном с Ларисой месте. И ему не пришлось ту очень долго ждать - только большая стрелка наручных часов Терещука коснулась числа 7 (12:35), как Кушнарёва уже сидела в машине. Это было для Максима очень хорошим знаком - значит, и она торопилась на это свидание. На сей раз на правом переднем сиденье машины Ларису ожидал уже букет из трёх роз.

-- Спасибо, -- удовлетворённо поблагодарила она своего "личного водителя" после обмена короткими приветствиями.

-- Ну, что вперёд? -- спросил Максим.

-- Вперёд-то вперёд, только вот куда ты намерен ехать? Уж не в центр ли?

-- Нет, конечно же, не в центр, а совсем даже наоборот - на окраину города.

-- Вот как! И куда же?

-- Ты знаешь, я решил тебе предложить проехаться на выставку достижений народного хозяйства.

-- А что мы там делать будем? И она, что, уже работает?

-- Я надеюсь, что она уже работает, обычно в такое время и при такой погоде там уже работает большинство павильонов. Правда, в это время посетителей там немного, но это только на руку - не будет знакомых лиц.

-- И мы будем единственными посетителями павильонов? -- съязвила Кушнарёва.

-- А зачем они нам нужны. Кроме павильонов там есть кафе и ресторан. Кроме того, там чудесная природа - сейчас деревья начинают покрываться зеленью, очень красиво. Там ещё есть пруды с утками и плакучими ивами. Тоже красиво. В общем, есть, где погулять.

-- Хм, а ты, наверное, прав. Я там с девчонками пару раз бывала, ещё в институте, там, действительно, замечательные места. Хорошо, я согласна. Поехали на ВДНХ.

-- Поехали. А по пути полюбуемся Киевом - он тоже красивый сейчас.

-- Ну, самым красивым он будет недели через три или через месяц, когда зацветут каштаны и сирень.

-- Это верно. Но и сейчас он тоже неплохо выглядит. Я люблю свой родной город.

-- А ты коренной киевлянин?

-- Да, и очень рад, что родился в таком замечательном городе.

-- Ты знаешь, я, хотя в Киеве живу немногим больше десяти лет, но тоже уже успела его очень полюбить. Замечательный город!

Так за разговорами и обсуждением увиденных мест столицы, минут через 40 - в Киеве постепенно увеличивался парк частных автомобилей, и загруженность на улицах становилась всё больше - они подъехали к выставке. Та, как на это рассчитывал Максим, уже работала, хотя не всегда в такое время она функционировала в полном объёме. Но этот год был особенным - он был годом 60-летия Октябрьской революции, а потому все заранее готовились к такому юбилею. Терещук поставил машину поближе к входным воротам, купил билеты, и они прошли на территорию ВДНХ. Вообще-то Максим долго размышлял над тем, стоит ли ехать сюда на своей машине, ведь посещение кафе или ресторана предполагало употребление спиртных напитков, пусть даже и не особо крепких. Но, во-первых, он уже договорился с Ларисой, что будет на машине (которую она знала), а во-вторых, как он для себя решил, на первый случай в кафе или ресторане достаточно для первого раза будет и шампанского. А последующая прогулка по территории выставки позволит быстро улетучиться алкогольным парам. Но зато и на обратном пути им не придётся ловить такси, которых сейчас в районе ВДНХ не было. Они были разве что на автовокзале, Белоцерковского направления, который располагался неподалёку, но там Лариса могла случайно повстречаться с кем-нибудь из Таращи. Поэтому он считал своё решение вполне правильным.

Максиму этот прекрасно проведенный день с Ларисой запомнился очень хорошо. Да и не ему одному - Кушнарёвой несколько часов, проведенных с Терещуком, тоже очень понравились, как, в общем-то, понравился и сам Максим. Она отметила для себя, что он умел красиво ухаживать, был внимательным к ней, в меру настойчивым, но отнюдь не назойливым. Да и сам он ей как мужчина тоже понравился, с ним приятно было проводить свободное время. И она сейчас совсем не задумывалась о том, что это муж её подруги - она себя тешила мыслей, что ничего предосудительного в такой прогулке по ВДНХ нет, это просто как бы экскурсия. Она даже порадовалась такой изобретательности Максима - если их кто-нибудь из знакомых и видел вдвоём, то всегда можно оправдаться, что это было просто посещение выставки с целью планирования каких-нибудь дальнейших организационных мероприятий. Она отгоняла от себя мысли о том, как её сейчас дожидается муж, у которого был сегодня выходной - она просто задерживается на работе, что иногда бывало и раньше. Да и чего ему волноваться, даже узнай он о такой прогулке своей жены - у неё же ничего серьёзного с другим мужчиной не было, да и быть не может. Хотя, в плане последнего её потихоньку начинали одолевать сомнения - она чувствовала по Максиму, что у него намерения более серьёзные, нежели просто, как говорится, "прогулки под луной". Что касается своего отношения к Терещуку, то она ещё не могла разобраться в своих чувствах, но понимала, что сама не прочь продолжить подобное времяпрепровождение. Просто она пока что не хотела задумываться над тем, как эти отношения будут развиваться дальше.

В общем, проведенным днём они остались довольны оба. Максим привёз Ларису на то же место к дому, что и пару дней назад. Но они ещё до этого успели обменяться телефонами, правда, рабочими - домашние, как они понимали, им были ни к чему. Пока что, по крайней мере, а там видно будет. Успели они договориться и о следующей встрече, правда, не конкретно о дате и часе, а просто о самом факте таковой. Теперь, имея рабочие телефоны друг друга, они смогут договориться уже более детально. Итак, наступал какой-то новый период в жизни двух молодых людей, до того лишь очень кратко знакомыми друг с другом.

ГЛАВА 3

Горести и радости

Между тем время проплывало, и уже вступил в свои права очередной 1978-й год. Танечка уже вполне освоилась в садике, ей там нравилось, поскольку было много других малышей, с которыми веселей играться, нежели с одной бабушкой. Но теперь уже бабушка с дедушкой больше скучали по внучке, нередко забирая её на выходные к себе. Тогда у Любы с Максимом появлялась возможность сходить к кому-нибудь в гости, впрочем, порой они брали с собой и дочь. Чаще всего это были семьи Нестеренко или Калюжных, хотя не сторонились Терещуки и друзей Максима. В школе и даже в институте Великанова одинаково ровно общалась как с Настей Калюжной, так и с Ларисой Шемиловой, и, пожалуй, даже больше чем с Леной Панасенко. Последнее обстоятельство было понятным - проживали Великанова и Лена, хотя и в одном направлении от мест учёбы, но, всё же, в разных районах, хотя сами места их учёбы были совсем рядом. Правда, Лена не так часто бывала в центральном (красном) корпусе киевского государственного университета, а в основном занятия у неё проходили в жёлтом корпусе. Но и он был в двух шагах - он, как и красный корпус, располагался напротив парка Шевченко. До 1939-го года, когда в парке возвели памятник Тарасу Шевченко, он назывался "Красным парком". Такого же цвета стал и построенный в 1837-м году главный корпус Киевского Императорского университета святого Владимира, возведённый по проекту профессора архитектуры Викентия Ивановича Беретти. Тёмно-красный цвет - это расцветка ордена святого Владимира. "Жёлтый" (он же "гуманитарный") корпус будущего Киевского государственного университета имени Тараса Шевченко был построен по проекту того же Беретти немного позже - в 1850-52-м годах как здание бывшей Первой мужской гимназии. В советское время, начиная 1920-го года, здесь размещались различные научные и исторические учреждения (включая Всенародную библиотеку Украины, институты истории, археологии, литературы и прочие). И только с 1959-го года это здание стало одним из учебных корпусов Киевского университета. Но, если красный корпус КГУ был расположен по улице Владимирской (как и КТИПП), то жёлтый корпус университета находился от него по диагонали - на бульваре Шевченко.

Интересным было то обстоятельство, что, несмотря на такую близость мест учёбы, одноклассницы никогда не искали встреч (так ни разу и не побывав в чужом для них здании) с подругой во время занятий. Не были они друг у друга и в общежитии. Но им, всё же, помогала встречаться почти общая территория - что такое в рамках Киева какой-то один квартал. Поэтому Любе и удавалось иногда встретиться с Леной в неурочное время. Но вот, поменяв свои девичьи фамилии, женщины, в немалой мере, поменяли и свои приоритеты. Если раньше Великанова больше дружила с Панасенко, то, выйдя замуж, Терещук больше уже была заметна в компании Насти Калюжной (Одарченко). Именно Насти, потому что с Ларисой Кушнарёвой она встречалась значительно реже. После совместного посещения вместе с той же Настей Ларисы ещё в её райкомовском общежитии - разве что только по приглашению на какие-либо юбилеи. Возможно, тому причиной служила уже некая разница в положениях (комсомольский работник и рядовой инженер), а, возможно, и какая-то интуитивная Любина настороженность в отношении своей подруги. И произошло это ещё до посещения Кушнарёвой по поводу рождения дочери и, уж тем более, задолго до встречи Нового года у Калюжных.

Между тем, отношения в семье Терещуков на первый взгляд (со стороны) могли показаться совершенно нормальными. И мать, и отец уделяли много внимания своей дочери, да и отношение друг к другу было тоже вполне благопристойным - они не бранились, не ссорились, не делали один другому каких-либо едких замечаний и т. п. Причём, так они вели себя не только на людях, но и просто в семейном кругу. Максим никогда не отказывал жене в просьбах пойти в магазин за покупками, помочь ей в чём-то и, уж тем более, погулять с Танечкой или забрать её из садика, если сама Люба по какой-либо причине не могла это сделать сама. Пару раз у Максима в таких случаях случалась некая накладка - он мог быть занят на работе или же договорился о встрече с Ларисой (с которой продолжал встречаться). Но, нужно отдать ему должное - он всё равно выполнял просьбу супруги, отпрашиваясь тогда с работы (обещая наверстать всё уже завтра) или созваниваясь с Кушнарёвой и отменяя встречу, при этом правдиво объясняя ей причину. И Лариса его понимала и не обижалась на такую его раздвоенность - как бы там ни было, но для них обоих главным было семейное благополучие, пусть даже отчасти и видимое. Люба также без лишних напоминаний делала свою женскую работу по дому, не забывая следить за тем, как выглядит её супруг - чистая ли и поглаженная у него рубашка, не рваные ли у него носки. Правда, и сам Максим неплохо следил за своим внешним видом, с детства приученный к тому. Но ему тоже было не безразлично, как выглядит его жена, а потому он никогда не возражал против очередной Любиной покупки - будь-то одежда, обувь или какие-нибудь украшения (правда, в основном недорогие). Иногда он и сам настаивал на том, чтобы супруга купила себе какую-нибудь новую вещицу взамен чего-либо уже старенького или не модного в её гардеробе. Не забывал её супруг и о юбилеях, всегда знаменуя их принесенным букетом цветов и подарком. В общем, со стороны никто никогда не мог бы подумать, что между супругами существует какое-то непонимание или, что между ними пробежала некая чёрная кошка.

Но, тем не менее, их отношения в личном плане значительно охладели - не было уже былой нежности и любви. Да, такое порой случается и в других семьях, Любина подруга Надежда в этом плане была права - не могут между мужем и женой постоянно быть отношения такими, как в медовый месяц. Но в их личных отношениях, всё же, чувствовалось нечто большее - возникшая трещинка отнюдь не затягивалась, а, пожалуй, даже расширялась. На их охлаждении сказывались мысли Максима о другой женщине и подозрения Любы по поводу неверности её супруга. Впрочем, это уже были и не подозрения - кроме иногда слышанного запаха чужих духов Любе уже об этом заявили и открытым текстом. Впервые произошло это ещё осенью прошлого года, когда на работе Ирина Глобина в один из обеденных перерывов шепталась с Любой.

-- Люба, какие у тебя отношения с супругом? -- тихонько спросила она коллегу-подругу после обсуждения какой-то темы, так или иначе касающейся семей.

-- Чего это тебя заинтересовало это? -- улыбнулась Люба и пошутила. -- Может быть, положила глаз на моего Максима?

-- Да я-то не положила, хотя он у тебя мужик видный.

-- Так что тогда?

-- Да просто мне кажется, что кто-то другой на него глаз положил. Или же он сам к кому-то неровно дышит.

-- Да? И есть какие-то на то основания?

-- Ты знаешь, есть. А ты сама за ним ничего не замечала?

-- Ира, мы с тобой подруги, а потому не хочу перед тобой прятаться. Замечала в последнее время. Да и мои подозрения, по-моему, вполне оправданы. Только вот визуально они не подтверждены. Но я ничего не хочу и разузнавать, нечего мне больше делать. Тем более что ничего это не изменит. Ты сама сказала, что мужик он видный. Что я могу поделать? Скандалы устраивать, так это не по мне.

-- Да, ты права, скандалами тут ничего не изменишь. Ты вот сказала, что нет визуальных подтверждений. А вот у меня, как мне кажется, они есть.

-- Ты его с кем-то видела?

-- В том то и дело, что видела. Видела, как он галантно усаживал в вашу машину какую-то красивую женщину. И оба они так улыбались друг другу. Потом он тоже сел в машину и они уехали.

-- И когда это было?

-- А было это где-то недели две назад. В общем, в позапрошлую субботу. Где в это время по твоему мнению должен был находиться твой муженёк?

-- В позапрошлую субботу, говоришь? В то время он должен был быть на работе. Он ещё заранее меня предупредил, что у него на работе запарка.

-- Тогда всё сходиться.

-- Ты права, точно, сходится, -- угрюмо протянула Терещук. -- Хотя это могла быть и просто его сослуживица, которую он решил после работы подвезти.

-- Вполне возможно. Но это ничего не меняет. Уж слишком он перед ней расшаркивался. И что ты собираешься делать?

-- Не знаю. А что тут можно сделать?

-- Ну, хотя ты и не любишь скандалить, но в этом случае головомойка твоему Максиму явно не помешала бы.

-- Да? И ты думаешь, это поможет?

-- Не знаю, поможет ли, но и не помешает.

-- Как знать? Ты говоришь, женщина красивая была?

-- Красивая, ему под стать. Стройная, не такая высокая как он, но повыше тебя ростом. И очень хорошо одета. Но я её не знаю, раньше нигде не видела.

-- Вот то-то и оно. Красивая, ему под стать. А я, да и ты, не знаем, насколько у них всё серьёзно. Устрой я ему головомойку, а он развернётся и уйдёт из дома. О себе-то я меньше всего думаю, но, как же Танечка?

-- Всё это так. Но и оставлять без внимания, вроде бы, нельзя. Он тогда подумает, что всё ему позволено.

-- Не подумает, -- тихо и, вроде бы, невнятно прошептала Терещук.

-- Ты так уж в этом уверена?

-- Уверенна я просто потому, что он, наверное, и сейчас уже так думает. Но, тем не менее, в семье, да и на людях, он ведёт себя вполне нормально. Потому, наверное, что рассчитывает на то, что я ничего не знаю. Поэтому и отношения у нас, как это ни странно, по-прежнему довольно хорошие. Разве что, скажем так, постельные порядком разладились. Но, Бог с ними, мне не так уж много надо. Я уже привыкла. Для меня главное, чтобы Танечка ощущала отцовскую любовь и заботу.

-- Да, Любаша, не ожидала я такого, -- как-то медленно, очевидно рассуждая не только с подругой, но и с самой собой, протянула Ирина. -- Но, не знаю, может быть, в таком твоём отношении ко всему этому что-то и есть. Действительно, как мы, женщины, не стремимся всегда быть любимыми, как нам не приятно мужское внимание, но нам всё равно дороже всего забота о детях, да и, пусть даже видимое, семейное благополучие. Странный мы народ, бабы -- задумчиво добавила она, глядя куда-то в окно.

Обе женщины надолго замолчали, думая, вероятно, каждая о своём, но, одновремённо, об одном и том же. Больше Глобина никогда не заводила с Любой разговор о муже своей подруги, а та, в свою очередь, никогда не расспрашивала Иру, встречала ли та ещё где-нибудь Максима не одного. Ей это было не нужно, только лишние переживания. Но позже всё равно нашлись некие "сочувствующие" лица, которые не преминули "порадовать" Терещук весточкой о её муже.

Не особенно делилась своими семейными новостями Люба и с Анастасией. Она понимала, что шила в мешке не утаишь, и что подруга догадывается о её семейных неурядицах, но просто тактично старается не поднимать, по крайней мере, сама подобную тему. А Люба ничего обсуждать не желала. Она, правда, иногда откровенничала с Надеждой, но больше ни с кем. Она даже сейчас не могла себе ответить, смогла бы она так же делиться своим наболевшим с Леной Панасенко, которую уже давно не видела.

У самой Насти семейные отношения, по её же рассказам, складывались вполне благополучно. Впрочем, это было видно и невооружённым взглядом. Валентин в силу своей то ли робости, то ли нерешительности, или ещё неведомого чего (потому что в страстную любовь к своей супруге как-то не верилось) и подумать не мог о том, чтобы как-то по-особенному посмотреть на другую женщину. Нет, он не оказался таким уж подкаблучником, каким он на первых порах мог показаться той же Терещук. Он был в общем-то грамотным, умным мужчиной, имел и своё мнение, мог порой и поспорить с супругой по поводу того или иного вопроса, но он был абсолютно безынициативным. Он был из породы тех людей, которым больше нравиться повиноваться (хотя и не создавая себе кумира), нежели повелевать кем-то. Таким он был и дома, и на работе. Он был толковым, очень аккуратным и исполнительным работником. Но, более бестолковые, менее грамотные, но решительные мужики порой продвигались по службе намного быстрее, чем Калюжный. Руководство предприятия, на котором он работал, ценило его как хорошего работника, но продвигать по службе не спешило. Не всегда грамотные и исполнительные работники становятся хорошими руководителями - ведь на этом посту, кроме аккуратности ещё нужно уметь самостоятельно принимать правильные решения, да и спрашивать с подчинённых по всем статьям. А Валентин даже толком поругаться ни с кем не мог, или не умел - как уж тут ему устраивать разнос своим потенциальным подчинённым за какую-нибудь оплошность.

А вот у его супруги на работе всё складывалось более успешно. Пусть она и не была семи пядей во лбу, но работницей была хорошей и, главное, умела постоять за себя. Хотя она порой и пыталась что-либо сказать наперекор своему начальству, но, тем не менее, выговоров не зарабатывала. Руководство ценило её и за смелость, и за собственные суждения, и за умение постоять за другого, как за себя саму. И они видели её умение влиять на других, а это было очень ценно - к ней прислушивались, и её слушали. Что ещё, кроме интуитивного умения находить верные решения в самых сложных случаях, нужно истинному руководителю. И Настя продвигалась по службе гораздо быстрее своего мужа.

Однажды, придя в гости к подруге, Калюжная сообщила Любе, что, наконец-то, заметно продвинулась по служебной лестнице и их подруга Кушнарёва. Оказывается, Ларису немногим более месяца назад назначили руководителем какого-то сектора, намекнув, что, продолжай она работать столь же успешно и инициативно (а этого ей было не занимать), то её рост пойдёт ещё быстрее. Настя сообщила эту новость подруге как-то довольно осторожно, не зная, какую ожидать от той реакцию - о том, что в последнее время Люба начала сторонится компании Кушнарёвой, она, конечно же, знала. Но, к её удивлению, Люба искренне порадовалась за их одноклассницу - она не была ни злопамятной, ни завистливой и никогда никому не желала зла. К тому же, она не знала, что именно Лариса была той женщиной, с которой видела её мужа Ирина Глобина, хотя интуитивно ощущала некую тревогу при упоминании имени своей, вероятно, сейчас бывшей подруги. Правильно, наверное, говорят, что женское сердце не обманешь.

Но осенью этого года на время все реальные или мнимые проблемы Терещук затмило одно событие - осенью должно была состояться свадьба её младшей сестры Наташи. Младшая, так постоянно думала о Наталке сама Люба, подобно матери о своём ребёнке, всегда для неё оставалась маленькой Наташенькой. Вот и сейчас Люба думала о том, не рано ли сестра связывает себя семейными узами. В институте проявляла как бы некую переборчивость, и вдруг уже выходит замуж. Хотя Наташа уже более двух лет работала на производстве и была совершенно самостоятельной, Любе почему-то не верилось, что сестра стала уже взрослой.

-- Не слишком ли ты торопишься, сестрёнка? -- спросила Люба, когда та поведала ей о своих планах?

-- Почему это спешу? Мне уже больше двадцати пяти лет. Так и старой девой недолго остаться.

-- Прямо-таки! И давно тебе за 25 перевалило? Только-только - в прошлом месяце.

-- Ну и что, но, тем не менее, перевалило, как ты говоришь. Любочка, а ты сама-то во сколько лет замуж вышла?

-- Я? Ну, всё же, позже - в двадцать шесть.

-- Такая уж большая разница, -- улыбнулась Наташа. -- Ты сама когда-то говорила, что после 25 чувствуешь себя уже старой девой. Я тоже не хочу ею быть.

-- Да, -- рассмеялась уже и Люба, -- ловко ты меня поддела, говорила я такое. Ладно, давай поговорим серьёзно. Ты его точно любишь?

-- Конечно, люблю. А ты что, сомневаешься?

-- Нет, в тебе я не сомневаюсь. А вот он тебя также любит?

-- Любит, Люба

-- Точно?

-- Абсолютно точно. Всё уже проверенно.

-- Что ещё проверенно?! Слушай, а ты случайно спешишь не потому ли, что проверенно и тебе нужно узаконить отношения?

-- Господи! Да о чём ты говоришь! Я совсем не о такой проверке. И не беременна я, если ты на это намекаешь. Просто я знаю, что он меня любит. Нам очень плохо друг без друга.

-- Да-а-а? -- улыбаясь, протянула Люба. -- И когда же это вы с ним надолго расставались? Как ты мне рассказала, вы с ним работаете на одном производстве, -- Наташа к этому времени уже работала штатной переводчицей на Броварском заводе порошковой металлургии.

-- Ну и что! -- нахмурилась Наташа. -- Мы с ним расставались. Он же работает в отделе снабжения комбината, а потому у него случаются и командировки.

-- Ладно, -- рассмеялась сестра. -- Коль уж вы не можете пробыть друг без друга 2-3 дня, то выходи за него замуж. Да и какое право я тебе имею запрещать, ты ведь совершенно взрослая женщина и вольна сама принимать самые ответственные решения. Но смотри, это, действительно, очень серьёзное решение.

-- Я знаю, Любочка. И понимаю, почему ты так серьёзно об этом говоришь.

Люба внимательно посмотрела на сестру и промолчала. Она поняла, что любящий глаз сестры очень верно оценивает и ситуацию, сложившуюся в семье Терещуков. А это о многом говорило, и только сейчас она абсолютно точно поняла, что сестра уже полностью выросла. Что уже она могла ей сейчас советовать? Она могла только, тоже так же по-родственному, переживать за неё и надеяться, что уж у её сестры всё должно сложиться как можно лучше.

Свадьба была назначена на ноябрь. Это уже был решённый вопрос, но нерешённым пока что оставался другой - о том, где молодые должны будут жить. Завод мог им предоставить квартиру в ближайшее время (ну, через год-два), но только в самих Броварах. Но этого не хотели ни Наталья, ни Александр Лысенко, её будущий супруг. Сам-то он уже давно был прописан в Броварах, а вот Наташа была прописана в Киеве, а потому рассчитывала когда-нибудь получить, или построить квартиру именно в Киеве, а не в районном центре, будь даже это город-спутник столицы. Столичная прописка появилась у младшей Великановой менее чем через год после переезда её сестры в свою квартиру - за несколько месяцев до окончания Наташей института. Естественно, её предусмотрительно прописала в своей квартире старшая сестра. Абсолютно не возражал против такого шага и Максим, прекрасно понимая, что это фиктивное место жительства Натальи, и делается это только для того, чтобы она когда-нибудь смогла получить квартиру в Киеве. Причём эта прописка, точнее, виртуальное жительство Натальи по этому адресу, для Броваров выглядели вполне обоснованными. Дело в том, что квартира Терещуков находилась не так уж далеко от этого населённого пункта. Когда отец Максима подыскивал для сына место в кооперативном доме, то главным вопросом было хорошее её сообщение с центром города. В центре подобное жильё не строилось (разве что для высокого начальства), обживались в основном новые микрорайоны столицы. И одним из таких районов был микрорайон на левом берегу Днепра, немногим дальше, чем снимала себе квартиру семья Самойловых. Там было самое что ни есть прямое сообщение с центром Киева посредством метро.

Дом, в котором построили квартиру Терещуки (отец и сын) находился рядом с Броварским проспектом, почти напротив станции метро "Пионерская" (позже "Лесная") - последней на линии в этом направлении. Дом располагался в средине квартала по улице Николая Матеюка. Эта улица возникла ещё в средине 1960-х годов как Полиграфический переулок. Современное название улица получила в 1969-м году в честь Матеюка Николая Антоновича (1908-60 гг.) - разведчика партизанского отряда во время Великой Отечественной войны. Улица идёт параллельно Броварскому проспекту, слева по ходу на Бровары - за улицей Киото. До станции метро было примерно 1,5 квартала и около 1-го километра - но это всего каких-то 12-14 минут средним ходом. А уж до центра на метро времени много не уходит. Да и до Броваров было рукой подать - трасса была не особо загружена, а автобусное сообщение очень хорошим. И новая чета Лысенко выбрала компромиссный вариант - пожить временно в общежитии-малосемейке, пока они что-нибудь смогут решить с жильём в Киеве. И это был далеко не самый худший вариант.

Конечно, это было удобным местом и для самих Терещуков, которые оба работали в центральной части Киева. Правда, Максим в некоторых случаях предпочитал ездить в центр на своей машине, но чаще это, всё же, случалось в выходные дни. Было в таком месторасположении жилища и ещё один приятный, больше для Любы с дочерью, аспект. К примеру, Люба не всегда ездила гулять в парки в центр Киева - пока дочь была ещё маленькой, это было не совсем удобно. Да и позже, когда было не так много свободного времени, она гуляла с дочерью в парке, который был расположен поблизости их места и обитания. Между Броварским проспектом и улицей Киото был расположен и парк Киото. Он тянулся от станции метро "Черниговская" (бывшая "Комсомольская") до станции "Лесная". Откуда в Киеве был парк с таким странным названием? Это была как бы частичка Японии в виде парка, названного (как и одноимённая улица) в честь города-побратима Киото, культурной столицы Японии. Парк был заложен в знак дружеских отношений в 1972-м году после подписания договора о сотрудничестве и развитии городов. При этом в честь открытия, парк в подарок из Киото получил некую гранитную пагоду - квадратную многоэтажную пятиметровую колону, в данном случае это была японская (дзэнская) ступа. Это культовое сооружение, в которое обычно закладывают какие-нибудь реликвии и которое благоприятно влияет на окружающую местность. Возле неё всегда было много любителей сфотографироваться. А вообще, этот парк больше всего любили местные молодые мамы, которые часто прогуливались с колясками по его удобным, выложенным плитками дорожкам. У кого же была детвора постарше, направлялись на просторную детскую площадку.

Детали парка Киото и его символика были взяты авторами проекта не произвольно, а с учётом истории парковой культуры Японии. Киевские представители проекта побывали в Хиросиме, Осаке и Киото. Там они консультировались с хранителями скверов, а из Японии приезжали специалисты, которые на месте внесли уточнения в проект и дали профессиональную оценку парку.

Изюминкой парка являлся искусственный сад камней, где посетители могли увидеть камень почётного сидения, камень пещерного вида, камень-хранитель, камень лунной тени. Тот, кто не разбирается во всём этом, воспринимает эти камни просто как поэтическую изысканность, но для японца эти названия имели глубокий философский смысл. Был там ещё и пруд с водопадом, с зарослями ирисов и традиционным островком, попасть на который можно было по трём ажурным мостикам. Неповторимый колорит этому уголку придавали японские фонарики, а также холм, воспроизводящий очертания знаменитой горы Фудзияма. Каждое из имеющихся там деревьев несло определённую смысловую нагрузку. Посреди камней неподалеку от каменной пагоды высился японский клён, посаженный представителями обеих стран как символ сотрудничества Украинской Республики и Японии. Клён был посажен посреди камней неподалёку от каменной пагоды.

Возвращаясь к свадьбе Натальи Великановой, можно отметить, что прошла она нормально. Расписались молодые в центральном ЗАГСе Киева, а отмечали это событие территориально примерно на средине расстояния от столицы до её города-спутника (это было удобно и для друзей и родственников, как жениха, так и невесты) - старшая сестра договорилась об этом в одном из уютных кафе района, где и проживали Терещуки. Да и первую ночь новобрачные провели в их квартире, а сами хозяева по договорённости Максима ночевали у его родителей. Ну, а уже на другой день молодые супруг с супругой отправились к себе в Бровары, надеясь, что это местожительства у них там будет не таким уж долгим.

ГЛАВА 4

Очередной год прожит

Далее для Любы время как-будто бы начало свой бег на более высоком витке спирали, она не успевала замечать, как пробегает один день за другим. Вроде бы только вчера была свадьба Наташи, вот уже Новый 1979-й год, а вот уже наступила и весна. Конечно, помимо работы, в заботах о дочери, о муже, о доме время пролетало как-то незаметно. А вот для её мужа это самое время текло порой, как ему казалось, очень даже медленно. Но это бывало тогда, когда он не мог дождаться очередного свидания с Ларисой Кушнарёвой. Вот у него это точно (и уже давно) был уже новый виток в их отношениях.

Как бы Максим старался не афишировать свои встречи с Ларисой, его довольно быстро вычислили. И, конечно же, это были зоркие и наблюдательные женские глаза. У Кушнарёвой на работе были друзья и подруги, и для одной из них не остались незамеченными её свидания с молодым человеком. И вот однажды одна из таких её подруг, Валентина, обратилась к Кушнарёвой прямым текстом:

-- Слушай, подруга! Где это ты отхватила такого красивого мужика, да ещё с машиной?

-- Ой, ну, просто один знакомый.

-- Ну да, знакомый. Это я прекрасно вижу. И насколько он тебе знакомый?

-- Просто встречаемся иногда, приятно проводим свободное время.

-- То, что приятно проводите время, я как раз не сомневаюсь. И давно уже проводите?

-- Не очень. Ну, может быть пару месяцев.

-- Так, я что-то раньше не замечала, что мы с тобой неоткровенны, -- покачала головой Валентина. -- Как же - пару месяцев! Если для тебя с осени прошлого года прошло всего пару месяцев, то тогда конечно. Хотя, влюблённые часов не замечают. Так ведь?

-- Да при чём тут влюблённые. Так небольшой флирт.

-- Как же, небольшой. А то по тебе не видно. И давно он получил доступ к телу?

-- Ой, Валя, что ты со своими пошлостями!

-- Какие пошлости - дело житейское. Давай, рассказывай более подробно. Я тебя и так долго не тормошила. Думала, может быть, и в самом деле невинный флирт. Но куда там, уж очень этот флирт затянулся. Давай, колись.

Пришлось Кушнарёвой, хотя и не очень детально, но, всё же, рассказать настырной подруге некоторые подробности о Максиме. Да и назвать подругу такой уж настырной вряд ли можно было - она ведь, действительно, долго, молча, просто наблюдала за развитием ситуации у подруги. К тому же, особых секретов у них между собой не было, как не было и больших тайн в личной жизни у большинства их коллег. Все почти всё друг о друге знали, включая даже разные кратковременные связи и длительные романы. Таковое не особо поощрялось, но и не осуждалось. На первый взгляд, это казалось довольно странным, по крайней мере, со стороны простых смертных или простых комсомольцев, которыми руководили эти вожаки. Но для них самих это странным не казалось, они к этому уже привыкли. Нельзя сказать, что так было заведено, но такое положение дел было и у их предшественников, а потому никто не пытался ничего менять. Впрочем, о моральных устоях комсомольских лидеров этого времени несколько позже, в 1988-м году немного расскажет кинофильм "ЧП районного масштаба", снятый по мотивам одноимённой повести Юрия Полякова.

Встречались Максим с Ларисой в разных местах. Первоначально они очутились на какой-то квартире на третий раз после прогулки на ВДНХ - Максим предусмотрительно не торопил события. А уж потом пошло-поехало. Нет, встречались они не каждый день, да и не еженедельно, но не менее пары раз в месяц - потому-то Терещук порой не мог дождаться дня встречи. В первый раз он просто взял на время ключи от квартиры одного из своих друзей. Но постоянно пользоваться этой квартирой было, увы, нельзя. Тогда пошли в ход разовые съёмные квартиры или комнаты. Несколько раз Максим даже умудрялся снимать номер в гостинице на своё имя, а один раз использовала свои комсомольские связи и сама Кушнарёва, более-менее официально сняв номер в каком-то кемпинге под видом подготовки к приезду важных гостей.

Правда, были у них встречи и за пределами Киева. В августе этого года Кушнарёва, надеясь использовать оставшуюся часть своего отпуска и выпросив у начальства с десяток отгулов за работу в выходные дни, решила немного подлечиться. Конечно, в таком возрасте у неё вряд ли могла быть какая-нибудь серьёзная болезнь. Но рецидивы одной болезни, всё же, периодически ощущались. Как свидетельствовала санаторно-курортная карточка Ларисы, у неё был "хронический гастрит с секреторной недостаточностью и нарушением моторно-эвакуаторной функции желудка вне фазы обострения". Где она успела заработать подобную болезнь, было непонятно. Возможно, сказывались школьные и студенческие времена, проведенные в отрыве от дома - нерегулярное, а иногда и просто всухомятку питание. Она без проблем получила льготную путёвку в Миргород, где, как говорили, без всяких там процедур всего лишь одна целебная вода лечит. Её мужу подобный курорт был без надобности, он вместе с супругой успел уже отдохнуть две недели в июне месяце на море. Поэтому он сейчас решил догулять оставшийся отдых, совершив с коллегами-ребятами сплав на байдарках по Северскому Донцу, протекающему через Белгородскую и Ростовскую области. Одновремённо можно было хорошо отдохнуть и порыбачить. У Терещуков в августе свободных дней для более-менее длительного отпуска уже не было, они его отгуляли в июле. Но Максим, тем не менее, сообщил Ларисе, что он приедет её навестить и тоже немного отдохнуть вместе.

-- Каким образом? -- удивилась Кушнарёва. -- В субботу в обед приедешь, а в воскресенье после обеда уедешь? Что это за отдых? Пусть Миргород от Киева не так уж и далеко, но время на дорогу всё равно нужно. Или ты собираешься ехать машиной?

Вообще-то, город Миргород был расположен довольно любопытным образом в отношение трёх крупных городов средней части Украины. Он находился на примерно равном расстоянии от каждого из них - на половине расстоянии от Киева до Харькова (по 240 км), и чуть меньше (220 км) от Днепропетровска. Но Лариса была права - и поездом, и автобусом (со временем на то, чтобы добраться от дома до вокзалов и назад) времени, так или иначе, уйдёт немало.

-- Нет, не хочу я связываться с машиной. Но, ничего, я что-нибудь придумаю. Приеду обязательно.

-- А как ты мне сообщишь, когда ты собираешься приезжать?

-- Оп-па! А зачем мне это сообщать. Я знаю точное место, где ты будешь находиться, так что разыщу тебя там без проблем. Будет для тебя сюрприз. Или таких сюрпризов для тебя не нужно?

-- Ну, почему? Такой сюрприз всегда приятен.

-- Да? Как знать, на курортах ведь сплошные романы крутятся. Вот и ты можешь закрутить его без меня.

-- Не закручу, -- улыбнулась Лариса. -- Приезжай!

И Максим своё слово сдержал. Он выбил себе на неделю командировку в Полтаву - а та вообще лежала всего в 100 км от Миргорода, правда, далее - быстренько справился с рабочим заданием и уже в четверг утром был в районном центре этой области. Поскольку в отеле, расположенном в самом центре, вблизи курорта, все места были заняты или забронированы, то остановился он в туристической гостинице "Украина". Она находилась тоже по этой же центральной улице Гоголя, но уже за мостом через речку Хорол, сразу за территорией керамического техникума. По диагонали от неё был стадион "Старт", а рядом в воскресенье (это он успел заметить уже, когда уезжал) проводилась торговля автозапчастями (некий авторынок).

А дальше, оставив в номере свои нехитрые пожитки, он направился разыскивать Ларису. Он первый раз был на территории этого курорта, точнее, на территории, объединяющей несколько санаториев. И ему здесь с первого взгляда понравилось. Большим плюсом курорта были прекрасная природа и чудодейственный свежий воздух. На его территории было расположено сразу несколько санаториев - "Хорол", "Миргород" и "Берёзовый Гай". Именно в третьем корпусе последнего санатория и проходила лечение Кушнарёва. Санаторий "Берёзовый гай", как и два других, был расположен в центре города Миргород, на берегу реки Хорол, в лесопарковой зоне среди берёз и сосен. Корпус стоял влево от бювета, был как бы самым крайним в той стороне, но зато для отдыха этот корпус был идеален - самый тихий и уютный, расположен прямо на берегу р. Хорол. Чисто, красиво, просто сказка! В Миргороде вскоре (через 3 года), в 1981-м году, будет введён и ещё один санаторий - "Южный", который позже станет называться санаторием им. Н. В. Гоголя. Правда, корпуса этого санатория будут находиться далековато от центральной части города.

Да и сам Миргород, с населением почти в 40.000 жителей, был довольно чистым городом, несмотря на то, что в самом его центре, - напротив курортной зоны, - располагался районный рынок и автостанция, центральный гастроном и не такой уж маленький универмаг. Возможно, этому способствовало то обстоятельство, что не такой уж малый районный центр не был перегружен объектами промышленности. В Миргороде находились хлебокомбинат, предприятия пищевой промышленности (в том числе и миргородский сыродельный комбинат), межхозяйственный комбикормовый завод, завод минеральных вод, комбинаты по производству стройматериалов и фабрика художественных изделий.

На окраине города был ещё расположен аэродром, на котором в послевоенный период размещалась стратегическая авиация. А уже с 80-х годов на Миргородском аэродроме станет базироваться 831-й Галацкий Краснознаменный Ордена Кутузова III-й степени истребительный авиационний полк 138-й истребительной дивизии 28-й воздушной армии. Этот полк одним из первых в СССР получит на вооружение новейшие самолёты СУ-27.

Разыскать Кушнарёву Терещуку не составило никакого труда. Та обрадовалась его приезду, отменила сама себе на сегодня все процедуры, и они тут же отправились в гостиницу в номер Максима. Он остановился в одноместном номере (предусмотрительно позаботившись об этом), но тот являлся отдельной изолированной комнатой трёхместного номера на две комнаты - и вторая комната была уже двухместной. И Терещук, и Кушнарёва соскучились один по другому, а поэтому, не мешкая, завалились в кровать - страсть из них прямо выплёскивалась. Но эта же страсть сослужила им и не очень приятную службу. В разгар занятия любовью они услышали, как приотворилась их дверь, но им было не до того - они были как раз в экстазе.

Когда они уже отдыхали после бурно проведенной встречи, Максим спросил Ларису:

-- Что это было?

Та поняла, о чём он спрашивает и, начиная смеяться, ответила:

-- Мужик какой-то заглядывал.

-- Что ещё за мужик.

-- А я откуда знаю. Тебе виднее, наверное, твой сосед.

-- А! Ну, да, я и забыл совсем. В этом же номере есть ещё одна комната. Он, наверное, дверью ошибся. И долго он стоял в дверях?

-- Не считала, -- Лариса уже просто заливалась смехом. -- Несколько секунд, ну, может быть, 8-10, но видосик у него был - ещё тот! Аж челюсть у него отвисла, -- Кушнарёва уже от смеха еле выговаривала слова.

-- Это у нас был видосик! -- буркнул Максим, начиная уже и сам смеяться. -- Да, я представляю себе - тот ещё вид! Не знаю, одна ли у меня бы челюсть отвисла, увидев всё это?

-- А что ещё?

Теперь они уже оба истерично заливались смехом, и довольно долго не могли его остановить. Они даже устали от этого смеха больше, чем до этого. Наконец, успокоившись, Максим протянул:

-- Да, будет нам что вспомнить. Долго мы этот курорт, точнее, гостиницу не забудем. Ну и дела!

И они, в самом деле, потом часто со смехом вспоминали произошедшую с ними ситуацию. И, если они нашли в себе силы посмеяться сразу после неё, то уж потом - тем более. Далее у них уже ничего подобного не случалось. Максим и сосед по номеру, изредка встречаясь, только понимающе улыбались, но тему не обсуждали. А вот у Ларисы был интересный случай с её соседкой по санаторной палате Татьяной. Палата у них была двухместная, и соседки довольно быстро подружились. Татьяна была из Кировограда, оказалась простой приветливой женщиной, к тому же, довольно симпатичной. И, конечно же, за прошедшую в санатории неделю к ней успел подбить клинья один из мужчин. Татьяна отвечала ему взаимностью - эдакий обыкновенный курортный роман. Она уже также не удивлялась тому, почему у такой красивой соседки по палате никого на курорте нет, хотя и видела, какие на Ларису бросают взгляды мужики. Кушнарёва ещё в один из первых дней предупредила Таню, что к ней должен вскоре подъехать мужчина. И вот сейчас это было очень на руку кировоградке, поскольку после приезда Максима Лариса в первый день тайком ночевала у него в гостинице, предоставив тем самым площадь палаты в полное распоряжение Татьяны.

И вот, в пятницу, забежав перед завтраком в палату переодеться, Кушнарёва застала там и Татьяниного ухажёра Василия. Правда, не в таком положении, в котором она вчера оказалась - ситуация в номере выглядела вполне благопристойной: и Татьяна и её любовник были уже одеты, тоже готовясь идти на завтрак. Но Татьяна что-то выговаривала мужчине. До Ларисы донеслись отдельные фразы:

-- Ну, что ты за мужик, Васька! Ты точно как тот мартовский кот, недаром у тебя и имя такое - тебе бы только пожрать да пое....ся, ну, наверное, ещё поспать. Ну, точно кот!

Василий ничего не успел на это ответить, увидев входящую Ларису.

-- Ладно, я побежал, -- буркнул он, поздоровавшись. -- Давайте и вы собирайтесь - скоро завтрак, -- и он поспешно ретировался.

-- Какое там скоро! -- кинула ему вдогонку Татьяна. -- Ещё минут двадцать, слушать не хочешь, вот и всё.

-- Что, милые бранятся - только тешатся? -- пошутила Кушнарёва.

-- А, ну его! Какие там милые. Ну, что за мужики пошли. Одно только на уме, а вот поухаживать нормально - на это у него ума как раз не хватает.

Татьяна огорчённо махнула рукой, полностью открыла приоткрытую балконную дверь и вышла на длинный, соседствующий с соседними, балкон - те были разделены только невысокой перегородкой. Погода стояла чудесная, с утра было ещё не жарко, из-за деревьев проблёскивали лучи солнышка, не успевшего ещё как следует подняться, где-то в кустах или на деревьях весело щебетали птички. Опьянённая этой чудесной природой или же в расстройстве от разговора с Василием, Татьяна вдруг неожиданно для Ларисы, а, может быть, и для самой себя, затянула народную украинскую песню:

Ой, у вишневому саду,

Там соловейко щебетав.

Додому я просилася,

А ти мене все не пускав.

У неё оказался очень красивый голос, да и пела она очень вдохновенно. Да так, что на свои балконы стали выходить послушать её отдыхающие из соседних палат. Лариса, хотя раньше слышала эту песню, правда исполняемую тоже не профессиональными певцами, а у кого-нибудь за столом, как-то не особенно обращала на неё внимание. Но, после исполнения Татьяны, песня ей так понравилась, что она часто пела эту песню сама за подобными столами, и даже иногда тихонько напевала её, оставаясь в каких-либо случаях одна в квартире. И теперь она старалась поймать пение этой песни по радио, после чего с удовольствием её слушала, накрутив чуть ли не до предела громкость приёмника. Ей нравилась и мелодия песни, и простые, но такие проникновенные слова песни. Как же хорошо их предки умели передавать чувства! Но сейчас Кушнарёва думала о тех словах, которые бросала в лицо своему любовнику её соседка по палате. Как же ей самой повезло с Максимом, думала она, вот уж кто не был похож на кота Ваську - Терещук умел красиво ухаживать.

В общем, её отношения с ним развивались, вроде бы, совершенно безоблачно. Но так продлится, всё же, не так уж долго. Забегая наперёд, следует сказать, что в следующем году Ларису заприметит кто-то из городского комитета комсомола и её переведут туда. И вот с этого момента на её отношениях с Максимом можно было ставить крест. Лариса решительно заявила, что всё, достаточно и того, что у них было на протяжении почти трёх лет. Но, как ни странно, Максим не очень-то и переживал по этому поводу - вероятно, они оба уже постепенно успели наскучить друг другу.

* * *

А вот супруге Максима этот год был памятен, как, наверное, и другим её однокашникам тем, что в этом году были две знаменательные встречи - с одноклассниками по случаю 15 лет окончания школы и с однокурсниками по случаю 10 лет окончания института. Институтских друзей на встрече присутствовало не так уж много - разлетелись птички по многим городам Советского Союза, и не со всеми из них была связь. Но вот остальные очень хорошо пообщались друг с другом, гуляя днём по знакомым уголкам Киева и вечером в ресторане. А вот встреча одноклассников проходила в более полном составе. Конечно, тоже были отсутствующие, но не в таком количестве, как у бывших студентов. И тоже было всем очень радостно и весело. Если встреча одноклассников проходила, как и прошлая встреча, в конце мая, то вот институтская - уже в июне месяце. А вот у Самойлова подобная институтская встреча тоже проходила в конце мая. Выпускники приборостроительного факультета решили приурочить её ко дню Киева, который праздновался в последнее воскресенье этого месяца, хотя обычно Дню Киева Киева посвящается целый комплекс мероприятий, проводимых на протяжении нескольких дней. В связи с этим Самойлову пришлось разрываться между двумя такими желанными встречами. Но, если своих одноклассников, пусть и не в полном сборе, он периодически видел в родном городе, а многих и значительно чаще, в Киеве, то встречи однокурсников пока что после окончания института не было. Да, он изредка случайно встречал в столице то одного, то другого коллегу по студенческой скамье, но, кроме короткой беседы, они практически не общались. И потому-то он предпочёл общение с КПИ-шниками встрече одноклассников. И он с однокурсниками хорошо погулял в течение двух дней - субботы 27 и воскресенья 28 мая.

Но в субботу он встречался с институтскими друзьями только вечером, поскольку с вечера пятницы и до половины дня субботы, всё же, наведался в Таращу - встреча там была назначена только на этот один день, а в воскресенье с утра многие должны были разъезжаться по местам своего обитания. Он успел там встретиться с несколькими приятелями, включая и бывших девчонок. Виделся он и с Любой Великановой (теперь уже Терещук), но почти что мельком. Ему приятно было её увидеть, хотя поговорить они толком не успели - Виктор уже спешил в Киев. Значительно позже Самойлов неожиданно признался себе, что, скорее всего, в Таращу его потянуло именно потому, что он желал именно этой встречи, он не видел Любу уже почти десяток лет. И поговорить с ней ему хотелось куда больше, чем выпала эта предоставленная возможность, но сейчас он себе в этом не признавался. Правда, он был рад тому, что хотя бы увидел её - впервые за многие годы. Он также отметил, что она на удивление мало изменилась. Ну, немного солиднее стала, но осталась, всё же, прежней Любой, с той же приятной, а сейчас немного грустной улыбкой на устах. И эту её улыбку Виктор никак не мог забыть. А вот Люба, хотя и была в городке уже с утра, но не торопилась идти на встречу ранее назначенного времени. Да, она надеялась, что на сей раз на встрече будет присутствовать Самойлов, но не ожидала, что он уже в этот день уедет из родного города.

Под конец встречи, перед тем, как идти в ресторан, как и в прошлый раз, вновь зашёл разговор об отсутствующих. Удалось немного получить хотя бы скудные сведения о тех лицах, которых не было на прошлой встрече. Когда зашёл разговор о Жанне Шафренко, то здесь ситуацию неожиданно прояснил Гаркавенко.

-- Она живёт или жила в Полтаве, по крайней мере, она там была 3-4 года назад. Сейчас ли она там, я не знаю.

-- А откуда такие сведения? -- спросила Настя Калюжная.

-- Мне их сообщил Толя Молодилин. Но это было четыре года назад, когда он приезжал к родителям в Таращу. Он обязательно ко мне забегает, теперь уже с женой.

-- Она что, там вышла замуж и получила квартиру? А кто её муж? -- это вступила в разговор Тамара Стручкова.

-- Получила ли она сейчас квартиру, я не знаю. Четыре года назад она с мужем жила на снимаемой квартире.

-- А кто у неё муж?

-- Лётчик гражданской авиации. Он был, как рассказывал Анатолий, прикомандирован к полтавскому авиационному отряду. Но всё ли время он будет в Полтаве, Молодилин не знал, как, наверное, не знали этого и сама Жанна с мужем. Муж у неё, как и военные, человек подневольный.

-- Понятно. С Жанной разобрались. А вот сам Анатолий? Ты когда его видел в последний раз?

-- В прошлом году летом, по-моему в конце июня. Он приезжал в отпуск. В последние годы он ежегодно приезжает, правда, ненадолго.

-- Интересно, -- протянула Алина Баталова. -- Каждый год приезжает в отпуск, а на встречах одноклассников не появляется.

-- Да, действительно, -- поддержал Алину Гриша Канюк. -- Ну, пусть у него в прошлый раз были проблемы с переездом на новую квартиру, а на этот раз то что?

-- Не может вырваться, у него всё время отпуск летом. А мы собираемся в мае.

-- Так уж не может. Все могут, а он не может! -- снова завелась Алина. -- Просто ему наплевать на других, кроме тебя, разумеется.

-- Ну, зачем ты так, Алина, -- заступилась за Анатолия Тамара. -- Может быть, и в самом деле человек не может вырваться с работы. Да и живёт он не в Киеве, как многие наши.

-- Подумаешь! А то от Полтавы так уж долго ехать, что он не может на субботу приехать.

-- А он сейчас не в Полтаве, -- остановил перепалку женщин Антон.

-- А где? Нашёл себе работу и квартиру в каком-то другом городе? -- удивилась уже и Люба Терещук.

-- Наверное, на Камчатке, раз не смог приехать, -- всё язвила Алина, не признаваясь себе (как и Самойлов) в том, что она очень хотела бы увидеть Анатолия, тоже давно его не видела.

-- Нет, не на Камчатке, -- спокойно и рассудительно продолжал Антон. -- Но тоже далеко. А вот вырваться оттуда ему, пожалуй, труднее, нежели с Камчатки.

-- Вот те на! И где же это он?

-- За границей.

-- Да ты что! Как за границей, где?

-- В ГДР.

-- Ну и ну! А как он туда попал, и что он там делает?

-- Работает.

-- Где работает? У немцев, что ли? Не слышала ещё такого.

-- Ну, ты не слышала о таком, но это правда. Работает он не у немцев, но и с немцами тоже.

-- Как это?

-- А вот так. Он работает в наших воинских частях, но там и некоторые немцы работают.

-- Он что, надел военный китель?

-- Нет. Работает инженером, вольнонаёмным. Кому-то же нужно в военных гарнизонах и гражданскую работу выполнять - жилые дома, системы водоснабжения, отопления, котельные и прочее. Солдаты-то подобную работу не выполняют, они же не квалифицированный персонал.

-- Вот теперь стало всё понятно и с Молодилиным, -- подключился к разговору Виктор Порох. -- Причина у него, действительно, уважительная. Но он же там не на всё время?

-- Конечно. Должен, по его словам, вернуться в Союз в следующем году.

-- Да, интересная у него сейчас жизнь, -- мечтательно протянула Люба Денисова. -- Вот бы побывать где-нибудь за границей.

Так, незаметно, узнавая новости об отсутствующих, одноклассники подошли, наконец, и к месту своей второй части встречи, теперь уже за ресторанными столами. А там, в весёлой компании подобные разговоры обо всех их продолжали вестись уже на весёлой и более оптимистической ноте.

Интересно, что некий подобный разговор произошёл и у Самойлова, но уже вечером в Киеве. Естественно, и в компании однокурсников Виктора после длительного обмена новостями (а их накопилось много после окончания института), зашёл разговор и об отсутствующих, а таковых набралось 9 человек из их группы. Кто-то уехал в другой город, кого-то не смогли вовремя известить, адресов пару человек вообще не знали, так же как и не знали, как сложилась их судьба после окончания института. Были в основном те, кто осел в столице - её коренные жители или те, кто смог устроится в Киеве на работу или в ближайших городах. Но, к удивлению всех, не было и одного коренного киевлянина, которым являлся Николай Старосельцев. На встрече присутствовал Володя Старцев, тоже коренной житель Шулявки, который в институте дружил с Колей. Он-то и сообщил, что Николай таки остался в армии после трёх лет службы по институтскому (точнее, военкоматскому) направлению. Ему там нравилось, служба шла хорошо, он уже успел дослужиться до капитана, и дальнейшие перспективы были у него очень даже неплохие.

-- Да, ты смотри, -- протянул Рознянский. -- Мы в своё время не очень-то поверили майору Данилюку. Ан нет, он был, всё же, прав. Вот и Николай нашёл свой путь. А кто его знает, как бы он работал на производстве, к которому у него душа что-то не лежала.

-- Да, молодец, -- поддержал своего друга Вадим Кужель. -- А что, и в самом деле, человек на своём месте. А где он служит?

-- Сначала служил где-то на Севере, не в Заполярье, а в средних, если так можно сказать о Севере, широтах. Да и сейчас он тоже находится в средних районах, только уже не территориально, а в Средней Азии, его часть располагается где-то в Таджикистане.

Далее на протяжении довольно длительного отрезка времени ничего примечательного в жизни бывших одноклассников и однокурсников, вроде бы, и не происходило. В жизни однокашников - да, а вот в жизни государства, в котором они жили, было несколько по-другому. Значительное и, главное, неожиданное для большинства жителей страны событие произошло в самом конце текущего года. И таким событием явился ввод в Афганистан советских войск. Колонны советской 40-й армии 25 декабря пересекли афганскую границу по понтонному мосту через реку Аму-Дарья. Второй президент Демократической Республики Афганистан Хафизулла Амин (пришедший к власти в сентябре этого года, сместив, а затем и убив своего предшественника Тараки) выразил благодарность советскому руководству и отдал распоряжение Генеральному штабу Вооружённых Сил Демократической Республики Афганистана об оказании содействия вводимым войскам. Но уже 27 декабря советские войска начали штурм дворца самого Амина

Режим Амина не пользовался популярностью, положение президента было шатким, а смена власти в Афганистане могла привести к его выпадению из советской сферы влияния. Поэтому одной из причин войны стало стремление поддержать сторонников концепции социализма в Афганистане (в частности, Бабрака Кармаля), пришедших к оппозиционной власти в результате Апрельской революции. Кроме того, отчасти ввод советских войск преследовал ещё и цель предотвратить возможное укрепление в этом регионе исламского фундаментализма, вызванное исламской революцией, произошедшей в этом же году в Иране. Однако советский народ очень удивляло (мягко сказано) такое решение, ведь у всех перед глазами стояла война во Вьетнаме (закончившаяся всего пару лет назад) и плачевный опыт вооружённых сил США. Если уж такая сильная армия Соединённых Штатов Америки не смогла справиться с крохотным государством, то, что уж говорить об Афганистане, стране по площади (647.500 км²) в 4.000 раз! превосходящей тогдашний Северный Вьетнам (площадь всего около 158 км²). Кроме того, советское правительство как-то не учитывало тот факт, что Афганистан никогда не был покорён чужими народностями. Да, он подвергался нападениям захватчиков (одни только англичане трижды приходили на его территорию), да и на самой его территории часто шла борьба за власть, но никогда ни один чужак со стороны на его территории долго не задерживался - все они уходили, силы завоевателей подтачивались, иссякали и они вынуждены были покидать эту свободолюбивую страну. В своё время Фридрих Энгельс так писал об афганцах: "Только их неукротимая ненависть к государственной власти и любовь к личной независимости мешают им стать могущественной нацией". И это правда - Афганистан всегда был и остаётся крайне бедной страной, сильно зависящей от иностранной помощи, но очень свободолюбивой.

В итоге началась длительная война в Афганистане, растянувшаяся на девять (с хвостиком) долгих лет и принёсшая горе тысячам матерей в Советском Союзе.

ГЛАВА 5

Наши годы как птицы летят

Чем ещё запомнились 70-е годы советскому народу и, в частности, молодому поколению? Ну, например, тем, что в конце 70-х годов увидели свет книги-воспоминания Леонида Ильича Брежнева "Малая Земля", "Возрождение" и "Целина". Первая из них была опубликована в журнале "Новый мир" в 1978-м году. Правда, вряд ли у кто-нибудь верил в такое авторство Генерального секретаря ЦК КПСС, скорее всего их написали другие люди, авторство же просто приписывалось Брежневу, чтобы повысить авторитет генсека. По поводу этих книг в стране появилась масса анекдотов и даже частушек, одной из которых была следующая:

Появилась "Целина" -

Удивилась вся страна:

Как же вождь её состряпал -

Коль не смыслит ни хрена?

Громогласно распевать их или рассказывать анекдоты, конечно же, никто не решался, но они тихонько передавались из уст в уста с явно выраженным недоумением и отрицательным отношением к такого рода графоманству руководителя державы. Тем не менее, эти книги издавались многомиллионными тиражами и даже были внесены в школьную программу по литературе. Трилогия была переведена на различные языки и разослана в национальные библиотеки 120 стран мира, а сам Л. И. Брежнев в апреле 1980-го года был удостоен Ленинской премии по литературе.

Следующий год пролетел тоже как-то неприметно, а вот год, начавший новое десятилетие ознаменовался для Любови Терещук тем, что у неё появился племянник. В самом начале 1981-го года, в январе её сестра Наташа Лысенко родила сына, которого родители назвали Дмитрием - будущий Дмитрий Александрович. В семействе Лысенко всё шло пока что вполне нормально. Между Натальей и её мужем, на три года старше её, отношения складывались очень тёплыми, любящими. Они по-прежнему жили в Броварах в малосемейке. Но, по их расчётам и по планам строительства через два-три года они должны были получить квартиру в Киеве - прошло уже и три года, как у Наташа была киевская прописка (имеется в виду не временная студенческая). Александр продолжал работать в сфере снабжения, став уже заместителем отдела снабжения комбината. Кроме возросшей зарплаты и повышения его имиджа, это позволило ему меньше бывать в командировках и больше внимания уделять своей семье.

Наташа продолжала работать переводчицей на комбинате. Правда, в последнее время она находилась в декретном отпуске, чему была очень рада ещё и помимо ожидания и появления на свет её первенца. Дело в том, что ещё раньше ей понемногу начала надоедать и такая работа, и такая её профессия. Не такой она себе представляла десять лет назад профессию переводчицы. Где интересные встречи с иностранными делегациями, где поездки за границу, где приятные экскурсии по Киеву, да и вообще, где внимание к ней как гиду и переводчице, да и просто к красивой женщине? Вместо всего этого унылая работа по переводу многочисленных документов комбината, встречи с совсем не интересными лицами, которых интересовали только вопросы поставки продукции комбината в их страну, город. Но другой специальности-то у неё не было. Сейчас Наталья уже думала о том, что в школе работать было гораздо интересней - общение с детьми, с любопытными глазёнками, внимательно слушающие свою учительницу, говорящую на неведомом им языке и рассказывающей интересные вещи о неведомых странах. И она уже подумывала о том, не вернутся ли ей, после того как Дмитрику исполнится 3 года (а, возможно, и раньше) снова в школу. Но она разумно решила, что будет думать об этом ближе ко времени своего выхода на работу. К тому же, неизвестно как к этому отнесётся руководство комбината, специально, в своё время, открепляя молодого специалиста из школы, куда она была закреплена. Да и в школе, вероятно, свободной вакансии нет. Конечно, в самой столице такую работу можно найти значительно проще, но у Натальи пока что не было и окончательного ответа по этому вопросу. Что-то ей, всё же, претило принять решение проработать всю свою жизнь училкой-англичанкой в школе. Вот если бы в институте, тогда другое дело, но вот туда попасть как раз очень непросто. Но чем она тогда ещё может заняться - пока что этого она не знала.

Интересным было и то, что в семье её сестры этот год тоже ознаменовался значительным улучшением отношений. Расставшись в прошлом году с Кушнарёвой, Максим больше внимания стал уделять своей жене. Правда, его натуру уже не так легко можно было переделать, а потому время от времени он по-прежнему находил себе новые развлечения на стороне, правда, теперь уже кратковременные. И Люба это уже очень хорошо знала - её периодически информировали то одна, то другая знакомая, случайно заметившая Терещука в компании другой женщины. Да Любовь и сама уже отлично изучила уже своего супруга, а потому понимала, что горбатого могила исправит. Конечно, был радикальный вариант решения этого вопроса, но этого она как раз и не хотела - оставить маленькую дочь без отца, которого она так любила, и который так же нежно любил своего ребёнка. К тому же, отношения в последнее время у них, действительно, стали гораздо лучше, нежели это было года три назад. Да, иногда супруг мог себе приглядеть очередную юбку на стороне, но это не мешало ему придерживаться хороших отношений в семье. Люба в первое время очень расстраивалась по поводу измен мужа, даже злилась (что было на неё не похоже), пару раз таки осторожно высказала свои обиды мужу - на что он только виновато молчал - но позже, особенно в период налаживания отношений, она смирилась. Из рассказов подруг и коллег она знала, что это явление редко обходит стороной какую-либо семью. Те же коллеги на работе придерживались в таком случае негласного правила: "Побегает, побегает на стороне, но всё равно вернётся в семью". Хотя, находились и такие, которые кардинально разрешали этот вопрос по принципу Гордеевого узла, но таких было очень мало. Как бы там ни было, но каждая женщина почему-то держала в уме слова популярной песни о том, что "на десять девчонок по статистике девять ребят". И ничего ты с этим не поделаешь.

В один из дней Люба навестила свою подругу Надежду Нестеренко. Они все очень хорошо пообщались, она поиграла с Андрейкой, которому в этом году уже исполнялось 7 лет, и который осенью уже должен был идти в первый класс. Ей, действительно, было очень интересно (хотя и немного непривычно) играть с этим мальчишкой, поскольку она привыкла играть с детьми противоположного пола - возраст Натальиного Дмитрика пока что не располагал к такому. А затем, немного устав, от этого шустрого мальчика, она ещё долго беседовала наедине со своей подругой, рассказывая ей то, чем не могла делиться ни с кем другим.

Немного рассказав подруге о своём житие-бытие, о подросшей дочери, ровеснице Андрюшки, Терещук упомянула, естественно, и о той особи, чью фамилию она сейчас носила.

-- Ну, что, наладились у вас отношения? -- спросила Надя.

-- Ты знаешь, они у нас не особенно и портились.

-- Да, я знаю. Ты говорила, что внешне, так сказать, в ваших отношениях ничего не изменилось.

-- Вот именно. Я даже порой удивляюсь, как это ему удаётся. Я бы так, наверное, не смогла. У него как-то всё как бы согласно поговорке.

-- Какой ещё поговорке?

-- Ну, знаешь, что-то такое: "И волки сыты, и овцы целы".

-- Это, скорее, не о том. Всё-таки, одна овца жалобно блеет.

-- А, ну тебя! Ничего я не блею. Возможно, в душе и тоскливо, но я виду особого не подаю. Это с тобой я могу немного поделиться.

-- Ладно, прости. Я просто хотела спросить о том, что сейчас-то, хоть немного, угомонился ли твой муженёк.

-- Я понимаю. Вообще-то, как ни странно, немного угомонился. Хотя, изредка мне кое-кто да и доносит о его выкрутасах.

-- У тебя что, есть штатные информаторы или добровольные помощники? -- улыбнулась подруга.

-- Да ты что! Боже упаси! Я ещё до такого не докатилась, да и никогда никакой слежкой заниматься не буду. Просто всегда есть подобные "доброжелатели". А как по мне, то лучше и не знать всего.

-- Понятно. А почему лучше не знать?

-- Ты знаешь, так спокойнее. По крайней мере, всё кажется благополучным. Хотя, если посмотреть на нашу семью со стороны, то вряд ли кто-нибудь скажет, что у нас нелады.

-- Вот и прекрасно - и со стороны всё в порядке, да и в последнее время, как ты говоришь, действительно, налаживаться отношения стали. Тогда, в чём же дело? Ты ведь не так просто всё мне рассказываешь. Ты, что, никак простить его не можешь?

-- Да, именно, не так всё просто, как ты сказала, только применительно к нашим с Максимом отношениям. И не в том вопрос - простила или не простила. Хотя, как говорится, Бог прощал и нам велел.

-- По-моему, ты неправильно цитируешь. Может быть, Бог терпел и нам велел?

-- Да, ты права. Но верно и то, и другое. Господь втолковывает нам, что нужно прощать, и особенно своих близких. Понимаешь, прощение - это свойство человеческой души и сердца. Невзирая на всю нашу ранимость, надо прощать наших родных и любимых. По крайней мере, нужно учиться прощать.

-- Так уж нужно?

-- Именно, нужно! Бог даже велит нам идти не только к тем, на кого мы сердимся и кому не хотим простить обиду, но и к тем, кто сердит или обижен на нас. Прощать нужно обязательно, хотя бы ради нас самих. Обида нас подавляет, под её грузом мы находимся в угнетённом, раздражённом, как бы раздавленном состоянии. А такое состояние очень нравится сатане.

-- Не понимаю. И, всё-таки, в чём же тогда дело? Теперь ты меня убеждаешь, что нужно прощать. А сама-то получается - не простила.

-- Да простила я, давно уже простила. Не в этом дело.

-- А в чём же тогда?

-- Понимаешь, простить-то можно, а вот забыть нельзя. Не забывается, к сожалению, такое.

-- Да, память, штука хитрая, привередливая, -- задумчиво протянула Надежда. -- Она хорошее неплохо помнит, но плохое почему-то запоминает ещё лучше.

-- Да потому, что хорошее как-то не сразу замечаешь, точнее, меньше обращаешь на него внимание, особенно, если оно продолжалось не так уж мало. А вот плохое на его фоне видно сразу, оно как тот чирей на чистом теле, нельзя его не заметить, не ощутить. А, значит, нельзя и не запомнить.

-- Да, -- согласилась Наталья -- Действительно, похоже, не заметить такого нельзя. Только чирей ты не так уж долго помнишь - подумаешь, событие. Или другой пример: пока ты здоров, не болеешь, ты не обращаешь внимания на своё самочувствие. Но стоит тебе заболеть, тебя это сразу выбивает из колеи. Вот тебе и плохое. Правда, и в этом случае позже ты свою болезнь не очень-то помнишь, если только она не серьёзная.

-- Правильно, но и плохое в жизни ты помнишь не каждое, а именно то, которое тебя уж здорово "достало".

Постепенно подруги стали закругляться с подобной темой, начав обсуждать свои мелкие проблемы. Но Надя при этом видела, что Люба этим разговором совсем не расстроена, а скорее даже наоборот - сейчас она была в гораздо лучшем настроении, нежели в начале её прихода в гости. И она была права - у её подруги, когда она выговорилась (хотя, "исповедь" и не была длинной) как-то легче стало на душе. Нестеренко, а когда-то она же Говорова, всегда была для Любы неким "громоотводом", как впрочем, и сама Люба для Нади. На то они и были лучшими подругами, теми людьми, с которыми ты можешь поделиться самым сокровенным и ощутить поддержку в трудную минуту.

Но вот уже пролетели весна и лето, наступала осень. И первый вторник этой поры года очень запомнился Любе, как впрочем, наверное, и Максиму. Это был день, когда их подросшая Танечка в первый раз переступила порог школы. Правда, 7 лет ей должно было исполниться только в ноябре, но не хотелось из-за каких-то 2,5 месяцев терять целый год. Да уже и в эти годы многие родители, не дожидаясь указов о начале школьного возраста детей с 6-и лет, нередко приводили в школу детей, не достигших семи лет (а уж тех, кто родился осенью - чуть ли не массово). Люба смутно помнила себя в это время, точнее, себя она ещё более-менее помнила, а вот первый в её жизни школьный звонок - почти что нет. Но зато она прекрасно помнила начало 11-го класса, когда она после линейки и первого звонка вела за руку в помещение школы какого-то незнакомого ей мальчика. Сейчас она силилась вспомнить его черты лица и не могла - тогда волнение присутствовало не только у малышей, но и у новоиспечённых одиннадцатиклассников. Ещё бы - начало последнего школьного года, и они сами почти наравне с первоклассниками были как бы главными действующими лицами этого школьного спектакля под названием первый раз в первый класс, но, при этом и последний раз тоже.

Сейчас провожали Танечку в школу оба её родителя. В этот день, вероятно, на всех необъятных просторах Советского Союза многие работники и работницы планово опаздывали на работу или же выпрашивали у своих начальников отгул. Но те ведь сами были родителями, так что прекрасно всё понимали. Был, правда, один вопрос, который немало тревожил и Любу и Максима. Дома, они заранее, недолго совещаясь (оба, без лишних прений, голосовали "за"), решили определить дочь в школу с расширенным преподаванием иностранного языка. Мнение дочери в это время было не особенно важно (что она в свои неполные 7 лет в этом вопросе понимала), но, поскольку родители в подобных школах не учились, им было немного тревожно за дочь. Хотя, некоторые коллеги (дети которых учились в подобной школе) успокаивали Любу, говоря, что не имеет особого значения учить с первого класса русский алфавит или какой-то зарубежный. Терещуки выбрали для дочери английский язык, который немного знал Максим, изучающий его ранее. Но успокоения коллег были не совсем верны - Таня к тому времени уже знала все буквы русского алфавита и неплохо читала простые предложения, а вот с английскими буквами ей доведётся знакомиться впервые. Но, ничего, помогут дочери на первых порах, а там уже она и сама справится. Люба вспомнила, как ей пришлось ещё до первого года изучения иностранного языка испытывать сестрёнку в её отношении к этому языку, а до того долго её же агитировать, чтобы склонить чашу весов в сторону именно английского языка. И надежды Терещуков оправдались - примерно через полгода, ну, может быть, под конец третьей четверти Танечка не только бегло изъяснялась (десятка 2-3 фраз) на непривычном сначала для неё языке, но и уже не требовала помощи родителей. Правда, тем пришлось (по настоятельной рекомендации учительницы) купить небольшой простенький магнитофон для облегчения обучения и улучшения знаний их дочери. Но с этим проблем не возникло.

За это время Танечка научилась хорошо писать и уже бойко читать, хорошими были у неё знания и по арифметике, ей нравилось считать - складывать и отнимать какие-нибудь яблочки или другие фрукты, а также мелкие монетки. Так она стала постепенно разбираться и в денежках. В отношении математики она, вероятно, пошла в отца, потому что в школе у Великановой старшей не было тяги к точным наукам, уже позже, в институте ей волей-неволей пришлось уделять более пристальное внимание высшей математике и связанных с ней предметам. Любе нравилось заниматься вечерами с дочерью, помогая той делать свои нехитрые уроки, хотя она особой помощи и не требовала. Люба хорошо помнила, как она помогала дома выполнять уже гораздо более сложные школьные задания своей младшей сестре. И этот опыт ей сейчас пригодился.

Тем временем уже приближались майские праздники. Иногда Великановой приходилось ходить на парады по случаю майских или же ноябрьских праздников. Почему приходилось? Потому что пару раз отделу, в котором она работала, выпадала честь прошествовать в колонне демонстрантов по Крещатику. Но, в основном, на такие праздники они больше гуляли по городу уже после парада. Киев - это не Тараща, где ежегодно на все праздники по центральной улице шествуют все (в этот день не задействованные на производстве) жители города. В столице для этого и целого дня бы не хватило. Как и в студенческие годы, перед праздником приходила на заводы, в учреждения или ВУЗы разнарядка, кто на сей раз будет, идя в праздничной колонне, приветствовать стоящих на трибуне руководителей республики и города. И в этом случае отказа от трудящихся быть не могло, да, впрочем, никто и не отказывался - это и в самом деле считалось большой честью. Но, всё равно, многим гораздо больше нравилось после демонстрации бродить по замечательным паркам столицы, которые к 1-му Мая только-только надевали свой свежий праздничный зелёный наряд, а иногда (чаще это случалось на 9-е Мая) ещё и каштаны салютовали своими свечами.

Нравились Любе и гуляния на маёвках, хотя в Киеве подобного гуляния в лесах и не было. Правда, на околицах города, в районе Днепра, небольших лесков или лесопосадок энтузиасты тоже накрывали столы-покрывала на свежей травке и пиршествовали. А в центре города всё это просто заменялось обилием различных буфетов и радостной музыкой в течение всего дня. И всех, точнее большинство граждан, такое положение дел прекрасно устраивало.

Но вот оно, тем не менее, как оказывается, в этот год устраивало не всех. Так, например, оно не совсем устроило коллег по работе Самойлова, которые решили вспомнить юность и провести в этом году маёвку, действительно, в лесу, за городом. Они решили, что это будет приятным воспоминанием о днях прошедших и станет, так сказать, завершающим аккордом в таком праздновании 1-го Мая. Впрочем, очень скоро оно и в самом деле станет лишь воспоминанием, потому что подобная традиция через несколько лет отпадёт как некий рудиментарный орган, и нынешняя молодёжь даже не будет себе представлять, что же это такое - маёвка. Но погуляли в последний раз Самойлов с друзьями на маёвке очень хорошо. Местом для её проведения был выбран лес в Святошинском районе. Но гораздо дальше одноимённой станции метрополитена - уже по Житомирскому шоссе, примерно в районе напротив мотеля "Пролiсок". Туда, сойдя на конечной станции метро, они ещё минут 15 подъезжали на автобусе. Да, далековато (особенно тем, кто жил вдали от этого района), но зато вспомнить всем им потом было что.

В разгар пиршества, когда они, уже немного разгорячённые начали распевать песни, Виктор с улыбкой вспомнил один забавный эпизод маёвки, проведенный им вместе с родителями, когда он учился примерно в 9-м классе. Праздновали майские праздники тогда родители (с детьми) вместе со своими друзьями в ближнем лесу за районом Лысая гора. Немного подвыпив, все хором пели украинскую народную песню: "Туман яром, туман долиною, за туманом нiчого? не видно...". В это время мимо них проходила какая-то молодая пара, и парень подправил поющих: "За стаканом нiчого? не видно". Эта реплика очень понравилась родителям с друзьями, они рассмеялись удачной шутке, а позже, при случае, вспоминали её и даже иногда, шутя, так подправляли свою песню.

* * *

Май был богат на праздники, а в Киеве тем более, поскольку, как уже отмечалось, в мае праздновался и День Киева. И вновь в последнее воскресенье мая в столице отмечался День города. Погода в этот день стояла замечательная, только способствующая жителям и гостям столицы ощутить всю красоту этой старинной обители. Не обошло это событие и семейство Терещуков. Практически весь день Люба, Максим и Танечка провели на свежем воздухе, гуляя аллеями многочисленных парков и скверов, отдыхая там же и подкрепляясь нехитрыми блюдами или мороженым. Конечно, больше всего жителей Киева привлекали склоны Днепра. А в этом году там появилась новая достопримечательность. В 1982-м году, к 1500-летию города, ниже района Аскольдовой могилы, на берегу Днепра был установлен красивый памятник легендарным основателям Киева - на носу старинной ладьи с развевающейся накидкой стоит Лыбедь, а на корме расположились с луком и копьями её братья Кий, Щек и Хорив. Повесть временных лет" так говорит о персонажах создателей Киева: "И быша три братья: единому имя Кий, а другому Щек, а третьому Хорив, и сестра их Лыбедь. Седяше Кий на горе, где же нене увоз Боричев, а Щек сидяче на горе, где же нене зовется Щековица, а Хорив на третьей горе, от него же прозвася Хоревица. И створиша град во имя Брата свого старейшаго и нарекоша имя ему Киев". Авторами этого памятника были скульпторы В. З. Бородай и Н. М. Ферещенко. Памятник с первых же дней стал достопримечательностью города, у которого особенно полюбили фотографироваться только что вступившие в брак семейные пары.

Конечно, полюбоваться этой красивой композицией пошли и Терещуки. И увиденный ими памятник им очень понравился. Он не был каким-то статичным, как большинство подобных монументов. Ладья с основателями Киева казалось, плыла навстречу ветру, это очень хорошо ощущалось на фоне широкого Днепра. Отдыхающих на набережной было очень много, и Терещуки даже на время разъединились - Максим с Таней старались пробиться к самому памятнику и запечатлеться на его фоне, а Люба поджидала их в сторонке, надеясь попасть ещё к этому сооружению немногим позже, когда спадёт такой ажиотажный интерес к нему. И вдруг Люба заметила не спеша проходившую мимо Лену Панасенко.

-- Лена! -- окликнула она подругу, махнув приветливо рукой.

-- Ой, Люба! -- обрадовалась Панасенко. Затем, подойдя и поприветствовав одноклассницу, сказала. -- Хорошо, что есть такие праздники в городе. Хоть на них можем встретиться, и то случайно. А так уже постепенно забываем друг о друге.

-- Это точно. Редко мы стали видеться. Ну, как ты поживаешь?

-- Ты, может быть, хотела спросить, как я поживаю во втором браке? -- прищурилась Панасенко.

-- Ой, Лена! Да ты что! -- смутилась Терещук. -- С чего бы это я стала именно так спрашивать? Да и ты уже не первый год со вторым мужем живёшь. У тебя уже, поди, дочь подросла? Просто мы давно не виделись, вот и спросила.

-- Ладно, извини, Люба. Это просто что-то на меня нашло. Думала о муже, он куда-то запропастился, вот по ассоциации и подколола тебя. А живу я сейчас неплохо, всё вроде нормально. Тьфу-тьфу, чтобы не сглазили. Знаешь, как гласит народная, а точнее женская мудрость, "лучше выходить замуж несколько раз, но счастливо, чем один раз на всю жизнь, но несчастливо". А ты-то как поживаешь?

-- Ладно, я понимаю. Я тоже, слава Богу, живу нормально, -- довольно уверенно ответила Люба, которой не особенно хотелось делиться с подругой своими проблемами в такой неподходящей, праздничной обстановке. -- Ты здесь, как я поняла, не одна?

-- Да, муж ещё где-то здесь бродит. Отошёл на минутку и пропал. Вот я и злюсь.

-- Ясно. Он тоже с дочерью? Сколько ей уже сейчас?

-- Нет, мы здесь без дочери. Она сейчас у бабушки. В этом году ей исполнилось 4 года. А твоей сейчас сколько? Наверное, в школу уже должна идти?

-- Уже учится. У меня Татьяна в этом году уже закончила первый класс.

-- О! Скоро совсем взрослой девочкой будет. А как там твоя сестричка? Замужем?

-- Не только замужем, у меня уже племяннику больше года.

-- Боже! Как быстро растут чужие дети, -- задумчиво протянула она, -- да, подрастает молодёжь.

-- Да, молодёжь-то растёт, а мы уже стареем.

-- Это точно. Ладно, я так поняла, что и ты здесь с дочерью. И где она?

-- Ещё и муж здесь присутствует. Но они, как и твой муж, где-то затерялись. Ушли фотографировать памятник и виды Днепра, а я осталась. Ой, так трудно разговаривать!

Весь их короткий разговор, действительно, заглушала громкая музыка, лившаяся из репродукторов, и стойкий шум толпы.

-- Да, непросто при таком шуме беседовать, -- поддержала подругу Лена. -- А потому у меня есть предложение.

-- Узнаю старую подругу, -- рассмеялась Люба. -- У тебя всегда масса предложений или каких-нибудь идей на все случаи жизни. И что на сей раз?

-- Да очень простое предложение, -- улыбнувшись, сказала Панасенко. -- Толком поговорить нам сейчас не удастся. Поэтому давай в ближайшее время встретимся в более спокойной обстановке.

-- Я согласна. И где?

-- Ну, что там придумывать. Приходи ко мне. Ты у меня ещё не была, вот и посмотришь, как я живу.

-- И где ты живёшь?

-- Да совсем рядом, -- рассмеялась Лена. -- Вон там, -- она махнула рукой в сторону Днепра.

-- Не поняла? Где это там?

-- На левой стороне Днепра. Если бы напрямик, то совсем мало времени нужно было бы. Живу я на Русановской набережной. Но, конечно, через мосты, транспортом отсюда не так уж близко.

-- Теперь понятно. Хорошо, обязательно зайду. Хочется пообщаться, давно мы не беседовали. Только вот когда?

-- Да в любое время. По крайней мере, в ближайшее время. Я весь июнь буду дома. В июле уже куда-нибудь уеду. Запиши мой телефон. Созвонимся и выберем оптимальное время.

Люба начала рыться в сумочке, ища ручку и какой-нибудь клочок бумажки. Когда она наконец-то записала телефон Панасенко, возле неё уже стояла Танечка, за которой возвышался и Максим.

-- О, -- обрадовалась Люба, -- вы уже здесь? Лена, познакомься, это мой муж Максим и дочь Таня. -- А это моя одноклассница Лена.

Все познакомились и немного пообщались. Затем Люба обратилась к Панасенко:

-- Ладно, Лена. Хорошо, что встретились. Я обязательно к тебе как-нибудь заскочу. Ну, а мы сейчас уже, наверное, будем направляться домой. Нам немного подальше к дому, нежели тебе, хотя живём тоже на левой стороне Днепра. Мы сегодня уже предостаточно нагулялись. А ты будешь ещё мужа ждать?

-- Не буду. Что он сам домой дорогу не найдёт. Хорошо, тогда всем "До свидания". До встречи, Люба! Звони.

Так вот закончился для Терещуков этот приятный майский день. У всех было хорошее настроение, а у Любы, так вообще, вдвойне - от встречи с однокласницей-подругой.

ГЛАВА 6

Откровенный разговор

В конце мая Танечка Терещук уже окончила первый свой учебный год, а уже в начале июня, в один из выходных дней родители отвезли её к бабушке и дедушке в Таращу. Те уже давненько не видели внучку. Они лишь один раз приезжали погостить в Киев, правда, пару раз и Терещуки навещали Любиных родителей. Но эти встречи были слишком уж краткими. А сейчас же, кроме того, что бабушка с дедушкой смогут больше двух месяцев общаться с Танечкой, она ещё хорошо и оздоровится на свежем воздухе в уютном районном центре. Кроме того, там будет находиться и Наташа со своим годовалым Дмитриком. Она будет присматривать за своей племянницей, а та, в свою очередь, сможет помогать ей и приглядывать за своим двоюродным братиком. Теперь вечера Люба коротала в откровенной скуке. Максим нередко задерживался на работе, или где-нибудь ещё (в неизвестном Любе месте), а потому домой приходил довольно поздно. Люба уже успела переделать массу домашних дел, и теперь её развлечением становились только телевизор или журналы, реже интересные статьи в газетах.

В один из таких продолжительных скучных июньских вечеров Люба вспомнила о приглашении Лены Панасенко зайти к той в гости. Она решила, что это сейчас как раз кстати - что-то она в последнее время из дому почти не выбирается. Поэтому Люба позвонила Панасенко, которая очень обрадовалась звонку Терещук. Они поговорили пару минут, а затем согласовали дату встречи, которую назначили на вечер ближайшей субботы.

Квартира Лены находилась не в самом центре города, но недалеко от него, в очень живописном микрорайоне "Русановка", на улице с подобным названием Русановская набережная, которая пролегала вдоль Русановского залива левобережной части Днепра. Дом находился через одно строение от 17-ти этажной трёхзвёздочной гостиницы "Славутич", из окон которой открывается живописный вид на золотые купола Печерской Лавры и Выдубицкий монастырь. Недалеко, но уже в противоположную сторону от дома Лены, через Русановский бульвар был расположен кинотеатр "Краков". Ранее в этом районе Люба никогда не была, а потому приехала сюда с небольшим запасом времени, который использовала для ознакомления с этим необычным местом. Ей очень понравился этот отдельный микрорайон, окруженный водой и имеющий какой-то свой интересный и неповторимый образ. Понравились его гармонично размещённые аллеи и бульвары, которые как бы приглашали побродить по ним, посидеть на лавочках и вообще провести в них максимум времени. Люба подумала, что это, вероятно, одно из самых красивых мест обоих берегов Киева, прекрасное место, например, для тихой прогулки прохладным осенним вечером. Как ей немногим позже рассказала Панасенко "Русановка" стала одним из первых в мире массивом, который был построен полностью на намывных грунтах. Сейчас этот чудесный искусственный песчаный остров был застроен девяти- и шестнадцатиэтажными многосекционными жилыми домами.

Собственно говоря, район Русановка тоже был как бы островом, омываемый с 3-х сторон Русановским проливом. Один его рукав был довольно широким, вдоль него и была проложена Русановская набережная. Два другие рукава пролива были более узкими, и вдоль них довольно причудливым образом, изгибаясь под углом ≈ 60⁰, огибала "тыльную" сторону этого чудесного района улица Энтузиастов. Она начиналась на Русановской набережной (у гостиницы "Славутич") и заканчивалась на ней же (но уже 3-мя кварталами выше по широкой части рукава).

Сам дом, в котором жила Лена, был размещён несколько в глубине двора, вдали от тротуара и довольно оживлённого движения по улице. Вход в подъезды был с противоположной от улицы стороны дома, за которым чуть левее находился детский садик, а за ним немного дальше виднелся небольшой стадион и строение похожее на школу - видимо она там как раз и располагалась. Квартира Лены находилась на седьмом этаже шестнадцатиэтажного дома, который ещё иногда называли "Домом писателей". Жила Панасенко в двухкомнатной квартире общей площадью 62 м², жилой площадью 37 м² и хорошей восьмиметровой кухней.

Лена к приходу гостьи накрыла небольшой симпатичный журнальный столик сладкими блюдами, на котором красовались торт, бутылочка белого сухого вина, конфеты и разное сладкое печенье. Отдельно в вазочке возвышались апельсины и мандарины, которые не так-то просто в это время можно было достать - они чаще всего появлялись в продаже перед Новым годом. Стояли также наготовленные чашечки для кофе, баночка растворимого кофе и сахар.

-- Так, подруга, давай выпьем за нас любимых, -- произнесла хозяйка дома, когда они расселись, и начала наливать в бокалы вино.

-- Так уж прямо за любимых? -- усомнилась гостья. -- Ты, возможно, и любима, а вот я - не знаю.

-- Любима, любима, не сомневайся, -- уверила её Лена. -- Всех нас женщин кто-нибудь обязательно любит. А, возможно, даже и не один мужчина. И не обязательно, чтобы это был муж. Но эта любовь всё равно должна ощущаться нами.

-- Ну, если так, то возможно, -- улыбнулась Люба.

Они выпили, закусили конфетками. Лена начала очищать мандарины.

-- Я немного прогулялась по твоему микрорайону, красивое место, -- продолжила разговор Люба. -- Повезло тебе - прямо таки зона отдыха.

-- Ну, повезло, скорее, не мне, а вначале моему отцу, а уж потом мне. Да место красивое, -- и Лена немного рассказала о своём месте жительства.

-- А где это твой муж? Выходной день ведь, -- спросила хозяйку Люба.

-- А, -- махнула рукой Лена, -- отправила его проведать родителей и дочь. И ему польза, и нам удобно. Он нам бы только мешал, а так, не нужно будет перешёптываться и оглядываться по сторонам. Можно поговорить о наших женских секретах. Рассказывай, как у тебя жизнь, как семья, муж, дети.

-- Да особых секретов, вроде бы, и нет. Всё как у всех - как ты и говоришь: семья, муж, дети, точнее одна дочка Танечка, ей осенью исполнится 8 лет. А у тебя как?

-- Да так же. Первый мой брак был, как ты знаешь, неудачным - вышла сдуру замуж за Лемберта, а потом локти кусала. Глупая была, какие парни за мной ухаживали, и угораздило меня в спешке такой шаг совершить.

-- Но вы же, вроде бы, неплохо жили. По крайней мере, первое время.

-- Вот именно, только первое время, а потом пошло-поехало. Ладно, не хочу об этом вспоминать. А сейчас более-менее нормально. Ты лучше о своей семье расскажи.

-- Да что рассказывать, всё как у других.

-- Что-то ты это говоришь совсем не радостно, скорее даже наоборот. Что случилось, муж обижает? Бери апельсины, мандарины и рассказывай. Торт с кофе мы попозже начнём.

-- Да мне и есть-то не очень хочется.

-- Разве это еда, так, просто сладости. Давай, давай, и рассказывай.

Люба машинально взяла мандаринку и начала разбирать её на дольки. Потом она нехотя вернулась к теме разговора:

-- Что касается мужа, его зовут Максим, вы уже познакомились недавно, то он меня, вроде бы, и не обижает. Физически, конечно. А вот морально...

-- Так, понятно. Вероятно, бегает за каждой юбкой? Он красивый у тебя.

-- В том то и дело, что красивый. И за женщинами, действительно, бегает. А те, конечно, прямо падают перед ним.

-- Ты в этом уверена?

-- Уверена. Раньше только подозревала его в изменах, но со временем в этом факте убедилась. Да мне многие открывали на это глаза. Сначала я не верила, а потом поверила, злилась. Затем успокоилась и махнула на всё рукой. Но сердце-то всё равно болит. А сейчас я жалею только об одном - что вообще вышла за него замуж. У меня ведь тоже кавалеров хватало. Сказать, что я в него влюбилась без памяти, нельзя. Просто попалась на его красоту и ухаживания. Да и возраст был уже не девичий. Но и разводиться не хочется, всё же, дочь растёт.

-- Да, я понимаю. Ты, верно, сказала - всё как у всех. Мужики все одинаковые.

Далее подруги некоторое время сидели, молча, а затем Лена задумчиво протянула:

-- Вот только мне кажется, что ты совсем не о том жалеешь.

-- Как это не о том? -- удивилась Люба.

-- Понимаешь, ты, как мне кажется, абсолютно спокойно относишься к его загулам.

-- Почему это абсолютно спокойно? -- Как раз беспокойно.

-- Я, наверное, не совсем правильно выразилась, -- исправилась Панасенко. -- Да, тебя, конечно, отчасти беспокоят его похождения "налево". Но не это для тебя главное.

-- Интересно, -- теперь уже с любопытством произнесла Люба. -- Почему, всё же, отчасти и что же для меня главное.

-- Ну, во-первых, что бы ты мне не говорила, тебя его похождения не очень-то смущают. Разве не так? Только честно. Да ты и сама это сказала. Ты уже привыкла. А потом, как мне кажется, особой любви к мужу ты не испытываешь. Конечно, сильно любишь ты человека или не очень, его измены - очень неприятная вещь. Но бывает и так, -- скривилась Лена, -- что тебя это уже не сильно и задевает. Это когда человек тебе постепенно становиться безразличным. Я не права?

-- Мы с тобой хорошие подруги, -- как-то неспешно и несколько протяжно, как будто бы раздумывая, промолвила Люба. -- А потому, если честно, то ты, вероятно, права - я уже как-то смирилась с его гульками. Не так уж они меня и волнуют. Я ведь никогда своего мужа особо и не ревновала. Не было у меня к нему, да и сейчас нет особой страсти. Выходила я замуж не потому, что так уж страстно была влюблена в Терещука, а, скорее, потому, что он слишком активно за мной ухаживал. Да и возраст был уже немалый, для замужества, я имею в виду. Наверное, меня сложно понять в этом вопросе, но семья у нас существует скорее потому, что мы просто привыкли друг к другу. Да и ребёнок... -- не совсем уверенно продолжала Великанова.

-- Ты знаешь, я-то тебя как раз понимаю, -- горько улыбнулась Лена. -- Я что ли выходила замуж по большой любви за Лемберта? Так что, мы в этом вопросе с тобой подобны. Хорошо ещё, что я вовремя спохватилась и разрушила нашу "идиллию". Тебе, конечно, сложнее - действительно, не хочется дочь без отца оставлять. У нас с Виктором детей пока не было.

-- Всё это так. Ну, да ладно. А почему, всё же, ты сказала, что не это для меня главное, не моё беспокойство по поводу измен Максима. Что же тогда меня волнует, что для меня главное? -- возобновила своё любопытство Люба. -- А что же ещё, во-вторых?

-- А во-вторых, - как мне кажется, ты жалеешь, не о том, что он тебе изменяет. Ты жалеешь о том, что сама за это время не смогла изменить ему.

-- Что ты говоришь, Лена?! -- изумилась Люба; впрочем, этот возглас получился у неё не совсем уверенным.

-- Да, это так. И ты просто боишься сама себе признаться в этом.

-- Почему ты так уверена?

-- Я, конечно, не уверена, но думаю, что это именно так. Опять-таки, исходя из собственного опыта, -- горько выдавила Лена.

-- Как это?

-- Да вот так. Я знала о том, что мой Виктор, бывший, слава Богу, тоже засматривается на других женщин. Правда, реальных фактов у меня не было, но я это чувствовала. Кроме того, я быстро поняла, что женился он на мне без особой любви - его интересовала, в первую очередь, моя состоятельность, точнее состоятельность моего отца. Да ещё эта пресловутая замена его фамилии на мою. Какой же я глупой была, -- у Лены увлажнились глаза. -- Это всё моя какая-то гордость и самомнение.

-- Не поняла.

-- Понимаешь, мне нравилась моя фамилия, и почему-то очень не хотелось её менять при замужестве, а уж тем более на еврейскую. И я ещё задолго до вступления в брак спрашивала ухаживающих за мной парней о том, согласился бы тот взять при регистрации брака фамилию жены.

-- И что, все так уж просто соглашались?

-- Ты знаешь, не так уж просто, но некоторые после долгих раздумий, а бывало и споров - приводя разные свои доводы - всё же, соглашались. Только один человек мне сразу и категорично заявил, что этого он не сделает. Я, дура, думала, что он-то меня и не любит, раз не согласен на такую мелочь, для меня мелочь, конечно. Но у этого человека просто было чувство собственного достоинства.

-- А Лемберт согласился, -- риторично протянула Люба.

-- Он-то как раз не просто согласился, а с огромной радостью. Ещё бы, в то время его фамилия ему особых перспектив не сулила, а вот "Панасенко" открывала ему все пути. Я уже гораздо позже уяснила себе, что такое быстрое согласие мужчины на замену фамилии - не такая уж радость для женщины, а именно для меня, поскольку оно строиться на корыстных целях.

-- Это понятно. Но при чём тут твои измены?

-- Ой, извини, как-то переключилась на другую тему, забыв о твоём вопросе. Так вот, ещё до развода у меня были возможности изменить своему Виктору, как бы в отместку за его равнодушие ко мне, за его засматривания на других женщин, да, скорее всего, и за его измены. Да и человек он, в общем-то, как я поняла, не такой уж хороший. Это в юности для нас всё представляется в розовом цвете.

-- И что же?

-- Ой, Люба, опять я отвлекаюсь на свои жалобы. Да ничего. Не смогла я. Понимаешь, не смогла! Хотя и я его-то не любила, но изменить ему не смогла - таков уж у меня характер. Уже после развода, я ведь не сразу вышла во второй раз замуж, у меня был мужчина, и то только один. А вот во время брака, несмотря на возможности, изменить Лемберту я не могла. О чём, стыдно признаться, не раз потом об этом сожалела. Когда мы шли на развод, я его кляла последними словами, но рога ему так и не наставила. Да, скорее всего, и не наставила бы. Это в мыслях я сожалею, что не было у меня какого-то романа, а выпади эта возможность на самом деле, всё осталось бы так, как и было. Я хоть авантюрного склада женщина, но бегать "налево" - это не по мне.

-- Да, Лена, -- теперь уж подобно той грустно улыбнулась и Люба, -- мы в этом вопросе одинаковы. Такие мы с тобой в этом плане глупые женщины, или слишком уж порядочные. А это сейчас уже как-то неестественно.

-- Ага! -- обрадовалась подруга. -- Значит, я, всё же, права.

-- Скорее всего, наверное, права. Странно, но у меня как-то раньше не было желания задумываться над такими вопросами. Да и об измене я не думала. Но сейчас, услышав тебя, я поняла, что, действительно, сожалела и сожалею, что не смогла изменить своему Максиму. Возможности у меня тоже были, и немало. Многие заигрывали, пытались ухаживать, но даже до невинного флирта дело не доходило. Да и все попытки флирта я сразу обрывала. Не могла, как говорится при живом муже, что-либо себе позволить. Такой уж и мой характер. Так что в этом мы схожи.

На некоторое время в разговоре возникла пауза. Вероятно, каждая из одноклассниц обдумывали услышанное или вспоминали моменты своей жизни. Они выпили ещё немного вина, подняли бокалы за светлое будущее своих детей и съели по небольшому кусочку торта, который Лена нарезала, во время своих повествований. Наконец молчание прервала хозяйка дома:

-- Слушай, Люба, -- как-то неуверенно и довольно тихо начала Лена. -- Я хочу задать тебе один вопрос, только заранее прошу прощения за него. Ты не обижайся, хорошо?

-- Пожалуйста, задавай свои вопросы. Какие уж тут обиды, ведь мы подруги, да ещё сейчас так разоткровенничались. Что за вопрос?

-- А если бы у тебя была возможность, -- по-прежнему негромко и не очень-то решительно продолжила Лена, -- изменить своему Максиму с Виктором Самойловым, ты бы ею воспользовалась?

Люба изумлённо вытаращила глаза на подругу и долго молчала. Теперь уже и её глаза затуманились. Молчала и Лена. Затем Люба, вытерев глаза вытащенным из сумочки носовичком, неуверенно произнесла:

-- Не знаю. Я никогда над этим не задумывалась. А вот сейчас думаю, что, наверное, смогла бы. Нет, неправда, -- из её глаз непроизвольно потекли слёзы, -- что я себя обманываю. Не наверное, а точно смогла бы. С кем-нибудь другим - никогда, а с Виктором... Только где эта возможность? -- и она, уже не сдерживаясь, зарыдала.

Лена тут же кинулась к ней, обняла и начала успокаивать, хотя и сама едва сдерживала себя, чтобы не составить компанию подруге. Постепенно Люба пришла в себя и внешне успокоилась.

-- Ты извини меня за этот глупый вопрос, -- виновато произнесла Панасенко.

-- Нет, он совсем не глупый. И хорошо, что я сама себе дала на него ответ. Раньше я просто боялась об этом думать.

-- Ты по-прежнему любишь Виктора?

Люба только, молча, кивнула головой. Подруги продолжили сидеть, молча, обнявшись. Но затем Люба сама продолжила тему:

-- Ты знаешь, Лена, любила его и продолжаю любить. Любить его одного, и ничего с собой не могу поделать.

-- А не нужно ничего и делать. Любишь - это очень хорошо. Не может жить человек без любви. И пусть это даже неразделённая любовь. Да и всё ещё может измениться.

-- Как там оно может измениться, -- махнула Люба рукой. -- Ничего уже не изменишь. У него семья, дети, у меня тоже семья, дочь. Да, живём без особой любви, но что поделаешь. А вот Виктор, как говорят, очень любит свою жену.

-- Я слышала об этом. Но думаю, что любит он её потому, что он, как бы правильно сказать, человек долга, что ли. Он очень порядочный человек и, наверное, даже мыслить не может о том, как это можно не любить свою жену, своих детей.

-- А Максим тоже очень любит нашу Танечку, -- тихо протянула Люба. -- Что бы там ни было, а отец он хороший, заботливый. Поэтому-то я и не могу даже думать о том, чтобы нам расстаться. Для ребёнка это будет очень большим ударом. Она и сейчас, как и в раннем детстве, всё время "папа" да "папа". Как я смогу? А ты говоришь, что всё ещё может измениться. Что может измениться? Ничего уже не изменишь.

-- Да, трудно решать свои вопросы в ущерб детям, -- грустно согласилась Лена. -- Но ведь и твоя Татьяна не такая уж маленькая. Пройдёт ещё несколько лет, и она сама влюбится, и, возможно, тогда поймёт тебя. А став самостоятельной, развяжет и тебе руки.

-- Господи! Лена, о чём ты говоришь. Во-первых, я уже буду старухой, а во-вторых, ты говоришь так, вроде бы Виктор так только и ждёт, пока вырастет моя Таня. Да мы с ним и не виделись-то уже столько. Он уже забыл о моём существовании.

-- Во-первых, какая же ты старуха. Сколько там наших лет. Ты прекрасно выглядишь, только вот грустная. И лет через пять-семь ты по-прежнему будешь красивой женщиной. -- Но затем Лена вдруг резко изменила тему, -- а что, ты с ним ни разу не виделась? -- удивилась она. -- С Виктором, я имею в виду. И до замужества, и после?

-- Нет, почему. Мы виделись пару раз на каникулах в городе, когда ещё учились, один раз, уже после замужества, видела я его тоже в родном городе, по-моему это было, когда приезжала на проводы. Нужно было помянуть дедушку и бабушку. И он тоже приезжал. Да на этот день в город обычно съезжается немало наших. Видела на встрече в школе, у тебя на встрече. А вот в Киеве, -- грустно и как-то скептически произнесла Люба, -- мы ни разу не виделись. Но это и понятно, город то большой.

-- Я как-то выпустила из виду, что вы оба, действительно, были у меня. А что касается Киева, то город и верно большой, но, как говорится, мир тесен, -- не согласилась с ней Лена. -- Я вот часто сталкиваюсь в этом большом городе, как ты говоришь, то с одним, то с другим одноклассником. И вовсе не специально, как ты понимаешь. Вот и с тобой мы случайно увиделись. И с Виктором я пару раз сталкивалась.

-- Тем более, -- уныло продолжала Люба, -- значит, мне не судьба. А с судьбой не поспоришь.

-- Господи! -- начала сердится Лена. -- Перестань на судьбу пенять. При чём здесь судьба. Было бы желание, и судьба распорядилась бы по-другому. Ты же домоседка, ты ведь, кроме магазинов, практически никуда не ходишь. Разве можно так жить! Ты просто не хотела этой встречи.

-- Ты, наверное, права, -- согласилась Люба. -- Я этого и не хотела. Хотя я и люблю Виктора, а вот встречаться с ним мне почему-то не хотелось. Я думала, что эта встреча принесёт только боль обоим, или, по крайней мере, мне. Правильно ведь в песне поётся: "...С любовью справлюсь я одна, а вместе нам не справиться".

-- Нет, не правильно! -- уже по-настоящему разозлилась Лена. -- Да, ты не знаешь, что на уме у Виктора. Но это вовсе не означает, что он не помнит о тебе, а он, возможно, тоже ещё продолжает любить тебя. Но ты ведь этого не знаешь, и не узнаешь никогда, если будешь так скептически настроена. То, что он любит свою жену, ещё ни о чём не говорит. Вполне вероятно, что это просто супружеская привязанность. А она в корне отличается от настоящей, страстной любви.

-- Да не так всё это. Не любит он уже меня, забыл. Хотя, -- уже неуверенно протянула Люба, -- если даже и помнит, то что это меняет? Ровным счётом ничего.

-- Меняет, очень даже меняет. Ты что, так и хочешь прожить всю жизнь этакой несчастливой, точнее с ореолом несчастливой, мученицы?

-- И всё же, у меня судьба такая.

-- Что за вздор! Опять у неё судьба. Что за мысли такие дикие?

-- А это не мои мысли, -- угрюмо прошептала Люба.

-- Как не твои, а чьи же?

-- Мне так цыганка нагадала. Она так прямо и сказала: "Ты в жизни не будешь счастлива". Вот все её предсказания и сбылись.

-- Какие ещё предсказания? -- удивилась Лена. -- Когда это она тебе гадала?

-- Давно уже. Ещё за несколько месяцев до окончания школы. Она тогда предсказала, что мы вскоре поссоримся с Виктором и никогда не будем вместе.

У Любы опять появились слёзы на глазах, и она, сбиваясь и останавливаясь на полуслове, глотая слёзы, рассказала историю их встречи с Виктором с цыганкой и о её предсказаниях.

-- Так что, как видишь, все её предсказания сбываются. Поэтому я и говорю, что у меня судьба такая. Всё обоснованно.

-- Что обосновано? А тебе та же цыганка или кто-либо другой - ты ведь грамотная, начитанная женщина - никогда не говорили, что судьбу можно изменить, что человек сам строит свою судьбу. Но для этого нужно желание. И не просто желание, огромное желание! И тогда всё можно изменить. И не только само желание, но ещё и действие. Действовать нужно!

-- Что значит, действовать. Вот, например, если я захочу встретиться с Виктором, то мне что, нужно ехать к нему домой?

-- Совсем не обязательно. Можно и просто позвонить. Ты его телефон знаешь?

-- Знаю, но...

-- Ага! -- перебила её Лена. -- Телефон его ты знаешь, значит, такая мысль тебя и раньше посещала. Ты думала, всё же, о встрече с ним!

-- Ну, вообще-то, конечно, думала. Но я же говорила, что кроме боли эта встреча ничего не принесёт.

-- Да почему ты так в этом уверена? Не нужно так думать. Пока сама не узнаешь, нечего забивать голову плохими мыслями и расстраиваться. А ты этим именно и живёшь. Потому-то и жалуешься на судьбу. А нужно всё менять.

-- Что ещё всё менять? Не буду я ничего менять. Пока что, по крайней мере.

-- Вот именно - пока что. Ты ничего и не меняла. Может быть, я не так уж верно высказалась, но нужно менять своё настроение и что-то делать.

-- И что я должна делать? Звонить Виктору и назначать ему свидание? Ты же сама понимаешь, что это чушь.

-- А я этого и не предлагаю тебе. Телефонные звонки могут быть разными. Можно просто позвонить и спросить о его здоровье. Ты сама говорила, что цыганка нагадала ему болезнь.

-- Лена, ты в своём уме? Узнавать о его здоровье только потому, что цыганка так нагадала. Да ведь он сразу поймёт, почему я интересуюсь. И кем я в его глазах буду выглядеть? Он подумает, что я злорадствую или, чего доброго, желаю ему этой болезни.

-- Ой, Люба, извини. Ты права, я просто дура. Это я, не подумавши, предложила. Конечно, такое не годится, -- она замолкла, но, почти сразу же, продолжила. -- Но можно ведь и по-другому.

-- Как, по-другому?

-- А очень просто. Поздравь его с днём рождения и пожелай ему всего самого хорошего. Ты ведь наверняка помнишь дату его рождения.

-- Конечно, помню, -- машинально произнесла Лена, удивляясь этому простому предложению.

-- Ну, вот. Ему будет приятно услышать поздравления, да ещё и от тебя. Представь себе, как это будет неожиданно для него и удивительно.

-- Это уж точно - неожиданно и удивительно. Только что это даст, да и обрадуется ли он моему поздравлению?

-- А ты сама бы не обрадовалась? Только честно.

-- Я бы, конечно, обрадовалась. Но ведь это я. А вот Виктор...

-- Не нужно о другом человеке думать хуже, нежели о себе. Да, впрочем, ты так и не думаешь. Ты прекрасно понимаешь, что он здорово обрадуется. Не обманывай себя.

-- Пусть так, но я, всё же, повторю свой вопрос - что это даст? Мы же не будем договариваться о встрече. Да и как это возможно, когда у него рядом могут быть другие члены семьи или гости.

-- И не нужно. А даст это многое. Ты ведь его хорошо знаешь, правда?

-- Ну да, точнее, знала. А каков он сейчас, я не знаю. К чему это ты?

-- Характер человека не может измениться коренным образом. Если ты его хорошо знала, то и сейчас прекрасно поймёшь - рад он твоему звонку или нет. Разве не так?

-- Ты права, конечно, пойму. И что дальше?

-- Не знаю, что дальше. Разговор покажет, что будет дальше, или, что может быть дальше. Но он не скажет тебе одно слово: "Спасибо!". Вы будете разговаривать, понимаешь, раз-го-ва-ри-вать, -- по слогам назидательно изрекла Лена. -- И я тебе обещаю, что он этот телефонный звонок не забудет. А он ведь тоже наверняка помнит дату твоего рождения. Улавливаешь?

-- Улавливаю, -- впервые за весь долгий разговор смогла улыбнуться Люба.

-- Ну, вот. Он тоже обязательно поздравит тебя с днём рождения. А как будут развиваться события дальше - одному Богу известно. Но, я думаю, что события будут и будут они неплохие. А вообще, я думаю, что тебе нужно очень сильно желать встречи с Виктором, и эта встреча состоится.

-- Как, где? -- удивилась Люба.

-- Понятия не имею. Но я знаю, что если искренне и настоятельно хотеть чего-то, то оно обязательно сбудется. Говорят, что мысли тоже материальны, а потому всё может быть.

-- Так уж мысли и материальны? -- засомневалась Люба.

-- А почему нет. Часто бывает так, что подумал о чём-то, а оно, смотри, и происходит. Даже неожиданно для тебя. И у меня так не раз было. Да и ты, наверное, такое замечала, разве не так?

-- Вообще-то, бывало пару раз. Хотя, и не совсем так уж точно то, о чём я думала.

-- А ещё это подтверждает одно явление.

-- Какое?

-- Гадание, например. Точнее, не само гадание, а наговоры или заговоры, как их там называют. Многие наговоры не обязательно произносить вслух. Есть такие "ведьмы", которые могут мысленно пожелать человеку зла, и оно сбывается. Это ты уж точно знаешь.

-- Знать-то я знаю, но это всё как-то не материально.

-- Да кто его знает, что материально, а что нет. Да ещё в наше время, в конце 20-го века. А все эти параллельные миры, полевые формы существования, разные там НЛО и прочее. Как отличить материальное от нематериального?

-- Да, в этом ты права. Но что, стоит мне начать желать о встрече с Виктором, как она тут же сбудется?

-- Не знаю. Может быть и сразу, а может быть и спустя продолжительное время. Но я знаю одно - если ты этого очень сильно пожелаешь, то такая встреча обязательно произойдёт. Когда и где? - не могу сказать, это одному Господу ведомо. Но вы встретитесь обязательно.

-- Господи! Идя к тебе в гости, я и не представляла себе, чем может закончиться наш разговор. Да и не таким я его себе представляла, если вообще задумывалась об этом.

-- А каким ты его себе представляла?

-- Теперь я тебе отвечу твоими же словами, -- рассмеялась Люба. -- Понятия не имею. Ну, думала, что будет обыкновенное шушуканье двух пожилых женщин.

-- Так, никаких пожилых женщин, это разговор двух зрелых женщин бальзаковского возраста. Ведь нам с тобой только за 35 перевалило. Не нужно себя записывать в старухи. А что касается концовки разговора, то я думаю, что мы ещё немного посидим. Ты так почти ничего и не ела. И кофе мы с тобой ещё не пили.

-- Нет, Лена, спасибо. Я, всё же, буду собираться. Не до еды было. Пища была духовной. Разговор был очень интересным и важным для меня. Но уже поздно, мне пора домой. К тому же мне хочется всё капитально самой обдумать. Ты не сердись, но я буду идти.

-- Ладно, я понимаю. Но, всё же, - концовка разговора была для тебя хорошей или плохой?

-- Не знаю, скорее всего, хорошей. Но то, что она для меня весьма значима, как и весь наш с тобой разговор - это точно.

-- И что ты из него для себя вынесла?

-- Большое желание хотеть чего-то!

-- Правильно, молодец. Теперь я не сомневаюсь, что у тебя вскоре всё наладится.

-- Не знаю. Так уж всё ли наладится, но я начну немного по-другому жить. А там уж посмотрим.

-- И моим советом ты воспользуешься?

-- Каким? А, о телефонном звонке. Наверное, да.

-- Нет, так дело не пойдёт, -- решительно заявила Панасенко. -- Опять за своё - наверное. Ты тогда не готова начать жить по-другому. Что ты...

-- Так, Лена, я всё поняла, -- перебила её, смеясь, подруга. -- Я точно воспользуюсь твоим советом. Спасибо тебе за такой назидательный разговор. Ну, мне пора, -- и она начала собираться.

-- Кстати, -- вдруг как бы что-то вспомнив во время сборов гостьи, откликнулась хозяйка, -- можно человеку позвонить не обязательно только на день его рождения, но и поздравить с праздником или с каким-нибудь юбилеем.

-- Нет уж. С чего бы это я начала вдруг его с праздниками поздравлять. Столько лет не поздравляла. Он тогда точно поймёт, что я ему набиваюсь. А юбилеев его я никаких не знаю. Наши общие юбилеи - 15 лет окончания школы и 10 лет окончания института уже прошли, следующие только через два года. Какие у него сейчас могут быть юбилеи.

-- Да про юбилеи у меня просто к слову пришлось. Я подумала, что, возможно, до его дня рождения долго ждать.

-- Ну, конечно, не так уж близок у него День рождения. Теперь уже только в следующем году это будет.

-- Вот, об этом я и говорила - целый год ждать!

-- Да нет, не целый год. День рождения у него в начале года.

-- А, припоминаю, он у него, кажется в январе или феврале.

-- У него в январе, а в феврале - это у меня.

-- Всё равно долго. Когда ещё Новый год будет. И у него же, наверное, не в самом начале месяца День рождения. Так что срок немалый, и особенно, когда ты чего-то ждёшь.

-- Он у него 25 января. Ничего, подожду - больше ждала, -- горько выдавила Люба. -- А мне ещё нужно хорошенько всё обдумать, и собраться с силами -- добавила она. -- Не так всё это просто после стольких лет.

-- Я понимаю. Возможно, ты и права. Ну, что ж, пока, подруга. И не забывай ещё заходить в гости, или хотя бы звонить.

-- Теперь, я надеюсь, что ты мне нанесёшь ответный визит. Я выберу время для этого и позвоню тебе. Надеюсь, что ты не откажешься. Правильно?

-- Правильно, я обязательно заскочу к тебе. Только когда твоего дома не будет, чтобы мы могли нормально пошушукаться, как ты заметила.

-- Вот именно это я имела в виду, когда сказала, что выберу время. Только чтобы ты смогла прийти в назначенное время.

-- Не беспокойся, приду. На встречу подруг муж ещё мне никогда не запрещал идти. Да и вообще, это я ему могу что-либо запрещать. Хотя, -- она притворно вздохнула, -- не очень-то он моих запретов придерживается.

Обе рассмеялись, и на этой весёлой ноте разговор, да и сама встреча двух бывших одноклассниц, а сейчас подруг (хотя и не очень близких) была закончена.

ГЛАВА 7

Насыщенный летний отдых

Но вот уже тёплое лето, наполненное отдыхом в столице, у родных и близких, а также частично на море перешло в такую же тёплую осень. Пока что на её приход указывали начинающие изредка желтеть на деревьях листья да как бы удлиняющиеся вечера. В один из таких длинных томительных вечеров, уже в конце осени, Терещук как-то задумалась о том, почему у неё с Виктором всё так неудачно сложилось. Ведь они родились почти в одно и то же время года. Разница в днях рождения Самойлова и Великановой была всего три недели. Да, они при этом родились в разных месяцах: Виктор в январе, а Люба в феврале, но под одним и тем же знаком Водолея. Люди, родившиеся под знаком Водолея подвержены эмоциям, изменчивы, обладают достаточно сильной восприимчивостью. Для них характерно подсознательное реагирование на людей, базирующееся на несущественных выводах, совокупности явлений, фактов общественной жизни, отмечаемых на инстинктивном уровне. Отличительными чертами этих людей является хорошая приспособляемость и умение найти выход, казалось бы, из безвыходной ситуации. И люди этого знака зодиака крайне чувствительны к душевному состоянию окружающих, тяжело переносят причинённую им обиду, обладают изменчивым настроением, не обделены они также состраданием, замечательно понимают и разбираются в людях, обладают хорошим внутренним чутьём. И всё это, вроде бы, относилось к обоим таращанцам.

Но, если они родились в один год, да ещё под одним зодиакальным знаком, то казалось, что у них должны были быть абсолютно схожие характеры. Но, увы, это было совсем не так, что выглядело несколько странным для тех, кто знал о таких общих внешних факторах. Но, знавшие их друзья, приятели не всё в этом плане проанализировали, да и кто в их время занимался подобной астрологией. Оказывается, различие их характеров было вполне объяснимо: они как раз родились в разные года - да, да, именно, в разные, если уж брать ту же астрологию, замешанную на восточном китайском календаре. На календаре не столько солнечном, сколько лунном, точнее он был солнечно-лунным. При этом Новый год по восточному (лунному) календарю является "переходящим" праздником и приходится на 1-е число 1-го лунного месяца, что в переводе на григорианский календарь происходит не ранее 21 января и не позднее 19 февраля. И следуя ему, Новый 1946-й год наступил 2 февраля 1946-го года. И это всё объясняло - Самойлов родился 25 января, а Великанова - 15 февраля. Да, с разницей всего в 21 день, и под одним зодиакальным знаком, но, тем не менее, в разные годы по восточному календарю. Ведь до 2 февраля годом как бы "управлял" Петух, а после этой даты - уже Собака. Да и знаки стихий у этих годов были разными: у Виктора - Дерево, а у Любы - Огонь. Да, Огонь тянется к Дереву (что было характерно для Великановой), но огонь ведь сжигает дерево.

Петух при этом - это гордый и энергичный человек, который высоко ценит своё собственное мнение, и всегда выступает против мнения окружающих. Петух редко обладает тактом - это очень прямолинейный, несгибаемый, упрямый человек, который готов выпалить правду в лицо, даже не задумываясь о последствиях своих слов. Он всегда считает, что есть только два мнения - его и неправильное, и действует соответствующе этой своей предустановке. Петуху наплевать на чувства и эмоции других людей - он руководствуется только своими ощущениями и следует своим собственным убеждениям. Не терпит оппозиции - всегда держит бой против тех, кто осмелился бросить ему вызов. Нередко он злопамятен, и поэтому будет помнить о причинённых ему обидах всю жизнь, при возможности нанеся ответный удар. Любой ценой Петух стремится к победе, и ему важен не результат в таком случае - важна победа, как таковая, тем лучше, если это будет заметная, громкая победа - ведь так окружающие увидят великолепие Петуха и в очередной раз восхитятся его мудростью и силой. Петух всегда доводит дела до конца, скрупулёзно прорабатывая все детали и шлифуя готовый результат, он не может потратить на переделки своё драгоценное время, а потому делает всё капитально, сразу - и на века. Петух обожает успех и стремится к нему, он с удовольствием будет руководить коллективом людей или даже немалым производством, и у него это будет получаться просто замечательно. И всё это, как нельзя лучше, характеризовало Самойлова, почти на 100 % все его черты были описаны верно.

Влюблённый Петух будет добиваться взаимности всеми способами (в этом Виктор как раз отклонился от гороскопа, хотя на ранней стадии чувств к Любе было и это), в основном - привлекая внимание пассии к своей блестящей и великолепной персоне. Ревнивый и горячий, он рьяно будет стоять на защите семейных интересов и своих чувств, нападая на любого, кто посягнёт на его частную жизнь. Петух становится требовательным, но внимательным мужем и отцом, за ним его близкие будут, как за каменной стеной. Но Петух очень любит общество женщин, и склонен к адюльтеру (супружеская неверность, измена), хотя дело зачастую доходит только до платонических романов с женщинами, но без измен супругу.

А вот Собака - это миротворец и борец за справедливость. Это глубоко порядочные, честные и преданные люди. У них развито чувство благодарности и уважение к старшим, а также добродетель. Собака является отличным другом и партнёром, внимательным собеседником. Однако, если Собака не в настроении, то она становится враждебной и язвительной, даже к совершенно случайным людям. Собаки любят правила и инструкции, уважительно чтят традиции и соблюдают закон. Это прирожденные стражи порядка. Собака никогда не останется равнодушной к несправедливости.

Собака очень преданна и ждёт этого от окружающих, поэтому предательство и обман - это практически нож в сердце для неё. У неё может даже пошатнуться здоровье. Собака от обиды и боли может действовать необдуманно и импульсивно, что впоследствии неблагоприятно скажется на её делах. Потому ей стоило бы быть более сдержанной и гибкой, идти на компромиссы, что существенно сбережет ее нервы и силы для более полезных дел.

* * *

А вот Самойлова пока что подобные вопросы не занимали. Летом он тоже прекрасно отдохнул - и в средней части Украины, и на море. На конец июля у него был запланирован отпуск, который по согласованию с супругой решено было провести сначала у её родителей (первые десять дней), а затем уже на море. Родители Оксаны жили в небольшом городишке Батурине, Черниговской области. Этот старинный город (в 160 км от Чернигова - немногим более 2-х часов езды рейсовым автобусом) располагался на живописном берегу реки Сейм (левый приток Десны). Ширина русла этой реки составлял всего 20-30 метров, а глубина - 2-3 метра, хотя встречались и участки, которые можно было пересечь вброд. Русло Сейма было хотя и извилистым, но устойчивым, с супесчаным и песчаным дном. Город располагался на низком левом берегу Сейма, пологом, с уклоном в сторону реки, и это обстоятельство способствовало расположению удобных пляжей. А вот правый берег реки был высоким (до 40 м), крутым, местами обрывистым.

Накупавшись и позагорав на этой чудной реке, а также подкрепившись свежими фруктами и овощами с бабушкиного огорода, семейство Самойловых направилось в Крым, точнее на Азовское море, на Арабатскую стрелку. В этом году ни Виктору, ни Оксане не удалось выбить профсоюзные путёвки, а потому они поехали отдыхать на море "дикарями" на своей машине, так же, как перед этим ездили и на родину Оксаны. Машина у Самойловых появилась совсем недавно - в прошлом году. Приобрести машину в Советском Союзе в это время было весьма нелёгким делом, и даже тем, кто мог позволить себе такую роскошь. Это уже был не холодильник, телевизор, или даже гостиный гарнитур. Первые легковые автомобили, которые попали в частные руки в послевоенное время, были в основном трофейными. И было их не так уж мало - по некоторым подсчётам до 50 тысяч. Но были они, естественно, не новыми, запчастей к ним не имелось, а потому не имели они и долгого будущего. Но уже на рубеже 40-х - 50-х годов началось массовое производство "Москвичей", "Побед" и "ЗиМов", первые из которых продавались населению, а вот последние (особенно "ЗиМы") использовались государственными учреждениями. При этом тот же "Москвич" до 53-го года включительно можно было свободно купить всего за 8.000 рублей образца 1949-го года (в результате денежной реформы 1961-го года рубли потеряли один нолик, но цена на машины выросла почти до прежних цифр). Но постепенно росло благосостояние трудящихся, и на "Москвичи" и "Победы" уже стали образовываться очереди, а вот "ЗиМы" начали продаваться всем желающим гражданам, но их никто не покупал - уж больно дорого (40.000 рублей). А ведь зарплата квалифицированного рабочего или инженера в то время лежала в пределах 500-1000 рублей в месяц, а всякие отхожие промыслы строго преследовались. Поэтому, если кто-либо и имел нужную сумму, то всё равно светиться покупкой такого дорогого авто никак не хотелось - легко можно было (после разбирательств "откуда деньги? ") попасть в места не столь отдалённые.

Но вот, начиная с 70-го года, производство и продажа автомобилей стали возрастать. Вступили в строй ВАЗ и Ижевский завод, реконструировались также заводы в Москве и Запорожье. Уровень жизни граждан СССР ещё возрос, а вместе с ним и число желающих стать "автолюбителями". И очереди на покупку автомобиля стали достигать такой длины, что получить по ним автомобиль можно было только лет через 10. В этой ситуации подавляющее большинство автомобилей в частные руки стали продавать через производственные и прочие предприятия, которые распределяли автомобили между своими сотрудниками. Но и в этом случае дождаться своей очереди было весьма проблематично - если, например, на оборонный завод поступали десятки автомобилей в год, то в какой-нибудь рядовой завод, НИИ (или ПКТИ) - один автомобиль в несколько лет. Да и очереди двигались медленно, наверх (в их списки) постоянно пододвигались различные знакомые или просто блатные. Но, тем не менее, количество автолюбителей в частном владении росло. Каким же образом? Да хотя бы таким же, каким значительно ранее приобрёл себе машину тот же Максим Терещук. Для ветеранов Отечественной войны была своя очередь, и под них машины выделялись в таком количестве, что её можно было приобрести за год-два, а то и раньше. Вот и Виктору в приобретении машины помог его отец, ветеран войны. Причём помог дважды - и в качестве самой очереди на автомобиль, и средствами.

Самойловы, в общем-то, сейчас уже были неплохо обеспеченными людьми, как-никак Виктор до решения приобрести машину уже проработал в институте уже более десяти лет, да и Оксана - всего на два года меньше. Да и должности они занимали неплохие. Виктора ценили на работе, он уже был руководителем одной из проектировочных групп отдела и являлся инженером-конструктором 2-й категории. Оксана тоже за это время подросла на своём профессиональном поприще. За 6 лет, прошедших со дня получения квартиры (а ещё через год и полного её обустройства) они, хотя и откладывали немалые средства на сберегательную книжку, но, тем не менее, полностью на машину им денег пока что не хватало. Часть их "занял" сыну отец (оба прекрасно понимали, что это, как сказать, безвозвратный заём), ещё немного доложили и родители Оксаны. Когда Виктор завёл с отцом речь о покупке машины, то отец сразу же пообещал помочь сыну, понимая, что это будет во всех отношениях весьма удобно для младшего поколения, да и для них самих (чаще будет сын появляться в гостях с внуком). Он только спросил:

-- А какую бы вы с Оксаной хотели машину - "Москвич" или "Жигули"?

-- Вообще-то хотелось бы, конечно "Жигули". Но, если это сложно, -- вздохнул он, -- то пусть, хотя бы "Москвич" будет.

Да, "Жигули" в понимании столичной молодёжи были более престижной маркой автомобиля, хотя, например, для сельских районов "Москвич" был более целесообразен - и объём двигателя побольше, и проходимость его лучше, да и вообще это была очень хорошая "рабочая лошадка". Но Самойлов младший не собирался использовать машину как постоянное средство перевозки тяжёлых грузов, да и дороги в Таращу или Чигирин тоже были вполне нормальными.

-- Дело не в сложности, -- ответил отец на вздохи сына. -- Насколько я знаю, слышал, у нас уже многие детям машины приобрели, - "Москвич" можно мне будет, как ветерану войны, приобрести за каких-то два-три месяца, а вот с "Жигулями" придётся, пожалуй, годик повременить, а, может быть, и больше.

-- Всего год? Так это же пустяки! У нас сейчас всё равно всей суммы на покупку машины не будет, а через год ещё прибавится денег.

-- Ну, деньгами, мы вам с матерью поможем - куда нам их девать, что нам в нашем возрасте уже нужно. Хорошо, тогда буду записываться на "Жигули". Подключу тем временем Галину, может быть, её супруг поможет ускорить получение. Думаю, что в этом он не откажет, если только это в его власти.

Отец не зря обмолвился о том, что многие покупают детям машину. Так, действительно, поступало большинство ветеранов войны - пользуясь своей льготой, они покупали машины детям. Сами они редко приобретали легковые автомобили лично для себя. Правда, первое время их детям можно было ездить на машине только по доверенности, но спустя время (чтобы не так бросалось в глаза) родители оформляли дарственную, а по ней уже машина полностью переходила в собственность сына (дочери или зятя). И Виктору с Оксаной пришлось не так уж долго ждать своего четырёхколёсного друга. Разговор с отцом по вопросу приобретения автомобиля состоялся у него перед наступлением Нового 1981-го года. А уже в октябре наступившего года в квартире киевлян Самойловых раздался неплановый звонок от отца Виктора (и у старшего Самойлова, и у младшего уже было в квартирах ещё одно современное удобство - телефон). И тот сообщил сыну, что он получил извещение, по которому ему на следующей неделе нужно явиться на Белоцерковскую базу, где необходимо внести деньги и можно будет выбирать автомобиль. Виктор даже не знал, помог ли в этом муж тёти Гали или просто по разнарядке на Таращу для ветеранов войны пришла относительно крупная партия автомобилей.

Теперь Виктору предстояло ехать получать автомобиль. Естественно, вместе с отцом, но, ни Виктор, ни уж тем более его отец не особенно разбирались в этом современном чуде техники - Самойлов младший и права-то получил всего 1,5 года назад, да и практика езды у него была маленькая, а сведения об устройстве автомобиля вообще чисто теоретические. Поэтому на другой день Виктор позвонил опять-таки в Таращу, но не отцу, а Антону Гаркавенко. У того был автомобиль ВАЗ-2101 бежевого цвета, который он купил ещё лет семь-восемь назад - как это ему удалось приобрести такой дефицит (по тем временам), Виктор никогда не интересовался. Но ведь у Антона тоже был отец, а сам Антон был весьма зажиточным человеком, получив наследство от умершего дяди, известного врача по народной медицине, на которую в то время ещё пока что смотрели косо. Антон согласился приехать в соседний город и помочь другу. И вот в четверг следующей недели (взяв на работе два отгула) Виктор встретился с отцом и Гаркавенко уже на автомобильной базе Белой Церкви. Сначала всеми формальностями занимался отец Виктора, после чего уже сам Виктор вместе с Гаркавенко занялись выбором автомобиля. Самойловы купили тоже автомобиль "Жигули", но марки ВАЗ-2103, точнее, ВАЗ-21033, с двигателем ВАЗ-21011 (объёмом цилиндра 1,3 л и мощностью 69 л. с.). Эта модель "Жигулей" была разработана совместно с итальянской фирмой "Fiat" на базе модели "Fiat 124" и стала серийно выпускаться на Волжском автомобильном заводе с 1977-го года. И стоил такой автомобиль 7.500 рублей - немалые деньги для молодой семьи.

А дальше Виктор уже ехал в Таращу в собственном (!) автомобиле, правда, на первых порах не за рулём, а как простой пассажир. От базы по городу и на его выезде вёл машину Антон, который уже считался асом вождения. И только, когда машина пересекла трассу Киев-Одесса, и до родного города оставалось уже менее 30 км, Виктор попросил друга уступить ему место за рулём. И, следует признать, что он, хотя и довольно осторожно, но, тем не менее, довольно уверенно довёл автомобиль до районного центра, сам затем въехав на нём и в родной двор. Но почему они ехали а Таращу, а не в Киев, где автомобилю предстояло постоянно находиться? Дело в том, что машину ещё следовало зарегистрировать и получить номера. А сделать это можно было только в межрегиональном МРЭО (регистрационно-экзаменационный отдел ГАИ), который находился в "столице" соседнего района, г. Мироновка. В этот же вечер они пока что все вместе обмыли покупку, а на следующий день Виктор (он уже сам за рулём) с отцом поехал в Мироновку, и в субботу с утра на своём четырёхколёсном коне отправился в Киев. До столицы он добрался нормально, а вот по хитросплетению её улиц с регулируемыми и особенно не регулируемыми перекрёстками было, конечно, не так-то просто проехать. Но ему предстояло этому научиться, ведь в дальнейшем именно по ним ему и придётся ездить. За оставшиеся дни осени и весну (зимой он вообще на машине не ездил) практики на машине (по Киеву и в Таращу, в Чигирин они сейчас поехали впервые) Виктор приобрёл уже неплохой опыт вождения, а потому-то летом они и решили впервые поехать на море на своей машине, что было гораздо удобнее, тем более с восьмилетним сыном.

Правда, поехали они на море не совсем "дикарями", потому что они уже были пару раз в этих местах и выяснили, что путёвки в отдельные базы отдыха можно приобрести на месте. На это они сейчас и рассчитывали, и их надежды оправдались - они смогли организовать свой "культурный" отдых на базе отдыха "Чайка", которая находилась в районе посёлка Геническая горка, всего в 5 километрах от Геническа. Сам же город расположен на берегу Азовского моря, напротив окончания (её начало принято считать с Крымского полуострова) косы Арабатская стрелка. Город с косой (через Тонкий пролив) связывал старый железнодорожный мост, который теперь осуществлял функцию автомобильного моста. Но поскольку он фактически состоял из двух сочленённых одинарных мостов, то разъехаться по нему одновремённо могли разве что только мотоциклы. Поэтому со стороны Геническа поставили будочку регулировщика и повесили с обеих сторон моста по светофору, который регулировал проезд автомобилей то в одну сторону моста, то в другую.

Сама Арабатская стрелка - это песчаная коса по размерам не имеющая себе равных в мире (по крайней мере, самая длинная коса в Европе). Её длина составляет 112 километров, а ширина - от 270 метров. При этом вся западная часть стрелки, обращённая к Азовскому морю, представляет собой залитый солнцем пляж, пологий берег которого состоит из песка и мелких ракушек. Небольшая прибрежная глубина воды прогревается до 28-30⁰ С, что позволяет подолгу находиться в ней даже не умеющим плавать детям. А вот глубина свыше 2-х метров начинается с расстояния 100, а то и 200 метров от кромки суши. Вдоль берега Азова непрерывной чередой стоят пансионаты и базы отдыха. Сухой, лечебный воздух пахнет степными травами, а потому здесь особенно легко дышится тем, у кого проблемы с бронхами или лёгкими. На косе со стороны Геническа расположено 4 небольших посёлка: Геническая горка, Приозёрное (чуть в стороне от дороги, в сторону Сиваша), Счастливцево и Стрелковое (≈ 30 км от Геническа), а уже перед самым въездом на Крымский полуостров - ещё и Соляное.

Проезд к базе отдыха обеспечивала широкая бетонка, изготовленная из плит разобранной взлётно-посадочной полосы военного аэродрома. Проживали Самойловы в 3-х местном деревянном домике, все домики были расположенных в 50 метрах от моря. В самом посёлке были рынок, много кафе, баров и дискотек. На запад от косы располагался Сиваш или так называемое Гнилое море, которое является системой лиманов и заливов. Его дно, в основном, представляет собой отложения плотного серого ила.

Самойловы пробыли на море две недели, и остались очень довольны проведенным временем. Погода стояла тёплая, без дождей, но с каким-то порывистым прохладным ветром, который особенно ощущался при выходе из тёплого моря, да ещё нередко посыпал отдыхающих мелким, поднятым с земли, песочком. Поэтому все отдыхающие строили из нагнанных ветром на кромку берега водорослей "защитные укрепления" - небольшие стенки, защищающие отдыхающих (когда те лежали на надувных матрасах или подстилках) от этого неприятного ветра. Володька практически не вылезал из тёплой воды, забавляясь вместе с другими ребятишками. Виктор иногда метрах в 200-х от берега (на глубине 2,5-3 метра) ловил камбалу самодельной острогой, сделанной из куска толстой проволоки. Дело это было очень не простое по той причине, что лежащая на дне камбала полностью сливалась с окраской донной поверхности. Нужно было иметь большое внимание, чтобы различить на песчано-ракушечном дне тоненький контур рыбы. Но уж если ты его обнаружил, то поймать (наколоть, нырнув, на острогу рыбу уже труда не составляло). Но такой улов был не особо богатым, скорее, просто развлечение. Поэтому в один из дней, ранним утром (не было ещё и 6 часов) Самойлов поехал на своей машине вместе с другими желающими в соседний посёлок Счастливцево, расположенный дальше по стрелке, примерно в 12 км от их посёлка. Там была пристань, на которую швартовались промысловые баркасы, которые ночью ловили рыбу. И вот мелкую камбалу (размером с ладонь или полторы) они продавали на вёдра - 10 рублей ведро. Конечно, такая рыба для употребления в пищу жареной не особо подходила, но зато она прекрасно подходила для соления. И Самойловы её тоже успешно засолили, а уже осенью в домашней обстановке с удовольствием лакомились ею вместе с холодненьким пивком. Развешанные вязки этой рыбы постоянно сушились в тени под крышей каждого домика.

Но ловил Виктор не только камбалу. Вместе с сыном ловил он также и бычков. Для этого, встав пораньше, они шли на лодочную станцию и арендовали там лодку, с вёслами и якорем на длинной прочной верёвке. Затем на этой лодке они выходили в море, где в выбранном месте крепили с помощью якоря лодку (место периодически меняли - где был лучше клёв) и начинали уже непосредственно ловить рыбу. Бычки - семейство рыб отряда окунеобразных дли-ной от 10 до 35 см. Ловили они бычков на толстую леску с грузилом и с десятком тонких поводков (леска 0,2-0,4 мм) с крупными крючками, на которые насаживалась купленная с вечера (или прямо утром) свежая креветка.

Ловили они одной такой "донкой" каждый, при этом приходилось постоянно держать леску в руке, чтобы чувствовать поклёвку и вовремя подсечь рыбу. Забрасывать и вытягивать донку нужно было довольно часто. Встречались две группы бычков: мелкие и более крупные. Мелкие бычки ловились почти беспрерывно (иногда по несколько бычков за один подъём донки), а вот крупные - значительно реже. Ловить крупного бычка, конечно же, было более престижно, но для этого приходилось заходить подальше в море. Интересно, что идеальной наживкой для крупного бычка (да и для среднего тоже) мог быть малёк бычка (!) который насаживался на крючок целиком, с хвоста. Можно было в качестве наживки использовать и порезанные куски не такого уж мелкого бычка. Вот таким хищником является бычок. Это занятие для отца с сыном было весьма увлекательным, и рассказывали они о своём промысле маме довольно азартно. Поэтому в один из дней Оксана тоже решила поехать вместе с мужчинами на лодке в море, если и не ловить рыбу, то хотя бы посмотреть, как это делают другие. Но даже такая визуальная "ловля рыбы" ей не удалась. Лодка не успела отплыть от берега и на 30 метров, как Оксану укачало - и это при том, что волны на море были совсем мелкие. Но лодка на них, конечно же, покачивалась, а потому пришлось возвращаться к берегу и высаживать незадачливую рыбачку. После этого Оксана никогда и не пыталась плавать в лодке по морю, хотя в пруду или на реке делала это абсолютно безболезненно.

Но самой интересной для Виктора была ловля бычков на Сиваше. В районе посёлка Сиваш был неглубоким, отойдя от берега за километр, вода в нём немногим превышала высоту колена. В погожий солнечный день дно прекрасно просматривалось. И рыбаки (их пошло на рыбалку 4 человека, вместе с Виктором), разойдясь цепью, медленными шагами, стараясь не спугнуть рыбу, продвигались вглубь этого Гнилого моря, осматривая дно. Среди редких водорослей были норы, в которых поселялись бычки. Бывали норы пустыми, но были и такие, в горловине которых красовался средних размеров бычок, с большой головой и выпученными глазами. Увидев рыбаков, он тот час нырял в своё убежище. И вот тогда начиналась собственно рыбалка, которую таковой и назвать-то было трудно. Нора просто накрывалась сачком (магазинным или самодельным), а рыбак, став на колени и осторожно под сачком просунув руку в нору, в итоге вытаскивал её обитателя, который тут же подвешивался на самодельный кукан, волочащийся за рыбаком в воде. Иногда норы были довольно глубокими (или точнее длинными), а потому, чтобы вытащить забившегося в неё бычка, приходилось засовывать руку порой до самого плеча, одновремённо расширяя её. За половину дня такой рыболовли рыбаки прилично устали, но бычков наловили вполне достаточно, не имея на то практически никаких снастей, потому что часто и сачок в дело не пускался.

Через пару дней подобный выход на Сиваш за бычками повторили, но уже с небольшой сеткой-забродой, шириной метра 2-2,5, прикреплённой к двум палкам. Эту сетку двое рыбаков некоторое расстояние тащили по дну, после чего, вместе с другими коллегами поднимали её на поверхность воды и выбирали (среди набившихся в сетку водорослей) бычков. Как ни странно, но такой улов оказался значительно меньшим. Хотя, возможно, и удивляться было нечему - этой сеткой рыбаки только вспугивали рыбу, которая либо забивалась в норы, либо уплывала прочь от ловцов. В общем, отдых в этом году на Арабатской стрелке Самойловым запомнился, особенно её мужской половине, хотя на Сиваш ловить бычков взрослые детей и не брали - утомительное это было дело. На шее у каждого из них болтался, привязанный к верёвочке целлофановый кулёк, где были всего лишь бутылка воды и какой-нибудь бутерброд или яблоки (чаще).

В общем, отдых оказался очень насыщенным и полезным (в плане заготовки сушёной рыбы), изобиловал рыбалкой, они много все вместе фотографировались, и, как обмолвилась как-то Оксана, даже устали от такого отдыха, хотя, в принципе, не против были ещё отдыхать в таком чудесном месте, где было просто раздолье для подрастающего Володьки.

ГЛАВА 8

Есть контакт!

Но вот уже отпуск, к большому сожалению всего семейства Самойловых, закончился: одним нужно было уже идти на работу, другим, через несколько дней - в школу. Выйдя после отпуска, в конце августа на работу, Самойлов сразу же окунулся в пучину дел. Впрочем, ему, да и многим сотрудникам, к этому было не привыкать. Период с конца августа по октябрь всегда был самым загруженными, что было и не удивительно. Ведь июль-сентябрь - самая пора отпусков и, хочешь, не хочешь, а институт наполовину пустеет. А потому конец лета или первые осенние месяцы всегда очень напряжённые. Конечно, начальство планирует на лето меньший объём работ, но всегда остаются какие-нибудь недоделки. Кроме того, не всегда всё зависит и от руководства институтом, ведь есть ещё и заказчики. Первые три дня после отпуска Виктор вообще засиживался в институте допоздна. Оксана к такому положению дел уже привыкла, а потому встретила такое служебное рвение мужа с пониманием. Ближе к концу недели, в четверг, сразу после обеда Виктору понадобились расчёты по объекту, который они начали проектировать ранней весной. Он перерыл все ящики своего стола, а также совместный для сотрудников шкаф с папками различной документации. Но нужной папки так и не нашёл.

-- Кончай пыль поднимать, -- пошутил его коллега и приятель по работе Алексей Неверов. -- Что ты всю эту макулатуру перебираешь?

-- Да ищу папку с расчётами.

-- Какими расчётами?

-- По объекту ПС-23/81. Тебе она не попадалась?

-- Нет, не попадалась. Да я вообще в этот шкаф последний раз ещё перед отпуском заглядывал.

-- Понятно. А мне она вот сейчас как раз понадобилась.

-- А в своём столе ты искал?

-- Конечно, искал. В первую очередь в нём и искал. Но её нигде нет, как сквозь землю провалилась.

-- Ну-ну, ищи. Кто ищет - тот всегда найдёт. А когда ты с ней работал в последний раз?

-- Когда? Если не ошибаюсь, то в мае. Помнишь, когда запарка была?

-- Помню, -- равнодушно откликнулся Алексей. -- Да, весёлым был май месяц в этом году.

Далее поиски злополучной папки продолжались уже при обоюдном молчании обоих. Но через пару минут Неверов вдруг обратился к Виктору сам:

-- Стоп, Виктор! Ты говоришь, что работал с папкой, когда в мае запарка была? А ты случайно её домой не забирал? Чтобы дома расчёты продолжить. На работе вечерами сидеть не хотелось.

-- А ведь точно! Ты, скорее всего, прав. То, что я её забирал на вечера домой, это точно. А вот принёс ли я её назад - этого не помню. Так, нужно искать дома. Слушай, Лёша, я, пожалуй, поеду домой. Правда, до конца рабочего дня ещё далеко, но мне всё равно без этой папки сейчас делать нечего. Если же дома найду папку, то там и поработаю. Ты, если меня спросит шеф, объясни ему всё.

-- Объясню, конечно. Только он не спросит, потому что сам умотал на какое-то производство, и вряд ли уже до конца дня появится. Так что, давай, спокойно езжай домой, ищи эту так необходимую тебе папку.

Приехав домой, Виктор чуть перекусил, принял душ (конец месяца выдался жарким) и немного отдохнул. Дома пока что никого не было - Оксана на работе, Володька, вероятно, убежал в последние дни перед школой во двор поиграть. Далее Самойлов возобновил свои поиски нужной ему папки уже в домашнем письменном столе. Но и там её не было. Тогда Виктор приступил к антресолям в мебельной стенке гарнитура в гостиной. Там у него были сложены отдельные папки с документами (как по работе, так и домашними - паспорта, дипломы, документация на бытовые приборы и прочее), семейные фотоальбомы, различные карты, путеводители по известным курортным местам, да ещё много всякого рода нужных (а порой и не очень) информационных изданий. Большинство этой, теперь уже "домашней макулатуры" изредка требовалась, разве что раз в год-два. А многие находящиеся там экземпляры Самойлов вообще не видел уже лет 5-7. Визуально определив по торцу вроде бы нужную ему папку, Виктор потянулся к верхней полке антресоли. Для этого ему пришлось даже стать на пальцы ног - было высоковато, а тащить табуретку с кухни ему было просто лень. Папку, которая ему приглянулась, он, всё же, вытащил, но при этом на пол грохнулись ещё несколько сложенных в стопку предметов. Одним из них оказался и фотоальбом, из которого выпало пару фотографий - тот был переполнен, а потому с десяток фотографий лежали в нём просто так, помимо вставленных в свои ячейки. Отложив на журнальный столик найденную папку, он поднял с пола альбом и фотографии. Фотографии, конечно, необходимо было положить вновь на своё место. Но Виктор долго этого не смог сделать.

На одной из фотографий, которые он поднял, был запечатлён он сам и Люба Великанова. Это была фотография, сделанная после 10-го класса во время поездки их класса в Умань, в "Софиевку". Тогдашние фотографии, как уже отмечалось, получились очень удачными. И вот сейчас Виктор сидел в кресле с этой фотографией в руках, просто не в силах положить её в альбом. Он не смотрел фотографии в нём уже более 10 лет. Он сам на фотографии неплохо выглядел, но Люба вообще, как ему сейчас казалось, выглядела потрясающе. Она не смотрела прямо в фотоаппарат, а чуть в сторону. Люба чему-то улыбалась, а небольшой ветерок слегка взъерошил её чудные волосы. Виктор положил эту фотографию на тот же письменный стол и начал перелистывать фотоальбом - это был его личный школьный альбом с любительскими фотографиями. Они были различными по качеству, но все они были очень ему дороги. Он с интересом вглядывался в лица навсегда юных (в альбоме) одноклассников, но, всё же, дольше всего он изучал фотографии (уже более масштабные) с обликом Великановой.

Чем дольше он разглядывал фотографии Любы, тем более стойким у него складывалось впечатление, что она ему кого-то напоминает. Виктор никогда и не забывал облик Великановой, и когда она ему вспоминалась, он тоже иногда это подмечал. Но в мыслях это казалось ему каким-то ошибочным, навеянным, придуманным. А сейчас он всё больше убеждался в том, что Люба, всё же, на кого-то знакомого ему похожа. Но на кого? И вдруг он всё понял, после чего долго сидел, обдумывая что-то, и не решаясь подняться из кресла. Но затем он, всё же, встал и достал из антресолей второй альбом. Он открыл его, сразу же нашёл в нём нужную фотографию и положил рядом с ней фотографию (укрупнённую) Великановой в Умани. Сходство фотографий поразило его. Нет, лица на фотографиях не были абсолютно похожими, они были разными. Но в них, тем не менее, угадывались подобные черты, разрезы глаз, губы и, особенно, улыбки на устах. И фотография во втором альбоме принадлежала Оксане, жене Виктора.

Виктор никогда раньше не задумывался о том, чем ему так понравилась Оксана, что он после долгих сомнений, даже расставаний, предложил ей руку и сердце. Да, она была очень привлекательной, хорошей, доброй, спокойной, уравновешенной и умной девушкой. Её было за что любить - и за внешность, и за все эти черты характера как в отдельности, так и в целом. Хотя любят человека, конечно, не за что-то, а потому, что просто любят. Никто за многие века так ещё и не смог объяснить, почему один человек любит другого. Но сейчас Виктор абсолютно точно понял, что всё выше перечисленное относилось и к Великановой, да ещё и некоторое сходство... - ну и дела! Ему стало понятно, что, прежде всего или наравне, в Оксане он любил именно Любу.

Виктор не был психологом, а потому не знал, что в жизни подобные ситуации встречаются довольно часто. Причины влюблённости парня в ту или иную девушку нередко можно разделить на 3 ситуации. Первая, когда парень влюбляется в девушку, которая отдалённо (а иногда и близко) напоминает ему его мать. Вторая, когда новая его девушка похожа на его предыдущую пассию, с которой он по каким-то причинам разорвал отношения. Третья, когда парень интуитивно выбирает девушку, которая ничем не похожа на мать или предыдущую девушку. Но это обычно происходит в том случае, когда был раздор с матерью или девушкой, который прочно наложил свой отпечаток в душе у парня. Есть, естественно, ещё одна ситуация, которая как бы перечёркивает первые три - парень просто влюбляется в девушку, не задумываясь (подсознательно) о какой-то её схожести (или несхожести) на других. Это типичная распространённая ситуация, но имеют право на существование и указанные три. Виктор был в отличных отношениях с мамой, да и Великанова ничего плохого ему не сделала. Поэтому третья ситуация для Виктора была невозможна, а вот из первых двух ему как раз подходила вторая. Если бы ему кто-то подобное ранее заявил, то он стал бы спорить, доказывая неправоту говорящего. Но это и естественно, потому что подобная ориентация на девушек происходит не сознательно, а именно на подсознательном уровне. Но сейчас он стал это ощущать и сам. И кто его знает, сколько бы ещё времени он перебывал в неведении, если бы не эта случайно выпавшая из альбома фотография Любы.

Да, это сейчас стало для него, конечно, большим откровением, но неожиданностью, всё же, не явилось. Он помнил и то, что вначале смех Оксаны точно напоминал ему смех Любы. Он никогда и не забывал Великанову, и, будучи хорошим семьянином, ему, тем не менее, было приятно вспоминать её. Но зато сейчас он явственно понял, что все эти годы он продолжал любить Любу, любить её в образе Оксаны. И вот это стало для него шоком. Он вновь, как лет 15 назад, начал как бы раздваиваться. Он не мог заставить себя перестать любить Оксану, но и чувство к Любе, как он осознал, сейчас тоже стало нарастать. Поднятое вроде бы из небытия, оно теперь не давало ему покоя. Но это же только первые минуты, после того, как он всё это уразумел, а что же будет дальше?

Виктор долго пересматривал фотографии в обоих альбомах. Но, в конце концов, он положил фотоальбомы на место. Снятая с антресолей папка мирно покоилась на столике. Да, это была именно нужная ему папка. Но он её так и не раскрыл, а о том, чтобы поработать с документами, сегодня уже и речи не могло быть. Виктор отложил это на завтра, уже в институте. Его сегодняшнее настроение абсолютно не соответствовало какому-то рабочему энтузиазму, оно было, если и не подавленным, то, по крайней мере, несколько угнетённым. Это прекрасно поняла и вернувшаяся с работы Оксана, которая по дороге "загнала" в дом и Вовку.

-- Что случилось? Почему это ты сегодня так рано? И почему такой хмурый?

-- Да вот, перерыл на работе горы документов, ища нужную мне папку. А потом вспомнил, что она дома. Потому раньше и пришёл.

-- Но ты, к тому же, ещё и не в настроении.

-- А, просто устал, -- отвертелся супруг. -- На работе загрузка после отпуска бешенная. Да ещё поиски этой пропавшей папки. Какое уж здесь настроение.

Больше Оксана мужа по этим вопросам не трогала. Но за годы совместной жизни она уже очень хорошо изучила Виктора, а потому прекрасно понимала, что усталость-то, вероятно, есть, но имеется и ещё что-то кроме усталости. Однако нажимать на супруга не только бесполезно, но даже опасно - в подобных редких случаях он становился раздражительным, а, порой, и злым. Она решила посмотреть, как всё будет дальше, например, завтра. А там видно будет. Супруга Виктора и в самом деле была умной и рассудительной женщиной, к тому же искренне любящей.

Работа на следующий день, а также в субботу - для ускорения плановых мероприятий в выходной день пришлось выйти почти всему отделу - начисто отвлекла Самойлова от дум и о Любе, и об Оксане. Возвращался домой он в эти дни действительно усталым. Видела это и супруга, которая сочла хандру мужа в четверг некой возрастной издержкой. Тем временем уже осень приняла в свои руки бразды правления. Нагрузка на работе постепенно спадала, и Виктор как-то в последнее время приободрился, втянулся в рабочий ритм, и потекли уже дальше дни похожие на друг друга как две капли воды.

Так, в работе постепенно приблизилась к концу уже и осень. Прошли ноябрьские праздники, во время которых Самойловы съездили на пару дней в Таращу - после моря они ещё не были у родителей Виктора, а Виктору хотелось показать сделанные им фотографии отдыха, да и чтобы они увидели окрепшего и хорошо загоревшего второклассника Вовку. Кроме того, через пару дней была годовщина смерти бабушки Виктора, которая умерла в прошлом году. И Виктор, который очень любил её и был благодарен ей за своё воспитание, не хотел пропустить эту дату, а потому планировал вместе с родителями помянуть маму его отца. В этот год с выходными получалось 3 дня отдыха, а потому они, вернувшись в понедельник 8 ноября домой, ещё успели отметить сам ноябрьский праздник и в Киеве, а также отдохнуть. А вот в среду их (да и не их одних, а, пожалуй, всех граждан СССР) ожидал довольно странный вечер. В этот день праздновался День Милиции. В последние годы в этот день по телевизору обычно транслировался праздничный концерт. В концерте принимали участие "сливки" советской эстрады, а потому многие ждали его с нетерпением. Но, к удивлению, вместо концерта в указанное в программе время начался балет "Лебединое озеро". Изменены были и телевизионные программы следующего дня. Никто ничего не мог понять. И только уже в последующий день всё стало понятно - в СССР скончался его великий кормчий Леонид Ильич Брежнев. Но, вероятно, вечером 10 ноября ни у кого не хватило смелости сразу же объявить о смерти генерального секретаря. Поэтому и догадались только отменить традиционный концерт, а уж только через два дня газеты сообщили о смерти вождя.

Л. И. Брежнев был похоронен на пятый день на Красной площади, и процедуру прощания с ним советские радио и телевидение транслировали в прямом эфире. Но, вероятно, это было ошибкой, поскольку во время захоронения гроб с телом Брежнева умудрились уронить. Вместо плавного траурного опускания гроб с жутким грохотом сорвался с чёрных траурных лямок и провалился в гробницу. Позже, виновных, наверное, наказали, но общественному сознанию уже был нанесён ущерб. Это было как бы замаскированное, символическое падение советской власти, хотя тогда этого ещё никто не знал. Но в народе уже тогда поговаривали, что в стране, где можно было уронить Генерального секретаря - можно теперь было делать что угодно. Впрочем, был некий знак на это ещё и до этого - перед похоронами у гроба с телом Брежнева провалилось дно, и его пришлось подбивать металлической пластиной. Позже астрологи расценят все эти странности как страшные предзнаменования скорой смерти его преемников и... СССР. Дескать, уже тогда было ясно, что покойный потянет за собой в могилу свою команду и всю эпоху.

Новым Генеральным секретарём стал Юрий Владимирович Андропов, бывший руководитель КГБ (с 1967-го по 1982-й год). В этом статусе Андропов был ранее утверждён кандидатом в члены Политбюро, а затем уже и членом Политбюро (с апреля 1973-го года). Также совсем недавно, в мае 1982-го года Андропов был избран секретарём ЦК, оставив руководство Комитетом Государственной Безопасности. Уже тогда многие восприняли это как назначение преемника одряхлевшему Брежневу. Через 7 месяцев Андропов упрочит своё положение, став (16 июня 1983-го года) ещё и Председателем Президиума Верховного Совета СССР.

Ещё задолго до этого в кулуарах высших властей велись разговоры о том, что Брежнев, понимая своё состояние, нередко задумывался над тем, кто возглавит партию и страну после него. И по некоторым утверждениям тот видел своим преемником либо Романова, либо Черненко, либо Щербицкого, либо Андропова. И, хотя именно последний принял сейчас бразды правления в стране, но поговаривали о том, что, всё же, в последние дни своей жизни Брежнев несколько отдалил от себя Андропова, и хотел было предложить на место Первого секретаря ЦК КПСС руководителя парторганизации Украины В. В. Щербицкого. Но Генсек не дожил буквально несколько дней до уже назначенного Пленума ЦК, который решил бы этот вопрос. Правда, неизвестно, как бы к этому предложению отнёсся сам Владимир Васильевич, поскольку по слухам ранее Щербицкий вроде бы отказался от предложенного ему поста председателя Совета Министров СССР. При этом свою позицию 1-й секретарь ЦК КП Украины несколько позже объяснял друзьям такими словами: "Эту разболтанную телегу было уже не вывезти. Да и в московские игры я не играю...". Под "разболтанной телегой" он имел в виду советскую экономику. Ну, а сейчас эту телегу довелось везти больному Андропову.

Серьёзные проблемы со здоровьем возникли у Андропова ещё в середине шестидесятых годов - у него были больные почки (наследие холодных и сырых дней войны), которые заметно осложняли его жизнь. Ещё более тяжелую болезнь Андропов привёз из Афганистана, куда он вылетал в начале 1980-го года. Её условно назвали "азиатским гриппом" - она нанесла серьёзный удар по всем внутренним органам, и особенно по больным почкам. Добавлялась и подагра, которой Андропов страдал несколько десятилетий, и в итоге привела к полной деструкции обеих почек и полному сокращению их функции. В июле и августе 1983-го года здоровье Андропова и вовсе ухудшится настолько, что большую часть времени он станет работать в загородном доме, часто даже не вставая с постели. Ему станет тяжело ходить, и, например, во время визита в Москву канцлера ФРГ Гельмута Коля (июль) Андропов, принимая его в Кремле, не сможет без помощи телохранителей выйти из машины.

Всё это выяснится уже позже, а сейчас простые граждане СССР ожидали, как приход к власти нового руководителя скажется на их самих. Но, пока что первые недели правления Юрия Владимировича (по крайней мере, до Нового года) запомнились разве лишь массовыми проверками документов на улицах и в магазинах - на предмет выяснения того, почему то или иное лицо в рабочее время находится не на рабочем месте, а гуляет по улице.

В общем, немного скрасил те траурные дни, а затем и последующие за ними серые будни, первый снежок, который всегда был радостью для детворы, наполнившими своёй весёлой вознёй, радостными криками и смехом дворы, а порой и улицы Киева. Правда, декабрьский снег до конца первого зимнего месяца так и не дожил - перед Новым годом вновь установилась плюсовая температура. Да ещё и не просто плюсовая. Если, например, в новогоднюю ночь 1979-го года стоял тридцатиградусный мороз (первый снег тогда умудрился вообще выпасть в октябре месяце), то на этот раз на улицах стояли лужи. Самойловы праздновали Новый год в семье Рознянских, и первый день (точнее ночь) пришедшего года запомнился им тем, что, когда они, вызвав в начале четвёртого такси, вышли из парадного дома, на них обрушился дождь, и не просто дождь, а настоящий ливень.

Далее они, уже в семейной обстановке отпраздновали последующие за Новым годом неофициальные праздники. Кроме того, ещё спустя короткое время у Виктора должен был быть и его индивидуальный праздник - День рождения. Правда, в последние годы он с Оксаной масштабно такие события не праздновал. Чаще в компании отмечались дни рождения, когда цифра прожитых лет была кратной пяти. Но такая дата была у него в позапрошлом году, и в дальнейшем она наступит теперь не так скоро. А вот у Оксаны подобная дата (35 лет) будет в июле этого года. Да и что масштабно отмечать подобные события, какая от этого радость - года-то не убывают, а нарастают. Эту мысль несколько лет назад высказала Оксана, больше как раз она этому обстоятельству и не рада была.

Отмечать День рождения Виктора, всё же, планировалось, как и Оксанин день или Володи, это делалось, естественно, всегда. Но только в семейной обстановке. Оксана, конечно же, всё равно готовилась подобающим образом - стол, будь это рядовой день рождения или юбилейный, всегда был накрыт, по крайней мере, на десятерых. Неизвестно ведь, будут ли именинника только поздравлять по телефону или кто-то решит поздравить лично, воочию. Правда, в основном гости без приглашения приходили редко, но их лучшие друзья или кумовья могли и заскочить на такое событие и без приглашения. А Оксана не могла себе позволить потчевать гостей как попало, или в спешке готовить какие-нибудь блюда. Она и сегодня, пораньше вырвавшись с работы, занималась приготовлением на кухне запланированных блюд. Многое было сделано ещё вчера, но и на сегодня ещё оставалось многое. Она, правда, не очень-то и спешила - это будет праздничный семейный ужин часов эдак в семь вечера. Так что время у неё ещё есть. Обычно перед приходом гостей ей часто помогал на кухни Виктор. Но в дни его рождений жена освобождала мужа от таких обязанностей, управляясь сама. С прошлого года она начала брать себе в помощники сына - пора и его приобщать к подобной работе, ведь это делается для папы. Впрочем, Владимир и не артачился, ему было как раз интересно на кухне выполнять какие-нибудь простые кулинарные операции, помогая маме. Он, конечно же, параллельно забрасывал маму различными вопросами, но временами даже старался проявлять собственную инициативу. В общем, дело на кухне спорилось.

Виктор как раз только пришёл с работы, не задерживаясь на ней, хотя Оксана думала, что его будут поздравлять после работы. Но ему уже надоело в последние дни пропадать на работе во внеурочное время. Поэтому он предупредил коллег, что после работы спешит домой, и поздравления (с шампанским и тортом) пришлось проводить в обеденный перерыв. Дома Виктор помылся и уселся в кресло, проглядывая свежие газеты. Однако он предусмотрительно перенёс и поставил на журнальный столик телефон, чтобы не бегать поминутно в прихожую. Жена и сын его поздравили ещё с утра, но вот от знакомых поздравлений следовало ожидать именно сейчас. И эти поздравления не замедлили прозвучать. Правда, они начались минут через 30, пока поздравляющие успели добраться с работы домой, да и, не ожидали, наверное, что именинник уже дома. Но зато после этого Виктору в течение минут сорока пришлось выслушивать массу добрых пожеланий, которые мало отличались одно от другого. Затем телефон на некоторое время смолк. По радио негромко звучали мелодии знакомых песен, как бы в честь его дня рождения - своеобразно поздравляя его. Но вот телефон вновь призывно разразился привычной мелодией. Самойлов уже автоматически потянулся к трубке, ожидая выслушать очередную порцию стандартных поздравлений. Он даже вздохнул, а затем бросил в трубку:

-- Алло!

-- Добрый день, Виктор Геннадиевич! -- вдруг услышал он до боли знакомый голос, которого уже не слышал добрый десяток лет, но забыть так и не смог.

Сначала Виктор не поверил в это чудо и как бы машинально, и довольно растеряно, ответил, тоже обращаясь к невидимому, но хорошо слышному собеседнику на "вы":

-- Здравствуйте!

Но затем он проглотил какой-то застрявший в горле комок и с надеждой спросил:

-- Это ты?!

-- Да, Витя, это я, -- спокойно, но тоже с некоторым волнением ответил женский голос. -- Вот решила поздравить тебя с днём рождения. Даже не знаю, что тебе лучше пожелать. Ты ведь, наверное, наслышался уже различных поздравлений.

-- Наслышался, Люба! Но они для меня сейчас не играют никакой роли. Для меня важно твоё поздравление. Да и не нужно мне никаких поздравлений. Я просто очень рад слышать твой голос. Господи! Сколько же лет я его не слышал.

-- Мне тоже очень приятно с тобой разговаривать.

-- И как же ты не забыла день моего рождения?

-- А ты мой забыл?

-- Ну что ты! Конечно же, нет!

-- Так почему же я должна была забыть?

-- Ты, как всегда права. Как ты поживаешь, Люба?

-- Да, вроде бы, всё в порядке. Как все.

-- Как все... Понимаю - семья, дети.

-- Примерно так. Только детей не так уж много - одна дочь.

-- И у меня один ребёнок, только сын.

-- Я знаю, Витя. Я тебя, наверное, отвлекаю от дел или гостей?

-- Нет, что ты! -- чуть не закричал в трубку Самойлов. -- Ничего ты меня не отвлекаешь, а гостей у меня сегодня нет. Не такая уж серьёзная дата, чтобы её отмечать. Ты не вешай трубку, давай ещё поговорим. Так хочется много узнать о том, как ты живёшь.

-- Витя, по телефону это всё равно сложно сделать. Разве можно по телефону рассказать о 10-15 прожитых годах.

-- Конечно, и в этом ты права. А мы с тобой так давно не виделись.

-- Как давно? А четыре года назад, даже меньше? На встрече в школе по случаю 15-летия её окончания.

-- Я и забыл. Господи, когда это было! Но это не то. Да мы там и поговорить-то толком не успели. А вот в Киеве так ни разу и не виделись.

-- Да, Киев город большой, и не так-то просто в нём случайно встретиться.

-- Да, большой город, -- машинально протянул Виктор, параллельно думая о том, что и в таком большом городе можно встретиться, нужно только этого пожелать. А вот у него до сих пор такого желания не было. Но в телефонную трубку он проговорил совсем другое. -- Но мы ещё обязательно с тобой встретимся и в Киеве.

-- Возможно, не будем загадывать. Ладно, Витя, не буду висеть на линии, тебя ведь, наверное, многие ещё будут поздравлять, а я её занимаю. Виктор, я хочу тебе пожелать всего самого хорошего, того, что и ты сам бы себе пожелал. И чтобы все твои мечты исполнились. Ну, и, конечно же, крепкого здоровья и успехов во всех твоих делах - и на работе, и дома.

-- Спасибо, Любаша! -- вдруг осмелился назвать Великанову Самойлов, впервые за те кажущиеся ему сто лет не произносимым до того словом. Благо двери на кухню были закрыты, и Оксана не могла слышать подобных ласковых слов в адрес другой женщины. -- Огромное тебе спасибо! И не столько за само поздравление, столько за звонок.

-- Ещё раз всего хорошего, Витя! До свидания!

-- До свидания, Люба! -- снова как будто бы на автомате тихо произнёс Виктор, вновь думая о чём-то своём.

В трубке раздались короткие гудки, и Виктор как бы нехотя положил её на рычажки корпуса телефона. Он сидел в кресле какой-то ошеломлённый, не веря в то, что этот звонок был наяву. Затем он постепенно начал отходить. Но как только он более-менее успокоился, сразу начал в душе ругать себя последними словами.

-- Боже! -- Ну какой же я идиот! Почему я за все эти годы не додумался хотя бы раз позвонить Любе? А ведь её телефон несложно было узнать у тех же одноклассников, мой-то она узнала. Вот дурак - всё время поздравлял кого попало, а её ни разу не поздравил ни с днём рождения, ни с каким-либо праздником. И на свадьбах мы друг у друга не были. А ведь мы же не враги. И ничего плохого мне Люба никогда не сделала. Дурак, балбес, идиот! Как только можно было прожить эти годы таким остолопом! Очень мягко когда-то меня Люба дураком назвала. Покруче нужно было. Может, тогда я бы понял. Ну как так можно было жить?!

Он ещё некоторое время ругал себя, радуясь при этом, что его не отвлекают от этого занятия - жена и сын по-прежнему находились на кухне. И вдруг он вспомнил тот, четырёхмесячной давности случай с папкой, которую он дома искал. Вернее сказать, он вспомнил не о самой папке, а о выпавшей из альбома фотографии Любы.

-- А ведь это не случайно, -- думал он. -- Это был знак, хороший знак. Наверное, Любе передались мои мысли, что я её не забыл... И по-прежнему люблю, -- спустя короткую паузу, дополнил он. -- А я-то, дурак, думал, что разлюбил её. Нет, не разлюбил! Только я сам этого не понимал, не хотел понимать. Господи! Если бы можно было всё вернуть назад и начать сызнова.

Он продолжал сидеть в кресле, мысли его путались. Вдруг он, неожиданно для себя начал что-то напевать, а точнее подпевать песне, которая негромко доносилась из радиоприёмника. Эту песню Виктор хорошо знал и любил. Она впервые прозвучала в фильме, который вышел на экраны как раз в год окончания им школы (композитором М. Таривердиевым на слова Н. Добронравова). Правда, в те годы её пел популярный, а ныне уже подзабытый певец Владимир Трошин. Голос же нынешнего исполнителя Самойлову был незнаком. Он даже удивился тому, что эта песня вообще сегодня звучит - песни 60-х годов очень редко пробивали себе дорогу на радио или телевиденье, много звучало сейчас уже совсем других песен. Тем не менее, незнакомый голос выводил:

Там, где сосны, где дом родной,

Есть озёра с живой водой.

Ты не печалься, ты не прощайся,

Всё впереди у нас с тобой.

-- А, может быть, и у нас с тобой, Люба, ещё всё впереди? -- подумалось Виктору, когда голос смолк. -- Не такие мы уж старые, ещё многое можно поменять. -- Но параллельно другой голос спрашивал, -- что можно поменять? А как же Оксана, как Володька?

Опять это раздвоение. Виктор сидел огорчённый и растерянный от таких своих дум. Вдруг он вспомнил, о том, что был с Любой короткий обмен реплик о непростых встречах в Киеве.

-- А почему непростых? И что тут сложного? Да, правильно, случайно встретиться нелегко. Но ведь можно и не случайно. А ещё Люба в отношении встречи сказала: "Возможно, не будем загадывать". И это её неуверенное "возможно" сейчас в голове у Виктора превратилось в утвердительное: "Возможно!" Всё возможно! И он найдёт путь к этой возможности. Обязательно найдёт!

Дальнейшие размышления Виктора перебила вошедшая в гостиную Оксана. Она внимательно посмотрела на супруга и спросила:

-- Что это ты какой-то чумной сидишь? То ли грустный, то ли радостный, или одновремённо совместивший эти качества.

-- От такой массы поздравлений ещё не так очумеешь, -- пытался отшутиться муж.

-- Не-е-т, -- протянула Оксана, -- тебя и раньше поздравляли, но ты такой никогда не был. Колись, кто это тебя так поздравил, что ты раскис?

-- Старый одноклассник.

-- Старые одноклассники не бывают. Они все равны по возрасту.

-- Ну, в том плане, что я давно с ним не общался.

-- А, понятно. И кто он?

До сей поры Виктор, если не хотел рассказывать супруге какие-либо детали того или иного события в своей жизни, просто что-то недоговаривал, ему пока что не доводилось откровенно врать Оксане, да и не было на то ранее причин. Но сейчас он не решился сказать ей правду, потому и выдал:

-- Анатолий Молодилин. Давно я уже его не видел и не слышал.

-- Это тот, который то ли в Харькове, то ли в Полтаве живёт?

-- Он самый, в Полтаве он живёт.

-- И как же он отыскал твой номер телефона?

-- Да откуда я знаю. Через таких же одноклассников, наверное. Например, Гаркавенко знает мой номер, а они с Анатолием друзья.

-- Ясно. И как он только запомнил дату твоего рождения! Так вот почему ты так раскис, точнее, какая-то сентиментальная хандра на тебя напала. Ладно, давай немного отодвинем стол и будем его накрывать. На кухне у нас с Володей уже всё готово.

Далее вечер продолжался по давно отработанному сценарию празднования семейных дней рождения. Вот только, если бы кто-то смог заглянуть в душу Виктора, то увидел бы, что там уже всё свершается совсем не за привычным сценарием. Давно на душе Виктора было так неспокойно. В небольших перерывах между тостами, поздравлениями и просто беседой с супругой он продолжал обдумывать звонок Любы. Он не был последним. После него было ещё пара звонков, но он даже их не запомнил, как и не вникал в суть поздравлений звонивших. Он думал только о том, как и где, встретиться с Любой. А то, что он обязательно должен с ней встретиться, сомнений у него не вызывало. Конечно же, он тоже обязательно поздравит её с днём рождения. Да и не так уж до него далеко - он у Любы 15 февраля - всего какие-то 3 недели. Но, всё равно, хочется увидеться, воочию, так сказать. Вот только как это сделать? Звонить ей и пригласить на свидание - неудобно, да и она может отказаться. Лучше встретиться без предварительной договорённости. И Виктор решил, что он в ближайшие же дни что-нибудь придумает. Давно после своего дня рождения у Виктора не было такого, как сказала Оксана, грустно-радостного настроения. Это она как раз хорошо подметила.

ГЛАВА 9

Ответный ход

Сразу же на другой день Виктор с работы (благо был рабочий день) позвонил Васе Колтунову, с кем он, кроме ещё Игоря Пономаренко, был наиболее дружен из таращанских ребят. Он попросил друга разузнать номер домашнего и рабочего телефонов Любы Великановой (сейчас уже Терещук), тот не так уж редко по-приятельски общался с Настей Одарченко и другими девчатами, сейчас проживающими в Киеве. Пару лет назад, случайно встретившись с тем или иным земляком, Виктор иногда записывал их телефоны, но потом их благополучно терял, да он вряд ли и собирался по ним звонить, поскольку как-то не особенно в последнее время общался с одноклассниками, особенно женского пола. Но он попросил Васю, чтобы тот не афишировал, по чьей просьбе он это делает. Колтунов, услышав такую просьбу, понимающе протянул: "Вот оно как!", но затем коротко добавил: "Хорошо". Правда, он затем, подумав, сказал ещё вот что:

-- Витя, домашний телефон Любы я тебе могу сообщить и сегодня, он у меня где-то записан. А вот с рабочим придётся подождать.

-- Я понимаю. Но не очень долго?

-- Нет, думаю, что до конца недели или, возможно, уже в следующий понедельник я тебе его сообщу.

-- Хорошо, тогда назовёшь их мне уже оба вместе.

Виктор знал, что Василий его не подведёт, он не болтлив, не в пример той же Насте. И Вася, в самом деле, в понедельник сообщил другу телефоны Любы и, главное, не задавал никаких вопросов - вот что значит друг. Виктор подумал о том, сколько бы разных вопросов (да ещё ухмылок) ему пришлось бы выслушать, поведай он свою просьбу кому-нибудь из девчонок. Итак, первый пункт плана Самойлова был выполнен.

И вот уже прошло ровно три недели со дня рождения Самойлова. Естественно, это тоже был рабочий день (вторник), что вполне приемлемо для планов Виктора, поскольку он предполагал позвонить Терещук на работу. Ему не очень хотелось звонить Любе домой - если возьмёт трубку не она сама, начинай потом объяснять кто он и так далее. Об этом он подумал, представив себе, что, если бы на его День рождения трубку (когда звонила Терещук) взяла Оксана, то вряд ли бы он чуть позже так легко смог объяснить ей свою грусть и радость - ссылка на мнимый звонок Молодилина отпадала. Да и, звоня на работу, поговорить можно куда более спокойно, не особо подбираю слова и, не кроясь от посторонних ушей. Правда, и у него на работе есть уши, но телефон стоял у начальника в отделе, а тот, будучи тактичным человеком, если понимал, что у сотрудника или сотрудницы личный разговор, предпочитал на время выйти из своего кабинета. Любе же, вероятно, скрывать чувства от поздравления не придётся, да и вряд ли она, так или иначе, будет очень уж откровенна с Самойловым - будь она то ли на работе, то ли дома.

Когда Виктор позвонил по названному Колтуновым телефону, в трубке послышался незнакомый голос.

-- Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, к телефону Терещук, -- попросил Виктор.

-- Сейчас приглашу её.

Самойлов услышал, как коллега Терещук громко окликнула:

-- Люба! Тебя опять к телефону.

Ещё через секунд пятнадцать Виктор услышал сказанную знакомым голосом фразу: "Алло! Я вас слушаю".

-- Здравствуй, Люба! -- произнёс Виктор и не узнал собственный голос, который от волнения стал каким-то дрожащим. -- Я от всей души поздравляю тебя с Днём рождения! Я хочу пожелать тебе..., -- он не договорил, точнее Люба не дала ему договорить, одновремённо удивлённо протянув:

-- Витя?! Ты?!

-- Я, Люба.

-- Не ожидала услышать тебя.

-- Что, совсем не ожидала?

-- Нет, -- чувствовалось, что Терещук тоже взволнована. -- Просто не ожидала, что ты позвонишь на работу.

-- Я решил не откладывать на вечер то, что можно сделать утром.

-- Спасибо, Витя!

-- Так ты же не дослушала до конца мои поздравления.

-- Я тебя благодарю не за поздравления, а просто за то, что ты позвонил. А поздравления - разве так уж важны конкретные слова?

-- Да, наверное. Но я просто хочу пожелать тебе, чтобы ты всегда была здорова и счастлива. Это главное.

-- Может быть, ты и прав. Здоровье - да. А вот что такое счастье, Витя?

-- Счастье? Ну, это когда..., -- Виктор лихорадочно подбирал слова. Ему не хотелось говорить по этой теме какие-либо штампы, но ничего умного в голову не приходило.

-- Вот видишь, Витя, -- тихо протянула Люба. -- Не так всё просто. К тому же, ты вспомни, что лично мне когда-то нагадала гадалка.

Для Виктора эти неожиданные слова оказались ударом ножа в сердце, оно, и в самом деле, у него внезапно заныло.

-- Любаша! У тебя что-то не так?

-- Всё так, Витя. Просто... Не знаю, что на меня сейчас нашло. Но я здорова, и всё у меня в порядке.

-- Нет, всё равно, что-то да не так. Я ведь тебя знаю.

-- Знал, Володя. Давно это было.

-- Всё это так. Но... Ой, Люба, как же тяжело разговаривать по телефону, вот уж это техническое достижение 20-го века. Что можно толкового сказать, не видя собеседника.

-- А уже видеотелефоны появляются.

-- А, ну их! Нужно видеть живого человека, не на каком-то экране. И я тоже хочу тебя видеть.

-- Зачем, Витя?

-- Как зачем, поговорить.

-- Так мы же и говорим.

-- Ой, но, я же не о таком разговоре.

-- А о каком?

-- Боже! Действительно, как же трудно говорить. Вот тебе и поздравил я тебя с днём рождения! -- растерянно произнёс Виктор. -- И тебя расстроил и сам расстроился. Испортил я тебе, Люба праздник.

-- Нет, ну что ты! Я тебе так благодарна, что ты позвонил, я правду говорю, Витя.

-- Я верю, я тоже очень рад тебя слышать.

-- Ладно, Витя! Ещё раз спасибо тебе за то, что позвонил и поздравил меня. Но ведь это служебный телефон. Я не могу его долго занимать.

-- Я понимаю, -- вздохнул Самойлов. -- Ещё раз поздравляю тебя, Любаша.

-- Спасибо. Будем заканчивать разговор. До свидания, Витя!

-- До свидания, Люба. До скорого свидания, -- уверенно завершил он и положил трубку.

И он теперь абсолютно был уверен, что оно состоится. Оно зависит он него самого, и он обязательно предпримет всё, чтобы свидание с Любой состоялось в ближайшее время.

В этом году Международный женский день припадал, как и дни рождения Самойлова и Великановой на вторник - снова те же 3 недели. Для большинства населения это было довольно удобно, поскольку советское правительство, заботясь о нормальном отдыхе (в первую очередь, всё же, наверное, о нормальной работе) перенесло рабочий день 7 марта (понедельник) на субботу. Таким образом, было подряд три выходных дня. Это было удобно, пожалуй, для всех, но только в данный момент не для Самойлова, поскольку такой перенос отдалял последний рабочий день от самого праздника. А согласно своим планам он хотел "неожиданно" встретиться с Любой именно накануне праздника, чтобы был лишний повод поздравить её с Днём 8 Марта. Теперь же последним рабочим днём была суббота 5 марта. Но он прекрасно понимал, что в этот день нормальной встречи с Терещук не получится. На всех производствах в предпраздничный день устанавливается укороченный рабочий день, а уж женщин в канун их дня вообще отпускают раньше. Правда, это бывает непосредственно перед днём праздника, а не тогда, когда рабочий день переносится. Но, всё равно на работе в эти дни проводятся предпраздничные "сабантуи", после которых бо́льшая часть работников вываливает из дверей своего учреждения подобно цыганам "шумною толпою". А такое Виктору явно не подходило. Поэтому Виктор решил встретиться с Любой после работы в пятницу. Да, это будет только 4-е марта, задолго до самого праздника, но что поделаешь. Не поздравлять же её уже после праздника - это ведь не день рождения, когда, опоздав, человека ещё можно поздравить после такого личного праздника, а вот до того не рекомендуется.

Виктор к тому времени уже знал, где работает Терещук, как и знал то, как она добирается после работы домой. В этом плане он, как и ранее муж Любы (намереваясь встречаться с Кушнарёвой), не был оригинальным, также, как и Максим, стараясь раздобыть сведения о предмете своего интереса. Правда, для этого ему понадобилось под разными предлогами несколько раз отпрашиваться пораньше с работы. Хотя, с этим особых проблем не было - все работники отдела не так уж редко трудились в неурочное время, потому-то начальник отдела всегда шёл на уступки своим подчинённым, если тем нужно было уйти по своим делам раньше. Самойлов уже несколько раз видел Любу издали и, хотя она проходила от него далековато, узнал её с первого раза. У него в такие минуты бешено колотилось сердце, и он с трудом пересиливал своё нетерпение поскорее подойти к ней. Нужно было подготовиться, да ещё и что-то говорить, а вот что - он пока что не придумал. Бессмысленно было бы объяснять, что встреча случайная, Люба не глупая женщина - она всё поймёт. Вот потому-то Виктор и решил встретиться с ней накануне Женского дня, можно будет оправдаться тем, что хотел поздравить её с праздником, да так оно и есть на самом деле. Правда, и по телефону можно поздравить, но это сейчас для него совсем не то. Вот только в одном уступал Виктор своему "коллеге" - он не умел так красиво ухаживать, как Максим Терещук, а потому и не догадался, да и вряд ли мог, купить красивые цветы - для этого ему нужно было знать выходы на оранжереи. Сейчас же он купил только три тюльпана, да несколько веточек мимозы, которые тоже было в этот день ещё непросто отыскать - это уже 7-8 марта они будут в изобилии. Букет, конечно, был не слишком оригинальным, да и не особенно гармоничным - знатоком икебаны Самойлов явно не был.

Но Виктора ожидал не очень-то приятный сюрприз - Люба, как назло, в этот день вышла с работы вместе с какой-то женщиной, чего ранее не замечалось - вероятно, со своей коллегой. Они направились к остановке троллейбуса, и Виктору пришлось на отдалении следовать за ними. На остановке они расстались - коллега Любы поспешила к подземному переходу, а Терещук осталась ожидать троллейбуса, следующего к ближайшей станции метро. Самойлов обрадовался, но его подстерегал очередной сюрприз - подошёл троллейбус и Люба начала, вслед за другими гражданами, протискиваться в него. Виктор еле успел в него "втрамбоваться", как двери закрылись и тот отошёл от остановки. Виктор стоял за одним из мужчин, впереди которого стояла Терещук. Естественно разговаривать с ней в таком положении, в переполненном троллейбусе, было не очень-то удобно, да ещё Виктор как мог старался оградить тюльпаны от повреждений (мимозе-то такая давка не страшна). Но на следующей остановке ему и нескольким впереди стоящим пришлось выйти из машины для того, чтобы выпустить пассажиров, которые уже приехали на свою остановку. Вышла и Самойлова. Когда она, пятясь, спускалась со ступенек, Виктор помог ей ступить на тротуар, придержав за локоть.

Люба машинально поблагодарила неизвестного вежливого помощника, а затем повернулась к нему.

-- Виктор! Ты?! -- изумлённо выговорила она, смотря на него расширенными глазами.

-- Я, Люба.

-- Как ты здесь оказался? Ты же не в этом районе работаешь.

-- Не в этом, ну и что? Могу же я иногда и в другой район наведаться.

-- Можешь, конечно. Что-то рановато, вроде бы ты цветы купил. Можно было бы жене в день праздника купить, или накануне.

-- А это не жене.

-- Не жене?! А кому?

-- Тебе, Люба. Возьми, пожалуйста, и прими от меня поздравления с 8-м Марта.

-- Мне? -- растерялась Терещук. -- Спасибо. Но ещё же рано. -- Видно было, что сейчас именно Люба, а не Виктор пытается отыскать нужные слова, говоря что-то совсем не важное по своей сути.

Троллейбус уже ушёл, но они не обратили на это никакого внимания. Они стояли на остановке, сделав лишь пару шагов в сторону, пропуская тех, кто садился в троллейбус. Они не отводили глаз друг от друга, не замечая никого вокруг.

-- Но ты же мог меня позже поздравить по телефону, -- продолжала Великанова нести всякую ерунду, что было на неё совсем непохоже.

-- Нет, не мог. Нет, конечно, мог, но..., -- теперь уже и Самойлов запнулся.

-- Что, но?

-- А цветы я тоже по телефону тебе бы вручил? -- нашёлся он.

-- Цветы? А, да.

Люба никак не могла прийти в себя. Как она раньше мечтала о подобной встрече и насколько она оказалась для неё неожиданной. Ей даже не верилось, что сейчас перед ней стоит Витя Самойлов. Он практически не изменился со дня их последней коротко встречи в Тараще, да и прошло то всего менее 4-х лет.

-- Люба, ты спешишь домой? Или ещё куда-то? -- вывел её из состояния небольшого грогги Самойлов.

-- Я? Нет, не спешу. Нас сегодня раньше отпустили с работы. Да и дел дома нет, до праздника ещё три дня впереди, -- начала, наконец-то, приходить в себя Терещук.

-- Люба, может быть, тогда мы немного прогуляемся пешочком (Максим бы точно предложил услуги своего автомобиля)? Не возражаешь?

-- Не возражаю.

Они, не спеша, пошли рядом вдоль улицы.

-- Витя, значит, ты специально сюда ехал? Чтобы подарить мне цветы?

-- Специально, ну и что? Только, скорее, не для того, чтобы подарить цветы, а чтобы увидеться с тобой, поговорить.

-- Увидеться, поговорить, -- повторила Терещук, а потом задала новый вопрос. -- Как ты поживаешь, как у тебя дела дома?

-- Как дела дома? Да вроде бы нормально.

-- Вот видишь, нормально. Мне говорили, что у тебя замечательная жена и что вы с ней дружно живёте. Так ведь?

-- Ну, почти что так, -- опустил голову Самойлов.

-- Как это, почти?

-- Да вот так Люба. До недавнего времени так и было, но сейчас уже как-то не так. Хотя, внешне всё в порядке.

-- Внешне всё в порядке, -- пронеслось в голове у Терещук. Точь-в-точь как у неё. Нет, наверное, не так. Виктору Оксана (Терещук знала имя супруги Самойлова) наверняка не изменяет. Тогда почему у них только внешне всё в порядке? И вслух она, что-то осознав для себя, сказала. -- Это я тебя, Витя, сбила - своим телефонным звонком. И зачем я только тебе позвонила?

-- Нет, Люба, -- твёрдо и уверенно произнёс её попутчик. -- Ты ни в чём не виновата, и я очень тебе благодарен за звонок. Ты можешь мне не поверить, но у меня это произошло ещё до твоего звонка. Не буду врать - не так уж и давно, в августе прошлого года. Но тому виной я сам.

-- И что произошло? -- Люба поверила, что это так.

-- Что произошло? -- Самойлов не знал, как всё объяснить, да и побаивался что-нибудь ляпнуть не то. Но потом он собрался и, из-под лба взглянув на Терещук, не совсем уверенно, но, вместе с тем решительно, произнёс, -- Я понял, что до сих пор не могу тебя забыть. И не просто не могу забыть, я по-прежнему люблю тебя.

Услышав это, Люба вроде бы должна была удивиться, не поверить, подумать, что это обычный мужской трёп. Но ничего подобного не произошло - так же, как она совершенно не была готова к встрече, так же к такому ответу Виктора она почему-то была готова, хотя всего 9 месяцев назад совершенно другое говорила в разговоре с Леной Панасенко. Она остановилась, взглянула на Самойлова и спросила:

-- А как же Оксана? Её ты что, уже разлюбил?

Виктор помолчал, тупо уставившись в тротуар (или носки своих ботинок), но затем поднял голову, открыто взглянул в лицо Терещук и сказал:

-- Не знаю, Люба. Всё очень непросто. Я не хочу тебе врать, мы ведь никогда не врали друг другу. Наверное, на моём месте другой заявил бы, что не любит своей жены. Но, у меня это не так. Я по-прежнему люблю жену, она ничего мне плохого не сделала, но и без тебя я уже не могу. Ты мне веришь?

-- Верить-то я верю, но что от этого меняется, Витя?

-- Не знаю, что меняется. Но, что-то треснуло, я чувствую, что любить Оксану как прежде, вряд ли уже смогу.

-- Ну почему?! Она-то тебя любит.

-- Любит, я знаю. Да и я пока-что её не сторонюсь. Но, всё равно, уже всё не так!

-- Господи! Да что же не так? У тебя в семье всё нормально.

-- Нет, Люба, не так уж нормально. Понимаешь, я в прошлом году понял, что всё это время любил тебя в образе Оксаны.

-- Что за ерунда. Она что, так похожа на меня?

-- Нет, не похожа. Точнее, не совсем похожа. Но, ты знаешь, человеку порой совершенно не требуется абсолютного сходства, ему достаточно каких-то отдельных черт, и даже не всегда именно черт лица, а просто отдельной мимики. Потому-то я и говорю, что не разлюбил ещё свою жену.

-- Витя, как, и в самом деле, всё сложно, -- тихо произнесла Терещук после некоторого взаимного молчания. -- Я ведь тебя тоже никогда не забывала. Хотя ответить тебе таким же признанием, как ты недавно мне сделал, наверное, не могу. Я ещё не разобралась в себе. Я не знаю, чего я хочу, не знаю, зачем тебе звонила. Ой, как сложно! А ты говорил, что по телефону сложно разговаривать. Да глядя друг другу в лицо ещё сложнее! Понимаешь, сейчас у нас с тобой ситуация, как в известной песне поётся: "Мы с тобой два берега у одной реки", -- вспомнила Люба строки из песни, которую слышала дома у мамы перед праздником Ивана Купала, и которая тогда только ещё больше подчеркнула горечь и ужасное расстройство Любы. -- Да, река у нас общая, но берега-то разные.

-- Вот именно! И вода в этой реке - это наши годы, время, которое убегает от нас. А я вот хочу пойти поперёк этого времени.

-- Как это?

-- А вот так - найти брод и перейти к тебе. И тогда мы будем вместе, будем одним берегом.

-- И сейчас это твой брод?

-- Не знаю. Возможно, я его пока что только нащупываю. Но я обязательно его найду, так же, как и дорогу к твоему сердцу.

-- Да, красиво ты говоришь. Но это пока что только слова, и твоё признание, извини, тоже. Это просто сейчас твои эмоции, кто знает, что будет через неделю, месяц. Я очень рада тебя видеть, но, прости, ответить тебе теми же словами не готова.

-- Я понимаю. Я ведь и не ожидал от тебя никакого признания. А вот мне необходимо было, чтобы ты всё знала.

Снова возникла протяжённая пауза, а потом Самойлов робко спросил:

-- А как у тебя дела, Люба. Я имею в виду больше семейные.

-- Поскольку ты мне всё высказал честно, то и не могу не ответить тебе тем же. Не совсем у меня всё гладко, Витя. Ты недавно хорошо сказал: "Внешне всё в порядке". Вот именно так у меня. Но это, Витя, не имеет никакого значения. Ты не обольщайся этим.

-- Ты что, Люба! С чего бы я стал обольщаться. Я люблю тебя, а потому мне не всё равно, как у тебя складываются отношения в семье. Если у тебя что-то не так, то радоваться мне нечему. Мне, наоборот, жалко, если у тебя нелады.

-- А вот жалости мне не нужно.

-- Да я не то имел в виду, Люба. Не подумай ещё, не дай Господь, что я могу радоваться твоим семейным неприятностям. Мне, как бы это сказать..., просто я переживаю за тебя, мне ведь не безразлична твоя судьба. Я хочу, чтобы у тебя было всё хорошо.

-- Не знаю. Вряд ли уже это будет.

-- Тогда, может быть...

-- Нет, Витя, -- спокойно, но решительно остановила его Люба. -- Никаких может быть. По крайней мере, сейчас.

-- Я понял. Но, возможно, всё ещё поменяется. Я буду ждать, это я обещаю тебе.

-- Даже, если я тебе скажу, что не люблю тебя?

-- Во-первых, я никогда не поверю, что ты так сможешь сказать. Ты не можешь сказать, что любишь меня - это я понимаю. Я во многом виноват перед тобой. Но именно так ты сказать, по-моему, не сможешь никогда. Я чувствую это, да и знаем мы друг друга хорошо. А во-вторых..., -- он замолк.

-- И что же во-вторых?

-- А во-вторых, то, что это не имеет большого значения.

-- Это почему ещё?

-- Потому что важно, что я тебя люблю. Я уже немало прожил и кое-что понял. Поэтому, поверь мне, это гораздо более важно.

-- Витя, я это тоже знаю. Так, Витя, мы сейчас ничего не можем решать, да и не имеем права. Мы с тобой оба пока что не можем разобраться в себе, не говоря уже о других. Нужно время.

-- Наверное, ты права. Но ты хоть не жалеешь, что мы встретились?

-- Нет, Витя, -- твёрдо и искренне ответила Люба. -- Об этом я как раз не жалею. Спасибо тебе, что ты решился на такой шаг.

-- Но о чём же ты тогда жалеешь?

-- Давай не будем об этом.

-- Хорошо.

Они долго шли, молча, Виктор даже осторожно взял Любу за руку - не под руку, а именно за руку, как они ходили когда-то в юности. Терещук не пыталась высвободить руку, он чувствовал, что и ей это приятно. Но сколько ещё они могли так ходить по улицам? Первой, наверное, такая мысль пришла в голову Любе.

-- Витя, прошло уже много времени. Нам пора расходиться по домам.

-- Ой, как не хочется!

-- Я знаю, мне тоже не хочется. Но нужно.

-- Я понимаю. А когда мы ещё встретимся?

-- Не знаю, Витя. Я не готова этого сказать. Нам нужно во многом разобраться. Позвони мне недельки через две-три.

-- Ого! Люба, а ты не ошиблась, может быть, через дня два-три?

-- Нет, я не ошиблась, Витя, -- твёрдо заявила Терещук. -- Именно через 2-3 недели. Что такое три дня, да и три недели по сравнению с тем, сколько времени убежало. Ещё раз повторяю - нам есть о чём подумать.

-- Хорошо. Можно я тебя провожу на метро.

-- Можно. Но только не до самого дома.

-- Это я понимаю. Зачем давать какие-нибудь поводы ревности для твоего мужа.

-- Да мужа, это как раз, скорее всего, не особо заинтересует, -- горько скривилась Терещук. -- А вот соседям, или разным там сидящим на скамейках бабушкам, пищу для сплетен я давать не хочу. Так что на платформе метро я выйду, а ты вернёшься назад. К тому же тебе ведь до дома добираться сложнее.

Люба и в этом была права. Самойловы получили квартиру в Днепровском районе, по улице Днепровская набережная. Это было, если ехать из центра, за мостом Патона по левой стороне Днепра. Не так далеко от их дома находился и дом Лены Панасенко. Днепровская набережная была как бы продолжением Русановской набережной, они были соединены мостом через Русановский пролив и транспортной развязкой под мостом Патона. В целом дома Панасенко и Самойлова разделял один из рукавов Русановского пролива, за которым параллельно ему, со стороны Воскресенки шла улица Энтузиастов, затем проспект Воссоединения (начинающийся сразу за мостом Патона), улица Серафимовича и проспект Павла Тычины. Днепровская набережная, вообще-то, шумная улица (хотя и не такая как Надднепрянское шоссе, идущее параллельно ей, но уже по правой стороне Днепра). Но от шума дом Самойловых заслонял высокий и длинный 16-этажный дом, расположенный параллельно шоссе (а их дом стоял к нему параллельно, в глубине двора). А вот их дом был 9-этажный на 162 квартиры, на 3 подъезда. Общая площадь квартиры составляла 60 м²; жилая - 42 м²; и кухня - 7 м² - обычная, не такая уж и большая по площади квартира.

Район, в котором проживал Самойлов, располагался между двумя мостами - Патона и железнодорожным. Со средины 60-х годов район начал называться "Березняки". Территория массива при застройке была намыта на 3-4 метра - до незатапливаемых отметок. На территории микрорайона находилась небольшая достопримечательность - озеро Тельбин (Г-образной формы и площадью ≈ 1,5 км²). Вот только сообщение с центром было не столь удобное, как у той же Терещук, да и от того дома, где Самойловы когда-то снимали квартиру. Та была как раз почти в том районе, где сейчас проживали Терещуки. Но при получении квартиры Самойлову выбирать район не приходилось - он и так был рад, что получил сразу трёхкомнатную квартиру, благодаря своей бабушке.

Но вот добираться в центр, действительно было не так удобно, как на метро, хотя не так уж и долго - рейсовые автобусы ходили исправно. Почти через десять лет, перед самым Новым 1993-м годом на левой стороне метро откроется станция метро "Осокорки" (ближе к берегу Днепра расположится ещё и станция "Славутич", но к ней подъезд от дома Виктора всё равно шёл через станцию "Осокорки"). И вот тогда дом Самойловых станет расположен как бы между тремя станциями метро - "Днепр", "Левобережная" и "Осокорки". Но до каждой из них будет довольно приличное расстояние. Виктор когда-то позже, в средине 90-х ради интереса проехал от дома на машине к каждой их этих станций. И получил следующие результаты: от дома до станции метро "Днепр" ≈ 5040 м, машиной среднее время в пути ≈ 12,5 минут; от дома до станции метро "Левобережная" ≈ 3540 м, машиной среднее время в пути ≈ 9 минут; от дома до станции метро "Осокорки" ≈ 5200 м, машиной среднее время в пути ≈ 13 минут. Как видно, до самой ближайшей станции метро было всего 3,5 км, и, хотя на машине до неё можно было добраться меньше, чем за 10 минут, но кто же будет ехать на машине до метро, чтобы там автомобиль оставить и пересесть на подземный (во многом надземный) электропоезд.

В общем, Самойлов проводил Любу до станции метро "Пионерская", где она сошла с платформы и отправилась к себе домой, а он, сев на встречный поезд, добрался до станции "Левобережная", где сел на автобус, который направлялся в сторону уже его дома. И всю дорогу Виктора не покидало непонятное настроение - счастливое, радостное, грустное, озабоченное, да ещё и с другими оттенками. И какое из них преобладало, он так и не понял. Но вторая половина дня у него, несомненно, он был в этом абсолютно уверен, была очень даже хорошей.

ГЛАВА 10

Неужели всё...?

Между прочим, этот, так радостно начавшийся для Самойлова год, на международной арене ознаменовался неким политическим клише, благодаря одному из высказываний президента США Рональда Рейгана. Было ли это связано со сменой руководства в Советском Союзе и приходом к власти бывшего главы КГБ, неизвестно. Но, в своём выступлении перед Национальной ассоциацией евангелистов США 8 марта 1983-го года (буквально через три дня после встречи Виктора с Любой) Рейган окрестил Советский Союз "империей зла" и объявил своей главной задачей борьбу с ней. До поры до времени это литературное выражение привлекало мало внимания. Однако с сентября этого года оно уже прочно закрепится на устах зарубежных журналистов и международных политических обозревателей. И толчком к этому послужил пограничный инцидент в воздушном пространстве СССР с корейским самолётом "Боинг-747" Поздно вечером 1-го сентября "Боинг 747-230В" южнокорейской авиакомпании Korean Air Lines, следовавший по маршруту Нью-Йорк - Сеул, отклонился от курса на 500 километров в сторону советской территории (в стратегически важном районе Камчатки и острова Сахалин). Позже основными версиями причин произошедшего были названы ошибка пилотов и провокация со стороны спецслужб США. На лайнер неоднократно, в соответствии с международной практикой, передавалось радиосообщение о нарушении границ воздушного пространства СССР. Однако никакой реакции на это не последовало. После неоднократных предупреждений самолёт в итоге был сбит советским истребителем СУ-15. При этом погибли 246 пассажиров и 23 члена экипажа самолёта. Это происшествие вызвало серьёзное обострение и без того непростых отношений между СССР и США

Но обо всём этом Самойлов узнает несколько позже, а сейчас, в эти три празднично-выходных дня у него как-будто выросли крылья. Он и в самом деле чувствовал себя окрылённым и даже, готовясь к самому женскому Дню и помогая Оксане в работе по дому, ощущал некий прилив сил и всю работу выполнял очень усердно. Виктор и раньше отличался добросовестностью в любой домашней (да и производственной) работе, но сейчас он работал как бы с удвоенной энергией. Это было несколько странно, поскольку помогал-то он не Любе, встреча с которой и окрылила его, а своей супруге Оксане, от которой он этот такой яркий (как ему казалось) эпизод в своей жизни, естественно, скрыл. Но сейчас и жена, и Великанова как бы слились у него в один образ, и он активно трудился, не удосуживаясь задумываться над тем, для кого же из них он так старается. Впрочем, ясно было, что трудится он пока что в пользу Оксаны, да оно и вполне понятно - он ещё по-прежнему любил её. Не могла его любовь к Оксане, с которой он был знаком уже более 16 лет, вот так внезапно, в один день пройти, да и пройдёт ли она вообще когда-нибудь. Это был очень сложный вопрос, и Виктор, который уже пару раз задумывался над этим, постоянно отгонял от себя подобные мысли, как бы перенося их на неопределённое время. Как же была права Люба Терещук, которая мудро изрекла, что им обоим есть над чем подумать и приняла взвешенное решение не торопить события. Да и что им было торопить? - пока что это была, в общем-то, невинная встреча одноклассников. Ну, пусть и с некоторыми "лирическими отступлениями", но, тем не менее, пока что просто встреча.

Но и Оксана за проведенные вместе 16 (с перерывом) лет, в том числе и 12 лет супружеской жизни, уже хорошо изучила своего мужа. И она чувствовала в поведении Виктора что-то не то - не таким он был, как всегда. Правда, ничего говорить супругу или расспрашивать его она не стала. Да и что она могла ему поставить в вину - прекрасное настроение? Ну, так ведь праздник, да и старается он в работе по дому, облегчая именно её труд и делая ей как бы подарок. Вот только на сердце у Оксаны осталась какая-то первая маленькая зарубка, да и на душе было не совсем спокойно.

Вскоре праздники миновали, но настроение Виктора по-прежнему оставалось праздничным. Вот только к нему добавилось тревожное ожидание истечения назначенного Любой Терещук срока до телефонного звонка. Но он успокаивал эту свою тревогу воспоминаниями о проведенном в юности времени вместе Любой Великановой. Он, правда, не решился снова пересматривать альбом с фотографиями (чем бы точно привлёк внимание и расспросы жены), а потому только мысленно восстанавливал картины последних школьных лет. Впрочем, ему сейчас, в таком его приподнятом настроении этого казалось явно не достаточно. Вспоминая последний год учёбы, он вдруг неожиданно вспомнил и свой стишок о спрятанных за поленницей дров портфелях - его и Анатолия. Это тогда были его первые юношеские попытки что-либо рифмовать. И вот сейчас у него вновь возродилось некое поэтическое настроение, музой которого уже точно была Великанова. И у него в голове сложилось, без каких-либо попыток набросок на бумаге, новое четверостишье, которое так соответствовало его воспоминаниям:

Как из отдельных полевых цветов

Венок сплетается чудесный.

Так я воспоминания готов

Объединить в букет прелестный.

Как потом окажется, подобная поэтическая муза и впредь будет периодически посещать Самойлова. На каждый памятный эпизод своей жизни он будет сочинять коротенький стишок, как бы знаменуя это событие. Позже это событие и будет у него ассоциироваться с тем или иным придуманным им четверостишьем, или, скорее, наоборот - стишок с событием. Он никогда не будет писать больших развёрнутых стихов, но вот подобные четверостишья будут приходить ему в голову регулярно, и только связанные с одной конкретной особой.

Но муза музой, а сейчас Виктор, всё же, с нетерпением ожидал истечения назначенных Любой трёх недель. Хотя она и сказала: "Позвони мне недельки через две-три", Самойлов, скрепя сердце, решил выдержать-таки 3 недели, и не надоедать до поры до времени Терещук. Но, чем ближе становился день возможного звонка, тем чаще замирало его сердце, чтобы потом начать усиленно колотится. И вот, наконец-то, наступил этот назначенный (больше самим Виктором) срок. Это вновь была пятница - настолько пунктуальным был Самойлов. Впрочем, ему казалось, что это как раз очень удобно: конец рабочей недели, а значит, люди торопятся поскорее попасть домой, чтобы отдохнуть, так сказать, "на полную катушку" или уехать на дачу - там к концу первого весеннего месяца уже начинали накапливаться дела. А вот он с Любой сможет спокойно побродить по городу или посидеть где-нибудь в кафе - в этой предвыходной суете окружающим будет не до них. Он ещё в первой половине рабочего дня набрал номер телефона Терещук. На сей раз ему ответил мужской голос. Виктор попросил позвать к телефону Терещук, и спустя какое-то время услышал уже знакомое ему: "Алло!".

-- Здравствуй, Люба! Это я.

-- Ой, это ты! Не ожидала твоего звонка.

-- Как, не ожидала? Уже прошло ровно три недели.

-- Нет, я в том плане, что не ожидала именно сегодня. Ты смотри, уже прошло три недели, как быстро летит время.

-- Не так уж и быстро, -- пробурчал Виктор, которому три недели показались тремя месяцами. -- Ну что, сможем мы сегодня встретиться?

-- Сегодня?! -- как-то неуверенно протянула Люба. -- Ты знаешь, сегодня не получится.

-- Почему? -- удивился, даже, скорее, изумился Самойлов.

-- Да потому, что на сегодня у меня совсем другие планы. Я же не знала, что ты позвонишь именно в этот день.

-- Но ты же сама сказала, чтобы я позвонил через три недели.

-- Правильно, я так сказала. Но ты ведь и позвонил. Мы можем ещё пару минут - не больше - поговорить. Но я же не говорила, что мы должны обязательно встретиться в этот день.

-- Как так?!

-- Да вот так, Витя. Люди звонят друг другу, чтобы, например, договориться о встрече. Но совсем не обязательно, чтобы именно в этот день. Так редко бывает. Люди обычно по телефону только согласовывают возможный день встречи. Или ты так не считаешь?

-- Ну, вообще-то, это так. Но я так надеялся, что мы встретимся сегодня.

-- Ничего, подождёшь ещё пару дней. Что за это время изменится?

-- Ничего, конечно. Но хотелось увидеться поскорее. А можно я, всё же, встречу тебя возле работы и немного проведу?

-- Нет, Витя. Не нужно, и ты сам понимаешь почему. Это работа, здесь много моих знакомых.

-- Да, это понятно, -- уныло тянул Самойлов. -- Но тогда, когда?!

-- Когда? -- небольшая пауза, необходимая, вероятно, для раздумий. -- Если тебя устроит, давай во вторник.

-- А почему не в понедельник?

-- Витя! Я на работе, мне некогда с тобой торговаться. Если ты не можешь...

-- Нет-нет, -- не дал Любе закончить фразу Самойлов, боясь упустить предоставленный ему шанс. -- Я, конечно же, смогу. Когда и где?

-- Так, когда? Значит, в полшестого. А вот где? -- снова пауза. -- Здесь около моей работы есть небольшое кафе. Оно недалеко, но расположено в противоположной стороне от центра.

-- Я знаю его, точнее, видел.

-- Вот и хорошо. Значит, там, в полшестого во вторник.

-- Договорились.

-- Тогда всё. До встречи. Я не могу долго болтать по телефону на работе. До свидания!

-- До свидания, Люба! До встречи! -- грустно завершил разговор и Самойлов.

Наверное, не стоит говорить, как был разочарован этим телефонным разговором, причём по его меркам таким коротким, Самойлов. Совсем не этого он ожидал от разговора с Терещук. Как же так! Ведь он так рассчитывал, что они встретятся ещё сегодня. Так нет, жди теперь до вторника, а до него, вернее до самой встречи, ещё целых четыре (!) дня. Виктор был ужасно расстроен, во второй половине дня у него совсем не ладилась работа, он с нетерпением ожидал, когда уже закончится этот затянувшийся рабочий день. Казалось бы, в работе день проходит быстрее, нежели в выходные, когда ты ничем не занимаешься (а Самойлов сейчас и не знал, чем он будет заниматься в субботу и воскресенье), но Виктору казалось, что выходные пролетят быстрее. Вот только нужно будет как-то держаться более спокойно, чтобы не было лишних вопросов от Оксаны. И, чтобы приблизить долгожданный вторник, он сразу же по приходу домой предложил семье провести выходные на природе - не за городом, конечно, поскольку погода этому пока что не благоприятствовала, а в самом Киеве. Можно, если не будет дождя, погулять и по самому городу, сходить с Вовкой в зоопарк, ТЮЗ или в цирк (если в последние два заведения они достанут билеты). Оксане показалось такое предложение мужа несколько неожиданным, давно он уже не проявлял подобной инициативы. Да и было это решение несколько странноватым (для тех, кто мог бы знать о планах Виктора) - провести целые дни с семьёй, готовясь к встрече с другой женщиной. Но таков уж был Самойлов - да, он мечтал о встрече с Терещук и торопил дни, но, одновремённо, он был привязан и к Оксане, и к сыну. У него не было в планах расставаться с ними, но и Люба бередила сейчас ему душу. И это его теперешнее раздвоение было на порядок выше тех былых раздвоений. Он этого пока что не понимал, хотя что-то и чувствовал. Но он не только над этим не задумывался, он просто гнал от себя подобные мысли, не хотел он сейчас ничего решать - как будет, так и будет. Снова некий эгоизм с добавкой страусиной политики.

Смятение чувств было присуще сейчас и Любе. Да и не только сейчас, она все эти три прошедшие недели очень много раздумывала о неожиданной встрече с Виктором и о том, как ей дальше поступить. Не в пример Самойлову, которому отпущенные именно на размышления две-три недели прошли практически понапрасну - он не собирался ни о чём думать, его всё устраивало. Казалось бы, что именно Терещук можно было безоглядно бросаться в неизведанную пучину - именно неизведанную, потому что детские привязанности (так она сейчас расценивала школьные годы) это тот ручей, из которого повторно не напьёшься, уже совсем не та вода будет. А ведь она вроде бы для себя всё решила ещё прошлым летом в разговоре с Леной Панасенко, так что же ей-то было раздумывать. Но, тем не менее, Люба много размышляла над сложившейся ситуацией. И она приняла для себя решение, приняла его, вероятно, ещё за неделю до этого повторного звонка Самойлова.

И вот уже вторник. И вновь Самойлов никак не мог дождаться окончания рабочего дня, но уже не от разочарования, а от нетерпения. Он отпросился у начальника уйти с работы на полчаса раньше - нужно было вовремя добраться до места встречи, да ещё по дороге успеть купить цветы. И за 15 минут до назначенного времени Виктор был в кафе, заняв столик у окна. Он не сводил глаз с видимой ему части улицы, но подход к кафе Терещук он, всё же, пропустил, вероятно, она шла от своей работы каким-то неизвестным ему путём. Он увидел её уже, даже не в дверях кафе, а на подходе к его столику. Он тут же вскочил со стула и помог Любе сесть за стол. Затем он протянул ей скромный весенний букетик цветов, и только после этого нежно и взволнованно произнёс:

-- Здравствуй, Любаша! Как я рад, что вижу тебя, -- и только после этого он опустился на свой стул.

-- Здравствуй, Витя. Мне тоже приятно тебя видеть. Но ты ведь все эти прошедшие годы не очень-то рад был меня видеть, -- не преминула чисто по-женски уколоть его Терещук.

-- Люба! Ну что ты такое вспоминаешь. Я, я..., -- запинался он. -- Я же говорил тебе, что не забывал тебя. А то, что мы не виделись..., прости, я был дураком.

-- Ладно, это я так. Всё нормально, Витя. И никаким ты дураком не был, по крайней мере, уже женившись. И у тебя, и у меня уже были семьи, что зря друг другу встречи назначать, делать только больно своим близким. Это сейчас мы с тобой совсем неразумно поступаем.

-- Почему ещё?

-- Вот те на! Ты что, не понимаешь?!

-- Да я-то понимаю, но мне так хочется тебя сейчас видеть.

-- Вот именно сейчас. А дальше что?

-- Как это что?

-- Да в прямом смысле, что? Сегодня ты меня хочешь видеть, а завтра, послезавтра кого?

-- И завтра, и послезавтра тоже тебя.

-- Ладно, пусть и так. И надолго?

Виктор опустил голову и молчал. А что он мог сказать, ведь, и в самом деле, не дурак же он - Самойлов прекрасно понимал, о чём ведёт речь Люба. Но затем он поднял голову, открыто взглянул Любе в глаза и сказал:

-- Я всегда буду любить тебя, и мне всегда будет тебя недоставать. Я хочу всё время тебя видеть.

-- Я, мне. Я верю тебе, но о других-то ты думаешь? Как часто мы будем вот так с тобой встречаться в кафе?

-- Ну, не необязательно в кафе. Я что-нибудь придумаю.

-- Витя, не заставляй меня начинать сомневаться в твоих умственных способностях. Я ведь знаю тебя, хотя и как импульсивного, но вполне рассудительного человека. Разве о том я веду речь - в каком месте нам встречаться? Начнём тогда с главного - что бы ожидаешь от наших встреч?

Со стороны казалось, что так рассудительно Люба втолковывала Виктору прописные истины совершенно спокойно. Но никто не мог знать, какая же буря сейчас творилась у неё в душе. Просто за неё всё это сейчас говорил разум, но никак не душа. Последнюю фразу она вообще еле осилила произнести.

-- Я не задумывался над этим, -- вновь опустив глаза, еле смог выговорить и Виктор.

-- Оно и видно. Да и вполне понятно. Но, всё же. Ну, хорошо, ещё встретимся несколько раз, и что - вот так будем беседовать за столиком в кафе или на лавочке?

-- Нет, конечно, -- Виктор прекрасно уловил суть вопроса, но, как правильно на него ответить? И всё же, он сумел найти в себе силы снова посмотреть в глаза Терещук и тихо сказать. -- Да, для меня таких встреч мало, я рассчитывал и на большее.

-- Я понимаю, о чём ты говоришь. Но снова твоё "я", а обо мне ты подумал, меня ты спросил?

-- Вот, в принципе, и спрашиваю.

-- В принципе! Хорошо, мы уже взрослые люди и всё прекрасно понимаем. Витя, и что, на ближайшее время нам светит статус любовников?

-- Ну, любовники - не такое уж плохое слово, ведь оно от слова "любить".

-- Я это тоже знаю. Ну, допустим, это произойдёт, но на какое, всё же, время - на месяц, на год, на десять лет, до конца жизни?

-- Не знаю, Люба. Я честно тебе отвечаю - не знаю. Но я хочу, чтобы мы, -- выделил это слово Виктор, не решаясь уже произносить личные местоимения в единственном числе, -- всегда были вместе.

-- Витя, я верю тебе. Мне тоже недостаёт тебя. Но, скажи, как это сделать? Как бы там ни было, но статус любовницы меня не прельщает. А тебе может понравиться такое положение дел?

-- Нет, Люба, -- как ни трудно было сейчас вести подобный разговор Виктору, он, к его чести, больше глаз не опускал. -- Значит, есть кардинальное решение.

-- Да ты что? -- снова уколола его Терещук, хотя подобные шпильки одновремённо больно кололи и её. Но она стоически терпела и считала, что так ей и нужно. -- И ты готов к такому повороту событий?

-- Не знаю, не думал об этом. Пока что не знаю.

-- Вот видишь, -- Терещук как бы немного успокоилась, а затем задала новый вопрос, неожиданный для Самойлова. -- Витя, сколько лет твоему сыну, его Володей, кажется, зовут?

-- Да, Володей, ему через месяц исполняется девять лет.

-- И моей Татьянке в этом году исполнится столько же, только в ноябре. Да, разница всего в полгода, -- о чём-то раздумывая, протянула Люба. -- Витя, и ты готов оставить своего сына без отца, или мою дочь без матери?

-- Ну, почему твою дочь без матери? Она будет с тобой.

-- Хорошо, я неправильно сказала - и мою дочь без отца?

-- Но мы же вместе будем для них отцом и матерью!

-- Во-первых, твоя Оксана, как любящая мать, никогда не согласится отдать тебе сына, и это будет правильно, а, во-вторых - Витя, дети привыкли к своим родителям. Ты понимаешь, какая для них, в случае развода, будет травма? Это ещё лет до трёх-четырёх дети смогут приспособиться, и даже полюбить приёмного отца или мать. А в девять лет...

-- Люба, я и это понимаю. Но что же делать?! -- отчаянно чуть ли вскрикнул Самойлов.

-- А ничего не делать, Витя.

-- Как так, не понимаю.

-- А вот так, в прямом смысле слова - ни-че-го не делать. Пусть всё остаётся таким, каким оно было до сегодняшнего дня.

-- Да ты что, Люба! Я так не смогу!

-- Сможешь. Нужно себя заставить. Да я думаю, что сильно и заставлять не придётся - мы ещё не успели привязаться друг к другу. А вот, решись мы на какой-либо опрометчивый шаг, было бы гораздо труднее.

-- И ты это всё так спокойно говоришь?!

-- Витя, не говори так громко, -- укорила его Терещук, и вдруг переменила тему. -- Ты хотя бы мороженое заказал. Можно было бы, не спеша есть мороженое и спокойно разговаривать. А то мы со стороны выглядим, как пара ругающихся идиотов.

-- Ой, и правда. Я, балбес, совсем забыл об этом. Посиди, я сейчас принесу.

Самойлов отправился к буфетной стойке, и спустя несколько минут они уже довольно равнодушно ковырялись пластмассовыми ложечками в вазочках с мороженым.

-- Люба, ты не ответила на мой вопрос.

-- Хорошо, я на него тебе отвечу. Витя, я думала о нашей с тобой ситуации очень долго, почти всё это время. Может быть, это меня и не красит в глазах других, но я тебе отвечу честно - мне тоже очень будет недоставать тебя. Не думай, что, если я, как ты говоришь, спокойна, внешне спокойна, то не способна на какие-то чувства. Мне моё решение далось очень тяжело, но я думаю, что оно правильное.

-- Правильное? Только встретившись, сразу расстаться?!

-- Тише. Да, я считаю, что так будет лучше.

-- Не будет лучше! И ты это знаешь.

-- Нет, я этого не знаю. Хотя, всё в жизни может быть. Но именно сейчас это решение правильное.

-- А потом, позже?

-- Я отвечу тебе твоими же словами и коротко: "Не знаю".

-- О! Значит, ещё всё может измениться?! -- уже с надеждой и довольно радостно спросил Виктор. Странно устроен человек - скажи час назад Виктору, что он будет радоваться такой призрачной возможности, он ни за что бы ни поверил, и даже, наверное, обругал бы говорившего последними словами. Но сейчас он был искренне рад этой малюсенькой зацепке.

-- Я опять скажу, что не знаю. Но кто это сейчас может знать. Возможно, что-нибудь изменится, и мы сможем быть вместе.

-- Но что изменится?

-- В третий раз отвечаю тебе: "Не знаю".

-- И тебе не больно расставаться?

-- Больно, Витя! -- так же честно глядя в глаза своему собеседнику, ответила Люба. -- Ты даже не представляешь себе, как мне больно. Но так нужно. Не знаю, нужно ли тебе об этом говорить, но я скажу, чтобы между нами не было недомолвок, и чтобы ты знал, что и мне нелегко - всего полгода назад, может быть, чуть больше, у меня было совсем иное решение. Но правильное, всё же, теперешнее.

Оба после этих слов долго сидели молча. Мороженое стояло напротив них почти что нетронутое, да и разве до него им сейчас было, оно было на столике просто неким реквизитом. Спустя время Виктор тихо спросил:

-- И что, мы сейчас расстанемся, и всё? И надолго? И не будем ни видеть, ни слышать друг друга?

-- Расстанемся, Витя. Надолго ли, я не знаю. А вот, что касается того, что не будем слышать друг друга - это неверно. Есть такое достижение техники, как телефон. Моё табу на разговоры по телефону не распространяется. Да и это сейчас уже невозможно, -- вздохнула Терещук. -- Мне тоже нужно знать, как ты поживаешь, я уже не смогу без этих знаний. Хватит того, что без малого двадцать лет мы почти-что ничего не знали друг о друге. Господи! Витя, страшно даже представить себе, что прошло уже почти двадцать лет! Ужас какой-то! Мы в разлуке провели больше времени, нежели знаем друг друга. Целая жизнь прожита!

-- Да, часть жизни прожита, но ещё, к счастью, не вся. И я тебе благодарен хотя бы за звонки и за то, что ты, всё же, даришь мне надежду.

-- Не за что меня благодарить, Витя. Не всё тебе говорила я сама.

-- Как это?

-- А вот так - что-то произносили, действительно, мои уста, что-то говорила моя душа, а ещё что-то сердце, разум. И чего было больше, я и сама не знаю.

-- Всё равно, спасибо тебе, Любаша, что не отвергла меня полностью. Ты знаешь, я так рассчитывал на большее, на гораздо большее, но сейчас рад и тому, что есть.

-- Я понимаю. Но, всё равно, я уверенна в своём правильном решении. И надеюсь, что ты его правильно оценил, и что это теперь и твоё решение.

-- Ладно, оно, хотя и не моё, я его принимаю. Но, всё же, сможем мы в будущем видеться?

-- Я не знаю, как тебе ответить на этот вопрос, но душа моя говорит, что когда-то, возможно, сможем. Только это произойдёт тогда, когда мы оба полностью поймём, что друг без друга мы жить не в состоянии. Наверное, это будет не так уж скоро, хотя..., -- Люба запнулась, -- как знать, может быть, как раз и недолго ждать придётся. Но только, я тебя прошу - не торопи время, не торопи события. Всё должно произойти, если этому суждено сбыться, само по себе.

-- Хорошо. И что, мы уже расстаёмся? -- спросил Виктор, видя, что Люба потянулась к своей сумочке, которую она, садясь за стол, перебросила через спинку стула.

-- Да, Витёк. Мы уже достаточно поговорили. Пора расходится.

-- Я провожу тебя.

-- Я не возражаю, но только до остановки троллейбуса.

-- Но ведь и ты, и я едем в центр.

-- Хорошо, тогда до Крещатика, или до метро, до "Днепра", но не дальше. Я потом на метро, а ты на автобус.

-- Ладно, я согласен, -- вздохнул Самойлов. -- А попрощаемся мы сейчас? -- с надеждой спросил он.

-- Хорошо, -- улыбнулась Люба, поняв его. -- Лучше в кафе, чем в метро.

Они оба поднялись из-за стола, Виктор подошёл к Терещук и поцеловал её в щеку, аккуратно повторила этот ритуал и Люба, придирчиво осмотрев, не осталось ли на щеке у Самойлова губной помады. Но они продолжали стоять у стола, словно ещё было что-то не договорённое. И Виктор, бережно притянув Любу к себе, тоже аккуратно, больше чисто символически, прижался своими губами к губам Великановой, она для него оставалась именно таковой. И Люба даже не пыталась уклониться от этого совсем не страстного, но такого значимого для них обоих поцелуя. И вот только тогда они, вероятно, полностью довольные исходом не совсем радостной встречи, неторопливо пошли к выходу из кафе, оставив на столике плавать лёгенькие ложечки в уже почти растаявшем мороженом.

ГЛАВА 11

Всё смешалось в королевстве Датском

Апрель в этом году, как показалось Самойлову, тянулся очень долго. Хотя и было много похожих дней, но Виктора на свежий воздух почему-то не особенно тянуло. Правда, он с Оксаной и Володей пару выходных всё же посвятили разным прогулкам по Киеву. Если уж в конце марта глава семейства вытащил всех на природу, то в этом месяце сделать это, как говорится, сам Бог велел. К тому же отношение Виктора к своим домочадцам за это время практически не изменилось - он по-прежнему любил и Вовку, и Оксану. Да, всё это время у него перед глазами стояла и Люба, но эту ситуацию хорошо сглаживала улыбка его жены, которая соответствовала весеннему настроению и заботе мужа и отца. И эта улыбка сейчас в какой-то мере заменяла ему Терещук. Видя радостную улыбку супруги, Виктор в теперешнем его состоянии не мог точно ответить себе на вопрос о том, кому она принадлежит - Оксане или Любе. С последней за этот месяц Виктор пару раз связывался по телефону, столько же раз звонила ему и Терещук. На первый взгляд, не густо, но Самойлов на четвёртом десятке лет жизни, да ещё после серьёзных бесед с объектом своего внимания, уже хорошо уяснил, что от количества телефонных звонков качество его отношений с Любой никоим образом не улучшится. Если досаждать ей ежедневными звонками, то это может привести к обратному эффекту. Ну, а Люба всегда была рассудительной особой, хотя сама она, анализируя 1964-70-е годы, с горечью признала, что таковой она была далеко не всегда.

Но вот уже наступили и майские праздники. Этот год был ознаменован тем, что очень поздно праздновалась православная Пасха - 8 мая. В принципе, это не имело для семейства Самойловых особого значения, поскольку этот церковный праздник по-прежнему мало кто в Советском Союзе официально и безбоязненно отмечал, по крайней мере, из числа послевоенного поколения. Ну, не были они к этому приучены, таким было их школьное и институтское воспитание. Но, тем не менее, Пасха была важна для многих совершенно в другом плане. Дело в том, что на 2-й неделе после Пасхи - в понедельник или во вторник - у христиан обычно проводится поминовение усопших. Это тоже в принципе церковный праздник, название которого "Радоница", поскольку совершается оно с благочестивым намерением разделить великую радость Светлого Воскресения Христова и с умершими. Именно на "Радоницу" (а не в сам день Святой Пасхи) принято посещать могилы близких родственников. В Тараще такое поминание должно было происходить в понедельник 16 мая. Вот Самойлов и решил в этот год навестить могилки своих близких. Именно в мае 5 лет назад умер дедушка Виктора, а всего 2 года назад, осенью следом за своим супругом, с которым в счастье и радости (и в предвоенных и военных невзгодах) она прожила более 50 лет, последовала и бабушка. Виктор поехал в родной город один, ещё в субботу вечером, взяв отгул на понедельник. Хотя это был церковный праздник, но вот к нему на работе большинство руководителей относились с пониманием - редко кто отказывал своим подчинённым давать на этот день отгулы, или же закрывать глаза на опоздание на работу в этот день или более ранний уход с неё. В воскресенье Виктор с родителями отправился на кладбище привести в порядок могилки, поскольку на саму "Радоницу" убираться не принято, это нужно делать заранее. На кладбище было много народа, многие граждане занимались подобным делом. Встретил он там и некоторых своих одноклассников, причём даже тех, кого уже давно не видел - приехал помянуть свою бабушку и умершего 3 года назад отца (после перенесенного инфаркта) Анатолий Молодилин. Он подошёл к Виктору вместе со своим другом Антоном, с которым, по его рассказам, он виделся почти ежегодно (приезжая навещать в отпуск родителей), даже в бытность его работы в ГДР. Виктор был рад такой встрече, поскольку не видел Анатолия со времён института, на встречах одноклассников тот не появлялся. После уборки могилок родители приятелей отправились по домам, а троица одноклассников пошла прогуляться родным городом. Конечно, было много воспоминаний и расспросов о том или ином однокласснике, особенно интересовался бытом и работой киевлян, естественно, Молодилин.

-- Слушайте, давайте завтра после поминания на кладбище, зайдём в кафе и немного посидим, поговорим, -- предложил Антон.

-- Я, в принципе, "за", -- поддержал друга Анатолий. К тому же у меня завтра личный праздник.

-- Какой ещё? -- удивился Виктор.

-- День рождения, -- ответил за Анатолия его друг.

-- А ты что, не завтра домой возвращаешься? -- удивился Самойлов, обращаясь к Молодилину.

-- Нет, -- уже ответил сам Анатолий. -- Поскольку так всё совпало, то я решил отметить день рождения с родителями. Я во вторник с утра своей машиной на Полтаву отправлюсь.

-- О! И ты уже на колёсах? Впрочем, после Германии оно и понятно.

-- Да, купил в прошлом году "Москвич". Правда, в этом деле мне мама помогла. Я имею в виду с очередью на машину, она же ветеран войны, -- отец Анатолия умер от повторного инфаркта 3 года назад.

-- Ну, это понятно. Почти все таким же образом машины приобретают. Значит, увеличивается полк автолюбителей. Тогда всё ясно. Но вот у меня ситуация несколько другая. Если встречаться завтра, то, во-первых, не очень поздно, а во-вторых, тогда у меня "сухой закон". Я ведь тоже в Киев машиной возвращаюсь, но именно завтра.

-- Да, это не годится, -- протянул Антон. -- Тогда давайте сегодня зайдём в кафе. Поминать родных можно ведь и раньше.

-- А как же день рождения Толи? -- спросил Виктор. -- Нужно же и это событие отметить. А вот дни рождения раньше не принято отмечать.

-- Ничего, один раз можно и раньше, -- успокоил его Анатолий. -- У меня сын родился 9 марта. Так мы часто отмечали его день рождения в Женский день. Ну, не будешь же два дня подряд гостей созывать. И ничего. Тьфу-тьфу, конечно, но пока всё нормально. Так что и мы можем один раз отметить мой день рождения чуть раньше.

-- Во! Тогда годится. Решено, идём в кафе сейчас.

Друзья отправились в кафе, где первым делом подняли бокалы за здоровье Анатолия, пожелав ему всёго самого хорошего. Затем выпили за одноклассников, за женщин, а уж потом упомянули и почивших близких. И вот здесь Антон вдруг сообщил приятелям неожиданную, и даже ошеломляющую новость:

-- А вы знаете, что одного нашего одноклассника уже нет в живых.

-- Да ты что! И кого же?

-- Стаса Пригожина. Похоронили его в прошлом году.

-- Да не может быть! Он ведь на вид таким здоровым казался. И никогда не жаловался на какую-либо болезнь.

-- И, тем не менее, это факт.

-- А от чего он умер?

-- Как оказалось, у него была язва желудка, которую он по халатности запустил. У него случилось прободение язвы сквозь стенку желудка, или двенадцатиперстной кишки, точно я не знаю. Быстро развился перитонит, он всё это затянул, лечась до того разными народными методами, а когда его забрала-таки "Скорая" на операцию, спасти его уже не удалось.

-- Откуда у него язва взялась? -- недоумевал Молодилин.

-- Наверное, последствия еды всухомятку во время студенчества. Не очень-то в общежитии ребята любили готовить горячую пищу.

-- Это точно, -- подтвердил Виктор, вспомнив свои студенческие годы и питание, чаще всего жареными пирожками, булочками и прочей подобной снедью.

При этом он вспомнил ещё одну раннюю утрату знакомого ему человека. Когда он перешёл на второй курс, в Киеве внезапно умер уроженец их родного города Евгений Серёгин, которому исполнилось всего 29 лет. Его смерть стала для всех настоящим шоком. Женя был в каком-то дальнем родстве с Олегом Бубкой, он был старше Виктора на 10 лет, а потому приятельствовать им не доводилось. Но их пути иногда пересекались - и в Тараще, и в Киеве. В их родном городе Евгения все знали как очень хорошего, доброго, радостно улыбающегося молодого человека. Он отслужил в армии, после чего поступил в институт, окончил его и работал в столице. Всего два года назад он женился на симпатичной и такой же доброй девушке, которую по странному совпадению тоже звали Евгения. В городе их так и стали называть (не упоминая фамилию) Женя и Женечка. Они очень любили друг друга и всегда были вместе. Женечка даже в обычных прогулках шагала как-то так, что всё время старалась прикоснуться своим плечом к плечу мужа. Для неё смерть любимого мужа стала страшной трагедией. Да, последние два месяца Женя болел, но летального исхода никто из родственников не предвидел. А не ожидали его они потому, что им не называли истинный диагноз - лейкемия или белокровие, заболевание крови, при котором в кроветворных органах, а также и в других тканях значительно разрастается, образующая лейкоциты, лейкобластическая ткань с неограниченной продукцией незрелых белых кровяных телец. Конечно, с такой болезнью Женя был обречён. Но откуда у молодого, здорового, полного сил парня вдруг появилась эта болезнь? Все терялись в догадках, которые не смогли (или не захотели) прояснить и врачи.

Не знали ребята причин смерти Жени и сейчас. Разгадка причины ухода из жизни хорошего, милого парня сможет открыться только ещё через 9 лет, в 1992-м году. И приоткрыл завесу этой тайны друг Евгения Николай, который проходил вместе с ним срочную службу в армии, и которому повезло немногим больше своего друга (хотя и он в своё время немало времени провёл в больницах). Николай догадывался о причинах болезни Жени с самого начала, но сказать об этом никому не мог - его удерживала подписка о неразглашении военной тайны. А вот в 90-х годах о подобных военных тайнах начали не только говорить вслух, но начали появляться и заметки в газетах. Но какая же в этом могла быть военная тайна? Оказывается, она-таки была, и военная тайна непростая, а очень-таки серьёзная. Так вот, Николай и Женя во время службы в армии попали под сильнейшее радиационное облучение. Под каким уровнем радиации они находились, никто точно сказать не мог по простой причине - никто её и не измерял, по крайней мере, на уровне простых солдат и офицеров.

А дело было так. Женя с другом служили где-то вблизи Южного Урала. И вот 14-го сентября 1954-го года их полк принял участие в военном учении. Но было это не простое учение, а учение на тему "Прорыв подготовленной тактической обороны противника с применением атомного оружия". В тот день в районе станции Тоцкое Оренбургской области было проведено общевойсковое учение с применением атомного оружия. На высоте 350 метров от поверхности земли была взорвана атомная бомба РДС-2 мощностью 40 кт тротилового эквивалента. И вот через некоторое время после взрыва через зону поражения - через эпицентр! - были проведены войска. Никто до того ещё досконально не изучил поражающие факторы ядерного взрыва. А потому основным поражающим его фактором командование считало ударную волну. Однако в тот раз солдаты и офицеры в натурных условиях испытали на себе поражающее действие другого, более страшного и невидимого фактора - радиационного. При этом многим солдатам-мальчишкам было, как и Евгению, всего по 19-20 лет.

Николай, тогда же, уже в 90-х годах, одновремённо рассказал и свои впечатления о картине увиденного. Во время тогдашних учений вблизи эпицентра взрыва были расставлены колонны техники по радиусу до 5 км. Зрелище, которое открылось глазам военных, поразило всех. От векового леса в эпицентре ничего не осталось. Техника до 1000 м от эпицентра оказалась вдавленной в землю и оплавленной. Грузовые автомашины до 800 м от эпицентра сгорели полностью, до 1800 м были покорежёны, а дальше - уже повреждены менее сильно. А ведь мощность ядерной бомбы была сравнительно не такой уж большой. Войска следовали через эпицентр взрыва в противогазах и на бронетранспортёрах. Однако эти слабые меры защиты мало помогали в борьбе с невидимым и коварным противником - радиацией, которая убивает и по прошествии многих лет.

Создание ядерного оружия, конечно, инициировало и мирное использование атомной энергии, впервые цепная ядерная реакция деления была использована для получения электрической энергии. В том же 1954-м году, немногим ранее, в июне месяце в г. Обнинск (на севере Калужской области), примерно в 100 км к юго-западу от Москвы, была пущена первая в мире атомная электростанция мощностью 5 тысяч кВт. Но атом мог не только созидать, но и убивать. Впрочем, именно с этой первоначальной целью и проводились разработки атомного оружия в США и СССР. В Советском Союзе, как выяснилось позже, его разработки проводились в Саровском (Арзамас-16) ядерном военном центре, где проектировалось значительное количество ядерных боезарядов для военно-морского флота и авиации.

Как же сложно было сейчас Виктору и ему подобным по возрасту молодым людям, не достигнувшим ещё 40-летнего возраста, живущих в мирное время, осознавать, что нет уже в живых хорошего, молодого, красивого, весёлого того или иного парня. Такие известия стали для них первым уроком жестокой жизненной несправедливости, той несправедливости, когда родители хоронят своих детей, а должно-то быть совсем наоборот. Им подобное было неведомо, но вот старшее поколение - их отцы и деды - за страшные годы войны к такому привыкли, если только к таким трагедиям можно привыкнуть вообще. Но эти уроки им преподавала как раз та самая жизнь, которая имеет в своём арсенале всю палитру красок - от самой светлой и до самой тёмной.

В общем, посиделки в кафе закончились в тот день для одноклассников на довольно грустной ноте, что, впрочем, соответствовало тому дню (сегодняшнему и завтрашнему, исключая Анатолия), на который они и съехались в родной город. Завтра они ещё увиделись на кладбище, побеседовали и с некоторыми одноклассницами, которых тоже этот день привёл на это невесёлое место, а затем разошлись или разъехались по теперешним местам своего жительства.

* * *

Когда Терещук говорила 4 марта провожавшему её Самойлову, что вряд ли её мужа особо заинтересует пребывание своей жены на улице в компании другого мужчины - вот увидев её в кафе, он, возможно, был бы более удивлён - она была недалека от истины. Да, Максим ещё 4 года назад разорвал свои отношения с Кушнарёвой (правда, по её инициативе). Первое время после разрыва (с полгода или месяцев восемь) он уделял внимание только своей семье, и, нужно признать, очень добросовестно. Но затем его снова потянуло "в гречку". Как-то, уже зимой того же года, не так часто ездя в метро (а машиной по гололёду Терещук старался не ездить), в переполненном вагоне (в час пик) он случайно оказался вплотную стоящим (а точнее, прижатым) напротив симпатичной молодой женщины лет 30-и. Та ему понравилась, да и он ей, вероятно, тоже, поскольку она его довольно бесцеремонно с интересом изучала. В общем, слово за слово, Максим вышел из вагона на остановке той женщины, они ещё немного поговорили, в подземном зале метрополитена (не подымаясь по эскалатору), и в итоге договорились о встрече через пару дней. Затем женщина поспешила к эскалатору, а Максим вернулся к поезду, чтобы ехать к нужному ему месту. Так в его жизни появилась новая пассия, с которой он периодически встречался тоже примерно года два. Но затем, уже по его инициативе, и этот роман подошёл к концу. Где-то через год он начал встречаться с новой женщиной, но довольно быстро она ему наскучила. И вновь примерно на год последовало затишье, во время которого Терещук почти-что всегда вовремя стал возвращаться домой и много внимания уделял семье, в частности, подрастающей дочери, с удовольствием помогая школьнице Танечке готовить уроки. Так что, в принципе, потому-то Люба во время первой встречи с Самойловым практически не лгала ему, что у неё дома всё вроде бы нормально. Так оно в тот момент и было на самом деле. Возможно даже, что такое положение дел потом и повлияло на решение Любы ничего пока что не менять как во взаимоотношениях с Виктором, так и с мужем, хотя в беседе с Леной она думала немного по-другому.

Хотя, Любе изредка "доброжелатели" докладывали" о выкрутасах её мужа, она никогда не интересовалась личной персоной его пассии. Если бы Люба знала о романе Максима с Кушнарёвой, она бы ничуть не удивилась, тем более что и сама видела заинтересованность к той своего супруга. Лариса была очень эффектной женщиной, и не было ничего удивительного, что она произвела впечатление на Максима. Но, если бы Терещук узнала, с кем её муж завёл шуры-муры осенью уже этого года, то она бы искренне удивилась, и не то, что удивилась, а попросту бы не поверила. А Максим сейчас начал уделять внимание не кому нибудь, а её ближайшей подруге Насте. Собственно говоря, к этому его спровоцировала сама Калюжная. У Терещук-Великановой было две хорошие подруги - ближайшая и хорошая школьная подруга Анастасия и незаменимая институтская подруга Надежда. Если говорить о том, с кем она была более дружна, то сложно даже это определить, хотя больше времени она проводила, всё же, с Одарченко-Калюжной. Но зато своими сокровенными тайнами больше делилась с Говоровой-Нестеренко. Встреча с Леной и такая задушевная беседа была как бы исключением из этого правила, поскольку в Киеве в последнее время Люба практически не виделась с Панасенко. Почему же она так тогда разговорилась? Ну, во-первых, Лена была её подругой по школе и первым годам учёбы в институте (в общем, подругой по Тараще). А во-вторых, наверное, Любе в то время нужен был "свежий" слушатель, посторонний глаз, который сможет более остро отреагировать на её некую исповедь. Хотя, идя к Лене, Терещук такого разговора и не планировала - он получился как бы сам по себе. К тому же, часто бывает, что даже совсем незнакомому человеку - пример случайного попутчика в поезде, автобусе дальнего следования - гораздо легче рассказывать своё наболевшее чужому, нежели хорошо знакомому человеку. Так что, как хорошая подруга, не была Лена никаким исключением.

Терещуки часто бывали в гостях у Калюжных, проводя вместе различные государственные или семейные праздники. Аналогично и Калюжные нередко гостили у Максима с Любой. Но, если Терещук мало контактировала с Кушнарёвой, то Настя и с Ларисой была в очень дружеских отношениях, тем более что знали они друг друга ещё с первого класса, если не раньше. С кем ещё могла делиться своими женскими секретами Лариса? - конечно же, с Настей. И Калюжная прекрасно знала о взаимоотношениях Ларисы с Максимом, хотя, естественно, скрывала этот факт от Любы. Но Лариса порой настолько откровенничала с Настей, что неким образом заинтриговала Калюжную. Её рассказы о том, какой умелый и страстный любовник Максим, на фоне довольно робкого и не слишком умелого Валентина, только разжигали воображение Насти. Потом Лариса порвала с Максимом, через время у неё появился новый любовник из числа довольно высокопоставленных лиц. Сначала Калюжная хранила в памяти былые рассказы своей подруги о деталях романа с Терещуком, а затем (после его окончания) они постепенно как бы выветрились. Но частое пребывание в обществе Любиного мужа постепенно вновь заставило их вернуться, если и не на первый план, то, по крайней мере, она их уже твёрдо держала в памяти. Давний же разрыв Максима и Ларисы как бы снимал с Насти какие-либо обязательства в отношении своей подруги детства по поводу её бывшего любовника. В отношении одной подруги - да, но вот как же в отношении второй? Однако Настя предпочитала не задумываться над этим, тем более что пример Кушнарёвой показал ей - Люба вряд ли что-либо заподозрит. До сего времени у Насти не было любовника, Валентин был её первым и пока что единственным мужчиной. Но её возраст уже близился к той всеми знакомой черте в 40 лет, к тому же, на работе в свободное время женщины часто делились своими маленькими тайнами, в число которых входили и романтические истории о "невинных шалостях" с другими, помимо своих мужей, мужчинами.

Вот и Насте в последнее время всё чаще стали приходить в голову мысли о том, что интересно было бы отдаться Максиму, узнав при этом, что же такое настоящая любовь (в постели, разумеется) - в этом плане уже только по-старинке говорят "любовь", сейчас всё чаще звучит слово "секс". В принципе Насте ничего особенного, чтобы привлечь к себе внимание Максима, делать и не приходилось. Ну, пару раз кокетливо улыбнулась, пару раз (подобно Ларисе, повадки которой она хорошо переняла) томно взглянула прямо в глаза Терещуку, где-то "не заметила" положенную ей на плечо руку Максима (всего лишь на плечо), пару раз за столом (под ним, вернее) коснулась своей ногой его ноги - и всё, дело было сделано. Точнее, подготовительная работа была проведена. А далее инициативу взял в свои руки уже сам Терещук. И вот в один из рабочих дней, Настя, отпросившись на часок раньше с работы и проехав пару остановок троллейбусом, вдруг вышла из него и минут 5-7 изучала какую-то бумагу на доске объявлений, прикреплённой на специальном стенде перед небольшим сквериком. Затем она услышала рядом коротенький автомобильный сигнал. Она развернулась и, сделав несколько шагов, оказалась перед услужливо распахнутой дверцей автомобиля "Жигули". Это была машина Терещуков, которую она уже хорошо знала. За рулём, естественно находился Максим, больше в машине никого не было.

-- Привет, Максим, -- как-то неуверенно и робко произнесла Калюжная.

-- Здравствуй, Настя! Располагайся поудобнее, мы сейчас совершим небольшую экскурсию по родному городу.

-- И куда? В кафе какое-нибудь?

-- Да зачем нам это кафе? Что нам в нём мелькать, найдём место и получше. А поесть и выпить хорошего вина мы сможем и в другом, более симпатичном месте.

-- И где?

-- Увидишь. Там мы и накроем стол. Всё у нас с собой имеется. Я поэтому немного и задержался, что в магазины заскакивал. Так что ты прости за опоздание. Но это тебе в компенсацию, -- и Максим, как и когда-то при первой встрече с Кушнарёвой протянул Насте красивый букет цветов, который он вновь достал слева от своего водительского сидения.

Его привычки и методы ухаживания за прошедшие 6,5 лет ничуть не изменились, хотя немного и усовершенствовались. Правда, на сей раз он не выходил из машины, чтобы помочь Насте сесть в машину, но на то были свои причины - не так уж далеко было место работы его спутницы, а место, где они сейчас встретились, было довольно оживлённым.

-- Ой! Спасибо. А куда это мы едем? -- удивилась Настя, увидев, что Максим свернул куда в сторону от центра.

-- Не так уж далеко. Запасись ещё на десять минут терпением. Не волнуйся, всё под контролем.

А вот не волноваться Калюжная ну никак не могла. Она старалась выглядеть внешне спокойной, но это у неё плохо получалось. У неё внутри, как ей казалось, колотилось не только сердце, но и все остальные органы. К тому же её пробивал какой-то, хорошо, что хоть невидимый, озноб. А мысли крутились только в одном направлении: "Что я делаю, и зачем мне всё это?!". Нельзя сказать, что Настя решилась на подобный поступок только с одной целью, без всякого интереса к самому Терещуку. Он ей, естественно, нравился, да и вряд ли вообще Максим мог не понравиться слабому полу - если и не все женщины, то уж большинство из них точно ему бы симпатизировали. Она вот только ловила себя на мысли о том, нравится ли она ему сама.

Настя была ещё с юности, хотя и невысокого роста, но довольно привлекательной девушкой, с небольшими, но выразительными глазами на кругленьком и милом личике. Правда, в школе у неё почему-то не было постоянного воздыхателя, к удивлению других её подруг. Она была довольно бойкой девчонкой и с остреньким язычком. Могла и постоять за себя, и часто резала правду-матку. Она в последних классах явно тянула на роль организатора, лидера, но она была, всё же, в классе приезжей, а потому как бы отдавала в этом пальму первенства своей новой подруге по классу - Любе Великановой, та ведь проучилась в нём с 1-го класса. Но вот отношения с ребятами у неё, тем не менее, в ту пору не складывались. Наряду со своей бойкостью, она была ещё и скромной, довольно правильной и даже застенчивой в отношениях с парнями. Как всё это уживалось в одной особи - одному Господу Богу известно. И вот сейчас она сидела (в прямом смысле этого слова) на законном месте той же подруги. И ей очень не сиделось. В сравнении с Ларисой Настя была куда более совестливой женщиной, а потому так волновалась и не могла успокоиться по поводу происходящего, хотя, пока мало что и происходило. Да, вот уж верно говорят: "И хочется, и колется".

Жила она в районе центрального железнодорожного вокзала, по улице Саксаганской, где Валентин 7 лет назад получил квартиру в старом, но хорошо отремонтированном доме с высокими потолками комнат. Но сейчас Максим ехал куда-то совершенно в другую сторону, как прикинула Калюжная, скорее всего, в сторону Чоколовки. Прошла дрожь Насти уже только в какой-то двухкомнатной квартире, куда её быстренько завёл Терещук, а сам спустился к машине за пакетами с продуктами. Через некоторое время они уже сидели вдвоём за накрытым столом с откупоренной бутылкой хорошего болгарского вина.

-- Ну, что, Настя! За тебя, за твоё здоровье и за процветание, -- поднял Максим наполненный бокал.

-- Какое уж там процветание, -- махнула рукой Настя, поднимая свой бокал. -- Скоро уже..., в общем, года идут.

Вот что значит женщина, она во всех ситуациях остаётся таковой - даже прекрасно понимая, что Максим знает её возраст, ровесницы своей супруги, Калюжная так и не решилась озвучить, что ей скоро уже сороковник исполнится.

-- Да ерунда. Ты не на годы смотри, ты смотри на то, как ты выглядишь. И старайся всегда так выглядеть, даже в шестьдесят лет. А выглядишь ты прекрасно, -- вот уж, действительно, как думала когда-то Кушнарёва, Терещук умел ухаживать, и говорить комплименты тоже.

Они отхлебнули из поднятых бокалов вино, и закусили раздобытыми Максимом неизвестно где (редкость для этой поры года) апельсинами. Были на столе и бутерброды с хорошей копчёной колбасой типа "Московской, и печенье, и, конечно же, конфеты. Кроме того, Терещук купил расфасованные в коробочку, как потом оказалось, очень вкусные пирожные. Максим не скупился на угощения и подарки для нравившихся ему женщин. Они просидели за столом с полчаса, не спеша, потягивая вино, лакомясь сначала бутербродами, а затем пирожными - к конфетам и печенью же почти не прикасались. Они, конечно, и не молчали - языки у обоих были подвешены хорошо, но это были разговоры как бы ни о чём, так, о всяких житейских мелочах, правда, разбавленные теми же комплиментами Максима.

Но, чем дольше они сидели за столом, тем напряжённее становилась Настя. Ведь она же прекрасно понимала, что приехали они сюда вовсе не для того, чтобы ужинать или пить вино. И вот Максим подошёл к Насте и подхватил её на руки.

-- Подожди, Максим! Может быть, не нужно?

-- Успокойся, Настенька. Всё нормально, -- и Максим, наклонив голову, нежно поцеловал Настю в щеку (именно в щеку, что безмерно удивило Калюжную), а затем просто прижался к ней щекой. Как ни странно, но этот простенький жест со стороны Максима полностью успокоил Настю, она ощутила какое-то приятное тепло Терещука, запах дорогого (скорее, импортного) одеколона, да и смотрел он на неё очень ласково. И вообще, она ранее ожидала какой-то поспешности с его стороны, излишней настойчивости, суеты, и вдруг всё совершенно спокойно, как-то ну прямо по-домашнему. Она даже обняла одной рукой Максима за шею, но, тем не менее, тихо и вовсе не настойчиво попросила:

-- Всё равно, подожди немного. Опусти меня.

Максим аккуратно и без каких-либо проволочек поставил Настю на пол.

-- Я надеюсь, что здесь есть ванная или душ? -- спросила она.

-- Есть, конечно. Но я тебя отнесу.

-- Не нужно, я сама.

-- Хорошо.

-- Там есть что-нибудь накинуть на себя?

-- Возьмёшь мой халат, он там висит.

-- А он точно твой?

-- Мой, мой. Халат, да ещё постельное бельё, точно мои.

-- Тогда всё, пока, -- и Настя упорхнула в ванную.

Максим прошёл в спальную комнату, расстелил там широкую кровать и вернулся в гостиную убирать со стола. Он только убрал пищу в холодильник, а бутылку с недопитым вином и бокалы занёс в спальню. Он ещё успел отнести на кухню посуду, и тут уже появилась Настя. Максим рассмеялся - его халат, не такой уж короткий и для него, сзади волочился по полу, придерживаемый спереди той, на кого он был надет.

-- Теперь вижу, что халат, действительно, твой, -- тоже улыбнулась Настя и влезла под одеяло на кровати, скинув этот громадный для неё балахон только в последнюю секунду.

Максим поправил на ней одеяло, налил в бокалы немного вина, перекинул халат через плечо и сказал:

-- Ты пока отдыхай, попей винца, а я мигом, -- и он в свою очередь удалился в ванную, раздевшись (чтобы потом не мешать Насте) ещё в гостиной. Но вышел из ванной он гораздо быстрее, нежели его дама, перед кроватью сбросил халат и залез к Насте под одеяло...

После всего далее происшедшего они долго лежали рядом молча. Но затем Настя, окончательно придя в себя, прислонила голову к плечу Максима и тяжело вздохнула.

-- Что так тяжело? -- улыбнулся Максим. -- Тебе плохо было?

-- Нет, что ты! Мне было очень хорошо. Но...

-- Что ещё за "но"?

-- Понимаешь, Максим. Мне как-то не по себе, -- она на мгновение смолкла, а затем продолжила. -- Господи! И что я только делаю! -- вроде бы как простонала Калюжная. -- Люба ведь моя подруга. Да и вообще, грех-то какой.

-- Ох, какая ты набожная стала, -- удивился Максим. -- Что-то раньше за тобой такого не замечалось.

-- Я вовсе не набожная. В церквях практически не бываю. Разве что во Владимирский собор несколько раз заходила, и то больше из любопытства. Но ведь я, и в самом деле, сейчас грешу.

-- Ну, моя жена об этом ничего не узнает. Сам я ей что-либо рассказывать, как ты понимаешь, не собираюсь. Да и тебе это совсем не с руки. А больше ведь никто ничего не знает. Так что успокойся - всё нормально. Ничего Люба не узнает.

-- Да где же там нормально, -- продолжала мучиться Настя. -- Даже если Люба ничего и не узнает, всё равно, неправильно я поступила. Дело даже не в ней, а во мне самой. Никогда не прощу себе.

-- Да ладно тебе. Вроде бы ты первая и последняя оказалась в подобной ситуации. Да сплошь и рядом такие отношения у мужчин и женщин. Редко кто так уж соблюдает все правила. Ну, полежала разочек с другим мужчиной в кровати, и что из того? Зато будет позже что вспоминать. А так просто скучно жить. Всё одно и то же. Знаешь, почему часто поэтов и писателей обвиняли в разврате? Да потому что им не хватало для своих сочинений новых острых ощущений.

-- На всё-то у тебя есть оправдание.

-- Да это не оправдания, это просто жизнь. К тому же, -- усмехнулся Максим, -- знаешь, как говорят: "Не согрешишь - не покаешься".

-- А я вот сейчас и каюсь.

-- И кайся себе на здоровье, только тихонько, не привлекая к своему раскаянию других.

Они снова долго лежали молча, Максим ещё успел отхлебнуть вина из своего бокала, но затем Настя потихоньку начала уже выбираться из-под одеяла.

-- Отвернись, пожалуйста.

-- Вот ещё новости. Это после всего-то!

-- Максим, но я так не могу, не привыкла ещё к тебе.

-- Хорошо, Настенька. Это я так, -- и Максим отвернулся. Настя вновь накинула его халат и пошла в ванную.

Вернулась оттуда она уже одетая. Наполовину одетый Максим собирал с кровати постельное бельё.

-- Слушай. А как там сейчас поживает твоя подруга? -- повернувшись к Насте, спросил её Максим. Он как-то не подумал о том, что спрашивать у одной женщины, да ещё после всего только что произошедшего, о другой женщине крайне невежливо. Но и Настя не обратила на это внимание.

-- Ты, естественно, о Ларисе спрашиваешь?

-- Почему, естественно?

-- А о какой ещё подруге ты можешь спрашивать? Разве их так много у меня, или ты их всех знаешь? Да и вроде бы я не в курсе ваших былых взаимоотношений.

-- Ну, да, -- как-то даже немного смутился Терещук, которого нелегко обычно было чем-либо ошеломить, -- как она могла с тобой не поделиться секретами. Вот странно - мы, мужики более часто болтали в молодости о бабах, но редко делились своими тайнами.

-- Ну да! А то я не знаю, как вы обычно хвалитесь своими "победами".

-- Нет, ты не права. Да, пока были неженаты, такое порой случалось. Но вот будучи уже семейными, мы стараемся больше держать язык за зубами. А вот вы, женщины, наоборот - может быть, и меньше говорили когда-то о мужиках, но зато сейчас язык на эту тему у вас подвешен очень даже хорошо.

-- Ладно, не будем развивать эту тему. Что я могу сказать о Ларисе - у неё всё хорошо, даже, я бы сказала, прекрасно. Окончила партийную школу, идёт по служебной лестнице вверх, дома тоже всё хорошо.

-- И у неё кто-то есть сейчас, ты понимаешь, о чём я спрашиваю?

-- Я должна тебе раскрывать секреты своей лучшей подруги?

-- Но я же не спрашиваю - кто у неё есть. Я просто спрашиваю, есть ли вообще.

-- Ну, Максим, ты, наверное, и сам понимаешь, что у такой красивой, я бы даже сказала, эффектной женщины, как Лариса, свято место пусто не бывает.

-- Понятно. И она счастлива?

-- На мой взгляд, вполне.

-- Такой у неё хороший любовник?

-- Да я не о том. Я говорю просто о женском счастье, а это многокомпонентное понятие. А что касается любовника, то он у неё - дай Бог каждому.

-- Да ты что?! Это она тебе так описывает свои с ним взаимоотношения?

-- Нет. Это я в том плане, что тебе до него не дотянуться.

-- Вот даже как!

-- Я не о его любовных возможностях говорю, ты всё по-своёму понимаешь, я веду речь о его положении. Вот почему я и говорю, что тебе до него не дотянуться. Понимаешь?

-- Теперь понял, -- задумчиво протянул Максим. -- Впрочем, кто бы сомневался? На такой работе, да ещё у такой красивой женщины как Лариса, не может не быть и соответствующего высокопоставленного любовника. Молодец, Кушнарёва! Ты знаешь, я искренне рад за неё. Поверь мне.

-- Я верю. Лариса, и в самом деле, молодец.

В конце концов, они полностью оделись, убрали квартиру за собой, и Максим отвёз Настю на вокзал. Там было много народа, но совершенно незнакомого, а до Надиного дома была всего лишь одна остановка трамвая. Встретились они через время в подобной обстановке ещё один раз. Максим, и в самом деле, был прекрасным любовником, но Настя, пересилив себя, на дальнейшие предложения о встрече, ответила решительным "нет". На этом их свидания, к чести Калюжной прекратились навсегда, хотя, вряд ли уже могла идти речь о какой-либо чести. Хотя Максим нравился ей, и с ним было очень хорошо, Настя, всё же, оказалась благоразумнее, а, возможно, и порядочнее (что тоже, наверное, под вопросом) своей подруги Ларисы, а этими качествами, в принципе, Одарченко-Калюжная славилась всегда. Но, как говорят, и на старуху бывает проруха.

ГЛАВА 12

Друзья-товарищи

В средине октября Виктор по делам в один из рабочих дней побывал на заводе "Большевик". Уже выполнив поставленную перед ним руководством института задачу, в конце рабочего дня он случайно столкнулся с Владимиром Старцевым, который работал на этом заводе. Конечно, "Большевик" не выпускал какие-либо гироскопические приборы. Но из группы Самойлова и так всего лишь пару человек работали на предприятиях хотя бы приближёнными по своему профилю к полученной ими профессии. Да, если специалисты по навигационным системам ещё кое-где требовались, то вот по гироскопам - вакантных мест на киевских предприятиях было очень мало. А ведь почти все старались обжиться именно в столице. Поэтому и приходилось работать не по своей прямой специальности, благо общую инженерную подготовку КПИ дал своим выпускникам очень хорошую.

-- О, Виктор! -- удивился тот. -- Вот уж не ожидал тебя здесь встретить. Какими судьбами, что тебя к нам привело? Может быть, собираешься к нам перейти на практическую работу?

-- Нет, -- улыбнулся Самойлов. -- К вам я переходить пока что не намерен. Меня устраивает и моя работа в институте. Мы разместили у вас на заводе один заказ, вот я его сейчас и курирую.

-- Понятно. Ну, а вообще, как поживаешь?

-- Да всё нормально.

-- А более подробно. Как семья, дети?

-- Слушай, Володя, что я смогу тебе в двух словах рассказать.

-- Да, это верно. А потому у меня есть предложение.

-- Какое?

-- Ты никуда не спешишь?

-- Куда мне спешить. Конец рабочего дня, у вас я всё выяснил, а возвращаться в институт нет смысла.

-- Всё верно. А моё предложение таково - давай посидим немного в каком-нибудь кафе и обменяемся новостями. До конца работы, -- Владимир взглянул на часы, -- осталось всего 40 минут. Ты подождёшь меня? Или ты не согласен?

-- Почему не согласен, можно и посидеть немного. Сколько мы после встречи нашей группы не виделись, более четырёх лет уже прошло.

После окончания работы Старцев с Самойловым зашли в одно из кафе вблизи станции метро "Завод "Большевик". Старцев заказал бутылку водки и закуску.

-- А, может быть, коньячка возьмём? -- спросил Виктор. -- Для такой встречи он лучше подходит.

-- Нет, как раз для нашей встречи подходит больше обычная водка, -- как-то сокрушённо покачал головой Володя и обратился к проходившей мимо работнице кафе (та собирала посуду), -- принесите нам, пожалуйста, ещё одну рюмочку. Если вас, конечно, не затруднит моя просьба.

-- Конечно, принесу, -- сразу же ответила работница, польщённая уважительным к ней обращением. -- Почему бы и не принести хорошим людям.

-- А кто третий то будет? -- удивился Самойлов.

-- Никого не будет, -- сурово ответил Владимир.

-- А зачем тогда третья рюмка?

-- Нужна. Не спеши, обо всём по-порядку, -- хмуро ответил Старцев.

Он распечатал бутылку водки и разлил в рюмки, включая и третью, которую успела принести работница кафе. После этого он отставил одну рюмку в сторону и накрыл её кусочком хлеба.

-- Кто?! -- коротко, резко и даже с неким страхом спросил Виктор. За свою пока что недолгую жизнь он уже успел ознакомиться с этой тяжёлой традицией - ставить на стол такую вот рюмку при поминании покойного.

-- Поднимай, Виктор, рюмку, -- тихо произнёс Старцев. -- Давай выпьем, не чокаясь, за упокой души моего друга и нашего товарища, нашего однокурсника Колю Старосельцева.

-- Когда, почему?! -- искренне горько спросил Самойлов.

-- Пей, сейчас расскажу.

Они выпили, не закусывая, но Владимир продолжал молчать.

-- Так когда, где? -- вновь спросил Виктор.

-- Афган, -- коротко ответил Володя.

-- Понятно. И как он туда попал?

-- Ну, как туда попадают. Направили, а может, и сам напросился. Этого я не знаю.

-- И давно?

-- Попал он туда ещё в прошлом году, где-то через два года после начала войны. Когда погиб, точно неизвестно, но похоронка его маме пришла этой весной.

-- Подожди, а почему только похоронка? Ведь обычно тело привозят в цинковом гробу.

-- Это, Витя, стереотипы. Да, бывает, что и привозят тело погибшего, но далеко не всегда. А если и собирать то нечего, или погиб на территории, занятой моджахедами.

-- Да, ты прав. Ну, надо же. А мы только на встрече вспоминали его и говорили, что он нашёл свой путь. И вот каким этот путь для него оказался. И где он там, в Афганистане, служил?

-- Его мама говорила, да и приезжал тогда боевой друг Коли, что служили они в 1008-м зенитно-артиллерийском полку, в/ч пп 11237, под городом с непривычным для нас названием Шиндант.

-- А как это произошло?

-- Виктор! -- укоризненно произнёс Старцев. -- Неужели ты думаешь, что я осмелился у его мамы такие подробности выспрашивать. А на встрече с его боевым соратником я не был.

-- Ну, да. Правильно. Это я просто от эмоций стал таким несообразительным. Это первый уход из жизни нашего институтского товарища. А ведь ему, как и нам, всего 37 лет.

-- Тогда ему ещё даже не исполнилось 37 лет. День рождения у него в конце лета.

-- Да, ну и дела. Ох, и огорчил же ты меня, Володя, таким вот сообщением. Жаль Старосельцева, мало ему судьба отвела лет жизни. Давай снова выпьем за Николая. Светлая ему память и пухом земля!

Они наполнили рюмки, выпили, слегка закусили и немного посидели, молча, косясь на наполненную стопку в память их друга и товарища. Потом они немного обменялись своими новостями. Очень кратко, потому что настроение у обоих никак не располагало к словоизлияниям. Немногим позже они допили купленную бутылку и, обнявшись на прощанье, словно бы перед дорогой - надолго расставаясь - и разъехались по домам.

И вновь, как и в мае, Самойлову в этот день было как-то не по себе. Тогда на поминальный день он узнал о смерти одноклассника, вспомнил о Жене и Женечке, а вот теперь сообщение о новой утрате - хорошо знакомого ему приятеля по студенческой группе. Каким хорошим было для него начало года, но затем всё словно бы развернулось, если и не 180⁰, то, во всяком случае, радостным год ему уже не казался, да и тянулся он на удивление долго. Вечером Виктор поведал о гибели своего однокурсника супруге. Оксана тоже болезненно восприняла сообщение мужа. Она, хотя и не знала Колю Старосельцева, но сопереживала такой ранней потере приятеля Виктора. Она была сочувственной и ранимой женщиной.

Вот только Оксана в последние полгода заметила, что с её супругом вроде бы что-то происходит. Она никак не могла понять, в чём дело - на первый взгляд её муж был прежним Виктором - он был внимательным и к Володе, да и к ней, разве стал ещё более молчаливым и задумчивым. Но что-то в нём как бы надломилось, он стал более равнодушен ко всем событиям, происходящим в семье. Таковых, а тем более, значительных было совсем не много, но, тем не менее, в мелочах это его равнодушие угадывалось. Оксана не могла думать, что у него появилась другая женщина - он практически вовремя приходил с работы, целые вечера посвящая семье. Так же он проводил вместе с женой и сыном выходные или праздники. За всё это время у него не было никаких командировок (по крайней мере, в нерабочее время и за пределы города), он не "висел" подолгу на телефоне, да и вообще мало кому звонил. И, всё же, он стал каким-то не таким, не совсем ещё другим, но и не было прежнего жизнерадостного, энергичного Виктора. Оксана пару раз задавала мужу вопросы о его самочувствии или о том, не случились ли у него на работе какие-либо неприятности. Но муж совершенно спокойно отвечал, что чувствует он себя вполне нормально, а то, что он бывает иногда не в духе, так это он просто устал. Супруга прекратила расспросы, она знала, что ничего нового он ей не сообщит. Конечно, ссылки на усталость были шиты белыми нитками, но даже его неважное настроение никогда не сказывалось на семье - он не повышал голоса, не ощущалось и его раздражения, он с удовольствием занимался или играл с сыном. Но, тем не менее, это был уже не прежний Виктор, и Оксана это хорошо чувствовала. Вот только она никак не могла сообразить, как ему помочь, если он вообще нуждается в помощи. Если бы он ей открылся, тогда было бы совсем другое дело. Но Самойлов и раньше большинство с ним происходящего хранил в себе, не особо делясь не только с посторонними, но и с женой. Даже, когда он чем-нибудь заболевал (слава Богу, ничего серьёзного пока-что не было), то и тогда это обнаруживалось в самый последний момент, Виктор скрывал свои недомогания. Но, если он скрывал физическую боль, то уж душевную он тем более хранил в себе, а то, что таковая у него имеется, Оксана, как наблюдательная и любящая жена, прекрасно понимала.

А Виктор и в самом деле старался быть прежним самим собой, но не всегда это ему удавалось. Как бы там ни было, но ему не хватало Терещук. Телефонные звонки немного бодрили его, но часто, наоборот несколько расстраивали Самойлова. Что такое телефонный разговор, когда ты не можешь видеть дорогого человека, не можешь хотя бы ненароком прикоснуться к нему. Виктор пару раз, не в силах пересилить себя, начинал заводить разговор о возможной встрече, но Люба резко обрывала эту тему. Виктор чувствовал, что и она расстроена, что они не видятся, но понимал также, что эта тема очень болезненна для Терещук. Поэтому он, скрепя сердце, в последнее время перестал заводить разговор о встрече. Но ему очень не хватало Любы. Пару раз он даже подъезжал в конце рабочего дня к работе Терещук. При этом он наблюдал за знакомой ему фигурой издали, стараясь, чтобы Люба его не заметила. Он понимал, что Терещук, возможно, и, обрадовавшись ему на первых порах, затем здорово на него рассердится. Ещё, чего доброго, вообще запретит и звонить, а этого он, конечно, не хотел. Потому-то даже не шёл за ней следом, а, тихонько повздыхав, отправлялся восвояси.

Шло время. Наступил уже новый 1984-й год. В конце зимы наступившего года в стране вновь был объявлен траур, 9 февраля умер Генеральный Секретарь ЦК КПСС Юрий Владимирович Андропов. При этом среди населения почему-то начали распространяться слухи о покушении на Андропова, хотя умер он из-за отказа давно уже больных у него почек. Похоронили руководителя государства (правившего всего год и немногим меньше 3-х месяцев) у Кремлёвской стены. А далее к власти в огромной державе пришёл человек, нигде и никогда не работавший на самостоятельном участке, 13 февраля 1984-го года Генеральным секретарём ЦК КПСС был выбран 72-летний Константин Устинович Черненко. Он оказался самым престарелым из всех советских лидеров, когда-либо получавших пост Генерального Секретаря. И опять шепоток среди населения - неужели в Секретариате ЦК КПСС не нашлось более молодого и крепкого лица, в последнее время страной правят одни немощные, больные старики?

Простому народу практически всё равно было, кто сейчас стоит у руля государства. Хорошо, что Черненко не начал с закручивания гаек, как это было при Андропове. Правда, предыдущий правитель почему-то народу нравился больше, хотя ранее и возглавлял не особо приятное ведомство. Он понравился простому люду, прежде всего за то, что, как говорили, он поставил под сомнение слова Л.И. Брежнева о построении в СССР развитого социалистического общества и переходе к созданию материально-технической базы коммунизма. Кроме того, Андропов, к удивлению многих, оказался борцом против многочисленных привилегий, которыми пользовались работники партийного и государственного аппарата; отказавшись от значительной их части (сам подавший подобный пример).

Но сейчас никаких новых веяний в стране при смене руководства пока что не наблюдалось. И это было вроде бы хорошим знаком - не так уж плохо народ жил, как большинство считало, а различные перемены не к добру. О недовольных, диссидентах разговоров велось не так уж много, хотя, тот же академик Андрей Дмитриевич Сахаров уже четвёртый год пребывал в изоляции в г. Горький. Сослан он туда (без суда) был за свои резкие выступления против ввода советских войск в Афганистан, а ещё ранее за выступления о свободе политзаключённых. Но и о таковом факте узнавали простые граждане СССР далеко не из газет, которые замалчивали подобные темы. Да и что они могли реально изменить? В общем, жизнь продолжалась так же, как и до того.

Этот год был знаменателен для Самойлова больше тем, что в этом году вновь были круглые даты в отношении окончания школы и ВУЗа - 20 лет (страшно даже подумать, как давно это было) окончания таращанской СШ N 1 и 15 лет окончания института. Странно, но по поводу встречи бывших однокурсников никаких известий не было. Наверное, бывшие студенты решили отмечать даты кратные 10-и, но никак не 5-и. Виктор подумал об этом, что и раз в 5 лет не такие уж частые встречи, но, в целом, решил, что это и к лучшему - его и самого не очень-то тянуло на подобное коллективное мероприятие, у него свежо было ещё прошлое пятилетнее воспоминание. А вот что касается встречи одноклассников, то здесь у Виктора были свои причины обязательно побывать на таком торжестве, если только оно состоится. Да, оно и состоялось, вновь в последние дни мая, но только оказалось оно не таким уж запоминающимся, да и не очень весёлым. Во-первых, неизвестно с чьей подачи решено было провести встречу не в родном городе, а в столице. С одной стороны это было очень удобно, но удобно только киевлянам. Да, их собралось немало, но зато из самой Таращи почти никого не было. Не было даже всегда активного Гаркавенко, а что уж говорить об иногородних, таких как Молодилин, Шафренко, Посохов. Кстати, о последних двух никто из киевлян ничего и не знал. А во-вторых, и это самое главное, для Самойлова эта встреча оказалась не весёлой по причине отсутствия на ней Любы Терещук. А ведь Виктор-то и стремился на эту встречу в основном из-за того, чтобы официально, без всяких там уловок увидеться с Любой. Но, увы. Как сообщила её подруга Настя Калюжная, у мужа Любы всего пару дней назад скончался отец. Естественно, Терещукам сейчас совсем было не до увеселительных мероприятий. Виктор это прекрасно понимал и вовсе не обижался на отсутствие на встрече так желаемой ему особы, но легче ему от этого понимания не становилось.

На встрече, прошедшей в одном из хороших кафе, в целом было очень хорошо, но не для Виктора. Он оживлялся только тогда, когда начинались какие-либо воспоминания о прошедших годах, причём о годах довольно давних. Он и сам что-либо дополнял из сказанного другими приятелями, но чаще просто предавался своим мыслям, предпочитая вспоминать те моменты, когда он в последних классах встречался с Великановой. Он даже иногда непроизвольно чему-то (как бы невпопад со стороны) улыбался или, наоборот, хмурился, вызывая недоумённые взгляды своих сотоварищей. А ещё он задумывался о том, что же будет дальше. Не вообще, а именно в его личной жизни, в последнее время такие мысли всё чаще посещали его. Он чувствовал, что с каждым месяцем, с каждой неделей (хорошо, хоть не каждым днём) становится более сухим в отношениях с Оксаной. И что ему делать? Ответа на этот вопрос Виктор пока что не находил. Самойлов был уже не тем Виктором, который откладывал ответы на подобные вопросы на более позднее время. Он отдавал себе отчёт, что нужно что-то решать. Но только что он мог решить, когда ситуация, как он считал, была совершенно для него непонятна, да и зависела не только от него одного. Если бы можно было откровенно поговорить, не по телефону, разумеется, с Любой, то, возможно, вдвоём они бы окончательно пришли к устраивающему всех решению. Правда, и в этом случае Виктор (даже мысленно) лукавил - не могло быть решения, которое устроило бы всех. В общем, вопросы, какие были, таковыми они и остались.

Виктор, естественно, через пару дней позвонил Любе, выразил ей свои соболезнования по поводу смерти тестя, да и вообще старался поддержать её в непростой для неё момент. Он ни словом, ни намёком не выказал своей обиды (да и не было её) об отсутствии Терещук на встрече. Но зато он много рассказал о ней самой, подробно отвечая на Любины вопросы, а ей, конечно же, было интересно знать и кто был на встрече, и как она прошла. Доволен был этим телефонным разговором и сам Самойлов, поскольку давно он так долго не общался с Любой - это была малюсенькая компенсация за то, что они не смогли встретиться. У Виктора от этой беседы очень поднялось настроение. А на горизонте была ещё и отличная пора года, с её теплом и предстоящим отпуском. Вот только, где Самойловы в этом году будут отдыхать, решение пока что было не принято.

Однажды, спустя всего пару недель после встречи выпускников, Самойлов встретил в центре города своего бывшего однокурсника Александра Копылова. Правда, сам Виктор его практически не узнал, это Саша окликнул его, не то Самойлов точно прошёл бы мимо. А не узнал он Копылова по простой причине - на голове однокурсника не было ни одной волосинки, она была до блеска выбрита и похожа на большой бильярдный шар. Моды на бритые головы в стране как будто бы не было, да и, вообще, очень редко пока-что встречались подобные "причёски". За свои 38 лет Самойлов никогда не стригся наголо, даже очень короткий "ёжик" ему не был присущ. Он думал, пребывая на четвёртом курсе, что в армейских лагерях ему-таки придётся расстаться со своей шевелюрой, ведь (судя по различным фильмам) молодёжь в армии обязательно стригут наголо. Но и там его эта неприятная процедура миновала - они числились курсантами, а потому иметь нормальную причёску (не очень длинные волосы) им разрешалось. А вот Копылова в такой причёске Виктор абсолютно не ожидал увидеть, потому-то и не узнал его.

-- Виктор! Самойлов! -- услышал он, проходя мимо спешащих куда-то по своим делам граждан.

Самойлов повернул голову в сторону окликнувшего его прохожего и несколько секунд вглядывался в незнакомое лицо. Но потом черты лица, всё же, напомнили ему некое изображение былого однокурсника.

-- Саша?! Ты?!

-- Я, Самойлов, я. Что, не узнал меня?

-- Да как тебя можно узнать? Никогда не ожидал тебя встретить в таком-то обличье. И что это ты вздумал ходить лысым?

-- Долгая история, Витя.

-- Ну, хоть коротко расскажи. Как ты всё это время поживал? Где работаешь, как живёшь?

-- Сейчас всё нормально. Живу и работаю в Киеве. Правда, не так уж и долго.

-- Женат, есть дети?

-- Женат. Но женился не так уж давно, детей пока-что нет.

-- Погоди, -- вдруг как бы что-то вспомнил Виктор. -- Ты сказал вроде бы, что сейчас всё нормально. А раньше что, не нормально было?

-- Вот в том-то всё и дело, что раньше, да всего год-два назад не очень-то нормально было.

-- А что так?

-- Понимаешь, если коротко, то был я ещё недавно как бы пропащим человеком.

-- Да ты что! Что за ерунда?

-- Да, Витя, что было, то было.

-- Стоп, Александр, почему это ты был пропащим человеком? Что-то после института что-то не заладилось?

-- Нет, сначала всё было в порядке. Работал, даже женился. А вот потом... Дело в том, что от меня через 2 года ушла жена.

-- Почему?

-- Банальная история, полюбила другого. Так она мне и сказала. А вот я её очень любил, а потому не мог так просто её забыть.

-- И что?

-- Да что в таких случаях бывает - запил я сильно, Виктор. Так запил, что и с работы меня выгнали, да и вообще, чуть ли не бомжём стал.

-- Да, понятно, -- протянул Виктор, у которого сразу перед глазами всплыла Люба. -- Тяжело потерять любимого человека.

-- Вот то-то и оно. Понимаешь, действительно, очень тяжело было. Я мужик, и нюни, конечно, не распускал. Но крепко запил.

-- Да, женщина, та, наверное, выплакалась бы и постепенно смирилась. А мужчине тяжело такое переносить, -- поддакнул Самойлов.

-- Верно, я вот так быстро смириться не мог. Да и для женщины, наверное, дело не в слезах, а в состоянии души. Часто слёзы и не видны, а вот душа плачет.

-- Ты прав, да и вообще... Ты знаешь, я где-то прочёл такую фразу о любви к женщине: "Настоящее чувство - это когда любое время, не с ней или вне её внимания, для тебя просто вычеркнуто из жизни". Ну, и как же ты выкарабкался?

-- Да вот выкарабкался. Правда, не сам, очень помогла мне одна девушка. Вот с ней я и расписался, прошло всего полгода как мы поженились. Если бы не она, то я даже не знаю, что бы со мной дальше было.

-- Да, Саня, я тебя понимаю, сочувствую тебе и очень рад за тебя, тебя сегодняшнего. Но, всё равно - голову-то зачем ты побрил?

-- Понимаешь, я где-то прочитал, что постричься - это как бы вернуться к истокам. При этом многие люди, состригая волосы, испытывают незащищённость или такое чувство, будто бы их обнажили. Но вот другие - ощущают некое освобождение или даже возрождение. Вот и я считаю, что начинаю возрождаться. Сняв волосы, я как бы покончил со своим неприглядным прошлым. А сейчас вместе с новыми волосами расту и я, новый расту, понимаешь?

-- Ясно, но, вообще-то, интересная у тебя трактовка. И что, всё время теперь будешь брить голову?

-- Нет, я себе установил срок - до конца года, и всё. Если всё за это время будет складываться у меня нормально, значит, я уже, действительно, возродился, или изменился в лучшую сторону. Тогда вновь начну отращивать волосы. Мне и самому моя теперешняя причёска не очень-то по душе, но держусь.

-- Ладно, держись, -- улыбнулся Самойлов. -- Но я верю, что у тебя всё будет хорошо.

-- Я тоже в это верю. Даже знаю, что точно будет теперь хорошо.

-- А ты, как я смотрю, оптимист. Это хорошо.

-- Не знаю, оптимист я или пессимист, но кто-то верно по этому поводу заметил: "Мудр тот, кто пессимист, но говорит об этом с оптимизмом". Пусть и я буду таким же мудрым пессимистом.

-- Правильно! Согласен с тобой. Так держать!

После таких оптимистических последних фраз приятели поговорили немного о делах и о семейной жизни уже самого Виктора. Тот, конечно, не стал делиться с однокурсником своей тайной о Любе Терещук, но в голове всё время держал на уме лишнее напоминание того, к чему иногда приводит несчастная любовь. Вот только он не мог решить, какая же у него самого любовь - счастливая или несчастливая. Но эта встреча с Копыловым, точнее разговор с ним, почему-то запомнилась Самойлову надолго. Запомнилась, наверное, пониманием того, как очень тяжело человеку без истинной любви, без дорогого, любимого ему человека. Виктор не стал сейчас сравнивать, например, гипотетическую потерю для него самого то ли Оксаны, то ли Любы, но прекрасно понимал, что в подобной ситуации он оказался бы точно в таком же состоянии, в каком ранее находился Александр. Вот только смог ли бы он выкарабкаться из этого состояния, это ещё тот вопрос?!

После разговора с Копыловым Виктор вновь стал более нежно (хотя и молчаливо) относится к своей супруге, то ли из боязни потерять и этого дорого ему человека, то ли по какой-то другой причине. Оба они по-прежнему старались не ссориться друг с другом, уступать в каких-либо спорных вопросах. Да и таковых у них в последнее время почти-что не было. Виктору, а, возможно, и Оксане запомнился разве что некий разговор, произошедший как-то в один из осенних вечеров. Они смотрели по телевизору какую-то не особо интересную для обеих передачу. Виктор, скучая, взял с полки в книжном отделе гостиного гарнитура книгу и стал её читать. Оксана периодически выходила на кухню, затем возвращалась в залу и клацала переключателем телевизора, ища что-либо более интересное. Но вот, наконец, предыдущая передача закончилась, и начали показывать отрывки из какого-то сборного концерта популярных советских эстрадных исполнителей. Здесь уж Оксана уселась удобно в кресло и стала внимательно смотреть и слушать. Виктор же по-прежнему был углублён в чтение.

-- Витя, что ты там читаешь? -- спросила супруга.

-- Книгу.

-- Я и сама вижу, что книгу. А какую?

-- Братьев Стругацких. Давно мне посчастливилось её купить, а вот до чтения руки пока что не доходили.

-- Тоже мне, нашёл время, когда её читать. Да ещё фантастику.

-- Тебе фантастика не нравится, а мне вот как раз нравится.

-- Чем она может нравиться? Выдумки там всё.

-- А в твоих романах, которые ты так любишь, разве не выдумки?

-- Нет, там реальная жизнь.

-- Оксана, какая ещё реальная жизнь?! Даже у Льва Толстого большинство героев его книг были вымышленными лицами. Понятно, что, например, Кутузов или Багратион, даже князь Андрей Болконский, были. А что касается встреч того же Болконского с Наташей Ростовой и тому подобное - то это же вообще всё вымышленное, а уж их взаимоотношения и тем более.

-- Здесь ты, конечно, прав, хотя немного и неправ, -- не дала ему развить мысль дальше Оксана

-- И в чём я неправ?

-- В отношении Андрея Болконского, -- улыбнулась Оксана, хорошо знавшая и любившая русскую литературу. -- Ты прав в том, что, хотя Лев Толстой по матери был из рода Волконских, но не все реальные лица этого рода есть в романе "Война и мир". В романе изменена начальная буква фамилии рода, но, всё же, в роду Волконских, насчитывающих несколько поколений, были такие реальные лица как князь Николай Волконский, Михаил, Софья, Елена, Мария. Как раз княгиня Мария и была матерью Льва Толстого, в книге она изображена в лице княжны Марьи. Правда, мама Толстого умерла всего через 2 года после рождения Льва. А вот неправ, знаешь в чём? Дело в том, что в семье Волконских, в сравнении с романом, был только один вымышленный персонаж. И Лев Толстой никогда и не скрывал, что этим вымышленным персонажем был никто иной как именно князь Андрей. Вот так-то.

-- Да ты что! Я и не знал этого. Тогда тем более я прав. А что уж говорить о современных писателях. Они же не документальные повести пишут. Там все герои вымышленные.

-- Хорошо, с этим я согласна. Но в этих книгах события хотя бы приближены к реальным фактам. А фантастика...!

-- А что фантастика? Не думай, что там всё выдуманное. Нет, оно, конечно, выдуманное, но нельзя и сказать, что такого никогда не может случиться.

-- Ты так думаешь?

-- Конечно. Я вот читал один рассказ или даже повесть то ли Артура Кларка, то ли Айзека Азимова, сейчас уже не помню ни названия произведения, ни автора. И там есть очень интересные мысли.

-- Да? И какие же?

-- Так вот, там было высказано примерно следующее: всё то, что человек может себе вообразить, то есть придумать, как ты говоришь, всё это обязательно когда-нибудь произойдёт или уже произошло.

-- Даже произошло?

-- Да, мы ведь многого не знаем в истории Человечества, а ещё больше в истории Земли.

-- Ну и что из этого?

-- Как ты не понимаешь! Это означает, во-первых, насколько сильно развито человеческое мышление, а во-вторых, что мысль материальна - всё произнесённое или даже подуманное вполне может когда-то воплотится в реальное событие.

-- Ой, Витя, но это уже точно фантастика.

-- А, тебя не переубедишь, -- махнул рукой Самойлов. -- Каждый из нас, наверное, останется при своём мнении.

-- Ладно, Бог с ней, с твоей фантастикой. Но ты ведь и вчера, и позавчера что-то читал. Сколько можно читать. Послушай лучше концерт, он интересный.

-- Но я его и так слушаю, а смотреть совсем не обязательно. Что там на этих артистов смотреть. Какие они были, такие и есть.

-- Не скажи. Они меняются. Особенно женщины.

-- Ты хочешь сказать, что их наряды меняются, а не они сами.

-- Пусть и так, но всё равно интересно. А книги читать каждый вечер более интересно? С женой ты последнее время не хочешь поговорить, а всё норовишь в книгу или газету носом уткнуться.

-- Книги полезно читать, даже ту же фантастику. Я уже не говорю за газеты, новости, события в стране и за рубежом всегда нужно знать. Читать познавательно, и книги мысль развивают. А Стругацкие ещё и здорово пишут.

-- А ты знаешь, что бытует одно интересное мнение по поводу излишнего чтения книг, высказанное, по-моему, кем-то из известных нам людей.

-- Излишнего чтения не бывает. Но, интересно, что за мнение?

-- Так вот, говорят, что те, кто много читают - отвыкают самостоятельно мыслить.

-- Вот те на! Это что-то новое.

-- Почему новое? Что-то в этом есть.

-- Что в этом может быть? Где логика?

-- А что, читая, ты больше себя загружаешь, не остаётся места для развития собственного мышления.

-- И это ты считаешь логичным?

-- Конечно. А разве не так?

-- Ну и логика! Это ты сама до такого додумалась?

-- Почему сама, не только я сама. Многие женщины так думают. Такова уж женская логика.

-- А это ещё что такое? С чем его едят?

-- В смысле? -- удивилась Оксана. -- Я имею в виду логику.

-- Я тоже. Только, как ты говоришь, женскую логику. Нет никакой женской логики.

-- Это ещё почему? Мужская есть, а женской нет?

-- Именно так. Есть логика вообще, без деления на мужскую или женскую. Но вот если говорить именно о женской логике, то её просто не существует. Если она у женщин даже и есть, то её всё равно нет.

-- Что за ерунда! Если она есть, то её нет. Как это?

-- А вот так. Не умеют женщины рассуждать логически.

Оксана с изумлением посмотрела на Виктора и спустя небольшую паузу возмущённо спросила:

-- А тебе не кажется, что ты сейчас таким заявлением оскорбляешь всех женщин? Если и не всех, то, по крайней мере, меня в их лице? Что все женщины такие тупые?

-- Никого я не оскорбляю. И не считаю, что женщины тупые. Я вовсе не отрицаю того, что есть много умных женщин, даже очень умных. Возможно, я немного и утрирую - наверное, есть некоторые женщины, которые в рассуждениях смогут выстроить некую логическую цепочку. Но их единицы. Преобладающее количество женщин не мыслят логически, они очень редко могут аргументировать свою позицию. И это не от того, что они глупые, просто они мыслят не логически, они мыслят чем угодно - душой, сердцем, интуитивно, но никак не разумом. Ты знаешь, бытует и такое мнение, что когда логика заканчивается, проявляется интуиция. Это и для мужчин характерно, но, всё же, - больше для женщин.

-- Это почему ещё?

-- Не знаю почему. Только женщины никогда не могут обстоятельно, широко объяснить свою позицию по отдельным вопросам. А если их настойчиво просят растолковать, почему именно они так считают, то те просто начинают злиться. Разве ты за собой такого не замечала? Вот и всё. Какая же в этом логика? Нет никакой женской логики. Есть, скорее, интуиция. Разве я неправ?

-- Странные твои суждения, -- удивлённо протянула Оксана. -- Но, возможно, что-то в этом и есть. По крайней мере, в том, что женщины скорее мыслят сердцем или душой, ты, наверное, более-менее прав.

-- Вот! Более-менее. Но ты не можешь так вот сразу согласиться, что последнее слово останется не за тобой. Ты всегда права. Так что ли? Истинная женщина!

-- Но я таковой ведь и являюсь, -- уже улыбнулась супруга.

-- Ладно, -- махнул рукой Виктор. -- Пусть будет так, хватит спорить по пустякам.

Но это был, пожалуй, единственный вечер, когда Самойловы немного поспорили. Да и собственно спором (как в конце отметил Виктор) их беседу сложно было назвать - так, некоторые рассуждения на тему книг и женской логики. Неизвестно даже, остался ли каждый при собственном мнении или же что-то из объяснений партнёра по беседе взял и для себя - больше они к этой теме не возвращались. Находились для разговора и другие темы, хотя Виктор в последнее время и впрямь предпочитал больше молчать.

ГЛАВА 13

Вечер с приятелями

Весна и лето, как ни странно, прошли для Самойлова как-то незаметно. Это прошлый год тянулся для него нескончаемо долго, а в этом году как бы восстановился нормальный ход времени. Вероятно, просто Виктор немного смирился с тем, что он регулярно перезванивался с Любой, так уже почти за полтора года и, не видя её. Семейная жизнь вроде бы вошла в нормальную колею - да она, в принципе, из неё не особо-то и выбивалась, так, некоторые небольшие сбои. В конце июля семейство Самойловых вновь отдохнули на море, правда, уже на Чёрном, в районе Ильичёвска. Там вода была значительно холоднее, нежели на Азовском море, да и глубины были солидные. Но Володьке уже исполнилось 10 лет, он хорошо к тому времени плавал, а потому и отдых в целом прошёл очень хорошо.

А вот дальше немного дольше (а зачастую оно так и бывало) тянулась осень. Развлечениями семьи стали лишь редкие посещения отдельных концертов, да вечера, проведенные у экрана телевизора. Правда, в выходные дни они ещё изредка выбирались на прогулки по Киеву. В гости к Самойловым часто заходили и приятели, но больше Оксанины. Из друзей Виктора изредка бывали Антон Рознянский да Вася Колтунов, давно не видел Виктор своего ещё школьного друга Игоря Пономаренко. В октябре Самойлов, созвонившись с Игорем, пригласил чету Пономаренко к себе, провести один из деньков (точнее, его вторую половину) у них в гостях. Игорь с радостью согласился, не возражала и Ксюша, тоже уже давно не видевшая своего бывшего одноклассника. Правда, жили Пономаренки совсем на другом конце города от места обитания Самойловых - в микрорайоне Никольская Борщаговка, около пересечения проспекта 50-летия Октября (а в год 90-летия Октября он станет уже проспектом Леся Курбаса) и бульвара Ромена Ролана. Это была предпоследняя (перед окружной дорогой) остановка скоростного трамвая N 3 (Площадь Победы - Кольцевая дорога, ≈ 10 км). Неподалёку, по диагонали от этого пересечения жил и их одноклассник Антон Куликов. Так что, добираться друг другу в гости друзьям было далековато. И вот в один из субботних дней октября они всем семейством (вместе с сыном Александром) прибыли к Самойловым. Сашка был всего на год старше Володьки, а потому они, как и их родители, очень хорошо провели совместно время в разных своих развлечениях, не докучая старшим.

Во время пребывания четы Пономаренко в гостях у Самойловых, за разговорами все они, сидя за столом, краешками глаз смотрели отдельные передачи по телевизору, хотя ничего интересного в этот момент "по ящику" не показывали. То Виктор, то Оксана периодически щёлкали каналами, пока по одному из них не началась какая-то передача с записью выступления Владимира Высоцкого. Теперь уже экрану телевизора было уделено больше внимания, поскольку стихи и песни этого барда, да и его самого, любили все присутствующие в гостиной. Песни Владимира Высоцкого получили широкое распространение во всех слоях советского общества. Секретом его успеха многие считали то, что он как бы соединил в них дух диссидентства с уголовной романтикой, которая имела давние корни в народной душе. Теперь уже разговоры, которые велись за столом, обо всём и ни о чём, вошли в направленное русло. О Высоцком и о его творчестве было приятно поговорить всем. Это, собственно, были и не полноценные разговоры, а обмен репликами или вопросы с ответами. Ведь происходило это в основном во время коротких пауз между песнями с объявлениями или комментариями ведущего.

После реплик о самом Высоцком поговорили немного об отношении к нему властей. Если в народе Володя, можно сказать, был обожаем, то руководители Советского государства неоднозначно относились к поэтическому творчеству Высоцкого. Если Л. И. Брежнев песен Высоцкого (за исключением некоторых на тему прошедшей войны), не любил, то более лояльным в этом отношении был Ю.В. Андропов. Да, наверное, и не просто лояльным. Уже после смерти Юрия Владимировича его сын рассказывал, что Андропов очень любил песни Высоцкого. Да и самого Высоцкого он очень любил. При Андропове Высоцкий оказался как бы неприкасаемым, - не в индуистском, конечно, понимании, а в "большевистском". И вот это удивляло.

-- Возможно, такое отношение Андропова к Высоцкому было потому, что он и сам писал стихи? -- спросила Ксюша.

-- Какие ещё стихи? -- удивился Виктор.

-- Да, не удивляйся, -- поддержал супругу Игорь, -- Андропов, действительно, писал стихи. Нам рассказал об этом Миша Слуцкий.

-- Кто это такой?

-- Я же тебе о нём рассказывал. Это мой коллега по работе и теперь уже приятель. Только не киевлянин, а из Москвы. Я подружился с ним, часто бывая в командировке у него на работе. Был не раз у него и дома. Он тоже, наведываясь в Киев, непременно забегает к нам.

-- А, помню, говорил ты об этом Михаиле. Только ты в тот раз не называл его фамилию. Ну, ладно. Ты что-то говорил о стихах Андропова?

-- Ну да. Так вот, Миша, например, говорил, что когда Андропов умер, то на его рабочем столе среди бумаг нашли листок со стихами:

Да, все мы - смертны, хоть не по нутру

Мне эта истина, страшней которой нету,

Но в час положенный и я, как все, умру,

И память обо мне сотрёт седая Лета.

Мы бренны в этом мире "под луной":

Жизнь - только миг, небытие - навеки.

Кружится во Вселенной шар земной,

Живут и исчезают человеки.

Но сущее, рождённое во мгле,

Неистребимо на пути к рассвету,

Иные поколенья на Земле

Несут всё дальше жизни эстафету.

-- Хм, а стихи-то очень даже неплохие, -- протянул Виктор. -- Образованный был человек. Но, может быть, это и не его стихи?

-- Его, его. Почерк-то его хорошо знали. Так что не думай, что он их откуда-то переписал.

-- Это так, -- вновь сменила мужа Ксения, -- писал Андропов стихи. И те, кто знал его, говорили, что он довольно серьёзно относился к своему стихотворчеству. Очевидно, это шло у него со времён молодости, когда он в молодые годы, в Петрозаводске издал свой поэтический сборник (под псевдонимом Юрий Владимиров).

-- Да и вообще, Андропов очень тонко чувствовал музыку, хотя на отдыхе больше любил слушать песни бардов-шестидесятников, особо выделяя, кроме Высоцкого, ещё и Юрия Визбора. Он и сам неплохо пел, как и его жена Татьяна Филипповна. И вот те, кто хорошо знал Юрия Владимировича, называли его романтиком с Лубянки, -- завершил характеристику Андропова Игорь.

Теперь собравшиеся ненадолго отвлеклись от песен Высоцкого (слушая их, всё же, краем уха) и начали больше говорить о таком его неожиданном покровителе. Каждый внёс в обсуждение свою лепту, что позволило обрисовать одну из сторон деятельности бывшего главы КГБ. Андропов был неординарным человеком. И многим казалось странным, что он, рьяно боровшийся с диссидентами, одновремённо как бы "крышевал" Высоцкого. Он всегда старался помочь или смягчать удар властей по отношению к Владимиру, как, впрочем, и в отношении некоторых других поэтов и писателей. А ведь многие его всеми читаемые или напеваемые произведения были, пожалуй, похлеще стихов тех же Иосифа Бродского или Осипа Мандельштама, Василия Стуса, Ивана Сокульского, Александра Кобринского, Юрия Галанскова. Он даже поддержал публикацию в "Новом мире" сенсационной повести Солженицына "Один день Ивана Денисовича". Андропов, с коим Высоцкий был лично знаком, являлся в достаточной степени интеллигентным человеком. И его покровительство распространялось не только на поэтов и писателей. Так, например, глава КГБ ещё оказывал активную поддержку театрам Любимова и Ефремова. При этом Юрий Любимов даже получил возможность поставить спектакль "Дом на набережной" - смелую и новаторскую пьесу о проблеме морального выбора в эпоху сталинского террора.

-- Да, он помогал Высоцкому даже после его смерти, -- отметила Ксюша.

-- Что ещё за ерунда? -- отреагировал Виктор.

-- Ну, я неправильно выразилась. Не ему, конечно, помогал, но его друзьям. Но связано это именно с Высоцким.

-- Как это? -- удивилась уже и Оксана.

-- Через полтора года после смерти Высоцкого, в январе 1982-го года, в День рождения поэта Андропов своей властью даже разрешил показ спектакля "Владимир Высоцкий".

-- А, вон оно что. Да, молодец был Андропов.

-- Правда, этот спектакль шёл на сцене всего единожды - только в статусе вечера памяти, после чего спектакль был снова закрыт, -- ухмыльнулся Игорь.

-- Ну и что, -- на этот раз не согласилась с мужем Ксения. -- Но, всё же, этот спектакль стал доступен глазам друзей и поклонников поэта.

-- Слушай, Игорь, -- задумчиво протянул Виктор. -- И что за человек твой Миша Слуцкий? Откуда его такая информированность?

-- Человек он довольно простой, но парень разбитной. Откуда такая информированность, я не спрашивал. Но такого типа люди всегда обо всём прекрасно информированы. Очевидно, в каких-то таких кругах вращается. Да на то она и Москва, там всегда информацию раздобывают чуть ли не из первых уст, а уж распространяется она молнии подобно.

Так, больше из рассказов своих друзей, чета Самойловых более полно ознакомились не столько с творчеством Высоцкого, сколько с неизвестными им сторонами характера Юрия Андропова. Но разговоры на подобную тему в этом вечер не завершились. Они продолжились, когда Виктор с другом пошли на балкон перекурить. Правда, Андропов уже не обсуждался, но вот о Высоцком они побеседовали в неожиданном для Виктора ракурсе.

Закурив сигарету, Игорь вопросительно протянул:

-- Тебе, наверное, повезло, и ты виделся с Высоцким, точнее, слушал его песни вживую?

-- Я слушал песни Высоцкого вживую? -- изумился Виктор. -- Где бы я мог его слушать, в Москве, что ли?

-- Почему в Москве? В Киеве. Он же приезжал в Киев, и я читал, что выступал у вас в КПИ. Вам повезло, не знаю, как в других институтах, а у нас он не выступал. Да что там говорить, ваш КПИ вообще был неким культурным центром.

-- Высоцкий у нас в КПИ? -- удивился Самойлов. -- И когда же это он у нас выступал? В каком году?

-- Да вроде бы в 1966-м. Точно я уже не помню.

-- Что? -- ещё больше удивился Виктор. -- Это ещё когда я там учился? Быть такого не может. Ты ничего не перепутал? Когда именно он был у нас в институте? Весной или осенью?

-- Вот этого я не знаю.

-- Нет, ты определённо что-то путаешь. Я тогда оканчивал второй курс института или был уже на третьем курсе. И такого не помню.

Виктор вспоминал то время. Если бы это было во второй половине 1965-го года, то, возможно, он мог и пропустить такое событие. У него в то время был как раз, так сказать, "запойная" часть года. Да и то вряд ли. Но позже-то всё наладилось, и уж концерт Высоцкого он точно пропустить не мог. Да что там пропустить, он ни о чём подобном и не слышал.

-- Ты мог и не знать. Ведь подобные его выступления не афишировались. Высоцкий в те годы был полузапрещён, его песни не имели официального разрешения цензуры.

-- Всё это так. Я, действительно, мог не знать. Я имею в виду, когда и где должен был состояться такой концерт. Но я не мог не знать о таковом уже после проведения концерта! Ты что, да об этом ещё целую неделю гудел бы весь институт. Такое событие! Но ничего подобного я не знаю.

-- Но я собственными глазами видел написанное: "Владимир Высоцкий дал концерт в КПИ".

-- И где ты это прочёл?

-- Я сейчас уже не помню. Но я это точно читал. Ты что мне не веришь?

-- Не знаю. Могу поспорить - здесь что-то не так. Нужно выяснить. Мне самому интересно.

-- Вот давай и поспорим, чтобы тебе была мотивация. А ты потом выясняй.

-- Хорошо. А на что спорим?

-- Ну, не знаю. Давай на самое простое - на бутылку армянского коньяка.

-- Армянский коньяк - это не самое простое, -- рассмеялся Виктор. -- Но, хорошо, я согласен. Только так быстро я этого выяснить не смогу.

-- Я понимаю. Давай вернёмся к этому вопросу, например, через пару месяцев или через полгода. Мы ведь верим друг другу на слово.

-- Лучше через полгода, -- вздохнул Самойлов.

-- Договорились. Ладно, пошли в комнату, а то наши женщины нас, поди, уже заждались.

И друзья покинули балкон, вернувшись к Оксане и Ксюше, которые, как им показалось, не так уж и скучали, занятые каким-то своим разговором. Да так, что мало обратили внимание и на приход мужей.

В процессе расставания семьи и Самойлова, и Пономаренко решили, что вечер они провели очень даже хорошо и даже с пользой, познавательно. Решено было встречаться почаще. Жаль только, что подобные решения не всегда безукоснительно выполняются.

Шло время. Самойлов не спешил разузнать всё о концертах Высоцкого прямо за несколько дней. Но он и не забывал о пари с Игорем. Через пару месяцев он собрал немало сведений о Владимире Высоцком. Оказалось (Виктор ранее этого не знал), что Высоцкого связывают с Киевом очень многое. Например, его отец, Семен Владимирович был киевлянином. В Киеве на улице Ивана Франко жила его бабушка Ираида Алексеевна. В Киеве, в театре имени Леси Украинки, играла его первая гражданская жена Иза Жукова, к которой он изредка приезжал в конце 1950-х - начале 1960-х годов. Да, знаменитый артист и бард бывал в Киеве на протяжении почти 30 лет. Но с официальными визитами он начал бывать в Киеве, как выяснил Самойлов, только с мая 1968-го года, когда Владимир приехал в Киев как автор песен для фильма "Карантин", который снимался на Киевской киностудии имени Довженко. Выяснил Виктор также, что в Киеве, действительно, состоялось немало сольных выступлений Владимира Высоцкого. Он выступал на заводах, в школах, научных учреждениях и на предприятиях. И местами для его выступлений были не солидные специальные помещения с большими залами и приспособленными для выступлений сценами, а небольшие комнаты или цеха. Выступление барда обычно длилось от часа до полутора часов, не более. Но выяснил Виктор и то, что впервые как артист Высоцкий приехал в Киев только в сентябре 1971-го года - вместе с Театром на Таганке, который проводил здесь свои гастроли.

Самойлов даже выяснил следующие интересные факты. Игорь был прав - концерты Высоцкого не афишировались. Времена были непростые, поэтому (чтобы никто не доставал и не приставал) просто объявляли среди своих о том, что будет выступать Высоцкий. Проводились эти выступления по линии творческих встреч. Выступления проходили либо в обеденный перерыв, либо в конце рабочего дня. Билеты были недорогие (часто просто складывали деньги), да и контингент слушателей тоже был небольшим. При этом Высоцкий давал по 4-5 концертов в день, получая за каждое выступление 300 рублей наличными. Конечно, 5 концертов в день - это очень много, но Высоцкий знал свои силы, был человеком двужильным, а таким образом он мог за месяц заработать весьма приличную сумму. Но было это уже в 70-х годах.

Всё это были, так сказать, сопутствующие сведения, но было абсолютно ясно, что в 1966-м году в Киеве Владимир Высоцкий с концертами не выступал. Но при чём же тогда КПИ?

И вот месяцев через пять, ещё немного покопавшись в этом деле, Виктор позвонил Игорю и пригласил к себе в гости, предупредив, что тот должен прийти к нему с бутылкой армянского коньяка.

-- Ты серьёзно? -- не поверил ему приятель. -- Не мог я быть не прав. Я своими глазами читал.

-- Так, ты давай приходи, а я тебе всё объясню. Но пари ты точно проиграл. Так что не скупись. Правда, дело не столько в деньгах, не велика потеря. Найти настоящий армянский коньяк более сложное дело. Но, как найдёшь, милости прошу, -- весело предупреждал друга Виктор.

Игорь заявился к Самойлову через день. Он выставил на стол бутылку хорошего армянского коньяка, а Оксане вручил букетик цветов и коробку конфет. Расположились друзья в комнате Виктора.

-- Так, если ты меня не убедишь, -- шутливо предупредил он, -- то оплачивать эту бутылку будешь ты. Я уж, так и быть, беру на себя моральные издержки в отношении того, сколько мне пришлось за ней побегать.

-- Не придётся мне оплачивать коньяк. Ты мне лучше скажи - почему это ты заявился к нам без Ксюши? Где это ты жену оставил? Если коньяк с собой взял, то знал, что застолье будет. И так редко заходите в гости, а сейчас так вообще без жены притащился, -- начал в шутку грубовато отчитывать друга Виктор.

-- Да у неё сегодня там какое-то вечернее мероприятие на работе. Оно намечено было заранее. Поэтому она предупредила, что не сможет к вам заскочить. Передавала вам привет, сказала, что в ближайшие выходные зайдёт. Ты давай рассказывай о том, что ты там "нарыл".

-- Ладно, слушай, -- и Виктор детально рассказал Пономаренко всё то, что ему за эти месяцы удалось выяснить.

-- Да, -- с удивлением уважительно протянул гость. -- Поработал ты на славу. Я таких деталей и не знал. Но о самом главном ты так и не сказал, как же тогда КПИ?

-- Понимаешь, читать газеты, или что ты там читал, нужно более внимательно. А не через строку.

-- Так, ты меня не поучай. Я читаю нормально. И я точно помню, что речь шла о КПИ. Ты об этом что-либо выяснил?

-- Выяснил.

-- И что же?

-- Во-первых, в 1966-м году, кроме выступлений в Москве, Высоцкий выступал в Ялте, Одессе и Тбилиси. Но в Киеве он не выступал. Это точно.

-- Хорошо, верю. Но ты о главном расскажи. Как же тогда КПИ?

-- Так вот, перехожу к главному. В октябре 1975-го года Владимир Высоцкий вместе с Театром на Таганке приехал в Ростов-на-Дону.

-- Оп-па! А Ростов то здесь при чём?

-- Ростов-на-Дону имеет к нашему пари самое прямое отношение. Именно там Высоцкий выступил на КПИ. Улавливаешь разницу? Не "в" КПИ, а "на" КПИ.

-- И что это значит? Что ты мне голову морочишь. Как в Ростове-на-Дону может быть Киевский политехнический институт? Там что, есть филиал киевского ВУЗа?

-- Нет там никакого филиала. Ты так и не понял почему "на" КПИ.

-- Ты давай не умничай, а объясняй.

-- Объясняю тем, кто невнимательно читает разную макулатуру - в Ростове-на-Дону имеется комбинат прикладного искусства, он же сокращённо КПИ. И вот там, на комбинате, в красном уголке 10 октября 1975-го года Высоцкий дал концерт, и даже не один, а два.

-- Это точно?

-- Абсолютно точно.

-- А как же тогда 1966-й год?

-- Понятия не имею. Но в 1966-м году Высоцкий в Киеве точно не был. Напутали что-то газетчики. Или ты цифры попутал, со сдвижкой в 10 лет.

-- Ладно, я тебе верю. Да и поработал ты неплохо. Так что, давай оприходуем эту бутылочку классного коньяка. Зови Оксану, не будем же мы пить коньяк без хозяйки.

-- Ага! Вспомнил о хозяйке, а свою-то не привёл. Только не её нужно звать, не она к нам, а мы сейчас к ней пойдём. Она, я думаю, уже стол накрыла.

Так вот закончилось пари Пономаренко с Самойловым, как и сама эпопея с выяснением деталей концертов Владимира Высоцкого.

* * *

Далее потекли серые рабочие будни, которым вполне соответствовала и погода во второй половине осени. В средине ноября, в один из дней Самойлов случайно столкнулся около метро с Ваней Линниченко, своим одногруппником. Они радостно обменялись приветствиями, а затем в процессе разговора Виктор спросил Ивана о том, кого он видел из однокурсников.

-- Да видел несколько человек. Например, Бориса Горынина, Юрку Пашкова, -- ребята из их параллельной группы (с Борисом Виктор посещал футбол и "Закарпатскую Троянду"), -- Лену Кравченко, Толю Ефремова, -- это уже были их одногруппники. -- Не многих в Киеве удаётся встретить.

-- Да, я тоже немногих видел - Антона Рознянского, Валентина Аверкина, -- напарник по комнате Виктора. -- Ту же Лену и Вовку Старцева.

-- О! Я совсем забыл, -- стукнул себя по лбу Ваня. -- Ты мне напомнил, сказав о Вовке. Я ещё видел Колю Старосельцева. А он ведь друг Володи. Сейчас уже майор, красавец, с орденами.

-- Да ты что?! -- изумился Виктор. -- Не может быть! Когда ты его видел?

-- Ну, где-то пару месяцев назад - то ли в сентябре, то ли в августе.

-- Точно?! А ты не ошибся случайно? Быть такого не может!

-- Да как там ошибся. Я его видел так, как сейчас тебя вижу.

-- Но он же, как говорили, погиб в Афганистане?

-- Я слышал об этом. Все так думали. Но он оказывается не погиб. То ли он был ранен, то ли был в плену, но потом, всё же, попал к своим. Он мало об этом рассказывал, просто сказал, что всё обошлось. Так что, он жив и здоров.

-- Вот это здорово! Как хорошо. А мы в прошлом году со Старцевым пили за его упокой. Я рад, что он жив. Неплохой парень. А как это у него всё произошло?

-- Не знаю. Мы мало общались, он куда-то спешил.

-- Ладно, узнаем. Главное, что он жив.

-- Да, это правильно.

Однокурсники побеседовали ещё немного, вспомнив своих друзей, а затем расстались - Самойлов и сам сейчас торопился по делам. Но разговор с Линниченком он не забыл. Недели через две по работе одному из сотрудников отдела нужно было ехать на завод "Большевик". Узнав об этом, Виктор напросился у начальника поехать туда самому. Тот удивился, но возражать не стал, хотя этот вопрос курировал другой сотрудник отдела. Самойлов же хотел встретиться с Владимиром Старцевым. Два года назад, расстроенные трауром по Владимиру, они не успели обменяться телефонами. Правда, в каком цеху или отделе работает Владимир, Самойлов тоже не знал. Но это дело поправимое. Решив на "Большевике" производственный вопрос, Виктор направился в отдел кадров завода, где ему и сообщили координаты Старцева. Тот работал в одном из отделов, но разыскал его Виктор на выходе из цеха.

-- О! -- удивился Владимир. -- Какими судьбами? Опять заказ у нас размещаешь?

-- Нет, заказ уже давно размещён, но курирую его не я. А я напросился поехать к вам, потому что хотел встретиться именно с тобой. Телефонами мы после той нашей встречи не обменялись. А адреса твоего я не помню. Знаю, что ты жил недалеко от института. Но мог уже и переехать.

-- Да, я и переехал, и телефоны друг друга мы не записали. Ты прав. А зачем я тебе понадобился?

-- Да вот, хотел узнать у тебя о Коле Старосельцеве.

-- А! -- обрадовался Владимир. -- Он оказывается не погиб, он жив.

-- Я уже это знаю. Недавно встретил Ивана Линниченко, тот мне и сообщил эту новость. Я на первых порах ему не поверил, думал, что он обознался.

-- Нет, он не обознался. Коля, действительно, жив.

-- А как же так получилось? Ты же говорил, что похоронка маме пришла?

-- Да, была похоронка. Но так иногда бывает. Дело, по его рассказам, было так. Он по делам службы вместе с другими офицерами и солдатами ехал в небольшой машине вместе с шедшим впереди БТРом в другой город. И вот в каком-то ущелье их микроколонна попала в засаду, пришлось принять бой. БТР был подбит, подожжена машина. Бойцы укрылись в расщелинах скал, откуда и давали отпор врагу. В бою, как он рассказывал, недалеко от него и других бойцов разорвался то ли снаряд, то ли мина. Были, естественно, убитые. Но Николай остался жив.

-- И что, он попал в плен?

-- Нет, в плену он не был. Хотя одно время некоторые так и считали, что он находится в плену или убит.

-- Так как же его посчитали убитым?

-- Ты понимаешь, как он рассказал, произошла счастливая случайность. Правда, натерпеться ему пришлось ого-го.

-- Подожди. Но бойцы же видели, что он ранен или убит на поле боя?

-- Не совсем так. Старосельцев с одним из бойцов остались жив. А счастливой случайностью стало то, что разрывом снаряда завалило нишу-пещеру в скалах, откуда вела огонь группа Николая. Моджахедов было много, и нашим ребятам пришлось сменить позицию, немного отступив. И на место боя они смогли попасть уже только через несколько дней. Никого, даже убитых там уже не было. Тех очевидно захоронили афганцы. Вот и пошли сведения, что все в группе погибли или попали в плен. Один из бойцов соседней группы, видя почти прямое попадание снаряда в укрытие товарищей, и сообщил потом, что все там были убиты. Так и стал Старосельцев числиться убитым.

-- Но, если они остались живы, то почему их не нашли? Я понимаю, что моджахеды, видя другие тела, могли не ведать, что кто-то остался жив в заваленной расщелине. Но наши-то, что, плохо искали?

-- Не было уже Старосельцева с товарищем там.

-- Как это?

-- А вот так. Ещё в тот же день, точнее ночью, собрат Коли, сержант, откопал выход из той небольшой пещеры и вытащил товарища. Сам он был только контужен, а вот Николай был серьёзно ранен. Сержант перевязал Колю, и затем они потихоньку постарались покинуть место боя, боясь попасть в плен. Они скитались, пробираясь к своим по ночам, больше недели. Воду они ещё находили, а вот с питанием, как рассказывал Старосельцев, было совсем туго. Питались они и в самом деле одним подножным кормом. В конце концов, они наткнулись на наш разъезд, небольшую группу машин. Вот так они вновь очутились у своих.

-- А похоронка?

-- А похоронка тем временем уже ушла. Кроме того, Николай ещё в госпитале долго провалялся, подобрали его военные не из их части. У них же о том, что таковой находится в госпитале узнали позже. А потом уже не стали отменять похоронку. Да так нередко бывало, сообщали родным, что их сын геройски погиб или пропал без вести. Вот такие дела?. Так, чисто случайно, Старосельцев оказался жив, ещё и орден получил, которым его посмертно в спешке наградили. За спасение командира потом уже наградили и сержанта.

Тогда друзья, обсуждавшие счастливое спасение их одногруппника, ещё не ведали того, что во время боевых действий в Афганистане погибло более 15 тысяч советских граждан. Долгих 9 с лишним лет пришлось ожидать даты 15 февраля 1989-го года, когда территорию Афганистана покинул последний солдат Советской Армии. При этом за весь период войны в Афганистане пропали без вести и оказались в плену более 400 военнослужащих. Из них в ходе войны и в послевоенное время были освобождены и вернулись на Родину всего 130 человек, причём не только с афганской территории и Пакистана, но также из США, Канады и стран Западной Европы, куда они попали разными путями.

-- Да, здорово! Молодец Коля! -- удовлетворённо произнёс Самойлов, когда Владимир завершил свой рассказ. -- Как хорошо, что он жив остался. А мы-то его уже похоронили.

-- Да, было такое дело. И не мы одни, все, включая и его маму. Она, он рассказывал, как в квартиру к матери вошёл - та, как стояла, так и рухнула на пол. Ему сразу после госпиталя отпуск дали, а до того он мать не хотел волновать.

-- Понятное дело. Сколько по нему слёз пролила, а он вдруг живым явился. Плохо, конечно, что мы его мёртвым считали.

-- Не так уж и плохо, -- улыбнулся Володя.

-- Как это? Почему?

-- Понимаешь, мне сказали, что есть такое поверье - если кого-то заживо похоронили, то есть, тех, кого посчитали умершим, преждевременно, так сказать, похоронили, даже в беседах, а он жив оказался, то ему долгая жизнь уготовлена. Так что, Николай теперь долго жить будет.

-- Наверное, ты прав. Я слышал и такое, говорят так: "Всё, что нас не убивает, делает нас сильнее". Вот и Николай от перенесенных страданий только сильнее будет. А где он сейчас?

-- В Москве.

-- И что он там делает?

-- Учится в военной Академии имени М. В. Фрунзе Генерального штаба Вооружённых Сил СССР, в которую его направили после Афгана. Я думаю, что по её окончанию у него служба в гору пойдёт. Большим человеком станет.

-- Да, хорошо бы. Я рад за Николая.

-- Я тоже. Будем надеяться, что всё у него теперь в жизни нормально будет. В Афганистан, по крайней мере, уже не пошлют. А в Союзе служить можно очень даже неплохо, и, главное, спокойно, без военных конфликтов.

В этот раз Самойлов возвращался с завода в приподнятом настроении - услышать хорошую новость о друзьях всегда приятно, особенно после того, как ты считал, что того уже нет на белом свете.

ГЛАВА 14

День рождения крёстника

В один из длинных декабрьских вечеров, когда Люба возилась на кухне, туда же зашёл Максим:

-- Тебя просят к телефону.

-- И кто?

-- По-моему, твоя Надежда.

Люба вытерла руки и подошла к телефону:

-- Алло!

-- Привет, Любаша!

-- Здравствуй, Надюша! Что случилось?

-- Ничего не случилось. Всё нормально, новостей нет. А как у тебя дела?

-- Да тоже ничего нового. Теперь только следим за тем, какие ещё новые запреты новое руководство страны придумает, -- изложив последнее предложение, Люба имела в виду сентябрьское Постановление о запрете некоторых рок-групп.

А дело было так. Если в первые дни своего правления Черненко никаких новшеств в стране не проводил, то в сентябре этого года Управление культуры Москвы опубликовало некое Постановление, которое безумно удивило многих граждан СССР, особенно из числа молодёжи. В то, что сам Константин Устинович не знал о том, что издают столичные власти, просто не верилось. Так вот, 28 сентября (Приказ N 361 Управления культуры г. Москвы от 15. 07.1984 г.) газеты опубликовали Постановление, которое запрещало деятельность более 70 иностранных рок-групп и 39 отечественных. При этом текст сего документа распространился (как рекомендованный) и в отделы культуры РК КПСС и РК ВЛКСМ других крупных городов Советского Союза. Самым интересным был список причин, по которым обвиняли ту или иную группу: антикоммунизм, насилие, милитаризм, антисоветизм, аполитичность, эротизм, гомосексуализм, анти-культура, секс, ужасы, моральная распущенность, садизм, религиозное мракобесие, извращение внешней политики СССР и прочее. Конечно, руководство крупных городов приняло эту "писульку" на вооружение. Поговаривали даже, что особо неудобных личностей под шумок этого Постановления из Москвы и Ленинграда всё-таки турнули, а некоторых, вроде бы, даже и посадили. Но подобной статистики не существовало.

-- Да ну её, эту политику, -- ответила Надя на замечание Терещук. -- Ты знаешь, почему я тебе звоню?

-- Пока что нет. Скажешь.

-- Так вот. Я приглашаю тебя в следующую субботу на день рождения.

-- С чего бы это? У тебя же не круглая дата. Вот через два года совсем другое дело. Да и то, какой там праздник, ты же знаешь, для нас 40 лет - бабий век.

-- Ну, это будет ещё только через два года. До этой даты ещё дожить надо. Кроме того, я тебя не на свой день рождения приглашаю. Ты, Любаша, забыла, что ты ещё и крёстная моего Андрюши. А ему исполняется 10 лет.

-- О, Боже! Точно, у него скоро день рождения. И уже 10 лет? И когда он только вырос? Вот уж точно говорят, что чужие дети растут быстро.

-- А то у тебя Татьяна не выросла? Она же старше моего сына на пару месяцев.

-- Да, ты права. Растут дети.

-- Так что, Люба, собирайся вместе со своим Максимом ко мне. Я и звоню то тебе раньше, чтобы вы могли спланировать свои мероприятия. А заодно мы и мой день рождения отметим.

-- Хорошо, обязательно придём.

Подруги распрощались по телефону, но через неделю уже встретились воочию на дне рождения подросшего Андрея - крёстного сына Любы. Конечно, Терещуки приготовили подарки и маме и сыну Нестеренкам. Там же Люба встретилась с Валентиной и Марией (та работала в Борисполе), которых Надежда тоже пригласила. Не так часто стали встречаться бывшие однокурсницы, а потому очень обрадовались такому дружескому контакту. И до начала празднования вдоволь наговорились, обмениваясь новостями, помогая хозяйке сервировать стол. Поскольку это были как бы совмещённые дни рождения Нади и её Андрейка, то гостей было немало. Многие пришли, как и Терещуки, со своими детьми, для которых был накрыт свой стол, больше со сладостями.

Посидев около часа за праздничным столом, взрослые начали организовывать танцы. Первый танец Максим обязательно, танцевал со своей женой, а после этого уже с другими дамами, оказывал им своё внимание, которое не так уж редко было повышенное. Так было и на этот раз. Провальсировав с Любой первый танец, Максим галантно провёл жену к дивану, где в перерыве между танцами располагалась часть женщин. На второй танец Любу пригласил её коллега по отношению к юбиляру Андрейке - крёстный со стороны мужа Нади. На свадьбе у её однокурсницы он был дружком жениха. Они тогда познакомились но потанцевать им вместе не удалось - Терещук рано уехала домой. Из тогдашнего разговора Люба поняла, что её партнёр по рангу кума вроде бы работает главным инженером какого-то ЖЭКа. Звали его Сергей Васильевич, хотя он настаивал, чтобы Люба звала его просто Сергеем - он был всего года на 3-4 старше Любы. К тому же в тот день они были как бы ещё и в подобном ранге - ведь Надя ранее была дружкой Любы. Но Любе было как-то неудобно обращаться к практически незнакомому мужчине просто по имени, поэтому в разговоре она выбрала обращение на "вы", вообще без имени и отчества - это было вполне нормально, потому что так же уважительно обращался к ней и Сергей. Поэтому и сегодня Люба, всё же, решила, что начнёт с ним разговор как с Сергеем Васильевичем. После личного приветствия и комплиментов в её адрес со стороны партнёра, Люба сказала:

-- А вы тоже, Сергей Васильевич, похорошели. За десять без малого лет вас прямо не узнать. Вы такой нарядный, солидный, как будто министр какой-то. Наверное, уже переросли свой ЖЭК и работаете где-нибудь в вышестоящих организациях.

-- Нет, работаю я всё в той же системе коммунального хозяйства, хотя, конечно, немного вырос - у меня теперь своё хозяйство.

-- Личное хозяйство? -- удивилась Люба. -- Вы что, теперь частный предприниматель.

-- Нет, ну что вы, Любовь Андреевна, -- рассмеялся кавалер. -- Какое может быть частное хозяйство в нашей стране. Государственное, конечно. Просто я имел в виду, что оно "моё", потому что я его начальник.

-- О! Поздравляю вас. Вы как раз на большого начальника и похожи.

-- Не такой уж я большой начальник. Любовь Андреевна, а вы не забыли наш уговор ещё на свадьбе Нади.

-- Какой уговор?! -- удивилась, одновремённо немного испугавшись, Люба. Что она ещё могла обещать тогда Сергею Васильевичу?

-- Ну, мы же вроде бы договорились общаться только по имени.

-- А, вонт вы о чём. Неудобно мне как-то - к начальникам ведь всегда по имени, отчеству обращаются, -- немного съязвила Терещук.

-- Да какой я вам начальник. Мы же с вами оба кумовья, а это почти родство.

-- Хорошо, договорились, Сергей. Буду вас теперь так называть. Теперь мы уже более знакомы, а на свадьбе то увиделись в первый раз.

-- Вот и хорошо, Любаша.

-- Нет, Сергей, давайте договоримся так - Любаша я для Нади, Надюши. Мы с ней знакомы уже более двадцати лет. А для вас я пока что Люба.

-- Хорошо, я согласен. Слово "пока что" мне нравится, -- довольно весело согласился Сергей.

Потанцевав пару танцев, Люба отправилась к Наде - помогать ей убирать со стола и менять блюда на новые. К ней сразу же обратилась Надя:

-- Ну, что, "кум до куми залицявся, їй пошити сорочечку обiцявся?", -- текстом украинской народной песни, улыбаясь, спросила Надежда. -- А что тебе кум обещал?

-- Ой, Надя, о чём ты говоришь?

-- Да всё о том же. Ты что не видишь, что Сергей на тебя глаз положил. Он ещё на свадьбе расспрашивал Юру о том, кто ты да откуда. На крестинах он не успел долго за тобой ухаживать, потому что ты рано убежала. А сейчас он своего не упустит.

-- Надя, у него же жена довольно симпатичная.

-- А при чём здесь жена? Ты у Максима тоже очень симпатичная. Ну и что, где сейчас твой муж? Люба, да все мужики одинаковы. Им своя жена быстро надоедает, а вот другая женщина, будь она даже Бабой Ягой - это для них что-то новенькое.

-- Да, кавалер он неплохой, и танцует очень хорошо. Умеет ухаживать за дамами. Опыт, наверное, большой.

-- Ты знаешь, -- вдруг изменила свой курс Настя, -- это я на него немного напраслину навела. Он, вообще-то, не бабник. И особо за юбками не бегает. Просто ты ему понравилась. Ещё со дня моей свадьбы

-- Н-да, вот ситуация. И что же делать?

-- Да ничего не делать. Он человек не наглый, вы просто нормально проводите отдых, что тут такого. Танцевали, ну, и танцуйте на здоровье. Не станет же он тебя прилюдно отбивать у Максима. Он хороший человек, я с ним уже достаточно знакома. Он к нам в гости часто приходит, к Юре, как к своему лучшему другу. Да и ко мне относится очень хорошо.

-- А кем он сейчас работает? Говорил, что какой-то начальник, но конкретно больше ничего не сказал.

-- И не скажет, -- рассмеялась Надежда. -- Чтобы тебя не напугать.

-- Не понимаю. При чём здесь напугать?

-- А при том. Ты никогда не догадаешься, кем он работает. Дай я тебе хоть сотню попыток.

-- Вот те на! И кем же он работает?

-- Директором кладбища

-- Что?! -- оторопела Люба.

-- Ну, что? Видишь, ты испугалась.

-- Да не испугалась я, просто это так неожиданно. А что, разве бывают директоры кладбища?

-- Ну, как видишь, бывают.

После второго раунда застолья вновь начались танцы. И, конечно же, Любу первым на танец пригласил Сергей.

-- Я смотрю, вы, Люба, немного перепуганы, -- начал он разговор, почувствовав какую-то натянутость в казавшихся нормально установившихся отношениях. -- Наверняка, Надя уже доложила вам, кем я работаю.

-- Да, она сказала мне. Но я ничуть не перепугана.

-- Я неправильно выразился. Конечно, вы не перепуганы, вы, скорее растеряны.

-- Возможно, вы и правы. Но это просто от неожиданности. Не знала, точнее, не думала никогда, что бывают директора кладбищ. Кстати, а почему именно директор? Обычно директорами бывают руководители заводов, фабрик. Но они ведь руководят людьми.

-- А как по-другому. Вы правильно сказали - директора руководят заводами, а точнее, производственными процессами, а не конкретно людьми. У меня, как вы понимаете, тоже производственные процессы, хотя и весьма специфические.

-- Ну, а начальник или управляющий? Может быть так точнее?

-- Нет, не точнее. Бывает начальник участка или начальник отдела. У меня в службе нет отделов, точнее, они как бы есть, но там всего числится по паре человек. Например, отдел кадров, бухгалтерия и прочее. Какие там могут быть начальники. Хотя тот же начальник отдела кадров есть, но это просто название должности, но никоим образом не руководящий статус. Слово "управляющий" больше относится к тем, кто управляет людьми. У меня же их немного, а остальные, как вы понимаете, уже не люди, -- горько улыбнулся Сергей. -- Правда, я ими и не управляю, но вот хлопот они мне доставляют немало.

-- Но вы сказали, что продолжаете работать в коммунальном хозяйстве. Разве кладбище коммунальное хозяйство?

-- Да, Люба, это именно так. Согласно законодательству, предоставлением ритуальных услуг должно заниматься отдельное, самостоятельное коммунальное предприятие. Повторяю, что это предприятие не частное, а коммунальное. И работы у нас немало. Кроме новых погребений мы сейчас проводим работу по облагораживанию и старых территорий - уж очень там порой всё запущено. Но, сегодня уже даже со стороны заметно, что и деревья на въезде подстрижены, и мусор вывезен, все траншеи почищены, трава покошена. Мы даже ограничили время работы кладбищ, запретив въезд на их территорию в позднее вечернее и ночное время. Это сделано в целях соблюдения порядка на кладбищах - ведь, бывает, люди жалуются, что повреждён установленный их родственнику памятник. Мы прокладываем между участками бетонные дороги, провели водопровод, теперь краны есть почти на всех перекрёстках. Построили туалет. Раз кладбища находятся в ведении нашего коммунального предприятия, мы обязаны держать всё под строгим контролем. Мы также планируем ввести новые виды услуг.

-- Господи! Какие же новые услуги можно придумать на кладбище? Всё старо как мир.

-- Не скажите. Сейчас мы занимаемся налаживанием работ по изготовлению кованых оград и решёток с их установкой. Мы также планируем в будущем наладить работу по изготовлению памятников, надгробных и мемориальных плит, скульптур с разработкой макетов памятников. Будем проводить реставрацию старых, гравировку новых надписей и портретов, золочение. В общем, мы хотим создать на нашем кладбище весь комплекс ритуальных услуг, чтобы заказчик мог заказать все услуги в одном месте, а не мотался по всему городу - в одном месте заказывал венки, в другом - изготовление памятника, в третьем - изготовление оградок и тому подобное.

-- Мы планируем, -- продолжил Сергей Васильевич, -- ещё одно нововведение: теперь, например, катафалк будет выезжать по адресам круглосуточно, а не до 16:00, как это было раньше. Планируем также ввести в перечень услуг уборку могил. Это будет стоить не так уж дорого, но такую услугу, например, смогут заказать люди, которые проживают в другом городе и не имеют возможности ухаживать за могилой своего родственника. Или уже пожилые люди, которым тоже уже сложно ухаживать за могилками своих близких. В определённые заказчиком сроки наши сотрудники проведут очистку могилы от травы и мусора и её подсыпку, окраску оградки, облагораживание прилегающей территории. Отмечу, что оплата всех наших услуг производится строго в кассе, человеку выдаётся квитанция. Да и вообще, все тарифы по нашим услугам утверждаются исполкомом после изучения специальной комиссией. Так что, как видите, работы у меня в хозяйстве много. Вы, наверное, думаете, почему я согласился на эту работу. Во-первых, от моего согласия или не согласия мало что зависело, а во-вторых, Люба, эту работу нужно же кому-нибудь выполнять. И желательно её выполнять хорошо, как и любую другую. Разве я не прав?

-- Правы, Сергей, -- подтвердила Люба, вспомнив, сколько неухоженных могил находится на небольшом кладбище, например, в той же Тараще. -- Извините меня за некую растерянность, это, повторяю, от неожиданности. Но моё доброе отношение к вам нисколько не изменилось, скорее, наоборот. Я даже не догадывалась о том, какой большой объём работ может быть на подобных производствах. Вы хорошо мне всё объяснили, и, вообще, вы хороший собеседник. И танцуете вы очень хорошо. Давно ни с кем так не танцевала.

-- А вы любите танцевать?

-- Люблю, только такая возможность выпадает у меня всё реже и реже.

-- Вы тоже великолепно танцуете. Вы где-то учились музыкальному делу?

-- Нет, я даже в музыкальную школу не ходила. Я родом из Таращи. Вы, наверное, слышали о такой.

-- Конечно, ведь мои родители родом из Мироновки, это же не так уж далеко от вашего родного города. Я часто приезжал к бабушке и дедушке, хотя я уже родился в Киеве. Да, -- протянул он, -- красивые девушки из провинции, в частности из Таращи. И, в первую очередь, конечно, вы.

-- Спасибо. Может быть, вы и правы. Знаете, о таращанских девушках, правда, и о ребятах тоже, когда-то была написана песня. Это происходило тогда, когда я ещё училась в институте. Поэтому сейчас я уже совершенно не помню, кто написал эту песню, да и всех её слов не помню. Но один куплет из неё я, всё же, помню. Сейчас я вам его прочту, хотя и не уверена, что все слова будут верными.

А в Таращi дiвчата найкращi;

Хто не вiрить - приϊде нехай

В наш славетний i багатий

Таращанський рiдний край.

-- Да, в песне правильно сказано, -- подтвердил Сергей. -- Я очень рад, что я знаком с такой приятной женщиной как вы. И я всегда к вашим услугам. Не по работе, конечно, -- поторопился уточнить он, увидев, как у Любы удивлённо вздёрнулась бровь. -- Боже упаси! Дай вам Господь сто лет жизни, и вашим близким тоже. Но, если вам что-нибудь нужно будет, то, чем смогу - обязательно помогу. У меня ведь в городе довольно большие связи, особенно в сфере коммунальных услуг. А это, как вы понимаете, очень большой фронт возможностей.

-- Спасибо, Серёжа, -- впервые уменьшительно и более ласково назвала своего собеседника Люба, тронутая его вниманием. -- Пока что мне ничего не нужно. Но, кто может знать, что может понадобиться завтра или через год, через 5 лет. И, особенно, когда дочь повзрослеет.

-- А вот это верно. Время летит быстро, глядишь, дочери уже нужно будет замуж выходить. А там проблемы с квартирой, мебелью и прочим. Но я от своих слов не отказываюсь, помогу вам в любое время. Если только меня не попросят с места моей работы.

-- Ну, что вы! Почему вас должны увольнять? Скорее, в будущем вам предложат и более высокий пост.

-- Вашими устами мёд бы пить. Кто его знает, как всё сложится. Но я для вас всегда буду другом.

-- Спасибо, я тоже считаю вас своими другом.

На этой приятной ноте их беседа была прервана - Наталья уже накрыла сладкий стол, после которого танцев уже не было. Все начали расходиться по домам. Но тема сегодняшнего вечера была продолжена для Терещуков уже дома.

-- Да, -- протянул ещё в коридоре Максим, помогая жене раздеваться, а потом продолжив уже в кресле, отдыхая, -- натанцевалась ты сегодня с кумом Натальи и Юрия. Да и щебетала ты с ним очень мило.

-- Что, приревновал? А сам, сколько ты мне внимания уделил?

-- Да это я так просто, -- сразу же пошёл на попятную муж. -- Просто ты почти весь вечер с ним провела.

-- Это, скорее, не я, а он со мной весь вечер провёл. Но не могла же я ему отказывать. Что там такого, он довольно приятный собеседник

-- Я это заметил. И мужик довольно приятный, интеллигентный такой, красиво одет, костюм у него, наверное, заграничный, и сидит на нём как влитой. Большой, наверное, начальник.

-- Это точно, -- улыбнулась Люба. -- И начальник большой, и хозяйство у него немалое.

-- И кто же он такой?

-- Директор кладбища.

-- Что?! -- чуть ли не подскочил с кресла Максим. Ты шутишь, наверное?

-- Ничуть не шучу, -- улыбалась Люба, увидев как у мужа в первый момент отвисла челюсть. -- Так оно и есть.

-- Господи! Вот уж никогда не подумал бы.

-- А что плохого в этом, -- веселилась Люба, вспомнив свою подобную реакцию на это сообщение. -- Нужно же и эту работу кому-то выполнять.

-- Всё верно. Только по его виду этого не скажешь. Уж больно аккуратно он одет.

-- Почему? Максим, ты чепуху говоришь. Он что, должен был на дне рождения одет как те же могильщики за работой?

-- Ты права, но у него дорогой заграничный костюм.

-- А вот здесь всё верно. Он работает в сфере коммунальных услуг. Понимаешь, услуг? А это означает, что у него больше связи.

-- Ух, ты! А ведь и правда! Как мне сразу в голову это не пришло. И он тебе свои услуги не предлагал?

-- Кладбищенские, что ли? -- рассмеялась Люба.

-- Тьфу! Типун тебе на язык. Я имел в виду помочь достать что-нибудь.

-- Предлагал. Правда, не конкретно какую-то вещь, а просто свою помощь в этом вопросе. Но я отказалась.

-- Вот ещё, и почему?

-- А что нам сейчас нужно? Всё у нас есть. И отказалась я временно. Вот, когда Танечка подрастёт, тогда, возможно, нам и понадобится его помощь.

-- Да, ты, пожалуй, права. Вот тогда именно его помощь, возможно, будет очень нужна. Да, хорошее мы знакомство заимели. Да ещё ты состоишь с ним в духовном родстве. Очень нужный человек.

-- Ну, вот. А то ты на первых порах перепугался такого родства. Только злоупотреблять его помощью я не собираюсь. Это уже на крайний случай. Мы и сами живём неплохо, далеко не бедные, и дочь свою обеспечить сможем.

-- Ладно, всё это так. Конечно, мы сами сможем помочь Тане. Но, просто никто не знает, как в дальнейшем жизнь может повернуться.

На этом их беседа была прекращена, и они начали укладываться спать. Но этот вечер, точнее время, проведенное у Натальи, Люба запомнила надолго. И вспоминала она его преимущественно в очень приятных тонах.

ГЛАВА 15

Удивительное утро

В марте наступившего года в стране произошла новая смена руководства. После года и двадцати пяти дней правления (10 марта) скончался К. У. Черненко. Он оказался не только самым престарелым из всех советских лидеров, когда-либо получавших пост Генерального Секретаря, но и находился у руля меньше всех его предшественников. К тому же, он стал (как оказалось позже) последним гражданином СССР, похороненным у Кремлёвской стены. Таким образом, завершилась эпоха "пышных похорон", как завершился и пятилетний период, в течение которого ушла из жизни значительная часть брежневского Политбюро. В последнее время Черненко тяжело болел, и правил государством практически из палаты больницы. Незадолго до его смерти всесоюзное телевидение даже показало церемонию вручения ему там же в больнице удостоверения об избрании народным депутатом РСФСР. Преемником Черненко на посту Генерального Секретаря ЦК КПСС стал, избранный сразу же на следующий день, Михаил Сергеевич Горбачёв, представитель уже следующего поколения Политбюро. А вот Председателем Президиума Верховного Совета (вопреки восьмилетней традиции совмещать эти посты) был назначен министр иностранных дел Андрей Громыко, который был даже старше Черненко.

Произошли перемены и во взаимоотношениях в семье Самойловых. Собственно говоря, Оксана относилась к Виктору с прежней любовью, чего нельзя было сказать о её муже. К Володе его отношение не менялось, а вот к супруге становилось всё более прохладным. Если ранее Оксана только порой упрекала мужа, что он с ней мало разговаривает, то в последнее время они вообще жили в одной квартире как, если и не чужие, то, по крайней мере, не родные, не любящие друг друга (не в адрес Оксаны сказано) люди. У Виктора всё чаще не было (казалось бы беспричинно) настроения, он был мрачен и задумчив. Теперь его трудно было вытащить из дома на любой отдых или посещение культурного мероприятия. Оксана этого не знала, но он всё чаще тосковал по Любе Терещук. Ему хотелось не только её видеть воочию, но и ощущать её тепло. Но Люба пока что участившиеся в последнее настойчивые время просьбы Самойлова о встрече отвергала. И тогда Виктор решился на довольно любопытный, неординарный шаг.

Во второй половине апреля Виктор выбил себе командировку в другой город. Собственно говоря, ничего выбивать ему и не приходилось, сотрудники Института, действительно, нередко бывали в подобных командировках. Просто, когда решался вопрос о том, кого послать в эту командировку, Самойлов сразу же согласился. Впрочем, и это никого не удивляло. Многим, особенно мужчинам, нравилось на несколько дней вырваться из этой постоянной, рутинной, давно уже приевшейся суеты, а поездка в другой город всегда была (помимо работы, естественно) неким элементом отдыха, знакомства с новыми местами. Командировка была рассчитана на 4 дня (без дороги), то есть практически на целую неделю. Управился с делами Самойлов за 2 дня, половину третьего дня посвятив изучению достопримечательностям города, и уехал из него после обеда. В Киев Виктор приехал в начале двенадцатого ночи. Непонятно, на первый взгляд, было такое его решение - можно было приехать либо раньше, вечером, либо уже утором следующего дня. Но Самойлов именно так и задумал, у него были свои планы. Он посидел на вокзале в зале ожидания ещё около часа, а потом решительно направился к метро, ему нужно было успеть доехать к нужному ему месту до ночного закрытия метрополитена. И он успел это сделать.

А вот дальше он не спешил, он только молил Бога, чтобы не было дождя. И Господь, вроде бы, услышал его молитвы - небо было почти что чистым, с редкими тучками, за которыми хорошо различались звёзды, а путь Самойлову освещала пусть и неполная, но довольно яркая Луна. Он прошёл во двор в глубине квартала, отыскал лавочку и устроился на ней. Странным казалось это сидение в одиночестве на лавочке в час ночи. Но ему ещё пришлось немало посидеть перед тем, как он приступил к выполнению задуманного. Самойлову как раз его пребывание в совершенно другом от его дома районе города не казалось странным, ему казалось странным, он просто не ожидал такого, что в это время на улицах может быть так много народу. Только он поднимался с лавочки и направлялся к нужному ему дому, как из-за угла соседнего дома вдруг появлялся какой-нибудь запоздалый путник, который направлялся в его сторону. И так было не единожды, а Самойлову желательно было отсутствие посторонних свидетелей. Хотя он и не намеревался совершать что-либо противозаконное, но лишних глаз, просто даже любопытных, ему не хотелось. В общем, движение ночных граждан утихомирилось только около 3-х часов ночи.

Странным было и то, что Виктору в ожидании на лавочке совсем не хотелось спать, хотя обычно в это время ему снились уже крепкие сны, и даже иногда с участием Любы Великановой. В этом он как раз ничего странного не находил, поскольку в последнее время думал о ней постоянно. Так что, о чём думаешь, то и снится. Но вот, наконец-то, всякие хождения вроде бы прекратились. Виктор огляделся по сторонам, а затем направился к проезжей части перед нужным ему домом. Всё необходимое у него было приготовлено заранее, ещё до командировки и хранилось до поры до времени в ячейке автоматической камеры хранения. Сейчас он только достал подготовленные принадлежности из портфеля-дипломата, с которым он ездил в командировку. Работал Самойлов не так уж долго, но старательно. Окончив задуманное, он отошёл немного в сторону, осмотрел произведение своих рук, довольно улыбнулся и только тогда, не спеша, начал покидать новую для него территорию. Он ещё бросил взгляд на окна подъезда дома, которые находились прямо перед ним - ни одно из них пока-что не светилось. Но часа через 3-4 часа они засветятся, проснуться хозяева квартир, поспешат на работу и тогда... От дома Виктор ушёл, всё же, уже около четырёх часов утра - он никогда не думал, что для запланированного им мероприятия будет необходимо так много времени. Конец второго весеннего месяца (а на носу уже были майские праздники) постепенно начал знаменоваться более короткими ночами, а потому уже даже начинало светать. Но сейчас Самойлов уже абсолютно не спешил, и, главное, что у него резко поднялось настроение.

Где-то минут через 25 он вышел к нужному ему проспекту. Метро ещё не работало, а потому ему пришлось ловить легковушку частника. Правда, ехать домой Виктор сейчас и не планировал (не избежать расспросов), и он попросил водителя отвезти его на Дарницкий железнодорожный вокзал, где намеревался скоротать несколько часов до начала работы общественного транспорта - бродить по ночным улицам ему не хотелось, да это могло быть и небезопасно - кто его знает, что может быть на уме у ночной шпаны. К себе в квартиру Виктор попал только в десятом часу, впрочем, он так и рассчитывал. Дома никого не было - Оксана на работе, Вовка в школе. Это Самойлова очень даже устраивало. Он, не спеша, разделся, так же, не спеша, понежился в ванной, без всякого аппетита перекусил, а потом взял телефон, перенёс его в гостиную и начал набирать номер. Он впервые звонил Любе из своего дома, до того он услугами этого средства связи с Терещук пользовался исключительно на работе. Он с замиранием сердца слушал, когда же окончатся долгие гудки, и у Любы на работе кто-нибудь подойдёт к телефону.

* * *

Люба сегодня проснулась как обычно - её ничего не беспокоило, да и спешить особо было некуда. Это не означало, что ей не нужно ехать на работу, была пока что пятница. Но за годы работы она привыкла к такому ритму, потому и не торопилась, а размеренно делала уже привычную для неё утреннюю работу. Она умылась, привела себя в порядок, и пошла на кухню готовить завтрак. Затем она разбудила Татьяну, которой нужно было готовиться к школе. Та вскочила, наспех умылась и побежала на балкон. Ванную занял Максим, занимаясь там ежедневным бритьём. С балкона тем временем вернулась Таня, неся высохший за ночь школьный фартучек, который вчера вечером выстирала мама, а ей ещё сейчас предстояло его прогладить. Люба уже приучила дочь к нехитрому уходу за своей одеждой, правда, стирала она сама, а вот чистить и гладить свои вещи уже входило в обязанности Татьяны. Та, входя в комнату, странно улыбалась, а затем тихо, как бы про себя, произнесла:

-- Интересно.

-- Что тебе интересно? -- спросила Люба дочь.

-- Это не мне интересно, а вообще.

-- И что, вообще?

-- А ты выйди на балкон и посмотри вниз под наши окна.

-- Ой, что я там не видела!

-- Такого ты как раз не видела.

-- А! Некогда мне, -- ответила мать и поспешила на кухню. -- Сгорит всё, будете горелое есть.

Но, женское любопытство - это большая движущая сила. Немного управившись на кухне, она-таки вышла на балкон и глянула вниз. После увиденного там у неё бешено заколотилось сердце. На асфальте проезжей части под окнами их стороны подъезда большими белыми буквами красовалась надпись: "ЛЮБЛЮ ТЕБЯ! НЕ МОГУ БЕЗ ТЕБЯ ЖИТЬ!". Люба пробыла на балконе больше времени, нежели того требовал простой осмотр написанного. Ей нужно было успокоиться. Но, когда она вошла в комнату, дочь тотчас спросила:

-- Ну, как тебе? Разве не интересно?

-- В общем-то интересно. Но, в принципе, обычное дело - много мальчиков пишут подобное своим девочкам, -- стараясь быть спокойной, ответила ей мама.

-- Я знаю, мы тоже иногда пишем мальчишкам, или они нам похожие записки

-- И вы уже пишите?! -- ужаснулась мама. -- А не рановато ли?

-- Ой, мама, ну и что тут такого. А если нравится мальчик или девочка?

-- Да тебе ещё и одиннадцати лет не исполнилось.

-- Ну и что. А любви все возрасты покорны, -- парировала Таня.

-- Боже мой! -- рассмеялась уже Люба. -- И где ты это вычитала?

-- Не помню уже где. А разве это не так?

-- Всё так, Танечка, только эта фраза касается в основном взрослых, и даже больше старых.

-- Ну и что. Ты и сама сказала: в основном. Значит, бывает, что и к другим относится. А я вот слышала песню "Девятый класс", и там есть такая строчка: "Но ты спроси у педсовета, во сколько лет свела с ума Ромео юная Джульетта". А вот интересно, сколько лет было Джульетте? А, мама? Или ты не знаешь?

-- Знаю, но Джульетта всё равно была старше тебя, и ты ещё не в девятом классе, а только четвёртый заканчиваешь.

-- Ну и что. Мама, а всё же, сколько лет было Джульетте?

-- А вот ты и спроси об этом у своего педсовета.

-- А кто это?

-- Ну, это не один человек, а коллектив, куда входят директор твоей школы, завуч, учителя.

-- Ого! -- нахмурила бровки Таня. -- Как я их буду спрашивать, что, я к директору пойду? Так он мне и скажет. Ну, мама, скажи, тебе что, жалко?

-- При чём здесь жалко? Жалко может быть не дать кому-нибудь конфету. А это слово сюда не подходит.

-- А мы так все говорим.

-- И неправильно говорите, учитесь разговаривать на родном языке правильно.

-- Ну, мама, скажи, пожалуйста.

-- Хорошо. Когда Джульетта впервые на балу увидела Ромео, ей было 13 лет. А тебе ещё только 10,5.

-- Ну и что. А ты сама говорила, что сейчас дети какие-то аксераты, и растут быстро, -- лукаво улыбнулась дочь.

-- О, Господи! Час от часу не легче, -- улыбнулась уже и мама. -- Во-первых, не аксераты, а акселераты, а, во-вторых... Ладно, я сама была в твоём возрасте, и знаю, что даже в младших классах некоторым мальчикам нравятся некоторые девочки, и наоборот. Но вот любить ты сможешь гораздо позже, наверное, лет через пять.

-- Ну и что, -- в который уже раз повторила Таня. -- Всё равно интересно. И кому это написано? -- не унывала Танечка.

-- Да, интересно, -- как-то странно протянула мама, думая о чём-то своём.

-- Вот только какой-то мальчишка неграмотный это писал.

-- Почему? -- спросила Люба, уже прекрасно понимая, к чему ведёт дочь.

-- Ну, как почему. Он же написал в начале сразу две буквы "Л".

-- Это не обязательно, что писавший неграмотный. Он, скорее невнимательный, потому и не заметил этого. А ещё он, наверное, очень волновался.

-- Да, точно. Он волновался, -- уже уважительно протянула Татьяна. -- Я бы так никогда не смогла написать.

-- Почему? Ты же сама говорила, что вы пишите подобные записки.

-- Ой, мама! Ну, ты что? Они же больше шуточные, эти записки. И потом это на какой-то бумажке, а вот чтобы на асфальте, такими здоровенными буквами! Да ещё чтобы все видели... И когда он только писал, вечером ничего такого не было? Значит, ночью. И не страшно ему было? Молодец, смелый мальчишка, или дядя.

-- А почему ты думаешь, что это писал мальчик или дядя? Там ведь нет имени, к кому относится эта надпись. Могла написать и девочка или женщина.

-- Мама, да ты что! Не решится никакая женщина такое написать - это чтобы все видели?!

-- Ладно. Хватит об этом. Ты фартук погладила?

-- Да.

-- Давай собирайся в школу. А то за разговорами мы обе опоздаем, -- вздохнула Люба и пошла на кухню.

А там негромко играло радио, по которому одна из самых любимых Любиных певиц Валентина Толкунова пела новую красивую песню (написанную, правда, ещё в 1982-м году): "Я растоплю кусочки льда сердцем своим горячим. Буду любить тебя всегда - я не могу иначе...". И эти слова песни были сейчас так созвучны настроению самой Терещук.

Разговор с дочерью был закончен, о надписи уже не вспоминали и во время завтрака, но Люба думала об этой надписи и до выхода из дома, и по дороге на работу (как бы невзначай осмотрев надпись вблизи) и на самой работе, которая у неё сегодня совершенно не ладилась. В отличие от дочери, она прекрасно понимала, точнее, чувствовала, кому эта надпись была предназначена. И не было в ней никакой ошибки. Да, там, действительно было две буквы "Л". Но это отнюдь не было ошибкой - первая буква отстояла от второй на некотором расстоянии, а вот между последующими буквами в словах никакого промежутка не было. Люба отлично поняла замысел Самойлова, а в том, что надпись дело его рук она уже почти не сомневалась. Неизвестный для всех (точнее, почти для всех) автор хотел, чтобы надпись хорошо поняла та, кому она адресовалась, но при этом не хотел компрометировать женщину. Если это Виктор написал, то он, действительно, молодец, только совсем по другой причине, нежели озвучила ранее Татьяна. Он мог написать прямо обращение: "Люба!", и далее по тексту. Но он, конечно же, не знал, есть ли, пусть и в многоэтажном доме, пусть и только на одной стороне подъезда квартиры, в которых живёт девушка или женщина по имени Люба. Этого не знала и сама Терещук, ведь сейчас не принято быть в тесных знакомствах с соседями по подъезду. Так что Виктор, точно, молодец, он был корректен и щадил любимую. И Таня права, писал он эту надпись ночью. Значит, уж больно ему было тоскливо в последнее время, если он решился на такой поступок. Хорошо, что сотрудники и, главное, шеф мало обращали внимание на то, кто и чем занимается на работе. А сегодня Терещук только делала видимость работы, ей ой как не сиделось, она так торопила окончание дня - завтра выходные и ей есть над чем поразмыслить.

Но долго на работе ей размышлять не довелось. Примерно часа через два после начала работы одна из женщин, подняв трубку назойливо звонившего телефона, окликнула:

-- Люба Терещук, тебя к телефону!

Люба подошла к телефону, взяла трубку и на стандартное "Алло!" услышала в ответ:

-- Здравствуй, моя дорогая и любимая Любаша!

-- Ты что, сдурел! -- чаще всего на работе они обращались друг к другу обезличенно. -- Или ты там один на работе?

-- А я вообще не на работе.

-- А где?

-- Дома.

-- Ещё чего недоставало, -- бросила в трубку Люба, как-то сразу и не сообразив, что там может и не быть других членов семьи. Но она это затем поняла и спросила. -- А почему ты дома? Заболел, что ли?

-- Нет, я здоров. Физически, по крайней мере, а вот душевно - может быть, и болен.

-- Так, прекрати. И, всё же, почему ты не на работе?

-- Я был в командировке. Только что вернулся.

-- Понятно!! -- пронеслось в голове у Терещук. -- Значит, точно он! -- И она, уже более спокойно спросила, -- а ты случайно был в командировке не в моём районе?

-- Ну..., -- сначала замялся Самойлов, а потом, всё же, сознался, -- и там тоже.

-- Сумасшедший! -- уже улыбаясь, бросила в трубку Люба.

-- Тебе не нравится?

-- Нет, почему? Очень даже нравится. И, всё же, ты и в самом деле, сумасшедший. Надо же такое выдумать!

-- Во-первых, это не выдумка, а во-вторых, я что-то не пойму: сумасшедший - это оскорбление или похвала?

-- Разбирайся сам.

-- И всё же, Люба, -- голос Самойлова стал серьёзным и каким-то даже грустным, -- я, действительно, люблю тебя и очень хочу тебя видеть.

Ответа ему пришлось ждать довольно продолжительное время, Люба и сама была взволнованна и не знала, что ответить.

-- Любаша! Почему ты молчишь?

-- Не знаю, Витя, -- Терещук от волнения потеряла бдительность и впервые обратилась к собеседнику по имени. -- Ты хотел бы..., -- она запнулась, вовремя опомнившись и, не захотев напрямую говорить о встрече. Но Виктор её прекрасно понял:

-- Да, я очень хочу встретиться с тобой. Ты, по-прежнему против?

-- Нет, не против.

-- Ой, как здорово! Спасибо! А когда и где?

-- А ты что предлагаешь?

-- Сегодня или завтра.

-- Хорошо, я тебе перезвоню через полчаса. Ожидай, -- и Терещук положила трубку.

До обеда оставалось как раз полчаса. И она рассчитывала, что в обед, как это обычно бывало, все побегут в столовую, а она сможет без лишних ушей обсудить с Виктором варианты предстоящей встречи. Так, в принципе, и произошло. Они договорились встретиться завтра, объясняя субботний выход вроде бы на работу производственной необходимостью - это вполне для всех понятно из-за конца месяца, да ещё и в преддверии майских праздников, ведь социалистические обязательства пока что никто не отменял. И далее день, хотя и продолжал для Терещук тянутся медленно, но уже не был таким угнетающим. Настроение у неё заметно улучшилось, что не преминула заметить чуть позже, уже во время краткой прогулки и её коллега-подруга Ира Глобина:

-- Так, Любочка! То грустная в начале дня до неузнаваемости, то резкая перемена настроения. И что это за Витя? -- понизила, чуть ли не до шёпота голос Ирина, хотя они сейчас были только вдвоём.

-- Ой, Ира! Это у меня непроизвольно вырвалось.

-- Это я поняла. Но я не собираюсь выдавать твои секреты. Не хочешь - не говори.

А Люба даже не знала, как ей поступить. Глобина, и в самом деле, была не из болтливых. Терещук никогда не говорила с ней о Самойлове, впрочем, о нём она вообще ни с кем не говорила. Но они порой говорили о своих мужьях, и все их беседы на эту тему оставались для остальных сотрудников абсолютно неизвестными. Да, Терещук не собиралась обсуждать сей вопрос с кем-либо на работе, она могла поделиться таким сокровенным, пожалуй, только с Надюхой Нестеренко, ну, может быть, ещё с Настей Калюжной. Но сейчас она почему-то не могла молчать, не могла продолжать копить в себе всё нарастающую информацию. Ей нужно было выговориться, нужно было облегчить душу. И она решилась, Ире она могла верить.

-- Ирочка, я тебе всё расскажу. Только просьба - никому ни слова.

-- Любаша! Могла бы и не предупреждать.

-- Хорошо, это я так, скорее, для порядка. Тогда слушай.

И Терещук, где кратко, а где, наоборот, слишком уж детально рассказала Ире о себе и о Самойлове. Она не корректировала свою неподготовленную, импровизированную исповедь, потому-то та могла показаться со стороны какой-то сумбурной. Но подруга её очень хорошо поняла:

-- Да, ну и дела! -- покачала она головой. -- И давно это у вас?

-- Я же говорила, ещё со школы.

-- Нет, я не о том. Это я поняла. А в Киеве давно?

-- Ну, примерно два года, чуть больше.

-- С ума сойти! Любить друг друга, встретиться после стольких лет расставания, а затем целых два года не видеться. И это в одном и том же городе! Люба, это что-то невероятное!

-- Понимаешь, я не хочу рушить семьи. А встретившись, мы точно не сможем сдерживаться. И к чему это приведёт?

-- А у тебя в семье так уж всё хорошо?

-- Нет, не очень. И особенно за последний год. Но я не о своей семье думаю.

-- Понятно, ты права, конечно. Но и так продолжать жить невозможно. Люба, мы с тобой вроде бы хорошие подруги. И поэтому я, как ни странно на первый взгляд, никаких советов тебе давать не буду. Любаша, другая тебе бы насоветовала всё, что только угодно. Но я так не могу, у меня у самой, ты знаешь, не всё гладко в семье, поэтому я тебя прекрасно понимаю. Но безо всяких советов, ты сама должна всё для себя решить. Только так!

-- Я понимаю. Спасибо, Ира!

-- Да за что спасибо? Я ведь тебе ничего не советую.

-- Именно за это! Спасибо, что выслушала, поняла, и не стала меня, как говорят, на путь истинный наставлять. Ты права, мне нужно самой всё решить. Только непросто всё.

-- Конечно, непросто, а кто говорит, что такие вопросы так уж просто решаются. Но, решать нужно, а потому решай, Люба, решай. Одно только могу сказать - решай побыстрее, не тяни. Годы-то идут. И ещё одно, не расценивай это как совет и не обижайся - но муженёк твой ещё та штучка.

-- Я знаю, и, конечно, не обижаюсь. Но ведь есть ещё и дочь. А он её любит, и она его.

-- Вот потому-то и не будет советов. Всё нужно взвесить. Хотя, необязательно и семьи ломать, ты меня понимаешь.

-- Понимаю, конечно. А это не совет? -- улыбнулась Терещук.

-- Ни в коем случае, -- улыбнулась и Глобина. -- Назовём это рассмотрением вариантов.

-- Как хорошо мы с тобой поняли друг друга. И я рада, что с тобой поделилась. Ты знаешь, на душе значительно легче стало.

-- Вот и хорошо. Я тоже рада, за тебя рада. Я ведь видела, что тебя в последнее время что-то гложет. Не хотела к тебе приставать, обычно человек сам решает, когда и что ему говорить.

Подруги даже обнялись после этого разговора, а затем направились к своим рабочим местам, трудовой день пока-что ещё продолжался. Но теперь он уже совершенно не казался Любе ни хмурым, ни длинным, хотя она, тем не менее, с нетерпением ждала его окончания. После работы она сразу же помчалась домой. Максима, как обычно (в последнее время) дома ещё не было, Танечка смотрела какую-то передачу по телевизору. Они немного поговорили о делах в школе, после чего мама погнала дочь готовить уроки, а сама уселась удобно в кресло, включила телевизор и приглушила звук, чтобы он не мешал дочери. Но она совершенно не смотрела на экран этого говорящего ящика, ей просто нужно было о многом подумать.

Она сказала Ире правду о том, что в последнее время у неё в семье не всё так уж хорошо. Но это последнее время растянулось уже почти на целый год. Ещё с лета прошлого года Максим вновь начал после работы где-то пропадать, а в этом году он уже несколько раз вообще не ночевал дома. Мотивировал он своё отсутствие тем, что его, мол, посылали в командировку в близлежащие районы. Такое, конечно, могло быть, но только в виде какого-нибудь единичного исключения, поскольку никаких производств по профилю специальности её мужа, насколько это знала Люба, там не было. К тому же первый раз он её об этом даже не предупредил. Но после первого раза, когда это сошло ему с рук, он понял, что так можно мотивировать любую свою отлучку, а потому уже предупреждал супругу, что сегодня с утра он будет находиться в подобной командировке. Оба они понимали, что всё это было шито белыми нитками, но молчали. Максим знал, что его жена никогда не унизится до того, чтобы уточнять что-либо у него на работе. Но Любу это, конечно, страшно обижало. И в один из зимних вечеров текущего года, когда уже Танечка легла спать, она начала с мужем разговор на эту тему:

-- Максим, ты можешь мне сказать - долго ли это будет продолжаться?

-- Что продолжаться?

-- Макс, я не с Таней разговариваю, а со взрослым мужчиной, главой семейства. Не делай вид, что ты не понимаешь о чём идёт речь.

Супруг долго сидел молча, устремив глаза в какую-то видимую только ему точку, а затем медленно и негромко спросил:

-- Любаша, что тебя не устраивает?

-- Как это что? Но ты же практически не бываешь дома. Явишься поздно ночью, поспишь и утром вновь убегаешь. Но это же не гостиница, это дом, причём семейный дом. Ладно, пусть ко мне у тебя уже нет никаких чувств, но ведь у тебя ещё и дочь имеется.

-- Люба, я что-нибудь не так делаю, для семьи, я имею в виду? Ты сказала, что я глава семейства. Да так оно и есть, и я как могу, забочусь о своём семействе - я не пью, не скандалю, я стараюсь, чтобы ты с дочерью была полностью обеспечена. Я не уношу из дома деньги, я их приношу и никогда не контролирую, как они тратятся. Я ведь доверяю и тебе и дочери.

-- Большое тебе спасибо за это! -- язвительно заметила супруга. -- Да, всё это так, тут я ничего не могу возразить. Но разве семейная жизнь измеряется только деньгами? А внимание к членам семьи уже совсем не ценится?

-- Любаша, моё отношение к дочери и тебе абсолютно не изменилось за это время, разве что..., -- и он смолк.

Но супруга и не ожидала продолжения, прекрасно поняв, что он хотел сказать - их близкие отношения в последнее время почти прекратились. Любу, как ни странно, это не особо волновало, но ведь и просто тёплых отношений не было, как и очень редко они стали все вместе проводить и семейный досуг - не в доме, естественно, а на свежем воздухе или в концертных залах. Да, на первый взгляд, Максим оставался таким же участливым, как и прежде. Он был любезен, интересовался здоровьем супруги и дочери, расспрашивая последнюю об успеваемости. Он также безропотно выполнял просьбы жены в работе по дому (преимущественно в выходные дни), ходил в магазины за покупками (правда, в последнее время в основном в продуктовые). Но было заметно, что делает он это не от всей души, часто ответов на поставленные вопросы и не дожидался, или же слушал их невнимательно, был каким-то совершенно безучастным. Поэтому Люба и ожидала окончания фразы. Но поскольку той так и не последовало, она заметила:

-- Это внешне не изменилось, а фактически мы живём с тобой сейчас как посторонние люди. Да и твои постоянные отлучки тоже об этом свидетельствуют.

Снова долгое молчание мужа, а потом он, как бы через силу, промолвил:

-- Хорошо, давай расставим точки над i. Мы искренне любили друг друга, наверное, лет 5-7, а потом что-то надломилось в наших отношениях. И не только с моей стороны. Я понимаю, в первые годы после рождения Танечки ты уделяла больше внимания ей. Это естественно со стороны матери. Но ведь мало что изменилось и тогда, когда дочь подросла. Твоя любовь ко мне тоже если и не прошла, то здорово охладела. Да ты и так всегда не очень-то была нежна со мной. Разве это не так?

-- Да, в этом ты, пожалуй, прав. С моей стороны тоже многое неправильно делалось, и я в этом виновата. Правда, вечерами и ночью я всегда дома. А когда и бывает, что нужно задержаться, всегда говорю об этом.

-- Но я же никогда не спрашиваю, где ты бываешь, когда задерживаешься.

-- А мог бы и спросить. Я тебя, кстати, тоже не спрашиваю. Ну, ладно, это не суть важно. И что же нам делать? Разводиться?

-- Зачем, Люба?! -- искренне удивился Максим. -- Разве мы так уж плохо живём? Разве я обижаю тебя или дочь, хотя..., тебя, конечно, обижаю - в моральном плане, но не более того. Прости, в этом я виноват. Но я не хотел тебя обижать, по крайней мере..., слишком уж откровенно. Зачем нам разводится, и как мы будем дочь делить?! Люба, я ещё раз повторяю - мы хорошо живём. Я знаю, что ты так не считаешь, и тоже немного права. Но по-другому я не могу, да и ты не можешь. Мы не сможем пересилить себя и притворяться. Будет только хуже. Пусть уж будет так, как есть. Нам нечего с тобой делить. Любаша, тысячи семей гораздо хуже нас живут. Ты можешь сказать, что это показное благополучие, но это не так. Мы прекрасно относимся друг к другу, заботимся друг о друге. Что ещё нужно? Ну, а в плане личной жизни, не знаю - вряд ли что-то удастся изменить, как бы не сделать только хуже.

-- Может быть, твои доводы и верны. Но тяжело с ними соглашаться. И что же дальше? Когда-нибудь вопрос о наших отношениях может стать более остро.

-- Только не сейчас, не в ближайшие годы.

-- Ох, и здорово ты меня успокоил. То есть, по-твоему лучше расстаться лет через 10, когда я буду никому не нужной старухой? А ты себе молодую всегда найдёшь.

-- Ну, зачем ты так?

-- А как иначе?

-- Я пока-что ничего не собираюсь менять.

-- Твоё пока меня здорово успокоило, -- снова съязвила Люба. -- А когда это пока пройдёт, что тогда?

-- Не знаю. Я честно, не знаю.

-- Вижу, что честно. Хотя, радости от этого мало. Итак, ты предлагаешь оставить всё так, как есть?

-- Да!

На этом очень коротком, но твёрдом и решительном слове их беседа и была завершена. Новый разговор на данную тему Люба больше не заводила. Она поняла, что и в самом деле вряд ли что-либо кардинальным образом изменится, а уж от подобного разговора и тем более.

Поэтому-то так спокойно Терещук восприняла предложение (скорее, просьбу) Виктора встретиться. Она и сама бы уже давно это предложила, но не хотела вмешиваться в налаженную жизнь семейства Самойловых. Но, как показал сегодняшний день, а ещё более явственно ночь, не так уж всё нормально было и у её бывшего одноклассника. Вероятно, его терпение превысило некую критическую массу. Вот с этим ей и нужно было теперь разобраться, да и в самой себе тоже не помешало бы.

ГЛАВА 16

Сближение

-- Здравствуй, моя милая Любаша!

-- Здравствуй, Витя!

Таким приветственными репликами обменялись Самойлов и Терещук, встретившись в субботу в парке КПИ, неподалёку от станции метро. Сейчас для них обоих (даже для Виктора) это была нейтральная территория, расположенная вдали от мест их проживания и работы, зато подъезд к месту свидания был очень удобным, да и последующие решения (при необходимости) легче осуществлять, имея "под рукой" такой удобный и быстрый вид транспорта. Приветствия с обеих сторон сопровождались радостными улыбками и влюблёнными взглядами, правда, более скромными у представительницы слабого пола. Кроме того, Виктор вручил Любе ещё и букетик цветов.

Интересным и, наверное, символичным было то, что на сей раз Самойлов не стал покупать цветы из разряда мимоз, тюльпанов, гвоздик или роз. Конечно, он бы с удовольствием купил Любе и розы, но тех сейчас пока что нигде не было. Правда, слово "нигде" не очень-то было применимо к розам, которые при желании, а точнее, при знании мест их продажи, можно было купить в любую пору года. Но Виктор такими знаниями пока что не обладал, а потому, тот факт, что он и так отошёл от привычного для него стандарта, заслуживал внимания. Он протянул Любе небольшой, но довольно пышный букетик тёмно-голубых цветов, это были апрельские крокусы (или шафран). Они были на коротких ножках, а потому в высоту не превышали 10 см, но зато своими тюльпанообразными (бокаловидными) головками цветов до 5 см в диаметре, и с узкими линейными листьями (некоторые из них были ещё и с белёсыми прожилками в центре) очень красиво смотрелись в букете. У Виктора перед тем был выбор - купить крокусы или же галантусы. Правда, он даже не знал истинного названия (красивого) последних цветов - для него это был обыкновенный ряст или же мышиный гиацинт (слабо он разбирался в цветах, кроме общеизвестных). По своей структуре ряст (или головастый подснежник) и в самом деле был похож на уменьшенную копию гиацинта. Но эти цветы, как Виктор помнил из детства, в Тараще весной собирали все, кому только не лень, в лесу в конце марта или в апреле они порой застилали землю большими коврами. А потому Самойлов и остановил свой выбор на крокусах. И он не ошибся, Любе очень понравился этот небольшой букетик таких нежных (и по окраске, и по виду) цветов.

-- Спасибо, Витя. Какие красивые цветы, и очень нежные. Я вот только не помню их название, -- Терещук тоже не очень-то знала названия цветов, которые редко попадали в домашние вазы. Мама в родном городе, конечно, выращивала немного цветов на клумбах перед домом, но в основном это были те же розы, тюльпаны, пионы, лилии, гладиолусы, георгины, душистая петуния и так чудесно пахнувшая вечерами маттиола.

-- Мне сказали, что это крокусы.

-- Так оно, наверное, и есть. Это название я знаю. Ладно, какие теперь у нас дальнейшие планы?

-- Давай пройдём пешочком в Пушкинский парк, -- так хорошо знакомый Виктору, -- а потом вернёмся на метро, или пройдём к остановке "Большевик" и можем съездить куда угодно - куда ты пожелаешь.

-- Хорошо, давай в Пушкинский парк, я там никогда не была.

В парке имени А. С. Пушкина Виктор водил Любу аллеями и по тем местам, по которым он ранее прогуливался с Оксаной. Он совершенно не задумывался над таким совпаденеем (или повторением прошлого), для него это была просто прогулка с любимой женщиной, а потому никаких комплексов по выбору мест импровизированной экскурсии у него не возникало. Они забрались в самый отдалённый уголок не такого уж малого по размерам парка, и присели на найденную ими лавочку. В парке в это время гуляющих практически не было, их число значительно увеличится через несколько дней. Виктор осторожно обнял Любу и прижал к себе. Затем он взглянул ей в глаза и тихо, но решительно произнёс:

-- Любочка, я люблю тебя, очень люблю. Мне так хорошо с тобой.

-- Мне тоже хорошо с тобой, Витя, -- Люба нежно посмотрела на своего спутника, хотя подобного признания пока-что и не последовало.

-- Люба, ты извини, что я так немногословен. Не научился я как-то говорить много ласковых и красивых слов.

-- Ну, это не так уж и обязательно.

-- Нет, ну, как же - ведь правильно говорят, что женщины любят ушами. И многие очень красиво поют женщинам свои дифирамбы о любви. А я вот так не умею.

-- Витя, -- улыбнулась Люба, -- они не дифирамбы поют, они, как говорят, "заливают". Но это далеко не то, что искренне говорить слова любви. Да, женщины любят слышать приятные для них слова, но идущие от всей души, от всего сердца мужчины. А такие слова не обязательно кричать или постоянно повторять. Можно просто думать.

-- Как это?

-- А вот так. Ты знаешь, бытует такое мнение, что ангелы слышат мысли, а бесы - слова. Поэтому о хорошем достаточно подумать - болтать необязательно.

-- Но как же их тогда женщина услышит? -- не переставал удивляться Любиной рассудительности Самойлов.

-- Услышит, Витёк. Ещё как услышит. И молчание может быть достаточно громогласным. Любящая женщина всё услышит, она это просто поймёт своим сердцем. Истинные влюблённые могут разговаривать и молча. Ты знаешь, ещё в студенческие годы я однажды наблюдала такую картину: сидят в кафе парень с девушкой, смотрят в разные стороны, но при этом чувствуется, что они на каком-то подсознательном уровне общаются. Они, вроде бы и порознь, но всё равно вместе. Понимаешь? - влюблённые понимают друг друга и без слов!

-- Да, наверное, это так.

-- Так, Витя, так, и особенно это касается женщины. Женщина всегда сможет понять, искренен ли мужчина, по-настоящему он её любит, или же просто притворяется. А во многих случаях просто привык, и всё, а искренней любви уже нет. Так что мне достаточно одного слова: "Люблю" и того, как оно будет произнесено. Не просто буркнуть его, чтобы женщина, ждущая его или напрашивающаяся его услышать, просто отвязалась, а без всяких её просьб или упрёков тихонько нежно шепнуть его. И всё, этого будет достаточно.

-- Да, век живи - век учись. Надо же, какие женщины неприхотливые.

-- Не так, Витя, совсем не так, -- засмеялась Терещук, -- Женщины порой очень прихотливые, только нужно знать, что и когда им говорить. И, главное, как говорить.

-- Прямо целая наука.

-- А ты как думал.

-- Ну, вообще-то, я так и думал, но хорошо, что услышал это от тебя, -- и Виктор, медленно, но решительно потянулся своими губами к губам Любы.

Никогда в своей жизни, ранее в молодости, они не целовались с таким азартом и страстью. Они останавливались, чтобы передохнуть, а затем вновь впивались друг другу в губы. Они сейчас не задумывались над тем, так ли страстно и самозабвенно они целовались ранее со своими законными половинами, это сейчас их совершенно не интересовало, как не интересовало и то, видит ли их сейчас кто-нибудь. Но в парке в их районе никого и не было. Наконец, уставшие, они прекратили это приятное занятие. Вот только Виктор по-прежнему прижимал Любу к себе, а она доверчиво склонила ему голову на грудь - если бы можно было откинуть сейчас 20 лет, то картина в таращанских скверах полностью повторялась. Они долго сидели на лавочке, молча. Люба была права - им не нужно было никаких слов, они и так понимали друг друга и просто наслаждались то ли теплом друг друга, то ли какой-то непонятной энергией, исходившей от них. Наконец, Люба как бы проснулась.

-- Витёк, пошли куда-нибудь. Надоело сидеть на этой лавочке, оказывается, от сидения тоже можно устать. К тому же, довольно прохладно, солнышко вроде бы и тёплое, но ветер-то холодный. Как бы мы не простудились, сидя без движения.

-- Согласен. Куда ты хочешь поехать?

-- Не знаю. Хорошо бы на склоны Днепра, но это опасно. Выходной день, можно знакомых встретить.

-- Это верно. Тогда куда?

-- Можем в Голосеевский парк съездить, я его хорошо знаю.

-- Можно, конечно, но очень уж далеко. Может быть, в Ботанический сад на Печерске поехать?

-- Там ещё совсем сейчас не интересно. Вот недели через две там уже будет чем полюбоваться.

-- Да, верно. Слушай, тогда можно проехать в парк возле метро "Нивки". Он не так уж далеко отсюда.

-- Можно, даже интересно. Я там тоже никогда не была. Туда троллейбусом или можно на метро ехать?

-- Можно проехать и троллейбусом N 5, а можно и на метро.

-- Тогда давай на метро. Будем возвращаться или пойдём к "Большевику"?

-- Давай к "Большевику", назад уже неинтересно идти. Пошли.

-- Погоди, дай я губы немного подкрашу, а то ты точно всю помаду слизал.

Люба достала из сумочки зеркальце, губную помаду, расчёску, привела себя в порядок, после чего критически осмотрела себя в то же маленькое зеркальце. А ещё минут через 30 она с Виктором уже входила в парк Нивки со стороны улицы Щербакова. Парк (точнее, его западная часть) был открыт в 1955-м году, существующая до того восточная часть парка имела название Парк Ленинского комсомола, с 1962-го года он стал называться Парком культуры и отдыха имени 22 съезда КПСС. Ранее местность, где расположился парк Нивки, носила название "Васильчиковская дача", история которой связана с именем киевского генерал-губернатора Иллариона Васильчикова. Посреди парка протекает речка Сырец, которая образует 3 пруда, общей площадью примерно в 3 гектара. И вот уже Самойлов с Терещук углубились на территорию парка, любуясь свежей зеленью распускающихся деревьев. А в парке из деревьев были дуб и чёрная ольха, а также липа, разные виды клёна, бук, сосна, орех, берёза, белая акация. Были также некоторые диковинные деревья, названий которых влюблённая пара не знала. В некоторых местах попадались и фруктовые деревья - черешня, слива, абрикос, груша и облепиха. Из кустарниковых растений там росли сирень, разные виды роз, верба, барбарис и карликовая канадская ель. В целом в парке произрастало более 90 видов и форм деревьев и кустарников. На его территории располагались также городок аттракционов, лодочная станция, здания танцевального зала и зелёного театра, детские и спортивные площадки. Правда, большинство из развлекательных сооружений пока что не работало, но они откроются к 1-му Мая. В центре парка установлен памятник комсомольцам 20-х годов (открыт в 1961-м году), а на входе в парк, со стороны проспекта Победы в 1974-м году был возведён памятник бывшему Председателю Президиума Верховного Совета УССР и заместителю Председателя Президиума Верховного Совета СССР (1954-1969 гг.) Дмитрию Сергеевичу Коротченко. Во время Великой отечественной войны он был одним из организаторов советской партизанской борьбы на оккупированной территории, членом подпольного ЦК КП(б)У. Поперёк (и чуть наискось) западную часть парка Нивки (выходящую к улице Щербакова и станции метро "Нивки") и восточную часть (ближе к станции метро "Октябрьская") разделяла железнодорожная ветка.

В этом парке Виктор с Любой отдыхали часа два. Затем они вернулись к метро "Нивки", там немножко перекусили в кафе, спустились в подземный зал метро (без эскалатора, всего пару пролётов ступенек) и сели на лавочку. Время близилось уже к 3-м часам, и пора была разъезжаться по домам - в субботу обычно полный рабочий день не планировался.

-- Когда мы теперь встретимся, Люба? -- спросил заметно опечаленный в последние полчаса Виктор.

-- Давай сообразим. В понедельник мы никак не можем встретиться, ведь нам нужно брать отгул, а мы этого сделать, не выходя на работу, не сможем. Разве что после работы.

-- Нет, это не подходит.

-- Тогда не подходит и вторник, это уже 30 число, предпраздничный день, у нас, например, руководство обычно не любит давать отгулы, приплюсованные к праздникам. Уж много бывает желающих. Оно предпочитает, чтобы в такие дни подчинённые находились на рабочих местах, пусть даже отмечают праздничное событие и уходят раньше с работы. Это как раз разрешается.

-- У нас почти то же самое. Да так, наверное, везде. А на сами праздники вряд ли удастся увидеться.

-- Ну, увидится то можно, -- улыбнулась Терещук, -- а вот побыть вдвоём не получится. Но это и правильно, Витя - ведь есть семьи, есть дети. Зачем обижать детей, по крайней мере. Разве я не права?

-- Нет, нет, что ты! Всё правильно. Тогда уже после праздников, но в какой день?

-- Опять же не в первый после праздника.

-- Так, что у нас выходит, -- задумался Самойлов, а потом горько протянул. -- Но ведь 3 мая - пятница. Опять день перед выходным.

-- Перед выходным, но не перед праздником ведь.

-- Точно! Я себе выбью отгул. А ты-то как?

-- Я думаю, что и у меня проблем не будет.

-- Отлично! Дата согласована, теперь вопрос - где? Мы так и будем в парках встречаться и бродить по ним?

-- Ну, почему, -- вновь, теперь уже хитро улыбнулась Терещук. -- Можно и в кино сходить. А вот театры днём, к сожалению, не работают, -- притворно вздохнула она.

-- Тоже мне, придумала..., -- возмущённо начал Виктор, но потом, увидев улыбающуюся Любу и её озорные глаза, сам улыбнулся и уже спокойно сказал. -- Издеваешься, да?

-- Просто шучу, Витёк.

-- Ладно, но в самом-то деле, где мы встретимся?

-- Ты знаешь, давай у меня, -- предложила, немного подумав, Терещук.

-- Опять шутишь?

-- Нет, на сей раз не шучу. Максим у меня возвращается обычно поздно, домой среди рабочего дня он никогда не заезжает, очень далеко, не с руки ему. Танечка с утра в школе, а сразу после занятий в понедельник, среду и пятницу идёт ещё в музыкальную школу. А 3 мая, как ты высчитал именно пятница, так что её как раз долго дома не будет.

-- Она у тебя ещё и в музыкалку ходит? А по какому классу?

-- По классу фортепьяно. Я когда-то хотела научиться играть на фортепьяно, но не получилось. Дома-то такого инструмента не было.

-- А у твоей дочери есть?

-- Да, Максим для Танечки всё сделает, лишь бы она училась.

-- Молодцы - и Татьяна, и твой муж. Да, -- протянул Самойлов, думая о том, что, как бы там ни было, но у Любы заботливый муж, -- вот уж, Люба не думал, что напрошусь к тебе в гости таким вот образом.

-- Витя, я и сама об этом не думала, -- не дала развить ему мысль Терещук. -- Но что нам остаётся делать? Тем более, вдруг 3 мая дождь будет, тогда точно в кино придётся отсиживаться.

-- Но, может быть, в гостинице номер снять?

-- Витя, не обманывай себя. Во-первых, с киевской пропиской тебя в киевской гостинице не поселят, а во-вторых, пробираться к тебе тайком в номер я не намерена. Нас даже в других городах вместе не поселят, ты же это прекрасно понимаешь.

-- Понимаю, ты, конечно, права. Но и к тебе мне боязно идти.

-- Ну, бояться тебе особо нечего, дом многоквартирный, практически никто друг друга не знает.

-- Это я тоже понимаю, но мне не столько боязно, сколько как-то неловко.

-- А вот это теперь и я понимаю. Мне тоже было бы неловко, но ещё больше, чем тебе. Так что выход только один. К тому же, ты мужчина, на женщину больше внимания обращают.

-- А как же твои соседи?

-- Они ведь будут на работе. А, если вдруг на моей площадке кто-то будет, хотя это очень маловероятно, то поднимешься этажом выше, а потом спустишься. Дверь в мою квартиру будет перед твоим приходом будет специально не заперта. Не звони, а сразу же входи.

-- Понятно.

-- Только вот что - никаких цветов, это привлекает внимание. Цветы, если захочешь, мне когда-нибудь позже подаришь.

-- Хорошо.

-- Кстати, и эти цветы уже совершенно завяли, -- Люба кивнула головой на букетик в её руке. -- Придётся выбрасывать.

-- Ну, его, наверное, так или иначе, пришлось бы выбросить, вряд ли ты с ним домой бы пришла.

-- Нет, Витя, здесь ты как раз неправ. Будь это не такие нежные цветы, я спокойно и с радостью, помня, кто мне их подарил, явилась бы домой. Мужа такие вещи совершенно не интересуют, он их попросту не замечает. Вот, Татьянка, хотя ещё и мала, та точно бы начала расспрашивать, откуда у меня цветы. Она, как будущая, и уже сейчас маленькая женщина, всё замечает. Но с ней бы мы поладили.

И вновь, как и два года назад, Самойлов проводил Терещук до нужной ей станции метро, и, не целуясь (здесь уже опасно) пара разошлась (разъехалась) по домам.

Два рабочих дня и два дня праздника пролетели для Самойлова не так уж быстро, но, всё же, и не так долго, как он перед этим представлял - их как бы немного укоротили праздничные гулянья. И был в эти праздники Виктор, к удивлению Оксаны, очень радостным. Он много общался с ней, шутил, играл с Володей, и, казалось, был прежним, 3-4-х летней давности Виктором. Но Оксане почему-то казалось, что это совсем не к добру - всё же, удивительной интуицией обладают некоторые женщины (а, может быть, и большинство из них).

И вот наступила первая майская пятница. Отгул на этот день Самойлов получил без всяких проблем. Утром он, как обычно, собрался на работу, но уже примерно в 8:40 вошёл в лифт знакомого снаружи, но незнакомого ему пока что внутри дома. Выйдя из лифта, он быстро осмотрелся, сделал пару шагов к нужной ему квартире и решительно нажал на поворотную входную ручку двери, которая бесшумно отворилась, и через мгновение Виктор стоял в незнакомом для него помещении. Внутренняя дверь квартиры была распахнута. Люба, очевидно, была в ожидании и настороже, потому что, услышав даже тихий шорох, почти сразу же появилась в коридоре.

-- Закрывай двери, -- тихонько сказала она.

Виктор покрутил ручной привод замка и убедился, что наружная входная дверь закрыта. Он захлопнул внутреннюю дверь и тут же, не снимая обуви, обнял подошедшую к нему Терещук. Та покорно и нежно прижалась к нему.

-- Здравствуй, Люба-Любочка, любимая Любочка! Хорошее сочетание слов.

-- Здравствуй, милый мой, Витёк, -- прошептала, не отрываясь от него Люба.

Но затем она немного отстранилась, взглянула гостю в глаза и добавила:

-- Раздевайся и проходи в комнату. А я немного закончу дела на кухне.

Виктор прошёл в гостиную. Он не особенно её рассматривал, волнение переполняло его. Комната как комната, мебель очень даже не плохая, но и не шикарная. Бывая в гостях, Виктор иногда и получше видел, да и у него в квартире, почти что похожая мебель - особым разнообразием в Союзе простые граждане не страдали. Всё как обычно. Единственно, что бросилось ему в глаза, это стоящее в углу около окна фортепьяно. Вот это и было основное отличие квартиры от других ей подобных, вот где Таня училась музыке. Пока Виктор осматривался, в комнату вошла Люба.

-- Пошли на кухню, перекусим.

-- Люба, я не голоден, я ведь завтракал.

-- Представь себе, я тоже завтракала. Просто посидим немного. Витя, это же обычай, сначала гостя нужно усадить за стол, по-другому нельзя. Да и еда там чисто символическая, скорее, закуска. Пошли.

Пройдя на кухню, Самойлов увидел накрытый стол, посреди которого стояла бутылка коньяка, пару рюмок, а вокруг тарелочки с нарезанной колбасой, сыром, лимоном, а также открытая коробка конфет и печенье в вазочке - обычный по тем временам пищевой набор на скорую руку в случае неожиданного прихода гостя. Правда, его приход неожиданным нельзя было назвать, но это, учитывая, что они оба, действительно, где-то час-полтора встали из-за стола, была простая дань вежливости гостеприимной хозяйки.

-- Открывай коньяк, Витя. Налей по чуть-чуть - повод для этого есть.

-- За тебя, Любаша, -- произнёс Виктор, наполнив наполовину рюмки и поднимая свою.

-- Не за меня, а за нас, -- поправила его Терещук. -- За нашу встречу, Витёк.

-- Да, за нашу встречу. Как же долго мы шли к этой встрече. Но, хорошо то, что хорошо кончается.

Они пригубили коньяк, Виктор закусил лимоном, Люба конфеткой. Люба усадила гостя спиной к окну, а сама сидела напротив него, чуть наискось. Виктору это было как нельзя кстати -- утреннее солнце, пробиваясь сквозь тюль окна, хорошо освещало хозяйку квартиры, и Виктор откровенно любовался ею. Ему казалось, что Люба почти не изменилась со времён школы. Конечно, повзрослела, но признаков старости он не замечал, или не хотел замечать. Естественно Люба подготовилась к встрече любимого человека, но ничего экстраординарного не делала. Такая же нежная кожа лица, чуть подведенные брови, слегка подкрашенные ресницы (не столь уж сильно увеличенные), без следов каких бы то ни было следов теней на веках, и подчёркнутые тёмной, но средней яркости помадой, губы. Вот и всё, ещё аккуратно расчёсанные волосы и небольшие серёжки в ушах. Правда, одета она была празднично - белая блузочка и тёмная приталенная юбка. И ещё один характерный штрих. Самойлов приехал к Терещук в будничном рабочем костюме и с плащом, перекинутым через руку - было тепло, но пасмурно, не исключён был вариант дождя, а зонтики Виктор почему-то не очень любил. В прихожей он повесил плащ и снял туфли - всё-таки весна и на дворе не особенно ещё чисто. А вот Люба была обута в красивые чёрные туфли на тонком каблуке, совершенно новые, похоже она одела их в первый раз - женщина всегда остаётся женщиной, она постоянно хочет выглядеть красивой. К тому же она, ну просто физически не могла принимать такого гостя в домашних тапочках или с босыми ногами. У неё, конечно же, было время подготовиться к встрече, а вот Самойлову сегодня утром это было не с руки - поэтому и одет он был так, как обычно ходил на работу, но это и понятно.

Люба тоже не сводила глаз с Виктора. Они тихонько разговаривали о разных пустяках, ещё дважды Виктор наполнял бокалы, но коньяк из бутылки был отпит едва ли на треть. Они вовсе не хотели пить, это просто был некий ритуал. Почти нетронутыми оставались и нарезанная колбаса с сыром, есть им тоже совершенно не хотелось, они были сыты духовно. Наконец, они, практически не сговариваясь, прекратили трапезу. Люба начала складывать продукты в холодильник, а Виктор сложил тарелки в раковину кухонной мойки.

-- Всё, всё, не нужно, -- решительно остановила Самойлова Люба, увидев, что он закатил рукава рубашки (пиджак он снял в самом начале - на кухне, да и в квартире было тепло) и собирается мыть посуду, -- я позже сама вымою.

Она подошла к Виктору и обняла его за шею. Виктор аккуратно прильнул к её губам. Поцелуй был вроде бы и не страстным, не очень и долгим, но каким-то романтическим. Затем Люба оторвала свои губы и чуть отстранилась, чтобы можно было видеть любимого. В полураскрытом вырезе Любиной блузочки Самойлов каким-то боковым зрением увидел ложбинку грудей, что его здорово взволновало. Идя к Любе домой, Виктор всё время думал о том, как ему себя там вести. Он никогда не бывал в подобных ситуациях. Да, они взрослые люди и всё прекрасно понимают, но он почему-то не мог себе представить (хотя очень желал этого), что они смогут оказаться вдвоём в постели. Ему, и в самом деле, было очень неловко, да он и попросту боялся. Так иногда бывает и с мужчинами, которые начинают сомневаться в том, как у него всё получится, и получится ли вообще. Но именно эта неуверенность в себе, присущая чаще интеллигентным людям, порой и портит всё. Сейчас же это неожиданное волнение взбодрило Виктора, и он снова, теперь уже более жарко впился в губы Терещук.

Через пару дней дальнейшее Виктор кратко опишет в своём новом четверостишье:

Вот ворот блузочки чуть-чуть раскрытый,

Какой же, всё-таки, нестойкий я солдат.

Ведь сразу все условности забыты -

И только поцелуев сладкий аромат.

А дальше Виктор всё вспоминал как бы во сне. И в постели он оказался, и прошло всё нормально. Но вот лежали Люба с Виктором в кровати, наверное, часа два. И вовсе не потому, что не насытились друг другом, просто им было очень хорошо вдвоём, вот теперь они действительно упивались теплом друг друга - и физическим, и душевным. Произошло то, о чём Виктор мечтал когда-то в юности, но каким же долгим был путь к свершению его мечты! Очевидно, о чём-то подобном думала и Люба, потому что она вдруг произнесла:

-- Витенька, вот ты, когда мы пили за нашу встречу, сказал, что мы долго к ней шли. А ещё ты сказал, что-то подобное тому, что всё хорошо закончилось. Ты и в самом деле так думаешь? Всё уже закончилось?

-- О, Господи!! Люба, да ты о чём?! Я сказал, что хорошо закончилось то, что мы встретились, только встретились. Я ведь не имел в виду, что вообще всё закончилось. Да мне такого и в голову никогда бы не пришло.

-- Хорошо, я поняла. Но, всё же, что это - начало? Тогда чем оно всё должно закончиться?

-- Да, ну и вопрос, -- протянул после некоторого молчания Самойлов. -- Правда, я и сам себе задавал такой вопрос. И я буду честным - я пока что не знаю ответа на него, понимаешь, пока что. Я думаю, что со временем, мы сообща найдём на него ответ. А сейчас я знаю только одно - мне очень хорошо с тобой, и не просто хорошо, а прекрасно. И я не могу себе представить, что мы сможем в очередной раз расстаться.

-- Мне тоже очень хорошо с тобой, даже удивительно.

-- А почему удивительно?

-- Да это я так, просто не ожидала, что будет так хорошо.

Так отвечая, Терещук вроде бы немного и кривила душой, и, в то же время, была абсолютно искренней. Как такое могло сочетаться? Да всё было очень просто. Люба не могла обижать любимого Виктора, но Максим был, всё же, более опытным любовником, но это, вероятно, зная натуру и стиль его жизни, было вполне объяснимо. Но с другой стороны, Люба сказала абсолютную правду и о своём удивлении, и о том, что ей очень хорошо с Самойловым. Она, действительно, не ожидала, что ей будет так хорошо с Виктором, действительно, очень хорошо! Главное, Виктор был очень нежен с ней, и она не помнила, когда в последний раз была так счастлива. Вероятно, не столь уж важно большое умение, сколько важна искренность в отношениях и большая любовь к человеку - она может заменить всё остальное.

В общем, окончание апреля и начало мая в этом году оказались, действительно, очень счастливыми и радостными как для Самойлова, так и для Терещук-Великановой. В большом городе на одну пару счастливых людей стало больше. Вот только ни один из этих любящих людей не мог сказать долго ли так будет продолжаться. Но, дальше жизнь покажет.

ГЛАВА 17

Непростые времена

Все эти 8 месяцев текущего года и начало следующего Самойлов и Терещук регулярно встречались. Правда, на первых порах это были больше, всё же, встречи на открытом воздухе. Они ещё всего по паре раз встретились у Любы дома, несколько раз у Виктора да ещё немного на квартире у Васи Колтунова, когда сам он был в отпуске (только он один и знал о взаимоотношениях Виктора и Любы). Но на квартире у самого Самойлова они встречались только летом, когда он сам с Оксаной был в отпуске. Отпуск у них был с небольшой сдвижкой, которую запланировал сам Виктор (Оксана об этом не догадывалась), почти 3 месяца усиленно разыскивая и добиваясь путёвки на море. Он её таки и заполучил, но только на супругу с сыном (что и было задумано), после чего отправил Оксану с Володей в пансионат, обещая сам приехать, уже дикарём через неделю. Так он и поступил, он не мог порвать с семьёй, а потому две недели они провели на море вместе. Но до этого он гораздо лучше, по его мнению, отдохнул в самом Киеве вместе с Любой.

Но и он, и Терещук прекрасно осознавали, что постоянно так встречаться им не удастся - слишком уж рискованное это занятие. Значит, встречи в их квартирах, как и в гостиницах Киева, отпадали. Один раз они умудрились выбить себе в одно и то же время (уже в начале осени) недельные командировки в Хмельницкий, но такое было всего один лишь раз. Естественно, жили они там не в гостинице, а на снятой Виктором квартире (предъявив хозяйке только свой паспорт и представив Любу женой), причём в нормальном многоэтажном доме. И вот эта командировка и натолкнула Самойлова на мысль, что подобную квартиру можно снимать, причём не постоянно, а только на нужное время и в Киеве. Снять квартиру, например, на год или на полгода, было очень дорогим удовольствием, не по карману даже им обоим вскладчину. А вот на определённые дни (максимум 5-7 раз на месяц) вполне возможно. И, немного подсуетившись, Виктор такую квартиру отыскал - в районе железнодорожного вокзала нередко стояли пожилые женщины, которые предлагали командировочным услуги с жильём. Они даже особо и не скрывались, и их не гоняли милиционеры, поскольку все прекрасно знали, что устроится в столице в гостинице приезжим не так-то просто.

Итак, со временем и этот вопрос был решён. Самойлов нашёл практически постоянно-временное жильё, то есть у одной и той же хозяйки, сама же она жила где-то в другом месте. Эта же квартира и была у неё предназначена только для сдачи. Конечно, она прекрасно знала (да и видела паспорт Виктора в первую встречу) для чего киевлянину понадобилось жильё в Киеве. Но это её абсолютно не обходило - лишь бы исправно платились деньги, и поддерживался порядок в квартире. Виктор же заранее предупреждал её, на какую дату ему потребуется жильё (практически на светлое время суток, без ночёвок). Немного погодя, когда возникла непредвиденная накладка (на нужный день квартира была занята) Виктор даже договорился с другой женщиной для подстраховки о найме жилья у неё. Далее шло всё более-менее нормально, если можно считать нормальным то, что им приходилось для этого придумывать самые разнообразные варианты своего отсутствия на работе или дома. Поэтому в иные месяцы они встречались вообще всего только по 1-2 дня, разделённые во времени. Им, конечно, были присущи и муки совести, которые включали и чисто моральный аспект обмана своих близких. Правда, по этому поводу Терещук волновалась меньше, ведь Максим давно платил ей той же монетой. А вот Самойлова совесть частенько мучила, ведь Оксана ему никогда не изменяла, она была в этом плане принципиально чистой и как бы целомудренной, не представляя себе даже мысленно, как можно изменить любимому человеку. И, если бы он хотя бы чуть меньше любил Великанову, то, наверное, со временем эти встречи либо свелись бы на нет, либо он рассказал бы обо всём Оксане. Но, во-первых, он сейчас не представлял своей жизни без Любы, а во-вторых, не знал о том, как себя вести после подобной информации супруги и как она на это отреагирует. Он старался не задумываться о том, что может потерять Оксану, но вот Вовку он терять не хотел. И вновь, как в молодости, некое раздвоение, только уже совсем по другому поводу.

Нельзя сказать, что Виктор с Любой не задумывались над тем, как им быть дальше. Беседы на эту тему у них возникали не один раз. Да, всё было очень непросто - и для Виктора, и для Любы. Их не столько беспокоил сам факт супружеской измены, или как научно он назывался адюльтер (фр. adultère), столько то, как долго будут продолжаться у них подобные отношения. Оба они совершенно не хотели мириться со статусом любовников, но и как разрешить эту проблему они себе пока что не представляли. Они не хотели разрушать ни свои семьи, ни семьи своего партнёра. Собственно говоря, они согласны были с тем, что для того чтобы быть вместе, это необходимое условие. И что делать, разводиться со своими избранными ими же суженными? Это, они соглашались, вполне возможно, тем более что сейчас суженными, как и 25 лет назад, они считали именно себя. Однако, было и одно очень серьёзное НО, или даже не одно...

Как-то, ещё в начале года они вновь коснулись этой темы, после того, как они закончили свои любовные игры и отдыхали.

-- Витя, мы с тобой ещё и года не встречаемся, а мне уже так всё это надоело, -- грустно протянула Терещук.

-- Это я тебе так надоел?

-- Не передёргивай, -- спокойно ответила Люба. -- Ты прекрасно знаешь, что ты мне не надоешь. Ведь, как это ни странно, но, всё же, инициатива наших встреч больше исходила от меня.

-- Вовсе нет. Это я ведь я постоянно настаивал на встречах.

-- Я не о том. Я тебе первая позвонила. Ты ведь за 15, или пусть даже 10 лет этого не удосужился сделать.

-- Я виноват, знаю. Ещё раз прости меня. Я ведь уже просил у тебя прощения за это.

-- Да я тебя простила, да и нет твоей вины. Это я всё время искала встречи с тобой - ещё в последние недели в школе, и в институте. Я, к сожалению, привязалась тогда в школе к тебе, как кошка.

-- Почему к сожалению.

-- Не знаю. Но, наверное, проще было бы, если бы я более спокойно относилась к нашей размолвке.

-- Нет, не лучше. Это я тогда дураком был, я во всём виноват.

-- Так, не будем сейчас искать виновного. Я о другом хотела поговорить. Как я уже сказала, мне надоели такие вот встречи, Бог знает в каких местах, украдкой. Даже не столько надоели, сколько очень уж неловко чувствую себя в такой ситуации. Да и ты, я думаю, тоже. Это не твоя вина, но что нам делать дальше?

-- Выход может быть только один - разводы.

-- Завтра, послезавтра?

-- Нет, так быстро не получится.

-- Ты вновь отвечаешь так, словно ничего не понимаешь. Не о том речь.

-- Я понял, извини. Да, именно сейчас, или в ближайшее время, это вряд ли возможно. Тебе в этом отношении проще.

-- Это почему?

-- Потому что при разводе Татьяна останется с тобой, а вот у меня Володю отнимут. Ну, пусть не отнимут, но со мной он жить не будет.

-- Это так. Хотя, и в моей ситуации не всё так однозначно. Если инициатива развода будет исходить от меня, то ещё неизвестно, останется ли со мной Танечка. Максим очень любит дочь, и тогда он может пойти на всё, чтобы оставить её с собой.

-- Да вряд ли. Суды обычно всё равно присуждают ребёнка матери.

-- Господи! Как неприятно это звучит - присуждают, словно бы ребёнок какая-то вещь. Но ты неправ, учитывают ещё материальное положение родителей. Я неплохо зарабатываю, но муж получает, всё же, больше. К тому же, квартира фактически его, строилась на его деньги и свёкра. В общем, есть много "но".

-- Но ты ведь говорила, что он тебе изменяет. Если разводиться по этой причине, то Таня точно останется с тобой.

-- Во-первых, Максим и слышать не хочет о распаде семьи, у меня уже был с ним разговор на эту тему, А во-вторых, я никогда не буду при разводе через суд, принудительно я имею в виду, чернить мужа и вытаскивать на свет грязное бельё. Для меня это недопустимо.

-- Понятно. Тогда что же нам делать?

-- Вот и я постоянно ломаю голову над этим. Есть ещё одно обстоятельство - жильё. У меня оно фактически не моё, хотя и нажито как бы при совместном проживании. Но, всё равно, делить его непросто и неудобно. Да и ты представь себе процедуру деления своей квартиры. Хотя, ладно, основное не в этом. Основное - это наши дети.

-- Да, всё верно. Квартира - это дело такое, наживное. Если мы соберёмся, к примеру, развестись лет через пять, то постепенно можем накопить денег и построить кооператив. А вот дети... Выход, как мне кажется только один. Он для нас очень непростой, но более-менее справедливый - разводится только тогда, когда подрастут наши дети.

-- Но до того как они вырастут и станут самостоятельными ещё много времени пройдёт.

-- Я не говорил о том, когда они станут совершенно самостоятельными, а когда подрастут. Им в этом году исполнится уже двенадцать лет, вот ещё лет пять пройдёт и, я думаю, мы можем решать свои личные вопросы. И дети нас уже поймут, да и сами будут уже у порога институтов. А далее и так у них самостоятельная жизнь.

-- Ну, 17 лет - это ещё не совсем взрослый возраст, но, пусть даже и так. Значит, нам ещё 5 лет так мыкаться?

-- Да, скорее всего, это так. Можем найти более благоустроенную квартиру.

-- Да не важны мне эти благоустройства. Мне важно то, что мы с тобой видимся урывками, что это за жизнь.

-- Я понимаю, но ничего лучшего мы, увы, не придумаем.

-- И я это понимаю, но очень обидно всё это. Через 5 лет мы уже совсем старыми будем. Нам и сейчас-то уже по 40 лет. А для женщины это уже немалый возраст, недаром ведь говорят, что 40 лет - бабий век.

-- Вот и хорошо, -- улыбнулся Виктор.

-- Вот те на! И что же в этом хорошего?

-- Ну, через 5 лет тебе будет 45 лет. Сорок пять - баба ягодка опять. Как раз тот срок, о котором мы вели речь. Вот это и хорошо, буду смаковать ягодку.

-- Ох, Витёк, -- улыбнулась уже и Люба, -- умудряешься ты даже из плохого находить какие-то хорошие для себя моменты. А ты не помнишь, кто мне в 11-м классе говорил, что 50-летние люди - это уже старики?

-- Да, было такое дело. Глупые мы тогда были. Вот когда после этого проживёшь лет 20-30, только тогда начинаешь понимать, что такое настоящая жизнь.

Затем Виктор с Любой долго лежали молча, размышляя, вероятно и о своих общих проблемах, и о чём-то своём. Это стало понятно после того, как Терещук вдруг негромко обратилась к Виктору:

-- Слушай, Витя, а ты чем ту надпись под моими окнами делал?

-- Как это чем - кистью и краской, -- Самойлов сразу понял, о чём идёт речь, хотя с того времени уже и прошёл почти год.

-- Я прекрасно понимаю, что краской, но какой именно?

-- А это так важно?

-- Понимаешь, за это время осенью и сейчас весной лили дожди, -- был конец марта, -- зимой снег со льдом на проезжей части лежал, машины ездили - а твоей надписи хоть бы что. Как такое может быть? За это время, да ещё в таких условиях любая краска давно бы вытерлась, а эта только чуть-чуть местами посветлела.

-- А ты хотела бы, чтобы она уже исчезла?

-- Нет, что ты! Мне очень приятно её видеть - вроде бы ты мне каждый день признаёшься в любви. Только странно, что её даже колёса машин не стёрли.

-- Ну, так и было задумано. Есть такие краски, которые не стирают и колёса машин. По крайней мере, года 2-3 эта надпись просуществует.

-- Это что, такая краска, которой улицы размечают?

-- Вот именно. Специальная краска для разметки проезжей части дорог. А на трассах между городами и большие грузовики ездят, да ещё чуть ли не ежеминутно. И ничего, краска стоит. Периодически, конечно, разметку подправляют, но и не каждый год.

-- А где ты её умудрился достать?

-- Ну, было бы желание. А оно у меня было очень большое. Есть один знакомый мне ГАИ-шник, он мне техосмотр машины помогает проводить. Да и не прохожу я его вовсе, он мне просто ежегодный талон меняет на новый. Вот он-то и помог с краской.

-- Понятно, у меня муж, насколько я знаю, точно таким же образом "проходит" техосмотр. Значит, говоришь, ещё года 2-3 я буду любоваться этой надписью? Хорошо. А потом что? Исчезнет надпись, исчезнет и твоя любовь ко мне?

-- Ну что ты! Не исчезнет моя любовь, а надпись несложно будет и восстановить.

-- Это уже не так и важно будет, я имею в виду надпись. Подправлять её со временем - это уже перебор. Лишь бы твоя любовь не исчезла, -- успокоилась эта дорогая Виктору женщина с таким созвучным самой любви именем, да она и была для Самойлова ею самой.

В общем, подобных разговоров об их совместном будущем у них было немало, даже за столь короткое время, но все они практически заканчивались тем же, что и на этот раз, а именно ничем - так пока что можно было определить их исход.

Разговоры разговорами, а время шло. И вот примерно через месяц и Терещук, и Самойлова стали одолевать совсем иные думы и заботы, они на время прекратили свои встречи и вплотную посвятили себя своим семьям. И на это была своя причина, очень серьёзная, для многих граждан Советского Союза просто катастрофически серьёзная. В немалой мере она коснулась и столичных жителей. В конце апреля грянула Чернобыльская катастрофа. Советский народ о смертельной угрозе, нависшей над Киевом, да и не только над ним, в первые дни практически ничего не знал. Было сообщено, что 26 апреля 1986-го года в 1 час 23 минуты на Чернобыльской АЭС произошла авария на атомном реакторе - и пока что всё. Уже значительно позже выяснилось, что в этот день дежурные воинских частей сообщили по команде о повышении уровня радиации. Но эти данные тут же были "закрыты". А загрязнению подверглись территории не только СССР, но Австрии, Германии, Италии, Великобритании и ряда других стран Западной Европы.

Уже 27 апреля было эвакуировано население Припяти (47.000 человек). А в первые дни мая эвакуировали людей, живших в 30-километровой зоне вокруг станции, - более 100.000 человек, десятки населенных пунктов. Но в первое время даже лучшие специалисты не отдавали себе отчёта в серьёзности катастрофы. Загрязнённую территорию облетали на вертолётах (да ещё и в обычной одежде) в первые дни после катастрофы лучшие специалисты, академики. Однако чтобы получить оценку случившегося потребовались недели. При этом со стороны правительства СССР было совершено, можно сказать, уголовное преступление, которое выразилось в увеличении в централизованном порядке, максимально допустимой годовой дозы облучения для персонала АЭС - с 5 бэр, до 25 бэр. И распространялось это постановление (эти новые дозы), не только на персонал станции, но и на всех прибывающих ликвидаторов аварии - приказ по Министерству энергетики и электрификации СССР N 254-ДСП (для служебного пользования) от 12.08.86-го года. Был ещё и секретный протокол от 8 мая 1986-го года N 9, принятый правительством Николая Ивановича Рыжкова, председателя Совета Министров СССР.

Однако уже через четыре дня после аварии на ЧАЭС столица Украины ликовала. Большинство людей с удовольствием вышли на демонстрацию, радуясь весне и хорошей солнечной погоде, которую не портил даже лёгкий ветерок. Между тем этот ветерок нёс с собой не только запах молодых клейких листочков, но и невидимые глазу и неуловимые обонянием рентгены. Повышение уровней загрязнения (выше фоновых в 10-50 раз) наблюдалось практически по всей юго-западной части европейской территории СССР. Эквивалентная доза, полученная детьми от 3-х до 12-15 лет только за время демонстрации 1-го мая 1986-го года, по данным Минздрава УССР оценивалась в 0,12-0,3 бэра. По свидетельству одного из работников, который измерял уровень радиации в Киеве, так, например, у Печерского моста, ниже филармонии, между пешеходным мостом и мостом Метро, на набережной (на уровне 1-1,2 м над поверхностью) гамма-активность выходила за пределы диапазона высокоточного прибора "Прогноз" (более 3-х миллирентген в час).

В Чернобыле уже в мае месяце начали выступать советские артисты: там выступал Ансамбль песни и пляски Киевского военного округа, Игорь Крикунов с театром "Романс", Александр Злотник от Музыкального фонда композиторов. С 1 июня в Чернобыле выступал и И. Кобзон, причём его концерт шёл около четырёх часов. Практически с этого концерта и началась серия концертов "Встречи в Чернобыле". Там для ликвидаторов аварии пели многие исполнители и коллективы, в их числе Валерий Леонтьев, Алла Пугачева, Николай Гнатюк, ВИА "Кобза", а также Государственный оркестр радио и телевидения с Назарием Яремчуком. Но вот главы государства там не было, Горбачёв посетил Чернобыль (вместе с Раисой Максимовной) только в феврале 1989-го года, хотя обычно во всех цивилизованных странах президенты в первые же дни посещают места крупных аварий или катастроф. Но чему было удивляться, если и с официальным заявлением об аварии на ЧАЭС Горбачёв выступил лишь 6 мая ? после праздничной демонстрации трудящихся в Киеве, такая вот пресловутая гласность.

И хотя руководители советского государства заявляли, что всё находится под контролем и паниковать нечего, народ, всё же, не особенно проникся оптимизмом, а потому многие начинали покидать столицу Украинской социалистической республики. Те, кому хоть немного удавалось узнать мало-мальски правдивые сведения об аварии (как тогда именовали эту катастрофу) на ЧАЭС, покидали Киев чаще не сами, а старались вывезти на лето подальше от Киева детей. Хорошо тем, у кого были какие-нибудь родственники на юге, западе или востоке Украины. Но остальные-то отвозили детей к своим родителям, живших чаще всего на таких же загрязнённых территориях. Но тогда об этом практически никто ничего не знал. Персональных дозиметров ни у кого никогда не было. Отвёз в Таращу сына и Самойлов. Сначала они с Оксаной думали отвезти на лето Володю в Батурин к родителям жены. Но, посовещавшись, решили везти, всё же, в Таращу. Конечно, Батурин был значительно дальше от Киева, он был расположен на запад от Чернигова. Но им казалось, что Чернигов очень уж близко соседствует с Припятью. Это было не совсем так, тем более что на западной границе области позже начнёт строиться городок Славутич - для атомщиков и для семей, отселённых из Припяти. Но решающим аргументом стало то, что в Тараще были лучшие бытовые условия, родители Самойлова более зажиточные. Да и был Батурин просто посёлком, получит статус города только в следующем веке, в 2008-м году. Население его было всего около 3.000 жителей, он не был районным центром, а входил в состав Бахмачского района. Значит, и медицинское обслуживание было на порядок ниже, нежели в районном центре - а родители Самойлова жили всего через дорогу от районной больницы, к тому времени уже значительно разросшейся. И это решение было ошибкой, благо она не сказалась на здоровье их сына.

Дело в том, что только года через два Виктор узнал, встретившись со своим одногруппником и соседом по комнате Валентином, некоторые сведения о дозах радиации в районах Киевской области. Своему приятелю Валентин сообщил, что в те дни, например, в Кагарлыке (где жили его родители) 16 мая 1986-го года уровень радиации в самом районном центре составил 9.000 микрорентген в час, а на ферме совхоза имени Ленина, расположенного в юго-западной части Кагарлыка (80 км от Киева), - 21.000 мкр/час. Не лучше было положение и в соседних с Таращей районах. Так, 2-го мая 1986-го года в посёлке городского типа Рокитное было зафиксировано от 300 до 5.000 микрорентген в час, в селе Синява (≈ 12 км от Таращи) - от 2.000 до 5.000 микрорентген в час, в остальных же насёленных пунктах района от 75 до 300 микрорентген в час. Только тогда Самойлов понял, что и его родной город беда не миновала. Но что он мог поделать - Белая Церковь, где жили родственники отца, была ещё ближе к Киеву.

При этом Самойлов долго не мог разобраться в единицах измерения радиации, где были и бэры, и рентгены, и какие-то зиверты. Это к вопросу о тех дозах (в бэрах), которые могли получить дети на праздничной демонстрации 1 Мая. А ведь тогда сын Виктора ещё был в Киеве, хотя, правда, на демонстрацию они семьёй не ходили. Конечно, наиболее привычной была такая единица измерения как рентген. Пришлось Самойлову хорошенько проштудировать справочники по физике, точнее, по ядерной физике. Он узнал, что по сути это несколько разные величины измерения. Например, рентген - это внесистемная единица экспозиционной дозы рентгеновского и гамма-излучений, определяемая по ионизационному действию их на воздух. А вот БЭР (Биологический Эквивалент Рентгена) - доза радиации в единицу времени, это излучение в 1 Дж на 1 кг живой ткани (или 0,01 зиверта). Но 1 рентген ещё подавался как 2,58в10^-4 калорий на 1 килограмм. Сопоставив джоули и калории (1 калория - 4,2 джоуля), Виктор получил, что 1 Бэр - 923 рентгенам (так это или нет и можно ли их сопоставлять, Самойлов ни у кого не уточнял, хотя, судя по названию бэра, это как раз было допустимо). Но тогда, по его подсчётом, это означало, что дозы, полученные детьми на параде 1 мая 1986-го года в Киеве, составляли от 111 рентген до 277 рентген. А это по всем понятиям были немалые дозы облучения (при допустимой дозе в 50 рентген). Ещё позже ему попалась статья, в которой приводились допустимые нормы естественного фона радиации уже именно в бэрах (в год). Так вот, нормальный естественный фон составляет 0,02-0,5 бэра, повышенный - 0,5-1,0 бэра, а опасно высокий фон - 3-5 бэра. На первый взгляд дозы в 0,12-0,3 бэра не так уж велики. Но они были получены детьми всего за пару часов! а не за целый год. А ведь кроме праздничной демонстрации дети ещё гуляли на свежем воздухе в другие дни, хотя уже в начале мая родители старались не выпускать детей на улицу. Но стены домов то не свинцовые, и форточки в мае-июне целый день держать закрытыми не станешь. При таком фоне радиации человек, в течение 1-й недели имеющий ежечасный контакт с заражённой окружающей средой, мог "нахвататься" уже 10-25 бэр. Вообще-то, в некоторых источниках указывалось, что более "размазанные", так сказать, во времени дозы являются более "мягкими" по сравнению со своими кратковременными эквивалентами. К примеру, доза радиации в 400-500 бэр, полученная человеком за короткое время, может привести к летальному исходу, однако такая же доза, полученная равномерно в течение всей жизни, может вообще не привести к видимым изменениям его состояния. Но, 1 неделя - это далеко не вся жизнь, а потому перейдя рубеж тех злополучных 25 бэр, при 30-80 бэрах в неделю, как выяснил Виктор, уже резко повышается вероятность генных мутаций организма. Вот таким выдался конец апреля в этом году, а далее и пара последующих месяцев в Киеве.

Отвезла свою дочь к своим родителям и Терещук. Но в этом случае всё было понятно - родители Максима ведь жили в Киеве. Правда, сначала Терещуки попробовали выбить для Танечки какую-нибудь путёвку в пионерский лагерь или санаторий на юге страны. Но куда там! Если и раньше такие путёвки, скорее, просто распределялись в рай- или гороно, то в этот год их достать было просто невозможно. В былые годы более-менее свободно можно было ещё достать путёвки в местные пионерские лагеря или в соседнюю область. Но в этом году путёвки в Киевскую, Житомирскую или Черниговскую области никому не были нужны, а вот в другие области - увы, ничего не получалось. Конечно, будь ещё жив отец Максима, он куда-нибудь точно выбил бы путёвку внучке, но его супруга в этом вопросе была бессильна. В итоге дети и Самойлова, и Терещук три летних месяца (и половину мая) провели в городе их детства.

Но и это были ещё не все проблемы связанные с Чернобыльской катастрофой. Девятого мая, на День Победы, в Киеве должен был проходить очередной этап Велогонки мира (нем. Friedensfahrt) - международной многодневной велосипедной гонки. Начало этой гонки было положено ещё в 1948-м году газетами "Neues Deutschland", "Trybuna Ludu" и "Руде право". В 1985-1986-м годах гонка проводилась также и по части территории СССР под патронажем редакции газеты "Правда". В 1985-м несколько этапов "Велогонки Мира" проводились по маршруту Прага-Москва-Варшава-Берлин; а в 1986-м году по маршруту Киев-Варшава-Берлин-Прага. И этап Велогонки в Киеве таки состоялся, несмотря на повышенный уровень радиации. Тысячи людей вышли на улицы, чтобы поддержать и поболеть за спортсменов - участников 39-й велогонки Мира. При этом и зрители, и спортсмены дышали радионуклидами.

Лишь добрый десяток лет спустя Самойлов узнал (через знакомых-медиков) ещё и такой любопытный факт горбачёвской "гласности" - в первые же дни после 26-го апреля 1986-го года, ЦК КПСС издал секретный Указ, запрещающий врачам делать связь какого-либо заболевания (даже, к примеру, белокровие) с работами по ликвидации последствий Чернобыльской катастрофы. При этом многие работники здравоохранения, не выполнившие Указ, поплатились за это своей карьерой.

Что касается конкретно Самойлова-младшего, то Володя рос шустрым и озорным мальчиком и порой приносил родителям немало хлопот. Ни сам Виктор, ни Оксана особым озорством в школе никогда не отличались. Поэтому родители не могли взять в толк, в кого же он удался? И пришли к выводу, что, скорее всего, в папу Оксаны. По его рассказам, в детстве он был очень озорным ребёнком. Вот и Вовка с возрастом никак не мог остепениться, да и какой-то был сейчас его возраст. Ему пока что только исполнилось 12 лет - это был как раз расцвет озорства. Но родителей, в частности Виктора, не особо беспокоили проделки сына (Оксана же была гораздо строже мужа в этом отношении) - мальчик, он и есть мальчик, ему и положено больше двигаться и озорничать. Что это за будущий мужчина, который все одиннадцать лет в школе будет тихоней и всегда будет себя примерно вести, аккуратно сложив во время уроков руки на парте. Виктора же больше "доставали" записи в дневнике, которые за редким исключением еженедельно появлялись в дневнике сына.

Сын учился вполне нормально, хотя и не был отличником, коим как раз и пристало быть примерными учениками. Но вот поведение сына... Его дневник пестрел записями, сделанными красной пастой шариковых ручек: "Владимир крутится на уроках", "Владимир разговаривает на уроках и отвлекает других учеников. Примите меры", "Владимир на перемене носится по коридору как угорелый", "Владимир в столовой насыпал соль в чай соседу". И такие записи с переходом сына из класса в класс отнюдь не убывали. Но Володя был просто очень подвижным ребёнком, склонным к различным проделкам. Он и во дворе носился с ребятами "как угорелый", и дома придумывал разные шуточки. Порой эти шуточки носили не такой уж безобидный характер, но только в отношении его самого. Так, по рассказам соседей (а узнали родители об этом не сразу), он почти ежедневно выбрасывал половину приготовленного ему мамой обеда (в термосах) в мусоропровод. Но не писать же родителям об этом в дневник.

Именно поэтому Виктор никак не мог понять, к чему эти постоянные записи в дневнике, что они меняют в поведении сына. Да, если он не выучил урок или нагрубил учителю, то об этом стоило написать, возможно, и поговорить на родительском собрании, но вот касательно мелких проделок... Оксана с Виктором и так довольно много времени уделяли воспитанию сына. И тот, нужно признать, рос вполне воспитанным мальчиком. А что касается мелких проделок, то ведь это просто издержки детского возраста. Натворил ребёнок что-нибудь на уроке или в столовой, так сами примените к нему меры наказания и воспитания (он же находится в школе), ведь вы же учителя, в обязанности которых наряду с обучением входит и обязанность воспитывать своих учеников. Виктора так и подмывало написать в дневнике сына: "Дома за ужином Владимир опрокинул чашку с молоком. Примите, пожалуйста, меры" или "Играя во дворе, Владимир порвал спортивные брюки". И хотя это было нонсенсом, но он бы точно это когда-нибудь сделал, если бы его не сдерживала более спокойная Оксана. Но сейчас Владимир был у бабушки с дедушкой, и наверняка его проделки проходили уже там. Кстати, родители Виктора снисходительно относились к озорству внука, прекрасно понимая, что это временное явление, о котором все будут в дальнейшем вспоминать только с улыбкой.

Позже Виктора очень возмущало поведение властей Советского Союза. В год катастрофы на Чернобыльской АЭС мало кто знал все тамошние обстоятельства. Но, когда стали возвращаться оттуда так званые ликвидаторы аварии, то стали всплывать и некоторые подробности. И вот более всего всех возмущала скрытность и неправда о Чернобыльской АЭС. А ведь Горбачёв ещё год назад объявил о, так сказать, эпохе гласности. Но какая же в случае с Чернобылем была гласность? Ведь трагедию на атомной станции даже называли просто аварией, катастрофой её стали называть значительно позже. Газеты и радио постоянно твердили о том, что всё нормально, всячески стараясь уменьшить возможные последствия радиоактивного загрязнения. Делалось всё, чтобы на международной арене СССР оставался в глазах иностранцев могучим, процветающим государством, где нет места никаким катастрофам. А ведь в Советском Союзе сейчас была не только мнимая Гласность, но ещё и начинался период горбачёвской Перестройки.

Собственно говоря, пока что перестройки как таковой ещё не было. В апреле прошлого на Пленуме ЦК КПСС года Горбачёв сообщил о планах широких реформ, направленных на всестороннее обновление общества. При этом краеугольным камнем этого обновления должно было стать "ускорение социально-экономического развития страны", что впоследствии и было названо перестройкой. Это была как бы совокупность политических и экономических перемен, происходивших в стране в 1987-1991-м годах. Она заключалась в признании отдельных недостатков существовавшей системы и попытках исправить их несколькими крупными кампаниями административного характера. Сюда относилась антиалкогольная кампания, "борьба с нетрудовыми доходами", введение госприёмки. Правда, никаких существенных перемен в жизни страны в этот период не происходило. Кардинальные реформы были начаты двумя годами позже - после январского пленума 1987-го года, когда перестройка была фактически объявлена новой государственной идеологией.

Начались непростые часы, в основном для самого государства и для его имиджа, но в дальнейшем они коснулись и многих граждан великого Советского Союза.

ГЛАВА 18

Что же дальше?

Так за хлопотами наступил уже и 1987-й год. Как-то, то ли по инерции, то ли по каким-то другим причинам встречи Самойлова и Терещук продолжали (как и во второй половине прошлого года) происходить не так часто, как им этого хотелось бы. Что было тому виной они и сами не могли понять. Да, у детей начался ответственный период отрочества, но вряд ли именно это повлияло на некоторое временное охлаждение их отношений. Собственно говоря, такого и не было - при встречах, они, изголодавшиеся друг по другу, проводили совместное время так, что оно казалось одним маленьким мигом. Вот когда на себе полностью ощущаешь пророческую фразу Леонида Дербенёва из песни, написанной им в содружестве с композитором Александром Зацепиным "Есть только миг между прошлым и будущим, именно он называется жизнь!". Но если вся человеческая жизнь из бескрайних просторов Космоса оценивается мигом, то что уж говорить всего о нескольких часах, проведенных вместе.

А вот для их родного государства 2 года правления М. С. Горбачёва мигом почему-то большинству населения не показались. Они надолго запомнили первый год его прихода к власти, когда его первым серьёзным шагом стала антиалкогольная кампания. Через 2 месяца после его прихода к власти была предпринята попытка вынудить население СССР значительно снизить потребление алкоголя - 16 мая 1985-го года вышел Указ Президиума Верховного Совета СССР "О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма, искоренению самогоноварения". Текст этого документа напечатали все газеты. Большинство населения (особенно женское) страны поддерживало такое решение, однако всё получилось по неписаному правилу: "Хотели как лучше, а получилось как всегда". Контроль за исполнением Указа был поручен Лигачёву и Соломенцеву, которые, взявшись за дело с неуёмным рвением, довели всё до абсурда. В итоге благие намерения завершились вырубкой виноградников, очередями за спиртным и расцветом самогоноварения.

ДДальше время, хотя по-прежнему и не торопило свой бег, но, тем не менее, прошло в различных заботах, теперь уже более хозяйственных проблем - в стране начал ощущаться дефицит товаров. Незаметно, дождавшись своей очереди на отсчёт времени, принял в свои бразды правления 1988-й год. В этом году, наконец, начали проявляться плоды замыслов нового руководителя страны и начала набирать темпы перестройка. Не все в ЦК КПСС разделяли взгляды нового лидера. Да и в среде народных депутатов СССР, ветеранов войны и труда, многих простых граждан были люди, которые выступали за продолжение социалистического пути развития страны. Многое было неясно и в вопросах будущего облика Советского Союза, взаимоотношений союзных и республиканских органов государственной власти и управления. Наверное, потому первым этапом перестройки стало разрушение государственно-бюрократического социализма. В фантастически короткий срок рухнула пирамида партийного аппарата КПСС. Ещё в течение 1985-1986-го годов Михаил Сергеевич на две трети обновил состав Политбюро, были сменены 60 % секретарей областных комитетов и 40 % членов ЦК КПСС. В общем, на этом этапе Горбачёв сам и под нажимом консерваторов и радикалов задачу разрушения старого строя страны решил. Но нужно было строить новое общество, а это задача была на несколько порядков большей сложности. Первые шаги, казалось, были сделаны - никогда (за века русской истории) в стране не было такой полной демократии. Никогда не было такой гласности, никогда не было таких свободных выборов, никогда народ не получал такой возможности самому принимать решения.

Однако средина 80-х годов была отмечена снижением темпов прироста национального производства и производительности труда, началась неразбериха с союзными поставками. При этом объёмы производства товаров народного потребления были гораздо ниже огромной денежной массы. Покупатели мгновенно расхватывали товар на прилавках магазинов. Любой более-менее качественный товар, попадавший на полки магазинов, продавался в считанные часы. Создалась ситуация пустых полок в магазинах и полных холодильников в квартирах. Значительная масса непродовольственных товаров фактически перестала попадать в официальную торговлю и реализовывалась работниками торговли по знакомым или через "фарцовщиков". Следующим шагом правительства стало разрешение частной торговли, которой фактически занимались кооперативы - 26 мая 1988-го года был принят закон "О кооперации в СССР" (вводился в действие с 1 июля). Кооперативам разрешили заниматься любыми не запрещёнными законом видами деятельности, в том числе и торговлей. После развала Советского Союза подпольные цеха преобразовались в кооперативы и стали работать вполне законно. Однако надежды на то, что кооперативы быстро ликвидируют товарный дефицит, а также приведут к улучшению качества обслуживания, оказались неоправданными. Большинство кооперативов занялись откровенной спекуляцией, либо финансовыми операциями по обналичиванию денег. В итоге проблема дефицита товаров ещё и усугубилась.

Вместе с кооперативами в Советский Союз пришло и новое явление - рэкет. Ранее о нём было известно только из зарубежных фильмов, но вот он уже стал проявляться наяву и в нашей стране. Что он собой представлял? Когда кто-то начинал что-либо выпускать, к нему подходили крепкие ребята и сообщали: "Отныне ты должен нам платить в месяц столько-то". Далее подобное явление перекинулось не только на производителей, но и на продавцов. В Киеве на Левом берегу Днепра гремел рэкетир Патя. В людных местах (особенно у "Детского мира" и авторынка) располагались такие хитрецы, мошенники и шулеры как "напёрсточники". Другой рэкетир Кисель (кличка "Дед") контролировал рынки "Владимирский", "Лыбедской" и на станции "Днепр", а также книжный рынок на Петровке. Поговаривали также о таких рэкетирах как "Череп", "Пуля", "Рыбка", "Татарин", "Чайник". Это были, естественно, клички, настоящих фамилий этих криминальных авторитетов мало кто знал. Однако говорили, что, например, последний вроде бы сын какого-то ответственного киевского работника то ли какого-то райкома, то ли горисполкома.

Пройдёт ещё пару лет и это явление приобретёт просто угрожающий характер. Ведь зарабатывать деньги подобно кооператорщикам могли далеко не все граждане. Огромное количество молодых и полных сил мужчин, которых развал экономики выбросил на улицы сёл и городов, подались в рэкет. Эти банды, или как их более аккуратно называли группировки, чаще всего образовывались по принципу родства или землячества. Немного посовещавшись, друзья детства, сбившись в компанию из 3-4-х человек, прихватив с собой ножики и дубинки, отправлялись выколачивать деньги. Примкнули, к сожалению, в этой среде и известные спортсмены. Так, например, Виктор Авдышев - чемпион СССР и Европы по тяжёлой атлетике. В средине 90-х годов он "держал" вещевой рынок на Республиканском стадионе. Там стали торговать различными тряпками, пирожками, шашлыками, собаками, кошками. Поговаривали, что и шашлыки там продавали из мяса этих животных. Футбольные игры (начало 90-х) переместились на стадион "Динамо" и СКА. Да и какой был уже футбол, когда профессиональные команды разваливались как карточные домики - никому уже не нужен был спорт.

Самойлов по-прежнему посещал футбольные матчи с участием киевского "Динамо", только далеко уже не все. Да и смотреть футбол из-за развала большинства команд было довольно скучным и горьким зрелищем. На протяжении 3-х лет менялись не только команды-участники соревнований, но и структура проведения чемпионатов и даже территории их проведения. Так, например, в 1990-м году в усечённом чемпионате (без грузинских и литовских команд) участвовало всего 14 команд, но в итоге, из-за отказа вильнюсского "Жальгирис", их и вовсе осталось 13. Основная борьба развернулась между московским квартетом и киевским "Динамо". Но киевский клуб сумел оставить за спиной всю московскую четвёрку, одержав наибольшее количество побед, меньше всех проиграв, больше всех забив и меньше всех пропустив. "Динамо" стало в последний раз в своей истории чемпионом СССР. В 1991-м году последний, 54-й чемпионат СССР по футболу был разыгран с 10-го марта по 2-е ноября 1991-го года. Победителем стал московский ЦСКА. "Динамо" Киев заняло в нём всего лишь 5-е место. А уже в следующем году был разыгран первый чемпионат Украины по футболу, но он был "куцым" по срокам - с 6-го марта по 21-е июня. В 1992-м году "Таврия" стала первым чемпионом независимой Украины, обыграв в финальном матче во Львове киевское "Динамо" (1 : 0). Игры велись в 2-х группах по 10 команд. Победители групп разыграли звание первого чемпиона Украины. 20 команд были разбиты на две группы. Победители групп в очном поединке выявили чемпиона, а команды, занявшие вторые места - третьего призёра. Итог матча за третье место был таковым: "Днепр" - "Шахтёр" 3 : 2. Осенью этого же года начался чемпионат Украины по футболу сезона 1992-93-го годов - второй чемпионат Украины и первый, который проводился по календарю "осень-весна". Чемпионом стало киевское "Динамо", которое только по разнице забитых и пропущенных голов опередило днепропетровский "Днепр".

Но в последнее время Самойлову футбол не доставлял абсолютно никакой радости. Весной и осенью 1988-го года он побывал всего на 2-3-х матчах, летом уже следующего года - вообще, всего на одном. Правда, этот матч стоил десятерых. А сейчас его более всего беспокоил вопрос отношений с Любой. Нет, качественно они не изменились, но вот количественно... И, самое главное, что со стороны каждого не было каких-либо отговорок от возможной встречи, а тех становилось всё меньше. Пребывая вдвоём и, начиная разговор о следующей встрече, они порой долго не могли договориться о её дате. Получалось так, что то один, то другой в планируемое время никак не могли быть. И они не обманывали друг друга, это для них было недопустимо. Но, и в самом деле они сейчас по рукам и ногам были связаны своими семейно-хозяйственными проблемами. Каждый из них с пониманием относился к проблемам другого и старался подстроиться под него, но это получалось не так уж часто. Они никогда не обижались друг на друга за невозможность встретиться, прекрасно понимая, что оба они очень стремятся к возможности побыть вместе, но на самом деле какие-нибудь препятствия вне их воли им в этом мешают. Если бы они развелись 2 года назад и объединились, то сейчас, наверное, всё было бы у них нормально, хотя, кто его знает. В общем, их отношения всё чаще стали склоняться к четырёхлетней давности варианту обыкновенных телефонных звонков. Но вкусивший (имеющий возможность употреблять и в дальнейшем) свежую, мягкую, пряно пахнувшую булочку, вряд ли уже будет смотреть в сторону чёрствого хлеба.

Ничего нового не принёс им и наступивший 1989-й год. За первые три месяца этого года они встретились (каждый теперь считал и хранил в памяти такие события) всего 7 раз. Для кого-то, возможно, и это было бы немало, но только не для Виктора с Любой. В апреле они встретились в самом начале месяца, а затем уже только 26 числа. Был рабочий день - среда - и они на этот день (правдами и неправдами) выбили себе отгулы. Они не могли пропустить этот день, точнее быть каждый в отдельности. Ведь это была для них знаменательная встреча - 4 года назад именно этот день подтолкнул их в объятия друг друга. На заре этого дня Виктор сделал надпись под окнами Любиного дома, а чуть позже она эту надпись увидела. Этот толчок решил многое, вот только он не мог сейчас решить их проблем по объединению. Была сегодня и скорбная годовщина - 3 года со дня Чернобыльской катастрофы, но влюблённые её, хотя и помнили, но сознательно игнорировали, чтобы она не мешала им сегодня радоваться, впрочем, и грустить тоже. Понятна была эта их грусть из-за невозможности встречаться чаще. Тем не менее, вопрос будущего вновь встал на повестке дня.

-- Всё реже и реже мы стали встречаться, -- негромко проговорил Виктор, когда он, обнявшись с Любой, сидел на небольшом диване в чужой квартире и смотрел старенький телевизор. -- Что-то не так пошло.

-- Да нет, Витя, всё так. Да, редко встречаемся, но тому есть причины. Как ни крути, ни верти, а дома у нас семьи. А последние годы у нас в стране не самые лучшие. Забот много. Что здесь можно поделать?

-- Всё это так, только всё равно грустно. Когда мы начали встречаться, я надеялся на лучшее.

-- И на что же ты надеялся? Ты, как мне кажется, просто обманываешь себя. Витя, реально ничего другого быть и не могло. Да, мы в одном городе, на первый взгляд могли бы чаще встречаться. Но это только на первый взгляд. А ничего не меняется от того, живём мы в одном городе или в разных. Порой общий город проживания только создаёт лишние проблемы. И так будет ещё долго, если ещё хуже не будет.

-- А почему должно быть хуже?

-- Не знаю. Кто это может знать? У нас в стране чего хочешь можно ожидать. Сколько за последние годы поменялось руководителей.

-- Ну, Горбачёв, надолго. Он молодой, не то, что предыдущие старцы.

-- И всё же. Мне почему-то кажется, что это, хотя далеко и не лучшие, но ещё и не самые худшие годы в жизни нашей страны.

-- Во как! Это ещё почему?

-- Да кто его знает почему, но я так чувствую. Какая-то интуиция, что ли.

-- Интуиция, говоришь, -- с улыбкой переспросил Виктор, вспомнив разговор с Оксаной на тему женской логики. -- А что такое интуиция? Официально её трактуют как некое чутьё, проницательность, непосредственное постижение истины, обоснованное на воображении, но без логического обоснования. Но это как-то не особенно научно. Хотя, женская интуиция - дело тонкое.

-- Не знаю, как официально её называют, но по-моему, интуиция это способ, посредством которого наши душа и сердце общаются с нашим сознанием.

-- У-у! Вот это интересно ты сформулировала, красиво. И, наверное, правильно. Только есть одно добавление.

-- И что за добавление?

-- Ну, добавление не именно в определение, а, скорее, к рамкам интуиции, её начале. Говорят, что интуиция проявляется тогда, когда заканчивается логика, -- вновь Самойлов добавил сюда логику, он уже об этом говорил Оксане, сейчас уже повторялся.

-- Не знаю, я в эти тонкости не вникаю. Может быть, и так. Но что это меняет. А вот то, что и в дальнейшем нам не удастся часто встречаться - это факт, объективная, так сказать, реальность.

-- Если только не попробовать изменить эту реальность.

-- Ты имеешь в виду развод? А это как раз не реально. Мы столько об этом с тобой уже говорили. И вообще, я склоняюсь к тому, что пусть всё остаётся так, как есть.

-- Ты что! Чтобы мы вновь с тобой не виделись? Как так можно! Ты что, разлюбила меня?

-- Не в этом дело, Витёк. Я тебя люблю так же, как и прежде. И, надеюсь, наша любовь от того, видимся мы или нет, не изменится. Можно любить и на расстоянии. Сколько таких примеров есть.

-- Да зачем мне эти примеры! А как же то, что мы не будем вместе?

-- Временно, Витя, временно.

-- И какой срок у этого слова временно?

-- Сложно ответить, наверное, ещё лет 5-7.

-- Ого! Но мы же говорили, что до того времени, как дети вырастут. А им уже по 15 лет. Ну, твоей Тане почти. Значит, ещё всего пару лет.

-- Витя, ты опять за старое. Я тебе ещё три года назад говорила, что 17 лет - для детей очень юный возраст в смысле самостоятельности. Вот, если будут заканчивать институт, если только поступят в ВУЗы, тогда ещё куда ни шло. Не знаю, сможешь ли ты так легко бросить своего сына, но я свою дочь не смогу.

-- А ты её и не бросишь, -- недовольно пробурчал Виктор.

-- Так, хватит. Мы это тоже уже обсуждали.

-- Но что, мы сможем быть вместе только в 60 или в 70 лет?

-- Не утрируй, пожалуйста. Даже если пройдёт семь лет, то и тогда нам будет всего пятьдесят.

-- Всего! Так мало, просто юный возраст.

-- Да, не юный. И, возможно, я для тебя уже буду старухой. Значит, найдёшь себе помоложе, -- улыбнулась уже и Люба.

-- Никого я не собираюсь искать, -- вздохнул Виктор. -- Я люблю и буду любить тебя всегда. Но 50 лет это уже закат жизни.

-- Ничего подобного. В плане человеческой красоты, ещё возможно. Но не самой жизни и умственных способностей и возможностей человека. Это накопленный опыт и трезвый рассудок. Потому-то и руководителями государства, крупных предприятий практически моложе не назначают.

-- Есть, конечно, и исключения, но, в целом, верно. Только что мне до этого, мне не важно, сильно ли буду умным я или ты. Мне важно, чтобы мы были вместе.

-- Ну, так я к этому и веду. Тогда-то мы и будем вместе, и всё будет нормально.

-- Тьфу! Ты меня совсем запутала, я не то хотел сказать.

-- А что ты хотел сказать? -- лукаво взглянула на своего любимого Терещук.

-- Что? А, уже не знаю. Оказывается, с тобой не так-то просто разговаривать. Да, тебе, наверное, не нужно ещё семь лет ждать, чтобы стать очень умной. Ладно, поживём - увидим, как всё складываться будет. Вот только одно "но" или "не".

-- Что именно?

-- Я не хочу, чтобы было так, как раньше, ты об этом сказала. Я всё равно хочу встречаться с тобой.

-- Да я и не против, Витя. Я тоже этого хочу. Просто, я имела в виду, что, действительно, в последнее время трудно стало нам встречаться. Но, будем стараться. А там, как ты говоришь, и в самом деле, видно будет.

Да, не так всё просто было в стремлении Самойлова и Терещук всё время находиться вместе. Это зависело не только от них. Да, они могли сами принимать то или иное решение, но оно должно было быть хорошенько взвешенно, и должно было учитывать все факторы, чтобы не причинить неприятности, если не хуже, по крайней мере, своим детям.

В этом году Терещук и Самойлову представилась возможность встретиться и за пределами столицы. Исполнялось 25 лет со дня окончания школы, и такую дату нельзя было обойти стороной. Решено было обязательно встретиться и на сей раз именно в родном городе, было много обиженных из-за того, что предыдущую встречу 5 лет назад проводили в Киеве. Естественно, Люба и Виктор заранее договорились, что на встречу они обязательно поедут. Понимали они, конечно, что побыть наедине им не очень-то удастся, да и ночевать им придётся у своих родных. Их районный центр не так уж велик, а потому, в случае чего, разговоров не оберёшься - а какой-нибудь любопытный взгляд всегда найдётся, а уж "доброжелатели" и подавно. Встреча была назначена на субботу 17 июня. Решено было этот день провести в школе и в ресторане, а на следующий день отдохнуть ещё и на природе. Конечно, на второй день вряд ли смогут быть те, кто приехал издалека (из других областей), но предполагалось, что таких будет немного. Как оказалось, таких одноклассников на встрече вообще не было - только таращанцы и киевляне.

Но собравшиеся очень рады были всем присутствующим, даже одиночкам из других классов (кто случайно узнал о встрече). Снова во дворе школы многочисленные (и вновь наперебой) вопросы, ответы, рассказы. И такие же бессчётные воспоминания, ведь прошло уже целых четверть века с тех пор, как они поднялись из-за школьных парт. Вспоминали не только последний год, но и вообще старшие классы, а нередко и свой более юный возраст.

-- Да, время от времени вспоминается школа, -- протянул Стёпа Немчинов после путешествия в былое классного старожила Антона Гаркавенко. -- Но, кажется, что это так давно было. И, всё же, приятно вспомнить разные школьные эпизоды.

-- А вы знаете, -- вступила в разговор Люба Андрущенко, -- мне почему-то вспомнился сейчас эпизод, то ли восьмом, то ли в девятом классе, лучане этого могут и не знать, когда кто-то из наших девочек, по-моему, Таня Кирикова Витьке Лемберту, -- ни Тани, ни Виктора на встрече не было, -- чернильницей в лоб заехала. Хорошо, что та хоть пластмассовая была, а не фаянсовая.

-- Да, было дело, -- отозвался Самойлов. -- Но чернилами она Витьку здорово облила. А её потом к директору потащили. Жаль её было.

-- А тебе своего тёзку не жаль?

-- Нет, он, как бы там ни было, довольно вредным тогда был. Да и к тому же он ведь её первый как-то обидел.

-- Но и она же его обозвала, -- заступилась за Лемберта Алина. -- Причём, с намёком на его национальность.

-- Да, что-то они тогда не поделили, -- вновь вступил в разговор Антон. -- Ладно, давайте о чём-нибудь более весёлом.

-- А как мы с уроков сбежали на пруд, когда нас в военкомат на медкомиссию вызывали! Помните? -- спросил Канюк.

-- А ещё как мы втроём, я, Толька Молодилин и Стас Пригожин Лене Панасенко калитку сняли? -- добавил свои воспоминания Порох.

-- Вы всё равно вспоминаете плохое, -- не выдержала Тамара Стручкова. -- Неужели ничего более радостного не было? А последний звонок, выпускной вечер по окончанию школы, лес, Моховое озеро! Вот что лучше нужно вспоминать.

-- Да, классно было, -- протянула Алина Макарова. -- А было ещё одно озеро. Летом, после окончания 10-го класса.

-- А! Вечер на Ивана Купала, -- поддержал одноклассницу Гаркавенко. -- Хорошее время было. А, помнишь, Алина, возвращаясь домой, мы историю Таращи и о наших легендарных земляках вспоминали? И много интересного услышали, особенно от Алика Деймана.

-- А вы знаете, -- вскинулся Самойлов, -- вы вот сейчас вспомнили о пруде и об Ивана Купала, и о том, как мы разговаривали о родном городе. И мне вот что пришло в голову. Вы, например, знаете, что кроме Таращанского полка был ещё один легендарный объект гражданской войны, названный именем нашего города? Ему в Киеве даже памятник стоит?

-- А что, кроме полка, ещё быть может? Дивизия, что ли, или какие ещё там военные формирования бывают? -- удивилась Тамара Стручкова.

-- Нет, я не о военных формированиях речь веду. Хотя, и это можно назвать таковым.

-- Что ещё за загадки?

-- А вы знаете, что в гражданскую войну был бронепоезд, который назывался "Таращанец"?

-- Да ты что?! У нас ведь вблизи города и железной дороги-то нет, -- это уже отреагировал на такую новость Антон.

-- Ну, Таращанский полк тоже не в самой Тараще воевал. А бронепоезд "Таращанец" в августе 1919-го года в течение шести суток оборонял Дарницкий железнодорожный узел, тем самым защищая киевлян от банд белогвардейцев.

-- Интересно! И откуда ты это знаешь? И что дальше было?

-- А дальше было вот что. Красноармейцы были окружены врагами, белогвардейцам, всё же, удалось блокировать бронепоезд. Были подбиты пушки, да и снаряды с патронами закончились. А в нём в живых осталось всего семь матросов-черноморцев и рабочих-железнодорожников. И тогда непокорённые бойцы вместе с командиром Л. Ломакиным и комиссаром В. Форого взорвали бронепоезд и сами погибли, отдав жизни за победу революции.

-- Да, интересные ты сведения нам рассказал. А что за памятник в Киеве? -- спросила Лена.

-- Памятник этим мужественным матросам и рабочим - это скульптурная композиция из бронзы и гранита, высотой 3,7 м.

-- И где он находится?

-- А находится он в парке "Таращанец".

-- Ух ты! И такой парк в Киеве есть? -- вновь реакция теперь уж Канюка.

-- Есть, как видишь.

-- Хорошо. Так, а где он, всё же, находится? Как ты о нём узнал? Я Киев неплохо знаю, но, ни о таком памятнике, а тем более о парке, ничего не слышал.

-- Я знаю его потому, что он находится примерно в той зоне, где я проживаю, правда, от самого дома далековато. Но, в соседнем Дарницком районе.

-- Странно, а почему именно в Дарницком?

-- Ничего странного как раз нет, где же ему ещё быть. Примерно в том месте, где он и защищал Киев. Недалеко от железнодорожной станции Дарница.

-- Я был на этой станции, и не раз. Но не видел там ни парка, ни памятника, -- удивлённо протянул Порох.

-- Парк находятся примерно в 3-х кварталах от самой станции - между улицами Сормовская и Константина Заслонова.

-- Ты смотри, -- уважительно протянул Гаркавенко, -- узнаём историю Таращи и памятные места с ней связанные уже во взрослом возрасте. А в школе нам такого не рассказывали. А когда этот памятник был установлен? Ещё до Отечественной войны?

-- Нет, установлен он только в 1974-м году. Потому-то, наверное, нам о нём и не говорили.

-- Ну, памятника не было, а бронепоезд-то был. Так что недоработочка со стороны учителей. А парк там большой?

-- Парк совсем небольшой. По сравнению с другими киевскими парками, я имею в виду. Но там есть аллеи со скамейками, вымощенные дорожки по периметру парка, а также красивые ухоженные клумбы, лиственные деревья. Хотя и небольшой, но вполне нормальный, уютный парк. Да и наш город тоже небольшой ведь.

-- Ладно, хватит рассказывать о Киеве, -- остановил словоизлияния Виктора Порох. -- Давайте больше о себе, о своих новостях.

Теперь вновь продолжился обмен личными новостями. Беседуя, одноклассники не смотрели на часы. Но когда, вроде бы, все темы были успешно обговорены, оказалось, что времени на это ушло довольно много. Прошли они ещё и в само помещение школы, побывали в своём родном классе (благо ремонты ещё не начинались), посидели за "своей" партой, вот только та для некоторых стала уже маловата. Ну, а дальше небольшая прогулка по городу и ресторан. День запомнился всем и надолго, они пока что не знали, в каком составе смогут встретиться через пять лет, да и смогут ли вообще. Поэтому и на следующий день они пытались максимально насытить этот общий для всех отдых уже прогулкой и небольшим "столом" на траве на поляне вблизи леса и недалеко от пруда - почти так, как и 26 лет тому назад. И вновь постоянно звучало: "А помнишь! А помните!". Да, по прошествии 25 лет одноклассникам было что вспоминать. По приезду в Киев Самойлов даже набросал своё новое четверостишье на тему воспоминаний:

Когда тебе давно уже за сорок

К истокам жизни хочется вернуться,

Припомнить всех, кто был тебе так дорог

И с головою в юность окунуться.

Разъезжались киевляне из родного города при провожании почти всех участников встречи. Довольны были поездкой в родной город и Самойлов с Терещук - они два дня провели вместе, да и вечер после ресторана был полностью их. Правда, теперешние их отношения (хотя, они и старались не афишировать свои чувства) не остались для некоторых незамеченными. Конечно, первыми перемену в их поведении (в последние годы не очень-то дружелюбном) заметили всевидящие женские глаза. Особых шушуканий не было, но бывшие одноклассницы обменялись между собой парой реплик, после чего, выбрав подходящий момент, Настя Калюжная тихонько спросила у Васи Колтунова:

-- Вася, а что, Люба помирилась с Виктором? И давно?

-- А я откуда знаю.

-- Но ты же друг Виктора, часто у него бываешь.

-- Ну и что. Ты ведь тоже подруга Любы, и вы часто друг у друга бываете. Ты лучше должна знать. Как по мне, так ничего не изменилось. Просто выровнялись отношения, не могут же люди помнить только плохое 25 лет.

-- Нет, -- протянула Настя, -- что-то здесь не так. Не стареет, наверное, старая любовь.

-- Да с чего ты взяла? -- прикинулся непонимающим и старающийся выгородить друга Колтунов. -- Всё по-старому. К тому же, у них у каждого семьи, дети.

-- Это ничего не означает, -- уверено протянула Калюжная. -- Ни семьи, ни дети настоящей любви не помеха.

-- Что ты прилипла с этой темой. Так уже и настоящая любовь. Настя, не выдумывай, и не разводи сплетни.

-- Сплетни я разводить и не собираюсь. Но вот разузнать у самой Любы всё я постараюсь.

-- Давай, давай. Только не перемудри, не делай из простых человеческих отношений какую-нибудь романтическую драму. Тем более, когда её нет.

-- Не скажи, -- коротко бросила Настя и отлипла от Василия, но последнее слово осталось-таки за ней. А это означало, что вряд ли она откажется от своей затеи разузнать об отношениях Терещук и Самойлова более детально. Ни Люба, ни Виктор о таком любопытстве Калюжной, да и других девчонок, пока что ничего не ведали, да им это было и совсем не интересно - они просто были счастливы каждым днём, проведенным вместе, их мало волновало то, что они могут стать предметом обсуждения со стороны своих одноклассников. Были бы у них только эти проблемы! В Киев они возвращались одним автобусом. Виктор на сей отказался от поездки на своём автомобиле в угоду большего времяпрепровождения с дорогой ему Любой. Он правильно рассудил, что, если ехать назад в Киев вместе своей машиной, то это уже точно перебор, да и всё равно побыть вдвоём им не удастся - кто-нибудь обязательно напросится как попутчик, а отказать-то будет невозможно. Приехали они каждый к себе домой поздно вечером, хотя автобус из Таращи отправлялся в 15:45.

В этом же месяце, буквально 10 дней спустя, Самойлов побывал на одном (всего на одном за целый год) футбольном матче, но отнюдь не киевского "Динамо". Играла сборная СССР, но матч не имел официального статуса, да и в статусе товарищеского он имел особое значение. В этот день, 28 июня 1989-го года состоялся прощальный матч легендарного киевского футболиста Олега Блохина. Олег Блохин являлся рекордсменом сборной СССР по футболу по количеству проведенных за неё игр и забитых голов (112 матчей, 42 гола). Он являлся обладателем Кубка обладателей Кубков УЕФА (сезонов 1974/75 и 1985/86 гг.). Блохин являлся также обладателем Суперкубка УЕФА 1975-го года и "Золотого мяча" (лучший футболист Европы). Он стал первым советским футболистом, преодолевшим рубеж "200 голов в зачёт Клуба Григория Федотова". Олег Блохин бронзовый призер Олимпийских игр 1972-го и 1976-го годов, участник Чемпионатов мира 1982-го и 1986-го годов.

Сборная СССР встречалась в столице Украины с футбольными звёздами мира. Республиканский стадион, вмещающий 100.000 зрителей, был забит до отказа. Билеты были раскуплены мигом, Виктору (который уже давно не покупал абонемент) еле удалось достать билет на этот матч, но пропустить он его никак не мог. Матч в итоге завершился со счётом 3 : 3, один из голов (с пенальти) забил и Блохин. По окончании прощального матча Олега Блохина певица Тамара Гвердцители исполнила специально написанную для Блохина композитором Геннадием Татарченко (на слова поэта Юрия Рыбчинского) песню "Виват, король!" Футбольные функционеры Москвы очень ревностно отнеслись к этому событию, они недолюбливали Блохина, впрочем, как и других известных украинских футболистов, и намеренно твердили, что песня написана вовсе не для Блохина, в общем, их одолевала обыкновенная зависть. Однако, позже эта песня стала использоваться во время чествований и других советских (российских) футболистов (например, Фёдора Черенкова, Егора Титова и др.). Тот же Фёдор Черенков не удосужился завоевать хоть что-либо на международной арене, но, тем не менее, в обход всех положений получил звание Заслуженного мастера спорта СССР. Вот своих российских футболистов Москва никогда не забывала, постоянно старательно выпячивая их заслуги. И уж особенно не любили россияне Валерия Лобановского - в бытность и игрока, и тренера.

Сейчас же, уходя с футбольного поля и прощаясь с болельщиками, Олег Блохин, прославленный форвард и гроза вратарей плакал. При этом, совершая под бурные аплодисменты переполненных трибун последний за 20-летнюю спортивную жизнь круг почёта перед трибунами стадиона, он и не думал скрывать непрошеных слез. Он уходил как игрок, но он не прощался с футболом, решив посвятить себя тренерской деятельности.

После встречи одноклассников в родном городе это был для Самойлова ещё один памятный и радостный эпизод, хотя и наполненный некими оттенками грусти. Ведь Блохин на 5,5 лет был младше его самого, он начинал играть в футбол (профессионально), когда Виктор уже окончил институт и работал. И вот, как игрок, он уже уходит. Это было лишним напоминанием того, что старость уже не за горами. Больше этот год ему ничем не запомнился. Правда, в начале этого года осуществился полный вывод советских войск из Афганистана, 15 февраля последний солдат 40-й Армии, возглавляемой генералом Громовым, покинул территорию соседствующей с СССР страны. Но это важное событие для всего советского народа в целом не так уж сильно интересовало каждого отдельно взятого гражданина.

ГЛАВА 19

Отцы и дети

Странно, ранее Терещук не замечала за собой дара провидицы, да и не было его у таковой. Вот только весной прошлого года она как бы вскользь обронила Самойлову о том, что сейчас ещё не самые худшие годы в жизни страны. И, как ни странно, она оказалась права. Зима и ранняя весна наступившего 1990-го года фактически стала началом развала СССР, хотя, вряд ли хоть кто в их многомиллионном государстве так думал. Всё началось ещё пару лет назад с карабахского этнополитического конфликта между азербайджанцами и армянами. Но в этом году конфликт перерос в кровопролитную войну - 18 января Азербайджанская ССР объявила войну Армянской ССР. А дальше больше, начались процессы, направленные на отторжение от СССР и других республик - в ночь на 11 марта этого года Верховный Совет Литвы во главе с Витаусом Ландсбергисом провозгласил независимость Литвы. Таким образом, Литва стала первой из союзных республик, объявившей независимость, хотя эта независимость не была признана ни правительством СССР, ни другими странами (кроме Исландии). Начался медленный, но необратимый процесс "расползания" союзных социалистических республик.

Самое интересное, что советское руководство должно было предвидеть подобное. Да и среди простых граждан подобное развитие дел в стране, наверное, многие могли предсказать. После карабахских событий 7-го февраля ЦК КПСС объявил об ослаблении монополии на власть, в результате чего в течение нескольких недель прошли первые конкурентные выборы. Но ещё до этого в стране назревали и постепенно свершались большие изменения. Ранее, 16-го ноября 1988-го года Верховный Совет Эстонской ССР большинством голосов принял Декларацию о суверенитете Эстонии. В следующем году (23-го августа) Народные фронты трёх прибалтийских республик проведут совместную акцию под названием "Балтийский путь", а 12-го ноября 1989-го года Верховный Совет Эстонской ССР примет Постановление "Об историко-правовой оценке событий, имевших место в Эстонии в 1940-м году", признающее незаконной декларацию от 22-го июля 1940-го года о вхождении ЭССР в СССР. В результате этого 23 марта 1990-го года Компартия Эстонии вышла из состава КПСС, а ещё через неделю Верховный Совет ЭССР принял решение о государственном статусе Эстонии, провозгласив восстановление Эстонской Республики. Эта республика пока что не отделялась от СССР, но, очевидно, этого долго ждать не придётся. Правда, в Советском Союзе право наций на самоопределение вроде бы никогда и не подвергалось сомнению. С одной лишь поправкой - в тексте Конституции право наций на самоопределение подменялось правом союзных республик на самоопределение. И вот такое право при Горбачёве начало потихоньку осуществляться. Да и вообще, нельзя было не заметить того, что надвигались (и уже начинались) крупные изменения в жизни страны и её населения.

Эти изменения никоим образом не затрагивали сейчас интересы граждан центральной части государства, но, как ни странно, совпали и с переменами во взглядах самой Любы. Во взглядах не на политическое устройство страны или его территориальное устройство. Всё было гораздо проще или, наоборот, сложнее, поскольку касалось её самой и близких ей людей. Толчком к этому послужило совершенно неприметное, будничное, десятки раз уже случавшиеся событие в её семейной жизни. Майским вечером Люба сидела дома и бесцельно смотрела на экран телевизора, практически не включаясь в то, что показывали на экране. Татьяна в своей комнате занималась какими-то делами. У неё уже действительно была полноправная своя комната - полтора года назад, несмотря на все трудности, они поменяли (с доплатой) свою двухкомнатную квартиру на трёхкомнатную. И, хотя они планировали такое, ещё строя свою первую кооперативную квартиру, но со временем этот вопрос как-то перестал подниматься. Но он вновь стал ребром, когда дочь подросла, и инициатором в этом вопросе был Максим. Он первым начал говорить о том, что дочери уже нужна своя комната. Люба понимала это и раньше, но не смела просить об этом мужа или даже вскользь намекать - как-никак и в эту квартиру она практически ни копейки не вложила. Но Максим сам стал настаивать на подобном обмене, сам им занялся и, в конце концов, добился расширения жилплощади. Их новая квартира была в том же районе - он нравился им всем - даже в том же квартале, только поменялся номер дома и этаж, с таким переселением им просто повезло. Люба сейчас вспоминала об этом, но больше её занимал вопрос о том, где же сейчас бродит её муженёк - работа давным-давно уже закончилась, к тому же во второй половине дня начался дождь, вряд ли Максим бродил по городу, но домой, тем не менее, не спешит. Правда, всего минут 20 назад дождь как будто бы прекратился. Наконец-то послышалось негромкий скрежет отворяющейся двери.

-- Явился, наконец, -- подумала Люба, но с кресла навстречу мужу не поднялась.

Через некоторое время в комнате появился и сам "виновник торжества".

-- Привет, Любаша, -- виноватым тоном поприветствовал он супругу. -- Понимаешь, меня тут неожиданно попросил коллега помочь ему в некоторых его делах. Вот мы к нему и поехали. Ну, посидели потом немного, я и задержался.

-- Максим, -- абсолютно спокойно начала Люба, -- мы с тобой взрослые люди, и ты вовсе не обязан передо мной отчитываться. Я никогда у тебя и не допытываюсь, где ты пропадаешь. Совместная жизнь, вообще-то, предполагает взаимное доверие, но она ещё и предполагает уважение друг к другу. Ты можешь приводить много разных причин своих задержек, но они мне совершенно не интересны. Я просто прошу тебя предупреждать меня о них. Ладно, я прихожу с работы, и некоторое время занимаюсь своими делами, отдыхаю. Но потом-то я готовлю ужин, накрываю стол, ожидаю тебя, мы с Таней не едим.

-- Ну, вы же могли и сами поужинать.

-- И что, нам теперь каждый вечер самим ужинать? Я же не знаю, когда ты придёшь вовремя, а когда нет. Дочь всё время спрашивает, когда, наконец-то, придёт отец. Ей же хочется с тобой пообщаться. Ведь ты же можешь позвонить. Или телефонов нигде нет?

-- Хорошо, виноват. В дальнейшем буду тебя предупреждать.

-- То есть ты намерен и в дальнейшем почаще задерживаться?

-- Я этого не говорил.

-- Ладно, прости. Это я немного со зла.

-- Прости и ты меня. Я постараюсь исправиться.

-- Да уж постарайся. Хорошо, проехали, закрыли эту тему. Тебе разогревать ужин или ты уже поел?

-- Я не голоден. Я только чай попью, но я сам всё сделаю. Сейчас только загляну к Танюше, -- и он, сначала вздохнул, а затем, повеселев, направился в другую комнату.

Люба не зря напомнила Максиму о Татьяне. Дочь, приходя со школы, готовила уроки, занималась другими своими делами, нередко и беседовала с мамой. Но больше всего она оживлялась и радовалась, когда с работы наконец-то возвращался отец. Она бросалась папе на шею, давала ему время на мытьё, переодевание, а потом снова завладевала им. Она делилась своими школьными новостями с папой чаще, нежели с мамой. Люба не могла сказать, что дочь любит отца больше, чем её, просто в обществе Максима Татьяне было как-то более комфортно. И Максим платил дочери той же монетой. Сказать, что он любил дочь более чем жену (а это было точно установленным фактом) значило ничего не сказать. Он много времени проводил в её обществе, даже в первые годы учёбы Люба гораздо меньше помогала Танечке готовить уроки, разве что Максим где-то пропадал. Конечно, когда дочь повзрослела (а осенью ей должно исполниться 16), её отношения с отцом стали менее трогательными, но всё равно она очень его любила. У неё появились свои девичьи секреты, первые влюблённости, и она пока что охотно делилась ими с мамой. Но никогда не скрывала ничего от отца, если только тот сам задавал ей какие-то вопросы. Она не уклонялась от ответов, не придумывала похожую на правду небылицу, она доверяла своему папе, по крайней мере, не меньше, чем маме. Она знала, что отец никогда не будет ругать её, ехидничать или насмехаться, не будет никаких упрёков, лишних нравоучений, а будет только какой-нибудь дружеский совет, именно дружеский, а не родительское повеление.

Так произошло и на сей раз. Люба услышала, как обрадовалась дочь приходу отца, как они начали разговаривать, скорее даже шушукаться. На кухне Максим появился уже не так и скоро, и еду ему там начала готовить именно дочь.

-- А со мной Танечка меньше сегодня общалась, -- ревниво подумала Люба. -- Впрочем, я, наверное, и сама виновата - я ей в последнее время уделяю не столько внимания, как того требуется. Да, она уже почти взрослая, казалось бы, не требуется уже назойливая материнская опека. Но дело не в опеке, подрастая, Тане ещё больше нужно внимания - у неё сейчас сложный возраст. А я об этом как-то стала забывать.

И вот сейчас Люба начала задумываться о том, как складываются отношения у них в семье. Да, сегодня, например, Максим задержался где-то, чего, следует признать, не было уже давненько, да и вообще-то в последнее время он стал более внимателен к ней. А что делает она? И началось самобичевание:

-- Я отругала мужа за опоздание, ладно, пусть и не отругала, но упрекнула. Но чем я сама лучше? Сколько раз я тоже задерживалась, пребывая в обществе Виктора. И думала ли я в те минуты о муже или о дочери? Так какое же я имею право упрекать Максима, если и сама такая? Нет, с этим нужно что-то решительно делать, так дальше жить нельзя. Одно из двух - быть или с Максимом или с Виктором. Нужно определиться - кого я больше люблю. Наверное, выбор будет не в пользу Максима, хотя и он мне дорог. Но это только к худшему - если я так люблю Виктора, то нужно уйти от Максима. Но смогу ли я это сделать? И, главное, поймёт ли меня дочь, которая и сейчас радуется ему больше, чем мне? Она сейчас в таком возрасте, когда детям свойственен некий максимализм, а это значит, что я её могу потерять, то есть она потеряет меня, выбрав отца. А она это вполне может сделать. Она любит нас обоих практически одинаково, но стоит поставить её перед выбором, - неизвестно как она поступит. Да и какая речь может идти о выборе? Он станет для неё такой травмой - это же не яблоко выбирать. Если, как я думаю, она меня с отцом любит одинаково, то как вообще можно выбирать, это означает просто отрезать. Но гораздо бо́льшую боль будет чувствовать именно она, нежели я или Максим.

Это была только часть вопросов, на которые Люба не находила ответов, и только часть терзаний, которые будут мучить её в течение последующих дней. Но постепенно она пришла к правильному, как ей казалось, решению. И о своём решении она не преминула известить Самойлова на очередной их, и так редкой в этом году, встрече. Это был прекрасный майский день, и таким же прекрасным было настроение Виктора. После встречи, спустя немалое время, они уже просто сидели, обнявшись, на диванчике и вновь невидящими глазами смотрели в сторону негромкой речи, доносившейся их включённого телевизора.

-- Любаша, послушай, какое я четверостишье набросал на тему наших встреч, -- и Виктор не ожидая реакции на это сообщение Любы, прочитал:

А времени неумолимый маховик

Наращивал упорно обороты.

И месяцы слили в единый миг

Мгновений нам отпущенные квоты.

Он читал Терещук и раньше свои нехитрые поэтические наброски. Одни четверостишья той нравились, другие не очень, но в общем-то она одобряла подобное занятие Самойлова - такую, в целом не очень уж и оригинальную форму самовыражения (многих людей во все времена любовь вдохновляла на поэтические изыскания), такое высказывание чувств Виктора, излияние их. Но сейчас реакция Терещук на этот стишок оказалась для автора совсем непредсказуемой:

-- И эти мгновения, Витя, уже заканчиваются.

-- Что значит, заканчиваются? -- не понял тот. -- Как это заканчиваются?

-- А вот так. Мы прекращаем эти встречи.

-- Я тебя не понял. Что значит, прекращаем?

-- А вот то и значит - прекращаем встречаться.

-- Вообще?!

-- Да, вообще.

-- Но почему?

-- Потому что такие встречи ведут только к худшему.

-- Как это к худшему? Ты что, разлюбила меня?

-- Не знаю и сама. Наверное, не разлюбила, но что-то у нас не так.

-- Что не так? Я тебя по-прежнему люблю. Что может быть не так?

-- Да всё не так. Мы делаем большую ошибку в том, что разваливаем семьи. Все от этого только страдают.

-- Но мы уже с тобой сколько раз говорили на эту тему. Кстати, я вначале примерно к этому сроку, когда детям исполнится 16-17, предлагал развестись и официально оформить наш союз. Что нам мешает это сделать, если не в этом году, то в следующем? Ну, пусть ещё через год, когда дети окончат школу и поступят в институт.

-- Не будет этого, Витя ни в следующем году, ни потом.

-- Но почему?!!!

-- Потому, что такова наша судьба. Один раз расстались, а потом уже сложно что-либо сделать. Разбитая, а потом наспех склеенная тарелка уже свои функции нормально выполнять не будет, да и какой у неё вид. Вот такой же вид и у нас с тобой.

-- Но мы же раньше решили...

-- Не решили окончательно, а только решали, -- перебила его Терещук. -- И наше решение, я и тогда это чувствовала, было не совсем верным.

-- И что, конец? Наигрались, и достаточно?

-- Странно слышать такие слова из уст мужчины, -- нашла в себе силы улыбнуться Люба. -- Обычно так говорят о мужчине, который "поиграл" с женщиной, а потом бросил.

-- Но я не это имел в виду.

-- Я понимаю. Витя, у нас ведь семьи, дети. Им плохо от таких наших игр. Ладно, пусть мне Максим первым начал изменять, но в чём виновата твоя Оксана. А она, насколько я знаю, очень хорошая женщина, и очень любит тебя. Или я что-то путаю?

-- Не путаешь, -- буркнул Виктор. -- Но какое это имеет значение. Я-то не люблю её.

-- Не обманывай себя. С каких пор ты перестал её любить, дату можешь назвать?

-- Со дня нашей первой встречи в Киеве. А окончательно, когда начал встречаться с тобой.

-- Неправда, и ты это прекрасно знаешь. Если бы не любил её, ты бы давно с ней развёлся. Нельзя жить с нелюбимым человеком.

-- Но ты же живёшь?

-- А я тебе честно сказала, что это не совсем так. Да, у меня много обиды на мужа, да и злости хватает, правда, она в последнее время приутихла. Но я вовсе не уверенна, что не люблю его.

-- Значит, меня тогда не любишь.

-- Не так всё просто, Витя. И это ты тоже знаешь. Не можем мы вот так просто бросить человека, с которым тебя многое связывает.

-- Но много людей ведь разводятся.

-- Верно. Но в большинстве случаев разводятся тогда, когда у них давно не сложилась жизнь. Я не говорю о тех семьях, где муж постоянно пьёт или избивает свою жену. Но и в более благополучных на вид семьях разводу обычно сопутствуют постоянные размолвки, ссоры и непонимание друг друга. У тебя с Оксаной именно так всё было последнее время?

-- Ой, ну что ты прицепилась именно к Оксане!

-- Я не прицепилась, просто это твоя жена. Ты увиливаешь от ответа, потому что ты не можешь дать честный ответ на мой вопрос. Витя, повторяю, у нас такова судьба. Ты вспомни, что нам наговорила гадалка.

-- Я помню это. Но наша судьба в наших руках, мы говорили когда-то с тобой об этом. И можем её изменить.

-- Это очень непросто. И нужно ли это?

-- Значит, ты считаешь, что не нужно?

-- Не знаю. Ты думаешь, что мне так легко об этом говорить? Ой, как тяжело, Витя. Я, честно говоря, не знаю, как нам быть. Да, мы любим друг друга, я этого не отрицаю, но это только усугубляет ситуацию. Если бы мы были просто любовниками, таких случаев тысячи, если не миллионы, то всё было бы проще. Ну, встречается пара, им хорошо вместе, они не задумываются над будущим. Им достаточно того, что есть сегодня. Они не думают разводиться с семьями, их всё устраивает. Порой и их половины знают о неверности мужа или жены. Но и их эта ситуация устраивает, как устраивала раньше и меня, потому что они всё равно нормально продолжают жить, несмотря на такие адюльтеры супругов. А у нас-то всё по-другому. И не говори мне, что ты так вот враз, ни с того, ни с сего, разлюбил свою жену. Неправда это.

-- Но что это меняет, если мы, ты сама это подтвердила, любим один другого?

-- Многое меняет, всё меняет.

Сегодняшнее не восприятие её доводов, нарастающая обида Виктора (если не злость) заставило вспомнить Терещук осень прошлого года. Тогда она с Виктором впервые за всё время их возобновлённых встреч чуть не поссорилась. Собственно говоря, инициатором такой размолвки поневоле стал Самойлов. Спеша на встречу с Виктором, Люба неожиданно столкнулась со своим однокурсником, которого не видела уже лет десять. Нужно честно признать, что они оба обрадовались такой встрече, да и кто бы не рад был, повстречав пусть даже не друга, а просто давнего приятеля. Конечно, у Любы немало времени ушло на беседу с институтским знакомым, им было и что вспомнить, и поделиться своими новостями, а также разузнать об общих знакомых. Но вот Самойлов, видевший издалека эту встречу, на такую задержку Любы очень обиделся. Он хмуро с ней поздоровался, а уже на квартире начал ей выговаривать за то, что, она, мол, крадёт и так их короткое личное время. Да ещё начал допытываться о том, какие у неё были отношения с этим парнем в институте, уж больно мило она в разговоре с ним улыбалась. В общем, почти одна к одному повторилась ситуация 25-летней давности - то злополучное "свидание" с Владимиром, ожидавшего свою Светлану. Правда, Терещук до сего времени не знала описания той встречи устами Насти и Ларисы, да и Виктор не сопоставил подобную схожесть. Люба понимала, что упрёки Виктора это обыкновенная ревность. С одной стороны это было ей приятно, - ревнует, значит, действительно любит - но с другой стороны ей были неприятны эти его укоры и непонимание. Она тотчас вспомнила, что у Виктора довольно непростой характер, и, как оказалось, за многие годы он не очень-то изменился. Ещё тогда она подумала, что совместная семейная жизнь с ним может оказаться не такой уж сладкой. Сейчас её предположения только подтверждались.

Они ещё долго спорили на эту тему, но к общему решению так и не пришли. Самойлов был упрямым человеком, и уж если что-либо вбил себе в голову, то переубедить его было очень нелегко. В общем, по настоянию Терещук, встречи решено было прекратить, хотя бы временно. Вторая сторона с таким поворотом событий не соглашалась, но что ей оставалось делать, если инициирующая это решение отказывается приходить на встречи - только смириться и надеяться на скорое изменение позиции противоположной стороны.

* * *

Самойлов уже четыре месяца не встречался с Терещук. Они по-прежнему перезванивались, порой, когда позволяла ситуация, даже говорили довольно долго. Если бы можно было судить только по их разговорам, то со стороны можно было вполне подумать, что у них всё прекрасно - так, действительно, разговаривают любящие друг друга люди. В общем-то, так это и было, только вот эти любящие люди были разлучены друг от друга, разлучены, проживая в одном городе. Это обстоятельство очень мучило Виктора, он был, всё же, обижен на Любу за такое её решение. Вот только он не знал, что так же мучается и Люба, хотя в разговорах это никогда не проявлялось. Старался, беседуя с Терещук, не ныть и Самойлов. Он понимал, что во-первых, это ни к чему не приведёт, а во-вторых, им только ещё больнее будет от подобных слезливых нюней. И странно, но он постепенно смирился с такой ситуацией, он даже стал более внимателен к Оксане и Володе. Он себе в этом не признавался, но Люба во многом была права - Оксана любила своего мужа, она не заслуживала такого, мягко сказано, неуважения с его стороны, да и он сам не видел тех причин, которые позволяли бы ему вот так враз (как выразилась Терещук) разлюбить Оксану. В общем, продолжалась тихая мирная семейная жизнь, не отмеченная бурными страстями, но и не зафиксированная крупными ссорами или раздорами - жизнь, которой жили миллионы граждан Советского Союза.

Заканчивался первый осенний месяц. В один из дней, Виктор, придя с работы домой, удобно расположился в кресле и перелистывал свежие газеты. Оксана возилась на кухне, вероятно, готовя ужин. Через некоторое время газеты, в которых ничего нового Виктор не находил, ему надоели. Он вышел на кухню и спросил супругу о том, не нужно ли его помощь. Оксана ответила, что ничего особенного она не готовит, а потому помощи не требуется. Виктор вновь направился в гостиную, но вдруг остановился - у Володи в комнате негромко звучала музыка. Как определил Самойлов-старший, пел популярный итальянский семейный поп-дуэт Аль Бано и Ромина Пауэр. Вообще-то Ромина Пауэр была родом из США, она выросла там в богатой семье известного актера 30-40-х годов, итальянского эмигранта Тайрона Пауэра. В 1969-м году восемнадцатилетняя юная и очаровательная американка на некоторое время приехала на свою историческую Родину в Италию, но вскоре снова вернулась в США продолжать своё музыкальное образование. Здесь она и познакомилась с известным в то время 25-летним певцом и ведущим фестивалей в Сан-Ремо Аль Бано Карризи. А уже в июле 1970-го года состоялась свадьба Ромины и Аль Бано. Семейная пара покорила мир в 1982-м году, когда Аль Бано и Ромина Пауэр завоевали 2-е место на легендарном конкурсе итальянской песни в курортном городке Сан-Ремо. Известность им принёсла песня, сразу же ставшая шлягером - песня о простом человеческом счастье "Феличита". Ещё это слово переводится как благополучие, блаженство, солнечный свет, хорошая погода, веселье. Любовь к этому итальянскому дуэту в Советском Союзе была всенародной, а слово "Felicita" без перевода понимали даже дети. Правда, сейчас из комнаты звучала какая-то другая песня из студийного альбома итальянской пары под тем же названием. "Феличиту" Виктор хорошо знал и любил, а вот другие песни - не очень.

-- Так-то он уроки делает, -- подумал Виктор и направился в комнату сына.

На диске стереофонического электрофона "Вега-109-стерео", стоявшего на специальной настенной полке, крутилась пластинка, а из двух (разнесённых в разные углы комнаты) акустических колонок доносилась приятная мелодия. Виктор купил сыну "Вегу" Бердского радиозавода ещё в позапрошлом году. Это был хороший музыкальный аппарат, имеющий 2-х скоростное (33 ¹/₃ и 45 об/мин) электропроигрывающее устройство, раздельные регуляторы тембра, регулятор стереобаланса, фильтры низких и высоких звуковых частот, отключаемую тонкомпенсацию, ступенчатый регулятор громкости, регулировку частоты вращения диска со стробоскопическим индикатором, автостоп, микролифт. В комплект к электрофону Самойлов купил и кассетный магнитофон-приставку "Radiotehnika МП-7301-стерео", предназначенный для записи и воспроизведения звука на магнитных лентах. Магнитофон позволял производить запись с микрофона, электрофона, электропроигрывателя, телевизора, приёмника и прочих трансляционных линий

Володя сидел за столом и что-то писал в тетради, периодически заглядывая в какую-то книгу. Виктор подошёл к сыну и тихонько положил руку на его плечо. Вовка обернулся:

-- Папа? Привет! Я тебе для чего-то нужен?

-- Нет-нет, занимайся своим делом. Какой предмет ты сейчас готовишь?

-- Да вот, алгебра. Решаю задачки, которые нам домой задали.

-- Ясно. Тебе всё понятно в этих задачах?

-- Да вроде бы всё. Не такие уж они сложные.

-- Вообще не сложные? -- удивился отец.

-- Ну, наверное, не особенно и простые, но для меня не такие уж трудные.

-- А как у вас в классе алгебру, геометрию, физику и другие точные науки - любят их твои одноклассники?

-- Ну, ребята так, ничего. Они им нравятся. А вот девчонкам не особенно.

-- Понятно. У нас точно так же в школе было. А тебе, значит, точные науки нравятся?

-- Нравятся.

-- А что не нравится?

-- Языки, -- вздохнул сын, -- русский и украинский. Точнее, грамматика - там нужно столько правил учить! Казалось бы, в средних классах мы столько их изучали, но и сейчас ещё их хватает. Одно слово пишется так, другое не так, третье, вообще, как исключения из правил. Как это всё можно запомнить.

-- Но ты же нормально разговариваешь на обоих языках, значит, и писать должен грамотно.

-- Я понимаю это и стараюсь, но эти языки мне трудно даются. Не люблю я писать диктанты и сочинения.

-- Да уж, "пятёрок" за диктанты, насколько я помню, у тебя не наблюдалось.

-- Это точно. Но я же говорю, это всё дурацкие правила.

-- Здрасьте вам! Какие же они дурацкие? А не будь правил, каждый бы писал, как хотел - тогда другие люди его писанину вообще не могли бы понять. Разве не так? К тому же в старших классах, насколько я знаю, грамматику уже не изучают.

-- Ну, да, всё это так. Только нелегко всё это было запоминать, да и применять сейчас в разных там сочинениях.

-- Но ты же стихотворения, вроде бы, неплохо запоминаешь.

-- Стихотворения нормально запоминаю, но они же слаженные, там рифма есть. А в правилах никакой рифмы нет. Папа, а ты сколько лет учился - десять или одиннадцать?

-- Я тебе уже когда-то говорил - одиннадцать. Что, надоело учиться?

-- Надоело, -- вздохнул Вовка. -- Не по всем предметам, конечно, но учиться пусть даже и десять лет - так долго. Хотя бы поскорее эту школу окончить!

-- А в институт ты не собираешься поступать?

-- Почему? Собираюсь, но институт - это же совсем другое дело, там интересно.

-- Но и там нужно учиться. А интересно просто всё новое. Потом тебе за 5 лет учёбы и институт надоест. Да и в школе тебе уже меньше годочка осталось проучиться. Терпи казак - атаманом станешь. Ладно, не буду тебе мешать. Кстати, а тебе музыка не мешает?

-- Нет, она же тихо играет. А без музыки скучно.

-- Хорошо, учись, -- напутствовал сына Виктор и удалился из комнаты.

Володе, как это знал и ранее отец, действительно, лучше давались точные науки, нежели упомянутые им языки, литература, история, биология, естествознание. Этим он полностью пошёл в отца, Оксана больше любила в школе гуманитарные дисциплины, хотя сейчас Виктор даже не знал, к какому роду дисциплин отнести ту же её экономику. А вот Володя, практически с первых классов готовил уроки по математике без помощи родителей, разве что на самом начальном этапе её изучения. Тогда нужно было просто привить сыну любовь к самостоятельному решению каких-либо задач, и тому со временем это понравилось. Он говорил немногим позже, что это напоминает ему решение каких-нибудь загадок, ребусов, головоломок - интересно самому, без помощи со стороны найти правильное решение. Но сын был похожим на отца не только в изучении школьных предметов. Ему через месяц исполнялось уже 16 лет, вскоре он должен был получать паспорт и становиться полноправным гражданином Союза Советских Социалистических Республик, с правом голоса. И, по мере того, как он взрослел, он всё больше становился и внешне похожим на своего отца (а потом оказалось, что и характером). Виктор как-то снова просматривал старые альбомы с фотографиями и с удивлением обнаружил, что Володя сейчас как две капли воды похож на него в этом же возрасте. Это было ему, конечно же, приятно, только вот немного защемило сердце - в народе говорили, что в большинстве случаев сын будет действительно счастлив, если похож на мать, а вот дочь - наоборот, на отца. А кому из родителей не хочется, чтобы их ребёнок был счастлив. Но Виктор тогда отогнал от себя подобные мысли - почему бы Володе не быть счастливым и таким, каким он уродился. Парень умный, грамотный, всё у него в жизни должно сложиться удачно, отец в него верил.

Окончание года ознаменовалась неожиданным событием - во многих регионах СССР были введены одноразовые талоны или купоны, которые были призваны нормировать потребление, прежде всего, товаров первой необходимости (например, сахара, муки, мыла и т. д.). Это было сделано, прежде всего, для борьбы с дефицитом на многие товары первой необходимости, который постепенно достиг своего апогея к концу 80-х годов.

Купоны печатались на листах формата А4 как с водяными знаками, так и без них. В центре каждого купонного листа была карточка с именем владельца, названием выдавшего его учреждения, подписью ответственного лица и печатью. Вокруг располагались отрезные купоны с различными номиналами. Имели они силу только в не отрезанном состоянии (в листах), отрезанные купоны и без печатей в центре листов были недействительны. На этих купонах был указан также месяц выпуска и регион, в котором они были выданы. Как окажется, ходить подобные бумажки будут до начала 1992-го года, а 12 января того года отрезные купоны прекратят хождение, правда, тогда вместо них появятся другие купоны.

Купоны или талоны выдавались вместе с зарплатой и должны были гаситься (прокалываться либо штамповаться) в магазине. Для покупки товара, на который были введены купоны Украины, необходимо было заплатить его стоимость (в рублях) и отдать купоны номиналом в цену соответствующего товара. Талоны были номинированы в единицах товара (например, на 2 кг сахара, 1 бутылку водки, 10 пачек сигарет), а купоны - в советских рублях. Талоны имели ограниченный срок действия (как правило, 1 месяц), а купоны - 6 месяцев. Номиналы листов купонов были 50, 75, 100 и 200 рублей. На купонах сокращённо печаталась также область. Каждая область имела свой код - так, например, ХАР - Харьковская, ДОН - Донецкая. Для Киева были приняты обозначения КХА и КIА - подобные серии, кстати, имели и номера автомобилей.

Купоны, как средство в борьбе со спекуляцией, создавали на первых порах неудобства для барыг-спекулянтов. Да и обычные трудящиеся со скромными доходами не всегда умели правильно рассчитать распределение купонов. Но, позже нашлись такие коммерсанты, которые открыли "купонный бизнес": возле каждого крупного магазина сидели тётки, предлагающие прохожим украдкой от милиции из-под полы целые пачки купонных листов со всеми подписями и печатями. В этой стране люди быстро приспосабливались к любому новшеству, даже не совсем для них приятному.

ГЛАВА 20

Грядут перемены

Да, не такими уж простыми оказались для народа, да и для страны в целом 5 с лишним лет правления М. С. Горбачёва. Придя к власти, новый советский правитель не стал скрывать имеющиеся в стране недостатки, которые постепенно стали известны не только советским гражданам (впрочем, они-то знали о таковых как раз лучше других), но и Западу. Поэтому на Западе наметился перелом в отношении к Советскому Союзу. Там положительно отметили факт официального признания Советским Союзом наличие плохого в их стране. И на Западе простили Советскому Союзу всё зло, случавшееся ранее в нём, за признание ничтожной доли этого зла. В целом Перестройка, пусть даже и в неоптимальной и незаконченной форме, принесла много положительного обществу. К такому позитиву можно отнести демократизацию как таковую, во всех её аспектах; возвращение института частной собственности; свободу слова; гласность, постепенно перешедшую в свободу печати; легальную оппозицию; фактическое завершение уголовного преследования как инакомыслящих, так и инакодействующих; отказ от догматики; свободу отправления религиозных культов; свободу политического выбора; свободу любого выбора, в том числе и свободу выступления против власти либо поддержки её; альтернативные выборы; свободный парламент; свободу самоопределения народов и целых стран; снятие угрозы глобальной ядерной войны и прямого военного конфликта между СССР и Западом.

А вот конкретно конец прошлого года и текущий год оказались непростыми, а может быть, и значимыми, и на международной арене. Так, например, ещё в конце прошлого года произошло падения коммунистического режима в ГДР. В начале ноября в Берлине прошла грандиозная демонстрация, закончившаяся началом разрушения Берлинской стены. Эта стена (протяжённостью 155 км, в том числе в черте Берлина 43,1 км) в течение 28 лет была как бы символом холодной войны, разделения Европы на западный и восточный блоки и противостояния социалистической и капиталистической систем. Вскоре большая её часть была разобрана на сувениры. Это стало первым шагом на пути к объединению двух германских государств. Вскоре на территории ГДР вошла в обращение немецкая марка ФРГ, а в августе 1990-го года между двумя сторонами был подписан Договор об объединении ФРГ и ГДР. В течение января-ноября 1990-го года все пограничные сооружения были снесены, за исключением отрезка в 1,3 км, оставленного как памятник одному из самых известных символов холодной войны. С 1 июля 1990-го года был полностью отменён пограничный контроль, а уже 3 октября 1990-го года произошло объединение Германии - присоединение ГДР и Западного Берлина к ФРГ. Это событие тоже, конечно, не касалось простых советских граждан, они жили своей размеренной жизнью, в которой хватало всего - и хорошего, и не очень, вот только последнего что-то стало прибавляться. Прошёл уже год, как в Тараще состоялась встреча выпускников 1964-го года. За это время Терещуки, как вместе, так и по отдельности, практически не бывали ни у кого в гостях, да и их мало кто навещал - один раз к Максиму приходил его друг с женой, а один раз Терещуки побывали в гостях у Нестеренко. Даже с сестрой Люба встречалась всего раза 3-4 - то она сама к ней забегала, то Наташа приходила проведать Любу. Ухудшение материального состояния граждан как-то не особенно способствовало веселью и гуляньям. Так, например, Терещуки последние два года все праздники - и государственные, и семейные - проводили только в кругу своей семьи. Но и замыкаться в четырёх стенах было не лучшим методом проведения хоть какого-то мало-мальского досуга, вне семейной обстановки. И Люба решила сходить проведать Настю Калюжную, с которой не виделась уже больше года, тем более что приглашение от той неоднократно поступали. Они периодически перезванивались, делясь последними новостями, но вот до того, чтобы прийти друг другу в гости, как они говорили, всё руки не доходили - что-либо постоянно мешало, то одно, то другое.

Созвонившись с подругой, в один их октябрьских вечеров Люба подъехала к Калюжным. Максим почему-то очень неохотно откликался на приглашение Насти или Ларисы прийти к ним в гости. Когда те семьями бывали у Терещуков, он ещё это выдерживал, но вот идти к ним очень упирался. Люба не понимала такого поведения супруга, но никогда силком его не тянула. Вот и на этот раз она приехала к Насте одна. Сидели они довольно долго: сначала разговаривали общей компанией (с Валентином), потом вместе поужинали, а уж потом вдоволь наговорились вдвоём, усевшись у Насти в спальне, Валентин смотрел в это время какой-то фильм. Они поделились своими нехитрыми новостями, после чего перешли на более интимные темы. И вот здесь Настя уже не могла утаить своё любопытство, которое одолевало её уже больше года, но в телефонных разговорах она эту тему благоразумно не затрагивала.

-- Так, подруга, колись, ты что, встречаешься с Виктором Самойловым?

-- С чего ты взяла? -- Люба ни с кем на эту тему не говорила, даже с Надей Нестеренко. Знали о встречах с Виктором только Ирина Глобина и Наташа. Сестричка не очень-то одобряла действия Любы, но понимала её, зная о школьной любви, да и о проделках Максима.

-- А то не видно было, как вы в Тараще на встрече мило щебетали. Да ещё как он на тебя смотрел, не смотрел, а просто любовался тобой!

-- Но это же он, а не я. За его действия я не ответчик.

-- Ой, не надо! По тебе тоже было видно, что ты к нему неровно дышишь. Так что, по новой закрутилось?

-- Говорю же тебе - нет.

-- И ты с ним не встречаешься?

-- Нет, не встречаюсь, -- совершенно искренне ответила Терещук, потому что так оно сейчас и было. Очевидно, эта искренность убедила и Настю, но она всё равно чувствовала, что здесь что-то не так.

-- И не встречались? В Киеве, я имею в виду.

-- Ну, было такое дело.

-- Ага!!

-- Что "ага"? Для меня самой эта встреча с Виктором была совершенно неожиданной, -- Люба умела находить правильные слова - именно "неожиданной" (а так и было на самом деле), а не "случайной", потому что встреча, что ни говори, не была такой уж случайной.

-- И где вы встречались?

-- Не встречались, а встретились.

-- Ладно, не придирайся к словам. И где это произошло?

-- Господи! Какое это имеет значение. Встретила я его не так уж далеко от своей работы. Это было для меня как гром среди ясного неба. Мы ведь до этого не виделись лет двадцать.

-- Понятно. И что, сердечко не ёкнуло?

-- Ёкнуло, Настя, ёкнуло - не буду врать. Хотя он давненько уже ко мне был равнодушен, но мне приятно было увидеть его снова.

-- И что дальше?

-- Что дальше? Да ничего, погуляли немного вместе по городу, и всё.

-- Не может быть. И не договорились о новой встрече?

-- Ну и дотошная же ты, подруга. Договорились, встретились через несколько дней, теперь уже планово, так сказать.

-- И что?

-- Пошли в кафе, посидели там, поели мороженое, поговорили, конечно.

-- А он-то тебя рад был видеть?

-- Ты знаешь, рад. Это тоже было удивительно.

-- Ничего удивительного нет. Сколько вы в школе встречались и любили друг друга.

-- Когда это было, Настя. Сто лет назад, -- грустно к своему удивлению протянула Терещук.

-- А потом что? Вы таки стали встречаться?

-- Нет.

-- Как, нет? А что было после встречи в кафе? Что же вы так просто разъехались по домам.

-- Практически да. Тоже немного прогулялись, он меня проводил домой, до моей станции метро, и поехал домой. А я пошла к себе.

-- Не может быть!? И после этого вы не встречались?

-- Нет, Настя, после этого не встречались?

-- Как так! И не тянуло тебя увидеть его вновь?

-- Ну, если честно, то тянуло.

-- Ну, так что же?

-- Ломать семьи, да?

-- Да зачем ломать? Господи! Что, мужу обязательно знать об этом. К тому же, у твоего мужа у самого рыльце в пушку́, как ты говорила, -- Настя последние три слова добавила с какой-то малозаметной паузой.

-- Пусть и так, но у Виктора, насколько я знаю, хорошая семья, любимая жена.

-- Вот ещё. Ну и что? Оксане он точно ничего не стал бы говорить. Я думаю, что и о встрече с тобой смолчал. Так что вполне можно было немножко и согрешить. Я думаю, подруга, что ты дала маху. Нужно было немного пофлиртовать с Виктором. Небольшой романчик тебе бы не помешал, а то ты какая-то уж очень замкнутая в себе. Да и Виктор, я думаю, только рад бы был такому повороту событий. То-то вы на встрече всё время были вместе и пялили глаза друг на друга. Эх, вы! -- тема постепенно исчерпывалась.

Но Калюжная говорила всё это вполне искренне, и ей, действительно, хотелось, чтобы Люба встречалась с Самойловым. Не потому, чтобы обсуждать это, а просто чувствуя свою вину перед подругой. Ей хотелось, чтобы и подруга была в этом плане ей подобной - так бы ей самой было намного легче. Лариса, наверное, над такими вещами не задумывалась, а вот Настя, будучи лучшей школьной подругой Великановой, до сих пор корила себя за связь с мужем Любы.

Зашёл, кстати, разговор и о том, как поживает Лариса Кушнарёва. Терещук была у той в гостях уже очень давно, и знала о её новостях только со слов Калюжной. Поговорив о ней самой, муже, детях, подруги постепенно перешли к "перемыванию косточек" одноклассницы.

-- А вот Лариса точно стала бы встречаться со своей школьной любовью, -- протянула Настя.

-- Так у неё же в школе постоянного парня не было, -- удивилась Люба. -- Многие к ней, конечно, подбивали клинья, но Лариса такой недотрогой была.

-- Была, но немного изменилась.

-- Да это я знаю, слышала.

-- Вот она как раз не боится завести себе любовника, и даже непростого. Она не такая щепетильная, как ты.

-- Ну, это её дело. Я её не поддерживаю в этом вопросе, но и не осуждаю. Понятное дело, у многих имеется любовники. А у такой красивой женщины, как наша Лариса, это вполне естественно.

-- Вот именно.

-- Стоп, а что это ты сказала про "непростого" любовника. Что это значит?

-- Ой, да это так, вырвалось.

-- Так, не крути. Раз уж начала, так договаривай до конца. Ты же знаешь, что я не из болтливых. Но я же женщина, интересно узнать всё.

-- Ладно, только никому ни слова. Да я знаю, что ты распространяться на эту тему не будешь. Но так, это я на всякий случай.

-- Ну, и что это за мужик?

-- Ой, мужик что надо. По крайней мере, в плане обеспеченности, высокие посты в Киеве занимает.

-- И давно это у Ларисы?

-- Давненько уже. Я даже на первых порах удивлялась, что этот роман у неё затянулся. Впрочем, оно и понятно. Он всё время в гору идёт. Недавно вообще стал депутатом, избран в наш парламент.

-- И кто же он?

-- Ты точно молчок?

-- Конечно.

-- Так, не буду тебе называть его фамилию. Я думаю, ты и сама догадаешься, учитывая то, где Лариса работает, и где бы она могла с ним пересекаться. Скажу только имя, отчество - Степан Иванович. Мне так спокойней, мало ли может быть Степанов Ивановичей.

-- Так, я кажется, поняла! Да ты что! И в самом деле? Это точно?

-- Абсолютно точно, из первых рук, то есть уст.

-- Да, ну и Лариса. Конечно, зачем ей этот роман прерывать. Если только он сам не прервёт его. Ты говоришь, он уже депутат?

-- Да, в марте им стал.

В этом году в конце марта и в самом деле состоялись первые истинно демократические выборы в Верховный Совет УССР XII-го созыва (позже их стали называть выборами в Верховный Совет Украины I-го созыва). Выборы проходили по смешанной пропорционально-мажоритарной системе парламентских выборов, согласно которой 225 депутатов были избраны по округам, а 225 - от партий на пропорциональной основе. В итоге Верховная Рада Украинской республики на начальном этапе имела две большие группы: 239 коммунистов и 126 человек Народной рады. Таким образом, две трети парламента оказались в руках Компартии, а треть - в руках национал-демократов (прежде всего, Народного Руха Украины). Кстати, "Рух" был основан 8-10.09.1989-го года при участии Вячеслава Черновола и имел название "Народный рух Украины за перестройку". Первым руководителем "Руха" (8.09 - 28.02.1992 гг.) был избран поэт Иван Драч.

-- Тогда он точно в скором времени найдёт себе кого-нибудь помоложе, -- размышляя, протянула Терещук. -- Ты что, сейчас у хорошо обеспеченных мужиков стало модным в любовницы чуть ли не 16-летних брать.

-- Я тоже об этом думала. Ну, что ж, и так у Ларисы этот роман довольно долго длился.

-- Ладно, -- протянула Люба, -- давай закругляться с этими темами. Неудобно как-то подругу обсуждать. Да и вообще, нужно закругляться. Мне уже домой пора.

* * *

Дальше вновь у Терещук потянулись довольно однообразные дни. Впрочем, не только дни, так же неприметно этот год и завершился. Но у Любы после разговора с Настей что-то снова стало твориться непонятное в душе. Она не могла найти этому объяснения, или же просто не хотела. Но, в конце концов, уже в начале следующего года она призналась сама себе - ей очень не хватало Самойлова. Их встречи не прошли даром, сейчас она всё больше начала за ним скучать. Разговоры по телефону - это просто разговоры. А ей хотелось его увидеть, ну, пусть хотя бы мельком. Теперь она начала понимать и Виктора, когда ранее он ей говорил, что ему так хочется её видеть. Сейчас вот то же самое стало происходить и с Терещук. Странно всё это было, ведь прошло всего каких-то полгода, как она перестала видеться с Самойловым, а уже её снова тянет к нему. Люба не могла понять, что с ней происходит, она не знала, что ей делать, как быть - решение не приходило. Она поняла, что сама она так и не сможет ничего решить. С Виктором тоже решать этот вопрос, да ещё по телефону, было бесполезно - наперёд известно, что он может сказать. Но у него будут преобладать эмоции, а решать этот сложный вопрос на основе эмоций, пусть даже и своих, она не хотела. Сначала она хотела посоветоваться с Надеждой, она вроде бы должна её понять - у неё ведь тоже любовь с Юрием со школьной парты. Но, с другой стороны, Надя вряд ли одобрит её роман с замужним человеком - каждый судит о других так сказать со своего огорода, а у неё с мужем всё прекрасно, и ей не понять, что значит изменять мужу. Ещё один человек, бывший в курсе её дел, - Ира Глобина, - не решалась ей что-либо советовать, просто молча и сочувственно принимая все решения Терещук. Это было и хорошо и плохо, но ясно одно - Ира ничего советовать не будет. А Терещук сейчас ой как нужен был совет. Она даже пожалела, что, пользуясь случаем, не рассказала всё Анастасии. Но потом Люба одумалась, она наперёд знала то, что ей посоветует Калюжная. А ей нужны не просто советы, а продуманные и выверенные советы. Возможно, поняла бы Любу её мама, хорошо знающая о взаимоотношениях дочери с Виктором ещё в школе, и предупреждавшая её о непростой жизни с Максимом. Но, не ехать же специально в Таращу для того, чтобы поговорить с мамой.

Мама нередко болела, у неё была бронхиальная астма смешанного типа, и возникла эта болезнь у неё ещё в 50-х годах. Врачи намекали, что её источником явился дуст. В те годы на полях было много свекольного долгоносика - наиболее опасного вредителя сахарной свеклы. Один свекольный долгоносик за день мог погубить десяток молодых свекловичных всходов, поэтому наличие даже нескольких жуков на квадратном метре представляло серьёзную угрозу плантации свеклы. И наиболее эффективным пестицидом против этого вредителя был так называемый дуст (или ДДТ - Дихлор-Дифенил-Трихлорэтан). Чаще всего его с самолётов (сельскохозяйственных АН-2) распыляли над плантациями посевов сахарной свеклы. Да, долгоносик был практически уничтожен навсегда, но этот препарат был далеко не безвреден для человеческого организма. Известно что, им тоже эффективно лечили эпидемии тифа и малярии, но при соблюдении соответствующих установленных санитарно-эпидемиологических стандартов. А бесконтрольное применение могло привести к тяжёлым последствиям. Особенно пагубное действие ДДТ оказывал на размножение птиц, кроме того, он до сих пор содержится в грунте (на обрабатываемых территориях), поскольку срок его разложения более 100 лет.

В один из дней того далёкого времени мама с другими своими коллегами поехали от производства на прополку кукурузы. В обеденный перерыв они расположились в лесопосадке, которая разделяла поля, на соседней плантации выращивалась как раз сахарная свекла. И вот в это время над ней появился самолёт, который начал производить распыление ДДТ. А дул приличный ветерок со стороны именно этого поля, и всю эту пыль дуста понесло на посадку, где отдыхали и обедали (!) граждане, помогающие колхозникам в выращивании урожая кукурузы. Люди ещё тогда начали задыхаться от этого яда, и выбежали из посадки с проклятиями в адрес пилота, хотя он и не был виноват. Было ли именно это причиной последующей маминой болезни сказать трудно, но она потом всю жизнь страдала бронхиальной астмой.

Сейчас снова идти за советом к Лене Панасенко Терещук не хотелось, достаточно было и того душещипательного разговора в мае 1982-го года. Таким образом, оставался всего один человек, которому Люба могла всецело довериться, и таким человеком, конечно же, была её сестра. Наталья жила с Александром довольно хорошо. У них уже подросли дети - Дмитрию уже почти исполнилось 9 лет, он уже перешёл в четвёртый класс, пошла в этом году в школу уже и Людочка. Они уже 6 лет жили в своей государственной квартире, которую получили в феврале 1984-го года, примерно через каких-то полгода после рождения дочери. Было ли это спланировано для получения трёхкомнатной квартиры, Люба так и не знала, но Саша был хитрым жуком (а кто из снабженцев без этой черты характера), поэтому на него это было похоже. Как бы там ни было, но это было очень правильное решение, Люба, несмотря на свои не очень-то хорошие семейные обстоятельства, иногда жалела, что у неё есть только Танечка. Сейчас семейство Лысенко поменяло район своего проживания, теперь они жили на Оболони, далековато от месторасположения дома Терещук, но в великолепном новом районе Киева, который раскинулся вверх по Днепру на его правой стороне. Правда, ко времени переезда семейства Лысенко в новую квартиру на Оболони, на Куренёвско-Красноармейской линии было уже расположено сразу 3 станции метро: "Оболонь", "Минская" и "Героев Днепра". От Любиной станции метро "Пионерская" до Наташиной станции "Минская" (с пересадкой на "Крещатике", затем по переходу к площади "Октябрьской Революции") насчитывалось, с начальной и конечной, ни мало, ни много 14 станций. Тем не менее, на время в пути тратилось всего 30-32 минуты, а с учётом пешей прогулки (от дома к метро, и наоборот) около часа. По киевским меркам не так уж и много, учитывая, что места проживания сестёр находились совершенно в разных окраинных районах столицы.

Конечно, добираться до Броваров Александру и Наташе было бы значительно дольше. Но сейчас они туда уже и не добирались - полтора года назад они уволились с комбината и работали оба теперь в одной фирме. И в этой фирме на первых порах работало всего два человека - Александр и Наталья Лысенко. Дело в том, что 1, 5 года назад, примерно через год после принятия закона "О кооперации в СССР", они организовали своё собственное дело. Эту долго вынашиваемую идею подал Александр, которому как снабженцу до чёртиков надоело мотаться по городам и весям Советского Союза, при этом в основном за "спасибо" - не такой уж большой оклад снабженца не в счёт. Он правильно рассчитал, что у него уже давно имеются различные связи и нужные люди - он будет доставать какие-либо товары, а Наташа их реализовывать. Это ничего, что многие его связи касались продукции Броварского комбината, он на работе занимался не только добычей материалов, касающихся выпуска продукции, но и многого другого. В Советском Союзе снабженцы часто работали по схеме: мне нужен электродвигатель, но за него требуют бочку краски, за краску требуют мебельный мягкий уголок, за уголок просят импортный магнитофон, за магнитофон - настенный ковёр и так далее и тому подобное. Значит, для получения того же электродвигателя нужно достать, к примеру, тот же ковёр, а далее - по обратной цепочке. На простом языке это означало, что знакомства у Александра имелись во многих отраслях народного хозяйства, а что ещё требуется. Они занялись торговлей, так называемым бизнесом по приобретению и реализации предметов одежды и обуви - это была ещё нераспаханная нива, урожай с которой интересовал очень многих граждан СССР. Начали они с торговой палатки, но к этому времени они уже арендовали небольшое помещение на Подоле, не так уж далеко от рынка, что было очень удобно. Да и ездить на работу им было на метро каких-нибудь минут двадцать. В общем, они начали постепенно раскручиваться, и были довольны своим бизнесом и независимостью. Правда, забегая вперёд, следует сказать, что через пару лет эта независимость несколько уменьшилась, им приходилось отстёгивать некоторую сумму на так называемое "крышевание", но эта чаша вряд ли миновала кого-либо из советских, а потом украинских бизнесменов.

Как ни хотелось Любе поскорее поделиться с сестрой наболевшим, она решила не надоедать ей, а потому дождалась очередного праздника, каким, после её долгих раздумий, был уже Новый год. Это было удобно для разговора ещё и потому, что Лысенки пригласили Терещуков вместе отметить наступление нового года у себя дома. И Максим, и, уж тем более, Люба с охотой приняли их приглашение и вечером 31 декабря собрались все вместе. Они очень весело провели это время и остались ночевать у дружелюбных родственников, вместе ещё потом позавтракали-пообедали (часов в 12 дня) и только после этого расстались. На этом импровизированном вечере немного скучновато сначала было уже 16-летней Татьяне. И с взрослыми за столом ей было не совсем уютно, и с малышами не очень-то интересно. Правда, позже она всё-таки нашла общий разговор и с 9-летним Дмитрием, и с его сестричкой. Она хорошо относилась к своим кузенам, кроме того, девочка (несмотря на разницу в возрасте) гораздо быстрее сходиться с малышами, нежели мальчишки - тем забавляться с малышнёй совсем неинтересно, а девочке, как будущей матери, это более приемлемо (да и сама в куклы не так уж давно играла). Наталья, по просьбе сестры, уложила мужчин в одной комнате, а они ночевали вместе. Было когда поговорить, особенно утром, когда они уже проснулись, а мужики продолжали дрыхнуть. И постепенно свой разговор Люба и свела к теме своих отношений с Виктором. Она рассказала сестре всё, ничего не скрывая, и попросила совета, что ей делать дальше, как поступить.

-- Да-а-а, -- протянула Наташа после всего услышанного, -- я, конечно, знала о вашей дружбе тогда, ещё в школе. Я, хотя и маленькая ещё была, но некоторые вещи уже понимала. И я понимала, что это уже как раз не дружба между мальчиком и девочкой, а нечто большее. Мне тогда интересно было. Я уже во многих книгах читала о любви, конечно, без всяких там подробностей, и я понимала, что подобное происходит и между вами. Что ты хочешь от меня услышать, Любочка?

-- Не знаю. Просто мне нужно было выговориться, а вот что услышать... Наверное, узнать твоё мнение по этому поводу. Возможно, ты какой-нибудь мне ещё и совет дашь. Как мне поступать дальше, вот что меня волнует.

-- Любочка, какое я имею право давать тебе советы? Ты же моя старшая сестра, понимаешь, старшая. Это что, яйцам курицу учить?

-- Господи! О чём ты говоришь. При чём здесь старшая или младшая? В таких делах нет старших или младших, если это только не беседа взрослого с ребёнком. Мы с тобой обе женщины, ты даже можно сказать больше, чем я - у тебя уже двое детей. Мы обе с тобой уже прекрасно понимаем жизнь.

-- Понимаем, это так. И я со своей стороны понимаю, что не так всё просто в жизни. Что тебе сказать? Зная о твоих отношениях с Виктором в школе, я никогда не думала, что у тебя такое с ним через 20 лет произойдёт.

-- Значит, ты осуждаешь меня?

-- Ну что ты, ни в коем случае. Это я сказала, просто потому, что думала у тебя с Максимом всё нормально. Нет, не так, я знала, что не всё нормально, но рассчитывала, что всё наладится. Я не думала о твоём Викторе.

-- И?

-- А что "и", я и сама не знаю. Осуждать тебя я не могу, и вовсе не потому, что ты моя сестра. В жизни много чего случается, и твой случай не единичен. Я ведь прекрасно понимаю, что твои отношения с Виктором это не какая-нибудь блажь, или тебе больше нечем заняться, что ты просто решила развлечься. Это ведь не так, у тебя всё очень серьёзно. И такое тоже бывает, и не так уж редко.

-- Да, ты правильно меня понимаешь. Я вот думала, что расстанусь с ним, и всё пройдёт. Ан нет, ничего не проходит. Только хуже становится, такая тоска.

-- Просто вы, наверное, предназначены друг для друга. Виктор твоя настоящая любовь, а не Максим. Потому-то у вас в семье не очень всё складывается.

-- Всё верно, только что мне делать?

-- Если бы у тебя не было Танечки, то я бы тебе сказала, что делать.

-- Спасибо! А то я этого не понимаю. Если бы у меня не было любимой дочери, то я к тебе за советом не пришла бы.

-- Не сердись, я просто рассуждаю.

-- И дело не столько в Тане, сколько в сыне Виктора. Как бы там ни было, но, скорее всего, в случае развода она со мной останется, а вот у Виктора сын с ним - вряд ли.

-- Ну, знаешь! Так обычно и бывает. И что из того, Виктор или его сын за тридевять земель не уедут. Ты ещё за жену Виктора побеспокойся.

-- А что, и за жену тоже.

-- Вот-вот. Ты кого любишь - Виктора или его жену?

-- О, Господи! Но ведь у них, пока я не вмешалась, была хорошая семья. А я не хочу разбивать семью.

-- А так не бывает, чтобы всем хорошо было. Да и не ты первая вмешалась, а именно Виктор, он ведь искал встречи с тобой.

-- Да, но после моего звонка. Сам-то он мне до того не звонил.

-- Кто его знает, может быть, он и сам бы позвонил. На ровном месте ничего не возникает. Что-то и у него уже было не так.

-- Но они же любили друг друга.

-- Любили, до поры до времени.

-- Ну, Оксана Виктора наверняка и сейчас любит. Это у нас с Максимом попроще в этом плане, наступило некое равнодушие.

-- Вот!

-- Что, вот?

-- Равнодушие! А говорят, что в мире нет большего зла, нежели равнодушие. Много плохих дел делается при молчаливом согласии равнодушных. Да и в любви, и вообще, в человеческих отношениях равнодушие - самое большое зло.

-- Прямо-таки. А ложь, измена, предательство, в конце концов?

-- Нет, они меньшее зло. Я прочитала как-то случайно притчу о всепрощении. Там очень интересно было написано. В этой притче беседовали Любовь и Влюблённость. И вот Любовь поучала свою младшую сестру Влюблённость. Странно, а мне приходится поучать старшую сестру, ну, пусть и не поучать, так давать советы.

-- Да ладно тебе. Так о чём там в этой притче шлось?

-- Именно о том, что ты перечислила. Я уже детально не помню, но там ещё упоминались Обида, Огорчение, Страдание, Тоска и прочие чувства.

-- Хорошо, а что говорилось за измену?

-- А вот за измену я хорошо запомнила, потому что это меня наибольше удивило. Там было сказано следующее. Измену можно простить, потому что, изменив и вернувшись, человек получил возможность сравнить и выбрал лучшее.

-- Это когда вернулся, -- протянула Люба, думая о подобности сказанного сестрой и своём давнишнем разговоре с Надеждой о прощении Максима, -- а если не вернулся?

-- Какая разница - значит, всё равно выбрал лучшее. А это человеку свойственно - именно выбирать лучшее. А ты хочешь выбрать худшее? Но чтобы кому-то лучше было? Так?

-- Не так, но...

-- Брось ты все эти "но". В притче говорилось, что Равнодушие отравляет жизнь окружающим и заставляет уходить в себя. Это так на тебя в последние годы похоже. И ещё там писалось, что Равнодушие ранит сильнее Измены и Предательства и задевает хуже Лжи и Обиды.

-- Вот уж не ожидала от тебя, что ты мне будешь советовать уйти от Максима и разбить чужую семью.

-- Во-первых, я тебе этого ещё не советовала, а во-вторых, зачем же ты ко мне за советами обратилась. Или ты хотела, чтобы я тебя только отговаривала. Ты хочешь слышать моё правдивое мнение или я должна с тобой сейчас нюни распустить?

-- Ой, Наташенька, прости. Это я от эмоций. Ты права. И что, мне уходить от Максима прямо сейчас, и забрать у него любимую дочь?

-- Ты её у него не забираешь, ты забираешь у него себя! А это для него, как я понимаю, сейчас уже не такая большая потеря. Но, на мой взгляд, лучше, всё же, это сделать, когда Таня уже окончит школу и поступит в институт, даже не просто поступит, а проучится хотя бы один год - втянется. Да и вообще, тогда она тебя лучше станет понимать.

-- А вот это полностью совпадает с моим мнением. Я рада, что в этом наши мнения совпали.

-- А Виктор это мнение не разделяет?

-- Раньше не очень-то разделял, а сейчас и он так думает. Хотя, порой и о другом говорит. Но в целом мы примерно так и решали.

-- Ну и прекрасно. Тогда подождите годика 2-3, больше ведь ждали.

-- Да, всё это так, но годы-то идут. А сейчас что мне делать, встречаться с ним или нет?

-- А вот здесь я не могу тебе советовать, тебе самой это решать. И знаешь, что я могу сказать по этому поводу - прислушайся к своему сердцу, что оно тебе скажет. Обычно стараются прислушиваться к Разуму, и это правильно. Но в сердечных делах, как мне кажется, нужно прислушиваться именно к Сердцу, потому-то и называют любовные отношения сердечными делами. Ты Максиму, так или иначе, уже изменила, нового, так сказать, ничего не будет. Ты знаешь, есть ещё такая притча, или скорее поговорка: "Есть много людей на свете, которые ни разу не изменяли, но нет в мире ни одного человека, который изменил бы только один раз". Хотя, ты в этом плане, возможно, будешь как бы неким исключением. Ты, конечно, уже изменила не один раз, но только с одним человеком, любимым человеком. Но, Любочка, это не совет, это тоже просто размышления. Я, хотя и твоя сестра, но не хочу, чтобы ты меня потом обвиняла в том, что я тебе дала неверный совет. Я тебе только советую слушать сейчас своё Сердце. Вот и всё.

-- Ладно, спасибо и за этот совет, -- уже как-то более спокойно произнесла Люба, думая о том, что в этих советах Наташа тоже не одинока - подобное ей говорила и Ира Глобина.

И всё равно, после разговора с сестрой Терещук ещё долго обо всём размышляла, непросто было принять правильное решение. Да и не знала она, будет ли это решение и на самом деле правильным. Но что-то решать нужно было, если продолжать так жить и только постоянно размышлять, терзать себя, сомневаться, то недолго доразмышляться до того, что и "крыша поедет". И она отважилась, в феврале, когда Виктор по телефону поздравлял её с днём рождения (поздравляя его в январе, Терещук ещё продолжала раздумывать), она тихонько спросила:

-- Витя, а ты не хотел бы встретиться?

На другом конце телефонной линии возникла пауза, очевидно Самойлов не мог поверить в такое предложение. Затем он каким-то срывающимся голосом спросил:

-- Любаша, ты это серьёзно говоришь? Или это твои шуточки?

-- Серьёзно, -- коротко ответила Люба.

-- Да ты что! Я только "за"! И когда, где? На когда мне договариваться..., ну, ты понимаешь?

-- Когда и где, сейчас решим. Ни о чём пока что договариваться не нужно, -- Люба прекрасно поняла, что в последней фразе Самойлов имел в виду квартиру.

Встретились они, вновь отпросившись пораньше с работы, уже в понедельник (день рождения Терещук припал в этом году на пятницу). Виктор на встречу снова пришёл с цветами, даже зимой в столице их не так уж сложно было приобрести - их продавали во многих подземных переходах и чаще всего в вестибюлях метро (там тепло), особенно в подземной части площади Октябрьской революции. При встрече они кратко поцеловались, а потом Виктор сразу же начал выяснять, что привело Любу к решению о встрече, и означает ли это, что теперь они будут постоянно встречаться. А может быть, Люба, наконец-то, приняла решение, чтобы постоянно быть вместе им двоим. Люба начала именно с последнего вопроса:

-- Нет, пока что мы вместе не будем, если ты этого, действительно, желаешь, то подождём ещё два-три года. Так, и не возражай, -- добавила она, увидев, что Виктор пытается что-то сказать. -- Это моё окончательное решение, и оно не изменится. Чтобы ты не говорил, какие свои аргументы, захочешь привести, оно останется в силе. Так я решила. Если тебя это не устраивает, можешь в следующий раз на встречу не приходить. Мы с тобой ранее примерно к такому решению уже приходили - детям нужно по-настоящему стать на ноги.

-- Ладно, -- вяло протянул Самойлов, -- меня всё устраивает, если мы будем встречаться. Тяжело жить, не видя друг друга.

-- Вот и мне тяжело. Потому я и приняла решение встретиться с тобой.

-- И зачем было расставаться? И уже в который раз!

-- А затем, чтобы всё хорошенько осмыслить и не принимать скоропалительных решений.

-- Хорошо, что хоть о встречах ты додумалась!

-- Витя, а тебе не кажется, что ты начинаешь мне грубить? А что будет, если мы станем жить вместе?

-- Нет, ну что ты! Я не собираюсь тебе грубить, понимаешь, это всё эмоции.

-- Сдерживай свои эмоции, по крайней мере, в разговорах.

-- Хорошо, я прошу прощения. Я не хотел тебя обидеть. А почему ты запретила договариваться мне за квартиру?

-- Витя, ты мне скажи - ты меня любишь только в постели?

-- Нет, ну что ты! Но..., там мы полностью вдвоём.

-- Мы и сейчас вдвоём. А если ты только идёшь рядом со мной, или сидишь, например, вместе со мной в кинотеатре, то тебе это неприятно?

-- Ну, почему, тоже очень приятно.

-- Вот и давай проводить время и таким образом.

-- А по-другому уже совсем не будет?

-- Я сказала и таким образом. Но больше, чем это было ранее. Витя, я тебе уже говорила, мне до чёртиков надоели все эти приюты. Это же всё не наше, пойми, неприятно находится во всех этих чужих квартирах.

-- Хорошо, я понял. Я согласен, только бы быть с тобой.

-- Вот и давай периодически встречаться, но и не так часто. Как бы там ни было, но у нас есть семьи. Я не говорю о наших вторых половинах, но мы ведь крадём себя у наших детей. А те этого не заслуживают. Им нужно, чтобы у них были и мама, и папа. Через пару лет они постепенно уже сами будут понемногу от нас отделяться. И вот тогда мы, действительно, будем всегда вместе. Может быть, за это время и в стране произойдут, наконец-то перемены к лучшему.

Откуда сейчас Терещук и Самойлову было знать, что вскоре перемены, действительно, произойдут. Только никаких улучшений ни народу, ни стране они не принесут. Да и не будет уже вообще их страны - той страны, которую они знали, которую, не смотря на все её проблемы, любили, в которой выросли, и в которой провели, наверное, уже бо́льшую часть своей жизни.

ГЛАВА 21

Новое государство

Через месяц после встречи Любы с Виктором, 17 марта 1991-го года в стране был проведен референдум относительно сохранения СССР как государства. Он оказался единственным всесоюзным референдумом за всю историю существования СССР.

В XV-м веке (1491-1556 гг.) жил некий Игнатий Лойола - римский католический святой, который в 1534-м году основал орден иезуитов и с 1541-го года стал его генералом. Этот "святой" в своём произведении "Духовные упражнения" изложил систему иезуитского воспитания, целью которого поставил подавление индивидуальной воли человека. Так вот, вопрос, вынесенный на всенародный референдум, был сформулирован, пожалуй, в лучших традициях последователей Игнатия Лойолы: "Считаете ли Вы необходимым сохранения Союза Советских Социалистических Республик как обновленной федерации равноправных республик, в которой будут в полной мере гарантированные права и свободы человека и любой национальности?" Ответов на поставленный вопрос предполагалось два: "Да" и "Нет". Ну, и как же можно было ответить на такой вопрос? Неужели сказать: "Нет"? Понятно, что такая обтекаемая формулировка означала попытку реанимации умирающего государственного создания.

Неодобрительно встретили решение о проведении референдума власти Грузии, Литвы, Молдовы, Латвии, Армении, Эстонии - они, так или иначе, препятствовали проведению на своей территории всесоюзного референдума. В Грузии, например, в некоторых округах голосование так и не было организовано. Но, в целом, 76 % голосовавших высказались за то, чтобы страна оставалась неделимой. Но это и понятно - если спросить у человека, хочет ли он развалить то государство, в котором живет, то он, конечно же, ответит "нет". Только вот, говорить и делать - разные вещи. На основе итогов всесоюзного референдума уполномоченной центральными и республиканскими властями рабочей группой в рамках так называемого ново-огарёвского процесса был разработан проект по заключению договора федерации "О Союзе Суверенных Республик", подписание которого было назначено на 20 августа. Но подписание этого союзного договора так и не осуществилось - грянули августовские события, приведшие к развалу великого могучего Союза Советских Социалистических Республик. И, пожалуй, движущей силой во время распада СССР, помимо национального движения, стал не сам его народ, а партийная бюрократия в отдельных республиках. Они вдруг поняли, что могут стать главами независимых государств, а для республиканской бюрократии это означало повышение их статуса. Ведь одно дело - быть подчинёнными Москве, и совсем другое - быть независимыми, ездить, к примеру, с государственным визитом в США, Англию, Францию и в другие страны.

Как бы там ни было, но с надеждами на улучшение экономического положения в стране, пришлось расстаться надолго. Прекрасно понимали это и Терещук, и Самойлов. За прошедшие полгода они встретились всего с десяток раз, и то в основном в прогулках по Киеву. Они предполагали и то, что подобные изменения в стране для них личных отношений станут отнюдь не улучшающим фактором, но это, к сожалению, от них уже в большей степени не зависело. Там, где государство вольно или невольно затронуло интересы, и не только семейные, отдельно взятых граждан, рассчитывать на что-либо хорошее вряд ли стоило. Сейчас Самойлов и Терещук могли только надеяться на то, что в ближайшие годы в их стране (каковой-то ещё она будет?) всё постепенно, если и не улучшится, то, по крайней мере, войдёт в свою старую наезженную колею. Они как-то не думали о том, что после очередной непогоды (то бишь неурядицы в стране) эту колею необходимо прокладывать вновь и вновь.

А далее незаметно наступившая за бурными политическими событиями зима в этом году была ознаменована, в первую очередь, большим социально-политическим событием. В первый её день в Украине был проведен теперь уже Всеукраинский референдум, на котором сторонники независимости в Украинской Республике избрали Президентом Украины Леонида Макаровича Кравчука. На его избрании во многом сыграл свою роль искусственно созданный для главного оппонента Кравчука - Вячеслава Чорновила - образ "западника-националиста". Искусственность этого образа подчеркивал тот факт, что Чорновил родился в селе Ерки (Черкасская область), расположенном значительно восточнее села Великий Житин, Ровенского района (родина Кравчука). Правда, Кравчук (в 1990-1991 гг. - член Политбюро ЦК КПУ) в августе 1990-го заявил о выходе из КПСС.

Ещё через неделю, 7 декабря 1991-го года началась встреча в Беловежской Пуще Шушкевича, Ельцина и Кравчука, окончательно положившая конец существованию СССР. Позже говорили, что идея этой встречи родилась в Москве у Ельцина и Шушкевича после обсуждения ими с Горбачёвым вопроса о подписание нового союзного договора между советскими республиками. Но, поскольку точки зрения на положения договора кардинально расходились, то его подписание было вряд ли реальным. И тогда Ельцин и Шушкевич пришли к выводу, чтобы встретиться втроём без Горбачёва для обсуждения государственного устройства страны во время рабочего визита Ельцина 6 декабря в Белоруссию. И Шушкевич предложил приехать с полуофициальным визитом в Белоруссию Кравчуку. В Москве встречаться было бы некомфортно из-за присутствия союзной власти. Киев не избежал бы обвинений в попытках перехватить лидерские позиции у центра. А вот Белоруссию - как самую маленькую из трёх стран - в этом бы не заподозрили.

И вот уже наступило время встречи Нового 1992-го года. Включив телевизоры, народ всей страны, а точнее уже разделившихся стран, которые стали называть Союзом Независимых Государств (СНГ), ожидал очередного поздравления с наступающим Новым годом руководителей каждого в отдельности государства. Но особое внимание, всё же, было приковано к России. Многие думали, что с гражданами СССР сначала должен попрощаться Горбачёв, который потерял свои президентские бразды, а заодно и поздравить граждан вновь созданных стран. На Первом канале Останкино как обычно проходил новогодний огонёк, который транслировался по всей территории бывшего СССР. Вёл его известный сатирик Михаил Задорнов. И здесь всех граждан огромного пространства ожидал большой сюрприз. Вообще-то, как стало известно позже, планировалось выступление Ельцина, но он в последний момент отказался. Что там была за ситуация - неизвестно. Как рассказывал значительно позже сам Задорнов, ему сказали, что именно он, как ведущий телеогонька, должен будет поздравить народ. Мол, "без поздравлений народ оставлять нельзя: самое дорогое, что у нас есть, - это народ!". Это предложение для него в первый момент явилось едва ли не шоком - ведь уже повелось в новогоднюю ночь слушать только вождей. Но выбора ему не оставалось, и он решил построить своё выступление в форме, в которой поздравляли каждый год советский народ генеральные секретари. При этом он поздравил и рабочих, и крестьян, и врачей, и матерей, и детей, и даже Михаила Сергеевича Горбачёва и Бориса Николаевича Ельцина. Но вот для телезрителей поздравление Задорнова, действительно, явилось шоком (когда на экране вместо президента появился сатирик). Тем более что многие гадали, и даже спорили, кто будет поздравлять народ - бывший президент или будущий. Но, в итоге, не угадал никто. Перед выступлением Задорнова, стоящий рядом Александр Ширвиндт произнёс замечательную фразу: "Ну, если политики взяли на себя роль сатириков, сатирики должны взять на себя роль политиков".

И это был, как бы знаковый момент для будущего России: именно тогда здравомыслящее большинство населения бывшей огромной страны впервые поняло, что, если вместо президента народ поздравляет сатирик, значит, этот народ в ближайшее время хорошо жить не будет - он будет жить весело! Правда, даже здравомыслящие граждане не могли догадываться, насколько это будет весело! А веселятся люди иногда тогда, когда им уже ничего другого не остаётся.

Самойловы встречали Новый год дома, а вот на вечер перед Рождеством их пригласили к себе Игорь и Ксения Пономаренко. Кстати, ни разу Виктор и Люба вместе не проводили время ни на какие праздники, встречаясь только в будние дни или выходной - субботу. И хотя, этот день припадал в этом году на вторник, он уже был выходным. День Рождества Христова вновь стал выходным уже с прошлого года: такое постановление было принято ещё в декабре 1990-го года, оно объявляло православный праздник Рождества нерабочим днём.

На Западе Рождество (англ. Christmas) празднуют 25 декабря по новому стилю. Но, вообще-то, существуют как бы два разных праздника: один - Рождество Христово, другой - Кристмас. Дело в том, что в старообрядческих календарях упоминается о том, что самая длинная ночь в году приходится на 25 декабря. Поэтому многие в старообрядческом мире считают, что "западное Рождество" может и, очевидно, должно символизировать того, кто родится в духовную ночь человечества, в эпоху апостасии, иначе говоря, духовного царства антихриста. Тот, собственно, и станет "последним антихристом", воссияет фальшивым обманчивым и тусклым "светом" в этой духовной ночи, воцарится в царстве своём. Великие святые Запада - такие как Иларий, Мартин Турский, Леонтий Великий, преподобные Венедикт, Викентий, Кассиан и другие - праздновали Рождество так же, как и многие из граждан СНГ - по старому стилю. А вот нынешнее празднование ввёл Римский папа Григорий в конце XVI-го века.

Собрались Самойловы и Пономаренко в полном составе своих семейств. Саша Пономаренко был всего на год старше Владимира, а потому они довольно легко находили общий язык между собой. Особого веселья в обстановке произошедших в стране перемен ожидать не стоило, но посидели вечер 6 января все очень хорошо. Ксения ещё вчера приготовила основную массу блюд, а потому стол был накрыт, как это водилось у Пономаренко (да и у Самойловых), довольно щедро. Но так уж повелось ещё со времён их начала совместной жизни - в бывшем СССР в магазинах зачастую было пусто, но вот на столах всегда густо. Танцев они не устраивали, но наговорились (и наелись) от души. Устав сидеть за столом, приятели продолжили эти разговоры и вне стола - женщины на кухне, готовя смену блюд, а мужчины - на балконе, в традиционном перекуре.

Конечно, перекур происходил не при полном молчании друзей. Сначала они перекинулись парой фраз о том, как хорошо они сейчас проводят время и о том, что давно уже не виделись, не собирались такой вот компанией. Подобные мысли они высказали ещё при встрече и за столом, но, очевидно, неплохо было бы и снова их повторить, чтобы не забывать в будущем - действительно, редко встречаются их семьи. А, как говорится, повторение - мать учения.

-- Господи! Как же быстро летит время, -- с искренним сожалением воскликнул Игорь, после таких вот упоминаний. -- Кажется, совсем недавно встречали 1991-й год, а вот уже наступил следующий год.

-- Да, время летит, -- поддержал его Виктор. -- В 1985-м году Горбачёв начал в стране большие перемены. Тоже не так уж давно это было. И вот уже нет ни Горбачёва, ни великой страны.

-- Горбачёв-то есть, только не у дел уже, -- подправил друга Игорь. -- А вот страны с названием СССР уже не существует, ты прав. А ведь казалось, что ей быть и быть. Даже такая война её не развалила, а только сплотила. И гляди, тихонько загнулась. Более 70 лет стояла, и вдруг так внезапно...

-- Семьдесят четыре года существовал великий могучий Союз Советских Социалистических Республик. А теперь что? Как дальше-то жить будем?

-- А вот это как раз и неизвестно. Сможем ли мы сами выкарабкаться, как самостоятельное государство? А ведь многие так ждали, да и не только ждали, но порой и боролись за то, чтобы Украина приобрела независимость. А что теперь?

-- Сможем! -- уверенно произнёс Виктор, отвечая на первый вопрос друга. -- По всем прогнозам иностранных, да и наших специалистов, у независимой Украины самые большие шансы стать крепким государством с хорошо налаженной экономикой. Украина во все времена была житницей, так почему ей не стать таковой на более высоком уровне.

-- Всё это так. Только вот производства разбросаны по всему бывшему Советскому Союзу. В союзных республиках производственно-экономические связи были отработаны до совершенства. А как теперь эти связи будут налаживаться? Каждое государство сейчас, как независимое, наверняка будет гнуть свою политику.

-- Да, это проблема. Но не всегда и при Союзе эти связи эффективно срабатывали. Недаром ведь "толкачи" были, которые ездили по заводам и фабрикам и выбивали нужные изделия в нужный им срок. Так что постепенно всё наладится. Да и люди-то остались в государственных структурах почти одни и те же. Сумеют договориться.

-- Лучше бы как раз там новые люди были. Эти старые ни к чему хорошему страны не приведут. Они же закостенелые союзовцы. И начнут лепить экономику и управление стран по подобию союзных. Ведь ни до чего другого они не додумаются. А сейчас нужно совсем по-другому учиться жить и управлять страной. Нужно именно молодёжь к управлению привлекать, у них мозги свежие, им не на что равняться. Нужно самим до всего доходить. Вот Горбачёв был молодым по сравнению с этими кремлёвскими старцами, потому и по-другому руслу направил страну.

-- Да, только чем всё это закончилось. Но ты, пожалуй, прав, -- согласился с другом Виктор. -- Но ничего, повторяю, научаться. Не всё сразу. Пройдёт какое-то время и всё постепенно изменится.

-- Я в этом не так уверен, как ты. Долго нам ещё придётся сидеть у разбитого корыта.

-- И всё равно, придёт время и всё изменится, конечно. Только, конечно, возникает закономерный вопрос - сможет ли каждый из нас лично ощутить эти изменения? -- вздохнул Самойлов.

-- А почему нет? Что мы такие старые? -- тут же забыв, что именно он перед этим убеждал приятеля чуть ли не в обратном, не согласился Игорь. Оппоненты как бы поменялись местами. Но так, впрочем, бывало почти каждый раз в спорах между приятелями - они то и дело меняли свои взгляды на какой-либо предмет спора. Но происходило это не потому, что у них не было стойкого собственного мнения, а потому, что в таких вот беседах они порой находили новые аргументы (иногда лучше своего оппонента) в пользу своего приятеля - соперника по спору. Они как бы дополняли друг друга, и таким образом более детально и квалифицированно отражали предмет обсуждения.

-- Да и время, как мы отметили, летит быстро, -- закончил свою мысль Пономаренко. -- Так что и мы ещё успеем ко всему приглядеться.

-- Оно, действительно, летит быстро, -- согласился Самойлов и с улыбкой протянул. -- Только не для всех.

-- Как это не для всех? -- удивился Игорь.

-- А вот так. Скажи мне, а в детстве оно так же быстро для тебя летело?

Пономаренко задумался, закурил вместе с другом по новой сигарете, а потом с удивлением промолвил:

-- Знаешь, а ты прав. Я как-то не сразу сообразил, о чём ты речь ведёшь. А сейчас понял. Я и вправду сам замечал, что сейчас время как-будто значительно быстрее течёт. Вот только что было лето, как-то незаметно проскочила осень, а сейчас уже средина зимы. Считай, полгода незаметно пролетело. Удивительно даже. Да, в детстве время тянулось значительно медленнее.

-- В детстве мы так стремились стать взрослыми.

-- Правильно! А эта пора никак не наступала. Поэтому нам и казалось, что время летит медленнее.

-- Да, только зря мы так спешили стать взрослыми. Ведь у человека самая яркая пора - это детство. И всё, что связано с детством, кажется нам потом таким прекрасным. Человека всю жизнь манит эта золотая, но, увы, недоступная больше страна - остаются одни воспоминания, но какие сладкие эти воспоминания, какие ненасытные, что ли, как они будоражат душу. Даже невзгоды, перенесенные в детстве, не представляются нам потом ужасными, но зато они окрашиваются в смягчающий, примиряющий свет.

-- Ёлки-палки! Как же ты прав. Как мне порой вспоминаются минуты детства, и какими чудесными выглядят эти воспоминания. И не только, конечно, само детство, но и юность. Как часто я вспоминаю школьные дни. Как всё было прекрасно и беззаботно. Так и хочется хотя бы на пару дней туда вернуться.

-- Я согласен с тобой, Игорь. Очень манят нас эти детско-юношеские времена. Только вернуться туда не то, что на пару дней, а даже на пару минут не удастся. И в песне это так трогательно звучит.

-- В какой песне?

-- Да в песне "Город детства", в той, которую так душевно исполняет Эдита Пьеха, -- и Виктор негромко напел:

...Ночью из дома я поспешу,

В кассе вокзала билет попрошу.

Может впервые за тысячу лет:

"Дайте до детства плацкартный билет"

Тихо кассирша ответит: "Билетов нет"

Билетов нет...

-- Да, классная песня, и поёт её Пьеха, действительно, так проникновенно. Жаль, что нельзя вернуться в детство хоть на минуту. Билетов нет... -- тихо окончил свою фразу Игорь.

-- Хорошо, с детством мы выяснили, всё это так, -- продолжил начатую тему Самойлов. -- Но вот ты мне скажи, а, уже окончив институт, для тебя и сейчас время абсолютно одинаково пробегает?

-- Хм, ты знаешь, нет - не одинаково. Это ты тоже верно отметил. Тогда время медленнее шло. Или это только кажется? А сейчас всё равно оно летит, как угорелое.

-- А ещё через 10-15 лет оно будет вообще мигом пролетать. Сейчас ты не замечаешь, как пробегают дни, недели, но вскоре ты станешь замечать, что таким же образом проплывают мимо тебя месяцы, если не годы.

-- Ты так думаешь?

-- Уверен.

-- И почему же?

-- Понимаешь, как мне кажется, -- не спеша, как бы размышляя, тянул Виктор, -- дело не в том, что в детстве время шло медленно потому, что мы никак не могли дождаться, когда же вырастем.

-- А в чём же тогда?

-- У меня на этот счёт есть своя теория. Она, может быть, и не совсем научная, хотя, как знать.

-- И что это за теория?

-- Я сейчас тебе прочитаю одно четверостишье, я его пару лет назад написал. Оно хорошо отражает эту теорию. Вот послушай и ты всё поймёшь, -- Виктор устремил взгляд куда-то вдаль и выразительно продекламировал:

Законы жизни и механики одни,

И ускорение едино во все дни.

Но скорость-то от этого всё возрастает,

И жизнь уж не течёт, а мигом пролетает.

-- Суть я уловил, но какое такое ускорение? -- недоумевал Пономаренко.

-- Вот в этом и есть моя ненаучная теория. Но мне почему-то всё больше кажется, что она вполне научная. По моей теории жизнь человека протекает с неким ускорением. Это ускорение постоянное, ну, к примеру, самые мизерные эти м/с² - будь это в секунду, в минуту, в день. Да, оно постоянное и не меняется. Но скорость-то от этого ускорения и в самом деле постоянно увеличивается - для времени, естественно. Дней-то сколько прожито. Вот почему в детстве дни тянутся медленно, а к старости, когда скорость течения времени уже значительно выросла, ты эти дни уже не успеваешь и запомнить - мигом пролетают.

-- Ты смотри, -- уважительно протянул Игорь. -- А ты голова! Может быть, ты и прав, и вполне возможно, что твоя теория верная. Только когда следует вести отсчёт этому ускорению?

-- Но это же абсолютно очевидно, лежит на поверхности. Конечно же, отсчёт следует вести с минуты рождения человека, с первого его вздоха. Вот именно с рождением человек и получает это ускорение, некий импульс, входя в новый, неведомый для него мир. А импульсу всегда присуще ускорение. Ведь малыш при рождении, как доказывают, получает большую моральную травму - для него новая среда обитания ему совершенно непривычна. И вот его как бы подталкивают в новую жизнь, придавая некое ускорение - ускорение, которое становится для него губительным в старости.

-- Слушай, а ведь верно! А как это согласуется с законами физики?

-- Не знаю, не выяснял. Но, я так понимаю, что моя теория им не противоречит. Если люди абсолютно спокойно сейчас воспринимают теорию относительности Эйнштейна, то моя теория - это всего лишь капля по сравнению с его работой.

-- Да, у Эйнштейна теория относительности - глобальный труд, который не всем и по силам.

-- Не всем по силам, но многое из его теории уже давно используется.

-- Точно, используется на практике. К тому же есть весьма неординарные опыты. Взять хотя бы тот же Филадельфийский эксперимент с эсминцем "Элдридж". Ты о таком слышал?

-- Конечно. Во время этого эксперимента эсминец якобы сначала исчез, а потом мгновенно переместился в пространстве на несколько сотен километров.

-- Правильно, -- Игорь на минуту замыслился, а потом задумчиво протянул. -- Ты знаешь, и всё же, немного не стыкуется.

-- То есть?

-- Но люди-то рождаются ежесекундно на протяжении огромного периода времени. По твоей теории у них и у других, уже давно живущих людей, тогда разные временные скорости?

-- Молодец. Докопался до сути. Я тоже над этим думал. Скорости каждого отдельно взятого индивидуума, действительно, разные. Но не реального физического тела. Эти скорости, скорее всего - это душевное состояние каждого такого индивидуума. То есть, состояние души и его скорость существования в этом мире. Физические тела живут в едином времени, а вот душевные, полевые формы существования, как сейчас принято обозначать некие субстанции - в разном. Знаешь, Оскар Уайльд по-моему справедливо заметил, что душа в отличие от тела не стареет. И это главная трагедия человеческого существования. Значит, душа живёт как-то немного обособленно, и в каком-то ином временном пространстве - и кто его знает в каком. На мой взгляд, именно душа обладает чувством, а, значит, она и ориентируется во временном пространстве, для неё оно либо меняется, либо нет.

-- Н-да, сложновато немного. Но, может быть, и верно. Всё новое поначалу казалось сложным. А кто это такой Оскар Уайльд, о котором ты упомянул?

-- Это британо-ирландский поэт, писатель, эссеист. Он является одним из самых известных драматургов позднего Викторианского периода, средины 19-го века. Он яркая знаменитость своего времени.

-- Понятно. Слушай, а, может быть, тебе стоит опубликовать свою теорию в каких-нибудь научных журналах?

-- Ой, Игорь, не морочь голову. Ещё чего не хватало, пудрить мозги учёным. Каждая теория должна подтверждаться фактами.

-- Так она же, вроде бы, и подтверждается. Время и в самом деле к старости летит значительно быстрее, нежели в юности.

-- Это только ощущения, а как можно всё это научно проверить? Я, например, не знаю. Наши учёные пока что, к сожалению, не оперируют такими понятиями, как "душа". К тому же, каждая теория должна быть досконально изучена перед тем, как её публиковать. А я что смогу изучить?

-- Вот пусть другие и изучают. А ты просто заяви о себе.

-- Так, повторяю, не морочь голову. Когда-нибудь, кто-нибудь более научно всё исследует, вот он потом и всё разложит по полочкам.

-- Ладно, не хочешь - как хочешь. Как говорят, хозяин - барин. Но отчего ты над такими вещами стал задумываться?

-- Ты, знаешь, я ведь гироскопист. Так что такие вопросы напрямую связаны с моей специальностью.

-- Вот ещё! При чём здесь гироскоп и время?

-- Связь прямая. И это уже доказал один учёный.

-- Какой ещё учёный?

-- Николай Александрович Козырев. Это известный астроном, профессор, но он занимался вопросами изменения времени.

-- Интересно. Насколько я знаю, подобными вопросами у нас занимался академик Келдыш.

-- Верно. Келдыш повторил почти все опыты Энштейна, только вот в отношении эсминца, никаких данных нет. Но Козырев пошёл дальше.

-- Ладно, пусть так. Но твои гироскопы-то при чём?

-- А вот при чём. Козырев, например, проводил следующую серию опытов: к обычным рычажным весам подвешивал к разным концам коромысла вращающийся по часовой стрелке гироскоп и - чашку с гирьками. Затем он их уравновешивал и включил электровибратор, прикреплённый к их основанию - с таким расчетом, чтобы вибрация полностью поглощалась ротором волчка гироскопа.

-- Ну, и что дальше?

-- Стрелка не дрогнула, она замерла на месте.

-- Ну, оно и понятно - если вибрация поглощалась гироскопом. И что же он доказал?

-- Погоди, не спеши. А затем Козырев раскрутил гироскоп в обратную сторону, против часовой стрелки, снова подвесил к коромыслу, и стрелка весов пошла вправо: гироскоп стал легче.

-- Что за ерунда? Это противоречит всем законам.

-- Вот такая ерунда. Да, ты абсолютно прав. Это необъяснимо с точки законов физики. Козырев так и сказал, что ни одним из известных физических явлений объяснить этот феномен невозможно.

-- Но он-то как-то всё это объяснял?

-- А вот он, конечно, объяснял. Он объяснил это тем, что во втором случае направление вращения волчка противоречит ходу времени. Время оказало на него давление, а потому возникли дополнительные силы. И эти силы можно измерить...

-- Любопытно.

-- Не просто любопытно. Козырев утверждал, что это физический фактор, обладающий такими свойствами, которые позволяют ему активно участвовать во всех природных процессах, обеспечивая причинно-следственную связь явлений. Он даже установил, причём экспериментально, что ход времени определяется линейной скоростью поворота причины относительно следствия, которая равна 700 километров в секунду со знаком плюс в левой системе координат.

-- Господи! Как сложно и непонятно.

-- Мне тоже это не совсем понятно. Но, ты учти, что сложно и непонятно для обывателей, а для учёных, я думаю, очень даже понятно. Да и вообще, свои лабораторные опыты Козырев соотносил и с процессами, происходящими во Вселенной. Ты знаешь, я тебе ещё не рассказал про его совершенно простые, но удивительные опыты с теми же весами, гироскопом и обыкновенным термосом, или стаканом чая с сахаром.

-- Оп-па! А ну, давай рассказывай! Я чувствую, что это ещё любопытнее.

-- Точно, очень интересно. Только расскажу я тебе об этом уже в другой раз. Давай лучше вернёмся к нашим женщинам. Они уже, поди, заждались нас. А мы тут спорим по пустякам.

Вот так завершился затянувшийся перекур Пономаренко с Самойловым, в процессе которого приятели успели не только выкурить по паре сигарет, но ещё и провести обширную дискуссию, начиная с темы государственного устройства вновь созданных стран и кончая теорией относительности. В целом, беседы друзей всегда бывали довольно занимательными.

ГЛАВА 22

Рассказы, воспоминания, встречи

Новый год принёс и некое новшество - всего через три дня после Рождества, с 10 января Национальный Банк Украины ввёл в оборот купоны многоразового использования. Сначала эти "купоны многоразового использования" планировалось ввести для использования лишь на 4-6 месяцев, однако, как позже выяснилось, они просуществовуют до 1996-го года. Правда, на первых порах в Украине одновремённо очутились две валюты - советские рубли и украинские купонокарбованцы. Если для расчётов за продовольственные и промышленные товары принимались исключительно купонокарбованцы, то для расчетов при услугах, и других видах платежей, принимались как рубли, так и купонокарбованцы за курсом 1 : 1, хотя, в первые месяцы (учитывая более широкую употребительность купонокарбованцев), те неофициально ценились немного выше советских рублей. Последние же были заменены на карбованцы и в безналичном обращении уже в ноябре этого года.

Отпечатаны купонокарбованцы были в Англии в типографии "Thomas de la Rue". Печатались они на бумаге с водяными знаками (т. н. "паркет"), имели номер и серию в виде дробного числа. Интересным было то, что купюры всех номиналов были одинакового размера: 105в53 мм. Но не только одинаковыми были их размеры, одинаковым был и аверс, и реверс купюр - различались они только номиналом и цветом. На аверсе на них слева был изображён фрагмент памятника (купюры достоинством 1, 3, 5, 10, 25, 50, 100 карбованцев) или же сам памятник (250, 500 и 1.000 карбованцев) в честь 1500-летия основания Киева. На реверсе же красовался Софийский собор. Позже добавились купюры более высокого номинала: 2.000, 5.000, 10.000, 20.000, 50.000, 100.000 карбованцев - (1993 г.), 200.000 и 500.000 карбованцев (1994 г.) и даже 1.000.000 карбованцев (1994 г.). Изменился уже и аверс этих купюр (князь Владимир Креститель), и реверс (оперный театр или здание государственного университета).

Какая валюта ходит сейчас во вновь образованной стране Самойлова и Терещук не очень-то занимало. Закончилось и увлечение Виктора по сбору юбилейных союзных монет, к которому большой интерес проявлял и Самойлов младший. Кому интересны эти купоны, когда заранее известно, что они временные, а собирать российские монеты им обоим было неинтересно, хотя Россия продолжала штамповать всё новые юбилейные рубли, пятёрки, десятки...

Сейчас Виктора и Любу гораздо больше занимали личные отношения. А те, несмотря на такие "смутные" времена, с каждым днём становились всё более тёплыми. Да и что было в этом удивительного? Ведь они не ссорились, не бранились, возможно, потому, что им просто некогда было - чувства нарастали с каждым днём, но встречались-то они отнюдь не каждый день. Хорошо, если они могли побыть вместе один, максимум два раза в неделю - действительно, когда им было ссориться, если очередное свидание было для них как встреча после длительной командировки одного из них (в данном случае обоюдной). А вот эти "постоянные командировки" в виде пребывания в своей родной квартире превращались для них в томительные часы ожидания предстоящей встречи. Правда, пока что и в семье у каждого из них никаких негативных событий не происходило. Хотя, неизвестно, что ощущал муж Любы, но вот Оксана продолжала чувствовать некоторые изменения в поведении своего супруга. Но, поскольку он продолжал также внимательно к ней относиться, то она предпочитала умалчивать о своих подозрениях. Да, выполнение Виктором своих супружеских обязанностей в последнее время свелось почти к нулю, но Оксана объясняла это (или так ей легче было думать), возрастным фактором и некоторой усталостью друг от друга (как-никак вместе прожили уже более 20 лет).

Осенью Любиной дочери Татьяне уже исполнялось 18 лет. Она успешно (хотя и без медали) окончила школу и уже училась в институте. Окончив специализированную школу с углублённым изучением иностранного языка, Таня прекрасно владела английским языком. В подростковом возрасте она планировала продолжить учёбу в институте, далее изучая английский язык - как тётя Наташа. На первых порах она и брала пример со своей тёти Наташи, ей нравилось, что та работает переводчицей, правда, длилось это не так уж и долго. А Наталья перед ребёнком не особо распространялась о том, что не очень-то это престижная и хорошая работа - по крайней мере, для неё самой. Люба примерно до 10-го класса так и думала, что дочь поступит в институт иностранных языков или в университет, на какой-нибудь факультет, где знание английского языка играет первостепенную роль. Но постепенно, взрослея и слушая краем уха разговоры сестёр, Татьяна поняла, что "переводчик" это только звучит красиво, а в плане самой профессии та не очень уж и привлекательна.

И этот, уже, скорее негативный опыт тёти Наташи, тоже сыграл свою роль в дальнейшей судьбе младшей Терещук. Заканчивая школу, она наотрез отказалась (да никто на этом и не настаивал) поступать в ВУЗы на факультеты, связанные с изучением иностранных языков. Она решила поступить на какой-нибудь экономический факультет. Наступило время, когда специальность экономиста становилась всё более популярной, да и будущие абитуриенты понимали, что вариантов работы по этой специальности гораздо больше, нежели у других выпускников ВУЗов. К тому же, работа, как говорится, "не пыльная" (очень удобная для женского пола), и зарплата тоже неплохая, и перспектива роста тоже. И Татьяна поступила, хотя и с трудом, но с первого раза на экономический факультет Института народного хозяйства - и там конкурс был уже немалый, но в государственном университете он был таковым, что реальные шансы на поступление, как считала новоиспечённая абитуриентка, были вообще мизерными. Но, поступив, она радовалась этому как маленький ребёнок, тем более что никто нигде за ней слово не замолвил - а это явление "блатного" поступления в институт всё больше становилось хроническим. Но Таня была умной девушкой, и она решила, что снижать своё внимание к иностранному языку не станет, он ей может очень пригодиться на профессиональной экономической стезе - потихоньку начали раздаваться сообщения о создании совместных предприятий.

Когда та же тётя Наташа узнала о поступлении в институт своей племянницы, она в разговорах со свой старшей сестрой искренне за Таню порадовалась, похвалила её и как-то обмолвилась:

-- Люба, какая умная и толковая сейчас подрастает молодёжь. Я вспоминаю себя, как я стремилась стать переводчицей, был какой-то нездоровый романтизм без настоящего знания будущей профессии. А сейчас дети или подростки более трезво оценивают выбор своего жизненного пути. Не без того, конечно, что кто-то необоснованно мечтает стать космонавтом или киноактрисой, но в целом они гораздо умнее нас. Молодец и твоя Танечка!

Но сейчас Любе всё больше приходилось оставаться дома по вечерам одной. Максим то задерживался на работе, или где-то в другом месте, а Таня пропадала после занятий с подружками то в библиотеке, то в кино, на концертах или просто в гуляниях по городу. Люба её ни разу не укорила, что та стала реже бывать дома, являясь частенько только на ночь. Она вспоминала свои первые годы в институте, точно так же они с подругами старались как можно более полно насытить свой досуг различными впечатлениями. У дочери была уже своя компания, начиналась уже своя жизнь, мало уже подпадающая под влияние, а уж тем более запреты и различные наставления. Но всё это только усугубляло грусть одиночества Любы Терещук.

Вот и очередной октябрьский вечер тянулся очень медленно и скучно. Люба включила телевизор, пощёлкала каналами. Но пока что ничего интересного не было. Она приглушила звук телевизора, но выключать его не стала, пусть работает - как говорила в молодости Лена Панасенко, пусть создаёт звуковой фон. Дома, кроме неё, никого не было. Максим позвонил и сообщил, что задерживается на работе. Татьяна прибегала из института, когда мать была на работе, но оставила записку, что вечером с девчонками идёт в кино. Люба удобно уселась в кресло и начала перелистывать новый номер журнала "Бурда". Именно перелистывать, потому что он ей не особенно нравился. Он был наполнен каталогами выкроек повседневной одежды для любого случая, коллекциями детских выкроек, молодёжными коллекциями и прочим. Люба себе не так часто шила новые наряды, если они у неё появлялись, то это были в основном покупные изделия. Сама она шить, точнее, кроить, не умела, а на заказ платья шила редко. Этот популярный немецкий журнал о моде, издаваемый на русском языке с марта 1987-го года приносил ей, начиная с прошлого года, Максим. Ранее не издаваемый в Советском Союзе, журнал мод привлёк внимание первой леди Советского Союза Раисы Максимовны Горбачевой, а потому инициатива об издании этого журнала в их стране исходила от именно от неё. Это был как бы подарок от неё женщинам советской страны к Международному дню 8-го Марта. Первый тираж журнала, вышедший именно в этом месяце, разошелся мгновенно. >В основном он освещал события модной и светской жизни советской столицы, а также европейские новости в этом плане. Журнал невозможно было купить в розничной торговле, он распределялся через профсоюзные комитеты по предприятиям. Вот как раз с работы его и приносил домой муж.

Лет через семь Люба уже сама выпишет себе издание, которое ей будет очень нравиться - журнал "Натали". Этот журнал начнёт выходить в Украине с февраля 1995-го года, сразу же завоевав признание у своих читательниц. Он станет одним из самых любимых, желанных и читабельных журналов Украины. Журнал раскрывал женщинам мир любви и красоты, включая в себя много интересных и ёмких разделов, таких, например, как "Стиль жизни", "Культура", "Мода", "Красота и здоровье", "Дом", "Женский клуб". Всегда в журнале были календарь интересных событий, гороскопы, увлекательные конкурсы, статьи о любви и сексе, интервью со звездами и прочие увлекательные заметки.

Пока Люба листала "Бурду", послышался звук открываемой двери. Ей не видно было, кто пришёл - муж или дочь. Но вот, спустя время, в комнату вошла Таня:

-- Привет, мама! Чем занимаешься?

-- Да вот, читаю эту "бурду", -- скаламбурила та, махнув рукой на отложенный журнал. -- Ожидаю вас, заняться нечем.

-- Понятно. Папы ещё тоже нет дома?

-- Пока что не приходил. Ну, что ты смотрела?

-- "Мужчину и женщину".

-- Это фильм так называется? -- у старшей Великановой сразу возникли некие ассоциации.

-- Ну да.

-- Вот на какие ты фильмы ходишь, -- укоризненно покачала головой мать. -- И пустили же вас на него!

-- Мама, но мне уже практически исполнилось восемнадцать лет, мои подруги немного старше меня. Да и что в этом плохого? Фильм красивый, и отношения там красивые.

-- Ладно, ты права. Я даже не заметила, как ты выросла. А что касается самого фильма, то ты знаешь, я его тоже смотрела. Только давно это было, -- грустно протянула мать.

-- Как давно? Это же совсем новый фильм.

-- Как новый?

-- Он, мама, извини. Я как-то сразу не врубилась. Ты его, наверное, действительно, смотрела. Только не этот именно фильм.

-- Почему не этот?

-- Я тебе неправильно его название сказала, точнее, не полное. На самом деле, этот фильм называется "Мужчина и женщина 20 лет спустя". Так что это, вероятно, продолжение того фильма, что ты когда-то смотрела.

-- Ты смотри! А я и не знала, что есть продолжение того фильма, фильма моей молодости. Знала бы ты, как мы тогда полюбили этот фильм.

-- А кто тот фильм снимал, кто был в главных ролях? Может быть, это и не продолжение его.

-- Ой, Танюша, сколько времени прошло. Это было, если я не ошибаюсь, то ли в 1967-м, то ли в 1968-м году. Да, уже более 20 лет прошло, так что этот фильм, что ты сегодня посмотрела, наверняка есть продолжением того фильма. Главную роль исполняла прекрасная актриса Анук Эме. Главную мужскую роль играл артист по имени Жан-Луи, фамилию его я не запомнила, сложная она была. Помню только, что она созвучна была с д'Артаньяном. Да и кто был его режиссером, я уже тоже не помню.

-- Мама, это точно, продолжение твоего фильма! И здесь играют Анук Эме и Жан-Луи Тринтиньян. А режиссер Клод Лелуш. Фильм снят ещё в 1986-м году.

-- О! Тогда, наверное, он. Такая фамилия режиссера мне припомнилась.

Французский режиссёр Клод Лелуш снял более чем за сорок пять лет своей карьеры 40 картин, но остался, тем не менее, в мировом кино наиболее известным как создатель одной знаменитой ленты - "Мужчина и женщина" (1966 г.). Причём эта картина, созданная им в возрасте всего 27-и лет, получила "Золотую пальмовую ветвь" в Каннах.

-- Мама, а что было в той первой картине? Я ведь её не видела. В этом фильме есть короткие эпизоды воспоминаний, но они не позволяют полностью понять сюжет прошлой ленты.

Люба задумалась. Не так-то просто пересказать фильм, который ты видел 20 лет назад, даже если тогда была в восторге от него. В то время этот фильм запомнился всем как красивая современная романтическая драма о случайной встрече тридцатилетних мужчины и женщины, автогонщика Жан-Луи Дюрока и ассистентки режиссёра Анны Готье. Фильм рассказывал о переживаниях и чувствах главных героев, которые отнюдь не вольны отдаться собственной запоздалой любви. Он представлялся многим зрителям искренним и свежим по настроению. Картина пленила членов жюри фестиваля, а затем и многочисленных зрителей всего мира глубокой лиричностью, замечательной игрой главных исполнителей, а также великолепной музыкой Франсиса Лэя.

Люба, как могла, постаралась передать сюжет давно виденного ею фильма. Она поведала дочери о том, что герои картины, Анна и Жан-Луи, по фильму встречаются случайно, благодаря своим маленьким детям, которые ходят в частную школу - учатся в одном пансионе. Героиня фильма на момент встречи была вдовой, её муж, каскадёр, погиб во время съёмок фильма. Таким же вдовцом был и Жан-Луи Дюрок, ранее профессиональный автогонщик. Его жена покончила с собой, узнав, что он попал в аварию во время гонок. Случайная встреча героев фильма, неожиданно возникшее сильное и волнующее чувство как бы вырывает героев из холодных лап одиночества. Новая близость, хрупкая и неуверенная, не сразу подарит им простое счастье на тернистом пути, к которому нужно будет найти немало смелых ответов на труднейшие вопросы бытия.

-- Ой, мама, как бы мне хотелось посмотреть тот первый фильм. Почему было не показать сначала первый фильм, а уже только потом этот, как его продолжение? -- возмущалась Татьяна. -- Где его теперь можно увидеть?

-- Нужно следить за афишами кинотеатров повторного фильма. Я бы тоже хотела, чтобы ты его увидела. Возможно, и по телевизору когда-нибудь покажут.

-- Когда это будет? Так и десять лет пройти сможет. Я к тому времени уже и этот фильм, что смотрела, забуду.

-- Не забудешь. Я же помню фильм, виденный мной. А вот этот фильм я хочу тоже непременно увидеть.

-- Мама, давай сходим на него все вместе, втроём. Я с удовольствием его ещё раз посмотрю.

-- Хорошо, я не возражаю. Давай пойдём вместе. Нужно только с папой согласовать время, когда он свободен будет. Он наверняка в молодости тоже смотрел, как и я, первый фильм. Тогда это было в Киеве таким событием! Вряд ли он его пропустил. Так что он тоже, я думаю, захочет посмотреть, как сложилась в дальнейшем судьба главных героев того фильма.

И они, действительно, примерно через неделю втроём, вместе с Максимом выбрались на просмотр этого фильма, и Максим, к удивлению Любы, не возражал. Только вот за последние несколько лет это было их первое совместное мероприятие, на котором они побывали все вместе - праздники и хождение по гостям (или их приход к ним) не в счёт.

Так, незаметно прошёл и следующий год, а вот именно с приходом гостей и начался очередной 1993-й год. Новый год Терещуки встречали дома, а на первый день наступившего года днём (и на вечер) пригласили к себе семейство Калюжных, Люба уже давненько не виделась со своей школьной подругой. Они все хорошо посидели за столом, после чего у мужчин начались свои разговоры, а у женщин - свои. Настя рассказала Любе, что в Киев вновь приезжала Алина Баталова (в девичестве Макарова). Почему вновь - потому что Алина была в Киеве и в прошлом году. Она тогда, в марте месяце, зашла в гости к Калюжным, и по обоюдной договорённости они решили устроить небольшой девичник - встретиться и посидеть в каком-нибудь кафе. Настя, обзвонив школьных подруг (которые сейчас жили в Киеве), договорилась с ними о том, что они встретятся послезавтра в шесть часов вечера у метро "Крещатик". На этой женской встрече присутствовало всего шесть человек - Алина, Настя, Люба, Лариса Кушнарёва, Лена Панасенко и Лариса Картушко (сейчас уже Пахомова). Лариса, как и Люба, окончила Киевский технологический институт пищевой промышленности, но в Киеве та же Терещук в отдельности с ней не встречалась, только, как и с Алиной, на общих встречах одноклассников. Конечно, поговорить всей шестёрке, а собрались они в кафе над станцией метро, было о чём. Правда, несколько странным тогда показалось Насте, что Алина, как инициатор этой встречи, куда-то торопилась. Она ссылалась на то, что ей далеко добираться до того места, где она остановилась в Киеве.

На этот раз, когда Алина навестила Калюжную (а, заранее зная об этом, у неё гостила и Люба Терещук), ситуация несколько прояснилась. Оказывается, Баталова уже не первый день была в Киеве и даже успела побывать на одном театральном спектакле. Спектакль назывался "Плаха" и был поставлен по одноимённому роману Чингиза Айтматова. Роман Айтматова затрагивал острые нравственные проблемы современности, как бы исследуя приобретения и потери современного человека в его духовной жизни, в отношении к Родине, народу, другому человеку и природе. Сейчас книга известного советского писателя (написанная в 1986-м году) была очень популярна, и поставленные по её мотивам спектакли шли во многих городах бывшего СССР. Спектакль был не так уж прост в постановке. В его сюжетной линии речь шла об одном молодом человеке (Авдий Каллистратов), изгнанным из духовной семинарии за ересь, после чего он стал корреспондентом газеты. Он решил поехать в казахские степи (в пустыне Мойынкум или Муюнкум) с группой собирателей анаши, чтобы написать о них статью, а, возможно, и уговорить этих молодых ребят бросить их опасный промысел и покаяться. Но всё оказалось не так-то просто - ни первого, ни второго ему осуществить не удалось. По дороге на вокзал (после неудавшегося свидания с полюбившейся ему девушкой-биологом), его подбирает для "сафари" (охоты на сайгаков) бывший военный, в прошлом воевавший в штрафбате. И начинаются разворачиваться новые события.

В Киеве этот спектакль шёл в так званом "Театре на Подоле". Но характерным был не сей факт, а тот, что режиссером и постановщиком спектакля был Виктор Панасенко. Да, именно тот Виктор Панасенко, с которым сочеталась браком, но уже давно развелась Лена Панасенко. Несмотря на то, что Виктор окончил КПИ, он нашёл в себе и художественный талант. И работа над спектаклем "Плаха" ему, в общем-то, удалась - это оценила и Алина, и другие одноклассницы, коим уже удалось посмотреть этот спектакль. Кстати, играл там и сам Панасенко. После спектакля Баталова встретилась со своим бывшим одноклассником, а он в школе в одно время даже ухаживал за ней, впрочем, за кем только Виктор тогда не ухаживал.

-- А как это ты умудрилась попасть на этот спектакль? -- спросила Алину Калюжная.

-- Слышала о нём, так же как и том, что его поставил Лемберт, то есть сейчас уже Панасенко.

-- Нет, я не о том. Как ты разыскала этот театр? О нём и в Киеве-то мало кто знает, а уж в Херсоне...

-- Был у меня человек, хорошо знающий Киев.

-- Ага! Понятно. Так ты, вероятно, и в Киев зачастила для встречи с этим человеком? Так, подруга?

-- Ну, не без того.

-- Ясненько. То-то ты в прошлом году спешила поскорее со встречи уйти. И на спектакле Панасенко ты тоже с ним была?

-- С ним.

-- И кто он?

-- Господи! Да какое это имеет значение? Просто человек, мужчина, нормальный простой советский гражданин. Ой, уже украинский. Инженер по образованию, но, как и мой Володя, -- муж Алины, -- работает сейчас в ВУЗе преподавателем.

-- Интересно, -- протянула Настя. Люба же вопросов не задавала, предпочитая просто слушать. -- И где ты только с ним познакомилась - в Киеве или Херсоне.

-- Ни там, и ни там, совсем в другом городе. Но какое это имеет значение? И вообще, нет ничего интересного, обычная история, которых много в нашей жизни. Я же не спрашиваю тебя, был ли у тебя, помимо Валентина, ещё кто-то. Но догадываюсь, что наверняка был. Или я ошибаюсь?

-- Ну, в общем-то, не ошибаешься.

-- Ну и ладно, как говорится, у каждого в голове свои тараканы. И не будем мы ими обмениваться.

После услышанного, особенно после того, как Люба услышала о любовных проделках Алины, да ещё и Насти, она как-то успокоилась о своих отношениях с Виктором, ранее она думала, что она одна такая среди подруг (не учитывая Кушнарёву). При этом Любу совсем не интересовал вопрос о том, с кем изменяла своему Валентину Настя. Она просто отметила для себя этот факт - есть некий список: Лариса, Алина, Настя... Значит, не одна она такая. А потому при следующей встрече с Калюжной, когда та задала вопрос о том, видится ли Люба (или виделась) с Самойловым, неожиданно для себя она подтвердила, что такой факт имеет место. Увидев широко раскрытые любопытные глаза подруги и, услышав её настойчивые расспросы, она коротко и, главное, тихонько поведала той о своих отношениях с Виктором. Только попросила подругу эти события не афишировать. Настя, конечно, дала слово, только сдержала ли она его, Любе было не ведомо. Наверное, всё же, сдержала, хотя, как поняла позже Терещук, Настя не устояла перед соблазном проинформировать об этом и свою более близкую подругу Ларису.

А вот рассказ Баталовой о её походе, да ещё и не одной, на спектакль, подвигли Терещук рискнуть и принять неординарное решение. Дело в том, что, как говорилось, она с Виктором не только не отмечала никаких праздников, но и никогда вместе не были они и на спектаклях, концертах - так, пару раз в кино вместе сходили. А Виктор постоянно добивался побывать с ней в каком-нибудь театре на спектакле. Он прекрасно понимал, что это рискованное дело, не ровён час наткнёшься на кого-либо из знакомых. Но он не мог устоять перед соблазном совершить это значимое для них событие - ну, что это за любовь, если не можешь с любимой вместе полюбоваться игрой актёров, а затем обсудить сам спектакль. Любе тоже этого хотелось, но она понимала весь риск такого действия. Было ещё одно обстоятельство, которое мешало осуществлению такого мероприятия - обычно на спектакли ходят семейными парами, отдельно муж или жена очень уж редко так поступают. В этом плане Любе было немного проще - Максим, несмотря на свою интеллигентность, большим театралом не был, а потому, скажи ему, что она пойдёт в театр с какой-нибудь из своих подруг, он отнесётся к этому совершенно спокойно, не претендуя на место этой выдуманной Любиной подруги. Но вот Оксана у Виктора вряд ли отпустит мужа одного в театр, а если тот и настоит на этом, то даст только пищу для разговоров, сомнений и обвинений. Здесь было не всё так просто.

Но, когда при очередной встрече Люба поведала Самойлову о своих намерениях, тот сразу же ухватился за эту идею.

-- Погоди, не спеши и не горячись, -- остудила его пыл Люба. -- Что ты своей Оксане скажешь?

-- Что-нибудь придумаю.

-- Что-нибудь не годится. Нужна абсолютно правдоподобная версия, а таковую не так-то просто выдумать. Да её потом и проверить можно.

-- Придумаю. А проверять Оксана точно ничего не станет, это совсем не в её характере.

-- Вот когда придумаешь, тогда мне расскажешь, и только тогда мы решим, как поступить.

-- Хорошо, согласен. Буду думать. Не волнуйся, я быстро что-нибудь соображу, поскольку имеется хороший стимул.

И Виктор довольно быстро всё придумал. Буквально через пару дней он сообщил Оксане, что его через два дня приглашает коллега на свой день рождения. Как раз этого коллегу, пару раз бывавшего с Викторов в его компании Оксана, почему-то недолюбливала. И Виктор, как ему кажется, понимал почему - Константин, так звали не выдуманного Самойловым коллегу, был большим ловеласом. А это совсем не нравилось жене Виктора, к которой, возможно, Костя подбивал клинья или что-либо сказал.

-- Господи! А тебе обязательно к нему идти? -- спросила Оксана мужа.

-- Ну, неудобно не пойти, если приглашает. Коллега всё же, он не только меня пригласил.

-- Ладно, иди.

-- А ты не пойдёшь?

-- Во-первых, он меня лично не приглашал, а во-вторых, у меня нет никакого желания к нему идти. К тому же, не люблю я эти ваши компании, там ведь в основном мужики будут - напьётесь и будете варнякать, Бог знает что. Так что, иди сам, только не напивайся там.

-- Хорошо.

Итак, вопрос был решён. Но Виктор решил ещё и перестраховаться, и в мнимый день рождения Константина, тот сам позвонил на квартиру Самойловых. Виктор минут пятнадцать, как ушёл (так и было задумано), а потому трубку взяла Оксана:

-- Алло!

-- Оксана Петровна, здравствуйте! Это вас беспокоит Константин Арцибаев. Мне Виктор сказал, что придёт ко мне на день рождения один, вот и я решил пригласить вас лично. Правда, я здесь замотался, а потому поздновато позвонил. Вы уж извините.

-- Ничего, извиняю. Я вас поздравляю с днём рождения и желаю всего самого хорошего. Но я не могу прийти, приболела немного, да и Виктор уже ушёл.

-- Ой, как жаль. Ну, ладно, извините за беспокойство и спасибо за поздравление. Выздоравливайте. До свидания.

Никакого дня рождения у Кости именно в тот день не было, но, действительно, через пару дней, в средине третьей декады ноября были именины Константина, Георгия, Игоря, Родиона, Евлампия и Ореста. Поэтому легко можно было отвертеться - мол, Арцибаев пригласил на день рождения, а оказалось, что это просто именины. Но, главное, Виктор ничем не рисковал - Костя не был болтливым, к такого рода сдержанности (умению по необходимости держать язык за зубами) его как раз приучило ухлёстывание за своими многочисленными дамами. Поэтому Самойлов, доверяясь ему, был убеждён, что Константин его не выдаст.

Терещук и Самойлов решили пойти в театр имени И. Франко, там в это время шёл спектакль "Мастер и Маргарита" по одноимённому произведению Михаила Булгакова. Эта пьеса, в инсценизации Михаила Рощина была интересна ещё тем, что в ней два значимых персонажа Мастер и Иешуа - одно и то же лицо. В первые годы постановки на сцене театра им. Франко этого спектакля наиболее колоритной фигурой был Богдан Ступка, исполнявший роль Мастера/Иешуа. Играл Богдан Ступка и вправду замечательно. Профессионализм Ступки-актёра заключался не только в глубочайшем проникновении в характеры своих персонажей, но и в той моральной и физической самоотдаче, с которой он работал на площадке. Однако через два года Богдан Сильвестрович отказался от этой роли, и тогда в спектакль ввели его коллегу Степана Олексенко. Ступка добросовестно играл свою роль в течение двух лет, и отказаться от неё решил лишь после разговора с матерью. Сам он объяснял это так: "После того как моя мама посмотрела наш спектакль, она, не читавшая оригинальную книгу, спросила меня: "А не мучила ли писателя какая-нибудь хворь злая?". И в ответ сына о том, что Михаил Афанасьевич был, действительно, болен, ему порой было очень больно, и он сильно и подолгу страдал, она добавила: "Господь Бог покарал за то, что он хотел сотворить своё Евангелие. Нельзя превращать Дьявола в Бога". А порой на сцене в этом спектакле, и в самом деле, происходили какие-то мистические вещи, спектакль как бы оживлял некие тёмные силы.

Спектакль очень понравился и Любе, и Виктору, и никого из знакомых они на нём не встретили. Вот только Любу несколько удивило то обстоятельство, что в антракте Виктор поспешил в буфет, где купил любимой по её просьбе только пару пирожных и апельсиновый сок, а себе заказал 150 г коньяка и бутерброд с сыром.

-- Витя, это что-то новое! Что за праздник такой? Я тебя давно не видела пьющего.

Виктор, встречаясь с Терещук, и в самом деле, практически никогда не пил. Они выпили совсем чуть-чуть на первой встрече в квартире у Терещук, и потом два раза в год немного пригубляли коньяк или вино в их ближайшую встречу (январь, февраль) после дней рождений, как бы отмечая их совместно. Но никогда Виктор не пил просто так, да ещё без повода.

-- Ты забыла, куда я пошёл? -- улыбнулся Виктор.

-- Как куда? В театр, естественно.

-- Это фактически, а по легенде?

-- Ой, я и, правда, совсем выпустила это из виду.

-- Вот то-то и оно. Я ведь сейчас числюсь на дне рождения. И что будет, если я вернусь домой, и от меня не будет никакого алкогольного запаха?

-- Ты прав, -- улыбнулась уже и Терещук. -- Тогда можно, и даже нужно. Пей, я не против.

-- Придётся мне пострадать за дело, -- слукавил Самойлов.

-- Да уж, такие это для тебя страдания! -- рассмеялась Люба. -- Давай, допивай свой коньяк, уже звонок прозвенел.

Так, очень приятно завершилась концовка этого обычного рабочего дня, и она была эксклюзивной, потому что в дальнейшем Самойлов и Терещук в театрах вместе больше не бывали. Конечно, домой в этот день Виктор возвратился очень поздно, ему ведь ещё нужно было проводить Любашу. Чтобы ускорить это путешествие, да и сделать поездку более удобной, он поймал такси. На нём он отвёз Любу к самому её дому, а затем на том же такси отправился к себе. Оксана ещё не спала, ожидая мужа, и немало удивилась, что тот вернулся со дня рождения не пьяный, от него только чуть-чуть попахивало. Супруга была таким обстоятельством очень обрадована, а потому Виктора не расспрашивала о том, как прошёл вечер у Константина.

ГЛАВА 23

Отец и сын

Новый 1993-й год не принёс никаких положительных изменений в жизнь семейств Самойлова и Терещук, да и в жизнь миллионов других простых граждан независимой Украины - с каждым месяцем, неделей, днём экономическая ситуация в стране только ухудшалась. Особенно это заметно стало в семье Самойловых. Если Оксану это лихолетье не особенно задело, то вот Виктора задело, и довольно прилично. Научно-исследовательские и научно-проектные институты (чуть в меньшей мере) практически перестали получать заказы, их перестали финансировать. Следствием этого стало массовое увольнение или сокращение сотрудников, многие из которых уходили из организаций, которые не в состоянии выплачивать зарплату. Виктор пока что держался в Институте, вот только в связи с сокращением заказов, работ многих сотрудников отправили в неоплачиваемые отпуска или перевели на 0,75 и 0,5 ставки, задерживая при этом ещё и выплату зарплаты.

В один из весенних дней Оксана с Виктором, немного перекусив, в ожидании (чтобы вместе поужинать) куда-то убежавшего сына смотрели по телевизору какую-то научно-познавательную передачу. Виктор ещё параллельно перелистывал свежую газету. Наконец, появился и Владимир. Сняв в прихожей куртку и туфли, он зашёл в гостиную.

-- Привет, родители! Чем занимаетесь? Что это вы смотрите - что-то непонятное.

-- Смотрим от нечего делать какую-то познавательную передачу. Не столько смотрим её, сколько ожидаем, -- ответил отец.

-- И чего вы ждёте? Фильм хороший будет?

-- Мы не чего-то ждём, а кого-то - тебя мы ждём, чтобы вместе поужинать, -- это уже с укоризной промолвила Оксана.

-- Ну, могли бы и без меня ужинать.

-- Могли бы, но надоело без тебя завтракать, обедать и ужинать. Даже в выходные дни ты постоянно убегаешь из дому. Причём, питаешься почти постоянно всухомятку. Так, что-нибудь на ходу в рот бросишь и вперёд.

-- Но я же с друзьями встречаюсь. Чего дома-то постоянно сидеть.

-- Ладно, иди, вымой руки и будем ужинать.

Уже за столом, Виктор спросил сына:

-- И где же ты сегодня был, если не секрет?

-- Никакой не секрет. Ходили в кино.

-- И что вы смотрели?

-- Французский фильм, называется "Баловень судьбы", с Жан-Полем Бельмондо в главной роли.

-- О, французские фильмы хорошие. Да и Бельмондо неплохо играет. А какой жанр фильма?

-- Ты, знаешь, папа, сложно даже сказать - это и комедия, и драма, и приключения одновремённо.

-- Да, именно этим французские фильмы и отличаются в лучшую сторону. И киноартисты во Франции великолепные чего стоят такие имена как Жан Габен, Жерар Филипп, Бурвиль, Жан Маре, Мари Казарес, , Анни Жирардо, Жанна Моро, Серж Реджани.

-- Ого, сколько ты французских артистов знаешь! А я слышал только о Жане Маре и Бурвиле.

-- Да, это была первая послевоенная плеяда знаменитостей. Потом пошли другие: Ален Делон, Лино Вентура, Луи де Фюнес, Жерар Депардье, Пьер Ришар, тот же Жан-Поль Бельмондо, Катрин Денёв.

-- Хорошо, а о чём фильм то? -- спросила мать.

О, фильм классный! Если коротко, то в фильме рассказывается об одном человеке, который дожив до пятидесяти лет, решил разыграть собственную гибель и исчезнуть. Хотя он достиг в своей жизни, казалось бы, всего, о чём можно было только мечтать. Но он неожиданно покидает всех тех, кого любит, и отказывается от своего прибыльного бизнеса во имя избранной им свободы. Он решает поселиться в лесу, и там у него происходит неожиданная встреча, которая заставляет его изменить планы и возвратиться домой весьма необычным и забавным образом.

Позже, в каком-то журнале Самойлов старший узнал, что фильм "Баловень судьбы" был снят в 1988-м году совместно Францией и ФРГ. Режиссёром был Клод Лелуш, снявший также фильм "Мужчина и женщина". В ролях, кроме Жана-Поля Бельмондо, снимались Беатрис Аженен, Ришар Анконина, Жан-Филип Шатрье, Пьер Верньен и другие актёры. Там же были изложены некоторые факты из биографии Бельмондо. Интересен был, например, такой факт: за этот фильм Бельмондо была присуждена премия "Сезар" (французский "Оскар"), но актер от неё отказался. Он посчитал, что только признание публики является подлинной наградой для актёра. Сами же французы добродушно называют Жан-Поля Бельмондо именем "Бебель" (с ударением, естественно, на втором слоге). Оно образовано от слова bebИ, то есть "дитя" или "малыш", а также первого слога фамилии Бельмондо (в свою очередь, это самое "бель" вполне можно интерпретировать как "прекрасный"). Получается что-то вроде "прекрасного ребёнка", одним словом - баловня.

-- Да, французские фильмы приятно смотреть, даже если они драматические или трагические, -- задумчиво протянул Виктор. -- Они как-то легко сняты. А мне в юности, точнее в молодости, запомнился другой фильм.

-- Какой?

-- "Искатели приключений". Фильм вышел в советский прокат в 1968-м году и имел огромный успех у зрителей всех возрастов.

-- Шестьдесят восьмой год? Это не тогда, когда в Киеве был фестиваль французских фильмов? -- спросила Оксана.

-- Именно тогда.

-- А мне тогда запомнился фильм "Мужчина и женщина". Какой чудесный фильм. Вот только тогда мы эти фильмы смотрели порознь, -- грустно протянула Оксана. -- Я его с девчонками из группы смотрела.

-- Да, мне "Мужчина и женщина" тоже очень понравился. А какая там музыка! Потом её часто играли. Но фильм "Искатели приключений" мне запомнился ещё и по другому поводу. Он тоже классный, как сказал Вовка, вот только смотрел я его в необычное время.

-- И когда же?

-- Фильм начинался в 0 часов 50 минут, а был он, между прочим, двухсерийным. Так что закончился он почти в четыре часа ночи, или уже утра.

-- Не может быть? -- не поверил сын. -- Чтобы в Советском Союзе проводились ночные сеансы?

-- И, тем не менее, это именно так. У меня долго хранился, как память, билет на этот фильм. На его обороте и стояло время сеанса - 0:50. Может быть, он ещё до сих пор где-то в моих бумагах валяется. А пускали тогда французские фильмы в столь позднее время потому, что фестиваль проходил по разным городам СССР, и в Киеве было не так уж много его дней. И проводился он только в одном кинотеатре. А желающих было неимоверно много. Мама может это подтвердить. Нам, КПИ-шникам было легче доставать билеты, потому что учились и жили мы рядом с кинотеатром.

-- Да, интересно, конечно. Ну, и о чём тот фильм был, расскажи.

-- Так коротко, как ты, я вряд ли смогу рассказать. Да ещё хорошо вспомнить нужно. Я уже совершенно не помню имён героев фильма, помню только их профессии. Артистов немного помню - там играли Ален Делон, Лино Вентура и Серж Реджани. А вот актрису, игравшую главную женскую роль, не помню.

-- Может быть, мама будет тебе подсказывать?

-- Ой, Володя, я этот фильм почти не помню. Это был, так сказать, больше мужской фильм. Вот "Мужчину и женщину" я помню, а "Искатели приключений" очень смутно.

-- Может быть, ты на нём и не была? -- спросил Виктор.

-- Была я на этом фильме. Тогда старались посмотреть все французские фильмы. Ещё бы, такое событие в Киеве! Но сюжет фильма помню плохо. Осталось в памяти только то, что там было, вроде, трое друзей - двое мужчин и женщина. И собирались они искать какие-то сокровища.

-- Правильно. Да, раз ты это запомнила, то точно была на фильме, -- тут же отреагировал Виктор.

-- Искатели приключений или искатели сокровищ, -- протянул Володя. -- Значит, интересный фильм. Папа, давай, пожалуйста, припоминай и рассказывай.

-- Сейчас. Немного сосредоточусь, вспомню. Постараюсь изложить покороче, но это уже как у меня получится.

Виктор пару минут посидел, молча, устремив вдаль глаза и наморщив от напряжения лоб. Потом он успокоился и произнёс:

-- Значит, так. Фильм рассказывает о двух друзьях - автомеханике и пилоте-инструкторе. С друзьями знакомится девушка, скульптор по металлу. Их знакомство перерастает в крепкую дружбу. Все трое переживают трудный период творческих и профессиональных неудач. И вот трое друзей решили отправиться на поиски затонувшего самолёта, в котором один бизнесмен вывозил из Конго своё состояние, оценивающееся в сумму около полумиллиарда франков. С ними отправляется и чудом спасшийся после той аварии пилот самолёта, который и указывает друзьям точное место его крушения. Четвёрке удаётся найти и поднять сокровище на борт яхты. Но вмешиваются действующие на то время в Конго наёмники. Они пытаются захватить яхту. Атака бандитов была отбита, но погибла девушка, и, как считают друзья, по вине пилота, которого они изгоняют из своей компании. Разделив сокровища, мужчины оформляют долю девушки на её 10-12-летнего двоюродного брата, который рассказывает автомеханику о том, что он тоже нашёл клад - тут недалеко, в заброшенном морском форте недалеко от побережья. Пилот-инструктор возвращается ненадолго в Париж, автомеханик же отправляется искать клад, который на самом деле оказался немецким военным складом. После Парижа в форт направляется и пилот-инструктор, которого в столице Франции выследили наёмники и настигли друзей в форте. В завязавшемся поединке погибают все - и враги, и друзья, остаётся в живых один бывший автомеханик.

-- Да, довольно трагический фильм, -- покачал головой Владимир. -- Но, наверное, и в самом деле, интересный.

-- Очень интересный, увлекательный фильм. И ещё, он какой-то честный, реальный. Ты знаешь, как его было приятно смотреть - море, ветер, свобода, любовь, дружба, красивые и честные лица. Великолепная игра актёров, хотя бы того же Делона.

-- Ну, что ж, неплохо было бы увидеть этот фильм. Название я запомнил, может быть, его где-нибудь повторять будут.

-- И ещё одно, Володя. Постарайся увидеть этот фильм ещё из-за того, что в нём показана настоящая мужская дружба, в хорошем её понимании. Этот фильм веское тому доказательство. Это, пожалуй, один из немногих подобных фильмов, когда при его просмотре чувствуешь ощущение полёта, свободы и романтики.

Ужин, на который семья Савельевых собиралась вместе в последнее время не так уж часто, сегодня прошёл просто замечательно. Все его члены пребывали после него в прекрасном романтическом настроении.

Время между тем проплывало не так уж быстро, как казалось удручённому экономической ситуацией в стране и лично в его семействе Виктору. Где-то под конец учебного года, не обременённый особыми заботами Виктор, заглянул в комнату сына и, увидев его работающим на компьютере, подошёл поближе и спросил:

-- Можно взглянуть? -- спросил он. -- Не помешаю?

-- Не помешаешь, конечно. А что ты хочешь увидеть?

-- Да конкретно ничего. Просто немного понаблюдаю за твоей работой. Просто любопытно.

-- О, что тут может быть любопытного? Экран как у телевизора, да коробка металла, -- кивнул Володя на процессор. Ну, ещё клавиатура как у пишущей машинки.

-- Коробка металла, говоришь? -- улыбнулся отец. -- Я современный компьютер немного знаю. Правда, не очень досконально. Не было мне необходимости много на них работать. Но, не о том речь. Не видел, ты, Володя, коробок с металлом. Вот раньше это, действительно были коробки с металлом. Да и сейчас пока что они из употребления не вышли.

-- О! Расскажи, пожалуйста, какие в твою юность были компьютеры?

-- Какие? Да никакие. Не было тогда, даже когда я учился в институте, вообще такого понятия как персональный компьютер.

-- А что же было? На чём же вы считали? А как же в космос людей запускали, траектории полёта рассчитывали?

-- Хм, персональных ЭВМ не было, а вот вычислительные машины были, точнее, начали тогда появляться. Но это было такое громоздкое оборудование. Это были шкафы-махины, которые требовали больших площадей. Не знаю, уж как там траектории для полёта в космос рассчитывали, особенно в первые годы запуска космонавтов, да и спутников. Были, наверное, какие-то первые ЭВМ, вряд ли без них можно было обойтись. Но какие, мне неизвестно. А у нас ведь для расчетов даже калькуляторов не было.

-- Да ты что? Но на чём-то вы, всё же, считали. Те же курсовые проекты. И на чём же?

-- Считали. Сначала, как ты, наверное, знаешь, были обыкновенные счёты, потом появились механические арифмометры. Был такой арифмометр "Феликс" - самый распространённый в СССР. Но мы этими, с позволения сказать, "ЭВМ" не пользовались.

-- Почему?

-- Да много ли на них посчитаешь. Счёты и арифмометры позволяли производить всего лишь простые арифметические действия. Это был и для нас уже некий архаизм. Мы уже вели расчёты с помощью логарифмических линеек.

-- Да, я помню, в старших классах в школе нас начали было обучать ими пользоваться, но потом прекратили. Появились калькуляторы. Я даже не помню, какие операции можно было на линейке выполнять.

-- Какие операции, спрашиваешь? Ты знаешь, это был весьма остроумный и удобный инструмент. К тому же, лёгкий, портативный и всегда находился под рукой. На логарифмической линейке можно было легко и просто, с точностью до трёх знаков, производить умножение, деление, возведение в любую степень, извлечение корня. Можно было вычислять тригонометрические функции, решать квадратные уравнения, проводить нахождении десятичных логарифмов чисел или вести вычисления по сложным формулам, не записывая промежуточных результатов. Правда, сложение и вычитание были недоступны линейке, и тут уже приходилось пользоваться ручкой и бумажкой. Логарифмическая линейка в наше время считалась неотъемлемой принадлежностью каждого инженера. При помощи таких логарифмических линеек советские инженеры ещё до нас выполняли расчёты при проектировании зданий, сооружений, крупных промышленных объектов, новых самолетов, машин, кораблей. Её использовали бухгалтеры и специалисты, которых сейчас ты называешь менеджерами. Ну, и, естественно, логарифмические линейки значительно облегчали жизнь нам, студентам.

-- Интересно. Но ты вначале говорил о громоздких вычислительных машинах. Какими они были?

-- Ну, я уже сказал - это были как бы огромные шкафы. У нас на четвёртом курсе ввели новую дисциплину "Вычислительная техника". В специальной аудитории, где у нас проходили практические занятия по этой дисциплине, эти шкафы были поменьше - они были предназначены только для учёбы, и выполняли простейшие действия. Ох, и издевались мы над этой техникой, -- улыбнулся отец.

-- Как это?

-- А вот так. На этих машинах не была предусмотрена так называемая "защита от дурака". Знаешь, что это такое?

-- Конечно, знаю. Это чтобы какой-нибудь балбес не мог нажать определённую кнопку или клавишу, или сделать что-либо такое, что может причинить вред машине, аппаратуре или другому устройству.

-- Совершенно верно. А вот в этих учебных вычислительных машинах такой защиты не было. Ну, не подумали их создатели, что ушлые студенты что-нибудь каверзное придумают.

-- И что же вы придумали?

-- Некоторые студенты, чтобы подурачиться или не выполнять задание, пытались на машине произвести несложную операцию. Но эту операцию и сейчас ни одна, даже самая мощная машина в мире, сделать не сумеет.

-- Ну да?! -- усомнился Владимир. -- Не может такого быть.

-- Именно, может. Вот ты скажи мне, какое действие, арифметическое притом, невозможно выполнить.

-- Да нет таких действий. Всё можно сделать.

-- Да? Ты так уверен? Ты просто не хочешь подумать. Есть такое действие.

-- И какое же оно?

-- Деление на ноль.

-- Ух, ты! И в самом деле. И что же машина в таком случае делала?

-- Ну, поскольку защиты от этого действия не было, то она упорно пыталась его выполнить. И, как говорится, шла вразнос.

-- Да, ну и специалисты же вы были по порче казённого оборудования, -- рассмеялся сын.

-- Это точно. Чего только студенты не придумают.

-- Да, забавно вы жили. Не было многого из того, что мы сейчас знаем.

-- Ну, так всегда бывает. Так жизнь устроена, что младшее поколение знает намного больше, нежели предыдущее. Обязательно должен быть прогресс. Ты знаешь, -- вновь улыбнулся отец, -- со мной вместе работает один сотрудник, у которого есть уже семилетняя внучка. И вот он нам в отделе рассказывал, как недавно вечером малышка задала ему один любопытный вопрос.

-- Какой?

-- Она его спросила: "Дедушка, я не понимаю, как вы раньше могли жить без пульта?". Она имела в виду пульт дистанционного управления телевизором.

-- Да, действительно, любопытный вопрос? -- снова расхохотался Владимир. -- И что же ей дед ответил?

-- А дед сказал ей примерно следующее: "Ты знаешь, внучка, мы прекрасно жили. И не только без этих пультов, но даже и без самих телевизоров. И спутники, и космические корабли запускали, и наш "Луноход" по Луне бегал. Американцы и людей туда высадили. И всё это произошло без какого-либо пульта управления".

-- Молодец тот дед. А ведь и вправду, это так. Хорошо вы жили, и очень многое умели, хотя техника ваша была ещё далека от совершенства. Слушай, папа, я покопаюсь в библиотеке или в компьютере и постараюсь раздобыть информацию о том, какие же были в ваше время ЭВМ. Мне это сейчас и самому стало интересно. С помощью какой же вычислительной аппаратуры вы корабли в космос запускали?

-- Давай, узнавай. Мне тоже будет интересно это послушать.

Прошло недели две. Виктор уже и забыл о не планово возникшей беседе с сыном о компьютерах и вычислительной технике. Но однажды вечером, после ужина, они всем семейством уютно расположились (мать с отцом на креслах, а сын, лёжа, на диване) смотреть какую-то передачу по телевизору. Начался какой-то мелодрамный сериал, отцу с сыном он не очень понравился. Они бы посмотрели что-нибудь другое, но телевизор у них был пока что один, и Оксане смотрела фильм с интересом. Не хотелось быть эгоистами, поэтому мужская половина, молча, невнимательно поглядывали на экран. Володя даже зевнул, а потом, вероятно, что-то вспомнив, вдруг сказал:

-- Папа, а я таки разузнал.

-- Что ты разузнал? -- не понял отец.

-- О первых вычислительных машинах. Помнишь наш разговор.

-- Вот сейчас ты мне о нём напомнил. Я уже и подзабыл. И что ты разузнал?

-- Так, мужчины, если вам неинтересно, идите в другую комнату, не мешайте мне, -- перебила их Оксана. -- Я хочу посмотреть фильм.

-- Ладно, пошли, Вовка, к тебе. Действительно, не будем маме мешать.

-- Ну, давай рассказывай, -- сказал Виктор сыну, располагаясь уже на стульях. -- Что ты там накопал?

-- Сейчас, найду только свою шпаргалку, -- Володя начал рыться в верхнем ящике своего стола. -- Вот она. Не мог же я полностью полагаться на свою память. Теперь слушай, -- и Володя начал рассказывать.

Оказалось, что первый прототип ЭВМ был создан в нацистской Германии ещё в 1941-м году Конрадом Цузе. Машина пока что была создана на механической основе, но на базе двоичной логики. Она была построена на телефонных реле и работала более-менее удовлетворительно. А первый, так называемый электронный компьютер общего назначения "ЭНИАК" (ENIAC), был разработан под руководством Джона Мочли и Джона Преспера Эккерта в период с 1943-го по 1945-й год. Из-за огромного прироста в скорости вычислений, а также по причине появившихся возможностей для миниатюризации он стал пригоден для масштабных вычислений. Хотя многие исследователи и были убеждены, что среди тысяч хрупких электровакуумных ламп многие из них будут сгорать настолько часто, что "ЭНИАК" будет слишком много времени простаивать в ремонте, и тем самым, будет практически бесполезен. Но, тем не менее, на этой вычислительной машине удавалось выполнять несколько тысяч операций в секунду в течение нескольких часов, до очередного сбоя из-за сгоревшей лампы.

-- Понятно, -- как-то скептически протянул отец. -- Конечно, после войны немцы или, скорее американцы, разработали более надёжные машины. Но к нам они точно не попадали. Из-за "железного занавеса" с нами такими вещами не торговали. Да и были такие машины, наверняка, засекречены.

-- Возможно. Но после войны и у нас появилась подобная техника, причём собственных разработок.

-- О, это уже интересно. И когда же?

-- У нас в стране был создан универсальный программируемый компьютер ещё в далёком 1950-м году. И знаешь, что интересно, отец, он был создан у нас в Киеве.

-- Да ты что?!

-- Да, в Киевском институте электротехники СССР, под руководством Сергея Лебедева. И этот аппарат стал первым универсальным программируемым компьютером в континентальной Европе. Эта ЭВМ содержала около 6000 электровакуумных ламп и потребляла 15 кВт, она могла выполнять около 3000 операций в секунду.

-- Да, интересно, -- протянул отец. -- Значит, полёты в космос мы программировали на таких машинах.

-- Первые спутники, возможно и на этой. А вот полёты человека в космос рассчитывались, скорее всего, на другой ЭВМ.

-- На другой? Ну, вообще-то, понятно, такие машины быстро модернизировались.

-- Нет, папа, совсем на другой. В 1959-м году, за два года до полёта Гагарина в космос, в вычислительном центре Московского государственного университета была разработана на основе троичной логики малая ЭВМ под названием "Се́тунь". Она была единственной в своём роде ЭВМ, не имеющая аналогов в истории вычислительной техники. Выпускал её Казанский завод математических машин. "Сетунь" была значительно меньших размеров и объёмов потребляемой энергии, а также повышенной надёжности. Это стало возможно благодаря изобретению в 1947-м году транзистора, которые заменили хрупкие и энергоёмкие лампы. И ты знаешь, я видел эту ЭВМ.

-- Что, где ты её мог видеть? Это сейчас-то? Да такие машины выкинули уже давно.

-- Я её, конечно, видел не вживую, так сказать, а на фотографии. Ты знаешь, что-то подобное тому, о чём ты говорил. Большие тёмные шкафы со светлыми блочными панелями, на которых разные лампочки и тумблеры. Вся эта электронно-вычислительная машина занимает около полстены помещения. Правда, сами блоки машины не очень высокие, они стоят как бы на подставках-тумбочках. Но, возможно, в этих подставках тоже имелась какая-нибудь аппаратура или электронные схемы какие-нибудь. Отдельно на столе стоит наборный блок типа большой пишущей машинки, или, скорее, похожий на большой принтер. Ну, а дальше уже, наверное, пошли и те машины, что ты видел. Они наверняка поменьше.

-- Ты знаешь, я бы этого не сказал. Да, транзисторы и интегральные схемы заменили лампы, но и задачи то, а заодно и требования к расчётам, усложнились. Так что не очень-то подобные машины уменьшились. У нас в институте до сих пор стоит такая ЕС ЭВМ (Единая система электронных вычислительных машин), которая называется ЕС-1036. Мы её приобрели то ли в 1984-м, то ли в 1985-м году. Это довольно большая машина, предполагающая работу с перфокартами, без дисплеев. Так вот, эта машина требует помещение площадью около 100 м² и потребляет, если я не ошибаюсь, около 40 кВт. У нас вычислительному центру выделено всё левое крыло здания на одном из его этажей.

-- Слушай, папа, ты сейчас сказал, что машина предполагает работу с какими-то перфокартами. А это ещё что такое?

-- Это такие тонкие, но механически прочные картонные карточки. Перфокарта - это носитель информации, предназначенный для использования в системах автоматической обработки данных. Постепенно они были замещены гибкими магнитными дисками большого размера. Перфокарты представляют информацию наличием или отсутствием отверстий в определённых позициях карты - по двоичной системе. В двоичном режиме перфокарта рассматривается как двумерный битовый массив, при этом допустимы любые комбинации пробивок. Для удобства укладки левый верхний угол перфокарты чуть-чуть срезан под углом 60⁰ к широкой стороне, размером примерно 7×10 мм. Эти карты...

-- Подожди. Извини, что перебиваю. Ты срезанный угол назвал в миллиметрах?

-- Ну да, а что?

-- Как-то мало. Какого же размера были эти самые перфокарты?

-- Какого размера? Не очень большие. Мне так сложно ответить. Погоди, а ну найди мне линейку. Сейчас я сориентируюсь.

-- Так, могу тебе сказать с точностью до 2-3-х мм, что размеры перфокарты были примерно 190в85 мм, -- произнёс отец, повертев в руках вынутую сыном из стола линейку. И тот ему полностью поверил. Он знал, что у отца очень цепкий глаз, особенно на разные технические детали.

-- Хорошо, теперь понятно. Можешь продолжить.

-- Так, а на чём я остановился?

-- Ты сказал за срезанный угол, а потом начал что-то говорить о самих перфокартах. Вроде бы: "Эти карты..."

-- Ага, вспомнил. Так вот. Все эти карты подаются в перфоратор строго ориентированными. Вот на фотографии "Сетуни", на отдельном столе, ты, наверное, и видел именно такой перфоратор.

-- Может быть, и так. Я-то его наяву не видел.

-- Да, быстро же развивается технический прогресс, -- протянул отец. -- А ведь я ещё застал то время, когда не только персональных компьютеров или калькуляторов не было, но даже телевизоры только-только появлялись. С экраном намного меньшим, нежели монитор компьютера. А сейчас ещё и пейджеры появились и радиотелефоны со спутниковой связью. Да, бежит время, -- разочарованно протянул Самойлов старший, но потом добавил. -- Ладно, нечего мне хныкать. Жил я нормально. Ты вот лучше скажи, -- обратился он к сыну, -- а насчёт персональных компьютеров ты что-нибудь разузнал? Когда же появились первые персональные компьютеры?

-- Ты знаешь, отец, я не ставил перед собой цель подробно о них узнать. Я хотел именно узнать о тех ЭВМ, которые были в ваше время.

-- Жаль, -- разочарованно протянул Виктор. -- А мне вот как раз хотелось бы узнать, когда появились эти чудеса техники.

-- Не спеши разочаровываться, -- остановил его сын. -- Я, хотя специально и не искал эти сведения, но как раз насчёт того, когда появились ПК, я знаю. Попалась мне на глаза одна заметка. Так вот - первый массовый персональный компьютер "Apple" ("яблоко") появился в 1977-м году. Он был разработан одноимённой компанией "Apple Computer". Компьютер "Apple II" имел одноплатную конструкцию, но специальный разъём позволял подсоединять дополнительные устройства. Клавиатура была помещена в отдельный корпус. Память составляла всего лишь 8 Кбайт, но для её увеличения использовалась магнитофонная лента, запускаемая с обычного кассетного магнитофона. В это же время, кстати, появилась и знаменитая эмблема фирмы "Apple" - надкушенное разноцветное яблоко. И вот этот первый ПК явился предвестником бума всеобщей компьютеризации населения.

-- Ты, смотри, -- удивился отец, -- не так уж давно это было. А у нас они начали появляться по-моему где-то в средине или конце восьмидесятых годов. Хотя 8-10 лет в наше бурное время развития техники это, наверное, не такой уж малый срок.

На этом беседа отца и сына была завершена. Но она, к удивлению Самойлова старшего имела неожиданное продолжение через несколько дней. Вновь вечером Владимир пригласил отца к себе в комнату и обратился к нему:

-- Папа, ты хотел узнать больше о персональных компьютерах, и о том, когда они появились в бывшем ещё Советском Союзе.

-- Ну, в принципе, мне было достаточно и тех сведений, что ты мне сообщил. Но, если ты нашёл что-либо интересное, то я с удовольствием послушаю.

-- Не знаю, интересное или нет - тебе судить. Но, по мне сведения интересные. Ты говорил, что ПК у нас появились примерно в средине или конце восьмидесятых годов. Имел в виду ты при этом, наверное, зарубежные марки компьютеров. Но в то время в СССР было уже полно своих моделей персональных компьютеров.

-- Да ты что?! Не может быть!

-- И, тем не менее, это так. Уже к 1984-му году совместимые с IBM компьютеры, -- компьютеры, архитектурно близкие к IBM PC, -- выпускали более 50 союзных компаний.

-- Ничего себе! Откуда взялось столько моделей союзных персональных компьютеров? Мне они не попадались.

-- Ну, ты же вплотную ими не занимался. Возможно, они даже были у тебя на работе. Только ты на них просто не обращал внимания.

-- Да, наверное, это так.

-- Мне они тоже, естественно, не попадались, но они, всё же, были. Слушай, я тебе буквально минут за пять эту информацию передам. Так вот. В СССР компьютеры были, причём довольно много моделей. Начну этот обзор с компьютера "ПК-01 ЛЬВОВ". Разработан он был примерно в 1986-1987-м году в Львовском политехническом институте. Объём его памяти: ОЗУ - 48 КБ, ПЗУ - 16 КБ. Был ещё в то время компьютер "Микроша" - 8-разрядный микрокомпьютер, клон подобного ему "Радио-86РК", частично совместимый с оригиналом. Серийно выпускался с 1987-го года на Лианозовском электромеханическом заводе. Это был один из первых советских персональных компьютеров бытового назначения. Объём памяти: ОЗУ (оперативное запоминающее устройство, - техническое устройство, реализующее функции оперативной памяти) - 32 КБ, ПЗУ (постоянное запоминающее устройство - энергетическая память, которая используется для хранения массива неизменяемых данных) - 2 КБ. Были также компьютеры серии "БК". Под этой маркой были выпущены модели: 1.1 БК-0010, БК-0010.01, БК-0010Ш, БК-0011 и другие. В 1981-1983-м годах появился компьютер "Агат" - первый советский серийный универсальный 8-разрядный персональный компьютер.

-- Далее, -- немного переведя дух, продолжил Володя. -- С 1988-го года на Бакинском производственном объединении "Радиостроение" и в Московском экспериментально-вычислительном центре ЭЛЕКС ГКВТИ начал серийно выпускаться 8-разрядный персональный компьютер "Корвет", разработанный сотрудниками Института ядерной физики Московского государственного университета. Был ещё и такой неплохой компьютер как "Электроника МС 1504". А вообще, было много марок отечественных компьютеров, правда, менее распространённых, таких, например, как: "Дельта", "Москва", "Дубна", "Профи", "Скорпион", "Хоббит", "Композит", "Нафаня". Причём сборкой этих простеньких домашних (бытовых) компьютеров занимались не только бывшие государственные предприятия, но и открывались маленькие специализированные кооперативы, ориентированные именно на эти изделия. Так, -- улыбнулся Володя, -- на этом моя коротенькая лекция закончена.

-- Ну, ты даёшь! -- уважительно протянул отец. -- Молодец! Я даже не ожидал, что ты так рьяно и дотошно подойдёшь к делу. Спасибо за информацию, и сегодняшнюю, и прошлую.

-- Да, пожалуйста. Мне самому это было интересно выяснить.

С этого дня Виктор ещё больше зауважал своего сына. Тот, действительно, был молодцом - не пожалел своего личного времени на все эти поиски. А они наверняка забрали у него немало времени. Но, впрочем, сын пошёл в этом в своего отца - Виктор Самойлов и сам был дотошным и обстоятельным человеком. Если он чем-либо интересовался, то сведения собирал очень досконально и полно. Если же выполнял какую-нибудь работу, то всегда делал её на совесть, от души, не торопясь и хорошенько продумывая каждый свой шаг. В процессе работы он думал именно о том, что выполнял, не отвлекаясь даже мысленно на посторонние дела. И это было также хорошо видно на примере его спора (с той поры истекло почти 10 лет) с Игорем Пономаренко о Владимире Высоцком.

И, всё же, Виктор не мог не отметить эту так усложнившуюся жизнь, в первую очередь экономический кризис, который здорово мешает ему наладить с Терещук такие отношения, о которых они уже столько лет мечтали. Это позволило ему написать следующее четверостишье:

Жаль, нет чудесной лампы Алладина,

И не волшебник я - какая же тоска.

Не вызвать всемогущего мне джина,

А потому не прочны замки из песка.

Но, стихи стихами, а жить-то как-то нужно было. Теперь уже Самойлов и сам чувствовал, что это ещё не самые сложные годы в истории нового государства, и не самые худшие как в его семействе, так и в других ячейках общества, а также и во взаимоотношении людей.

ГЛАВА 24

Хуже некуда

Виктор с самого начала наступившего лета находился в отпуске без содержания. Никакой работы на стороне не было, жила семья практически на зарплату Оксаны и мизерную стипендию Володи. В общем, у Виктора появилась масса свободного времени при полном безденежье. И тогда он додумался (совместно с Оксаной) до одной, как им показалось, неплохой идеи.

В это время проводились так называемые экскурсии в Румынию, а, возможно, и в другие бывшие социалистические страны (об этом Самойловы как-то не интересовались). Почему эти поездки можно было считать "так называемыми"? Да очень просто - никакие экскурсии там не проводились, и ехали экскурсанты чаще всего только в один какой-то город. Украинским гражданам, конечно, предоставлялось полное право самим знакомиться с достопримечательностями города, но тех это мало интересовало, да и времени не было. Чем же тогда они занимались в незнакомой для них стране? Они торговали! Как раз о такой выгодной стороне подобных поездок рассказала Оксане на работе одна из сотрудниц. Торговали украинцы различными промышленными товарами, на то время Румыния была, пожалуй, одной из самых непривлекательных в экономическом отношении стран из бывшего социалистического лагеря. Торговали наши граждане в основном вещами, которые частенько накапливаются во многих семьях, но ими не пользуются - это и различные подарки (не понравившиеся хозяевам), вещи, которые когда-то купили, но не носили или очень мало носили и прочий подобный для квартиры "хлам". Правда, порой покупались и новые промышленные товары, на которых по рассказам "бывалых" туристов можно было неплохо заработать. Поездки за границу с целью заработка в сфере мелкой торговли стали важной стратегией выживания для многих семей в сложных условиях переходного периода. По данным некоторых социологических опросов время от времени осуществляли такие поездки свыше 20 % жителей.

В общем, Виктор решил рискнуть и съездить в Румынию поторговать - и развеется немного от вынужденного безделья, да, возможно, немного и подработает. Правда, в успехе последнего были некоторые сомнения - какой из него торговец или как сейчас называли бизнесмен? Но попробовать стоит, по крайней мере, в убытке не будет, поскольку вещи всё равно не нужные, а цена за такую поездку на удивление невысока. Да и визу (с обычным советским паспортом) оформляют в течение пары дней, как таковой визы, в прямом понимании этого слова, и не было - небольшой штампик, и всё. Была, правда, одна закавыка - в этой "экскурсии" за жильё и за дорогу приходится платить самим - до границы купонами, а в Румынии - уже заработанными леями. Но все путешественники думали, что им удастся окупить эти расходы. Поездка была рассчитана на 10 дней, правда, сама дорога (а ехали они "Икарусом") забирала значительную часть времени. Первым этапом пути была поездка в Черновцы, на который практически ушёл световой день. В этом городе они заночевали в небольшой гостинице, а утром отправились к международному автомобильному пункту "Порубное", который находился около села Тереблече, Глыбоцкого района. Там и пришлось ожидать своей очереди несколько часов, и пересекли они границу (без особых проблем) только во второй половине дня. А дальше началась езда по Румынии, сначала по пересечённой местности, а потом уже полностью по горной. Добраться до места своего назначения (а куда их везут, они не знали - всё было в руках старшего и водителей) они к ночи не успели, а потому вновь ночёвка в каком-то небольшом местечке, но теперь уже прямо в автобусе. И только к обеду следующего дня они, наконец-то были на месте. Приехали они на северо-запад Румынии в город Бая-Маре, административный центр жудеца (района) Марамуреш, один из самых крупных городов Румынии по площади. Да и население его превышало 130.000 человек. Город расположен в долине Бая-Маре в непосредственной близости от гор Гутай и Игнис, высота которых в некоторых местах достигает 1400 метров (район с очень красивыми пейзажами). Поскольку город окружён со всех сторон холмами и горами, это делает климат в городе мягче, чем в его остальных окрестностях. На окраине Бая-Маре есть районы, в которых даже произрастают каштановые деревья (со съедобными плодами), а те обычно растут в условиях тёплого климата, например, средиземноморского.

Как потом выяснилось, Бая-Маре - город высокого уровня культуры и образования, в котором находились городской театр, кукольный театр, музей этнографии и народного искусства, художественный музей, музей минералогии и музей истории и археологии, а также публичная библиотека "Petre Dulfu". Вот только ни в одном музее экскурсанты из Украины так и не побывали, единственной хорошо изученной ими достопримечательностью являлся только городской рынок. Вот только Самойлов не понимал, зачем было так далеко от границы с Украиной забираться - не так далеко от Черновцов (по другу сторону границы) были такие румынские города как Дорохой, Сучава, Рэдэуци, Ботошаны, южнее - Гура-Гуморулой, Фелтичени, Кымпылунг-Молдовенеск, но автобус привёз их именно в Бая-Маре. Несколько внесла ясность в этот вопрос руководитель группы (которая была в этих местах уже не единожды), сообщив и другим таким же любопытствующим, что здесь, вдали от границы с бывшим СССР самые лучшие условия для торговли, за товары дают бо́льшую цену. Но тогда возникал следующий вопрос: "Почему нужно было пересекать границу именно в районе Черновцов?". Ведь на границе Украины с Румынией было более десятка пропускных пунктов, в том числи и один речной - Килия. На севере, не так далеко от этого города соседствовали (вдоль границы) такие украинские города как Деловое, Хмелев, Луг, Великий Бычков, Белая Церковь и Солотвино, глубже на север - Рахов, Тересва, Тячев, Хуст. Неужели не было там пропускных пограничных пунктов для пересечения границы? Впрочем, эти вопросы быстро прекратились, поскольку наступило время применить свои таланты продавцов. А вот, возвращаясь к ответу старшей поездки о боо́льших ценах, то этот вопрос оказался очень даже проблемным. Экскурсанты-торговцы знали хотя бы примерно цену на свой товар в купонах (скорее, в рублях, потому что уже появилась стойкая тенденция к инфляции тех же купонов), но они не имели никакого представления о том, сколько этот товар может стоить в румынских леях. И познавать азы бизнеса, схватывая буквально на лету изменение цен, им пришлось на собственном опыте, и довольно быстро.

Из наиболее дорогостоящих предметов Самойлов повёз с собой небольшой складной (типа чемоданчика) двухкомфорочный газовый таганок (без баллона) и походный бензиновый примус "Шмель". Оба товара дома Самойловым были абсолютно бесполезны - таганок они купили в летнюю кухню родителям Оксаны, но пока они успели его им привезти, те уже приобрели себе более стационарную газовую, такую же двухкомфорочную плитку. А "Шмель" кто-то подарил Виктору на день рождения, но он никогда ни в какие походы не ходил, а потому этот примус ему и не нужен был. Не нужны были им и привезенные Виктором в Румынию и несколько экземпляров различной одежды - и его, и Оксаны. Но были и новые покупки. Кот Матроскин из мультфильма о Простоквашино говорил: "Чтобы продать что-то ненужное, надо сначала купить что-то ненужное". И этим "ненужным" становилось всё, что удавалось добыть в борьбе с советской торговлей, вычищая при этом кладовки, подвалы и антресоли не только собственной квартиры, но и родственников, а порой - и друзей. Одной из них были бутылки с самой дешёвой водкой, кто-то сказал Оксане, что на них можно неплохо подзаработать. Но этот товар оказался абсолютно нерентабельным - за них давали всего по 1-му доллару (за бутылку ёмкостью 0,5 л), что примерно соответствовало в переводе на сегодняшнюю стоимость водки в купонах. Хорошо, что Виктор взял всего 5 бутылок водки, из которых они 4 выпили сами за время десятидневной экскурсии. А вот второй купленный им товар оказался очень прибыльным, и довольно интересным. Виктор купил (тоже по подсказке коллеги Оксаны) целый картонный ящик (36 флаконов) инсектицидного аэрозоля "Прима" - средства от тараканов. И эти флаконы с аэрозолью, действительно, шли на "ура".

В общем, продал Виктор все свои товары, в последний день пребывания в Бая-Маре многие распродавали свои товары по значительно меньшей цене - не везти же их обратно домой. Правда, не обошлось и без пропавшего товара, различных мелких вещей - это была некая эпидемия, от которой не уберёгся ни один украинский торговец. И причиной тому были кражи этих самых вещей подростками - то ли румынами, то ли цыганами, которых в этой стране было предостаточно. Но, когда "экскурсанты" однажды пожаловались на такой убыток местному жителю, который неплохо говорил на русском языке, тот ответил: "Не грешите, пожалуйста, на румынских граждан, они честные люди, а воруют только цыгане. Мы и сами от них тоже страдаем". Возможно, так оно и было на самом деле.

Ночевали всё это время украинцы (за исключением 4-5 человек) в основном в автобусе, гостиница была довольно дорогим удовольствием. Они лишь один раз сняли на одну ночь номер в гостинице, но исключительно для того, чтобы по очереди нормально помыться в ванной. Но вот время пребывания в городе подошло к концу, они неплохо (каждый по-разному) наторговали, но румынские леи в Украине никому не нужны были. И в последний день перед поездкой они прошвырнулись по местным магазинам, а потом ещё поехали на какой-то вещевой рынок. Вариантов обмена леи было два - купить на них товар, который с выгодой можно продать в Украине или же просто обменять их на доллары, правда, не по официальному, а рыночному курсу (который был немного ниже), но всё равно выгодно. Виктор в самом городе обменял в обменном пункте часть лей на доллары, но не все, впрочем, так поступили многие. Но менять официально все заработанные леи на доллары никто не рискнул - в паспорте (странное и непонятное новшество) ставили штамп с указанием количества приобретённых долларов. А кто его знает, как к такой отметке отнесутся в Украине, возможно, вообще как к валютчикам (а все прекрасно были наслышаны об отношении к таковым в бывшем СССР) или нужно будет платить с них налог? Поэтому Виктор, не покупая никаких товаров, просто обменял оставшуюся часть румынских денег на доллары на этом вещевом рынке - пусть там и был курс ниже, но никаких отметок в паспорте не ставили.

Однако какой-то сувенир из Румынии следовало привезти. И Виктор остановил свой выбор на глиняных тарелочках, которые должны были очень мило смотреться, висящими на кухне. Были такие тарелки с изображением старинных городов, но были и другие - с очень известным румынским персонажем графом Дракулой. Вот такие две тарелки Самойлов и купил - одну Оксане на кухню, а вторую, конечно же, Любе. Сувениры с изображением Дракулы были самые разнообразные: всевозможные статуэтки графа, картины с его изображением, изображения Дракулы, выполненных из дерева, брелоки и т.п. У бывших советских граждан Дракула ассоциировался с вампиром, известным по произведениям ирландского писателя Брэма Стокера, а также кинофильмам. Но, оказалось, что у этого литературного героя есть реальный прототип - это легендарный румынский князь Влад Цепеш, властелин средневекового княжества Валахия. И прославился он, с одной стороны, успешной борьбой с турецкими завоевателями, с другой - суровым нравом и нехорошей привычкой сажать неугодных на кол. А потому вымышленного Дракулу не следует отождествлять с валашским правителем.

Назад, в Украину они ехали дольше, какими-то совершенно другими дорогами, нежели в Румынию. Но никто из пассажиров не возмущался, все они сидели в автобусе, молча, и настороженно. Дело в том, что в Румынии, как и в соседствующей с ней на северо-востоке страной, процветал рэкет. Собственно, это был уже даже не рэкет, а самый что ни на есть грабёж или бандитизм. Было немало случаев, когда на пустынной дороге автобус с наторговавшимися туристами останавливала группа молодчиков и вытряхивала у гостей всё имеющееся в сумках, кошельках или за пазухой. И уловы этих банд были неплохие. Об этом говорилось ещё до поездки, но тогда на это мало кто обращал внимание, но когда дело дошло до обратной дороги, все прекрасно поняли, как это касается их лично. Хорошо, что им попались опытные водители, которые уже не первый раз совершали такие поездки и навидались всякого. Вот они и повезли группу какими-то объездными путями. В конце концов, всё завершилось благополучно, и группа вовремя вернулась в Киев.

* * *

Так постепенно завершилось лето, а в средине августа Самойлов вышел на работу - в Институте вновь начали появляться заказы. Контингент их отдела значительно уменьшился, но, нет худа без добра - зато теперь они вновь могли получать зарплату, на первых порах несколько уменьшенную, а через пару месяцев уже полную. Но принести домой полную заплату Виктору удалось только в конце года, хотя первые заработанные после вынужденного перерыва деньги он успел получить. А дальше произошло непредвиденное. В средине сентября в отделе отмечали 50-летие сотрудника. Обычно такие торжества проводились в кафе или ресторане - по усмотрению и состоятельности юбиляра. Но это было когда-то, а сейчас раскошеливаться на кафе или, тем более, ресторан мало кому было по карману. Бывало, что такие торжества проводили дома, но чаще, всё же, на работе, и все относились к этому с пониманием. В общем, организованный после работы, сабантуй затянулся, и расходились все, когда уже наступили сумерки, а они в это время наступали не так уж и поздно. Но к своему двору Самойлов добрался вообще, когда уже стемнело. Во двор он попал, а вот в свою квартиру, увы, нет. Вместо квартиры он оказался на больничной койке.

Через пару дней после торжества, на котором присутствовал Самойлов, ему на работу позвонила Терещук, но ей сказали, что Виктор отсутствует. Люба позвонила на следующий день, и на сей раз ей сообщили, что Самойлов болен, но подробностей она не узнала. Ничего нового ей не сказали и на третий день. Домой Виктору ранее Люба звонила только пару раз, когда была твёрдо убеждена, что он там находиться один. Но, сейчас она рискнула, и позвонила Виктору домой, решив представиться (если возьмёт трубку Оксана) коллегой, которая интересуется состоянием здоровья заболевшего. Но, в это время Оксана, скорее всего на работе, а потому трубку должен взять сам Виктор - не настолько же он болен, что не сможет поднять трубку, а телефон обычно оставляют рядом с больным. Ни на первый, ни на второй, ни на третий звонок Любе никто не ответил. И она уже перепугалась не на шутку. Если дома у Виктора никто не берёт трубку, значит, его нет дома. Но не может он и гулять по улицам, если болен. Отсюда исходило, что Самойлов в больнице и то, что болен он серьёзно. Что случилось, и в какой больнице Виктор находится?! В Киеве ведь масса больниц, кто ей может это сообщить? Узнавать у жены Виктора ей, всё же, не хотелось. Тогда она позвонила Калюжной и, ничего не объясняя, попросила ту сообщить ей телефон Васи Колтунова - она знала, что Вася единственный человек из ребят, который в курсе её отношений с Виктором, к тому же, он его лучший друг. Настя, как обычно, начала допытываться: что и к чему, но телефон Колтунова таки нашла в своих записях - сама Люба Васе до того никогда не звонила.

Позвонила Люба другу Самойлова тем же вечером. Когда трубку взяла жена Василия, Люба представилась одноклассницей и полностью назвала себя, она понимала, что ничего в этом плохого нет, не станет Васина жена ревновать. Наконец, к телефону подошёл Вася:

-- Здравствуй, Люба! Рад, что ты позвонила. Что случилось?

-- Вася, это я хочу спросить - что случилось?

-- Со мной всё в порядке.

-- Это хорошо, но я спрашиваю не о тебе, а о Самойлове. И ты это прекрасно понял, не нужно притворяться. Я не могу ему дозвониться, на работе сказали, что болен, но дома его нет. Что с ним случилось и где он?

В трубке возникла небольшая пауза, а потом Колтунов, видимо не очень охотно, коротко сообщил:

-- Виктор, действительно, в больнице. Мне об этом сказала Оксана.

-- И что с ним?

-- Ну,... Понимаешь, это не телефонный разговор.

-- Хорошо, а ты у него был?

-- Был, только вчера к нему пустили.

-- Ничего себе! Только вчера! Значит, всё очень серьёзно! Вася, почему ты мне не позвонил, ты ведь знаешь, что я... Ну, ты ведь понимаешь.

-- Понимаю.

-- Так почему мне не позвонил?

-- Мне Виктор запретил тебе звонить.

-- Как это?! Почему?

-- Люба, а если бы ты была серьёзно больна, ты хотела бы, чтобы переживал твой близкий человек?

-- Ох, и дурак же Виктор! А сейчас я что, не переживаю. Да я ещё больше переживаю. Так, в какой больнице он лежит?

-- Но, понимаешь...

-- Так, никаких "но", и всё я понимаю. Вася, говори, я ведь всё равно узнаю, но ты тогда перестанешь быть мне другом.

-- Хорошо, -- и Колтунов сообщил ей, наконец, в какой больницу находится Самойлов.

Он ей так ничего и не сказал, что случилось с Виктором, но Любе сейчас это было не так уж важно - завтра она сама всё узнает. Придя утром на работу, Терещук тот час направилась к начальнику и выпросила у него разрешения на полдня исчезнуть с работы. Она заскочила в магазин, а потом, поймав такси, помчалась в больницу, где лежал Виктор. Забота о близком человеке свойственна многим людям, в частности и мужскому полу она не чужда. Но только женщина, наверное, во имя здоровья или спасения любимого готова отказаться от всего, от своего личного благополучия, от различных благ, в конце концов, даже ценой собственной жизни заботясь о попавшем в беду мужчине. Так она может поступать ещё только в одном случае - когда речь идёт о её ребёнке. Но даже ребёнок иногда оказывается закрыт образом любимого.

Ещё не так давно Терещук не была до конца уверенна в том, что ей суждено быть с Виктором вместе. Они расставались, вновь встречались и вновь расставались. Она понимала, что, если бы она даже не встречалась с Самойловым, всё равно, стремглав помчалась бы к нему. Вот и сейчас, узнав о том, что Виктор серьёзно заболел и попал в больницу, она, бросив всё, помчалась ему на помощь. Терещук не знала, чем она может ему помочь, но то, что она должна находиться рядом, у неё не возникало никаких сомнений. Люба не ощущала от Максима нужной любви, да и её чувства к нему несколько завяли. Да, пару лет назад их отношения вроде бы начали налаживаться, потому-то она и решилась на прекращение встреч с Самойловым. Она тогда думала, что всё у них кончено - ну, не сложилось и всё тут, так в жизни часто бывает. У неё есть своя семья - муж и дочь. Она безумно любит Танечку, да и к мужу, как ей казалось, не равнодушна. Но потом она поняла, что обманывает себя: она всю жизнь любила только одного человека - Виктора. И, как бы ни складывались у них отношения, она его никогда не разлюбит и не забудет. И сейчас она всё это почувствовала в ещё большей степени.

Немало времени у Терещук ушло в больнице на то, чтобы выяснить в какой палате лежит Самойлов (она почему-то не додумалась спросить об этом Колтунова), все эти расспросы о том, кто она, все эти белые халаты, бахилы и прочее. Но, наконец, она уже находилась в палате у кровати Виктора. Виктор лежал на боку, отвернувшись в сторону окна. Люба осторожно тронула его за плечо, и Самойлов повернулся:

-- Люба, ты?! Как ты меня здесь нашла? -- удивился он.

Но Люба была гораздо больше его удивлена, даже ужасно расстроена - Виктор не был похож на знакомого ей Самойлова, всё лицо его распухло, и на нём отчётливо смотрелись ссадины и синяки.

-- Боже! Витя, что с тобой, что случилось? Кто тебя так?

-- Ой, Люба, я как раз и не хотел, чтобы ты сейчас меня видела. Эти расспросы, жалости разные. Не нужно.

-- Нет, нужно! Как ты мог так со мной поступить? Я что, для тебя совсем чужой человек? -- Люба перешла на шёпот - в палате лежали ещё два мужчины, четвёртая койка была пуста.

-- Вот потому, что ты не чужой мне человек, именно потому и не хотел волновать тебя.

-- Ох, и дурачок же ты у меня. А ничего не зная о тебе, я что, не волнуюсь?

-- Ну, я тебе немного позже обязательно бы позвонил.

-- Не нужно мне позже, мне нужно всё вовремя. Рассказывай, что произошло? Ты откуда-то свалился или тебя избили.

-- Второе.

-- Понятно, и как это произошло? Чего тебя драться потянуло?

-- Ничего не потянуло, и не дрался я.

-- Как это?

-- А вот так.

И Самойлов стал, не спеша, рассказывать, хотя особо рассказывать было нечего, а потому его исповедь и не была слишком долгой.

Пролежал Виктор в больнице около трёх недель. Терещук за это время, хотя и не ежедневно, но регулярно навещала его. Она только всё время боялась, как бы ни встретиться в больнице, точнее в самой палате, с Оксаной. Что она будет ей говорить? Одно дело представиться коллегой по телефону, и совсем другое дело лицом к лицу. Люба знала, что сама она открыто лгать просто не умеет, а потому Оксана может всё понять, а если и не поймёт, не будет абсолютно уверенна, то, всё равно, что-то ощутит - женщине провести женщину не так-то просто. К счастью, в палате Люба с женой Виктора не встретилась, но она встретилась один раз с ней в коридоре - Люба уходила из палаты, в которой лежал Самойлов, а Оксана шла навестить мужа. Терещук никогда лично с женой Виктора не виделась, хотя и видела её на фотографии. И она Оксану сразу узнала, а вот та Терещук совершенно не знала, разве что на какой-нибудь школьной фотографии. Но сколько с того времени лет прошло, как бы там ни было, но Люба внешне изменилась, да и вряд ли Оксана обращала внимание на одноклассниц мужа. И, тем не менее, вот что значит женская интуиция - проходя мимо Любы, Оксана очень внимательно, просто изучающе осмотрела её, причём с какой-то тревогой на лице. Это Терещук очень хорошо бросилось в глаза. Конечно, они ни слова друг другу не сказали и прошли мимо, как на улице, но Люба явственно почувствовала, как её обдало неким неприятным холодком.

Выписался Самойлов из больницы в самых первых числах октября. А ещё через пару дней, на День Конституции (свою первую Конституцию независимого украинского государства Верховная рада Украины примет только 28 июня 1996-го года) он впервые вышел на улицу подышать свежим воздухом. Отправился во двор Виктор, накинув на себя уже тёплую куртку - погода стояла сухая, но уже ощущалось похолодание.

Выйдя в первый раз во двор после выписки из больницы, Виктор подумал о том, как же немного человеку нужно для счастья. Светило, хотя и не особенно грело, солнышко, двор между домами был наполнен начинавшими сбрасывать свой осенний наряд деревьями, на детских площадках, где летом играла малышня, сейчас бродила какая-то дворняжка, а на маленькой карусели сидели уже совсем не маленькие девчонки, весело щебеча и что-то обсуждая между собой. Самойлов с удовольствием дышал свежим воздухом, который, хотя и не напоминал лесной или на берегу реки, но, всё же, был относительно чистым (как для 2,5-миллионного города с массой автомобилей и немалым количеством предприятий) и приятным. Недалеко от подъезда на лавочке сидел и читал газету Михаил Дмитриевич.

-- Здравствуйте, дядя Миша! -- поприветствовал пенсионера, подходя поближе, Виктор. -- С праздником вас.

-- Здравствуй, Самойлов! -- оторвавшись от газеты, обрадовался бывший милиционер. -- Спасибо, и тебя с праздником. И тебе также доброго дня! Я надеюсь, он для тебя и в самом деле добрый. Рад тебя видеть, хотя и не в полном ещё здравии, но живым и довольно бодрым. Присаживайся.

-- Спасибо, Михаил Дмитриевич.

-- Давай лучше, как ты меня ранее назвал, дядя Миша. Мне так более приятно. Дядя звучит как-то по-родственному, -- улыбнулся старик, которого так вряд ли можно было назвать. -- Ты человек хороший, а потому можем и так общаться.

-- Хорошо, дядя Миша.

Дядя Миша аккуратно сложил газету и положил на лавочку, с другой стороны к нему подсел Виктор. Бывший милиционер вынул из кармана куртки сигареты, постучал по дну надорванной сверху пачки и, вытянув сигарету, прихватил её губами. Потом он обратился к Самойлову:

-- Будешь?

-- Нет, спасибо, дядя Миша. Я не курю, -- скривился Виктор. -- Так, иногда, после выпивки могу ещё выкурить сигаретку. А вообще этим не увлекаюсь.

-- Понятно. Ты извини старого. Я немного в курсе твоих дел. Насколько я знаю, как раз с сигарет и начались твои неприятности?

-- Да, именно с вопроса: "Закурить не найдётся?". Развелось сейчас у нас в городе разных подонков много.

-- Ты знаешь, Виктор, такого сорта люди были во все времена. Всегда в обществе имеется некая "пена".

-- Но раньше таких случаев поменьше было. Было, конечно и хулиганство, но не в таких же размерах.

-- Да, немногим поменьше, но только немного. Просто такие случаи в том же СССР не афишировались, в прессе о них не писали, да и вообще старались о них умалчивать. Мы же строили социалистическое общество, в котором, по мнению наших вождей, не должно было быть подобных явлений. А они-то были.

-- Ну, наверное, такое хулиганство и было, согласен. А вот подобных явлений как сейчас, рэкет разный, поборы, разборки всякие - точно не было.

-- И это было.

-- Что, и разное там рэкетирство тоже было?

-- Было, Володя, было. Об этом обычные граждане почти ничего не знают, но и такое явление было. Правда, не в таких масштабах как сейчас, ты правильно заметил. Но мне довелось на своей службе с подобными случаями сталкиваться.

-- Да вы что? Дядя Миша, а можете рассказать? Или это засекреченная информация?

-- Раньше была засекреченной. Но сейчас уже можно рассказать.

-- И где же подобный рэкет был? У нас в городе, когда?

-- Начинался союзный рэкет не в Киеве. Начну немного с истории. Рэкет - это вымогательство, которое принимает формы организованной групповой преступности с применением угроз, жестокого насилия, или даже взятия заложников. При этом слово "рэкет" часто путают с английским понятием, которое обозначает человека, наносящего телесные повреждения. Впервые это слово появилось в США вместе с итальянскими переселенцами, в особенности из Сицилии. В русский же язык понятие "рэкет" прочно вошло в конце 1980-х годов в связи с началом развития предпринимательской деятельности в СССР, а затем России. Шантаж первых предпринимателей стал одним из видов криминального "бизнеса" для преступных группировок. Рэкет - это сбор гангстерами или подобными преступными организациями "дани" под угрозой причинения физического и имущественного вреда. Собирая дань, такие организации обычно гарантирует обложенным "данью" предпринимателям защиту от вымогательств других преступных групп или преступников-одиночек, так называемую "крышу". И вот корни союзного рэкета идут ещё с начала 70-х годов. Начало явлению, подобного рэкету, связано с деятельностью "цеховиков". Слышал о таких?

-- Слышал. Это подпольные предприниматели, оборотистые дельцы, которые в официальной государственной структуре - фабрика или завод - из ворованного сырья производили подпольную продукцию, которая потом неофициальной теневой структурой продавалась.

-- Да, ты почти правильно сформулировал деятельность цеховиков. Правда, сырьё нередко воровалось вовсе и не на предприятии, оно нелегально, а порой и вовсе легально, завозилось на него со стороны. Деятельность цеховиков часто переплеталась с таким понятием, как "толкач" - так в советские времена называли снабженцев предприятий. Вынужденные действовать в условиях плановой экономики, предприятия не всегда могли официально закупить необходимое сырьё и официально продать произведённый продукт. Реализация подпольно выпущенной продукции приносила цеховикам огромные доходы, суммы порой исчислялись миллионами. И как тут было не поживиться лёгкой добычей криминальным структурам. Вот именно цеховики и стали теми первыми ласточками, которых начали обкладывать "налогами", не государство, естественно. Это было уже нечто похожее на рэкет.

-- У нас в Киеве?

-- Нет. Это явление больше процветало в тогдашней Российской Федерации. Конечно, и на Украине, в частности в Киеве, было нечто подобное, только немного в меньших масштабах. В Украинской социалистической республике, заметь, социалистической, это явление наиболее заметно было на Днепропетровщине, где процветала крупная организованная преступная группировка. Руководил этой криминальной группировкой самый известный на то время днепропетровский криминальный авторитет Александр Федорович Мильченко, он же "Матрос". Группа "Матроса" безнаказанно действовала почти на протяжении 10 лет, что было своеобразным рекордом для Советского Союза. К концу 70-х годов Александр Мильченко уже стал общепризнанным авторитетом. В этот период на "Матроса" 11 раз открывали уголовные дела и столько же раз их закрывали, потому что он дружил и с властями, и с правоохранительными органами. В списке его друзей значились также спортсмены, даже чемпионы мира и Олимпийских игр. Банды рэкетиров формировались как раз во многом за счёт бывших спортсменом (как любителей, так и профессионалов), а также военных, которые лишились своего любимого дела из-за проводимых государством реформ. Ну, естественно, также по причине бедности и бессмысленности своего дальнейшего существования. Вот такие дела, Виктор. Не всё так просто, как кажется.

-- Да, я такого и не знал.

-- А никто, кроме нас, милиционеров, да руководства областей этого и не знал. И не положено им было знать.

-- Но сейчас-то и вовсе в стране беспредел творится.

-- Ты прав. Такого разгула преступности ещё не было. Что же касается современного рэкета, то сейчас же, насколько я владею информацией, под контролем "бандитских крыш" находится около 85 % коммерческих предприятий - практически все, кроме занятых охранным бизнесом или работающих под прямой протекцией правоохранительных органов.

-- Но с этим же нужно как-то бороться.

-- Борются, конечно, только силы очень уж неравны. Это "гидра", у которой срубишь одну голову, а на её месте вырастают новые две. Ладно, Самойлов, не от нас всё это зависит. Ты лучше скажи, как ты сейчас себя чувствуешь?

-- Да уже намного лучше. Но, при резких движениях болит всё внутри. Даже быстро ходить не могу.

-- Что врачи то говорят?

-- Да что они говорят. Они своё дело, вроде бы, сделали. Позашивали всё. У меня же внутренне кровотечение большое было. Эти отморозки меня ногами били, поотбивали почки, разорвали селезёнку, повредили печень. Врачи говорят, что даст Бог, всё постепенно наладится.

-- Наладится, -- недовольно пробурчал Михаил Дмитриевич. -- Наладится, конечно, только вот как.

-- Дядя Миша, вы думаете, я сам не понимаю, что уже нормально не будет. Врачи говорят наблюдаться нужно. Если что-то плохо будет, то сказали, что инвалидность дадут.

-- Инвалидность! -- вскрикнул в сердцах дядя Миша. -- Да на хрена тебе эта инвалидность. Лечили бы лучше.

-- Я на них не обижаюсь, лечили они меня хорошо, и отношение было хорошее.

-- Ладно, извини, Виктор, это я просто от злости на тех негодяев, которые с тобой так поступили. Их-то хоть ищут?

-- Да ищут, вроде. Но вряд ли найдут. Я ведь никого толком рассмотреть не успел. Темно было, да ещё я немного навеселе был. А потом вообще сознание потерял.

-- Понятно. Плохо, что такая шпана остаётся безнаказанной. Почувствовав это, они ещё больше обнаглеют. Безнаказанность-то как раз и повышает уровень преступности. Они теперь будут думать, что всё им сойдёт с рук.

-- Раньше такого не замечалось.

-- Э, нет. Хулиганство было всегда, просто ты с ним не сталкивался, а я сталкивался, да ещё как. Я согласен, в 60-80-е годы оно значительно уменьшилось, а теперь вновь расцвело. Вот тебе и ягодки свободы.

-- А может быть, просто раньше люди другие были?

-- Люди, говоришь другие. Нет, Виктор, люди, по крайней мере, на моей памяти тоже одинаковые. Это не полностью люди виноваты, виновато воспитание. Вот до войны люди, действительно, немного другие были. Во время войны они были уже разными, война для всех стала лакмусовой бумажкой. Понимаешь, дело в том, что сытые поколения формировались иначе - не то чтобы беззаботнее, но не так искренне. У людей, не ведавших лишений, немного другая жизнь, и чаще всего это другие люди. А вот прошлое, довоенное поколение, было более искренним и патриотичным.

-- И после войны тоже?

-- В общем-то, да. В первые годы после войны было немало разбоя и бандитизма. Но повинны в нём не те, кто пришёл с фронта, а те, кто от него прятался.

-- Ну, что сейчас уже об этом говорить, -- вздохнул Виктор. -- Уже сорок лет с той поры миновало.

-- Ты прав. Мы уже живём сегодняшним временем. И видишь, как живём. Да ладно, проживём, всё постепенно наладится, лишь бы ты сам поправлялся. Ты ещё, честно говоря, легко отделался, хотя я сейчас чушь сказал - легко. Где уж там легко. Но я хотел сказать, что могло быть и хуже, гораздо хуже. У тебя, насколько я знаю, характер не очень-то мягкий.

-- А характер здесь при чём?

-- При чём характер? А вот при чём. Когда тебя бить стали да по карманам шарить, ты, хотя, как я слышал, сопротивлялся, но, главное, не заедался с ними. Конечно, обычно так и бывает - многие сразу "в бутылку лезут", начинают отпор давать, какие-то приёмы стараются использовать. Но это всё, если ты только не профессионал, бесполезно. Как говорится "от лома нет приёма". И это верно, ты один, а их много. Но немногие это понимают. Они тебя избили за то, что ты сопротивлялся. Но бывает, что вместе с сопротивлением некоторые ещё начинают с этими отморозками пререкаться, а то и оскорблять их. Но это как раз самое худшее.

-- Почему?

-- Ну, как почему. Когда, например, тебя оскорбляют, ты же обижаешься, порой выходишь из себя. А для такой шпаны это вообще как поругание их чести, псевдочести, конечно. Но это их как раз наиболее злит. Как же, какой-то лох вздумал его оскорбить. Вот почему я говорил, что могло быть и хуже.

-- А что, могли убить, пристрелить?

-- Пристрелить это вряд ли. У такой мелкоты редко бывает огнестрельное оружие. Да и побоялись бы они его пускать в ход. Хотя и ночь, но дома рядом. А вот ножичком пырнуть могли. Это как раз в их манере. Ножи-то у них практически у каждого имеются.

-- Но я ведь их вроде бы немного оскорблял. Кричал: "Что же вы, гады, идиоты, делаете?". Или что-то в этом роде.

-- Это для них, Виктор, не оскорбление, -- уже улыбнулся Михаил Дмитриевич. -- Они и сами знают, что идиоты. А вот если бы ты, не дай Господь, обозвал бы из "козлами", пиши, пропало. Это для них одно из самых неприятных оскорблений. Вот тогда мог в ход и нож пойти. Возможно, они тебя не убили бы сразу, редко такое бывает - опыта такого у них мало. Но крови ты бы мог потерять много, и кто его знает, выкарабкался или нет. Домой вряд ли бы ты добрался сам. Хорошо, если бы прохожие были и помогли тебе.

-- Ну, так оно, в принципе и было. Жена говорила, что на меня наткнулась какая-то пара, которая тоже поздно домой возвращалась, в соседний дом. Сначала они подумали, что я пьяный и хотели пройти мимо. Но потом мужчина присветил зажигалкой и увидел, что у меня лицо разбито. Тогда он остался со мной, а жена побежала "Скорую помощь" вызывать. Но сам я всё это не очень помню, это больше из рассказов жены.

-- Понятно. А как жене тебя удалось найти?

-- Дело в том, что эта пара узнала меня. Нет, лично они меня не знали, так же, как и я их. Но дома-то стоят по-соседству. Они меня просто видели. Но, пока "скорая" приехала, этот мужчина нашёл у меня рабочий пропуск, так он узнал мою фамилию. Хорошо, что этим подонкам-хулиганам он не понадобился. Когда же "скорая" уже меня отвезла в больницу, мужчина прошёл к нашему дому и стал выяснять, в какой квартире я живу. Не знаю, сколько это у него заняло времени, но он Оксане сообщил-таки всё, главное, в какую больницу меня отвезли. Жена, конечно, сразу помчалась ко мне, и через час уже была в больнице. Но я как раз на операции был. Потом в реанимации трое суток пролежал, жену ко мне, естественно, не пускали. А уж потом меня перевели в общую палату. Так что жена увидела меня только через несколько дней после случившегося. Вот такие дела.

-- Ты хоть ту пару, что нашла тебя, знаешь?

-- Раньше я их не знал. Может быть, и встречал где-нибудь во дворе, но не обращал внимания. Оксана их тоже не знала до этого. Я только позавчера выписался из больницы, а вчера вечером мы с ней прогуливались в районе остановки, причём с надеждой, что мы встретим этого мужчину - Оксана его хорошо запомнила. И мы таки дождались его. Я его, естественно, поблагодарил, и мы пригласили его с женой к нам в гости. Он пообещал, что в субботу они зайдут к нам.

-- Правильно. Нужно человека отблагодарить. Сейчас всё меньше становится сочувственных людей, да и, вообще, общения стало меньше. Раньше, живя в каком-нибудь доме, я знал всех его жильцов, не по службе, а просто потому, что мы общались, узнавали друг у друга новости. А сейчас с жильцами из своего подъезда ещё более-менее общаешься, и то больше тогда, когда что-либо тебе или же им нужно. А так только здороваемся. Жильцы других подъездов и здороваются-то редко. Чёрствыми люди стали.

Самойлов ещё немного поговорил с дядей Мишей, а потом решил немного прогуляться, ему нужно было двигаться, хотя и осторожно, но постепенно наращивая нагрузки на ослабленный организм.

ГЛАВА 25

Веселья и печали

Вышел на работу Виктор только в третей декаде месяца. А сразу после ноябрьских праздников (которые, правда, в Украине уже не праздновались) ему позвонил Вася Колтунов. Тот выяснил как здоровье друга, потом они поговорили о том, о сём, обменялись новостями, после чего Колтунов сказал:

-- Слушай, Витя, мне на днях позвонил Антон Гаркавенко и сказал, что он приедет в средине месяца в Киев.

-- О, хорошо, нужно будет встретиться. Он сам приедет или с супругой.

-- Не только с супругой.

-- А что, ещё и с детьми?

-- Насчёт детей я не знаю, но, наверное, вряд ли.

-- Тогда с кем?

-- Со своими коллегами из техникума.

-- Вот номер! Они что, на экскурсию в столицу собрались. Но, я думаю, Киев они уже не раз видели, так что как раз лучше было бы с детьми приезжать - тем было бы более интересно. Только время они какое-то неудачное выбрали, самое неважное, зимой и то...

-- Да погоди ты забивать мне баки, -- перебил его Василий. -- Выслушай сначала до конца. Они не на экскурсию приезжают, а на концерт.

-- А, тогда понятно. И кто выступает?

-- Во дворце "Украина" будет творческий вечер Александра Злотника.

-- Ты смотри! Он же ещё не старый, обычно такие вечера проводят уже в зрелом, если не сказать старом возрасте. Сколько ему лет?

-- Да вроде бы он 48-го года рождения, то есть на 2 года младше нас.

-- Молодец. Подожди, это ему сейчас... сорок пять лет. Ага, значит небольшой юбилей, хотя и не очень круглая дата.

-- Да, -- согласился Василий, -- в Союзе вряд ли ему устроили бы такой творческий вечер. А в Украине не так уж много известных композиторов.

-- Почему? А те же Мозговой, Билаш, Шамо, Ивасюк, последний совсем молодой был.

-- Ну, вообще-то, ты прав. Значит, заслужил Злотник. Я, правда, не так уж много его песен знаю, и все они украинские: "Маки червонi", "Батько i мати", "Гай, зелений гай", "Горобина", "Котики вербовi". Что ещё?

-- А я вот запомнил песню, которую пела Валентина Толкунова - "Звiдки в тебе очi синi?". Причём, пела она её на украинском языке.

-- Я что-то такой песни не помню.

-- А была такая песня, Толкунова исполняла её в 1978-м году на первом фестивале "Киевская весна". Красивая песня. Хорошую музыку пишет Злотник.

-- А ты знаешь, что он наш земляк?

-- Из Киева, или из Таращанского района?

-- Нет, из самой Таращи.

-- Да ты что, не может такого быть, -- удивился Самойлов. -- Конечно, мы не очень-то контачили в школе с учениками на 2 года младше нас, но я такой фамилии вообще не помню. А ты не ошибаешься?

-- Я сам не уверен, но так сказал Гаркавенко: "Едем на творческий вечер нашего земляка-таращанца".

-- Странно, как же мы его не знаем?

Друзья не знали многого об Александре Злотнике. А тот и в самом деле родился в Тараще. Только вот в пять лет с родителями маленький Саша переехал в Белую Церковь, где уже и учился. Далее он закончил оркестровый факультет и факультет симфонического дирижирования Киевской консерватории, а также факультет композиции теории и музыки Одесской государственной консерватории. Он работал и с ансамблем "Трио Маренич", для них как раз написал песню "Маки червонi". Затем в соавторстве с Вадимом Крищенко родились "Котики вербовi". Кроме того, Злотник был первым украинским композитором, написавшим рок-оперу "Слепой" на стихи Тараса Шевченко, балет "Суламифь", мюзикл (тоже первый украинский - "Экватор"). Творческая деятельность Александра Злотника через три года будет отмечена почётным званием "Заслуженный деятель искусств Украины", а в 1999-м году он станет ректором Киевского национального университета культуры и искусств.

-- Ладно, выясним при встрече с Антоном, -- отреагировал на удивление Самойлова Василий.

-- Выясним, это точно. Ты знаешь, я сейчас подумал, что нужно не просто встретиться с Антоном и земляками, но и пойти на этот концерт. Тем более, если это наш земляк.

-- Мне уже тоже эта идея приходила. Отлично, значит, решили - идём на творческий вечер Александра Злотника. Так, Антон сказал, что они приедут за час до начала концерта. Значит, и нам нужно быть около дворца к этому времени.

-- Хорошо, нам проще, нежели Антону и его коллегам.

И вот в средине ноября Самойлов и Колтунов (вместе с супругами) встретились со своими земляками. Собственно, кроме четы Гаркавенко, они знали всего несколько человек из маленькой группы преподавателей техникума. Но это не помешало им хорошо пообщаться, после чего все отправились на творческий вечер Злотника.

Две группы рядов в партере и 20 рядов (правда, разных по числу мест) балкона Национального Дворца "Украина" (всего более 3700 мест) были полностью заполнены. Самойловы и Колтуновы сидели в 10-м ряду партера, а потому они не только могли отлично видеть и слышать исполнителей, но и хорошенько рассмотреть их самих. На творческом вечере Александра Злотника было много известных украинских певцов: Нина Матвиенко, Алла Кудлай, Лилия Сандулеса, Оксана Билозир, Алла Кобылянская, Иво Бобул, Иван Попович, Павло Зибров, Николай Гнатюк, Виталий Билоножко, Анатолий Миколайчук, Николай Мозговой, Тарас Петриненко и другие. Больше всего из женского состава сборного концерта Виктору запомнилась и понравилась Оксана Билозир. Не потому, конечно, что она была тёзкой его супруги, а своей красотой, прекрасным голосом и манерой держаться на сцене. Отлично в этом плане выглядели и Алла Кудлай, и Лилия Сандулеса (они были все примерно одного роста, уже известными певицами, с хорошими голосами), но вот Билозир Самойлову, всё-таки, понравилась больше других.

Самойловы были очень довольны таким времяпрепровождением, давно они уже не были ни на каких концертах или в театре. А Виктору этот концерт так ярко запомнился ещё и тем, что в дальнейшем на концертах он больше не бывал. И, всё же, этот год запомнился ему больше своими проблемами, нежели какими-то радостями.

Ничего нового, в плане хорошего, не принёс и год наступивший. Экономическая ситуация в стране катастрофически ухудшалась, курс украинских купонов стремительно падал, именно в наступившем году были пущены в обращение купоны номиналом 200.000 и 500.000 карбованцев и даже 1.000.000 карбованцев. Но это были общие беды государства и общества в целом. А помимо них существовали, естественно, какие-либо проблемы в одной конкретной семье или у одной личности. Продолжились такие проблемы и у Виктора Самойлова.

В последнее время Самойлов стал ощущать, что с ним что-то творится не совсем понятное для него: у него появилось некое ощущение тяжести в желудке, особенно в правом подреберье, начал снижаться аппетит, появились и такие неприятные ощущения как горечь во рту, тошнота и головные боли. Оксана несколько раз пыталась заставить мужа пройти нормальное обследование. Но Виктору так надоело прошлогоднее 3-х недельное пребывание в больнице, что он отчаянно сопротивлялся. К тому же, он очень не любил ходить по врачам. Он практически ничем серьёзным никогда не болел, и в случае простуды или гриппа после вызова врача лечился только на дому. Но когда у него появилась какая-то, на первый взгляд, немотивированная слабость и снижение трудоспособности, Виктор, наконец, согласился на такое обследование. Сначала он пошёл к врачам, которые его в прошлом году лечили, и рассказал о своих проблемах. Те, понимая серьёзность возможных последствий полученных им травм, без лишних разговоров выписали ему направление на обследование.

Результаты этого обследования, которые он узнал через несколько дней, повергли его в уныние: у него оказалась хроническая печёночная недостаточность - состояние, характеризующееся клиническими проявлениями нарушений функций печени. Если острая печёночная недостаточность развивается довольно быстро, на протяжении нескольких часов или дней (и при своевременной терапии может быть обратимой), то хроническая печёночная недостаточность развивается постепенно, на протяжении нескольких недель или месяцев. Причины этого заболевания столь многочисленны, что с трудом поддаются систематизации. Однако чаще всего выделяются такие патологические воздействия как обострение имевшейся ранее патологии или заражение вирусным гепатитом. Но не так уж редко это происходит и от прямого или опосредованного действия травмы, что и стало причиной этой болезни именно у Самойлова.

Проведенные лабораторные исследования показали значительные отклонения от нормы многих печёночных проб. Прогноз, при хронической печёночной недостаточности во многих случаях неблагоприятный. Поскольку Виктор всё оттягивал своё обращение к врачам, то у него стали наблюдаться глубокие нарушения обмена веществ в организме, дистрофические явления не только в печени, но и в других органах (особенно в тех же травмированных почках). Его заболевание грозило перерасти в печёночную кому - обнаружилось уменьшение размеров печени, увеличение содержания жёлчных кислот в крови и гипербилирубинемия (доброкачественная желтуха, характеризующаяся желтушным окрашиванием кожи). Прогноз хронической печёночной комы обычно зависит от её глубины - в ранних стадиях при энергичном лечении возможно выздоровление.

К счастью, Оксане ещё вовремя удалось отправить мужа на обследование, которое показало, что у того пока что ранняя стадия заболевания - начальная (компенсированная). Но Виктор подлежал немедленной госпитализации, лечение следовало проводить только в условиях стационара. Очень важно было интенсивными лечебными мероприятиями поддержать жизнь больного в течение критического периода, провести ряд мероприятий, направленных на удаление токсического фактора, и рассчитывая в последствии на значительную регенеративную способность печени. Так Самойлов в четверг 17 января, буквально через день после своего Дня рождения, вновь оказался на больничной койке, вновь начались капельницы, уколы, а также, что было для Виктора самым неприятным - назначение слабительных препаратов с клизмами. Кроме того, по мнению врачей, следовало проводить оксигенотерапию (кислородная терапия), гипербарическую оксигенацию (ГБО - лечения кислородом под повышенным давлением). Эффект применения ГБО проявляется в увеличении кислородной ёмкости крови. При дыхании кислородом под атмосферным давлением транспорт кислорода ограничен связывающей ёмкостью гемоглобина эритроцитов, а при гипербарической оксигенации транспорт кислорода плазмой значительно возрастает.

Но самым худшим для Виктора была не больница, не все эти процедуры и неопределенности в прогнозах на будущую жизнь, а также её сроки. У него было много времени на размышления, и уже после первого недельного пребывания в больнице Виктор понял - это конец. Нет, не конец жизни, хотя и неизвестно, сколько ещё ему Богом отпущено - год, два, пять, десять лет жизни, возможно, и больше. Но это точно был конец его планам на совместную жизнь с Любой. Он прекрасно понимал, что Люба никогда не откажется от него, какой бы он болезнью не болел. Но сам он тяжёлой ношей для неё становиться не собирался. Он очень любил свою Великанову, а потому никоим образом не собирался отравлять ей жизнь постоянным уходом за больным человеком. Возможно, на первых порах этого ухода и не потребуется, но спустя какое-то (и наверняка незначительное) время он точно нужен будет. Но разве о такой жизни они оба мечтали?

Дети уже заканчивали второй курс, они постепенно начинали жить своей собственной жизнью и всё меньше старались зависеть от родителей. Поэтому поставленный ранее Самойловым и Терещук вопрос "Что делать дальше", в самом ближайшем будущем (возможно, в этом или в следующем году) мог уже положительно для них разрешиться. Но, Виктор понимал, что теперь он как раз становится абсолютно неразрешимым, точнее его решение возможно только в одном направлении. Одновремённо он понимал, что с таким его решением вряд ли будет согласна Люба, для неё болезнь любимого человека может стать ещё бо́льшим желанием находиться с ним постоянно рядом. Здесь уже точно не будет расчёта, построенного на работе мозга, а будет просто женский инстинкт по отношению будь то к ребёнку или любимому, и не важно будет ли этим любимым законный муж или любовник.

* * *

А тем временем семейные дела у Терещуков шли не так уж гладко, в последнее время отношения с Максимом у Любы стали ещё более прохладными. Максим всё реже стал приходить вовремя с работы, не один раз он уже и не ночевал дома, придумывая разные отговорки. Люба прекрасно понимала, что это именно отговорки, но никаких скандалов мужу не учиняла - сейчас они были в примерно равном статусе, она ведь тоже не верна мужу. Правда, до отсутствия Любы дома дело не доходило. Но, так или иначе, пора было уже расставить точки над i, Люба только ждала соответствующего момента - она не хотела заводить с мужем серьёзный разговор в присутствии дочери, понимая, что и Максим этого не захочет. Такой момент наступил в начале февраля, когда Татьяна с подругами убежала на какой-то новый фильм, а Максим, как редкое исключение, пришёл вовремя домой. Они вместе на кухне немного перекусили (планируя ужинать уже вместе с дочерью), а потом, ещё не убирая посуды со стола, Люба спросила супруга:

-- Так, Максим, хорошо, что ты сегодня пришёл во время. Есть серьёзный разговор.

-- Я слушаю тебя, -- немного хмуро ответил тот, наверное, поняв, о чём будет идти речь.

-- Ты не так уж часто бываешь дома, вечерами, я имею в виду. И оба мы знаем, что всё это не какие-то проблемы на работе. А совсем другое. И вряд ли для меня будет секретом то, что у тебя есть женщина.

-- Люба, но мы же когда-то говорили на эту тему. И ты сама сказала, что мы не обязаны отчитываться друг перед другом. Я тогда ухватился за эту фразу, хотя прекрасно понимал, что это неправда. Пока мы живём вместе, мы обязаны отчитываться. Но тогда мне так было удобнее. Правда, вряд ли так же удобно это было тебе.

-- Я не о том, Максим. Я и сейчас не требую никаких объяснений. Да и теперь уже просто не имею права на это.

-- Понятно, -- удивлённо взглянул на жену Максим, но развивать свою мысль не стал.

-- У тебя, как я понимаю, появилась не просто женщина, а, как бы это сказать, серьёзная новая любовь?

-- Да, ты права, не буду врать. Я люблю другую женщину.

-- Тогда, возможно, уже пришла пора нам расстаться, развестись? Мы всё равно уже давно не живём как муж и жена.

-- Нет, я против этого, по крайней мере, сейчас.

-- Почему, что-то ещё у вас не решилось?

-- Не в этом дело. Я не уйду из семьи до тех пор, пока Татьяна не закончит институт. Если только, -- вздохнул он, -- ты меня не выгонишь.

-- Максим, о чём ты говоришь. Я никогда тебя не выгоню, да и квартира эта больше твоя, нежели моя.

-- Нет, после обмена эта квартира уже точно наша общая - и моя, и твоя, и Танечки.

-- Хорошо, но выгонять тебя я не могу. У меня нет на тебя зла. Наверное, оно раньше немного было, но всё постепенно затихло. Мы просто можем развестись, тихо, мирно, как цивилизованные люди.

-- Мы так, наверное, и поступим, но позже. Есть у нас дочь, и ты сама говорила, что она ещё пока что не крепко на ногах стоит.

-- Но она ведь уже взрослая, в этом году второй курс института заканчивает.

-- Нет, это ещё не взрослость. У неё ещё и парня-то нет, кто о ней заботиться будет? Пусть, по крайней мере, закончит институт. Я не говорю, что нужно ждать, когда она замуж выйдет, хотя это может случиться ещё и в институте.

-- Вряд ли, Таня разумная девушка и скоропалительных решений не принимает.

-- Вот и я такого же мнения. Так что пусть окончит институт. А там уже... Ты меня ещё три года потерпишь?

-- Я-то тебя потерплю. Вопрос в том, долго ли ты будешь меня терпеть, если ты меня уже давно разлюбил и любишь другую женщину.

-- Ты знаешь, -- как-то тихо протянул Максим, -- я не могу сказать, что я тебя разлюбил.

-- Вот те на! Как это?

-- Да вот так, Люба. Уж очень сложно устроена жизнь. Не разлюбил я тебя, просто ту женщину я, наверное, больше люблю. Да, мы не так уж счастливы, наверное, были в нашем браке, но ничего плохого у нас не происходило. Почему я должен не любить тебя? Да, снизилась любовь, но она не пропала совсем. И не пропадёт никогда. Даже, если я уйду от тебя, я всё равно буду испытывать к тебе самые хорошие чувства. Я надеюсь, что мы никогда не будем врагами, как это не так уж редко случается после разводов. Я на это очень надеюсь.

-- Странно, -- как-то удивлённо протянула Люба.

-- А что странного, у меня нет к тебе никаких плохих чувств.

-- Нет, Максим, я не о том. Странно как раз другое - всё то, что ты только-что сказал, приходило и мне в голову. Не просто приходило, я точно так же думала. Я никогда не буду держать на тебя зла и никогда не скажу, что совсем разлюбила тебя. Вот это странно, мы с тобой одинаково думаем.

-- А что тут странного, мы прожили вместе уже почти 22 года. Мы, в принципе, никогда серьёзно не ругались, у нас дочь, мы одинаково о ней заботились. Мы одинаковые люди, с одинаковым складом ума, -- Максим замолк, но уже спустя несколько секунд удивлённо протянул.-- Интересно, когда Танечка окончит институт, у нас будет 25 лет совместной супружеской жизни - серебряная свадьба. Давай, Любаша, отметим это событие, а уж потом...

-- Хм, действительно, двадцать пять лет. Как быстро пролетело время. А мне кажется, что мы не так уж давно познакомились, и довольно неожиданно, но романтично. Как ты меня на руках нёс. А я тогда испугалась, точнее, растерялась, ничего не могла понять.

-- Да, прекрасное время было. И ты ни о чём не жалеешь?

-- Нет, Максим, не жалею. Что было, то было, ты правильно заметил, что жизнь очень сложно устроена, и она очень непростая. Как сложилось, так уж сложилось.

-- Ну, так что, отметим через три года наш юбилей?

-- Не знаю, не будем так далеко загадывать, за три года много воды истечёт.

-- Но, по крайней мере, до той поры семью не будем рушить?

-- Семьи как таковой уже нет, осталась её видимость, просто совместное проживание под одной крышей.

-- Ну, не сосем так, но, конечно, ты права. Моя вина в этом.

-- Не совсем твоя вина, Максим. И моей хватает. Так что, посмотрим, как всё сложиться дальше. Я тоже хочу, чтобы была хотя бы видимость семьи, пока Танечка институт окончит. Но, никаких гарантий давать не хочу.

-- О, это уже что-то новое!

-- Не такое оно уж новое, просто хорошо забытое старое.

-- И что это означает?

-- Ничего, это я так. Просто, до сегодняшнего разговора я думала, что это именно я тебя задерживаю, не даю уйти. Но, если ты сам решил повременить, то я, конечно же, не против. Ладно, пусть будет так, -- как бы вслух о чём-то размышляла Люба, потому что совершенно непонятно было, что означает её "пусть будет так". -- Конечно, не хочется, чтобы Таня лишилась отца или матери.

-- Ну, она их и не лишиться. Что бы ни произошло, я всегда буду любить её и заботится о ней. О тебе я уже и не говорю, это твоя плоть. Но мне, конечно же, не хочется видеть её лишь отрывками. Ведь в случае развода она будет с тобой.

-- А вот это, Максим, -- улыбнулась, вроде бы не в самый подходящий момент Люба, -- ещё, как говориться, бабка надвое гадала. Мне кажется, что тебя она любит больше, чем меня. А выбирать, в случае чего, доведётся именно ей, а не нам с тобой.

-- Ты утрируешь, Люба - любит она нас одинаково. Именно поэтому и не хочется причинять ей боль, как то такие события смогут отразиться на её учёбе, это ведь большая моральная травма для ребёнка. И, хотя она уже давно не ребёнок, но семейный разрыв - это всегда травма для любого человека.

На том их такой серьёзный и важный для обоих разговор завершился, и очень хорошо, что они успели обо всё поговорить наедине, буквально минут через 15 после этого возвратилась из кино Татьяна. За совместным ужином она с удивлением для себя отметила, что и папа, и мама сегодня какие-то не такие, как обычно. Они были немного грустными, но, тем не менее, и улыбались, и много между собой разговаривали, что в последнее время наблюдалось не так уж часто. Родители были и правы, и неправы в своих суждениях о дочери - да, она ещё не совсем приспособлена к самостоятельной жизни, но то, что она уже вполне взрослая, это абсолютно точно. Таня давно уже была не маленькой девочкой, а потому прекрасно понимала сложность взаимоотношений своих родителей в последние годы. И сейчас она откровенно радовалась, глядя на них, думая, что у них вновь налаживаются хорошие, тёплые отношения. Откуда ей было предполагать, о чём говорили её родители до её прихода. Впрочем, не так уж она была неправа в своих предположениях - никаких размолвок у них в дальнейшем не было, они хорошо относились друг к другу, и папа даже стал чаще вечерами проводить совместное время с ней и мамой. Они даже стали чаще бывать в гостях у друзей, родителей или родственников, каковой, собственно говоря, была лишь семья её тёти (у папы братьев или сестёр не было).

Тем временем семейство Лысенко успело значительно расширить свой бизнес. Они уже не довольствовались теми товарами, которыми в станах СНГ удавалось раздобыть Александру Лысенко. Теперь многое товары приобретала именно Наташа, и вот где пригодилось её отличное знание английского языка. Дело в том, что Наталья привозила в Киев, и потом они совместно с мужем (правда, через реализаторов) продавали товар уже не из стран ближнего зарубежья, а именно из дальнего зарубежья. И такими странами для Наташи стали Англия, Германия и Польша. Начала она свои вояжи за одеждой и обувью именно с Англии, которую она уже немного знала (поездки на уборку клубники не пропали даром), так же, как и язык её жителей. Правда, съездила Наташа в Англию всего 3 раза: первый раз она привезла с собой одежду для взрослых (разные там платья для женщин, юбки, футболки, бельё, жилеты, литлы с капюшонами, батики, топы, куртки, брюки и прочее) - в основном это были товары магазинов фирмы Next, а потом перешла на детскую одежду. Это была одежда для новорожденных, детская одежда от 0 до 16 лет, детская обувь, аксессуары для детей, а также одежда для беременных. Одновремённо сестра привозила немного и товаров для взрослых: недорогую и очень качественную бижутерию, женские сумочки, аксессуары для волос, шарфы и шляпки. Кое-что она подарила и старшей сестре, и той эти подарки понравились. Она только удивилась тому, что Наташа вдруг резко оборвала поездки в Англию - больше она там уже ни разу не побывала. Гостя у своей меньшей сестры Терещук однажды и спросила Наташу:

-- Я что-то не пойму тебя. Ты говорила, что в Англию больше не ездишь, но товары у тебя, как я погляжу, и сейчас всё же, импортные.

-- Импортные, но отнюдь не английские.

-- И куда же ты сейчас ездишь?

-- В Германию или Польшу.

-- А чем тебе не нравится Англия?

-- Мне Англия очень нравится, так же, как и товары в их магазинах. Я имею в виду обувь, одежду и разные там женские аксессуары. Но только они очень дорогие, мне невыгодно их возить из Англии. Они очень качественные, но дорогие для нашего покупателя. Я на них почти ничего не зарабатываю, не оправдываю свои поездки.

-- А в той же Германии всё это недорогое.

-- Относительно дорогое, но по сравнению с Англией намного дешевле. Понимаешь, если привязываться к курсам валют, то разница, вроде бы, не столь и значительна: пусть фунт чуть дороже той же марки, доллара или франка, но цены в Британии на аналогичные товары всё равно выше, чем в странах Европы.

-- А в Германии тоже дешевле.

-- Дешевле, и особенно на детские вещи. А в уценённых магазинах там детские вещи можно найти и ещё более дешёвые. Но это не нашего типа уценёнки, куда сдают всякую негодность. Там вещи качественные, только уже не сезонные, например, зимой по дешёвке можно купить детские сандалики. Нет, извиняюсь, не зимой, а осенью, до зимы они точно не долежат - будет уже другой товар.

-- Понятно. А тогда зачем ты в Польшу ездишь?

-- Если в Германию я езжу больше за детским товаром, то в Польшу - за взрослой одеждой.

-- Но в Польшу значительно ближе и дешевле ездить. Зачем тогда тебе Германия? Вози из Польши только взрослые вещи, так же, наверное, выгоднее.

-- О, нет. В Польше не купишь того, что есть в Германии. Понимаешь, в Польше есть хорошие вещи, но они по цене будут почти такие же, как и у нас. А то, что возят из соседней с нами страны, это в основном дешёвка. Но она не польского производства и, уж тем более, не европейского.

-- Как не польского и не европейского?

-- Сестрёнка, не узнаю тебя. Ты что, не от мира сего? Да ведь у нас на вещевых рынках сейчас полно товаров в основном из Турции или из азиатских стран. Но качество их не ахти какое. Ну, правда, из Турции попадаются товары даже очень ничего, а вот из Китая...

-- Странно, я наслышана о современных китайских товарах.

-- Так что тебе тогда странно? Ведь там всё в основном делается примитивно и не качественно.

-- Вот это и странно. Понимаешь, когда я ещё училась в школе, то товары из Китая были очень качественными. За ними гонялись. Но их не так легко можно было достать. И материал различный, и обувь. За одежду я не помню, а вот китайские кроссовки были высший класс! Точнее, не кроссовки, тогда у нас такого понятия не было, а кеды. Но эти кеды были просто супер, и отличного качества. Там тогда ничего не делалось примитивно и не качественно, как ты говоришь.

-- Ну, я, конечно, неправильно сказала. Наверняка в Китае и сейчас есть товары отличного качества, только к нам они не попадают. Так же, как и из Польши наши "челноки" возят в основном дешёвку.

-- Скорее всего, так оно и есть. Тем более что в СССР в последние годы отношения с Китаем значительно ухудшились, особенно после военного конфликта за остров Даманский. Вот на государственном уровне импорта оттуда и нет, а если и есть, то до нас не доходит.

-- Вот-вот! Потому и везут оттуда всякую ерунду.

-- Ясно. Но тебе, наверное, в Англии более комфортно по магазинам ходить - всё же, английским ты владеешь в совершенстве. А вот в Германии, вероятно, на пальцах приходится всё объяснять. Да и в той же Польше.

-- Ничего подобного. Английский - язык интернациональный, его и в Германии не так уж плохо знают. В Польше, правда, с английским похуже, примерно так же, как и у нас. Но там с поляками можно и на русском неплохо объясниться, да и много похожего есть в этих языках. В общем, понять друг друга не так уж сложно. Было бы только желание понимать.

-- Не поняла, о чём это ты?

-- Да дело в том, что у многих поляков к нам не очень-то любезное отношение.

-- А у немцев лучше? -- удивилась Люба.

-- Представь себе, намного лучше. Если с ними приветливо разговариваешь, то и они к тебе расположены. Кстати, а вот они тех же поляков не очень уважают.

Так, постепенно разговор на тему Наташиных поездок завершился. Впрочем, вскоре подобные беседы с сестрой у Любы на долгое время вообще прекратились, ей было уже не до товаров, ни из Англии или Германии, ни о всякой ерунде из Польши или Китая. Терещук узнала, что серьёзно заболел Самойлов. И какое ей дело было до всего этого, если такие неприятности случились с её любимым человеком. Конечно, вновь, как и полгода назад, начались "походы" Любы в больницу, чтобы проведать и поддержать Виктора.

ГЛАВА 26

И вновь ничего хорошего

Самойлов пробыл в больнице практически месяц. В палате соседи на первых порах немного незлобно подшучивали над ним, что ему уделяется внимание сразу двумя женщинами. Любу Виктор представил своим коллегам по несчастью как сестру, но те быстро всё раскусили, да и отношения больного со своей мнимой сестрой мало походили на подобные родственные. Сама Люба прекрасно понимала, что это заболевание Виктора куда серьёзнее, нежели простое залечивание его предыдущих травм, хотя как раз оно и было спровоцировано таковыми. Сначала Терещук начала приносить Виктору массу разных продуктов, но Самойлов почти сразу запретил ей это делать - порой Оксана, помимо него самого, наводила порядок в его тумбочке, а потому обилие продуктов, а порой и домашних, могло вызвать у неё закономерное удивление. Поэтому-то в дальнейшем Люба ограничивалась лишь парой-тройкой экземпляров фруктов, приходить к больному, да ещё ей, такой небезразличной, с пустыми руками она просто не могла.

Примерно дней через десять у Самойлова с Терещук состоялся разговор с глазу на глаз. Виктор не был постоянно прикован к кровати. Но выходить на свежий воздух, естественно, не позволяла ему пора года. Поэтому они уединились в одном из углов вестибюля отделения и негромко поговорили. Люба сказала, что как только Виктора выпишут из больницы, они сразу же будут вместе, и она сама сможет за ним ухаживать.

-- И как ты себе это представляешь? -- грустно улыбнулся Самойлов.

-- Я уйду от мужа. Ну, а ты, естественно от Оксаны, -- твёрдо заявила она, хотя меньше месяца назад решила с Максимом совсем другое.

-- Так, и где мы будем жить? У тебя или у меня? -- Виктор, несмотря на серьёзность ситуации в целом и его состояния, находил в себе силы немного поиронизировать над Терещук.

-- Мы снимем квартиру.

-- На какие шиши? На одну твою зарплату, я ведь на больничном. И хотя зарплата мне идёт, но средняя, а после прошлогоднего полугодового простоя ты и сама понимаешь какая она.

-- Ну, а тем временем мы разменяем квартиры.

-- Люба, не обманывай сама себя. Это очень длительный процесс. Так быстро квартиры не разменяешь, ты это прекрасно знаешь.

-- Ничего, постепенно выкарабкаемся.

Терещук не была глупой женщиной, она сама прекрасно всё понимала, ещё только начав этот разговор. Ей было совершенно ясно, что и развод, и их объединение это очень длительный процесс, и практически нереален в ближайшее время, да ещё в стране, где экономическая ситуация усложняется с каждым днём. Но то, что она говорила, было искренним, она, действительно, этого хотела, это она и озвучивала. Ей хотелось постоянно находиться рядом с любимым человеком в трудной для него ситуации. Кроме того, сейчас ей хотелось поддержать Виктора, вселить в него веру в лучшее будущее, в то, что он вскоре выздоровеет и всё наладится. В общем, она понимала одно, а говорила совсем другое. Но понимал всё это и Виктор.

-- Люба, я понимаю, ты стараешься поддержать меня, -- уже серьёзно начал говорить Самойлов. -- Но всё, о чём ты сейчас говоришь, просто нереально. По крайней мере, в ближайшее время. Я тоже хотел бы быть с тобой вместе, но, пожалуй, этому уже никогда не бывать.

-- Ты что, Витя! Как так?! Мы будем вместе.

-- Любаша, повторяю, не обманывай себя. Я болен, и серьёзно болен. Возможно, я и поправлюсь, но это ненадолго. Это хроническая болезнь, излечиться полностью от неё мне не удастся, это и врачи подтверждают, хотя и не говорят так категорично. В общем, не судьба нам быть вместе.

-- Нет, всё равно мы будем вместе. Ты вылечишься, а если и будут какие-то недомогания, ничего страшного - вместе мы справимся с твоей болезнью.

-- И ты думаешь, что я соглашусь, чтобы ты годами была около меня в качестве сиделки?

-- Почему сиделки, любящей женщины.

-- Хорошо, любящей сиделки, -- опять перешёл на шуточки Самойлов.

-- Ой, Витя, ну что ты такое говоришь. Ты поправишься, это ведь не смертельная болезнь. И всё у нас будет хорошо.

-- Да, глупые мы были, -- тихо протянул Виктор, о чём-то своём думая. -- Тридцать лет назад мы в это не поверили.

-- Во что не поверили? -- вопрос, наверное, был излишним, потому что Люба и сама начала догадываться к чему ведёт Виктор.

-- Не поверили гадалке, а она-то была права. Ты помнишь, как я тебя успокаивал - подумаешь, заболею после сорока или сорока пяти лет, ерунда, всё равно, мол, это уже старость. А вот дожили до этих лет и не хотим теперь смиряться, что это старость. А цыганка точно всё предсказала. И вот теперь я тебе это напоминаю.

-- Ничего не точно она предсказала.

-- Я понял, о чём ты. Нет, Люба, всё именно точно. Мы не были по-настоящему вместе, а теперь уже и не сможем быть.

-- Витя, ну зачем ты так говоришь? Ты не веришь в нашу любовь?

-- В любовь я как раз верю. Я очень люблю тебя и верю в то, что и ты так же любишь меня. Но, не всегда бывает счастливой даже взаимная любовь. Кстати, о счастье. Цыганка тогда сказала, что ты не будешь счастлива. А на самом деле ты счастлива?

-- Да, -- решительно и без тени сомнения ответила Люба. -- Я счастлива. У меня есть дочь, есть ты, что ещё мне нужно.

-- И тебе этого достаточно? Той же любви на расстоянии? Ты меня извини, конечно, но в своём ответе ты не назвала мужа. А разве так бывает, когда человек полностью счастлив? Я тебя, понимаю, я тоже счастлив, что у меня есть ты. Но это не полное счастье, поскольку мы разъединены.

-- И всё равно я счастлива, -- уже совсем тихо прошептала Люба.

-- Цыганка, как нам в это не хотелось верить, была-таки права.

У Терещук не нашлось уже то ли слов, то ли сил, чтобы опротестовать это спорное на её взгляд утверждение, хотя ранее она сама это твердила. Да и был Самойлов прав, пожалуй, во всём. Если раньше рассудительностью отличалась как раз Терещук (а Самойлов больше жил неоправданными эмоциями), то на сей раз он взвешивал всё более точно. Понимала это и Люба, просто ей хотелось совсем иного, не могла она согласиться с тем, что для них обоих всё законченно. Но о каком созидании (новой семьи, нового быта) могла идти речь в неизвестно куда катящейся стране?

Во вновь созданном государстве Украина все постепенно стали миллионерами, а госбюджет страны уже исчислялся триллионами. При этом подорожание продуктов питания опережало темпы инфляции. Правительство всячески медлило с радикальными реформами, и купон постоянно обесценивался. Именно в этом году ввели купоны номиналом 1.000.000 карбованцев, и это лучше всего говорило о ситуации в стране. Нужно было увеличивать производство товаров народного потребления и начинать процесс структурных изменений, но этого, увы, не делалось. Ещё в прошлом году украинская экономика в полной мере почувствовала всю силу нефтегазовой зависимости от России, когда та повысила цены за энергоносители до уровня мировых.

Всё, как говорится, познаётся в сравнении. Инфляция переросла в гиперинфляцию, и купонокарбованцы обесценились в 103 раза. Часть оплаты труда в выработанном национальном доходе уменьшилась до 35 % против 59 % в 1990-м году. Национальный доход уменьшился в 1993-м году до 60,6 % (в сравнении с 1990-м годом в 10 раз). В этой ситуации дополнительные полномочия правительства в лице премьер-министра Леонида Кучмы не сработали, и обострились его отношения с Кравчуком. В общем, в стране даже руководители не могли найти общий язык. Так, например, ещё в июне в 1993-го года Леонид Кравчук подписал указ о создании в составе Кабинета министров чрезвычайного комитета по вопросам оперативного управления народным хозяйством. Комитет во главе с премьер-министром должен был принимать меры относительно сдерживания инфляции, стабилизации производства и социальной защиты населения. Однако Леонид Кучма (с которым проект указа не был согласован), отказался его выполнять. И Президент вынужден был отозвать свой указ.

Выписался Самойлов из больницы уже во второй декаде марта, "отметив" в больнице и 23 февраля и международный женский День. Однако он всё ещё оставался на больничном, лечение продолжалось и на дому - курс некоторых вводимых ему препаратов достигал 2-х месяцев. Оксана сама делала ему, например, уколы с таким препаратом как "сирепар", принимал он ещё и таблетки. Да, его состояние после месячного пребывания в стационаре значительно улучшилось. Но Виктор не тешил себя мыслью о полнейшем выздоровлении, он понимал, что лечиться теперь ему предстоит довольно долго. В больнице у него было много свободного времени для размышления, нашлось время и для очередного, не очень весёлого, четверостишья:

И вот уж увертюра отыграла,

И не на сцене, в жизни действие идёт.

И взгляд наш не из зрительского зала -

Судьба, как режиссер, крутой сюжет ведёт.

И сейчас Самойлов задумывался о том, куда же повернёт его жизнь этот крутой сюжет, написанный и воплощающийся в жизнь неведомым ему режиссером. Хотя, режиссёр-то как раз, скорее всего, известен: Господь Бог и Судьба. А вот что ему этой судьбой в дальнейшем остатке жизни уготовлено, пока что никто не знал.

Так прошли месяцы, и наступило лето. Сначала состояние здоровья Самойлова вроде бы улучшалось, но летом оно вновь начало ухудшаться. И тому виной была довольно серьёзная причина. Когда Самойлов попал больницу осенью прошлого года, ему делали только общий анализ крови и анализы, которые позволили бы уточнить состояние функциональной деятельности сердца, лёгких и некоторых других внутренних органов (в частности почек - врачи опасались за их полноценную работу после избиения Виктора). А вот зимой этого года анализ крови был более развёрнутый, но это и понятно - речь уже шла о конкретном органе и о том, как излечить Самойлова от постигшей его болезни. И вот здесь обнаружилось, что у Виктора присутствует ещё одно заболевание - сахарный диабет. Это стало для него полной неожиданностью, поскольку ему уже давным-давно не проводили никаких анализов. Хотя, по правде говоря, не таким уж неожиданным, по крайней мере, для окружающих, должно было быть это известие. Дело в том, что за последние годы Виктор и сам заметил, что он здорово пополнел, но он относил это к возрастному периоду и малоподвижному образу жизни. Да, всё это было так, поскольку сам диабет не вызывает набор веса, но вот эта самая излишняя весовая добавка нередко и приводит к сахарному диабету. Начиная с 45 лет как раз резко увеличивается количество больных диабетом. Само старение организма увеличивает риск развития инсулинорезистентности и сахарного диабета. К тому же, Самойлов был сладкоежкой, к такому пристрастию к сладкому и сдобам его, пожалуй, приучила бабушка, которой он ещё в детстве помогал печь пироги и свои крендельки. Он и сейчас не прочь был полакомиться тортом, пирожными или просто конфетами.

К счастью у Самойлова был диабет II-го типа, то есть он пока что не был инсулинозависимым. Но это отнюдь не должно было его успокаивать. Сахарный диабет 2-го типа представляет собой постепенную утрату всеми клетками организма восприимчивость к инсулину. Из-за этого, глюкоза не попадает в клетки и накапливается в крови (повышенный сахар). Высокая концентрация глюкозы (сахара) в крови токсична для большинства органов и тканей. Сам диабет 2-го типа на первый взгляд не представляет особой угрозы, в случае его своевременного обнаружения с ним не так уж сложно бороться с помощью обыкновенной диеты и возможного ежедневного приёма обычных специальных таблеток. Но именно отсюда идут и грозные осложнения диабета: потеря зрения, гангрена стопы (диабетическая стопа), почечная недостаточность (нефропатия), мозговой инсульт, инфаркт миокарда и тому подобное. А у Виктора к этому времени уже была печёночная недостаточность, и уж сахарный диабет никоим образом не мог способствовать её устранению или хотя бы стойкого улучшения здоровья.

Для лечения больных сахарным диабетом II-го типа в принципе существует большое количество лекарственных препаратов, нормализующих уровень глюкозы в сыворотке крови (гипогликемизирующих средств). Порекомендовали в больнице некоторые из них врачи и Самойлову. Ещё они сказали, что неплохо было бы ему раздобыть такую пищевую добавку как "Виджайсар". В это время по сетевому маркетингу начали продаваться многочисленные виды биологически-активных добавок (БАД), но известными, например, тому же Самойлову были разве что БАД "Герболайф" да "ТяньШи". Но вот о "Виджайсаре" он ничего не слышал.

-- А что это ещё за диво такое? -- спросил он врача, который порекомендовал ему этот препарат.

-- Это измельченная древесина дерева виджайсар, которая содержит танин, гликозиды, пектины, соли кальция, красную камедь. Пектины и камедь повышают вязкость пищевых масс в кишечнике и, самое главное, увеличивают продолжительность процесса абсорбции глюкозы, которая связывается с гелированными пищевыми волокнами и становится менее усвояемой. Из водного экстракта коры дерева виджайсар выделен такой флавоноид, как эпикатехин. Он стимулирует выработку инсулина поджелудочной железой, а также подобно инсулину участвует в обмене углеводов и липидов. В общем, при сахарном диабете эта добавка очень полезна.

-- И где мне её купить?

-- А вот в этом-то и проблема. Она широко применяется за рубежом. А вот у нас в стране её пока что нет, хотя тот же настой известен ещё с 1989-го года.

-- Понятно, то есть мне эту добавку не купить.

-- Ну, сейчас поездки за рубеж не такое уж сложное дело. Возможно, кто-либо из ваших родственников или знакомых будут там бывать, вот и спросят эту добавку. И ещё, уже именно по вашей теперешней болезни. Как известно, одна из основных функций печени это обезвреживание различных чужеродных веществ (ксенобиотиков), в частности аллергенов, ядов и токсинов путём превращения их в более безвредные, менее токсичные или легче удаляемые из организма соединения. И вот пектин и красная камедь, которые находятся в составе Виджайсара, обладают сорбционными свойствами, благодаря чему способствуют выведению из организма токсических веществ и радионуклидов. Пектины и камедь относятся к пищевым волокнам. Употребление пищевых волокон, во-первых, способствует выведению из организма токсичных веществ и радионуклидов благодаря хорошим сорбционным свойствам. Во-вторых, пектины и камедь образуют при поступлении в кишечник не всасываемые комплексы с жёлчными кислотами, что приводит к усилению выведения жёлчных кислот из организма и уменьшению всасывания холестерина в кишечнике.

-- Ну, пока что никто из моих знакомых за рубеж не едет, а потому мне этот препарат не доступен.

-- Понимаю. Тогда самое простое - принимайте ежедневно один раз в день во время завтрака такой препарат как "Диабетон".

-- И в каких дозах?

-- А вот с этим вам нужно будет определиться самому. Суточная доза препарата может варьироваться от 30 до 120 мг. Начните с небольших доз, передозировка может привести к развитию гипогликемии вплоть до гипогликемической комы. Начальная рекомендуемая доза, в том числе и для лиц пожилого возраста - это 30 мг. А далее дозу данного препарата в каждом случае необходимо подбирать индивидуально, в зависимости от уровня гликемии. Подбор дозы необходимо проводить в соответствии с показателем уровня глюкозы в крови после начала лечения. Каждое следующее изменение дозы может быть предпринято только после как минимум двухнедельного периода. Вам нужно будет обязательно, хотя бы через день, на первых порах - потом можно реже, проверять уровень сахара в крови, лучше купите для этого специальный домашний прибор.

Самойлов выполнил все рекомендации врача и постепенно установил необходимую ему суточную дозу "Диабетона". Со временем вроде бы нормализовался у него и уровень сахара в крови, вот только на заболевании печени это положительно никак не сказывалось. Попутно Виктор вычитал, что вечнозелёное дерево, называемое местными жителями виджайсар (латинское название - Pterocarpus Marsupium) произрастает в предгорьях Гималаев и на острове Шри-Ланка. И вот отдельные части этого дерева издавна применяются при лечении целого ряда заболеваний. Позже, в 1999-м году в Украине, на базе НИИ микробиологии и вирусологии НАНУ им. Заболотного под руководством доктора медицинских наук П.А. Карпенко были проведены клинические испытания целебных свойств водного настоя Pterocarpus Marsupium, а ещё позже на расположенном под Киевом предприятии, в известном Виктору по его первым институтским годам посёлке Буча, началось и производство препарата "Виджайсар".

* * *

Конечно, после выписки Самойлова из больницы встречи Терещук с Виктором практически прекратились, заходить домой к Самойловым, даже как его одноклассница (проведать земляка), она не рисковала. Ей и так повезло, что она на сей раз не столкнулась с женой Виктора в больнице, лишь один раз она издали увидела ту на ближайшей от больницы остановке троллейбуса. Любу сейчас уже не особо радовало налаживание более-менее хороших отношений с мужем, больше времени она теперь уделяла дочери, в её компании она хоть как-то находила утешение. Но Татьяна не так уж часто бывала дома даже вечерами. Естественно, у неё сейчас уже был свой круг интересов, больше свободного времени она проводила со своими подружками, а бывало, что и не только с подругами. Хорошо, что у Тани не было особых секретов от мамы, она охотно делилась с ней даже такими вещами как то, с каким парнем она познакомилась или побывала на том или ином концерте. Правда, лиц мужского пола, в компании которых она могла провести свой досуг, было пока что очень мало, да и Татьяна оказалась довольно разборчивой девушкой - ей не нравился то один, то другой парень, она постоянно находила в них какие-то изъяны, не физические, конечно, а, скорее, интеллектуальные. Сначала Люба удивлялась такой требовательности дочери, но, вовремя вспомнив себя в институте и особенно свою младшую сестру, только вздохнула и махнула рукой на такой привередливый характер дочери. А, может быть, это не так уж и плохо - не будет никаких скоропалительных романов или того хуже, быстрого необдуманного брака.

Но уже в начале третьего курса, в средине октября Татьяна познакомилась с парнем, с которым её времяпрепровождение оказалось более длительным. Познакомилась она с ним, как рассказала матери, довольно обыденно - на прогулке по Днепру на речном катере. Пляжный сезон давно был окончен, но погода стояла чудесная - бабье лето - и ей с подружкой (с которой она наибольше сдружилась за 2 года) пришла в голову мысль прокатиться в погожий воскресный денёк по Днепру, полюбоваться красотами осени с тихой гладью (отнюдь сейчас не ревучего) седого Славутича, как называли реку во времена Киевской Руси. На теплоходике оказалось довольно весело, играла музыка, все часто переходили от одного борта к другому, чтобы увидеть достопримечательности каждого берега реки. Теплоход поднимался вверх по Днепру, а потом свернул в Десну. В отличие от подруги своей мамы Лены Панасенко, на Десне ни Люба, ни её дочь не были. У отца Максима была дача, на которой часто проводили время и младшие Терещуки, но она была ниже по Днепру, в районе городка Украинка. А вот на Десне Тане до той поры бывать не доводилось. На теплоходе было много молодёжи, и Татьяна с подругой познакомились с ребятами примерно их возраста. Парни были не из их института, но это только сблизило их всех - гораздо интересней знакомиться с чем-то для тебя незнакомым, нежели мусолить одно и то же про свой институт, его обычаи и нравы. В общем, эта четвёрка разбилась на пары, и за Таней стал ненавязчиво ухаживать один из парней. После катания по Днепру и Десне они все вместе прогулялись ещё по склонам Днепра, побродили в парках, после чего Владимир, так звали парня, немного провёл Татьяну. Так у неё появился вроде бы постоянный спутник, с которым дочь Любы и стала проводить свой досуг.

Постепенно Терещук и Самойлов наладили свои прежние контакты. Только они были очень уж редкими, и, пожалуй, происходило это теперь уже по вине Виктора. Он почти не был их инициатором и, наверное, соглашался на свидания с Любой скрепя сердце. Нет, он ни в коем случае не разлюбил свою Любашу Великанову, он так же скучал по ней, но он просто не хотел её к себе сейчас привязывать. И один только Господь мог знать каких это усилий ему стоило. Теперь Виктор из-за рецидивов болезни частенько бывал дома на больничном, не так уж долго - каждый раз примерно недельку, но это всё равно осложняло и без того редкие встречи с ним Любы. В средине ноября Любе позвонила Настя Калюжная и сообщила ей, что она с Леной Кушнарёвой и Васей Колтуновым в ближайшую субботу собираются навестить Самойлова, который как раз в это время находился дома. И Люба, которая уже давненько не видела Виктора, решила рискнуть. Она сказала Насте, что пойдёт с ними проведать Самойлова - все они его одноклассники, и даже если Оксана сможет узнать её (по единичной встрече в больнице), то всё равно не рискнёт её выгнать. Да и не может она достоверно знать, что тогда Люба приходила именно к её мужу.

И вот они уже все вместе были в квартире Самойловых. Те, конечно, приготовились к встрече гостей, которые заранее предупредили о своём приходе. Хотя хозяева были и в неполном составе - младший Самойлов отсутствовал, гуляя где-то с друзьями. Но все это воспринимали с понятием - у каждого из них были дети, и родители понимали, что тем не особенно интересно и уютно в компании своих престарелых (по понятиям детей) родителей. Встретила гостей Оксана очень приветливо, накрыла стол с лёгким сухим вином, Виктору спиртные напитки были не рекомендованы. Она хорошо, хотя и не празднично, оделась, была практически без макияжа, но выглядела очень хорошо, никто бы не дал хозяйке дома 46 лет. А вот сам Виктор по сравнению с супругой выглядел не так уж хорошо - сероватый цвет лица, мешки под глазами. И вот он на свои года выглядел вполне. Правда, он вроде бы чуть-чуть похудел, наверное, давала о себе знать диета, отказ от сладкого и мучных изделий. Видно было, что хозяева очень рады гостям, как-никак болезнь Виктора не была поводом для особых гуляний, а потому в этом году у Самойловых не было больших компаний, да они ни к кому в гости не ходили (лишь по разу заходили Пономаренки и Колтуновы). В общем, посидели они очень хорошо. Все старались меньше затрагивать темы болезней, а если уж и касались, то в оптимистическом ракурсе. Но, как бы все не старались избегать подобных тем, они, всё-таки, непроизвольно к ним возвращались. И одно такое прикосновение к теме болезней (скорее, их причин и лечения) оказалось довольно любопытным для всех. Когда в очередной раз вскользь упомянули болезнь Самойлова, его жена негромко произнесла:

-- Печень и желудок находятся у человека практически в зоне его главного энергетического центра. Поэтому-то они так серьёзны для него, и потому так же серьёзно нужно относиться к их лечению. Но очень многое зависит не только от самого человека, но и от его окружения. Я вот читала, что, например, онкологическое заболевание желудка - это когда человека морально бьют в этот центр. Понимаете, именно морально, со стороны.

Во время застолья и предыдущих разговоров Терещук не могла понять, узнала ли её Оксана или нет. Как хозяйка та ровно относилась ко всем своим гостям. Но после этих слов Кушнарёвой Люба просто явственно ощутила на себе холодок взгляда Оксаны и почувствовала, что как бы она, Терещук является источником всех болезней Виктора. И хотя Люба не считала себя причиной таковых, сейчас она поняла, что есть в этом что-то такое, что заставляет её терзать душу.

-- Да, окружение человека многое значит в его жизни, -- подержал Оксану и выручил Терещук от возникшей неприятной паузы (все, кроме хозяйки были в курсе взаимоотношений Любы и Виктора) Вася Колтунов. -- Но многое зависит и от самого конкретного индивидуума. Существует мнение, что мы сами создаём себе все заболевания.

-- О! Вот в этом Вася прав, -- воскликнула Лариса. -- Об этом очень хорошо написано у Луизы Хей.

-- Кто это ещё такая? -- спросила Настя.

-- Луиза Ли Хей - это известная американская писательница и основатель издательской компании Hay House. Она написала несколько книг, но больше всего известна своей книгой "Исцели свою жизнь".

-- И что она конкретно говорит о таком исцелении?

-- Она говорит, что наше тело, как и всё остальное в нашей жизни, - не что иное, как прямое отражение наших убеждений. Ещё она пишет, что наше тело всё время говорит с нами - но не всегда мы находим время его послушать. А следовало бы, потому что каждая клетка тела реагирует на каждую нашу мысль и каждое слово. А образ наших мыслей и слова определяют поведение самого тела.

-- Да, интересно, она права, -- вновь поддержка от Васи, но уже в сторону Ларисы. -- Что ещё любопытного она пишет?

-- Она интересно пишет о боли. Она предполагает, что боль любого происхождения это свидетельство чувства вины. А вина всегда ищет наказания. Наказание же, в свою очередь, создаёт боль. Хроническая боль происходит от хронического чувства вины, так глубоко захоронённого в нас, что мы часто о нём даже не знаем.

-- Да, ты хорошо изучила высказывания этой писательницы, -- не преминула уколоть подругу Настя, хорошо ещё, что не стала развивать свою мысль дальше.

-- Изучила, -- вздохнула Лариса. -- А вообще, основная идея всех книг Луизы Хей заключается в том, что никто другой, кроме нас самих, не несёт ответственности за наши собственную жизнь, успех и здоровье.

-- А когда она написала свою книгу, давно?

-- Я точно не знаю, по-моему ещё в 80-х годах, -- книга "Исцели свою жизнь" была написана действительно в 1984-м году.

-- А о болезни печени у этой писательницы упоминается? -- спросила Оксана.

-- У неё составлена таблица по заболеваниям всех органов. -- Кушнарёва задумалась, а затем продолжила. -- О печени она, насколько я помню, пишет, что причиной заболевания является оправдание собственной придирчивости и, тем самым, обман самого себя.

-- О, на моего мужа это, пожалуй, похоже, -- теперь уже уколола своего мужа хозяйка дома. -- И что нужно сделать для лечения?

-- Жить с открытым сердцем.

-- О! Понятно, Витя? Вот так-то, -- обрадовалась Оксана, не ведавшая того, что далее у Луизы Хель сказано: "Ищи любовь и повсюду находи её". Хорошо, что Лариса не продолжила высказывание, фраза могла оказаться двусмысленной.

-- Хорошо, а что она вообще пишет о лечении своего тела? -- задал новый вопрос Василий.

-- Ой, Вася, у неё очень много об этом написано. Разве я смогу всё рассказать. Например, она говорит о том, что после любой операции очень хорошо всё время слушать музыку, ту, которую любишь, и, главное, постоянно говорить самому себе: "Я быстро выздоравливаю. С каждым днем я чувствую себя лучше и лучше".

-- А я вот где-то читал, что при серьёзном заболевании нужно пожить год-два в Тибете - заняться духовными практиками, чтобы, так сказать, вывернуть себя наизнанку, всё поставить с головы на ноги, и родиться уже другим человеком, но - в этой жизни.

-- Ну, это нам всем не по карману, -- впервые вставил своё слово Виктор, до той поры предпочитавший, как и Терещук, отмалчиваться и только слушать. -- Ладно, давайте заканчивать эти разговоры о болячках, что кому суждено, то и сбудется. И вряд ли мы в состоянии что-то изменить.

-- О, начались пессимистические настроения, -- одёрнул друга Василий. -- Только говорили, что от человека всё зависит, а ты всё наизнанку вывернул.

-- Вот в этом весь мой муж, -- согласилась Оксана.

-- Да ничего я не выворачиваю, -- начал оправдываться Виктор, -- но судьба есть судьба. Наверное, её и в самом деле можно изменить, только вот сделать это чрезвычайно трудно. Вася вот упомянул о Тибете, а знаете ли вы, что у китайцев есть интересная пословица: "Умереть нужно молодым, и сделать это как можно позже".

На этой интересной и, пожалуй, оптимистической пословице разговор на тему болезней был завершён, но он наверняка запомнился всем участникам беседы.

ГЛАВА 27

А всё могло быть по-другому

В виду своей болезни Самойлов почти не следил за политическими событиями в стране, а вот они-то, пожалуй, заслуживали внимания. В июне в Донбассе началась бессрочная забастовка шахтёров, которая повлекла за собой тяжёлый экономический кризис. Через 10 дней, 17 июня Верховная Рада Украины по требованию шахтёров-забастовщиков приняла постановление о Всеукраинском референдуме, который не состоялся через ряд обстоятельств. И тогда Верховная Рада упразднила свое предыдущее постановление и назначила досрочные президентские выборы (без референдума) на 26 июня этого года. В этом месяце в Украине и произошла первая смена власти - вторым президентом страны стал Леонид Кучма. Он ещё осенью 1993-го года ушёл с поста премьер-министра, а после решения Верховной Рады выдвинул свою кандидатуру на пост Президента. С 22 сентября 1993-го года и до лета следующего года исполняющим обязанности премьера был Ефим Звягильский.

Что касается международной арены, то там "аукнулись" договорённости ещё бывшего Советского Союза. Так, например, подписанный в 1990-м году Горбачёвым и канцлером ФРГ Колем договор предусматривал, что все советские войска, дислоцированные на территории Германии, должны были покинуть её с конца 1990-го по 1994-й год. И вот 31 августа 1994-го был завершен вывод российских войск на Родину. Группа советских войск в Германии (именуемая с 01.07.1989-го года Западной группой войск - ЗГВ) перестала существовать. До 90-го года ГСВГ была крупнейшим войсковым объединением советских войск, дислоцированном в непосредственном соприкосновении с вооружёнными силами НАТО. Численность личного состава группы войск превышала 500 тысяч человек. Позже военные, которые там служили, говорили, что этот вывод войск был скорее похож на бегство, американцы, например, передислокацию только одной дивизии из Европы в США проводили в течение 5-7 лет. Говорили и о том, что поначалу за объединение Германии и вывод советских войск немцы были готовы выложить в валюте 30-40 миллиардов. Потом Горбачёв почему-то снизил эту сумму до 12 миллиардов "отступных", новому президенту (уже не СССР, а России) Борису Ельцину "для ускорения вывода ЗГВ" официально хватило и 500 миллионов долларов. И этим было всё сказано! Выводя войска, бросали всё, что не успевали забрать, оставив много чего нужного, разбивая и ломая то, что не могли с собой прихватить. В итоге 777 военных городков со всей инфраструктурой немцам практически просто подарили.

Но всё это было уже в прошедшем году, поскольку наступил уже и новый 1995-й год. Что он принесёт и стране, и каждому украинскому гражданину? В предыдущие годы экономические преобразования в Украине ничего хорошего не принесли. Особенно регресс экономике был заметен в 1992-м году, когда карбованец на рынке наличных продаж упал в 4 раза - со 175 до 750 карбованцев за 1 доллар. Ещё страшнее национальная денежная единица была обвалена в 1993-м году: в 42 раза (!) - с 750 до 32.000 карбованцев за 1 доллар. В наступившем году были приняты более жёсткие антиинфляционные меры с ограничением дотаций и льготных кредитов предприятиям, что "остановило" многие производства. Частые задержки зарплаты случались и раньше, но именно с этого года приняли повсеместный характер. Однако следует признать, что в результате всего этого дефицит удалось снизить до 6,4 % от валового внутреннего продукта (ВВП), а также остановить гиперинфляцию: в первом полугодии 1995-го года среднемесячный уровень инфляции составил всего 10,8 %. Стабилизировался при этом и курс купонокарбованца. Курс доллар-карбованец в течение первых семи месяцев года был относительно стабильным.

В этом же году Украина заявила о себе ещё и как о космическом государстве. В самом конце лета, 31 августа был запущен первый украинский спутник "Сiч-1", разработанный в КБ "Южное". Спутник предназначался для наблюдения за поверхностью планеты с орбиты в интересах хозяйственной деятельности и проведения научных экспериментов по исследованию ионосферы и магнитосферы. "Сiч-1" был запущен с российского космодрома "Плесецк" с помощью ракеты-носителя "Циклон-3" (вместе с чилийским спутником связи "Фасат Альфа"). Правда, аварийное разведение спутников привело к невозможности эксплуатации последнего.

А вот во взаимоотношениях Терещук с Самойловым ничего нового этот год не принёс - их интимные встречи были по-прежнему очень редкими. Летом, когда Максим был в командировке (а это точно была командировка - Люба это узнала случайно, хотя это её мало волновало), а Татьяна поехала на несколько дней к бабушке и дедушке в Таращу (сама она в это время работала), Люба на несколько дней осталась одна в пустой квартире. Это был отличный шанс побыть вместе с Виктором, но судьба-злодейка им и этого не позволила - Самойлов сейчас очень плохо себя чувствовал, ему становилось хуже при жаре, а сейчас стояла именно такая погода. От нечего делать Люба начала листать журналы, которые давно уже не просматривала, они просто хранились в стопке. Но вскоре и это занятие ей надоело, и она занялась просмотром старых фотоальбомов. Но это было не лучшее решение, старые фотографии только пробудили в ней волну воспоминаний, грусти и просто тоски.

Когда после просмотра отдельных фотографий у неё начали влажной пеленой застилать глаза, она решительно забросила альбомы в шкаф. Но избавиться от ностальгического сентиментального настроения она уже не смогла. Она, сидя в кресле при тихо включённом телевизоре (она ничего не смотрела, но сидеть в гробовой тишине было вообще невозможным делом), начала прогонять в памяти все киевские эпизоды своих отношений с Виктором, начиная с её первого звонка в далёком уже январе 1983-го года и до последних дней. Она даже ужаснулась тому, как много воды утекло с тех пор - более 12 лет. А ей казалось, что это было вчера. Боже мой! Столько времени и ничего конструктивного - одни метания из стороны в сторону, встречи, разрывы, снова встречи, сомнения и разочарования, причём то у одной стороны, то у другой. Да и сами встречи на день, на несколько часов - одни только расстройства. Сколько надежд и всё впустую. Ну почему у них такая судьба?! Только сейчас Люба явственно поняла, что быть ей вместе с Виктором уже вряд ли суждено. Нет, она понимала это и год назад, но постоянно гнала от себя подобные мысли. А вот сейчас она окончательно в этом убедилась. В общем, вечер закончился тем, чем и должен был закончиться - Люба выключила телевизор, улеглась в постель и дала волю своим слезам. Последний раз она так рыдала только в июле 1966-го года, после услышанных по радио подробностей о дне Ивана Купала. Она даже не плакала так после того, как когда-то в Тараще Гаркавенко сообщил ей о болезни мамы Самойлова именно 10 мая, в день их с Виктором назначенного свидания. Тогда она только горевала о том, что не знала этого раньше и потому не смогла помириться с Виктором.

Намного легче Любе стало, когда вернулась с отдыха дочь. Во-первых, Татьяна рассказала свои новости пребывания у родителей Любы, об их самочувствии, маленькие новости их городка, а во-вторых, с дочерью у Любы был налажен доверительный контакт - они могли говорить о чём-либо и просто как подруги. Танечка не скрывала от мамы даже свои отношения со своим парнем, таковым по-прежнему оставался Владимир. Правда, в последнее время Люба начала замечать, что дочь всё неохотнее говорит на эту тему.

-- Наверное, вновь поссорились, -- подумала Люба, потому что подобное иногда случалось и прежде.

Впрочем, Таня делилась с матерью и этими небольшими своими неприятностями в отношениях со своим парнем. И Люба её понимала, не корила, а только поддерживала - в жизни случаются и мелкие размолвки с любимым человеком, но потом всё налаживается. Только вот Люба абсолютно не была уверенна, что это и есть суженный её дочери. Чаще всего Таня рассказывала ей о Владимире как просто о друге.

-- Ладно, это их личное дело, разберутся сами, -- думала Терещук. -- Тане ещё не исполнилось и 21 года, замуж она пока что выходить как будто не собирается.

Но в один из уже осенних дней (о, Господи! - дочь уже перешла на 4-й курс), придя с работы, Люба застала расстроенную Татьяну. Нет, та не плакала, но было видно, что её что-то гнетёт.

-- Танечка, что с тобой случилось? -- заволновалась Люба.

-- Ничего, всё в порядке.

-- Но я же вижу, что ты расстроена.

-- Может быть, немного и есть, но я всё равно довольна, что так произошло.

-- А что собственно произошло?

-- Просто я рассталась с Володей.

-- Ну, сегодня рассталась, а завтра снова вместе будете. Так часто бывает.

-- Нет, мама, я с ним рассталась навсегда.

-- Как, навсегда, -- испугалась мать. -- С ним что-то случилось?

-- Успокойся, -- улыбнулась Таня. -- Он жив и здоров, ничего с ним не случилось. Просто я прекращаю встречи с ним.

-- Почему, он тебя обидел или не нравится тебе?

-- Нет, он меня не обижал, он в общем-то довольно предупредительный человек. Что касается того, нравится ли он мне или нет, то я и сама не знаю. Раньше вроде бы нравился, а сейчас - нет. Хотя на вид он и симпатичный.

-- Как это он мог так вдруг разнравиться? О, я же его никогда не видела. Ты можешь его мне описать? Какой он?

-- Какой? Сейчас, я тебе не буду его описывать, сама увидишь. Подожди минутку, -- и Татьяна выбежала из комнаты.

Через минуту она вернулась, неся в руках разорванные части какой-то фотографии. Разложив на столе эти части (принесенные, вероятно, из кухонного мусорного ведра), она начала складывать из них целое.

-- А зачем ты её порвала? -- спросила мать.

-- Чтобы порвать раз и навсегда, и с фотографией, и с ним самим. Вот, смотри, каким он был. Ой, и сейчас есть. Но уже без меня.

Люба посмотрела на фотографию, и у неё раскрылся от изумления рот и расширились глаза:

-- О, Боже мой! -- на фотографии рядом с её дочерью был изображён Виктор Самойлов. Конечно, это был не он, парень был того же возраста, что и Татьяна, но сходство с Виктором в такие же его годы было просто поразительным. Это точно был его сын.

-- Что случилось? -- уже удивилась Татьяна.

-- Нет-нет, ничего. Просто я удивляюсь, зачем ты её порвала, могла бы и сохранить. Ты же не рвёшь старые школьные фотографии.

-- Могла бы. Это я от злости. Достал он уже меня.

-- А что случилось? Ты же говорила, что он тебя не обижал.

-- Напрямую, конечно, нет. Но...

-- Что "но", чем он тебе так насолил?

-- Понимаешь, сложно объяснить. Не насолил он мне, только вот его характер...

-- А что с его характером?

-- Мама, он умный, грамотный, начитанный, эрудированный, в общем, толковый парень. С ним интересно вести беседу.

-- Так в чём дело?

-- Понимаешь, он очень упрямый и даже эгоистичный. Он не привык считаться с чужим мнением. Он считает, что только он всегда прав. Если он что-то задумал, то будет стоять на своём, даже чувствуя, что неправ. Он не командует тобой, этого нет, но он и очень редко соглашается делать так, как, например, я предлагаю. Он выбирает свой вариант и крепко за него держится.

-- Отличная характеристика, -- протянула Люба думая о том, что это так похоже на того же Виктора.

-- Чем же она отличная?!

-- Да это я просто к тому, что ты так красочно его охарактеризовала. Так и стоит перед глазами, хотя о характере так и не говорят.

-- Да, вот такой он. Вот и скажи мне, можно ли ужиться с таким человеком?

-- Понимаешь, Таня, со временем меняется и сам человек, и его характер. Конечно, этим процессом нужно управлять. Может быть, ты не будешь так категорична?

-- Ты предлагаешь мне менять характер Владимира?

-- А почему бы и нет? Ты знаешь, что сказал по этому поводу известный писатель Анатоль Франс: "Женщина - великая воспитательница мужчины".

-- Да? А вот другой известный писатель, точнее поэт, Роберт Фрост сказал: "Мать тратит 20 лет, чтобы создать мужчину из своего мальчика, а другая женщина делает из него дурака за 20 минут".

-- Интересно. А я такого высказывания и не знала. Впрочем, оно вряд ли противоречит высказыванию Франса. Правда, для того, чтобы сделать из мужчины умного, потребуется более чем 20 минут.

-- Ой, мама! Я Владимира не исправлю, наверное, и за 20 лет. Горбатого могила исправит.

-- Ну, почему? Зачем ты так? Можно попытаться, тихонько, аккуратно.

-- Тихонько, аккуратно - это значит приспосабливаться к нему.

-- Ну, не совсем. А потом, знаешь, в жизни ко многому приходиться приспосабливаться. Ты ещё это поймёшь. Не бывает людей с идеальными характерами. Знаешь, потому-то и говорят: "Принимай меня таким, какой я есть". И это правильно. А как фамилия твоего Владимира, -- как бы между прочим, спросила Люба.

-- Да какая разница! Самойлов его фамилия. Но что это даёт?

-- Нет, ничего, -- тихо произнесла мама, убедившись в своих предположениях. -- Просто иногда по фамилии можно немного определить характер человека.

-- Ой, ерунда это, -- махнула рукой дочь. -- В общем, я так понимаю, ты предлагаешь мне забыть всё и начать снова с ним встречаться?

-- А почему бы и нет. Да, мне хотелось бы этого.

-- Это что, твоя просьба?

-- Можно считать и так.

-- А позволь мне тогда узнать - с чего бы это? Ты его совершенно не знаешь, а я его за год уже узнала достаточно. И с меня хватит! Да и любви я к нему не испытываю.

-- Но, всё же. Ты ведь говоришь, что как человек, он неплохой. Думаешь, так много сейчас таких парней.

-- Мама, я так и не поняла, почему ты за него заступаешься?

-- Я не заступаюсь, просто не хочу, чтобы ты не делала опрометчивых шагов.

-- Они уже далеко не опрометчивые. И вообще, я уже всё решила. Этот вопрос для меня закрыт.

-- Ну, что же, -- вздохнула мать, -- закрыт, так закрыт. Тебе решать, не буду вмешиваться, ты уже совершенно взрослая.

-- Мама, ты только не обижайся, -- обняла Любу дочь, видя, что та здорово расстроена. -- Я всегда к тебе прислушивалась и очень ценю то, что мы с тобой так хорошо общаемся на различные темы. Но это, действительно, мой выбор. Я ничего с собой поделать не могу, да и не хочу.

-- Я не обижаюсь, Танечка. Возможно, ты и права. Это я, скорее, не права. Так что поступай, как тебе велит твоё сердце.

Обнявшись, мать с дочерью, молча, просидели ещё некоторое время, а затем включили телевизор и начали смотреть какую-то передачу. Но смотрела её, скорее всего, только Татьяна, потому что, устремив глаза в сторону экрана, её мать думала о чём-то своём.

Люба просто уточнила у дочери фамилию её бывшего парня, но она ни минуту не сомневалась, что это именно сын Виктора. Она его уже хорошо знала. Ещё примерно в средине периода своих встреч и Люба, и Виктор размышляли о том, как бы им увидеть ребёнка своего партнёра. Это было интересно им обоим - посмотреть на отпрыска своего одноклассника и любимого (или любимой). Виктор видел фотографию Татьяны в квартире у Терещуков, во время своего первого её посещения. Видел он дочь Любы и так сказать вживую. Они как-то договорились, что Люба с дочерью прогуляются парком на склонах Днепра. В тот раз они остановились у оградки, где Терещук предложила дочери полюбоваться видами Левобережья. Естественно, рядом, задолго до прихода мамы с дочерью расположился там и Виктор, а потому у него было много времени для рассмотрения Татьяны.

Но вот совершить такую же прогулку со своим сыном было, как казалось Виктору, делом совершенно нереальным. Это ещё лет пять назад Вовка мог прогуляться где-нибудь с отцом, а сейчас подобные прогулки у него никакого энтузиазма не вызывали. Тогда было решено для того, чтобы и Люба смогла негласно познакомиться (ну, просто увидеть) сына Виктора, разыграть небольшой спектакль. Три года назад, после поступления в институт Владимир решил поехать отдохнуть к бабушкам в Батурин и Таращу. Обычно школьники-выпускники, да и другой люд, рвались в столицу, где с огромным удовольствием знакомились с городом. Володя любил свой родной Киев, но за 18 лет проживания он уже ему немного надоел - а в других крупных городах, кроме Одессы и Ялты (отдыхая, будучи школьником, с родителями в Ильичёвске или Алуште) он нигде не был. Поэтому он на лето с удовольствием уезжал к своим бабушкам, больше он любил бывать в Батурине, поскольку там была классная рыбалка. На этот раз Владимир сначала поехал в Батурин, где пробыл больше недели, а затем, на день вернувшись в Киев, поехал в Таращу. Всё правильно - сначала в более отдалённое место, а уж потом в более близкое. Но в Таращу он поехал буквально на пару дней, планируя возвратится перед самой учёбой в новом для него учебном заведении.

Перед отъездом Виктор (сам он не мог отвезти сына на машине, был рабочий день) предупредил сына, чтобы по приезду в Таращу он сразу же взял в предварительной кассе билет назад на Киев - время было горячее. И не столько в смысле погоды, сколько в том, что конце августа очень трудно покупать билеты - это был так называемый час пик, когда все школьники и студенты возвращаются к местам жительства и учёбы. Однажды в подобную переделку попал и сам Виктор, но куда более сложную. Он однажды в том же конце августа летал в командировку по служебным делам в Ташкент - там выпускались приборы, которые были очень необходимы институту для каких-то натурных исследований при разработке очередного заказа-проекта. Он успешно справился с поставленной задачей и 30 августа намеревался улететь из Ташкента в Киев. Но приехав в аэропорт, он увидел толпы людей у касс. Он сначала не сообразил в чём дело, неделю назад в аэропорту было спокойно и у касс стояли одинокие пассажиры. Но объявления по радио сразу ввели его в курс дела - билетов в западную часть Советского союза не было практически ни на один рейс. В Свердловск, Новосибирск, Владивосток - пожалуйста, сколько угодно, а вот в Киев, Днепропетровск, Москву, Ленинград и другие областные центры, увы, билетов не было. Исключение составляли та же Ялта, Сочи и другие курортные города, куда месяц назад билеты на самолёт можно было приобрести только по блату.

И Самойлову долго в тот день пришлось толкаться у касс, дело дошло до того, что люди, которым нужно было лететь во Львов, Минск или Ленинград, просили: "Дайте билет на любой рейс в город за Волгой". И когда подобные билеты появлялись, их расхватывали мигом. Правильно, прилетев, например, в Волгоград или Саратов (не говоря и о более западных городах), даже если не будет билетов на самолёт в нужный пассажиру город, он уже может потратить сутки-другие, добираясь поездом. Но поездка поездом из Ташкента мало кого прельщала. Неизвестно, сколько бы пришлось куковать в аэропорту Самойлову, если бы не случай - во второй половине дня объявили дополнительный рейс на Москву, и Виктору с боем удалось выбить себе билет. Из Москвы на Киев с билетами проблем не было, только Виктор волновался, поймут ли на работе его неплановый визит в Москву (с увеличением суммы командировочных). Но всё обошлось, воспринято это было вполне понятно, очевидно руководство института знало о ситуации последних дней августа, или, может быть, и само в неё когда-то попадало.

Володе удалось (хотя, тоже не без проблем) взять в Тараще билет на Киев на 29 августа, о чём он сообщил родителям по телефону. Виктор пообещал встретить сына по прибытию автобуса (благо это была суббота) на автовокзале и отвезти домой. Автостанция "Южная" находилась на окраине Киева, за выставкой достижений народного хозяйства, практически на выезде из города - дальше были только ипподром и напротив него - ледовый стадион, дальше уже шла окружная дорога. Троллейбусы ходили только от ВДНХ, и прямого сообщения с районом, где жили Самойловы, не было, нужно было ехать с пересадками. Виктор, едучи в машине на встречу с сыном, подумал о том, что Володя правильно решил оставить напоследок поездку в Таращу - если бы он сейчас возвращался из Батурина, то было бы значительно хуже, да и вообще неизвестно, сумел бы сын вовремя вернуться в Киев. Ему нужно было ехать через Чернигов, и брать там билет на Киев уже по приезду из Батурина. Но были бы билеты? Кроме того, некоторые рейсовые автобусы из Чернигова прибывали в Киев на автобусную станцию N 2 "Полесье" (направления Чернигов, Десна, Коростень, Иванков, Малин, Овруч), которая вообще располагалась у чёрта на куличках. Правда, её адресом была Площадь Шевченко, 2, но это совсем не та площадь, которую неплохо знают киевляне. Располагалась автостанция Полесье на севере Оболоньского района, точнее даже в Вышгородском районе, потому что находилась эта площадь уже фактически в самом Вышгороде. А знакомая киевлянам Площадь Тараса Шевченко располагалась в Оболоньском районе, западнее линии метро (на пересечении Минского проспекта, улиц Полярной, Вышгородской, Сошенко и Пуща-Водицкой).

Вообще, в Киеве места, названные именем великого Кобзаря, были разбросаны по всему городу. Следующая такая достопримечательность - станция метро "Тараса Шевченко" - находилось на пересечении улиц Межигорская и Еленовская, уже в Подольском районе, расположенном гораздо ближе к центру города. А были ещё бульвар Шевченко, берущий своё начало с Крещатика, и небольшая улица Шевченко в Соломенском районе, недалеко от аэропорта "Жуляны". Виктор один раз ездил на автостанцию "Полесье" (встречал Оксану, которая ездила проведывать родителей и попала на автобус, приходящий на эту автостанцию), и только чертыхался по поводу такой поездки. Ехал он от этой станции по маршруту: улица Шевченко, улица Симоненко, Школьная улица, Днепровская улица, Минский проспект, площадь Тараса Шевченко, Автозаводская улица, улица Семёна Скляренко, Московский проспект, Новоконстантиновская улица, Набережно-Луговая улица, Набережно-крещатинская улица, Набережное шоссе, а далее через мост Патона и на Днепровское шоссе. От станции "Полесье" до дома, в котором жил Самойлов, было около 30 км. Без учета пробок время в пути (на своей машине) составляло около 50 минут, но когда этих пробок не бывает.

Приехал Виктор на автовокзал "Южный" минут за тридцать до прибытия Вовкиного автобуса. А дальше они с Владимиром сели в машину и направились в сторону дома. Они успели проехать метров двести, как по дороге к выставке им махнула рукой с просьбой остановиться какая-то женщина.

-- Володя, возьмём попутчицу? -- спросил Виктор сына. -- Нам всё равно к центру ехать, а она пока доберётся до троллейбуса, а потом домой - намается. Ты не возражаешь?

-- Нет, пожалуйста, бери. Места хватит, едем одни, почему бы и не подвезти. Она нам не помешает.

-- Я тоже так думаю, -- удовлетворённо произнёс отец и остановил свой "Жигулёнок" напротив женщины.

-- Вам куда? -- спросил, сидевший на переднем сидении, рядом с отцом, Владимир, приоткрыв свою дверцу.

-- Если можно, то до ближайшей станции метро, -- ответила женщина, -- я тороплюсь, а добираться мне ещё очень далеко.

-- Садитесь, пожалуйста. До метро мы точно вас подкинем. Мы его никак не минуем.

-- Спасибо!

Женщина села на заднее сиденье, подвинувшись влево (за водителем), расположив справа от себя свою сумочку и какой-то полиэтиленовый кулёк.

Далее Самойловы ехали, разговаривая между собой, не обращая внимания на попутчицу. Но приближаясь уже к центральному автовокзалу, Володя, вдруг повернувшись к женщине, спросил:

-- А вам куда дальше ехать? Мы будем ехать прямо по бульвару Дружбы Народов. Может быть, нам по пути?

-- Не совсем. Я живу на Левобережье, по броварскому шоссе. Мне нужна станция метро "Днепр", но и "Дзержинская" подойдёт, правда с пересадкой, тоже время уйдёт, -- через полгода эта станция получит название "Лыбедская" - по названию протекающей вдоль Красноармейского радиуса линии реки Лыбедь.

-- Да, чуть в стороне, -- протянул Володя, но спустя несколько секунд обратился к отцу. -- Слушай, папа, а давай поедем через центр, а там спустимся на Набережное шоссе, потом мимо станции "Днепр", и домой. Я уже немного соскучился по Киеву, тем более что кроме самого центра давно нигде не бывал.

-- Давай, -- согласился отец и уже сам обратился к попутчице. -- А вы не возражаете, если мы поедем через центр, и доставим вас прямиком к нужной вам станции? Я думаю, что это займёт не намного больше времени, нежели вы сейчас будете переходить к метро, потом пересаживаться на Майдане Независимости, -- а вот площадь Октябрьской Революции была переименована ещё в прошлом году.

-- Я не возражаю. Я тоже думаю, что это не будет дольше. Только неудобно, что вы из-за меня свой маршрут меняете.

-- Ничего, мы решили посмотреть свой родной город. -- Вновь вступил в беседу Самойлов младший. -- Не так часто это нам удаётся, да и вы его посмотрите. Вы киевлянка или приезжая?

-- Нет, я не киевлянка, хотя уже долго живу в Киеве. А вот дочь у меня уже родилась в Киеве.

-- Папа тоже не киевлянин, -- как-то даже обрадовался Володя. -- И я тоже родился в Киеве. А вы откуда родом?

-- Я..., -- попутчица слегка запнулась. -- Я из Ставище.

-- Понятно, не так уж далеко от того города, где мой папа родился, -- заключил Самойлов младший, и дальше уже водитель и пассажиры ехали молча.

Возле станции метро "Днепр" Виктор остановил машину и подождал, пока женщина, не спеша, выберется из неё. На выходе женщина протянула водителю 100 купонов, - в общем, нормальные деньги по временам 92-го года. Даже после непростых последних лет перед развалом СССР он всё равно стал как бы годом "шоковой экономики". Зарплата за август того года составила 5422,1 рублей (рубли пока что ещё ходили наравне с купонокарбованцами). Но и цены не дремали: 1 кг свинины стоил в среднем 186 руб., 1 кг сахара - 47 руб., 1 бутылка водки (0,5 л) - 117 руб.

-- Спасибо вам! Вы меня здорово выручили.

-- Да не за что. И денег мне не нужно. Мы ведь вас подвозили не из-за денег.

-- Нет, нет, возьмите. За любые услуги нужно платить, -- попутчица всунула Самойлову старшему деньги, улыбнулась и произнесла. -- Ещё раз спасибо, счастливого вам пути, -- и захлопнула заднюю дверцу машины.

-- Надо же, -- улыбнулся и Виктор, отъехав от тротуара. -- Мы с тобой, Володя, ещё сегодня и "стольник" заработали, нежданно-негаданно.

То, что они заработали 100 купонов, было для Виктора, и в самом деле, нежданно-негаданно. Но вот сама встреча с женщиной-попутчицей таковой не являлась. Это, конечно же, была Люба Терещук, решившая по согласованию с Виктором таким вот образом познакомиться с его сыном. И приехал он с ней на автовокзал тоже вместе, только потом он встречал сына, а Люба, не спеша направилась в сторону выставки. Там она немного постояла, ожидая увидеть машину Самойлова - та ей была уже хорошо знакома, пару раз она даже ездила на ней с Виктором. И этим знакомством с Владимиром сейчас она была полностью удовлетворена - она не только вблизи видела Владимира, но и, не в пример встрече Виктора с Татьяной, ещё и разговаривала с ним, что было уже для неё нежданно-негаданно. Позже они с Виктором смеялись над теми злополучными 100 купонами, врученными Любой Виктору, но, тем не менее, Самойлов признал это неожиданное решение Терещук (они о таком ранее не договорились) очень даже правильным - всё было очень естественно и полностью соответствовало ситуации, комар носа не подточит.

А сейчас Люба думала о том, что как в жизни всё странно складывается - Киев такой большой город, и надо же такому было случиться, что её дочь познакомилась именно с сыном близкого и дорогого ей человека. Ведь вероятность такое события ничтожна, ну, пусть и не ничтожна, но очень уж мала. Люба прекрасно знала характер Виктора Самойлова, а потому после рассказа Татьяны понимала и какой характер у его сына. Да, жёсткий, непростой характер. И, тем не менее, она вполне искренне убеждала Таню помириться с Володей. Её будущее с любимым человеком сейчас уже совсем призрачно, но могли бы быть вместе их дети. Это так тешило самолюбие Терещук - как хорошо было бы породниться с семьёй Самойловых и без лишних ухищрений почаще видеться с Виктором. В большинстве случаев у сватов складываются хорошие отношения, а потому, даже что-то подозревая, Оксана бы простила её или, по крайней мере, не держала бы на неё зла - отношения Любы с её мужем были бы уже просто дружескими. Но она могла бы его видеть! Но дочь не приняла её предложение и поступила, скорее всего, правильно. И это Люба тоже понимала - в 60-е годы молодёжь была более ответственной, а вот после развала Союза и снижения требовательности к учебному процессу школьников большинство из этой когорты стали и в самом деле эгоистичны и слабо поддавались влиянию родителей. К сожалению, теперь на них большее влияние оказывал Запад, полученная после перестройки свобода (но не вседозволенность) была ими не совсем правильно понята. При унаследованном от отца характере Володя, наверное, и в семейной жизни мог быть очень непростым человеком. И, всё равно, Терещук жалела, что дочь порвала с Владимиром Самойловым. Умом она её прекрасно понимала, но вот сердцем... Что-то не так с ним сейчас было. Как всё сложно - с чего начинала, тем и завершила этот этап своих раздумий Люба.

Но она никак не могла отвлечься от этой темы, а потому ход её мыслей продолжал идти в том же направлении, разве что свернув на параллельную дорогу. Теперь она просто задавала себе целый ряд вопросов, связанных уже не с разрывом дочери с её молодым человеком, а снова вернулась к этапу знакомством Татьяны с Владимиром. А не было ли её дочери предопределено свыше встретиться с сыном Самойлова? Ведь существует такое выражение: "В каждой случайности есть своя предопределённость". И, пожалуй, это очень даже правильная формулировка. Но почему же тогда дальнейшего развития событий не произошло? Кто в этом виноват - один только Владимир или же и Татьяна тоже? Или просто так угодно было Господу Богу? Люба задавала себе всё новые вопросы и не находила на них никаких ответов.

ГЛАВА 28

Всё перемены да перемены

А далее время полетело настолько быстро, что за ним просто трудно было уследить - только позавчера была весна, вчера лето, а сегодня уже и осень наступила. Года пролетали так, словно бы их кто-то подталкивал. Наверное, не так уж был неправ Виктор Самойлов со своей теорией ускорения времени. Правда, Люба об этом ничего не знала - Виктор то ли по забывчивости, то ли из-за её возможной несостоятельности, из-за его сомнений, то ли по каким-то другим причинам (а времени при былых редких встречах на излишнюю болтовню не было) не удосужился рассказать о ней своей возлюбленной. Но сейчас Терещук и без Викторовой теории убеждалась, что года летят с сумасшедшей скоростью. Да, встречи с Виктором уже остались в былом - со второй половины 1996-го года они полностью прекратились. В принципе Самойлов был ещё вполне дееспособен, несмотря на редкие рецидивы болезни - то печёночной недостаточности, то сахарного диабета. Правда, немного подлечившись, Виктор стал менее придерживаться диеты - сидеть на одних кашах, когда другие едят вполне "нормальную" (по его выражению) еду было не так-то просто. Упрямство Виктора (правда, в последние годы несколько снизившееся) почему-то обычно было направлено на совсем другие вещи, а вот в вопросе диеты он просто проявлял своё безволие. Но вот именно былых встреч с Любой уже не было. Нет, они постоянно звонили друг другу, интересовались новостями и даже изредка встречались, но только на кратковременных прогулках - и всё, ничего другого. Как Виктор ни старался забыть Любу, понимая, что им уже не суждено быть вместе, так он этого сделать и не мог. Им нужно было, обязательно нужно было хотя бы видеть друг друга, без этого они уже не могли.

Но Терещук сейчас стала, наверное, более упрямой, нежели её любимый. Как не разубеждал её Виктор, что ничего у них уже быть не может, и сам он этого допустить не может, Люба упрямо не хотела в это верить. И однажды на прогулке с Виктором после подобных разговоров она тихо, но решительно заявила:

-- И всё равно мы будем вместе!

-- Как мы уже можем быть вместе? -- уныло протянул Виктор.

-- Будем, это я точно знаю.

-- А-а, -- махнул рукой Самойлов, -- разве что так, как сейчас.

-- Нет, не так! Мы будем вместе!

Виктор решил больше не спорить с любимой, рассчитывая на то, что это просто начало проявляться какое-то возрастное упрямство. "Надежды юношей питают", писал (или же эти строки ему приписывают) поэт-эмигрант Глеб Глинка - вероятно, переиначив строки из знаменитой оды Михаила Ломоносова: "Науки юношей питают, отраду старым подают". А вот в их с Любой случае скорее получается, что надежды бабушек питают, а отнюдь не юношей и не девушек.

Этот год был ознаменован тем, что, наконец-то в Украине появилась своя постоянная, твёрдая валюта - гривна (укр. - гривня) и её сотая часть - копейка. Правда, насчёт её твёрдости некоторые сомнения были, которые позже и оправдались. Но это была действительно украинская валюта, которую нормально воспринимали (не путать со словом принимали) во всех странах. Первые банкноты были отпечатаны в Канаде в 1992-м году. Когда-то давно шестиугольной формы гривны служили единицей платежа и средством накопления - ещё с XI-го века во времена Киевской Руси. Но уже в XIII-м веке, наряду с названием "гривна", для новгородских слитков серебра стало употребляться название "рубль", которое постепенно заменило гривну. "Большая советская энциклопедия" указывает, что гривну рубили пополам и каждую половину называли рубль.

Валютный курс гривны при её введении в оборот составлял 1,76 гривны за 1 $. На 1 января 1997-го года среднестатистическая зарплата в Украине составляла 143 гривны (но уже при курсе 1,89 гривны за 1 $). Банкноты выпуска 1992-го года (и датируемые им) были номиналом 1, 2, 5, 10 и 20 гривен, в году вступления валюты в обращение появились ещё купюры достоинством 50 и 100 гривен. Но инфляция вынудила выпустить в 2001-м году купюры номиналом 200, а в 2006-м году ещё и 500 гривен.

Все гривны были как бы окаймлены белой рамкой (по типу доллара). Но долларовые банкноты были гораздо консервативней. Их базовый дизайн не менялся с 1928-го года и при этом все выпущенные доллары были в ходу до настоящего времени. И только с 1990-го года стали появляться новые модификации долларов США. В Украине гривны нового образца поступили в обращение в 2004-2006-м годах - немного изменился их дизайн (не было уже и белой рамки), а также поменялся аверс (персонажи те же, хотя несколько в другом исполнении) и несколько поменялся реверс. На 1-й гривне вместо руин Херсонеса появились фрагменты старого Киева (времён Владимира).

В этом году Татьяна Терещук перешла уже на последний курс. Но ещё до этого, в преддверии лета у неё была очень горячая пора. Дело в том, что в их ВУЗе некоторых студентов в рамках программы Международной ассоциации по обмену студентами для прохождения производственной практики (англ. International Association for the Exchange of Students for Technical Experience, сокращённо - IAESTE) должны были направить на такую практику в США. Имели право на такую поездку студенты-магистранты и аспиранты в возрасте до 32 лет, владеющие иностранным языком (преимущественно - английским). Последнее для Тани преградой как раз не являлась, английский язык она знала отлично. Татьяна к тому же обучалась на магистра, программа подготовки которых была введена в Украине уже года три. Но в США, естественно, посылали наиболее успевающих студентов. Татьяна, хотя и занималась очень хорошо, но перед летней сессией ужасно волновалась. Конечно же определяющей в вопросе поездки на практику за рубеж (а кто из студентов этого не хотел?) была успешная сдача летней сессии. Но в итоге сессия была сдана ею успешно, и Терещук была внесена в список на поездку на производственную практику в Соединённые Штаты Америки. Практика начиналась сразу после сессии и захватывала даже часть сентября. Но это была прекрасная возможность за 3 месяца не только пополнить свой багаж знаний, но и хорошо ознакомиться с неведомой дотоле страной - так сказать сочетание полезного с приятным.

Сколько же потом у Тани было впечатлений от этой поездки, которыми она в восторге делилась с подругами, отцом и мамой. Но и последний год её учёбы пролетел также очень быстро. И вот уже Татьяна Максимовна Терещук получила диплом магистра. Однако побывав на практике в США, Татьяна несколько изменила свои взгляды на жизнь, точнее на то, кем она может стать после окончания института. Она решила продолжить свою учёбу. Нет, она не собиралась поступать в аспирантуру, чтобы потом готовить кандидатскую диссертацию, таких планов у неё не было - это и сложно без опыта практической работы и очень долгое дело. Так далеко она пока что не заглядывала, она заглянула только на полтора года вперёд. В системе послевузовского образования Терещук решила получить вторую специальность - финансовый менеджер.

-- Зачем это тебе? -- удивилась Люба, когда дочь ей об этом сообщила. -- Чем тебя не устраивает твоя экономическая специальность? -- дочь получила диплом магистра по специальность "Финансы и кредит".

-- Понимаешь, мама, чистый экономист или финансист ненамного отличаются от того же бухгалтера, который целыми днями просиживает за калькулятором. Да и перспективы там невелики. Сколько уже у нас в Украине всяких экономистов навыпускали, модная специальность, но без учёта трудоустройства. Уже сейчас не так просто куда-нибудь устроиться.

-- А чем финансовый менеджер лучше? Вроде бы похожие специальности.

-- Похожие, да не совсем. Финансовый менеджер - это управляющий финансовыми ресурсами предприятия. Финансовый менеджмент представляет собой процесс выработки цели управления финансами и осуществление воздействия на финансы с помощью методов и рычагов финансового механизма для достижения поставленной цели. Таким образом, финансовый менеджмент включает в себя стратегию и тактику управления. В сочетании с моей первой специальностью это очень перспективно.

-- Ну, ты поработай немного по своей полученной специальности, получи хоть какой-то опыт, а потом будешь приобретать вторую специальность. Можно, наверное, и заочно.

-- Нет, -- поддержал дочь Максим. -- Таня права - если учиться, то именно сейчас, пока всё ещё свежо, пока она не отвыкла от учёбы. Да и не такой уж большой срок - всего какой-то год.

-- Я пока что точно не знаю - год или полтора, -- неуверенно протянула Татьяна. -- Финансовый менеджер вроде бы и по одному направлению с моей специальностью, но, всё же, наверное, и отличие есть. Но это не так важно. Важно другое.

-- И что?

-- Понимаешь, папа, это обучение уже платное.

-- О! Видишь, мать, ей без нашей помощи точно не справиться. Стипендии у неё уже не будет. Так что пусть идёт именно сейчас продолжать учиться, пока мы в состоянии её обеспечить. К тому же, она абсолютно права - финансовый менеджер да ещё в сочетании, точнее с багажом знаний вообще по финансам, это очень перспективно. Я по своей работе это знаю. Молодец, Танечка, ты верно решила, учись дальше.

Таким образом, этот вопрос был решён. Максим на протяжении всего этого срока учёбы дочери даже не заикался жене о том, что он уходит из семьи, а ведь он решил уйти сразу, как только Таня получит диплом (по основной специальности, естественно). Что-что, но отцом Терещук был очень хорошим и ответственным, нужно отдать ему должное.

Так, незаметно наступил уже и 1998-й год. Таня осенью должна была получить уже и новый диплом, а затем трудоустройство. Максим же сообщил супруге, что ещё до Нового года он с ней расстаётся. Этот год был ничем не отличим от предыдущих, всё шло как-то размеренно. Но тут, почти ровно через семь лет после путча и создания ГКЧП, а также упразднения как должности, так и самого Президента СССР теперь уже во вновь созданном, а точнее, исторически восстановленном государстве Россия грянул новый гром, эхо которого очень быстро докатилось и до Украины. Наступило 17 августа 1998-го года - случился так называемый дефолт. Впрочем, это слово появилось на устах чуть позже. А сейчас все просто узнали, что в России произошёл экономический кризис. Для простых граждан слово дефолт было непонятно, хотя они уже привыкли к довольно быстрому внедрению в родной язык иностранных (чаще всего английских) терминов - консенсус, инаугурация, ваучер, менеджер, дилер, брокер, хакер, дистрибьютор, маркетинг, инвестиция, бартер и целая куча других слов. Теперь вот появилось ещё одно новое англо-русское слово.

-- Максим, что это ещё за дефолт такой? -- спросила Люба, придя с работы и дождавшись, наконец, мужа. -- У нас на работе многие произносят это слово, но никто толком не объясняет, что это такое, с чем его едят. Неудобно там расспрашивать. Подумают, что дикарка какая-то, ничего не знает.

-- Ну, если по-простому, то это экономический кризис.

-- Это я и сама поняла, но почему именно такое слово?

-- Я и сам толком не знаю. Так, сейчас всё выясним. Пошли к Татьяне в комнату, разыщем это слово в компьютере.

Супруги прошли к столу, где стояла последняя модель компьютера дочери. В последнее время это чудо техники практически стояло без дела (сама Таня сейчас редко на нём работала), а Максим лишь изредка набирал на нём какой-то нужный ему текст, заполняя ещё и некие таблицы. Сейчас Максим включил компьютер и стал его настраивать. На последнем году учёбы Татьяны в Киеве (точнее у них в квартире) появилась такая компьютерная услуга как Интернет, первое подключение к которому по телефонной линии состоялось ещё в 1990-м году (правда не в странах СНГ). Да и в самом Киеве Интернет появился не так уж давно.

-- Так, вот смотри, -- через время произнёс он и начал читать. -- Дефолт от английского слова default - невыполнение обязательств по возврату заёмных средств, выплате процентов по ценным бумагам. -- Покачав головой, муж протянул, -- При чём здесь какие-то заёмные средства? Ладно, пошли дальше. Ага! Вот ещё. Есть два принципиально разных вида дефолтов: просто дефолт (банкротство) и технический дефолт. Так, банкротство - это более понятно. Дефолт может иметь место по отношению к компании, банку, государству, которые оказываются не в состоянии выполнять свои финансовые обязательства, -- читал он дальше. -- В общем, так, как мы и предполагали: нашим языком это экономический кризис или банкротство - всё просто и понятно. А то дефолт, дефолт! Как надоели эти пришлые слова.

Через несколько дней по газетам они уже более обстоятельно ознакомились с тем, что произошло. Основными причинами дефолта в России были: огромный государственный долг России (порождённый обвалом азиатских экономик), кризис ликвидности, низкие мировыми цены на сырьё, составлявшее основу экспорта России, а также популистская экономическая политика государства и строительство пирамиды ГКО (государственные краткосрочные обязательства). Правительство России односторонним актом отказалось от погашения на договорных условиях государственных рублёвых обязательств, срок которых истекал до конца 1999-го года. Это означало и отказ от выплаты процентов, поскольку они выплачивались в виде разницы между покупной и номинальной ценой ценных бумаг. Последствия дефолта серьёзно повлияли на развитие экономики и страны в целом. При этом резко упал курс рубля. В целом через какие-то четыре месяца (на 1 января 1999-го года) курс рубля по отношению к доллару упал более чем в 3 раза - c 6-и рублей за доллар перед дефолтом до 21-го рубля за доллар. Разорилось большое количество малых предприятий, лопнули многие банки. Банковская система оказалась в коллапсе минимум на полгода. Население потеряло значительную часть своих сбережений, упал уровень жизни. Кроме того, было подорвано доверие населения и иностранных инвесторов к российским банкам и государству, а также к национальной валюте.

Когда Люба с Максимом читали вместе газетные статьи о кризисе в России, у Любы возник к мужу новый вопрос:

-- Слушай, в газете пишут об отказе от выплаты разных там процентов и о номинальной цене ценных бумаг.

-- Да, ну и что?

-- А что такое в наше время ценная бумага? Раньше, как я читала в книгах, это вроде бы были какие-то там векселя или даже расписки. А сейчас?

-- Сейчас тоже есть векселя, есть и расписки. Вообще-то, ценные бумаги - это документы, в основе которых лежат имущественные права на различные активы: товар, деньги, капитал, имущество и другое. Ценные бумаги - это и облигации, и векселя, и акции, и разные там закладные и прочее.

-- Облигации такие же, которые были ранее? Те, что население покупало, или заставляли покупать?

Люба имела в виду облигации Государственного займа восстановления и развития народного хозяйства СССР, которые выпускались ещё в 40-х годах и которые имели некий принудительный характер. В средине 70-х годов ЦК КПСС и Совет Министров СССР сочли возможным начать их погашение, чтобы в 1974-1975-м годах погасить их на сумму в 2 миллиарда рублей. В последующие годы планировалось увеличить размеры погашения, чтобы все приобретённые населением облигации погасить к 1990-му году. Правда, погашение облигаций шло параллельно повышению цен на предметы роскоши и товары не первой необходимости. Кроме того, выплаты производились лишь по двум займам: 3 %-ному внутреннему выигрышному займу 1948-го года и государственному займу развития народного хозяйства 1957-го года. Погашали облигации без каких-либо процентов, да ещё без и учёта деноминаций (1947-го и 1961-го годов). В результате, за облигации номиналом, например, 200 рублей давали 2 рубля. Это был открытый грабёж населения со стороны государства.

Чтобы как-то сгладить подобные шероховатости, в стране проводилась некая кампания по скупке у населения старых телевизоров и радиоприемников выпуска 50-х годов в обмен на новые телевизоры. Сложив вместе деньги, полученные за старый телевизор, с энной суммой, полученной за облигации, средняя советская семья покупала новый телевизор. Полученные в ходе погашения облигаций деньги тратились на приобретение и других товаров длительного пользования.

Но на этом эпопеи с облигациями не закончились. Начало 80-х годов ознаменовалось новым событием в сфере государственного кредита: был произведён выпуск государственного внутреннего выигрышного займа 1982-го года. Эти облигации не навязывались населению, как это случалось ранее. Слава Богу, ещё Хрущёв отменил обязательную покупку облигаций. По основным параметрам этот выпуск облигаций соответствовал ранее выпускавшимся выигрышным займам. Так, срок погашения займа составлял 20 лет, доходность - 3 % годовых, доход выплачивался в виде тиражей выигрышей. Однако этот заём имел и некоторые особенности. Правда, были предусмотрены и некие "новшества" в получении доходов по облигациям. Например, владелец облигации, на которую выпал выигрыш в 10.000 рублей, мог вне очереди приобрести автомобиль "Волга" или легковую автомашину аналогичного класса, при выигрыше в 5.000 рублей, владелец облигации имел право вне очереди купить автомобиль типа "Жигули", или "Москвич", или другой марки классом ниже "Волги". Однако если ранее на выигрыш в 5.000 рублей и в самом деле можно было купить автомобиль "Жигули" или "Москвич", то сейчас владелец выигрышной облигации только "имел внеочередное право на покупку". Это и понятно, ведь ещё 1976-м году розничная цена "Жигулей" и "Москвичей составляла около 7.500 рублей - при средней заработной плате рабочих и служащих 206 рублей (с добавлением выплат и льгот из общественных фондов).

-- Это могут быть, вообще-то, и подобные облигации, -- ответил Максим на вопрос жены об облигациях. -- Я слышал, что облигации внутреннего государственного займа в принципе играют важную роль в экономике Украины и выполняют много экономических функций. Но ещё далеки от тех ценных бумаг, которые вводят в обращение правительства развитых стран. -- Но в данном случае речь, по-моему, идёт не о простых облигациях, а о конверсионных, -- задумчиво протянул он.

-- А чем конверсионная облигация отличается от обычной?

-- Насколько я знаю, конверсионная облигация отличается от обычной облигации тем, что она гарантирует её владельцу право обмена данной облигации на акции какой-нибудь компании при наступлении определённых условий. В некоторых случаях акции также можно обменивать на такие облигации, следовательно, акции и конверсионные облигации могут быть взаимно обратимыми, то есть, конвертируемыми.

Больше по данной теме вопросов у Любы не было. Между тем, постепенно ухудшалось экономическое положение и в Украине. Конечно же, дефолт в России резко ускорил кризисные тенденции и в Украине, где действовали весьма схожие механизмы, только вместо российских ГКО ходили украинские ОВГЗ (облигации внутреннего государственного займа). Но, официального дефолта Украина, всё же, избежала. А вот падение гривны тоже произошло. Постепенно, за год с лишним курс доллара к гривне вырос с августа 1998-го года до начала 2000-го года в 2,7 раза. И это падение гривны простые граждане ощутили моментально, причём, иногда просто анекдотическим (но, печальным) образом. Одним из примеров подобного явления может служить очередной поход Любови на базар. Различные овощи, фрукты, зелень Люба обычно, как и большинство хозяек, покупала на рынке. И вот, совершая подобные покупки где-то в начале сентября, Люба с недоумением столкнулась с тем, что овощи и фрукты (в самый-то сезон) резко подорожали.

-- Бабушка, -- спросила Люба одну из старушек-продавщиц, у которой собиралась купить десяток яблок, -- а почему так дорого? Неделю назад или немногим больше они стоили гораздо дешевле.

-- Так доллар-то подорожал, дочка, -- уважительно ответила продавщица.

Люба стояла растерянная и не знала, что сказать - ответ старушки сразил её наповал. Но потом она нашлась и спросила:

-- Бабушка, а при чём здесь доллар? Вы что, яблоки из-за границы привезли?

-- Нет, милая, они из нашего собственного сада.

-- Ну, так при чём здесь доллар, объясните мне?

-- Не знаю, но сейчас все так продают.

-- А вот пенсия у вас поднялась или у ваших детей зарплата?

-- Где там! Дождёшься, когда они её подымут, -- горько протянула старушка, вероятно, подразумевая под словом "они" правительство страны или соответствующие ведомства.

-- Вот и нам зарплату не повысили. Значит, я на свои деньги смогу гораздо меньше продуктов покупать. Ладно, если бы это были импортные товары - бананы какие-нибудь или ананасы. Но яблоки-то наши, украинские!

Старушка озадаченно молчала, а потом тихонько сказала:

-- Ладно, дочка, я тебе продам яблочки немного дешевле. Только никому не говори, что я тебе уступила. А то меня отсюда прогонят. Тут такая махия, -- исказив непривычное для неё последнее слово (вероятно, полагая, что от него происходит слово махинация), произнесла продавщица уже и вовсе шёпотом. -- Это они нам цены указывают, да ещё и часть денег забирают.

Вот таким образом Любовь Терещук на практике познакомилась с неким видом дефолта в Украине. А подобное явление было характерно и в дальнейшем. Цены на товары только росли, они никогда не снижались. Конечно, виной тому было не падение гривны (её курс постепенно стабилизировался), а просто ухудшение экономического положения в Украине.

* * *

Но вот уже близилась к своему концу осень. В один из ноябрьских дней Люба, на подходе к своему подъезду, встретила соседку, с которой немного поговорила. Потом она поднялась на этаж, достала из сумочки ключи и начала открывать дверь. Но та оказалась незапертой.

-- Вот это сюрприз, -- подумала она. -- Максим удосужился сегодня вовремя прийти с работы.

Она, не особо шумя, зашла в квартиру, сняла туфли, повесила курточку и прошла в гостиную. Там мужа не было, да и телевизор не был включён. Послышался какой-то шорох в спальне. Она прошла к её двери. Не замечая жены, Максим укладывал в чемодан из открытого шкафа свои вещи. Люба немного понаблюдала за его действиями, а затем негромко спросила:

-- Уходишь?

Максим вздрогнул от этого неожиданного голоса, повернулся в её сторону и как-то сердито ответил:

-- Ты же сама мне когда-то говорила, что я не обязан отчитываться перед тобой.

-- А разве я прошу тебя отчитываться? -- как можно спокойнее протянула его супруга, ещё и сама пока что не понимавшая - настоящая она или уже бывшая. Судя по всему, скорее, уже второе. -- Просто я имею право знать, зачем ты собираешь свои вещи? Всё-таки уходишь?

-- Ухожу, -- вздохнул Максим.

-- Навсегда?

-- Наверное, да.

-- Во как! Наверное. Это что-то новое. Ты знаешь, как говорят - уходя, уходи.

-- Знаю. Да, я ухожу навсегда. Я люблю другую женщину. А у нас тобой жизнь не сложилась.

-- Что ж, я желаю тебе, чтобы у тебя всё сложилось на новом месте, -- Люба даже сама удивлялась своему спокойствию. Но, видимо, всё уже перегорело. -- Я тебе искренне этого желаю.

-- Спасибо, -- буркнул Максим. -- Только как-то странно от тебя это слышать.

-- Ну, почему странно? Мы вместе столько прожили, было немало и хорошего. Так что, почему я должна желать тебе зла?

Муж, теперь уж точно бывший, удивлённо взглянул на Любу, молча, доложил вещи, в чемодан, закрыл его, потом закрыл шкаф и присел на кровать. Он посидел так, не смея поднять на Любу глаза, потом поднялся, снова вдохнул и сказал:

-- Я, с твоего разрешения, ещё разок зайду. Я не всё собрал, только самое необходимое, на первое время.

-- Конечно, заходи и забирай всё, что пожелаешь.

-- Люба, я не собираюсь ничего из квартиры забирать, кроме своих вещей. Я же тебе уже как-то говорил, -- укоризненно взглянул он на свою бывшую супругу. -- Квартира полностью в твоём распоряжении. Она твоя, я забираю только машину и дачу. Так ведь справедливо?

-- Не совсем, Максим. Ты имеешь право и на часть квартиры.

-- Не будем об этом вести разговор, это уже решённый вопрос. Квартира твоя, и Танечки, конечно.

-- Ну, Тане она вскоре, наверное, не так уж и нужна будет. Выйдет замуж, наверняка захочет жить отдельно. Кто сейчас из молодёжи с родителями живёт?

-- Всё равно, мало ли что. Возможно, ты куда-нибудь захочешь уехать, продав квартиру, или разменять её, чтобы помочь Тане. Тогда это можно сделать только с согласия всех членов семьи. Я такое согласие, конечно же, дам. Но и Таню нужно будет спрашивать. Развод мы оформим позже, я немного обживусь на новом месте.

-- Хорошо, спасибо за такую щедрость. А к даче я вообще не имею никакого отношения, она ведь собственность твоего отца.

-- Ну, была когда-то, а сейчас это уже моя собственность, а, значит, и наша общая. Что касается щедрости, то это не щедрость, это справедливость. Я ведь разрываю отношения, мне и отвечать. Ладно, на этом всё, -- Максим взял чемодан, подошёл к Любе и тихо промолвил. -- Прощай, Любаша!

Он поцеловал свою бывшею супругу в щёку и прошёл в коридор. Люба не отстранилась от его поцелуя, так же тихо произнесла: "До свидания, Максим", и затем, молча, пошла за ним следом. Тот открыл внутреннюю входную дверь квартиры.

-- Максим! -- вдруг окликнула его Люба.

Уходящий обернулся и вопросительно посмотрел на остающуюся.

-- Максим, ты прости меня.

-- Я должен простить тебя? -- изумлённо промолвил он. -- Это ведь я у тебя должен просить прощение.

-- Но я ведь тоже виновата. И, наверное, даже больше виновата, чем ты. Ведь всё, пожалуй, началось из-за моего невнимания к тебе. Но, понимаешь, я не умею притворяться. Я любила тебя, но, наверное, не так, как это полагается для создания счастливой семьи.

-- Я знаю, Люба. И нет тут твоей вины. Я знаю, что ты любила меня. Но я также чувствовал, что в твоём сердце, в твоей душе всегда присутствует другой мужчина. Ты всегда любила его, хотя и старалась не подать виду, и делала всё что могла, чтобы сохранить семью. Я не знаю, было ли у тебя с ним что-нибудь, но это не имеет никакого значения. Это твоя жизнь и я не имею права в неё вмешиваться. Да, мы несколько первых лет прожили душа в душу, потом началось некоторое охлаждение наших чувств. Затем наступило взаимное равнодушие. Что тут можно сделать? Так уж устроена жизнь. Но у меня-то всё ещё, я надеюсь, сложится. А вот как ты?

-- Не волнуйся, Максим. Проживу как-нибудь.

-- Вот именно, как-нибудь. А это мне тоже не безразлично, поверь мне.

-- Я это понимаю. Но ничего, я справлюсь.

-- Мне всегда казалось, Люба, что ты слабая женщина. Но ты, оказывается, очень сильная женщина. Да и сейчас ты держишься на удивление очень стойко. Ну что ж, возможно, и у тебя всё ещё будет прекрасно. И в этой квартире, -- в последний, наверное, раз вздохнул он, -- ещё появится твой любимый человек.

-- Нет, Максим, в этой квартире никогда больше не будет моего любимого человека.

-- Но почему?

-- Потому что это просто невозможно. Я не хочу тебе всего объяснять, но это именно так.

-- Жаль, Любаша. Но я, всё равно, буду надеяться, что у тебя всё будет нормально. Я хочу этого.

-- Спасибо.

-- Ладно, долгие проводы - лишние слёзы. Всего хорошего тебе, Люба! -- и Максим, видимо, тоже немало расстроенный, не оглядываясь, решительно открыл наружную дверь. Когда она за ним захлопнулась, Люба осталась совсем одна в этой большой, и сейчас уже такой неприветливой квартире.

ГЛАВА 29

Дела семейные

А вот Владимир Самойлов первый свой трудовой день отметил ещё в средине августа прошедшего года. Хотя работу ему пришлось побегать и поискать. Но, в конце концов, он нормально устроился. В том же году перед Новым годом он познакомился с девушкой по имени Альбина, а летом уже этого года заявил отцу и матери, что он женится. И в этом, если не считать короткого периода знакомства с девушкой, не было ничего необычного - парню шёл уже 25 год. Его отец женился в 25 лет, а мама была моложе на два года. Но Виктору Альбина не понравилась почти с первого взгляда. Нет, она была довольно симпатичной девушкой, хорошо одета, имела высшее образование - закончила в этом году строительный институт. Но, смотря на неё, Самойлов старший никак не мог себе представить будущую жену сына в образе инженера-строителя, пусть даже работающего не на участке, а в какой-нибудь конторе. Владимир познакомил свою избранницу со своими родителями на майские праздники. Родители у Альбины были состоятельными людьми, в круг правящей верхушки города или области не входили, но посты на своей работе занимали немалые. Сама же Альбина очень старалась понравиться будущим свёкру и свекрови. Она очень интеллигентно вела себя за столом (видно было, что хорошим манерам она обучена) и взвешивала каждое своё слово в разговорах. Но вот последнее было как раз заметно, она как бы боялась "ляпнуть" что-нибудь не то. Она производила вид эдакой манерной девицы, неплохо обученной, но не умеющей ничего делать своими руками. И, как представилось Виктору, и не желающей этого.

На следующий день после встречи с будущей невесткой, когда сын был дома без своей избранницы, Виктор спросил:

-- Володя, откуда родом родители Альбины? -- спрашивать об этом у самой девушки было неудобно.

-- Отец, по-моему, из Харькова, а мама коренная киевлянка.

-- Понятно, значит, и Альбина коренная киевлянка.

-- Ну да.

-- А ты не спрашивал её, что она умеет делать?

-- Но она же инженер, в этом году диплом получила.

-- Я не о том. Бог с ним, с дипломом. Что она по дому умеет делать? - готовить еду, стирать, гладить, штопать, убирать квартиру и прочее. В общем, всё то, что делает твоя мама.

-- Откуда я знаю. Я ведь с ней ещё в квартире вместе не жил.

-- Вот это и плохо. Я очень боюсь, что твоя Альбина ничего по дому делать не умеет.

-- Ничего. Даже если это и так, то постепенно научиться.

-- Очень я в этом сомневаюсь. Если её в детстве не приучили к этому, то дела не будет. Слушай, а у них в семье нет нанятой домработницы?

-- Не знаю, такой не видел. Я был у них всего несколько раз, и то недолго. Правда, один раз там кто-то пылесосил квартиру.

-- Всё понятно. Слушай, Вовка, а ты не мог себе подобрать какую-нибудь другую девушку?

-- Что значит подобрать? Это же не товар в магазине.

-- Прости, виноват, я не хотел обидеть твою Альбину. Не так я сказал. Но мог бы ты познакомиться с какой-нибудь сельской девушкой?

-- А почему именно с сельской?

-- Да потому что именно это настоящие хозяйки, которые могут и за домом следить и за мужем. А вот коренные киевлянки - это просто избалованные белоручки.

-- Папа, ну откуда тебе знать? Вроде бы ты сталкивался с коренными киевлянками.

-- И, слава Богу, что не сталкивался. Но знать знаю. Наслушался рассказов на работе.

-- Господи, да ведь то всё сплетни.

-- Нет дыма без огня. Да и будучи на первых курсах института в колхозе, разницу между сельской девушкой и киевлянкой, студентками из нашей группы, я отлично видел.

-- Витя, ну не нужно на него и на его девушку так нападать, -- пыталась защитить и сына и будущую невестку Оксана. -- Посмотрим, что будет. Может, и в самом деле Альбина окажется заботливой женой

-- Дай-то Бог! Но, как говорится, свежо предание, да верится с трудом.

-- Так, перестань. Хватит уже сыну на мозги капать. Всё уладится.

Оксана была намного мягче своего мужа и не такой категоричной. Она старалась находить с людьми точки соприкосновения. И никого никогда не осуждала и не обсуждала. Она никогда не сплетничала во дворе со знакомыми соседками, некоторые из которых могли часами сидеть на лавочке и заниматься, как сказал Вовка, сплетнями. Она после свадьбы сына старалась ладить и со своей новоиспечённой невесткой. Ладить-то они ладили, но Виктор оказался во многом прав. Жили сейчас молодожёны в квартире Самойловых, родители Виктора уступили им свою спальню, перебравшись в переоборудованную детскую - бывшую комнату сына. Отец Альбины строил для дочери, а теперь уже и для зятя кооперативную квартиру, дом, в котором она находилась, где-то через год должен был ввестись в эксплуатацию. Они предлагали зятю пожить этот год с молодой женой у них, но Виктор отказался и уговорил Альбину жить у него. Кто его знает, было ли такое решение правильным (там бы они находились как у Христа за пазухой), но это был бы не Владимир Самойлов, если бы согласился на это. Вероятно, точно так же поступил бы и его отец, они в своей упрямости и самомнении тоже были одинаковы.

Между тем, после свадьбы сына, которая состоялась в сентябре, Виктору стало значительно хуже. Все эти хлопоты, волнения, связанные с подготовкой к бракосочетанию, еда и выпивка на самой свадьбе, недовольство выбором сына здорово сказались на его здоровье. В декабре он немного повздорил с сыном, не столько с сыном даже, а со своей невесткой. Он в своих прогнозах относительно её оказался прав - то, что она была неумёхой, это полбеды. Всему человека можно научить, но только тогда, когда он сам этого хочет. Но уж коль он не хочет! - здесь бессильны любые учителя, самые высококвалифицированные с хорошим подходом к ученику. Это Виктор отчётливо понял, вспоминая своё упрямство, особенно в молодости. Заставить делать человека то, чего он не хочет, могут только карательные методы, но не будешь же их применять к молодой женщине. Альбина же не хотела практически ничего делать, даже убрать за собой посуду со стола и помыть её - посудомоечных машин в доме не было. "Спасибо", поднялась со стула и пошла смотреть телевизор или, завалившись на кровать, читать какие-то журналы. То, что она не умеет и не будет готовить еду, стало понятно с первых дней совместного проживания - она, наверное, и яичницу не сумеет поджарить. Ну да ладно, всё равно готовила и накрывала на всех стол Оксана, так что по поводу готовки блюд к невестке, в принципе, претензий не было. Но в остальном-то...

В общем, после небольшой перебранки с сыном по поводу его жены-лентяйки (Оксана старалась не бранить невестку, не указывать, что той делать и даже порой защищала её), Виктор почувствовал, что у него разболелось сердце. Он выпил обезболивающее и прилёг на диван. Но и спустя время, боли в области сердца не проходили. Оксана вызвала "Скорую помощь", та приехала на удивление быстро. Выяснив, что случилось с пациентом, врач 'Скорой помощи' померил Виктору артериальное давление и отметил у него резкое его повышение.

-- Так, Валя, -- обратился он к медсестре. -- Нужно сделать электрокардиограмму.

Через время, после выполнения этой процедуры, просмотрев бумажную полоску с начерченными аппаратом разной высоты пиками, врач покачал головой.

-- Что с мужем? -- перепугалась Оксана.

-- Пока что ничего страшного, но вашему супругу нужен абсолютный покой. Пусть полежит. Желательно, чтобы он хотя бы пару дней не ходил на работу, ему сейчас вредны лишние нагрузки. Он у вас не на тяжёлой работе работает?

-- Нет, инженер.

-- Это хорошо. Вот пусть отдохнёт.

-- Но что, всё же, у него?

-- У него микроинсульт.

-- О, Господи!

-- Да не пугайтесь вы так. Микроинсульт это ещё не инсульт. Последствия микроинсульта обратимы. Пока что ничего страшного нет. Но появление микроинсульта указывает на высокий риск повторных инсультов, которые уже могут быть более тяжелыми. Вот поэтому вам, -- уже обращение напрямую к больному, -- необходим покой. У вас, кстати, нет сахарного диабета?

-- Есть, доктор. Правда, 2-й степени.

-- Это по вам заметно, извините. Вес у вас излишний. Тогда понятно, микроинсульты как раз чаще всего бывают у больных с гипертонической болезнью или сахарным диабетом, поскольку при этих заболеваниях происходит изменения в мелких сосудах. Но я ещё раз говорю - это вполне излечимо.

-- И что нужно делать? -- снова заволновалась Оксана. -- Я всё сделаю, что вы скажете.

-- Да ничего как раз особого делать не нужно. Просто нужен покой, нужно обеспечить больному неподвижность, чтобы он меньше терял энергии. Она нужна для сохранения деятельности клеток головного мозга. Лучше, конечно, госпитализировать вашего мужа в специализированное отделение.

-- Не хочу я в больницу, -- запротестовал Виктор. -- У меня уже всё проходит. Сколько можно в больницах валяться.

-- Я не могу настаивать, решение принимать вам самому. Но можно пролечиться и на дому. Это хорошо, что вы сразу вызвали "Скорую". Лечение этой болезни тем эффективнее, чем раньше оно начато. Микроинсульт нужно лечить в первые шесть часов. У вас, как я понял, с того времени как схватило сердце, ещё и двух часов не прошло. Так что, всё будет нормально.

-- Спасибо, доктор, что успокоили меня, и, конечно же, что помогли мужу. Что я сейчас должна сделать?

-- Нужно обеспечить приток свежего воздуха - откройте форточку, или хотя приоткройте, на улице холодно. Головной мозг страдает, прежде всего, без кислорода. И свободная одежда, нужно освободить грудную клетку - никаких галстуков. Хотя, -- улыбнулся врач, -- кто дома будет его надевать. Сегодня уже поздно, -- обращение к Оксане, -- а завтра купите в аптеке вот этот препарат. Пусть больной принимает. Это препарат, уменьшающий вязкость крови и укрепляющий сосудистую стенку. -- Доктор протянул Оксане рецепт, который он последние две минуты выписывал.

На следующий день утром Виктор позвонил Главному конструктору (к тому времени Самойлов был начальником отдела) и, сославшись на заболевание, попросил пару отгулов, которых у всех сотрудников за ненормированные рабочие дни, а порой и работу по субботам, накапливалось немало. Сегодня была среда, потому полных пять дней Виктор провёл в домашней обстановке. Правда, от такого ничегонеделания, да ещё лежачего, Виктору было скучно. В субботу он позвонил Васе Колтунову и пригласил того в гости - хоть немного поболтать с другом и развеяться от этих разных болезней. Вася наиболее часто навещал Самойловых из всех друзей и знакомых Виктора. Не отказался он и на этот раз, придя в гости к Самойловым, во второй половине субботы. Он захватил с собой бутылку коньяка, конфеты и цветы Оксане.

-- Так, пить вы не будете, -- сразу остановила Василия Оксана. -- Конфеты ему тоже нельзя, а за цветы спасибо.

-- Конфеты, между прочим, тоже тебе, -- улыбнулся Вася. -- А то я не знаю, что Вите нельзя сладкого. Можешь поделиться ими с невесткой. А, может быть, мы по чуть-чуть выпьем, коньяк же сосудорасширяющее средство?

-- Никаких чуть-чуть, спиртное Виктору категорически запрещено. Он тебя приглашал, не для того, чтобы выпить. У нас бар ломится от разных бутылок. Хотел бы выпить, или точнее мог бы выпить, то давно бы уже напился.

-- Ладно, -- вздохнул Колтунов, -- тогда какая у нас культурная программа?

-- Культурная программа очень простая - вы сидите и беседуйте, а я сейчас стол накрою.

-- Какой стол, если пить не будем?! Я что, кушать к вам пришёл, я не голоден.

-- Так, сиди и молчи - так полагается. Где это видано, чтобы гостя не угостить.

Вася улыбнулся и промолчал, что ему ещё оставалось делать. Пришлось разговаривать с другом, собственно говоря, тот действительно, его для этого и приглашал. Они обменялись своими новостями, Колтунов рассказал Самойлову о тех их общих одноклассниках, которых он в последнее время видел, о том, что нового у них. Затем они немного все вместе перекусили - Виктор не лежал постоянно в кровати. Врач это прописал ему только на тот вечер, когда он оказывал больному помощь да ещё на пару дней. А так Виктор потихоньку вставал и нормально передвигался по дому, только Оксана освободила его от всякой работы. После довольно вялого чревоугодия (есть особо никому не хотелось) продолжились разговоры друзей - Оксана уже возилась на кухне. Зашла речь, естественно, и о болезнях Самойлова. Конечно, Вася, несмотря на своё приглашение опрокинуть рюмочку-другую, советовал другу поберечься и выполнять все рекомендации врачей - а состав тех с каждым днём почему-то увеличивался, добавился уже и врач "Скорой помощи".

-- Оксана права, тебе нужно поберечься, -- втолковывал другу Василий. -- А в последнее время ты ешь всё подряд. Я же знаю, при сахарном диабете многого чего нельзя.

-- Тебе легко говорить, когда ты можешь выбирать себе блюда, которые тебе нравятся. А мне что, одни каши есть?

-- Овощи, фрукты.

-- Совсем дешёвое удовольствие, тем более, зимой. К тому же, не все и фрукты мне можно есть. Ты знаешь, когда я почитал рекомендации о том, что мне можно есть, то у меня голова кру́гом пошла.

-- Почему?

-- Да потому, что получается, что почти ничего есть нельзя. В одних брошюрах пишут того нельзя, в других - другого, в третьих - ещё чего-то. А если сложить всё вместе, то получается, что вообще ничего нельзя. Что, тогда с голода пропадать? Вот потому-то я часто и нарушаю эти рекомендации. Потому что точно не уверен, что можно есть, а что - нельзя.

-- Ой, не утрируй.

-- Нет, Вася, точно. У нас книги пишутся, рекомендации по болезни я имею в виду, просто идиотским образом.

-- Почему это?

-- Да всё потому же. Я же тебе объяснил - и то нельзя, и это нельзя. Именно писать так нельзя. Ты лучше напиши о том, что рекомендуется есть при той или иной болезни, тогда всё будет понятно. Они же таких рекомендаций дать не могут или не знают, а потому и пишут: это нельзя и это нельзя. Как мне надоела эта диета!

-- Но тебе же нужно её придерживаться. Если подольше прожить хочешь.

-- Ну, особо долго я не проживу.

-- Вот, начались пессимистические настроения. Брось ты такие разговоры. Поживёшь ещё, что наши годы!

-- Да кто это может знать. От судьбы не уйдёшь, а её никто не знает. Как никто не знает и своего будущего.

-- Ну, в этом ты, конечно, прав. Не знаем будущего, а потому и изменить или повлиять на него мы не можем.

-- Да, увы, будущее нам неподвластно, -- протянул Виктор.

-- Прошлое нам тоже уже неподвластно, что-либо изменить в нём мы уже не можем.

-- Да, жаль, что нет машины времени.

-- А тебе куда больше хотелось бы на ней отправиться - в прошлое или будущее?

-- В прошлое.

-- Увидеть динозавров или строительство египетских пирамид?

-- Нет, не так далеко, в моё прошлое.

-- Тю, и что там интересного? -- удивился Вася. -- Опять прожить ту жизнь, которой ты уже жил?

-- Не совсем, я бы там кое-что изменил.

-- Я понял. Но ничего бы там не изменил.

-- Почему это не изменил бы? Точно изменил бы!

-- Это твой сегодняшний взгляд на ту жизнь. А вернувшись в прошлое, ты был бы так сказать "прошлым" Виктором. Все мысли и поступки были бы теми же.

-- Нет, так я не хочу. А ну тебя, ты даже помечтать не даёшь.

-- Вот мечтать как раз хорошо о будущем. Я бы именно в будущее заглянул, интересно посмотреть, как там всё будет.

-- Да, в будущее отправиться, конечно, интересно. А прошлое нам, увы, остаётся только как память.

-- Да, и это хорошо, что мы помним прошлое - и хорошее и плохое, -- согласился с другом Василий.

-- А ты знаешь, Джордж Оруэлл утверждал: "Кто контролирует прошлое - тот контролирует будущее". А это можно понимать и так, что кто не забывает прошлое, у того всё нормально будет и в будущем.

-- Наверное, правильно он сказал. Я так понимаю, что это англичанин. Я даже что-то слышал о нём. Он по-моему писатель?

-- Да, английский писатель, журналист и публицист 1-й половины нашего века. А ещё он здорово написал о войнах, точнее, о том, как часто газеты извращённо преподносят читателям некоторые события.

-- И что же он написал?

-- Наизусть его высказывание я не помню. Но оно у меня где-то записано. Погоди, сейчас я найду.

Виктор подошёл к своему письменному столу, достал из его ящичка пару записных книжек, пролистал одну из них, вернулся к приятелю и сказал:

-- Слушай, вот что он как-то написал: "Я с детства знал, что газеты могут лгать, но только в Испании я увидел, что они могут полностью фальсифицировать действительность. Я лично участвовал в "сражениях", в которых не было ни одного выстрела и о которых писали, как о героических кровопролитных битвах, и я был в настоящих боях, о которых пресса не сказала ни слова, словно их не было. Я видел бесстрашных солдат, ославленных газетами трусами и предателями, и трусов и предателей, воспетых ими, как герои".

-- Да, -- уважительно протянул Василий, -- сразу видно, что человек прошёл не одну "горячую точку", как сейчас бы выразились. На себе испытал все тяготы военных действий, а потому и не врёт, научился, или, скорее всего, привык говорить правду не только своим друзьям, но и миллионам читателей. Вот что значит настоящий, правдивый журналист, тот, кто никогда не будет писать по заказу, "под чью-то дудку".

Постепенно, наговорившись друзья, молча (точнее, обмениваясь единичными репликами), посидели уже вместе с пришедшей в гостиную хозяйкой дома. Затем Колтунов поблагодарил хозяев за приём, и начал собираться домой. Виктор хотел его немного проводить, но начала протестовать Оксана.

-- Здравствуйте вам, -- начал спорить с женой Виктор. -- Мне врач как раз прописал свежий воздух. Я же не собираюсь с Васей марафон устраивать к его дому. Немного пройдёмся по свежему воздуху, и я вернусь.

-- Ты уже лет пять назад прогулялся по свежему воздуху. Теперь вот последствия той прогулки выдыхаешь.

-- Ой, Оксана, не начинай. Когда это было! Сейчас на улицах уже значительно спокойнее. Мы же на работу и с работы ходим, и всё нормально. Я Васю только до остановки провожу и назад. А как я в понедельник на работу буду идти, ты меня будешь сопровождать? К тому же у меня уже ничего не болит, и давление нормализовалось, ты же сама мерила, -- тонометр они купили ещё четыре года назад, и Оксана периодически мерила мужу давление.

-- Ладно, иди. Только недолго.

Друзья оделись и спустились во двор, немного, не спеша, побродили улочкой и разошлись по домам. В понедельник Самойлов уже отправился на работу. А потом незаметно пришло время празднования Нового года.

Как-то в средине февраля уже наступившего года, когда Альбина пошла куда-то по магазинам (хоть это она соглашалась делать, правда, абсолютно не умея экономить деньги и покупая всё, что ей приглянётся), Оксана, очевидно уже тоже доведённая нерасторопностью невестки, обратилась к сыну:

-- Интересно, кто твоей жене такое имя придумал?

-- Понятия не имею. Родители, конечно, но кто именно - не знаю. А что, оно тебе не нравится?

-- Да нет, почему. Имя как имя, даже красивое - Альбина Павловна, ничего, звучит. Только оно ей не совсем подходит.

-- Почему?

-- Ну, оно, если точнее, отчасти ей подходит, а отчасти - нет.

-- Как это?

-- Я нашла в журнале толкование имени Альбина.

-- Ну и?

-- Там написано, что по характеру Альбина вспыльчива и эмоциональна. И её с детства нужно было держать в руках. Она не может усидеть на месте, постоянно двигается, танцует и поёт. Ей недостаёт уравновешенности и стабильности, она излишне самоуверенна, больше увлечена своим внутренним миром, чем работой. Ну, что, разве это не присуще твоей жене?

-- Ну, немного есть такое. А что же тогда не присуще?

-- Дальше там написано, что Альбина - идеальная хозяйка. Приятным занятием для неё является благоустройство своего дома. С раннего детства она любит помогать маме или бабушке, рано учится готовить и выполнять домашнюю работу. Альбины обычно аккуратны в ведении домашнего хозяйства, вкусно готовят. Любят наводить порядок в комнате и шкафах. А вот этого у моей невестки, увы, нет, -- вздохнула Оксана.

-- Ты излишне критична к ней, -- протянул Владимир, хотя было понятно, что слов для возражения матери у него не нашлось.

-- Это я-то критична? Да я ей самой ничего не говорю, тебе вот только сказала. Это я к тому, что имя просто неверное ей дали - оно её не характеризует. Такое имя, как пишут, подходит Весам или Водолеям, а у тебя Альбина Телец, -- родилась жена Владимира 10 мая.

Володя промолчал на эту реплику матери, да и что ему было говорить, когда он и сам всё видел. Правда, Оксана не всё прочитанное о значении имени Альбина довела до сведения сына, кое-что оставила и для себя. А в журнале было написано ещё и такое: "Присущие Альбине упрямство и высокомерие не понравятся свекрови, и, если Альбина не постарается хотя бы чуть-чуть измениться после замужества, в семье неминуемы конфликты. А постараться нужно, так как со своими мужьями Альбины, как правило, общий язык находят. Они живут их интересами, перенимают их привычки и вкусы, требуя взамен одного - поклонения. На худой конец, это может быть просто обычное внимание, но его должно быть много и оно должно быть постоянным". Вот из-за этого умения невестки ладить с её сыном Оксана и прощала ей всю её безалаберность. Она хорошо знала непростой характер своего сына и удивлялась тому, что, по крайней мере, на первых порах у молодожёнов складывается всё так гладко. Наверное, толкование было верное - Альбина умела приспосабливаться к мужу. Вот только пресловутое поклонение своего сына этой девице маме очень не нравилось. Но что она могла поделать - это выбор сына, и она должна с ним смиряться. Да и в последнее время Володя уже начинал всё чаще делать своей супруге замечания, наверное, потихоньку иссякало и его терпение и начинал проявляться его не совсем нежный характер.

А вот Виктор тем временем последнее время почему-то, непонятно для супруги, загрустил. А ларчик раскрывался довольно просто - он уже более полугода не виделся с Любой. Звонить друг другу они продолжали, но видеться им по разным причинам (включая и болезнь Самойлова) не удавалось. Особой причины постоянно ходить компанией проведывать своего бывшего одноклассника не было, да к тому же женщины и до того не были так уж вхожи в круг близких знакомых Самойловых. Ну, а сама Терещук, как понимал Виктор, тем более к нему не придёт. В общем, удалось им встретиться только где-то в средине осени. Люба за это не такое уж большое время ничуть не изменилась, а вот облик Самойлова, очевидно, немного поменялся, это Виктор сразу же понял по взгляду Любы. А та сразу же отметила для себя, что её возлюбленный осунулся, ещё более погрузнел, мешки под глазами, сероватый цвет лица.

-- Что, Любаша, здорово я сдал? -- уныло спросил Самойлов.

-- Нет, что ты. Нормально всё.

-- Я же и сам вижу, что постарел.

-- Да при чём здесь постарел, болезнь ведь никого не красит. Да, не очень свежо ты выглядишь, но это ведь всё вполне понятно. Ты сейчас ведь очень много времени проводишь на больничном.

-- Да, это так. Врачи советуют переходить на инвалидность, да и на работе того же мнения.

-- Это означает, что ты не будешь на работу ходить?

-- Не знаю. Пока что буду ходить, а там видно будет. Если дадут третью группу, то точно буду ходить.

-- А зачем тебе такая инвалидность, если на работу ходить?

-- А ты думаешь, на пенсию по инвалидности очень проживёшь сейчас?

-- Ну да, понятно.

-- К тому же не могут на работе постоянно оплачивать мои больничные листы, есть какой-то предел в этом. Тогда, в то время, когда я не работаю, и эти небольшие средства помогут. Но, если получу вторую группу, то, наверное, на работу ходить уже не буду. Хотя разница в пенсии по этим группам, как мне говорили не такая уж и большая.

-- А тебе могут дать даже вторую группу? -- удивилась Люба.

-- Не знаю, но говорят, что это возможно. Я сам прочитал некоторые положения по назначению групп инвалидности. И там говорится, что 2-я группа инвалидности может быть установлена если у человека имеются нарушения функций кровообращения, обмена веществ и энергии, а также внутренней секреции. Что имеется и у меня. Ещё там пишут, что эта группа может быть назначена лицам с тяжелыми хроническими заболеваниями. В общем, таковым лицам, у которых наступила полная постоянная или длительная потеря трудоспособности вследствие нарушений функций организма, но не нуждающимся в постоянном постороннем уходе. Так что, Люба, я уже буду полным инвалидом.

-- Не инвалидом, а просто человеком с ограниченными возможностями здоровья.

-- Не всё ли равно? От приукрашиваемого названия суть дела не изменится. Кому я уже буду, как инвалид, нужен.

-- Мне нужен. И никакой ты не инвалид.

-- Ой, не нужно, -- скривился Виктор. -- Мы эту тему уже неоднократно обсуждали. Приговор окончателен и обжалованию не подлежит. А то, что я сдал в последнее время, ещё и нервотрёпки дома доводят.

-- А что случилось?

-- Да Володя всё, точнее разборки с его женой. Женился на девчонке, которая в руках ничего кроме ложки и вилки не держала. А, я неправ, ещё нож - вот им она за столом отлично владеет. Я даже так не умею. Хоть к чему-то её приучили. Скоро будет нас, наверное, учить кушать китайскими палочками. Лучше бы научилась в доме за порядком следить.

-- Что, ничего не делает?

-- Не то слово, вообще ничего. Но она уже, наконец-то, и Вовку достала. Уже говорил мне, что, наверное, разводиться будет. И, слава Богу. Хорошо, что ещё детьми не успели обзавестись.

-- Господи, не успели пожениться и уже разводиться?

-- Ничего, в следующий раз умнее будет.

И Владимир, в самом деле, в конце ноября развёлся с Альбиной, прожив вместе всего год с хвостиком. Вот он наглядный пример кризиса первого года совместной жизни. И даже после этого события, как показалось отцу и матери, заметно повеселел. Он понял, что его скороспешный брак был ошибкой, а потому ничуть не жалел и о кооперативной квартире, которую строил его теперь уже бывший тесть. Пусть та достаётся кому-нибудь другому, вместе с таким "счастьем", как воспитанная им дочь. Таковы были последние семейные новости у Самойловых. Весь год в семье царила напряжённая обстановка, сказавшаяся и на здоровье Виктора, и только к концу года легче стало дышаться.

ГЛАВА 30

Совсем одна

Вот уже наступал 2000-й год, или Миллениум, как писали о нём в газетах и говорили по телевизору. При этом многие (даже в тех же газетах и по телевизору) назвали 2000-й год началом нового, XXI-го века. Но ведь это же было грубой ошибкой, которая так поражала Терещук. В ночь с 31 декабря 1999-го года на 1 января 2000-го года начинается всего лишь последний, сотый год века двадцатого. А двадцать первое столетие наступит только 1 января 2001-го года! Люба удивлялась, как могут этого не понимать даже образованные люди. А в стране шла просто эйфория по поводу наступления нового тысячелетия. Но, увы, празднования по поводу наступления нового тысячелетия придётся на годик отложить. Правда, эта ошибка, хотя и обидная, была вполне объяснима. Людей просто заворожило это "магическое" число со многими нулями. Кстати, такие годы - 1800, 1900 и тому подобные - издавна называют вековыми. Они "закрывают" век, а то и тысячелетие, но никак не открывают новое. Поэтому и 2000-й год только поставит точку на втором тысячелетии современной истории Земли, а вот именно год следующий откроет третье.

Кроме того, муссировалась ещё и так званая проблема 2000-го года. Она была связана с тем, что разработчики программного обеспечения, выпущенного в XX-м веке, чаще всего использовали всего два знака для представления года в датах, например, 1 января 1991 года в таких программах представлялось как "01.01.91". И тогда получалось, что при наступлении 1 января 2000-го года при 2-значном представлении года после 99-го наступал 00-й год, что могло интерпретироваться многими старыми программами как 1900-й или подобный "круглый" год, а это, в свою очередь, могло привести к серьёзным сбоям в работе различных приложений, например, систем управления технологическими процессами и финансовых программ.

<Но и на этом программисты не останавливались, они ещё упоминали и о проблеме 2038-го года (Господи, когда это ещё будет!) в вычислительной технике - ожидаемые сбои в программном обеспечении при этом датировались 19 января 2038-го года. Данная проблема должна была затрагивать программы и системы, в которых используется представление времени по какому-то стандарту POSIX, который представляет количество секунд, прошедшее с 1 января 1979-го года (почему именно с этой даты? - непонятно). По крайней мере, для Терещук год 2038-й абсолютно не интересовал - она была уверенна, что так долго не проживёт. В общем, все эти "страшилки" по поводу, по крайней мере, 2000-го года завершились ничем - 1 января 2000-го года все компьютеры работали нормально.

Но сейчас Терещук занимали не эти вопросы, а небольшой, но важный вопрос, связанный с её дочерью Татьяной. Нет, с ней всё было в порядке, она уже второй год работала, и работала успешно. Таким же успешным было и место её работы, попасть на которое ей немного помогла её родная тётя Наташа. Наталья и Александр Лысенко к тому времени были уже довольно успешными бизнесменами, имели свой магазин и небольшой штат наёмных рабочих. Они уже больше были администраторами своего предприятия, нежели снабженцами, и, тем более, реализаторами. Но у Наташи в столице появился уже и большой круг знакомств, в том числе и в эшелонах местных органов исполнительной власти. Ещё когда Таня заканчивала свою учёбу по второй смежной специальности, Наталья, после разговоров с сестрой и племянницей, пообещала, что постарается найти ей хорошее место экономиста или финансового менеджера. И она это устроила, заблаговременно переговорив (а, возможно, и не только - в подробности она предпочитала не вдаваться) с одной своей знакомой из главного управление торговли и быта Киевской городской администрации. Сфера управления торговлей охватывала несколько направлений деятельности - внешнеэкономической, торговой, а также бытового обслуживания населения. Их осуществление регулировалось на основе Конституции Украины законами и актами Президента Украины, Кабинета Министров Украины и другими нормативно-правовыми актами. Они затрагивала все виды торговой деятельности, включая кооперативную и частную. Сразу же после провозглашения Украиной независимости (через 2 месяца после декабрьского 1991 г. референдума) был издан Указ Президента Украины от 31 января 1992 г. "О коммерциализации государственной торговли и общественного питания". Вот по этой линии и работала в Управлении (причём не рядовой сотрудницей) хорошая знакомая Натальи.

Конечно, попасть на такое место сразу по окончанию института (или получения второго образования) было непросто. Правда, это был всего лишь орган местного управления, но, тем не менее. Но буквально через пару месяцев руководство отдела, в который попала Татьяна, уже не жалело о приобретении новой сотрудницы. На управление торговли и быта были возложены многочисленные функции, главной из которых является участие в формировании политики экономического и социального развития Украины. Работы в отделе было много, но Терещук с возложенными на неё обязанностями справлялась, показав при этом свою отличную профессиональную подготовленность.

В общем, ни с трудоустройством, ни с другими вопросами, связанными с работой дочери у Любы не было. Её беспокойство было вызвано несколько другим аспектом - в этом году Тане исполнялось уже 26 лет. Раньше в этом возрасте уже принято было обзаводиться семьёй, в этом же возрасте вышла замуж и она сама. Но сейчас вопросы о замужестве у многих девушек (толковых, образованных) сдвигались на более поздние сроки. Они, наряду с ребятами, не так уж редко хотели сначала нормально устроиться и даже накопить небольшой капитал. Это было в принципе характерное явление для хорошо развитых стран, но на территории бывшего СССР пока что не таким уж обычным делом. К тому же, насколько могла знать Люба, у Татьяны пока что не было и своего молодого человека. Если в институте (и до Владимира Самойлова и после) она ещё порой коротала свободное время в обществе то одного, то другого парня, то сейчас она была всецело погружена в свою работу. Она, казалось, ничего не замечала, что творится вокруг неё. Если и во многих других учреждениях и организациях у многих сотрудников день являлся как бы ненормированным, то Татьяна и вовсе частенько приходила домой довольно поздно.

Правда, летом прошлого года она познакомилась с одним молодым человеком, о котором рассказала матери. Но это произошло прямо у неё на работе, и немало озадачило Любу. Дело в том, что Таня познакомилась не с сотрудником управления, а с приезжим парнем, точнее, молодым мужчиной - тот был старше Татьяны на 4 года. Казалось бы, всё нормально - вполне подходящая разница в возрасте для того, чтобы думать о создании семьи. Правда, до этого пока что, даже в рассказах дочери, не доходило. Но дело было совсем в другом - этот молодой человек был не просто приезжим (из Харькова, Донецка или другого города Украины или стран СНГ), он был коренным жителем США. Любу удивлял такая заинтересованность дочери американцем и даже немного пугала. Да, за последние годы в странах бывшего СССР появилось много различных иностранцев, просто поколение старшей Терещук было не особенно сведуще в вопросах контактов с зарубежными гражданами.

Впервые Татьянин знакомый появился в их с дочерью квартире перед Новым годом. О том, что в этот день Татьяна придёт не одна, она заранее предупредила мать, и та была ужасно озабочена тем, как принимать необычного гостя и что готовить. Правда, в отношении еды Татьяна успокоила маму, с улыбкой сказав:

-- Не переживай, ему понравится всё, что ты приготовишь.

-- Как ты можешь это знать?

-- Да очень просто, ему очень нравится украинская кухня. Они ведь у себя в Америке привыкли питаться в основном своими Биг Маками, гамбургерами, стейками или, в крайнем случае, бобами. Что это за еда! Поэтому Майклу, -- так звали Татьяниного знакомого, -- всё у нас нравится.

Одной проблемой для Терещук стало меньше, но вопрос о том, как ей вести себя с иностранцем, все, же оставался.

-- Ой, мама, не забивай ты себе голову! Он очень простой человек, поэтому не нужно никаких церемониалов. Просто будь сама собой, не нужно что-то придумывать или, ещё чего доброго, угождать ему. Считай, что к тебе в гости придёт тётя Наташа или твоя Надя Нестеренко. У тебя же от их появления душа в пятки не уходит. И здесь тот же случай.

-- Тот же, да не совсем. И Наташу, и Надежду я уже сто лет знаю, а это совершенно новый человек.

-- Вот, только и всего - новый человек, но такой же, как и все.

-- А как я с ним общаться буду? Я по-английски разве что десяток слов знаю, да и те уже, наверное, забыла.

-- Во-первых, он немного говорит по-русски, именно по-русски, а не по-украински, он уже не первый раз приезжает в Украину, да и в России бывал. А во-вторых, есть же я. Я буду переводить, если тебе будет что-то непонятно.

-- Не очень это удобный такой разговор.

-- Ничего, привыкнешь.

В общем, Люба немножко успокоилась. Она в тот день отпросилась пораньше с работы и, подготовившись и накрыв стол, ожидала дочь с её американским гостем. И вот оба они уже в квартире. Майкл поздоровался с хозяйкой дома по-русски, вручил хороший букет цветов, а затем протянул ещё конфеты и бутылку "Шампанского", которые у него забрала сама Татьяна и отнесла в гостиную. Перед этим Майкл помог раздеться Тане и, раздевшись сам, хотел снять и обувь, но Таня моментально отреагировала:

-- Не нужно. Проходи в комнату.

Потом она сообщила маме, что обычно в США (да и в наших интеллигентных семьях) это не принято. В крайнем случае, приносят с собой сменную обувь, но быть в гостях в чужих тапочках или вообще в носках или колготках - просто неприлично. Тем более, если вдруг те же носки или колготы окажутся с каким-либо изъяном. Люба и сама о таком порядке знала - и, если она встречала и Самойлова в своей квартире в туфельках, то уж иностранного гостя - и тем более. Представила друг другу гостя и хозяйку Татьяна не в прихожей, а уже в гостиной...

-- Знакомьтесь. Мама, это Майкл Уилсон, мой зарубежный партнёр по работе. А это моя мама, Любовь Андреевна, или просто Любовь, Люба.

-- О, Любовь - красивое имя, -- улыбнулся Майкл, -- любовь очень много значит для человека. -- Произнёс эту фразу гость на русском языке, правда, с ужасным акцентом и очень коряво, но понять его, к удивлению хозяйки, было не так уж сложно.

Из рассказов гостя, а больше дочери, Люба поняла, что Майкл Уилсон (Wilson) приезжает в Киев по вопросам, связанными с заключением договоров на поставку товаров, производящихся на американском предприятии, на котором он работает. Наряду с многочисленными вопросами в сфере отечественной торговли, составляющими работы Киевского (больше, конечно, всеукраинского) управления торговли являются также задачи развития экспорта и импорта товаров, с выполнением при этом регулирующих и регистрационно-разрешительных функций в сфере экспорта, импорта товаров, работ или услуг. Естественно, возложены на управление и вопросы разработки предложений в отношении новых форм экономического сотрудничества с иностранными государствами и улучшения торгово-экономических отношений с ними.

В общем, вечер прошёл довольно спокойно. Люба не старалась в беседе с Майклом подыскивать английские слова, которых она, действительно, знала мало - практически по домашнему обучению перед переходом в 5-й класс её сестры. Конечно, многое, когда это касалось не бытовых вопросов, переводила маме (чаще) и Майклу Татьяна. Но многое в беседе Люба понимала и из ломаной речи на русском языке в исполнении гостя. Было видно, что он старался и старается как можно лучше овладеть русским языком, вот только уж больно он сложный (особенно грамматика) для иностранцев. Говорят, что даже китайский язык изучать проще, нежели русский. На украинском языке Уилсон и не пытался говорить, достаточно было и русского, который ему пока что тоже давался с трудом. Да в принципе, с иностранцами все в Украине разговаривали в основном именно на русском языке, так уж повелось. Немногим позже чиновники, депутаты и прочие высокопоставленные лица будут пытаться говорить с иностранцами на государственном языке, но пока что русский язык был в переговорах с партнёрами преобладающим, кроме того же английского, которым постепенно стали овладевать более широкие массы украинской интеллигенции.

Нужно отметить, что новый знакомый дочери Любе в целом понравился - это был спокойный, уравновешенный молодой человек чуть выше среднего роста, с тёмными (но не жгуче чёрными) аккуратно уложенными волосами, карими глазами, узковатыми губами и прямым носом. Он не умничал, не выпячивал свои познания в той или иной сфере, но то, что он, начитан и, по крайней мере, хорошо информирован во многих сферах знаний, ощущалось. У него был прямой взгляд, правда, лишённый каких-либо (по мнению Любы) озорных искринок, что, в общем-то всегда нравится собеседнику. Нельзя сказать, что был он слишком уж сухой или чопорный, но шуток из его уст женщины не услышали. Главное, что он не был развязным, высокого самомнения о себе, что так свойственно, как ранее слышала Люба, американцам, впрочем, и в Украине становится сейчас всё больше подобных "умников". Майкл с уважением слушал собеседников, не перебивал, и спокойно и чётко отвечал на вопросы (как это можно было оценивать из Татьяниного перевода) и вёл беседу просто на равных. Правда, не услышала Люба и особых комплиментов, хотя приготовленные ею блюда он похвалил. Но это, наверное, и естественно - комплименты хороши в прямой подаче, а не в переводе, а Майклу пока что было ещё далеко до совершенства в русском языке.

Побывал Уилсон в семье Терещуков по одному разу ещё после Нового года и в феврале. Об отце Татьяны он никогда не упоминал, видимо, Таня проинформировала его, что папа развёлся с мамой, хотя официально они развод до сих пор не успели оформить - намечалось это на весну 2000-го года. Вот только Люба не понимала, какие отношения связывают её дочь с Майклом, насколько у них всё серьёзно, какие у Татьяны планы. Та, хотя и не скрывала от матери нюансов отношений с американцем, но делала ударение на том, что они просто друзья, коллеги, и никаких планов она пока что не строит, ей просто приятно проводить время в обществе Майкла Уилсона. Но вот это пока что Любу как раз не успокаивало, а наоборот - волновало. Длиться такое пока что долго не могло, а что же будет в дальнейшем? Неужели дочь может планировать связать свою жизнь с иностранцем? Люба, впрочем, ничего не имела против Майкла, подобными браками в станах СНГ уже никого не удивишь. Но всё равно это было необычно - одно дело, когда ты слышишь о подобном из чьих-то уст и в отношении малознакомого человека, и совсем другое, когда подобное может произойти с родным тебе человеком.

Международный женский день старшая Терещук праздновала в семье своей сестры, Татьяна же была где-то в своей молодёжной компании. Майкл уехал в свои Соединённые штаты Америки, но вскоре снова должен был прилететь в Киев. Конечно, Люба вела длительную беседу с Наташей о своей дочери и племяннице хозяйки дома. Но что могла посоветовать старшей сестре Наташа или хотя бы успокоить её, когда они обе не имели полной информации как о сегодняшней ситуации в отношениях Татьяны с Майклом, так и в отношении их планов - если о них, как она сама говорила, не ведала и сама Таня. Но, оказалось, что не так уж была неведома в планах на будущее дочь Любы, вероятно, она просто успокаивала мать. В начале апреля в Киев вновь прилетел Уилсон. Люба узнала об это практически на второй день из уст дочери, но больше дочь ей ничего не сказало. А то, что они с Майклом, всё же, кое-что планировали, стало понятно уже в средине апреля. В один из дней Татьяна пришла домой необычно рано и какая-то задумчивая и взволнованная.

-- Нет, ничего не случилось.

-- Но ты сегодня то ли в плохом настроении, то ли ещё что-то? Поссорилась с Майклом?

-- Как раз нет, с ним у меня всё хорошо.

-- Тогда что же?

-- Понимаешь, мама, пока ничего не произошло, но в ближайшее время может произойти.

-- О, Господи! -- испугалась Люба. -- Что может произойти?!

-- Да ничего страшного, успокойся. Просто Майкл пригласил меня в США.

-- Фу, напугала ты меня. На экскурсию, что ли, летом?

-- Не летом и не на экскурсию.

-- Не поняла. А как же он тебя пригласил?

-- Он пригласил меня работать в Америке.

-- Как это работать?

-- А очень просто. Начать жить и работать в США, именно в штатах.

-- Господи, о чём ты говоришь! У тебя ведь прекрасная работа здесь, ещё поискать такую нужно. Кто может добровольно от неё оказаться?

-- Ну, во-первых, не такая уж она прекрасная. Да, место престижное, и зарплата, конечно, очень хорошая. Но знала бы ты, как тяжело и, главное, нудно копаться в разных бумагах, готовить какие-то приказы, постоянно составлять в разные инстанции отчёты. И это практически никуда не выходя из кабинета. Это рутина, которая так надоедает. Это же не производство, где видишь результаты своего труда, это одни бумажки. Мама, я не о таком мечтала. На первых порах я думала, как здорово, что тётя Наташа протолкнула меня сюда, а потом поняла, что это совсем не моё. Это не живая работа, она для старух, ну, по крайней мере, для людей пожилого возраста, которых уже не сдвинешь с места.

-- А в США тебе уготовлена живая интересная работа, которую держат специально для тебя? -- съязвила мать.

-- Почти что уготовлена. И работу обещают интересную.

-- Таня, чепуха это всё. Ты там сможешь работать только нелегально, раз не будешь иметь постоянное место жительства.

-- Нет, не нелегально. У меня будет приглашение на работу. Да, проживание будет временное, я это знаю. Но так будет не так уж долго.

-- Как это?

-- А вот так. Мы бракосочетаемся с Майклом, и тогда я смогу проживать там уже постоянно. Но там работа интереснее, да и зарплата на порядок выше, чем у нас.

-- Погоди, что значит бракосочетаемся? Ты выходишь замуж за Майкла, он предложил тебе это? Или ты только так предполагаешь?

-- Вообще-то, он, действительно, мне это предложил, но я пока что отказалась. Даже не то чтобы и отказалась, а просто попросила повременить с ответом на этот вопрос.

-- Тогда что означает, что ты бракосочетаешься с Майклом?

-- Да очень просто - фиктивный брак, чтобы иметь потом право на жительство в США.

-- А что, в Америке такое возможно?

-- Господи! Это в любой стране возможно, и США в этом плане не исключение. Я пока что не готова к замужеству, так я и сказала Майклу. Он готов подождать.

-- Чего подождать?! А если ты так и не захочешь выходить за него замуж?

-- Тогда мы подадим на развод. Майкл согласен с таким вариантом событий, хотя он ему и не нравится. У него вроде бы в отношении меня серьёзные намерения. Но я уже, даже после развода, буду иметь право на жительство. Мама, ты что, не видишь, что у нас в стране творится? Хуже некуда, и этому конца и края не видно. Да ещё этот злополучный позапрошлогодний дефолт. Всё валится! Наша гривна обесценивается. Это же не жизнь, а прозябание в надежде на лучшее. Но когда оно будет это лучшее? Его никто в ближайшее время не обещает. Да что я тебе доказываю, когда ты и сама всё знаешь.

-- Знаю. Но всё равно это не повод уезжать из родной страны.

-- А какой ещё повод нужен. Диссидентов у нас уже нет, за несогласие в политике никого не преследуют. Все сидят и тихонько молчат. Нет, некоторые, конечно, кричат. Что в стране и то не так, и это не так, но это просто их политический пиар. На самом деле они ничего сами сделать не могут. Я, например, думаю, что у нас в стране был только один человек, который по-настоящему хотел, чтобы Украина стала процветающей страной. Это Вячеслав Чорновил, но его смешали с грязью, навешали разных ярлыков, а, в конце концов, год назад и вовсе убили.

-- Тише ты! Сразу убили - погиб в автомобильной катастрофе.

-- Я, конечно, не знаю всех подробностей, мала ещё была. Но мне говорили, что в подобной автомобильной катастрофе погиб в октябре 1980-го года и Пётр Машеров, первый секретарь ЦК Компартии Белоруссии. И не случайно всё это. Мне в прошлом году рассказывали, что тогда Машеров не дожил всего пару недель до Пленума ЦК КПСС, на котором его вроде бы должны выбрать на пост, занимаемый до того Косыгиным. А дальше он вообще мог рассматриваться как популярный кандидат на пост Генерального секретаря. Ну, да ладно, мы отвлеклись от темы. Тебе не нравится, что я хочу уехать в Америку?

-- Конечно, не нравится. Меня вообще саму оставляешь - отец ушёл, а теперь и ты.

-- А, может быть, когда я обустроюсь, и ты ко мне приедешь.

-- Нечего далеко наперёд забегать, да и не в этом дело. Мне просто не нравится, что ты хочешь уехать в совершенно чужую страну, никого там не зная, и не предполагая, как-то она тебя встретит.

-- Я там буду не одна, там будет Майкл.

-- И в качестве кого ты с ним будешь? Не жены, значит, содержанки.

-- Нет, не так всё. Да, на первых порах он будет мне помогать, а потом я и сама на ноги встану.

-- Ты не строй иллюзий. С нашим дипломом тебе вряд ли удастся устроиться по специальности. Наши дипломы там не котируются.

-- Не котировались, но сейчас ситуация начинает меняться. Недаром же и Россия, и мы перестроили систему высшего образования. Так что всё будет в порядке. Да, наши дипломы на данный момент в США пока что не особо признаются. И мне, наверное, придётся свой диплом подтверждать, но я это сделаю - я уверена в этом. И Майкл мне поможет, он уже помог.

-- Как это уже помог?

-- Ну, естественно, с приглашением на работу в компанию, где и он работает.

-- А что это за компания?

-- Предприятия по выпуску фотоаппаратов, плёнок к ним и всего прочего.

-- О. Господи! Разве это так актуально? Какие-то там фотоаппараты, плёнки...

-- Очень даже актуально. Или для тебя актуальны только космические корабли или продукты питания, которыми ты занимаешься? Компания, наряду с плёночными фотоаппаратами, выпускают и цифровые, а они-то как раз очень популярны, и с каждым днём пользуются всё большим спросом.

-- Но ты же ничего о таком производстве не знаешь, это же не твоя специальность.

-- Да? А какова моя специальность? Я и других производств не знаю. Но я финансовый менеджер, а такая работа на разных предприятиях похожая. Конечно, мне придётся хорошо ознакомиться с производством, но так придётся поступать везде.

-- Хорошо, и когда же ты собираешься покинуть меня?

-- Мама, перестань. Я не собираюсь бросать тебя. Во-первых, я сейчас вообще на небольшой срок уеду, а во-вторых, я постоянно буду тебя навещать, так же, как я думаю, и ты меня. Сейчас это совершенно не сложно. А ты ведь за свою жизнь нигде, кроме Украины, и не была. Правда, и я, кроме Англии, тоже пока что нигде не была, но у меня ещё всё впереди. А тебе будет очень интересно прилетать ко мне в гости.

-- Не спорю, в этом ты права. Будет очень интересно, только когда ты там нормально обустроишься?

-- Пока что я не знаю. Но я себе отвожу на это не более трёх лет. Ну, в крайнем случае, четыре - чтобы в 30 лет я уже крепко стояла на ногах и хорошо жила.

-- Если бы ты вышла по-настоящему за Майкла замуж, то такое, наверное, ещё могло быть возможным. А так...

-- Я подумаю над твоими словами, -- засмеялась Таня.

-- Нет, что ты! Я ведь ни в коем случае тебя не заставляю выходить замуж за человека, к которому ты равнодушна. Абсолютно нет! Знай это - только по любви, иначе жизни нормальной не будет. Уж я-то знаю, -- тихо добавила Люба.

-- Я понимаю, мама, -- так же тихо и, действительно, с пониманием ответила дочь. -- Но Майкл мне не безразличен. Так что всё возможно. Мне просто нужно время.

-- Хорошо, может быть, ты по-своему и права. Хотя, как на мой взгляд, работа у тебя здесь хорошая. Но я сужу со своих позиций, я ведь не была на твоём месте. А с папой ты советовалась? И вообще, о Майкле он знает?

-- Конечно, знает. Но насчёт поездки в США я пока что с ним не говорила. Я ведь сначала с тобой хотела посоветоваться.

-- Ну, что ж, спасибо тебе за это. Вот только как папа оценит эту ситуацию?

-- Ты знаешь, мне кажется, что он не будет возражать. Мы с ним говорили уже на тему ситуации в нашем государстве, правда, этот разговор был ещё в прошлом году. Но ситуация в стране за это время ничуть не улучшилась.

-- Ладно, тебе, Танюша, виднее. Если ты так решила, то я тебя удерживать не буду.

А дальше у Тани наступили очень трудные дни - понимая, что мама категорически не настаивает на том, чтобы оставаться в Украине, Татьяна начала собираться в дорогу. А дел было очень много, и в первую очередь с оформлением визы. Люба за всё это время ни разу не упрекнула дочь за её решение, так же как не стала и отговаривать её от поездки. Она понимала, что, скорее всего, в своих рассуждениях Таня права. А раз она права, так зачем ей вставлять палки в колёса, только проявляя тем самым свой эгоизм.

Татьяна могла довольно быстро и просто оформить визу К. Визы категории К в США выдаются будущим супругам граждан США, но при этом статус данной визы не может быть изменён ни на какой другой. Поэтому, если брак не заключен в течение разрешённого срока действия визы, обладатель визы категории К должен покинуть территорию США, иначе произойдёт его депортация из страны. Но Таня ещё не совсем уверенна была в своих чувствах к Майклу, и рисковать не хотела - срок действия такой визы небольшой. Обыкновенная посетительская (гостевая) виза В1/В2 давала разрешение на временное пребывание в стране до года, но она не предусматривала трудоустройство в США. Данная виза позволяла встречаться с партнерами, ездить на конференции, посещать торговые выставки, вести переговоры по контрактам, развивать деловое сотрудничество и прочие виды деятельности не связанные с получением заработной платы от работодателя в США.

Очевидно, вопрос категории визы был хорошо обсуждён младшей Терещук и Уилсоном, потому что, Майкл выслал Татьяне документ, позволяющий открыть визу категории Н1-В, а "выбить" такую визу было непросто. Визы категории Н1-В выдаются специалистам различных профессий, приезжающим в США для работы, они существуют для оказания помощи американским компаниям, которые испытывают временный недостаток квалифицированной рабочей силы. При существующем определённом уровне безработицы в США работодателю для приглашения специалиста из другой страны необходимо пройти процедуру трудовой аттестации в Министерстве труда США и доказать необходимость подобного специалиста. Проще в этом плане как раз самому приезжающему специалисту - ему нужно обладать как минимум степенью бакалавра или опытом работы по специальности, эквивалентным высшему образованию. И, естественно, иметь предложение на работу от работодателя в США. И вот над этим пришлось, наверное, здорово потрудится Майклу Уилсону, чтобы убедить руководство компании пригласить Терещук в их страну. Но в этом случае, наверное, помогли два высших образования Татьяны и опыт (пусть и малый) работы в департаменте, ведающим вопросами торговой деятельности.

Но, как оказалось, гораздо сложнее было получить такое разрешение на выезд из Украины самой Татьяне на родине. Бюрократическая система, унаследованная ещё со времён СССР, всячески вставляла палки в колёса. Татьяне нужно было собрать необходимые документы, а список их был достаточно велик. Основными такими документами являлись:

- одобренное прошение о визе от работодателя;

- заполненная форму OF-156 - для тех, кто обращается за визой, находясь за пределами США;

- свидетельства того, что претендент на место работы в США обладает необходимой квалификацией, причём, его диплом должен быть подтвержден, а образование должно соответствовать требованиям, предъявляемым к работникам данной отрасли в США;

- необходимые документы, характеризующие компанию, которая собралась взять претендента к себе на работу;

- подтверждение того, что эта компания уже послала в Министерство труда заявление об условиях труда (LCA - Labor conditional application).

В общем, на сбор этих документов у Татьяны ушло немало времени. Не обошлось, конечно же, и без кратковременной помощи (пока он был в Киеве) и Майкла, как представителя приглашающей компании. Но уже в конце апреля Уилсон вновь улетел в США, Татьяна же должна была добираться к нему сама. Он должен был её там встретить, подробно осветив ей перед этим все вопросы "что", "где" и "как". Полностью готова к отлёту Татьяна Терещук была только в средине мая.

И вот наступил день, когда младшая Терещук уже должна была улетать в Соединённые Штаты Америки. Конечно же, Люба поехала провожать дочь в аэропорт "Борисполь". Там они встретились с поджидавшим их Максимом Терещуком. Не проводить свою дочь он не мог - кто его знает, когда теперь удастся увидеться?

Татьяна, хотя и не так часто, но периодически встречалась с отцом. Прошло уже полтора года, как Максим ушёл из семьи. Татьяна всего раз была на новом месте жительства папы, и больше решила не ходить туда. Не то чтобы ей не понравилась новая жена отца, просто ей неприятно было с ней разговаривать, постоянно думая о том, что дома дочь ожидает её родная мама. Понимал это и Максим, а потому абсолютно не настаивал на встречах в его новой семье. Поэтому они встречались где-нибудь в городе, прогуливались, обменивались новостями и даже пару раз сходили вместе в кино. Ни одной встречи с отцом Татьяна от матери не скрывала, но ту мало интересовала теперешняя жизнь своего бывшего мужа. Она знала, что Максим очень любит дочь и никогда даже не заикалась о том, чтобы Таня встречалась с отцом хотя бы реже. Максим имел такое же право видеть дочь и участвовать в её жизни, как и она сама. Люба ничуть не удивилась, что Максим приехал проводить дочь, она бы здорово удивилась, если бы этого не произошло.

-- Здравствуй, Люба, -- негромко поприветствовал бывшую супругу Максим, -- Здравствуй, дочурка.

-- Здравствуй, Максим, хорошо выглядишь, -- отметила Люба.

-- Ты тоже хорошо выглядишь, и ни капельки не изменилась.

-- Опоздал ты немного с комплиментом, да и не так это. Я ведь знаю, что за последнее время я здорово постарела.

-- Ничего подобного!

-- Не нужно, я ведь в зеркало иногда смотрюсь, -- улыбнулась Люба. -- Ладно, не будем об этом.

-- Танюша, тебя точно на месте Майкл встретит? -- обратился уже отец к дочери.

-- Встретит, папа, обязательно встретит. Я с ним только вчера вечером разговаривала, -- Майкл подарил Татьяне мобильный телефон, которые начали завоёвывать рынок и в Украине, но, всё же, для большинства граждан они пока что оставались диковинкой. Поэтому Татьяна и Майкл и в самом деле частенько теперь звонили друг другу.

-- Когда точное время вылета?

-- В 13:35, а прилетаю на место в 23:17, по местному времени, естественно.

-- Но рейс не прямой?

-- Пересадка во Франкфурте-на-Майне и в Чикаго. А вообще-то в пути 16 часов и 45 минут. Хорошо, что лечу за солнцем.

-- Всё равно поздно прилетаешь.

-- Ничего страшного. Майкл говорил, что у них там аэропорт в черте города, даже не так уж далеко от центра. Наверное, как у нас аэропорт "Жуляны". Так что всё нормально будет, я уверена.

В общем, через полтора часа самолёт, на котором летела дочь Терещуков, поднялся в воздух.

Назад из аэропорта Люба возвращалась в машине Максима, причём на какой-то иномарке (она в них не разбиралась) - старая машина была продана и куплена новая - не совсем новая, подержанная, но, как говорил бывший муж, в хорошем состоянии. Люба не отказывалась ехать вместе, когда Максим любезно предложил её подвезти, они расстались мирно и оставались друзьями, им нечего было делить, а теперь-то - и тем более. В пути они разговаривали о дальнейшей судьбе дочери или о всяких житейских пустяках. Максим любезно хотел подвёзти Любу к самому дому. Но она попросила остановить машину у парка Киото. Ей совсем не хотелось сейчас сразу идти в пустую квартиру, она решила немного побродить по парку. Но, в конце концов, домой нужно было когда-нибудь возвращаться. Долго просидев в парке на скамеечке, Люба вздохнула и, не спеша, отправилась домой. Встретила привычная квартира свою хозяйку какой-то оглушительной тишиной. И раньше, когда дома не было дочери, в доме от тишины становилось не по себе, но на сей раз эта тишина была просто невыносимой. Вот теперь-то старшая Терещук и в самом деле осталась совершенно одна в большой и пустой квартире.

ГЛАВА 31

Раздумья и беспокойства

Ещё в начале мая, когда Таня была сосредоточена на сборе документов, Любе позвонил Виктор. Он поздравил её с праздником, а затем они немного поболтали. Они уже давно не виделись, да и кто знает, удастся ли им увидеться вновь. Дело в том, что в феврале Люба уговорила Настю и Ларису вместе с ней самой и Василием (того уговаривать не пришлось) навестить Самойлова. Развод сына не прошёл бесследно для старшего Самойлова - у него случился теперь уже инфаркт миокарда, и сейчас Виктор был больше прикован к постели. Его здоровье, отягощённое сахарным диабетом, становилось всё хуже. Виктор чуть не проморгал своё новое (или старое?) заболевание. Да, он однажды вечером почувствовал интенсивную боль за грудиной, но затем боль почти прошла, и остался только какой-то дискомфорт в груди. Далее он вообще никаких болей не чувствовал, но он не знал, что такое часто случается при инфаркте у больных сахарным диабетом - так называемый безболевой характер инфаркта. Хорошо, что перестраховалась Оксана и своевременно вызвала "Скорую помощь". Врачи вовремя оказали помощь и далее всё пошло вроде бы нормально. Но у Виктора начались тромбоэмболическое осложнения. Чаще всего тромбы образуются в венах большого круга кровообращения, что создает угрозу тромбоэмболии лёгочных артерий. Кроме того, на фоне сахарного диабета начала появляться признаки так называемой диабетической стопы, при которой может развиваться патологические изменения стоп в виде гнойно-некротических процессов, язв и костно-суставных поражений, то есть омертвение или нагноение мягких тканей стопы и пальцев. Хорошо, что у Виктора пока что до таких изменений дело ещё не дошло. Сахарный диабет приводит к снижению иммунитета, а сама диабетическая стопа грозит перерасти в гангрену со всеми вытекающими последствиями.

В общем, причин навестить Самойлова у его друзей хватало. Но Люба поняла, что, скорее всего, это её последнее посещение Виктора, уж больно неприязненно к ней на сей раз относилась Оксана. Нет, она её не выгоняла из квартиры, не ругала и не обзывала, но её очень уж холодное отношение чувствовалось. Напрямую она с Любой не разговаривала. А если та что-либо спрашивала (хотя старалась делать это как можно реже), то супруга Виктора отвечала сквозь зубы и с плохо скрываемой злостью. Люба не думала, что кто-то из её друзей или просто одноклассников успел уже проинформировать Оксану о взаимоотношениях её мужа с Терещук. Будь это так, то жена Володи, несмотря на свой мягкий характер, не пустила бы Любу даже на порог. Но женское сердце сложно обмануть (какие-то флюиды всё Оксане подсказывали, или просто давали некий повод для подозрения). Поэтому Люба осознавала, что отныне ей туда путь, так или иначе, закрыт.

Сейчас же она более-менее спокойно и довольно долго поговорила с Виктором. В последнее время, когда он болел и находился дома, звонил только он сам, Люба не пыталась звонить, понимая, что вполне может попасть на Оксану. В общем, и перезванивались Виктор с Любой не так уж часто. Но вот сейчас, наверное, Оксана надолго ушла из дому, а потому им удалось обстоятельно поговорить и поделиться своими новостями. Конечно же, Люба в первую очередь рассказала Виктору о намерениях (точнее, сейчас уже о твёрдом решении) её дочери уехать в Америку, и что теперь она останется совсем одна. Она не стала жаловаться на то, что и его она редко может видеть - эта тема была больна для них обоих. Виктор обстоятельно расспросил Любу о Татьяне, а затем поделился своими нехитрыми новостями. Да и какие у него могли быть новости?

-- Витя, ты постоянно сейчас лежишь?

-- Нет, конечно. Лежу много, но не постоянно - мне нужно ходить, нужно чтобы нормальное кровообращение в ногах было. Так что хожу потихоньку. Но только дома, на улицу пока что не выходил. Но сейчас погода налаживается, попробую и во двор выходить.

-- А не опасно?

-- А что там опасного - вниз и вверх на лифте. Я ведь потихоньку, бегать-то я не собираюсь. А на лавочке посидеть можно, да и свежий воздух мне необходим.

-- Тоже верно. А чем ты дома занимаешься?

-- Ну, чем я могу заниматься - книги, телевизор, немного стихи продолжаю сочинять.

-- Стихи, это у тебя такая потребность?

-- Да что-то вроде того. Говорят, что поэзия в частности, как и вся литература в целом, - это такая же насущная наша потребность как, например, петь или рисовать. Ещё сочинять музыку или писать картины. И делает это человек не ради пользы в какой-то прикладной области или для какого-то института - те же статьи - а просто потому, что так хочет его душа.

-- Понятно. И что сейчас написал?

-- Хочешь, чтобы я прочёл?

-- Конечно!

-- Тогда слушай, -- и Виктор начал читать в телефонную трубку Любе свои последние стихи:

Мальчишество давно махнуло мне крылом,

Уж за семью морями почивает детство.

И вот неспешно зрелость покидает дом,

Мне, оставляя, старость - хилое наследство.

Мелькает день за днём, и каждый это знает,

Что жизнь похожа на явления природы.

Ведь за весной и летом осень наступает,

И, как вода сквозь пальцы, утекают годы.

Вот юность промчалась - любовь и весна,

Давно уплыла́ уж и молодость - лето.

С годами и старости осень видна,

А дальше? Зима, уж всё вечная это.

-- Господи! Какое-то у тебя упадническое настроение.

-- А какое оно у меня может быть? Это, наверное, мои последние стихи. Жизнь заканчивается.

-- Вот ещё! Что за глупости? Что у тебя всё так мрачно?

-- А так оно и есть. Я уже своё пожил. Жаль, конечно, что не дотянул до отпущенного человеку срока, но что поделаешь. Судьба такая.

-- Какого ещё такого срока?

-- А ты что, не знаешь? Мой дедушка говорил, что веку человеческого, как написано в Библии, 70 лет отмерено, а что выше - то от крепости. Ну, а какая у меня крепость - одни хвори. Так что до 70 лет я точно не доживу. Дай то Бог, хоть как-то дотянуть до шестидесяти. Но, наверное, и это мне не суждено.

-- Опять ты за своё!

-- Люба, человек имеет свойство чувствовать, что с ним происходит, и хоть немного, но и ощущать, что с ним будет в ближайшем будущем. Вот и я это чувствую.

Вероятно, Самойлов и в самом деле ощущал своё состояние и прогнозировал будущее, поскольку дальнейший разговор явно не получался. Несмотря на все попытки Терещук успокоить Виктора и поднять у него настроение, ничего не получалось. Но муссировать и дальше тему скорого ухода из жизни своего любимого Терещук абсолютно не хотелось, поэтому разговор вскоре сам собой сошёл на нет.

* * *

Сейчас Люба думала о том, как же странно, даже несправедливо устроена жизнь. Несколько лет назад, планируя быть вместе, она с Виктором огорчалась, что разведясь, им сложно будет организовать своё жильё. А сейчас Люба изнывает одна в трёхкомнатной квартире, самое время Виктору быть вместе с ней - живите и радуйтесь. Конечно же, в одной из бесед с Виктором Великанова озвучила свои подобные планы. Но Самойлов категорически отказался от такой идеи. А ведь раньше как он к этому стремился! Но сейчас быть обузой для своей любимой он не желал. И какой ведь шанс быть вместе! Но, увы, не судьба. Люба наперекор Виктору очень этого хотела, но не могла же она силком забрать его к себе. Такая вот суровая несправедливость жизни, хотя, как знать.

Когда Татьяна улетела в США Любе, особенно в первые недели пришлось очень несладко. Поскольку поговорить было не с кем, она всё чаще предавалась каким-либо раздумьям. Здесь были и различные воспоминания, хорошее в жизни и ошибки, а также настоящее время, включая думы о том, как там поживает дочь, что сейчас станет главным в жизни самой Любы. И, конечно же, присутствовали размышления о будущем своей разорванной на части семьи. О Максиме она, правда, не думала, ей его заменял другой человек, но вот о дочери и о себе она передумала многое. Чаще подобные думы приходят к человеку в конце его пройденного пути, и, хотя Терещук не считала, что её жизнь уже заканчивается, подспудно у неё периодически возникало ощущение некой тревоги. Вот Виктор сказал, что ему не удастся дожить до 70 лет, и это, как Любе не хотелось в это верить, скорее всего, было правдой - на это указывали все обстоятельства. Но почему-то и она чувствовала, что до такого возраста не дотянет. А вот для этого никаких видимых признаков не было, тем более что в странах бывшего СССР женщины обычно живут гораздо дольше мужчин - а это имеет своё твёрдое подтверждение в лице статистики. Да и Люба за свою немалую жизнь (в следующем году уже стукнет 55 лет - пенсионный возраст) она ничем серьёзным не болела, кроме гриппа или как часто пишут ОРЗ. Но, думала она, наверное, не зря ей такие мысли приходят в последнее время. Она гнала их от себя прочь, ей хотелось ещё понянчить внуков, а, возможно, дождаться, когда и они вступят под венец. В этом нет ничего необычного - человек нормально пожил тогда, когда он, по крайней мере, дождался своих правнуков. Вот тогда, наверное, и умирать легче. О смерти Люба, конечно же, не помышляла, но и особо радостные мысли почему-то её не посещали.

Ещё в последнее время Люба больше внимания стала уделять своим снам. До этого она очень редко помнила свои сны, да и совершенно не обращала на них внимания. Да, снилось что-то - порой вроде бы и интересное, порой сплошной сумбур - но стоит ли этой ерунде уделять особое внимание. Она была не из тех женщин, которые анализируют свои сны и даже по ним строят порой какие-то вещие прогнозы - нет, не в отношении других людей, а своей семьи. Да, ей очень много доводилось слышать от коллег по работе (женщин, конечно), что иной раз сны показывают будущее (близкое - в течение всего нескольких дней) мужа или сына, а то и себя самой. Это может быть и какая-то удача, но может быть и болезнь, несчастный случай. Терещук верила рассказам подруг, но никогда в таком свете не анализировала свои сны, хотя в последнее время некоторые из них ей глубоко запали в память, только вот она их "расшифровать" не могла.

В самом начале лета, в один из вечеров Любе позвонила сестра:

-- Любаша, добрый вечер! Что-то ты совсем меня забыла, -- произнесла она обиженным тоном. -- Не звонишь, не заходишь. Чем ты дома занята? Или у тебя кто-то появился?

-- Ой, я действительно виновата перед тобой. Никого у меня, конечно, нет. Просто сижу в расстроенных чувствах - осталась совсем одна, пустая квартира. Вот и нахожу себе работу по дому, чтобы хоть как-то скрасить своё одиночество.

-- Абсолютно нелогично! Чтобы скрасить одиночество ты целыми днями сидишь дома, вместо того, чтобы прийти в гости.

-- Ну, я не целыми днями дома сижу, я ведь и работаю к тому же.

-- Ладно, пусть вечерами. Не цепляйся к словам, сестрёнка. Но почему же ты ко мне не заходишь?

-- Наташа, я ведь уже признала свою вину. Понимаешь, не хотелось надоедать вам. Вы живёте нормальной полной жизнью, всё у вас в порядке. Зачем пятое колесо к телеге?

-- Ты с ума сошла! Какое пятое колесо? Когда ты для нас была пятым колесом? Ведь у меня нет никого ближе, чем ты.

-- Хорошо, Наташенька, не сердись. Я на днях к вам обязательно заскочу. Давно я уже, действительно, своих подросших племянников не видела.

-- Так, никаких на днях. Сегодня уже поздно, а вот завтра мы ждём тебя в гости. Всё, и никаких отговорок.

-- Ладно. Договорились, -- вздохнула Люба. -- Завтра буду у вас. Ну, всё. Тогда, до встречи, сестрёнка. Завтра наговоримся.

Наташа попрощалась с сестрой и обе отключили телефоны. Люба не зря вздохнула в конце разговора с сестрой. Она не сказала истинную причину того, почему она не навещает семейство Лысенко. Впрочем, как и своих давних друзей, подруг. Сейчас Люба, действительно выглядела эдаким отшельником, замкнувшимся в своей раковине. Точнее, в целом её объяснения сестре были правдивыми, но не до конца. Она представляла своё теперешнее пребывание у кого-нибудь в гостях, как приход некой, если и не мученицы, то уж точно неудачницы, которую все начнут жалеть и напутствовать советами. Как же, муж ушёл от неё, теперь и дочь за тысячи километров, они разделены огромным океаном. Так уже бывало в последнее время не раз, а вот этого она совсем не хотела. Не могла она физически выносить все эти жалости со стороны подруг и близких, не нужны были ей разные сочувствия. Ведь это ничего не меняло в её жизни, а только лишний раз травило душу. Потому-то она старалась стоически переносить своё одиночество. Но как же ей сейчас не хватало Виктора! Об их теперешней любви знали только единицы, но и с ними Любе сейчас совершенно не хотелось делиться своими чувствами. К тому же, и эта любовь, точнее общение с любимым человеком ей сейчас недоступно. Но сестра - есть сестра, а потому такое отношение Любы было не совсем верным. Она это прекрасно понимала, поэтому дала себе слово, что в дальнейшем будет с ней общаться почаще. Да и общение с семейством Лысенко, как она признавалась себе, было для неё очень полезным. Она отдыхала в компании своих подрастающих племянников и насыщалась положительной энергией. Нужно будет только раз и навсегда прервать эти попытки жалости к ней, и тогда можно будет жить совсем по-другому - если уж и не в радости, то, по крайней мере, и не в печали.

Назавтра Люба отпросилась немногим раньше уйти с работы и направилась в магазины - ей нужно было купить подарок семейству Лысенко, не с пустыми же руками приходить в гости. Правда, это не должен был быть вещевой подарок, а что-либо съестное, вкусное. Она сначала думала купить торт для всех, но потом решила, лучше купит хорошую большую коробку конфет и упаковку пирожных - всё семейство было сладкоежками, включая и саму Любу. Если уж Наталка пригласила её в гости, то торт она и сама обязательно купит. Покупать вино тоже не стоило, во-первых, запасы различного спиртного баре у Лысенко никогда не убывали (она это видела), а во-вторых, Саша точно купит к её приходу какое-то новое вино - ему нравилось удивлять и баловать близких ему женщин сортами какого-нибудь нового изысканного вина. И она не ошиблась в своих предположениях. Был куплен, конечно, Наташей торт (находился пока-что в холодильнике), а на частично сервированном столе в его центре красовалась бутылка белого итальянского десертного игристого вина "Moscato d'Ast". Где Александр умудрялся отыскивать подобные вина, было непонятно. Да, вин сейчас в специализированных магазином было хоть пруд пруди, не говоря уже о разных продовольственных магазинах и многочисленных киосках. Но всемирно известные классические вина и там отыскать было нелегко. Но вот мужу Наташи это удавалось.

Конечно, все очень обрадовались приходу Терещук. Раньше больше всего радовались приходу своей тёти Дмитрик и Людочка. Вообще-то родителям почему-то более приятно было называть своего сына именно ласкательным именем Димочка, хотя для Димы полное имя Вадим, а для Дмитрия - Митя. Но имя Митя им не нравилось, так же, как не очень нравилось и Вадим. Вот так и повелось называть официально сына Дмитрий, а ласкательно - Дима, Димочка. Привыкла к этому и Люба, называя своего племянника Димочкой. Ранее Любе очень нравилось возиться со своими маленькими родственниками, и дети первым делом тащили тётю в свою комнату. Так практически бывало всегда, когда в гости приходила тётя Люба, да и стол Лысенки накрывали по-семейному, просто как обычный, несколько расширенный ужин, но с бутылочкой хорошего вина. Правда сейчас уже сына Натальи и Александра, которому исполнилось 19 лет, больше величали просто Дмитрием. Его сейчас дома не было, где-то развлекался со своими приятелями студентами. А Людочка, тоже уже больше Людмила, была дома. Она обняла, расцеловала тётю и помогла ей раздеться. Людмила посидела с родителями и тётей за столом, а потом, понимая, что у тех будут свои разговоры, ушла к себе в комнату.

А на первом плане у сестёр, точнее больше у Наташи, конечно же, стоял вопрос о Татьяне. Они поговорили на эту тему в основном в плане догадок, потому что не так часто пока что были известия из-за океана, да и прошло всего чуть более трёх недель, как Таня находилась по ту сторону океана. Майкл ещё во время своего последнего апрельского приезда в Киев подарил и Любе мобильный телефон - в знак уважения, чтобы она могла в любое время общаться с дочерью, а, возможно, и как будущей тёще - на такой статус мамы Татьяны он точно надеялся. Ему очень нравилась Таня, да и кому не нравятся славянские девушки, особенно украинки. Их, как будто писаная красота, наповал разила многих зачастивших в последнее время в Украину иностранцев. Да ещё выходцы разных стран Европы, ближнего Востока и заокеанских стран была наслышаны об украинских девушках как о прекрасных хозяйках и об их непритязательности. Ну что могло быть лучшим, нежели заполучить молодым (и не только) неженатым иностранцам в жёны такую красивую и хозяйственную славянку. Конечно, очень надеялся на это и гражданин Соединённых Штатов Америки Майкл Уилсон.

Да, к тому времени обе сестры знали, что устроилась Татьяна нормально (помог, конечно, Майкл), приступила к работе в фирме, но сейчас у неё период больше ознакомительный, если не сказать экскурсионный. Замуж (даже фиктивным браком) за Майкла Татьяна пока что выходить не собиралась, но это и понятно - она может ещё некоторое время спокойно пребывать (и работать) в США - по крайней мере, до окончания (может быть, чуть меньше, а может и больше) открытой визы. А далее сёстры перешли к обсуждению объектов более близких - повзрослевших племянников Любы, успешного поступления Димы в институт, такого же успешного бизнеса семьи Лысенко, и одиночества старшей сестры. Люба, оставшись наедине с сестрой, сразу же предупредила ту, что она не желает выслушивать в свой адрес какие бы там ни было сочувствия. Наташа при таком заявлении улыбнулась и сказала:

-- Я, между прочим, это уже давно поняла, как и то, почему ты предпочитаешь сидеть дома в одиночестве. Успокойся, не будет никакой жалости и сочувствий. У тебя всё в порядке и твоя жизнь тебя полностью устраивает.

-- Да, именно так.

-- Всё, хорошо, закрыли этот вопрос.

И дальше был продолжен вечер приятных родственных бесед, с обсуждением различного рода жизненных вопросов, последних новостей и прочего. В конце ужина, когда в гостиную зашла за кусочком тортика Людмила, тётя её спросила:

-- Что ты там смотрела по телевизору? -- маленький телевизор был включён на кухне.

-- Сначала фильм шёл, потом мультик. Только что закончила смотреть "Дюймовочку". А сейчас, после рекламы какая-то развлекательная программа будет.

-- Господи! -- всплеснула руками Наташа. -- В твоём возрасте только мультики смотреть, ты бы ещё с куклами поиграла.

-- А что, мама, -- улыбнулась Люда. -- Хороший мультик, такой красивый, я уже давно его не видела. Так приятно было его смотреть. Сейчас уже и мультфильмы какие-то не такие.

-- Понятно. Ну, ладно, иди смотреть свой новый мультик, или развлекательную передачу.

Люба немного помолчала, а потом сказала сестре (Саша, наговорившись на общие темы, удалился, дипломатично дав сёстрам поговорить о своих женских секретах):

-- А мне как раз на днях снилась "Дюймовочка".

-- С чего бы это?

-- Ну, не сама Дюймовочка, а финальный эпизод из этого мультика.

-- Какой же это? Я уже и не помню, чем он заканчивается.

-- А помнишь, там Дюймовочка в прозрачных стрекозиных крылышках вместе со своим маленьким королём эльфом порхают, перелетая с цветка на цветок. Вот и я во сне так же летала.

-- Ты тоже была эльфом или эльфой, не знаю, как правильно назвать такую особу женского пола?

-- Наверное, эльфы бесполые. Или не бесполые, но их называют одинаково. Ведь в сказках эльфы - это маленькие мальчики и девочки. Я, правда, не знаю, была ли я именно эльфом. Да, у меня были крылья, но я, всё же, насколько помню, похожа была на бабочку.

-- И куда же ты летала?

-- Не знаю, просто парила в воздухе, или перелетала с куста на куст. Да и не важно, куда я летала, важно - с кем.

-- О! И с кем же? Предполагаю, что не с Максимом.

-- Да, не с Максимом, с Витей Самойловым. Он тоже был эльфом, нет бабочкой.

-- А, понятно. Такой сон, конечно, тебе запомнится. Только вы как бабочки очень уж большими, наверное, были.

-- Ты вот ехидничаешь. А мне так хорошо было в этом сне. Я была так счастлива. Мы летали с Витей, держась за руки, мы снова были вместе.

-- Ладно, извини. Я не ехидничаю, я просто неудачно пошутила.

-- Ты знаешь, а вот касательно величины бабочек, то ты, пожалуй, права. Мы, действительно, были большими бабочками. Конечно, не в рост человека, но значительно больше обыкновенной бабочки. Я вот отметила, что мы летали с куста на куст. И, ориентируясь по величине этих кустов, я могу сказать, что мы были по размеру, ну, наверное, как голуби. Да, бабочки красиво, и белые голуби тоже красиво.

-- Голуби? А вот голуби мне как раз не нравятся, -- нахмурилась Наташа.

-- Почему? Они что, не красивые?

-- Нет, сами голуби мне тоже нравятся. Но вот, когда видишь себя в образе голубя, то вовсе не нравится.

-- Но почему?

-- Понимаешь, существует, как я когда-то слышала, поверье, что голуби - это души умерших. Подобно тому, как на море чайки - души погибших моряков. Вот они и летают, наблюдая за живыми. А нам-то ещё рано в голубей превращаться.

-- Ну, Марк Бернес когда-то пел, что умершие, или погибшие, превращаются в белых журавлей - солдаты с кровавых не пришедшие полей, не в землю нашу полегли когда-то, а превратились в белых журавлей.

-- Это, скорее, просто поэтический образ. Да и журавли очень уж большие птицы. Мне кажется, что голуби как-то лучше подходят на роль обладателей душ умерших.

-- Говоришь, души умерших? -- медленно, раздумывая, протянула Люба. -- Но это тоже не так уж плохо. По крайней мере, по отношению к моему сну.

-- Ладно, именно во сне пусть так и будет, но не наяву, -- не уступала Наташа.

-- Пусть так и будет, -- машинально повторила её сестра, думая, очевидно, о чём-то своём, но эти мысли почему-то запали именно в её душу.

Обе сестры немного помолчали, а затем ещё немного поговорили о разных пустяках. В этот вечер, переходящий уже в ночь, домой Люба уже не поехала, оставшись ночевать у сестры. И в эту ночь никакие эльфы, бабочки или голуби ей уже не снились. А что снилось, она и не запомнила. Но ведь так происходит практически каждую ночь, а запоминаются только те сны, которые являются важными (с точки зрения их видевших), значительными, а, порой и вещими.

Далее время для Любы потянулось очень медленно - она не могла видеть таких дорогих и любимых ей людей: ни дочери, ни Самойлова. Краткие (с дочерью) и редкие (с Виктором) телефонные разговоры большой радости не доставляли. Летний отпуск Люба полностью провела в Тараще в доме у родителей, она так соскучилась по родным лицам. Никуда ехать отдыхать в другое место, даже на море (тем более одной) она не хотела. Но, как бы медленно не проплывали часы и минуты, календарный год не резиновый, и вот уже наступило истинное начало нового тысячелетия - пришёл год 2001-й. Он начался, конечно, радостно. Но уже через полтора месяца должен был стать для Терещук и немного грустным - в средине февраля она могла на законных основаниях уже идти на пенсию. Конечно, ни о каком уходе с работы Люба и не помышляла - если ещё и работу бросить, тогда точно конец всему! Что она будет делать сутками, изо дня в день одна в пустой квартире? Для неё работа сейчас была хоть какой-то отрадой, местом, где можно отвлечься от своих не всегда радостных (а чаще именно грустных) мыслей и хотя бы немного поговорить с коллегами, которые за долгие годы работы уже просто стали друзьями.

Конечно, пенсию Терещук оформит, но уходить с работы, а её в этом вопросе, к счастью, никто не торопил, не собиралась. Естественно, не обошлось без поздравлений и тёплых слов в адрес пожилой уже юбилярши. Но Люба решила все эти поздравления немного отложить. Дело в том, что 15 февраля в этом году приходился на самый разгар рабочей недели - четверг. А Люба хотела отметить это событие. Ещё год назад она думала, что никаких торжеств по этому поводу устраивать не будет - не очень-то радостное событие. Конечно, на работе без него не обойтись, её просто не поймут коллеги, но, если и отметить немного его, то только на работе. Но сейчас её мнение по этому вопросу кардинально поменялось, она хотела провести такое торжество в кафе, в субботу. Ей сейчас очень не хватало человеческого общения, да и просто небольшой порции веселья. Терещук могла сейчас себе позволить организацию подобного торжества, у неё были для этого средства, которые она в последнее время вынуждена была тратить только на себя саму - а ей так немного всего нужно было. Поэтому расходы на кафе не показались ей очень уж большими, зато она, и в самом деле, получила порцию запланированного веселья во время празднования её 55-летнего юбилея (но не проводов на пенсию), и в самом деле всем на торжестве было очень весело.

Вот где Люба наслушалась о себе много лестных слов, которые порой даже коробили её слух. Ну, прямо как на поминках - так хорошо обычно говорят только о человеке, который уходит из жизни, потому-то на старости лет многим и не нравятся подобные мероприятия по поводу значительных юбилейных дат в их жизни - непонятно, жив ты ещё или уже умер, или умираешь. Такие юбилеи любят только те, кто в своей жизни только и привык, что выслушивать льстивые слова в свой адрес, они привыкли к таким хвалебным одам, и не могут уже без них обходиться, как тот же наркоман без очередной порции психоактивного средства. Правда, хорошо ещё, что эти хвалебные речи прерывались обыкновенным застольем, небольшим пением, а ещё лучше танцами. В перерывах между танцами были и простые, человечные разговоры. Они тоже частенько сводились к теме возраста, но они были, по крайней мере, познавательными. Любе запомнилось одно высказывание по поводу долголетия, запомнилось ещё и тем, что не так давно у неё был подобный разговор с Самойловым на эту тему. Вот что по поводу долгой жизни человека сказал один из коллег Терещук:

-- Порой Господь долгой жизнью не награждает, а, скорее, наказывает - для того, чтобы человек мог вспомнить все свои неблаговидные поступки и безобразия. Чтобы он мучился от сознания своей несправедливости, именно своей, а не чужой, ведь мы обычно воображаем себе, что всё несправедливое происходит только в отношении нас самих. И ещё, чтобы он мог уяснить себе, правильно он жизнь прожил или нет, и в случае негативного ответа на этот вопрос успел бы ещё покаяться, искренне покаяться, и попросить прощения у тех, перед кем он провинился.

И Люба подумала, что, наверное, эти слова во многом справедливы. По крайней мере, людям нужно над ними задуматься, иногда вспомнить все свои поступки в жизни, всё проанализировать, а порой и переосмыслить. Не мешает это сделать и ей самой. Впрочем, даже такие не очень весёлые мысли не помешали Любе Терещук радоваться в этот знаменательный для неё день. Двумя днями ранее у неё тоже был повод для радости - Виктор смог выкроить миг для того, чтобы поздравить её с днём рождения, хотя он никогда и не забывал об этом в последние годы. Вот только Люба, вспомнив о дате первого звонка Самойлова, подумала о том, как же долго им довелось обоим маяться - целых восемнадцать (!) лет, - и, всё равно, ни к чему хорошему они так и не пришли.

ГЛАВА 32

Чего больше - радости или тревоги?

Как ни странно было для Терещук, но этот год оказался для неё радостным и дальше, правда, спустя значительный временной отрезок. В начале июля во время очередного телефонного разговора с дочерью она узнала от той, что в августе Таня вместе с Майклом навестит Любу, приехав на пару недель или дней десять в Киев. Лучшего сообщения для Любы и быть не могло - она снова, после более чем годового расставания, увидится с Танечкой. У Терещук был запланирован отпуск со средины этого месяца, а потому Люба сразу же, на другой день пошла к руководству решать вопрос переноса своего отпуска на август. Конечно, за каких-то 10-12 дней до начала отпуска это было не так просто, но Терещук, всё же, пошли навстречу, когда узнали, что в августе к ней из США приезжает дочь. Правда, точной даты приезда и сама Татьяна не знала, потому-то Люба и хотела, чтобы август у неё был полностью свободным. А далее потянулись томительные дни ожидания.

Но насколько долго тянулись дни ожидания приезда гостей, настолько же быстро пролетело время их пребывания в Киеве, точнее в Украине. Прилетели в Киев Таня и Майкл во второй декаде августа и пробыли всего 10 дней. У них сейчас был отпуск, и часть его (кстати, уже меньшую) они хотели отдохнуть в США. Они пока что не собирались ехать на какой-либо курорт, просто Майкл решил немного ознакомить Татьяну с его родиной, поездив по её центральной и западной части. Было для Любы в приезде американских гостей и одна неожиданность. Вечером, в день прилёта они сидели за столом и мило беседовали. При этом было заметно, что Майкл за год стал гораздо лучше говорить на русском языке, вероятно, Татьяна или же он сам решили подтянуть и родной язык Терещук. Не совсем, конечно родной, но на украинском языке Майкл не пытался разговаривать, да и зачем, если все прекрасно понимали и русский. И вот после очередной небольшой паузы, Таня вдруг лукаво улыбнулась и обратилась к матери:

-- Мама, я хочу тебя познакомить со своим спутником.

-- Здравствуйте вам! А то я с Майклом незнакома. Что это тебе вздумалось меня с ним повторно знакомить?

-- Просто хочу представить его в новом качестве, -- она вновь улыбнулась, на сей раз улыбнулся и сам Майкл, наверное, поняв, что Таня хочет сообщить матери. -- Мама, знакомься - это мой муж Майкл Уилсон, собственной персоной, -- добавила она уже просто, смеясь.

-- Вот те на! И когда же вы свадьбу сыграли? Почему же ты мне ничего не сообщила? -- расстроилась Люба.

-- Не сообщила потому, что никакой свадьбы и не было. Мы живём пока что в гражданском браке, -- уже очень серьёзно ответила Татьяна, но затем снова улыбнулась, -- присматриваемся пока что друг к другу.

-- Понятно, -- как-то без особой радости протянула старшая Терещук, но затем тут же спохватилась. -- Тогда я вас от всей души поздравляю.

-- Спасибо, но официально ты нас поздравишь, наверное, в следующем году, если мы, конечно, не передумаем.

-- Я не передумаю! -- сразу же вставил своё слово Майкл.

-- А Таня? -- Люба внимательно переводила свой взгляд то на дочь, то на новоиспечённого зятя.

-- Ладно уж, не передумаю, -- притворно вздохнула дочь. -- Если только за это время я тебе не надоем? -- кинула она уже в сторону Майкла.

-- Не надоешь, -- улыбнувшись, покачал головой Майкл.

-- И когда же вы планируете расписываться или венчаться, как там, в штатах этот процесс называется?

-- Вообще-то, у нас существуют два вида свадебных церемоний: гражданская и религиозная, то есть именно венчание, -- ответил на вопрос Терещук Майкл. -- Гражданская обычно происходит за одну-две недели до венчания, и она является обязательной. Но большинство людей проводят ещё и венчание в церкви.

-- Ты смотри! А я думала, что у вас только венчаются.

-- Нет, нужна и гражданская регистрация. Я был у вас на одной такой свадьбе. Но у нас гражданская регистрация более проста. Вступающие в брак приходят в бюро государственной регистрации брака со свидетельством о рождении либо паспортом, и ещё медицинской справкой каждого. В течение часа гражданский регистратор проводит официальную церемонию и объявляет пару мужем и женой. А через некоторое время по почте молодым присылается и само брачное свидетельство.

-- Да, проще, нежели у нас.

-- Ах, да, вы же спросили ещё в отношении времени нашей регистрации брака. Наверное, уже в следующем году. Так решила Татьяна.

-- Да, мы ещё окончательно не решили, -- дополнила Уилсона Терещук, -- но, если всё будет благополучно, то в первой половине следующего года. Скорее всего, даже до лета, чтобы мы уже могли поехать отдохнуть куда-нибудь как муж и жена, вполне официально.

-- Я абсолютно не против этого, -- поддержал Таню Майкл, но затем добавил. -- Хотя это для гостиниц или пансионатов не имеет никакого значения.

-- Я знаю это, -- отреагировала Татьяна, -- но мне, всё же, хотелось быть уже в качестве законной жены. Так уж я приучена, -- вздохнула она.

-- Так давай повенчаемся ещё в этом году, я же тебе предлагал.

-- Нет, немного подождём, в следующем году.

-- Хорошо.

-- Только, мама, ты учти - на нашем венчании, а мы решили и повенчаться, ты обязательно должна быть. Так что за это время займись оформлением заграничного паспорта, чтобы потом не делать всё в спешке.

-- Вы меня приглашаете на венчание в США?

-- Конечно, Любовь Андреевна, -- опередил Татьяну с ответом Майкл. -- Как Люба может венчаться без родного ей человека.

-- Спасибо, -- тихо протянула Люба, и глаза её затуманились.

-- Мама, ты извини, но я и папу хотела бы пригласить, -- так же тихо произнесла дочь.

-- Почему это я должна тебя извинять? Всё правильно, и по-другому быть просто не должно. Он был, есть и всегда будет твоим отцом. К тому же, ты знаешь, что у нас нет неприязни друг к другу. Всё правильно, доченька.

Татьяна с Майклом четыре дня отдохнули в Киеве, а затем вместе с Любой на пару дней отправились, по просьбе Тани, в Таращу. Она давно уже не была у бабушки с дедушкой, да и хотелось представить им своего мужа, ведь им интересно не только слышать об избраннике внучки, но и видеть его. Встретили гостя Великановы, хотя немного и настороженно, но очень радушно. И за это короткое время он им, в общем-то, понравился. Майклу тоже понравились родители его тёщи, но вот сам городок, по которому его на следующий день провела супруга (будущая или настоящая - наверное, всё же, последнее) - не очень-то. До этого времени Уилсон бывал только в крупных городах России или Украины, а в небольшие городки не заглядывал. И родной Любин город показался американскому гостю, в сравнении с такими же по площади или численности населения городками в его стране, очевидно, каким-то захолустным, неухоженным. Да, устаревший лозунг "Догоним и перегоним Америку", был явно не реализован.

А вот в Киеве Майкл чувствовал себя как и на своей родине, Киев очень нравился ему, даже больше Москвы. Та была очень шумной, суетливой, а вот красавец Киев был тихим и спокойным - с приветливыми жителями и такими очаровательными зелёными улицами, парками и скверами. Но вот уже приближался и день отлёта Тани с мужем в Штаты. За день до этого Татьяна убежала в магазин за покупками, а у Любы состоялась довольно любопытная беседа с Майклом. Началась она с разговора о том, как Майкл хорошо отдохнул в Киеве, затем плавно перешла на тему самого Киева и Украины в целом, о государственном устройстве в этой славянской стране о её жителях, о жизни простых граждан в Украине.

-- У вас очень хороший, дружелюбный и работящий народ, -- обмолвился Майкл. -- Вот только живёт он не совсем так, как имеет право жить. Работающие люди должны получать больше денег за свою работу, тогда и работать они станут ещё лучше.

-- Ты прав, Майкл. Да и все это знают. Но не от простого люда всё это зависит.

-- Я сколько раз был у вас в стране и никогда не видел, чтобы ваши люди боролись за свои права.

-- Вообще-то, они пытаются бороться, но это плохо у нас получается. Больше на словах, чем на деле. Да и как мы должны бороться?

-- У вас я никогда не видел ни одной забастовки. Это когда люди одной из профессий отказываются трудиться, пока их работодатели, например, не поднимут заработную плату или не улучшат условия труда. Вот тогда можно такими способами чего-то добиться.

-- У нас, если и бастуют, то в основном шахтёры. И во многом своего добиваются

-- Но почему только шахтёры? Все должны добиваться нормального к себе отношения, которое как раз определяется условиями труда и оплатой. И правительство вашей страны должно об этом заботиться.

-- Я, конечно, согласна с тобой, Майкл. Только разве это возможно в нашем идиотском государстве?

-- Вы не любите своё государство? -- осторожно спросил её собеседник. -- Почему вы так его называете? У вас, по-моему, не плохое государство.

-- Конечно, не люблю, -- скривилась Люба. -- А за что мне его любить. Сначала одни умники развалили могучую страну, а после этого другие разгребли по своим карманам все ценности во вновь образовавшихся странах.

-- То есть, вы остаётесь поклонницей СССР?

-- Нет, я всецело поддерживаю идею независимости. Но только тогда, когда эта идея направлена на процветание нового государства. А у нас что? Вы, наверное, не знаете, но, когда в 1991-м году распался Советский Союз, то практически все социологи, политические обозреватели, ведущие мировые экономисты в один голос заявляли, что стать процветающей европейской страной наибольшие возможности имеет именно Украина. Это и понятно, несмотря на отсутствие таких сырьевых ресурсов, как у той же России, она всегда была житницей СССР. Да и люди у нас, как вы заметили, трудолюбивые, умные, вот только им достались не такие умные руководители.

-- Это вы о своих президентах? -- ужаснулся Майкл.

-- Не столько о них, хотя их это тоже касается. Я говорю в первую очередь об их окружении, именно оно и растягивало по кусочкам Украину. И в итоге большая по европейским меркам страна с прекрасной экономикой опустилась до уровня захудалых африканских стран. Ведь не так давно, в конце прошлого века именно так нас оценивали международные эксперты.

-- Но, я знаю, что в Европе уважали, например, вашего первого президента.

-- Вы имеете в виду Леонида Макаровича Кравчука.

-- Ну да.

-- Во-первых, он не первый президент независимой Украины. Извините за тавтологию - во-первых, первый...

-- Всё нормально. Но как же это - не первый?

-- А вот так. Я понимаю, вы не знаете нашей истории. Так вот, первым президентом свободной Украины стал в 1918-м году Михаил Сергеевич Грушевский. Он был тогда главой Центральной рады Украинской Народной Республики, но это приравнивалось к президентству. Правда, его правление, как и всего его правительства, длилось менее 2-х месяцев. Но, это неважно. А вот, что касается Кравчука, то его я как раз очень уважаю. Единственного его, из всех наших президентов.

-- Не очень лестно вы отзываетесь о своих президентах, у нас, например, такого не может быть.

-- А я о них никак не отзываюсь, разве что только о Леониде Макаровиче. Я знаю, что у вас президентов принято только хвалить, даже того же вашего теперешнего, переизбранного, откровенно безграмотного Буша младшего. Прошу меня простить за эти слова, но так о нём все у нас думают. Но вот у нас в этом плане по-другому, и я считаю, что это более правильно - и народ, и президенты должны знать, одобряют ли люди действия руководства страны.

-- Может быть, это и так. Но, вы вот сказали, что уважаете Кравчука. Но ведь он тоже не смог поднять уровень жизни ваших граждан.

-- Да, это так. Это его большая вина, хотя намерения его были благими. Но, вряд ли бывший чиновник аппарата ЦК партии смог бы что-то сделать. Вина Кравчука была в том, что он был нерешительным, он не рискнул идти на кардинальные реформы в стране. Он хотел поднять благосостояние простого народа, так сказать малой кровью, как говорят у нас в Украине - хотел быть со всеми "ладком". Но так, увы, не получилось. Да и не могло получиться. Как можно строить, будем говорить, капиталистическое государство, с коммунистическим менталитетом.

-- Тогда вообще непонятно. За что же вы его тогда уважаете?

-- А уважаю я Кравчука за то, что в своё время, а это было очень напряжённое время, в Украине не пролилось ни капли крови, не в пример той же России. Он с самого начала смог направить ход истории в нужное русло, а дальше оставалось только не выбиваться из этой колеи.

-- Ясно. Интересные у вас суждения. Но мне всё равно непонятно, как можно не любить свою Родину.

-- А я такого не говорила.

-- Как же! Вы же недавно сами сказали, что не любите своё государство!

-- Да, я и не отрекаюсь от своих слов.

-- Но как же так?

-- Майкл, не смешивайте понятия государство и Родина. Это совершенно разные понятия. Я не люблю, и вряд ли уже когда-нибудь полюблю своё государство, но я очень люблю свою Родину, причём не только Украину, но и Советский Союз, я ведь практически выросла в нём.

-- Ничего не понимаю.

-- Вам, наверное, и в самом деле, сложно это понять. Но я постараюсь вам объяснить. Государство - это в первую очередь власть, это правительство, это политика этого правительства, и, как следствие, государственное устройство и благосостояние народа. За что у нас в стране всё это любить? А Родина - это тёплые и ласковые ладони моей мамы, это щебетание птичек в нашем саду, это запах свежей зелени, это просторы наших полей, тихий шум наших лесов, прохлада речки или пруда знойным днём, и даже проплывающие в небе тучки - возможно, в других странах и они не такие. Так вот, свою Родину я очень люблю, и буду любить всегда, до последнего вздоха. И я буду любить её всегда и везде, даже если и решусь когда-нибудь приехать к вам. Для меня и тогда всё равно Родиной останется моя Украина, но не как государство, а как то место, где я родилась и выросла. Теперь вам понятно?

-- Да, теперь всё стало понятным. Мне очень интересно было с вами беседовать, мне импонирует то, что у Тани такая умная мама. Да, наверное, в некоторых странах понятие государство и Родина - разные вещи.

-- Я думаю, Майкл, что не во многих, а в большинстве. Очень немногие, даже экономически развитые страны могут похвастаться объединением этих понятий. Не знаю, может быть, Швеция, Норвегия, Швейцария и ещё пару стран, возможно, и ваша страна. Но я знаю одну страну, где эти понятия точно совмещены.

-- И что это за страна?

-- Канада.

-- А чем эта страна лучше за наши Соединённые Штаты Америки?!

-- Многим, Майкл, очень многим.

-- Не может этого быть!

-- Может. Я знаю о патриотизме ваших граждан, но вы не хотите замечать ничего положительного в других странах. Вы считаете свою страну лучшей в мире, но это далеко не так.

-- Вы так говорите, вроде бы много лет прожили в Канаде или в США.

-- Да, я никогда не была ни там, ни там. Но я очень много читала о Канаде, меньше - о вашей стране. И, например, Канада мне безумно нравится. Понравятся ли мне США - пока что не знаю, а вот Канада прекрасная страна.

-- Вы, по-моему, не совсем объективны.

-- Нет, Майкл, я абсолютно объективна. Необъективны, как раз вы, но это для американцев обычное дело. Найдите время, сядьте когда-нибудь за стол и пролистайте официальные отчёты международных организаций об уровне жизни, нет не об уровне жизни, а о благосостоянии простых граждан в Канаде и у вас. И, главное, обратите внимание на отношение правительства Канады к своим гражданам, об уровне их социальной защищённости, об уровне преступности у них и у вас и прочие сравнения. А они будут не в вашу пользу. Да не обязательно читать бумажные отчёты, сейчас всё это можно найти и на страницах Интернета.

-- Не знаю, может быть, вы в чём-то и правы. Я никогда не интересовался Канадой.

-- Вот в том то и дело. Я не хочу вас критиковать, но вы в основном интересуетесь только своей страной, не замечая других.

-- Ну почему? А та же Украина?

-- Это исключение из правил. Даже не исключение, это просто ваша работа здесь. Да и мне кажется, что всерьёз вы и нашей страной не интересовались.

-- Простите меня, если это так.

-- Да за что мне вас прощать. Это стиль жизни ваших граждан. Но в отношении Канады я абсолютно права. Поинтересуйтесь - и вы сами в этом убедитесь.

Да, беседа Терещук и Уилсона была любопытной, но уже вечером следующего дня Любе вновь не с кем было разговаривать - дочь и её новоиспечённый зять улетели в свои (теперь уже и для Татьяны) Соединённые штаты Америки. Люба попросила их обязательно сразу по прилёту позвонить ей, она за свою жизнь всего пару раз летала самолётом, а потому постоянно волновалась, как-то всё пройдёт - благополучно или не совсем. Но второе не дай Бог - это же не автобус, не поезд, а потому даже каких-либо мельчайшие неполадки чреваты очень уж серьёзными неприятностями, да ещё лететь на другой конец Света. Конечно, это были просто волнения за своих близких. Понимали это и Майкл с Татьяной, и дочь рано утром - в этом случае разница во времени была на руку - позвонила маме и сообщила, что они уже на месте. У Любы отлегло от сердца, но успокоения не было. Дело в том, что уже почти месяц ей не звонил Самойлов. Что случилось у него? Пока были гости, Терещук не пыталась что-либо разузнать о самочувствии Виктора, но сейчас уже ждать его звонка было невмоготу, и она позвонила Васе Колтунову. Новости, которые ей сообщил Василий были неутешительными - у Самойлова три недели назад на фоне резкого повышения артериального давления вновь случился микроинсульт. Вызван он, скорее всего, повышенной физической нагрузкой - сын (по просьбе родителей) купил новый шкаф в спальню - за годы накопилось много вещей. На этаж шкаф доставили грузчики, но вот поставить его в самой спальне (сдвинув немного и старый шкаф) к приходу с работы матери взялась сама мужская половина Самойловых. -- Господи! -- подумала в этот момент Терещук, -- до чего же Виктор бестолковый! Ему нужно было таскать шкаф после первого своего инсульта?! Ну, ладно, сам он бестолковый, так ещё и сын такой же.

Люба не на шутку перепугалась, она знала, что последствия инсультов могут быть очень тяжёлыми - например, потеря зрения, речевых навыков, памяти, а также частичный или полный паралич. Но Вася немного её успокоил, сказав, что микроинсульт - это ещё не инсульт, последствий микроинсульта может и не быть. Врачи сказали, что, если нарушение мозгового кровообращения было временным (а оно, вроде бы, именно таковое), то нарушенные функции могут полностью восстановиться в течение нескольких недель. У Виктора на первых порах была головная боль, головокружение, некоторая слабость в конечностях, снизилась чувствительность и немного нарушилась координации движений. И ещё произошло некоторое нарушение речи (заторможенность). Поэтому Виктор и не звонил, ему сложно было разговаривать. Сейчас он уже разговаривает почти нормально, а это как раз и свидетельствует о том, что не должно быть никаких последствий.

-- Но почему же тогда он мне сейчас не звонит?!

-- Люба, а ты стала бы звонить, если бы ещё не полностью выздоровела?

-- Ладно, я поняла. Вася! Но у меня к тебе большая просьба - позвони Виктору сегодня же: один раз, два, пять, в общем, до тех пор, пока ты не убедишься, что Оксаны нет дома. И тогда сразу же перезвони мне. Я хочу поговорить с Виктором, как бы он сейчас не разговаривал - я не могу ждать, когда он мне сам позвонит. Или пусть и сам позвонит, когда Оксаны не будет, но обязательно сегодня. Ничего, что у него небольшое нарушение речи - я его пойму. Я буду дома целый день.

-- Хорошо, я понял. Сделаем!

И снова ожидания. Но часа через два раздался телефонный звонок. Люба моментально схватила трубку:

-- Алло!

-- Здравствуй, Любаша, -- услышала наконец-то Терещук знакомый голос, причём лишь слегка как бы заикающийся. -- Это я. Да, я немного виноват перед тобой, что долго не звонил, но Вася тебе уже рассказал, в чём дело.

-- Да я и не виню тебя. Это всё ерунда, ты лучше расскажи, как ты себя сейчас чувствуешь?

-- Нормально.

-- О, Господи! У тебя всегда всё нормально. Так, давай рассказывай подробней.

Виктор начал рассказывать, хотя, конечно, и не так подробно, как того ей хотелось. Но, всё же, ситуация теперь ей была ясна. Они обменялись последними новостями, практически новостями именно Терещук, после чего Виктор сказал:

-- Люба, запиши номер мобильного телефона моего сына, он себе уже приобрёл мобильник.

-- Зачем ещё, о чём я с ним буду говорить.

-- Дело в том, что, как сказали врачи, микроинсульт может быть и предвестником настоящего инсульта. А о последствиях последнего, я думаю, ты наслышана.

-- Да ты что, не приведи Господь!

-- Я понятно тоже не желаю этого, но нужно быть готовым ко всему. Если у меня сейчас немного речь нарушилась, то при инсульте может сложиться такая ситуация, что я вообще не смогу и слова сказать. Это ведь частое явление.

-- Витя! Ну что ты каркаешь?

-- Да не каркаю я, но всё может быть. Как ты тогда будешь узнавать о моём состоянии, или о смерти? Не у Оксаны же.

-- Да типун тебе на язык! Не одно, так другое! Уже вообще о смерти речь повёл.

-- Да это я так, к слову. Но со мной тебе в случае инсульта точно поговорить не удастся.

-- Но я у Васи могу спрашивать.

-- Во-первых, это не прямой источник информации, а во-вторых, Вася далеко не каждый день мне звонит. А с Володей ты сможешь говорить в любое время.

-- Да не захочет он со мной разговаривать.

-- Захочет, я ему всё объясню. Характер у него, конечно, не мёд, но парень он толковый, умный - он всё поймёт. У меня с ним контакт очень хороший, и он сделает всё, что я его попрошу. И он, как и я, не болтлив. Мать он тоже очень любит, но она о нашем с ним договоре ничего не узнает.

-- Хорошо. Сейчас я найду ручку и бумагу и запишу телефон.

-- Да введи ты его просто в базу данных телефонной книжки своего мобильника. У тебя же он есть.

-- Я потом неспешно введу номер Володи. Это ты, наверное, можешь так быстро, а я не смогу. Я по мобильнику в основном только беседую с Татьяной, а ничего другого пока что делать не особо и умею.

-- Ладно, ищи бумагу и ручку. Но затем обязательно введи номер в мобильник - пусть он у тебя всегда под рукой будет.

Так, примерно, через неделю у Терещук появился как бы новый респондент. Как бы, потому что формально респондент - это участник социологического опроса, отвечающий на вопросы анкеты, а неформально ещё и просто лицо, выступающее в качестве источника первичной информации, а таким лицом и был Владимир Самойлов. И говорил он по телефону с Терещук очень вежливо и с пониманием, сочувственно. Да и что плохого было в том, что есть ещё одно лицо, которому совершенно не безразлично то, как себя чувствует родной отец любящего его респондента. Володя только с удивлением заметил, что голос в телефонной трубке ему как бы знаком, он уже его вроде бы где-то слышал. И Терещук не стала убеждать Самойлова младшего, что они незнакомы - кто его знает, как сложится ситуация в дальнейшем. Люба, не знающая какие подробности сообщал сыну Виктор, просто ответила, чтобы Владимир, если его интересует этот вопрос, спросил у своего отца.

Но на этом тревоги Терещук отнюдь не уменьшились, они даже увеличились - вскоре наступило 11 сентября. День как день, ничем от других не отличительный - для всех жителей Земли, но не для граждан США, правда, и они от этого дня не ожидали чего-либо сверхъестественного. Но оно-то как раз и произошло - в этот день утром были взорваны (в результате попадания захваченных террористами самолётов "Боинг 767-200") башни Всемирного торгового центра, расположенные в южной части Манхэттена в Нью-Йорке. Ещё один самолёт был направлен в здание Пентагона, расположенного недалеко от Вашингтона. Когда Люба узнала об этом, она пришла в ужас, и тут же позвонила Татьяне. Но та заверила мать, что у них в городе абсолютно спокойная обстановка, да и находятся они далеко от Нью-Йорка или Вашингтона. Но через пару дней Люба вновь встревожилась - все средства массовой информации стали приводить сообщения о том, что США в спешном порядке покидает масса приезжих из разных уголков мира. Значит, опасения повторных терактов существуют. И снова звонки, расспросы и заверения дочери, что у них всё нормально. Успокоилась Люба только к концу года, когда улеглась вся эта шумиха вокруг террористических актов в США и постепенно начали забывать о таковых и средства массовой информации.

А вот весна наступившего нового года принесла Любе неожиданное радостное известие. Конечно, особо неожиданным оно не являлось, но, тем не менее, она его в ближайшее время пока что не ожидала. Татьяна сообщила маме дату регистрации своего брака с Майклом, точнее дату венчания, поскольку сама регистрация произойдёт немного раньше. Но она-то как раз ничего интересного не представляет - подали документы, и жди свидетельство о браке - а вот венчание событие более примечательное. Вот на него Майкл и Татьяна и приглашали Любу. Дочь спросила, готов ли уже у матери заграничный паспорт. Тот уже был готов, Люба не забыла о просьбе (или совете) дочери. Теперь только оставалось ждать вызова от четы (пока ещё будущей) Уилсонов, а затем заниматься визой и подготовкой к перелёту через океан.

Терещук теперь чаще связывалась с Самойловым (хотя иногда он сам ей звонил), но пару раз, когда долгое время не было звонка, Люба узнавала новости от его сына. Володя уже знал откуда ему знаком голос Терещук, и разговаривал с ней как со старой знакомой, по крайней мере, очень уважительно. Состояние Самойлова после микроинсульта оставалось стабильным, но и особых изменений в лучшую сторону тоже не происходило, да и не способствовали этому его предыдущие болезни, особенно беспокоил Виктора сахарный диабет. Он уже бросил работу и ушёл на пенсию по инвалидности. Да, речь практически была в норме, но ему стало тяжело ходить, полностью координация движений так и не восстановилась, да ещё и снизилось зрение. Неутешительным был и прогноз в отношении ног, точнее, возможности более тяжёлой формы тромбоэмболии, и это несмотря на применение различных лечащих и профилактических препаратов. Но чем могла помочь Виктору Люба, разве что только любящим словом - это, конечно, сильнодействующее средство, но не всегда оно помогает. Оно помогает тем, кто всецело верит в своё выздоровление и ежеминутно старается помочь сам себе. Но, увы, Самойлов был не из тех людей. Он, скорее, походил на тех, кто просто махнул на себя рукой. Будь Терещук всё время рядом с Виктором, то, как она, надеялась, может быть, она и сумела бы немного перевоспитать любимого. Но это-то как раз было ей недоступно.

ГЛАВА 33

Венчание дочери

Венчание Татьяны Терещук и Майкла Уилсона было назначено на субботу 18 мая. Брачующиеся таки решили не дожидаться лета, но то, что был выбран месяц май, Любе не очень понравилось. Как бы потом не пришлось маяться. Сама она вышла замуж в неблагоприятном для этого события високосном году, и как не старалась при этом обмануть или развернуть в лучшую сторону свою судьбу, ей этого, скорее всего, так и не удалось. Но она понимала, что лучше своё мнение оставить при себе, всё равно ни Татьяна, ни Майкл этого не поймут, да и не станут её слушать. И будут правы, это ведь в русском словаре слово Май тесно связано со словом маяться, а вот с чем ассоциируется слово May в английском словаре, она не знала - возможно, оно вызывает более благоприятные ассоциации. Она знала только, что это слово употребляется ещё в качестве глагола мочь (могу, можешь), но ничем плохим это не грозило. Поэтому Люба быстро прекратила различные измышления на эту тему, были вопросы и поважнее.

Первой задачей стоял вопрос открытия визы, поэтому, как только ей пришёл вызов, она тут же занялась этим вопросом, а его необходимо было решать в американском посольстве. Правда, Терещук не представляла себе, где таковое находится, но этот вопрос ей удалось быстро и успешно решить, на работе об этом некоторые уже отлично знали. И вот Терещук уже стояла перед зданием посольства Соединённых Штатов Америки, войдя в которое она уже окажется, как это не странно звучит, на крохотной частичке территории США. Люба даже не догадывалась, что это здание отлично знакомо её бывшему мужу Максиму. Нет, он никогда не выезжал в США и визу на въезд туда открыть в этом посольстве не пытался, но он часто бывал около этого здания в конце 70-х годов. Дело в том, что сейчас американское посольство находилось в здании, в котором в те далёкие годы союзной бытности размещался Шевченковский райком комсомола, в котором трудилась Лариса Кушнарёва. Да, именно так - теперь здание по улице Юрия Коцюбинского, 10 уже принадлежало посольству США и строго охранялось. Но откуда Люба могла знать такие подробности о своём муже, если она даже не представляла, что в этом здании размещалось ранее. Она не была очень уж активной комсомолкой, по райкомам не ходила, а проживала и вовсе на другой стороне Днепра - далековато от этого места.

Но вот с гостевой визой по приглашению своих самых ближайших родственников особых проблем не было. Правда, одна небольшая заминка, всё же, произошла, и вызвана она была тем, что в соответствующей графе анкеты у Любы было отмечено, что других детей, кроме Татьяны, у неё нет, то есть как бы тяга в Украину у неё ослаблена. Но этот вопрос, всё же, утрясли - ну, не могли иммиграционные службы не пустить мать на венчание родной дочери. Люба ужаснулась тому, что бы было, если бы она уже развелась с Максимом - визу бы ей точно не дали. Как уже говорилось, развод был намечен на весну ещё прошлого года. Тогда, в конце апреля Любу с Максимом должны были развести, документы в суд были уже поданы, просто давался срок на обдумывание - а вдруг супруги передумают разводиться. А Терещуки и в самом деле передумали, они срочно забрали своё заявление. Нет, они не собирались жить вместе, просто в начале этого же месяца Татьяна заявила, что собирается уезжать в США. Люба была совершенно не сведуща в оформлении документов на выезд из Украины, этим (с подсказками Майкла) занималась сама дочь. Но вот Максим, как только услышал о решении дочери, тут же позвонил Любе и сказал, что нужно срочно забрать заявление о разводе. Но это сделать они могут только вместе, нужно договориться, когда идти в суд.

-- Я не поняла, а что произошло?

-- А произошло то, что Танечка собралась в Америку.

-- Ну и что, я это очень хорошо знаю. Но при чём здесь Америка?

-- Очень даже при чём. Если мы будем разведены, то въезд в США нам будет закрыт. Ни тебя, ни меня не пустят в США.

-- Почему?

-- Да потому что мы будем одиночками. Это как раз та категория людей, которым в большинстве случаев отказывают в визе. Мы для США представляем угрозу выйти там замуж или женится и навсегда остаться в Соединённых Штатах Америки. Дело в том, что иммиграционный закон предусматривает так называемую "презумпцию виновности", то есть сотрудники консульства должны во всех заявителях видеть потенциальных иммигрантов, если только заявитель не докажет обратное. А как мы это будем доказывать?

-- Но как же ты? Мне-то всё равно, а тебе, наверное, нет. Ты же хотел официального развода.

-- Хотел, да перехотел. Проживу и так, зачем мне развод и официальный брак с другой женщиной. Так живут тысячи людей. А мы сейчас должны думать о дочери, да и о себе - не так часто Танечка сможет приехать в Киев, особенно когда появятся дети. А в случае развода и мы к ней не попадём. Возможно, и попадём, но, поверь мне, волокиты будет очень много, очень трудно будет доказывать, что ты не верблюд. Ты этого хочешь?

-- Конечно, нет! Ой, Максим! Какой ты всё-таки молодец. А я ведь о таких порядках не знала.

-- Ничего, теперь будешь знать. Я предлагаю пойти в суд уже послезавтра, один день отведём на договорённость на работе.

-- Хорошо, я согласна.

-- Тогда послезавтра в десять часов я буду тебя ждать у дома на своей машине.

Так, благодаря Максиму, Терещукам удалось избежать крупной оплошности.

В конце концов, все вопросы были благополучно разрешёны, и теперь Терещук предстояло решить вопрос с билетами, лучше туда и обратно, чтобы не заниматься проблемой билета на обратный рейс в незнакомой ей Америке. Правда, это мог там спокойно сделать Майкл или, наверное, и Татьяна, которая за два года уже неплохо знает, по крайней мере, город своего обитания. Но зачем ещё кого-то беспокоить, если она в состоянии это сделать и сама. Вылетала Люба, как они договорились, за два дня до венчания, причём почти в то же самое время, когда первый раз летела в США Татьяна, всего на 30 минут позже. Правда, и прилетать ей приходилось почти уже в полночь, да ещё предстояла процедура прохождения разных контролей. Ну, да и это не страшно - Майкл с Танечкой её встретят, потому-то они и договорились о прилёте раньше, чтобы в последующие дни молодые могли нормально выспаться, а сама она выспится и в самолёте, точнее в самолётах, с двумя пересадками (в тех же Франкфурте-на-Майне и Чикаго) таковых получалось сразу три. В каждом из промежуточных аэропортов ей приходилось ещё и ждать примерно по 1-му часу 45 минут высадки и посадки на следующий самолёт. А вот Татьяна рассказывала ей, что ей во Франкфурте пришлось ожидать самолёта вообще почти три часа, правда в Чикаго - всего 48 минут. Из Чикаго самолёт американских авиалиний US Airways летел в город Рочестер, который и был конечным пунктом путешествия Терещук.

Город Рочестер (Rochester), площадью 96,1 км², располагался на северо-востоке США, в штате Нью-Йорк, и прилегал в своей северной части к озеру Онтарио. Население Рочестера по данным 2000-го года составляло около 220.000 жителей, население же муниципалитета - около 1.000.000 человек, что является третьим по величине значением в штате Нью-Йорк. Город равнинный, высота центра города всего 154 м над уровнем моря. Имеется порт на озере Онтарио, рядом с Эри-каналом (Eric Canal), вблизи впадения реки Дженеси. Эри-канал часто называют и озером, но по большей части оно рукотворное. Эри-канал является главной составной частью Нью-Йорк-Стейт-Бардж-канала - системы канализованных водных путей на северо-востоке США. Канал связывает систему Великих озёр с Атлантическим океаном через реку Гудзон. Северная часть часть озёр Эри и Онтарио принадлежит Канаде. Из озера Эри вытекает река Ниагара (длина 54 км) со своим знаменитым водопадом.

По своему размеру Рочестер походил на такие областные центры Украины как Житомир, Ивано-Франковск, Кировоград, Луцк, Ровно, Сумы, Тернополь, Хмельницкий, Черкассы, Черновцы. В Украине, наряду с более крупными городами, был областной центр и с гораздо меньшей численностью населения как, например, "рекордсмен" в этом отношении - Ужгород (120.000 чел.). Интересным было то, что этот американский Рочестер не единственный город с таким названием на планете. Был Рочестер (город и порт) также и в Великобритании, в графстве Кент, в устье реки Медуэй. Но это не особенно-то и удивительно, скорее всего, название американскому городу и дали английские переселенцы. На земном шаре в разных местах встречаются города с одинаковым названием. Взять хотя бы столицу России, ведь в Соединённых Штатах Америки тоже есть город (и не один) с таким же названием, вообще-то в США имеется как минимум 17 населённых пунктов с названием Moscow. И чему здесь удивляться, если, например, за Уралом есть забытая Богом деревня с названием Париж, а в марийской глубинке - свой Рим. Вот и Рочестер был в США не один, были ещё города с таким же названием и в других штатах. Один из них располагался тоже на севере, в штате Миннесота (≈ 60 тысяч жителей), другой - в штате Вашингтон (с населением всего чуть более 2.000 человек), третий - в штате Мичиган (население около 12.000 человек). В общем, город, в который прилетела Терещук, был самым крупным из городов-тёзок.

Когда Терещук прошла положенные паспортный и таможенный контроли и направилась в зал аэропорта, она сразу же увидела Татьяну и Майкла, которые её уже ожидали. На машине Майкла они минут через 20-25 подъехали к какому-то частному дому, хозяин въехал во двор, забрал сумку Терещук и они вместе направились вовнутрь жилища. Затем Майкл пошёл поставить машину в гараж, а Таня отвела мать в одну из комнат, где ей уже была приготовлена постель - уже был час ночи по местному времени (в Киеве уже давно наступило утро, разница во времени была 7 часов), потому все без лишних церемоний отошли ко сну. Правда, Любе не спалось - она немного поспала в самолёте, на маршруте Франкфурт-на-Майне - Чикаго, да и организм не мог так быстро привыкнуть к смене часовых поясов. Она, конечно, не хотела включать свет и чем-либо заниматься - ночью да ещё в чужом незнакомом доме. И читать книгу, которую она взяла с собой в дорогу, она тоже не хотела. Люба просто лежала и размышляла о перипетиях своей жизни - вон куда её на старость занесло. О таком она никогда даже думать не могла, даже тогда, когда в юности говорила меньшей сестричке, что та (выучив английский язык) сможет посетить англоязычные страны. Перед ней постепенно (не в хронологическом порядке) одна за другой проплывали картины жизни в Киеве, Тараще - институт, школа, встреча с Максимом, Виктор Самойлов, рождение дочери... Она утром уже и не могла понять, что она вспоминала, а что ей просто приснилось, потому что ближе к рассвету она, всё же, немного поспала.

Поднялась она, когда услышала, что дом постепенно оживает: шаги, негромкий разговор, какие-то глухие стуки. Когда она вышла из комнаты и, изучая строение, попыталась направиться в ванную, к ней как раз направлялась дочь, тоже очевидно услышавшая, что мама уже проснулась.

-- Доброе утро, мама!

-- Доброе утро, Танечка!

-- Ну, как тебе спалось на новом месте?

-- Не очень-то.

-- Почему? -- удивилась и немного напугалась дочь.

-- А ты прикинь, какое время сейчас в Киеве.

-- А, ну да. Тогда понятно. Ладно, пошли, я тебя провожу в ванную, а потом ты придёшь на кухню, или гостиную, они у нас как бы совмещены, и мы с тобой позавтракаем. Это по коридору налево.

-- А Майкл?

-- Майкл уже, наверное, доедает своё блюдо, он сегодня ещё спешит на работу. Назавтра он уже взял выходной, ну, а послезавтра венчание. А я договорилась, что и сегодня я не выхожу на работу.

-- А это так просто? Насколько я знаю, американские порядки в отношении рабочего времени очень строги.

-- Да, это почти что так. Но руководство отдела пошло мне навстречу, не каждый же день ко мне мама приезжает, да ещё из-за границы.

-- Вот как! -- рассмеялась Люба. -- Я-то думала, что это вы живёте за границей, а оказалось, что именно я живу за границей. Чудеса, да и только, но так оно для вас и есть.

После завтрака у Любы уже было время изучить жилище Майкла (и теперь уже и её дочери) более досконально. Домик был довольно уютный, хотя и не громадных размеров, имел два этажа, и полуподвальное помещение с гаражом и какими-то хозяйственными отделами. Уютным, хотя тоже небольшим, был и дворик с бетонированной центральной дорожкой и небольшими клумбами по обе её стороны. Ещё пару дорожек в разные стороны были вымощены плитками.

-- Так, мама, ты не устала? Ты же почти не спала, как я понимаю.

-- Нет, всё нормально, я ещё в самолёте выспалась.

-- Хорошо, потому что у нас сегодня небольшая культурная программа. Я тебя немного ознакомлю с городом. Вот только нам придётся пешком передвигаться, или на автобусе.

-- Ну, это понятно, а как ещё можно?

-- Можно и по-другому. Когда в следующий раз к нам прилетишь, то я думаю, что я тебя на машине повожу по городу.

-- Ты, на машине?! Она что, у тебя есть, и ты умеешь её водить?

-- Машина пока что Майкла, может быть через год и у меня личная будет. Водить машину я уже умею, прошла подготовку, но пока что прав не имею, поэтому и не хочу рисковать. Получу права уже в следующем месяце.

-- Н-да, ты смотри! Молодец, вот уж не думала. Конечно, вы здесь живёте по-другому.

-- Ну, почему, и в Украине уже большинство семей имеют машины.

-- Скорее, машину. Да и то большей частью подержанную, только разные там олигархи с жиру бесятся. Ну, что, Танечка, не жалеешь, что переехала сюда.

-- Ничуть!

-- Да, я тебя понимаю. Теперь, после замужества, венчания я имею в виду, ты уже будешь иметь полное право на постоянно жительство в этой стране, и будешь иметь уже американское гражданство?

-- Не совсем. У меня и так есть вид на жительство, ВНЖ, его я получила - работая по ходатайству американского работодателя, я получила так называемую гринкарту.

-- А что это такое?

Это удостоверение личности или так называемая идентификационная карта, которая подтверждает наличие ВНЖ у людей, не являющимися гражданами США, но постоянно там проживающих. Гринкарта, по-английски green card, предоставляет и право трудоустройства на территории США. Такое же право, то есть подобную гринкарту, я могу получить после заключения брака. Значит, в теперешнем моём статусе это ничего не меняет. А вот что касается гражданства, то в большинстве случаев ВНЖ - это только переходная ступень на пути к нему. Если я захочу, то смогу получить гражданство США после пяти лет работы, или проживания, начиная с момента моего трудоустройства.

-- А ты можешь не захотеть получать такое гражданство? - удивилась мать.

-- Конечно, я ещё и сама не определилась - менять мне гражданство или нет.

-- Почему? Все ведь рвутся получить гражданство Соединённых Штатов Америки.

-- Не совсем так, мама. Рвутся в основном получить именно вид на жительство, а вот гражданство...

-- Не понимаю.

-- Дело в том, что у вида на жительство есть некоторое преимущество перед гражданством: гражданам другой страны, переехавшим жить в США, намного удобнее часто посещать свою Родину, имея именно ВНЖ, нежели являться гражданами США, или другого государства.

-- О! Да, это существенно, особенно для меня, мне ведь хочется, чтобы вы почаще навещали меня.

-- Об этом мы ещё поговорим, мама. Так, всё остальные вопросы уже во время экскурсии. Собирайся на прогулку.

Город Любе Терещук в целом понравился. Конечно, дочь старалась показать матери наиболее симпатичные места своего теперешнего места жительства, что обычно делают и официальные гиды, никто ведь не водит экскурсантов по непривлекательным местам. Это Люба отлично, понимала, но, насколько она могла обозревать, панораму города, нигде она не заметила каких-либо изъянов, беспорядков - везде было чистенько и аккуратно, немало на улице (конечно, не сравнимо с Киевом) было и зелени. Теперь Люба прекрасно понимала, почему Майклу не понравился её родной городишко. Впрочем, она и сама когда-то говорила Гаркавенко, что в последнее время Тараща сдала и производит впечатление запущенного города.

На следующий день прогулок по городу уже не было, все были заняты приятной подготовкой к венчанию, которое и состоялось назавтра. Вообще-то, по поводу венчания дочери у Любы были к ней вопросы.

-- Таня, а обязательно ли тебе было, точнее вам, венчаться? Ведь вы получите, или же получили, американское свидетельство о браке. Разве этого недостаточно, тем более что ты некрещёная? Отец не захотел при твоём рождении крестить тебя, из-за твоего дедушки, отца папы, у него могли быть неприятности. А тайком от твоего папы я тебя крестить не решилась.

-- Но это, может быть, и к лучшему. Когда договаривались в церкви о венчании, то я просто сказала, что христианка. Этого было достаточно. Но Майкл по вероисповеданию протестант, -- в США 57 % населения являются протестантами, следующие по численности - католики (27 %). -- Здесь церковь не запрещает браки разных конфессий, тем более что, как мне сказали, протестантство - это одно из направлений христианства. А вот насчёт того, чтобы вообще венчаться, то я была не настроена на это. Но Майкл настоял, точнее, упросил меня венчаться, он с самого начала об этом говорил. Понимаешь, мой суженный считает настоящей свадьбой только свадьбу церковную, и он уговорил меня на протестантскую службу. Мы могли даже венчаться в русской православной церкви, но тогда жениха пришлось бы перед венчанием перекрещивать. А так мы остаёмся каждый в своей конфессии, хотя мне это в принципе и не к чему.

На венчании присутствовали родители Майкла, которые проживали в другом городе, в центре страны. Был на венчании дочери и Максим, он, как оказалось позже, был одним из действующих лиц обряда. Он прилетел только вчера, но сделал это воистину по-джентельменски. Чтобы не беспокоить ночью перед днём венчания молодых он вылетел из Киева рано утром и уже к двадцати часам по местному времени он был в Рочестере. Правда, для этого ему пришлось лететь какими-то немыслимыми рейсами, плохо стыкующимися друг с другом, и подолгу ожидая в аэропортах пересадок. Максим не захотел останавливаться у Майкла и попросил того снять ему номер в гостинице.

А далее уже наступил день венчания. Протестантская епископальная церковь в США это одна из англиканских церквей, входящих в состав Англиканского содружества. В протестантской церкви США этот процесс венчания был немного отличен от той же православной, но именно славянской христианской церкви. Любе понравился американский процесс венчания. В Киеве Люба один раз присутствовала на венчании дочери её коллеги по работе, и хорошо помнила весь процесс венчания в украинской, славянской православной церкви.

Она его запомнила очень хорошо, потому что это был довольно длительный процесс, чуть ли не около часа. Она ещё тогда подумала, как нелегко свидетелям молодых так долго держать над их головами тиары - венец венчающихся, разновидность украшения для головы, похожий на диадему или корону. Перед этим ещё читалась молитва на разрешение венцов, содержащая пожелания, чтобы Господь, давший новобрачным венцы в знак целомудрия их в награду за непорочность и чистоту до брака, сам благословил разрешение венцов их и сохранил супружество нерасторжимым. Потом длинные молитвы, обход (ведомый священником) храма. Когда молодые вернулись к аналою, там уже был разостлан белый коврик (или полотенце), на который они встали. Затем над чашей с вином священник прочитал молитву, осенил её крестным знамением и передал жениху и невесте. Новобрачные попеременно (сначала жених, затем невеста) в три приёма должны были испивать вино. Общая чаша - это общая судьба, с общими радостями, скорбями и утешениями.

Когда новобрачные закончили пить вино, священник соединил правую руку мужа с правой рукой жены, покрыл соединённые руки епитрахилью, поверх её - своей рукой и трижды обвёл новобрачных вокруг аналоя. По окончании торжественного шествия, наконец-то, убрали венцы, и священник приветствовал супругов торжественными словами. После этого новобрачных подвели к царским вратам, где жених поцеловал икону Спасителя, а невеста - образ Божьей Матери. Да, всё очень торжественно, красиво, но немного утомительно.

Здесь, в Рочестере, в этот день гости и жених ждали в церкви невесту, которая приехала чуть позже. При её появлении гости встали, а невесту под торжественную музыку повели к алтарю. Вообще-то, она могла идти и одна или в сопровождении подружки, но лучше когда она идёт в сопровождении отца. Вот в этом и состояла главная миссия Максима - собственноручно дать дорогу дочери к замужеству. Очень важно, чтобы невесту к алтарю вёл именно её отец. Он подводит её к жениху и "передаёт" в надежные руки. И нужно отдать должное Максиму - сделал он это с чувством собственного достоинства и очень элегантно. В этом и заключался символический смысл всей церемонии. А вообще, в церкви на сей раз всё происходило не менее торжественно и красиво в сравнении с русскими обрядами, но несколько проще. Не было венцов, долгого шествия по церкви, таких же долгих молитв, чаши с вином, рушников и прочего.

Но было и ещё одно очень существенное отличие. В русской (или украинской) церкви испокон веков не принято быть сентиментальным публично, говорить о любви при свидетелях. Считается, что заключение брака уже само по себе является выражением глубокой любви и признанием в ней. Но во всем остальном мире жених и невеста обязательно должны сказать друг другу слова любви в присутствии родственников и гостей и поклясться в супружеской верности. Брачная клятва, или обет молодоженов, уходит корнями в глубокую древность и занимает в общемировой традиции такое же важное место, как обмен кольцами. Эта клятва выглядела примерно так: "Во имя Господа, я, (...), беру тебя, (...), в жёны (мужья). Клянусь поддерживать тебя в радости и в печали, в роскоши и в нищете, в здравии и болезни, заботиться о тебе и наших будущих детях и любить тебя до тех пор, пока не оборвется жизнь одного из нас. Мы будем жить в любви и согласии, как велит установленный Богом закон". Этот ритуал Любе очень понравился (слова клятвы Терещук перевели) - позже ты не сможешь сказать, что женился или вышла замуж случайно. Конечно, венчая жениха в русской церкви, священник произносит: "Венчается раб Божий (...) рабе Божьей (...) во имя Отца и Сына и Святого Духа. И то же самое повторяется в отношении невесты. Но это слова священнослужителя, а не тех, кто вступает в брак! Ответ же "Да" на вопрос регистраторши брака о том, согласен ли ты взять в жёны (мужья) партнёра по регистрации брака, вообще очень короткий, сухой и ничего не говорит о чувствах молодых. Кроме того, что привлекательно (и важно, особенно для стариков) для прихожан в протестантской церкви, это то, что там присутствующим на различных богослужениях (включая и венчание) можно и сидеть.

Отметили свадьбу (или венчание, наверное, и то, и другое вместе) в небольшом ресторанчике в узком кругу приглашённых. Кроме родителей жениха и невесты (точнее, уже мужа и жены) были ещё несколько самых близких друзей, подружка невесты и друг жениха. У Майкла таковым являлся его друг детства, а у Татьяны - одна из девушек, коллег по работе, с которой Таня сдружилась за два года своего пребывания в США. Интересной особенностью вечера в ресторане было практическое отсутствие крепких напитков на праздничном банкете, если только его можно было назвать таковым - в Украине и вообще в странах СНГ гостей значительно больше, да и гулянья проводятся с большим размахом. А здесь всё было как бы по прообразу небольшой семейной вечеринки, а столы "украшали" только шампанское и лёгкое вино. Но, зато присутствовал небольшой инструментальный ансамбль, который исполнял под вполне современную музыку большей частью христианские песни. Максим полностью провёл этот день со всеми, но утром, попрощавшись с роднёй, улетел обратно в Киев. А вот Люба, как было договорено с дочерью (спланировано ею), задержалась в Рочестере ещё на пару дней.

Следующий вечер Майкл, его законная супруга и её мама провели в доме молодых тоже за столом, но очень скромном, действительно по-семейному. Да, они тоже выпили немного лёгкого винца, поковырялись в тарелках, но больше внимания было уделено просто разговорам.

-- Ну, что, мама, понравилось тебе у нас? -- спросила Любу дочь.

-- И у вас понравилось, и венчание понравилось, да и город хороший. Правда, я с ним ещё мало знакома.

-- А вы хотите познакомиться с ним получше? -- улыбнувшись, лукаво взглянул на тёщу Майкл.

-- Конечно, только вот когда. Разве что ещё к вам когда-нибудь приеду.

-- А почему когда-нибудь? Оставайтесь у нас.

-- Но это невозможно, виза закончится, и я всё равно вынуждена буду покинуть страну.

-- Всё правильно, но я не это хотел сказать, неправильно выразился. Вы переезжайте к нам, и мы будем жить все вместе.

-- Ну что ты, Майкл! -- Люба по настоянию Татьяниного супруга уже обращалась к зятю на "ты". Да и что это за семейная обстановка, если дочери "тыкать", а её мужу "выкать", к тому же в США не особо принято обращение на "вы", если это только не множественное число. -- Как я могу. У меня в Киеве квартира, там живёт моя сестра, племянники.

-- Да, сестра - это очень близкий человек, но, наверное, дочь, всё же, ближе.

-- Это так, конечно, но... -- Люба запнулась, не зная какие контраргументы ей привести.

-- Мама, а и правда. Какие у тебя "но"? -- поддержала мужа Татьяна. -- Что тебя держит в Киеве? Кроме, конечно, тёти Наташи.

-- Ещё твои бабушка с дедушкой.

-- Но ты к ним приезжаешь и так всего один-два раза в год.

-- Ты правильно меня уколола, -- виновато протянула Люба. -- Очень редко я к ним езжу.

-- Да я не собиралась тебя укалывать, я просто хотела сказать, что так часто ты сможешь к ним приезжать и отсюда. Расстояние - не проблема, а деньги мы найдём.

-- Дело не в расстоянии или деньгах, там моя родина.

-- И моя тоже, и я о ней не забываю. Но многие люди живут вдали от своей родины, и по-по прежнему её любят

-- Правильно, -- снова вступил в разговор Майкл. -- Вы мне в прошлом году говорили, что будете всегда любить свою родину, даже переехав в США.

-- Я не говорила переехать полностью, а просто приехать на время.

-- А какая разница, переезжайте насовсем. Разве Татьяне плохо в Соединённых Штатах Америки? И вам понравится. Понимаете, будет одна семья. Места всем хватит.

-- Ну, семья-то пока что маленькая, я вам буду только мешать. Были бы дети, тогда ещё куда ни шло.

-- Отлично! -- моментально отреагировала дочь. -- Мама, я ловлю тебя на слове, как только у нас появится ребёнок, твой внук или внучка, ты тотчас переезжаешь к нам насовсем. Договорились?!

-- Ой, не знаю. Я не готова сейчас ответить.

-- А мы тебя и не торопим. У тебя есть время подумать и, главное, решиться на такой шаг. Внуки пока что не намечаются, но они обязательно будут. И вот тогда ты обязательно к нам переедешь. Будешь ухаживать за своей внучкой или внуком. Здесь нет в традиционном смысле детских садиков, а зачем нам нанимать для ухода за ребёнком постороннего человека. Я работу бросать не собираюсь, она для меня очень важна. Потом я подобную работу могу и не найти.

-- Это я понимаю. Хорошо, я обещаю вам подумать над этим вопросом, но пока что только подумать. Время, как вы говорите, терпит.

-- Всё, значит, договорились! -- подвёл итог данной теме глава дома. -- Мы будем с Таней очень надеяться, что вы примите правильное решение.

Но у Любы этот разговор оставил двоякое впечатление. Конечно, они правы - хорошо бы им быть всем вместе, тем более что родители Майкла живут далеко, и, как поняла Люба, принимать участие в воспитании своих внуков не собираются. Но Киев, Наташа, Дмитрик и Людочка, мама и папа самой Любы, да и многие её подруги... Да и не только все они. Люба, конечно, не сказала дочери с её супругом, что у неё в Киеве есть и ещё очень дорогой ей человек, но она об этом ни на минуту не забывала. Все эти думы одолевали Терещук и во время обратного пути в Украину, не забылись они и в самом Киеве.

И Люба на следующий же день позвонила Володе Самойлову, чтобы узнать как здоровье его отца. Люба уже сто раз благодарила Виктора, которому пришла в голову мысль связать её для подобных вопросов с младшим Самойловым, это, и в самом деле, было очень удобно. Володя сообщил, что Виктор практически уже редко встаёт, больше отлеживается, состояние его более-менее нормальное, но, всё же, потихоньку ухудшается. Люба попросила Владимира передать отцу, чтобы тот ей позвонил, когда найдёт для этого время - ей необходим было услышать его голос. Виктор позвонил Терещук часа через три и они минут 15 разговаривали. Но Самойлов больше слушал, нежели говорил (Люба рассказала ему о венчании дочери), у него же новостей было мало, да и чувствовалось, что ему тяжеловато говорить. Терещук этим обстоятельством была очень расстроена, но что она могла поделать, ей только оставалось надеяться на лучшее.

ГЛАВА 34

Непростое решение

В средине июля Терещук уходила в отпуск. Её приглашали Татьяна и Майкл приехать к ним, но она отказалась - всего два месяца назад она была у них, часто ездить будет очень жирно. Она собиралась на пару недель съездить к родителям, а вторую часть провести на даче у Нестеренко, куда её пригласили Надежда с мужем. Отпуск, как обычно, начинался с понедельника, в Таращу Люба собиралась ехать завтра, а в субботу она решила позвонить Володе Самойлову и узнать как дела у его отца. Конечно, по мобильнику она может позвонить и из Таращи. Но вот в отношении дачи она не была уверенна - там мобильная связь могла и отсутствовать. Володя включил свой мобильник почти сразу же, но слышимость была неважной - разговор заглушал стойкий шум, очевидно, Владимир находился в каком-то шумном месте.

-- Здравствуй, Володя! Это Любовь Андреевна.

-- Здравствуйте. Подождите, я сейчас отойду в сторонку, плохо слышно.

Через время Терещук услышала Володино "Алло!". Стало слышно чуть лучше, но ненамного. Они попытались разговаривать, но многое было сложно разбирать. Самойлов это понял и почти прокричал в трубку:

-- Любовь Андреевна! Так мы не сможем разговаривать. У меня к вам предложение. Вы говорили, что проживаете на левом берегу, а я как раз нахожусь на "Левобережной", возле рынка. Где-то через час я освобожусь. Если вас это устроит, подъезжайте сюда на метро.

-- Хорошо, меня это устраивает. Только где мы встретимся? - в субботу на рынке и около него толпы народа.

-- Да это так, потому-то и шумно. Давайте встретимся у гостиницы - напротив, чуть по диагонали к рынку, вы знаете, где это?

-- Знаю, знаю. Хорошо, через час я там буду.

Вот уж чего Терещук не ожидала, так это такого предложения. Но оно ей очень понравилось, и минут через 45, как спешащая на первое свидание девчонка, она уже была на месте. Минут через 7-8 она увидела и приближающегося к ней Владимира. Он уже давно знал её облик, опознав в ней ещё во время первого посещения Терещук квартиры Самойловых бывшую кратковременную попутчицу их езды с автовокзала. А чуть позже отец всё ему объяснил.

-- Ещё раз, здравствуйте!

-- Здравствуй, Володя! Не ожидала я такой встречи.

-- Почему, что тут такого. Вы одноклассница папы, да у меня вообще такое впечатление, что мы почти родственники.

-- Да, могло быть и так, -- протянула Терещук.

Улыбка моментально слетела с уст Владимира, и он сурово и резко произнёс:

-- Любовь Андреевна, я, конечно, отношусь к вам с уважением, но...

-- Подожди, Володя, -- не дала ему продолжить Люба. -- Ты меня не понял, я совсем не то хотела сказать, о чём ты подумал.

Конечно, отец ничего не рассказал сыну о своих встречах с Любой в Киеве, иначе вряд ли Владимир согласился бы помогать Терещук. Он рассказал только об их школьной любви и о глупой ссоре. При этом Владимир понимал, что чувства друг к другу у отца и у Любови Андреевны остались - первая любовь не забывается никогда. Он это знал по себе, он очень хорошо помнил свою первую любовь, которая произошла в старших классах. Они не ссорились, но тоже расстались, просто у каждого из них появились новые увлечения. Но свою первую любовь он не забыл. Сейчас же он, молча и вопросительно, смотрел на собеседницу.

-- Володя, ты помнишь такую девушку как Таня Терещук?

-- Таню? - конечно, помню! Но Татьяна-то при чём здесь? И как вы о ней вообще знаете? А, наверное, папа вам рассказал.

-- Нет, твой отец мне о Татьяне ничего не рассказывал. Он, вероятно, тебе назвал только моё имя и отчество.

-- Нет, он назвал вашу фамилию по школьным годам. Как-то на букву В, но я не запомнил.

-- Правильно, моя девичья фамилия Великанова, но сейчас моя фамилия Терещук.

-- Вы... Вы мама Тани?! -- изумлённо уставился на Терещук Владимир.

Люба только, молча, кивнула головой.

-- О, Господи! Как такое могло быть?

-- А что тут удивительного. Ты с ней познакомился, как мог познакомиться с любой другой девчонкой в Киеве.

-- Всё верно, но именно в Киеве! Сколько здесь девчонок проживают. Это просто невероятно!

-- Вот и я так же думала.

-- А вы знали, что Таня встречается со мной?

-- Я знала, что дочь встречается с парнем по имени Владимир. И всё. А вот фамилию парня я узнала только тогда, когда вы уже расстались. Ты, возможно, мне и не поверишь, но я очень просила Таню не разрывать с тобой отношения и продолжать встречаться. Но, увы.

-- В это я как раз верю. Наверное, и отец этого хотел бы. А кстати, он знал, что я встречаюсь именно с вашей дочерью?

-- Если ты сам ему не сказал, то, скорее всего, нет. Я не хотела ему этого говорить, чтобы не расстраивать его.

-- Понятно, тогда он ничего не знает. Я ему фамилию своей девушки тоже не называл. Ну, надо же такому случиться. Просто невероятно! Я прошу простить меня, вы были абсолютно правы, сказав, что мы могли бы быть родственниками. А жаль, что так не произошло.

-- Ты жалеешь о разрыве с моей дочерью?

-- Да, жалею. Хотя это было больше её решением, но я тогда не очень огорчился. А вот позже...

-- А что позже?

-- Я женился, и только тогда понял, что мне нужна именно такая жена, как Таня. Осознание этого пришло ко мне, конечно, не сразу. Альбина, это моя бывшая жена, умела со мной ладить. На первых порах мне это льстило, и я думал, что у нас всё прекрасно сложится. Но потом её безропотность стала меня раздражать. Ну, что это за жена, которая не имеет своего мнения и не может его отстоять. У меня, как вы, наверное, знаете, не только внешнее сходство с отцом, но и характеры у нас похожи.

-- Да уж, знаю.

-- Вот-вот, потому-то и в школе, как я понимаю, наверняка инициатором вашего разрыва был отец. И я через полгода семейной жизни уже понял, что мне именно нужна была такая жена, как Таня. Вот кто умел отстаивать своё мнение! А я был просто дураком. Мы разошлось с Альбиной, у неё, кроме умения ладить с мужем, были и недостатки, и немалые. Потому-то я никогда не забывал вашу дочь и мечтал, что мы ещё помиримся, но это, наверное, уже невозможно. Таня, наверное, уже замужем?

-- Да, Володя. Два месяца назад она повенчалась, а до этого, конечно, расписалась.

-- Даже повенчалась! И всего два месяца назад! Вот дурак я!

-- Успокойся, и не кори себя, ты бы всё равно не вернул Таню. Она уже более двух лет проживает в Соединённых Штатах Америки.

-- Так она вышла замуж за американца?!

-- Да, за американца. Я была у них на венчании, муж у неё неплохой парень, точнее мужчина.

-- И Таня счастлива?

-- Это сложно ещё сказать, времени прошло мало. Но она довольна и США, и работой. И уезжать она оттуда не собирается. Так что, я думаю, всё у них будет хорошо, и она будет счастлива!

-- Она даже там работает? И как ей это удалось?

-- Ей очень помог в этом её будущий муж, он часто приезжал в Киев, здесь-то они и познакомились, -- и Люда вкратце рассказала Самойлову историю любви её дочери с Майклом.

-- Ну, что ж, я очень рад за Таню. Передавайте ей от меня огромный привет.

-- Обязательно передам.

-- Н-да, -- протянул Владимир, -- как интересно и порой непредвиденно всё в жизни складывается. Ладно, мы ведь собирались поговорить о моём отце.

Володя начал рассказывать последние новости о состоянии здоровья отца. Этих новостей было мало, да и были они неутешительными. Дело в том, что, как сказал сын, у отца в последнее время очень изменилась речь - порой даже не так легко понять, что он говорит.

-- Вероятно, мы в какой-то момент пропустили его очередной инфаркт или инсульт, микро- или настоящие, -- горько отметил Владимир. -- Но в этом и нет ничего удивительного - отец очень замкнутый в плане болезней человек. Его когда не спросишь о том, как он себя чувствует, что у него болит, или нужно ли сделать какой-то укол, ответы одни и те же: "Всё нормально". "У меня ничего не болит". "Ничего не нужно делать". Он совершенно не следит за своим здоровьем. Если не контролировать его, то он часто забывает выпить и простые таблетки. А, может быть, это просто обострение предыдущих болезней - не знаю. Но отца очень непросто лечить, тяжёлый он человек, и упрямый, как, впрочем, и я, - в него удался, -- тяжело вздохнул Самойлов младший.

Люба снова расстроилась, видел это и Самойлов, потому вскоре их беседа была завершена. И всё же, наряду с невесёлыми новостями, Люба вернулась домой в приподнятом настроении - давно уже очередной тарифный отпуск не начинался у неё с таких приятных сюрпризов, как встреча с Виктором. А это было именно так, потому что, разговаривая с Самойловым младшим, она видела перед собой Самойлова старшего, но именно молодого, и это было очень приятное ощущение.

Однако хорошие новости почему-то чаще всего имеют свойство очень быстро заканчиваться. Закончилось лето, и вместе с ним закончились все радости Терещук - снова одна в пустом доме. Она продолжала работать, хотя одновремённо получала уже и неплохую пенсию, сравнительно неплохую, потому что прожить на одну пенсию в современной Украине было довольно сложно. Её радовало только телефонное общение с дочерью да с Володей Самойловым, сам Виктор звонил очень редко. В последнее время Татьяна всё более настоятельно просила мать переехать к ним в США. Люба не понимала причины такой настойчивости, ведь ей так сказать было отведено какое-то время на раздумья. Но она сразу всё поняла после очередного звонка дочери в конце года. Дочь поздравляла маму с приближающимся Новым годом, а заодно сообщила новость, которая обрадовала мать, и одновремённо заставила серьёзно задуматься.

-- Мама, ты, конечно, вряд ли в ближайший месяц к нам попадёшь, а хорошо бы было.

-- А что случилось?

-- Ничего пока что не случилось, но в конце января обязательно случится - у тебя появится внук.

-- Да ты что! Вот это новость так новость! Что же ты молчала?

-- Не хотела тебя волновать.

-- Но ты же только в мае говорила, что в планах ребёнок пока что не предвидится?

-- Я говорила немного по-другому: ребёнок пока что не намечается, но он обязательно будет. В то время я ещё не была уверенна.

-- Ладно, это неважно. Важно другое - у тебя появится сын, а у меня внук! А точно внук?

-- Абсолютно точно.

-- Хорошо, мне не приходилось воспитывать мальчика, но теперь мне этого очень хочется.

-- А вот как раз насчёт этого и есть к тебе очень серьёзный разговор. Ты помнишь, что дала слово переехать к нам, когда появятся внуки?

-- Ну, я тоже так не говорила. Я обещала подумать. Да и ты ещё сына пока что не родила.

-- Это пока. Но вот теперь думай об этом уже более предметно. Конечно, я пару месяцев буду сидеть с ребёнком, но затем мы ждём тебя к себе. Мама, ты только не подумай, что мы тебя вызываем просто как няньку. Мы тебя готовы были видеть у нас и до появления ребёнка. В общем, самое позднее, чтобы к лету ты у нас была. Скажешь, когда ты собираешься в путь-дорогу, и мы заранее тебе оформим вызов. Ну, что тебя там так держит?

-- Хорошо, -- растерянно или машинально ответила мама. -- Я буду думать, как ты говоришь, теперь уже более предметно, -- Люба так и не могла решиться сказать дочери, что же её держит в Киеве.

Встреча Нового года в семье Лысенко и последующие три недели так и не подвигли Терещук на какое-либо решение в отношении переезда к дочери и зятю в США. Но вот в самом конце января зазвонил Любин мобильник и на его экране высветился номер не Татьяны, а Майкла, который сам редко звонил Терещук.

-- Любовь Андреевна, здравствуйте. Хочу сообщить вам очень хорошую новость, -- у Любы бешено заколотилось сердце. -- Вчера у нас с Танечкой родился сын, а, значит, ваш внук. Так что я вас поздравляю.

-- Ой, как хорошо! Спасибо! Всё нормально?!

-- Абсолютно нормально. Мальчик весом 3700 грамм, и ростом 53 см.

-- Отлично! А почему мне сама Таня не позвонила?

-- Ну, вы же понимаете, ей сейчас не до того. Вот она меня и попросила вам позвонить.

-- Ладно, Майкл, спасибо тебе. Тане от меня огромный привет, и внуку тоже.

-- Я обязательно передам. Но мы планируем, что вы сами вскоре увидите своего внука. Когда нам вас ожидать?

-- Майкл, я так сразу не могу это решить. Я вам обязательно перезвоню по этому вопросу.

-- Хорошо. До свидания. Всего вам хорошего.

-- И тебе с Таней и сыном тоже. До свидания.

И вот теперь Любе уже в самое ближайшее время нужно было что-то решать - перебираться ей в США или нет. Она прекрасно понимала, что сама она с этим не справится, нужно узнать по этому поводу мнение сестры, ближайших подруг. С сестрой решительный разговор состоялся 15 февраля. К ней в гости пришли поздравить её с днём рождения всё семейство Лысенко, в полном сборе, с Любиными племянниками.

Споров по вопросу переезда к дочери было много. Собственно говоря, и не споры это были, а отчаянно сопротивление Терещук привести хоть какие-то убедительные аргументы против своего переезда. А вот все Лысенко, включая и Дмитрика, всецело были за переезд Терещук к дочери и внуку.

-- Тётя Люба - это же здорово, поехать в Америку, -- наивно привёл свой "довод" её племянник. -- Предложи мне кто-нибудь такое, я бы тот час согласился. Не очень-то весело жить у нас в стране.

Однако не совсем такого мнения была его сестра Люда:

-- Димка, ты судишь только по себе! Но тогда тётя Люба не будет к нам приходить? И нам, и родителям её будет очень не хватать. Она же самая близкая наша родственница.

-- Будет приезжать, Людочка, -- успокоила её мама, -- только не так часто, как сейчас. Она всё равно будет приезжать в Киев.

-- О, хорошо! Тогда я согласна с Димой. Пускай едет, это, действительно, интересно, да и Таня там живёт, а сейчас ещё и твой внук, -- обратилась она уже непосредственно к тётке, с которой племянники были на "ты". Таким образом, в итоге уже все были за решение об отъезде Терещук.

Конечно, Люба поговорила наедине с сестрой и в отношении Виктора Самойлова, на что последовал решительный и вполне обоснованный ответ:

-- Любочка, а будучи здесь, чем ты ему сможешь помочь? Да и не видишь ты его всё равно.

Найти хоть какие-то малость подходящие слова для своих аргументаций Терещук так и не смогла. Но она, всё же, решила переговорить ещё и с подругами. Она пришла в гости к Надежде Нестеренко, но и та ей посоветовала переезжать к дочери. Вот только после такого совета Любу здорово огорчил всезнающий, умный и рассудительный Юрий:

-- Люба, а на что ты там собираешься жить?

-- Как на что, на свою пенсию.

-- Ну, во-первых, в Америке твоя пенсия будет считаться крохами. На неё и здесь-то нелегко прожить, а уж в США и тем более. А во-вторых, тебе там никто платить пенсию не будет, -- пессимистично подвёл итог всезнающий юрист.

-- Как так?

-- А вот так. Выплата пенсии за рубежом возможна лишь в случае наличия двухстороннего договора о социальном обеспечении между Украиной и страной, куда выезжают её граждане на ПМЖ . Но договора о том, что можно получать украинскую пенсию в США, на сегодняшний день нет. Из стран СНГ только у России есть такой договор с США о выплате пенсий, назначенных российским гражданам, причём она сама и платит эти пенсии. Россия - единственная страна на постсоветском пространстве, которая выплачивает пенсии своим гражданам, проживающим за границей.

-- Да ты что! А как же Украина?

-- В Украине такие договора действуют только со странами СНГ, а, например, тем, кто выезжает в США или Канаду, выдают наперёд пенсию за полгода и всё.

-- Как?! Только за полгода?!

-- Да, именно так. Переговорный процесс США с Украиной и Беларусью в отношении выплаты пенсий не идёт дальше визитов делегаций наших чиновников, постоянно жалующихся на кризис и проблемы в экономике.

-- Да, Юра, вот это ты меня обрадовал. Действительно, как же я там жить буду? А вы советуете перебираться туда!

-- Ну, не я бы обрадовал, так кто-нибудь другой. Всё равно с этой проблемой тебе пришлось бы столкнуться. И чем раньше ты о ней знаешь, тем лучше.

-- Хорошо, ты прав. Но как же мне там жить?

-- Очень просто.

-- Как это просто?

-- А тебе не обязательно переезжать туда на постоянное место жительства, достаточно лишь получить вид на жительство, гринкарту.

-- О! Мне что-то Таня об этом тоже говорила.

-- Правильно, ты перебираешься к дочери, зятю, внуку. Значит, тебе не могут отказать в выдаче визы, а затем и вида на жительство. И ты сможешь спокойно приезжать в Киев и получать свою пенсию.

-- Шкурка вычинки не будет стоить.

-- Скорее всего, это так. Но тебе не обязательно за ней самой приезжать.

-- А если приедет за ней в Киев Татьяна или Майкл, то от этого что-то изменится?

-- Да я не о том веду речь. Ты можешь написать доверенность на получение пенсии на свою сестру, и она будет тебе её периодически высылать. Не ежемесячно, а, например, раз в квартал, или в полгода. И будешь ты её получать уже в долларах. Конечно, при пересылке она будет чуть меньше, существует сбор за пересылку, но он небольшой - по-моему всего до 1 %.

-- О! Юра, а вот это мне подходит. Молодец, что ты подсказал мне. Конечно, всё равно нужно подумать, да ещё добавляется сбор документов по пенсии. Но это очень хороший вариант. Да и говорила Таня, что в этом случае меньше проблем с приездом в Украину или назад в Штаты.

-- Вот видишь - не всё так сложно.

-- А пенсия по безработице в США есть? Насколько я знаю, такая существует.

-- Существует, но не пенсия, а пособие по безработице. А в США существует ещё и пособие по старости.

-- О!

-- Никаких "О", Люба. Ты их не получишь. Там очень много разных условий. К тому же это касается тех, кто потерял работу именно в США. При этом эти пособия мизерные, да и выплачиваются они не постоянно, по-моему в течение полугода ты обязана будешь найти какую-нибудь работу. А где ты её там будешь искать, да ещё в твоём возрасте? Там и молодым не всегда работа находится.

-- Понятно. Да, и здесь ты прав - придётся рассчитывать только на свою пенсию. Но мне мало нужно. Прокормить меня дети как-нибудь прокормят, а нарядов или его чего-либо мне уже не нужно.

-- Ты можешь неплохие деньги получать, сдав свою квартиру. По нынешним ценам на жильё эти деньги уже могут быть вполне сравнимы с зарплатами в США. А ведь у тебя трёхкомнатная квартира.

-- Вот это да! И в самом деле. Я об этом и не подумала. Только где же я буду останавливаться, когда захочу приехать в Киев?

-- Тоже мне проблема! - у нас или у сестры. Ты же не на полгода будешь приезжать. Лично мы всегда тебе рады.

-- Господи, Юра! Что бы я делала без твоих советов? Теперь я уверенна, что можно спокойно ехать к внуку. Только это так скоро не получится, работы много, да ещё квартиросъёмщиков нужно найти, и при этом порядочных.

-- Ты попроси свою сестру, подруг, и мы со своей стороны разузнаем. Найдём тебе порядочных квартиросъёмщиков.

-- Ой, спасибо. Какая получилась обстоятельная и очень толковая беседа. Вот что значит грамотный, эрудированный юрист. Теперь я уже почти уверенна, что поеду к Танечке.

И Терещук потихоньку занялась сборами в дорогу. Но Люба, всё же, решила провести ещё одну беседу, последнюю, контрольную, как она для себя её определила - посоветоваться со школьными подругами. Настя давно пригашала Терещук в гости, и Люба решила воспользоваться этим приглашением. В самом начале марта она позвонила Калюжной и спросила ту, как она смотрит на то, если она к ней зайдёт в один из дней празднования Международного женского Дня (а 8 марта припадало на субботу, не так уж и хорошо). Конечно, Настя согласилась, обрадовалась и сказала, что заодно пригласит и Кушнарёву. Это Терещук вполне устраивало, она намеревалась поговорить с подругами о Викторе Самойлове. Она уже твёрдо решила перебираться к детям в Соединённые Штаты Америки, но один вопрос для неё ещё оставался открытым.

И вот наступило 8 Марта. У Терещук был один небольшой вопрос, точнее просьба, к подругам, о котором она беседовала пару недель назад с Юрием - помочь ей найти хороших квартиросъёмщиков. О том же она ранее попросила и сестру с Александром. Но оставался ещё один очень непростой вопрос, которой Любе очень нужно было разрешить. Но приступить к нему она смогла только после застолья, начав разговор ещё на кухне, куда сносилась посуда от трапезы, и, закончив её в спальне Насти, где собрался женский состав торжества, мужчины (Валентин с Анатолием) смотрели телевизор и вели какой-то свой разговор.

-- Девочки, у меня к вам есть очень серьёзный и непростой вопрос. Мне нужен ваш совет.

-- Говори, -- сразу же откликнулась Настя. -- Конечно, мы поможем, если только сами знаем на него ответ.

-- А здесь и не нужно знать, нужно просто решить что делать.

-- Так, короче, в чём суть вопроса?

-- Как вы знаете, я уже приняла твёрдое решение переехать к Татьяне с внуком.

-- Знаем, -- тут же отреагировала Лариса. -- Абсолютно правильное решение, -- что тебя держит в Киеве?

-- Есть такой якорёк, который меня удерживает. Точнее, не удерживает, но нужно обязательно решить что делать.

-- Господи! -- снова подключилась к разговору Калюжная. -- Какой ещё якорёк, что ты загадками говоришь?

-- Виктор Самойлов.

-- Но ты же ему всё равно ничем не можешь помочь.

-- Да, я это уяснила, помочь ему я действительно ему не могу. Но здесь другой вопрос - как мне с ним попрощаться? Я ведь уезжаю надолго, и кто его знает, удастся ли нам ещё встретиться. Состояние его здоровья не располагает к оптимистическим прогнозам.

Наступила длинная и томительная пауза. Лариса с Настей только переглядывались друг с другом, но упрямо молчали. Наконец, Лариса негромко протянула:

-- Вряд ли у тебя это получится. Я имею в виду воочию. По телефону попрощайся.

-- Но это же совсем не то! Мне его видеть нужно.

-- На улицу он уже не выходит, -- так же тихо протянула Калюжная, -- а нормально тебе попрощаться на дому Оксана всё равно не даст, если, вообще в квартиру впустит. Она, хотя ничего и не знает точно, но, по-моему, чётко подозревает тебя как соперницу.

-- И я это знаю. Последний раз она со мной сквозь зубы разговаривала. Но очередного моего прихода она уже не допустит.

-- Это точно! А ты и в самом деле так его хочешь видеть?

-- Ну да, а как иначе.

-- Ты абсолютно в этом уверенна? Зачем тебе это, прощание с больным немощным стариком?

-- Настя права, -- поддержала подругу Лариса. -- Зачем тебе, уехав в Америку, помнить образ старика. Ты помнишь его молодым - вот это хорошая память. Ну, пусть и не таким уж и молодым, но, по крайней мере, более-менее здоровым. У тебя имеются фотографии, на которых вы оба молодые - вот это память! А зачем память о старике.

-- Точно! -- вновь Настя. -- Ты заметила, что многие пожилые люди стараются как можно реже попадать в объектив фотоаппарата. Зачем оставлять о себе память в образе немощного старика и старухи. И себе неприятно, и детям такая память ни к чему.

-- Вы так думаете? -- растерянно спросила Люба.

-- Конечно, не нужно тебе с ним прощаться лицом к лицу. Запомни его мужчиной в расцвете сил. Тогда тебе и за границей его приятно будет вспомнить, а, запомни ты его в образе старика, только будешь постоянно слёзы проливать.

-- Не знаю, ведь не принято надолго уезжать, не попрощавшись.

-- Здесь как раз тот случай, когда это именно удобно. Попрощайся по телефону. Самойлов и так уже плохо разговаривает, но это ещё полбеды - как-нибудь ты его поймёшь. А видеть, как он мучается, пытаясь тебе что-либо сказать - не особенно приятное зрелище. Да ещё лёжа на больничной койке, Вася Колтунов говорил, что Виктор уже практически не встаёт, разве что в туалет. Оксана еду ему приносит к кровати на специальный столик. Хорошо ещё, что он может самостоятельно, не с ложечки, есть, и сам себя обслуживать. Хотя, последнее не так уж очевидно. Зачем тебе всё это помнить?

-- Не знаю, но мне так хочется его хотя бы ещё разок увидеть.

-- Люба, ни к чему это. Мы же тебе объяснили. Разве мы не правы?

-- Наверное, правы. Но от этого легче мне почему-то не становится.

-- Ничего, приедешь к дочери, увидишь внука, и постепенно успокоишься. Время, как говорят, лечит.

И Терещук решила послушаться советов подруг. Они были во многом правы. Вот только подсознательно Люба чувствовала, что не всё так просто в этом вопросе. Но, решение, плохое оно и хорошее, уже было принято. На следующий же день Терещук позвонила дочери, они долго беседовали, а в конце Люба сообщила, что Уилсоны могут заняться оформлением для неё всех необходимых документов, связанных с разрешением на вызов, и присылать ей этот вызов. Она согласна переехать жить к ним в США. Это сообщение очень обрадовало Майкла и Татьяну, а вот сама Терещук отнеслась к нему как-то совершенно равнодушно.

ГЛАВА 35

В путь-дорогу

Терещук пришёл вызов на поездку к детям только в конце марта, теперь она могла непосредственно заниматься вопросом открытия визы. Но Люба ненадолго отложила это, Татьяна с Майклом её не подгоняют, значит, можно решать более насущные проблемы. Вопрос со своей пенсией Терещук уже утрясла, она заранее оформила на Наташу доверенность и по всем правилам её заверила. Позже она позвонит, уже из США и сообщит ей номер счёта и реквизиты банка, куда та должна будет пересылать ей пенсию. Пока что она и сама таких нюансов не знала, этим уже будет, скорее всего, заниматься Майкл, а возможно, и Татьяна, за почти уже три года она наверняка всё неплохо знает в своём Рочестере, да, уже именно в своём. А вот станет ли он родным для Любы, это ещё тот вопрос. Конечно, она постепенно к нему привыкнет, но родным для неё навсегда останется красавиц Киев. Молодёжь как-то быстрее привыкает к перемене обстановки, а вот старики с большим трудом соглашаются на перемену места жительства. Они не хотят менять свою, по меркам многих, халупу ни на какие удобства. Люба уже это прекрасно знала из рассказов коллег, которые пытались перетянуть своих родителей в Киев. Люба, оставшись одна, тоже предложила такой вариант папе и маме, но те и слушать об этом не хотели. Ответ был стандартным, как и у большинства стариков: "Тут ми народилися, тут ми й помремо".

Но у Терещук оставался не утрясённым ещё один очень важный вопрос: не находилось пока что претендентов на временное проживание в её квартире. А вопрос был и в самом деле важным - во-первых, за ней же нужно кому-то присматривать, а во-вторых, как узнала после консультаций с коллегами Терещук, Юрий был прав. За снимаемую трехкомнатную квартиру ежемесячно платились хорошие деньги. Да, пусть ей самой не так уж много сейчас нужно, но она сможет внести свою лепту в семейный бюджет Уилсонов. Конечно, если бы Терещук развесила объявления, то отбоев от желающих не было бы. Но она это решительно отказалась делать, понимая, что половина, если не большинство возможных квартиросъёмщиков могут оказаться мелкими жуликами, а, возможно, и не такими уж мелкими. Такие слухи ходили, и Люба намеревалась терпеливо ждать, пока ей не попадётся квартиросъемщик из числа знакомых её знакомых. Ждать пришлось долго. Но, в конце концов, и этот вопрос был успешно разрешён - тут уж постаралась Наташа, или Александр, или оба вместе. Но это произошло уже почти перед самыми майскими праздниками, и было очень удобно, что таких квартиросъёмщиков нашли именно Лысенки - ведь как раз им те и должны будут отдавать деньги за квартиру, а уже они будут пересылать их Терещук.

Теперь можно было вплотную заниматься вопросами визы, а чуть позже и заказа билетов. Мороки с открытие визы у Любы хватало, нужно было заполнить много документов, а некоторые из них ещё и получить в соответствующих инстанциях. Ей нужно было записаться на собеседования в консульский отдел Посольства США, после чего у неё на руках должны были быть следующие документы:

* Приглашение от Татьяны и Майкла;

* Загранпаспорт, срок действия которого заканчивается не ранее чем через 6 месяцев;

* 2 цветные фотографии размером 5×5 см (анфас);

* Справка с места работы, с указанием должности и заработной платы;

* Копия внутреннего паспорта;

* Документы на имущество;

* Свидетельство о браке;

* Свидетельства о рождении детей.

В этом перечне, кроме свидетельства о браке, был ещё один документ, который мог вызвать лишние вопросы у сотрудника консульства. Таковым документом являлась справка с места работы. Если бы Терещук уже уволилась с работы, то этот факт мог быть новой закорючкой для отказа в визе. Но Люба уже была стреляным воробьём (учение Максима пошло ей впрок), она просто договорилась на работе о том, что со средины мая (так она оценивала время своего отлёта в США) она возьмёт очередной отпуск. Поскольку желающих пойти в отпуск в этом месяце было ничтожно мало (все стремились отгулять отпуск летом или в начале осени), то этот вопрос был решён без проблем. Получила Терещук и соответствующую справку, всё было очень резонно: сотрудник ушёл в отпуск и решил навестить в это время своих родственников за границей. Люба написала также заявление об уходе с работы и оставила его у сестры - когда у Терещук истечёт очередной отпуск, Наташа занесёт его к ней на работу. Там все поймут её правильно, а если кто-то и не поймёт, то это уже не будет иметь никакого значения. И вот только сейчас, занимаясь сбором различных документов, Люба окончательно осознала, каким предусмотрительным три года назад оказался Максим - сейчас ей путь в США с отметкой в графе "разведена " точно был бы закрыт.

У Терещук, помимо сбора документов (позднее), было чем заняться ещё с начала марта. Поскольку решение о переезде к дочери было уже принято, она решила заняться изучением английского языка. Да, с Майклом она сможет говорить и по-русски, но проживать-то она будет в англоязычной стране. Нужно будет понимать не только зятя, но и других лиц, надписи на улицах, название товаров в магазине и прочее. Она купила книгу "Английский для начинающих от ЕШКО", 2000-го года выпуска. Ранее изучать английский по этой книге можно было лишь с её страниц, но сейчас к книге прилагался уже и аудиодиск, обеспечивающий прослушивание материала, помогающий совершенствовать произношение и облегчающий понимание устной речи. ЕШКО - это Европейская Школа Корреспондентского Обучения, основанная в России и известная ещё с 90-х годов. На момент покупки книги методика ЕШКО считалась одной из самых лучших среди книг по обучению иностранных языков. Теперь Любе уже не казались такими страшными вечера одиночества в её квартире.

Но, наконец, уже были собраны и все документы, и теперь Терещук могла обращаться в консульство за визой. Конечно, не обошлось при этом без вопросов с подковыркой от сотрудника консульства - не собирается ли она оставаться в США. Но Терещук твёрдо стояла на своём: она вернётся в Украину - здесь у неё квартира, муж, сестра, племянники, а под Киевом ещё и мать с отцом, которым она должна помогать. Как бы поступил даже самый строгий сотрудник консульства, если почти всё подтверждалось документально - конечно, визу Терещук получила. При этом она даже не сильно кривила душой, когда говорила, что собирается возвращаться в Украину - она ведь точно будет сюда приезжать, а вопросов о длительности этого возвращения ей никто не задавал. И вот, когда у Любы были на руках уже и билеты на самолёт, а вылет должен был состояться через три дня, ей нужно было решить главный, не такой уж сложный, но такой для неё важный вопрос - ей нужно было попрощаться с Виктором. Люба позвонила его сыну и сказала, что ей срочно нужно переговорить с его отцом.

-- Как срочно, Любовь Андреевна?

-- В течение трёх дней.

-- Ну, это не так уж срочно. Я договорюсь с папой, он вам позвонит, если и не сегодня, то завтра точно. А что случилось?

-- Я уезжаю в Штаты, Володя, и надолго.

-- Понимаю, едете к Тане.

-- Да, у меня в США уже есть внук.

-- О, ясно! Тогда я вас поздравляю. И обязательно передайте привет Тане от меня.

-- Передам.

-- Так, тогда, я немного поспешил, -- в раздумье протянул Владимир. -- Не гарантирую, что разговор будет завтра, но в три дня мы точно уложимся.

-- А что не так?

-- Вы ведь уезжаете надолго и захотите побеседовать с папой подольше. Это ведь будет у вас как бы прощание с ним. Но у папы сейчас нелады с произношением слов. Мы с мамой его понимаем, а вот вы можете не всё понять.

-- И что же делать?

-- Ничего особенного. Я выберу время, когда мамы не будет дома, она, я так понимаю, не очень желательна при этом разговоре, а я как раз буду дома. Тогда я буду неким переводчиком. Вот и всё, это не так уж сложно, просто мне нужно будет договориться на работе, чтобы меня отпустили.

-- Ой, хорошо, Володя! Большое тебе спасибо.

-- Да не за что. Я ведь вас с папой понимаю.

Люба прекрасно понимая, что сегодня разговор с Виктором не состоится, после разговора с Владимиром тотчас "пролистала" телефонную книжку сотового телефона, нашла номер Надежды Нестеренко и нажала кнопку вызова - у неё предстоял очень важный разговор с институтской подругой. К тому времени почти у всех знакомых Терещук уже были мобильные телефоны, очень удобное техническое достижение конца прошлого века. Последней, кто себе приобрёл это чудо техники, была Настя Калюжная, у которой телефон появился буквально перед майскими праздниками. В общем, Люба переговорила с Надей, а после обеда куда-то отправилась. Вечером она приехала к сестре, и они долго беседовали в очень расстроенных тонах.

Но вот назавтра, даже понимая (со слов того же Володи), что и сегодня разговор с его отцом может не состояться, Люба, тем не менее, никуда не выходила из своей квартиры, ожидая звонка Самойлова - а вдруг. И этот звонок состоялся - часов в 11 утра зазвонил её мобильный телефон и высветился номер Самойлова младшего. Терещук тотчас нажала на кнопку соединения и ответила Владимиру. После взаимных приветствий Володя произнёс:

-- Любовь Андреевна, сейчас вам позвонит отец, по городскому телефону. Но вы не отключайте и мобильный. Это будет несколько необычная связь - на одно ухо мобильный телефон, а на другое - городской. Но так, наверное, удобней. Я не смогу каждый раз забирать у отца трубку, если вам будет что-то непонятно.

-- Хорошо, Володя.

Через минуту и в самом деле раздался звонок городского телефона, Люба моментально схватила трубку:

-- Алло!

-- Здравствуй, Люба! -- услышала она очень старательно, медленно произнесённые два слова, видимо, они ему действительно давались нелегко.

-- Здравствуй, Витя! Как ты себя чувствуешь?

-- Нор-нормально, -- и опять это нормально, прав был Володя.

-- Витя, я послезавтра улетаю в Америку, к дочери.

-- Я знаю. Мне Володя рассказал. Сча- счаст...

-- Счастливого пути вам, Любовь Андреевна, -- услышала она голос Владимира в динамике мобильного телефона.

-- Это я поняла, спасибо. Но я ещё хочу поговорить. Витя, я люблю тебя, и всегда буду любить, -- эти слова сын услышать не мог, она произнесла их в трубку городского телефона, а микрофон мобильника (весь мобильник) плотно прижала к груди.

-- Я... я тоже, -- услышала она ответ в трубке городского телефона.

Так они поговорили (с не очень частыми "переводами" сына - больше говорила Люба) ещё минут десять, но после этого тем для разговора уже как-то не находилось

-- Ну, вот и всё, Витёк. Будем заканчивать разговор. Поправляйся, держись. До свидания.

-- Прощай, Люба! -- очень чётко проговорил Виктор и телефон отключился.

Это прощай наповал сразило Терещук. Сразу же исчезла радость от разговора, слёзы непроизвольно потекли из её глаз. Она ещё долго сидела в кресле, вся зарёванная и не могла успокоиться. Она не помнила, как положила трубку городского телефона, отключала ли мобильный телефон - её это абсолютно не волновало. Она прекрасно понимала, что Виктор, скорее всего, прав - никакого свидания у них уже не будет. Но одно дело понимать это, и совсем другое дело смириться с этим. И вот смириться она не могла, она всё ещё продолжала на что-то надеяться. В общем, этот день начался для неё и удачно и очень неудачно - странное сочетание, но так оно и было. Чтобы хоть как-то развеяться и отвлечься от тяжёлых мыслей она вышла на прогулку в город, и вернулась домой только под вечер. Это заодно было и своеобразное прощание с Киевом, она, конечно, не навсегда из него уезжает, но наверняка надолго.

А следующий день уже был полностью посвящён сборам в дорогу. Вечером она ещё раз заскочила попрощаться (и откровенно поговорить) к сестре. Наташа и племянники очень радостно встретили её, но расставание у сестёр было очень грустным, на плаксивой ноте, и причиной этого был не только отлёт Терещук в Америку.

Завтра Терещук вылетала тем рейсом, что ранее вылетала Татьяна, вылет в 13:35, значит, прилетит она на место в начале двенадцатого ночи, и ещё до полуночи они смогут выехать из аэропорта к дому Уилсонов - теперь такую же фамилию носила и её дочь. Прилетала в Рочестер Терещук по расписанию. Встречал Терещук только Майкл, но это и понятно - Таня оставалась дома с сыном. Немного больше на этот раз было возни с багажом - если на венчание Люба прилетала только с одной дорожной сумкой, то сейчас вещей было гораздо больше, ей даже в Борисполе пришлось доплачивать за лишние килограммы. Но, в итоге к половине первого ночи они уже всё равно были на месте. Своего внука Терещук увидела уже только утром - прелестный карапуз, внимательно смотревший на незнакомого ему человека своими чистыми голубоватыми глазёнками. А далее началась жизнь Терещук в Соединённых Штатах Америки. Днём она была с внуком, вечерами всё семейство собиралось вместе, а в выходные Люба, то с помощью Татьяны, то Майкла постепенно изучала город и его нравы.

Жили Татьяна с Майклом недалеко от центра города, вблизи Марина Авто Стадиум (в районе Датчтаум - между районами Браун Сквер и Юнайтед Нейборс Тогете, за которым в направлении на запад лежал более крупный район Гейтс-Север Гейтс, по диагонали к которому через центр города находился район Восток Рочестер). На запад от Марина Авто Стадиум находился ещё микрорайон Чарльс Хаус Арея Каунсил, а севернее - площадь Джонса, за которой ещё располагался парк Эджертон. А вот западнее площади Джонса, севернее Лиэлл-авеню был район, в котором и жило семейство Уилсон (Wilson). Он был ограничен несколькими кварталами с такими тихими улочками (начиная от центра города и идущими с севера на юг) как Миртл-стрит, Мюррей-стрит, Остин-стрит, Уорнер-стрит, и пересекающие их Отис-стрит, Орландо-стрит, Лорел-стрит. Странным на первый взгляд было то, что и одни и другие улицы назывались стрит, ведь обычно (по крайней мере, в представлении граждан Украины) в США эти стрит должны пересекать авеню. Но это была просто некая косность мышления большинства граждан, приехавших из стран СНГ. На самом деле авеню (франц. avenue) - это широкая, обычно обсаженная деревьями улица, то есть, скорее, проспект.

К юго-западу от центра города располагался Рочестерский университет (рядом кладбище Маунт Хоп, за ним парк Хайленд, на юг от университета - больница Стронг Мемориал), а ещё дальше, рядом с Брукс-авеню и трассой 390, находился и городской аэропорт Great Rochester International Airport (пассажиропоток более 10.000 человек в год). На юго-восток от аэропорта располагалось ещё одно учебное заведение города - колледж Монро Коммьюнити. На запад от него были расположены ещё 2 небольших аэропорта: между Колби-стрит и Чамберс-стрит перед парком Нортгемптон располагался частный гражданский аэропорт Spencerport Airpark (который часто называли Аэропортом Оперативной Статистики). А уже за парком, вдоль той же улицы Колби-стрит - маленький частный аэродром Ledgedale Airpark, который использовался для небольших самолётов в специальных рейсах.

Но, всё же, первым делом дочь показала маме не сам город, а предприятие, на котором она с мужем работает. В первый прилёт матери она этого не сделала, а сейчас сразу повезла её к этому месту, памятуя, наверное, не особо лестные высказывание Терещук о каких-то фотоаппаратах и плёнках. Она не только показала комбинат (снаружи, конечно), но и рассказала довольно подробную историю возникновения данной фирмы. При этом Таня сделала акцент на том, что историю Рочестера и его сегодняшний авторитет делового и культурного центра просто нельзя представить без Джорджа Истмана, создателя знаменитой фирмы "Кодак".

Истман в своё время был известен как неоднозначный человек, изобретатель, инженер, бизнесмен, путешественник, филантроп, знаток и покровитель искусств и наук. Родился он в 1854-м году в деревне Уотервиль, в 20 милях на юго-запад от города Ютики (штат Нью-Йорк). Но, когда Джорджу исполнилось 5 лет, его отец переехал с семьёй в Рочестер, где его сын и начал учёбу. Но проучился Джордж в школе только до 14 лет, а затем, под давлением обстоятельств, был вынужден искать работу. Его первая работа - посыльным в страховой компании - приносила ему всего 3 доллара в неделю. Правда, годом позже он получил должность в другой страховой фирме, в 1874-м году после пятилетней работы в страховой компании его назначили на должность младшего клерка в Сберегательном банке Рочестера. Его жалованье увеличилось до 5 долларов в неделю, но даже это не помогало покрыть всех семейных расходов. И тогда по собственной инициативе он начал заполнять страховые полисы, а иногда даже сам их и выписывал. Днём Джордж работал в банке, а ночью экспериментировал с химикатами на своей кухне. После трёх лет экспериментов ему, наконец, удалось разработать рецепт новой фотоэмульсии, а уже в 1878-м году Джордж Истман первым продемонстрировал неоспоримые преимущества фотопластин с сухВ апреле 1880-го года Истман взял в аренду чердак здания на улице Стейт в Рочестере и приступил к производству сухих пластин на продажу. В 1883-м году уже созданная им Компания Eastman Dry Plate Company в Рочестере переехала в четырёхэтажное здание по адресу Стейт стрит, 343. С тех пор это здание является штаб-квартирой компании Eastman Kodak Company и до нынешнего времени. Ещё в конце позапрошлого века (1891 г.) компания выпустила на рынок первый фотоаппарат с зарядкой на свету, а производство фотоплёнки и фотобумаги было перенесено в четыре новых здания в Kodak Park. Кроме того, было открыто и первое производство фотоплёнок с сухим желатиновым слоем за пределами США - в городе Харроу (Англия). В 1991-м году в Рочестере было завершено строительство современного завода по нанесению эмульсии на цветную плёнку для использования в профессиональной фото- и видеосъёмке. За высокие достижения в области производства фотооборудования и фотоплёнки военного назначения заводы компании "Kodak" в Рочестере награждены орденом Army-Navy "E".

Рочестер является главным центром оптико-механической промышленности США, и таким же главным центром производства фото- и киноаппаратуры в стране. В городе (кроме штаб-квартиры корпораций Eastman Kodak) расположены ещё корпорации Bausch & Lomb и Xepox. Развиты в городе химическая, фармацевтическая, электротехническая, и радиоэлектронная промышленность, налажено производство медицинского и другого оборудования, научных приборов. Имеется также текстильная, деревообрабатывающая, консервная и швейная промышленность. С 1990-го года Рочестер является городом-побратимом Великого Новгорода (Россия), имеет подобные связи с городами ряда других стран Европы, с Канадой, но вот с Украиной таких связей не имеет. В городе имеется высшее учебное заведение - Рочестерский технологический институт. Главными достопримечательностями города являеются музей фотографии, парк округа Сенека (расположенный в северной части города), а также большой парк округа Дюран Истман, прилегающий к озеру Онтарио (с 5.000 футов его береговой линии), рядом с заливом Айрондеквойт.

Парк Durand-Eastman Scool содержит впечатляющую коллекцию деревьев и полевых цветов. Некоторые источники утверждали, что парк имеет 395 сортов отечественных и зарубежных деревьев, кустарников и растений. В парке проживают олени, еноты, восточные бурундуки и другие мелкие млекопитающие. В парке имелось и муниципального поле для гольфа, построенное ещё в 1917-м году. Есть благоустроенные аллеи и пешеходные тропы. В 2006-м году впервые за сорок лет будет разрешено купание в парке (в водах озера Онтарио). На пляже работают спасатели, на суше - технический персонал наземной части парка, которые совместно обеспечивают безопасность отдыхающих.

Согласно легенде в парке часто бродит Белая Дама. Белая Дама это призрак, который якобы появляются во многих сельских районах, это как бы тип таких женщин, которые погибли или получили серьёзные травмы в жизни, общей для них может быть также тема потери или предательства мужа, любимого человека. Легенды о Белой Даме (или Леди) встречаются по всему миру. При этом Белая Дама отнюдь не дружественный дух. Ей не нравится сильный пол, и она часто мстит мужчинам, посещающим парк. Сообщалось, что Белая Леди прямо третирует мужчин, повреждая их автомобили, и заставляя покидать парк. Она делает их по жизни несчастными, но никогда не причиняет зла спутницам этих незадачливых особ мужского пола.

Другая легенда говорит о том, что в начале 1800-х годов Белая Дама и её дочь жили на земле, где сейчас расположен Дюран Истман парк. В один из дней у неё исчезла дочь, говорили, что девочка была изнасилована и убита местным фермером. Мать (взяв с собой двух собак) несколько дней искала дочь в болотистой местности, но она так и не нашла следов дочери. Тогда, в горе, мать бросилась с утёса в воды Онтарио и погибла. А далее, после смерти, дух матери якобы вернулся, чтобы продолжать поиск своего ребёнка. Туманными ночами Белая Леди в сопровождении тех же собак блуждает территорией Eastman парк Durand, всё ещё ища свою пропавшую дочь.

На запад от Рочестера (≈ 75 миль) располагался город Баффало (употребляемо и название Буффало), немногим бо́льший за Рочестер - по данным 2000-го года в нём проживало около 293.000 жителей. На восток от Рочестера лежал город Сиракьюс, на юго-восток - Скрентон, за которым не так уж далеко было и до Нью-Йорка, от которого уже на юго-запад располагались Филадельфия, Балтимор и Вашингтон.

Ниагарский водопад (Ниагара Фолс) - располагался севернее Баффало (как бы перешеек между озёрами Эри и Онтарио), примерно в 22-х милях от города. В итоге расстояние от Рочестера до Ниагары в сумме составляло всего около 100 миль, то есть примерно 160 км, что по американским меркам совсем немного - каких-то 2 часа езды на машине или автобусе.

Миля (от лат. milia passuum - тысяча двойных римских шагов) - путевая мера для измерения расстояния. 1 миля сухопутная - 1,6 км. Первоначально сухопутная миля соответствовала одной дуговой минуте поверхности Земли, так же, как современная морская миля. Ещё в 1589-м году англичанин Райт произвёл измерение в градусах при входе в гавань Плимута и обнаружил, что дуговая минута равна 1625 м.

На ниагарский водопад семейство Майклов съездили в конце августа. В Баффало из Рочестера почти ежечасно ходили маршрутные автобусы (полтора часа езды), но Уилсоны решили поехать своей машиной - маленькому Дэниелу, как назвали малыша родители (очень популярное в США мужское имя) уже исполнилось 7 месяцев, а потому родители рискнули взять его с собой в это путешествие. Конечно же, во время осмотра Ниагары Майкл не преминул акцентировать внимание тёщи на противоположный берег, где Терещук могла увидеть маленькую частичку так восхваляемой ею Канады.

Постепенно Терещук сама научилась справляться не только с работой по дому, где основное внимание было уделено внуку, но и с делами в самом городе, будь то магазины, банкоматы, банк для получения высылаемых Наташей денег и прочее. Конечно, на первых порах её много удивляло, уж очень непохожими были и сам город, и порядки в нём, и люди в сравнении с украинскими областными (а Рочестер был сродни им) городами.

Когда Татьяна рассказывала матери о традициях Англии, да и Великобритании в целом, Любе запомнилась одна удивительная, на первый взгляд совершенно неправдоподобная история. Ещё во время пребывания в Украине, Таня, интересовавшаяся английскими новостями и покупавшая для развития языка английские газеты, отмечала, что Англия - это нация, которая, прежде всего, ценит свои традиции, бережёт своё прошлое. И она поведала такую историю: в лондонском Тауэре (крепость, возведённая на северном берегу реки Темза) много лет живут во́роны. И вот однажды кошка, как природная хищница, набросилась на одного из воронов и покусала его. И что вы думаете - был устроен суд над этой кошкой! Всё как положено: был и обвинитель, и защитник. И в итоге кошку осудили - её месяц держали в изоляции и не давали вкусной пищи. За процессом следила вся страна, как же - кошка посмела посягнуть на святое. Конечно, кому-то это может показаться смешным, но, по крайней мере, англичане правы: государство, которое не ценит своё прошлое, не имеет и будущего.

А вот Соединённые Штаты Америки - это, прежде всего, мощь. Особенно поразили Терещук, однажды побывавшей вместе с Майклом в Нью-Йорке, небоскрёбы. Это был город, который обычно олицетворялся с городом "жёлтого дьявола". Но Любе хотелось поклониться каждому небоскрёбу, и поклониться людям, которые сумели создать такие произведения архитектуры. Памятники архитектуры, облик города, его культурное наследие являлись, конечно, результатом особого духа нации, помноженного на богатство страны и мощь экономики. Ещё Америка была удивительна тем, что там все работают. Имелись, конечно, безработные, но жить на пособие в Америке стыдно. Бездельничать не принято, никто не почивает на лаврах.

Но ещё больше поразил (уже в более поздний временной отрезок) Терещук рассказ Майкла о так называемых дедсадах, которые были организованы при Бруклинской библиотеке (Бруклин - самый густонаселённый район Нью-Йорка). Именно деДсад, потому что это заведение предназначалось не для малышей, а для пенсионеров. Это не дом для престарелых, поскольку они там постоянно не проживают. Их привозят туда по утрам, как тех же малышей, чтобы не скучали дома, пока их взрослые дети на работе, а вечером, часов в шесть, забирают. Таким вот образом дети организовывают родителям досуг и уход. И Любе тяжело было поверить, что государство заинтересовано в таких заведениях, но это было именно так - государство выделяло средства на каждого посетителя. Там их даже кормят блюдами из отличных ресторанов, приглашают известных лиц, писателей, которые выступают перед ними. Существуют и специальные автобусы, которые возят стариков. А вообще, старикам, кроме всего прочего, бесплатно доставляют лекарства, их бесплатно возят на обследования, на процедуры. Как разительно это было в сравнение с Украиной, где забота о большинстве пенсионеров сводилась к выделению тем воистину нищенской пенсии. Но зато в чём и всегда были единогласны парламентарии Верховной Рады, так это в накручивании себе зарплат, пенсий, материальной помощи (какие же они "бедные"!), неприкосновенности и прочих привилегий.

Ещё Терещук удивляла американская еда. Таня уже как-то упоминала ей о разных там Биг Маках, гамбургерах и прочих блюдах всухомятку. Это была и для Любы не новинка - в Киеве, в растущих, словно грибы после дождя "Макдональдсах", всего этого было навалом. Таня уже говорила матери, что американской кухни как таковой не существует в природе, здесь собраны интернациональные блюда. Тот же "френч фрайс" - это французское блюдо, разные яблочные пироги, тушёная с яблоками индюшка - английское и так далее. Пожалуй, единственное блюдо, которое действительно принадлежит Америке - это как раз Биг Мак.

Но были ещё и другие странности, которые Терещук познала, уже научившись самостоятельно читать этикетки на американских продуктах. Её раздражали все эти надписи почти на всех продуктах: "Без жира". И это при том, что рядом проходит маленькая толстушка и еле-еле толкает перед собой здоровенную тележку с продуктами, которых семье из 3-х человек точно хватило бы на пару недель. Отчасти это было понятно - всё такое красивое, в таких ярких упаковках, да ещё по телевизору рекламируется каждые 15 минут. Но откуда же тогда берутся эти толстушки, если всё продукты без жира. Да, булочки, как основа всех гамбургеров и прочего, но, наверное, и не только. Как может быть без жира та же сметана или маргарин - а надписи об отсутствии упомянутого ингредиента были и на них. Но больше всего её поразила такая же надпись на кульке с яблоками. Ну, это уже полный абсурд - кому же не неизвестно, что фрукты быть с жиром просто физически не могут!

Так, постепенно Терещук познавала азы американской действительности.

ГЛАВА 36

Исповедь

Более-менее освоилась Терещук в Рочестере уже ближе к зиме. А там начались праздники, которые Люба с дочерью праздновали в различные дни декабря и января - в их перечень входили Рождество, Новый год, Крещение. Приход Нового года они вообще отмечали несколько раз (как по новому стилю, так и по старому) в разное время - по киевскому и по североамериканскому восточному. В Киеве часто приход Нового года (по новому стилю) тоже праздновался дважды - сначала по Москве, а потом уже по Киеву. Но там это не было существенным явлением - просто граждан Украины интересовало как будут поздравлять свой народ русские президенты. А вот здесь, вдали от исторической родины это имело большое значение. Когда стрелки часов останавливались на 17:00, Люба с дочерью представляли себе, как сейчас в Киеве все люди поднимались с бокалами шампанского и приветствовали друг друга. И сразу и маме и дочери (несмотря на радостный праздник) становилось грустно и тоскливо. И они тоже перед этом моментом наполняли свои бокалы, чокаясь ими друг с другом, думали о том, что в Украине уже путешествует Новый год, а им ещё ожидать его томительные 7 часов. Даже Татьяна, прожившая в США 3,5 года не могла привыкнуть к такому положению - что такое эти 3,5 года по сравнению с 26-ю годами, прожитыми в Украине. За три предыдущих года празднования Нового года привык к этому уже и Майкл, он поддерживал компанию жены и тёщи. Но вот остальные праздники, кроме Рождества по новому стилю (ещё до Нового года), Люба с Татьяной отмечали сами. Да и нельзя это было называть отмечанием и, уж тем более, празднованием - никакой стол не накрывался, так посидели вдвоём при свечах с одним-то бокалом в руках, откуда во время беседы, воспоминаний маленькими глоточками отхлёбывали сладенькое вино. И на этом всё, но и такие дни им были очень приятны - это тоже воспоминание о Родине.

В День рождения Виктора Люба позвонила сыну Самойлову и попросила от её имени поздравить отца, что Володя и пообещал исполнить. Затем они торжественно отметили годовщину рождения Дэниела Уилсона, у которого разница с днём рождения Самойлова составляла всего два дня. Так, неспешно, уже наступил февраль, через какую-то неделю должен был быть День рождения и у Терещук - как-то очень много получалось таких дней в первые месяцы теперь уже каждого года. Его решили отметить в семейной обстановке, но отметить хорошо - это ведь будет первое его празднование Любой в Соединённых Штатах Америки.

В один из дней Люба, игравшая с внуком, услышала, что где-то пищит её мобильный телефон. Она не помнила, где его оставила, а отрываться от своего забавного внука ей не хотелось. "А, перезвонят", -- подумала она. Телефон и впрямь зазвенел настойчивой трелью буквально через пару минут, но Люба не собиралась его искать в просторной квартире, и тот, произведя более десятка вызовов, умолк. Но, когда он зазвонил снова, ей уже ничего не оставалось, как отправиться на его поиски. Нашла она его в спальне. Глянув на его экран, она увидела, что звонит Наташа Лысенко. У Любы сжалось сердце от недоброго предчувствия. С чего бы сестра так настойчиво звонила? Да, они звонили друг другу, но если телефон почему-то не брали, перезванивали позже. Почему такая настойчивость? У Любы начали дрожать руки. Она еле нашла кнопку включения мобильника.

-- Да, Наташа, я слушаю. Что стряслось?

В телефоне царило молчание, но слышно было, что он включён - где-то работал радиоприёмник или телевизор. Наконец, Люба услышала голос Натальи:

-- Люба, извини, не могла собраться с духом. У меня плохие новости. Любочка, держись там - вчера умер Витя Самойлов. Похороны будут завтра.

Теперь, уже как бы не слыша сестру, Терещук просто оцепенела от услышанного.

-- Алло, Люба! Люба, отзовись! -- разрывался мобильник от Наташиного голоса.

Наконец, Люба немного смогла взять себя в руки:

-- Наташа, я слышу. Просто не могу говорить, нет сил. Не могу-у-у! Я тебе сама перезвоню позже.

Перезвонила Люба сестре только через час, всё это время она проплакала, не имея сил заставить себя что-то сделать. Она даже забыла о внуке, который пару раз подошёл к бабушке, но видя, что ей сейчас не до него, начал играться сам - уже позже Терещук подумала о том, каким сознательным и понимающим растёт малыш, даже удивительно. Наконец, она пошла в ванну, хорошо умылась и начала набирать телефон Наташи.

-- Наташа, это я. Расскажи, как всё произошло?

-- Любочка, я пока что и сама не знаю. Я завтра съезжу на кладбище проводить Виктора, конечно, где-нибудь в сторонке постою. А потом поговорю с Настей или Ларисой. Лучше бы узнать всё у Владимира, но ты же понимаешь, что это невозможно.

-- Понимаю. Это он тебе сообщил?

-- Да, ещё вчера, поздно вечером

-- Почему же ты сразу не перезвонила?

-- У вас уже ночь была.

-- Всё равно, могла бы позвонить.

-- Ты сейчас вон какая, а что бы ночью было!

-- Ладно, а почему Володя вчера мне сам не позвонил?

-- Люба, он просто побоялся тебе это сказать, так он мне признался. Он знал, что я всё равно тебе позвоню.

-- Хорошо. Он тебе всё сказал?

-- Да.

-- Ты всё сделала?

-- Конечно, как мы и договаривались. Я сразу же позвонила Наде Нестеренко. Так что, я думаю, всё будет в порядке.

-- Теперь я в этом не сомневаюсь. Слава Богу! Ладно, Наташенька, будем заканчивать разговор - мне трудно говорить.

Когда вернулись с работы Татьяна и Майкл, они увидели опухшие от слёз глаза Любы, её по-прежнему трясущиеся руки и ей какую-то отрешённость от всего мира.

-- Мама, что случилось?! -- перепугалась дочь.

-- Умер один очень хороший человек.

-- Ты что?! Папа?!

-- Нет-нет, Танечка! Ну что ты! С папой всё в порядке. Просто знакомый мне человек, ты его не знаешь.

-- Да, видно, очень хороший человек, если ты так по нему убиваешься.

-- Хороший, -- тихонько, еле выдавила из себя Терещук.

Ужинали Майкл с супругой одни, Люба, сославшись на головную боль, не хотела ни есть, ни пить. И дети оставили её в покое, - может быть, наедине ей полегчает. Когда перед сном Таня зашла к ней попрощаться на ночь, Люба так же тихо спросила:

-- Таня, ты не можешь завтра прийти пораньше с работы. Мне нужно с кем-то поделиться своим горем. Но с кем я смогу это здесь сделать - только с тобой. Я не хочу говорить при Майкле, потом, если ты захочешь, можешь ему рассказать. Но это разговор двух женщин - длинный и серьёзный разговор.

-- Мама, я завтра поеду с Майклом на работу и сразу отпрошусь с неё. Я думаю, что меня отпустят - я, как ты знаешь, много работала и после работы и даже вечерами. Часов в десять я уже буду дома.

-- Хорошо, -- успокоилась Люба.

И назавтра Татьяна действительно около десяти часов утра была уже дома, они уселись в гостиной друг против друга в чуть развёрнутые кресла.

-- Я тебе хочу рассказать одну историю любви молодых людей, которая берёт своё начало ещё со школьной парты. Господи! В этом году ровно сорок лет, как я окончила школу. Интересно, будут ли собираться наши одноклассники? Как-никак - юбилей. Как давно это было, ужас просто! И одновремённо, как будто бы совсем недавно. Такие вот метаморфозы времени.

-- Ладно, мама, о встрече своих одноклассников ты ещё успеешь узнать, ещё только полтора месяца года прошло. Давай об истории влюблённых. Она меня очень заинтриговала, и, как я догадываюсь, эта история непосредственно касается тебя.

-- Ты правильно догадалась. Я в своей, приближающейся к концу жизни очень любила одного человека. Любила всю жизнь!

-- Мама, ты что?! А как же папа?

-- Я любила твоего папу, я правду говорю. Без любви я бы замуж не вышла. Любила, но, наверное, как-то не так. Может быть, и это было одной из причин его ухода от меня. Не знаю. Таня, ты уже взрослая женщина, и ты понимаешь, что в жизни много чего устроено довольно сложно, и не всегда в её лабиринтах можно нормально разобраться, -- Люба замолкла.

Не начинала разговора и дочь, наверное, поняв, что своим непроизвольно вырвавшимся (и вполне понятным) укором здорово задела мать. Но это понимала и Терещук, спустя минуту, она вновь обратилась к дочери:

-- Танечка, ты прости меня, что я тебя нагружаю своими проблемами, но мне не с кем поделиться, а мне так сейчас нужно выговориться, мне так трудно всё держать в себе. Будь я в Киеве, этого разговора с тобой никогда бы не было, я бы излила свою боль сестре или подругам. Но кому я могу её излить здесь, у меня нет в этой огромной Америке ни одного близкого человека, кроме тебя. Если ты меня не хочешь слушать, то я пойму и не обижусь - разговора просто не будет.

Люба даже не замечала, как у неё непроизвольно текли по щекам слёзы, но это прекрасно видела Таня. Она тут же, вскочив со своего кресла, обняла мать и начала её успокаивать:

-- Мама, ну что ты! Не нужно плакать. Ты прости меня, это я несдержанная. Я обидела тебя, прости! В школе я ещё не очень что-либо понимала, вы ведь с папой никогда не ругались, по крайней мере, при мне. Но, уже учась в институте, я уже осознала, что папа далеко не ангел, и тебе нелегко было, он уже тогда не любил тебя.

-- Это не имело значения даже для меня. Но семья у нас была хорошая.

-- Да, ты права. Посмотрев со стороны, вряд ли кто-либо мог сказать, что у тебя с папой неважные личные отношения.

-- Ну и формулировку ты подобрала: неважные личные отношения, -- найдя в себе силы улыбнуться и покачав головой, удивлённо произнесла Люба. -- Но, наверное, ты правильно сказала, внешне у нас было всё хорошо, да и мы уважали друг друга, не обижали один другого, но личной жизни не было. Ладно, что было, то было - прожитого уже не вернёшь.

-- Так, мама, ты, вроде бы, немного успокоилась. Я выслушаю тебя, и не буду перебивать, -- Таня направилась к своему креслу. -- Мама, ты воспринимай меня сейчас не как дочь, а как подругу. Мы ведь с тобой и раньше как бы являлись таковыми. Я тебя внимательно слушаю, ещё раз прости меня.

-- Да нечего мне тебя прощать. Ты, в принципе, была права. Только не всё так просто.

-- Я понимаю. Рассказывай.

И Терещук начала подробно (спешить им было некуда) рассказывать историю её отношения с Виктора ещё с того времени, как только у них зародилась взаимная симпатия. Она рассказала дочери о последних, так хорошо памятных ей (да и Виктору) непростых школьных годах, о встрече с цыганкой. Потом она вернулась ко дню Ивана Купала, о нелепой ссоре, о сорванном свидании вовсе не по вине её любимого, о поисках вариантов встреч и возобновлении отношений, о годах в институте, о том, что за все эти пять лет у неё не было парня, о романтической встрече с Максимом, об охлаждении отношений с тем же мужем после её рождения и, наконец, о её первом телефонном звонке Виктору после 11 лет своего замужества. Все эти картины так чётко сейчас проплывали в её сознании, она, словно бы вновь окуналась, в те далёкие и не очень мгновения своей жизни. Наконец, Терещук прервала повествование.

-- А что было дальше, ты встретилась со своим Виктором.

-- Да встретилась, хотя инициатором встречи была не я. Ещё один раз мы снова встретились по обоюдной договорённости.

-- И...? -- с любопытством спросила дочь

-- И разошлись, как в море корабли.

-- Почему? -- удивилась Таня, которая сейчас совершенно не привязывала к этому повествованию свою мать и косвенно отца, она слушала как будто некую отвлечённую романтическую историю любви двух незнакомых персонажей из неизвестной ей пока-что книги.

-- Я просто не решилась тогда на продолжение встреч. Я увидела его. И мне этого было тогда достаточно?

-- Тогда, значит было и продолжение?

-- Было, Таня, -- вздохнула мать.

-- В общем-то, романтично, -- так же вздохнула дочь.

-- Может быть, и романтично. Тебе, по крайней мере, понравилось.

-- Мне?! Как это мне понравилось? А я-то здесь при чём?

-- Ты помнишь надпись на асфальте под нашими окнами?

-- Так она предназначалась тебе?! -- изумилась дочь, глядя на мать широко раскрытыми глазами.

-- Да, мне, -- спокойно ответила Люба.

-- А, теперь я понимаю! Я тогда сказала, что писал какой-то неграмотный или невнимательный мальчишка. Ой, мама, не было там никакой ошибки! Первая буква "Л" - это обращение именно к тебе?

-- Да.

-- И сколько же лет вам тогда было?

-- Сейчас вспомню, -- Люба напрягла память. -- Тридцать девять.

-- Ого! Тогда точно романтично, да ещё в таком возрасте. Я сейчас на 10 лет моложе, тридцати ведь ещё не исполнилось, и то мне кажется, что это солидный возраст.

-- А мне тогда так не казалось, передо мной вновь был мой любимый.

-- И вы начали встречаться, уже по-настоящему?

-- Да, -- прошептала Люба, опустив глаза. -- Прости меня.

-- Да не должна ты просить у меня извинения! И не вправе я тебя судить. Тем более что папа, как я понимаю, начал гораздо раньше тебе изменять. Правда, он мужчина.

-- Вот, это обычная отговорка для обывателей, берущая свои корни с самых древних времён - мужчине позволено всё, а женщина просто раба у него.

-- Ну, не совсем, так.

-- Не совсем, говоришь? А ты представь себе, не дай Господь, конечно, что тебе изменил твой Майкл. Ты его так же оправдывать станешь?

-- Всё, мама, я поняла. Я, действительно, не права - женщина в цивилизованном обществе равна с мужчиной. И вы долго встречались?

-- Не очень, Виктор серьёзно заболел, а последние годы вообще был прикован к постели. Мы больше общались просто по телефону.

-- Да, я представляю, что ты чувствовала - слышать голос и не видеть. Ужасно!

-- Вот теперь ты, как женщина, стала меня понимать. А в последнее время у него ещё были из-за болезни дефекты с речью.

-- Вот те на! И как же вы тогда общались?

-- Ой, Танечка, тут такой поворот сюжета, что ты даже не представляешь.

-- Да ты что! И какой же?

-- Ты помнишь Володю Самойлова?

-- Конечно, помню. Да ещё ты мне от него уже два раза приветы передавала.

-- Так вот, в это трудно, наверное, поверить, но фамилия мальчика, с которым я училась в школе и влюбилась в него, именно Самойлов, Виктор Самойлов.

-- Не может быть! Это что, отец Владимира?

-- Да.

-- Как такое могло произойти? Ой, ерунда какая. Я совсем не то говорю. Всё могло произойти, но надо же случиться такому совпадению. Нет, не совпадению, а такой маловероятной случайности.

-- Ты сейчас удивленна, а ты можешь себе представить, как была удивлена я, нет, не удивлена. Я просто изумилась, когда узнала, что ты встречаешься с сыном Виктора, точнее, уже встречалась - вы как раз расстались.

-- Теперь я понимаю, почему ты так упрашивала меня возобновить мои отношения с Владимиром. Да, тогда всё понятно.

-- Ты прости меня, но мне, и самом деле, этого очень хотелось.

-- Да что ты извиняешься, всё правильно, тут и ежу понятно. Да и любая другая мать на твоём месте хотела бы этого. Но, не судьба.

-- Да, не судьба, а жаль. Впрочем, что уже горевать, нет уже и самого Виктора. А Владимир, по-моему, изменился. Я его ранее не знала, но сейчас он уже не такой категоричный и упрямый, каким ты его знала. Неудачная женитьба, вероятно, пошла ему впрок.

-- А, теперь я понимаю. А то я всё думала, как это вы с Владимиром столкнулись, что он мне привет передал. Ну, один раз - это ещё теоретически возможно, но чтобы дважды...

-- Да, это он рассказывал о состоянии отца.

-- И он не ревновал тебя, или ещё чего хуже?

-- Нет, отец, наверное, не всё ему рассказал. Он знал о нашей первой любви, а это святое, потому и помогал мне. Да и чем, собственно, он мне помогал - тем, что рассказывал мне о состоянии здоровья своего отца? Но что в этом плохого, какой в этом криминал? Вообще, он хороший парень. Он же, кстати, и сообщил Наташе о смерти отца.

-- А почему тёте Наташе, а не тебе. И откуда он её знает.

-- Он её не знает, они незнакомы, я просто на всякий случай оставила ему её телефон. А не сообщил лично мне, потому что побоялся, как сказала Наташа, просто не смог мне лично передать такую страшную весть.

-- Я его понимаю. Я, наверное, тоже не смогла бы. Мама, я тебе очень соболезную. Теперь я поняла, как тебе тяжело. Хорошо, что ты всё мне рассказала. Мама, я всё поняла правильно, и ни в чём тебя не виню. Жизнь, ты правильно заметила, порой такие коленца откидывает. Что тут поделаешь.

-- Да, это точно - что тут уже поделаешь. Виктора уже нет в живых, сегодня его похороны.

-- Мама! А почему ты не полетела на похороны?! Ты же могла с ним проститься! Как же так?

-- Успокойся, Танечка. В качестве кого бы я с ним прощалась? Обычной одноклассницы, при этом вовсю зарёванной. А я бы слёз точно не сдержала. Кто я ему тогда? Ты понимаешь, что бы это за похорон получился? Его жена мне, возможно, все волосы повырывала бы, в крайнем случае, обвинила бы меня во всех мыслимых и немыслимых бедах. Скандал на кладбище? Нет, Виктор заслуживает право быть похороненным в нормальной обстановке.

-- Понимаю, -- тихо протянула Татьяна. -- Ты права. Но тогда тебе вдвойне тяжело. Я понимаю тебя, очень понимаю, и сочувствую. Но, что сделаешь, жизнь продолжается

-- А вот сейчас ты права, жизнь, действительно продолжается. Но, ты знаешь, после того как я тебе всё рассказала, мне, и в самом деле, стало намного легче.

На этой более-менее оптимистической ноте разговор между матерью и дочерью был завершён. Люба уже ночью, долго не засыпая, раздумывала о том, правильно ли она поступила, рассказав всё дочери. Да, многие её бы не поняли: когда дочь делиться с матерью такими секретами - это одно, но, когда наоборот - совсем другое. Хотя, почему такая дискриминация? - ведь они с дочерью самые близкие люди, а потому, как сказала Татьяна, они и могли быть лучшими подругами. Что ещё может быть лучше, когда такие родственники считают себя подругами? Но если бы этих непонятливых (и непримиримых) многих заслать на какой-нибудь необитаемый остров, после чего сообщить каким-либо образом (хотя бы посланием в бутылке) очень горестную для них весть, посмотрела бы она на этих многих. Если бы им не с кем было разделить своё горе! Тогда только и оставалось бы, что топиться в океане. А сейчас Терещук была именно на таком необитаемом острове (хотя вокруг вовсю бурлила жизнь), в этой абсолютно незнакомой ей Америке, где единственным родным человеком для неё была именно дочь. И сейчас мать успокоилась, убедившись, что дочь правильно поняла её. Кроме того, та же Таня сама заметила, что не так всё просто было в отношениях её отца и мамы, и первым шаг в сторону сделал именно её папа. Так почему она должна осуждать именно маму?!

А жизнь между тем, действительно, продолжалась, и Терещук была не статистом в семье Уилсонов - у неё имелись дочь с зятем и чудесным внуком, в воспитании которого она принимала активное участие, не забывая при этом по мере сил выполнять и другие обязанности бабушки или матери, заботясь о том, чтобы молодая семья была как можно больше освобождена от хозяйских забот и больше внимания уделяли друг другу. Теперь, после смерти Виктора (впрочем, и до того тоже) это стало основной жизненной задачей Любы Терещук.

Через пару дней, полностью успокоившись, Люба примерно в полдень позвонила своей сестре - в Киеве рабочий день уже давно закончился. Она не так уж и долго разговаривала с Наташей, успев задать ей при этом несколько очень настойчивых вопросов. Получив на все из них исчерпывающие, и вполне устраивающие её ответы, она облегчённо вздохнула. Придя вечером с работы, чета Уилсонов не узнали Терещук - у неё впервые за последние дни появилась на устах какая-то загадочная улыбка, да и сама она как бы ожила от потрясения. Насколько в курсе её дел был Майкл, она не знала, но он общался с ней как и прежде, разве что немного предупредительнее. И Люба была очень благодарна ему за то, что он не задавал ей никаких вопросов - Майкл, хотя и близкий ей человек, но это, всё же, не дочь, и ему всё нормально объяснить она вряд ли смогла бы. Да и младшее поколение всегда более категоричное, нежели старшее, Люба не была уверенна, что её зять правильно её бы понял. Хотя, Татьяна ему, наверное, вкратце объяснила ситуацию, ведь Люба никаких запретов в отношении этого не высказывала.

Так неспешно пролетело ещё три месяца. После 9 Мая Любе позвонила сестра. Она поздравила всё семейство с прошедшими праздниками и сказала, что в июне месяце в Тараще точно состоится встреча бывших выпускников, посвящённая 40-летию окончания школы. Точная дата этой встречи сейчас согласовывается.

-- А ты откуда это знаешь? -- спросила Люба свою младшую сестру.

-- Мне позвонила Настя Калюжная и сообщила об этом.

-- Ёлки-палки! -- разозлилась Терещук. -- Как они меня достали!

-- Ты что, не рада? -- удивилась Наталья.

-- Да совсем не в этом дело. Почему они звонят тебе, а не мне? Ты что, почтовый ящик какой-то?

-- Не знаю, твои подруги всегда мне звонят.

-- Вот и я о том же! А ты не понимаешь, почему именно?

-- Ну, догадываюсь.

-- Вот-вот, и я догадываюсь. Почему я могу им сама звонить, а они мне, уже за год моего здесь пребывания ни разу не позвонили? Конечно, тебе же позвонить проще, но, главное, значительно дешевле. И что это за подруги, которым жалко выкинуть лишние десять гривен на разговор со мной? А я здесь, конечно, миллионерка? Но я же им звоню! Так, Наташа! Если они тебе захотят сообщить точную дату встречи, то переправляй их ко мне. Извинись, и скажи, что это не твоя блажь, а моё требование.

-- А если они тебе, не позвонят?

-- Не позвонят, то так и будет. Пусть это будет на их совести.

-- Ты что, не прилетишь на встречу?

-- На встречу я обязательно прилечу! Но дату я смогу узнать и у других одноклассников. Например, у того же Васи Колтунова. Или ты мне узнаешь номер мобильника у Игоря или Ксюши Пономаренко, номер их городского телефона, по-моему, я тебе оставляла. Плохо, что до сего времени не узнала номер мобильника Лены Панасенко. А звонить по междугородным автоматам не очень удобно. Хотя, стоп! Я забыла, что могу позвонить на городской номер и с мобильника. Нужно будет узнать телефоны и других моих одноклассников. Так что, Наташа, как видишь, никаких проблем. На встречу я обязательно прилечу, -- повторила она.

И тактика Терещук сработала, в самом конце мая ей, наконец-то, впервые за всё время, позвонила Настя и сообщила точную дату встречи и время. Время для Любы не имела никакого значения, потому что она всё равно, прилетев в Киев, намеривалась пару дней там побыть, и, хотя бы на денёк раньше встречи приехать в Таращу. Ей хотелось побыть и со своей мамой, по которой она очень скучала. Папа умер осенью того же году, когда внучка приезжала знакомить их со своим будущим женихом, хотя и сама в то время ещё не была уверенна, что собирается выходить замуж. Отец Любы скончался от инсульта, возможно, спровоцированного застарелым последствием войны - у него было черепно-мозговое ранение, вследствие которого периодически повышалось внутричерепное давление, болела голова, иногда сопровождающаяся сонливостью, затуманиванием зрения. Папа так и не дождался сообщения, что у него появится правнук, а вот мама дождалась даже известия о его рождении. До похорон отца, на которых Терещук, конечно же, была, она как-то мало обращала внимание на внешний вид своих стариков, привыкла видеть их каждый год, и ей казалось, что они не очень-то меняются. Но на похоронах отца она увидела, что мама очень постарела, а перед отлётом в США, перед долгой разлукой, она открыла себе глаза, к стыду и жалости удостоверившись, что мама совсем сдала, она уже с трудом передвигается.

-- Мама, ну поехали ко мне! Ты одна и я сейчас уже одна, квартира большая, будем жить вместе, да ещё с удобствами, -- впрочем, это была уже, наверное, сотое предложение, а скорее, просьба о том, чтобы мама (а ранее ещё и отец) переехали в Киев. И неизменно Люба наталкивалась на категорический отказ. Так было и тот раз.

-- Нет, доченька, теперь я уже точно не перееду. Пусть меня похоронят рядом с твоим отцом. Мы прожили долгую дружную жизнь, и после смерти должны быть вместе.

-- Но это и, проживая в Киеве, можно сделать. Место-то ты оставила.

-- Да, оставила. Но за могилкой ухаживать нужно.

-- Мама, мы будем с Наташей раза 2-3 раза в год на машине её мужа приезжать в Таращу, можно и вместе с тобой, и ухаживать за могилкой.

-- Нет, Любочка, и не проси, никуда я отсюда уже не поеду.

Убедить мать так и не удалось, на доводы Любы, что маме уже трудно управляться с хозяйством, та спокойно отмечала, что ей всегда помогали и помогают соседи - у неё в райончике очень дружный и совестливый народ, всегда друг другу помогают. Потому спустя 2 года Люба улетала в США с тревогой на сердце - а вдруг ей больше не суждено увидеться с мамой. И во время встречи одноклассников она хотела хотя бы пару дней провести с родным ей человеком.

На сей раз Люба летела по маршруту Рочестер - Нью-Йорк (аэропорт Джона Ф. Кеннеди) - Франкфурт-на-Майне - Киев. Вылетела она из Рочестера в 5 часов вечера, а на следующий день в 14:45 (по местному времени) уже была в Киеве. Правда, стыковки между рейсами были минимальными, а потому она здорово рисковала не успеть попасть на очередной рейс. Но Майкл сказал ей, что он так уже не раз летал в Киев, и всё обошлось, например, во Франкфурте-на-Майне его самолёт (а это самый не прогнозированный по времени маршрут - через океан) его самолёт прибыл даже с небольшим запасом времени.

И вот Терещук уже в Киеве, ставшим ей ещё в прошлом веке таким родным. Несмотря на то, что её, как они выразились, всегда готовы видеть Нестеренки, Люба, конечно же, намеревалась из Борисполя направиться к сестре. Наташа знала о времени прилёта своей любимой сестрички, а потому в аэропорту Терещук встретил Александр, на машине которого они и добрались до дома, где проживали Лысенки. Встреча была такой, вроде бы сёстры не виделись, по меньшей мере, лет десять. Но сегодня их общение не было долгим. Наспех перекусив, и даже не смотря на то, что у неё начинали слипаться глаза (а к тому времени в Рочестере было около полуночи), только умывшись, Люба отправилась в центр столицы - она очень соскучилась по городу. На свежем воздухе её сонливость должна развеяться, тем более что она неплохо выспалась в самолётах, не предпринимая попыток что-либо почитать. С ней вызвалась на эту прогулку и племянница Людочка. В итоге они обе остались очень довольны такой импровизированной экскурсией, вдоволь нагулявшись по паркам и тенистым улочкам старого Киева.

Вечером она позвонила Калюжной и немало времени с ней разговаривала. Назавтра Наташа ради приезда сестры не пошла на работу - что значит своя фирма и свободный график работы её владельцев - не нужно ни у кого отпрашиваться и отчитываться о том, где ты был, лишь бы дело не стояло. Но поскольку, как оказалось, Лысенки решили поехать в Таращу вместе с ней (а на своей машине это гораздо удобнее), то они заранее спланировали работу фирмы на неделю вперёд. Наташа тоже хотела зайти в школу, но, главное, проведать маму. В итоге они и сегодня вдвоём поехали в центр (а потом и по разным местам столицы), уже без детей (у тех были свои дела), и с Наташей за рулём автомобиля. Как сообщила Любе сестра, она уже второй год ездит по мере необходимости на машине мужа, но иметь две личные машины ресурсы пока-что не позволяют. В итоге прогулка двух сестёр затянулась подольше, они даже успели немного устать, но, всё равно, всем остались довольны.

А на следующий день, полностью укомплектованный пассажирами автомобиль, уже с Сашей в качестве водителя и детьми, отправился по маршруту Киев - Тараща. Чуть менее чем через два часа они были на месте - много времени занимала езда по Киеву, а уже за его пределами на трассе Киев - Одесса при одностороннем движении - просто раздолье. Правда, последние 30 км, после поворота на Таращу (съехав с этой трассы) им пришлось вновь ехать по районной дороге с двусторонним движением, но загруженность на этой трассе была небольшой, встречные машины попадались крайне редко. Проезжая по ней, Люба с улыбкой вспоминала лето 1963-го года, когда они, возвращаясь из Умани, задорно пели песни. Какое чудесное было время!

ГЛАВА 37

Всё ближе закат

Но вот уже автомобиль остановился у калитки родного дома Великановых. Александр не стал открывать ворота и загонять машину во двор, успеет ещё это сделать - в первую очередь нужно было поприветствовать тёщу, маму и бабушку. Входная дверь была закрыта, но не на замок. Конечно, первыми в дом вошли Дмитрий и Люда, через минуту они доложили родителям и тёте:

-- А бабушки в доме нет!

Тогда все пошли в небольшой сад, состоящий из 5-6 фруктовых деревьев. Но и там хозяйки дома было не видно.

-- Точно на огороде! -- обратилась Наташа к сестре. -- Господи, в её-то годы ещё там возиться.

И бабушка, действительно, ковырялась с сапой на грядках. Этот огород, точнее грядки, в Любином воображении постоянно трансформировались - в детстве и юности (особенно, когда и самой ей там доводилось возиться) он казался чем-то необъятным. В молодости он значительно уменьшился, стал представляться ей вообще крохой в более зрелом возрасте (особенно, когда она в последние годы увидела территории некоторых не усадеб, а просто дач). Но сейчас, глядя издали на согнувшуюся старенькую маму этот многострадальный огород вновь ей показался океаном - так, по крайней мере, смотрелась её любимая, и так на старости лет уменьшившаяся в росте и усохшая мамочка на фоне волн зелени.

-- Ну, что ей не сидится в том же саду? -- пронеслось в голову у Любы. -- Нужен ей этот огород?! Ведь всё, что ей нужно, особенно на зиму, Наташа с мужем постоянно ей завозят. Нет, всё равно нужно копаться на огороде. Упадёт там, так и поднять некому будет!

-- Мама! -- услышала она в это время голос сестры.

Старушка обернулась, увидела гостей, бросила сапку и заторопилась навстречу

-- Мама, не спеши! Мы не сегодня уезжаем, успеем наговориться.

Но та её не слушала, она по-прежнему торопливо шла к гостям, которые и сами уже поспешили к ней. Увидев среди гостей свою старшую дочь, мама в первую очередь обняла её и заплакала.

-- Мама, не плачь. Всё нормально, все живы, здоровы, -- успокаивали старушку и Наташа с мужем, детям невозможно было доступиться к бабушке.

-- Ой, доченька, я боялась, что уже не увижу тебя.

-- Ну, что ты, мама! Как видишь, я прилетела к тебе даже издалека, и ещё буду прилетать. Обязательно. Ещё не раз увидимся. Что такое каких-то 80 лет, ты и до ста лет проживёшь, -- маме был 21 год, когда она вышла замуж за отца, вернувшего с фронта в возрасте двадцати трёх лет, сама она во время войны только чудом избежала угона в Германию.

-- Не знаю, не знаю, Любочка. Всё в руках Господних.

Наконец, мама успокоилась, расцеловалась с меньшей дочерью и зятем, и тогда уже полностью переключилась на внуков:

-- А вы всё растёте! Молодцы. Димка уже меня на целую голову перегнал. Так я не успею даже заметить, как скоро ваших детей придётся нянчить. И Люда уже какая невеста.

Внуки, хотя и понимали, что бабушка шутит, смущённо покраснели.

-- Ладно, пойдёмте к дому, там немного посидим на свежем воздухе. Погода сегодня хорошая.

-- Это я вижу! -- укорила маму Наташа. -- Раз хорошая погода, значит, нужно обязательно на огороде ковыряться. Да зачем он тебе вообще? Тебе, что не хватает того, что мы тебе привозим.

-- Ну, хорошо летом какой-то свежий огурчик или помидорчик съесть.

-- Купи их себе! Не на рынке, конечно, а у соседей. Им своих овощей летом некуда девать, половину на рынок перекупщикам отдают. Вот и покупай у них, мы же тебе даём деньги.

-- Э-э! А как же земля? Она же не может необработанной стоять.

-- Отдай её соседям, пусть они будут её орать, удобрять, высаживать овощи и убирать. Ты же сама не в состоянии этого делать. Мы же тебе сто раз уже это говорили. А соседи в благодарность и будут тебя снабжать теми же свежими овощами, тебе ведь совсем мало нужно. И всем будет польза.

-- Не могу я без земли.

И такие дискуссии по вопросу огорода в последние годы, действительно, разгорались не единожды. Но, воз и ныне там! В конце концов, начались и другие разговоры по обмену новостями. Саша, завёл машину во двор, они разгрузились, потом пошли уже в дом. Они вместе пообедали, а потом детям захотелось посмотреть город, который они всего год не видели, а заодно искупаться в пруду. Летом они часто проводили время в Тараще, а вот в другое время, приезжая с родителями к бабушке, по городу не шастали - родителям некогда было. Люба не пошла с ними - купаться ей не хотелось, да и какое купанье на пруду, когда она уже сама бабушка, чего старухе голые телеса выставлять. А город посмотрит и завтра - до и после встречи с одноклассниками. Да Терещук и не думала, что Тараща за пару лет могла так уж разительно измениться.

Оставшись вдвоем с мамой, они, конечно же, больше всего говорили о семье Танечки, и о правнуке Любиной мамы. Мама хотела знать буквально всё об этой далёкой Америке и о жизни там. Наконец, когда Любе уже и в самом деле нечего было рассказывать, немного помолчав, мама спросила:

-- А как Таня ласково зовёт своего сына, моего правнука? Ты говоришь, его зовут Дэниел. Непривычно как-то и очень строго, как у нас, например, Гавриил. Очень сурово, а вот Гаврюша - хорошо.

-- Уменьшительно или ласкательно они зовут его Дэн, Дэни, а Таня ещё называет его Дэнчик.

-- Дэнчик - ничего, нормально, как у нас Юрчик.

После обсуждения лингвистических тонкостей имён, мама спросила дочь:

-- Любочка, а у тебя самой что нового?

-- Ничего, всё нормально, -- тяжело вздохнув, ответила дочь.

-- Так уж нормально? А то я не чувствую. Что случилось?

-- Нет, и, правда, мама, у меня всё хорошо. Только вот...

-- Что ещё вот?

-- Умер Витя Самойлов, -- уже со слезами ответила Люба.

-- О, Боже! И когда?

-- В феврале, -- Люба прижалась к матери и уже откровенно заплакала.

Мама на своём веку повидала много смертей, она прекрасно понимала, что сейчас дочери, и в самом деле, нужно выплакаться. Поэтому она не стала её утешать, а только обняла её и стала ожидать, пока дочь немного успокоится. Когда это, наконец, произошло, она тихонько спросила Любу:

-- А ты всю жизнь его по-прежнему любила?

-- Да, мама.

-- Я это знала, точнее, чувствовала. Так часто в жизни бывает - выходишь замуж за одного человека, а любишь совершено другого.

Больше им говорить уже не хотелось, они ещё немного посидели, молча, наслаждаясь ласковым вечерним теплом, а затем пошли готовить ужин - остальные члены семьи уже должны были вскоре вернуться домой.

Назавтра Люба принарядилась, как впрочем и сестра, и они вместе направились, ещё часа за два до встречи, в город - немного побродить по нему, после чего Наташа тоже намеревалась прийти с сестрой на встречу одноклассников той.

-- А тебе среди нас не скучно будет?

-- Нисколько! Наоборот, любопытно. Я ведь многих знаю, интересно посмотреть, кто как изменился. Я даже твоих Одарченко, Панасенко и Шемилову уже несколько лет не видела.

-- Хорошо, пойдём вместе, и мне веселей будет.

Родной городок, как и предполагала Люба, мало чем изменился за такой короткий для него период - так, разные мелочи. Но, что приятно удивило Терещук, так это то, что он, наконец-то, стал немного чище и аккуратней, по нему было уже более приятно прогуливаться. Впрочем, гулять им одним довелось не так уж и долго, то на другой стороне какой-либо улицы, то на очередном перекрёстке они сталкивались со знакомыми и малознакомыми людьми, так, например, последние их знали, а у них память о них выветрилась - смутно помнишь, что ты с этим человеком встречалась, но вот кто он...? Да, что делают с человеком года, не в плане памяти, хотя не так редко в возрасте Терещук и она уже некоторых подводит, а в плане облика - как года меняют человека. Но был и вообще казус - так, например, Любу окликнула симпатичная женщина её возраста и роста. Сёстры пошли к ней навстречу, так же как и она к ним. Но, даже подойдя поближе, Люба никак не могла понять, кто же это. Женщина, очевидно, поняла это и расхохоталась:

-- Люба, это же я - Алина Макарова, -- но Люба уже узнала её с того момента, как раздался хохот - она моментально припомнила хохочущую школьницу Алину.

-- Боже, Алина, извини, сначала не узнала! Богатой будешь.

-- Да уж, куда там! Не удивительно, мы с тобой так давно не виделись.

-- Да, я на встречах одноклассников ещё как-то бываю, а вот тебя там не замечала.

-- Ну, ты же в столице живёшь, а я у чёрта на куличках.

-- Прямо-таки. Но мне Настя о тебе периодически рассказывала, когда ты в Киев приезжала. Уже после той нашей встречи у метро, и через год у неё дома мы встречались.

Так, за разговорами троица подошла к школе. Было там немало и их одноклассников, ещё минут через сорок был полный комплект. Но не в том плане, что собрались все выпускники 1964-го года из 11-Б. Нет, сейчас это уже было совершенно невозможно, а в том плане, что стало понятно - больше уже никто не подойдёт. А из класса их набралось всего 16 человек - чуть более половины бывшего класса. При этом было только 5 (!) мужчин, остальные - женщины. Правда это объяснялось не только статисткой долголетия разных полов в бывшем СССР, но ещё и тем, что у них в классе и было-то всего 11 ребят на 18 девчонок. Если в известной песне пелось, что " на десять девчонок по статистике девять ребят", то в их случае эту песню можно было трактовать следующим образом: " на 10 девчонок по статистике всего 6 ребят". Такие вот дела! Неудивительно, что некоторым дамам из их класса в школьные годы не находилось кавалеров. В итоге из класса присутствовали: Великанова, Денисова, Донченко, Казимирова, Картушко, Кобут, Макарова, Одарченко, Стручкова, Усенко, Шемилова, Гаркавенко, Канюк, Колтунов, Немчинов, Порох. Не было почему-то Лены Панасенко, но Одарченко-Калюжная разъяснила, что Лена приболела. По какой-то причине не было также киевлян Тани Кириковой и Виктора Лемберта. По понятной причине не прибыл на встречу Олег Дейман (проживал в США), а также из-за инвалидности (проблемы с ногами) Анатолий Молодилин. Два человека, к сожалению, уже никогда не явятся на встречу - Станислав Пригожин и Виктор Самойлов. А вот о судьбе остальных шести одноклассников ничего не было известно. Куда разбросала жизнь Любовь Андрущенко, Софью Запорожец, Глафиру Кривошапку, Валерию Лисовскую, Жанну Шафренко и Анатолия Посохова никто не знал, связи с ними не было, хотя все надеялись, что они живы. Но, если Анатолия с трудом ещё как-то можно было попытаться разыскать, то поиски женщин были делом безнадёжным - те давно уже сменили свои девичьи фамилии. Из параллельного класса, как обычно, была чета Пономаренко и ещё одна их одноклассница - не очень-то сплочённым и организованным оказался параллельный А-класс. А ведь на встрече был представлен не только выпуск того года, были выпускники и других лет. Это касалось не только Наташи Великановой (которая пошла на встречу больше за компанию с сестрой и из-за любопытства, но и четверых ребят (теперь уже погрузневших мужчин), которые со многими из выпускников 64-го года учились вместе по 8-й класс включительно, и только затем их пути разошлись.

Эта встреча длилась гораздо дольше предыдущих, рассказов и воспоминаний было не перечесть. Очевидно, все прекрасно понимали, что это встреча, скорее всего, уже последняя в их жизни, по крайней мере, в подобном составе. Возможно, многие соберутся ещё и через пять лет, хотя вряд ли, сами они этого не планировали, а вот все ли доживут до 50-летнего выпуска - было под вопросом. Конечно, встреча не просто так затянулась - они вдоволь нагулялись и в самой школе, и в её дворе с неизменной метеорологической площадкой, ещё нафотографировались как в классе, так и на ступеньках главного входа. Потом подобное продолжилось и в ресторане. Было очень весело, но это веселье было уже и с неким оттенком грусти - не так уж и удивительно, что Люба не сразу узнала Алину, то же самое происходило и у иных с другими одноклассниками. Всё-таки, они здорово все изменились - и мужчины, и женщины. Если у мужчин появились животики (порой и немалые), плеши, и ощутимые залысины, то у женщин было всё написано на лице. Как все они не старались выглядеть на этом своём празднике получше, никакая косметика не позволяла скрыть на их сияющем лике появляющуюся сеточку морщинок, подобно старинной картине, покрытой некими кракелюрами - трещинами красочного слоя или лака в произведении живописи.

В ресторане сначала просто тихо лилась из динамиков музыка, но чуть позже появилась и, так сказать, "живая" музыка - местная исполнительница стала петь популярные песни. Очевидно, она поняла (а, может быть, ей подсказали), что сейчас в ресторане встречаются одноклассники, которые 40 лет назад (ужас, сколько времени прошло!) окончили местную школу. И она начала исполнять некоторые старые песни, многие из которых так хорошо были знакомы бывшему 11-Б. Эти песни растрогали многих, и они заказали певице (как бы в тему) песню на стихи Михаила Рябинина (музыка Александра Морозова) "Вечер школьных друзей". В прошлом веке эту песню чудесно пела Валентина Толкунова, но и местная певица неплохо справилась с этой мелодией. У некоторых женщин даже увлажнились глаза, ведь слова песни передавали то, что они и сами сейчас ощущали, то, чего они страстно желали:

В актовом зале огни стали тусклыми,

Видно, устали гореть.

Хочется, чтобы мы не были грустными,

Чтоб не умели стареть,

Чтоб наши дети всегда были счастливы,

Счастливы дети детей...

Чтоб и для них таким же был праздником

Вечер школьных друзей!

Конечно, и в ресторане продолжились воспоминания о том, как хорошо было в годы школьной юности, какое это было замечательное время. Сначала речь шла о времени, проведенном именно в школе, но постепенно ностальгическая волна перекинулась и на тогдашнюю страну в целом. Сравнивая экономическое и политическое состояние дел в их сегодняшней независимой Украине, беспросветное социальное положение простых граждан, да ещё эту шумиху с предстоящими президентскими выборами (масса грязи, лжи и пустых обещаний) многие из одноклассников с тоской вспоминали о своей бывшей великой стране. Да, независимость они приобрели (только от кого?), их дети и внуки не будут неизвестно за что и за кого воевать в разных горячих точках (хотя это ещё и не факт), но в целом это сравнение было явно не в пользу "їх неньки України".

-- Да, непонятно, чем же это мы сейчас живём лучше, нежели в бывшем Советском Союзе? -- задумчиво протянул Вася Колтунов.

-- Ты знаешь, о том времени прекрасно сказал Борис Рыжий, -- протянул Игорь Пономаренко, сейчас уже председатель правления одной из крупнейших в Украине (если не самой крупной) пищевой отрасли, да и вообще, толковый мужик.

-- А кто это такой?

-- Поэт из Сибири. Родился он в Челябинске, а потом жил в Свердловске, точнее, сейчас уже в Екатеринбурге.

-- И что он сказал о том нашем времени?

-- Я тебе прочту два четверостишья из его стихотворения, написанного им в 1997-м году, всего семь лет назад. Слушай:

В те баснословные года

нам пиво воздух заменяло,

оно, как воздух, исчезало,

но появлялось иногда.

За магазином ввечеру́

стояли, тихо говорили.

Как хорошо мы плохо жили,

прикуривали на ветру.

-- Ну, и что? -- удивилась Настя Калюжная. -- Довольно простенько, и не особенно-то складно.

-- А вот о пиве он, правда, точно заметил, что оно появлялось иногда, -- не согласился с ней Гриша Канюк. -- А вообще-то, Настя права - что особого в этом стихотворении?

-- Эх, вы! Ничего-то вы не поняли... Или не вникли в смысл каждой строчки. Вот ты, например, -- обратился Игорь к Григорию, -- не на то четверостишье обратил внимание. Тогда слушай, да и все остальные, отдельную строку из второго куплета: "Как хорошо мы плохо жили". Теперь понимаете?

-- О! Вот сейчас я понял, расслышал, точнее, -- воскликнул Канюк. -- А то я, действительно, не обратил на неё внимание в общем контексте. Да, действительно, классно он сказал: "Как хорошо мы плохо жили". Высший класс! Именно так! Хотя, вроде бы и плохо, но как же хорошо мы жили! Молодец этот Борис. И много он таких стихов написал?

-- Не знаю именно таких ли, но, говорят, более тысячи. Но опубликовано гораздо меньше. Первая публикация его стихов появилась в 1992-м году в "Российской газете".

-- А сейчас что он пишет? -- спросила Лариса Шемилова.

-- Ничего уже не пишет.

-- Почему?

-- Потому, что его уже нет в живых.

-- И сколько же ему было лет? Он старый был?

-- Всего двадцать шесть. Его не стало три года назад, в мае 2001-го года.

-- Как так?! И от чего он умер? Он же совсем молодой был.

-- Да, но и молодые порой умирают. В общем, повесился он - на балконе собственной квартиры.

-- Во дурак! И с чего бы это? -- удивился Степан Немчинов.

-- Да кто его знает. Говорят, в одном из своих стихотворений он как бы предсказал собственную смерть. А вот этого ни в коем случае нельзя было делать, ибо сила слова бывает порой такова, что необратимо толкает поэтов на выстрел, или в петлю.

Терещук интересны были все разговоры одноклассников, но её интересовал один конкретный вопрос. Поэтому она старалась направить разговор в нужное ей русло. Когда вновь зашла речь об отсутствующих, было предложено выпить за отдельных одноклассников, которым уже никогда не доведётся сидеть ни из кем из них за столом. И вот тогда она задала вопрос:

-- А как умер Виктор Самойлов?

К её удивлению, никто этого не знал, да особо этим и не интересовались, мол, зачем оно уже кому нужно, что сейчас об этом говорить - умер и всё, не вернуть уже человека. А муссировать тему, чем он болел и как умер - теперь уже совершенно ни к чему. Понимала, в принципе, это и сама Люба, но что-то её, всё же, подталкивало узнать подробности смерти Виктора. Что это было, она и сама не понимала. Встречей с одноклассниками она осталась очень довольна, но какой-то червячок неудовлетворённости у неё, всё же, остался. И она решила довести дело до конца.

На следующий день, только приехав в Киев, Терещук сразу же позвонила Владимиру Самойлову. Он был занят, но в полдень перезвонил ей сам. То, что он рассказал Любови Андреевне о последних минутах отца, повергло её в какой-то ступор. Володя сообщил, что последние месяцы отцу было очень плохо, из постели он не вставал, речь так и не наладилась, и он уже мало кого узнавал, даже близких. Умер он вечером, когда и жена и сын были дома, да они последние дни как будто и чувствовали что-то, сидели как на иголках, боясь отойти от отца. Тот вроде бы спал, но затем они услышали его чётко произнесенное слово: "Володя!": Сын с матерью моментально подскочили к кровати. Отец смотрел на них абсолютно здравомыслящим взглядом, затем он сказал: "Хочу пить". Володя налил в стакан приготовленную рядом воду. Отец, не спеша выпил, сам, с усилием, поставил стакан на стул. Затем он медленно обвёл взглядом комнату, присутствующих, долго не сводил взгляд с жены, чуть отвёл взгляд. Его лицо как-то скривилось, и он тихо произнёс: "Люба". Это было его последнее слово при жизни, после этого он откинул голову на подушку, куда-то устремил взгляд и так тихо пролежал пару минут, после чего глубоко вздохнул - и всё...

Оксана бросилась к мужу, залила его слезами, но вернуть его в этот мир уже было невозможно. На следующий день, готовясь к завтрашним похоронам, она задумчиво сказала сыну:

-- А хорошо, что отец хоть узнал нас перед смертью - и тебя и меня, меня ещё и назвал любимой.

Владимир тогда промолчал, не желая разочаровывать маму, но последнее произнесённое слово отца было не прилагательным (в украинском языке слова люба, кохана переводятся на русский как любимая), это слово было явно именем существительным, причём дорогим для него существительным.

В первые минуты после разговора с сыном Самойлова Любу никак не могла растормошить даже сестре, оставшейся дома. Терещук сидела, молча, как истукан, и только слёзы, которых она, наверное, и не замечала, непроизвольно текли из её глаз. Когда, наконец, Наталье удалось привести Любу в чувство, та тихо протянула:

-- Он ждал меня. Какая же я скотина.

-- Что случилось, кто тебя ждал?

Люба рассказала сестре то, что ей поведал Владимир. Та напустилась на неё:

-- И зачем только ты его об этом расспрашивала?! Господи! Я же тебя знаю, теперь будешь всю оставшуюся жизнь казнить себя, что не попрощалась с ним. Но ты же и не могла с ним тогда попрощаться!

-- Тогда да, а вот раньше можно было расстаться по-человечески. Виктор, хотя и бросил мне в телефонном разговоре "Прощай!", но, всё равно, как оказывается, надеялся меня увидеть. А я? И зачем мне нужно было слушать советы Насти и Ларисы?!

-- Так, успокойся. Вскоре ты с ним попрощаешься, мы ведь сейчас едем на кладбище.

-- Конечно, попрощаюсь, но это уже не то. При жизни нужно было. Я думаю, что теперь ты меня понимаешь?

-- Понимаю, -- вздохнула Наташа. -- Я тебя и тогда поняла, но... Ладно, хватит сырость разводить, давай собирайся, будем ехать к твоему Виктору. И хорошенько умойся, смотреть на тебя страшно.

-- Ничего, вполне кладбищенский вид будет. А в машине меня никто, кроме тебя, не видит.

Но Люба никак не могла успокоиться и по дороге на кладбище. Мысли и эмоции переполняли её. Чёрт бы побрал этих подруг вместе с их советами! Правда, виноваты не столько они, виновата, в первую очередь, она сама, нужно было хорошенько думать. И думать не разумом, а чувствовать своё сердце. А ведь именно сердце подсказывало Терещук верное решение - пойти перед отлётом в США обязательно попрощаться с Самойловым - кто знает, удастся ли им ещё когда-нибудь увидеться! Она же, дура, его не послушала, а послушала разглагольствования Насти и Ларисы. Конечно, в их советах был свой резон и некий здравый смысл, но как же тяжело порой этому самому здравому смыслу достучаться до любящих сердец. Что же она наделала? Она как бы отказалась от Виктора, предала его, а ведь он, тяжело больной, ждал её и надеялся. Она же, здоровая женщина попросту струсила, пошла по лёгкому пути. Да пусть бы Оксана выгнала её из квартиры, пусть бы изругала её последними словами, пусть бы расцарапала ей лицо - ничего страшного, она бы всё пережила ради Виктора. Но зато он бы знал, что Люба от него не отказалась, что она пришла к нему. Как бы ни трудно было решиться на такой шаг, но она должна была его сделать, пусть и не во имя благополучия семьи Виктора, но во имя его самого.

На кладбище сёстры пробыли не долго, и там, к удивлению сестры, Терещук уже не плакала. На аккуратно уже оформленной (но не обложенной и без оградки) могиле Самойлова пока что стоял просто деревянный крест с табличкой. После посещения кладбища Люба никуда в город уже не ездила, хотя ранее и собиралась. Остаток дня она провела с сестрой, а затем уже с племянниками и зятем. А на следующий день Терещук уже собиралась в дорогу.

Никаких проблем с визами у неё не было. По приезде в США Терещук выдали карточку 1-94, в которой был указан срок её пребывания в США, как ей говорили, обычно от 3-х до 6-и месяцев. Мог ли быть он бо́льшим, она не знала, поскольку у неё в карточке был указан именно срок 6 месяцев. А что делать дальше? Она-то намеревалась быть более длительный срок. Но её успокоили Татьяна с Майклом, сказав, что дата на карточке 1-94 - это не догма, ей позволят находиться в США, даже если срок действия визы закончился. Поэтому, действительно, по возвращению Терещук в аэропорт Рочестера, она, без каких-либо осложнений прошла паспортно-визовый контроль.

И вновь потекли месяцы вдали от Родины. Первые месяцы Люба, успевшая уже соскучиться по внуку, не замечала летевшего времени, да и редко вспоминала о таковом, разве что в периодических телефонных разговорах с Наташей и редких с Настей Калюжной, на которую она сначала здорово разозлилась, но потом успокоилась - сама виновата. А вот дальше ностальгия стала ощущаться острее, её, наверное, подстегнуло недавнее пребывание в Киеве и Тараще. Но Любе не давал особо грустить её внучек, который подрастая, становился очень интересным человечком, и возиться с которым было так приятно и интересно.

ГЛАВА 38

Мы бренны в этом мире "под луной"

Пребывая в США, Терещук не особенно сейчас следила за политическими событиями в Украине. Но этот год был особым. А потому она старалась хотя бы изредка узнавать, что там происходит. А там конец этого года и начало следующего знаменовались упорной борьбой кандидатов за президентское место. Люба следила за событиями на родине не потому, что хотела видеть в президентском кресле какого-то определённого кандидата. Да, ей более приятен был В. А. Ющенко, но, прожив двенадцать лет в независимой Украине, она уже поняла, что всё и бывшее, и будущее руководство страны одним миром мазаны. Если в старину выражение "од-ним миром мазаны" означало "одной веры", то позже оно стало означить - одного по-ля ягоды, то есть одинаково подозрительные люди. А миро - это елей с красным вином и благовониями, благовонное масло, которое применяют при христианских церковных обрядах. Вот и Терещук давно уже для себя определила, что, кто бы ни пришёл к власти, людям от этого лучше не станет. Она хорошо это разъяснила Майклу. Возможно, кто-то и будет пытаться сделать что-либо хорошее для страны, но только для страны, а не для человека.

Правда, немного вдохновил киевский Майдан и последовавшая победа Ющенко. Но, как оказалось позже, все надежды её, а, главное, миллионов украинцев пошли коту под хвост. Но это стало понятно значительно позже, а во время почти единогласного утверждения 4 февраля 2005-го года нового Кабинета Министров (да и во время инаугурации нового Президента, состоявшейся 25 февраля) всё выглядело очень оптимистически. Эта самая инаугурация с разницей в один месяц совпадала с бывшим Днём рождения Самойлова. Люба об этом светлом дне всегда помнила, но сейчас она уже не забывала и о тёмном дне в том же феврале. А потому Терещук перестала вникать в суть событий, происходящих в Украине - у неё появились совсем другие планы. Примерно за неделю до памятной для неё даты она обратилась к дочери:

-- Таня! Ты не знаешь, есть ли в Рочестере русская православная церковь? Не протестантская, а обычная христианская, с нашими службами. Любая из таких церквей.

В США, и в самом деле, действует автокефальная поместная православная церковь - Православная церковь в Америке, получившая автокефалию от Русской православной церкви в 1970-м году.

-- Должна, наверное, быть. Я узнаю, а зачем тебе? -- удивилась дочь. -- Ты что, хочешь начать ходить в церковь? Ты же никогда не была набожной, не верила в Бога.

Ранее, и в самом деле, в церквях Терещук бывала очень редко, посетила за свою жизнь немного культовых заведений - пару раз была во Владимирском соборе (как близлежащем от её института) и по одному разу посетила (просто из интереса) Софийский и восстановленный Михайловский (официально открытый 30 мая 1999-го года) соборы, а также католический костёл возле института иностранных языков, где училась сестра - где-то уже через 5 лет после получения той диплома. Была Люба ещё однажды и в Печерской лавре (но только на её территории).

-- А ты веруешь? -- отреагировала мать на последнее замечание дочери.

-- Не знаю, скорее всего, нет.

-- Но ведь венчалась, и с Майклом посещаешь церковь.

-- Ну да, -- вздохнула дочь. -- Здесь так принято. Но не очень мне всё это по душе. Ты же понимаешь, что я не могу поступить иначе - Майкл обидится.

-- Понимаю. Вот и я в молодости церковь не посещала. Да и в часы СССР это очень даже не приветствовалось. Так и привыкла. Но мне нужна наша русская, или украинская, не знаю их различий, церковь не для того, чтобы туда постоянно ходить и молиться. Хотя, как знать, будущее покажет.

-- А зачем тогда она тебе?

-- Просто я хочу поставить свечу и заказывает молебен за упокой Раба Божьего Виктора.

-- А, понятно. Хорошо, мама, я обязательно узнаю. А что означают твои слова о том, что будущее покажет?

-- Понимаешь, Танечка, в молодости люди не очень задумываются над вопросами религии, если только их родители не слишком уж набожные. У молодёжи свои приоритеты. Хотя на самом деле, религия - это дело молодых. Я случайно в журнале прочитала, что и у Христа, и у Будды, и у Кришны ученики в основном были молодые, так сказать комсомольского возраста. А вот позже, начиная задумываться над смыслом жизни, ближе к старости люди потихоньку начинают верить в Бога. Возможно, начинает появляться банальный страх, что жизнь заканчивается, и если там никого нет, то тебя просто не станет? Человек начинает глубже осознавать собственную природу, её уязвимость и конечность, он ужасается своей подверженности болезням, старению, смерти. Поэтому пытается снискать милость и любовь мощных духовных сил, и с их помощью надеется преодолеть собственную ущербность. Особенно люди начинают идти в церковь, когда наступают разные материалистические кризисы: кризис государства, экономики, семьи, нравственности, духовной жизни. Что сейчас присуще и нашей стране, не США я имею в виду. То есть, интерес людей к Богу во многом вызывается разочарованием мирской жизнью.

Но есть ещё и другая причина тяги людей к Богу. Люба не знала, что Гегель когда-то писал: "В молитве человек обращается к абсолютной воле, для которой единичный человек есть предмет заботы, которая может внять молитве или не внять ей". В странах же бывшего СССР государство никогда не заботилось о единичном человеке.

Таня через два дня сообщила маме адрес одной подобной церкви, и Люба ещё через день, когда та же Татьяна приехала с работы, направилась по указанному адресу. Нет, она сегодня ничего не планировала там предпринимать - просто ей нужно было убедиться, что в этой церкви действительно правят службу так, как это происходило в церквях Киева, и как она неоднократно видела на экране телевизора. Дочь её не подвела, всё было именно так. А вот уже в годовщину смерти Самойлова она прямо с утра, захватив с собой платок, направилась в уже знакомую ей церковь. Она не только поставила свечу и заказала молебен за упокой Раба Божьего Виктора, но ещё долго была в церкви, слушая и наблюдая за проводимым обрядом отправления церковной службы, благо сегодняшний день припал на воскресенье. И, как ей показалось, она стала себя после этого чувствовать значительно легче.

В прошлом году Терещук не забыла помянуть Самойлова на 9-й и 40-й день его смерти. Сделала она это в компании Татьяны, которая хотя бы таким образом решила поддержать маму, и повиниться, что в начале её рассказа о Самойлове так резко на неё напала. Они просто посидели вечером за столиком, немного тихонько поговорили и выпили по паре рюмочек вина. Конечно, подобный обряд они совершили и сегодняшним вечером. Не забывала это делать Люба и в последующие года, так же, как и заказывать службу за упокой.

А месяцы, между тем сменяли один другой всё с нарастающей быстротой. Вот уже лето, начало осени, вот День рождения Татьяны, новый год, День рождения Дэниела, снова день памяти Виктора, её День рождения и так далее. Возможно, Люба сама торопила дни и месяцы. Прошлым летом она снова прилетала в Киев и ездила к маме. Но вот наступивший год обещал для неё стать очень радостным, а особенно для её мамы. Дэниелу уже исполнилось 3 годика, и решено было прилететь на недельку в Украину и познакомить Танину бабушку с её правнуком. Потому-то Терещук никак не могла дождаться этого самого лета и отпуска Уилсонов, который был намечен на июль месяц.

Люба всё так же периодически звонила Наталье (или та звонила ей), а вот связь с подругами начала угасать - и сама Терещук всё реже звонила Наде Нестеренко, и та в последнее время что-то не отваживалась на звонки институтской подруге. С Настей Калюжной связь вообще сократилась максимум до 2-3- звонков в год. Они пытались общаться SMS-ми, но что можно написать в SMS-ке - "привет, жива, здорова". Ещё пару слов и всё. Ничего не спросишь, не разузнаешь детально. И вдруг в мае месяце позвонила сама Настя.

-- Привет, подруга!

-- Здравствуй, Настя! Что у тебя нового?

-- Так, никаких новостей рассказывать не буду - нет времени и денег. Вообще-то, у меня всё в порядке. Но я звоню по другому вопросу. У тебя наверняка есть компьютер с входом в Интернет. Ну, не у тебя самой, так у Тани или Майкла.

-- Есть, конечно.

-- Отлично! У нас в доме недавно провели кабель для подсоединения с Интернетом. Теперь у меня кабельный Интернет, а не телефонный через модем. Так что, теперь будем с тобой общаться через Интернет, писать письма электронной почтой. Это быстро, удобно и, главное, дёшево. Ни копейки не платишь, только месячная абонплата за Интернет. Получив письмо, можно сразу же давать на него ответ - и всё по-новой.

-- Я это знаю. Но я сама никогда в Интернете не работала.

-- Это несложно, Татьяна тебя научит.

-- Да, конечно. Хорошо, Настя, так и сделаем. Это хорошая форма общения.

-- Так, тогда запиши адрес моей электронной почты. Находи ручку и бумагу. Я буду диктовать тебе по буквам, на английском языке, точки тоже обязательно.

Люба быстро нашла клочок бумаги и ручку, и Калюжная продиктовала адрес.

-- Всё, я записала, -- отрапортовала Терещук.

-- Когда разберёшься с Интернетом и почтой, напишешь мне одно-два слова.

-- А мой адрес, точнее Майкла или Тани тебе не нужен? Я-то его не знаю.

-- Вот для этого и напишешь мне такое короткое письмо. Ваш электронный адрес появится у меня автоматически. Всё, некогда мне тебе объяснять. И последнее на сегодня, неприятная новость.

-- Что ещё?!

-- Умерла Алина Макарова.

-- Да ты что! Как так?! Мы же менее двух лет назад виделись, и выглядела она вполне здоровой.

-- Значит, на самом деле она просто только так выглядела.

-- От чего она умерла, Когда?

-- Онкология, умерла меньше месяца назад. Подробностей не знаю. Люба, всё. Я сегодня и так гривен на сто наговорила. Сообщу более детально уже электронной почтой. Пока, подруга, -- и голос Насти пропал из динамика мобильного телефона Терещук.

У Любы, и в самом деле, особой тяги к компьютеру не было. По работе это ей не особо нужно было, а уж в домашних делах и тем более. Да, она немного знала, как с ним обращаться, Таня когда-то показывала ей, и она поняла, что если его использовать как обыкновенную пишущую машинку, то это не очень сложно, но зато удобно - легко можно править текст. А вот той на работе сотрудникам отдела иногда приходилось пользоваться. Правда, и на ней Терещук не работала уже лет десять, если не больше. Вот Максим умел отлично обращаться с компьютером, гораздо лучше, чем просто на бытовом уровне. Когда Терещук осталась в квартире одна, она даже думала отдать это чудо техники Наташе с племянниками, но те за полгода до этого купили детям более новую модель, а вот у неё Максим с Таней уже из-за ненадобности свой компьютер не обновляли. Так он и остался в квартире. Впрочем, и это оказалось неплохо, поскольку полностью обставленная квартира (мебель, телевизор, компьютер и прочее) сыграла свою роль в цене за её сдачу квартиросъёмщикам. Правда, Наташа забрала себе из Любиной квартиры один холодильник и телевизор (небольшие), а тех у Терещуков было по два.

В общем, на ознакомление с Интернетом и электронной почтой (с помощью дочери) у Любы ушло не так уж много времени. И где-то через пару дней она отважилась написать Насте своё первое письмо, на которое получила ответ в тот же вечер. И теперь Любе стало значительно веселей и интересней - даже вдали от родины она могла в любое время "поболтать" с подругой и обменяться новостями, узнать, как там поживает родной Киев. Правда, сначала Люба общалась таким образом только с Калюжной, но на следующий день ей пришла в голову мысль о том, почему же они так с Наташей (или Надей Нестеренко) не общаются. Правда, она не знала, есть ли у тех в домах кабельный Интернет. Но она сразу же позвонила сестре и узнала, что у той уже есть - появился меньше года назад, а вот у Нестеренко (звонок ещё через пару дней) пока что был через модем, хотя и у них должны (как сообщила Надежда) должны вскоре протянуть кабель. В общем, количество абонентов у Терещук расширилось и обещало расти далее.

Но, всё равно, ностальгия по Родине ощущалась. Однажды в июне Люба вспомнила своё прощание с Киевом. Она достала привезенный из Киева фотоальбом и начала, не спеша, переворачивать его листы, с увлажнившимися глазами вглядываясь в фотографии до боли знакомых ей милых киевских улочек и памятников. До́ма ей одной в ту пору было абсолютно нечем заняться, и потому несколько своих выходных дней она посвятила своеобразным экскурсиям по Киеву. Она брала с собой, хотя и не цифровой, но очень хороший фотоаппарат "Kodak", подаренный дочерью и Майклом ей на день рождения в первый год её знакомства с будущим зятем. Она старалась запечатлеть на память побольше киевских достопримечательностей. В последнее время в Киеве открылось много любопытных памятников. С одним из них Люба познакомилась ещё пару лет назад. Это был сооружённый в 1998-м году на улице Прорезная, 6 (рядом с Крещатиком) памятник литературному герою известного произведения И. Ильфа и Е. Петрова Михаилу Самуэлевичу Паниковскому. Проект памятника (высотой около 194 см) был разработан скульпторами В.И. Щур и В.И. Сивко и представлял собой скульптуру "Великого слепого", шагающего через Крещатик - естественно, в тёмных очках, в шляпе и с тросточкой. В левом верхнем кармане сюртука ложка на цепочке, а левая рука шарит в кармане кого-то переводящего его через улицу. Но был у этого памятника и один любопытный сюрприз. Выбирая момент для фотографирования памятника, Терещук была удивлена тем, что некоторые люди наклонялись и как бы что-то искали под приподнятым носком левого башмака Паниковского. Но оказалось, что они просто пытались разглядеть его подошву - если подставить зеркальце, то на ней можно было увидеть скрученную фигу. Это была оригинальная выдумка скульптора - люди будут наклоняться, чтобы посмотреть и волей-неволей преклонят колено перед Михаилом Самуэлевичем.

Ещё Любе очень нравился Андреевский узвоз (спуск) с его памятниками архитектуры (Андреевская церковь), музеями (Музей одной улицы, дом, в котором жил Михаил Булгаков и мемориальный дом-музей советского скульптора, режиссёра кино и театра, драматурга и сценариста Ивана Кавалеридзе), парком ниже церкви со скульптурой И. Кавалеридзе, с выставками художников, маленькими уютными магазинчиками и многочисленными сувенирными лавками. Двумя годами ранее здесь появился ещё один уникальный памятник, который очень понравился Любе. Это был памятник тоже литературным героям - Проне Прокоповне и Свириду Голохвастову. Именно на Андреевском спуске проходили съёмки фильма "За двумя зайцами" (снятого по одноимённому спектаклю драматурга Михаила Старицкого), и здесь же с широкой чугунной лестницы сбросили неудавшегося жениха Прони Прокоповны - Голохвастова. В этом памятнике поражало необыкновенное сходство с реальными актёрами фильма - Маргаритой Крынициной и Олегом Борисовым.

Как рассказали позже Любе, на открытии памятника присутствовала и сама актриса (Борисов, к сожалению, не дожил 5 лет до этого момента). Крыницина, по словам очевидцев, после небольшой речи на "Проньском суржике", добавила: "Гранд мерси за комплиман! Сегодня я стала дважды героем. И даже больше, потому что раньше за дважды героя устанавливали бюст, а я в награду получила целую фигуру". И, хотя фигуры на памятнике действительно выполнены в полный человеческий рост, у него отсутствует высокий постамент - герои спектакля и фильма как бы просто стоят на тротуаре. Но зато в композиции этой скульптуры было расположено немало интересных деталей, таких как валяющиеся ножницы, репейник, жук на фраке Голохвастого. Памятник очень понравился молодожёнам-киевлянам, у которых стало традицией приходить к памятнику, возлагать цветы и тереть бронзового жука, а у желающих удачно вступить в брак - перстень на правом мизинце героини произведения. Позже была до блеска отполирована и коленка шикарной Прони Прокоповны.

Терещук тогда ещё не ведала, что позже, в июле 2006-го года здесь же, на Андреевском спуске появится ещё один причудливый памятник литературному герою (если так можно выразиться). Напротив Андреевской церкви на стене дома N 34 по Андреевскому спуску будет открыт памятный знак скульптура Олега Дергачёва "Нос Гоголя". И хотя этот знак, был вроде бы, был посвящён повести Гоголя "Нос", но на самом деле прототипом барельефа был нос самого Николая Васильевича Гоголя.

А вот Любе на глаза попалась ещё одна фотография, связанная как со спектаклями, так и с театром вообще, но уже реальному человеку. На фотографии был изображён памятник очень популярному и любимому киевлянами (да и многим зрителями СССР) актёру комедийного плана Николаю Яковченко, установленному в 2000-м году в честь 100-летия со дня его рождения. На установленном в парке перед театром Ивана Франко памятнике из бронзы изображён старый артист, сидящий на лавочке, а возле ног сидит его такса Фан-Фан.

Был в Любином фотоальбоме и ещё один очень красивый памятник реальному человеку, тоже артисту, а ещё режиссеру Леониду Быкову. На памятнике, который был расположен на склоне Днепра, на аллее Героев Крут, изображён сидящий Л. Быков в образе лётчика Титаренко из фильма "В бой иду одни старики", он как бы отдыхает после боя на крыле самолета. Очень трогательным этот памятник делает изображёние сверчка, который сидит на кленовом листе рядом с ногой Леонида Фёдоровича. За памятником открывается дивная панорама киевского Левобережья. Он был открыт всего за 2 года до отлёта Любы в США, и стал посвящением всем военным лётчикам. Этот снимок был завершающим в Любиной фотогалерее памятников Киева. Да, изображённый на снимке монумент посвящён военным лётчикам, погибшим при освобождении Украины, о чём и гласит надпись: "Вiйськовим льотчикам присвячується". Но он одновремённо является и памятником Народному артисту Украины Л. Быкову, погибшему в автокатастрофе недалеко от Киева. Поэтому многие его просто называют памятником Леониду Быкову.

В средних классах школы Люба побывала вместе с другими школьниками на экскурсии в Ленинграде. В один из дней они съездили и в знаменитый Петродворец, ранее Петергоф ("двор Петра"), расположенный в 30 км к западу от Ленинграда. Там они любовались великолепием Петергофских фонтанов. Особенно Терещук понравился тогда Большой каскад фонтанов и фонтан "Самсон, разрывающий пасть льва". За пару лет до своего отъезда к дочери она с удивлением узнала, что в её городе есть забавный фонтан с таким именем. Находился он на Контрактовой площади, на Подоле - район, в котором она почти не бывала. Правда, над фигурой киевского Самсона возвышалась круглая ротонда на четырёх опорах, крышу которой венчала фигура Святого апостола Андрея. А ещё на каждой из опор сбоку были расположены солнечные часы.

Фонтан вроде бы впервые появился в 1749-м году. В то время он был важной частью подольского водогона, украшал фонтан сначала не Самсоном, а фигурой ангела под названием "Фелициан". А вот Самсон, раздирающий пасть льва появился только в 1809-м году. Согласно историческим данным его появление приурочивалось к 100-летию Полтавской битвы. При этом герой Ветхого Завета вроде бы должен был символизировать Петра I-го. Но киевляне, не очень почитающие этого царя, изобразили Самсона и льва в пародийном виде. Уж больно спокоен и не напряжён этот библейского вида Самсон. А лев так и вовсе выглядит, как большая собака. В 1930-м году памятник был убран, и восстановили его только через 52 года, в 1982-м году, накануне празднования 1500-летия Руси.

О киевском Самсоне существовала забавная легенда, сочинённая, скорее всего, самими жителями Подола:

"У царя Давида было 3 сына: Иосиф прекрасный, Самсон сильный и Соломон премудрый. Сильный Самсон воевал по всему миру и, наконец, решил вступить в бой и с нами. Плывёт Днепром, пристал к берегу, и, только вышел, а на него накинулся лев. Самсон схватил его за пасть, ногой наступил на хвост, но так вместе со львом и окаменел. Так он теперь и стоит в Киеве".

Эти запечатлённые на фотографиях (вместе со знакомыми улочками, парками, включая, конечно же, и парк Киото, скверами, общеизвестными достопримечательностями столицы) частицы родного Киева так согревали душу Терещук вдали от родных мест. Она часто просматривала этот альбом, нередко и вместе с Татьяной.

В июле чувство ностальгии немного развеялось, когда Уилсоны всем семейством прилетели в Киев и "завалились" вчетвером к Лысенкам. Те были им очень рады, но как же через пару дней радовалась мама Любы и Наташи, когда к её дому подъехал микроавтобус (арендованный Лысенками) и бабушку обступили дети, зятья, внуки, а на руках мужа внучки с удивлением наблюдал за всей этой шумихой её маленький правнучек.

Как оказалось позже, это был очень своевременный приезд к бабушке всей её родни, потому что в мае следующего года бабушки уже не стало. Но она успела увидеть представителя своего уже четвёртого (с ней вместе) поколения, а потому, как рассказывали срочно прилетевшей на похорон Любе соседи, умирала совершенно спокойно - она не зря прожила на этой земле 83 года и много хорошего после себя оставила, у людей о ней сохранится добрая память. Люба в том, 2007-м году больше в Украину и не приезжала, просто она пробыла в мае дней десять в родной стране. Приехала она в Киев и Таращу в мае и в следующем году, приехала на день поминания умерших. Бабушка умерла, правда, неделей позже, но отмечать раньше такой день можно было. На кладбище, а потом и в городе они встретили много знакомых, и не только тех, кто проживал там - в этот день в Таращу съезжалось много бывших горожан из других мест страны помянуть своих близких.

А вот на следующий год Люба смогла вырваться в Украину только осенью, но зато она пробыла там десять дней, и осталась очень довольна этим своим отдыхом на родине. Она как будто что-то чувствовала. Стояла чудесная пора последних сентябрьских дней бабьего лета. В один из таких погожих дней компанию в прогулках по городу решила составить и Наташа. Она тоже любовалась красотами любимого Киева, великолепными осенними красками деревьев его парков и скверов, уже постепенно начинавших по сезону менять свои зелёные на более яркие наряды. Но особенно упивалась этой красотой, этим свежим воздухом Люба.

-- Наташа! Ты только посмотри - какая красота! -- восклицала она в стиле Наташи Ростовой по поводу вроде бы самого обыкновенного упавшего кленового листика, цветов на клумбе или просто от вида тихо шумевших осенних деревьев.

-- Смотри! Какой чудесный вид! -- говорила Люба, опершись на парапет ограждения в парке над Днепром.

До этого Терещук, наверное, уже сто раз в своей жизни любовалась действительно великолепным видом Днепра, Труханова острова, пешеходного моста и панорамы Левобережья. Но такого восторга ранее она никогда не выказывала, хотя подобное обозрение и очень нравилось ей.

-- Что случилось с сестрой? -- думала Наташа. -- Какой принц и когда разбудил в Спящей Красавице такую непосредственную радостную девчонку.

После парков над Днепром и других памятных Терещук мест они вновь спустились на Крещатик, прошли к площади Независимости. И здесь Люба снова нашла повод для своих радостных эмоций:

-- Наташа! Ты только посмотри! -- указала она сестре рукой на новое киевское создание архитектуры. -- Как интересно! И кто это только придумал? И здорово придумал - красиво смотрится.

Вообще-то, то, на что указывала Люба, и в самом деле заслуживало внимания - это был открытый в феврале этого года на Майдане, возле центрального стеклянного купола Памятник влюбленным фонарям. Что собой представляла эта композиция? Обычная скамейка, на которой, обнявшись, сидят влюбленные фонарики - девочка в розовом и мальчик в зелёном. Половина скамейки была незанята, потому к этой парочке фонариков могла подсесть и любая другая парочка, чем многие и пользовались, ещё и попросив сфотографировать их на фоне этого архитектурного шедевра. Автор скульптуры Владимир Белоконь, наверное, и предполагал, что "у фонарей" будут встречаться влюбленные, поскольку затем их сердца будут гореть подобно фонарям. Правда, эта скамейка не для стеснительных, поскольку стоит на всеобщем обозрении, а не в окружении кустиков или деревьев.

Погуляв по Майдану, Наташа предложила сестре полакомиться мороженым.

-- Ой, я согласна, -- обрадовалась Люба, она сейчас и впрямь была как малое дитя.

-- Сейчас купим.

-- Подожди, Наташа. Я не хочу в пакетиках, -- закапризничало "дитя".

-- А какое ты хочешь?

-- В вазочках, чтобы есть ложечками.

-- Пожалуйста! В подземном переходе в кафе поедим и такого.

-- Не хочу я в подземном переходе, -- новый каприз.

-- А чего ты тогда хочешь? -- удивилась Наталья капризу сестры, словно собственного ребёнка.

-- Наташа, давай пройдём к Пассажу. И там поедим мороженое, на втором этаже за столиком, на балконе. Заодно можно полюбоваться видом внизу. Плохо, что сегодня нет Караоке, правда, оно по утрам проводится, - популярная телевизионная программа "Караоке на Майданi", проводимая телевизионный ведущим, продюсером и шоуменом Игорем Кондратюком.

- Хорошо, пошли в Пассаж.

-- Хорошо, пошли в Пассаж.

Там они долго сидели в кафе "Мороженое", не спеша лакомясь мороженым с малиновым вареньем. После этого они спустились вниз и прошли в сам Пассаж. И здесь Люба нашла повод для своего восторга.

-- Боже, Наташа! Смотри, ещё один интересный памятник! -- указала она на Монумент двух обнявшихся стульев. Это творение киевского скульптора Владимира Белоконя было довольно простым и одновремённо очень лиричным - вновь установленная рядом с тротуаром скамейка, на которую весело водрузились два стульчика: мальчик и девочка. При этом девочка кокетливо скрестила ножки, а парень по-хулигански закинул ногу прямо на лавку.

-- Согласна, интересная композиция, я её и не видела раньше. На Майдане я-то не так уж редко бываю, а здесь уже давно не была. Люба, может быть, нам пора уже закругляться? Полдня гуляем, пора и домой.

-- Ладно, -- вздохнула Люба. -- Поехали домой, хотя не очень меня туда и тянет. Мне хочется любоваться и любоваться Киевом. Когда я его ещё увижу?

Но и уже по пути домой, приехав на метро до остановки "Минская" Люба продолжала радостно изучать знакомый ей Киев, упросив сестру немного погулять ещё и в её районе.

Но вот саму Наташу, в меньшей степени разделявшей такие детские радости Любы (хотя и ей очень нравилась сегодняшняя прогулка), почему-то очень тревожило такое неуёмное веселье сестры, которую в таком настроении она уже давным-давно не видела. Уже добрый десяток лет Люба очень редко даже просто смеялась, и не так уж часто улыбалась - и вдруг такой фонтан лучезарной радости и веселья. Ей казалось, что сейчас сестра жила какой-то совсем другой жизнью. -- Ой, не к добру это, -- ёкало сердце Натальи, но она гнала прочь подобные мысли. -- Всё хорошо, всё нормально. И будет всё хорошо! -- но сердце при этом не спешило успокаиваться.

Следующие два дня Терещук отдыхала в Киеве сама, побывав вечерами у Надежды и Насти. А вот назавтра Наташа с Любой (без Александра и детей) поехали в Таращу - Любе, которая в мае не могла приехать на поминальный день, захотелось поклониться маме на её могилке. Вообще-то Люба хотела поехать в родной город днём раньше, но Наташа почему-то сказала, что поедут именно сегодня. Но это была суббота, а езда в такой день по трассе, переполненной машинами людей, спешащими на дачу, в лес, на рыбалку вроде бы для водителя особого удовольствия не должна была представлять. Да и выехали они не ранним утром, а уже ближе к полудню. Правда, долго быть в Тараще Люба не собиралась, но будет ли днём меньшая загруженность трассы, было непонятно. И только приехав в родной город, Люба поняла, почему Наташа выбрала именно этот день. Сегодня Тараща праздновала свой трёхсотлетний юбилей. А ещё в этом году (только Наташа не знала когда) бывшая школа сестёр, теперь уже гимназия "Эрудит", отмечала своё 140-летие.

Но, поскольку главные торжества, посвященные Дню города, должны были начаться только в 16 часов, то у сестёр было время спокойно на несколько минут проехать к родному дому, который к тому времени выкупили дети, или скорее внуки их соседей через два дома. Затем Наташа и Люба направились на кладбище, где навестили не только могилку мамы, но и папы, и бабушки с дедушкой. Всем они положили осенние цветочки, немного прибрали могилки, после чего на могилке мамы пригубили (Наташа вообще только глоток сделала) сухое вино и закусили конфеткой. Основную часть конфет они также разложили на могилки. Немного поговорили с мамой, между собой, потом, тяжело вздохнув, направились в центр города.

Праздник в городе, как им сказали, вообще-то начался с самого утра. Так, например, в 10-м часу на площади перед городским домом культуры стартовал конкурс детского рисунка на асфальте "Город, где я живу". В это же время было приготовлено бесплатное угощение маленьких обитателей Таращи мороженым. Далее проходил конкурс "карооке" на лучшее выполнение любимых песен таращанцев. Уже после обеда стартовала выставка работ победителей конкурса "Тебе родной город посвящаю". При этом некоторые из выставленных на ней работ сделали бы честь любому музею современного искусства. В это же время работали выставки цветов и вазонов "Осенний подарок". Последние выставки сёстры увидели сами.

А уже в 16 часов были поднят Государственный флаг Украины, честь поднятия которого была поручена одному из членов исполкома горсовета Таращи и директору гимназии "Эрудит" (их бывшая школа). Депутаты городского совета подняли также и флаг Таращи. После этого таращанцы отметили память выдающихся украинцев - были положены букеты цветов к памятнику Тарасу Шевченко, к мемориалу Славы, к памятника воинам-афганцам, к памятного знаку танкистам, и знаку, установленного в память о Голодоморе. А далее приветствия мэра города и присутствующего на празднике народного депутата Украины от Партии регионов и других выдающихся людей чередовались с выступлениями самодеятельных коллективов и певцов.

Под вечер ещё должны должно было состояться награждение победителей конкурса "Тебе, родной город, посвящаю", где мэр города должен был вручать подарки выдающимся гражданам Таращи. Но сёстры этого уже не увидели, поскольку им нужно было спешить назад в Киев, так же, как и не увидели они, как в завершение праздника, уже поздно вечером, небо над городом вспыхнуло праздничным фейерверком.

По дороге в Киев Люба и Наташа горячо обсуждали торжества в городе, только не понимали, почему именно была указана дата именно трёхсотлетия города. Да, Люба помнила, что летом 1963-го года после праздника Ивана Купала они сами называли датой основания города именно 1709-й год. Но, позже найденные археологами на территории нынешней Таращи древние поселения могли быть датированы полутора тысячами лет, а то и двумя с половиной тысячами лет со дня основания местечка. Но, 300 лет - это, как им объяснили таращанцы, лишь официальная дата, кто сейчас сможет назвать точную дату зарождения их города.

Ещё через четыре дня Терещук улетела к дочери, зятю и внуку в Соединённые Штаты Америки.

* * *

В апреле уже наступившего нового 2010-го года в квартире Насти Калюжной прозвучал телефонный звонок. Трубка радиотелефона лежала прямо перед Настей, и она сразу же ответила на вызов. Звонила Наташа Лысенко, с которой Насте уже давно не доводилось разговаривать по телефону, и голос Любиной сестры был каким-то глухим, хмурым. После взаимных приветствий Лысенко тихо произнесла:

-- Анастасия Павловна! У меня горькая весть - умерла моя сестра Люба Терещук.

-- Как!!! Когда?! Не может быть такого! Мы же прошлой осенью виделись, она была жива и здорова.

-- И, тем не менее, это так.

-- И что случилось?

-- Сердце

-- А ты была на похоронах?

-- Конечно! Как я могла не быть на похоронах родной сестры. Я вам звоню вот по какому поводу. Послезавтра будет девять дней, как не стало моей сестрички. Я приглашаю вас вместе с Ларисой Шемиловой и Васей Колтуновым к себе в этот день на полседьмого вечера. Помянем Любу Терещук-Великанову. Передайте, пожалуйста, указанным лицам моё приглашение.

-- Хорошо, мы все обязательно будем.

-- Спасибо. До свидания.

-- До свидания.

Это известие ошеломило Настю. Как же так, всего полгода назад она разговаривала с Любой и та казалась такой жизнерадостной. И вдруг... Впрочем, большинство утрат так и происходят - именно вдруг, возможно, родственникам и не всегда так кажется, но уж больно неожиданно для остальных окружающих. Да и так ли уж всё это неожиданно в их возрасте? Скольких одноклассников они уже недосчитываются? И кто может ведать, кто из них может стать следующим? Конечно, Анастасия, Лариса и Василий в указанный срок были в квартире Лысенко. Не почтить память лучшей подруги, и для всех не такой уж простой одноклассницы, было бы для троицы воистину кощунственным неуважением. Все искренне горевали о постигшей их всех утрате и высказывали такие же искренние соболезнования Великановой младшей по поводу смерти её сестры. И присутствующие при этом взрослые дети Наташи тоже выглядели очень расстроенными - никогда уже не будет их любимой тёти Любы, которая так играла с ними в детстве и любила их. Дмитрию исполнилось уже 29 лет, он был женат и имел уже свою двухлетнюю дочь, Людмила (младше брата на 2 года) уже вышла замуж в прошлом году, но своих детей ещё не имела.

* * *

После этого вечера пролетело немногим менее двух месяцев. В один из июньских дней под вечер в квартире Калюжных снова зазвонил домашний телефон. Насти дома не было, она вышла проскочить по магазинам. Когда она ненадолго отлучалась из дому, то просила побыть с отцом дочь Надежду - Валентин был серьёзно болен, и она не рисковала оставлять его одного. Трубку радиотелефона с базы и сняла Надежда:

-- Алло!

-- Здравствуйте! Это, наверное, Надя? А вас беспокоит Ляпина, бывшая коллега вашей мамы.

-- Добрый день, Тамара Петровна! Я узнала ваш голос. Вам, наверное, нужна мама? -- Ляпина не раз бывала у них в гостях, и Надежда, а также Валентин, действительно, неплохо её знали - лучшую подругу Анастасии по работе.

-- Да. Если она дома, пригласите её, пожалуйста, к телефону.

-- Вы знаете, её сейчас нет дома, вышла немного прогуляться, а я осталась дома с отцом.

-- Понятно. Надюша, тогда передай ей, пожалуйста, чтобы она мне перезвонила, когда придёт.

-- Хорошо, обязательно передам.

Они распрощались, а когда минут через 40 пришла Настя, дочь ей передала просьбу коллеги. Та, попросив дочь разложить продукты в холодильник и шкафчики (заскочила ещё и в магазины, хотя чаще это делала дочь), и сразу же позвонила Ляпиной.

-- Здравствуй, Тома! Как ты там поживаешь? Что-то случилось?

-- Да я-то, Настенька, ничего, держусь. Но, увы, не все так себя чувствуют.

-- О, Господи! Что случилось, Тамара?

-- Вчера вечером умер Алексей Иванович Русин, -- бывший начальник подразделения, в котором работали Настя и Тамара.

-- Да ты что?! Я его где-то года полтора назад видела - и выглядел он неплохо. Что же произошло?

-- Я его тоже видела в конце прошлого года. И тогда он также нормально держался. Сдало сердце. Он, как бы там ни было, старше нас.

-- Да насколько он там старше, лет на пять-шесть. Ему где-то около семидесяти. Разве это возраст?

-- Да, не такой уж старый ещё. Но, мужчины бывают и много моложе его умирают.

-- Всё это так. Но Алексея Ивановича жалко. Хороший был человек. Хотя и строгий, но справедливый, добрый. Каким весёлым он был в компании!

-- Да, Настя, всё это так. Конечно, жаль человека. Мне сегодня жена его позвонила, не так давно. Она с детьми сегодня занималась организацией похорон. Они состоятся завтра в двенадцать часов. Она просила нас прийти на проводы.

-- Конечно, я приду. С таким человеком обязательно нужно проститься. Ей нужна наша помощь?

-- Не нужна. Я её тоже об этом спросила. Но она сказала, что помощников у неё много. Частично поможет даже институт, там его тоже вспоминают очень хорошо. Я, конечно, тоже буду. Так что, мы завтра встретимся. Ну, ладно, всё вроде бы - на похоронах переговорим более детально. Ой, подожди, Настя. А ты его адрес помнишь?

-- Помню, помню, Тома. Всё, до встречи.

Остаток дня Настя провела не в лучшем настроении. В последнее время "походы" на кладбище становились всё более частыми. Оно, конечно, понятно - возраст-то уже далеко не молодой. Но как же жалко было прощаться с хорошо тебе знакомыми людьми и, особенно, с друзьями. Но что тут можно поделать? Такова жизнь, и, как говорится, все там будем. Конечно, лучше, если бы это случилось позже, как можно позже - но чтобы ты не стал обузой близким, оттягивая свой уход существованием подобным на бессмысленное растение. Ты перед уходом в иной мир должен видеть своих родных, понимать их, быть в здравом уме, хотя, может быть, и в дряхлом уже теле. Вот в таком состоянии можно уйти и позже. Конечно же, она пойдёт на похороны - придётся Надежде снова побыть дома с отцом, и, пожалуй, гораздо больше времени.

ГЛАВА 39

Не может быть?!

На следующий день возле подъезда дома, в котором жил Алексей Иванович, собралось много народа. Гроб с телом стоял недалеко от входа в дом. На улице ожидал катафалк и два больших автобуса. Тамара Ляпина пришла на проводы раньше Насти. Он неё та узнала, что похороны состоятся на кладбище, где похоронен Виктор Самойлов. Пока с Русиным прощались родные, Настя успела проскочить на угол квартала, где старушки торговали цветами и купить ещё один букетик из 4-х цветков (с одним таким же букетом она пришла на похорон) - сейчас же она спланировала после погребения тела Алексея Ивановича проскочить ещё и к могиле Виктора, и тоже положить на его могилу цветы. Прошло ведь уже пять лет, как она с Ларисой была на его могиле.

Процесс погребения был довольно затяжным. Много было речей, освящение покойника церковнослужителем (на этом настояла сестра Алексея Ивановича), потом прощание многочисленной родни. Настя хотела за это время забежать на могилу Самойлова, но потом передумала. Неудобно это, нужно провести хорошего человека тоже по-хорошему, а не бежать куда-то. Тем более что хоронили Русина в секторе, который находился не так-то и рядом с могилой Виктора - за шесть лет, прошедших с его смерти, кладбище здорово разрослось. Она решила, что пойдёт туда сразу же после окончания церемонии. Ничего страшного, что она не поедет автобусом, возьмёт такси. Может быть, слегка опоздает на поминальный стол, но тот может тоже задержаться. Она предупредит жену Алексея Ивановича, та поймёт её. День погожий, можно немного побыть на свежем воздухе и подольше. Положив свой букетик цветов на свежую могилу своего бывшего начальника, Анастасия тут же предупредила вдову, что немного задержится на кладбище. Пока ещё некоторое время траурная процессия задерживалась у могилы, Настя сказала и Ляпиной, что она остаётся и побудет ещё немного на кладбище.

-- Зачем? -- последовал вопрос. -- Хочешь кого-то проведать?

-- Да, Тома, хочу проведать своего бывшего одноклассника.

-- А, то-то я смотрю, что ты цветы оставила.

-- Нет, я на могилу Алексея Ивановича тоже положила. А эти я специально купила, чтобы положить на другую могилку.

-- Настя, ты знаешь, я тоже, пожалуй, останусь. С нашими бывшими сослуживцами я уже успела наговориться. А что дома-то делать? Сидеть на лавочке и болтать с соседками? Надоело уже. Погода стоит хорошая. И, к тому же, тут так спокойно, уютно. Привыкать нужно.

-- Тю! С ума сошла! Что ещё за разговоры такие - привыкать? И что вот это ты болтаешь. Видно, что наболталась с сослуживцами, или, скорее, со своими соседками - язык без костей. Что ты выдумываешь?! Какие там наши годы. Мы ещё, Томка, с тобой поживём. Нужно хотя бы внуков женить, а ещё лучше правнуков дождаться. Мы же, кстати, и не домой сейчас поедем.

-- Да ладно тебе, напустилась. Это я так - в шутку. Я и вправду выпустила из виду, что мы едем к Ляпиным. Правда, не к ним самим, а в какое-то кафе. Но мы же опоздаем.

-- Хорошие у тебя шуточки. Но я не против того, чтобы ты осталась. Вдвоём-то веселей, да и словом переброситься можно. А в отношении опоздания, ничего страшного. Я предупредила родных Русина. А по своему опыту я уже знаю, что такие мероприятия тоже задерживаются. Или ты давай, езжай. Я тут одна немного задержусь. Супруга Русина назвала мне адрес кафе.

-- Нет. Я с тобой. А ты хорошо помнишь, где твой одноклассник похоронен? Далеко отсюда?

-- Я помню номер сектора и где в нём могила знаю визуально. По меркам кладбища это не совсем рядом, конечно, но и не так далеко. Прогуляемся, сама сказала, что делать нечего.

-- Хорошо, пошли. Потом, к ним действительно, на такси подъедем. Ничего страшного.

Настя ещё издали заметила могилу Самойлова. Через год после смерти Самойлова, уже на один из дней Памяти усопших, она с Ларисой поехала проведать могилу одноклассника. Его могилка уже была оформлена красивым тёмным гранитом, из такого же материала был выполнен и памятник, с фотографии на котором на подруг смотрел Виктор. Оксана оставила для себя место рядом с мужем, и вся эта маленькая территория была обнесена симпатичной довольно высокой оградкой. Около могилки были оборудованы скамеечка и небольшой столик. Могила, как и всё внутри, была очень ухоженной, были высажены цветы, а в углах за памятником ещё и какие-то кусты, которые только пытались распускаться. У подножья памятника была вмонтирована и гранитная вазочка, полностью в то время заполненная цветами. Рядом с могилой Самойлова была ещё одна, ограждённая невысокой оградкой, площадка для захоронения, далее шли уже оформленные могилы. Ещё тогда Настя обратила внимание подруги на эту пустующую площадку.

-- Интересно, почему здесь никого не похоронили?

-- Может быть, решили потом похоронить человека на другом кладбище, -- отозвалась пришедшая с ней на кладбище подруга Лариса. -- Или человек был при смерти, а потом выздоровел.

-- А место для него заранее подготовили? Ты что! Кто бы на такое решился?

-- Ой, да не всё ли равно. Не забивай мне голову! И себе тоже.

Но, сейчас, уже на подходе к могиле Самойлова Настя заметила и то, что свободное место рядом с ней уже занято.

-- Интересно! -- вырвалось у Насти вслух.

-- Что интересно-то? -- поинтересовалась Тамара.

-- Понимаешь, рядом с могилой моего одноклассника оставалось свободное место. Но не просто свободное, оно даже было ограждено оградкой.

-- Тоже мне новости. Родственники оставили, а то ты не знаешь, что так всегда поступают. А сейчас кто-то из них умер, вот и похоронили.

-- Не-е-т! -- Протянула Калюжная. -- Для родственников у него место оставлено рядом, и тоже огорожено, но вместе с его могилой. А с другой стороны оградка совсем другая.

-- Сейчас подойдём, и ты разберёшься. Что гадать.

Женщины подошли к оградке с могилкой Виктора. Всё внутри оградки было ухоженным. Начинали расцветать пионы, высаженные по лицевым углам территории, были мелкие цветы и на самой могиле. На памятнике висел красивый искусственный венок, а в специальной вазочке стояли свежие цветы. Настя открыла калиточку, зашла вовнутрь и положила свои цветы. Потом она села на лавочку рядом с могилой. Присела и Тамара. С могильного памятника на них смотрел ещё нестарый Виктор Самойлов, без улыбки, но и без грусти.

-- Молодец, Оксана. Хорошо присматривает за могилкой, -- тихо молвила Настя, вытирая набежавшие слёзы.

-- Оксана - это его жена?

-- Да, она очень любила его, да и он её. Хотя у него была ещё одна любовь.

-- Любовница имелась? Ну, это обычное дело.

-- Нет, не любовница, -- твёрдо ответила Калюжная. -- Именно Любовь, с большой буквы, и во всех отношениях.

-- Как это? Не поняла? Объясни.

-- Объясню как-нибудь позже. Это долгая история. Вот видишь, Оксана себе место здесь оставила. А там, -- она кивнула в сторону соседней, дальней по ходу оградки, -- похоронен кто-то другой, посторонний, ну в смысле, не близкий ему человек.

-- А может быть, как раз и близкий, всё бывает. Может быть, и дети попросили оставить им место рядом с родителями?

-- Которые умрут через 50 с лишним лет? С ума сошла, так никто не делает.

-- Ой, чего гадать. Сейчас зайдём туда и посмотрим.

В соседней оградке была видна свежая могила, несколько венков и деревянный крест с небольшой табличкой. Подруги подошли к невысокой оградке, и просто переступили через неё. Настя, надела очки, вгляделась в надписи на табличке, громко ахнула, и схватилась рукой за сердце.

-- О, Господи! Не может быть?!

-- Что случилось? -- взволновалась Тамара. -- Тебе плохо?

-- Не может быть?! Как же это так? -- Настя не обращала на подругу внимания, теперь уже слёзы градом катились у неё по щекам.

-- Ты можешь ответить - что случилось? -- добивалась Ляпина.

-- Подожди, минутку, дай немного успокоится. Не может быть! -- раз за разом повторяла Калюжная.

-- Да что не может быть?!

-- Тома, прочти, пожалуйста, надпись на табличке. Я сейчас ничего не вижу, не могу унять слёзы. Может быть, я ошиблась?

-- Пожалуйста, читаю: "Терещук Любовь Андреевна". Ну, и что?

-- Нет, я-таки не ошиблась. Но этого же не может быть.

-- Опять за своё. Чего не может быть? Ты, что, знаешь эту Терещук?

-- Не просто знаю. Это моя подруга, моя одноклассница.

-- И ты что, не знала, что она умерла? Тоже мне подруги!

-- Я знала, что она умерла, и даже отмечала девять дней со дня её смерти.

-- Так ты не была на её похоронах?

-- Не была, -- уже, немного успокоившись, ответила Настя. -- Не была, потому что и не могла быть.

-- Почему? Когда она была похоронена?

-- В апреле месяце, не прошло ещё и двух месяцев.

-- А почему ты не была на похоронах, да ещё, как ты говоришь, не могла быть? Ты что, болела или куда-то ездила?

-- Никуда я не ездила и не болела. А не могла быть на похоронах, потому что Люба умерла в Америке.

-- В какой ещё Америке? -- недоумевала Тамара.

-- В какой, в какой? - в обыкновенной. В Соединённых Штатах Америки.

-- И как она туда попала?

-- Уехала на постоянное место жительства к дочери. Та вышла замуж за американца.

-- Подожди, что-то здесь не так.

-- Вот и я говорю, что не так! Не может быть её могила здесь!

-- Так, успокойся. Давай, спокойно подумаем, поразмышляем. Во-первых, это может быть однофамилица.

-- Стоп, там, на табличке написаны дата рождения и смерти?

-- Написаны, но только года: 1946-2010. Но так обычно и бывает. Точные даты напишут уже на постоянном памятнике.

-- Да, и год рождения сходится. Это точно она.

-- Хорошо, пусть она. Но так тоже может быть. Могли по её завещанию перевезти гроб с её телом на родину. А, может быть, она сама сюда приезжала. У неё здесь какие-то родственники остались?

-- Да, осталась родная сестра. Мы у неё-то и отмечали девять дней. Да и сама она наведывалась периодически в Киев. Я с ней виделась в позапрошлом году.

-- Ну, вот видишь.

-- Что видишь?! Наташка нам ни слова не сказала, что её любимая сестра похоронена здесь.

-- Серьёзно?

-- Куда уж может быть серьёзней. Ты, что, не видишь, каким шоком для меня это явилось.

-- Да, это странно.

Настя долго молчала. Ляпина пыталась что-то говорить, но Калюжная только, молча, отмахивалась от неё. Наконец, Настя тихо произнесла:

-- Да, наверное, так оно и есть. Даже точно. А ты была права.

-- Не поняла, в чём я была права? Что гроб с...

-- Нет! -- перебила её Анастасия. -- Ты была права в том, что рядом с Виктором Самойловым похоронен близкий ему человек.

-- Как это, почему? А, ну да. Раз она тебе одноклассница и Виктор тоже одноклассник, то и они оба одноклассники.

-- Нет, я не это имела в виду под словами "близкий человек". Не просто одноклассники.

-- А что же ты имела в виду?

-- Вот, Тамара, та самая Любовь с большой буквы! -- указала Настя рукой на могилу.

-- Да ты что?! Вот это да! Тогда тут, действительно, не так всё просто. Ой, как интересно! Так, Настенька, ты должна мне всё рассказать.

-- Расскажу, но не сейчас.

-- Почему не сейчас?

-- Потому что сама толком ничего не знаю. В самое ближайшее время я свяжусь с Любиной сестрой и всё узнаю. Вот тогда и расскажу.

-- Но ты же можешь мне пока что рассказать историю их взаимоотношений, что и как у них там было.

-- Не могу! -- отрезала Настя. -- Это нужно рассказывать в спокойной нормальной обстановке. В таком своём состоянии я ничего тебе рассказать толком не смогу. Ты не обижайся. Понимаешь, мне сейчас совсем не до таких рассказов.

-- Ладно, но, когда всё разузнаешь, обязательно мне расскажи.

-- Расскажу. Всё, поехали домой. Точнее на поминки, к жене Алексея Ивановича. Не могу я больше здесь находиться. До свидания Люба и Виктор! Но я буду к вам приходить, -- Калюжная решительно направилась в сторону выхода. Тамара еле за ней поспевала.

Приехав, уже вечером, из кафе домой, Настя переоделась, умылась, посидела, отдыхая, пять минут в кресле, а потом взяла с базы трубку радиотелефона. Она решила позвонить Ларисе Шемиловой. На том конце связи трубку взял муж Ларисы.

-- Толя, привет! Дай трубку Ларе.

-- Не могу этого сделать. Её нет дома.

-- О! А куда это её понесло?

-- Прогуляться, по магазинам пробежаться.

-- Нечего ей делать.

-- Именно, нечего. Что, ей дома всё время сидеть?

-- Она что-то покупать собралась?

-- Даже не знаю. Скорее всего, нет. Может, и купит что-нибудь из продуктов, и всё. Это так, больше обычная прогулка. Вечер-то очень хороший.

-- Тогда, почему ты не с ней?

-- А она предпочитает совершать такие прогулки сама.

-- Ладно, когда придёт, пусть мне сразу перезвонит. Или, лучше скажи, пусть сразу едет ко мне. Хотя, стоп, не нужно. Она взяла с собой мобильный телефон?

-- Взяла, она всегда его с собой носит. Постоянно звонит мне: что купить, куда зайти и тому подобное.

-- Хорошо, я сама ей сейчас позвоню по мобильному. Пока, Анатолий.

Калюжная достала из сумочки свой мобильный, отыскала в его телефонной книжке телефон Ларисы и нажала на кнопку связи.

-- Привет, Настя! -- услышала она голос подруги. -- Я сейчас не дома. Как дела?

-- То, что ты не дома, я прекрасно знаю. Звонила только что твоему Анатолию. Ты там много чего накупила?

-- Ничего не покупала. Так, брожу по улицам, заходя в магазины, но, в основном, просто поглазеть.

-- Так, тогда, давай ноги в руки и дуй ко мне.

-- Что случилось?

-- Со мной ничего не случилось.

-- А с кем? -- сразу задала следующий вопрос Шемилова.

-- Не перебивай. У нас всё нормально. Просто у меня есть одна новость - услышав её, ты ахнешь. Нет, даже в шоке будешь.

-- Ну, рассказывай.

-- Да не буду я ничего по телефону рассказывать, -- начала злиться Настя. -- Не телефонный это разговор, да ещё длинный - обсудить всё нужно.

-- Что обсудить?

-- Ты замолчишь, в конце концов. Приедешь, всё расскажу. Давай побыстрее. Лучше бы ты такси взяла. Мне уже здесь самой не сидится.

-- Почему самой? С тобой же Валентин, или его забрали в больницу?

-- Да при чём здесь Валентин! -- начала уже кричать в трубку Настя. -- Валентин, конечно, дома. Но это касается нас с тобой. Всё, давай срочно приезжай. Я отключаю телефон, не то ты меня засыплешь этими дурацкими вопросами.

Лариса приехала минут через 20, очевидно, таки взяла такси.

-- Привет! Ну, рассказывай.

-- Что прямо в прихожей? Проходи в гостиную, устраивайся, всё сейчас расскажу.

-- Так, -- начала Калюжная, когда подруги удобно разместились в креслах, -- я сегодня была на кладбище.

-- Зачем?

-- Зачем на кладбище ездят? На похоронах была. Хоронили нашего бывшего начальника отдела.

-- Так, и что дальше?

-- А дальше вот что. Я зашла ещё на могилку Вити Самойлова, он на этом же кладбище похоронен.

-- Понятно, если бы я знала, то тоже с тобой бы поехала. Давно у него не были.

-- Поедем ещё. И не только к нему одному. Ты знаешь, то свободное место рядом с ним, что мы тогда видели, уже занято.

-- Это понятно. Свято место пусто не бывает, хотя эта поговорка, к кладбищу, наверное, не подходит.

-- Свято место, говоришь? -- протянула Настя. -- А, возможно, что как раз и подходит. Действительно, свято место.

-- Не поняла.

-- Сейчас поймёшь. Догадайся с трёх раз, кто там похоронен.

-- Господи! Ты с ума сошла. Как я могу догадаться. Если это близкие Виктора, то ещё куда ни шло. А если нет, то как я могу знать. В Киеве же почти три миллиона людей живёт.

-- А если близкие, тогда как?

-- Ну, я его родственников плохо знаю. Неужели Оксана умерла?

-- Ты не гадай, а напряги мозги. Оксану похоронили бы рядом с Виктором. Там для неё место осталось. А в оставленном за оградой месте её хоронить не будут.

-- Да, верно. Кто же тогда из родственников Виктора может быть?

-- Ты говорила "близкие", а не родственники.

-- А что, это не одно и то же?

-- Ты, знаешь, порой не одно и то же. Ладно, ты и со ста попыток не догадаешься ни за что. Ты хорошо сидишь? Не выпадешь из кресла при моём сообщении?

-- Не выпаду, -- рассмеялась Лариса. -- Говори.

-- Так вот, там похоронена Люба Великанова, то бишь, Терещук.

-- Ты, что, спятила?!

-- А я похожа на умалишённую?

-- Нет, конечно. Но это же чушь.

-- И я бы так думала, если бы не видела всё собственными глазами. Ты, знаешь, какой у меня шок был, когда я прочитала табличку!

-- Не может быть!

-- О, всё точно. Эту фразу я тоже более десятка раз повторила. Оказывается, может.

-- А ты ничего не перепутала? Может быть, это не она? Могут же совпадать фамилии, имена.

-- Могут, но это точно она.

-- Ну, почему ты так уверенна?

-- Просто потому, что сердце подсказывает. И ещё одно. Ты, вспомни, как странно себя вела Наталка, когда мы в апреле месяце у неё отмечали девять дней смерти Любы. Ничего толком не могла, а точнее, не хотела рассказывать, всё с какими-то недомолвками. Ничего не знает: где похоронена Люба, какое там кладбище, какие порядки при захоронении, будет ли памятник или только небольшая мемориальная плита на лужайке, как мы в американских кинофильмах видели. Она просто не могла этого всего знать! Я только сегодня всё это поняла. Это точно Люба там, возле Виктора похоронена. Ты понимаешь?

-- Ты знаешь, а ты, наверное, права. Я сейчас тоже всё вспомнила. Действительно, она вела себя странно. Да и такое вполне может быть, учитывая отношение Любы к Виктору. Ну и молодец, Люба! И как ей только это удалось?

-- Да, она-то молодец. Но почему Наташка себя так ведёт? Мы же её лучшие подруги.

-- Может быть, Наташа и не виновата, -- задумчиво произнесла Лариса.

-- Как это, не виновата?

-- А вот так. Может быть, сама Люба так хотела?

-- Почему?

-- Да откуда я знаю, почему? Хотя... -- она замолчала, что-то обдумывая.

-- И что "хотя"? -- торопила её Настя.

-- Ну, например, не хотела, чтобы об этом раньше времени знала Оксана.

-- Да, это возможно. Но всё равно же узнает. Уже, наверное, знает. Она была недавно на могиле Виктора. Там свежие цветы стоят.

-- А может, не обратила внимания на соседнюю могилу, или, может быть, не она была. К тому же, она может не знать полных анкетных данных Любы. Стоп! Точно, Настя, там похоронена именно Люба! Ты вспомни ещё одну деталь.

-- Какую?

-- Когда мы были у Наташи, она в конце сказала: "Мы обязательно встретимся все вместе через год, на годовщину смерти Любы".

-- Да, было такое. Действительно, странно. Это было не приглашение, а как бы утверждение. Она хотела, чтобы мы обязательно встретились через год. Нужно всё у Наташи расспросить.

-- Мы её, конечно, расспросим. Сегодня уже поздно звонить, а завтра обязательно с ней свяжемся. Только, я чувствую, что это бесполезно.

-- Почему?

-- Да потому, что ничего она нам не скажет сейчас. Если она и скажет, то не раньше, чем через год. Та фраза у неё была не случайной.

-- Ты права. И всё же, нужно попробовать. Завтра я ей сама позвоню. Или вместе звонить будем?

-- Зачем вместе? Кто-нибудь один позвонит - ты или я. Звони ты, раз уж надумала. Только говори, что мы придём вместе. Или к себе её пригласить?

-- Нет, к себе хуже. Она не придёт. Найдёт какую-нибудь отговорку.

-- Да, наверное. А к себе не пустить вроде бы неудобно. Ну, сошлётся, что сегодня занята или куда-нибудь уходит. Но через пару дней, всё же, пригласит. Иначе невежливо будет.

-- Да, многое станет понятно уже завтра, -- подбила итог разговора Калюжная. -- Можно будет это почувствовать, как она со мной разговор поведёт.

Итак, временно разговор или рассуждения о том, кто похоронен рядом с Виктором, были отложены. Точнее, подруги уже были уверенны в том, что там покоится именно Великанова (так им было её приятней называть), но оставалось ещё много вопросов на тему, как и почему это произошло, к чему такая секретность.

На следующий день Настя позвонила-таки Наташе и попросила её встретиться. По тону Людиной сестры чувствовалось, что та не особо расположена к такому повороту событий, но она, всё же, согласилась на встречу и пригласила Настю с Ларисой вечером к себе в гости. А уже на следующий день Калюжная и Кушнарёва посетили кладбище и положили букетики цветов на могилы Виктора и Любы. Оба эти посещения (два дня подряд, но в разные места) никаких положительных эмоций подругам не прибавили, да и заняли они не так уж много времени.

* * *

С тех памятных дней неспешно прошло около десяти месяцев. Уже давно наступил 2011-й год, начинался апрель, как начиналась и новая неделя. И вновь Настю от её мелких домашних хлопот оторвал телефонный звонок. На сей раз она сама взяла трубку.

-- Здравствуйте, Анастасия! -- узнала Настя голос сестры Любы Терещук.

-- Здравствуй, Наташа! -- они по-прежнему разговаривали как бы в разных рангах - Наташа обращалась к Калюжной и Шемиловой на "вы", а они к ней - на "ты".

-- Настя, в пятницу исполняется годовщина смерти Любы. Я приглашаю вас и Ларису отметить эту дату. И ещё у меня к вам просьба - передайте моё приглашение другим её друзьям. У меня есть только ваши телефоны, а других её одноклассников нет.

-- А что, только одноклассников? А её институтских друзей?

На том конце телефонной линии возникла небольшая пауза, но потом Наташа сказала:

-- Нет, почему же. Я приглашаю всех, кто помнит Любу, кто захочет её помянуть. Просто в последнее время она с однокурсниками меньше общалась. Только со своей близкой подругой Надеждой. Но Надя точно будет. Да и вообще, понимаете...

-- Я всё поняла, Наташа. Можешь не продолжать. Мы с Ларисой точно будем. И постараемся передать одноклассникам. Только не можем гарантировать их присутствие.

-- Это ничего, лишь бы вы передали им моё приглашение. Главное, что вы будете. Если ещё будет Лена Панасенко, то всё отлично. Так Люба хотела. Вы самые лучшие её друзья, -- голос Наташи уже начал срываться.

-- Наташа, успокойся. И мы с Ларисой, и Лена точно будем. А куда подходить-то? И на какое время?

-- Ой, я и забыла. Поскольку это рабочий день, то подходите на шесть часов вечера ко мне домой. Я знаю, что большинство Любиных друзей уже пенсионеры, но, всё же, некоторые ещё работают. Да и мне с утра нужно быть в своём магазинчике, как раз товар должны подвезти. Я думаю, что времени, чтобы помянуть Любу и поговорить у нас будет достаточно.

-- А на кладбище мы не будем ехать?

-- А вот на следующий день, в субботу мы съездим на кладбище, с утра, часов в одиннадцать. Но это, кто пожелает. Я сама точно буду ехать. Можно собраться у меня, я тогда договорюсь о машине. А можно и порознь, как хотите. Где могила Любы, вы уже знаете. Но, главное, чтобы вы были в пятницу у меня. Мне нужно многое вам рассказать.

-- Хорошо, мы все будем. А как на кладбище будем ехать, решим уже у тебя.

-- Тогда, всё. До свидания, до встречи!

-- До свидания, Наташа!

У Насти крутилась в голове последняя фраза Наталки: "Мне нужно многое вам рассказать". Вот оно! Теперь-то, наконец, всё прояснится. Почти десять месяцев назад, как и предполагала Шемилова, им удалось выяснить у Наташи очень немногое. Она, конечно, подтвердила, что Настя, действительно, видела могилу Любы - куда ей было деваться. Ещё она попросила пока что никому больше об этом не рассказывать. Но объяснять что-либо она наотрез отказалась. Наташа только постоянно твердила:

-- Вы всё узнаете в своё время. Не могу я вам сейчас ничего рассказать. Так нужно.

-- Но почему? -- допытывались Лариса с Настей. -- Что в этом такого секретного? А, если и есть секрет, то мы не собираемся никому ничего говорить. Ты что, нам не веришь? Мы же её лучшие подруги.

-- Если вы её лучшие подруги, то вы должны понять меня. Не могу я сказать. Так хотела Люба. Поставьте себя на моё место - неужели вы бы не выполнили последнюю волю умирающей. Вы всё скоро узнаете. Подождите немного. Ждать осталось немногим больше девяти месяцев.

И вот только тогда Настя с Ларисой прекратили свой допрос. Они поняли, что до назначенного срока Наташа им ничего не скажет даже под пытками - она выполняет волю своей любимой сестры. И она была права - они поступили бы так же.

ГЛАВА 40

Вместе...

И вот наступила назначенная пятница. Конечно, собрать всех одноклассников Любы было абсолютно нереально - некоторые жили в других городах, адреса других были неизвестны, а кто-то уже, ещё раньше Любы, ушли в мир иной. Но, всё же, собралось не так уж мало Любиных друзей. Были и её однокурсницы Надежда и Валентина, последней сообщила её подруга-однокурсница. Это было не чисто женское общество, пришли и ребята: Колтунов, Немчинов, Канюк. Были, конечно, и мужья некоторых присутствующих женщин. Правда, какие уже там ребята - старики, дедушки, хотя некоторые для своего возраста выглядели очень даже ничего.

Когда все расположились за накрытым столом, Наташа поднялась и произнесла:

-- Я вам очень всем благодарна, что вы откликнулись на моё приглашение и пришли почтить памятью Любовь Андреевну Терещук. Многие её помнят как Великанову. Сегодня исполняется ровно год, как она навсегда покинула нас. Все вы, наверное, знаете, что она уехала в Соединённые Штаты Америке к дочери, зятю и внуку. -- Наталья сделала небольшую паузу, увидев подтверждающее кивание головами, а потом продолжила -- Но не все из вас знают, -- взгляд в сторону мужчин, -- что Люба похоронена здесь, в Киеве, ставшим для неё родным городом.

Ошеломлённые мужчины не успели ничего сказать, как послышался негодующий голос Валентины:

-- Как, когда?! И почему вы нам ничего не сказали? Почему не позволили с ней по-человечески проститься?! -- Надежда этот факт знала, но ничего до поры до времени своей однокурснице не говорила.

-- Я понимаю ваше возмущение, Валя, и прошу прощения. Но моей вины в этом нет, -- тихо ответила Наташа.

-- Как же нет?

-- А вот так - это была последняя воля Любы. Я не могла её не выполнить.

-- Но почему? Ей что, не хотелось в последний раз предстать перед подругами?

-- Нет, вы не правы. Ей это очень хотелось, и она сожалела, что этого не случится. Но по-другому, как она решила, поступить не могла.

-- Но как это всё произошло? Где она похоронена? -- задал вопрос Вася Колтунов, пока Валентина начала приводить в порядок свои чувства.

-- Так, давайте выпьем за упокой души моей сестры, а потом я продолжу. Иначе мы не сможем и рюмку поднять. Вопросов, я понимаю, у вас будет очень много.

Все, не чокаясь, молча, выпили налитые в рюмки напитки, немного закусили, и Наташа продолжила свою исповедь. И так продолжалось, с перерывами на следующий тост и еду, практически весь вечер.

-- Так вот. Люба за неделю до своей кончины приехала в Киев. Дочери она сказала, что просто хочет проведать меня и племянников. Правда, как она сама мне призналась, Танечка что-то почувствовала. Но она понимала свою мать, а потому и не возражала.

-- Подожди, Наташа, -- удивлённо вставил своё слово Григорий Канюк. Из одноклассников был ещё Вася Колтунов и Стёпа Немчинов, -- это что получается? Люба сюда возвращалась, чтобы здесь умереть?

-- Получается, так.

-- Но как она могла предвидеть свою кончину? Она что, больна была?

-- Нет, серьёзно больна она не была, разве что обычные возрастные недомогания. Я имею в виду, физически она не была больна. Но душа её уже терпеть не могла. Она эти несколько лет, проведенных в США, каждый день терзала себя, что не попрощалась перед отлётом с Виктором Самойловым. И таких терзаний она вынести не могла. Люба по приезду сразу мне это выложила. И она решила, что, если они с Виктором не могли быть всё время вместе здесь, то будут вместе там... -- подняла вверх глаза Наташа.

-- Но для этого не обязательно было возвращаться домой.

-- Нет, нужно было обязательно вернуться.

-- Почему?

-- Завтра вы всё поймёте. Те из вас, кто захочет навестить могилку Любы. Правда, некоторые это уже знают.

-- А почему некоторые, они что, избранные? -- опять вспылила Валентина.

-- Да ну что вы, Валя. Какие избранные. Я никому ничего не говорила. Об этом знала одна Надежда, и то частично только. Случайно узнала Настя, которая поделилась новостью с Ларисой, своей подругой. Вот и всё.

-- А как можно было случайно узнать? -- недоумевал Колтунов. -- Если вы никому ничего не говорили, Наталья Андреевна.

-- Настя случайно, ещё в прошлом году, натолкнулась на могилу Любы.

-- Случайно? Да сколько в Киеве кладбищ! А территории какие там!

-- А вот здесь вы, Вася, правы. Не совсем случайно, -- уже с укоризной произнесла Наталья. -- Если бы вы, не вы лично, а все одноклассники, были бы более внимательны к своим преждевременно ушедшим друзьям, то и вы, возможно, так же случайно это узнали.

-- Ничего не понимаю.

-- Сейчас объясню. Вот вы, теперь уже лично, после похорон Виктора Самойлова, сколько раз были на его могиле?

Василий виновато опустил голову. Выдержав паузу, и не услышав ответа, Наташа укоризненно завершила:

-- То-то же!

Через время, не поднимая глаз на Наташу, Колтунов спросил:

-- Но при чём здесь Самойлов?

-- О, Боже!! Я поняла, -- изумлённо прошептала Лена Панасенко.

-- Ладно, я не хотела этого вам говорить. Думала, завтра на кладбище закончить своё повествование. Но придётся сделать это сегодня. А то многое останется непонятым. Хотя, как видите, одна из лучших Любиных подруг, наверное, уже всё поняла. Вы наверняка правильно поняли, Лена. Дело в том, что Люба похоронена рядом с Виктором Самойловым.

-- Как? Как такое могло произойти? -- теперь уже не поверил Немчинов. -- Самойлов умер, если я не ошибаюсь, семь лет назад, а Люба только в прошлом году. Как их могилы могли оказаться рядом?

-- И, тем не менее, это так. Завтра вы сами сможете в этом убедиться.

-- Но как столько времени мог оставаться стоять пустым участок земли на кладбище? Такого просто не может быть.

-- Может, -- подтвердила уже и Надежда, лучшая подруга Любы по институту. -- Я сама многого не знала, но об этом была в курсе. Любе помог мой кум, крёстный моего сына Андрея. И Люба тоже моя кума, они были знакомы. Кстати, Наташа, Сергей очень хотел тоже прийти. Люба, как ты, наверное, знаешь, ему небезразлична была. Но у него обострение с почками, он только три дня назад лёг в больницу.

-- И кто же этот всемогущий Сергей? -- спросил Василий.

-- Сейчас уже пенсионер, а раньше, когда он познакомился с Любой - она ему очень нравилась - был директором кладбища.

-- Прямо того, на котором похоронена Люба?

-- Нет, не того. Но он был в хороших контактах со своими коллегами.

-- Всё равно тут что-то не так. Участок нужно было выкупить, нужно было знать, когда и где будет похоронен Самойлов. Ведь участок могли занять уже на второй день после похорон Виктора.

-- Вы правы, всё это было непросто, -- согласилась Надежда. -- Но было, всё же, сделано. Я думаю, что сейчас вам немного расскажет Наташа, а я потом дополню, если будет нужно, её рассказ.

-- Когда Люба собиралась уезжать к моей племяннице, когда приняла окончательное решение, -- начала Наташа, -- то за пару дней до отъезда она позвонила Надежде. О чём они разговаривали, я, конечно, тогда ещё не знала. Но, уже во второй половине дня Люба, это уже из её рассказов, куда-то заторопилась. Я её как раз приглашала к себе - чего сидеть одной в квартире, когда уже и билеты на руках. Но она сказала, что ей нужно навестить одного человека. Кого, она не сказала. Я терялась в догадках, потому что этим человеком не должен был быть Самойлов. Она твёрдо решила, с подачи своих подруг, -- Настя и Лариса, насупившись, опустили головы, -- что она не пойдёт к нему прощаться. Они посоветовали ей помнить Виктора молодым, а не больным стариком. Пришла сестра ко мне уже только под вечер, немного расстроенная, но спокойная, сдержанная. Она даже пару раз улыбалась, видимо, каким-то своим мыслям. Потом она всё мне рассказала. Это был ужасный вечер для меня. А она, хотя тоже порой украдкой вытирала слёзы, но держалась.

-- Господи, какая судьба Любе выпала. Как она мужественно сражалась за своё счастье, -- прошептала Панасенко.

-- Да, судьба и мужество порой очень взаимосвязаны, -- сказала хозяйка дома. -- Мне когда-то попались на глаза высказывания Ремарка. Так вот, он сказал: "Судьба никогда не сможет быть сильнее спокойного мужества, которое ей противостоит", -- Наташа вновь вернулась к теме разговора.

Далее они вместе с Надей (по рассказам самой Любы и Сергея) восстановили все события того драматического дня. А было всё примерно так.

Восемь лет назад, в первой половине одного из майских дней (перед отлётом в США), Любе перезвонила Надя Нестеренко. Оказывается, Люба перед этим просила свою институтскую подругу, узнать, как там поживает Сергей Васильевич, и сможет ли она с ним сегодня или завтра встретиться. И вот Надежда сказала, что Сергей очень рад будет встрече с Терещук, и может встретиться с ней сегодня после обеда. И Люба поехала на эту встречу. Встретились они в одном из уютных скверов, где безотлучно просидели часа два. Люба давно не видела Сергея, в последнее время она к Наде на праздники не так часто заходила, не часто гостил у той и сам Сергей, а у своего коллеги по рангу (общего крёстника) дома она вообще никогда не была. Сергей Васильевич за это время здорово сдал. Он погрузнел, поседел, у него появились приличные залысины, во время встречи он ещё и глотнул какую-то таблетку. Но, увидев Любу, он как бы преобразился. Он поднялся со скамейки, на которой ожидал женщину, ступил пару шагов навстречу ей и с радостной улыбкой произнёс:

-- Здравствуйте, Люба! Очень рад вас видеть, -- он внимательно пригляделся и добавил. -- А вы почти не изменились. Всё так же молоды и красивы.

-- Добрый день, Серёжа! -- улыбнулась и Люба. -- Спасибо за комплимент. Где там не изменилась. Или вы думаете, у меня зеркал нет? Как вы поживаете?

-- Да как я могу поживать? Работаю потихоньку.

-- Небось, уже где-нибудь в министерстве.

-- Ну, до министерства мне далеко. Правда, уже и не на прежнем месте. Сейчас работаю в городском управлении коммунального хозяйства. Да что я. Вы-то как? Давно мы с вами не виделись.

-- А я вот уже вышла на пенсию пару месяцев назад?

-- Да не может быть? У вас, наверное, год за два шёл? Разве может такая молодая женщина быть на пенсии?

-- Ну, Сергей! -- засмеялась Терещук. -- Вы, хотя внешне тоже немного изменились, но остались всё таким же дамским угодником. Не было у меня никаких льгот по рабочему стажу. Бабушка я уже.

-- Это не критерий. И в сорок лет бывают бабушки. Но вы же ещё работаете?

-- Работала. Но буквально неделю назад ушла в отпуск, после чего увольняюсь.

-- Что так?

-- Уезжаю я, Серёжа.

-- И куда?

-- К дочери, внука нянчить.

-- И далеко? В каком городе у вас дочь живёт?

-- Ой, далеко! -- сокрушённо покачала головой Люба. -- Я очень долго думала - ехать или нет. И, всё же, решила ехать. А семья дочери проживает в Соединённых Штатах Америки.

-- Вот как! Да, это серьёзное решение. Покидаете, значит, Родину?

-- Покидаю. Трудно мне далось это решение. Но здесь меня уже мало что держит. Но я, всё равно, буду приезжать.

-- А муж?

-- Расстались мы с ним почти пять лет назад.

-- Сочувствую.

-- Да что там, -- махнула рукой Люба. -- Это уже пройденный этап. Мы с ним до того последнее время жили как бы каждый по себе. Так что, сожалеть не о чем.

-- Ну, и правильно. Теперь у дочери у вас будет приятная забота - воспитывать внука.

-- Вот это только меня и утешает. Я сказала, что здесь меня ничего уже не держит. И, всё же, держат корни воспоминаний. У меня в Киеве, например, бо́льшая часть моей сознательной жизни прошла. Много было хорошего. Больно уезжать.

-- А у вас в Киеве вообще никого не осталось?

-- Осталась сестра с мужем и двумя детьми, -- улыбнулась Люба, вспомнив своих шустрых племянников. -- Ещё родители живут недалеко от Киева.

-- О! Тогда вы, конечно же, будете их всех навещать. Не навсегда же вы Киев покидаете. Вы же ещё будете в Киеве.

-- Обязательно буду. И не только буду, я навечно останусь в Киеве.

-- Как это?

-- Серёжа, вот в связи с этим вопросом у меня к вам огромная просьба. Не знаю только, сможете ли вы её выполнить.

-- Постараюсь обязательно выполнить. Я же вам говорил, что всё для вас сделаю. А вы так ко мне и не обращались.

-- Не было необходимости, Серёжа. У нас всё было, мы не очень, так сказать, переборчивый или требовательный народ. Но вот я обращаюсь к вам сейчас. Как раз время пришло.

-- И что вам сейчас нужно?

-- Помогите мне, пожалуйста, приобрести место на кладбище.

-- Хорошо, нет проблем. А для кого, если не секрет?

-- Для себя.

-- Что?! Люба, что вы говорите?! Вы, что, умирать надумали?!

-- Нет, Серёжа, успокойтесь. Не надумала я умирать. Но когда-то это ведь произойдёт. И я хочу быть похоронена на родине, а не на чужбине.

-- Фу! Аж на сердце отлегло. Конечно же, я помогу вам. Разве это просьба - мелочь.

-- Да нет, не мелочь. Не всё так просто, Сергей. Мне нужно будет конкретное место и в конкретное время. А это, как я понимаю, чересчур даже сложно.

-- Вон оно как! И какое же это время и место?

-- Беда в том, что я и сама этого не знаю. Понимаете, получается как в сказке: "Пойди туда - не знаю куда, принеси то - не знаю что".

-- А вы можете немного конкретизировать?

-- Могу, если вы меня выслушаете. Но это займёт немало времени.

-- Конечно же, могу. Время у нас есть, я на работе предупредил, что у меня важная встреча, и что, возможно, сегодня я уже и не появлюсь в отделе. Так что, можете спокойно, не спеша, всё рассказывать.

И Люба начала рассказывать свою историю с Виктором, начиная ещё со школьных лет. Сергей Васильевич внимательно слушал, не перебивая её и не задавая никаких вопросов. Он умел слушать, а это очень важное человеческое качество. Древние философы не зря говорили: "Кто умеет слушать, тот знает, чего хочет от жизни". Когда Люба закончила своё повествование, Серёжа выпрямился на лавочке, посмотрел куда-то вдаль и тихо грустным голосом произнёс:

-- Завидую я вашему Виктору. Ох, как завидую, белой завистью завидую. Да, ситуация непростая. Вы ведь не знаете, когда это может случиться с Виктором - вы понимаете меня. Но всё равно это выполнимо. Но мне нужно знать об этом в тот же день, или не позже начала следующего дня. При этом условии я всё сделаю.

-- Я об этом подумала. Вам сразу же перезвонит моя сестра, её зовут Наталья. Ей сообщат, а она известит вас.

-- Тогда всё в порядке. Я сделаю это, обещаю вам. Да что там, обещаю, я клянусь вам, что всё сделаю. Для вас я всё что угодно готов выполнить. Так, только мне нужны будут полные данные вашего Виктора - Самойлов Виктор...?

-- Геннадиевич.

-- Год рождения?

-- 1946-й.

-- Хорошо, я сейчас запишу, не хочу полагаться на память. Итак, Самойлов Виктор Геннадиевич, 1946-го года рождения. Всё. Я в ближайшее же время попрошу своих коллег, скорее, уже подчинённых, если появится заявка на это лицо, сразу же "застолбить" соседний участок. Они исполнят, только могут за делами забыть. Поэтому мне и нужна конкретная дата. Да я и сам им периодически буду напоминать. Если ваша сестра мне позвонит, то всё будет в полном порядке. Не беспокойтесь, Люба. И никто этот участок не тронет ни в ближайшее время, ни через двадцать лет. Но, лучше чтобы он понадобился ещё очень не скоро.

-- Спасибо, Серёжа. Но двадцати лет точно не пройдёт. И не пытайтесь меня успокоить, -- добавила Люба, видя, что Сергей Васильевич пытается ей возразить. -- Я это интуитивно чувствую. А вы знаете, наверное, что такое женская интуиция.

Сергей грустно молчал. Но потом он посмотрел на Любу нежным, каким-то пронзительным взглядом и с надеждой спросил:

-- Но мы с вами ещё увидимся?

-- Не знаю, Серёжа. Не могу обещать, возможно, что и нет.

-- Но вы же будете приезжать в Киев?! У вас же здесь сестра остаётся.

-- А, ну да! Хорошо, я позвоню вам, когда вернусь в Киев. Я, действительно, не могу не сделать этого. Вы для меня так много делаете. Да и просто, хороший вы человек, -- Люба улыбнулась.

-- Что вы улыбаетесь?

-- Я сейчас вспомнила тот день, когда впервые узнала, на какой должности вы работаете. Немного испугалась тогда и растерялась.

-- Да, было такое дело, -- улыбнулся Сергей.

-- Вот как права пословица: "Не место красит человека, а человек место". Всё верно. Так, хорошо, Серёжа. На этом мы будем, наверное, прощаться.

-- А, может быть, мы ненадолго зайдём в кафе, посидим там немножко?

-- Серёжа, я бы с удовольствием. Но у меня масса дел дома. Вы не представляете, сколько на меня всего свалилось в связи с этим переездом. А послезавтра у меня уже вылет. К тому же я обещала приехать к сестре, надолго ведь расстаёмся. А ещё нужно за это время связаться с одним человеком, очень нужно. Это связано с моей просьбой. В общем, дел невпроворот.

-- Хорошо, Люба. Я понял, потому не буду вас задерживать. Удачного вам перелёта, и успехов на новом месте. И не волнуйтесь - я всё сделаю. Люба, -- Сергей замялся, -- а можно мне на прощание вас поцеловать? Расстаёмся надолго ведь. На прощание всегда целуются.

-- Серёжа! -- укоризненно посмотрела на него Люба. -- Зачем вы объясняете? Можно, конечно, можно. Действительно, расставание, а мы ведь с вами друзья. Правда?

-- Правда, Любаша! -- впервые вновь так осмелился назвать её Сергей Васильевич. -- Жаль только, что всего лишь друзья.

-- А это не так уж мало. Так жизнь сложилась, Серёжа.

Они расцеловались, как лучшие друзья, и на этом их встреча была завершена.

-- Да, -- уважительно протянул Стас Немчинов, когда рассказ был завершён. -- Трогательная история. И молодец тот Сергей. Действительно, друг.

-- Он очень помог, -- ответила Наталья. -- Участок был оформлен на меня в тот же день, когда я ему позвонила. А буквально через месяц Сергей огородил, за свой счёт притом, участок небольшой оградкой. Настя в прошлом году видела её.

-- Хорошо, а кто же сообщил вам о кончине Самойлова? Вряд ли это сделала Оксана. С чего бы это?

-- Нет, это не Оксана сообщила, а её сын.

-- Сын?! А что вас связывает с сыном Виктора?

-- Кое-что связывает. Не меня, а сестру. Но это к делу не относится, а потому я предпочитаю не говорить об этом.

-- А отчего умерла Люба? -- спросил Григорий Канюк. -- Она же вроде бы и не болела.

-- Внешне признаков болезни у неё не было. Хотя, в последние годы у неё часто побаливало сердце. Пила она какие-то капли, боль проходила. Но тогда, у меня дома, у неё вдруг резко и сильно заболело сердце. И всё - через несколько минут Любочки не стало. Не выдержало её сердечко.

-- Да, это сейчас нам понятно. А сама Оксана видела могилу Любы? -- спросила Панасенко.

-- Понятия не имею. Наверняка видела. Но сейчас это уже не имеет никакого значения. Люба потому и завещала сообщить о месте её захоронения только через год, потому что опасалась, что Оксана что-нибудь станет предпринимать. Впрочем, она, наверное, и не знает полных данных Любы. Могла просто не обратить внимание.

-- А Люба не думала о том, что Оксана встретится с Виктором первой там...?

-- Нет. Этого она как раз не боялась. Я ей тоже задала в тот роковой вечер перед отъездом такой вопрос. И знаете, что она мне сказала?

-- Что?

-- Не беспокойся сестрёнка. Я встречусь с Виктором первой. Я это знаю наверняка, потому что чувствую это. А мои чувства никогда ещё меня не подводили. Понимаете, именно эта её фраза тогда совершенно выбила меня из колеи, сестра не собиралась долго жить!

Больше вопросов Наташе никто не задавал. Но весь вечер происходило бурное обсуждение услышанного, гости делились своими мнениями. Все находили эту историю, хотя и драматической, но с большим оттенком романтизма. Никто не посмел осуждать Любу за принятое ею решение, все отмечали, что она поступила верно.

В субботу на кладбище поехали все участники вчерашней встречи у Наташи. И это было совсем не удивительно - после того, что сообщила им сестра Любы, всем захотелось увидеть всё собственными глазами, навестив своих бывших однокашников. Решено было собраться у дома Наташи, а уже оттуда всем вместе ехать к местам погребения. Наташа ещё вечером перезвонила управляющему своей фирмы и попросила его о том, чтобы тот договорился об аренде на утро микроавтобуса. Один грузовой микроавтобус у них был свой, а второй они часто арендовали для различных поездок. Сейчас вместо арендованного грузового микроавтобуса должны были прислать пассажирский. Пока начали собираться участники поездки, к дому прибыло и транспортное средство.

На кладбище могилки Виктора и Любы после посещения их друзей были засыпаны цветами. Участок с могилой Терещук уже был огорожен нормальной оградой, вровень с подобной на могиле Самойлова. Возвышался у изголовья могилы и памятник, подобный соседнему. Конечно, там же, на обеих могилах, организовали и поминание усопших, выпив по паре рюмочек спиртного. В разговорах была, естественно, продолжена вчерашняя тема. После выпитой первой рюмки начала было причитать Валентина по поводу преждевременного ухода из жизни её подруги. Но её остановила Наташа:

-- Валя, не нужно. Говорят, по ушедшим нельзя убиваться - их душам от этого тяжело. А мы все хотим, чтобы душа Любы была спокойна. Поэтому просто нужно вспоминать её тёплым словом.

-- Наташа, а Люба по приезду из США была здесь? -- спросила Панасенко.

-- Конечно, была. Мы с ней поехали сюда в первый же день после возвращения со встречи одноклассников. Как она могла не посетить могилу Виктора, если она все те прошедшие года терзалась, что не попрощалась с ним. И она решила сделать это сейчас.

-- Наплакалась, наверное? -- предположила Надежда.

-- Нет, почти не плакала. Плакала она у меня дома, рыдала даже, узнав подробности последних минут жизни Самойлова. А на кладбище уже не плакала. Конечно, на первых порах, когда увидела памятник с фотографией Самойлова, у неё навернулись слёзы, но она смогла унять их. Да, наверное, не так много их у неё оставалось. Я подозреваю, что она их запас израсходовала ещё в Америке. Она смогла взять себя в руки и держалась здорово. Только чувствовалось её напряжение - она вся была сжата как пружина.

-- А не пугало её место, где через время ей придётся лежать.

-- Абсолютно. А чего пугаться - вот, например, ту же Оксану не пугает оставленное место рядом с её мужем. Да и большинство семей такое практикуют. Она как раз рада была этому. Она даже нашла в себе силы улыбнуться и сказать: "Какой, всё же, молодец Серёжа. Большое ему спасибо!".

-- А она с ним ещё встретилась?

-- А как же. Этим же вечером она позвонила ему, а на следующий день встретилась с ним. Она и не могла поступить по-другому - он, действительно, был для неё большим другом.

-- Наталья Андреевна, а дочь Любы присутствовала на похоронах? -- тихо спросил Немчинов. -- Вчера я как-то забыл спросить об этом.

-- Конечно, Станислав. Я сразу же позвонила Танечке, и она к концу следующего дня уже была в Киеве, вместе с мужем. Майкл очень уважал свою тёщу, кстати, это он дал деньги на памятник ей. Он вообще-то хотел, чтобы памятник поставили намного красивее, из чёрного мрамора. Пришлось мне объяснить ему, что памятник будет такой же, как на соседней могиле. Он немного удивился, но перечить, конечно, не стал.

-- А Максим был на похоронах? -- это уже задала вопрос Лена.

-- Нет, Максима не было. Люба хотела, чтобы он, как и вы, узнал всё через год. Я, конечно, тогда позвонила ему и сообщила, что его жена умерла, но где она похоронена - не говорила.

-- Но год-то уже прошёл.

-- Да, завтра я ему обязательно позвоню.

-- А почему, как и нам, вы не сделали этого ещё вчера?

-- Не хотела я ему говорить вместе со всеми, -- немного замялась Наташа. -- Вы ведь, наверное, представляете себе, сколько и так мне его упрёков придётся вынести. К тому же, не обязательно ему всё знать.

-- А, может быть, как раз стоило ему всё знать?! -- вставила своё слово бескомпромиссная Валентина. -- Сколько он Любе нервов потрепал своими изменами.

-- Нет, Валя, не нужно. Люба никогда не была мстительной женщиной. Она давно его простила. Нужно быть терпимыми к людям. Бог ему судья. Я ему сегодня позвоню, и завтра мы с ним, я думаю, здесь побываем.

-- Но ведь он наверняка удивится, что она здесь похоронена, уже среди многих могил.

-- Вряд ли. Во-первых, он не обратит на это внимание, это вполне в его манере. А во-вторых, может быть, просто здесь свободное место было. Да и откуда ему знать, сколько за прошедший год похоронено людей на кладбище. А Виктора он не знал. Хотя, наверное, догадывался, что Люба всю свою жизнь любила другого мужчину, -- тихо и скорбно добавила Наташа.

--- Ну, если Максим и не обратит внимания на соседнюю могилу, то вот Оксана точно обратит внимание на могилу Любы, -- негромко протянула Калюжная. -- Она, хотя и не знает анкетных данных Великановой, но вот фотографию на памятнике точно узнает. И тогда её былые подозрения подтвердятся.

-- Ну и что, -- тут же возразил Насте Григорий Канюк. -- И что она уже сможет сделать? Требовать переноса могилы Любы? - это же чушь. Или менять место захоронения Виктора?

-- Да, ты прав, -- поддержал приятеля Немчинов, -- ничего уже нельзя изменить, и Оксане придётся с этим мириться.

Этот небольшой спор дал повод сестре усопшей подумать о том, что в отличие от Оксаны, её с Виктором сына Владимира такая ситуация на кладбище нисколько не удивит и не возмутит. И почти тут же её саму приятно удивили и порадовали слова, которые как бы подытожили все разговоры и споры. Их негромко, как бы раздумывая, произнесла Лена Панасенко:

-- Значит, Виктору Самойлову суждено будет покоиться между двумя любящими его женщинами. И в этом ему здорово повезло.

И после такого вывода, который, вероятно, заставил задуматься остальных присутствующих над такими непростыми вопросами реального и потустороннего бытия, все разговоры были почти тут же прекращены. Однако Любины одноклассники, перед тем как покинуть кладбище, ещё некоторое время, молча, стояли перед этими двумя соседствующими могилами. Памятники на обеих были выполнены, как отметила Наташа, в одном стиле, они были очень похожими. Сама Наташа ничего об этом не сказала, но было понятно, что Люба с сестрой об этом тоже заблаговременно позаботились. Но на памятнике Любе было одно небольшое, но очень существенное отличие - внизу его, со стороны памятника Виктору маленькими (видимо для того, чтобы не очень бросалось в глаза) позолоченными буквами было выбито всего лишь одно слово из шести букв: "Вместе..." с троеточием, которое, вероятно, означало, что осталось много недосказанного. Примерно одинакового ракурса на памятниках были и фотографии покинувших этот мир. И Виктор, и Люба были сняты фотографом с неким поворотом, правда, в разные стороны. Снимки были выполнены в ракурсе три четверти, то есть под углом примерно 45⁰ по отношению к лицам фотографируемых. Обычно такой ракурс позволяет наилучшим образом передать объём и характер человека, что хорошо было заметно и в данном случае. Но, по странному стечению обстоятельств взгляды на фотографиях усопших были, всё же, как бы обращены друг к другу. Они, конечно, не смотрели друг на друга, да это и было невозможно - памятники находились как бы в одной плоскости. Просто взгляды Виктора и Любы были устремлены (под углом) в одном направлении. И, где-то там, вдалеке, они обязательно пересекались, так же, как в неведомом для живых пространстве уже пересеклись их любящие души.

☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺ ▼ ☺

Большинство происходящих в книге событий, а также

все персонажи вымышлены, любое сходство с реально

существующими людьми и ситуациями случайно

  Часть I повести "Всегда вместе" находится здесь (кликнуть на название) "Всегда вместе" ("Как молоды мы были")

Оставить комментарий © Copyright Ройко Александр (molodorich@mail.ru) Размещен: 05/07/2013, изменен: 15/06/2020. 1218k. Статистика. Роман: Проза Иллюстрации/приложения: 1 шт. Скачать FB2		Ваша оценка:
Аннотация: Пролетели годы. У влюблённых ещё со школы друг в друга, но поссорившихся Виктора и Любы, уже появились свои семьи, дети. По-разному складываются их семейные взаимоотношения, разными (в пределах одного города) являются и места их работы, жительства. Но всё это разное так и не позволит им забыть друг о друге. И вот однажды они случайно встретятся, хотя, так уж ли случайно. Любовь вспыхнет с новой силой. Но они связаны по рукам и ногам своими обязательствами перед близкими. Дети ещё не оперились, к тому же экономика страны рухнула, впрочем, как и она сама. Рождение нового государства, постоянные (и порой не совсем приятные) перемены в нём не благоприятствуют тем же переменам на семейном фронте пары влюблённых. Что же будет дальше? Суждено ли им, несмотря на все преграды, быть всегда вместе?

Ройко Александр : другие произведения.

Всегда вместе. Часть Ii. Ничто на земле не проходит бесследно