Если есть простые смертные, должны быть и сложные.
Никогда, никогда не думайте на ночь. Лучше съешьте что-нибудь жирное и всю ночь страдайте по этой причине, раз уж вам так наскучил здоровый крепкий сон. Но размышлять, лёжа в постели! Нет, увольте от этого неблагодарного занятия! В какие тёмные закоулки может заманить вас ваш собственный разум, когда вы уже не в силах контролировать его? Какие смелые, провокационные, страшные и гениальные идеи могут прийти в вашу голову перед тем, как усталость возьмёт верх?
Я был тогда молод, и только начал работать в журнале, том самом, в котором работаю до сих пор. Но, между мной теперешним и мной молодым существует гигантская пропасть, на дне которой, помимо жизненного опыта, скрываются также неоднократные смены мнений и взглядов. И, конечно, с тех пор я стал менее смелым, менее непредвзятым, зато приобрёл поистине собачьи черты, такие как смертельную журналистскую хватку, не оставлявшую ни одной моей жертве и полшанса, а также безошибочный журналистский нюх на всякого рода сенсации.
Чем старше я становлюсь, тем чаще вспоминаю молодые годы, когда я мог позволить своему разуму свободный полёт, когда любая вещь или явление представали мне с необычной, доселе никому неведомой стороны. Мир тогда мне казался неизмеримо ярким, все ощущения были болезненно острыми. Признаться, иногда моя восприимчивость настолько ослепляла и оглушала меня, что на некоторое время я прекращал воспринимать окружающую действительность и вёл растительное существование. Но потом всё приходило в норму, а я вновь открывал в своём сознании дверь в чудесный, яркий, но, как я вижу теперь, гиперболизированный мир. То был мир крайностей. В нём существовали только противоположности: чёрное и белое, добро и зло, великаны и карлики...
Я потратил много лет на то, чтобы связать эти полюса.
В молодости я часто не мог уснуть лишь потому, что разные мысли, толпой и без спроса, приходили в мою голову. Процессии и караваны новых идей распахивали парадные двери мозга, а что до стаек умозаключений и стад моих собственных измышлений, то они, обыкновенно, предпочитали чёрный ход и окна. Тогда они водили хороводы в моей голове, выстраиваясь в причудливые цепочки, логические и алогичные. Парадоксы. Парадоксы всех мастей были моими частыми гостями.
И вот, в одну чудесную светлую ночь, я додумался до вывода, которые долго не давал мне покоя и после пробуждения.
Если есть простые смертные, значит должны быть и сложные.
Утром мне нужно было спешить в аэропорт. Меня ждал толстый самолет, на котором мне надлежало прибыть в Египет. Моим заданием был репортаж об экспедиции, которая раскопала там какую-то совершенно из ряда вон выходящую гробницу. Это событие вызвало огромный резонанс, как среди учёных, так и среди обывателей. Поначалу, когда я только начал работать над этим, мне было непонятно, почему все так переполошились по поводу могилы какого-то парня, пусть и благородных кровей, которого нет на белом свете уже несколько тысяч лет. Но, изучив первую же, довольно общую, подборку материалов, мне всё стало ясно. В сообщении непосредственно от начальника экспедиции говорилось, что текст, найденный на самом саркофаге, а также на стенах захоронения, предельно понятен, и с переводом ошибки быть не может. Вопросы вызывал сам перевод. Ведь, согласно ему, в гробнице лежал не фараон или вельможа, там покоился Владыка Мира Мёртвых. Но в следующем же предложении говорилось, по тому же переводу, что он бессмертен! Проглядев ещё несколько сообщений, я понял, что этот логический парадокс присутствует везде. Я заинтересовался и с охотой принял предложение слетать в Египет, чтобы получить информацию из первых уст.
В аэропорт я прибыл за час до вылета. На моём свежем лице был виден лишь сияющий энтузиазм. Внутри меня будто бы запустили ядерную реакцию, продуктом которой являлись исключительно безграничное счастье, гордость за журналистскую профессию и предвкушение скорого повышения жалования. В каждой руке у меня было по чемодану, и, готов поклясться, они начали нагреваться от ядерной лампочки, которая неизвестным образом проникла в мой организм.
Я сидел в терминале аэропорта и смотрел по сторонам. Хотя было раннее утро, здесь кипела жизнь. Мелькали люди, тележки, сумки, чемоданы, таблички... Когда подошло время проследовать на регистрацию, на табло я увидел сообщение, что мой вылет задерживается на два часа из-за погодных условий. Будто углеродным мешком по ядерной лампочке. Я обречённо уселся на место, принявшись созерцать собственные чемоданы, будто видел их первый раз в жизни. Как ни странно, погодные условия не изменились в тот же миг.
Я откинулся на спинку кресла, поняв, что это именно тот случай, когда требуется просто терпеливо ждать. Сочный раскат грома развеял мои надежды на улучшение погоды в ближайший час. Сквозь прозрачную стену я увидел стену воды, в которой изредка появлялись размытые цветные пятна человеческих фигур. Я вздохнул, и у меня это получилось как-то слишком неотвратимо и безнадежно.
- Ваш вылет задержали?
Я вздрогнул и повернулся на голос.
Рядом со мной стоял респектабельного вида мужчина, лет пятидесяти, седой, но без единого намёка на лысину. В одной руке он держал аккуратный чёрный чемоданчик, в другой - безупречный чёрный плащ. Его одежда и обувь выглядели новыми, а своей чистотой просто вызывали восхищение. Он был в меру загорелым, на его правой руке уютно устроился огромный перстень с чёрным, как кошачьи глаза, камнем. Он присел на соседнее кресло, продолжая ободряюще улыбаться.
- Да, задержали. А как Вы догадались?
- Ну, для этого не нужно специальное образование. Вы сидите тут с потерянным видом, и ещё Ваш пустой взгляд... Вы летите в Египет, не так ли?
- Да, именно в Египет, - подтвердил я.
- Что ж, значит, мы летим одним рейсом, если его вообще не отменят.
- А, так Вы тоже в Египет? По делам, или решили дать себе передышку?
- По делам, к сожалению. Уже много лет не отдыхал, всё времени не хватает. А так хочется взять отпуск, да и махнуть куда-нибудь... - честно сказать, он не выглядел усталым, недовольным или раздосадованным по поводу отсутствия отпуска.
- Я тоже по делам. Задание редакции. Слышали про недавние раскопки? - я сам не знаю, почему заговорил именно об этом.
- Да, что-то читал. Раскопали какую-то беспрецедентную гробницу. Не знаю, что в ней такого...
- Я тоже пока не знаю, - почему-то вставил я. Похоже, маленький кусочек мяса, к сожалению, без костей, обитавший у меня во рту, взял на себя обязанности головного мозга.
Повисло молчание. Я вовсе не чувствовал себя обязанным поддерживать этот случайный разговор. Но, внезапно, осколок ночных размышлений вторгся в моё сознание, и я, неожиданно для себя, пробормотал:
- Если есть простые смертные, должны быть и сложные.
- Что Вы сказали? Простите, я не расслышал, - отозвался незнакомец, сидевший, по-прежнему, рядом со мной.
- Если есть простые смертные, должны быть и сложные, - повторил я внятно и добавил: - Как, по-вашему, какие они - сложные смертные?
- Ну что ж, откровенно говоря, со сложными смертными никаких проблем не возникает. А вот простые смертные - категория вымышленная. Возьмите любого из тех, кого Вы называете "простым смертным", да рассмотрите внимательно. Окажется, что он сложнее, намного сложнее, чем кажется на первый взгляд. Он испытывал чувства, которые и не снились всем поэтам и писателям вместе взятым, он видел такие вещи, которые не под силу изобразить не одному художнику, ему одному ведома музыка, которую не способен уловить ни один музыкант. Можете поверить мне на слово, это действительно так.
- Но ведь принято считать, что люди искусства намного тоньше чувствуют мир и изменения в нём. Вот они уж точно "сложные смертные".
- Я этого не отрицаю, но если считать их сложными смертными, то, получается, все остальные смертные - безликая серая масса, неспособная ни к чему, кроме обыденного существования?
Я кивнул:
- Получается, так. По крайней мере, в этом много от правды.
- Что ж, мне придётся с Вами не согласиться. Вы делите мир на талантов, даже гениев, и, в противовес им, простых смертных, посредственностей, не так ли? Но возьмите любого человека. Уверяю Вас, он чувствует и видит мир ничуть не проще всех этих поэтов и художников. Другое дело, что все эти процессы протекают глубоко внутри, не касаясь сознания, поэтому он не уделяет им абсолютно никакого внимания. А если и случится ему поднять глаза на чистое ночное небо, которое в июле так и манит отборными бриллиантами, сапфирами и рубинами, то он сочтёт это всего лишь минутным помутнением, отбросит этот случайный проблеск, эту весточку из глубин собственной души, чтобы вновь вернутся к обыденности. Но это вовсе не отменяет его сложной природы.
- Мне случалось читать книги, в которых авторитетно говорится...
- О человеческой природе? Да, я знаю много таких изданий. Там простой смертный практически приравнен к свинье - животному, способному осознать собственную смерть, но, тем не менее, животному. Вот мой совет: выкиньте из головы все эти теории. Все те книги написали люди, которые лишь в теории знакомы с жизнью. Случись им выйти на улицу, на городскую улицу в час пик - они найдут там только бледные подобия, ускользающие тени тех типов, которых они так живописали в книгах. Это просто слова, написанные на бумаге, и люди, о которых там говорится, тоже существуют лишь на бумаге.
- Но ведь все учёные прибегают к классификации. Без неё наука не возможна...
- А, может, и не надо к ней прибегать? - он улыбался одними глазами.
Этот человек ставил меня в тупик. Я чувствовал себя катастрофически не готовым к подобной дискуссии, кроме того, я запутался, какую точку зрения отстаиваю.
- Но ведь там довольно точно описаны модели поведения, и, в большинстве случаев, они соответствуют реальности, - не сдавался я.
- В большинстве, Вы сами сказали. Но не всегда. Наука холодна и точна. Она даже чувства способна описать скупым и чётким языком. Но, зачастую, люди ведут себя совершенно не так, как им предписывают книги. Вы сейчас скажете, что это лишь исключения, а исключения, как известно, подтверждают правило, не так ли? - он взглянул на меня; в моём взгляде, да что там, у меня на лице было написано крупными буквами, что он вновь прав, и мне вновь нечего ему возразить.
Он продолжал:
- Я знал одну молодую женщину, у которой было всё, для того, чтобы быть счастливой. Любящий муж, чудесные дети, хорошие отношения со всеми родственниками, любимое дело, приносившее, ко всему прочему, прибыль. У неё был дом, о котором она мечтала, вся её жизнь была построена так, как многие не осмеливаются даже вообразить. У неё никогда не проскальзывала в глазах та непонятная тоска, которая так одолевает многих. Она выглядела счастливой и довольной. Вы не понимаете, почему я Вам это рассказываю? Сейчас поймёте. Всё дело в том, что в один чудесный майский день она шла по улице, в руках - букет цветов, на лице - улыбка, в глазах - выражение полнейшей безмятежности. Была суббота, и улица была полна гуляющих. И вот, когда она проходила по мосту, она просто прыгнула в реку, всё с той же улыбкой на лице. Её не смогли спасти. Хотя это, несомненно, было самоубийство, мотивы его останутся навсегда неизвестными. Полиция очень долго расследовала этот случай, но так ничего и не нашла. Никакого тёмного прошлого, психических расстройств, словом, поступок её предстаёт совершенно алогичным. Что тут скажут книги? Думаю, книги вынуждены будут совещаться в углу библиотеки, потому что им необходима новая концепция, вместо прежней, которая при первом же столкновении с реальностью трещит по швам. Я могу привести Вам ещё хоть сотню таких примеров. Последствия некоторых людских поступков оказывались фатальными, другие - просто страшными. Человеческий фактор, скажете Вы. Что ж, только слишком многое списывается на него в последнее время. Похоже, в классификации наметился крен в сторону этого призрачного "человеческого фактора".
- Приведите ещё хоть один пример. Я могу судить о ситуации только с Ваших слов. У меня нет причин сомневаться в Вашей правдивости, но я ведь совсем Вас не знаю. Мы встретились здесь случайно, мы могли не встретиться вообще.
- Хорошо, но позвольте мне ограничиться простым перечислением. Ещё одна женщина намеренно перерезала телефонный кабель, чтобы, когда пришло время вызвать врача для её собственного ребёнка, сослаться на неработающий телефон и ничего не делать. Этот случай, к счастью, не смертелен. И она была психически здорова, если Вы хотите спросить об этом. Другой пример. Двое друзей-альпинистов, не новички, часто совершали восхождения вместе. И вот, когда они штурмовали какую-то третьесортную гору, у одного из них случились проблемы с тросом. Кончилось тем, что, когда он начал падать, его товарищ, лучший друг, практически, брат, не только не подал ему руки, но, напротив, незаметно отвязал своего напарника, так что тот упал и сломал себе очень много костей. Зависть? Нет. Ненависть? Нет, они были лучшими друзьями, они остались друзьями даже после этого страшного эпизода. И, повторяю, я не рассказываю Вам историй о ненормальных, которым место в психиатрических лечебницах. Это всё о простых смертных. Кстати, Вы всё ещё верите, что они существуют?
- Честно? Уже начинаю сомневаться. Я чувствую, что в Ваших словах непременно должен быть какой-то парадокс, какая-то неувязка, которая разрушила бы все ваши доводы, как карточный домик. Но, пока, я не могу уловить слабого места в Ваших рассуждениях. Должен признать, они в высшей степени стройны и логичны. Не знаю, где Вы так хорошо, "на практике", познакомились с человеческой природой...
Краем глаза я увидел табло. За разговором я не заметил, что подошло время вылета. Я встал, готовясь пожать руку своему собеседнику:
- Что ж, подошло время вылета. Нам пора, если не хотим опоздать на самолёт.
Он не шелохнулся. Потом медленно встал и взглянул мне прямо в глаза. От этого взгляда мурашки дружной цепочкой пробежали по телу.
- Хотите совет на прощанье? От чистого сердца? - он мягко и грустно улыбался.
Я кивнул.
- Тогда вот что: берите-ка свои чемоданы и бегите со всех ног домой. Этому самолёту до Египта никогда не долететь.
- Откуда Вы знаете?
- Можете просто мне поверить, я решил спасти Вам жизнь. Вы молоды, и мне понравилось беседовать с Вами.
Он повернулся и направился на регистрацию, оставив меня ошеломлённым.
Через секунду я пришёл в себя и догнал его:
- Подождите, но как же все эти люди, на борту? Вы должны предупредить их, они ведь погибнут!
- Нет, я ничего не скажу. И Вы тоже будете молчать. Вы сейчас пойдёте, возьмёте чемоданы, а потом такси увезёт Вас домой, подальше от смерти.
Я отошёл от него, готовый последовать совету, но что-то вдруг заставило меня оглянуться. Наши глаза вновь встретились:
- А как же Вы? Это что, очередной алогичный поступок сложного смертного?
- Сложного, да. Но кто Вам сказал, что я смертный?