Аннотация: Обещаю исправить этот рассказ. Не исправить, а просто переписать.
Человек сидел в глубоком, мягком кресле и с грустью глядел на уходящие вдаль ряды книжных полок. Некогда это здание было библиотекой, но с появлением Его, все книги были перенесены в специально построенное для этого хранилище. Теперь же книжные полки занимали множества пробирок, колб, реторт и прочих стеклянных сосудов, плотно закрытых пробками. Ими было забито почти все пространство, оставалось лишь одно свободное место...
Он был уже дряхлым стариком - совершенно седым, со сморщенным лицом, впалыми щеками и слегка трясущимся подбородком, но никакие болезни не могли сразить его, ведь там, где он жил когда-то умели лечить всё; делая при рождении ребенку всего один укол, на всю жизнь избавляя его от недугов. Там он был всего лишь простым человеком, а здесь Он слыл богом. Ему никогда не узнать, отчего погиб его народ, его планета. Корабль только вышел за пределы солнечной системы, как яркая вспышка где-то позади сообщила ему эту страшную новость. Оставался путь только вперед и он это знал.
Эту планету бортовой компьютер обнаружил на восьмой месяц пути, и корабль с его единственным пассажиром нашел здесь себе пристанище. Планета оказалась населенной разумными существами и, увидев спустившегося с небес бога, ощутив на себе его силу, они признали Его и дали имя - Он. К Нему ходили за помощью, за мудрым советом, просили благословения; Он был Верховным судьей, издавал указы, строго следил за их выполнением, а за все это люди выполняли любую его просьбу.
Библиотека была наследием предков, священным местом; никто не знал, кто ее построил и зачем, а книги не представляли для людей никакой ценности, аборигены хранили их лишь из-за страха перед неизведанным. Для Него и была освобождена святыня. Только тогда Он во всей полноте осознал свое положение (один, оставшийся из своего народа, способный сохранить лишь самую малую часть великого знания, накопленного этим народом за целые тысячелетия; никогда не увидеть ему знакомых лиц, никогда не услышать родных голосов, не остается ничего другого, как тихо, спокойно умирать в этом, далеком от его настоящего дома, мире), и тогда появилось его хобби. Он выходил на улицу и гулял по деревне, всматриваясь каждому в глаза и ища в них особый, чуждый ему, огонек. А когда находил его, то подходил к человеку, доставал из кармана сосуд и просил: "Расскажи мне о своей надежде". Люди никогда не отказывали богу... Когда пробирка была полна надежды рассказчика, Он затыкал ее пробкой и убирал в сумку, откуда уже исходил то слабый, а то просто ослепляющий свет из других пробирок. К концу дня набиралась полная сумка, и Он аккуратно расставлял прозрачные сосуды по полкам, давая каждому свой номер. Но с каждым днем сумка становилась все легче и легче, сложнее становилось найти ту редкую надежду, которой не было в его коллекции. Никогда новый бог не задумывался над тем, что он, быть может, отнимает у некоторых людей последнюю надежду, что лишает их смысла жить дальше. У него не было этого чувства, "надежда", и он пытался понять, что это такое. Каждый вечер Он приоткрывал пробирки и испытывал надежды других людей, переживал, плакал, сочувствовал, злился, но, в страхе потерять их, быстро вставлял пробки на место.
Вот теперь, когда сосудами были заставлены все полки, старый Он каждый вечер удобно располагался в кресле и просто смотрел на них, как богач, собравший все золото мира и понимающий, что желать ему больше нечего. Ему не нужно было открывать пробирки и реторты, дабы узнать, что в них находится, Он знал их все по номерам.
Старик с трудом поднялся (сегодня ему захотелось пройтись) и побрел между полок, с завистью глядя на номера сосудов. Вот она надежда на хлеб, на то, что не придет голодная смерть, и удастся раздобыть хоть немного еды; вот надежда на веру в любовь, на то, что у кого-то остались еще истинные чувства, заставляющие их понимать не только образ человека, но и его сущность, предназначение; а вот надежда на справедливость, вера в то, что наказание найдет виновного; еще здесь была надежда на чудо, на любовь, на милосердие, на быструю смерть, на урожай, на хорошую погоду, на победу, на спокойный сон, на будущее, на него - нового бога, на себя... о, как их было здесь много!
Он обошел стеллажи несколько раз и остановился у пустого места, пространства под еще одну пробирку. Сколь долго не ходил новый бог по деревням, сколь многих людей не опрашивал, не мог он найти последнюю надежду, ни много, ни мало, уже пятнадцать лет. Ему попадались все те же люди с теми же проблемами и желаниями, с их жадностью, ненавистью, эгоизмом, лестью и притворством. Почти все они желали одного, и не имело смысла разговаривать со всеми подряд, но Он только каждый раз все больше в этом убеждался. Теперь же, имея огромный опыт общения, новому богу достаточно было один раз взглянуть на лицо человека, чтобы понять, что тому нужно, отчего его величие среди людей неимоверно возросло, ибо они воспринимали это умение как чтение мыслей, а Он из-за своего величия впадал во все большую и большую печаль. И сегодня эта печаль достигла высшей грани.
Внезапно промелькнувшая в его мозгу мысль, заставила нового бога улыбнуться. "Только бы аборигены не поняли, что случилось", - пробормотал старик, осторожно поглядывая в сторону кладовки, где Он хранил все, начиная с веников и заканчивая привезенным с собой оружием. - "Они и вправду считают меня богом, бессмертным существом, но кто я, как ни простая божья тварь, подобная им, хоть и с довольно долгим веком... Хотя, куда уж им, ничего они не поймут...". Новый бог повернулся и спокойно пошел в сторону кладовки, как вдруг ворвавшийся через окно поток света нарисовал на стене размытую тень старца и принялся метать ее в разные стороны. Он был настолько удивлен, что не сразу смог повернуться, но когда сделал это, то из горла вырвался лишь тихий шепот:
- О, боже, - прошептал старик, с величайшим изумлением глядя в окно, - Боже, - повторил он и сделал осторожный шаг в том направлении.
А за окном, в каких-то пяти-семи метрах над землей, недалеко от деревни аборигенов и прямо перед библиотекой, висел, плавно покачиваясь, да светя бортовыми огнями, небольшой космический корабль. Руки старика судорожно захлопали по карманам, глаза засветились странным огнем и, наконец, Он извлек наружу последнюю пробирку. Быстрым движением старик вынул пробку, поднес сосуд к лицу, и принялся заполнять его безумно ярким слепящим белым светом.