Милые сердцу места, чьи названия столь приятны слуху в унылую пору долгих зимних вечеров. Счастливые мгновения, увековеченные фотографом-любителем, неизменно согревают душу и освобождают разум от тоски, навеянной монотонной болтовней телевизора и жалостливыми всхлипами вьюги за окном.
Позади целый год жизни, честно проведенный в трудах и заботах, и как заслуженный финал его - нежные объятия моря, что томно раскинулось между Европой и Малой Азией.
Благословенная пора, когда вся заумная цифирь и прочая отчетность, долго терзавшая ослабленный городской неволей организм, изгоняется без жалости прочь терпким, настоянном на веселье и молодом вине ветром. А освободившееся место спешат занять целебный йод и любезно предоставленные местной природой витамины.
Порозовевшие в лучах щедрого светила, словно овощи на колхозных грядках насыщаются здесь впрок ультрафиолетом степенные академики и вечно озабоченные бизнесмены, самодовольные банковские клерки и безмятежно флиртующие студиозусы.
А какие жгучие страсти бушуют порой в тени разросшихся акаций, какие бурные романы случаются там! Любовь, рожденная под южным небом, приправленная шепотом прибоя и застенчивым стрекотом цикад, остаётся в памяти человеческой до последних дней жизни.
Я верю, читатель, что и ты знаком с магической силой здешних мест. А потому, не забегая раньше времени вперед, спешу обратить взор твой на север, откуда через пропахшую полынью степь древней Тавриды по стальным ниточкам рельсов неторопливой гусеницей ползет в сторону моря скорый поезд "Москва-Черноморск".
Что в нем особенного, спросишь ты меня, недоуменно пожимая плечами? Да ничего, отвечу я, обычные люди томятся в чреве его, измученные жарой, теплым пивом и ожиданием встречи с самым прекрасным, на их взгляд, местом на земле. А разве, будь иначе, рвались бы они сюда с таким нетерпением, всю зиму откладывая про запас заработанное и выстаивая долгие очереди в привокзальных кассах?
В упомянутом мною поезде неторопливо покачивались под веселый стук колес граждане абсолютно разные и непохожие друг на друга. Женатые и случайно сошедшиеся на недолгое время пути, улыбчивые обладатели санаторных путевок и не менее благодушные поклонники "частносекторного" сервиса, что мирно дремали на узких полках вперемешку с верными адептами неформально-палаточного "дикого" отдыха.
Ехали пожилые и рассудительные, терпеливо просидевшие большую часть дороги у окна, наедине со своими воспоминаниями о прежних вояжах. А рядом с ними спешили навстречу празднику едва оперившиеся, шумные и всё-всё-уже-знающие, с широко открытыми ртами и глазами.
Случались также среди отпускников люди одинокие: одни по убеждениям, другие исключительно по воле судьбы. Среди последних замечен был Соломон Арутюнович Сероглазов, человек возраста чуть старше среднего, семьянин и ответственный столичный чиновник среднего звена.
Вы, разумеется, поинтересуетесь, и, на мой взгляд, вполне обоснованно, отчего вдруг столь солидный гражданин взялся коротать благодатные дни отпуска отшельником, вдали от милых сердцу детей и супруги?
А никакого подвоха здесь нет, уверяю вас! Просто жена Соломона Арутюновича, как впрочем, и многие иные супруги обремененных заботами о благе народа государственных мужей, будучи женщиной с коммерческим складом ума, все силы свои и время без остатка посвящала приумножению совместно нажитого с мужем состояния.
Вот и накануне, нежно расцеловав его на перроне, она отбыла с личным шофером в сторону очередных деловых переговоров, строго-настрого наказав Соломону Арутюновичу не скучать и с нетерпением ожидать её скорого прибытия.
Не сказать, чтобы отсутствие жены сильно огорчало Соломона Арутюновича. Наоборот, он находился в настроении приподнятом, и отчасти даже непривычно легкомысленном, а потому, едва засунув свой багаж в полку, с нескрываемым интересом огляделся, желая оценить будущих попутчиков.
Кроме него в купе заселились ещё двое. На верхней полке расположился атлетического сложения молодой человек в шортах турецкого пошива и майке с непереводимой надписью на вроде бы английском языке. Все его движимое имущество состояло из небольшого саквояжа и электронного планшета, размером с книгу, кнопки которой он увлеченно терзал, не обращая внимания на окружающих.
Напротив него изволил пребывать субтильного вида неулыбчивый гражданин, обряженный в изрядно потертые джинсы и мятую рубашку. Угнездившись на своей полке, он тотчас закрылся от соседей толстой книгой с длинным и мудреным названием.
Одно из нижних мест принадлежало Соломону Арутюновичу, второе - его дражайшей "половине". Билет супруги был недавно сдан в кассу вокзала, и, судя по всему, до сих пор никем не приобретен.
- Ну и хорошо! - рассудил мысленно Соломон Арутюнович. - "Три" - цифирь вполне достойная, недаром она испокон веков так любима и почитаема людьми на Руси.
- К морю следуете? - приветливо обратился он к попутчикам, желая завязать долгий, длиной в полторы тысячи верст, неторопливый и обстоятельный разговор.
- В пансионат, - гордо пробасил с верхней полки молодой человек в майке.
- Один, как я погляжу? - продемонстрировал свою наблюдательность Сероглазов.
- Естественно, - усмехнулся молодой человек, не отрывая взгляда от экрана, - я ведь отдыхать еду.
- Оно и верно, - поддержал его Соломон Арутюнович, присаживаясь у окна и аккуратно сдвигая в сторону белую занавеску, - одному завсегда спокойнее. С семьёй толком не отдохнёшь: то им одно подавай, то другое...
Что конкретно и как часто требуется подавать семье на отдыхе, чиновник уточнять не стал, но молодой человек понимающе кивнул головой:
- Вы тоже холостой или смылись от своих спиногрызов на пару недель?
- Удрал, удрал! - любимая супруга находилась сейчас далеко, и Соломон Арутюнович впервые за долгое время почувствовал себя вольной птицей. - Надоело, знаете ли, табором выезжать. Хочется тишины, покоя, неторопливого созерцания. Вас, кстати, как звать-величать?
- Борян, - отложил в сторону свой девайс молодой человек. Спрыгнув вниз, он присел рядом с Сероглазовым, протягивая тому широкую ладонь. - А вас?
- А меня вот Соломоном батюшка сподобился наречь, - осторожно пожал ему руку чиновник.
- Папашка кино любил? - осклабился весело Борян. - Мне, помню, оно тоже понравилось. Там ещё деваха одна аппетитная играла.
- Имя действительно нерядовое, - отложил в сторону свою книгу третий пассажир, - и накладывающее определенную ответственность на своего владельца!
Возраста он оказался примерно равного с Соломоном Арутюновичем, носил массивные, в золотой оправе очки и едва заметно заикался. Свысока оглядев попутчиков через толстые линзы, новый собеседник сдержанно, но с достоинством представился:
- К-коалов Мауриций Робертович.
- Эвона как! - с восхищением выдохнул Борян. - Да ты прямо как древний римлянец! Слышь, Соломон, а у мужика-то имечко покруче твоего будет!
Соломон Арутюнович с деланным безразличием пожал плечами. Подумаешь, Мауриций... Какой, к чертям собачьим, из него "римлянец" при такой-то затасканной внешности? Тощий, словно кобель блудливый, на сизой физиономии похмелье за версту видать. Самый обычный интеллигентишка опустившийся, даже очочки позолоченные не спасают. Когда книжонку свою держал, ручки предательски подрагивали, болезные, с головой выдавая хозяина. Но надо признать, что спину пытается держать прямо, и глазками блеклыми зыркает, словно учитель перед строем первоклашек.
- А ведь я вас раньше видел! - продолжал между тем Борян, бесцеремонно разглядывая Коалова. - По "ящику". Вы там, на пару с каким-то седым чертом за культуру трындели. Я, правда, мало чего понял, да ещё по другому каналу как раз боевичок клёвый начинался...
- "Боевичок"? - скривился презрительно Коалов. - Два умных заслуженных человека беседуют о святых для всего русского народа понятиях, а отдельные представители его, между тем, травятся на сон грядущий низкосортной голливудщиной! Весьма показательный факт, знаете ли!
Глядя на возмущенно фыркающего "римлянца", Соломон Арутюнович поймал себя на мысли, что тоже где-то раньше встречал этого человека. Что-то очень знакомое мелькало в мутных глазах за выпуклыми линзами, в суетливых движениях рук, в кривящихся презрительно губах.
- Не приходил ли он ко мне на прием? - спрашивал себя Сероглазов, тщетно роясь в воспоминаниях. - Или это было на заседании у главы департамента? Нет-нет, среди просителей его точно не было - каждую дающую руку я прекрасно помню. А если он из Ксюшенькиного института? Ректор или завкафедрой? Черт, никто из тамошних руководителей в памяти не отложился, хоть и пришлось в тот раз много улыбаться и обещать, лишь бы дочь приняли в престижный вуз. Старею, старею... А ведь раньше на память не жаловался!
- Зря вы так! - с нескрываемой обидой возразил между Борян раздраженно фыркающему с верхней полки соседу. - Я ведь в понятиях не меньше вашего секу и за святое для каждого русского человека пасть порву любому. А фильмы ихние смотрю только потому, что в наших сериалах обычно всякую муру показывают. Про то, чего в природе не существует.
- Это вы о чём так категорично сейчас? - заинтересовался в свою очередь Соломон Арутюнович. - О неподкупности и высоком профессионализме сотрудников наших правоохранительных органов? Вы что же, Борян, не верите в их кристальную честность и бескорыстное служение своему народу, как это правдиво озвучивают на экране наши замечательные телезвёзды?!
- Верю, - поспешно кивнул в ответ Борян, - но иногда всё-таки сильно сомневаюсь. Особенно, когда приходится доставать из кармана кошелёк и отстёгивать очередному "неподкупному".
- А вы не давайте! - подал голос Мауриций Робертович. - Сами их балуете и сами же потом плачете! Вот вы, Борян, где и кем трудитесь на благо родной страны?
- У меня свой "сервис" имеется и пара магазинов запчастей, - скромно потупился молодой человек. - Хозяйство небольшое, но вполне доходное.
- Бизнесмен, значит? - подытожил Коалов. - Типичный представитель нарождающегося среднего класса. Оплот и надежда, так сказать, встающей с колен страны. Похвально, похвально! Богатые граждане - богатое государство! Азбука, знаете ли...
- А давайте по этому поводу коньячку? - предложил Борян, потянувшись к своему саквояжу и извлекая на свет бутылку с красивой этикеткой. - Я тут взял с собой в дорогу, чутка горло промочить. Исключительно для поддержания нужного тонуса в организме и ускорения течения времени. В нашем мире всё надо периодически "подмазывать", даже стрелки часов.
- Однако... - невольно сглотнул слюну Мауриций Робертович, впившись завороженным взглядом сильно пьющего человека в появившуюся на столе емкость.
- Налетай, покуда даром! - ловким движением откупорил сосуд владелец "сервиса". - Коньячок из дьюти-фри, качественный, а не "левак" какой-нибудь.
Соломон Арутюнович помедлил недолго, разглядывая этикетку на импортном напитке, а потом мысленно махнул рукой - была не была! В конце концов, он не на службе и вдали от строгого взгляда супруги, а эти двое с виду вполне приличные люди.
- Я за стаканами схожу, - сказал он, поднимаясь, - а то из горлышка такой нектар глотать как-то несолидно.
За отдельное вознаграждение у проводницы отыскались не только стаканы, но и внушительного размера лимон. Мауриций Робертович выложил на стол три вареных яйца, пару крупных картофелин и помидор. Борян присовокупил к ним жареную курицу и батон хлеба, а Сероглазов пожертвовал на благое дело баночку лососевой икры и пол палки сервелата.
- Лепота, товарищи дорогие! - первым подхватил со стола стакан Коалов. - Вот оно, истинное единение русского народа: капля благородного напитка, экологически чистая закуска и непринужденный разговор в тесном кругу порядочных людей! Врут бессовестно хулители наших традиций - нет пьянства в народе нашем, а есть лишь иссушающее, аки жажда, вечное желание непринужденного общения!
- Тут, конечно, не всё так однозначно... - собрался было возразить Сероглазов, но его перебил Борян.
- Всё правильно сказал, - с хрустом отламывая куриную ножку, поддержал он Коалова, - именно общение! Вот раньше, бывало, приедешь на "стрелку", а перетереть толком-то и не с кем. Стоят тупые отморозки с одной извилиной, и та от лагерной ушанки, с ноги на ногу переминаются, да стволы по карманам тискают. Очень хотелось порой спросить у такого обмылка: вот ты, козёл безрогий, русский человек или как?
В этом месте Борян досадливо махнул рукой, выдохнул и залпом осушил свой стакан. Было видно, что затронутая "римлянцем" тема весьма близка типичному представителю нарождающегося класса.
- Так ни разу и не спросил? - подтолкнул его заинтересованно Сероглазов.
- Не-а, не успел. Те дураки давно уже на кладбище, - усмехнулся владелец сервиса.
- Так и должно быть! - провозгласил Мауриций Робертович. - Ещё сам Дарвин сказал, что первыми сдохнут дураки! И только потом все остальные, но уже со скуки.
Коньяк волшебно преобразил лик его: скрытые толстыми линзами тусклые глаза молодо заблестели, на впалых щеках проступил едва заметный румянец, а в движениях появилась барственная вальяжность. Подобно истинному патрицию, непринужденно откинувшись на подушку, он лениво обгладывал куриное крылышко, поглядывая на собеседников взглядом человека многоопытного и умудренного жизнью.
- Умный, дьявол! - крепко хлопнул по колену вздрогнувшего от неожиданности чиновника Борян. - Я как в "ящике" его приметил, сразу понял - этот хмырь языкастый научит нас любить родину! Давай ещё налью, Мауриций!
Выпили по второй, затем по третьей...
А поезд, между тем, незаметно выскользнул из душной, пропитанной бензиновой гарью и суматохой Москвы, и плавно набирая ход, помчался прочь, к далекому морю, с грохотом пролетая мимо спрятавшихся в зеленой листве дачных поселков.
Прошли по вагонам, разнося чай и запуская кондиционеры, хлопотливые проводницы, а пассажиры, достав приготовленные загодя припасы и откупорив емкости с соками, пивом и чем покрепче, с присущим всем отпускникам оптимизмом дружно отпраздновали начало пусть и недолгого, но всё-таки путешествия.
На шум голосов в купе завернула шустроглазая хозяйка вагона, углядела коньяк на столе и поинтересовалась между делом, не нужно ли "мальчикам" чего ещё?
- Мальчикам не помешали бы девочки, - многозначительно подмигнул ей Борян, отчего она застенчиво хихикнула и скрылась за дверью.
Дорога к морю...
Томительно-сладостное мгновение между душно-тусклым вчера и ослепительно солнечным завтра.
Уже остались далеко позади ежедневные заботы и надоедливые домочадцы, начальники, сослуживцы и осточертевший до изжоги телевизор, а где-то впереди призывно катится к берегу голубая волна, гуляют по набережной утомленные зноем прекрасные незнакомки и манят огнями, ароматом шашлыков и задорной музыкой уютные кафешки. И запах, запах свободы, что врываясь в приоткрытые вагонные окна, дурманит голову, опьяняя почище дорогого иноземного коньяка.
- Вот вы говорите - Дарвин! - настойчиво вопрошал изрядно захмелевший Соломон Арутюнович. - Но ведь это прошлый век, хлам! Теория эволюции себя изжила, ведь мы давно уже не обезьяны, а разумные люди с соответствующими понятиями. Мы забрались на вершину пищевой цепочки, откуда способны выследить, загнать, убить и сожрать любое живое существо. Мы перекраиваем саму планету согласно своим представлениям об удобствах и целесообразности, построили общество, в котором каждый знает свое место. Разве не так?
Не обладающий необходимыми знаниями, Борян повернулся с надеждой к Коалову. Тот открыл было рот, собираясь что-то сказать, но Соломон Арутюнович поднял палец, жестом призывая собеседников сконцентрировать внимание на излагаемых им истинах:
- Не спешите возражать, я знаю все ваши аргументы. И если желаете, то легко объясню вам, как устроен современный мир на самых простых примерах...
Тут Соломон Арутюнович сдержал на краткий миг иноходца своего красноречия, давая ему перевести дух. Спутники в ожидании продолжения молчали, один почтительно и чуть смущенно, явно испытывая немалые затруднения в толковании предложенной темы, второй же только фыркнул презрительно. И именно в нём ответственный столичный чиновник почувствовал возможного оппонента.
- Давайте рассмотрим внимательно место нашего нынешнего обитания, - широко размахнулся он своей дланью, явно желая охватить жестом пару-другую соседних купе вместе с частью коридора, - и что мы видим? А наблюдаем мы некое закрытое от посторонних глаз пространство, в котором по собственному желанию и в соответствии с личным достатком пребывает определенный социум или, проще говоря - общество. В нашем случае речь идет о "среднем классе", который отделяет так называемую "элиту", пребывающую в категории "СВ" от той серой массы, что испокон века принято было называть "плебеями". Иначе говоря - от "плацкартного" населения. "Средний купейный класс", дорогие мои, это мы с вами! Энергичные и хозяйственные, пусть без искры гениальности, но зато с твердыми жизненными принципами и всем понятными целями. Опора государства и власти, фундамент огромного здания, имя которому - Расея!
- Это что ещё за вагонная философия? - не смог удержаться от ехидной реплики Мауриций Робертович, недовольно поглядывая при этом на свой пустой стакан. - Какая-то дремучая и примитивная. Значит, вы - "фундамент"? А кто в таком случае, простите за любопытство, "крыша"? Про "стены" я пока помолчу.
Произнес он это весьма едко, с явным желанием уязвить Соломона Арутюновича, но сильно прогадал, до поры о том не подозревая. Чиновника, да ещё ответственного, да ко всему прочему и столичного, подобным безыскусным манером из седла выбить весьма и весьма сложно. Иначе не чиновник это, а горлопан обыкновенный, по дурацкой прихоти судьбы над толпой взлетевший. Перед таким лишний раз спину гнуть не станут и в конверте не поднесут, ибо сразу видно, зачем человек во власть пришел.
Соломон же Арутюнович к своему креслу путь проделал долгий, хватку соответствующую развивая беспрестанно в подковерных и далеко не потешных баталиях, а потому в ответ на слабый "укол" Мауриция Робертовича лишь улыбнулся снисходительно:
- Примитивная, говорите, философия? А я бы сказал иначе - упрощенная. Но зато весьма и весьма наглядная. А простому человеку что надо? Ясность. Во всем. Вот, к примеру, родился он, и сам ещё не подозревая, уже сподобился угодить в поезд, плавно двигающийся из пункта "А" в пункт "Б". Кому-то с батюшкой и матушкой повезет, и он сходу определён будет судьбой в "СВ", а кому-то с "плацкарты" придётся путь начинать... Ну и что с того? Не горюй, не посыпай голову пеплом, а смело двигай вперед - ножками, локотками, зубками! Устал - передохни в вагоне-ресторане, если есть на что, а коль нет, так у проводника кипяточек для каждого страждущего завсегда найдется. Но только поезд твой, между тем, колесиками на стыках тук-тук - и все ближе и ближе к конечной станции... Так что не зевай и не рассиживайся на одном месте долго!
- А если найдется человек, не желающий на вашем идиотском поезде ехать? - несколько взвинчено спросил Коалов, адресуя клюющему носом Боряну весьма выразительный взгляд.
Тот сразу встрепенулся, торопливо извлекая из бутыли пробку, и разлил по стаканам новую порцию.
- Да пущай не едет, - легко махнул рукой Соломон Арутюнович, - оно даже к лучшему. Во-первых, хороших мест под солнцем раз-два и обчелся, а кандидатов на них, как муравьев в лесу. А во-вторых, и это я вам по секрету, как человек опытный заявляю - те, которые ехать не желают, большую услугу всему остальному сознательному человечеству оказывают. Я думаю, что вы их тоже часто встречаете: у вокзалов, в подъездах, переходах метро... Вонючие такие, грязные и пьяные. Многие несознательные граждане порой ругаются, требуют их изолировать и тому подобное. Но лично я в ответ говорил и говорю - никогда! Это ведь такая наглядная агитация по городу ходит - любо-дорого посмотреть!
- Омерзительно! - стукнул по заставленному столику Коалов и посуда в ответ испуганно звякнула. - А мы-то не перестаем удивляться тому жалкому положению, в котором пребывает ныне Отечество! Немудрено, коли в нем существуют такие вот "вагонные" философы!
Температура в купе разом подскочила на пяток градусов. Изрядно осоловевший от выпитого коньяка Борян удивленно таращился на обоих спорщиков. Соломон Арутюнович, закаленный в словесных баталиях куда более яростных, довольно щурился, словно узревший добычу кот, откровенно нежась под испепеляющим взглядом своего разгоряченного оппонента.
- А кто это "мы", позвольте полюбопытствовать? - тень от набежавшего облака накрыла стремительно летящего к югу поезд, и привиделось Боряну в наступившем полумраке, как расшитый золотом плащ королевского гвардейца укрыл вислые плечи Соломона Арутюновича. - Уж, не из тех ли вы лондонских "патриотов", что радеют о благе Отчизны исключительно по приказу заокеанского дядюшки?
- У свободомыслия нет хозяев! - гордо вскинул подбородок Мауриций Робертович.
Коммерсант перевел взгляд на Коалова и удивленно заморгал глазами: на широкополой, невесть откуда взявшейся шляпе "римлянца", красовалась белая повязка а-ля фронда.
- Я, к вашему сведению, сударь мой, заслуженный деятель культуры, член партии... правящей партии, - торопливо поправился Коалов, - и хорошо знаком со многими! Но взглядов своих никогда не скрывал! Ибо если дать волю таким, как вы, то вскоре всю страну снова загонят в один огромный столыпинский вагон и отправят туда, куда Макар телят не гонял!
- Вы, сударь, болтун и измышленец! - рука Соломона Арутюновича легла на эфес шпаги. - И того не ведаете, что каленым железом следует выжигать измену в государстве, дабы не было в нем смуты и неповадно было всяким разным!
- Руки коротки! - отвечал ему дерзко Мауриций Робертович, предпочитавший хладной стали украшенный искусной резьбой пистоль аглицкой работы. - Ещё посмотрим, кто кого! Народ не с вами!
- Народ?! - возвысил голос Соломон Арутюнович, одной рукой освобождаясь от завязок плаща, а второй выхватывая клинок. - Народ испокон веков почитает власть сильную, способную сдержать его в узде, а при случае готовую накормить от пуза. А что можете дать народу вы, либерасты всех мастей? Свободу? Она ему не нужна, ибо он не знает, что с ней делать! Дайте ему свободу, и он, безумствуя, отправит вас первыми на костер. А затем устроит междоусобную резню, деля с остервенением чужое добро, водку и баб.
Острое лезвие, подобно змее, уже скользнуло было вперед для последнего смертельного укуса, но навстречу ему мрачно глянула начиненная свинцом и порохом не менее стремительная погибель...
- Да ладно вам, мужики! - пытаясь отделаться от странного наваждения, отчаянно затряс головой Борян. - Хорош лаяться! Давайте лучше ещё по одной дернем, а?
Солнечный луч неожиданно прорвался сквозь пелену облаков, приветствуя плотный строй деревьев, бесконечным почетным караулом растянувшихся по обе стороны взявшего хороший разбег поезда. Пролившийся с небес яркий свет мгновенно рассеял сгустившийся в купе морок, дрогнула рука, крепко сжимавшая эфес истаявшей тотчас шпаги, и также нерешительно опустился увенчанный мушкой призрачный вороненый ствол.
Взоры обоих спорщиков обратились на коммерсанта, а тот, окончательно придя в себя, с явным облегчением выдохнул, и указал взглядом на три полных стакана.
Всё-таки ничто так не сближает совершенно разных людей, как хорошее застолье. Снова заглянувшей на шум в купе проводнице Соломон Арутюнович торжественно вручил шоколадку в обмен на обещание принести всем по чашечке кофе, дабы закрепить воцарившееся спокойствие и взаимопонимание.
- За мир во всем мире! - провозгласил Борян очередной тост. - И за дружбу между народами!
- Угу, - вяло поддержал его слегка покачивающийся в такт движению поезда Мауриций Робертович, - но на безопасном расстоянии и в пределах сложившихся исторических границ!
Сидящие за столом, соглашаясь, покивали в ответ головами. Беседа незаметно свернула на темы вечные - что за жизнь была раньше, и что за смутные денечки стоят на дворе нынче...
Соломон Арутюнович очень любил вести разговоры о временах уже прошедших, но ещё свежих в памяти. Как-никак, именно тогда началось его восхождение, нелегкий путь от комсорга курса до облеченного немалой властью городского функционера.
Тяпнув иной раз с друзьями воняющего дымом клетчато-юбочного самогону, он с нескрываемым удовольствием предавался ностальгии, развалившись в плетеном кресле на веранде собственного загородного особняка. Душу столичного чиновника приятно бередили воспоминания о дешевом отечественном портвейне, что так легко пился когда-то под четвертушку пятикопеечной "черняшки" и украденный из ближайшего "Универсама" плавленый сырок.
А чего стоили подробные, до тягучей слюны во рту, обсуждения той, прежней колбасы, а также воспоминания о шумных пирушках в студенческой общаге, куда порой заглядывали и юные однокурсницы, что хоть изредка, но все же отзывались на его робкие предложения о свиданиях.
- А вы не слыхали, часом, что нынешним летом в Крыму объявились вампиры? - задал вдруг неожиданный вопрос Борян.
- Да полноте! - отмахнулся Соломон Арутюнович, вгрызаясь в хрустящее крылышко. - Сказки всё это!
- Есть многое на свете, друг Горацио, - назидательно произнес, потрясая в воздухе пальцем, уже совершенно пьяный член правящей партии, - что можно под икорку обсудить...
- Говорят, что они выходят по ночам из моря и охотятся на людей, - приглушив голос, поведал коммерсант. - На тех, которые возле самого берега шляются. У меня пацан знакомый месяц назад домой вернулся совсем седой. Гадом буду, но мы даже обалдели поначалу! Реально другой человек: глаза испуганные, от каждого шороха вздрагивает, к сортиру крадется по стенке и только с "пушкой". Заказал где-то за сумасшедшие бабки целую обойму серебряных пуль, а во фляжке вместо коньяка теперь таскает святую воду. Короче, сбрендил мужик. Делать нечего, взяли мы его под белы руки - и в любимую сауну. Попарили, водкой с пивом отпоили... Упирался сначала, но потом заговорил...
- И что же он вам поведал? - заинтересовался Соломон Арутюнович. - Расскажи, будь так добр.
- Настоятельно рекомендую употребить ещё по одной, - встрял в разговор Мауриций Робертович, настойчиво протягивая пустой стакан коммерсанту. - Исключительно для усиления мозговой деятельности и наиболее верной оценки изложенных фактов.
Никто из собеседников возражать не стал, и когда все формальности были соблюдены, а стаканы отставлены в сторону, Борян начал повествование.
- Не сказать, чтобы Толян, так кличут кореша, уж больно за девками ухлёстывал. Просто пацан он холостой, видный - тридцати пяти ещё нет, и оттого в общении с ними свободнее прочих себя чувствует.
- Тридцать пять лет для мужчины не возраст, - авторитетно качнул головой Соломон Арутюнович, - по себе знаю. Это как с хорошим коньяком - чем дольше срок выдержки, тем насыщеннее вкус напитка.
- Короче, пацаны, - продолжал между тем коммерсант, - на отдыхе Толян реально отрывался. Судите сами: разгар курортного сезона, вокруг толпа холеных скучающих баб, съехавшихся к морю ради романтических приключений. Естественно, что одинокий, состоятельный и не обременённый семьёй мужик сразу привлекает к себе внимание. Чем Толян и пользовался.
- Орел! - кратко резюмировал вводную часть рассказа Коалов, старательно подпирая клонившуюся к низу голову обеими руками.
За тонкой стенкой в соседнем купе кто-то смеялся заливисто и жизнерадостно, порой чудились звуки гитары и вторящий ей нестройный хор голосов. Звенела стаканами проводница, тянуло сигаретным дымом от туалета и шумно топали в проходе, спеша в вагон-ресторан, проголодавшиеся пассажиры.
Постукивая колесами на стыках, мчался по Средне-Русской возвышенности поезд "Москва-Черноморск", мелькали за окнами леса и поля, деревушки и полустанки, а над всей этой красотой раскинулось беззаботное пронзительно-голубое небо.
- ... и вот гуляет как-то вечером Толик по набережной, кушает себе пломбир вприкуску с морским воздухом, а навстречу ему шагает настоящая принцесса, шикарная блондинка с осиной талией и точеными ножками.
- Блондинки, к вашему сведению, исключительно вредные для нервной системы существа! - решил на правах старшего товарища поделиться личным опытом Соломон Арутюнович. - Опасней блондинок только рыжие. Потому, как все до одной - ведьмы!
Сказал - и испуганно прикусил язык, вспомнив о любимой супруге.
- Фи, какая банальщина! - поморщился Мауриций Робертович, тщетно пытаясь извлечь из портсигара папиросу. - Незнакомая блондинка, пломбир, ведьмы... Как все это избито, просто таки безжалостно истоптано кирзовыми сапогами бездарей... Где, черт вас всех побери, характеры главных героев, интрига, сверхидея, наконец?! И налейте, в конце концов, коньяку, дилетанты...
Борян поднял двумя пальцами за горлышко пустую емкость, в тщетной попытке рассмотреть что-либо на дне. Соломон Арутюнович грустно вздохнул, но поднялся с места и полез в чемодан за купленной загодя в московском супермаркете бутылкой. Стаканы вновь были наполнены и заслуженный деятель на время успокоился.
- Едва приметив эту кралю, - продолжил между тем повествование коммерсант, - Толян сразу пошел на абордаж. Барышня гуляла одна, и он тут же кинулся с ней знакомиться. Она поначалу решила слегка пококетничать, но он был пацан настойчивый и закат они встретили за столиком в ресторане на набережной. Затем он пригласил её к себе, она в ответ предложила прогуляться вдоль берега. Толик божится, что не помнит, каким образом они оказались поздней ночью на пустынном пляже. Похоже, что это зараза его реально загипнотизировала.
- Гипноз? - поднял тяжелое веко Мауриций Робертович. - Свежо... Сейчас все больше о магии предпочитают писать. Дремучий народ, дальше бабкиных сказок фантазии не хватает. Метла летающая, палка волшебная, шапка-невидимка - выть хочется от тоски! А вот гипноз, знаете ли, хорошо! Нестандартно.
Он снова устало сомкнул ресницы. Заметив, что рюмка деятеля пуста, Борян без напоминаний наполнил её. Затем повернулся к терпеливо ожидающему Сероглазову.
- И вот только хочет он её обнять, погладить нежно в различных местах, как эта курва острыми клыками у него перед носом - щелк! С Толяном чуть грех детский не случился. Он ей - "Ты чё, милая, я же к тебе со всей душой!" - а на него со всех сторон вурдалаки стеной прут: страшные, грязные, воют жутко... И вампириха всё ближе подбирается, к шее прицеливается! Тут Толян просёк всю серьезность ситуации - и ка-ак задаст деру... Наряд милиции на патрульном автомобиле сумел догнать его только у входа в санаторий!
- Милиция? - беспокойно дернулся задремавший под неспешное повествование Мауриций Робертович. - Я милицию не вызывал! Это соседи, сволочи, доносы на меня строчат! А я перед Родиной чист! И светел, аки ангел небесный... а-аве Ма-ар-и-и-я-а... На колени, смертные, пред поющим хвалу вечности!
Внезапная жажда бурной деятельности обуяла захмелевшего Коалова: римский император, одновременно грозный и склонный к лицедейству бушевал сейчас в тесном пространстве вагонного купе, потрясая костлявыми кулаками в такт рвущимся на свободу рифмованным строчкам.
Только совместными усилиями собутыльникам удалось утихомирить не на шутку разошедшегося служителя Мельпомены. Некоторое время заслуженный деятель ещё взбрыкивал, пытаясь осчастливить мир своими талантами, но затем неожиданно сник и затосковал. Глядя сквозь толстые линзы дорогих очков на Соломона Арутюновича, он ни с того, ни с сего обозвал его "гражданином начальником" и стал жалостливо клянчить прощения за "грехи молодости".
- Во даёт интеллигент! - восхитился Борян, в ответ на что Мауриций Робертович сделал страшные глаза и торжественно пообещал "товарищам из органов" подробно рассказать о фактах жуткой коррупции и протекционизма в одном престижном столичном вузе.
- Всё напишу, как обещал! - истово клялся он, преданно поблескивая золоченой оправой. - В двух экземплярах - вам и вам...
- Спи, писатель! - заботливо устраивая притихшего бузотера на свободной нижней полке, ворчал добродушно коммерсант. - Успеешь ещё покаяться и товарищей своих заложить. Все у тебя впереди. Отдохни пока.
Мауриций Робертович в ответ всхлипнул обиженно, и, отвернувшись к стене, тот час уснул. Накрыв его одеялом, Борян и Сероглазов снова присели к столу.
- Ну и что там дальше было? - поинтересовался Соломон Арутюнович.
- Поначалу бедолагу забрали в околоток. Представь себе: несется вечером по улице мужик в одних трусах и орет дурным голосом, пугая прохожих.