КАЛЕНДАРНЫЕ ПСЫ, 1995-2019
Андрей Сурай



НОРМАЛЬНАЯ СКАЗКА. 2017-2019



* * *
По улицам старого города
бежит дождевая вода,
немного ежась от холода,
бежим мы за ней, в никуда.

Вокруг искрометные признаки
расчерченной пустоты,
скользим мы, осенние призраки
своей непонятной мечты.

Овражная, Щепкина, Щапова -
потоком уносит нас всех,
но если бы с неба не капало,
то разве посмотрим мы вверх.

Старинные шпили нам чудятся,
весенних кварталов дома,
крадемся по скрюченным улицам
за ними к подножью холма.

И в самой низине сомнения,
в овраге, в котором покой,
мы выйдем из нашего времени
и вверх, за дождем, за водой.
 2019



* * *
бег осенний марафон
строганый асфальт
ветры мира you are from
ctrl del and alt

новый ветер старый дым
вечно тянет вверх
enter вместе мы парим
на виду у всех
 2018



* * *
Нарисую воздушный шар,
нарисую полет к тебе,
я надеюсь, моя душа
настоящая, не на листе.

Лист надеется на Парнас,
на Шекспира, на эликсир,
ты сказала: "Любой из нас -
непонятный отдельный мир,

и в мирах тех и свет, и мрак", -
и шагнула в окно, легка...
"Здравствуй, Солнце". - "Привет, дурак".
Облака, облака, облака...
 2018



* * *
меня как будто нет, нет ничего вокруг,
набор каких-то схем и циркулярных мнений,
нет времени совсем, остался только звук
падений смс с твоим прикосновением

остался только звук, звучание из сна,
но в этой пустоте, в сердцах соборных зданий
остался также свет, осталась синева,
остался океан моих воспоминаний...
 2017



* * *
На сказку раньше казалось,
нормальная сказка будет -
расцвет последнего царства
тридевятой династии Цыц.

Заданий тьма all inclusive,
квест по типу "убейся",
сказочник старой школы
без Фрейда и плоских 3D.

Главное - бросить гребень,
крикнуть: "Экспеллиармус!
Египетские драконы!" -
и сабелькой - хрясь хрясь хрясь!

Но вот наступает полночь,
напротив мышиное войско,
машешь на все рукою
и просто ложишься спать.
 2017



* * *
...и в твоих руках утонуть,
раствориться навечно в тебе,
я приеду всегда-нибудь,
я приеду всегда в декабре

полустанки, пути, поезда,
города бумажные, ты
приезжай в мое никогда,
приезжай из своей весны
 2017



* * *
...что касается системы,
что теперь внутри тебя
выкорчевывает небо
и нетландские моря,
возвратиться серый сталкер
никогда нигде никак,
раскурочит наши кварки
в симпатичный кавардак,
зачеркнет слова и числа
(вряд ли мы с тобой сейчас
видим в жизни больше смысла,
чем она находит в нас),
трансгрессирует, проворен,
на дороге yellow brick
yellow raven белый чёрен,
we are programmed to receive...
 2017



* * *
Расстояние между взглядами
миллион световых локтей,
между птицами-истуканами
и синицами журавлей.

Зиккурат зазеркалья, гарпии
имитируют взгляд горгон,
"Черный", - аисты, - "вОрон", - каркали
или молвили, - "мутабор".
 2017



* * *
построить дом с тобой и поутру
уехать в кругосветку на оленях,
нести пургу, счастливую муру
попеременно на твоих коленях
                               2018



В СЛУЧАЕ НИЧЕГО. 2008-2016



* * *
Закрой глаза, открой глаза - темно,
нет воздуха на выдохе, на вздохе,
все остается, как заведено
еще наверно при царе Горохе.

За горизонт стремятся облака,
а человек стремится за товаром,
до одури незримая тоска
пронизывает зримым перегаром.

В режиме турбо вертимся волчком,
но как-то перекошено с изнанки,
оттачивая прочерк день за днем,
еще по временам меняя бланки.

Все катится как есть в тартарары,
не исключая это пустословье,
и, значит, все как надо до поры,
пока не в такт выкрикиваешь "Ой-йо!"
 2011



* * *
Смутное ощущение, что град никакой не Китеж
в зеркале для героя торопится в Neverland:
- А ну колдони отсюда к чертям нас из этой книжки, -
попросит меня при встрече город уездный N.

Когда манускрипт нездешний нас наизусть расскажет
и с нами прикончит повесть шагреневой тчк,
пусть превратится в тыкву наш пепелац на страже,
нам сочиняет сказку тысячный день сурка.

В сказке не состоится загадочных откровений,
но пролистав местами этот чужой рассказ,
смутное ощущение, что мы дополняем тени,
те, что мелькают мимо, когда не мелькают в нас.
 2015



* * *
Если падают ближе к вечеру
не за гранью, а вместо черты,
вроде тени, а вроде кречеты
из архангельской высоты.

Если стелется вместо сумрака
заклинаниями змеи,
то, что и составляет смутное
ощущение западни.

Если рушатся в окнах точные,
но неверные чертежи,
пропадают в разделе "прочие"
параллельные миражи.

И за ними стократ расколотый,
нами собран затем стократ,
исчезает в подобьи комнаты
по ту сторону полумрак.
 2014



* * *
В осаде витражного ветра
цветов гарнизоны собрать,
Alhambra andante al dente
под соусом "Хельмова падь".

Сквозь вереска сирое море
то всадник мелькнет, то копье -
Рохана, Гондора, Трои
гонец в королевство мое.

Гонцу невдомек между армий,
сцепившихся в вечный клубок,
что белые в снежной Альгамбре
замерзли цветы между строк.
 2013



* * *
 Или еще такой сюжет...
 Лев Лосев

А вот еще такой сюжет:
сюжета нет, опричь газет
событий нет нисколько лет,
и, проминая мглу,
лишь сумрак мнется у дверей
средь эпитафии вещей,
и говорит старик-лакей:
- Пожалуйте к огню.
 2013



* * *
 "Есть ещё Южный Полюс - сказал Кристофер Робин, -
 и, по-моему, где-то есть Восточный Полюс
 и Западный Полюс, хотя люди почему-то
 не любят говорить о них".
 Алан Милн

...шагреневой шуршанье шестерни
сквозь пляски половецкие внутри,
внезапно прерывает танцы
чихание загрипповавших раций:

"...а в кумполе полным-полно пружин,
на петельках которых мы дрожим,
не спрашивай меня об этом, друг,
не знаю я, какой полярный круг

не спрашивай меня, куда бредем,
не спрашивай меня, куда ползем,
оставь палатку и сожги дневник,
идем, пока не кончится ледник..."
 2013



* * *
Чтоб докатить до точки
по лезвию ножа,
достал свои конечки,
пока не съела ржа.

Пока горяч и плотен
навстречу лед летит,
пока на повороте
не вылетел в кредит.

По краешку пейзажа
нашинковав этюд
оградой Эрмитажа,
который не берут

ни штурмом, ни в аренду,
не взять на карандаш
(sic transit...), тут в деревне
премилый Эрмитаж.

Но главное в латыни
не алгебра кругов,
а крошки ледяные
из под тупых коньков.

Разгон в тринадцать Махов
с намереньем лоб в лоб,
и бухнуться с размаху,
желательно в сугроб.
 2013



* * *
Праздник, подвешенный на крючках,
офонаревшие елочки,
хвойный бальзам придает речам
свойства кислотной щелочи.

Вражье зелье разъело шрифт,
раствор тарабарской азбуки,
букв из которой отряд шипит,
аки ручные назгулы.

Пшикнет в сугроб заклинаний горсть,
патронус последний траченный,
под капюшоном кромешный гость -
дым за семью печатями.

Смотрит пристально сквозь меня
в мир красоты и радости
и повторяет за мной всегда
жесты, слова и гадости.
 2013



* * *
Соседний дом глядит на детский сад
сквозь пыльный телескоп стеклопакетов,
как время смотрит на своих солдат,
на ветеранов призрачного света.

Бойцы штурмуют ледяной паркет,
атаки на сугробы ежечасны,
но храбрецов позвали на обед,
и замерли лопатки из пластмассы.

Когда начнется новая игра
под взглядами других далеких окон,
нас снова извлекут из рукава
мерцающего млечного потока.
 2012



* * *
Соседи снились... с песнями с утра
под звуки заколдованной свирели
задумчиво бросали из окна
друг друга, перфораторы и дрели.

Летели телеки с эфирным рококо
с помехами, по шею в шоколаде
на них мелькали министерства по
созданию чинушей при параде.

А следом по спирали кружевной
указы неустойчиво снижались
и, выходя на глиссер над землей,
в чугунные скрижали превращались.

Такая завертелась кутерьма,
такое наступило мельтешенье,
что пробки выбило на антресолях сна,
и мы зависли в этом сновиденье.
 2012



* * *
Мы смотрим с тобой из оконца
на солнечных зайчиков дом,
теория нашего Солнца
перечеркнула закон
замедленного вращения
пятого колеса,
и шут с ней, на самом деле
теория неверна
или верна неверно -
кажется как-то так
тени на гранях света
выстукивают тик-так.
 2012



* * *
На ощупь горизонт по-прежнему из глины,
торжественно плывет, отображаясь в ней,
Емеля на печи наискосок квартиры
и дальше поперек почивших трудодней.

Скажи мне напрямик, зеркальное подобье,
коль скоро Зурбаган дает заметный крен,
куда тебя несет сквозь маковое поле,
зачем выходишь ты под солнечный рентген?

Скажи мне, почему не чувствуешь уюта
в напористой толпе, хоть движешься лишь вскользь?
Наверно, потому, что если нет маршрута,
то счАстливо живешь по щучьему авось.
 2012



* * *
Хлопнет ребенок в ладоши,
мир превратится в свет,
папа с утра хороший,
новый велосипед.

Папа далек от бога,
от многого он далек,
не пишет сердито и много,
не пашет на тракторе впрок.

Мир ни на что не годен,
хлопнет папа коньяк,
и все в порядке вроде,
так этот мир растак.

Скажет злодеям вредным
на их черные бла-бла-бла,
так этот мир разэдак,
решительное ля-ля.
 2011



* * *
Нарезать на кадры остатки Кремля
с одним белым зонтиком на все свадьбы,
редко в кружке на карте отличное от нуля
прошелестит не в фокусе, но все же чего-то ради
непойманные жар-птицы возвращаются в календарь,
проскальзывая мимо наших пасмурных лежбищ,
и оставаясь тенью, дней становится череда
чем-то большим, чем временем между.
 2011



* * *
Перечеркнул безмерное шквал черный,
трагедии не меряют числом,
бесстрастные оглядывая волны,
в бессилии проглатываешь ком.

Лелея кокон повседневной комы
и чувство непричастности к беде,
мы будучи де-юре невиновны,
по совести виновны в этой тьме.

Виновны, что кружим у них по борту
с холодным безразличием в душе,
не признавая правду ни на йоту -
мы будто волны, будто волны те.
 2011



* * *
Резво пылят на марше,
выстраиваясь в каре,
когорты отдельных граждан,
маниакальные.

Чахлой картечью в клочья,
порванные ряды,
здравого смысла порча,
выдача ерунды.

Брошен на камни жребий,
трогать меня не моги
бессмыслица мельтешений,
круговорот пурги.

Это такое действо,
что не удержишь строй,
это такое средство
старинной борьбы с собой.
 2011



* * *
я умру, и никто не заметит,
не придет под дождем хоронить,
только будут голодные дети
утром сладкое долго просить

только цепи мои и вериги,
сахар, чай, ежемесячный план
деловито поделят коллеги,
озабоченно глядя в экран
 2016



* * *
Когда свернули красные знамена
страны закостеневшего труда,
похоже, наша пятая колонна
настойчиво свернула не туда.

Как прежде, мимо кривды, мимо правды
отточенным походным па-де-де
с фанфарами проверенные кадры
прошлепали в бермудское желе.
 2011



* * *
И состраданье горло
перехватило, мрак
не превратился в норму,
но ускоряет шаг
на перекрестках взглядов,
на перекрестках трасс,
рассеиваясь ядом
или сгущаясь в нас.
 2011



* * *
Медведи нынче злые, как медведи,
по лесу не пройдешься, вот беда,
вдобавок ко всему, знакомый йети,
с которым мы гудели завсегда,
последнюю пластинку Марсельезы
расколошматил, не списав слова,
не помешал бы череп из железа
в родном лесу, не Терминатор-II
я, к сожаленью, скрутят нас с бигфутом
единороги и зажарят на костре,
как вариант, в чем убедился Ньютон,
небьющийся айпад по голове,
партийным бьют размеренным порядком -
и классом, и дубиной, и багром,
не скрыться в фуракэ (в японской кадке),
взирая на тринадцатый кордон.
 2010



* * *
Строители-кубисты под окном
возводят то ли новую Альгамбру,
хотя, скорее, черный Тадж-Махал,
масштабы разрушений поражают.

Картон и сопли спрятали враги,
приходиться лепить из кислорода,
из горизонта пепельной реки
и крошек торсионного пространства.

На наше счастье, тайный ход времен
не требует асфальтовых развязок,
иначе окружающее время
застряло бы в средневековой пробке
на бронзовой тольяттинской карете,

и зодчие неистребимой пыли
не смогут знаменательно закончить
к дню независимости рабства от свободы
подземный бесконечный переход.
 2010



* * *
Этим строчкам
не вырыть метро,
не вырвать на финише серебро,
опережая город Зеро,
не пережить конкисту.

Не пишет верно
подобный бред
ни демон, ни ангел, ни третий полпред,
кем бы он ни был, глядя вослед
киборгу-машинисту.
 2010



* * *
Наутро пробубнив заклятья,
открываем черепаховые дни,
как будто это ящики комода,
в которых миллионы открывавших
забыли то, зачем их открывали
и, кроме этого, оставили часы
и компасы без стрелок -
артефакты магии порядка.

Вооруженные лишь устаревшим руководством
"Бюджетное волшебство для маглов",
словно лес, спустившийся к воде,
с разбега прерываем свой поход
на стыках многокрасочной рутины.

Лиственное войско, смотрим
со страниц осенних каталогов
застывшей всегалактической икеи
на караван волхвов и чародеев,
идущий лишь по стрелкам на песке.
 2010



* * *
Ощущения прищепки на нити мироздания,
ослабил хватку и падаешь вместе с белой простыней,
на которую проецировал твою жизнь
создатель по патенту братьев Люмьер.
 2010



* * *
Мы огораживаем царство мертвых
тройным забором: вокруг могилы,
кладбища и по периметру души -
столбы, решетки, живая изгородь.

Неважно, с какой ты стороны стены,
лишь стоит перелезть через преграду,
и где-то в дебрях сумрака и солнца
в янтарный день сурка
с поправкой двадцать два на ветер
отыщется сад Гесперид
по нанонавигатору.

С трофеем в обратный путь
вслед бумерангу четверти луны,
за призраком своей вчерашней тени.

На полдороге позабыть надкушенное яблоко
на стойке регистрации на рейс,
узнав у белых тварей на таможне,
что ввоз и вывоз фруктов запрещен.
 2010



* * *
Кот д'Ивуар, проникнув сквозь камин
в свой замок и, не грохнувшись лишь чудом,
снимая шапку, валенки, тельняшку, грим,
устало думал, что неплохо бы в лачугу
снаружи превратить свое жилье,
иначе горе-чингачгуки Шарик
и дядя Федор выследят, жулье,
прихлопнуть не проблема, но кошаре
солидному, пожалуй, не нужна
репутация а-ля средневековье...

Вернулся в зал, налил себе вина
и вспоминать продолжил в полудреме
другой работы старый эпизод,
где по сценарию его пытали мыши,
а он вещал, зомбируя народ:
- Ребята, жить давайте дружно, - олух рыжий.

Всплывало Варьете, где черный маг
не изумил, в отличие от свиты,
занятный каламбур про свет и мрак
и вкус бензина примусом привитый.

Припомнились аферы на полях,
пиар маркиза, продвиженье бренда,
привычный тост: "За тех, кто в сапогах", -
не чокаясь, поминки людоеда,
десятки передряг, где то мишень,
а то охотник был (назло собакам),
но никогда он не был кот в мешке
и равносильно не был кот наплакал.

И успокоившись, обрел он берег сонный
обычным непродвинутым котом,
и снилось ему, ночью кот ученый
все ходит по цепи кругом.
 2010



* * *
На подоконнике лейка-распылитель,
пластмассовый памятник дождю.
Беру его с постамента и создаю ливень для салата в горшочках.
Создатель-каннибал, сжимающий рукоять неба.

Говорят, со следующего года все чиновники в стране
будут оборудованы такими же ручками,
чтобы было удобнее в случае чего проводить рокировку.

Но у нас пока время "в случае ничего",
черно-белая игра, в эндшпиле которой,
переставляя всех на vip-горизонталь,
смерть с удивлением обнаруживает и себя в списке.

Смотришь на свой порядковый номер и думаешь:
- Лишь бы не в салат.
 2010



* * *
Неизмеримей веры, непостижимей чуда,
баюкан колыбельными зимы,
сопит, как медвежонок, наш утомленный Будда
на полкроватном краешке земли.

Раскидывает ручки, подтягивает ножки,
наморщивает лобик и во сне
спасает маму с папой от страшной Бабки Ежки
на мимолетной сказочной войне.

И пусть под локоточком лишь плюшевая жучка,
но кажется сквозь сумрачный огонь,
что все миры и солнца зажаты в этой ручке
и светятся сквозь детскую ладонь.
 2009



* * *
В мечтах превращаясь в бабочек, гусеницы трамваев
проносят стальные коконы сквозь городской каркас.
Щучья-веленая архитектура, наподобие урук-хаев,
вместе с дождем проглатывает человеческий пенопласт.

Подобно панельной лексике, извергнутой на санскрите,
просторечные стержни, вкрапляя в албанский бетон,
внутри моего сознанья возносится Варвар-Сити,
и в этом гадостроительстве не виноват Газпром.

Каждого проверяя на монолитность теста,
непрошенное пространство дергает за плечо
вновь возведенных жителей изумрудного королевства,
безбашенных для надежности прихлопывая сачком.
 2009



* * *
Берестяным кинжалом
на лбу вырезая крест,
чертовски доволен дьявол,
договор наливается алым,
я превращаюсь в текст.

Текст превращается в тесто
и колобком стремглав,
тех, кто не занял кресла
редуцирует лексика места,
предупреждает минздрав.

Руины вывесок, руны
рекламные будут здесь,
оставят поволжские гунны
на зданиях минкультуры
наскальные смс.

Не заржавеет и в бубен
по нескольку раз на дню,
валет некозырных бубен,
все бью в свой дырявый бубен
и Харе Рама бубню.
 2009



* * *
Борясь с кипящим гольфстримом родимой бредоцентрали,
по артериям и по венам, как лейкоциты, бредут
карманные ураганы, камерные цунами
сернокислотного кофе, жидко-азотных минут.

Как придорожные древа, дрейфуем не беспокоясь,
клинически безнадежен летаргический менингит,
стиснутые асфальтом, вкопанные по пояс,
карликовые секвойи пыльной свободы стрит.

На перекрестах сумрака переклинивает в печали
средь направлений патовых, маршрутов нанай-борьбы.
Ваше превосходительство товарищ креслоначальник,
горы кудыкиной штурман, ну а теперь куды?

Можно рвануть со всей дури, куда и не знаем сами:
в Шамбалу, в Средиземье, в галактику Кин-дза-дза, -
можно стоять на месте или ходить кругами,
мы в основном упорно движемся в никуда.
 2009



* * *
В субботу хотелось на пляж,
и были причины на то,
лето выходит в тираж
в коротком российском лото.

Пока не сжал Нью-Асгард
волжское море в горсти,
жажду выиграть загар
у города в городки.

Вообще, если вдуматься блажь,
теплоударенный бред,
в песочный бухаться фарш
кожей цвета котлет

и разглядывать горизонт,
как пространственный наркоман,
в надежде, что спутает год
и землю Фернан Магеллан.
 2009



* * *
Королевства отвесной хвои главный лесник Ванкувер
выходит одновременно в дневной и ночной дозор,
вздрагивает огнями на каждый сигнальный зуммер
внутри туманного демона на страже колючих гор.

Ветром сменяет облачных караульных фортов,
ставит тотемный вензель на тарабарском холсте
и проникает в сумрак снаружи жемчужных фьордов,
нанизанных на тридевятое кленовое острие.
 2009

 

* * *
Сэнсэй искусства беседы с младенцем на древне-детском,
маэстро приклейки плиток по уровню наперекосяк,
бразильской системы ниппель узел недокомплекта,
пикирующий дизайнер ландшафта системы бардак.

Захвачен рубеж вечерний, застава пакует знамя,
в заговоренной кольчуге с надписью "СССР",
не то починяет примус, не то у костра кемарит
в рядах терракотовой армии новый легионер.
 2009



* * *
В сады Семирамиды
давно уже не вхож,
в небесную Колхиду
спешит чугунный вождь.

Пришпилен к ветру голос
гранитного стрелка,
и бронзовое соло
застыло на века.

Застрял в любви народа
мраморный башмак
на площади Свободы
провинции Бардак.

Из всех перемещений
доступна только смерть,
брусчатки и мгновений
не преодолеть.

Набросок гиперцели,
утопии эскиз,
с упорством Церетели,
размешиваем гипс.

Взирает сверху лекарь
сквозь облачный каркас
на куклы, что мы лепим,
размешивая нас.
 2009



СТАЛАКТИТЫ СОЛНЦА. 2005-2008



* * *
Утром, отведав забытые сны,
полные ведра,
смотрят на нас календарные псы
особенно добро.

Птичий плацдарм, склиссовый плац
не потревожен,
только в чапаевцев ветер бац, бац
валит прохожих.

Каждый внутри порядка вещей
личного царства
перебинтован материей дней,
рубашкой пространства.

Всё, что внутри за гранью всего
и безразмерно,
выносит смирительное вещество
за скобки ветра.
 2008



* * *
к спящему подкралась ловушка отражений,
кривая амальгама вгляделась в его тень,
размножила дремавшего на миллион сомнений:
- А нет ли лишней копии потусторонних дней?
 2008



* * *
рассыпалась на смену церемоний
эпоха ежедневных путемедлий,
и превратился в горькие конфеты
мечты обетованный континент

все чаще острова моих стремлений
лишь вереница снов на горизонте,
и ставишь плюс привычно рядом с фразой:
"Сегодня не забыть поставить плюс".
                                       2008



* * *
В многоэтажном воске,
в медной моей горе
мир оказался плоским,
вышитым на ковре.

Лишь сталактиты солнца,
сразившие облака,
в царстве моих эмоций
объемнее потолка.

Крепче людской заварки
ртуть кирпичной тайги
плавит песчаные замки
в квадратные утюги.

И превращаясь в мгновенья,
равные прежде векам,
царапает кожу время,
несясь по своим делам.
 2007



* * *
Вязнут мокасины в снежном пенопласте,
спутались настройки в жизни и в игре,
неуютно нынче на втором на дасте
против пулеметов в сомкнутом каре.

В барабанной дроби чахнет "Черный брахман",
на парче знамен - прозрачные врата,
враже, не пуляй свинцовые дидрахмы
и не трать напрасно пули серебра.

Легион не дрогнет от твоих ударов,
заклинаний Вуду и святой воды,
нападай, Владыка, огнебог Марранов,
поднимай драконов, мороков страны.

Пусть нагрянет нечисть, бестии, химеры,
василиски тучей ринутся на штурм,
кастанет заклятье страж не той системы,
и уже не важно, чей сильней абсурд.
 2007



* * *
В центре городского караоке,
разбивая время на дела,
молчаливо раздувают щеки
рыбы из телесного стекла.

Мчится циферблатная протока
мимо арок каменных подков,
смотрит на меня трехмерный кокон
сквозь подзорную трубу мостов.

Склеен из набора средних чисел,
серой суматошностью пронзен,
я микроскопически бессмыслен
в данной флуктуации времен.
 2007



дни, как сизифов камень,
правда, последнее время
мы пробиваем лбами
времени нашего темя,
что и не сдвинет даже
в Хроносе наше море,
лишь успокоит жажду
ветра в трехмерной шторе
 2007



* * *
Не сладко пришлось в одиссеях, подобно ахейцу-копуше,
на белых ладошках моря скользил в золотой горизонт,
чтоб только понять, что царства - всего лишь осколки суши,
что будет осколком неба любой захудалый порт.

По всем приметам и знакам пора повернуть обратно,
я превращаюсь в море, словно Колумб-Синдбад,
и в голове моей медной волны шумят невнятно:
- Ты не глазей на Солнце, а поверни назад.

Значит, приходит время взять мой пастуший посох,
прав средиземец ГЭндальф, пора накрутить хвосты
бАлрогам подсознаний - породистым мериносам,
но сладкий спокойный демон меняет мои черты,

и я наклоняю море на пару всего мгновений,
меняется курс триеры, скрипит кормовое весло,
как же во мне подскочило количество измерений,
число степеней свободы при этом не возросло.

И вместо седого гребца
на солнышке дремлет Овца.
 2007



* * *
Макаю хронограф-печенье
в черный цейлонский клей,
наше любое движенье -
чёрта настольный хоккей.

Бьется воинство свято,
против Воланд и Ко,
где же среди варягов
всадник Златое Копье?

Вот и тебя уносит
в своей же ладье, Харон,
в этой игре, крестоносец,
имя нам - легион.

Невидимый и всеядный
спросит меня туман:
- Так ли макал ты, всадник,
печенье Такла-Макан?
 2007



* * *
Когда смотрю на старенький бульвар,
что, как и прежде, величав и важен,
мне кажется, что прочь от пыльных чар
уходят керамические стражи.

Мне кажется, что мы наоборот
застыли в стеклокаменном кристалле,
годами продолжается исход
в бетонно-монолитные печали.

На узких подоконниках времен
тесны горшки, нешироки пределы,
смотрю я на пустыню за окном
и в осень расцветаю черно-белым.

Как хочется взойти на перевал,
коснуться ваты грозового жерла
и расплескать заоблачный Байкал
в обители сверкающего ветра.
 2006



* * *
Бородавки башен и балконов,
жесткие антенные вихры,
набекрень закатную корону
Вавилон граненой хохломы.

Город-призрак, город брат на брата,
город серых дней календаря,
город ускользающего злата
чопорной фигуры Харият.
 2006



* * *
Падает сухое молоко,
заслоняя время от меня,
развалюхи в стиле рококо
помнят и получше времена.

Ветер опоясывает путь
вихрями забытых горожан,
призраки врезаются мне в грудь,
белый возводя себе курган.

Бисером спадающей фаты,
башнями кремлевского холма,
сумрачным прохожим не видны,
возникают замки, терема.

Предстоящий слякотный кисель,
возрожденный майский изумруд,
кружится и кружится метель
белых не растаявших секунд.
 2005



СЕГОДНЯ НЕ ВСЕГДА. 1995-2004



* * *
Любой, кто под белым флагом
тянется к черной двери,
произнося пароли,
чаще всего стиши,
становится черным магом
или, по крайней мере,
делает шаг навстречу
смерти своей души.
 2004



* * * 
Матушка Россия,
я медведь Чок-Чок,
я шатун-мессия,
где броневичок?

Завтра наша стая
вклинится в народ.
На броне, сжимая
автоговномет,

бухну кепку оземь,
зафигачу речь,
болдинская осень,
кучками картечь -

и по небу волны,
ершик вашу меть!..
В общем, звери, полный
наступил медведь.
 2003



* * *
вокруг чернозем
и фермеры-фашисты -
кладбище весны
 2003



ЕЛКИ-PALKI

- Не нужен детишкам твой кактус,
найди лучше елку, лесник, -
сказал, матерясь, Санта-Клаус.
- Какие здесь елки, старик!

Зря время на поиски тратим,
тайга не для нашей страны,
бери лучше кактус, приятель,
он будет стоять до весны.

- Работать без елки и снега?!
Меня профсоюз не поймет.
- Не надо эмоций, коллега,
я встречу любой Новый год,

я встречу в кредит, если надо, -
икая, сказал Дед Мороз.
- А ты, непродвинутый Санта,
к себе возвращайся в колхоз.

Другая эпоха настала,
ты слишком тяжел на подъем.
Лесник, наливай для начала,
детишки, давайте споем:

"В родимой саванне рос кактус,
а рядом скакал кенгуру..."
- Штрейкбрехер, - сказал Санта-Клаус,
направив оленей в жару.
 2003



* * *
Иду вперед в хоккейном шлеме
(сто лет назад играл в хоккей),
теперь играю на арене,
где могут зацепить больней.

Поэтому мой шлем мешает,
не мне, конечно, а другим,
меня он лучше защищает,
чем то, что спрятано под ним:

пробитый череп мой, прическа,
мозги, которых, правда, нет
и ощущения подростка,
который тянется на свет

того привычного абсурда,
что составляет этот мир,
при этом чувствуя подспудно,
что я - мишень, а это - тир.

Ну что ж, на снайперской фиесте
на каждый огнестрельный чих
привычно ловишь в перекрестье
прохожих в шлемах и без них.
 2002



* * *
Давит атмосфера
на виски плитой,
и какого кхмера
я еще живой.

То ли дело датым
в гробике уснуть,
не коробит злато,
не колбасит ртуть.

Ранним утром стража
выставит гостей,
Белоснежка скажет:
- Милый Елисей,

ты, сказать по чести,
славный пилигрим,
почитаем вместе
сказки братьев Гримм.
 2002



* * *
Если негатив испачкал душу,
появился у души душок,
не пытайся мыть ее под душем,
а купи стиральный порошок.

Душу постирай, сложи в корзину
среди стопок чистого белья,
где найти стиральную машину
по размерам больше чем Земля?
 2002



* * *
Вот кинотеатр "Татарстан",
с трудом вместил масштаб актеров
уютный старенький экран
для сказок и наивных споров
о том, что я люблю тебя,
но ты не веришь в эти сказки,
ты говоришь, что в жизни я
лишь образ, полюбивший маски.
Что все у нас нехорошо,
мы переходим в жесты, в лица,
в актеров, в театр - в ремесло,
которого нельзя добиться,
не исказив своей души
на время жеста, сцены, пьесы,
на время сказочной лапши,
что в наших играх стало тесно
и утомительно... и столь
логична цепь твоих открытий,
что я проваливаю роль,
и спроса нет с меня, я зритель.
 2002



* * *
Я ехал в трамвае в январскую ночь
в последнем вагоне эпохи,
я ехал в надежде кому-то помочь,
отдать уцелевшие крохи
земного тепла и небесной души,
не веря ни в то, ни в другое,
привычно солгать на вопрос: "Так скажи,
ты любишь?" - "А как же..." - порою
я сам верил в эти слова, но потом
с фатальностью днем уезжая,
смотрел я на твой обезличенный дом,
прижавшись к окошку трамвая,
смотрел на тебя и не видел порой,
лишь видел забытые тени,
которые вслед за мерцающей мглой
брели в бесконечной метели.
 2002



* * *
- Пусть два плюс два равно семи, -
подумал Бог, - и для семьи
полезно это, и для СМИ,
и всем бюджетам
различных уровней, мастей.
Пример: во время новостей
нас принимают за детей
и кормят бредом,

что профицит не сосчитать,
что дважды два, конечно, пять,
что наша Родина опять
цветет и пахнет.
А если будет новый счет,
то будет все наоборот -
ведущий в новостях не врет,
дефолт не трахнет.

Но, как монгольская орда,
возникала новая беда -
спивались те, кто никогда
не напивался.
Бывало, раньше пьешь весь день,
а тут добавил два и семь
стаканов. Что за хренотень?!
Опять нажрался!

Подумал Бог: "Ошибка, блин,
кипит от них серотонин!
Пусть два плюс два равно один", -
опять лишь охи,
но, правда, с пьянством помогло, 
ты пьешь весь день, а как стекло:
- Народ, не торкает бухло! -
Закат эпохи!

И жены стали бастовать,
парней не колосится рать,
один мужик, одна кровать,
а рядом кеды.
Не тот размах, когда не сдох
один мужик из четырех
и, разумеется, тот лох,
что для беседы.

Подумал Бог: "Какой народ!
Какой талант, когда не пьет!
Им крылья дашь, наоборот,
привяжут гири.
Наверно, это от тоски,
что крылья есть и есть мозги,
а счастья не видать ни зги -
пускай четыре..."
 2002



* * *
Вера в то, что я свободен
забирает силы верить
в то, что я еще способен
на свободу без империй,
чьи пространства и границы
разрезают наши души,
наши взгляды, наши лица,
наши голоса - послушай...
 2001



* * *

Не уходят с любовью тревоги,
не хватает нормальных дорог,
мы стоим на разбитой дороге,
покалеченной сотнями ног.

Под ногами канавы решений,
и придется нам тоже решать -
догонять нам ушедшие тени
или проще тенями нам стать.

                        2002



* * *
Любой мужчина ищет встречи
не просто с женщиной, а с той,
с которой он посадит печень,
но прекратит ее запой,

с которой он дойдет до бреда,
до исступления, до дна,
боготворя ее за это,
на что в ответ ему она

промолвит ласково: "Спасибо,
тебе, мой самый лучший друг", -
и ты поймешь, что лишний, либо
продолжишь бесконечный круг.
 2001



* * *
Мой ангел машет в воздухе руками
и оставляет на земле следы,
мой ангел не парит над облаками,
она давно боится высоты.

Мой ангел верит в детские приметы,
не доверяет любящим глазам,
мой ангел жадно курит сигареты,
даря остатки нервов небесам.

Мой ангел бесподобно хмурит брови,
когда мужчины ей мешают жить,
мой ангел не выносит вида крови,
стараясь поизящнее убить.

Мой ангел любит всех, но понемногу,
причем животных больше чем людей,
мой ангел не нашел свою дорогу,
и я иду зигзагами за ней.
 2001



* * *
Приходит чудо с длинными ногами,
но память коротка на всех мужчин.
Тянусь я к чуду жадными руками
и ощущаю высоту вершин.

Потом идут соперники полками,
прийти - найдутся тысячи причин,
и все готовы ждать тебя веками,
зачем им красота твоих морщин?

Допустим, прогоню я всех пинками,
но после, нарастая из глубин,
задавит быт дырявыми носками,
накрыв обоих волнами лавин.

Стучит нехватка воздуха висками
от этих фантастических картин -
приходится дышать мне облаками
на каждой высоте моих вершин.
 2001



* * *
Авианосец таранил триеры,
плыли фалангами легионеры,
вместе с рабами тонули галеры,
плакал навзрыд адмирал.

Он поступал так не ради карьеры,
просто в сценарии - жесткие меры,
хлопали зрители после премьеры,
главное - сильный финал.

Авианосец таранил триеры,
плакали в кадре навзрыд офицеры,
крепло безумие зрительской веры,
надо снимать сериал.

Завтра покажут другие химеры
из декораций блестящей фанеры,
хлопали зрители после премьеры,
главное - сильный финал.
 2000



* * *
Играя в пас неутомимо,
партнеров чувствуя спиной,
с трех метров парни били мимо
и сразу падали в штрафной.

У тренера шел дым ушами,
окутывая стадион,
фанаты верными флажками
сбивали городских ворон,

чья стая в поисках летала
рационального зерна
в мотивах тех, кто брел устало
по полю в апогее сна.

На брифинг после этой встречи
набилось прессы полный зал,
расправив посолидней плечи,
поднялся тренер и сказал:

- С погодой не было удачи,
ребята сникли от жары,
все наши острые подачи
сносило ветром вне игры.

Газон с зимы не подстригали,
футбол ведь все же, не крокет,
два парня бутсы потеряли,
а босиком не тот эффект.

У них ворота меньше были,
я сам с линейкой проверял,
Рональды наши точно били,
но просто мяч не пролезал.

Платя пристрастными свистками,
арбитр продался за пятак,
суд инквизиции веками
работал с огоньком за так.

В ответ известный комментатор
встряхнул центральную печать:
- Я не талантливый оратор,
но просто не могу молчать!

Вратарь, тянувшись за мячами,
во время зрелищных бросков
махал дырявыми руками,
своих сшибая игроков.

Защита вся свелась к проблеме:
кого догнал, того и бей,
как мы могли по этой схеме
переиграть тех, кто быстрей?!

Полузащитники устало,
как стая ежиков в дыму,
пинали мяч куда попало,
не попадая по нему.

Наш форвард обводил подкатом,
бездарно наступал на мяч,
все время открываясь матом
на град неточных передач.

Вчера не грезилось в кошмаре,
а завтра будет в новостях -
нас обыграли россияне
одними левыми в лаптях.
 2000



* * *
Соседи наши, рыбаки,
сетями ловят бред,
но выше плоскости реки
несется наш корвет.

К морям, где нет чужих сетей,
наживок и крючков,
подальше от забот людей,
игравших в рыбаков.

Но в каждом из таких морей
запутавшись в сетях,
мы вырвемся в игру теней,
забыв о тех морях.

Забыв о том, что наш корвет
подобен миражу,
река уносит нас от бед
под встречную баржУ.
 1999



* * *
Если вы часто гуляете
по дну лунного кратера,
вы собой представляете
удачу для психиатра.

Если всего лишь полчасика
в лунной купались грации,
вы тогда превращаетесь
в общую гордость нации.
 1998



* * *
Как давно
мы не думали с вами
лбом в стекло,
и в ночь уйдя глазами,
полуночного последнего вагона
почти замерзшего трамвайного окна.

Как давно
мы не видели с вами,
не дано,
лишь мельком и местами,
паруса алеющие зыбко
на багровый бархатный закат.

Как давно
нам не верили с вами,
все равно
останемся кротами,
буревестники парящие так просто
и не знающие, что они какой-то символ.
 1997



* * *
Сегодня не всегда,
но если сбиться с такта
и рассмотреть на свет
в руке остатки дня,
споткнутся без причин
вдруг будничные факты,
системная эррор,
иначе говоря.

Пронзительный покой
в системной неудаче,
особенно когда
хрясь башню вам снесло,
окутывают вновь
нас холода собачьи,
почувствовав на миг
вдруг странное тепло. 
 1995