Когда основная (не афишируемая, заграничная) деятельность Марка Ксаверьевича Фишера была закончена, а возраст ещё позволял трудиться на благо горячо любимой Родины - России, ему сделали предложение, от которого просто невозможно было отказаться. Он был принят в *** институт преподавателем кафедры философии. За недолгие три года новой работы, полковник в отставке получил штаны с полосочкой, золотые погоны генерал-майора, защитил кандидатскую, а потом и докторскую диссертации. А по достижении необходимого возраста вышел на пенсию. На личном фронте он тоже немало преуспел, женившись на оставшейся не у дел преподавательнице научного коммунизма, Марье Степановне, теперь тоже Фишер. Проводя один из летних сезонов в Тульской губернии, пара присмотрела пустующий маленький домик с водопроводом, газом, русской печкой и многими другими необходимыми благами сельской цивилизации. Дом стоил смешные, по меркам Марка Фишера, деньги и был куплен молодожёнами в том же сезоне. Не сговариваясь, решили перебраться из московской старинной квартиры поближе к земле, завести огород, привести в порядок три яблони, кусты крыжовника и купить козу. Аборигены Больших Ям, а именно в этом населённом пункте обосновались философы, проявляли нездоровый интерес к понаехавшим москвичам, но не долго, недели две, а потом свыклись с дачниками, обращались к ним за ссудой в трудные времена и почти никогда не знали отказу.
В один из июньских вечеров запыхавшийся почтальон (ну пусть будет Каминов) протянул Марку Ксаверьевичу большой пакет шершавой бумаги с пятью сургучными гербовыми печатями и гроссбух для росписи в получении сего "заказнога" письма. Пробормотал нечто вроде: "Моё почтение, товарищ генерал", - и растаял в дорожной пыли, позвякивая плохо прикрученными частями своего велосипеда. После и вследствие этого, в избушке началось некоторое движение. Приготовление деревенской еды, заполнение водой посредством шланга котла и пятисот литровой бочки в баньке, растопка банной печи. Извлечение из подвала разносолов и некоторой бутылки с настойкой на черноплодной рябине. Мария Степановна продолжила суетиться по дому, а отставной профессор, надев жилетку и обувшись в светлые легкие туфли, неспешным шагом направился на остановку пригородного автобуса от Тулы до Малых Ям. Тут следует сказать пару слов о внешнем виде Марка Фишера. Это был невысокий, крепенький человек, с округлым, скорее приятным лицом, на котором синели жёсткие, нарушающие общее обаяние глаза.
ПАЗик прибыл вовремя. Из двери его вышел единственный пассажир, высокий брюнет среднего возраста в клетчатой рубашке и сизых, почти белых, джинсах. В руках его образовался чемодан на колёсиках с выдвижной ручкой. Генерал представился брюнету, поздоровался с ним за руку, указал направление на домик и они двинулись, негромко перебрасываясь словами, отчего разобрать тему их беседы было невозможно.
Как позже выяснилось, что приезжего звали Александр Смердов. Он был журналистом областного телевидения и приехал собирать материал о сельской жизни в наше непростое время.
Когда мимо окон лениво проходило деревенское стадо коров и овец, когда пастух, так же лениво, хлопал конским хвостом своего кнута, когда в ожидании вечера лиловело небо, после баньки, за ужином, происходил следующий разговор:
- Затолкали десять тысяч евро, и Толстяк помер от переедания в страшных судорогах. Как запихнуть деньги в мафиози?
- Мафиози можно напоить, усыпить, оглушить, короче, в бесчувственное тело и, наконец, в труп. А попробуйте настоечку, жена делает по семейному рецепту, с дорожки, чтоб спалось крепче. А теперь картошечки с салом. Прошлой зимой кололи годовика, сало на пять пальцев, так и тает во рту.
- Это превосходно, никогда бы не поверил, что свиной жир - так вкусно. Хорошо, что моя жена не видит. Она за ЗОЖ и, по-моему, попала в какую-то веганскую секту.
- А вы привозите её сюда, когда снова соберётесь...
- Нет уж, лучше вы к нам.
- Итак, о напоении мафиози до полного бесчувствия. Вино какой страны предпочитал Скруджио об ту пору суток, когда с ним случилось несчастье?
- Это не секрет, толстяк пил только limoncello. Чтобы окосеть, надо выдуть не менее восьми шортов. Без сала и картофеля на закуску.
- Тогда предлагаю ещё по пятьдесят грамм черноплодной, за лимонную, итальянскую. И селёдочку с лучком и картошечкой... И кто бы смог перепить покойного из тех, с кем бы он сел пить за один стол?
- Красавчик. Этот пьёт, скузи ми, как вы плескаете на каменку воду из ковшика. От выпивки только краснеет его лицо, а опьянения незаметно вовсе.
Присутствующая за ужином хозяйка в беседе не участвовала, она следила за тем, чтобы у гостя не пустовала тарелка и стопка. Подкладывала и подливала, успевая и сама принять участие в ужине.
- Он, Красавчик, был опечален странной смертью своего дальнего родственника и объявил вендетту. Но кому - неизвестно. И был ли как-то связан с этим делом Гроссо - тоже неизвестно.
- А это - маринованный красный помидорчик из своей теплицы. Надо прокусить и выпить содержимое, как вампир. Неужели в двадцать первом веке всё ещё существует обычай кровной мести?
- Не просто существует, им иногда пользуются, как прикрытием для решения экономических проблем. Это просто чудесно, не знал, что такое можно изготовить из томатов. Например, Толстяка могли банально заказать, а уж вендетта, это так, для объяснения причин убийства, чтоб не искали заказчиков.
- А какого рода бизнес процветает на Сицилии? Курортное место, наверное?
- Да, много заведений для отдыха и поправления здоровья.
- Ага, итальянская здравница.
- Не только, ещё и отличное сельское хозяйство, есть промышленность.
- И здравница, и житница, и кузница, а на развалинах часовни...
- В Палермо нет никаких развалин, развалины - в Риме. Но расскажите, как вы себе представляете картину убийства?
- Примерно так. В назначенный час Красавчик тайно прибывает к Толстяку. Погрузившись в меланхолию, они беседуют о погоде, о превратностях климата, о Джузеппе Бальзамо, об убийстве несчастного родственника, постепенно утоляя свою жажду лимончелло. На каком-то этапе расслабившийся Скруджио отключается. Тут наш коварный мститель вынимает из своей сумки денежки и начинает скармливать их впоследствии покойному. И кормит до тех пор, пока вся сумма не утрамбовывается в пищеварительном тракте Толстяка. Без шуму, без пыли. После чего, забрав с собою посуду с отпечатками пальцев, злочинец растворяется в ослепительно красивом закате, на фоне жёлтого песчаного пляжа, плавно переходящего в винноцветное море и далее нежной дымкой сливающегося с тёмно красным небом.
- В вас погибает модный литератор. Я сейчас душой слетал на мгновение в Палермо, спасибо. Но, вот какая досада. Во-первых, все деньги были из сейфа Гроссо, а во-вторых, медицинский эксперт дал заключение о том, что в крови бедолаги Скруджио избытка алкоголя не обнаружено, отнюдь.
Ночь укрывала засыпающую деревню бархатным одеялом, усыпанным серебром звёзд. Корреспондент, проснувшись около девяти, отправился в соседнюю деревню Малые Ямы. Никому не сообщив ни о цели путешествия, ни о времени, на которое он решил посетить с неофициальным визитом сей славный населённый пункт. Известно, что вошёл он в Малые Ямы с северо-запада. Спустя семь часов, к домику "Фишера в отставке" снова подрулил давешний почтальон Каминов. Он нашептал что-то на ухо генералу от философии и позвенел дальше своим велосипедом по пыльному просёлку. После чего Марк Ксаверьевич потребовал от жены мундир, отвергнув приличный твидовый пиджак, и ушёл в гараж, приводить в боевое состояние своего верного "Буцефала" - LAND ROVER DISCOVERY. И вот, сверкая многочисленными наградами и позвякивая ими же при неловких движениях, разместившись за рулём автомобиля, хозяин надавил на педаль газа и пустился в вояж, в ту же самую деревню Малые Ямы, где бесследно исчез корреспондент областного телевидения. А ещё через десять минут, участковый уполномоченный Фёдор Иванович А*** подсаживал в генеральскую машину бледного, держащегося за голову правой рукой, охающего Александра, непрерывно извиняясь и сокрушаясь. Встав на вытяжку и отдавая честь зелёной иномарке, этот же Фёдор Иванович, жалко улыбаясь, говорил в направлении предполагаемого философа:
- Непременно приезжайте. Такой человек, такой человек, увидите, как её все любили и уважали.
О том, как дошёл до этого печального состояния Александр Смердов, кого уважали все, куда и зачем непременно надо было приехать, выяснилось спустя час, за очередным ужином, из рассказа пострадавшего журналиста.
- В деревне я решил разыскать председателя местного кооператива, но он непрерывно перемещался по округе на каком - то ржавом драндулете под названием "Козлик" в заботах о заготовке кормов. Поняв, что это дело безнадежное, я стал расспрашивать местных жителей по интересующему меня вопросу. Но, при первых словах они убегали от меня, как от прокажённого. Возле магазина группа крестьян неопределенного возраста обратилась ко мне с предложением принять участие в небольшом празднике (хряпнуть по маленькой), от которого я отказался. Случайно мне повезло и я набрёл на школу. Толпа малолетних детишек пронеслась мимо меня с фантастической скоростью, едва не сбив с ног. А учителя, внимательно выслушав мои вопросы, не ответили ни на один, лишь боязливо улыбались и пожимали плечами. Ничего не добившись, я пошёл, не разбирая дороги, в самом печальном настроении, пока не повстречался со старичком, который представился дедом Варфоломеем. Этот милейший человек добродушно стал развлекать меня беседой, до тех пор, пока не почувствовал я удар по затылку. Очнулся на пропыленном диване в кабинете участкового уполномоченного Фёдора Ивановича А***. Он рассказал, что доставили меня в участок дед Варфоломей и бабка Феодосия (которая и нанесла сокрушительный удар оглоблей), по причине подозрения в "шпионстве", так как расспрашивал и болтался я по деревне в самый сенокос. Фёдор Иванович приложил к шишке на моём затылке грелку со льдом, налил стопочку для поправки здоровья и послал в Большие Ямы почтальона Каминова. Ну, а дальше всё было уже при вас.
- А не могли и Скруджио вот так оглушить колышком по головушке ну, например, секретные сотрудники Римской вселенской церкви? Он ведь обнёс казну Ватикана, если мне не изменяет память, на ** миллионов евро. Верные папские швейцарцы, ну не в парадной полосатой форме от Леонардо, конечно, а переодетые по такому случаю в гражданское, треснули Толстяка обухом алебарды по кумполу и попотчевали его страдальца банкнотами, пока не поняли, что он сыт по горло. А потом, вернулись в Собор Святого Петра, снова заняли свои места у престола наместника божьего на земле и принялись охранять его с чувством хорошо исполненного долга. Не помню, были ли сообщения о награждении гвардейцев за последнее время, да и станут ли сообщать о таких награждениях?
Тут Мария Степановна поставила на стол запечённую на углях русской печки курицу, коричневую, в кольцах золотистого лука и дольках румяных душистых яблок.
- Вот, попробуйте. Не утка по - пекински, но всё-таки.
Далее, минут пять, ужин продолжался в полнейшем безмолвии.
- А куда так настойчиво звал нас глубокоуважаемый Фёдор Иванович?
- Видите ли, умерла старейшая учительница в деревне. На завтра назначено отпевание в церкви, похороны и поминки. Вот нас и пригласили. Отказывать нельзя, а то и на наши поминки не придут.
И снова короткая летняя ночь опустилась на засыпающую деревню, откладывая все дела на близкое утро. Утихли петухи и собаки, разошлись по домам самые влюблённые парочки. Даже ночные сторожа, страдающие бессонницей пенсионеры, приспособились на своих лежаках в сторожках. Уснуло всё, прервав до завтра самые неотложные дела, разве вот роженицы да фельдшера-акушеры не откладывали ничего и продолжали...
Поутру, хозяйка нарезала белых садовых роз и завернула их в плотную обёрточную бумагу. Генерал всё-таки надел свой английский твидовый пиджак, а журналист сменил джинсы на брюки оливкового цвета. Позавтракали гречневой кашей с куриными шкварками, которой в детстве кормила Александра его житомирская бабушка.
- Что касается вчерашней версии о швейцарской гвардии его святейшества, то на теле Толстяка не обнаружено следов насилия, в том числе и шишки на затылке.
- Кстати, а как ваш затылок, Александр?
- Благодарю, гораздо лучше, правда, спать на спине совершенно невыносимо.
Местная церковь Спаса Нерукотворного располагалась на отшибе от обеих деревень при заросшем могучими тополями и соснами кладбище. Народ стекался к ней тонкими ручейками в основном пешком, но у входа на кладбище стоял автобус, привезший с десяток стариков и старушек. Немногочисленные машины сбились в стайку, припаркованные под стеной выбеленного до ослепительности храма. Единственная глава Дома Божьего завершалась синей луковицей, такой же луковкой, только меньше, завершалась и колокольня, стоящая рядом. Луковки сливались с июньским небосводом и кресты как - бы парили в воздухе над кладбищем и немногочисленной толпой. В полумраке и церковной тишине, в центре помещения, на небольшой лавке, стоял гроб. Откуда-то послышался низкий мужской голос, тихо произнёсший:
- Инфаркт микарда. Вот такой рубец...
Щуплый, молодой батюшка, внимательно осмотрел шушукающуюся паству и приятным баритоном начал выводить слова положенной по случаю молитвы. Народ притих. Зажигали свечки, молча клали цветы в гроб.
- Удобно ли мне тут?- спросил Смердин тихо.
- Нет ни эллина, ни иудея пред Господом. И потом, мы пришли отдать почести учительнице, а не углублять раскол между вселенскими церквями.
Недолгая служба окончилась, гроб вынесли, опустили в приготовленное место, забросали землёй и установили большой деревянный крест с надписью: "Яшкина Лукерья Тимофеевна". Увидев это, журналист обернулся к философу:
- Ещё одну версию закопали на наших глазах.
- А вы что же, подозревали восьмидесятилетнюю старушку, хронически больную ишемической болезнью и стенокардией? Да уж, куда нашим авторам, вот ваша фантазия поистине безгранична.
- Пора мне возвращаться домой, так сказать, не солоно хлебавши...
Глава вторая.
Last supper
Когда в аэропорту Пунта-Рейзи приземлился Боинг 737 компании Alitalia, стройный брюнет в джинсах и клетчатой рубашке двинулся к выходу прибывающих, держа в руке плакатик с надписью "Mark Rybakov". Но, увидев плотного, невысокого мужчину в дорогущем твидовом пиджаке, с круглым, обаятельным лицом и синими, стальными глазами, Алессандро Контадино (а это был именно он) широко улыбнулся, и, раскинув объятья, отправился навстречу.
- Бани, увы, нет. Но ванна и душ ждут вас в моей квартире. Позднее, ужин. Ничего особенного - сибас, паста карбонаре и кампаре.
Полицейская машина оставила позади мотоциклетную стоянку, несколько развязок и летела по шоссе вдоль берега моря. Солнце изобразило на его глади широкую световую дорогу. Мимо проскакивали посёлки и деревушки, которых становилось всё больше и больше, пока они не слились в одно целое предместье Палермо.
Автомобиль скрипнул тормозами у двухэтажного дома на Via del arsenale, 44.
- Здесь возле работы и живу, лучший вид во всём городе, оцените, - поднимаясь в квартиру, произнёс комиссар.
- Вижу, вижу. Вечером здесь, наверное, особенно роскошно. Море, порт, яхты и флотели?
- Немного шумно, но окна пластиковые и если закрыть, то тишина, как в Больших Ямах. Ванна в конце коридора направо, к ужину я вас приглашу, располагайтесь и отдыхайте, Марк Ксаверьевич.
Когда вечернее солнце топило свои лучи в тёплом море, когда в городе начиналась активная ночная жизнь, когда наступала та благодатная пора сумерек, в которую только и хочется жить, в нежно-зелёной гостиной комиссара приступали к ужину. После первого тоста за здоровье, потекла неспешная застольная беседа, прерываемая куском рыбьего мяса или макаронного теста с пряным соусом.
- А вы не допускаете политической составляющей этого преступления?
- То есть?
- Известно, что мафия по всей Италии противостояла движению Бенито Муссолини, когда он уже перешёл из стана коммунистов в стан корпоративистов и украсил это движение фасциями с топориком. Может быть, их современные последователи истребляют видных мафиози в политических целях? Так сказать, террор.
- Это интересно, я не задумывался об этом. Развивайте вашу мысль.
- Неофашисты могли бы выделить из своей среды девушку нетяжёлого поведения, которая пришла ублажать Гроссо. Она, во время приватного танца, подсыпала ему в лимончелло некого средства (достаточно одной таблетки), от которого Толстяк впал в ограниченную сонную кому. И вот тогда, девица сама или в компании своих геноссе, наполняет Скруджио финансами, как американский бизнес Форт - Нокс. А чтобы запутать всех окончательно, подбрасывают известную записку. Тут возможно мистическое... Убийство смахивает на ритуальное жертвоприношение тайного общества Туле. Кстати, и отсылка к Туле. Тут вам и тамплиеры, и иллюминаты, и вообще, масоны всех цветов, градусов и оттенков. Так что берсальеры, берсальеры. Не допускаете? А что касается снотворного, то современная химия производит такие препараты, что через секунды невозможно распознать их применение.
- Что ж, очень реальная версия...Но, вот что мне рассказали сотрудники нашего отдела экономических преступлений. Одна из фирм, контролируемая людьми Толстяка, посулила школе из деревни Малые Ямы небольшой грант на покупку компьютеров. Другая компания, как вы сами понимаете, тоже контролируемая не стану говорить кем, подряжается поставить эти самые компьютеры по самой выгодной цене. В назначенное время первая фирма в переводе средств отказывает и самоликвидируется. Школа за срыв контракта оказывается в долгах, как в шелках. Престарелый директор школы от такой эпидерсии оказывается в районной больнице с сердечным приступом...
- И как вы связываете это жульничество с гибелью крёстного отца?
- Мне кажется, что выпускники Малоямской школы Петров и Васечкин могли приехать на экскурсию в наши палестины, полюбоваться на палермские соборы, искупаться в море, позагорать на пляже, выпить кьянти, закусив копчёными угрями. А под покровом короткой средиземноморской ночи посетить дом несчастного Скруджио. Там эти два туриста вежливо убедили своего собеседника в его неправоте по финансовым вопросам и окончательно решили с ним продовольственный вопрос. После этого, доехали на одиноком такси до известного аэропорта и отбыли в неизвестном направлении.
Марк Ксаверьевич сложил столовые приборы, положил сверху крахмальную салфетку, встал из-за стола и ответил:
- Вы официально выдвигаете обвинения?
- Присядьте, il mio generale. Да, я знаю кто прикастрюлил этого бандита, да я сумел бы доказать своё обвинение в любом суде, но мне уже неважно кто и как отправил его в ад, где ему самое место. Раз моё государство не справляется, я не желаю искать того, кто всего лишь совершил правосудие. Это тот самый случай, когда преступник вызывает у меня большее сочувствие, нежели жертва.