Розыгрыш
 |
|
Особое место в жизни спелеологической экспедиции занимают любовь и розыгрыши. Без этих двух составляющих наши путешествия были бы постными, как растоптанная сапогами до состояния жидкой каши глина в сифоне на шестисотом метре в пещере Пантюхина перед Рифовым корридором. Премерзкий вкус...
Сколько супружеских пар возникло в спелеологических экспедициях! Сколько семейных скандалов и разводов... Какие песни были спеты для обалдевших от всеобщего внимания красоток в порванных комбинезонах и поношенных касках с нарисованным алюминиевой краской сердечком! Сколько стихов нелепыми каракулями записано в потрепанных полевых книжках... Сколько радости и разочарований дарит волшебный мир любви и юному спелеологу еще не износившему свою первую каску и могучему аксакалу, пострадавшему в трех групповых разводах с отягощающими обстоятельствами. (Каково? Почти как у Пушкина!)
А дети спелеологов? Их же откуда-то насобиралось с хороший батальон! Здоровые, веселые, наглые и тоже любители амурных приключений. Единственное, что меня утешает, что я к этому безобразию отношения не имею. Клянусь здоровьем своих четверых детей, третьей жены и любимой подруги - я киевских спелеологов учил только пещеролазанью! Ну и конечно, розыгрышам... Здесь я грешен. Люблю я это дело.
Розыгрыши, например, очень помогают скрасить время в дороге. Особым успехом, я помню, пользовался розыгрыш для дальних поездок из Москвы в Самарканд через казахские и узбекские пустыни, имеющий кодовое название "Вишневый кумыс". Как? Вы не слыхали о таком напитке? Это уникальный казахский бальзам! Приготовляется он по традиционному рецепту, пришедшему к нам из времен Чингиз Хана. Выбирается здоровая жизнерадостная лошадь и кормится вишнями. Обычно, лошадь ест вишни с удовольствием, но косточки выплевывает на левую сторону, поэтому кормящий должен стоять справа. Через сутки лошадь доят, а из молока делают кумыс с использованием специальных заквасок. Вишневый кумыс по внешнему виду очень похож на обыкновенный, но пенка у него розовая, имеет очень тонкий, но устойчивый аромат вишневого варенья и редкие лечебные качества. Он хорош как биостимулятор, укрепляет нервную систему, лечит желудок, печень, почки, ревматизм, радикулит и все остальное тоже. Персидские лекари пользовали шаха этим кумысом и от сглаза.
Делают еще яблочный и сливовый кумыс, но они не такие вкусные, как вишневый, да и по лечебным свойствам слабее. Очень полезен для здоровья ананасовый кумыс, но он изготовляется только для членов правительства и попробовать мне его удалось только один раз на даче у министра геологии Узбекистана.
Все выше приведенное следует изложить одной двум городским девушкам под страшным секретом, поскольку кумыса мало, а желающих много.
При поддержке наиболее бывалых членов экспедиции номер обычно удается, и доверчивые девчонки, вначале прячась друг от друга, а потом буйной толпой прочешут все попутные станции Среднеазиатской железной дороги, пугая пожилых казашек конспиративным шепотом: "Вишневый кумыс есть?" Казашки понимают только слово "кумыс" и вынимают из кошелки графин с обычным кумысом. Только нашего горожанина не проведешь. Он отлично знает, что должна быть розовая пенка!
Но самое интересное заключается в том, что пока поезд добирается до Самарканда, почти все новички утверждают, что им таки удалось попробовать этого волшебного бальзама, чем и бахвалятся потом перед неудачниками несказанно.
Запомнился мне и розыгрыш с троглодитом. Он хорош для многочисленных экспедиций в Подольские лабиринтные пещеры, в которых участвует обычно множество новичков. О троглодите вначале рассказывают около костра как можно более убедительным голосом с ссылками на академические источники:
- Это интересное существо известно с начала шестнадцатого века. Вернее, и раньше знали о нем, но приписывали троглоду множество не свойственных ему волшебных качеств и почему-то чрезвычайно боялись. Имен у него тоже было много и "эльф", и "тролль", и "гном", и еще много разных других. Но именно в шестнадцатом веке швейцарский монах и алхимик Боди Билдинг описал троглода, как реально существующее в подземном мире живое существо. В первом описании указывался рост - около метра, привычка передвигаться по пещерам на задних лапах, умение очень крепкими зубами, устроенными в челюсти по типу фрезы, прогрызать хода в глине и камне. Особо отмечается его музыкальность и любовь к соли.
Эти записи древнего ученого не устарели до сих пор, поскольку встречается троглод очень редко и достоверных его описаний крайне мало. Дело в том, что среди биологов мало спелеологов, а среди спелеологов редки люди с приличным биологическим образованием. Хорошо сохранившиеся чучела троглода есть в Брюссельском природоведческом Музее и Музее натуральной истории в Чикаго. Правда, там его слегка побила моль. Парень, который добыл чучело для Брюсселя, погиб при странных обстоятельствах в пещере Мон Пасю в Пиренеях а девушка, добывшая шкурку троглода для Чикагского музея, утонула в сифоне пещеры Блу Вотер в Пенсильвании. Больше никто из спелеологов охотой на троглодов для музеев и зоопарков не занимался. Рискованное это дело...
Окончив, этот рассказ, "аксакал" закуривает и терпеливо ждет вопроса какого-нибудь чересчур отважного новичка:
- Иваныч, а вы видели троглода?
- Конечно! Да у нас в пещере в недоступных ходах целая колония живет. Кстати, самая крупная в Европе. Живут они долго, очень умны. доброжелательны и может быть даже умеют читать. Я им как-то свою книжку подбросил - утащили! Вожак у них крупный такой самец, рыжий с черным пятном на правом плече потом от меня неделю не отходил - очень его интересовало продолжение, обещанное в эпилоге. Только вот новичков троглоды не любят. Уж больно те шумные. И пахнет от них не пещерами...
- А как их увидать..? Хоть краешком глаза!
- Это дело трудное и требует огромного терпения.
- Иваныч, родненький, расскажи!
- Ну да ладно, только чтобы больше никому ни слова! Вначале следует хорошенько полазить по пещере и отыскать свежую тропу троглода. Чаще всего ее можно найти в самом дальнем конце пещеры в тех местах, где больше всего следов. На эту тропу следует прийти одному поздно вечером, насыпать на бумажку немного соли, усесться поудобнее на какой-нибудь камешек и насвистывать песенку помелодичней. Часика два-три троглод будет к тебе присматриваться, а потом выйдет обязательно. Соль для троглода необыкновенно редкое лакомство и ему не устоять.
На следующем этапе развития этого вида розыгрыша, доверенное лицо "аксакала" в одном из дальних концов пещеры при помощи нижней части кулака и пальцев руки создает на мягкой глине целую систему следов троглода к которой водит на экскурсию наиболее любопытных юных естествоиспытателей. Не проходит и трех дней массированной обработки новичков, как обязательно находится кто-нибудь из наиболее доверчивых ребят, поздней ночью в тайне ото всех ползет в пещеру, и терпеливо свистит там часа два три над угощением для троглода... На радость скрывающимся в темноте более опытным участникам экспедиции. Именно так когда-то в пещере Атлантида и заработал себе радикулит один из известнейших спелеологов нашего времени Алексей Клиньев.
Люблю пошутить над друзьями, но, вот, когда со мной пытаются сотворить что-либо подобное - раздражаюсь страшно. Помню году в семидесятом, в конце июля летели мы самолетом в Крым с нахальной для тех времен целью подняться по недоступной стометровой стене за шестым сифоном пещеры Кизил Коба. Барахла набрали - море. Раза в полтора больше по весу, чем можно было провезти без дополнительной оплаты. Что бы не платить денег за дополнительный вес, каждый под одежду и в карманы насовал всяческих железяк. На мне, я помню, были две связки тяжеленных стальных карабинов, а на моем напарнике Руслане пояс со всеми свинцовыми грузами экспедиции для компенсации плавучести подводника (килограмм сорок с лишним).. Пряжка на поясе была примерно такого же типа, как на ремнях безопасности для пассажиров в самолете. Долетели нормально и, пока ждали получения багажа, я увлеченно рассказывал симпатичной девушке Лесе из Закарпатья, какая это прекрасная пещера Кизил Коба. Воспользовавшись моей потерей бдительности, Руслан, делая вид, что завязывает свои шнурки, связал между собой мои. В этот момент на ленте транспортера показались наши рюкзаки, я сделал шаг к ним и плашмя, гремя своими бесчисленными карабинами, рухнул на бетонный пол. В то время, как ошарашенные моим несчастьем два могучих служащих в летной форме пытались поставить на ноги мое стодвадцатикилограмовое тело (семьдесят килограмм своих и пятьдесят железа) Руслан дико ржал, а Леся ехидно хихикала...
Расплата была мгновенной и жестокой. Ближайшему из аэрофлотовских богатырей я указал на Руслана и сказал, что тот срезал ремни безопасности с самолета. Мужики быстренько переместились к Руслану. Тот который покрепче, ухватил его за локти, а второй задрал рубашку, увидел пряжку ремня и не долго думая, расстегнул ее. Тяжеленные грузы рухнули с тела Руслана на пол вместе со спортивными штанами... Я думал, что Леся умрет от смеха прямо на месте, но не тут-то было. Только что веселившаяся над моим в кровь разбитым носом девочка отнеслась к несчастью Руслана с редким сочувствием и со мной не разговаривала до конца экспедиции...
Но самый интересный розыгрыш в моей жизни связан с обстоятельствами не очень обычными. Так уж получалось, что в моих группах лучше всего удерживались парни. Может потому, что физические нагрузки на наших спелеологических тренировках всегда были очень большими. А у Ташки всегда в группе было больше девушек, чем парней. Скорее всего потому что она обычно предпочитала песни у костра кувырканьям на веревках. Как бы там ни было, но по загадочному стечению обстоятельств в экспедициях мы обычно стояли недалеко друг от друга. Как и в тот год...
Ноябрьские праздники выдались холодными. С мокрым снегом и ветрами. Но моя супер-мужественная группа "Геонавт" поставила свои палатки в лесу урочища Глинка около провальной карстовой воронки, в которой надеялась раскопать пещеру. Ташка со своим девичьим батальоном вызвалась нам помочь, но жить в лесу не захотела и остановилась в колхозном клубе.
Как только обе группы обустроились и начались работы по вскрытию понора, сразу же обнаружилось много свободного времени. Поскольку фронт работ был еще невелик, а желающих покопаться случилось много, то длительность одной смены составляла всего четыре часа, даже несмотря на круглосуточный характер работ. Проводили мы это свое свободное время чаще всего у Ташкиных девчат в клубе. Тепло у них там было и магазин напротив...
В тот вечер, намахавшись ломом и лопатой, пошел к Ташке и я. Это через пару дней, когда колодец уйдет за семиметровую глубину, "вывалится" в горизонтальный забитый камнями и глиной ход, а большую часть пацанов свалит простуда - не будет хватать ни времени ни людей. А пока можно было позволить себе навестить мою зазнобу Алку Лобанову, которую друзья звали Юнгой. Я всегда любил маленьких женщин, а Аллочка к тому же была в те годы на редкость хороша и ей нравились мои стихи. Короткая дорога к клубу вела полями, потом старым фруктовым садом и через заброшенное польское кладбище с остатками разрушенного костела. Поляков в селе после войны осталось немного, поэтому уход за кладбищем был неважный... Все пространство между вековыми липами заросло высокими кустами бузины, калины и ежевики. Тропочка, ведущая через кладбище, была невыразительной, часто терялась и разветвлялась, поэтому не удивительно, что после визита к прекрасным дамам, сопровождавшегося обильными возлияниями фруктовоягодных хмельных напитков, я, будучи в мечтательном состоянии, заблудился. Конечно, если бы я не оставил Алке фонарь, то скорее всего этого не случилось бы. Но и в те времена я не мог отказать в просьбе милой деве. Тем более, что действительно, ночью выйти из сельского клуба в полуразрушенный туалет без фонаря было крайне рискованно...
Ну так вот. Заблудился я на этом кладбище. Редко это со мной бывает, но в тот раз случилось... Особых проблем я в этом не увидал. Ну потерял тропку - пошастаю по кустам и найду. А не найду - тоже не проблема. Через заросли можно и напролом прорваться. Не тут-то было. В кромешной темноте сражение с колючими кустами даже в состоянии "под шафе" - занятие крайне утомительное и быстро мне надоело... Неблагодарное это занятие.
Наконец весь поцарапанный и мокрый я выполз из кустов на какую-то полянку. Посреди этого чистого от зарослей пространства чернел какой-то холм. Это хорошо. Залезу сейчас на него и увижу свет мощного фонаря на вышке около машинно-тракторной станции. Его далеко видать. Оттуда до тропы через сад рукой подать. Проскальзывая на размокшей глине крутого склона и хватаясь поцарапанными руками за какие-то чахлые кустики я выбрался на вершину холма и только попытался осмотреться по сторонам, как земля подо мной разверзлась и я рухнул в какую-то пропасть. Падал я недолго, метров пять и прямо на кучу прелой земли. Может поэтому я ушибся не очень сильно, а испугаться за время полета просто не успел.
Так вот. Свалился я вниз и первое, что сделал, посмотрел на верх. Там, прямо над головой темно-серым пятном виднелось небо. И мне сразу очень захотелось туда, под это холодное, мокрое небо, потому что рядом около меня в кромешной темноте могильного склепа кто-то неровно и глубоко дышал. Волосы на моей голове зашевелились и холодный пот прошиб тело. Я вынул зажигалку и в трепетном мерцании ее света увидел вытянутую морду, раскосые горящие красноватым светом глаза, длинную козлиную бороду и рога... Коза! Ну это во второе мгновение я понял, что коза. А вот за первое мгновенье чуть не помер от страха. Зато и хмель как рукой сняло.
Осмотрев при помощи зажигалки помещение я сообразил, что коза, как и я упала сюда через пролом в сводчатом кирпичном потолке старинного польского захоронения. Выбраться из этого помещения, уставленного сгнившими гробами, можно было или по каменной лестнице и через прочные, кованные железными полосами дубовые двери, надежно закрытые с наружи, или опять же через пролом в потолке до которого не допрыгнешь. Ситуация до анекдотичности смахивала на сюжет одного из ранних рассказов Фазиля Искандера...
Оценив обстановку, я уселся рядом с козой на кучу земли под проломом и стал истошно орать, призывая кого-нибудь на помощь. И, оказывается не зря! Оказывается склеп был расположен совсем недалеко от тропы по которой добирались из села к лагерю около пещеры наши ребята Сережа Жарков и Вовка Окаемов, закупившие в магазине половину винного отдела. И, причем, как раз в это время бравые "алканавты" устроились на какой-то колоде недалеко от склепа, что бы проверить на вкус четвертую бутылку Молдавского кагора "Чумай". Сосредоточившись на открывании бутылки, Жарков на минуту замолчал и этого было достаточно, что бы Окаем услыхал мои приглушенные подземельем вопли.
Еще пару минут ребята потратили на то, чтобы найти провал в крыше склепа и на переговоры, потом Окаем убежал к Ташке за веревкой, а Сережа принялся самоотверженно распускать свой свитер, чтобы сообразить из него какую-нибудь нитку и спустить мне бутылку.
К счастью для свитера распустить его полностью Жарков не успел, потому что прибежали Окаем, Ташка и Юнга с веревкой. Минут пять суеты, с распутыванием веревки кончились тем, что вниз ко мне спустился один конец ее, а другой ребята закрепили за случившуюся рядом березку. Приняв на себя власть в спасательной операции, Жарков скомандовал:
- Обвяжись, Иваныч, сейчас мы тебя выдернем, как "дед энд компани" репку.
Я принялся было обвязывать веревку вокруг груди, но коза, жавшаяся ко мне своим огромным худым телом вдруг мелко задрожала и жалобно мекнула. Мне стало жаль бедное животное и я снял веревку с себя, что бы обвязать козу. Вдруг веревка нервно задергалась туда-сюда. Это волновался Жарков, которому крайне не терпелось обмыть спасательные работы:
- Иваныч, вы готовы?
- Не дергай веревку, - возмутился я торопливостью друга, дай узел толком расправить. А потом добавил свое обычное в восточном стиле:
- Пятюшествэнык, не тарапысь. Паравош галоши.
Обвязав козу, я дал команду: "Вира". Ребята дернули веревку и коза безропотно вознеслась к потолку. Вот она исчезла в проломе и вдруг я услыхал вскрик удивления, переходящего в ужас. Это ребята рассмотрели козу. Еще через миг раздался истерический вопль, надолго запомнившийся жителям трех ближайших сел и топот резиновых сапог, удаляющийся куда-то вдаль. Это спасательная бригада, преследуемая благодарным животным рванула прямо через кусты в разные стороны, как артиллерийская шрапнель, перемалывающая на своем пути все в щепки.
Не успел я сообразить, что произошло, как опять в проломе зашуршала веревка и упала к моим ногам. Недолго раздумывая, я, подтягиваясь руками и захватывая веревку ногами, выбрался из склепа. На его крыше не было ни души. Прорвавшаяся сквозь облака луна освещала вершину холма, пролом в вершине и веревку, убегающую в черную бездну. Я дернул за веревку, что бы вытащить ее наружу и вдруг услыхал из пролома, приглушенное подземельем:
- Не дергай веревку, дай узел толком расправить. А потом кто-то добавил мое обычное в восточном стиле:
- Пятюшествэнык, не тарапысь. Паравош галоши.
Тут и я рванул! Да так, как не бегал и в юношеские годы!
Вот видите мою плешь? Так там и была та седина, которую я заработал в ту ночь.
С тех пор прошло лет двадцать. Многое стало понятным для меня в подземном мире. Теперь я знаю наверняка:
- кто развязал козу;
- кто сбросил мне веревку;
- кто разговаривал со мной из провала, когда я выбрался из склепа;
- и кого по замыслу могущественных и коварных сил я должен был вытянуть из склепа.
Но об этом потом. Если наберусь смелости...
|