Аннотация: Первый конкурс Призрачной Реальности, 1-е место!
*
Академия никогда не была мне домом. Тюрьмой - да, камерой пыток - тоже да, местом, в которое не хочется возвращаться, - конечно, да. Чем угодно, только не домом. Однако я ощущаю странную тихую радость, когда снова вхожу в эти высокие чугунные ворота, шагаю по мощеной дорожке, смотрю на витражи и вижу, как солнце отражается от белоснежных стен. Шесть лет я жила вне этих стен. Шесть лет, в моем возрасте, - это очень долго, это чуть меньше чем четверть жизни. Это срок, за который воспоминания могут поблекнуть, и даже вовсе стереться из памяти, оставляя место надежде на лучшее. На двери моего нового кабинета написано: 'Ласси Каури, психолог'. Диплом, подтверждающий эту надпись прямо здесь, висит в рамочке на стене. Он еще совсем свежий, пахнет типографской краской и, немного, свободой. Рядом с ним - фото моей университетской группы, дальше пока пусто. Я не надеюсь заполнить голые стены воспоминаниями, я просто пытаюсь понять: как вышло, что я снова оказалась здесь?
Академия с первого взгляда похожа на обычную школу-интернат. Большое старое здание, высокий забор, с территории слышны детские голоса и смех. Я сама здесь училась целых три года, как и всякий у кого есть хотя бы намек на дар. Я даже умудрилась выйти из этих стен в большой мир не слишком явной калекой. Мне удалось выучиться в университете, получить профессию, успела я даже помечтать о светлом будущем. Совсем недолго, конечно. После вручения дипломов Академия получила меня обратно. Официальное письмо с приглашением на работу, в котором написано: 'попытки побегов', 'дети не справляются с нагрузкой', нужна помощь 'специалиста, знакомого со спецификой'. Вранье. Им наплевать на детей. На самом деле все гораздо проще: не в правилах Академии отпускать людей.
Я вернулась в начале осени. Уже неделя прошла, как начались занятия. Ариос встретил меня на вокзале, помог уложить вещи в машину, галантно открыл дверь. Ни сколько он не изменился за шесть лет, даже почти не повзрослел. По дороге он вводит меня в курс дела:
- Там сейчас всего сорок детей. На первом курсе семеро, на втором тринадцать. Остальные, сама понимаешь. Обстановка напряженная, так что работы у тебя будет много. Скучать не придется, - он так же деловит и собран, как я помню. Мы учились с ним вместе. На третьем курсе он был лучшим. Лучшим в теории, лучшим в практике. Он жаждал великой силы, но смог удовольствоваться жалкими крохами дара, данными природой.
- А ты чем сейчас занимаешься? - спрашиваю его.
Он отвечает с гордой улыбкой:
- Я руковожу. У меня уже шестеро в группе, представляешь?
Не вышло из него ни 'разрушителя', ни 'созидателя'. Вышел, как видно, хороший администратор.
- Я за тебя рада, - говорю, потому что вижу, он этого ждет.
- А я за тебя, - улыбается он, но в улыбке нет радости, только усталость.
*
Если на тебе печать дара, ты обречен. В день твоего четырнадцатого дня рождения они придут. Люди из Академии. Твоим родителям расскажут о замечательной школе для таких одаренных ребят, как ты. Покажут бумаги, сертификаты, рекомендации. Твои родители согласятся. Они всегда соглашаются. 'Созидатели' умеют убеждать.
Тебе, конечно же, расскажут правду, точнее ее часть. Скажут, что ты особенный, что станешь, возможно, великим магом, через несколько лет. Они так и говорят: великим магом. Они называют дар - магией. Так больше вероятности, что ты согласишься. Ты соглашаешься. Может, к тому времени уже замечал за собой странности, а если нет - тебя убедит демонстрация. Все, в итоге, оказываются за этими белыми стенами, в этих классах с витражными окнами, за этим высоким забором. Все, в итоге, понимают, насколько реальность далека от сказки.
Чтобы стать великим магом, будем называть это так, ты должен будешь сломаться. Изначально, твой дар слаб и не имеет вектора. Ты - никто. Ты толком не можешь создать ничего, не можешь разрушить. Максимум, что ты можешь до слома - разбить и склеить чашку, зажечь спичку, заживить мелкую царапину. Многие не могут и этого. Слом случается в возрасте с четырнадцати до семнадцати, или не случается никогда, и ты остаешься никем навсегда. Некоторые слом не переживают. Чаще всего это 'разрушители', потому что их дар ярче, сильнее. Иногда, он разрывает носителя изнутри. 'Созидатели' ломаются тихо, порой незаметно даже для себя. Вот ты - пустое место, и вот, в следующий миг, ты уже всемогущ. Все три года учебы в Академии тебя готовят к слому. Ты с первого дня изучаешь дар, его разновидности. Учат тебя и особым вербальным формулам, заклинаниям, чтобы дар направлять в нужное русло. Стихийный дар бесполезен и даже опасен, в отличие от того, что находится под контролем. Объясняют на длинных и нудных лекциях и организационные вопросы: чем занимаются за этими белыми стенами те, чей дар уже проявился в том или ином качестве, чем живут 'разрушители', чем 'созидатели'. Их мир не ограничивается Академией. Ты учишься, запоминаешь, тренируешься, может быть, даже немного усиливаешь свой отзвук дара. И еще, ты постоянно ждешь. Каждый день, каждый час, каждую минуту: когда же, когда? Время идет, ты переходишь на второй курс, на третий. Твои друзья один за другим ломаются. Просто в один миг начинают светиться: красным или золотым, как повезет. В миг волнения, страха, радости, любого эмоционального стресса происходит слом, превращающий их из обычных людей в "знающих". Красный цвет - яростный 'разрушитель', золотой - мудрый 'созидатель'. Они идут дальше, а ты остаешься один. Мы с Ариосом остались вдвоем.
За это я ненавижу Академию. За постоянный надрыв, за ожидание, за напряжение, в котором находишься все три года, до самого выпуска. И при всём этом, ты здесь ничего не решаешь, только надеешься и ждешь, и нет конца твоему ожиданию.
*
Я уже почти шесть месяцев, как снова здесь. В самом конце февраля меня в коридоре останавливает бледная первокурсница, шепчет испуганно: 'Там... бьют...'. Мальчишки дерутся, на то они и мальчишки, тем более в Академии. Я вижу толпу, как только выхожу во двор. Мелькают лица и затылки, слышен гомон и шарканье ног. Драка. Третий курс. Когда же они успокоятся, спрашиваю себя, и сама себе отвечаю: эти - уже никогда.
Говорят, если не сломался до конца третьего курса, значит, уже не сломаешься. Никогда не перейдешь на следующую ступень. В истории Академии было несколько случаев такого позднего слома, и все они не имели счастливого продолжения. Так что, если ты третьекурсник - то либо посредственность, либо находишься под постоянной угрозой страшных мучений, а то и смерти. Все эти ребята - еще совсем дети, им по шестнадцать-семнадцать лет. Все они знают о своей участи, но не мирятся с ней. Все что угодно, думают они, только бы не оказаться за бортом, и значит, готовы рисковать собственными жизнями, лишь бы разбудить дар. Отсюда постоянные драки, нарушение правил, а то и чего похуже. Совет "знающих", что стоит во главе Академии, не обращает на это внимания, ограничиваясь только наблюдением. Это их дело - наблюдение, а я на такое смотреть не могу, поэтому бросаюсь в толпу агрессивных малолетних магов, разнимать драку, которая, кстати, уже закончилась.
Победитель в последний раз пинает поверженного врага в живот, подбирает рюкзак и уходит, окруженный толпой мальчишек и девчонок, галдящих и восхваляющих своего лидера. На секунду я вижу его лицо. В нем нет ничего: ни злобы, ни агрессии, только страшное разочарование: снова не вышло. Победа ему не в радость, и, кажется, что не в радость сама жизнь. Думаю, что не зря третий курс - бессменный рекордсмен по попыткам суицида. Эти дети получили какие-то крохи от того, что могли бы получить. Прямо на их глазах, товарищи по урокам и играм превращаются во всемогущих полубогов, одни из которых способны, всего только словом, разрушить весь мир, а другие, всего только словом, создать его заново. В таких условиях сложно радоваться хоть чему-то.
Подхожу к лежащему на земле мальчику. Третий курс. На окровавленном лице застыла гримаса боли, в глазах невыразимая усталость. Он - пария. На нем срывают зло более сильные однокурсники, и так будет до самого конца. Хорошо, если закончится после Академии. Наверняка, он мечтает об этом, считая дни и часы до выпуска. Рядом с ним на коленях стоит еще один. Первый курс. Имени не знаю, не довелось заглянуть в личное дело, но помню, что все называют его просто Кри.
Кри-добряк. Кри-всегда-готов-помочь. Кри-никогда-никого-не-обидит. Полгода в Академии, а репутация уже гремит. Более очевидного 'созидателя' мне встречать не приходилось. Хотя, у природы на все свои планы.
- Давай-ка ему поможем, - говорю.
Кри успел подлечить мальчишке рану на скуле. Кое-как, конечно, в силу своих скромных возможностей, но я бы и так не смогла. Мы поднимаем беднягу и ведем его в лазарет. Сдаем медсестре с рук на руки.
- Три дня, как выписался, - вздыхает Кри.
- Часто его бьют? - спрашиваю я, хотя и так знаю ответ. Конечно, часто. И Кри кивает, подтверждая мои догадки:
- Постоянно. Я стараюсь помочь. Им всем помочь. Пока не очень хорошо получается, - в его голосе беспокойство.
- Может потом станет проще?
Я - чужой человек, это не странно, что он на меня смотрит с сомнением. Я - старше, потому и недоверие его мне понятно. Я одного понять не могу, откуда в нем столько сострадания. И почему, спустя целых шесть месяцев в Академии, оно все еще с ним.
- Надеюсь, что до третьего курса уже определюсь, - вдруг говорит он. - Не хочу стать, как они.
Я киваю:
- Хочешь чай? И пирог? У меня есть.
- Да, спасибо.
По нему видно, что на мой счет он выводы уже сделал. Не знаю, что он там себе надумал, но в кабинет со мной идет. Пьет чай, и даже немного рассказывает о себе:
- Я жил с бабушкой, когда за мной пришли. Сразу поверил, потому что кое-что уже умел. Бабушке спину немного лечил, как мог. Головную боль снимал. К нам все ее подружки-старушки приходили лечиться. Я уставал, конечно, сильно, но никогда не отказывал. Меня Ариос встретил у подъезда однажды. Поговорили. Он пригласил в Академию. Я согласился. Сейчас бы, конечно, отказался, но назад-то пути нет уже.
- Назад пути нет, - эхом повторяю я.
Не могу на него насмотреться. Кри - очень красивый мальчик. Глаза черные, будто угли, волосы темные, давно не стриженые, вьются мелким бесом, а еще из него, кажется, льется свет. Даже мой кабинет, холодный и сырой, становится уютнее, когда в нем Кри, на минуту перестаю себя чувствовать, как в тюрьме. Этот мальчик - крохотный кусочек свободы. Я немного мечтаю о том, как у него все сбудется.
Мечты мечтами, но не могу удержаться и, когда он уходит, проверяю его место, не осталось ли следов. Нахожу волосок. Не имею на это права, но все же проверяю Кри на вектор, а потом долго сижу, уставившись в одну точку, не замечая, как по щекам текут ручейки слез. Вот тебе и магия. Вот тебе и выбор.
Волосок с головы Кри лежит передо мной. И светится красным.
*
- Как работа? - интересуется Ариос.
- Хорошо, - говорю я, пожимаю плечами.
Март. Мы обедаем в ресторане недалеко от Академии. Инициатива Ариоса, я бы обошлась письменным отчетом. Он теперь мое руководство, от приглашения руководства не отказываются. Он за обе щеки уминает огромный стейк, запивая вином, мне же совсем не хочется есть.
- Как здоровье? - снова спрашивает он. Слышу издевку в его словах, но, возможно, мне кажется. Я к Ариосу отношусь с предубеждением с некоторых пор, сама не знаю почему.
- И здоровье хорошо, - улыбаюсь. Ариос кивает, ему надоело играть словами, пора переходить к делу:
- Что там у вас с этим мальчиком? Кри?
Я знаю, что у Ариоса всюду глаза и уши. Я знаю, что любые мои отношения со студентами не остаются без внимания. Я все это знаю, и знала до этого, но Ариоса ненавижу сейчас. Просто за то, что он произнес это имя.
Мы с Кри - друзья, знаете ли. Мы говорим обо всем, смеемся. Я угощаю его вкусностями, которых в Академии днем с огнем не сыщешь. Иногда он заходит ко мне в кабинет, но большую часть времени мы проводим на крыше главного здания. У Кри там любимое место, и не удивительно: вид с крыши открывается отличный.
- Вот мой дом, - говорит он и показывает на серую блочную девятиэтажку на горизонте. Тушуется на секунду, и поправляется: - Был мой дом, до Академии.
Мне с ним хорошо. Я молчу о результатах теста, тем более что проводить его не имела права. Я надеюсь на то, что тест - ошибка, иногда ведь бывают неверные результаты, или неоднозначные. Я стараюсь не думать о том, каким ярко-красным был свет. Куда уж однозначнее?
- У нас с ним все хорошо, Ариос, - я прячу злость под маской равнодушия. - Он - хороший мальчик.
- Не привязывайся к нему, Каури, - говорит Ариос, и я понимаю - он знает. Знает о шутке, которую с Кри готовится сыграть злая судьба.
- Думаешь, не стоит?
- Мальчик - 'разрушитель', Каури. Знаешь ты это, или нет, но сломается он очень скоро. Ты же успела почувствовать, сколько в нем силы? Это сложно не почувствовать. И он - мой. Хочу его в свою группу.
Вот почему мы не в здании Академии. Там полно хитрых детей, которых так и тянет подслушать, о чем говорят учителя. Там таким разговорам места нет. Ни один из них не должен знать свою судьбу, не должен знать, каким боком повернется к нему его дар, и повернется ли вообще.
- Зачем ты говоришь это мне? - спрашиваю, а сама мечтаю вцепиться Ариосу в надменную бледную физиономию.
- Затем, чтобы ты была осторожнее. Не привязывайся к мальчику, Каури, прошу тебя. Будет лучше, если во время слома он окажется один. Ему не нужны друзья.
- Друзья нужны всем, - так я ответила бы, если бы была чуть смелее. Ариос это знает и смотрит внимательно, но я опускаю глаза, молчу.
- Хорошо, - подытоживает он, - надеюсь, мы друг друга поняли.
И уходит.
*
Кри теперь знает. Я сама все рассказываю ему там же, на крыше. Рассказываю о том, кем он станет, если сломается. Спрашиваю, знает ли он, чем занимаются 'разрушители'. Он знает, конечно же, и тотчас решает не допустить слома. Так можно. Прецеденты были. Слом происходит в момент эмоционального всплеска, значит просто не нужно этого всплеска допустить. Но Кри, при всей его силе, при всей его эмоциональности, может сломаться в любой момент.
- Зачем быть сильным, если можешь причинять только боль? - спрашивает он меня. Я не знаю, что ответить.
Вдруг осознаю, что не знаю даже результатов своего собственного теста. Теперь он уже потерян навсегда, после восемнадцати тест не провести.
Мне нечего ответить Кри, но он и не ждет. Он определился. Он не станет 'разрушителем'.
- Главное теперь, не нервничать, так? - он снова говорит не со мной, но я все же отвечаю:
- Так. Сможешь?
- Ласси, держать эмоции в узде, чтобы не пришлось убивать людей? Как ты думаешь?
- Сможешь, конечно.
Он кивает, прикрывает глаза и тихо-тихо говорит:
- Спасибо!
Мне кажется, я люблю его. Мне кажется, он не совсем человек. Он - покой, уверенность. Он - мальчишка, у которого в глазах боль за всех нас, он - мой свет, моя надежда. Я пойду за ним на край света, и спрыгну за край, если он попросит. На ум мне приходит еще один мальчик, за которым шли люди, и которого они же потом и предали. Вздыхаю. Кри смотрит вдаль, на дом, в котором он жил со своей бабушкой. Жива ли она сейчас? Знает ли, кого вырастила и какая ему уготована участь? Смотрит ли она в окно на шпиль Академии, думая о своем внуке? У меня нет ответов.
- Думаешь, это мой выбор? - на этот раз Кри спрашивает именно меня.
- Только твой, - отвечаю. Лгу, не моргнув глазом, а сама беззвучно молюсь тому, другому. Мне кажется, он поймет, и поможет.
*
- В конце этого учебного года, если вам будет угодно, можете нас покинуть, - говорит мне директор Академии. Он равнодушен. Ему все равно, останусь я, или уйду, а вот Ариос, который тоже здесь, не находит себе места от беспокойства. Он ждет моего ответа вот прямо сейчас, хочет удостовериться, что я больше не буду ему мешать.
- Я приму это к сведению, господин директор, - отвечаю, как можно уважительнее. Вижу, краем глаза, как дергается у Ариоса уголок губ, как хмурит он свои светлые брови. Гадаю, рассказал ли он директору истинную причину своего недовольства.
Ариос - мой ровесник, а вот директору, насколько я знаю, лет сто семьдесят, или около того. "Знающие" живут долго. Он - 'созидатель', говорят, самый сильный из ныне живущих. Говорят, что он мудр и справедлив, но я вижу перед собой только усталого мужчину средних лет, лысеющего, нечисто выбритого, в мятом костюме. Ни мудрости, ни справедливости, только полное безразличие. Может быть, мне с моим недалеким умом не понять истинного величия, а может, и нет его.
Не пойму, почему вместо того, чтобы лечить раненых и оживлять убитых, вместо того, чтобы строить дома, восстанавливать города после катастроф и предотвращать эти самые катастрофы, он сидит здесь, за этим столом и не делает ничего.
- Господин директор, позвольте вопрос? - слышу свой голос.
Он кивает, и я спрашиваю, пока не закончилась смелость:
- Какие у вас планы на Кри?
У него глаза темно-зеленые, как болото, и совершенно пустые. Они фокусируются на мне, а Ариос вздыхает так громко, что, кажется, слышно его и вне кабинета. На минуту, после этого вздоха, воцаряется тишина. Директор смотрит на меня своими пустыми глазами очень долго. Так долго, что я решаю, будто он решил вовсе не отвечать, но он все-таки начинает говорить:
- Вам известна нынешняя ситуация в мире, госпожа Каури? Известно ли вам о конфликтах, которые разворачиваются на востоке, и на западе. И совсем недалеко от наших границ?
- В Академии нет телевидения, но я читаю новости в газетах, - сообщаю ему, не понимая, к чему он ведет.
- Это хорошо, что вы следите за новостями. В этом случае, вы, наверняка знаете, что во всех этих конфликтах гибнут люди. И простые, не отмеченные даром, и выпускники Академий, таких, как наша. И нашей, конечно, тоже. Ваш коллега, - он кивает на Ариоса, - скоро отправится со своей группой в самую гущу одного из таких конфликтов. Естественно, в миротворческих целях. Естественно, чтобы восторжествовала справедливость.
Я не ослышалась? Ариоса отправляют на войну? Куда? Зачем? Причем здесь Кри? Конечно же, Кри еще как причем. Словно читая по моему лицу, директор продолжает говорить:
- Этот ваш Кри обладает таким потенциалом, что его одного можно выставлять против армии. Вы же знаете, одного заклинания мало. 'Разрушитель', творящий его, должен быть очень силен. Юноша, судя по нашим прогнозам, сильнейший 'разрушитель' за последние несколько веков. Только подумайте, как он сможет помочь своей стране. И многим другим.
- Он пойдет убивать? - шепчу я.
- Он пойдет не убивать, моя дорогая, - улыбается директор, - он пойдет истреблять. Рубить жизнь под корень и посыпать землю солью, если понадобится. Он рожден для этого, и это он будет делать.
- Он же не сможет с этим жить...
Я бросаю взгляд на Ариоса в поиске хоть какого-то сочувствия, но натыкаюсь на стену из страха и злобы. Для него Кри - просто шанс. Ариосу слишком дорого достался его успех, кажется, он обменял на него свою человечность.
- Ему вовсе не нужно жить с этим, - как сквозь вату слышу голос директора, - выполнив свою миссию, он будет волен умереть.
*
В панике собираю вещи. Одежда летит в чемодан, благо у меня ее не так много. Диплом, бумаги, записи, всё туда же. Хотелось бежать налегке и, как можно скорее, но дальше мне тоже как-то нужно будет жить. Ничего не вижу из-за застилающих глаза слез, медлить нельзя. Я ухожу. Не в конце года, не через месяц, а прямо сейчас. Пусть попробуют меня остановить. Я - никто, я не могу противостоять Академии. Они сожрут меня, сломают, сомнут и выкинут, как делают это с десятками и сотнями таких же, как я, пустых мест. Мы все ничего не стоим, мы - просто пешки. Я знала все и раньше, точнее догадывалась. Вот мне сказали прямо, каждый из нас, не важно, знающий он или нет, не более чем инструмент в руках Совета, в руках тех, кто стоит у власти. Я - пустое место, но не могу молча наблюдать за тем, как они ломают Кри, заставляя его обращать свой дар в боль и смерть, и потому трусливо сбегаю, если честно, даже не собираясь прощаться.
В дверь стучат. Знаю, кто это, но открывать не собираюсь. Если понадобится - вылезу в окно, только бы не встречаться с ним. Я его предаю, оставляю на растерзание, и не хочу видеть в его глазах милосердное понимание и прощение. Не достойна. Пусть он меня ненавидит.
- Я знаю, что ты там, - раздается из-за двери.
Замираю.
- Ласси, поговори со мной, - просит Кри, - пожалуйста.
Вещи уже собраны. Все уместилось в один чемодан, вполне подъемный. Бросаю взгляд на окно: первый этаж - не высоко. Глупо как-то, через окно бежать. Иду открывать дверь.
- Думал, ты меня бросишь, - с облегчением говорит Кри.
- Правильно думал, извини. Мне нужно уходить.
Он молчит, его губы дрожат. Смотрит на меня, словно я ему сердце вырываю и, наверное, так оно и есть. Задним умом все еще понимаю, что нельзя мне его волновать, но дороги назад уже нет. Я ничего не изменю. Если понадобится, Совет отдаст распоряжение, и Кри будут пытать, пока он не сломается.
- Я ухожу, Кри. Мы хорошо проводили время, мечтали, но теперь хватит. Пора возвращаться в реальный мир. У меня своя задача, у тебя своя, - стараюсь говорить спокойно, даже деловито, как с ребенком.
- Это предательство, - произносит он каким-то незнакомым скрипучим голосом.
- Называй, как хочешь...
Никогда не присутствовала при сломе, удавалось этого избежать, поэтому не сразу понимаю, что происходит. Лицо Кри на мгновение кривится, на нем проступает страх, детская беспомощность и, как больно видеть это, обида. Он отступает на шаг, всхлипывает, и я почти могу разобрать едва слышное:
- Не хочу...
Началось. Его кожа светится красным, как раскаленный металл, и свет этот с каждым мигом становится ярче и ярче, пока не заполняет все вокруг. Это уже не Кри передо мной. Это - 'разрушитель', которого я оскорбила, обидела, предала. И этот 'разрушитель' в ярости.
- Я верил тебе, - кричит он и его слова звучат, как набат.
Воздух раскаляется. Еще немного и я сама сгорю в этом жаре.
- Я верил тебе, а ты меня предала, - он подходит ближе.
Стены и пол дрожат, словно во время землетрясения. Дальше по коридору я слышу удивленные и испуганные возгласы, звук удаляющихся шагов. Они бегут, и я бы убежала, не стой между мной и свободой разъяренный Кри. Звон стекла - это окна не выдержали. Срежет - это неведомая сила вырывает двери из проемов.
- Ненавижу тебя, - цедит он сквозь зубы. Меня тащит по коридору и, за секунду до того, как мой разум погружается во тьму, я вижу... он плачет.
*
Я прихожу в себя и первая моя мысль о Кри, и потом только, о том, что мне больно. Я трогаю лицо, и пальцы окрашиваются алым. Осматриваюсь. Коридор, к которому я так привыкла за последние месяцы, не узнать. Двери в классные комнаты выбиты или вырваны, вместе с коробками, пол усыпан обломками, стены, все в щербинах содранной краски, кое-где проломлены насквозь. Через одну такую дыру я вижу, как на улице идет дождь. Весна.
Я сижу, привалившись к стене, прямо там, куда меня отбросил меня Кри. Больше рядом никого не видно, так что пытаюсь утешиться тем, что пока я отвлекала его, остальные успели сбежать. Хоть какая-то польза от меня, если так. Нужно вставать. Кое-как переваливаюсь на бок, становлюсь на четвереньки и пытаюсь встать. Получается не с первого раза. Пока встаю, инспектирую свое состояние: два или три ребра сломано, кажется выбито плечо, ноги в порядке, если не считать огромной щепки засевшей в икре. Даже вынимать ее не хочется, а то все здесь залью кровью. Ее и так из ссадины на лбу вытекло маленькое море. Идти могу, не быстро и только держась за стену, но могу. Это удивительно, но мне не так плохо, как могло бы быть. На самом деле, с каждым шагом, по мере того, как в моем немного затуманенном разуме формируется идея, мне становится все лучше и лучше. Может быть не физически, но морально - это точно.
Я ищу Кри. Не знаю, здесь ли он, или, может, "знающие" его уже забрали, сколько прошло времени с момента его слома, захочет ли он меня слушать или просто еще раз приложит о стену. А если и выслушает, то поверит ли? Я не могу ответить на этот вопрос, но продолжаю идти по коридору, заглядывать в классы и искать моего друга. Знает ли он, что я все еще его друг? И друг ли я ему? Я не могу думать, я не знаю, что скажу ему, когда увижу, но все равно ищу его. И нахожу. Нахожу не сразу, а к тому моменту, когда почти выбиваюсь из сил. Лестницы в моем нынешнем состоянии - это не лучшая идея, но я преодолеваю их все, до самого верха, и выхожу на крышу. Кри там, на своем любимом месте, сидит, привалившись спиной к вентиляционной трубе. У него закрыты глаза, лицо перепачкано пылью, и кровью. Я останавливаюсь в десяти шагах от того места, где он сидит, инстинкт самосохранения никто не отменял и я изо всех сил надеюсь, что он хотя бы не сбросит меня с крыши.
- Кри, - зову тихонечко. Голос у меня тоненький, испуганный и противно-заискивающий. - Кри, можно мне сказать?
Он не открывает глаз, не поворачивает голову, только сжимает и разжимает кулаки. Мне очень страшно.
- Кри, это моя вина, - пробую я еще раз. - Я испугалась. Я не оправдываюсь, не думай. Ты не плохой. Это все - моя вина.
- И моя, тоже, - говорит он хрипло. Смотрит на меня, и я вижу в его глазах такую боль, что все мои раны вдруг перестают мне казаться хоть сколько-нибудь достойными внимания.
- Ты не виноват, Кри, - я делаю шажок вперед, подбираюсь ближе, а у самой дрожь по всему телу. Я боюсь его. - Ты не виноват. Это мы виноваты. Я и Ариос, и Академия, и Совет. Больше всего, конечно, я. Я тебя предала, Кри.
Он смотрит на меня, не моргая, не отрывая взгляда, не шевелясь. Хотя нет, я вижу - он шевелит губами, говорит что-то совсем беззвучно, я не слышу ни слова, а по губам читать не умею. Делаю еще шаг вперед, и еще один, а потом Кри встает. Стремительным рывком поднимается на ноги и я, даже не успев испугаться, вдруг понимаю, что смотрит он уже не на меня, а куда-то мне за спину. Оборачиваюсь. Ариос. С ним еще пятеро из его группы. Ни с кем не знакома, но знаю - все они 'разрушители'.
- Здравствуй, Кри, - приветливо кивает ему Ариос.
Мне здесь не место, при этом разговоре, если он перерастет в драку, мне не выжить. Я знаю это и все равно остаюсь стоять между ними и Кри. Воздух сгущается вокруг нас, несмотря на то, что вне крыши все еще идет дождь, вдруг становится очень сухо и очень жарко.
- Хорошая работа, Кри, - продолжает Ариос. Он - сама доброжелательность, улыбка, открытые ладони. - Видишь, как у тебя замечательно все получается? Разве это не упоительно, чувствовать всю эту силу? Чувствовать, что мы можешь все, что твоей душе угодно. И никто тебе не указ.
Я не выдерживаю и хмыкаю. Нервы, наверное. Уж кому-кому, а Ариосу не дано знать, что это за сила. Он, в свое время так и не сломался. Оказался одинаково не способен ни к созиданию, ни к разрушению. Так и остался, на долгие десятки лет своей пропитанной интригами жизни, обыкновенной посредственностью. В ответ на мой смешок получаю уничижительный взгляд и, в который раз, радуюсь тому, что Ариос - никто. Такие люди, как он, не должны получать силу. Хорошего от этого не будет ничего, и никому.
- Мне никто не указ? - хмурится Кри. Он наклоняет голову, переводя озадаченный взгляд с Ариоса на меня, с меня на каждого из 'разрушителей'. Время и мне вступать. Я уже многого не исправлю, но могу хотя бы попытаться.
- Никто не указ, - своим тоненьким испуганным голоском говорю ему. - Никто не решает, кем тебе быть и, что тебе делать, Кри. Никто тебя не сможет заставить. Прости меня, мальчик, за то, что я тебя обманула.
Кри смотрит на меня с малой толикой любопытства, как на забавное насекомое. Я понимаю, что несу пафосный бред. Понимаю, что права не имею давать ему советы, зато он имеет полное право меня не слушать. Неожиданно мне 'помогает' Ариос:
- Заткнись, - шипит он. - Заткнись, пока я тебя не заткнул.
Взгляд Кри мечется между нами и останавливается на мне. Он медленно кивает, словно говоря: 'Продолжай!'.
- Не слушай ее Кри, она же просто человек. Откуда ей знать?
- Молчи, - шепчет Кри, и Ариос замолкает. По его испуганному лицу видно, что делает он это не по своей воле.
- Кри, перестань, - говорю я. - Не делай этого. Не будь тем, кем они тебя хотят видеть. Это твой выбор и только твой. Давай, Кри, вспомни, кем ты хотел стать. Разве так ты хотел жить? Ты никого не должен слушать!
Кри устало кивает, на секунду прикрывает глаза, и за моей спиной Ариос заходится надрывным кашлем, слышна грязная брань, и:
- Заткните её!
Это он обо мне.
Я не поворачиваюсь, я знаю, что и в спину ударить они могут совершенно легко. Кто я им? Наемный работник, челядь, просто человек, но это мне не важно. Я понимаю, что, уже выходя на эту крышу, знала, чем именно все кончится, и даже когда-то успела с этим смириться. Спасти Кри, вот то, что я должна сделать перед тем, как умру.
*
Я смотрю ему в глаза и пытаюсь вложить в этот взгляд всю мою любовь к нему, и к этому миру в целом. Я в последний момент одним только взглядом пытаюсь вымолить у него прощение. Чувствую толчок в спину и понимаю, что ноги меня больше не держат. Не могу двинуться, не могу даже руки подставить и падаю, утыкаясь лицом в горячую крышу. Мне плохо видно, что происходит вокруг, и поменять положение я тоже не могу. Остается только неподвижно лежать и надеяться на лучшее. Это не намного милосерднее, чем смерть. Смерть будет позже, в этом я уверена. Мне не простят вмешательства в дела Совета. Слышу голос Кри:
- Что вы с ней сделали?
- О, она просто обездвижена. Пока что, - отвечает Ариос и понимаю, что снова подвела своего друга. Они используют меня, как орудие, чтобы заставить Кри действовать так, как нужно им. Ариос понял то, что никак не могла понять я. Как бы это не выражалось, Кри не защищается, он защищает. В данный момент, он будет защищать меня, и попадется на их удочку, а не смогу этому помешать.
- Тебе пора понять, Кри, что не все и не всегда получается так, как тебе хочется. Ты хотел созидать, а природа решила, что ты - 'разрушитель'. Ты доверился ей, - пинок в сломанные ребра я прекрасно чувствую, - а она тебя предала. Ты хочешь избавиться от меня, но сделать это можешь, только поступив так, как я хочу, чтобы ты поступил. В это вся суть, Кри. Ты не свободен. Никто не свободен. Смирись, это сильнее тебя. Это сильнее любого из нас. Просто прими это.
Кри молчит. Я знаю, что он обдумывает слова Ариоса и, возможно, его мятущийся разум уже видит призрак логики в этой бессовестной лжи. Я не могу плакать, и даже злиться у меня не остается сил. Не остается даже надежды, я почти отчаиваюсь, когда слышу, голос Кри. Он говорит: