Родин Валерий Геннадьевич. Степных ветров спутник

Степных ветров спутник.

(подселенец из будущего)

глава 1

В деревеньку, притулившуюся у высокого холма, вошел старик, дюжий рост не скрывала даже сутулость. На нем был грубый домотканый хитон. Лето на дворе позволяло путешествовать без теплых одежд и обуви. На плече тощая сума, в которой хранились все вещи путника. От него веяло усталостью и безразличием. Он шел, тяжело переставляя ноги, опираясь на почерневший от времени посох. Сколько ему осталось жить? Так, по крайней мере, задумывались жители селения, вышедшие посмотреть на путника. Они провожали его безучастными взглядами. И только возле крайней избы хозяйка сжалилась и вынесла ему кусок хлеба. В ответ он слабо улыбнулся, поджал губы. Хозяйка, подумав про сточенные, старческие зубы, вздохнув, пригласила путника в дом. Там отмочила хлеб водой и отдала ему миску. Старик молча проглотил кусочки размокшего хлеба и отставил глиняную миску на стол. Он сидел на лавке у окошка затянутого бычьим пузырем и тихо дремал, но даже сидя, его глаза были напротив глаз стоящей рядом хозяйки. Крупные кисти рук лежали на коленях, в углу рядом был пристроен и посох. Длинные седые волосы обрамляли покрытое морщинами лицо. Густая борода была неровно подрезана, и спускалась на грудь всего на ладонь. К его коленям подошел мальчик лет шести. Рассматривая гостя, постреленок задал всего один вопрос. Старческие глаза вздрогнули, выныривая из дремы, огляделись. Заметив допросчика, вздохнул так протяжно и горестно, что мальчик уже не рад был своей любознательности. От старого и немощного старика повеяло неведомой силой, будто именно она и заставляла жить это иссохшее тело.

- Кто я? Тебе действительно интересно? Давно было уже, и не помню... Кем только я не был... Был воином, мужем, отцом, потом был мстителем, потом был ужасом, был правителем, царем, богом тоже был. Потом мне это все надоело, и я стал странником, долго ходил по миру, путешествовал, даже переплывал океан, это такое большое море.

- Как река?

- Река, это как маленькая капелька по сравнению с озером. Ты когда-нибудь, видел озеро?

-Да, тятя брал меня надысь на озеро, там в лесу. Долго ехали, я устал. Оно очень большое - больше деревни. Одного меня туда не пускают, там может водяной утянуть.

- Скажи, а где твой отец?

В разговор включилась хозяйка, она объяснила, что хозяин отправился в город, тут на полуночь стоит город княжеский, три дня пути, если на телеге ехать.

- Как прозывается-то город?

- Так Резанов город!

- А правит там кто?

- Князь наш, Юрий Игоревич.

- Князь, говоришь....

Старик снова потерял интерес к разговору, - везде одинаково: ныне князья, раньше цари и басилевсы, а то еще консулы, императоры своих империй. Все одно, пустое, живут коротко и вся жизнь суета и тлен. Он смотрел на мальчика и вспоминал смутные картинки своего детства, наверно так же играл с выструганным коником, а простую палку с привязанной лыком крестовиной представлял мечом. Каждое мальчишечье движение порождало новую цепочку воспоминаний, его мозг впервые за многие десятки лет получал положительные эмоции.

За время своих странствий старик не раз побывал в Тибете. Общался с монахом Цонкапа, которого еще мальцом привел в монастырь. Тот удивлялся и цокал языком, представляя, сколько лет старику, если сам он прожил уже не одну сотню лет. Прямо спросить он стеснялся, да и не возникало раньше такого доверительного разговора. Но тут вдруг старик решил поделиться своим сокровенным, тем, что скрывал даже от своих близких. Ты разве не задумывался Цон, почему живешь так долго? Ведь тогда в вымершем селении, я нашел тень тебя, так съела тело болезнь. Ты должен был умереть, но мне нужен был проводник, а бегать по вымершим от болезней деревням не хотелось. Я дал тебе лекарство, которое всегда со мной. Ты потом сослужил мне службу, и я в награду оставил тебя в монастыре, передав настоятелю хорошую плату. Расскажи как ты тут жил все это время?

Монах глядел в глаза гостю и понимал все его недосказанности, про кровь - лекарство которое всегда с собой. Сколько же лет этому страннику? В очередной раз задавал себе вопрос монах, рассказывая как учился, собирал детей-сирот, помогал советом, наставлениями этим чистым душам. Помогал найти путь к богу и себе. Дети вырастая, платили ему любовью и преданностью, и кто-то из них занимал место наместника (тиба), старился, умирал. А на его место приходил новый, и проживал свою короткую жизнь, а Цон жил в сторонке и вмешивался только в экстренных случаях. Это уже традицией стало. Монах неторопливо вел разговор, расслабляя и настраивая собеседника на откровенность. Цель узнать тайну старика была очень заманчива. А как было у тебя, кто угостил тебя кровью? Гость вздохнул и начал свой рассказ, ему тоже захотелось высказаться, да и сколько времени прошло, как долго держал в себе он эти события, что привели его к такой жизни.

Очень давно, не считал тогда никто года мои, да и грамоте не был обучен. Рос я в обычной семье, отец был стражником, детей нас было много, росли мы в любви, и не бедствовали. Я стал воином, ходил с нашим царем в походы, женился, завел детишек. Но в какой-то год напал на нас враг, посильней нас оказался. И погибли мои близкие, а я спасся. Завалило меня стеной глинобитной. Ночью я выбрался, ушел в горы Араратские, там попался мне отшельник, лечил меня. Приглашал остаться, учил маленько, читать-писать, но я его не послушал, ушел мстить. Да, когда понял мой отшельник, что не удержать меня, показал кое-что, из тайных знаний, дал отвар и пару дней лежал я в бреду. Что-то произошло со мной, какой-то другой я стал, почти не уставал, видел в темноте, мог долго обходиться без пищи и сна. Задержался я на седмицу, привыкнуть к себе новому надо было, да и учитель показывал разное. В общем, научился я отводить глаза, давить взглядом так, что мне любой все расскажет, даже немой! Назвал я себя Петбе. Так звали бога мщения в наших краях. И долго я кружил возле этого кочевого народа, ставшего мне врагом. То колодец отравлю, то дозор вырежу. Куражился над завоевателями, пока не извел последних, а их там немало было воинов, не одна тысяча. Приходил я к ним в лагерь ночью, забирал жизнь сотни человек и уходил, а утром издалека наблюдал суматоху в их лагере. Провожал отряды, рыскавшие в поисках нападавших, не все из них назад возвращались. Некоторые ночью или под утро пытались бежать, да недалеко уходили. Пробовали меня жертвами задобрить, как бога. Но и это не помогало, не мог я простить им родных своих, клятву дал. Закрылись они в лагере, стали дежурить поочередно, не смыкая глаз, и все равно, пробрался я к ним и устроил очередную резню. Да видно с испугу показалось тем, кто спал, что их свои режут, и стали они, вспомнив старые обиды, рубить друг друга. Некоторые так с испугу обезумели, что убивали всех подряд, пока кто-нибудь самих не успокаивал. К утру в живых мало кого осталось. Только их повелитель, да горсточка преданных телохранителей. С них я начал, а его оставил напоследок. Упали его защитники, пронзенные моими стрелами, а с ним я долго развлекался, молодой и властный вождь стал седым и дрожащим стариком. Наверно неделю перевозил я все, что было у завоевателей в одно укромное место. Старая заброшенная выработка, там глину когда-то брали. Засыпал вход, сравнял с землей. Мне этот схрон пригодился, но намного позднее. Потом вернулся я к своему отшельнику, да только боль от моих потерь не проходила. Силу тайных знаний я почувствовал, но учитель говорил, что познать до конца все свои возможности и жизни не хватит. Меняться я буду всю свою жизнь. Прожил у него немало лет, да видно молод я был слишком, стало скучно мне, и решил он отправить меня в одно место, что бы я узнал, живы ли там люди и чем занимаются. А для этого велел он мне стать мореходом, и дал поручение.

Старик снова вернулся в реальность, как ярко вспомнились прошлые годы! А все этот мальчонка. Может быть, его сын вырос бы таким забавным и смышленым, тот самый, первый его ребенок. Потом-то было много детей, да и не от одной женщины, но перед глазами стоял малыш его первой, самой любимой и неповторимой. Он был благодарен постреленку за эти нахлынувшие воспоминания, пытаясь припомнить, как давно он не возвращался мысленно к тем счастливым и далеким дням своей молодости. Оглядев заново внутреннее пространство избы, увидел то, что сразу не заметил, в углу на лавке лежала девочка лет двенадцати, накрытая медвежьей шкурой, поверх которой была тоненькая детская рука. Мать подсела рядом и гладила по голове, что то, напевая или нашептывая. Дед понял все, подошел, потрогал лоб, коснувшись плеча девчушки, почувствовал сиплое дыхание. Велел хозяйку принести мокрую тряпицу, если есть уксус, то смочить им, а не водой. Та не смея возразить и подчиняясь властному голосу, бросилась выполнять наказ. Протерев лоб и грудь больной девочки, велел сгонять жар не переставая. Сам попросил отвести его в лес, постреленок вскочил и, получив одобряющий кивок матушки, пошагал со стариком за околицу, старик по дороге изредка останавливался, срывал какой-то цветок, откапывал корешок растения, затем шли дальше. Собиралась и кора некоторых деревьев, ягоды кустарников. За небольшое путешествие снадобий набралось приличный узелок.

В доме, разложив на столе, стал быстро сортировать собранное разнотравье по кучкам. У очага горшок с горячей водой заждался своей участи. Заварив первую партию трав и кореньев, напоил больную. На миску был выложен кусок пчелиных сот, найденный в лесу. Чуть-чуть досталось и маленькому помощнику, а остальное велено было давать дочке, каждый день, а когда надо и ночью. Через день девочке стало намного лучше, и старик стал собираться уходить. Возле постоянно крутился малец, что-то пытаясь спросить, касаясь рукой посоха. Любопытство все же пересилило, и маленький постреленок поинтересовался про посох. Старик дал подержать тяжелую сучковатую клюку, объясняя, что такое железное дерево, где растет и как попало к старику в руки и еще много всяких почему.

Вечерело, когда домой вернулся хозяин со своим старшим сыном. Для хозяйки это оказалось неожиданностью, хотела затопить баню, но сам махнул рукой - "Поздно уже, да и устали в дороге, все завтра." Лошадь распрягли, увели под навес, дали сена, телегу так и оставили на дворе, лишь покупки, да гостинцы занесли в дом. Хозяин немногословно рассказал о поездке, вместе с сыном облился холодной водой, растерлись рушником, перекусили, чем бог послал, и почти мгновенно заснули, каждый на своей лавке. Старик ночевал на сеновале, деля навес с лошадкой. Спать под открытым небом, ему было не привыкать.

Потом память перескочила на те времена, когда он еще крепкий и сильный правитель, которому подчинялись несметные армии, задумался над остатком своей жизни. Ему верили, его боготворили. И не было силы способной бросить ему вызов. Тогда называли его Бог Тур. Непримиримый и неистовый был он в сечи и шел напролом к своей цели, собирая под могучую руку племена и народы. Но вот собственный внук, уже немолодой муж, решил пойти против него, и старик осознал, что зажился в этом мире. Его сын состарился и умер, и если не освободить место, то та же участь ждет и внука, а затем и правнука! Была у него тайна, которую не поведал он ни жене, ни сыну, а теперь не хотелось говорить и внуку. Тогда он вызвал к себе своего потомка и стал долго смотреть ему в глаза. Тот наверно понял, что дед обо всем знает, но по прежнему твердо и дерзко смотрел, не отводя свой взор от безжалостного повелителя. Наконец он пошевелился, и произнес:

Ты наверно заждался моей смерти, но боюсь ни умереть, ни погибнуть я не смогу. Это тайна, что останется со мной, и тебе я ее не скажу. Пустое, только душу бередить. Я ухожу, а все достанется тебе. Вся власть теперь твоя. Собери вождей племен, что покорены нами, только помни - ослабишь хватку, и они тебя съедят. Иди!

Внук степенно вышел, и отдал приказ собрать перед юртой верховного вождя всех предводителей и всю знать союзных племен. Когда, наконец то, знатные люди собрались, им объявили волю повелителя. Сам же повелитель в простой одежде и с мечом на боку взгромоздился на коня, поправил притороченную на крупе поклажу и, не глядя на второго запасного коня, привязанного сзади, отправился на запад.

Вожди племен, молча выслушав решение своего властелина, разошлись. Вечером между юртами сновали посланцы, каждый прикидывал, чем обернется такое решение для него и его племени. Внук же по совету своих единомышленников и союзников из самых сильных становищ принял решение догнать деда и умертвить, решив этот вопрос для себя окончательно и бесповоротно. А вдруг передумает? Если это была просто проверка? Нет, надо быть уверенным до конца. Ушел, так ушел!

Впрочем, погоня ничего не дала. Еще долго потом в каждом приходившем в их края путнике или страннике, многие пытались рассмотреть бывшего повелителя. И лишь новый властелин, усмехался и отворачивался, - деда он все-таки понял: если тот решил уйти, то это бесповоротно. Только среди народа стали появляться разные слухи, прораставшие легендами про непобедимого багатура; так же теперь прозывали тех, кто мог похвастаться немереной силой и воинской доблестью.

А дед, хоть и был стар, но в силе и умениях ему никто не мог отказать. Да и огромный опыт за плечами стоил дорого. С купцами и охраной караванов колесил по пескам пустыни, степям, горам, лесам, изредка вспоминая своих потомков, вынужденных теперь жить своим умом и своими ошибками.

Глава 2

По утру старик, попрощавшись с хозяевами, вышел из дома и направился из деревни на восток, путь его лежал к реке Итиль. Давно он не был там, а повидать те места хотелось, наверно это последнее желание и держало его в этом мире, не давая умереть. Давно нет того государства в низовьях могучей реки. Иногда купцы что-то рассказывали о знакомых родах, встречались и наемники из охраны купцов, бывавшие в тех местах. Многое изменилось, прошло немало лет, как ушел он безоглядно из своей страны. Все его путешествие казалось длинным, непрерывным сном, и только воспоминания о далекой родине, были той реальностью, которую забывать не хотелось, которую стоило сберечь. Ради чего он жил, может, надо было умереть тогда, когда смог отомстить? Или когда уходил от своих потомков, давая им жить самостоятельно? Его учитель прожил во много раз более длинную жизнь, и знал наверно смысл, зачем он живет, до сих пор храня тайные знания многих тысячелетий...

Уже поднявшись на высокий пригорок, старик оглянулся на приютившее его селение, видное сверху как на ладони. Хозяин дал в дорогу еды и очень был благодарен за лечение дочки, предлагал остаться и жить сколько захочется. Странник в этой деревне, знакомясь с хозяином назвался Ильей. Жил когда то в Киеве и там отзывался на это имя. Много зим прошло с тех пор, и вот теперь прозвание пригодилось. Была мысль остаться, пожить и просто отдохнуть, но раз поставил себе цель побывать в старых местах надо идти. Очень давно перестал он проводить те ритуалы, с которыми познакомился далеко за океаном. Выполняя эти заученные действия, зная особые мантры можно было заставлять людей делиться своей жизненной энергией, молодостью. Тогда кровь по-новому бежала по венам, темнели седые волосы, распрямлялась спина, появлялись недюжинные сила и сноровка. Но и это надоело, просто пропали желания, обладать женщинами, золотом, властью, имуществом. Вспомнился один проповедник, встреченный в далеком городе, его проповеди, может он был прав? Своими словами он пытался сделать людей лучше, тогда старик лишь ухмылялся, считая это неблагодарным и бесполезным делом. Судьба самого проповедника тому доказательство. Лишь на много позже он попутешествовал с одним из его учеников и последователей, даже получил большой серебряный крест в подарок, с именем на обороте, за защиту и на добрую память... Те годы оставили след в его душе и научили не стесняться помогать тем, кому можно было помочь по его силам и умениям.

Взошедшее солнце вытащило из сумерек все окрестности, до самого горизонта. Глаза пробежались по избам, перескочили дальше, на окрестности. Там виднелась дорога, по которой он и пришел в селение. Над дорогой вдали, у самого горизонта угадывался столб пыли, и, судя по его плотности, ехало не менее трех-четырех десятков всадников. По прежнему зоркие глаза и многолетний опыт не давали ошибок. Неспокойно стало на душе, он перехватил тяжелый посох и быстрым шагом пошел обратно к деревне, не переставая вглядываться в приметы конницы, уже мелькавшую в пыльном шлейфе. Хоть и не на много успел отойти он от околицы, да старые ноги, до обидного медленно, возвращали его назад.

Когда он вернулся к избе, хозяйка удивленно подняла взгляд на старика, на его встревоженное лицо, ойкнула. Во дворе, стояла запряженная в повозку лошадь, а рядом хозяин с сыновьями. Отец трепал по волосам приставшего младшего, а старший возился со сбруей. Собирались видимо по своим крестьянским делам. Хозяин смущенно поглядел на путника, удивившись возвращению, и продолжил разговор: неспокойно на рубежах рязанской земли, баяли на торге разное.

Старик выдохнул как приговор: "Прокопий, с полудня к селу едут всадники, не менее трех или четырех десятков, спешат - пыль поднимается от копыт высоко". Хозяин, сразу посерьезнел, разговоры на торгу не зря беспокоили, а ну как степняки! Стал раздавать команды, береженого бог бережет. Хозяйка бросилась в дом, собрать самое необходимое, да дочку забрать. Старший сын побежал предупредить соседей. Хозяин вытащил из телеги лук, принес из избы пяток бронебойных стрел, да десяток срезней, Прикупил на торгу, пришлось раскошелиться, благо за шкуры двух медведей и дюжины волчьих, еще лисьих, а также целой горы заячьих получил хорошо, шкуры были еще зимние. Еще возил на продажу репу, лук, чеснок, горох, морковь. Довольно ловко натянув тетиву, уложил рядком стрелы на телеге, осматривая хозяйство. Сосед через плетень кричал, переспрашивая, но при этом сам послал оповещать своих трех сорванцов по деревне. Илья так и стоял у распахнутых воротин, лишь обернувшись спиной к дому, да сжимал не маленькими лапами посох. Ворвался во двор оповещавший соседей юноша и, получив наказ отца забрать из дома старый отцовский лук, бросился за ним. Хозяйка с мальцом и дочкой, пошедшей на поправку, побежала за дом, там, в плетне была прореха, через которую можно попасть на тропинку к лесу. Уже слышны были крики с полуденной стороны селения, всадники растекались по дворам. Сорок дворов по-разному встретили опасность. Кто налегке, через заборы и огороды уходил к лесу на полуночь. А замешкавшиеся и пожалевшие добро, домашнюю скотину уже выгонялись к центру села, вязались и усаживались на колени. Под охраной всего четырех всадников поигрывающих плетками, жители вжимались в пыль, прикрывая детишек. В неширокий хозяйский двор сунулись трое всадников, один был с луком в руках, а остальные с саблей, да камчой. Посмеиваясь, двое спешившись, бросились к дому, а лучник остался в распахнутых воротах прикрывать подельников. Хозяин держал лук, опустив за телегу, и как только двое оказались ногами на земле, он вскинулся и выстрелил. Стрела вошла в горло, под кадык лучнику и, захрипев, тот завалился навзничь с коня. Воин с саблей обегал телегу со стороны старика, и не глядя на досадную помеху, махнул клинком. Неожиданно лезвие врезалось в твердую плоть посоха, а его сбитый о землю конец хлестко ударил между ног. Халат с нашитыми на груди бляхами слабо защитил от удара снизу. Сгибаясь от боли степняк подставил шею и скинув лезвие с посоха, старик опустил тяжелое навершие на затылок. Рухнувшее тело было перевернуто носком ноги и из-за пояса выудили кинжал, подняли саблю. Старик краем глаза наблюдавший за третьим нападавшим, с удовольствием отметил, что старший сын со старым луком обращаться умеет. Хоть Прокопий и успел изготовиться, но воин обегавший лошадь спереди выскочил прямо под сыновью стрелу. Парень толи случайно, толи специально умудрился попасть в глаз степняку. Отец похвалил сына, успевая оглядываться на угол дома, за которым скрылась жена с остальными детьми. Старик, предложил отправить сына приглядеть за семьей, сам же стаскивал с лучника кольчугу. Степняк был широк в плечах, дай бог, амуниция придется ему впору. От чрезмерных усилий его повело, не те года для таких дел. Он оглянулся на отца семейства, наставлявшего сына, и незаметно, не привлекая внимания, наклонился к ране на шее поверженного врага. Несколько торопливых глотков растеклись живительной силой по всему телу. Вытирая рукавом, губы и бороду, старик опустил руку в рану. Его встряхнуло, а тело убитого постарело на не один десяток лет. Губы странника беззвучно проговаривали заветные слова. Вытерев руку о халат, и успевая приглядывать за хозяевами, старик поднял кольчугу, рассматривая добротность изделия. Примеряя ладную справу, продев руки, он почувствовал, как Прокопий помогает натянуть железную сбрую на плечи. С трудом, но надев кольчугу, старик повертел, осматривая доставшийся ему лук. Изделием неведомого мастера остался доволен, большой умелец делал, да и стрелы были ровные, с узкими наконечниками, остро заточенными, из доброго железа. Накинув саадак со стрелами на плечо и повернув его поудобней, старик кивнул на притороченные к седлам остальных коней лукам и стрелам. Сам же отстегнув бурдюк у седла, встряхнул и открыв, принюхался к содержимому. Обливая бороду, торопливо хлебнул воды, смывая последние следы крови на лице. Прокопий бросился пополнять запас стрел, приспосабливая саадак за спину. Для старшего сына отец отдал колчан и свой лук, все понадежней старого. Он, повернувшись к старику объяснял:

- У степняков луки отроку не натянуть, а с этим парень справится, пробовал, когда покупали.

Сам же взял как законную добычу лук другого степняка, тугой с крутыми изгибами и звенящей тетивой. Отослав сына в догон родным, оба повернулись на крики из соседнего двора, за плетнем заросшим бурьяном. Там нерасторопный крестьянин дождался степняков и теперь валялся в пыли, получив плашмя саблей по голове, двое воинов уже вязали дочку, да хозяйку веревками, а третий, с луком маячил у ворот. Все делалось спокойно отработано, посмеиваясь, довольные уловом степняки не ждали беды, видать не первая деревня была у них на пути. Очень уж привычно, тройками прочесывали они подворья. Свистнули стрелы и все трое упали почти одновременно. Прокопий с удивлением смотрел на старика, выпустившего без промаха две стрелы, пока сам он бил одной. Да и лук степняка требовал особой силы, которую в своем госте он поначалу не рассмотрел. Переглянувшись друг с другом оба поняли, что отступать не будут. Прокопий конечно в душе переживал, изредка поглядывая в сторону леса, где скрылась его семья, да и некоторые из соседей успели туда направиться. Но отступать перед чужеземцем, бросая своих односельчан, было стыдно. Да и теплилась надежда, что пока они тут ратятся, близкие смогут убежать подальше.

Старик властно, не допуская возражений, велел одеть доспех, какой подойдет, кивнув на поверженных врагов. Прокопий торопливо завозился сдирая куяк, и пытаясь его вздеть поверх своей одежки. Старик, стараясь делать это незаметно, опускал руку в раны умирающих, и полумертвые делились остатками своей жизненной энергии. Если бы не подпитка, уже давно задохнулся и свалился бы без сил. Хорошая стрельба из лука требовала напряжения и концентрации, внимания, а уж гигантский опыт за плечами не давал промаха. Илья широким шагом пошел к следующему дому, не забыв добавить стрел из очередного колчана поверженного врага. Остальное подбирал Прокопий, успевая шикнуть и махнуть соседям рукой за дом. Так прошли еще три избы, освобожденные бежали за околицу к лесу, и только двое мужиков содрав луки с поверженных степняков и обзаведясь стрелами, поддерживали наступательный порыв боевой двойки. Они имели привычку к охоте, и лук не был в диковинку, а судя по широким плечам, и сила для этого имелась. Судя по уверенным действиям мужиков, сноровка была не только к охоте за диким зверем. Старик прикинул, что побили всего чуть больше десятка степняков, а осталось не менее двух десятков, только вот сколько? Спасала разбросанность домов и неожиданность, с какой появлялись они перед беззаботными людоловами. Еще безболезненно прошли два пустых двора, а дальше уже была кучка из дюжины степняков, гнавших полон к центру села. Четверо защитников, разошлись пошире, оставляя старика в центре, сами же прятались за изгородями. Так было велено и возражений не принималось. Сам старик шел по улочке, и монотонно бил стрелами в спину, занятых пленниками захватчиков. Бил часто и точно, попадая в затылок, не давая даже вскрикнуть. И только когда упали шестеро задних погонщиков, в ответ полетели стрелы, от которых старик легко отклонялся, да успевал бить в ответ. Прокопий "со товарищи" в подмогу тоже доставали огрызающихся захватчиков. Слава богу, крик стоял такой от селян, что предупредить кого-либо степняки не смогли. Связанные крестьяне не понимая, что случилось, стали оглядываться. Мужики и Прокопий споро разрезая веревки, отталкивали освобожденных во дворы. Старик обошел толпу селян и направился по кривой улочке дальше, к центру деревеньки, и снова сзади по плетням жались помощники, да еще два десятка мужиков, вооружившихся трофеями и дрекольем. Одним взглядом пересчитав оставшихся степняков, старик наметил цели в первую очередь. Группой по центру села стоял командир, со своими телохранителями, да четверо охранников живого товара поодаль крутились у полона. С главного он и начал, все выстрелы были точны, с 50 шагов не было промаха. Телохранители тоже успели пустить по стреле в хорошо видимую цель. На то и был расчет, старик, плавно перетекая из стороны в сторону, уходил от стрел, и при этом успел пронзить шеи еще двум, третьего телохранителя убил Прокопий. Мужики, почуяв превосходство в количестве, бросились на четверку степняков возле полона. Это чуть не стоило жизни многим селянам, валявшимся в пыли под ногами степных коней. Илья еле успел выпустить две стрелы, пока озлобленные селяне не перекрыли обзор. Благо Прокопий и Осип, шедшие по правую руку, чуть в стороне, успели добить оставшихся двух. В последний момент из избы выскочил, подтягивая штаны еще один кочевник, и тут же упал в пыль, скуля от раны в плече и ноге. Старик с Прокопием среагировали одновременно. Подойдя к валяющемуся степняку, старик схватил торчащую из раны стрелу, и стал задавать вопросы, быстро определив на каком языке надо их спрашивать. Потом повернулся к Прокопию и с досадой сообщил об общем количестве нападавших. Сорок всадников, а побили только три десятка, где еще десяток.

-Народ бежал к лесу!

-Там и надо искать татей.

-Больше негде!

Старик подошел к коню предводителя отряда, сгреб рукой холку, вскинулся в седло так, что тот присел. Жалобно заржал, чувствуя сильную и уверенную хватку, даже не рискнул противиться. Прокопий снова с удивлением смотрел на покоренное животное, боевой конь чужого на себя просто так не пустит, это он знал с детства. Старик оглядел лук, притороченный у командира к седлу, красив, но этот боевой и уже испытанный - лучше. Добавил стрел в колчан, и развернувшись на месте огрел коня, пуская в галоп. Вылетев за околицу на полуночь, сразу заметил кружащих у леса степняков, направил коня к цели. Стрелять стал за две сотни шагов, первые упавшие степняки насторожили остальных, оглядевшись и развернувшись на одинокого всадника, они понеслись подвывая. Самый задний из них клюнув носом, свалился с коня, а семеро оставшихся все мчались навстречу смерти. Впрочем, опыта степнякам не занимать. Пригнувшись, попеременно пуская стрелы, они быстро приближались, растекаясь в стороны. И с удивлением узнали коня своего полусотника, это удивление стало смертельным еще двоим, а вот по странному, раскачивающемуся старику попасть никак не могли, да и конь все время плясал под всадником и сдвигался по дуге влево, смещаясь так, что охватить врага никак не получалось. Еще встречный боковой ветер мешал точному выстрелу, очень умело старик использовал все возможности. Перекидывая лук то на одну, то на другую цель, старик путал степняков и в неудобные для них моменты пускал стрелу. Да и со стороны леса кто-то помогал, в траве появлялась и исчезала голова, а самый ближний к лесу всадник получил ранение в плечо, под еще одним заржала раненая лошадь. Три оставшихся в живых степняка резко развернулись и, припав к холкам своих коней, понеслись прочь, но далеко не ускакали, упав со стрелами в спинах. Отпускать добычу Илья не собирался.

Старик обрадовал Петра, так звали сына Прокопия, что батюшка жив!

- Как там хозяйка и дети, до леса успели добежать?

Да, если бы не вовремя отправленная помощь, в лице этого юноши, все могло случиться по-другому. Степняки, заметив бегущих к лесу людей, послали погоню, которой пришлось покрутиться, выезжая меж изб, ища проход, объезжая сарай, или брошенную телегу. Так что к лесу прискакали с опозданием, но все же некоторых поймать успели бы, да сынок хозяйский стрелами отогнал, не дал приблизиться сразу. Они стали пускать стрелы в лес, хотя народ уже отошел вглубь и прятался по буреломам. А парнишка за крупными стволами деревьев чувствовал себя уверенно, и хоть стрелять приходилось навскидку, и ни в кого не попал, но супостата в лес не пускал. Помедли старик и может, решились бы спешиться, чтобы обойти одного стрелка, а так - не судьба.

Парень не спешил в деревню, забрав оружие убитого лично степняка, лук, саблю, кинжал и подпоясавшись, гордо ходил между убитыми. Старик поинтересовался: - А приходилось ли убивать?

- Да, ходили с отцом на медведя, волков, зайцев, лис. Их шкуры и возили в город на торг. А по дороге туда еще и шпыни напали, их с десяток было, отец четырех завалил! Те бросились назад в лес. С нами еще купец ехал с двумя подводами и слугами. Да им и защищаться не пришлось.

- А что за купец?

- Так тут к нам недавно купец Мордехай приезжал, сам он с Итиля, там торговал, да вот рассказывал, что появился народ монголы и всех они повоевали, а ему пришлось от них уходить, вот плутал - плутал и набрел на нашу деревеньку. Потом уговорил отца поехать в город продать шкуры, сам то мало давал, батюшка не хотел продавать за дешево, да и сосед отговаривал. Сосед у нас хозяйственный, и считает быстро, купец только цену назвал, да принялся прикидывать, сколько за все заплатит, а сосед уже и ответил, да точнее чем купец. Тот, почему то ошибся в свою пользу. Вот отец ему и не продал товар, а в Рязани мы расторговались знатно. Хорошую цену дали. Прикупили, по хозяйству кое-что, да гостинцы малым, да матери обнову отец купил, да на лук еще... Слава богу, живы все остались, да басурман некрещеных побили.

Парень замолчал, поглядывая за спину старику, там от села спешили мужики за своими семьями.

Подойдя близко, каждый высказал мнение по убитым кочевникам, но при этом, успевая собирать в кучу барахло и оружие. Самый умелый не спеша подходил к лошадкам, приговаривая, отводил в сторону, привязывал к воткнутому в землю копью и шел за следующей. Прокопий гордо так обозначил умельца по лошадям:

- А это наш Михалко-конокрад. Он раз на торгу был, поговорил с кобылой, она за ним и ушла, да его чуть не прибили, спасибо мы спрятали, сказали - уздечка не порезана, значит, отвязалась, смотреть надо! К лошадям у него особо! Его любая слушает! И полечить может, тут уж бабка евойная учила малость, травница!

Старик молча выслушивал все, и при этом думал, прикидывал, сомневался. Просто шел мимо, можно и дальше продолжить путь. Сколько таких проданных в рабство земледельцев видел он на своем пути. Сменялись страны и народы, а судьба простых людей не менялась. Приходил новый враг, убивал, насиловал, угонял в полон. Бесконечная череда крови и боли. Если переживать за каждого обиженного, то не хватит ни каких душевных сил. В чем же тогда смысл жизни? Для чего ходит он по свету, может, поэтому и стало ему безразлично все. Зачем захотел он вернуться в свои старые пределы. Сколько десятилетий он не был в тех местах. А может столетий? Не считал года, не задумывался, а как там без него. Слишком безоглядно ушел из той жизни. Знал, если что то узнает, то захочется вернуться, вмешаться. Опять появится обуза, опять будет мешать своим, пусть и дальним родственникам жить самостоятельно. А может осесть здесь, давно так не делал. Поживем, присмотримся..., поинтересуемся и своими потомками, там, на реке Итиль. Да...., там будет видно. Наконец решил, останусь, помогу, но придется восстанавливать силу, да и помолодеть придется. Для этого можно будет использовать старуху-травницу. Пусть полечит, заговор или настой, какой даст. Или другой случай, найти в добыче от этих кочевников тайный какой корень жизни или траву. В общем надо как то оправдать свое здоровье, которое будет скоро заметно. Он нашел глазами Прокопия и махнул рукой подойти. Непроизвольно жест вышел властный, Прокопий аж вздрогнул.

- Собери все ценное добро, лошадей. Что там люди шумят?

- Да вот беда! Из соседнего села Троицкого, маво брата сын прискакал, племяш! Там на них тоже степняки напали. Там правда дружинники княжеские гостили, может и будет какой отпор, да вот надо бы подсобить. У наших мужиков там родни много, а без тебя не справимся. Вон как ты лихо супостата одолел. Как зайцев побил.

Илья задумался, его силы были сейчас не безграничны, вот если чуть под питаться, но на людях это делать нельзя. Он оглянулся на крестьян собиравших добычу с побитых кочевников. Подходил к уже приготовленным к перевозке в овраг телам, наклонялся, касался тела и чувствуя под рукой замирающую, еще не отлетевшую душу, поглощал эфирную энергию, прогоняя свою усталость. Илья прекрасно понимал, что это капля, по сравнению с тем морем, что ему требовалось. Ну, хоть что-то... Концентрация внимания забирала много сил у древнего тела, а тут дармовая подпитка.

Сдирали с трупов все мало-мальски ценное. Привязав арканами, да приготовленными степняками для полона веревками, тела к седлам трофейных лошадей, под уздцы, таскали к ближайшему оврагу. Те лошадки что заартачились, подверглись вдумчивому процессу перевоспитания. Михалко что-то нашептывал на ушко каждой, затем найденными лепешками из кочевых запасов заставлял очередного мужика кормить и гладить скотину. Странник отметил про себя незаурядный талант этого молодого парня.

Илья, не оглядываясь, поспешил в деревеньку. Прокопий отстав, пересказал новости остальным мужикам, и, бросив все, кроме оружия, народ поспешил за своим защитником и предводителем, почему то, не сомневаясь в его праве командовать.

глава 3

В деревне старик заехал во двор к Прокопию, нашел глазами посох, сел прямо на землю рядом с ним. Черный, с рыжими прожилками, тяжелый и надежный кусок железного дерева, верно служил ему уже не один век. Некоторые участки поверхности были заполированы чуть ли не до зеркального блеска. Иногда приходилось оставлять его и брать в руки меч или лук. Но чаще всего хватало только посоха, что бы вразумить неразумных. Поэтому странник любил своего молчаливого спутника, иногда даже разговаривая с ним.

Следом за Ильей зашел Прокопий, стоя рядом молчал, пыхтел и не знал, как начать разговор. Странник взглянув, молча кивнул головой ободряя Прокопия и тот, повторяясь, заговорил.

- Из соседнего села... , там эти вот, степняки! Просят помочь! Там десятник Богдан гостил с дружками у родни своей, народ к церкви побежал. Ратники с врагом сцепились, но мало их. Подсобить бы?! Родня у меня там, братья!

- Думаешь, еще обороняются? А как давно напали? Если вместе с нашей деревней...

Илья задумался, да он назвал деревню нашей, значит и люди в ней свои, как бросишь, опять же, где мертвецы и ему пожива для пополнения сил!

Вздохнул, потряс головой, отбрасывая мысли. Все потом! Надо поспешать, а думать и решать после будем.

Подошли к мужикам, обступившим паренька. Тот по новой пересказывал о нападении на их село, которого сам почти не видел.

- Отец вывел лошадь, провел задами к оврагу и направил напрямки к вам, а сам, схватив лук, побежал к церквушке, на которой звенел колокол. Батюшка и поднял тревогу, издалека увидав с колоколенки приближающихся на рассвете степняков. Десятник Богдан, заставив всех бросить добро, с детишками и стариками велел прятаться в церкви. Несколько лучников с десятником, побежали к мосту, намереваясь с высокого берега задержать нападающих. А как дальше там не знаю!

Народ в деревеньке Стрешнево гомонил, переживал прошедшие события, оплакивал погибших, искал потерявшихся, а тут еще и беда с соседями из Троицкого.

Погибло много стариков, этих угонять в полон не собирались, вот и резали сразу. Бабы с младенцами и детьми убегали из деревни первыми. Вот мужики некоторые оставались забрать добро, увести скотину. Выяснилось, что часть народа никак найти не могут. Странник гаркнул так, что все вокруг притихли.

Прокопий внимательно слушал старика Илью. Гость был крещеным и имел на груди крупный серебряный крест, по его словам приобретенный в самом Иерусалиме, будучи там паломником. Старец Илья предложил отрядить человек пять на прочесывание леса. Видать некоторые с испуга убежали далеко. Прокопия же попросил созвать товарищей по прошедшей битве и присоединить к ним самых толковых и надежных селян из тех кто поучаствовать в деле не успел в силу разных обстоятельств.

Илья перед народом замер ненадолго, дождавшись тишины, огладил бороду и обратился к селянам. Были, конечно, времена, когда старику приходилось выступать перед войском или своей знатью и силой и словом убеждать в чем то. При желании Илья, именно так назвался селянам странник, мог заставить свою память вспомнить любую мелочь, за всю прошедшую жизнь. Это всегда давало не меньшее преимущество, чем непобедимое здоровье, или сила не обремененная усталостью.

- Будем ли помогать соседям? Да? Тогда так! Те, кто с луками может обращаться поедут со мной на выручку. Супостатов там шесть десятков, так и село большое. Откуда знаю? Так степняк мне перед смертью исповедался. И что ж, что некрещенный, у меня все исповедуются! Да, я никому не отказываю! Прокопий, сколько до соседей?

- Так, верст двенадцать по дороге, а напрямки по полю и частью по дну Мелкой, речушки нашей, всего три будет.

Своим всем наказали собираться для переезда на новое место жительства, надо уходить от греха подальше, и спокойней так будет. Часть мужиков оставалась с бабами, собираться, на холме будет дозор. Все кто уходил к соседям на подмогу разбежались седлать лошадей, надевать трофейную амуницию. Прокопий суетился, отдавал приказы, правда, на этот раз старший сын уговорил его взять с собой, дюжина юношей тоже собирались в поход. Прокопий с тяжелым сердцем дал добро на участие своего первенца, памятуя о недавнем бое и реальной возможности потерять близких, не окажись тут Илья. Теперь та же участь нависла над соседями. Там жили родственники, много знакомых мужиков, а как там сейчас, один бог ведает. Помощи ждать нет времени, да и не от кого, промедлишь, и будет поздно, итак потеряли сколько времени. Принесли переодеться старцу Илье, все понимали, без странника, шли бы сейчас с ярмом на шее и пыль глотали. Пришлось снова стаскивать кольчугу, примерять рубаху и порты, вновь вздевать защиту. Старец Илья снова проверил лошадку, скинул во двор у избы лишнюю поклажу, уложил рядом свой посох, а вместо него выбрал копье не большое, но с широким и удлиненным наконечником из трофеев, навесил саблю командирскую набок. Мужиков набралось более трех десятков, да опять же молодые парни, кто был знаком с луком, все ж по необходимости многие ходили в лес или на болота за живностью, иначе прожить было трудно. Да и тучные стада домашней скотины в округе не наблюдались, так что охотились на прокорм многие. Правда, своими луками хвалиться постеснялись, ну да трофеи пополнили вооружение ополченцев. Взяли еще трех с копьями и саблями, на охрану лошадей и всякий другой случай. Основной ударной силой Илья считал лучников. В ближний бой с таким войском лезть страшно, побьют, а как потом родным в глаза смотреть.

Да эти ополченцы не для удара в лоб. Нет! Только из засады, иначе не сдюжить. Отряд направился к речке, выводившей тропку к соседям. На холме остались несколько подростков на старых клячах в дозоре, общество на это выделило несколько лошадок. Оказалось, в веси имелся сельский староста, деревня была все же не маленькая, возможно и церковью обзавелась бы в ближайшие год-два. Что теперь говорить... Староста взял хлопоты по сбору и переезду земляков на себя, но и остающиеся мужики не теряли время даром. Утреннее побоище встряхнуло людей, налет благодушия и мирного течения жизни слетел. Предстояло похоронить погибших, с надеждой на батюшку у соседей или на старца в крайнем случае. Собирали свой скарб, готовили скотину и мелкую живность. Для кур и гусей готовили корзины, веревками собирались привязывать к телегам коров за рога. Вытаскивали лари, кувшины и узлы с тряпками. Штопали прохудившиеся мешки под зерно и муку, репу, лук.

Почти четыре десятка всадников, на разномастных лошадках, частью трофейных (из самых смирных), нахлестывали, торопясь быстрее проскочить открытое поле. Спустились к речушке, и по дну русла побрели к оврагу, выходящему на западный край поселения. Илья пока ехал рядом с Прокопием и уже побывавшими в утреннем бою мужиками, все обговаривал будущие действия. Осип, средних лет мужичок, с лысой головой, прикрытой трофейной мисюркой и живым взглядом, уже начинал закипать, по третьему разу выслушивая одно и то же. Илья решил присматривать за суетливым воем. А вот Прокопий внушал доверие, его спокойные и уверенные действия в первые минуты утреннего боя показали в нем опытного и хладнокровного ратника, видать опыт в таких делах имелся.

Уже видны были дымы от соседской веси. Пробравшись к оврагу все спешились, оставляя лошадок на ополчение с мечом или копьем. Лучники дальше продвигались пешком. Разбившись на два отряда, пригибаясь, мужики потянулись к селу, выбирая складки местности и кустарник для тихого скрадывания. Договорились, что начнет Илья, и действовать он будет особо, выманивая на себя врага, а остальное войско во главе с Прокопием будет бить из засады. Над молодежью поставил соседа Евтея, и в помощь ему назначен был Михалко, поимевший теперь свой лук, раньше одалживавшийся для охоты у соседей. Этот отряд пошел в обход с другой стороны, задами, ударить должен был в спину из-за изб и укрытий. Евтею, возглавившему отроков, Илья строго наказал следить за молодежью и поперед не пускать, за что лупить по пустым головам без жалости. С ними уходили четверо мужичков понадежней, кого Прокопий определил. И обязательно перед стрельбой пусть каждый повесит перед собой щит, иначе, зачем тащили. Сам Илья распрямился и с луком наготове, стелющейся походкой направился по улочке к центру села, успев уже срезать двух зазевавшихся кочевников, вылавливавших живность у крайней избы. Оказалось, действительно, народ в массе своей успел набиться в церковь и там закрыться. Из узких оконцев храма иногда кто-то постреливал, перед входом лежало несколько степняков, а остальные попрятались за близлежащими избами, и оттуда пытались достать ловкого стрелка. Десяток степняков поодаль разбирали крайнюю избу, выбирая бревно потяжелей, видимо собирались использовать как таран. Предводитель покрикивал на нерасторопных. Требовал поспешать, правда, это понимал только Илья, в силу своих сверхчеловеческих лингвистических способностей. Десяток кочевников, прикрываясь щитами одной рукой и поддерживая солидное бревно другой, посеменили к входу в церковь. Чувствуя напряженное внимание всех степняков к этому действию, Илья начал отстрел самых дальних из них, прячущихся за разбросанными избами. Пользуясь внезапностью, успел ранить троих супостатов. И, не останавливаясь, ударил по самому сотнику, а также стоявшим рядом. Тем временем таран почти доставили к дверям храма, стрелы сверху бессильно били в щиты, не нанося урона. Вдруг пара стрел прилетевших из далека, зацепили нескольких воев, оставшихся повело от тяжести и, уронив свой край бревна, они рассыпали строй, стремясь уйти из под обстрела. Евтей командовавший молодежью, и сделавший удачные выстрелы, отошел снова за избы, как и велено было Ильей. Тут же две стрелы из узких церковных окошек нашли щели в защите отступающих, и еще парочка раненых упала в пыль. Остальные резво развернулись и, держа щиты над головами, бросились назад, получая стрелы в открытые части тела. Впрочем основной массе степняков было не до них.

Илья отступил, как только почувствовал опасность от очухавшихся степняков. Не ожидавшие удара со спины захватчики, стянутые со всего села к церквушке, теперь развернулись, пытаясь отомстить за убитого предводителя. В первой волне набежало десятка три нападающих, и только они выскочили на улицу от изб, чтобы покарать одинокого мстителя, как слитный залп из засады сбил с них спесь, устилая землю телами. Слава богу, Евтей с молодежью избежал внимания кочевников. Не зря Илья демонстративно расстреливал степных воинов, отвлекая от отроков. Расчет получился верный, обида за погибшего начальника и его телохранителей переключила всю злобу на него, не заметив убитых у церкви. Теперь не было командира, следившего за всеми перипетиями боя и дававшего нужные приказы. Подсчитав кочевников, Илья определил всего с дюжину погибших в последней атаке, но были и раненные. Сам старец, не выпуская из виду отступивших степняков, добавив к убитым еще троих, отслеживал окрестности, опасаясь появления новых нападающих. Если шесть десятков было в начале, на окраине села погибли двое, вместе с вражеским сотником четверо кочевников, у церкви лежал десяток, да двое спаслись. Из нападавших на него трех десятков, в пыль положили тринадцать. Осталось столько же, частью пораненных. Теперь кочевники сторожко выглядывали из-за изб. Постоянно смещаясь, с каждым выстрелом Илья продолжал вести счет упавшим степнякам. Переместившись к Прокопу, велел ему взять десяток и найти лошадей нападавших. В село они вошли пешими, видать кто-то не дал им погарцевать, с церквушки бьет умелец. Степные жители видать, берегли своих лошадок. Прокоп с десятком мужиков рванул к южному въезду в село, откуда и началось нападение. Там действительно в низине у моста через реку обнаружились трое кочевников со всеми лошадьми, в том числе и заводными. Перестрелка с ними завершилась не совсем удачно, десяток стрелял по-разному. Кто в лошадь попал, кому в плечо прилетело. Но трех вдесятером все же побили. Там же нашли раненых и в рядок лежащих убитых степняков, и трупы двух княжеских ратников. Раненые степняки при попытке оказать сопротивление были уничтожены. Оставив своих подчиненных, возле лошадей, Прокоп бросился к старцу Илье с докладом.

Сам Илья по-прежнему не мог найти пропажу - степняков по его подсчетам должно быть больше. Тут за избами прячутся сокращенные до дюжины остатки кочевников, а где остальные? Прокоп внес ясность про убитых у моста, теперь точно все тут, его Илья отправил обратно. Если будут уходить, то лошадей не бросят. Снова вышел на середину улочки и стал выманивать самых ретивых. То один, то другой степняк выскакивал наудачу под выстрел. Пятеро сгинули от его стрел, и только трое из них успели пустить стрелу, никуда не попав. Что-то слабо стреляют эти кочевники.

Илья хмыкнул, ушел за избу, чувствуя по шуму приближение степняка, отложил лук, взял в руки саблю. Из-за угла дома выскочил визжащий кочевник, размахивая саблей, бросился в ту сторону, где только что стоял старик. Илья успел ткнуть лезвием пронесшееся тело в шею и спокойно снова взял в руки лук. За ближними избами замелькали кочевники, правильно, бегут к лошадкам своим. Стрелять начал сразу, как увидел, проскочить успели только первые три воина, следующие трое упали со стрелами в боку. Из далека, слышны были азартные крики Прокопия, хорошо, что врасплох не застали мужиков. Продвинувшись вперед, из-за угла избы Илья рявкнул что-то на степном наречии и через какое-то время на землю перед его ногами полетели сабли, ножи, луки, затем появились последние степняки. Привыкшие подчиняться, решили сдаться. Они растерянной толпой выходили на открытое место. Один из них возмутился, тем, что один старик взял их в плен. Прыгнул на Илью смело, без подготовки, с ножом из рукава. Илья же, как знал, тренькнула тетива и в горло по самое оперение вошла стрела, а новая уже была наготове. Трое оставшихся вздрогнули от молниеносной расправы, рухнули на колени. Сзади уже подходили все стрешневские, принявшие участие в этом незабываемом бою. Последними пришли Евтей с молодежью. Пленных степняков связали, а Илья принялся обихаживать раненых, благо догадался взять те травы, что набрал намедни в лесу. Нажевывал кашицу, мешал с медом, принесенным местными, прикладывал к ране, забинтовывал нарезанными подолами рубах, тряпки степняков просто игнорировал, считая сальные одежды опасными. Ранения случились разные, но тяжелых, слава богу, не было. Была парочка мужиков потерявших много крови, не перевязали сразу. Но дай бог выходим. Илья прошел к пленным, заглянул каждому в глаза. Выбрав самого тщедушного и пугливого, отволок в сторону и вдумчиво побеседовал. Никакой силы и боли применять не пришлось. Да, это оказались простые пастухи, жившие в степях Поволжья. Половцы, разбитые монголами ушли, но ушли то воины, а простые пастухи частью остались по разным причинам, и хотя у них забрали стада, а порой и жен и дочерей, но зато оставили жизнь, дали командиров и отправили зарабатывать, то есть грабить. Илье стало понятно, что воин с телохранителями были или из монголов, или из примкнувших к ним ранее племен, заслуживших доверие. Хотя о каком доверии можно говорить среди волков. Илья считал всех половцев кочевниками и любителями пограбить. Два века они кружили по степям от Иртыша до Дуная, постепенно осев в районе реки Итиль. Илья объяснял стоявшему рядом Прокопию, что есть богатые половцы, военное сословие, а есть простые пастухи. Но важно другое, узнал Илья о том, что на полдень от Воронежа стоят силы монгольские, под предводительством Бату-хана, и числом их не счесть. Такие вот отряды рассылаются в разные стороны, собирать полон, провизию, за одно разведывать дороги к весям и городкам. А эти вот степняки, нами побитые, это самые первые отряды. За ними потянутся еще и еще. Где то в одном дне пути стоит их тысяча и ждет своих разведчиков, да накапливает полонённых и награбленное.

Тем временем, на небольшую площадь перед церковью, стали стаскивать тела убитых кочевников, попутно снимая с них все более менее ценное. Такое стерпеть воины, укрывшиеся в церквушке, не смогли. Створки дверей раскрылись, и с рыком к кучке мужиков устремился ратник в добротной кольчуге, шлеме и с луком в руках, за ним бежали еще двое, в кровавых тряпках, с ранами перевязанными впопыхах. Илья направился к распалившемуся вою, не собиравшемуся упускать свою добычу. Они некоторое время поговорили на повышенных тонах, но поняв, что его не собираются обделять, десятник княжеской дружины успокоился. Звали его Бажен, и приехал он проведать родных, да узнать о появившихся в южных пределах степняках, о которых уже в Рязани слышно.

Бажен не остался неблагодарным, и за то, что выручили, снял с себя кинжал, давно еще попавший к нему из похода на булгар. Приходилось с ними ратиться, то они к нам приходили, то наши полки к ним в гости хаживали. Илья рассмотрел нитевидный узор на клинке, вскинул брови, давая понять, что оценил качество клинка. Преподнес в ответ добрый лук, не тот, самый первый трофей из предыдущей деревни, но тоже достойное изделие степных мастеров, богато украшенное и менее мощное, чем у него. Бажен был немало удивлен, что расстаются с дорогим оружием. Такой лук стоил недешево, сразу возникли вопросы, какова цель этого могучего старика. Находясь на колокольне, он хорошо видел моменты сражения. Старик виртуозно распределял цели, не промазал ни разу, легко двигался при этом и не получил даже царапины. Сельский староста, на радостях пытался затащить к себе в избу начальных людей, но старец Илья уперся, пресек все его поползновения, причем легко, не напрягаясь, как будто всю жизнь повелевал.

Надо было спешить обратно в Стрешнево. Еще не все кончилось! Можно ждать в ближайшее время новый налет. И тогда со всех спросят про убитых степняков. Илья выяснил удобный для задуманного обряда овраг, велев старосте организовать доставку всех убитых кочевников туда. Староста, подбоченясь, со смешком, поинтересовался: а пленных тоже к оврагу тащить? На что Илья спокойно спросил у Бажена, не нужны ли ему пленники? Получив поначалу отрицательный ответ, утвердительно кивнул старосте - всех! Поняв, что с ним не шутят, староста побежал выполнять поручение.

Илья отвел Бажена в сторонку, ожег взглядом, сунувшегося к ним мужика, и завел речь о ближайших задумках. Бажен понимая, что его подводят к важному разговору, обозначил свои шаги на ближайшее время. Илья оценил и сдержанность, и откровенность такого поведения. Огромный опыт подсказывал, такой человек ему пригодится. Не став затягивать разговор он выложил все свои расклады на ближайшее время. Прекрасно понимая свои затруднения, и зависимость от тех, кто будет с ним рядом. Это тоже приходилось учитывать.

Благословленные раньше были времена, он в дикой злобе из-за мести кружил тогда возле большого отряда воинов, повинных в гибели его семьи. Ему не нужен был никто.

Бажен, выслушавший все, что рассказали пленные в пересказе Ильи, задумался. Торопиться он не любил, да и бросить службу князю, боевых побратимов...

Тут его размышления прервал Илья.

- Ты сейчас не спеши. Обдумай все что молвлено. Как дальше быть все одно надо будет решать.

Тела степняков уже тащили в овраг. Бажен из пленных все же выбрал несколько, пострашней, космы украшали каждого, но тут для воздействия на народ в Рязани нужны самые злые. Отобранных злодеев, хоть и пораненных, по этой причине сохранили, их даже не стали избавлять от доспехов. Первоначально Бажен не хотел брать обузу до Рязани, но рассудив так и этак, сдался, не с пустыми руками заявится, покажет грядущую опасность князю.

Народ, закончив с трупами врагов, разбрелся по селу. Кто беседовал с родственниками, кто помогал раненым, кому пришлось возиться с трофеями и новоприобретенными лошадьми. Были убитые и среди местного населения, это напоминало о своих погибших, там в родной деревне Стрешнево. Илья, видя всеобщую занятость, отошел в сторонку, исчезнув из поля зрения окружающих и направился к тому самому оврагу с побитыми степняками. На тела уже навалили веток и сухих стволов. Отослав помощников в село, неужто заняться нечем? Оглядев еще раз окрестности и не заметив посторонних, Илья спустился на дно оврага и, выбивая искры кресалом, поджег трут. Пучок сухой травы разгорелся, и перепрыгнул на щепки и тонкие ветки.

Сев лицом на полдень, полузакрыв глаза, старик снова уплыл в свои воспоминания, созерцая разгорающийся огонек и поднимающийся дым.

Жил возле моря срединного народ, назывался он хананеяне, а греки звали их финикийцами. У них странник и стал учиться морскому делу. Плавал по многим странам, они торговали, а он защищал корабли, так как поживиться чужим добром желающих было много. Ничего не подозревающих нападавших всегда хватало. Через несколько лет, благодаря таким жадным до чужого добра, старик сам стал владельцем нескольких кораблей, и тогда в один прекрасный день собрался он плыть в то место, что указал учитель. Собрал самых верных товарищей, запаслись провизией и водой и поплыли на запад. Прошли все море, вышли за геркулесовы столбы. Пересекли, останавливаясь на малых островках еще одно море, греки же его называли океаном, по имени бога морей. И долго носило три корабля, но все же приплыли к земле и жившим там ольмам. Среди них нашелся старец, о котором рассказывал отшельник. Он отличался от местных жителей светлой кожей и высоким ростом и носил длинную, седую бороду. Они его по-своему называли Кетцалькоатль. Передав весточку от учителя, был ласково принят. Странник долго жил у этого старца, много интересного узнал, удивляясь способности своего нового учителя разговаривать на любом языке. Очень просил научить этому. С начала древний старец отнекивался, говорил что невозможно, но потом задумался на несколько дней, ходил молчаливый. Провел путешественника в горы, добирались до места три десятка дней. В горах находился целый город, и там жили такие же, как он люди, светловолосые, голубоглазые, бородатые.

Огромные, обработанные глыбы складывались в могучие стены, кто мог создать такие строения, как можно было двигать и поднимать эти монолиты!? На одной из площадей был камень необычной формы, вот на него и заставил лечь этот старец. Только откинулась голова на каменное ложе, как исчезла связь с действительностью, закрытые глаза видели какой-то сон, а руки ощущали шероховатость каменной поверхности. Во сне, наяву, не имея возможности пошевелиться, он разговаривал с древним старцем на его родном языке, и чем дольше говорил, тем понятней и привычней звучали слова этого языка. Потом говорили о разных вещах, как устроен мир, как безбрежна вселенная, как ничтожны и могущественны маленькие существа, вызывающие болезни, как человек разрушается, приближаясь к смерти, и как это можно отодвинуть на очень большой срок. Но нельзя убегать от смерти вечно, она все равно находит тебя и забирает с собой, отбирая жажду жить. Странник тогда этого не понимал, думал жить можно вечно, разве это может надоесть! Оказывается он пролежал на камне всего день, а казалось годы. Затем долго приходил в себя, сил потратил, как будто бился с врагами все это время. Древний старец объяснил, что мало получить знания, надо еще их научиться использовать, вот на это как раз и может уйти вся жизнь. Похожее слышал он от своего учителя там дома на своем континенте.

Огонь тянулся к сухим веткам, жадно лизал сучья и тела погибших, разбегаясь все шире и шире, пытаясь охватить все, до чего можно дотянуться. Старик держал руки так, будто приказывал этому пламени, и то послушно выполняло его волю. А может и так, проверить это было некому. Когда в небо поднялся тугой столб дыма, пламя загудело. Разгоревшись, огонь превратился в прозрачную колышущуюся струю, широкую, мощную и горячую. В этих раскаленных струях старик видел чуть замутненные, полупрозрачные тела - возносящиеся к небу души. Он стал скороговоркой читать мантру или заговор, эти просторы не знали ни такого языка, ни таких обрядов. Вот самые нижние сущности начали разворачиваться и опускаться перед самым лицом старика. Странник заранее собрал в шлем одного из убитых немного крови с тел, которые еще кровоточили. Он опустил пальцы в эту жидкость и провел по лицу, пачкая лоб и щеки. Протянув к еле заметным сущностям окровавленные руки, он выкрикнул приказ и те стали втекать в ладони. Поглощая одну за другой эфемерные субстанции, живое тело наливалось силой, морщины разглаживались, но все это происходило медленно, почти незаметно глазу. Слишком долгую жизнь прожил старик без ритуала омоложения, усвоенного еще там, в горах загадочного народа, за большим океаном. Он пристально вглядывался вверх и увидел еще несколько не порабощенных субстанций, витавших высоко над костром. Мысленно потянув воображаемую петлю, стал вытягивать одну за другой заарканенные души умерших, поглощая всех без остатка. Развоплощенные души, наделяли старческое тело энергией, заставляли весь организм постепенно перестраиваться, молодеть, исторгая старые, изношенные клетки и постепенно заменяя их новыми.

глава 4

В наши дни жизнь не насыщена трудностями и опасностями для большинства жителей более-менее благополучных стран. Если что-то случается, то это где то далеко, война, болезни, несчастья и горести происходят с кем-то другим, не с тобой. Тем тяжелей удар, когда случается страшное, и человек остается со своим горем один на один. Ни друзья, ни близкие не могут утешить, превозмочь боль, обрести душевное равновесие.

Такое случилось со Степаном Корнеевым, он ехал уставший из столицы домой, решивший массу вопросов по своему бизнесу. Вот уже несколько лет он пытался вытянуть свое ремонтное предприятие из кредитов и долгов. Ремонт машин приносил стабильный доход, но взятые в долг деньги, гасили любые прибыли, тем более, что в начале приходилось перезанимать и не раз. В столице удалось получить сертификаты на компьютерную диагностику от серьезных марок. В их городке не в каждой мастерской можно было гарантийно обслужить престижную иномарку. Открывать свой центр в небольшом населенном пункте крупная фирма не станет. Вот и пришлось подсуетиться и стать авторизованным сервисным центром сразу по нескольким наиболее популярным маркам.

Удара Степан не почувствовал, видимо спал. Он четко видел внизу на дороге свою разбитую машину, разгорающуюся ярким пламенем. Кто-то тащил его бессознательную тушку к обочине, подальше от огня. Он осматривал с высоты птичьего полета суету на дороге, пробку из машин, пробивающиеся к месту аварии скорую и машину автоинспекторов. Когда скорая вскрикивая сиреной стала выбираться из затора машин и набирая скорость покатила к городу, невидимая нить натянулась и потащила невесомую душу за еще живым телом. Любопытство и досада, от неудавшейся свободы притащили к больнице. Невидимый никем, бестелесным облаком, Степан проник в операционную, где его тело штопали, безучастно наблюдал и слушал. Прогнозы хирурга были неутешительные, перечисляя все травмы и раны, он выносил убийственные диагнозы, не подозревая о невольном слушателе.

Через неделю стали пускать посетителей, и если с женой все было понятно: беспокоится, переживает, пытается помочь морально, то компаньон вызывал только досаду. Было видно, что потеря бумаг в аварии - ударила по бизнесу, и эти трудности для человека важней здоровья, а может быть и жизни пострадавшего друга. Степан снова ушел в себя, закрыв глаза, он уже привычно вытолкнул свое нематериальное тело в эфир и долго летал в небесах, просто наслаждаясь полетом. Все-таки придя к определенному решению, он напоследок посетил дом, невесомо коснулся сына, жены. Найдя друга, обнаружил его с одним из конкурентов по бизнесу. Седой мужчина, что то втолковывал его компаньону и тот послушно кивал головой, лишь иногда возражая, чем сильно бесил собеседника. Они подъезжали уже к его больнице, когда Степан покинул беседу и проводив поднимающегося в палату друга, умчался вперед. Вынырнув из бессознательного состояния, тело пронзила боль, требовался очередной укол обезболивающего. Друг стоял с документами в руках у изголовья и пытался объяснить необходимость продажи доли бизнеса седовласому конкуренту. Степан обещал подумать, и слава богу под рабочей, не пострадавшей левой рукой лежал сотовый. Демонстративно, чтобы слышал компаньон, позвонил одному старому приятелю, имевшему в городе несколько разных компаний. Это были и торговые точки и предприятия бытового обслуживания, несколько заправок и даже аптека. Бизнесмен обещал подъехать в течении 2 часов. Компаньон занервничал и выскочил на улицу к седовласому господину, ожидающему в своей машине. После короткой, но бурной дискуссии, совладелец вновь бежал к палате с дорогим и неуступчивым пациентом. Озвученная сумма была увеличена в 3 раза и стала бы внушительным подспорьем будущей вдове. Степан не верил в свою реабилитацию, а овощем жить... Впрочем краем сознания он понимал, что на его мысли сейчас влияет и сама авария, и травмы, и положение бизнеса, и даже просто психологическая усталость от постоянной гонки без выходных и отпусков. Приехавший друг детства посмеялся, он сразу понял фишку, даже одобрил способ давления на жадного покупателя. И попросил продать недостроенную дачу, которую Степан не посещал уже полтора года.

Через три дня, все бумаги были подписаны и на счет жены и отдельно сына (до совершеннолетия) были переведены крупные суммы. Жена узнала все на следующий день, она плакала, клялась и божилась, но Степан понимал, что, будучи калекой, молодую женщину удержать не сможет. Слишком хорошо он ее знал, будет мучиться, страдать, а кончится или любовником, или уходом к другому. Вечером он облегченно вздохнул, как в анекдоте почувствовал, что ничего не болит и закрыл глаза. Его эфирное тело поплыло медленно вверх, и даже светлая дорожка стала проявляться, указывая направление. Но тут возмутилось сознание, разве для этого он умирал? Он мало прожил, не все еще увидел, понял, познал!

Перед глазами пролетела вся жизнь, детство с родителями по гарнизонам, учеба на химфаке, разочарование профессией химика на 4 курсе, перевод на инженерный факультет, работа по специальности на заводе, где им затыкали дыры из-за кадрового голода, своя фирма, в общем-то, неплохой компаньон. Если бы не кризис, наверно раскрутились бы. Вспомнились увлечения молодости, походы, турслеты. Сколько спортивных секций поменял, и рукопашка, и айкидо. Это все пригодилось в армии, служил в разведке. Жену выбирал по красоте, и как только почувствовал ее недовольство маленькой инженерной зарплатой, ушел в бизнес. От женской красоты он всегда благоговел, но старался жене это не показывать, опасаясь разлада в семье по этому поводу. Уж как женщины могут вертеть мужьями, пользуясь своей женской силой, он видел на друзьях и знакомых.

Ринувшись вверх и в сторону, эфирное тело покинуло коридор света, и понеслось по пути, проложенному еще Гагариным. Удаляясь от Земли, он почувствовал бездну космоса, черноту пустоты, внимательный взгляд звезд. И тут его подхватило какое-то неведомое течение и он стал удаляться от Земли. Прошло немного времени и вокруг остались только звезды, да еще Солнце, постепенно удаляющееся от него. Снова рванув на силе воли, как и в первый раз, он стал возвращаться к светилу, отмечая увеличение диска, захотелось окунуться в солнечный жар, увидеть протуберанцы вблизи. Вот он приблизился к первым языкам термоядерного пламени, ослепительно белого и бесплотного для него. Он проплывал сквозь диск огненной материи и завороженно смотрел на грандиозные масштабы этого явления.

Вспомнилась потерянная из виду земля, но метания по системе ничего не дали. Только чернота космоса и звезды, а он не запомнил даже созвездия, со стороны которого он вышел в космос. Анализируя все свои действия в качестве бесплотного духа, понял, что кроме зрения ни чем не владеет. А как же слух, запах, осязание. Надо было еще на земле продумать эти вопросы. Стал прислушиваться, принюхиваться, наконец, просто попытался ощутить что-то и вот на пределе слышимости и ощущений боли и страха он почувствовал направление и полетел туда. Светлая точка стала расти и превращаться в планету. С радостью узнав Землю, бросился к ней. Слава богу, фотографий из космоса родной планеты видел не мало. Крик, в направлении которого он летел, нарастал, и страх заполнил все сознание. Хотелось остановиться отлететь подальше и с расстояния определить опасность. Неведомая сила просто парализовала, угнетала, да еще страх транслируемый кем-то буквально раздавил и лишил воли к сопротивлению. Приблизившись, он увидел полупрозрачные серые сущности, бившиеся в неведомых силках. Его притянуло к ним и потащило к земле. Лихорадочно обдумывая свое положение, пытался взять себя в руки, отрешиться от страха и силового давления. Успокоившись, решил вырваться снова, как и первые разы, но не преуспел в этом. Точка внизу стала приближаться, и превратилась в старика, в руки которого втекали эфирные тела и вой прекращался. Он последний, сопротивляясь на пределе своих возможностей, был притянут к ладоням и, попав в какой-то черный колодец ухнул вниз. Как только давление воли спало, последовал рывок-побег, выскочив из виртуального колодца, вдруг пришло понимание, дальше бежать некуда. Тело, принадлежавшее старику, стало тюрьмой для духа по имени Степан.

Старик покачивался перед разгоревшимся костром, жар начал нагревать одежду и припекать лицо. Пришлось приложить усилия, чтобы отодвинуться, но ничего не произошло, тело по-прежнему находилось в ступоре. Где то во внутреннем космосе друг перед другом висело два подсвеченных изнутри облака. Между ними проскакивали искры, и это только затягивало конфликт. Старик молча пытался выгнать или поглотить вторженца. Он уже понял, что вместе с душами погибших захватил и кого то еще. Степан ругался разными непонятными для местного обитателя словами. Некоторые, самые экспрессивные вышибали из эфирного тела электрические разряды. Когда Степан это понял, тут же усилил лингвистический нажим, параллельно испытывая связки иностранных слов, но жалкие факи не способны были выжать ни микровольта, ни микроампера. Эмоция тоже добавляла накал противостояния, войдя в роль естествоиспытателя, Степан выдал витиеватую конструкцию, и с таким накалом, что непоколебимый старик дрогнул, и запросил перемирие, дальше они стали разговаривать уже более конструктивно. Это позволило качнуться застывшему телу старика и отползти, спасая задымившуюся одежду и волосы. Нагревшаяся кольчуга обжигала сквозь ткань, пришлось прижаться животом к траве на дне оврага, и только потом выбираться наверх.

На краю оврага, силы оставили старика. Почему мы остановились? Степан решил потихоньку выяснять обстановку. Это я остановился, а не мы возмутился старик. Он был поражен до глубины души теми словестными связками, которые использовал вселенец. Такое сильное воздействие за его прожитые столетия было впервые. Степан не вступал в диспут, он прислушивался к телу, его ощущениям, и даже мыслям. Оказывается, он мог читать память старика, ощущать биение сердца, шум дыхания, землю под собой, только глаза не слушались, видеть Степан ничего не мог. Надо как то договариваться, упертый дед, житья от него не будет.

- Я все слышу! - сурово заявил старик!

- Дед, ты недавно умирать собирался, давай мы тебя в светлое путешествие отправим! Посмотришь на Землю нашу из космоса, голубая планета! Ты такой красоты ни разу не видел! Тебе жить стало скучно, надоело! Я же чувствую твои мысли, ты чего передумал-то? А я еще молодой, мне все интересно!

Старик хмыкнул, неожиданно "вьюноша" верно сказал, еще утром уходил из деревни, думая о смерти. А что изменилось сейчас?

- Вот и взял бы молодое тело! А старое тебе зачем?

- Как будто мне кто-то предлагал! А сколько проживет молодое тело? А твое почти бессмертно! Ишь ты, какие ритуалы знаешь. Ты кто по образованию? Маг? Колдун? Шаман? Энергетический вампир? Это что, магический мир? Или ты экстрасенс? Ты ведь так уже не раз делал, так ведь? И сколько уже жизней ты прожил? Ты сам-то знаешь, сколько тебе лет? Это магический мир?

- А ты не подсматривай в моей памяти. Не лезь! Это годков что ли?

- Да годов, или как там у вас?

- А мне не одна тысяча, поначалу я считал, а потом надоело.

- А это что за планета? Мир как называется. Центурия какая?

- Мир этот называют по-разному, разные народы. Тебе по-каковски?

- На русском скажи. А ты, кстати, как меня понимаешь?

- Так ты так орал, что некоторые слова я узнал, а некоторые ты узнал, мы как бы проникли в языки друг другу. Земля эта - Русь с недавних пор. Живут тут рязанцы, а там суздальцы, владимирцы, на заход солнца, смоляне, киевляне, черниговцы, много разных других городов.

- Ага, Русь, значит, скажи, сейчас год какой, ну от рождества Христова?

- Христов? А кто такой?

- Иисус Христос! Проповедовал в Иерусалиме.

- В И?ршал?ме был один проповедник, давно, его казнили, а потом объявили воскресшим, меня там не было, сказать по правде, я подумал, что это мой учитель кого-то вылечил, а после его лечения убить человека сложно.

- Дед не придуривайся, или креста на тебе нет?

- Почему, крест есть. Мне его подарил апостол Андрей, о чем есть подпись на обратной стороне. Царапал он ее собственноручно.

- И ты с апостолом Андреем путешествовал?

- Ну, не я один, с нами еще был Иаков, сын Алфеев.

- Да, голова кружится от такого. Так ты христианин? Во Христа веришь?

- Верить? Я же жил в те времена, что же мне не верить, что он был?

- Да нет, я про религию, ты ведь верующий?

- Даже не знаю, что тебе сказать. Много я разного видел, верований много, до бога высоко, ты вот путешествовал там? Не видал бога всевышнего?

- Там пустота космоса, вакуум, воздуха нет! А про бога говорят, что он создал нашу вселенную. Что для него наша песчинка земля?

- Э, тут ты неправ, бог в душе должен быть, иначе человек как дикий зверь!

- Ну ты наверно проповедей наслушался... А как же этот ритуал? Как можно все в кучу и бога и колдовство?

- За свою долгую жизнь привык я к разным религиям. Могу разные ритуалы применять, мне без разницы. А вот люди те да.... Да нет, так и есть, звереют люди без бога в душе.

- А как же инквизиция, что они творят с именем бога на устах?

- Ты людей использующих веру для себя с истинно верующими не путай! Ты пойми, все течет, все меняется, и бог вместе с людьми человечней становится. Я это давно заметил.

- Столько ты видел, это, какие же глубины истории. А в Александрийской библиотеке был? До пожара?

- Так пожаров там было много, и не раз. Только горела мелочь всякая, а все самое ценное хранилось в катакомбах под самой библиотекой. Хранители ее наверно до сих пор оберегают. Для отвода глаз перед завоевателями поджигали барахло разное, да пустые хранилища, для отвода глаз.

- Расскажи про своего учителя! И фараонов помнишь? А пирамиды при тебе строили?

- Фараонов помню, начиная с Хеопса, а пирамиды и до него стояли, он только повелел подновить, обложить красиво камнем, да имя свое выбить. Ты лучше скажи сам-то ты кто?

- Я, ну как тебе объяснить, жил я 2013году от рождества Христова, так у нас летоисчисление ведется...

- Подожди ка, я сам посмотрю!

Старик приблизился к белесому облачку в своем внутреннем микрокосмосе и, окунувшись, стал, как бы читать все воспоминания. Но вдруг резко прервал это занятие, ладно потом, все потом. Огромный поток информации просто ошеломил его. Старик понял, чтобы разобраться в этом, надо прожить еще столько же. Да, пожалуй, без помощи этого Степана не обойтись. Много, очень много всего в его памяти. Вспомнить можно все, но для этого надо постараться, подготовить эту самую память иначе останутся только красивые картинки. Не будем спешить, отложим это. Так решил про себя старец.

- Надо идти в деревню.

- Подожди дед, сейчас пойдем. Так какое время сейчас?

- Вот ты неугомонный, время я тут и сам не знаю. А вот в Рязани правит князь Юрий Игоревич.

- Князей то много было, а царь есть?

- О царе не слышал.

- Князь Александр Невский? Дмитрий Донской?

- Таких не слышал. А вот на торгу про монголов говорили, под Воронежцем видали. Да этих вот степняков побили, татей... Они из половецких босяков. Тех, кто не успел от монголов бежать, под них легли.

Старик припомнил утренний рассказ хозяина, как раз вернувшегося из Рязани.

- А теперь вот и сюда добрались... оглоеды. Это как саранча расползется по всей Руси, только волю дай!

- Так татары ещё Рязань то не взяли? Помнится, ее зимой возьмут. Потом Москву, Владимир, прочие города разные, Торжок, Козельск - злой город, до Новгорода не дойдут, назад в степи уйдут. Да потом вернутся, на двести лет иго будет.

- Какие татары, монголы говорю!

- Так их так потом и назовут монголо-татары. А сами себя они Золотой ордой называть будут. Значит сейчас год наверно 1237. Под Воронеж уже пришли, а Рязань еще не взяли! А сейчас месяц какой? То что лето я вижу!

- Слыхал, в деревне называли Червень. Это как? Понятно?

- Нет, лучше скажи по счету какой?

- Первый месяц лета.

- Да, дела! Ну, в деревню так в деревню. Так как тебя на Руси кличут, странник?

- Отзывался на Илью, когда бывал в Киеве. И тут так.

- Илюша, а ты часом не Муромский?

- Был в таком городе, а чего спрашиваешь?

- Да так, потом расскажу...

Степан, наверно и сам не до конца понимал, что с ним происходит. Не было шока, удивления, вообще эмоций за прошедшее с момента смерти время явно не хватало. Впрочем, легкое волнение все же присутствовало. Он осознавал себя чистым разумом. И немного тосковал по прошлой жизни. Все происходящее вокруг лениво отслеживал, ощущая себя сторонним наблюдателем. Может поэтому большинство умерших обычно не возвращается в реальность, без эмоций нет желаний, угасает интерес к существованию, хоть и в таком виде. Они, эти бессмертные сущности, теряют интерес, не проявляя эмоции, растворяются в просторах космоса и времени. Становятся такими бездушными созерцателями, если вообще не исчезают бесследно в эфире вселенной. Ему повезло, небольшие всплески эмоций в начале его бестелесного пути, сохранили интерес к окружающему миру. Попытка его поглощения этим колдуном вообще вызвала бурю эмоций, дала силы и стимул жить, хоть и в такой ипостаси. Даже мысль проскочила, эмоции не дали его личности распасться, раствориться в нирване бытия, пустоте вселенной.

Степан завалил своего пленителя вопросами, его возбуждение и нетерпение захлестывали их общее тело. Странник смог перебороть эту бурю эмоций и когда наступило молчание, каждый подумал свое, тут спешить не надо, сколько интересного можно узнать друг у друга. Будущее, какое оно, как все сложится в дальнейшем. Каждый прислушивался к чужим мыслям и вывод, как ни странно, был один, произошедшее переводит дальнейшее существование на новый уровень. А ведь были еще догадки о таком вот поглощении кем то другим, кто это все придумал, каких вершин достигли они, страшно было подумать, А если все души умерших попадают к кому то?

Уже возвращаясь в село, странник столкнулся с разыскивающими его Прокопием и Баженом. Обдав встречающих запахом дыма, так он въелся, Илья, не давая опомниться, стал расспрашивать, что сделано, советоваться по разным вопросам, чем сбил порыв любопытства. Лишь слегка обмолвился, что упокоились души грешные, при этом набожно перекрестился и прошептал молитву.

В деревне отведя Бажена в сторонку, посовещались и пришли к единому мнению, Илья уводит оба селения и обустраивается на зиму. Хлеб сторожко надо убирать, без него будет голод. Бажен поедет в Рязань, там надо все обстоятельно рассказать. Может, выделит князь помощь, оборониться от супостата, дабы успеть спасти урожай, какой никакой. Город без хлеба не защитишь. Илья пока не стал рассказывать все, что узнал от Степана. Как сказать, что всего шесть дней продержится Рязань, что погибнут все защитники, а с ними и их близкие. Надежда, что Бажен вернется один или с подмогой перерастала в уверенность, ...родные места, ...неужто бросит земляков.

Глава 5

Бажен развил бурную деятельность, уговорив Илью дать еще десяток лошадок из "затрофееных". Илья брякнул это слово с подачи Степана, а народ тут же подхватил "заморское словцо", лихо вставляя в речь когда надо и не надо, с трудом выговаривая(затрофеных натрофеных, трофеевых). Лошади хоть и были низкорослые, но вроде покладистые, и привычные ко всему. Михалко авторитетно заявил, по стертым холкам видно, ярмо таскали, повозку али арбу. Да и какие еще будут лошади у простых пастухов. Кто им хорошего боевого коня даст. Вот у командира был неплохой конь, но его Илья сразу себе забрал. Договорившись со старостой встретиться у дальнего озера, так местные называли известный им водоем, старец со своими мужиками поспешил в деревню Стрешнево. А это село, с церквушкой, называлось Троицкое. Видать название на троицу давали. Поп из церквушки так и не показался, как сказал Бажен, собирается уезжать в город и там переждать лихое время. Илья попросил Бажена пристыдить попа и отпеть погибших селян, грех это паству бросать. Бажен заверил, что все сделает. С ним распрощались, напомнив про обещания, и услышав заверения в приложении всех сил к их выполнению.

Всеми правдами и неправдами Илья с подачи Степана все же сагитировал народ на переселение, пока свежи в памяти недавние, горячие события, жив страх за родных и как открытая рана - скорбь о погибших. А вот зачем это нужно, так толком страннику еще и самому было непонятно. Тут встревал вселенец, агитируя за светлое будущее, для себя уже прикинув, какие преференции выпадают из этих шагов. Народ объединится, уйдет в сторону от тракта на Рязань. Подготовится и сможет отбиться от небольших отрядов, а кто большие силы пошлет в глушь, на невеликое селение.

Дозоры на холме доложили, что все тихо никаких кочевников не было. Илья, выслушав доклад махнул рукой и всем ополчением стали спускаться к деревушке.

Встречали победителей хмуро, выглядывая и боясь узнать, кто не вернулся. Прокопий крикнул, успокаивая, и радостно загалдев, родные бросились к всадникам и пяти телегам, сменянным на десяток лошадок. В них везли своих раненых, кто верхом ехать не смог, да трофеи, с собственноручно убиенных. Над этими телегами уже поднялся крик и причитания. Прокоп, важно расталкивая сердобольных, наставительно объяснял, что раны не опасные, уже обихожены, скоро все заживет, "как на собаке"! Илья узнал от Степана, что эта фраза переживет и монгольское нашествие и еще бог знает какие беды. Илья, отдав самые важные, по его мнению, распоряжения, перекусил, и отправился на сеновал спать. Прокопий перечить не стал, лишь принес из дома тулуп, отдав постояльцу.

Илья прилег на сеновале, поворочался и настроился на долгий разговор со Степаном. Хотелось узнать про будущее, как там воюют, какие диковины придумают люди. Ловил себя на мысли, что за долгое время впервые так интересно стало жить, как второе дыхание открылось. Сам не осознавая, Илья пользовался лексиконом Степана, а тот перенимал фразы и понятия этого времени. Происходило все столь незаметно, что оба удивлялись, откуда что берется. Степан, умерив свое встречное любопытство, рассказывал и показывал собственные воспоминания, осваивая новое для него искусство виртуальной презентации. Илья ему в этом помогал, открывая ментальные техники для лучшего восстановления когда-то виденного или слышанного. Иногда получалось показать целый фильм, "Освобождение" смотрелось актуально и сейчас. Правда видел Илья не только сам фильм, но и те ощущения и эмоции, что испытывал Степан при просмотре картины. Впрочем, и яркие эпизоды, врезавшиеся в память, были порой лучше, чем в фильме. Видимо Степан, додумывал и силой своего воображения дополнял сцены баталий. Масштабы танковых сражений, самолеты, бомбардировки завораживали Илью. Взрывы и гул моторов, одновременно пугали, и восхищали запредельной силой. А вот про монголо-татар вспомнился почему-то только фильм "Андрей Рублев". Илья просмотрел эпизоды вроде спокойно, но потом нахлынули видимо его собственные воспоминания и Степан пережил все моменты гибели его семьи, глухое рычание над их телами и потом только мелькали рваные, кровавые куски воспоминаний мести. Все это было красочно, как будто вчера произошло, и не с кем-то, а с ним самим, жителем двадцать первого века. Степану хотелось спросить про души, ритуалы, долгую жизнь, но он решил все отложить на потом. Сейчас это казалось делать неуместно. Илья почувствовал впервые так близко душу относящуюся к нему с состраданием. Он вспомнил себя тем молодым воином, в чем-то наивным и благодушным. Еще, остро пришло понимание, как же бездушно и монотонно жил он последние века. Путешествовал, воевал, поглощал души, чтобы молодеть и ничуть не задумывался, а как это могли бы воспринимать другие. Всплыли заповеди той религии, к которой он прикоснулся в Палестине. К любой вере он относился спокойно, людям надо - пусть... Да и нравственные законы не пустой звук, иначе человек становится зверем. Илья вполне понимал, что есть вещи, через которые он переступить не может, по крайней мере, в отношении тех, кто себя защитить не способен. Смерть врагов - это жизнь, твоя и твоих близких, друзей или спутников. За те века, что он прожил, у него были и родичи и друзья. Пережив всех их, он привык философски относиться к вопросам жизни и смерти. Да и души забирал только своих врагов, тех кто сам грабил, убивал, так что другого не заслуживал.

С утра пораньше в селении закипела жизнь, женщины готовили к погребению погибших, а мужики тесали домовины, другие уже собрали утварь и скотину. Телег не хватало, но русская смекалка уже мастерила волокуши нарубленные в близком лесу.

Но вот выяснилась одна незадача! В двух прошедших боях погибло некоторое количество животных, домашнего скота, лошадей. Самые лучшие куски мяса, посоветовавшись, решили коптить, для этого даже соорудили нечто вроде коптильни. Не чурались и просто сварить и засолить с чесночком и луком, а так же с травками рекомендованными Ильей. Конину в деревне есть не собирались, но Илья настоял переработать туши, на всякий случай. В своих странствиях ему приходилось есть все подряд, и отказаться от такого количества еды при обилии народа не смог. Степан знал только часть этих приправ. Хрен, смородиновый лист и острогон встречались ему при засолке огурцов домашним способом. Тут это добавляли как приправу к засоленному мясу, с тонкими прослойками сала на тощеньких свиных ребрышках. Не побрезговали и кониной, старательно перерабатывая все: туши, кожу, кости, копыта, конский волос. Так провозились целый день, насилу управились. Приезжал из Троицкого гонец. Обсказал как идут дела в селе, и передал, что староста просил день отсрочки. Там возникли те же проблемы, только решили их по-другому, постаравшись сначала съесть все мясо побитой скотины и птицы, и лишь потом, додумавшись засолить оставшееся. Благо соль нашли среди доставшейся добычи. Илья вспомнил, что за хлопотами не разобрал все трофеи, как настойчиво называл хабар Степан.

Потратив еще один день на разные хлопоты, пораньше, на рассвете перекусили, напоили, накормили скотину, и по росе тронулись в путь. До места добирались долго, то телега сломается, то отстанет кто. Не спеша, к полудню, вышли к южному берегу озера, на место оговоренное заранее. Илья с Прокопом поехали выбирать, где расположить будущее становище. Объехали весь берег, уже показались соседи по несчастью из Троицкого, а решить никак не получалось, где будет новое пристанище. Подъехавший староста Богдан, по прозвищу Жиздря влился в этот спор, но пользы оказалось чуть. Степан посоветовал Илье выбрать северный берег озера, изъеденный оврагами. Туда конному отряду добираться будет трудно. Прямого пути нет, а они сами переправятся на плотах. Да там ничего толком не построить, Илья не представлял, как между расползающимися оврагами ставить избы!

Степан стал объяснять соседу по месту жительства свои идеи.

- Во-первых, выбираем самый большой овраг. Там осыпаем края, равняем склоны вертикально и делаем площадку, желательно ровную, для постройки большой землянки, засыпаем щебенкой дно. Обязательно поставим сваи, мореный дуб или лиственницу тут найти можно? Щебенка? Это вот те мелкие камни по берегу. На них укладываем настил из тесаных бревен. Пол застелем шкурами, чтобы снизу не дуло. Нет, мхом не надо, огнеопасно, при любой искре все сгорят. Кому это надо? На холме сделать водоотводы, чтоб верховая вода уходила в другой овраг, по дну которого течет речушка. Там можно сделать запруду, со створом (запором). На этой запруде потом поставим водяную мельницу. А вон там, на холме, потихоньку возведем крепость. Ну да, ладно, пусть острог. От него к этому оврагу прокопать подземный ход, татары придут, ну да, монголы. Будут штурмовать ее, ворвутся, а мы сожжем их там, в ловушке, а сами по подземному ходу уйдем!

Илья был поражен, тем более, что Степан умудрился представить, как будет выглядеть все тут возведенное. Степан только хмыкнул, уж 3D построения, хоть и в металлообработке, а не в строительстве, ему создавать приходилось. Пространственное воображение имеется!

- А скотину куда девать?

- Так справа еще овраг, его под скотный двор, а ход туда через стенку оврага прокопаем. Только нужно лопат железных сделать, иначе возиться до самого снега будем. А так мужиков много, можно в три смены пахать, если костры жечь.

- Нет, скотину, пожалуй, лучше к лесу отогнать, увести в лес можно будет.

- Пусть так! Все в супер землянку эту не войдут, пока времянки там поставим.

План был одобрен. Всего Илья объяснить не смог. Но то, что временно придется пожить под открытым небом, все поняли.

- Избы поставить, да урожай убрать до зимы, на большее пока не замахиваемся. Хитростей придумать можно еще много! Верхние скаты над оврагом застелем дранкой, или дубовым гонтом, для того нужно пилораму делать. Поверх всего постелем дерн. Для маскировки сверху сделаем домишки с ловушками, они таких изб как огня бояться будут, сунулся и кирдык! Степан некоторые слова не объяснял, смысл был понятен и так. Илья заметил про это строение в овраге, мол, будет такая большая ловушка, люди туда зайдут и назад не выбраться, если враг рядом. Степан и сам это начал понимать: "Так прокопаем ход к лесу, так что выбраться можно будет!"

- И сколько сил и времени это займет?

- Так до зимы еще далеко. Успеем, если дружно возьмемся и по уму распределим свои силы. Главное быть уверенным, показывая, что все идет по плану!

Илья, крякнул, вздохнул, кивнув Прокопию и старосте Троицкого, стал выкладывать по порядку все этапы работ. Те молча кивали и в следствии растерянности и природной смиренности молча соглашались с будущим порядком вещей, принимая приказы своего нового покровителя. Илья сам понимал, что еще придется решать вопрос с рязанским князем. А это будет не так просто. Земли эти, хоть и болота с оврагами, а тоже принадлежат своему хозяину, если только князь не захочет их пожаловать Илье. Осталось только придумать службу, за которую эти земли получить.

Народ не спеша расползался по опушке, прижимаясь к лесу. Тут и хворост, и какой-никакой шалаш соорудить можно на скорую руку. Детвора уже бросилась обследовать ближайшие окрестности во всех подробностях.

Отроки постарше, уже вовсю помогали родителям, снисходительно поглядывая на младших, самозабвенно шныряющих по округе.

К вечеру, угомонившись, перекусив, чем бог послал, начали укладываться спать. Прокопий пристроился к Илье, рядом угнездились его брат и свояк. Разговор начали издалека: - Как быть, вчера мясо, сегодня мясо, а ведь Петров пост! А тут ...

На что Илья успокоил, путникам можно, а мы теперь в пути, пока домой не вернемся. Да и подкормить вас надо, работы предстоит много, а вы тут ноги еле таскать будете. Оно так надо? Дальше разговор пошел на интересующую мужей тему: - Как будет с лошадками. Поделят их или себе все заберешь?

- Себе забрать, конечно соблазнительно, да так ведь без хлеба останемся. Нет, придется их в общество отдать. На каждую нужду будем выделять людей и лошадей, а первоочередность будет по необходимости. Что в первую очередь нужно, туда и направим силы. А теперь спать!

Глава 6

Все привезенные раненые постепенно выздоравливали, для Ильи не было трудности раз в день пройти посмотреть всех страдальцев и убедиться, что заживление идет своим чередом. Вычищенные раны, нужные снадобья и отвары, а также необходимые мази поднимали на ноги свежеиспеченных ветеранов прошедших битв. Теперь по прошествии некоторого времени, народ осознавал произошедшее, молился на своего героя-спасителя и, задумываясь о будущем, пытался выяснить дальнейшую свою судьбу. Илья иногда усаживался рядом и не спеша размышлял вслух о всех делах, что предстоит сделать, какая польза будет для всех и что предстоит сделать еще. Иногда получалось подслушать, по просьбе Степана разговоры промеж выздоравливающих, где обсуждали дальнейшее житье-бытье. Пока никаких осложнений в обществе не предвиделось. Мужи были разумные и степенные, и если кто пытался истерить и чем-то возмущаться, его тут же ставили на место. Так получилось, что в шалашах с раненными образовалось такое информационное ведомство, где всяк мог получить нужную новость или разъяснение по текущим вопросам. Илья только диву давался, как просто и незаметно Степан провернул это дело, без насилия и ругани все переселенцы спокойно работали на общую идею, хотя наверно каждый понимал ее по-своему. Ничего втянутся и освоят идеи коммуны, чем она отличается от крестьянского общества? Если кто и захотел бы объяснить разницу, ну, а оно тут надо?

Илья помогая раненым познакомился с травницей и бабкой Михалко. Старую женщину звали Ольмена. Имя было странное для этих мест. Тут в ходу были христианские имена и клички или прозвища связанные с местным бытом: Бортник, Первуша, Щука, а то и Обух. Хотя при знакомстве называлось данное при крещении имя. Степан все понимал, на Руси причудливо смешалось язычество и христианство. Некоторые святые заменили славянских богов, а прозвища использовались при общении в тесном соседском кругу. Лишь в каких то официальных случаях указывалось имя и прозвище. Когда заключали ряд или попадали на княжеский суд. Пообщавшись с бабушкой, непонятного возраста, Илья был удивлен уровнем знаний целительницы. Хотя, что говорить, прожив в этой округе свой век, Ольмена получила богатый опыт использования местного сырья во врачевании. Первое время Илья часто заходил к травнице. Она его немного подстригала острым ножом срезая длинные космы, ровняла маленько бороду, и делала втирания разных трав, поила настоями и взварами. Если входил к ней, в поставленную на скорую руку за три дня избу кряхтя, то обратно показывался на люди вроде как помолодевший, улыбающийся, распрямив спину и развернув плечи. Народ на это шептался о разных заморских снадобьях принесенных из дальних стран и молодивших их предводителя. Илья же удивлялся умениям самой целительницы, расстаравшейся для людского спасителя. За семь дней волосы Ильи укоротились, борода стала ровной и аккуратной, хотя седина никуда не делась. Терпкий запах трав и мазей подтверждал многочисленные догадки в отношении заморского странника проходившего курс омоложения у травницы. Илья намеками и случайно оброненным словом подтверждал догадки селян. Ольмена же как будто прочитала судьбу Ильи, заявив однажды: - Не одну жизнь ты живешь! Вижу твою силу безмерную. Много жизней ты отнял, но не потерял сострадание к другим.

Еще приключилась одна напасть. В селениях оказались сироты. У кого погибли родители, а кто лишился деда с бабкой, потеряв родителей раньше по разным причинам. Илья собрал таких детишек вместе и поручил нескольким одиноким вдовам заботиться о них. Часто приходилось отвлекаться на эту беспризорную ораву. Степан советовал открыть ПТУ, сам зная о таком заведении только, по словам своего отца, как раз и закончившего оное. Всю жизнь Иван Степанович проработал на заводе слесарем и сына учил возиться с железками, и был горд, что, он у него, выучился на инженера. Степан с детства наслушался всяких-разных рассказов о батином легендарном ПТУ. Илья, в общем, то был согласен, учить недорослей надо, но вот что делать с мелюзгой!?!? Тут нужна отдельная изба, люди и рабочие места, а где тут все сразу взять. Но что-то делать придется, ежу понятно...

Вышел разговор с Осипом, он сам стеснялся, но уговорив Прокопа поддержать в разговоре, решился подойти к Илье. Начинался разговор издалека, про погоду, урожай, обустройство на новом месте, плавно перейдя на трофеи. Сначала Иван думал, что Осип будет просить долю лошадьми. Но Осип как в омут нырнув, попросил отпустить его в Рязань. Оказалось, он давно хотел открыть лавку в городе и стать постепенно купцом, такие были его планы. Свояк у него в Рязани давно звал в долю, да никак родные места бросать не хотелось, а тут такая оказия. Илья призадумался, переговорил со Степаном и решили они сделать Осипа своим торговым представителем в стольном граде. Пусть торгует, наблюдает за ситуацией и людьми. Хорошо хоть Прокопий не просился в след. Дальше разговор пошел обстоятельный. Илья постарался донести до будущего агента, что по зиме к Рязани придут монголо-татары. Называй, как хочешь, племен там много, а верховодят там монголы, потомки Чингисхана. Только убедившись, что Осип серьезно воспринял угрозу нашествия, Илья перешел к своим задумкам и пожеланиям. Предложил Осипу выбрать себе напарника, но никак не Прокопия или Михалко. Это еще подумать надо будет, кого в пару послать.

- Дам тебе три телеги, товару кой-какого на первое время, монет отсыплю, обживайся! Но корни глубоко не пускай, под зиму поедешь дальше, куда после решим. Тут еще покумекать надо. Присматривайся к людям, пусть знают, что тебе кое-что ведомо. В лоб, открыто не говори, а намекай, рассуждай, ты муж не глупый, сообразишь, как ловчей сделать. Только, будь осторожней, в драки не лезь. Береги себя, ты еще пригодишься, да и семью блюди. Сыновей у тебя пятеро, тебе и нам, обществу будет большая подмога. Мы друг дружки держаться должны. Вместе через бой и смерть прошли. Впереди испытаний много. Одному трудно будет, а вместе сдюжим!

Илья понимал, что часть задумок ему подсунул Степан. Порой мысли всплывали как свои, да только не мог он такого удумать. Это изворотливый ум закрутить так мог. Еще надо будет осмыслить все сказанное и то, что осталось при себе. События стали слишком быстро раскручиваться, хотя, если вспомнить Рим или Константинополь или Афины, Александрию, а еще раньше Вавилонское царство или финикийцев, тот же Крит. Интриги и соглядатаи были всегда. Тот, кто этим брезговал, долго не жил. Илья снова вздохнул, придется приспосабливаться, давненько он не жил такой сложной и насыщенной жизнью. Как просто рубить головы врагам и не думать о завтрашнем дне. Куда там, теперь то придется.

Проводили Осипа без шума, вроде как по делам уехал, правда, взял он с собой не одного, а двух помощников. Скрепя сердцем Илье пришлось отпустить бобыля Хоря и его, уже взрослого сына. Сам Осип слезно просил за них, расписывая их сметку и оборотистость. Прокопий подтвердил, что для строительства или сельских работ потеря незаметная будет. В торговле от них пользы куда больше случится.

Пролетело две седмицы, народ безропотно жил в шалашах. Лето стояло сухое, дожди шли изредка. Многим новое место начинало нравиться обманчивой защищенностью, и какой то устроенностью. Не просто сюда добраться, дорожек мало, а будет острог и вовсе отобьемся, считали многие. Главное не надо далеко от своих родных мест уходить. Поднимались дружно избы, организованно работали в нескольких кузницах. Бабы с детьми собирали ягоды, грибы, орехи. Степан был удивлен фактом использования в еду только белых грибов. Было организовано несколько бригад из молодежи на сбор всех съедобных грибов, при этом часть полученного продукта уходило на сушку или засолку в бочки, а остальное добавляли в рацион питания по рецептам самого подселенца и при содействии Ильи. Еще странник отобрал несколько девчушек, и парней к ним в охрану, чтобы искали травы и корешки. Все собранное относили к Ольмене, а та уж распределяла, что сушить, что парить, что настаивать.

"Бригада" умельцев, по классификации Степана, собирала дикий мед, воск - бортничествовали. Им было поручено ловить роящихся пчел, по подсказке Степана Илья смастерил им дымарь. Пчелы, правда и так не кусали, натирались бортники какой-то травой. Объяснил устройство улья, вместе один изготовили, правда, за неимением гвоздей, все соорудили на деревянных нагелях. Для удобства дальнейшего производства ульев, Илья лично с участием Степана, сковал им коловорот, для сверления необходимых отверстий, топорик, и стамеску, рубанок обещал сделать попозже. Такой заказ уже был размещен у двух плотников. Им предстояло сделать десяток фуганков для черновой обработки тесаных бревен, рубанки, лучковые пилы, кузнецам надо было поторопиться с полотнами и резцами для них. Показал изготовление рамок для ульев, вощину крепили на сухожилиях. За короткое время успели поймать два роя, Степан помнил, что по рассказам своего деда пчелы могут роиться до середины июля. Тут уже приближался конец второго месяца лета, но во-первых пчелы дикие, и климат маленько другой. Может это неправильные пчелы. Устроив рои в новых ульях, было решено их подкармливать. Искали фруктовые деревья, как созреют яблоки, груши, будут умельцы варить варенье, правда, без сахара, но для запаха ложку меда добавят, всё будет подкормка для маленьких тружениц. Радовало, что бортники приобщали своих детей к этой науке.

Пришлось полазить Илье по просьбе вселенца по лесам и прилегающим болотам. Инвентаризация лесных угодий отнимала много времени, но при этом Степан отмечал все, что может пригодиться, и полезные ископаемые, и запасы деловой древесины, и обнаруженные завалы стволов мореного дуба, и охотничьи угодья. Все ценное значками наносилось на простенькую карту. Из грибов нашлись и подберезовики, и подосиновики, и опята, и шампиньоны, и грузди. Орехи и ягоды тоже собирались исправно. Попадались заросли дикой вишни, мелкие и кислющие яблоки. Первое время грибы перебирались под приглядом Степана. Удалось выявить несколько молодых талантов, что быстро ухватили грибную науку и уже через пяток дней уверенно сортировали лесную добычу. Народ оценил труд подростков, суп из грибов, репы и какой-то крупы с кусочком свежеиспеченного хлеба голодные рты сметали на раз, умоляющими глазами прося добавки. Добытчикам никогда не отказывали. Взрослые порой с умилением смотрели на такие представления, подтрунивая над самыми прожорливыми чадами. Все прекрасно понимали потребность растущего организма в пище. Илья чувствовал благодарность простого люда за такое отношение к детям. При скудных урожаях, недороде, тяжелом бремени княжеской дани, почему-то называемой Ильей по наущению Степана продразверсткой (видать мудреное заморское слово, не иначе!), питаться приходилось порой впроголодь.

В кузне занимались производством сельхозинвентаря, для этого перековывали отбракованное Ильей оружие и прочее железо, а такого хватало, полунищие степняки в своих торбах, навьюченных на заводных коней, возили все собранное по предыдущим деревенькам, а порою и накопленное за всю жизнь. Собирали любые железки, вплоть до кривого гвоздя. Для них любая вещь составляла ценность, не брезговали ни чем. Впрочем, кривой гвоздь и местные крестьяне не бросят, отнесут в кузницу и попросят сделать шило, либо, что другое, нужное в хозяйстве. Для кузниц специальная "бригада" производила древесный уголь, используемый в уже усовершенствованных горнах, с горячим дутьем. Особенность производства угля была в том, что попутно выгоняли деготь. Из стружки, сучьев и коры хвойных деревьев гнали скипидар. Пока использовался котел, слепленный из глины, обожжённый и приспособленный для этого. Вообще, как читал Степан, при пиролизе древесины выделяется много веществ: метанол, уксусная кислота, ацетон, смолы. Придется изготавливать специально для этого емкость, но надо ждать первой плавки чугуна, из которого и планировалось изделие. В горнах можно было сделать тигельную плавку. Для этой операции приходилось закладывать открытый верх горна огнеупорным кирпичом. Найденную глину, годную для таких печей, обжигали, дробили, смешивали с сырой глиной, формовали и снова обжигали в огнеупорные кирпичи. Тут Илье в соавторстве со Степаном приходилось изобретать для повышения огнеупорности разные составы. То найдут кремний и долго толкут в гранитной выемке, то кварцевый песок добавят. Бытовой кирпич требовался для жилищ, вытяжных труб, фундаментов. В первую очередь делали горны, а уж потом весь остальной кирпич направляли на домну. Печь с громким именем "доменная" уже поднималась в дальнем овраге, недалеко от запруды, в которой планировалось сделать привод для механических мехов. Подача горячего воздуха делала выплавку металла из болотной руды более эффективной. Иначе нужной температуры не добиться. Постепенно, Степан ввел в обиход местных жителей, с помощью трансляции через Илью, много новых слов. Он объяснял это новыми делами, новыми заботами, для которых нужны новые понятия и термины. Илья же подозревал, что Степан просто не хотел учить местный язык или лучше сказать диалект, поэтому решил внедрить в обиход свой, как выражался иногда - более прогрессивный и продвинутый. И тут же поймал себя на мысли, вот! только что, применил степановские слова.

Мужики, не занятые на основных производствах, разбились на две артели, или по новомодному "бригады", одна заготавливала лес, благо десяток топоров имелось, другая вела земляные работы. Начинали работать деревянными лопатами, но постепенно добавлялись и железные, штыковые, были выкованы в помощь и двуручные пилы. Кузнецов было двое, да на каждого по несколько подручных из своих сыновей. Степан уговорил Илью найти в подмастерья еще с десяток человек. Молодые парни желающие освоить профессию кузнеца с удовольствием занялись этим делом. Приходилось преодолевать клановость старых мастеров, не желающих передавать секреты чужим. Тут новые горны, установленные рядом со старыми, традиционными, помогали не зависеть от упрямцев. Илья сам учил молодежь, и остальные кузнецы, с завистью смотрели на получающиеся подковы, ножи, топоры, производимые в процессе обучения. Основные этапы работ четко запоминались учениками. На каждой операции приходилось поработать, освоить и, лишь потом начинать изучать новый прием или секрет. Впрочем, Илья не скрывал знания и от матерых кузнецов, показывая все, что умел сам или подсказывал Степан. Теоретические знания вселенца порой раскрывали и объясняли многое. И сразу становились понятны заговоры, и приговоры, используемые умельцами. Это были банальные временные секундомеры. Сказал лишнюю строчку и пережег металл. Забыл пару слов и не догрел лезвие перед закалкой. Это все сказывалось на качестве изделий. А как иначе передашь непутевому отпрыску все тайные знания многих поколений предков осваивавших это ремесло.

Илье пришлось особо уделить время на инвентарь, так обозначил проблему Степан, для заготовки сена. Уже готовую косу осваивали всем миром, под мудрым руководством вселенца, жужжащего как настырная муха. Иногда срываясь от гула в голове, Илья уходил в лес и долго сидел под деревом, делая вид, что молится. За таким занятием его не трогали. На самом деле происходило выяснение отношений со Степаном. Тот винился, и объяснял свое занудство по-разному, но вполне логично. Это Илью возмущало еще больше. Столько веков прожить и умереть от словесного поноса. На это уже обижался Степан, не по собственной воле попавший в необычные обстоятельства.

Еще Степану понравилось заглядывать в прошлое Ильи, он стеснялся этого, и старался не показывать в разговорах, что рылся в чужих воспоминаниях. Илья иногда обращал внимание на притихшего вселенца, но понять, чем тот занимается, не мог. Степану, до одури, хотелось вернуться домой, одним глазком посмотреть, на своих близких. Эту новую жизнь он пока воспринимал как какой-то реалистичный сон. Как бесплатное кино. Его сознание не до конца верило в реальность всего произошедшего. Он как будто смотрел фильм: прошлое, домонгольская Русь, легенда.... Наблюдая за этой простой, крестьянской жизнью, Степан постепенно мирился с мыслью о собственном непонятном, подвешенном состоянии. Окончательно помирила Степана и Илью песня. Песня с большой буквы. Как-то Степан спел "Черного ворона", просто для себя, в минуту грусти. И почувствовал, как душа Ильи развернулась и снова свернулась. Илья попросил спеть еще. Степан, вспоминая свои посиделки у костра с друзьями в студенческую молодость, стал перебирать песни подходящие для этой эпохи. Илья пробовал петь с ним. Еще полюбились песни "Там, вдали за рекой", "Выйду ночью в поле с конем" и несколько народных, которые Степан знал. Мужики вокруг стали замечать за Ильей эту странность. Иногда, прислушиваясь, проходя мимо народ, слышал тихое мычание. Прокопий крутился некоторое время рядом, и однажды вечером у костра решился попросить спеть. Илья помолчал, догадываясь, что его подслушали. Поерзал, усаживаясь на полене поудобней, поворошил угольки палкой, пожал плечами... и затянул "черного ворона". Голос у него был басовитый, вечерняя тишина навевала нужное настроение, и притихший народ был впечатлен. Илья приободрился, наблюдая благодарных слушателей и испытывая странное чувство непонятной эйфории, спел еще, потом еще. Небольшой концерт оборвался фразой: "Завтра рано вставать...". Но теперь каждый вечер просили спеть, стараясь запомнить слова и мелодию. Через короткое время уже были умельцы подпевающие баритоном или тенором, по классификации Степана. Постепенно Илья передал им обязанность развлекать песнями народ, сам только иногда подсказывал верные слова или интонацию. Опять вселенец заставил общество учить диалект из будущего.

Глава 7

Как-то так получилось, что поселение стали называть Озерки. Способствовало этому строительство нескольких запруд. Вернее сказать по задумке Степана строился целый каскад. Начали с самой верхней запруды, она получилась довольно обширной, вверх по течению речки Гремячки. Пока заводь наполнялась водой, несколько человек продолжали увеличивать тело плотины, а остальная бригада, спустившись на версту вниз по течению, принялись возводить новую плотину. Эта получалась не такая водообильная как первая, но за счет длины и она имела немалый запас воды. В каждом сооружении Степан предусмотрел створ, который можно было открыть для регулирования уровня на случай дождей или засухи. Основной и последней на этой реке плотиной была перегорожена речка у самого впадения в озеро. Речушка Гремячка название получила видимо из-за камней устилавших ее дно, а во время паводка или сильного дождя, перекатывающихся по течению. Начав строительство плотин с верховий реки, строители обнажали дно ниже по течению и спокойно использовали щебень и голыши, устилавший обнажившееся русло. Часть природного строительного материала уходило на саму плотину, а часть возили в селение, используя в фундаментах будущих печей и прочих строений. Степан дал себе слово исследовать берега этой реки в геологических целях, опять придется уговаривать Илью. Остальные речки в округе имели глиняные, песчаные, известняковые берега, а эта выделялась каменным дном и берегами образованными валунами разного размера. Дно реки изобиловало галькой и щебнем. Разнообразие указывало на время формирования этих фракций. Галька была старинной, успевшей пообтесаться за века. Щебень указывал на свежие разрушительные процессы.

Всем миром и щебень, и гальку перетаскивали в кучи на берегу озера, задействовав всех лошадей. Степан назвал такой труд на благо общества субботником. Просил за название не благодарить. Илья заглянувший к нему в память, и не скрывавший это, только похмыкал, назвал Степана борцом за светлое будущее и тоже от благодарностей отказался. Подселенец в который раз удивлялся, насколько Илья быстро ориентируется в информации и адаптируется к новым реалиям, возникающим каждый день. Объяснял он себе это огромным опытом, привычке менять места жительства, приспосабливаться к новым народам, укладам жизни, языкам.

По авторитетному мнению Степана (это он сам так считал), место нового жительства оказалось очень удачным. Северный берег озера был высокий, овраги постепенно превращались в жилища, этакие коллективные землянки, скотный двор, мастерские. Учитывалось и будущее половодье, местные жители уверенно показали отметки подтопления весной. Добавили еще сажень, на таком уровне жилье и строили. Главное, как считал Степан, не забывать про вентиляцию. Ее он проектировал заранее. На этом сломал голову. Зимой дымы из-под земли будут видны. Пришлось придумывать строения у оврага (баньки, сарайчики), в которые и будут выходить дымоходы. Илья на все задумки скептически хмыкал, но так как сам ничего не предлагал строить, приходилось воплощать чужое творчество.

По окрестным селам зазывали всех на обмен приносить металлолом, крицы, или болотную руду, брали все, платили из производимых инструментов, трофеев и денежной добычи, раздавали сапоги, пояса, кое-какую одежду с погибших степняков. Спасибо кочевникам, правда пришлось их заначки искать в самых разных местах, и голенищах, и поясах, и зашитые в одежде. Еще находили тайники с монетами в седлах, в головных уборах. Под конец такой деятельности появились умельцы, что имели нюх на тайники, где бы они ни были.

Для подстраховки при будущем паводке, Степан уговорил Илью направить десяток крестьян на копание канавы, пересекающей узкое возвышенное место в изгибе реки, вытекающей из озера. Поднявшаяся вода хлынет по новому руслу, не будет заторов и наводнения в окрестностях озера из-за крутых изгибов реки. Канаву в песке наметили быстро, шагов сто всего то и было, как в ширину, так и в длину. Но при этом сделали открытие - под наносом земли и глины лежал чистый слой кварцевого песка, уходящий вглубь и ширь. Песок этот Степан и выпросил для будущего производства стекла. Илья согласился, послушав доводы подселенца, и распорядился старостам организовать доставку. Сырье для стекла уже начали возить на телегах в еще один облюбованный овраг. Осталось достать соду и карбонат кальция, были в истории рецепты, где добавляли скорлупу яиц, еще кажется, свинец был в добавках, известь. Придется пробовать различные рецептуры, подбирать пропорции состава. Чистый кварц хоть и тугоплавкий, больше 1000 градусов, но это по любому ниже плавления железа, так что справиться должны. Недалеко от навезенного кварцевого песка, возводилась печь для выплавки стекла. Степан читал, что для прозрачности добавляли свинец. Как оказалось, этот металл был в наличии. Тонкие листы были приготовлены на покрытие крыши церквушки. Илья, науськанный на это дело Степаном, подговорил местных съездить в село и привезти все листы сюда. Обещал взамен позднее купить медные листы или сделать оцинкованное железо, не объясняя, что за зверь эта оцинковка, при условии, что церквушка уцелеет. Сам-то он прекрасно осознавал, что неизвестно когда вернутся они в свои селения, это если татары не сожгут по злобе своей и церковь и избы. Не сразу, но староста сдался, не дешево общине церковь встала, так хоть кровля будет, обещано! Это вылилось в целую оказию, мужики и охрана уехали еще затемно. Пропадали два дня, но вернулись довольные, им дадено было много телег и как настоящие хозяева, привезли все, что попалось под руку или было в спешке забыто, а то и не бралось первоначально вовсе.

На высоком пригорке, возвышающемся над округой на добрую сотню саженей, начали возведение деревянной крепости-ловушки, правда об ее тайном назначении разумели только двое в одном, Илья и Степан. Для прочих просто строился острог, как его окрестили селяне. Ставили высокий тын, кое-где башенки, на скорую руку, а внутри домишки, да сараи. На зависть самому Потемкину строим! - подбадривал Илью виртуальный постоялец. Если татары ворвутся в крепость, то там и сгорят заживо! Таков был расчет. Настоящую цитадель все равно не успеть возвести.

Обжитой овраг маскировали, обсаживали колючими кустами, ходили вокруг только через прорубленные в известняке проходы в соседние овражки. Тропинок вокруг села наторили столько, что порою не поймешь, какая куда ведет. Впрочем, все равно, пока большинство крестьян селилось за острогом у леса. Не все и хотели в "общежитие", как назвал сооружение в овраге Степан. Потихоньку росло число жителей. Прибывали крестьяне из соседних сел, пока это был тоненький ручеек. Приходили вести из разоренных деревень, приходили из них уцелевшие. В округе многие селения жили настороже, и это порой спасало, большая часть жителей успевала сбежать в лес.

Для ускорения строительства использовали степановские усовершенствования: избы ставили из четырех частей, на четыре семьи, происходила экономия стен. У каждого хозяина 2 стены были общими с соседями, это сберегало не только стройматериалы, но и тепло. Дворовые постройки оставляли на потом. Скотина ночевала под навесами, сделанными на скорую руку. Была еще небольшая бригада с кайлом и кованными совковыми лопатами, пробивавшая галерею к дальнему склону обширного холма, на котором воздвигали острог-приманку. По этому ходу предполагалось сообщаться с крепостью или увести народ в лес, за болота, в случае крайней необходимости. Там, в глуши, придется со временем оборудовать землянки, для возможности переждать набег.

На отопление такого грандиозного земляного сооружения в овраге заложили шесть печей. Выводили трубы в сторону. Небольшие сараи-обманки для дымоходов должны были замаскировать местоположение тайного жилища. Эксплуатация показала вполне приемлемую тягу. Правда, пришлось извести много сухого хвороста, для просушки и прогрева труб. Их изготавливали керамическими, обжигали коленца и выкладывали в вырубленных галереях, замазывая все стыки жирной глиной. Для этого в галереях стробили под дымоходы с необходимым наклоном каналы. Благо известняк рубился заступами легко, используясь затем и в металлургии, и стекольном производстве, а теперь вот и пережигать в цемент наладились. Цемент пока, правда, получался плохонький, Степан имел приблизительное представление о его производстве, но не отчаивался, надеясь подобрать рецептуру, ища необходимые добавки. Народу было не привыкать топить по черному, но Степан категорически был против такой практики, еще не хватало угореть всем в этом новом и просторном жилище. Приходилось постоянно проверять, чтобы по дымам не смогли обнаружить укрытие. По прошествии времени столб дыма курился в стороне, над крепостью и в нескольких посадских пристройках, как и было задумано.

Обширные склоны и складки местности порождали в дождливые периоды потоки ручьев, разрезавших местность на непобедимые, казалось бы, овраги. Запомнив с помощью Ильи всю топографию местности, Степан спроектировал серию рвов вокруг острога, собирающих воду в нужном направлении. Гремячка пополнилась ручейками и канавками, становясь более полноводной в период дождей. Делалось это для предотвращения размывания водой использующихся в хозяйстве оврагов-жилищ. Еще придумали плетни поперек каждого выкопанного рва через три, четыре шага, для предотвращения дальнейшего размытия этих искусственных водоотводов.

Удалось пробежаться по руслу реки Гремячки в ее верховья, исследуя геологию берегов. Скорее всего, это был язык ледника, принесшего сюда камни и песок северных широт. Паводки позднее подразмыли берега, сформировав каменистое дно реки. Нашли-таки мелкий кремневый песок для огнеупора, слюду, мел и гипс, правда в небольших количествах. Для начала хватит, да и будут образцы при дальнейших поисках.

Надежда пережить нашествие была. Понятно, что есть крупные города, туда подойдут большие силы, здесь появятся разве что пару тысяч, не более. К примеру, Козельск потому долго и защищался, что не подвезли сразу стенобитные машины, и серьезные силы подошли поздней. А тут попробуй, доставь пороки, по этим буеракам и мелким руслам, даже если зимой использовать замерзшие реки как дороги. И для чего тащить сюда изделия китайских мастеров, ради какой добычи.

Первые косы порадовали крестьян, за ними стояла очередь, чтобы покосить и своей скотинке и про запас, и для навесов от дождя. Каждый день количество кос прибавлялось и уже не хватало травы для косцов. Это племя работников растекалось по дальним овражкам и полянкам, выкашивая любой годный клочок. Были, правда и порезы об инструмент, и попытки лихо скосить тонкую березку, но вдумчивая учеба давала плоды, сельский люд осваивал новую приладу с воодушевлением, представляя как лихо будут они косить хлеб под носом у татар, спасая свой урожай. С легкой руки Степана изделие номер один для косьбы так и называли "лада-прилада", с любовью и юмором. Много сена возили в крепость, им устилали землю под ногами, набивали ставленые на скорую руку сарайчики, избы и башни. Степан часто называл это потемкинской деревней, явно повторяясь, ну ладно, лишь бы татарам понравилось.

Еще одним важным делом стала собственная добыча болотной руды. Слишком маленьким оказался ручеек местной рудной торговли, по сравнению с запросами производства. Обширные болота были севернее Озерков. В тех краях имелся торф, им топить можно, да и для кое-чего еще пригодится. Читал как-то или в реферате попадалось, что из торфа делали кокс или полукокс, в смысле уголь такой, а не вещество для тумана мозга. За ним, а также за болотной рудой и направили выбранных из новоприбывших крестьян, добытчиков ценного продукта. Пришлось организовывать не одну бригаду, постепенно повышая размах добычи этого дармового болотного сырья и лично возглавить эту деятельность, пока не наладится производство, во избежание несчастных случаев. Торф уже вовсю начали использовать вместе с перегонкой дерева на метиловый спирт, деготь, скипидар, и топке домашних печей, а так же для будущего удобрения полей. На производство кокса пока не замахивались, тут с наскока не получится, подумать, прикинуть надо.

Дальний овраг, расположенный с наветренной от жилых помещений стороне, отвели для отходов жизнедеятельности человека и домашнего скота. Все скопившееся пересыпали торфом и смачивали водой. Степан помнил опасность самовозгорания торфа, так что просил воды не жалеть. На будущую весну этот компост предполагалось вывозить на поля, но была охота заполучить селитру из этих куч. Найденные при добыче торфа линзы болотной руды перевозили к строящейся домне. В огромных глиняных емкостях Степан колдовал с щелочью пытаясь обогатить руду, мучительно вспоминая студенческие конспекты под чутким руководством Ильи. Старец порой откапывал в памяти Степана такие залежи информации, что сам хозяин этих сокровищ "фонарел" от обилия. Вспоминалось все виденное даже хоть раз в интернете. Степану ведь порой для рефератов приходилось перелопатить уйму статей. Вспоминались составы разных руд и способы извлечения серы из отходов металлургического производства. Обжиг и обогащение болотной руды перед плавкой превратился в самостоятельное производство. Смешивали с древесным углем, прожигали, стараясь уловить сгораемые компоненты, в них находились сера и фосфор, все это в последующем Степан планировал применить во взрывчатых или горючих веществах. Была надежда, что обогащение и обжиг уберут вредные примеси по максимуму. Да и от серной кислоты как ингредиента отказываться не стоило.

В достроенную наконец-то печь загрузили первую порцию обогащенной руды, слоями с древесным углем, поташем. Кроме извести нашли и доломит, Степан решил пробовать с разными добавками. Нужный поташ, по вспомненному рецепту делали из золы полыни. Уж полынь то на Руси можно косой косить, что косари по заказу Ильи и делали. Дутье пока было ручным, и качать меха надо было посменно, весь период плавки. По ярко-желтому цвету используемого для контроля печи железного прута, можно было судить о температуре в домне. Степан подозревал, что получающийся чугун начинает закипать от поступающего принудительно кислорода. Это идет реакция выжигания углерода из сплава, что поднимало температуру и грозило деформацией и разрушением печи. Тогда приходилось останавливать подачу воздуха, через щелку издалека наблюдая за кипящим металлом. Кусочек закопчённой слюды не давал нужного обзора, но и то хлеб! Степан видимо не зря перестраховался с мощным фундаментом, пока конструкция домны держалась, несмотря на одуряющий жар. Для раскисления, Степан делал добавки разного состава, но не был уверен в их эффективности. Еще только предстояло найти оптимальные рецепты и составы. Да и где здесь взять чистые реагенты, для этого нужно строить отдельное производство.

Илья, пошерудив железным прутом через отверстие в стенке печи вытащил налипший металл на наковальню, молотком обстучал пробу. Вроде ковался металл хорошо, окалина была мелкая. Остывший кусок пробы неплохо резался булатным ножом, выдавая высокую вязкость. Степан расстроился, слишком мягкое получалось железо, очень мягкое. Тут уже не чугун. Видимо долго варили металл, вот и выгорел лишний углерод и всякие примеси. Сталь это сплав железа и углерода, еще вспоминалась диаграмма состояния железо-углерод. Спасибо Илье, получилось восстановить и нарисовать этот важный для металлургии график. По всем признакам загрязняющих примесей минимально, сера и фосфор делали металл хрупким. Пробили заслонку, и расплавленная масса вытекла в приготовленные формы. Это были и котелки, и наковальни, и кувалды, и полоски металла, две на пробу мясорубки, вернее детали к ним. Кузнецы, все поголовно присутствующие здесь, у печи, были поражены текущему, как сметана, металлу, его яркости, силе. Затаив дыхание, следили они за всеми действиями Ильи. Степан заставил Илью тупо повторять все даваемые им для мастеровых объяснения. Про температуру, про свойства металла и про примеси, ослабляющие или укрепляющие сплав. Что-то кузнецы, конечно, знали, но тут важна была систематизация знаний по этой отрасли, научный так сказать подход. Укреплять поверхностный слой некоторых изделий в последующем предполагалось цементацией, также можно будет попробовать сварить сталь в тиглях, но это еще предстояло в будущем. Еще бы придумать и внедрить использование доменного газа, пока вылетавшего в трубу. По всем раскладам получилось, что из руды минуя чугун, удалось выплавить железо с минимальным содержанием углерода. На этом работы не закончились. Отлитые заготовки пускались в дальнейшую обработку.

Все-таки первый блин вышел комковатый, оказалось, от углерода освободилась только часть сваренного металла. Та часть, что была возле отверстий подающих горячий воздух. Все остальное оказалось чугуном. Наверно не зря процесс выплавки железа разделен на два этапа. Хорошо хоть первыми стояли формы для прутков и полос, туда железо и ухнуло, а вот дальше в котлы и корпуса мясорубок попал чугун и его неопределенная переходная форма. Остатки металла потекли дальше, заполняя открытые земляные углубления тонким слоем. Степан подозревал, что еще и на стенках домны осталось металла неизвестной чистоты. Остывать печи придется пару дней, там посмотрим и соскребем все до последней капли.

Все уже привыкли к летучкам, на которых старец Илья распределял уроки на день по бригадам. Осип с молодежью, побывавшей в бою, устраивал дозоры по округе, вперемешку с ежедневными тренировками. В дальние походы парней не пускали, на это был уже другой отряд. Народу набралось уже много, под тысячу, но и этого не хватало. Слишком грандиозные были планы. Те, первые три десятка мужиков так и остались ополчением. К ним постепенно добавлялись новые бойцы, по мере изготовления доспехов и оружия. Но не только дозором занимались мужи. На всех опасных направлениях делались завалы, и на лету проскочить такие участки было невозможно. Узкие проезды оставлялись только по нужным направлениям, которые строго контролировались. Все остальные тропки и всевозможные проезжие места безжалостно заваливались подрубленным лесом, засеки медленно, но неумолимо окружали заветное место Озерки.

Илья с "бойцами", так их называл Степан, проводил тренировки, отрабатывал пяток простых ударов мечом, накачивали силу для работы с луком. Были занятия рукопашным боем. Степан настоял на строевой подготовке. Каждому объяснялась необходимость беспрекословного выполнения команд командира. Наказывали в основном отжиманием и бегом. Впрочем, мужики, а глядя на них и молодежь проявляли сознательность. Все понимали ответственность перед обществом, и опасность нависшего над ними нашествия, о котором постоянно твердил Илья, науськанный Степаном. Сам Степан отмечал постепенное проникновение знаний друг в друга. Илья быстро учился, запоминая огромные массивы информации, иногда козыряя новым словом, пробуя его на языке. По началу, пришлось много времени уделять порядку и планированию. Тут, Степан, сам по жизни нетерпеливый и заводной, осаживал Илью, разъясняя преимущества размеренного и спокойного подхода, как ко всем работам, так и к воинскому обучению.

Боевые тренировки укрепляли дух, давали уверенность, гнали прочь растерянность и малодушие. Количество привлеченных к таким занятиям постоянно росло, по мере прибывающих в село новых жителей. Отбирались мужики покрепче, были среди них и лучники и те, кого определили в будущие арбалетчики. Лучников Илья выделил в отдельный отряд, и хоть умелых бойцов оказалось немного, всего то десяток, но и это было подспорье. Нашлось шесть человек способных обучать и тренировать всех способных к луку. В общей сложности, сформировалась сотня будущих лучников. Определили их к Рудиму, который вместе с побратимом Гордеем уже занимался тренировками бойцов. Оба они были из бывших княжеских ратников, на старость вернувшиеся к своим родным.

Начинать создание сложных арбалетов пришлось с инструмента, одновременно создавались чертежи. На бересте, на свежеструганных досках. Сразу возникла проблема с размерами. Тут нужна была точность, а в чем измерять? Пришлось изготовлять метр, мелкие линейки, циркуль, штангельциркуль, уголок, рейсмус. Особенно понравился плотникам складной метр. Его по настоянию Степана Илья изготовил сам. Но все же главным изделием стал железный кованый метр. Степан обнаружил в хозяйстве у крестьян маковые зерна. Грудному ребенку нередко мать нажевывала тряпичный рожок с зернами мака, и дитя сладко спало, а хозяйка могла заниматься работой, которой всегда находилось в избытке. Вот зернышко мака и было взято за размер в 1мм. Дальше было проще, дециметры, метры, все аккуратно размечалось, перепроверялось и затем выбивалось в металле. Пришлось создавать еще одну бригаду из 3 человек, теперь по изготовлению измерительных инструментов, а также разных приспособлений для их точной разметки. Для этого Илья снял по одному человеку с кузни, лесопилки и из слесарей (тех, кто обрабатывал заготовки). К ним прикрепили отроков, с прицелом на будущее. Как станут мастерами, можно будет вернуть взрослых рабочих на старые места работы.

Много времени ушло на изготовление механического молота. Он был примитивный, работающий от длинного рычага, поднимающего литую чушку всего на полсажени от наковальни. Илье все пришлось изготавливать самому, Степан на это время получал возможность руководить и подсказывать, что и как делать. Еще требовалось сделать прокатный стан, для этого обработать вальцы, придавая им цилиндрическую форму. За неимением токарного станка из железа, обработку металла Степан проводил на деревянном. Отлитую заготовку вала крепили между передней и задней бабкой. Всю эту конструкцию медленно вращали огромным приводным колесом. Станина станка была дубовой, схваченной железными скобами. Биение у болванки было, и поэтому станок сделали добротно. Резцы из булата (Илья пожертвовал трофейный кинжал) долго точили такой цилиндр, по чуть-чуть срезая тонкую стружку. Снова Илья удивил кузнецов, мягкий металл приобретал цилиндрическую форму, затем зашлифовывался тонким абразивом. Прибегали посмотреть многие, на стружку, ровную цилиндрическую поверхность, блестящую на солнце. Теплые деньки позволяли работать у большого окна, еще пока не затянутого бычьими пузырями или слюдой, до стекла таких масштабов пока было далече. Не все сразу. На такую работу ушло десять дней. Готовые детали, пройдя этап цементации и закалки, собирались в прокатные вальцы, на которых раскаленный металл раскатывали в полосу. Происходило это быстрей, чем ковкой и заданная толщина выдерживалась легко по всей плоскости. Степан как-то смотрел научно-популярный фильм в котором сравнивали прокатный металл и кованный и из него понял, ковка конечно лучше во многих случаях. Только важней все же качество стали, отсутствие вредных примесей. В это время примеси как раз и удалялись долгой проковкой крицы. Единственный недостаток пока не удалось избежать это недолговечность самих вальцов, не выдерживавших долгую нагрузку. Зато теперь на собранном каркасе привода валы можно было править, затем снимать и отдавать на цементацию по новой. Уж такую конструкцию предусмотрел Степан, учитывая существующее качество металла.

Налаженный вырубной пресс, изготавливавший за один удар деталь к арбалету, обеспечивал работой бригаду по закалке и цементации изделий. Всего три мастера входило в состав артели по обслуживанию пресса, а работой обеспечивали кучу народа, занятой в арбалетном бизнесе. Илья проверил производство дуг для нового изделия. Их делали пока из дерева, клеили два разных сорта. Центральный ламель готовили из дуба, плечи из клена и ясеня. Древесину порезанную на заготовки вываривали, проветривали. Дав подсохнуть, клеили, пропитывали составом по рецепту Ильи и сушили в штабелях горячим воздухом от печей. За тем заготовки обтачивали на наждаке и дорабатывали, соединяя железными скрепами, усиливая нужные места сухожилиями. Покрывали сваренным особо лаком, дабы защитить от влаги капризную древесину. Илья назвал такой способ изготовления арбалетных дуг варварством. С начала он требовал выдержать технологию, как и делалось всегда для луков. Зимние доски, хорошо просушенные и подготовленные, становились знатными заготовками для такого ценного оружия. Пришлось смириться с доводом, что арбалет не лук. И нужны эти изделия уже вчера. Такой довод оказался убийственным, особенно про вчера.

Получив первые изготовленные арбалеты и проведя испытания, Илья с удивлением согласился с их использованием. Проектировал арбалеты конечно Степан, он продумывал конструкцию, стараясь обойти некоторые особенности зарядки этих устройств. Был придуман новый способ, ранее Степану не встречавшийся. Пришлось дополнить арбалет коротким копьем. Длиной в шесть-семь пядей. Каждый боец, так теперь называли всех селян, готовых с оружием в руках стать на защиту близких, подгонял высоту древка под свой рост. Копье втыкалось в землю, на пятку древка одевалась трубка, служившая рычагом для зарядки арбалета. Зубчатая рейка с храповиком, тросом через шкив взводилась движением приклада: вниз-вверх. Щелчок стопора указывал на готовность к стрельбе. Илья оценил шанс сделать такую сложную вещь одним словом - невозможно! Но выявив кое-какие недостатки конструкции, и усилив некоторые детали, готовое изделие пустили в производство.

Глаза боятся, а руки делают. Через некоторое время уже собирались первые арбалеты. Постепенно производство вышло на изготовление 20 изделий в седьмицу. К ним готовили ложе и плели тетиву. В дальнейшем планировалось поставить еще несколько линий по производству арбалетных деталей, а пока куча учеников, из молодых, осваивали нужные операции.

Новое оружие местные норовили обозвать по-простому - самострел. Самострелом называли настороженную на зверя конструкцию, которая сама от ветки или веревки спускала стрелу в добычу. В арбалете все работало от руки стрельца и "само" уже не прокатывало. Народу придется привыкать к новому названию.

Провели сравнительные стрельбы из разных видов арбалетов: обычных (заряжаемых крюком на поясе) и новых, взводимых рычагом через зубчатую рейку. Преимущество было солидным. Увеличивалась скорострельность и точность боя, стрелков из лука, конечно, не догнать, но обычный арбалет проигрывал в скорострельности определенно. Стрельба с "упора" давала возможность точнее целиться и взводить самострел без опускания к ноге и других лишних операций с крюком. Единственно добавлялся этот самый упор. Потренировавшись несколько "бойцов" исхитрились стрелять точнее заядлых охотников на расстояние в три сотни шагов. Да и бой был сильней, обычный доспех пробивался насквозь, правда с расстояния не более пяти десятков шагов. Тут спасибо надо сказать разработанному для арбалетов болту, он был короткий, с толстым древком, бронебойный по заточке. Такой снаряд в полете не вибрировал как стрела. Это давало высокую точность при стрельбе.

Ранним утром, после летучки, Илья проверял мастерские, количество изготовленного инвентаря давно превысило собственные нужды и потребности мелкой торговли. С легкой руки Степана, несколько артелей изготавливали новую продукцию и постоянно расширяли ассортимент. Как заметил Илья, некоторые словечки были трудны, чужды и народом не воспринимались вообще. Следовало ожидать возникновения новых терминов на такие заумные слова.

Во-первых, сделали светильники. С кочевников сняли много меди и бронзы. Это были и нашитые на халаты бляхи, и украшения на уздечках и седлах, и медная и бронзовая посуда обнаруженная в переметных сумах заводных лошадей. Себе вполне хватало и глиняной посуды, а свет в доме порою требовался, так что весь цветной металл был переплавлен, раскатан в тонкую, нужной ширины и толщины полосу.

Еще одним механическим молотом штамповали заготовки. Кузнецы часто подходили, смотрели работу механизма и затем пытались у себя в кузницах сделать уменьшенное подобие, которое помогало плющить на начальном этапе поковки. Склепывали части будущих светильников вместе, проводили натурные испытания, заливая смесь скипидара и льняного масла. Фитили прогорали не быстро, чадили мало. На будущее предусматривалась установка стекла для светильника, а пока использовали слюду.

Поначалу было много брака, в том числе и на штамповке, а мастеровые так и норовили залезть руками под молот. Илье пришлось придумать игру в ладушки, так ее назвал Степан. Правда в качестве ладушек выступали киянка и наковаленка. Жестоко? Молодежь привыкала не лезть под удар, а использовать изготовленные для этого щипцы. Синяки на пальцах лучше, чем покалеченные руки. Учились быстро, ведь мастеровых нужно было много! Объяснения, что семья останется без кормильца, если не быть осторожным, тоже влияли на соблюдение всех требований по технике безопасности. Степан даже заставил назначить мастера, из самых степенных, отвечающего за выполнение всех требуемых уложений. Он мог отстранять от работы за любые промахи по технике безопасности. Называли его мастер по опаске, другое название не прижилось. Такие же правила ввели при других работах, новых и незнакомых для недавних крестьян.

Еще одним освоенным изделием, кроме косы была мясорубка. Первые котлеты были встречены на ура! Рацион, как объяснял Степан, был важен всем, а детям в первую очередь. Иногда, при удачных походах на кабана, оленя, зайцев, глухарей, тетеревов, водоплавающей птицы удавалось накоптить колбас, сала, или целые тушки уток и заложить в специальные галереи на длительное хранение. Тут без рецептов Ильи не обходилось. Его знание различных трав и приправ из них давало гарантию длительного хранения заготовок и не ухудшало вкус продукта. Различных добавок было достаточно много, и Степан предложил Илье считать котлеты и колбасы немясным продуктом, что положительно скажется на рационе питания и не будет запретов в пост. Илья согласился с такой формулировкой, отмечая про себя то, каким сложным стал его собственный словарный запас.

Страннику было не очень понятно такое добровольное голодание в многочисленные посты. Пусть это будет уделом монастырской братии, проводящей свою жизнь в молитвах, а человек, работающий на земле должен хорошо питаться, чтобы много сделать.

Поделки из стекла пока присутствовали только в виде цветных шариков для бус, полученных в процессе экспериментов. Уже был изготовлен более крупный тигель, для производства первой партии стеклянной посуды и производства зеркал, хотя бы маленьких и, конечно же, стекла для светильников. Пока это будут простые, не фигурные изделия. Оставалось только назначить день запуска новой печи.

И вот наконец-то была сделана пробная партия зеркал, небольшого размера, отрабатывалась технология. Скоро, к концу века, фламандцы научатся изготавливать зеркала, продадут секрет венецианцам, так что стоило поторопиться и снять сливки с этого рынка. Степан надеялся со временем запустить это производство для увеличения прибыли, так как денежные запасы таяли. Дело в том, что мужики в округе очнулись и начали заваливать литейное производство болотной рудой, которую добывали повсеместно на известных в округе болотах. Пока справлялись, предлагая в обмен инструмент и "сельхозинвентарь" - добавлял Степан, под тихие чертыханья Ильи.

Глава8 Метеориты - это не только ценный металл...

Осенила Степана одна идея, поделившись с Ильей, он расслабился и лишь смиренно ждал, когда из его мозгов выудят нужную информацию. Ее оказалось очень мало, у села Дронино Касимовского района упал метеорит, самое главное - он был железный, примерно в эти времена. Илья нашел еще несколько упоминаний о метеоритах в залежах Степановой памяти, например озеро Святое, за Рязанью. Раздумывал Илья недолго, сходил к выжившим старикам, порасспрашивал, кто что знает, и они рассказали еще про два места, где в древности падали с неба огненные дожди или меч Перуна бил в землю. Одно место было не так далеко, и через пару дней, взяв пять десятков охраны, десяток работников, подводы, лопаты и топоры поехали на разведку. Плутали долго, но наконец, на третий день нашли круглое озерце, по среди поля, в стороне от брошенной деревни, за которой стоял густой лес. Вычерпали воду, с грязью пополам, за два дня, благо дождей последнюю седьмицу не было, вот и обмелело. На дне водоема, прокопав яму в два аршина, нашли железный оплавленный метеорит. Весу в нем было около двух десятков пудов. Обвязав веревками, приготовленными заранее, помогая бревнами-рычагами и тягловой силой, выковырнули-вытянули ноздреватый, с огромными кавернами камень на бережок. Зубилом с длинной ручкой и молотом отбили по возможности все выступающие части. Оставшуюся глыбу, в дюжину пудов, затащили всем миром в телегу, и селяне довольные, что управились, собрались домой. Дозоры, проверив брошенную деревню, обнаружили древнего старика, поведавшего воспоминания своего деда о светопреставлении на том поле. Позднее местный кузнец нашел там железные камни. Собрал несколько кусков, пытался ковать, но не сдюжил, очень крепкий на огонь кусок, плохо разогревался. Самый большой найденный булыган он использовал как наковальню. Он и сейчас в брошенной уже пару лет кузне лежит, может и остальные куски там. Кузнец тот помер, а сын мастера, в Рязань должно быть подались. Поднять и увезти наковальню не смогли, а уходили спешно, накидали только дров и мусора сверху, чтобы спрятать.

- Соседнюю деревеньку степняки разорили, а сюда прибежали те, кто спасся, перепугался народ, вот сход и постановил идтить в Рязань.

Старый дед наотрез отказался уходить из родных мест. Это молодые начнут сначала, дом построят, место обживут, а старик один, кому он нужен. Илья завернул к кузнице, по дороге размышляя: "Степняки были седмицу назад у соседей. Могут наведаться и сюда. По словам селянина, соседская деревенька была небольшой". Уже вечерело, и Илья раздумывал, как быть дальше: "В округе могли остаться еще железные камни, те что не нашел кузнец. Решили все-таки задержаться, наготовили ужин, угостили древнего старика. В кузне действительно под ворохом поленьев и древесного мусора оказался кусок метеорита, пуда на четыре. Заглаженный молотом металл, отливал серебряным блеском. Степан очень обрадовался, заявив, что наличие никеля очень большое, иначе давно заржавел бы. Илья только тяжко вздохнул, понимая, как много он не знает. Возле кучи угля валялись и другие найденные камни, поменьше размером, общим весом на пару пудов.

Заняли крайние избы, так чтобы если появятся степняки успеть или уйти или приготовиться к бою... Утром, как только стало светать, разбились на десятки и, выйдя в поле, используя брошенные деревянные вилы и заостренные колья стали прочесывать территорию вокруг озерца в поисках металлических каменьев. Степан догадался, что метеорит перед ударом о землю взорвался или развалился, основная часть его выбила воронку, а куски помельче раскидало вокруг.

На дозоры выделили восемь человек. Четверо ушли на полдень, стеречь набег кочевников. На восход и заход направилось по два всадника, там были броды, и опасность нападения оттуда не исключалась. Наблюдать за переправами можно было и из далека. За световой день нашли еще много разных по размеру кусков, набралось на дюжину пудов. Прошли только половину поля, очень тщательно и глубоко прокалывая жирный чернозем. Степан посоветовал искать на краю поля, если тут пахали, то камни выбирали и откидывали к краю, потом земля истощилась, и поле на время забросили. Несколько человек, обойдя по периметру весь участок, со стороны деревеньки и вправду нашли кучу камней, раскиданную по кромке. Усадили перебирать десяток человек, Илья присматривал и подсказывал, что отбирать. Некоторые куски метеорита, запачканные землей и глиной, узнать можно было только по весу. Набрали из куч на обочинах еще несколько пудов. Степан начал доставать Илью применить еще один способ поиска. Для этого нужна была проволока или ветка, но с проволокой казалось надежней. Бросили промеж мужиков клич, у кого есть проволока длинной в полтора локтя. Пребывающий в отряде кузнец, взятый на всякий случай для текущего ремонта, покряхтел, пошел к своей телеге с небольшим горном и походной наковальней, покопался в загашниках и выудил длинный кусок свернутой кое-как проволоки, предназначенной для починки кольчуг в походных условиях. Хотел отломать озвученный кусок, но Илья вовремя перехватил скупердяя. Разровняв молотком проволоку, подогнув в нужных местах, ненужный остаток отрубил. Получилась рамка металлоискателя для лозоходцев. Выбрав несколько из имеющихся, несколько кусков метеорита и закопав их на разной глубине, Илья под зудящие наставления Степана, прошел над захороненными образцами. Сначала ничего не получалось, толи отвлекали, толи не правильно сосредоточился. Илья разогнал всех любопытных подальше, сел в позу лотоса, как обозвал ее Степан и начал медитировать. Медленно, боясь спугнуть возникшее состояние, прошел снова по пробному месту. В нужных местах воткнул палку. Проверили указанные места, да там были спрятанные ранее куски метеорита. Пришлось еще потренироваться, стараясь удержать, прочувствовать и запомнить нужное состояние души и тела. Далее было проще, Илья, не спеша, боясь спугнуть удачу, шел по полю, топал в нужных местах ногой, заставляя помощников ставить вешки. Перепроверил и высушенное озерцо, определив в двух шагах от уже найденного еще один кусок, зарывшийся поглубже. Работа кипела и на следующий день. За два дня нашли в два раза больше чем в начале. Илья дал себе слово расспросить про этот самый космос, метеориты и звезды. Стемнело и отряд уставший, но довольный, вернулся в деревню на ночлег. Долго не могли уснуть, переговаривались, еще не догадываясь о тех проблемах, что возникнут при плавке или обработке находок. Степан подозревал наличие в метеорите тугоплавких металлов, вольфрам или молибден, остальные очень редки. Но что дает присутствие этих металлов в сплаве? И можно ли будет обрабатывать такой сплав? Да и не должно быть присутствие тугоплавкого металла во всем метеорите однородным. Время покажет.

Утром хотели продолжить метеоритную страду, но прискакали дозорные, доложили о приближении татар, числом около сотни. Четверо дозорных с полудня вернулись, как и договаривались, а двое остались наблюдать, постепенно отступая напрямик, перелесками. Татары приближались по дороге, огибая холмы и языки леса. Вернулся еще один дозорный с восхода, там переправлялись два десятка татар, и они уже близко. Илья понял, часть послали в обход, чтобы никто не сбежал. Народ из деревни ушел недавно, степняки знают, где деревня, но не знают, что народа тут уже нет. Такое ощущение, что кто-то слил им информацию, как выразился бы Степан! Хорошо хоть есть некая несогласованность, эти вылетят к деревне раньше основных сил. Убрав все телеги за дома, собрали двери и воротины, на въезде на скорую руку сделали навесы от стрел. Остальные въезды в деревню забаррикадировали. Во дворах разожгли небольшие костерки, дымы имитировали жизнь и наличие местных жителей. Ждали не так и долго. Солнце поднялось над дальним лесом, а с полудня уже показалась пыль на дороге. Но пока еще далече, не разобрать, кто едет. Стороной в деревню вернулись дозорные. Лишь те, что были на закате, маячили вдали маленькой точкой, постепенно приближаясь. Вернувшиеся с южного направления двое дозорных сообщили, что от сотни отделилось еще два десятка и заходят с заката. Получалось, с трех сторон охватывали деревню. Первыми приблизятся, скорее всего, с востока, там дорога короче, и не вихляет через лес. С полудня степняки припозднятся. Последними будут с запада, там крюк длинный получается. Собрались за плетнями на восточном выезде из селения и дождавшись первых степняков, с пяти десятков шагов дали залп из луков и арбалетов по нападающим. Илья в своей манере "контролировал ситуацию", Степан уже не комментировал, а просто лениво отметил это. Положили почти всех. Несколько раненых умудрились развернуться и попытались уйти. Посланные вдогонку четверо всадников добили страдальцев, возвращая уже лошадей. На мародерку времени не было. Илья похвалил стрелков, все стрелы и болты попали в цель, лошадей не побили, управились быстро, молодцы! В последнюю минуту с запада влетели последние дозорные, подтвердив, что там еще два десятка будет, но пока далеко.

Приближалась основная масса в шестьдесят всадников, не особо спешивших, видимо дававших своим десяткам время охватить деревню. Сами себя перехитрили. Этих почти пустили в весь, дав заехать в узкую, огороженную со всех сторон улочку. Противник понял про засаду, только наткнувшись на завал из мусора и бревен, но сделать ничего не успел. Первый залп снес самых задних, перекрыв свободный выход. "Вход рупь, выход два!", Степан не удержался от замечания на такое начало, прививая любовь к русскому языку у малограмотного населения. В таких ситуациях Илья не контролировал речь, занятый более важным делом и некоторые словечки слетали с уст произвольно. Удобней всех было работать арбалетчикам, за воротинами, в узкую, прикрытую козырьком, щель, они били почти в упор. Стрелы врага, летящие по настильной траектории, не могли попасть в такую импровизированную бойницу. Илья облюбовал угол избы немного дальше и спокойно прореживал командный состав, выбирая одетых по богаче и двигающихся побойчей. Те из озерцев, что были с луками стояли рядом и тоже старательно выбивали врага, перекрикиваясь друг с другом, кто какую цель выбрал. Если случался промах или стрела попадала в защиту, следующий пробовал удачу. Тут, правда, без раненых среди бойцов не обошлось, ранения были не серьезные, у всех шлемы с козырьками, лица закрыты железными щитками, но по рукам-ногам попадало. За первый залп удалось вывести из строя почти треть, а дальше преимущество в числе только возрастало. Да и негде было прятаться супостатам, приходилось вертеться на одном месте. Иногда в цель прилетало от селян по две, три стрелы или болта. Илья вздыхал, Степан сетовал на нерациональное использование боеприпаса, но оба старались помалкивать, не пытаясь ругать под руку. Все ошибки на потом. Уже хорошо, что попадают и истребляют эту нечисть. Вдруг, что то изменилось, сплоченная группа в пять-шесть человек бросилась в сторону, прижавшись к стене овина. Илья сразу оценил опасность. Сам же тут и стал, посчитав место удобным для прорыва. Группа кинулась как раз на лучников, и пришлось страннику рвануть вперед, бросая ненужный лук и вытягивая меч. Благо озерцы поняли опасность и рванули Илье за спину. Для ближнего боя у них ничего не было. Первый степняк промахнулся с ударом и согнулся от раны в живот. Крайний степняк получил стрелу в лицо, слишком сместился в сторону и кто то из лучников достал его. Трое оставшихся воинов ловко смещались, прикрываясь Ильей от лучников. Только шансов у них не было. Старец спокойными мощными ударами отсек руку одному, сбил ногой другого и выскочил вперед на третьего, краем уха слыша, как его бойцы из луков добивают неудачников. Третий оказался самым умелым и продержался с минуту. Потом отскочил назад и, бросив саблю, стал на колени, опустив голову. Илья, читая движения тела противника, увидел напряжение и не совсем естественную позу хитреца. Он отшагнул в сторону и кивнул лучникам. В последний момент пришлось стремительно присесть, пропуская засапожный нож над головой. Сразу две стрелы оборвали жизнь слишком шустрого степняка. Оставив десяток арбалетчиков добивать последних нападающих, еще прячущихся за тушами погибших коней, остальных Илья, торопя, повел к западной окраине, ожидая с минуты на минуту прибытие последней партии "смертников", попутно подмечая схожесть своих и Степановых мыслей по этому поводу. "У дураков мысли схожи!" беззлобно отозвался Степан. Илья даже не обиделся, чувствуя добродушие высказанных слов, иронию и где-то философский пофигизм. Степан сам замечал, как два сознания проникают друг в друга. Языки смешивались, мысли, каждый прорастал новыми для себя понятиями и идеями.

На приближающихся с запада степняков оставил три десятка в засаде, и сам с десятком самых ловких и хорошо экипированных, через северную сторону полетел в обход, боясь, что кто-то уйдет. Пока скакали по улочкам и вокруг села, последняя бойня уже началась, примчались почти к окончанию. Четверо самых шустрых кочевника успели развернуться и начали разбег своих лошадей, нещадно настегивая бока. На полной скорости десятку озерцев удалось приблизиться и дать залп, попал, правда, только Илья. Но остальные стрелы заставили уворачиваться беглецов, немного их замедлив. Илья расстрелял нападавших "как в тире", беззлобно поругивая Степана за дурацкие комментарии под руку.

Весь оставшийся день возились с ранеными, пленными и трофеями. Местный дед выдал место, где был прикопан бочонок стоялого меда. Радостный, он ходил среди трупов и тыкал каждого мертвого кочевника сучковатой палкой, Илья отошел от боя и теперь посмеивался над степановскими эпитетами, заражая окружающих неведомыми заморскими словами, и обижая ими старика. Его он решил забрать с собой, как "ценного кадра", за "важную информацию" о метеорите пообещав кормить всю оставшуюся жизнь. Дед повздыхал, почесал затылок и неожиданно для самого себя согласился, но просил показать эту самую "ценную ифумацию", захотев узнать, как она выглядит.

Илья день выделил на отдых, но с лошадьми и ранеными пришлось возиться не покладая рук, телег на все трофейное добро не хватало. Вышла необходимость отослать обоз с собранным добром домой, с ним уедут и раненые, неспособные держаться в седле, те, что воевать или работать не смогут. Таких набралось с дюжину, их размещали на телегах. Легкораненые оставались с Ильей. По проторенной дороге обернуться должны были быстро. Ждали подкрепление, шесть десятков велено было прислать в подмогу, да телеги за оставшимся добром. Виданное ли дело, сотню положили простые лапотники без серьезных потерь, правда по частям и из засады, но все же... Постепенно в Озерки стекались крестьяне из соседних сел, и появилась возможность выбрать серьезных, крепких мужей, желающих защищать себя и свои семьи, а выработка металла позволяла экипировать бойцов по-полной.

Пленные, а таких несколько осталось, после вдумчивой беседы рассказали о полоне собранном в двух днях пути от этой деревеньки. Там осталось три десятка кочевников, больше трех сотен мужиков и баб, детей не считали. Стариков и младенцев перебили еще в деревнях, где "полон" брали. Теперь Илья с нетерпением ждал отряд, что придет с Озерков. Телеги пусть идут своим ходом, а трое гонцов, обгоняя собственную тень, летели выполнять приказ.

Всех погибших степняков Илья велел оттащить в дальний овраг, Степан чувствовал, что то затевается. Бойцы уже привычно натаскали сушняка на тела погибших. Осмотрев полуобнаженные тела, заваленные сухими ветками, Илья отослал всех помощников в деревню. Всем приказано было отдыхать, кроме дозоров и разведки. Сам же он замер вслушиваясь в тишину окружающего вечера, стараясь услышать любой посторонний шум. Хорошо, что огонь разводить не надо было. На одном из склонов уже горел костерок, его запалили заранее. Снова знакомый ритуал, заученный за тысячи лет, взметнувшийся к темнеющему небу огонь, только на этот раз в теле старца присутствует две души. Илья не задумывался, а как отразится на них ритуал в таком случае. Степан же терпеливо наблюдал за всеми приготовлениями, впитывая каждый нюанс жеста и слова. Когда заблудшие души потекли в странника, он почувствовал всю силу происходящего колдовства. Если сила ритуала несла для Ильи молодость и силы, то Степан прислушавшись к себе, почувствовал какое-то перерождение своей сути. Он не знал, что это камлание в первую очередь настраивает душу на новые возможности, открывает новые горизонты, пока еще не ведомые. Душе Ильи, обремененной телом, было сложнее переродиться, получить новые возможности. Может по этому приходилось изредка повторять ритуал. Присутствуя при ритуале, получая дармовую, магическую, астральную, а быть может инфернальную энергию Степан, как житель более продвинутого общества, начинал понимать или быть может интуитивно предугадывать возможность новых горизонтов в своем бестелесном бытие. Сталкивался он с различными фантастическими идеями в книгах, фильмах и сейчас ему верилось, происходило нечто особенное, осталось только в этом разобраться. Теперь, получив возможность жизни после смерти, пусть и в таком странном виде, сознание Степана прокручивало различные, самые фантастические варианты развития событий. Те, кто дал, страннику такой бонус - продление жизни и уникальные физические данные, наверняка обладали более грандиозными возможностями. Сколько же десятков тысяч лет прожили они, для кого странник был малым дитем, экспериментом или забавой скучающих бессмертных.

Давно прогорел погребальный огонь, взлетающие искры растаяли в небесной темноте. Стемнело и наконец, пошевелившись, Илья встал и легкой походкой направился к деревне. Степан вдруг вспомнил, а как представит омоложение озерцам странник? На вопрос Илья лишь хмыкнул, не переживай, в первый раз, что ли! Все будет путем! На этот раз очередное хмыканье относилось к словечкам, прилипшим от Степана...

Ожидание без дела изматывает и Илья, отправив разведку во главе с Михалко, взял рамку искателя, направился на поле, продолжать поиски металла. Никого не звал, но мужики, переглянувшись, двинулись следом, неся лопаты и вешки. Степан, возбужденный прошедшим ритуалом, лелеял надежды на светлое будущее, ему хотелось испробовать или правильно будет сказать, освоить нечто этакое, что поможет всем. Может получить новый бонус, умение. Надо только подумать. Вот бы так же просто, с помощью рамки лозоходцев отыскивать старые мечи на полях сражений. Или нет, надо поискать клады в курганах, там должно быть золото, а для войны это пригодится обязательно.

Дозоры никто не отменял, и снова ушли по своим направлениям всадники. Полного доверия словам пленных не было, вот на то и разведка, чтобы проверить.

Комментарии: 22, последний от 03/07/2019. © Copyright Родин Валерий Геннадьевич (Rodin-v-g@yandex.ru) Размещен: 23/09/2018, изменен: 23/09/2018. 208k. Статистика. Роман: Фантастика Скачать FB2		Оценка: *8.335** Ваша оценка:
Аннотация: Подселенец в странника на Руси 1237г.

Родин Валерий Геннадьевич : другие произведения.

Степных ветров спутник