Рюмин Дмитрий Юрьевич : другие произведения.

Эльфийка ночи

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
  • Аннотация:
    первые главы фэнтезюйного романа в стиле "меча & магии".

  
   Только в грёзы нельзя насовсем убежать,
   Краткий век у забав, сколько боли вокруг!
   Попытайся ладони у мёртвых разжать
   И оружье принять из натруженных рук!
   Испытай, завладев ещё тёплым мечом
   И доспехи надев, что почём, что почём,
   Разберись, кто ты - трус иль избранник судьбы
   И попробуй на вкус настоящей борьбы!

В. Высоцкий

  
  

ПРОЛОГ,

в котором одна мать теряет младенца,

и один младенец теряет мать,

зато не начинается война.

  
   Она брела по дороге, кутаясь в изодранный кожаный плащ и с трудом выдирая босые ступни из грязи весенней распутицы. Забрызганная этой грязью холщовая юбка липла к ногам, толстый шерстяной свитер неприятно пощипывал голую кожу под ним. Несмотря на ползущие по лицу и телу капли пота, ей было холодно. Голова бессильно поникла, длинные тёмные волосы свисали сальными спутанными лохмами, почти скрывая лицо, пальцы с обломанными ногтями вцепились в края плаща, сводя его на том уровне, где раньше была талия, а сейчас выпирал огромный, плотно обтянутый свитером, беременный живот. Плащ был слишком узок, чтобы сойтись на нём, не для беременных его шили.
   Она облизнула потрескавшиеся губы. Воды не было, только пустая фляга без толку колотилась по бедру. Еды ещё оставалось немного - кусок копчёного мяса, заботливо завёрнутый в тряпицу на самом дне висящей на плече котомки. Но мыли о еде вызывали у неё тошноту. Она заставляла себя есть вчера вечером и сегодня утром, думая больше о ребёнке, чем о себе самой. Ради него. Ещё кусочек. Сглатывая выкатывающийся из желудка горький ком рвоты - ещё немного.
   Бледный сгусток света - солнце, лучи которого едва пробивались сквозь низкие серые облака - висел почти над головой, это значило, что прошло уже много времени, и скоро надо будет остановиться, поесть ещё раз. Иначе она никогда не сможет дойти до трактира. Сколько до него осталось? Она не считала шаги и не считала время. Она очень смутно представляла себе эту местность. Перекрёсток двух "направлений", гордо именующихся в этой земле дорогами, должен быть, примерно, в часе ходьбы. Или двух. Или трёх. Она едва переставляла ноги.
   "Безголовый пони" - так, кажется, называется этот трактир? - станет её домом на ближайшие недели. Она уже чувствовала приближение родов. Ей придётся остаться там надолго, отрабатывая трактирщику долг. Или продать то немногое, что ещё осталось. Как продала уже украшения, и кое-что из оружия, и сапоги. Несколько монет, наверное, можно выручить за плащ. За два топора-шуана и висящий на шее кинжал дадут немало. Даже за четверть их цены в этих краях можно разжиться избой да коровёнкой, как она слышала. Оружие ценится всегда и везде. Дороже - только тот, кто умеет с ним обращаться. Она умела.
   Она знала, что оружие - это последнее, что она продаст. Всё остальное в её глазах не стоило ничего. Даже драгоценности семьи, то немногое, что смогла она спасти. Даже собственное тело. Две недели назад... её беременность не отпугнула этого человека. Она дала ему то, что могла, и получила свою плату. Ей нужны были деньги - это вода, пища, крыша над головой, ещё несколько дней жизни для неё и не рождённого пока ребёнка - а способ заработка не имел значения. Больше не имел. Ради себя она никогда не пошла бы на это, конечно. Она предпочла бы умереть, и умерла наверняка ещё тогда, но ребёнок, растущий под сердцем, заставлял её жить. Жить, чтобы дать жизнь ему.
   Она поскользнулась и едва не упала в грязь. Болели мышцы ног, болела спина, болело всё тело. Нужно сделать остановку. Заставить себя поесть хоть чуть-чуть и постараться не вырвать потом съеденное. И отдохнуть хоть немножко.
   ...рефлексы сработали быстрее разума: она крутанулась на пятках, выхватывая шуаны из чехла за плечами. Боль и усталость исчезли, будто их и не было, она метнулась в сторону, уклоняясь от мчащегося во весь опор всадника...
   И увидела ещё четверых поодаль. Они следили за ней, не иначе. Ждали, когда она заметит их, играя, как кошка с мышкой. Они могли себе это позволить - их было пятеро против неё одной. Пятёрка, "рука", передовой оленный разъезд идущей орды. Чем скрасить томительные часы патрулирования, если не охотой за самой интересной и опасной дичью под этим небом - двуногой?
   Если б у них была ловчая сеть - им не составило бы труда её поймать. Если бы они хотели её просто убить - убили бы. Может быть, их сбило с толку её сложение, выдающее беременность сразу. Нет ничего странного в том, что беременная бредёт одна, без спутников, по дороге: под этим небом случается всякое. Убогая нищенка, "облагодетельствованная" случайным бродягой, сбежавшая от постылого мужа молодуха, изгнанная роднёй девка, да мало ли? И нет ничего странного в женщине с парой топоров за спиной, женщине, облачённой во вполне определимый под заплатами и слоем грязи плащ Ледяных Воронов. Все знают, что среди "воронов" попадаются и "вороны". Что кое-кто из них уцелел в прошлогодней резне в Ночном Камне и промышляет теперь продажей собственного клинка с собою в придачу, лелея несбыточные мечты о возмездии победителям.
   Необычность жертвы сбила их с толку. Может, им трудно было поверить, что и "ворона" способна забеременеть? Или они сочли её достаточно лёгкой добычей, чтобы поразвлечься немного? Как бы то ни было, двое всадников спешились, обнажая длинные кривые сабли и двинулись ей навстречу, меся сапогами дорожную грязь. Один, тот, что заставил её отпрянуть десяток или два бесконечно долгих секунд назад, теперь отрезал ей путь к бегству. Ещё двое стояли впереди, явно готовясь подстраховать новоявленных пешцов.
   Она резко тряхнула головой, отбрасывая спутанные лохмы назад. Несколько слипшихся прядок-сосулек вновь упали на лицо - не беда! Широко распахнулись прозрачно-светлые глаза, ловя каждое движение противников. Дёрнулись торчащие из тёмной гривы удлинённые остроконечные уши, ловя каждый звук. Широкий темногубый рот ночной эльфки растянулся в усмешке. Те, кого низшие расы называют "воронами", всегда смеются, идя в бой.
   Кажется, до них начало доходить, что за дичь им досталась. Кажется, они поняли, что лёгкой победы не будет. Двое спешившихся бойцов обменялись быстрыми взглядами. На их стороне был численный перевес, даже если забыть об оленях - пятеро против одной. Они были молоды и сильны, а она едва переставляла ноги от усталости. Она - "ворона", но они ведь - орки, величайшие воины под этим небом. Разве не так?
   Она видела рты, распахнутые в боевом кличе - урук-хай!! - и крупные нижние клыки, неспособные поместиться под сомкнутыми губами, мёртвую белизну костяных украшений, продетых сквозь нижнюю губу и кожу скул, татуировки на тёмных широких лицах и широкие, похожие больше на свиные пятачки, носы с раздувшимися на вдохе ноздрями. Они оставили щиты, решив, видимо, что справятся и без них. Ошибка, которую, она не собиралась им объяснять. Ошибка, стоившая им жизни.
   Тому, кто напал первым - по знакам отличия на куртке и шапке она признала в нём командира группы - она вспорола живот левым топором прежде, чем орк успел нанести свой удар. Он был ещё жив, точнее, не мёртв пока - рана наверняка смертельная - а кисть второго, всё ещё сжимающая рукоять шашки, уже лежала на земле. Следующий удар лишил искалеченного орка головы.
   - Следующий! - её голос прозвучал хрипло, как воронье карканье, она сама поразилась такому звучанию. - Подходите, твари!
   Она запрокинула голову и рассмеялась. У неё не было выбора: пешая от всадников не убежит. А учаг, ездовой олень не примет чужака в седло, их так дрессируют. И орки не простят ей гибели товарищей.
   Ребёнок напомнил о себе, шевельнувшись во чреве. Выжить! Она обязана выжить в этой схватке! Не ради себя - ради него. Ради него.
   - Ради него! - правый топор, вращаясь, пронёсся в воздухе, врубаясь в грудь привставшему на стременах орку.
   Она перебросила второй шуан из левой руки в правую, выхватила из болтавшихся на шее ножен кинжал. Если на неё набросят сеть - она успеет перерезать себе горло. Солдаты Повелителей Льда всегда поступают так в безвыходной ситуации. Но она не может! Не должна - на ней долг. Долг перед не существующей более, вырезанной до последнего человека семьёй. Перед не родившимся ещё ребёнком.
   Выжить!
   Всадник устремился на неё, вскидывая сеть. Ловчая сеть - оружие для двоих, управиться с ним в одиночку нелегко, а напарник этого бойца свесился с седла с топором в груди.
   Ей удалось уклониться от броска. Если бы можно было прокатиться по земле на метр-два в сторону! Мешал живот. Она прыгнула, как лягушка, жалея в этот миг, что всё-таки продала когда-то свои метательные ножи. Швырять второй шуан? Но это оставит её почти безоружной.
   Двое всадников-орков поравнялись друг с другом, второй ухватил сеть, зацепил нижний её край за продетую в стремя ногу. Теперь они двигались прямо на свою противницу, сеть надулась парусом меж всадниками. Не было спасения: по обе стороны от дороги шла ухабистая, но всё же равнина, а редкие кустики, её покрывающие - не препятствие для всадника. Она могла бы оторваться от них в лесу, если бы были силы. Если бы был лес. На равнине - никаких шансов.
   Она промахнулась, бросая топор. Дала о себе знать усталость - руки дрожали. Сеть захлестнула её, орки съехались вплотную, закидывая один край на другой, спутывая пленницу так, что не вырваться. Затянутые в жёсткую кожу перчатки пальцы вывернули запястье, отбирая кинжал. Она проиграла бой.
  
   - Ставр! - беременная молодуха-оркесса метнулась к едва держащемуся в седле раненому всаднику. Тому самому, предводителю отряда, которому изогнутое лезвие шуана вспороло живот.
   Эльфка-пленница заставила себя улыбнуться при звуках её плача.
   ...её выпутали из сети и донага раздели, скорее затем, чтобы убедиться в отсутствии оружия, чем по иной причине. Они обменялись несколькими фразами, и тон орка, что был на вид постарше, был ясен и без перевода слов. Орк легонько хлопнул её по выпирающему животу. Он убедился в том, что пленная "ворона" действительно беременна, и это надёжно защитило её от того насилия, что мужчина может сотворить с женщиной. Орки могут быть жестоким зверьём, но беременность для них свята, они поклоняются Матери-Земле. Ненавидя эльфов, беременную они не тронут. До тех пор, пока она не родит.
   Её усадили на одного из лишившихся всадника оленей. Задом наперёд, как всегда поступали с пленниками. Уздой стянули за спиной руки и спутали ноги пропущенной под животом скакуна верёвкой. Она смутно воспринимала происходящее вокруг. Напряжение боя ушло, вернулась усталость, и она подумала, что при всём желании уже не сможет убежать. Должно быть, это понимали и орки. Связывая пленницу, они думали скорее о возможном падении её из седла, чем о бегстве.
   Двоих убитых положили на одного оленя. Раненого, но ещё живого командира перевязали, как могли, и усадили в седло. Пленница уже почти потеряла сознание, только когда то, что осталось от "руки"-разъезда, въехало в лагерь, она пришла в себя.
  
   - ...Он ещё не умер, - голос старухи был монотонным и бесстрастным, словно не о старшем сыне хана и муже её, шаманки, единственной дочери шла речь.
   Хан сурово нахмурился. Нужно было заставить старую каргу совершить чудо, исцелить парня... Но как это сделать, если старухе на ханский гнев - плевать? ...да и не способна она сделать невозможное.
   Молодой дурак! Чего ради ввязался он в этот поединок? "Ворона" - всегда "ворона", да и что она сделала ему? Эльфы ночи, ноктъальван - не враги народу кочевников, хотя случалось и с ними сходиться в бою. Случалось быть и союзниками иной раз. Будь на её месте белобрысая тварь из тех, кто зовёт себя светлыми, на всех прочих как на грязь под ногами глядя - тогда другое дело, а так... Кулак хана впечатался в поддерживающий ярангу шаманки резной деревянный столб.
   - Что ты можешь для него сделать?
   - Погребальный костёр, - старуха была невозмутима. Она повернулась, поманила пальцем дочь. - Иди. Ты знаешь, что надо сделать.
   Хан скрежетнул зубами, давя бессильную ярость.
  
   Её привязали к толстому вбитому в землю столбу, заведя за него руки и стянув их верёвкой у локтей и запястий. Лишённые притока крови руки отзывались болью на всякую попытку ими шевельнуть. Пленница подобрала под себя ноги, чтобы не сидеть в холодной грязи. Зачем? Что толку заботиться о ребёнке, который всё равно обречён? На неё не обращали внимания. Если духи предков будут милостивы к той, кто отняла сегодня жизнь у троих воинов, они даруют ей смерть, когда начнутся роды. Если нет - она будет умирать долго. Жёны и дети убитых сделают всё, чтобы порадовать души своих мужей и отцов.
   Пленница чувствовала, что ждать решения духов осталось недолго. У неё уже начались схватки, новый источник боли появился внизу живота. Её ребёнок, последняя надежда рода, обречён. Камень Ночи в руках врага. И некому отомстить. Ясное осознание этого, а вовсе не боль, волнами захлёстывающая плоть и сознание, заставляли её стонать сквозь сжатые зубы.
  
   Молодая оркесса распустила волосы, концы которых стелились теперь по покрытому шкурами полу юрты. Она сняла обувь и одежду, и теперь только вязь татуировок на тёмной коже и унизанные оберегами из дерева и кости нити на шее и бёдрах скрывали её наготу. Она знала, что делать. Она должна была родить - скоро, совсем скоро. Ребёнок заждался в утробе матери, прошло уже четыре дня после предсказанного старой шаманкой срока, а он не торопился появляться на свет. Не потому ли, что духи предков знали судьбу его отца?
   Ставр, старший сын самого хана и сильнейший из воинов детей Вепря, умирал. Сколько девушек и молодых женщин почитали за честь увидеть его в своей яранге! Невзрачная - слишком худая, костлявая и узкобёдрая - шаманкина дочка стала той, кому это удалось. Говорили, что хан таким образом решил задобрить старуху, всегда смотревшую на него косо. Что хитрая девка охмурила парня зельем или заклинанием, у матери подсмотренным. Что сама шаманка наложила это заклинание на радость дочке и хану назло. Что они понимали, сплетники!
   Осторожно, чтобы не тревожить ожидающее появления на свет дитя, оркесса опустилась на колени рядом со Ставром. Он чувствовала дыхание смерти, окружившее его. Чувствовала, как должна была чувствовать будущая Мудрая женщина детей Вепря. Пальцы её сомкнулись на обвитой человеческой кожей рукояти ритуального костяного ножа. Губы зашевелились шепча слова древнего заговора-молитвы. Пусть смилостивится Мать-Земля! Пусть вернёт она дух Ставра назад, даровав ему новую жизнь в теле ребёнка, которого носит под сердцем его жена! Ребёнок - плоть от плоти отца, он примет его душу!
   Она склонилась к лицу умирающего, припала к его губам, ловя последний вздох и вогнала нож ему в грудь. По самую рукоять.
  
   По бёдрам связанной эльфки заструилось что-то горячее. Воды отходят, поняла она. Она была ещё слишком молода, чтобы иметь других детей, но знала, что роды должны начинаться именно так.
   Она больше не чувствовала своих рук. Ниже локтей - ничего. Сколько часов она провела у столба? Наверное, достаточно для того, чтобы лишившаяся притока крови плоть омертвела.
   Боль раздирала низ живота огненными клещами, и эльфка, не в силах больше терпеть, взвыла, запрокидывая назад голову и ударяясь затылком о бесстрастное неживое дерево. Она и не представляла себе, что это будет так больно.
  
   Другой ребёнок другой женщины готовился появиться на свет в это же время. Он шёл неправильно, ногами вперёд, как принято уходить из мира живых, а не вступать в него. Молодая оркесса извивалась, прижатая к полу сильными руками второй ученицы своей матери.
   - У неё плохие бёдра, Мудрая, - девушка слизнула подкатившуюся к самым губам капельку пота. - Не мучай её, ты же знаешь сама.
   - Что ты предлагаешь? - услышь это хан, он не поверил бы, что сухая, всегда бесстрастная старуха способна проявить такие эмоции.
   - Ты знаешь - что!
   - Если вскрыть ей чрево, у неё больше никогда не будет детей! - старуха понимала, что это не совсем так, что бывают и исключения - её собственная дочь была одним из них - но исключения только подтверждают правило.
   - Не будет ни этого ребёнка, ни её самой, если мы не поторопимся! - девушка-ученица была непреклонна. Но ведь это не ей и не её единственной дочери предстояло сейчас оказаться под ножом!
  
   Хан бесстрастно глядел на воющую у столба эльфку. Рослая, крепкая, широкобёдрая. Красивая. Почти как женщины орков. И сильная. Выносливая. Такой рабыне цены бы не было. Но она не останется в живых. Духи убитых воинов ждут, что убийца сопроводит их в пути к равнинам мёртвых.
  
   ...она вспоминала Камень Ночи - большой, почти с тремя тысячами жителей, город-цитадель на далёком севере, где прошло её детство. Свинцово-серые воды моря, никогда, даже в самые суровые зимы, когда Долгая ночь опускалась на землю, не покрывавшиеся панцирем льда. В короткие недели северного лета они купались в этих обжигающе холодных волнах. Они не боялись холода. Они были воинами. Лучшими в этой морозной стране.
   Пока таны Волчьих островов не исправили это, доказав, что и лучшие воины севера не в силах справиться с десятикратно превосходящей их числом армией.
   ...из объятий любимого - в бой, плечом к плечу с ним. Когда он погиб и как? Остался прикрывать отход горстки уцелевших бойцов, всё равно истаявшей под новыми ударами врага? Бросился в последнюю безнадёжную атаку, отвлекая внимание от тех, кто ещё мог спастись? ...мой любимый, мой брат, мой супруг... Ты так и не увидишь дитя, которому дал жизнь. Но ты не увидишь и тех, кто эту жизнь отнимет.
   Живое, заходящееся в крике, дитя лежало в залитой кровью грязи меж широко разведённых бёдер ночной эльфки.
  
   - Почему он не кричит? Почему он не кричит? - оркесса-молодуха яростно вырывалась из прижимавших её к шкурам рук девушки. - Мама!
   Костяная игла в сухих морщинистых пальцах Мудрой женщины в очередной раз проколола кожу, стягивая новым швом края раны. Всё оказалось тщетным! Обвившаяся вокруг шеи пуповина задушила дитя прежде, чем они смогли его извлечь. Но, может, это и к лучшему? Старуха понимала, что нельзя думать так о своём внуке, о сыне своей дочери, но не могла иначе. Ребёнок был уродлив: не заросшее нёбо и верхняя губа как у зайца, сливающаяся с ноздрями. Такие не должны жить. Своим видом они оскорбляют Мать-Землю и духов предков, и если они всё же рождаются живыми - их должно умерщвлять, помня, что лишь попустительством Мудрых хранительниц, не сумевших отвести злого духа от женщины, рождаются подобные создания.
   Где допустила она ошибку? Где?! Старуха почувствовала, что руки её начинают дрожать. Богиня отняла у неё внука - почему?
   - Закончи шов сама, - приказала она ученице. - Это, - она брезгливо указала пальцем на крошечный трупик, - не показывай никому, поняла?
   Девушка быстро закивала головой. Это она поняла. И, слава Богине, не поняла главного. Что скажут хан и нойоны о Мудрой женщине, чья дочь родила такое? Богиня, почему у этих мужчин на уме лишь одно? Почему они только и ждут, как бы уязвить бедную старуху, как вырвать власть над детьми Вепря из её слабых рук? Хан повёл их в поход на королевские земли, хотя старуха заклинала его не делать этого. Но все воины до единого высказались "за". Им хотелось славы, добычи, рабов. Всего, что делает жизнь лёгкой и приятной. Всего, что можно добыть лишь клинком.
   Не за то ли ты наказала меня, Великая, что я не смогла остановить жаждущих крови глупцов? Пошатываясь, ладонями утирая пот с лица, старуха отодвинула полог и вышла наружу. Ветер донёс до её ноздрей приторно-сладкий аромат эльфьего пота, заставивший Мудрую вспомнить о пленнице, приведённой в лагерь. О женщине, убившей троих не самых плохих бойцов в схватке этим днём. Не есть ли это знамение, предвещающее неудачу похода?
   Сдвинув брови, старуха зашагала к столбу, где была привязана пленница. Протолкнулась сквозь реденькое кольцо баб, детишек и воинов, обступивших эльфку. Окинула её быстрым взглядом. Ещё жива. Но долго не протянет. Если кто-то надеялся на хорошее зрелище этой ночью, его ждёт разочарование. Солнце уже коснулось горизонта, но до того мгновения, когда оно покинет небесный купол, пленница не доживёт.
   - Э, гляньте-ка, а эльфёныш-то жив! - девчонка-подросток, маленькая сестрёнка шаманкиной ученицы, ткнула пальчиком в шевелящийся комок плоти меж раскинутых в стороны ног эльфки.
   Мудрая приблизилась к столбу и присела на корточки. Спокойно и деловито ощупала вывалившийся прямо на новорожденного послед. Осторожно, чтобы не повредить хрупкую шейку, приподняла покрытое кровью и слизью дитя, осмотрела. Поди, разбери этих остроухих! Пропорции, вроде, как у нормального младенца. Только ухи в разные стороны от головёнки торчат. Реденький тёмный пушок на макушке, а тельце голое - но, может, так и надо? Орочьи дети рождаются, покрытые пушком, но к году от него не остаётся и следа. У хуманов-ублюдков - это она знала точно - маленькие ублюдочки рождаются голенькими и даже лысыми, сплошь и рядом.
   Лилово-синюшная кожа. Шаманка покосилась на едва дышащую мать. У той кожа тоже лиловая, как ночной эльфке и положено, но оттенок другой. Но она и взрослая уже. Глазки зажмурены, и это правильно: эльфы рождаются слепыми, как котята, и открывают глаза только к концу первого года жизни. А вот ушки шевелятся вовсю. Отодвинув в сторону пуповину, старуха посмотрела на низ живота эльфёныша. Девочка. Маленькая эльфка.
   Что с ней делать? За ноги - да и головёнкой о столб? Только вначале мать в чувство привести, чтоб это увидела. Хан наверняка поступил бы так. Вот он стоит, примеривается, не иначе. Морщинистые губы старухи расползлись в усмешке. Эльфёныш в её ладонях гулил, шевелил ручками-ножками, думая, видно, что это мама, наконец, о нём вспомнила.
   Та и правда зашевелилась, приподняла голову. В мутные, невидящие глаза вернулось подобие человеческого выражения, распухшие чёрные губы шевелились. Эльфка силилась что-то сказать, и старуха наклонилась к ней. Не для того, чтобы выслушать. Что ей эльфячий предсмертный бред? Но была одна вещь, которую следовало узнать.
   - Как тебя зовут? - на языке хуманов, понятном и эльфке, и ей, спросила умирающую пленницу шаманка. - Ты, эльфка, отвечай!
   Старуха закрыла глаза, силясь внутренним оком углядеть гаснущую искорку эльфкиной жизни. Не сразу ей это удалось, но она осторожно, чтобы не загасить совсем, принялась раздувать эту искорку, не давая пленнице умереть.
   - Ты мне ещё нужна, эльфка, ещё нужна, - шептала она. - Ну же! Ответь на мой вопрос! Как зовут тебя? И как ты назовёшь дочь? Эльфка! У тебя родилась дочь, как ты её назовёшь?
   Шевеление холодеющих губ сложилось в ответ. "Мелисандра". Странное, неорочье имя. Эльфское. Чужое. Такое и должно носить это дитя. Лишь то имя истинное, которое даёт человеку мать.
   - Спасибо... воительница, - добавила старуха, разрывая единым движением мысли и пальцев нить жизни Мелисандры-старшей. Мелисандра-младшая, чувствуя, что с мамой что-то неладно, начала плакать, но это шаманку не волновало. Последним быстрым пассом она погасила ещё теплящийся огонёк в теле эльфки, отняв неё жизнь.
   И выпрямилась, держа на руках младенца.
   - Смотри, хан, и увидишь волю Богини! - старуха добавила крохотную нотку торжества в свой голос. Это не имело ничего общего с её истинными чувствами, какое уж тут торжество, но глупый мужчина должен видеть, что Мудрая женщина, за спиною которой - сама Великая Мать Жизни, в очередной раз посрамила его в споре.
   - Посмотри на это дитя, хан, - повторила она. - Подумай о его матери, в одиночку победившей троих наших лучших воинов, и ты поймёшь, что лишь Её волей и промыслом это стало возможно. Она посылает нам знак, веля повернуть назад!
   Хан нахмурился, ища достойный ответ. В споре с мужчиной он бы за словом за пазуху не полез, но Мудрые славились своим умением вывернуть наизнанку любой словесный аргумент и любое событие выставить знамением, подтверждающим их правоту.
   - Великая наказала и меня, и тебя, хан, отняв жизнь у ребёнка, которого носила под сердцем моя дочь. Теперь род Ставра пресёкся, и новорожденный младенец не примет его душу. Если только... - добавила она, выдержав паузу.
   - Если что?
   - Если мы не сохраним иного младенца, родившегося в этот день. Её! - старуха приподняла плачущего эльфёныша, выставив на всеобщее обозрение.
   Да ты ополоумела, карга! - хотел сказать хан. Сказал же он другое:
   - Это эльф!
   Народ, столпившийся вокруг, зашумел. Слово "эльф" у орков хуже иного ругательства, ушастых дети Вепря ненавидели всегда, сколько жил род. Конечно, одно дело - белобрысые твари, что демону-солнцу в своих проклятых лесах поклоняются, и другое совсем - лиловокожие обитатели северного побережья, с которыми иной раз приходилось идти и на союз, вместе отбиваясь от йотунов и хуманов. И молятся они не демону, днём по небу ползающему, а Деве-Луне, любимейшей дочери Богини, как-никак. Но, если вдуматься, велика ли разница? Саму Богиню не признают. И ухи у них острые, как у всех прочих эльфов-выродков. И воевать с ними случалось не раз.
   - Это дитя - посланец Её воли! - резко проговорила старуха. - Один раз мы уже отринули её, решив идти в поход. Но Великая, в бесконечной милости своей, вновь дала нам знак, предоставив возможность одуматься. Или вы и в этот раз отринете Неё?
   Краем глаза хан отметил движение в толпе. Бабы подобрались ближе к Мудрой, по лицам их нетрудно было понять, о чём они думают. Если, конечно, вообще можно назвать мыслями то, что рождают их курьи мозги. Хану захотелось выругаться, даже плюнуть, на святотатственность этого акта внимания не обращая. Что делать, если, эти дуры каждую ночь теперь будут капать мужьям на мозги? Если старая ведьма впрямую сказала, что Богиня против этого похода? Теперь любая неудача, любая потеря - а все ведь знают, что на войне без потерь не обходится! - будет трактована как новое знамение. И во всём будут винить его, хана.
   А род Вепря и без того слаб, чтобы затевать в нём худшую из усобиц - между мужчинами и женщинами. Слабый род схарчат, глазом не моргнув. Потому и затеял он этот поход на хуманские владения, чтобы добычей и пленниками обогатить Вепрей. Чтобы в настоящем деле юнцы приобрели опыт и стали воинами. Но, чем духи не шутят, может, и правда старая карга углядела в грядущем что-то не то? Не слишком ли слаб Вепрь даже для хуманов? И шавки могут загрызть кабана, сбившись в стаю. И хуманы могут победить орков, навалившись числом. Иногда.
   - Отдай духам это... дитя... и спроси у них совета, Мудрая, - проговорил он.
   - Воля Матери Сущего превыше воли любого из её детей, - надменно произнесла старуха. - Даже тех из них, что были нашими предками. А воля Матери ясна: мы должны вернуться в кочевья. Что же до этой девочки... Великая даровала душе твоего сына лучшее из пристанищ! Младенцы, которые ждут сейчас во чревах матерей своего часа родиться на свет, вырастут, состарятся и умрут, а она, - старуха вновь приподняла малышку, - она будет жить! Женщина, давшая ей жизнь, была великой воительницей, если смогла одолеть в поединке троих. А она будет величайшей! Именно ей, хан, суждено привести народ Вепря к вершинам ратной славы!
   Такого поворота событий хан не ожидал. Старая карга выжила из ума! Она не просто просила принять в род чужака - и какого чужака! эльфа ушастого! - она напрямую заявила, что девчонка-эльфка, когда вырастет, займёт место хана! Кстати, а когда она вырастет? Об этом он старуху и спросил часом позже, когда их не мог слышать никто, кроме старухиной некрасивой дочки, самозабвенно, как родное дитя, кормящей грудью ушастого эльфьего отпрыска.
   - Когда эта ушастая станет взрослой, а, старая?
   Старуха хихикнула в ответ.
   - Лет через тридцать. Или сорок. Эльфы растут медленно, хан. Она не соперница твоей власти. И, - она наставительно воздела перст, - это достаточный срок для того, чтобы наш род вырос и окреп настолько, чтобы и впрямь всех завоевать.
   Логика была железная.
  
   ...барон Юрген из Семи Мостов, военачальник спешно отмобилизованной Северной армии королевства Харрайн перечитал по второму разу донесение, медленно водя пальцем по пергаменту. Орки из рода Вепря, пересекшие границу Северной марки, повернули назад, даже не войдя в соприкосновение с передовыми отрядами купеческого ополчения. Это означало, что войны не будет: Северная армия, полсотни копий под штандартом малолетнего маркграфа Иэна и его, барона, реальным командованием, тяжела на подъём. Она не успеет догнать уходящих в свою тундру кочевников.
   Не больно-то и хотелось! Война - это, конечно, слава, доблесть, баллады, в коих менестрели увековечат твоё имя. Но на войне могут и убить, чего доброго. Нет, пронесло - и ладно. Тем более что маркграфиня по-прежнему мила и, не в пример иным благородным дамам, совсем не требует от своего кавалера ратных подвигов. Хватило с неё покойного маркграфа, из дальних походов не выбиравшегося. Покуда шею не свернул где-то в тундре, среди белых медведей, мамонтов и орков.
   И пёс с ним! На его, барона Юргена, жизнь войн ещё хватит. А сейчас, по крайней мере, жив остался. И, не исключено, всё-таки спас королевство тем, что своевременно всех окрестных феодалов под копьё поставил. Не просто же так орчары решили повернуть назад!
  
  
  

Часть I: Канониры, к пушкам!

  
  

Глава первая,

в которой проходит тридцать лет

со времени описанных выше событий,

и девочка превращается в девушку.

  
   Вторая ученица Мудрой женщины рода Вепря торопливо скинула припорошённую снегом одежду, перебираясь из чоттагына в тёплую, жилую часть яранги. Ещё находясь снаружи, она не услышала - почувствовала, вот более верное слово, плач своего ребёнка. В отсутствие матери и старухи-Мудрой, малыш оставался под присмотром её первой ученицы, той, что приходилась старухе родной дочерью. Ученицы, как же! Уже четвёртый год, с тех пор, как погиб Ставр, а Мудрая забрала себе маленького эльфёныша, о старухиной дочке поговаривали, что та не в своём уме. Она больше не интересовалась учением, и даже сама мать махнула на это рукой, она не интересовалась вообще ничем, кроме несуразного остроухого младенца, не желающего расти, как все нормальные дети.
   Вот и сейчас - качает на руках ушастого гадёныша, а лежащий в своей колыбельке сыночек второй ученицы заливается слезами. В такие моменты молодой оркессе хотелось схватить маленького эльфёныша за уши и выкинуть вон из яранги, чтобы и духу его здесь не было. Ясное дело: нельзя было так поступать. Каждый из детей Вепря знает, что сама Богиня послала им этого младенца, и что, когда девчонка вырастет, ей предстоит стать великой воительницей. И, всё равно, ни одна женщина, кроме полоумной шаманкиной дочери, конечно, и близко не подошла бы к этакой дряни.
   Оркесса тихонько вздохнула. Она жила вместе со старухой и её дочерью, сколько себя помнила. С тех пор, как умерли её настоящие родители. У неё не было своей яранги, в которую можно привести мужа, не было и мужа - не бывает мужей у Мудрых женщин. Раньше ещё могла она выбирать между замужеством и Мудростью Богини, теперь же некому, кроме неё, заменить дряхлеющую старуху, некому больше взять на себя ношу святого служения. Богиня милосердна, она разрешает своим служительницам иметь детей, и любой мужчина почтёт за честь одарить Мудрую ребёнком. Если родится девочка - одна дорога ей, идти по стопам матери, а мальчик станет, конечно, бойцом, когда подрастёт, одним из тех, кто с оружием в руках защищает род Вепря от врагов. Такова воля Богини: мужчина не смеет прикасаться к тайной Мудрости, о немногих нарушителях этого запрета, страшных колдунах, души свои небесному демону-Солнцу отдавших, рассказывают страшные сказки поздней ночью, когда злой огонь уходит с небесной тверди.
   Оркесса взяла сына на руки, распеленала - мокренький, так и есть! - вытерла маленькое тельце досуха, покачала на руках, дала грудь. Зло посмотрела на шаманкину дочку.
   - Ты-то что сидишь без толку?
   Ноль внимания. Совсем от любви к приёмышу длинноухому ополоумела.
  
   - Мама!
   - Что, милая? - Мудрая женщина рода Вепря подняла голову, отрываясь от своего дела - она вырезала из носорожьего рога новый амулет.
   - Мама... - девочка мялась, она хотела что-то сказать - и не решалась. И есть перестала, точно! Не силком же в неё кашу запихивать!
   - Ты кушай, милая, кушай, пусть жирок на косточках нарастёт, а то смотри, какая худая!
   - Мама! - девочка, наконец, собралась с мыслями. - А почему я не расту, как другие дети?
   Мудрая вздохнула. Эльфы живут долго, но и растут медленно, слишком медленно по меркам любого другого народа. Для неё это было не просто теоретическое знание, нет отнюдь: каждый новый день подтверждал его практикой. Маленькой ночной эльфке Мелисандре шёл девятнадцатый год, на четыре больше, чем Мудрой - прежней второй ученице шаманки-старухи - было в день, когда, на свою беду, передовой разъезд воинов-Вепрей напал на одинокую "ворону". Сверстницы Мелисандры успели уже родить второго-третьего ребёнка, а эльфка сама на вид - дитё дитём, лет шесть-семь от силы. К тридцати или тридцати пяти она станет взрослой девушкой, не раньше. А пока у неё шёл возраст бесконечных детских "почему". И вот, похоже, добралась она до своего отличия от остальных детей в роду.
   - Мама! - требовательно повторила Сандра.
   Мама... Настоящая мать этой девочки умерла в день её появления на свет. Её счастье: Богиня милостива, не в пример своим детям-оркам, те бы не отпустили пленницу так быстро на равнины мёртвых. Старуха-Мудрая велела оставить ребёнка, старухина дочь, собственное дитя потерявшая, заменила новорожденной эльфке мать. На целых четыре года. Почти. Её забрал мор, ополовинивший род Вепря в ту зиму, забрал, пощадив и Мудрую, к весне всё равно тихо угасшую, не перенеся утраты, и ученицу-сироту, ставшую новой шаманкой, и двоих крошечных детишек - собственного сыночка новой Мудрой женщины и эльфку-приёмыша.
   Тогда нашлись не только среди нойонов, а и среди женщин тоже те, кто решил, что это остроухий младенец накликал беду на весь род. Не просто же так он выжил? Не просто. Юная шаманка, только успевшая схоронить наставницу, сумела убедить людей в ином. Ей даже хана удалось переманить на свою сторону, хотя он наверняка думал обратное, что это новая Мудрая служит ему. Его право так думать. Молодая оркесса потратила на это немало сил, даже родила ему сына, который теперь стал воином...
   - Ну, мама же! - девочка подошло к Мудрой, потеребила её плечо.
   - Видишь ли, милая... - шаманка отложила в сторону резец и рог, сменила позу, усаживая девочку себе на колени. - Ты же слышала о пророчестве? Верно?
   - Я стану воином, когда вырасту... Только, - девочка шмыгнула носом, - я, наверно, не вырасту никогда!
   - Вырастешь, милая, обязательно вырастешь. Когда придёт время.
   - А когда оно придёт?
   - Ну-у... лет через... двенадцать. Веришь?
   Девочка помотала головой.
   - Мама... они сказали, что я навсегда останусь маленькой, потому что я - ельфа... Мама! - девочка требовательно заглянула ей в глаза. - А кто такие ельфы?
   - Эльфы, милая, надо говорить - "эльфы". Это... ну... такой народ.
   - Как Лоси и дети Моржа?
   - Нет, не совсем. Понимаешь, мы все, все рода - Вепри, Лоси, Волки, Хелионы... мы - создания Богини-Матери, орки. Помнишь, я тебе рассказывала? А эльфы - это немножко иное. У них острые уши...
   - Как у меня?
   - Да... и они отличаются от орков тем, что дольше живут. Может, триста лет... может, больше...
   - Мама, а я...
   Мудрая заглянула приёмной дочери в глаза. Удивление, попытку осмыслить новые знания, ещё - страх, вот, что она там прочла.
   - Значит, я правда - ельфа?
   Мудрая кивнула.
   - Но ведь тогда... - от природы огромные, у орков таких не бывает, глаза девочки распахнулись ещё шире. - Значит, ты не моя мама?
   Это был вопрос, которого Мудрая всегда ждала и боялась. Как ей объяснить?
   - Видишь ли... Сандра, ты уже большая девочка... - Великая Богиня, что я несу! - Сандра... Ты - эльф, это так... А мама... твоя мама по крови, женщина, которая тебя родила... Она была великой воительницей, наверное. В поединке она одолела троих лучших бойцов нашего рода. Она умерла, рожая тебя, ты же знаешь, так иногда случается... Я... я была тогда ученицей Мудрой женщины. У меня тоже родился ребёночек, и молока хватило вам обоим. Ты пила моё молоко, Сандра, я тебя вырастила, значит, ты и моя дочь тоже. Правда? Ну, не плачь, вытри слёзы...
   Сандра ещё несколько раз шмыгнула носом.
   - А девчонки сказали, что ельфы плохи-ие... что они злые, и от меня тоже одни несчастья... - девочка снова заплакала.
   - Единственное от тебя несчастье - что кашу не ешь! - Мудрая улыбнулась. - Сандра, ну зачем ты их всех слушаешь? Это ведь ты должна стать великой воительницей, а не они! Вот они тебе и завидуют, и говорят всякие гадости... от всяких дур наслушались...
   - А ельфы всё равно плохие, я зна-аю!
   - Плохие... Разные они, Сандра. Разные. Те, что на юге, за стеной, в лесах проклятых живут, те плохие, да. А есть и... не очень... Ну, то есть, почти хорошие... как мы... Помнишь, мы были на берегу моря, ну, в прошлое лето? Когда целая дюжина детей Моржа к нашим невестам в яранги перешла? - глотая слёзы, Сандра быстро закивала. - И ты ещё спросила, что там, за морем? Вот, там они и живут.
   - Хорошие ельфы?
   - Ноктъальван. Эльфы ночи. Такие, как ты и та женщина-воин... Раньше они селились и здесь, на нашем берегу, это пока не пришли йотуны...
   - Их всех убили? - Сандра даже перестала плакать.
   - Ну... да. Наверное. Но род тебя в обиду не даст. Наоборот... Ты же станешь воином, Сандра.
   - Да, - серьёзно сказала девочка. - И тогда я сама всех йотунов убью.
  
   ...толстый слой жира, покрывающий голую кожу, заставляет её блестеть, делает заметнее проступающие сквозь неё мышцы и сухожилия и немного, совсем чуть-чуть, защищает от холода. К холоду нельзя привыкнуть, его можно только терпеть. Или прогнать, заставляя себя двигаться быстро... ещё быстрее... ещё!
   Кожаный ремешок обмотан вокруг скользкой от пота ладони. Кожаный ремешок - вокруг костяной рукояти шашки, чтобы не скользила рука.
   - Ну, нападай! - наставник-нойон, не старый ещё и вполне крепкий мужик весело глянул на напрягшуюся, подобравшуюся перед броском ученицу.
   Парни дружно загалдели, подбадривая её нестройными возгласами. Сандра тряхнула головой, длинные, как у взрослой женщины, иссиня-чёрные волосы, стянутые шнурком в хвост на затылке, взметнулись в воздух. Она специально отрастила их, чтобы казаться взрослее. В свои двадцать шесть эльфка выглядела от силы тринадцатилетней. Худая, угловатая, нескладная - слишком длинные ноги, узкие, как у мальчишки, бёдра, выпирающие рёбра, ключицы, лопатки и позвонки. Зато она умела бегать быстрее всех парней, да и девушек тоже. Она могла догнать кого угодно. Движения были порывистые, быстрые, даже слишком.
   Бросок! Она успела закрыться щитом. Клинки учебного оружия были тупыми и из плохого, мягкого, металла, но такой удар мог запросто переломать кости и настоящему орку, не то, что эльфке. По мнению наставника, ученица была уже достаточно взрослой, чтобы биться всерьёз, почти как в настоящей схватке.
   Наставник шагнул в сторону, уворачиваясь от ответной атаки. Он был слишком сутул даже для орка, вдобавок, кривобок, правое плечо выше левого - переломанные в давнем бою кости срослись неправильно, несмотря на все усилия Мудрой. Срослись - и то счастье. Сандра была тогда уже достаточно взрослой, чтобы помогать приёмной матери, и видела, в каком он был состоянии. Мудрая совершила чудо, залечив самое страшное ранение - в живот. Раненый распрощался с доброй третью кишок, но не с жизнью, Богиня смилостивилась. Бывает. Раздробленная, почти потерявшая теперь подвижность левая кисть и вовсе была мелочью по сравнению с этим.
   Наставник держал щит особым приспособлением из ремней и железных крючьев, закреплённых на запястье в помощь почти бесполезной руке. Он был уже немолод, но достаточно силён для "всякого сопливого молодняка", из которого теперь пытался сделать воинов. Схватка была короткой и закончилась так же, как все предыдущие: Сандра шлёпнулась на задницу, попутно рассадив локоть о торчащий из земли мелкий валун, клинок сабли орка замер в сантиметре от её лица.
   - Считай, что полголовы у тебя нет, "великая воительница", - проговорил наставник.
   - Как у тебя пол-елды, - не осталась в долгу эльфка. Её клинок упирался наставнику в пах.
  
   Короткое северное лето согрело тундру, заставив её зазеленеть, но даже зимой в этой долине было бы тепло. Незамкнутое, частью рассыпавшиеся большими и малыми обломками кольцо скал - остаток конуса взорвавшегося вулкана - тридцативёрстным кругом охватывало долину-кальдеру, которую орки почитали священной. Тысячу лет назад, если не больше - кто мог помнить? - на склонах этого вулкана разбила лагерь величайшая из армий, собранных эльфами юга и их прислужниками-хуманами для великого похода на север. Армия, долженствовавшая раз и навсегда обратить в прах и свободных орков Орды, и кланы эльфов ночи, живущие на обоих берегах Полночного моря. Мать-Земля разгневалась на поклонников небесных демонов, уничтожив их огнём - так говорили Мудрые, и не было причин им не верить. Мудрые всегда правы, ведь за ними - сама Богиня.
   Здесь не было и не могло быть вражды. На свящённой земле вся власть принадлежала Богине-Матери, и жрицы, доводящие её волю, не терпели прекословий. Здесь стоял Город, не имеющий другого названия, потому что он был единственным. Единственным истинным Городом этой земли, Городом и столицей всего народа свободных орков. Каждый род, будь то кочевники-оленеводы, или оседлые рыбаки морского побережья, безропотно склонялся перед его властью. Когда-то здесь правил каган или хакан, хан-над-ханами, повелитель воинов. Когда-то - до тех пор, пока Азог Великий не пал в битве с эльфами где-то за Стеной. Он выиграл и этот бой, но проиграл империю, ханы-военачальники не смогли прийти к согласию по поводу наследника. И престол опустел.
   Были пророчества, самые разные, по поводу вождя, который займёт его вновь, и Мелисандре хотелось верить, что одно из них относится к ней. Мудрые женщины говорили, что рано или поздно вождь появится, и у Сандры не было причин им не верить. Воины, правда, говорили иное, когда ни одна женщина не могла их слышать. Что служительницы Богини слишком привыкли к власти, чтобы отдать её кому бы то ни было, а тем более мужчине. Что пророчества сбываются лишь тогда, когда это выгодно Мудрым, и, значит, это не сбудется никогда.
   В этом была своя логика, и Сандра это признавала. Для воинов рода Вепря она давно уже стала своей, "своим парнем". Никто из них не хотел видеть в ней женщину. Товарища по оружию, да, надёжного товарища, что Сандра доказала в схватках с детьми Снежного Волка, товарища такого же, как и любой мужчина рода. Не менее, но и не более.
   Последний год превратил девчонку-подростка в девушку: мальчишеские узкие бёдра раздались вширь и располнели по-женски, округлились и отяжелели груди, рельеф мышц живота сгладил лёгкий жирок. Сравнивая себя с другими девушками, Сандра признавала, что многие из них красивее неё, но не меньше было и тех, кто ей в этом качестве уступал. И всё равно её слишком очевидная чуждость отталкивала парней. Сандре исполнилось тридцать два года совсем недавно. Возраст юности по эльфийским меркам, и она чувствовала себя юной. Если бы хоть кто-то мог это понять!
   Когда молодые девчонки затаскивали парней-воинов, её боевых товарищей, в свои яранги, эльфке хотелось выть. Они делили с ней тяготы боевых рейдов, ели из одного котла и спали под одной шкурой, но хоть бы кто посмотрел на неё как на женщину! Даже Мудрые не были так одиноки. Служить Богине-Матери, не становясь матерями самим, было немыслимо, и любого мужчину рода Мудрая могла призвать к себе. Это было её право и её привилегия, приёмная мать Мелисандры не раз и не два поступала так. Любая девушка рода могла выбрать себе мужа, самые красивые обзаводились несколькими, и те из девушек, кому не повезло, становились младшими жёнами в их ярангах. Мелисандра была бы согласна и на это, если бы ей предложили. Отчего нет? Живут же другие.
   Над озером стелился пар. Таких озёр, согретых горячими источниками, в долине было великое множество. Над северной её частью жаркий пар и вовсе не рассеивался никогда.
   Скинув обувь и одежду, Мелисандра потянулась, приподнимаясь на цыпочки. Это озеро было любимым местом отдыха молодёжи, как местной, городской, так и кочевников, разбивших лагеря у ворот. Мелисандра пришла сюда не одна - с десятком парней и девушек рода Вепря, которые тоже не прочь были приятно провести время. Все они одной стайкой умчались теперь купаться, оставив эльфку сторожить одежду и купленные только что на рынке кувшинчики с пивом. Откупорив один, Сандра сделала глоток.
   Пиво было приятно холодным, зато камень, на который сложили одежду, и на котором сидела эльфка - горячим от близкого подземного жара. Полулёжа, закинув ногу на ногу и опираясь на локти, Сандра окинула взглядом берег. На фоне чёрных скал и чёрной же воды смуглые от природы тела орков казались на удивление белыми. Особенно белыми в сравнении с её собственной тёмно-лиловой кожей.
   Сандра почувствовала, как скользят по ней чужие взгляды. Наготы она не стеснялась, она вообще не подозревала об этом чувстве. Орки в своих ярангах ходят нагишом, видя в одежде лишь средство защиты от холода. Никаких других обычаев ни Сандра, ни её приятели-орки не знали, и очень удивились бы, узнав, например, о нравах южных хуманов. И, в любом случае, не было в бросаемых на девушку взглядах ничего, что заставило бы её смутиться. На неё смотрели, как на редкостную диковину. Как на подтверждение ползущих по тундре слухов - о странном приёмыше Вепрей знали многие. Как на чужую. И даже знаки Вепрей на её плечах и бёдрах ничего не могли изменить.
   Тёмная вязь татуировки была бы не заметна на тёмно-лиловой коже, поэтому сандрина приёмная мать, когда пришла пора, изготовила особую краску - светлую, почти белую. Неширокое кольцо отрывистых ломаных линий вокруг пупка, узкая дорожка, сбегающая вниз и новый рисунок, расплескавшийся по лобку, окружающий срамные женские места. Эти знаки были призваны отгонять злых духов, только и ждущих, чтобы проникнуть в тело женщины, чтобы лишить её будущей радости материнства.
   Ещё два круга - вокруг сосков, ареолы которых были такими же тёмными, почти чёрными, как и губы. Эти знаки нанесли совсем недавно, после того, как округлилась грудь. Тоже - женская татуировка-оберег, как же иначе, ведь Мелисандра всё-таки девушка? Только рядом с ней вокруг плеч, от подмышек до локтя, и вокруг бёдер от паха и почти до колен вьётся совсем другой узор. Знаки воина. Ни у одной женщины их нет. Женщины ведь не воюют, хотя и способны взять в руки оружие, если нет у рода иного выбора. Странное сочетание татуировок вызывало едва ли не большее удивление, чем сам факт присутствия эльфки в сердце орочьих земель. Эльфки, которую один из родов назвал своей.
   Кувшин с пивом опустел уже наполовину, когда вернулись купальщики. Пиво было неплохое - с юга, из Оболони его везли, но Сандре в этот момент оно показалось отвратительным. Мерзейшим! Она видела, как парни обнимают девиц, как они смеются и шутят, и прекрасно понимала, что она здесь чужая. Иная. Не такая, как они. Молодые воины пригласили её на озеро - как же иначе? Всего два месяца назад, в рейде по кочевьям Снежных Волков, они вместе сражались и вместе готовились умереть, если не придёт подмога... Вместе - в бою и вместе - здесь, в мире и радости. Не могли же они оставить боевого товарища одного! Всего лишь боевого товарища...
   Сандра бросилась в воду, нырнула и проплыла несколько метров под водой. Откинула прочь с лица налипшие пряди волос. Будучи воином-женщиной, она до сих пор носила женскую причёску вместо того, чтобы, как парни, бриться наголо. Иссиня-чёрная грива спускалась ниже поясницы, почти до трети бедра. Иногда Сандра заплетала её в косу или в три десятка мелких косичек, как обычная женщина, иногда просто стягивала в хвост. Или оставляла волосы распущенными, как сейчас.
   Несколько человек развлекались тем, что прыгали в воду с уступов нависающей над озером скалы, и Сандра направилась к ним. Набрав побольше воздуха в лёгкие, она нырнула и погрузилась на добрых полторы или две сажени, но так и не достала дна. Ничего страшного. Напротив, как нельзя лучше для того, что она собиралась осуществить. Она глянула вверх. Какая там буде высота, вон у того узенького уступа? Метра четыре, не меньше. А у того, что пошире, полные пять. То, что надо.
   Выбравшись из воды, Мелисандра полезла вверх по скале. Наверняка, никто из коротконогих сутулых орков не забирался ещё так высоко. Орки - никудышные верхолазы, не приспособлены они для этого. Девчонки-оркессы справились бы с подобной задачей, они-то, в отличие от мужиков, не сутулятся, и ноги у них длинные, но интереса к лазанью по скале и прыжкам с самой верхотуры не проявляла ни одна. У них было более занимательное времяпрепровождение. А Мелисандре хотелось сейчас совершить что-нибудь этакое, что могло бы успокоить внезапно полыхнувшую в душе злость.
   Она добралась до предпоследнего из намеченных уступов, того, что поуже, когда поняла, что за ней кто-то следует. Молодой орк, лет двадцати или чуть поменьше, Сандра видела, как поблёскивает пот, а может быть, просто вода на бритой смуглой макушке. Длинноногая гибкая эльфка лезла по скале легко, орку приходилось труднее. Раз или два его пальцы едва не соскользнули с опоры. Ухватившись покрепче за край последнего уступа, Сандра подвинулась в сторону и вытянула ногу.
   - Хватайся за мою лодыжку! Ну же!
   Орк колебался недолго. На широкий уступ они выкарабкались уже вместе, помогая друг другу, сели, плотно прижавшись. Места для двоих едва хватало.
   - Полезем выше? - предложил он.
   Сандра удивлённо приподняла бровь.
   - Видишь? - указанный им уступ был примерно той же ширины, в стороне и располагался в шести с лишним метрах над водой.
   - Ты ведь решила прыгнуть? - полувопросительно сказал он.
   - Прыгнем вместе? - Сандра улыбнулась.
   - Конечно, - сверкнул клыками он и полез вперёд.
   В этот раз уже он протянул ей руку, помогая забраться на уступ. Наверное, для того и придумал это, решила Сандра. Но почему бы нет?
   - Ты красивая, - шепнул он ей на ухо. - Честно.
   Кто сказал, что эльфы не краснеют?
   Они прыгнули под счёт - "раз, два", и на "три" оттолкнулись от шершавого камня. Вода больно ударила по пяткам. Они летели, держась за руки, так же и ушли под воду. Как она оказалась в его объятиях, Сандра не поняла.
   - К берегу? - спросила она.
   - К берегу!
   Сандра решила немного притормозить, чтобы не уязвлять его самолюбие - какому мужчине понравится, что женщина делает что-то лучше него? - но этого не потребовалось. Он плавал великолепно, и девушке пришлось выложиться полностью, чтобы только не отстать. Раньше она плавала только в море. Конечно, это было холодно, и долго находиться в воде было нельзя, хотя маленькая Сандра всегда терпела, сколько могла. Зато в море вода была плотнее, и сама выталкивала пловчиху на поверхность. Не то, что здесь.
   - Когда я назвал тебя красивой, - он улыбнулся, - я ошибся. Ты прекрасна!
   Они уже выбрались на берег, и он разглядывал эльфку, ничуть не стесняясь. Разве сама она не хотела этого?
   - Мы не знакомы, - Сандра скользнула взглядом по его рельефной мускулатуре.
   ...и желание знакомиться пропало, будто его и не было. По татуировкам воина можно сказать о нём многое, едва ли не всё, что вообще стоит знать. Кто он такой, насколько опытен, из какой семьи... И к какому роду принадлежит.
   Знаки Снежного Волка поплыли у Мелисандры перед глазами.
   Он схватил её за плечи, не дав упасть. Взглянув ей в глаза, он всё понял.
   Дети Вепря враждовали с детьми Снежного Волка слишком давно, чтобы помнить причину. Долгий кровавый след, только растущий от года к году, сам по себе был достаточной причиной. Поговаривали, что в основе вековой вражды лежало чудовищное, немыслимое злодеяние: некий молодой воин похитил из другого рода красавицу-деву, чтобы сделать своей женой. Это было нарушением заветов не предков, а самой Богини, по закону которой жена стояла во главе семьи и сама выбирала, кого из мужчин привести в своё жилище. Сандре было трудно поверить в то, что такое преступление, как похищение невесты, вообще возможно, но ведь и придумать подобное - немыслимо! Естественно, каждый род обвинял в этом врага. Мать рассказывала маленькой Сандре сказку о Снежном Волке-преступнике, отвергшем завет Богини. А в сказке, которую слышал стоящий перед ней парень, преступником был воин-Вепрь.
   Какая разница?
   ...жар, возникший в её груди там, на скале, сменился ледяным холодом. Она так мечтала, чтобы на неё обратил внимание хоть кто-то... И этот он оказался врагом. Смертельным врагом, с которым нет и не может быть мира. Никогда. Пока Вепри и Волки помнят своих предков.
   Сандра вспомнила печаль в глазах матери, видевшей её прежние терзания. Теперь она поняла то, что ещё тогда понимала Мудрая: никто и никогда не придёт в ярангу Сандры. Род Вепря принял её в свои ряды, но эльфка - не дочь Вепря. По крови она чужая, и так будет всегда, потому что даже сама Богиня-Мать не в силах дать человеку иных предков. Орки считают род по матери, и потому дети Сандры всегда будут чужими для них. Парень-эльф на её месте мог бы быть принят в одну из семей, но девушка не найдёт себе мужа никогда. Даже среди своих.
   Что говорить о враге? Вепрям случалось принимать в свои ряды юношей Моржа и Лося только на памяти Мелисандры, но Снежного Волка они не примут никогда. Даже если предположить, что он согласится перейти в их род. Но ведь, даже если он этого захочет, ему не позволят сородичи?
   - Ты ведь знал, кто я! - воскликнула она. - Знал!
   - Я не видел твоих знаков, - попытался оправдаться он.
   - Ты понял всё и без них! Не говори, что меня можно с кем-то здесь спутать!!
   - Да... - он склонил голову. Затем протянул руку, ведя пальцем по тёмной полосе рубца, тянущегося по её предплечью. - Я это сделал.
   Сандра вспомнила бой у дольмена, курган с покосившимся резным каменным столбом. Стрела распорола ей правую руку от запястья почти до самого локтя, и слава Богине, что рана оказалась неглубокой, и что её удалось вовремя промыть. Они израсходовали почти всю воду, что ещё оставалась во флягах, но спасли Сандру: наконечник был смазан тем, чем и положено его смазывать на войне, что страшнее любого эльфьего яда. Тем, что сандрина мать, чопорно поджав губы, именовала фекалиями. Самое ценное на войне выделение человеческого организма: попади оно в рану, и заражение крови обеспечено. Повезёт, если лишишься только конечности. Везёт немногим.
   Сандре повезло больше. Рука осталась цела, хотя повязка сразу же набухла от крови. Остаток рейда ей пришлось сменить руку, в левую взяв шашку, а в правую - щит. Левой рукой эльфка ночи владела почти так же хорошо, как и правой.
   - Не прикасайся ко мне! - она вывернулась из его объятий.
   - Прости. Я... ты хорошо сражалась там, в тундре, - тихо сказал он. - Знаешь, я...
   - Жалеешь, что не смог убить?
   - Жалею, что не могу встретиться с тобой иначе. Что не могу войти в твоё жилище... воин-девушка.
   - Если б я и позволила... Ты Волк по крови.
   - Но ты по крови не... - он едва не сказал "свинья", как привык называть род своих врагов с детства. - Не Вепрь!
   - Тем более мы не можем быть вместе.
   - Можем! Если ты...
   - Молчи!! - Сандра шагнула к нему. - Ты ведь об этом подумал? Закон Матери свят!
   Он вздрогнул.
   - Я...
   - Ты глупец, как все... - она хотела сказать - "белые собаки". - Как все Снежные Волки! За пределами Города мы - враги! Мы обязаны сражаться, если встретимся!
   - Ты этого хочешь?
   - А ты?
   Они посмотрели друг другу в глаза.
   - Я не смогу тебя убить, - призналась Мелисандра.
   - Я тоже.
   - Значит, мы не должны больше встречаться.
   - Значит, мы никогда больше не встретимся, - согласился он.
   Они отступили друг от друга на шаг - каждый.
   - Скажи хотя бы своё имя, - прежде, чем отвернуться и уйти, попросила она.
   - Зачем? Если мы больше никогда друг друга не увидим...
   Незачем. В самом деле. Они отвернулись друг от друга. Незачем знать имена. Незачем помнить. Лучше просто взять и уйти. Пока это ещё возможно. Пока можно забыть.
  
  

Глава вторая,

в которой, наконец-то, имеет место быть

батальная сцена,

охотники становятся добычей,

а эльфка примеряет ошейник рабыни.

  
   Деревню запалили с четырёх концов. Дева-Луна, любимая дочь Богини, затаилась в глубинах нижних миров, обессиленная бегством от преследующего её на небесном круге демона-Солнце, и этой ночью мир погрузился во тьму. Но эльфке ночи достаточно и света звёзд, чтобы видеть. Мелисандра вела отряд.
   Неподкованные копыта оленей ступали по траве бесшумно. Тридцать всадников приблизились к спящей деревне, не замеченные никем. Отряд разделился на четыре части, обтекая деревню по полям, на которых ещё зрел урожай. Стрелки спешились, вскидывая и натягивая длинные луки, из которых нельзя было стрелять верхом. Тлеющие фитили прикоснулись к обильно пропитанным земляным маслом тряпкам, обёртывающим наконечники, и пламя заставило мрак отшатнуться. Это был лишь малый зародыш полыхнувшего затем в ночи пожара.
   - Кровь Вепря! Урук-хай!! - Мелисандра-эльфка пятками пришпорила своего скакуна, с места бросая его в галоп.
   Земля, на памяти стариков ещё звавшаяся Северной маркой королевства Харрайн отложилась от короны тринадцать лет назад, во время очередной усобицы за Стеной. Четыре десятка баронских родов соединились в Конфедерацию, и сам маркграф Иэн Северный, считавшийся верным цепным псом короны, поставил свой воинский дар на службу мятежу. Нет, теперь уже не мятежу. Теперь его звали иначе. Бродячие менестрели пели в своих балладах о войне за независимость - победоносной войне. Над Сердоликом, новой столицей, теперь гордо реяло знамя свободы от власти короны. Гарнизоны Стены обратили оружие на юг, против бывшего сюзерена.
   Король Альфор, победивший в той давней усобице, почёл за благо договориться с сепаратистами миром. Ведя нескончаемую войну на юге и западе, он совсем не хотел получать ещё один фронт у северных рубежей уполовинившегося королевства.
   Новый монарх, его величество Отфрид, думал иначе. Впрочем, что он мог думать, двенадцатилетний мальчишка, родившийся спустя год после восшествия отца на престол? За него думали советники и королева-мать. А им нужны были средства для пополнения вечно пустой казны. Земли, которые можно раздать фаворитам и наёмникам в награду за службу. Новые подданные, взамен тех, чьи жизни забрала война.
   Редкие гарнизоны Стены пали быстро. Когда-то эльфы создали её для того, чтобы остановить идущую с севера Орду. Для отражения угрозы с юга её никто не предназначал. Армия Харрайна вступила на землю Конфедерации. Теперь на два фронта сражались бывшие мятежники. Второй фронт открыли йотуны, поднявшиеся по Белой реке и ударившие по северо-западным баронствам. Не зря, ох, не зря слал гонцов с подмётными письмами юный сюзерен "брату своему" тану Ночного Камня.
   А теперь пришла в движение и тундра. Орки - дети Вепря и Лося, Снежного Волка и Ледового Хелиона, и ещё полудюжины священных зверей-прародителей, шли на юг за добычей. Их не интересовали хумановы дрязги. Они не хотели даже, как мечтал в своей приморской твердыне йотунский тан, сделать эти земли своими. Когда-то это и была их земля, но не теперь, когда присутствие мерзких хуманов осквернило её. Ханы брезговали ею. Или же понимали, что ни один из них, буде придёт ему в голову такая идея, не сможет осесть здесь. Не удержит он новых владений в бесконечных боях с хуманами и варварами-северянами, зря погубит свой род, потому что и отступать ему будет некуда. На опустевшее кочевье в тундре найдутся свои претенденты.
   - Урууук-хааааааааай! - Сандра рубанула наотмашь выбегающего ей навстречу смерда, держащего в руках вилы. Глупец! Спрятался бы в свой погреб, может, и остался бы жив... Хотя вряд ли. Уж что-что, а погреба с возможными захоронками в них, орки осматривают в первую голову. И, что бы вы думали? Находят всё, что тупые смердюки там прячут. Воистину, глуп хуман по природе своей. Домашнему животному остроухих мозги ни к чему.
   Сердце бешено колотилось в груди юной эльфки. Её способность видеть в темноте оценили. Нашли ей применение. Сегодня Мелисандра вывела отряд к обычной деревне, завтра и на настоящего врага наведёт. Опыт нужно набирать постепенно.
   - Кровь Вепря! - она вскинула щит, ловя пущенную из дверного проёма стрелу, клинком шашки указала цель прикрывающему её стрелку. Смерд с гнутой палкой, которую в этих краях называли луком, вывалился из хаты во двор, широкий наконечник срезня располосовал ему шею от кадыка до уха.
   Деревня была приличная, на три десятка дворов. Есть, где порезвиться! Бойцы рода Вепря действовали умело. Высыпавших из горящих домов смердов сгоняли к подобию площади в центре, мужиков и парней постарше рубили, не задумываясь. Окончательный отбор будет потом: девкам, молодухам и тем из мужчин, кому посчастливится дожить до утра, сохранят жизнь. Не тронут детей. Зачем? Без родителей те умрут сами, а тех, кто всё-таки выживет, увязавшись за караваном рабов, тоже можно продать. Торгаши, гномы и хуманы, в речных гаванях дают за рабов хорошую цену. И что с того, что у реки теперь правят бал варвары-йотуны? Хоть и варвары, а в коммерции толк понимают. Им тоже нужны рабы.
   Хмельная от крови и дыма победы Сандра слетела с оленя в объятия командира отряда. Гнат был её молочным братом - первенцем молодой шаманки, зачатым ею от прежнего хана Вепрей. Он был на три года моложе по годам и на полтора без малого десятка лет старше по опыту. В отличие от эльфов, орки взрослеют быстро. Мелисандра была для него младшей сестрёнкой, о которой следовало заботиться. А теперь он мог по праву ею гордиться. Не подвела девчонка!
  
   Серрин таэ'Литэ лежал в кустах, стараясь не выдать себя ни единым движением. Звери, воистину звери! Чуткие уши эльфа различали каждый крик, доносящийся из горящей деревни. Он заставил себя отрешиться от них. Одинокий рейнджер против двух, если не четырёх десятков клыкастых ублюдков - расклад гибельный, как ни посмотри. Из своих сорока четырёх лет эльф тринадцать провёл на войне и, хотя до сих пор не смог привыкнуть к подобным вещам, научил себя сдерживаться, давя голос сердца логикой холодного разума.
   Серрин таэ'Литэ был разведчиком и убийцей. Что в лесу, что в городе - в двух, на первый взгляд, принципиально разных, даже - взаимоисключающих средах, он мог оставаться незамеченным столько, сколько хотел. Он был наёмником и знал себе цену. Много лет назад он мечтал об иной карьере. Странствующего рыцаря, например. Вечного паладина Добра, путешествующего по свету, защищая слабых и карая злодеев. Когда-то он сбежал из дома, движимый подобными нелепыми мечтами. Сейчас улыбка при этих воспоминаниях уже стала привычной. Недобрая, кривая улыбка. Ремесло паладина плохо оплачивается в этом мире. Гораздо хуже, чем ремесло убийцы. Нет, не ремесло - искусство. Серрину нравилось думать о своём занятии именно так.
   Сегодня ему даже не нужно было никого убивать. Разве что, в крайнем случае, когда не будет иного выбора. Серрин искренне надеялся, что подобного случая не представится. Он привык работать чисто. Барон Герхард из Верхнехолмья послал его на разведку. Лучшего специалиста из имеющихся под рукой. Это при том, что в войске барона имелись неплохие рейнджеры. Серрин усмехнулся одними губами, без звука. Барон не из тех, кто кладёт все яйца в одну мошонку. Одним Серрином он не ограничится, наверняка послал и других. Он слишком хорошо проработал свой план, чтобы позволить ему сорваться по вине одного-единственного человека, нарвавшегося в лесу на орочий патруль. Такое могло случиться даже с Серрином.
   Светлый эльф лежал в кустах, не меняя позы, и слушал. Обладая безукоризненным чувством времени, он знал, что до рассвета остаётся менее двух часов. Это было одним из его преимуществ перед рейнджерами-людьми. Другим была способность подать сигнал, не покидая укрытия. Тот самый сигнал, которого так ждал барон. Что дичь угодила в капкан.
   Длинное ухо эльфа по-кошачьи шевельнулось, ловя отголосок далёкого трубного рёва. Нет, ему не послышалось. Определённо, нет. То есть - да! Да!! Теперь он ощущал уже и вибрацию почвы. Тяжёлое, побольше десятка тонн весом, тело зверя ломилось сквозь хилый северный лесок. Не зверя - зверей. По рёву и вибрации Серрин насчитал их не менее полудюжины. Боевые мамонты орков. Волосатые мумаки, как называли их местные хуманы, настоящих мумаков не видевшие отродясь. Но разве в терминах дело?
   Серрин сплёл пальцы и зашевелил губами, проговаривая про себя мантру. Настоящий маг плетёт заклинание без этой примитивной мнемоники, но магом Серрин не был. Его познания в этой области охватывали самые азы, доступные эльфу-юнцу из благородной семьи. То, что под силу выучить любому. То, что должен знать любой. Даже простой воин. Даже убийца.
   ...в десяти верстах от укрытия разведчика, в полевой ставке Герхарда, барона Верхнехолмья, сложная конструкция из спичек, на которую было замкнуто заклинание эльфа, дрогнула и рассыпалась, складываясь в понятные Серрину и барону условные знаки. Место. Численность передового отряда. Число боевых мамонтов. Количество войск всего. И резюме: это не просто рейдовая группа, господин барон. Это весь клан. Самая желанная добыча по нынешним временам. Орки наслаждаются взятыми в деревне трофеями, не подозревая, что сами скоро станут таковыми...
  
   Орков было слишком мало, чтобы сделать три дела одновременно. А надо им было сортировать взятую добычу, следя при этом, чтобы та её часть, что сама ходить умеет на двух либо четырёх ногах, по сторонам не разбежалась. И надо было ещё лагерь разбить, чтобы было, где ближайшие два дня провести, отдыхая после успешного набега. И ещё патрули вокруг лагеря выставить. Естественно, не из тех бойцов, что бодрствовали этой ночью. Много ли они увидят в дозоре?
   У хана Вепрей было всего девяносто три бойца. Сто девять, если считать и юнцов с наставником-калекою вместе. Минус двое, получивших ранения в ночном бою. Минус ещё сорок восемь, это те, кто участвовал непосредственно в набеге, и кто сторожил готовый к выступлению караван. Половине воинов требовался отдых. А из оставшейся половины почти все были "тоже бойцами", то есть - просто мужчинами, пастухами и ремесленниками, обученными, конечно, владению оружием, но не настолько, чтобы считаться полноценными воинами рода Вепря. Много ли толку от них?
  
   Старший патруля - единственный настоящий воин из тройки - успел увидеть заполнившее три четверти поля зрения тёмное пятно, прежде чем арбалетный болт вошёл ему в глаз и, сделав ещё полтора оборота, пробил затылочную кость, растеряв при этом всю кинетическую энергию, и вывалился наружу. К чести их, двое патрульных среагировали, как надо: не кинулись сразу к убитому, подставляя спины по новый выстрел, а потянули сабли из ножен, одновременно поднимая щиты на уровень груди.
   И за что только мои собратья не любят арбалет? Серрин выскользнул из своей засидки, меняя позицию. Светлые эльфы, в отличие от их "тёмных" и "ночных" сородичей и впрямь из всего дистанционного оружия признавали одни лишь луки. Эльф и его лук неразделимы так же, как дварф и его топор. Как орк и его кривая шашка. И ни один нормальный эльф не унизится до того, чтобы взять в руки грязную дварфью машинку. Эту пародию на благородный лук. Самострел.
   Серрин таэ'Литэ был не нормальным эльфом, если следовать этой логике. Он вооружился не простым арбалетом, а дублетёром, имеющим две дуги и две тетивы и, соответственно, возможность сделать два выстрела подряд, не тратя времени на перезарядку. В его основной специальности это иногда было очень удобно.
  
   Конный отряд барона Герхарда прошёл неглубокой лощиной, скрывшей его от посторонних глаз. Определённо, сегодня боги и удача были на его стороне: всё шло, как и было задумано. С десяток пеших орков, успевших похватать оружие, были смяты двукратно большей кавалерийской лавой. Двадцать всадников и четыре десятка ландскнехтов-пехотинцев - внушающая уважение сила по меркам Севера, а хотя бы и более многолюдных южных марок Харрайна. Пехота, впрочем, была ещё далековато, ей требовалось время на то, чтобы подтянуться к полю боя. Ну и что?
   Разжав пальцы, барон выпустил застрявшее в теле ещё живого орка копьё. Долго клыкастому не жить с пробитой насквозь грудной клеткой, от силы, минута агонии. И всё. Одним орком на свете меньше. Барон махнул рукой Карлу, своему лейтенанту и командиру второго подразделения-десятка, приказывая огибать вражеский лагерь справа, а сам двинулся вперёд, напролом.
   Он взял орков тёпленькими, как и хотел. Почти никто не успел надеть доспехи, да и доспехи те, по правде говоря, мало на что годились. Носорожья кожа, слов нет, прочный материал, но мама-природа, выводя шерстистых носорогов, не предполагала подобного назначения их шкур, и того, что их будут пробивать клинком кончара, тоже не ожидала. Орочий хан был бронирован посильнее, носил неплохую кольчугу явно своих, тундровых клыкастых мастеров, работы, но перед яростной атакой барона не устояла и она. Хан успел вскочить в седло первого попавшегося учага, и попытался поднять своё растерявшееся воинство в контратаку, но его благородие барон пресёк эту попытку в зародыше.
   Четырёхгранное лезвие кончара, в удар которого была вложена сила мышц всадника и энергия движения коня, пробило широкую орочью грудь, меж торчащих из пасти клыков выплеснулась струйка крови. Барон подался назад, высвобождая окровавленное лезвие и вскидывая его высоко вверх.
  
   Круговерть разгоревшейся схватки почти не запомнилась Сандре. Она успела натянуть бахтерец и схватить шашку и щит прежде, чем в лагерь ворвались пехотинцы. Подробности того, что началось потом, тонули в водовороте истошных воплей, крови, пота и дыма. Боевой мамонт с тлеющей от горящих стрел шерстью и текущей из раненых арбалетными болтами ног кровью, ревя от боли, метался среди яранг и повозок, давя всех без разбору. Визжали запертые в сараях пленники. Кричали дети и женщины орков. Сандре запомнилось залитое кровью тело хана, по которому же успел пройтись копытами хуманов конь, превратив грудную клетку в кровавое месиво.
   Командир передового отряда, нойон Гнат, сумел собрать почти четыре десятка бойцов и прикрыть отход женщин и детей. Несколько воинов, и Сандра в их числе, попытались соединиться с этим отрядом, но дорогу им преградили всадники. Командир хуманов не собирался устраивать бой до победного конца: он позволил почти половине Вепрей уйти, довольствуясь тем, что взял в плен вторую половину. Даже больше: около полутораста женщин и детей, тех, кто постарше, двадцать с лишним мужчин. Тех из них, кто не был убит. И около пятидесяти жителей сожжённой деревни, которых он тоже присоединил к своей добыче.
   С ними барон Герхард из Верхнехолмья не церемонился. В конце концов, село было не его, вообще ничье, из "вольных хлебопашцев", и не на его землях располагалось. Барон не занимался благотворительностью.
  
   ...сознание к Сандре вернулось не сразу. Она смутно помнила выскочивших наперерез всадников и короткую схватку. Кажется, её ударили тупым концом копья по голове. Может быть, даже случайно. Она приподняла голову и сморщилась от острой боли в затылке, хотела поднять руку, чтобы ощупать возникшую шишку, но не смогла. Зато почувствовала, как впился в запястья стягивающий их тонкий ремешок. Только теперь до Сандры начал доходить весь ужас её положения. Орки пришли на юг за пленниками и добычей, а теперь сами заделались таковой. Хуманы устроили охоту на охотников и преуспели в этом.
   Сандру бесцеремонно подняли на ноги. Девушка плохо понимала их язык и с трудом улавливала смысл доносящихся до неё фраз. Кажется, хуманов удивило её присутствие среди орков. Вполне понятная реакция, подумала она. Любой бы удивился на их месте.
   Стягивающий запястья ремешок перерезали ножом. В затёкшие, почти утратившие чувствительность кисти словно впился миллион ледяных игл. Сандра пошевелила пальцами, стремясь быстрее восстановить кровоток. Затем подняла руку и ощупала затылок. Ей повезло с причёской: густые волосы смягчили удар, сыграв роль амортизатора. Сандра нащупала шишку и успевшую затянуться коркой засохшей крови ссадину, слипшиеся от крови пряди волос. У неё всё ещё немного кружилась голова, и только руки ландскнехта-хумана, сжавшие её плечо, позволили девушке стоять прямо.
   Её подтолкнули вперёд, к человеку, облачённому в тусклый, видавший виды латный доспех. Мелисандра заставила себя поднять голову и взглянуть своему пленителю в лицо. Хуман. Лет тридцати, хотя она могла и ошибиться. Мелисандра никогда раньше не видела хуманов так близко. Лицо человека было загорелым, с кустистыми чёрными бровями и глубоко посаженными глазами, тяжёлый подбородок покрывала трёхдневная щетина. В отличие от бреющих голову налысо орков, хуман носил длинные волосы, скрепляя их заколкой в хвост почти так же, как это делала Мелисандра.
   - Эльфка... - медленно проговорил хуман. - Ну, надо же... Раздеть.
   Сандра дёрнулась, попыталась вырваться. Ей просто заломили руки за спину до хруста в суставах и опустили на колени. Затянутая в кожаную перчатку рука хумана-главаря сгребла волосы девушки, быстрым движением запрокинула ей голову назад. Несколько секунд хуман молча вглядывался ей в лицо, затем отпустил. Когда ландскнехт всё же начал сдирать с неё одежду, Сандра попробовала вырваться снова, и опять безрезультатно.
   Голую, её вновь поставили на ноги. Хуман бесцеремонно ощупал её мышцы, провёл пальцем по татуировке воина на плече. Потом стянул с руки перчатку и, присев на корточки, запустил руку ей меж бёдер, проверяя, не девственница ли она. Впервые за время своего пленения Сандра застонала. У неё и впрямь никогда раньше не было мужчины, но перспектива оказаться подстилкой грязных хуманов привела её в ужас. Сандра знала, что для них нет ничего святого, что, в отличие от орков с их матриархатом, хуманы видят в женщине всего лишь источник развлечения. Ей стоило большого труда не закричать во время проводимой хуманом проверки.
   - Как тебя зовут? - спросил предводитель хуманов, вставая.
   Сандра не ответила. Пошевелив языком во рту с полминуты, пока он ждал ответа, эльфка вдохнула побольше воздуха и плюнула хуману в лицо. Ответный удар ожёг щёку, голова девушки мотнулась в сторону. Сандра слизнула кровь с разбитых губ.
   - Что, гордая? Не хочешь говорить? - хуман недобро усмехнулся. - Ну и хрен с тобой. Дайте ей что-нибудь прикрыться и отведите к девкам.
  
   ...караван шёл уже третий день, хотя Сандре казалось, что миновала вечность. Вожак хуманов, барон Герхард, разделил взятых пленников на три части: отдельно мужчины, их было меньше всего, отдельно бабы, за которыми нестройной толпой тянулись детишки постарше, все, кто мог идти самостоятельно, и отдельно - девицы, те, кто ещё не был попорчен мужской лаской. Различий между орками и бывшими деревенскими жителями барон не делал. Тех и других ждала одинаковая судьба - быть проданными на невольничьем рынке Сердолика.
   На второй день Вепри, зализав раны, предприняли попытку отбить пленников. К этому времени отряд барона насчитывал уже добрых восемьдесят человек: часть своей пехоты и пятерых всадников Герхард оставил в резерве арьергарде, соединившись с ними на следующий день после победы. Видя, что они в меньшинстве, орки отступили, обстреляв хуманов на прощание из луков. Караван продолжал путь.
   Сандра брела в двойной цепочке пленниц. Их соединили попарно, плечом к плечу, надев на шеи деревянные колодки и протянув посередине толстый, с эльфкино запястье, смолёный канат. Это было и дешевле, и проще, чем заковывать в цепи. Соседкой Сандры оказалась деревенская девчонка лет пятнадцати. Поначалу эльфке было даже интересно: а как относится юная хуманка к подобному повороту событий? Но спрашивать не хотелось. Вообще не хотелось ни с кем разговаривать, особенно с этой грязной тварью.
   На третий день наступила полная апатия. Сандра переставляла ноги, как механизм, почти не отрывая подошвы от земли, не обращая внимания ни на попадающие по ступню мелкие камешки, ни на окрики солдат-конвоиров. Когда давали команду остановиться на привал, она просто опускалась на землю. Когда пленниц кормили - брала ложку и миску и равнодушно ела безвкусную горячую кашу.
   Караван двигался на юго-восток, к предгорьям Туманного кряжа. Туда, где примостился в долинке меж отрогами хребта город Сердолик, столица северной Конфедерации свободных баронов-владетелей. Говорили, что пеший переход должен занять недели две. Сам по себе отряд барона Герхарда дошёл бы скорее, но его тормозили пленники. Тормозили, хотя заданный темп был для них почти непосильным.
   Подростков постарше сбили в вереницы рядом со взрослыми, но до участи детей никому не было дела. Чего-чего, а беспризорных пацанят после войны остаётся столько, что ими брезгуют даже торговцы-гномы, известные своей жадностью. Дети не стоят ничего. Убивать их незачем, да и грех перед богами, если предположить, конечно, что тем вообще есть дело до людских проблем. На тянущихся за караваном детей не просто не обращали внимания. Поначалу матери и отцы ещё отдавали им часть своей еды. Потом взятый темп стал для детей непосильным, и они начали отставать. Сандра не знала, скольким из них посчастливится выжить, и выживет ли вообще хоть кто-нибудь.
   Ночами она слышала стоны с той стороны, где были женщины. За девственную рабыню на рынке можно выручить больше, чем за попорченную, поэтому девиц ландскнехты не трогали. Зато с бабами развлекались на всю катушку. Чуткие уши эльфки улавливали каждый звук. Сандра различала даже голоса, узнавая женщин рода Вепря, своих сородичей и подруг. В такие моменты она сжимала кулаки так, что белели костяшки пальцев, и ногти только что до крови не царапали ладонь. Общество орков - матриархально. Орки не насилуют женщин, для них это немыслимо - насилие оскорбляет Богиню. Хуманы Великой Матери не поклонялись. У них были свои боги, боги солдат и магов, торгашей и работяг. Эти боги смотрели на подобные развлечения сквозь пальцы. Они сами были мужчинами.
   На какой день пути у неё пошла между ног кровь, Сандра не помнила. Эльфы живут долго, и женский цикл у них не месячный, а годовой. И Сандра была ещё слишком молода, чтобы этот цикл стал у неё регулярным, обычно это происходит ближе к пятидесяти годам.
   Капли крови ползли по ногам вперемешку с потом, пачкали и без того грязное крестьянское платье, которое дали Сандре взамен отнятой орочьей одежды. Эльфку мутило, подташнивало. Она крепилась, как могла, но всё же вырвала на утреннем привале всё, что только что съела. Это привлекло внимание ландскнехта-конвоира, и он кликнул отрядного цирюльника. Рабыня-эльфка была достаточно ценным товаром, чтобы заботиться о её здоровье, поэтому Сандру освободили от колодки и посадили на телегу с какими-то тюками. Чтобы эльфка не убежала, ей надели ошейник, цепь от которого тянулась куда-то в сторону возницы.
   Ехать было ещё хуже, чем идти. Телега тряслась и подпрыгивала на ухабистой дороге. Слишком короткая цепь не давала сползти пониже, приходилось полулежать на груде тюков. Несколько раз Сандра перевешивалась через край и рвала, пока в желудке не осталось ничего, кроме желчи. Скомканная тряпка, зажатая меж бёдер, пропиталась кровью насквозь. Эльфка сжималась в комочек, подтягивая колени к груди и кутаясь в одеяло: её колотил озноб...
  
   Она плохо помнила момент, когда караван достиг цели. За всю свою жизнь Сандра побывала только в одном городе, том, что именовался Городом с большой буквы, и, чувствуй она себя получше, не оторвалась бы от созерцания чужой архитектуры. Но сейчас ей хотелось лишь, чтобы побыстрее закончилось это мучение.
   Сердолик был большим городом. Он вмещал шесть тысяч жителей, и даже больше, с учётом приезжих торговцев, квартирующих наёмников и прибившихся ближе к стенам беженцев-смердов. Сущий мегаполис, по меркам Севера. Горячие источники, когда-то бившие в этой долине, были отведены в трубы, чтобы отапливать городскую цитадель и немногие дома аристократов во Внутреннем городе. Это была старейшая часть Сердолика, один из первых форпостов Харрайна за Стеной, построенный ещё лет четыреста назад. Между старой и новой городскими стенами лепились кварталы ремесленников и торговцев. Гномам был отведён анклав-гетто в восточной части, там, где новая стена смыкалась со старой. С противоположной стороны находились торговые склады.
   И бараки рабов. Это именно туда сворачивал караван.
  
  

Глава третья,

в которой господину бургомистру

преподносят ценный подарок,

каковым оказывается

наша героиня.

  
   - Так значит, северные территории разорены орками? - бургомистр старательно изображал удивление на розовом и круглом, как у молочного поросёнка, лице.
   - Да, ваша честь, - глядя на него, барон мысленно подсчитывал общую сумму носов, которые необходимо раздать всем этим жалким чинушам-торгашам. В своих владениях он прекрасно обходился без чернильных душ, но здесь, в столице, они были весьма влиятельным сословием. Даже сейчас, когда шла война. Особенно сейчас.
   - Я имею достоверные сведения о трёх оркских кланах, вторгшихся туда, - продолжил барон. - Это, включая тот, что был разбит мною две недели назад. Возможно, есть ещё один или два дальше к востоку, сказать трудно. Я не могу полагаться на россказни смердов.
   - Да, дорогой барон, вы совершенно правы, - слово "совершенно" бургомистр произнёс только, что не по слогам. - Эти смерды видят десяток орков там, где прошёл один, и целую Орду на месте крохотного отряда. Мы очень благодарны вам за эту информацию, барон, очень. Впервые у нас есть достоверные сведения о том, что происходит на северной границе.
   - И эти сведения должны быть вознаграждены, я полагаю?
   - Что? Ах, да, конечно, дорогой барон! Ну, разумеется! Во сколько вы их оцените, друг мой?
   Таких друзей я бы на кол сажал, хмыкнул про себя барон. Говнюк.
   - Дело не во мне, - сказал он. - Я ведь командую боевым отрядом, а это сотня одних только солдат, и всех их нужно чем-то кормить, где-то размещать... Вы же понимаете, ваша честь, в годину испытаний, когда враг атакует нашу родину со всех сторон...
   - Да, да, конечно! - по-поросячьи радостно взвизгнул бургомистр. - Вы совершенно правы, мой друг! Мы должны заботиться о наших отважных защитниках!
   - Я не сомневался, что встречу в вашем лице сочувствие и понимание, - церемонно произнёс владетель Верхнехолмья. - Вы истинный патриот, ваша честь! Поэтому позвольте, в знак моего уважения... - барон Герхард загадочно улыбнулся, - преподнести вам дар, воистину уникальный, равному которого не найти! - он повернулся и хлопнул в ладоши.
   Ну-ну, посмотрим, как это тебе понравится! Подарок и впрямь был уникальным. Ночные эльфы практически не встречались по эту сторону Льдистого моря. Те немногие, кого не вырезали и не обратили в рабство тридцать лет назад йотуны, бежали на север, в свой Найтрим. А в людских городах их было и вовсе не сыскать. Поэтому Герхард и поразился, встретив в орочьей орде настоящую эльфийку ночи. Он слышал, что клыкастые не питают к "тёмной" разновидности эльфов такой ненависти, как к обитателям Зачарованных лесов, но и о том что орки практически не принимают в свои ряды чужаков тоже знал. Эльф-рейнджер Серрин, служивший в его отряде наёмников, осмотрел пленницу и нашёл, что она совсем молода по их, эльфийским, меркам. Похоже было на то, что воспитали её клыкастые. Во всяком случае, на архаичном квэнья, бережно хранимом эльфами Полночного Края Мира, она говорить не умела, зато отлично понимала наречие тундровых кочевников. Уж это-то барон проверил сам.
   - Как вам сей сюрприз? - заулыбался Герхард, когда ландскнехт ввёл рабыню.
   У бургомистра от удивления отвисла челюсть, и даже заплывшие свинячьи глазки округлились, несмотря на складки жира. По знаку барона ландскнехт сдёрнул с плеч девушки покрывала. Эльфка сдавленно вскрикнула, оказавшись совсем нагой.
   - И... э-э... - бургомистр лихорадочно пытался сообразить, как на такой подарок реагировать.
   С одной стороны, ночные эльфы - редкий вид, даже здесь, на Севере. И за рабыню этой породы можно выручить неплохие деньги на любом рынке. Даже у прижимистых гномов. Особенно если рабыня молода и красива. С другой - барон, в отличие от поросёнка-бургомистра, умел читать орочьи татуировки, и знал, что всякий уважающий себя работорговец этим умением обладает. У эльфки отметины воина, и сделать из неё постельную игрушку едва ли удастся. А это существенно снижает цену и делает почти несущественным то, что рабыня девственна. Есть, конечно, любители особо строптивых девчонок, есть профессиональные "укротители", у которых самая непокорная рабыня через неделю-другую станет, как шёлковая, но связываться с женщиной-воином он, Герхард, поостерёгся бы.
   Наверняка, так бы решил любой потенциальный покупатель. Конечно, при желании можно было девку продать перекупщикам, но тут барон боялся продешевить. А вариант с подношением бургомистру ему представлялся беспроигрышным. Здесь нужно было делать упор на экзотичность и уникальность подарка. И даже отметины орочьего воина могут оказаться кстати. Ну где вы ещё найдёте эльфку с подобными украшениями?
   Рабыню приводили в товарный вид весь вчерашний день. Барон решил не тратить деньги, обратившись к услугам собственного отрядного цирюльника, и тот с поставленной задачей справился. Роскошную иссиня-чёрную гриву эльфки вымыли и расчесали, ногти отполировали и остригли, с ног срезали мозоли. Барон даже проследил, чтобы зубы девушки почистили новомодной штукой - щёткой с особым порошком, убрав желтоватый налёт, будто его и не было. С утра эльфку ещё раз умыли и причесали, кармином накрасили губы и соски, а тело полили ароматной водой с запахом розы.
   - Где вы нашли эту красавицу, дорогой барон? - совладал, наконец, с собой бургомистр.
   - Север, друг мой, огромен и богат, - владетель Верхнехолмья продолжал улыбаться. - И он рождает удивительные сокровища, одно из которых вы видите перед глазами. Посмотрите на грацию этой юной девы! - Герхарду самому тошно стало от этой рекламной фразы, но бургомистру оборот речи понравился.
   - Воистину, царский подарок, дорогой барон, воистину! Ночной эльф, настоящий!
   - Осмелюсь заметить, ваша честь, чистокровный, - барон подпустил в голос чуточку угодливости, мысленно представляя свиномордого чинушу висящим на суку. - И насчёт юности и девственности я вам тоже не солгал.
   - Не сомневаюсь, друг мой, не сомневаюсь! Вы истинный аристократ, дорогой барон, подлинный ценитель прекрасного! Можете не сомневаться, что здесь, в нашем городе вам будет оказано всемерное содействие!
  
  

Глава четвёртая,

в которой описывается

пребывание нашей героини

в рабстве в доме

бургомистра

славного города

Сердолика.

  
   Жизнь рабыни казалась Сандре невыносимой. Нет, девушку не пугала ни тяжёлая и грязная работа, ни даже её количество. Отвратная на вкус кормёжка, которой всегда не хватало, так, что приходилось где только можно воровать еду, чтобы не лечь спать голодной, убогая каморка, которую Сандра делила с тремя другими рабынями, драные лохмотья вместо одежды - всё это были сущие мелочи в сравнении с главным. Здесь, в этом доме и этом городе Сандра была всего лишь вещью. Собственностью. Говорящим орудием труда. И это было для неё страшнее всего.
   Барон не поленился предупредить господина бургомистра о прежнем занятии своего подарка. Поэтому первая попытка достопочтенного затянуть Сандру в свою постель оказалась последней. Толстяк едва успел прикоснуться к эльфкиной груди, как Мелисандра, перехватив его за запястья, швырнула через себя, вскочила с кровати и бросилась из комнаты вон. Бургомистру нельзя было отказать в предусмотрительности: двое дюжих хлопцев-полуорков встретили беглянку, едва та выскочила за дверь. Телохранители. Личные телохранители - и личные рабы - его милости.
   Эльфке заломили руки за спину, заставив девушку согнуться пополам - так, чтобы она могла смотреть на бургомистра-коротышку снизу вверх. Сандра напряглась, готовясь к прыжку, но тяжёлый, подбитый железом каблук полуорчьего сапожища придавил её босую ступню к полу.
   - Не делай этого. Не надо, - тихо проговорил над ухом полуорк, подкрепляя свои слова... Сандра не поняла, чем и как, точнее - что он сделал, но боль в почти выломленном из сустава плече едва не заставила девушку взвыть.
   Мышцы расслабились, голова бессильно поникла. Сквозь завесу упавших на лицо волос Сандра видела теперь только потемневший от старости и грязи паркет, собственные голые ноги и сапоги держащих её бургомистровых телохранителей. Где-то в стороне скрипнули доски лестничных ступенек - Сандра находилась на втором этаже - затем послышался негромкий стук каблуков по деревянному полу. Сандру втащили в комнату, развернули лицом к двери. К вошедшей сквозь открытый проём женщине. Вначале в поле зрения возникли бледные костлявые ступни в открытых туфлях-лодочках на высоком каблуке. Затем - обтянутые тёмно-серыми мужскими брюками длинные ноги. Край серой, брюкам в тон блузы - он появился, когда женщина подошла вплотную.
   - Подними голову.
   Сандра не шелохнулась. Телохранители предусмотрительно придавили её ступни к полу сапогами, полностью обездвижив девушку. Тонкие, безжалостно-холодные пальцы женщины вцепились ей в волосы, совсем как тогда, в сожжённой хумансовой деревне, когда её взял в плен барон Герхард. И так же заставили Сандру поднять голову.
   Черты лица женщины были такими же резкими, как её голос. Неприятными. Бледная незагорелая кожа, тонкие бесцветные губы, крючковатый, как клюв хищной птицы, нос. Тёмно-каштановые волосы гладко зализаны назад и стянуты на затылке тугим узлом, из которого торчали перекрещенные в плотно сжатой массе волос и скрепляющие её эмейские спицы.
   - Новая игрушка моего братца... - проговорила женщина, растягивая губы в недоброй усмешке.
   И разжала пальцы. Сандра приподняла голову, глядя женщине в глаза.
   Хлёсткий молниеносный удар раскрытой ладонью по щеке, слишком сильный, чтобы назвать его пощёчиной, заставил голову девушки мотнуться в сторону. Сандра слизнула кровь с разбитых губ. Женщина сплела пальцы, держа руки совсем близко к её лицу. Так, чтобы Сандра могла различить тускло поблёскивающие массивные стальные перстни на них. Перстни, которые женщина развернула на сторону ладони перед ударом. Неплохой заменитель кастета.
   - Есть и другие способы причинить тебе боль.
   Сандра подавила желание плюнуть ей в лицо. "Боль" - нотки, послышавшиеся в голосе женщины при этом слове, сказали Сандре, что причинение оной другим приносит говорившей истинное удовольствие.
   - Ты дерзкая... гордая... и строптивая девочка, - медленно роняя слова, произнесла женщина. - Я выбью из тебя и дерзость, и гордость и строптивость. Не веришь? Отвечай.
   Сандра ответила. Коротко и ясно. В трёх словах, без лишних загибов, объяснив "собеседнице", куда ей следует идти и чем там заниматься. Орочий мат всегда отличался краткостью и информативностью.
   Потом женщина ударила её в солнечное сплетение. Когда Сандра смогла, наконец, поймать кровоточащими и быстро распухающими после встречи с перстнями-кастетом губами немного воздуха, женщина заговорила вновь:
   - Неверный ответ. Попробуй ещё раз.
   Сандре захотелось повторить предыдущий вариант или сказать нечто подобное, но она понимала, чего этим добьётся. Получать новые удары не хотелось. Не потому, что она боялась боли - нет, отнюдь - просто это не могло ничего изменить. А мать - приёмная мать - всегда учила Сандру не совершать бессмысленных поступков. Поэтому девушка промолчала.
   - Что же ты не отвечаешь - забыла вопрос? - теперь в голосе женщины слышалась насмешка. Плохая насмешка, злая и жестокая.
   - Я думаю. Над ответом, - попыталась усмехнуться в ответ Мелисандра.
   Пальцы женщины снова впились ей в волосы.
   - Все обращённые ко мне ответы заканчивай словом "госпожа". Поняла?
   Спустя несколько мучительно долгих секунд Сандра осознала, что непроизвольно напрягается в ожидании нового удара. Вновь облизнув кровоточащие губы, она ответила:
   - Да... госпожа, - ей стоило немалых трудов протолкнуть это слово сквозь сжимающиеся зубы.
   - Правильно. Хорошая девочка. Считай, что ты ответила и на первый вопрос. Положительно. Это лишь вопрос времени - то, что я тебя укрощу.
   ...Сандра тряхнула головой, отгоняя неприятное воспоминание. Стоя на коленях над грязным, залепленным жиром и окалиной кухонным котлом, она отёрла с лица пот тыльной стороной запястья - ладони уже успели испачкаться - и насыпала новую горсть песка на тряпку.
   Та женщина, Сельма, сестра бургомистра, и впрямь имела немалый опыт в укрощении строптивых рабов. Она держала в руках две трети работорговли в Сердолике и его окрестностях, фактически возглавив семейное предприятие, ввиду неспособности брата сделать то же самое. Север был слишком патриархален, чтобы позволить женщине сделать это де-юре, но о том, на чьих плечах действительно держится семейный бизнес, знал весь город. "В семье его милости есть только один мужчина - фрёкен Сельма".
   Девушки-рабыни, в каморку к которым поселили Сандру, объяснили ей, что единственным, что у бургомистра есть мужского, является страсть к женщинам. И что Сельма в этом отношении от него не отличается. Единственной рабыней в доме, которая не убедилась в этом на своей шкуре, была Сандра. Фрёкен Сельма любила своего брата и не хотела лишать его удовольствия развлечься с девственной рабыней-эльфкой. Конечно, она могла и передумать. Точнее, мог передумать бургомистр, и отдать оную рабыню сестре. Но этого пока не происходило.
   Фрёкен Сельма отправила Сандру работать на кухню, прекрасно понимая, как помогает рабу осознать своё место трудная, неприятная и грязная работа. Местный "бугор", то есть главный раб, немолодой и неопрятный евнух, по совместительству являвшийся шеф-поваром бургомистра, охотно взялся следить за эльфкой, не давая ей не минуты покоя. Поговаривали, что он лишился яиц по милости всё той же Сельмы, причём за страсть не к ней самой, а к её брату. Так это было или нет, но единственным способом получить удовольствие от женщины для него было - издеваться над ней, и девушки-рабыни боялись его, как огня. Очень быстро этому научилась и Мелисандра.
   Несколько раз её били - плёткой, розгами, просто ногами. Лишали воды и пищи. Забивали на ночь в колодки. С болью приходил страх - липкий, отвратительно-холодный, лишающий воли и парализующий тело. Фрёкен Сельма была права - укрощение строптивой рабыни лишь вопрос времени. Сандра чувствовала, что в ней что-то надломилось, что-то важное, что заставляло эльфийку помнить, кем она была. И кем стала. Точнее, чем. Говорящей вещью. Сандра почувствовала, как сжимаются её кулаки.
   Но что она могла сделать? Одна, в чужом городе и чужой стране, во многих днях пути от ближайшего кочевья... без оружия, тёплой одежды, обуви... пытаться бежать - бессмысленно. Она либо погибнет - не сможет выжить в тундре - либо станет добычей охотников за рабами. Страшно даже представить, каким будет наказание за побег, если - когда - её вернут в руки хозяина. Лучше умереть.
   Но даже на это она не могла решиться.
  
  

Глава пятая,

в которой эльфийка теряет...

хм... н-да...

...зато обретает свободу.

Возможно.

  
   - Ах, вот ты где... - фрёкен Сельма улыбнулась, видя, как вздрогнула всем телом от звука её голоса рабыня. - Ну, что же ты не улыбаешься при виде своей любимой госпожи? Плохая девочка!
   Рабыня испуганно сжалась. Не так-то сложно оказалось её сломать, отметила про себя Сельма. Хотя с этими строптивыми девчонками всегда так. Гордость - их слабое место. Они слишком горды, чтобы приспосабливаться к рабству. Чтобы учиться гнуть спину, прикидываться послушными... Потому и ломаются так - быстро и полностью. А в том, что ночная эльфка, подаренная этим верхнехолмским бароном её непутёвому братцу, уже сломлена, фрёкен Сельма не сомневалась. Достаточно было лишь посмотреть на её униженную позу. На мелко подрагивающие плечи. Увидеть испуганно-затравленные глаза.
   - Поднимись, - коротко бросила Сельма.
   Да, хорошо я с ней поработала. Девушка стояла, низко склонив голову. Несколько длинных слипшихся от пота прядей волос падали ей на лицо. Сельма перевела взгляд ниже. Платье рабыни было всего лишь джутовым мешком со срезанными углами, чтобы можно было просунуть руки и вырезом для головы. Очень широким вырезом. Почти ничего не способным скрыть. Сельма видела, как напрягается девушка, чувствуя на себе её взгляд. Как белеют костяшки сжавшихся в кулаки тонких пальцев.
   Приблизившись вплотную - эльфка невольно отпрянула при этом - Сельма положила руки ей на плечи. Плавным, почти нежным движением повела их в стороны, стягивая с этих дрожащих плеч неширокие полоски плотной, грубой мешковины, удерживающие платье на теле. Кожа рабыни стала чуть влажной от выступившего пота. Приблизившись ещё на несколько сантиметров, Сельма вдохнула запах её волос. Медленно провела языком вдоль торчащего из растрёпанной иссиня-чёрной гривы удлинённого остроконечного эльфьего уха, прикусила его кончик зубами.
   - Тебе нравятся мои ласки?
   Девушка тихонько шмыгнула носом.
   - Д-да, госпожа.
   - А я тебе нравлюсь?
   Рабыня быстро-быстро закивала головой. Сельма осторожно отстранила девушку от себя, легко подтолкнула к стоящей у стены деревянной скамье, усадила на неё и сама села рядом. Они всё ещё находились в одном из подсобных помещений кухни городского дома его милости, тесной и полуёмной каморке. Но даже недостаток света не помешал Сельме увидеть текущие из глаз эльфийки слёзы.
   Сельма вновь ласково погладила девушку по плечам.
   - Вот так... вот та-ак... иди ко мне...
   Убогое рабское платьице сползло вниз, открывая плечи и грудь. Гладя девушку по спине, Сельма чувствовала под ладонями свежие, едва затянувшиеся рубцы, оставленные плёткой. Прикосновение к ним возбудило женщину, от близости тёплого податливого тела эльфки кружилась голова.
   - Расстегни мою одежду... да... да... - Сельма дёрнула плечами, высвобождаясь из плена сползших по рукам блузы и сорочки. Сама распустила шнуровку тугого пояса-корсета. Скинула туфли, оставшись босиком. Змеёй вывернулась из штанов. Подалась вперёд, укладывая рабыню на жёсткую, неширокую и неудобную скамью. Пощекотала языком твердеющий тёмный эльфкин сосок.
   ...Сандра чувствовала на лице жаркое дыхание женщины. Тепло её тела. Прикосновения ладоней. Чувствовала, как катятся слёзы по щекам. Как ползут по внутренней стороне бёдер крупные горячие капли пота. Прижимаясь к Сандре всем телом, Сельма медленно поползла вниз, губами и языком начала ласкать покачивающиеся в такт дыханию груди. Ладони тоже скользили всё ниже и ниже... ниже... по животу... бёдрам... сантиметр за сантиметром подбираясь к...
   ...жарко и влажно стало внизу живота, жар этот волной расплескался по телу, а затем меж судорожно сводимых бёдер огненным кинжалом вклинилась боль, заставив девушку стонать, дугой выгибая спину.
   - Не-е-ет!..
   Сандра дёрнулась, выскальзывая из объятий женщины.
   Вздрогнув от неожиданного эльфкиного вскрика, Сельма поднесла к лицу испачканные кровью пальцы.
   Нельзя было этого делать, нельзя! Жар внизу живота сменился липким противным холодом. Рабыня-девственница предназначалась для брата! Что же теперь... Сельма досадливо закусила губу. Вот же бес! Бес, не иначе, дёрнул меня... Она подняла взгляд на испуганно отползшую, насколько хватало скамьи, вжавшуюся спиною в стену рабыню.
   - Похотливая сучка! Что ты наделала! - Сельма наотмашь ударила её по лицу. Потом ещё раз. Потом за волосы стянула на пол, ногой ударила по рёбрам, слыша, как ломается с хрустом по-эльфьи тонкая косточка. Собственные босые пальцы отозвались болью, и эта боль привела женщину в неистовство. Вновь вцепившись рабыне в волосы, Сельма подтянула её к себе и швырнула через всю комнатушку, на опрокинутый набок в углу недочищенный котёл и сложенную рядом гору какой-то дрянной утвари.
   - Сучка!! - Сельма подобрала с пола сорочку и сунула руки в рукава. Пользуясь этой заминкой, рабыня отползла к двери, привалилась к ней спиной, заставив распахнуться. Путаясь в сползшем на бёдра платьице, попятилась прочь.
   И столкнулась с загородившим проход довольно пыхтящим "бугром"-кастратом.
   - Я держу её, госпожа! - выкрикнул тот, перехватывая девушку за запястья. - Держу!
   Пунцовая от стыда, досады и злости, Сельма поспешно запахнула сорочку на груди.
   - Плеть!! - рявкнула она рабу. - Дай мне сюда плеть! Быстро!
   Не дожидаясь, пока туповатый от природы кастрат выполнит её приказ, она сама сорвала плётку с его пояса. И хлестнула, почти не глядя. Тоненько вскрикнула рабыня. Взвизгнул от боли кастрат - удар зацепил и его. Хватка державших эльфку рук на мгновение ослабла, и этого оказалось достаточно, чтобы девушка вырвалась. Плеть фрёкен Сельмы снова обрушилась на неё, и Мелисандра закрыла голову руками.
   А потом ударила в ответ. Страх сменился яростью. Отчаяние придало ей сил. Удар в солнечное сплетение выбил воздух их лёгких Сельмы. Шевеля синеющими губами в тщетных попытках вдохнуть, она медленно начала сгибаться. Сандра ударила её снова - коленом, снизу вверх, по груди. И третьим ударов впечатала в стену.
   - На! Н-на! Получай! - под кулаком Сандры хрустнули рёбра. - Сука!!
   Рефлексы сработали безотказно, как всегда: кулак раба-евнуха, занесённый для удара, вместо сандриной головы встретил пустое пространство. Эльфка метнулась под ноги новому противнику, сбивая его на пол. Ударила кулаком в пах, сминая в лепёшку то немного, что там ещё осталось у кастрата. Выпрямилась и нанесла последний удар, с силой опуская босую подошву на прячущийся в складках жира кадык, круша хрящи гортани и шейные позвонки.
   - У-ублюдок!
   Ярость схлынула, будто её и не было. Сандра почувствовала, как трясутся её руки. О Богиня! Что я наделала! Фрёкен Сельма хрипела и корчилась на полу, на её губах пузырилась кровавая пена. Одного этого достаточно, чтобы с меня заживо содрали кожу! А я ведь ещё убила раба! От мысли о том, что с ней сделают Сельма и бургомистр, Сандре стало дурно. Девушка сжала кулаки так, что ногти впились в кожу ладоней. Глупая рабыня! Что... что... Глаза девушки недобро сощурились, за двойным частоколом ресниц блеснули злые зелёные огоньки. Теперь она точно знала, что ей надлежит делать.
  
   Телохранитель-полуорк, дежуривший в холле городского особняка его милости, откровенно клевал носом. Никакого подобия сиденья здесь предусмотрено не было, специально, дабы у охранника не возникло желания присесть да поспать. Но разве ж это проблема? Телохранитель привалился к ближайшей стене и прикрыл глаза. И весь проблем! Ежели служивый человек хочет спать - он уснёт, и хрен кто ему помешает.
   Скрип открываемой двери вывел его из этой полудрёмы. Слава богам, это не хозяин и не хозяйка. И не капрал, проверяющий несение службы. Это всего лишь новая кухонная рабыня выползла из рабской половины... Э, а что это она так странно идёт? А? за стеночку держится...
   Оттолкнувшись от стены, полуорк шагнул к прихрамывающей, едва переставляя ноги, девчонке. Да что это с ней? Эльфка брела, согнувшись почти пополам, длинные спутанные лохмы мели пол. А платье, кажись, испачкано... кровью? Блин! Полуорк шагнул к ней, протягивая руки, чтобы поддержать, не дать упасть, оттащить куда-нибудь...
   Длинная мускулистая нога Мелисандры вылетела вперёд быстрее, чем полуорк успел что-либо сообразить. Огрубевшая не хуже сапожной подмётки голая пятка врезалась в челюсть, скользнула вверх, ломая нос. Полуорк взвыл от боли, вскидывая руки к окровавленному лицу. А Сандра уже вытягивала из его ножен меч.
   Раньше она никогда не работала с таким оружием. Эльфский прямой меч, оружие чуть подлиннее и чуть потяжелее привычной с детства шашки, с лезвием три пальца шириной и отогнутой под прямым углом, параллельно клинку, в сторону острия неширокой крестовиной. На такую можно ловить вражий клинок и даже, наверное, ломать его - говорят, поганые белобрысые эльфы юга любят такой приём. Пальцы Мелисандры сомкнулись на оплетённой кожаным ремешком рукояти. Знакомое ощущение тяжести оружия в руке вновь сделало эльфку самой собой - бойцом рода Вепря, ноктъальван по крови, но орком по воспитанию, яростным и безжалостным в схватке.
   Полуорк-телохранитель, на свою беду дежуривший в этот день у входа, умер почти мгновенно, когда клинок его же собственного меча разрубил ему шею на полсантиметра выше кожаного укреплённого железной вставкой воротника бахтерца. [(я автор и есть!)]
  
   Тяжело дыша, Мелисандра привалилась спиной к толстому, в полтора обхвата, стволу дуба. Плотная мешковина рабского платья пропиталась потом насквозь, набухла и немилосердно тёрла нежную тонкую кожу сосков. Боль ввинчивалась в правый бок раскалённым стилетом. Она сбила дыхание, одна Богиня знает, сколько времени назад, но заставляла себя бежать, покуда хватало сил. Болью отзывался каждый вдох - кажется, Сельма тогда всё же сломала ей ребро. И, в довершение ко всему, она распорола ступню о сук. Оглядываясь назад, она видела тянущуюся по земле цепочку собственных кровавых следов, таких заметных на покрывающем лесную почву ковре прелых листьев. Не требуется быть псом, чтобы взять её след. А ведь у ловчих были специально обученные псы.
   Сандра ладонями отёрла с лица пот. Сгребла и откинула назад лезущие в глаза волосы. и вытащила из ножен меч. Перевязь и портупея были единственным, что она сняла с убитого полуорка. Она слишком торопилась, чтобы раздевать труп, да и забрызганная кровью из разрубленной сонной артерии одежда была бы слишком заметна на городских улицах. Сапоги убитого едва ли пришлись бы ей впору. Ступни ночной эльфки нельзя было назвать миниатюрными, но обувь телохранителя была больше, чем надо, размеров на пять. Или на четыре. Хрен редьки не слаще. Что же до брони... Броню нужно подгонять по фигуре. И надевать никак не на голое тело. И не на жалкое платьице, в этом плане не значащее ровным счётом ничего. А снимать поддоспешник с убитого... перетягивать под свои формы всю шнуровку... Не факт, что это вообще бы удалось. Богиня в своей неизречённой милости наградила Сандру крупной грудью и широкими бёдрами, так что мужские доспехи для неё не годились.
   Колотьё в боку утихло, дыхание мало-помалу восстановилось. Эльфка прикрыла глаза и опустилась на землю, подобрав под себя ноги. Впервые за несколько часов ей представилась возможность хоть немножечко отдохнуть. Она плутала по улицам Сердолика добрых полтора часа - пока не стемнело. Пока ей не посчастливилось найти место, где можно было перебраться через городскую стену. Один раз городские стражники чуть не схватили её. Но разрубленное древко алебарды умерило их пыл. Не такая большая полагалась премия за поимку беглого раба, чтобы ради неё рисковать жизнью.
   Сандра вырвалась в лес. Но на этом проблемы беглянки только начинались: по следу девушки пустили собак. Охотники за беглыми рабами поднаторели в своей профессии. Да и спутать специфический запах тела ночной эльфки с чьим бы то ни было другим невозможно.
   Она петляла по лесу, сколько могла. Сколько хватало сил. Но теперь раненая ступня и усталость лишили её этой возможности. А сочащаяся из раны кровь безошибочно вывела псов на след. Оставалось лишь принять бой. Ночь давала ей маленькое, но преимущество - она ведь была ночной эльфийкой. Она могла видеть в темноте, а преследователи, кем бы они ни были - хуманы ли, эльфы, орки - всё едино, более привычны к яркому свету дня. Не то, чтобы осознание этого наполнило её уверенностью в победе. Мелисандра не верила в чудеса. Но она надеялась дорого продать свою жизнь.
   Она скорее почувствовала, чем увидела его прыжок. Длинное плотное тело йотунской овчарки распласталось в полёте, а Сандра уже стояла на ногах, выставив меч перед собой. Этих собак учили валить беглеца на землю и держать его мёртвой хваткой - но не убивать, во всяком случае - не сразу, потому что за живого раба охотникам платили больше, чем за мёртвого. Сандра рубанула, что было сил, отделяя голову, переднюю лапу и часть груди от остального тела пса. Крутанулась на пятках, клинком встречая вторую овчарку. Этой тоже не повезло: Сандра поймала её в прыжке, вспоров мечом брюхо. Солёные горячие брызги пёсьей крови упали на лицо. Слизнув их с пересохших губ, Мелисандра вновь привалилась к дереву, давая себе ещё минуту отдыха прежде, чем сцепиться с самым страшным хищником этого и всех сопряжённых миров - двуногим.
  

(продолжение следует...)

Оценка: 8.33*5  Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"