- Это печатала сама жизнь. А жизнь - ты знаешь - очень смешливая дама.
И смеётся она, как правило, широким оскалом черепа с жуткими пустыми глазницами. В пустоте их взгляда что-то есть, не правда ли?..
("Беседы со Смертью")
Следователь раздражённо давил вонючую сигарету в щербатой пепельнице, где высилась уже приличная горка изжёванных окурков. Типичный "глухарь", как принято выражаться в определённых кругах. Приступая к допросу, он предчувствовал чутьём опытного "сыскаря", что время будет потерянно безвозвратно и совершенно зря - но въедливое начальство давило, давило, как последние часы он давил одну за другой дешёвые сигареты, докуренные до фильтра.
Начальство можно понять - шутка ли, два убийства в одном и том же подъезде многоквартирного дома. И всего за два дня. Даже для средней величины мегаполиса, далёкого от масштабов Нью-Йорка или Мехико, это явный перебор. Но и его тоже можно понять - тринадцать лет в уголовном розыске, почти без нормальных отпусков, тринадцать лет общения с отбросами общества, расчётливыми убийцами, грабителями, психопатами, ворами в законе, жёнами, заказавшими мужей, мужьями, в пылу ревности заколовшими кухонным ножом своих благоверных... Усталость, конечно, сказывается, а как же иначе.
К бессмысленной потере драгоценного времени он, в общем-то, был готов со вчерашнего дня. Показания свидетелей, подтверждавшие бесспорное алиби главного подозреваемого, ещё вечером попали к нему на стол. Предстояло лишь поставить точку в этом паскудном деле - "закрыть телом", как недобро пошутил вечно хмурый начальник отдела, всегда отличавшийся своеобразным, прямо-таки английским, чувством юмора при каменном выражении лица, шутивший безо всякого намёка на улыбку, чем подчас просто приводил в растерянность новых сотрудников, необстрелянную молодёжь.
Эмигрантку, жившую в комнатке под самой крышей, на верхнем этаже, нашли соседи утром в понедельник - Фэррет Дистэмпер лежала навзничь, широко раскинув руки, под окном на лестничной площадке, в луже потемневшей крови, успевшей за ночь загустеть. Эксперт установил время смерти относительно точно - за полчаса до полуночи. Смерть наступила почти мгновенно - в левом боку торчала деревянная рукоятка орудия преступления - им оказалось очень крупное самодельное шило, подобное сапожному, но с более длинным и прямым остриём.
Самым отвратительным во всей этой истории следователю показалось то, что рядом, на ступенях, валялся в пыли окровавленный кусок мяса, покрытого пупырышками, словно уродец, искупавшийся в ледяной воде, и от этого покрывшийся "гусиной кожей", вылезая на загаженный пляж.
Накануне мерзкий кусок плоти был ни чем иным как языком убитой мисс Дистэмпер.
Эксперт-криминалист предположил, что сей акт вандализма был совершён после смерти жертвы, то есть не носил, так сказать, издевательского характера, не был способом истязания. Скорее, имело место изощрённое "послание автора убийства" - кровавый объёмный иероглиф. Который следовало понимать вполне однозначно. Эксперт кивнул на буквы, начертанные кровью на стене, и произнёс аббревиатуру - СБС - тут же расшифровав её: "Смерть-Брехливой-Суке". "Да, - капитан почесал затылок, - эксперты обладают извращённым чувством юмора, ни в чём не уступая начальству".
После долгих расспросов соседей - а, главное, соседок - утомительная стандартная процедура - "диагноз" подтвердился. Покойная, оказывается, была при жизни навязчивой нудной тёткой, страдающей манией безостановочной болтовни (собственно, слово "страдающая" неточно отражало явление - страдали как раз окружающие) и относилась к опаснейшему племени хронофагов (это слово капитан взял на вооружение, прочитав пару лет назад что-то из классики научной фантастики), зомбированных обстоятельствами или неудачным воспитанием людей, пожирающих чужое время.
Сам он терпеть не мог подобную публику - даже если "хищения времени" внешне проявлялись в будто бы безобидном монотонном пересказе десятка старых анекдотов подряд или удерживанию собеседника за рукав при отчаянных попытках изложить всё медицинскую карту до анализов включительно.
Но работа есть работа, эмоции к делу не пришьёшь, симпатии с антипатиями по отношению к трупу и его бывшим соседям (кстати, насколько уместно подобное выражение, "труп и его соседи"? - подумал капитан, закуривая очередную сигарету) следовало засунуть куда подальше.
А на следующий день жителей дома потрясла ужасная смерть художника, много лет страдавшего хроническим алкоголизмом (здесь слово "страдавший" приобретало более широкий смысл, чем в предыдущем случае) и давным-давно бросившего университет в Кью по вполне понятным причинам. Талантливый в прошлом - по словам одной из благоволивших к покойнику соседок (он разрисовал ей масляными красками прихожую в студенческие годы, когда только-только пристрастился к бутылке) - недоучившийся историк, похоже, выбросился из окна лестничной клетки этажом ниже. Всё выглядело как рядовое самоубийство: распахнутое окно, белеющие костные осколки на тёмном асфальте вокруг раскрошенного месива на месте головы - художник падал с четвёртого этажа вниз головой. Экспертиза показала высокое содержание алкоголя в крови погибшего. Что подтверждалось результатами визуального обследования грязной запущенной квартиры - пустые бутылки по запыленным углам, изорванные пакеты от картофельных чипсов и даже зловонная банка из-под кошачьих консервов; этот тип явно закусывал чем подешевле. В глаза бросалась надпись, вполне профессионально, готическим шрифтом выполненная на узком листе пожелтевшего от времени ватмана: "Чипсы - это умение продать одну картофелину по цене одного килограмма" (Возможно, слоган имел отношение к жизненному кредо покойника - хотя на первый взгляд этого не скажешь). Капитан поморщился - от фразы словно американизмом, которого он терпеть не мог ни в окружающих людях, ни в окружающих продуктах. По этой же причине он тихо ненавидел Тони Блэра - как может вечно улыбающийся выскочка-премьер столь демонстративно поддерживать внешнюю политику этого прибитого ублюдка, американского президента?! И после всех идиотских косноязычных слов, после всех военных авантюр, шитых белыми нитками нефтяных трубопроводов - он ещё смеет рассуждать о международном терроризме и приклеивать ярлыки направо и налево?! Капитан скрипнул зубами от злости и, чтобы отвлечься от неприятных мыслей, взглянул в тусклое окно. Чёрт с ними, с политиками. Надо сдавать в архив "дохлое" дело.
Да, всё выглядело как самое рядовое самоубийство в приступе белой горячки. Если бы не одно "но". Распахнутая дверь в квартиру покойника была не открыта, а взломана. И еле заметный след рифлёной подошвы на светлом дверном покрытии точно возле медной округлой ручки говорил о том, что дверь вскрыли с одного удара. Били в замок, словно зная о хлипкости расшатавшегося слабенького "запирающего устройства".
Конечно, под подозрением сразу же оказались многочисленные, бледные и какие-то потёртые, затасканные, невзрачные личности, собутыльники покойника (наверняка всех разыскать не удалось, но и тех, что "раскопали", хватило с лихвой). Издёрганные нервничающие соседи, с которыми уже которой день представители правоохранительных органов по долгу службы вынуждены были проводить второй по счёту "цикл бесед о главном", даже не всех собутыльников знали в лицо. Консьержка здесь отсутствовала, а распахнутая зачастую дверь в подъезд словно приглашала заходить всех желающих.
Под подозрением почти сразу оказался и один из соседей, живший в нижней квартире, которого покойник за последние годы жизни (он-то не знал, понятное дело, что годы были для него последними) частенько заливал холодной и горячей водой попеременно. Собственно, доставалось и другим жителям - в особо "удачных" случаях вода, переливавшаяся, к примеру, из ванной, наносила прямой ущерб и всем остальным квартирам, "попавшим в зону обстрела". Немаловажным казался тот факт, что покойник "стеснялся" почему-то (видимо, творческой личности наряду со многими другими качествами была свойственна своеобразная стеснительность) оплачивать соседям ставшие до тошноты регулярные ремонты.
За месяц до потрясших общественность двух смертей как раз и случился очередной "всемирный потоп", ставший последней каплей, переполнившей чашу терпения спокойной ранее личности с дипломом фармацевта (а, следовательно, и знаниями растительных ядов, как машинально отметил для себя капитан) - и такого мирного человека можно довести до бешенства. Из показаний жильцов следовало, что впервые доведенный до почти невменяемого состояния человек ломился в дверь затаившегося и перепуганного алкоголика и грозил "организатору водно-террористического акта" всеми карами небесными! Соседи подтверждали, что слышали - впервые слышали! - как спокойный прежде человек почти рычал, сотрясая мощными ударами запертую дверь и осыпая алкоголика-"террориста" всевозможными ругательствами.
Статистика - вещь серьёзная. И по статистике, известной всем сотрудником полицейских служб, большинство преступлений, в особенности убийств, совершается на примитивной бытовой почве (и часто родственниками, - библейской притче о Каине и его брате свойственны вполне современные психологические мотивы, исходящие из самой природы человека - кстати, родные покойного также сходу были включены в список подозреваемых).
Игнорировать бытовой момент, столь простую, слишком простую причину преступления настоящий профессионал не имел права. Подобные убийства, как показывала многолетняя практика опытного полицейского, чаще всего не имеют ничего общего с запутанными схемами из романов Агаты Кристи или Конан Дойла.
Следователь задал себе вопрос: мог бы тот самый фармацевт под влиянием аффекта совершить убийство? Вполне. Но прошёл почти месяц со времени потопа, вызвавшего врыв ярости человека, стены в квартире которого стали напоминать живописные водопады с открыток, раскупаемых туристами. Значит, если он и совершил убийство, то всё продумал заранее. И здесь возникает следующий вопрос - зачем особе, владеющей знаниями разнообразнейших ядов, бросать обидчика из окна четвёртого этажа? Не проще ли угостить его выпивкой с неким компонентом, который после отравления почти моментально распадётся в организме и ни одна экспертиза не обнаружит в организме быстроразлагающегося смертельного яда? А вместо этого констатирует сердечный припадок, спровоцированный очередным вливанием спиртного в насквозь проспиртованный организм? Нелогично.
Допрос, безусловно, был нужен. Однако смутная надежда вытянуть признание из "подозреваемого номер один" лишь, образно говоря, шевельнулась и отправилась в царство теней - вслед за теми двумя тенями, смерть которых не давала покоя следователю все эти дни.
В процессе допроса капитан совершенно необъяснимым для себя образом словно подпал под какое-то (гипнотическое?) воздействие или влияние. Допрос постепенно превратился в монологи подозреваемого, изредка прерываемые вопросами следователя. В монологи, будто сливавшиеся в один, мало связанный с главной темой беседы.
Полицейский чувствовал, что бессилен остановить превращение допроса в монолог-исповедь, не являвшуюся признанием в убийстве а, скорее, подтверждавшую алиби странного человека с горящим взглядом. Взглядом почти маниакальным, взглядом увлечённого энтузиаста своего дела - вот именно, "своего дела" - но знать бы наверняка, знать бы точно, какого именно дела...
И один из кусков монолога тут же возник в памяти капитана, до сих пор испытывающего странное ощущение навязанной извне скованности, где все они, эти двусмысленные фразы, навязчиво крутились, словно мотив привязавшейся песенки-шлягера. Вертелись в голове, подобно кружащимся вокруг растерянного аквалангиста оскалившихся зубастых акул.
"...Знаете, очень простой способ снимать напряжение, стресс - хотите, поделюсь? Мне не жалко! Это из какой-то книги, забыл имя автора, я вообще много читаю, трудно всё запомнить в деталях - да и какая, в сущности, разница? (Пишем не мы, пишется "через нас"...) Главное, чтобы общее впечатление оставалось - если книга хорошая, этого вполне достаточно. В общем, если вы хотите совершить убийство - к примеру, кто-то вас ну очень сильно раздражает, мешает вам по жизни, очень серьёзно мешает, сбивая с настроя, или просто разрушая спокойную жизнь - надо всего лишь отложить в сторону до блеска наточенный нож, а взяться за перо - нет, не в криминальном смысле, я знаю, что такое на уголовном жаргоне "перо" - а взять перо в самом что ни на есть литературном (эпистолярном, если хотите, если слово "литература" в данном контексте вас коробит) смысле. Берёте и ПИШЕТЕ УБИЙСТВО - и чем сильнее вы ненавидите предполагаемую жертву, считающую себя, к примеру, неким местным тираном, тиранчиком, тиранишкой - согласитесь, подобных типов сколько угодно вокруг - чем сильнее вы презираете подобный объект, вредоносного субъекта, тем лучшим получится детективный рассказ или сценарий (тем вернее купят его у вас в издательстве или редакции - но это уж дело второстепенное). Кстати, может получиться отличное алиби в том случае - редком, но вполне вероятном (а жизнь порой преподносит такие сюрпризы, такие смертельные сюрпризы!..) - когда сценарий, существовавший лишь в вашем воображении, перенесенный на бумагу, а затем, возможно, растиражированный и прочитанный сотнями, тысячами, сотнями тысяч людей - когда сценарий воплощается в жизнь! Точнее, в смерть. Удачный каламбур, не правда ли? Действительно, посмотрите сами - алиби превосходное, замечательное! Любой из тех сотен или тысяч, прочитавших убийство, запросто мог бы взяться за его осуществление - тем более, когда более-менее точно узнаются места и действующие лица. И тогда персонажи становятся жертвами в реальности, переходят со страниц книги, журнала - в саму жизнь, лишаясь жизни. Согласитесь, в этом есть что-то мистическое, таинственное, непостижимое... Замечательно, не правда ли? В уголовно-литературной истории подобные случаи были, в кинематографе для них тоже нашлось местечко. И, самое интересное - когда, придумывая кровавые детали, "автор убийства" профессионально "вьёт" целую серию подобных "шедевров" - ставит, так сказать, на поток это дело, "на конвейер" (я имею в виду производство дешёвых детективов) - читатель никогда не сможет понять, ЧТО из написанного вымысел, а что - реальность, имевшая место в окружающей его действительности. Читатель не узнает никогда, образно говоря, сколько трупов на самом деле зарыто в прибрежном песке возле той самой виллы всемирно известного писателя - или, не дай бог, писательницы! Никогда не узнает, сколько закопано реальных прототипов персонажей зловещими безлунными ночами на пустынном пляже. А днём, под лучами солнца, толпы отдыхающих могут играть в пляжный волейбол или возлежать на своих циновках, не догадываясь, что всего полутораметровый слой песка отделяет их от медленно разлагающейся плоти, рассыпающихся в прах костей - не это ли трансформировавшийся "скелет в шкафу", который, наверное, присутствует почти в каждом доме, почти в каждой семье? Интересно, не правда ли? Впрочем, возможно, я слишком сгущаю краски - но способ снимать стресс, вы согласитесь со мной - превосходный!.."
Следователь встал из-за стола, подошёл к серому окну. Взгляд равнодушно скользил по ставшему давным-давно привычным пейзажу за разводами грязного окна - над убогими кронами редких деревьев, над горбатыми крышами ветхих домов, переползавших в новый век из прошлого времени, скользил, цепляясь за шероховатую черепицу... Перед его мысленным взором снова маячил кровавый сгусток, вульгарно разлёгшийся на выщербленных коричневых ступенях. Рваная плоть, насильно отторгнутая от бездыханного тела.
И подумалось, что было, было это однажды, чувство "дежа вю" захлестнуло его ледяной волной, предштормовой волной, окрашенной в тревожный аквамарин беспричинной тоски.
И вновь пришла чужая мысль - написанные сюжеты имеют обыкновение оживать.
Вдруг затылок сдавила боль - сильная, тупая. Бессмысленная. Беспощадная. Он, спасаясь от этих огненных тисков, начал клониться вперёд, переваливаясь за подоконник, словно подчиняясь чьему-то бессловесному приказу... Будто сквозь туман, перед ним возникало марево - горящий взгляд странного человека испепелял его мозг...
Полицейский клонился вперёд и, наконец, его тело, соскользнув с подоконника в туманное утро, полетело мимо окон всех шести этажей. Последнее, что он увидел - стремительно приближающийся мокрый асфальт.