Что это? Мир? Кому он нужен? Почему он настолько ярок? Красочен до невозможности разобрать рисунок. Глаза болят от света. Хочется зажмуриться, но почему мир проникает даже за плотно сжатые веки? От этого дикого ощущения хочется закричать, потерять голос и скулить, сжавшись у холодной кирпичной стены. Чувствовать оголенной спиной как мир впивается в тело миллионами своих частиц. Как по венам струится инородная жидкость, проникая в разум, сдвигает смысл, расширяет понимание. В, давно сломанных, наушниках, что до сих пор валяются рядом в пыли, начинает отбивать сердечный ритм. Светомузыка раскаленных нервов, звуки собственного стона, что срывается с губ и продолжает звучать где-то в небесах, дыхание, как следствие работы изуродованных легких. Все начинает прояснять в, слабо подрагивающем, теле музыку души. А мерное движение сердца, как ласковой рукой, обнимает, плавно ускользающий, рассудок. Тихий ветер нашептывает слова, складывающиеся в цепочку иероглифов.
Вдруг красочную идиллию разрывает и выворачивает наизнанку громкая трель. Что это? Она не замолкает. Врезается ножами в подсознание, оставляя глубокие раны. Под рукой что-то хрустнуло и замолчало. Вновь осталась лишь музыка души. Но и её уже слушать нет сил. Вновь что-то начало вплетаться в музыку искажая её до неузнаваемости. Все громче и громче с каждой секундой, которая вдруг приняла форму, стала отличаться от своей предшественницы новой красотой. Люди и их лица, не могут соперничать с этим красочным естеством времени. Пускай теперь оно мое одеяло, пускай лечит неизлечимые, казалось, раны, дает возможность укрыться от холода, что как раковые клетки все продолжает расползаться по телу, заражая все новые и новые площади.
А звук все приближается, теперь он стал почти неразличим, все ранее завораживающие его очертания слились в жестоко громкий звук, заполняющий все естество. И это еще не конец. Даже прижавшись к стене, ища у неё защиты, разбивая затылок в кровь, не получается уйти от этого. Холодная, бездушная она не способна спасти, она ни на что не способна кроме как обрушиться и распасться на миллиарды камней и их осколков. Зачем я здесь?
А звук все нарастал. И в тот момент, когда казалось, что мой голос слился с этим звуком, произошедшее разбило меня, как и те серые капли, что врезались в мое тело, вылетев из-под черных колес, что проплыли мимо и, медленно вращаясь, улетели дальше, погребая под собой все новые серые капли дождя.
Теперь уже, казавшийся музыкальным, ветер причиняет практически невыносимую боль. Ранее, так легко отзывающееся на звук души, тело, теперь дрожит, не слыша ни музыки, ни того, что она сделала с миром. Та боль, что сидела взаперти, выжидая своего момента, наконец, вырвалась, наружу окрашивая цветной мир в ярко-красный, выманивая на свет под веками, черную мглу естества человеческого. Как смешно осознавать собственную ничтожность, нечеловечность. Лежать там, где никому до тебя нет дела. Мечтать о несбыточном. Любить нереальное. Признавать все, что о тебе думают и говорят. Впиваться в умы прохожих, что не замечают всей боли, что скрывается за потускневшей радужкой глаз. Идти сквозь толпу и смеяться в лицо шарахающимся от одного лишь взгляда. Куда вы падаете? О чем думаете, когда ваш мыслительный процесс уже давно остановился? Больно, щеки чувствуют горячую прохладу слез, а вокруг ночь. Почему именно ночью все вновь возникает, как ни в чем не бывало? Теперь и навсегда тонкий металл проникает сквозь кожу, попадая в еще живую вену, чтобы в следующий момент запустить в тело смерть. Ночное небо вновь приблизилось, ослепляя своими яркими фонарями звезд. А вокруг все проходят мимо, задеть плечом, споткнуться, одарить музыкой сочетания слов и букв, все, что заложено в программе остановившегося мышления. Тело все еще активно отвечает легкому ветерку ночной прохлады, хотя серые капли уже давно потерялись в пути, их след не забыт, пока не забуду себя сам.
Время от глубоко-длинных секунд сжалось до проносящихся мимо людей со скоростью превышающей импульс мозга к желанию говорить. Вновь желание врезаться в сумасшедший ритм жизни выплескивается безудержным криком в небо, и опять повисает в воздухе миллионами искр.
Вот уже опять затылок обжигает холодная стена. Вот она обнимает бесчувственное тело, с легкостью сливаясь с ним воедино. Вот музыка холодного ветра и тьма ночной реальности сплетают одеяло, укрывая и тут же забывая меня. Вот раскуроченные легкие выдают последний аккорд дыхания. На губах заледенела улыбка, вторя стекляшкам глаз. Боль, продолжающая бездумно терзать тело, затравленно озирается в темноте, вновь и вновь натыкаясь на черные стены. Она здесь, рядом, под толщей грудной клетки, но там она и останется навсегда.