Пьяный старик в ночном баре в одном далёком краю, сказал мне, что одиночество - вино с горьким вкусом. Некоторое время спустя, я понял, что он сказал неправду. Просто нужно уметь его пить. У одиночества тонкий букет вкусовых оттенков. Разреши, я расскажу о них?
Пока ты читаешь эти буквы, оно неслышно возникает в твоем стакане. У него фиолетовый оттенок, и оранжевое солнце, вынырнувшее перед закатом из низких туч, светит сквозь него.
Лучшая погода чтобы пригубить его - это когда моросит дождь или синие тучи сгустятся над городом и ни ветерка, и тишина расплескалась по улицам и лицам.
В эту погоду твои друзья сидят по домам, и твой телефон молчит. И одиночество дает тебе шанс.
Ты протянешь к нему руку, чтобы сделать глоток, и оно растворяется в задрожавшем воздухе. Ты делаешь этот глоток.
Тихий блеск закатного солнца манит тебя за собой. Ты пройдешь сквозь ставший таким легким воздух, и выйдешь по замершей лестнице, пройдешь по необычно тихим улицам, просто так, куда зовет закатное солнце. Ты проходишь один и вглядываешься в стекла витрин, и в глаза людей, ты отражаешься и там и там , но ты остаешься невидимкой. Ты в толпе один, без друзей, только ты наедине со своими мыслями. Ты начинаешь слушать шум капель с крыш, неровное позвякивание воробьев, и гул далекого самолета. Ты прислушиваешься к своим ощущениям, и у тебя появляются непонятные желания. Например, улыбнуться тому, похожему на слона облаку или мокрому воробью на ветке. Это еще один привкус одиночества. Ты думаешь, что твои желания странные, но твое одиночество не согласится с тобой. Ты всегда хотел чего-то такого.
Каждый Божий день ты поступал как все.
А сейчас, это ты.
Тебя никто не заставит, поступать так, как надо.
Ты начинаешь знакомиться со своими собственными желаниями.
Ты вдруг увидишь, что у большинства женщин в этой стране глаза грустные, а у большинства мужчин взгляд опущен в землю. И когда ты встретишь одного или двух людей с открытыми и честными глазами, тебе захочется им улыбнуться. И тебе захочется иметь такие глаза.
Ты зайдешь в одно из уютных кафе и займешь еще не убранный столик в углу и официант, убирая со стола, пододвинет тебе меню, ты наугад ткнешь в него пальцем и официант принесет тебе бутылку еще теплого шампанского и пузатых яблок "Джонатанов".
К тебе подсядет девушка с оливковыми глазами и накладными ресницами. Она попросит огня и ты автоматически щелкнешь зажигалкой, глядя, как мнут сигарету пальцы с длинными ногтями. Она что-то говорит про жизнь и одиночество, но ты сразу понимаешь, что одиночеством здесь и не пахнет, вкус его не на всяких губах.
Официант принесет еще один фужер, ты наполнишь его, она будет говорить пустые слова, а ты будешь всматриваться в переливчатую глубину глаз напротив, ты увидишь песчаный берег на много миль пустынный и скачущего по самой кромке воды всадника на взмыленном коне, в его безумных глазах отражены башни города на горизонте. Брызги воды из под его копыт сыплются мелким дождем на набегающие волны....
- Может быть ты мне все-таки, что-нибудь скажешь? - слышишь ты голос девицы, и ты последовательно выныриваешь, сначала из глаз лошади, затем и из оливковых глаз.
"Я глухонемой " - пишешь ты на квадратной салфетке и поворачиваешь так, чтобы она могла видеть. Она читает и смотрит на тебя немного растерянно и виновато. Она еще не знает, какие миры в ней.
Ты оставляешь деньги на блюдце и выходишь из-за стола и тут замечаешь, что последнюю мысль ты машинально начеркал на той же салфетке. "Она еще не знает, какие миры в ней".
Она поворачивает салфетку к себе и читает. Она провожает тебя удивленным
взглядом до дверей, потом ее глаза снова смотрят на салфетку, или сквозь нее. И она остается одна.
Ты снова бредешь по улицам , а одиночество маленькой собачкой бежит
рядом с тобой, вместе с тоненьким ручейком дождевой воды, спешащей
по камням мостовой.
Снова начинает шептать дождь, и люди бегут под разноцветными зонтами, под поднятым над головой целлофаном, забегают в маленькие магазинчики и ловят такси.
Ты становишься под арку подъезда старого дома, подняв повыше воротник испытанной джинсовой куртки и, прижавшись боком к еще сухой стене, наблюдаешь, как в светящихся окнах почтового отделения напротив две молодые девушки упаковывают посылки. А асфальт в это время становится блестящим и отражает бегущих по нему людей. В окнах напротив появляются лица, одни закрывают окна, другие, наоборот, распахивают, смутные силуэты устраиваются у подоконников поудобнее.
Ты слышишь , как стучит в водосточной трубе вода с неба, как стучат капли
по мокрому карнизу , как они стекают и с булькающим звуком вливаются в поток на тротуаре, а ты стоишь, прижавшись плечом к стене , тебе немного холодно и куртка уже сырая и одиночество пропитало тебя насквозь.
Два или три человека укрылись в подъездах так же , как и ты - в этом здании и двое или трое в здании напротив, между колонн. Девушка с короткой стрижкой светлых волос так же, как и ты, прижалась плечом к колонне, ее лицо ничего не выражает, только глаза живут и смотрят на дождь, на то,как бегут мутные потоки, неся с собой щепки и мусор, как с мокрым шорохом проносятся мимо одинокие машины.
Потом ты смотришь на лепные фигуры на крыше напротив и чувствуешь, что она наблюдает за тобой. С носа застывшего каменного льва катится капля и ты невольно улыбаешься, потом все-таки тоже бросаешь взгляд на не нее и замечаешь, что она не торопится отвести взгляд в сторону.
Наконец она отворачивается, и ты обращаешь внимание на сложенный зонтик в ее руках, а значит, если бы она не хотела стоять здесь, под колонной и смотреть на дождь, то давно бы ушла. Ты смотришь на фронтоны крыш, на черно-белую собаку, пробегающую, высоко поднимая лапы, но твой покой уже нарушен. Дождь потихоньку стихает и по одному пешеходы выходят из под навесов. Она раскрывает свой зонт и тоже выходит, бросив быстрый взгляд на тебя.
Ты поправляешь воротник и уже собираешься идти в другую сторону, когда замечаешь, как из ее руки выпадает какой-то блестящий предмет. Она идет дальше, не замечая, или делая вид, что не замечает своей потери.
Ты переходишь улицу под косыми одиночными лучами дождя и поднимаешь эту вещь. Ею оказывается брелок с одним ключом. Ты следуешь за ней, прибавляя шаг и, наконец , ты поравнялся с ней и молча отдаешь брелок. Она берет его, как должное и, улыбнувшись, кивает. Она медленно идет дальше и смотрит себе под ноги и ты чувствуешь, что она рада что ты здесь, это почти необъяснимо, но и тебе это почему-то доставляет удовольствие. Вы идете медленно и это воспринимается ею, как должное. Вы проходите мимо маленького кафе-пиццерии, ты смотришь на нее.
- Вы не хотите немного посидеть?
Она кивает. Тебя не покидает ощущение, что вы знакомы с ней очень давно
но ты успеваешь заметить, что , судя по ее дыханию, она волнуется.
Она складывает свой зонт и вы спускаетесь по низким ступенькам внутрь.
Она оставляет свой плащ в гардеробной и у тебя захватывает дух: она великолепно выглядит в красном, строго покроя костюме и белой блузе с жабо. Она поправляет прическу у зеркала и ты вдруг думаешь, что твои джинсы будут скромно смотреться на этом фоне. Ты пододвигаешь ей стул за свободным столиком в углу.
- Какую ты будешь пиццу ?
- Такую же, как и ты.
Народу сейчас здесь хватает, шумно, тепло, глаза у нее почти сияют. Вдруг ты замечаешь, что она оказывается в центре внимания, а она только сидит, смотрит на свои пальцы и улыбается.
Ты делаешь заказ и, пока ты ждешь у стойки, она понемногу отогревается. Она смотрит на тебя блестящими внимательными серо-голубыми глазами, и ты понимаешь, что выпил весь фужер одиночества до дна и теперь начинается что-то совсем другое, чему ты даже не можешь подобрать названия. Потому что ты никогда так не волновался, общаясь даже с более красивыми девушками. И это совсем не похоже на круг твоих знакомств. Но для того, чтобы это произошло , тебе надо было отпить меру одиночества.
Ты приносишь за столик пиццу, две рюмки коньяка и кофе.
- Я очень долго тебя ждала, - говорит она, и ты понимаешь, что одиночество, которое она пила, было во много раз крепче твоего.
- Десять минут.- говоришь ты, как ни в чем не бывало.
- Нет. Несколько лет. Я была уверена, что ты когда-нибудь придешь. Тебя тяжело было узнать. Тебя выдала только твоя улыбка. Когда ты смотрел на мокрого каменного льва.
И ты понимаешь, что эта девушка тебя с кем-нибудь спутала. Видимо у нее с ним что-то было, потому что смотрит она на тебя такими грустными и радостными глазами одновременно.
- Как ты жил все это время без меня?
Тебе не хочется, чтобы это все так быстро закончилось, и ты говоришь, в общем-то правду:
- По разному. Бывало и хорошо. А тебе как жилось без меня?
- Без тебя.
Очень серьезные глаза.
- Если тебе приходится при этом думать о грустном, тогда не будем об этом.
Ты берешь чашку кофе и, сделав глоток, обжигаешься. Он слишком горячий.
- Осторожней.
Ты опускаешь чашку на скатерть.
- Ты уверена, что ни с кем меня не путаешь?
Она внимательно посмотрела в твои глаза.
- Мне кажется, что нет.
- Честно говоря, я никогда не видел тебя раньше.
- И я тебя тоже.
И вот тут то ты озадачен. И твои мысли табуном диких лошадей разбегаются
в стороны. Потому что ты никогда не встречал ничего похожего на это.
- Быстро это у тебя.
- Три года, по-твоему, быстро?
Она аккуратно разрезала пиццу при помощи ножа и вилки и доверительно тебе
сообщила:
- Просто я ненормальная. Мне это все говорят.
- У каждого свои особенности - согласился ты.
- Да,- она кивает. - Моя проблема в том, что я научилась хорошо разбираться в людях. Мне достаточно несколько минут, чтобы понять человека.
- Ну и кто же я такой?
- Ты такой же, как я.
- Дело в том, что я то вполне нормален, во всяком случае, был таким всего несколько часов назад.
Пока не отпил эту штуку, подумаешь ты. Тебе не обязательно произносить эту мысль вслух, кажется, она это и так понимает. И ты переключаешься на коньяк.
Когда вы выходите к гардеробу, ты замечаешь в зеркале, как взъерошены твои
мокрые волосы и пытаешься их расчесать.
- Давай я, - и она растрепала твои волосы еще сильнее.- Так даже лучше.
Она улыбается.
Вы выходите на улицу. Из под туч снова выглядывает солнце, и становится веселей.
Она идет рядом. Одиночные капли с веток падают на серебристо-синий ее плащ,
перехваченный поясом с широкой пряжкой, маленькие красные туфельки , в которых ноги, наверное, мерзнут. Все в ней дышит аккуратностью, даже чуть пухлые губы аккуратно подведены светло-розовой помадой, маленький нос, четко очерченные дуги бровей, покрытые ровным маникюром ногти.
Женщина, продающая цветы, спряталась под козырьком навеса, ты покупаешь смоченные дождем розы и вы идете по набережной, она кажется тебе очень хрупкой и беззащитной и все ее странности совсем неопасными.
Ты провожаешь ее до дома и, не спрашивая о чашке кофе, оставляешь свой телефон, ловишь себя на том, что немного грустно с ней расставаться.
Потом ты сидишь у себя дома и смотришь, как чаинки кружат в стакане, и ты думаешь, что почему-то тебе хочется верить в то, что она тебе сказала и вместе с тем, тебе почему-то невыразимо приятно о ней думать, хотя вас ничто и не связывает, кроме нескольких часов случайного знакомства. А может что-то - кроме?
Телефон робко звенит и умолкает, прежде, чем ты успеваешь снять трубку. Через некоторое время звонок повторяется.
- Алло, это ты? Я опять хочу тебя видеть.
Не проходит и сорока минут, как в дверь раздается звонок, ты открываешь и - золотистые волосы, серо-голубые глаза, красные туфельки , синий плащ - в твоем коридоре. Она держит себя неуверенно.
- Я боялась, что до завтрашнего дня может что-нибудь случиться.
Она у тебя в комнате и комната начинает выглядеть по другому.
Ты поднимаешься и подходишь к окну, когда старые часы на стене бьют время. Дальний уличный фонарь бросает свет. Ты открываешь окно своей комнаты на четвертом этаже и слышишь, как теплую ночную тишину слегка оттеняет то шум редкой машины, то где-то далеко залаявшая собака, то чирикнувший во сне воробей, и снова тишина, и ни ветерка, ни звука. Только теплый, влажный воздух завис над ночным городом.
- О чем ты думаешь?
Она, оказывается, не спит и сквозь полуопущенные ресницы наблюдает за тобой.
- Хочется, чтобы подул ветер.
- И часто у тебя возникает это желание?
- Нет, только тогда, когда хочется, чтобы подул ветер, - ты улыбаешься и садишься с ней рядом.
- А когда он есть? - она встряхивает головой, так, что отбрасываются в сторону волосы.
- Иногда и тогда когда он есть. Только тогда я не могу определить, чего я хочу.
- Это сильное чувство?
- Это быстро проходит.
- Жаль.
- Почему?
- Это прекрасное чувство. Когда хочется, чтобы в теплой ночи подул ветер. Это тоска по полночному ветру.
Ты пытаешься в темноте уловить ее взгляд.
- Оно очень сильное, - она говорит тихо.- У меня такое было... - ее голос становится еще тише.
Листья тополя напротив не шелохнутся. Комары не беспокоят, не долетая до четвертого этажа из-за ленивой теплой ночи. Только на горизонте что-то изредка полыхает.
- Это зарница. Я соскучилась по грозе, - Она поднимается и подходит к окну.- Мне иногда, особенно зимой, так хочется, чтобы вдарила гроза и чтобы от грома стекла повылетали. Чтобы ливень, как при втором потопе.
- Красиво, - она садится на подоконник, спиной к раме.
Контуры ее профиля то на черном фоне, то на фоне вспыхнувшего красным неба очень нежны. Ресницы. Волосы.
Начинает потихоньку капать дождь. И, когда капли дождя, окажутся на её губах, вы обнаружите, как они чисты на вкус.
Я отвернусь. Это ваше личное дело. И я об этом ничего не знаю. Но, вполне может оказаться что, когда утренний свет потеребит тебя за щеку, ты проснешься и увидишь, что ее уже нет. Не удивляйся если произойдёт так.
Ты долго смотришь на дверь с английским замком, потом, как автомат возвращаешься в комнату и садишься на кровать.
И, может, это тебе только приснилось?
Вдруг солнечный луч показывает тебе что-то на оконной раме.
Ты подходишь к окну. Там чуть шелестит листвою тополь. Ты разворачиваешь вложенный за раму листок бумаги.
" Найди меня. Если хочешь".
Проходят дни, ты не можешь найти тот дом, а телефон становится твоим злейшим врагом, потому что молчит, как египетский идол.
Ты можешь не искать. Ты удивишься, но может оказаться, что её очень трудно найти даже в маленьком городе. Возможно, что это приведет тебя в очень странные места, и заставит делать странные вещи, - например, разжигать сигнальные костры на Карибском побережье, и подталкивать грузовых лошадей на горных перевалах, черпать зеленую воду в глухих реках Заира, и шарить на потрепанном авто по дорогам северной Англии, искать ее золотистые волосы среди людского потока в Сингапуре...
Ты можешь этого не делать. Но тогда ты никогда уже больше не услышишь полночного ветра.
Кто - то из физиологов ставил опыт. Крыс поместили в идеальные условия: еда, вода, условия для сна и получения потомства, безопасность, достаточно места для моциона. Полный набор Фрейдовских инстинктов. В одном месте оставляли дыру, через которую крысы могли удрать. И, рано или поздно, около трети из них удирало. В мир, где было небезопасно и голодно.
У всего живого есть инстинкт, сильнее предыдущих. Я называю его "тоской по полночному ветру".
И дело не только в том. Что ты её ищешь, и не только в том, что она тебя ждёт. Дело ещё в том чувстве ветра внутри человека, которое никогда не позволяет человеку оставаться неподвижным. И когда дуют эти ветра, ты удивишься, что большинство людей вокруг тебя имеют парус, который тоскует по ветру.