Где я? Тьма, как густой кисель, сковывает движения. Даже мысли связаны какими-то мягкими оковами. Вокруг меня танцуют размытые нечеткие на фоне тьмы тени. Никаких звуков, никаких запахов... Как я сюда попал? Я что, под кайфом? Ничего не помню... ничего не понимаю... Мысли перетекают, как после наркоты.
Кто я? Пытаюсь помассировать виски, но ничего не получается. А где мои руки? Те даже не откликнулись. Не чувствую ни рук, ни головы с висками, ни остального тела. Надо срочно что-то сделать! Нельзя паниковать! Наверно, мне вкололи какой-то сильный наркотик и я перестал все воспринимать. Паники нет... глубокий вдох носом... Чем? У меня нет ни носа, ни легких. Вот тут начинается паника!!! Нет ни памяти, ни тела, ни...
...жизни?
Может, я умер? Тогда где я? Должен быть Ад или Рай? Или хотя бы Чистилище! На рай это не похоже - слишком темно. Для Ада чертей маловато... Чистилище?
А зачем у меня забрали память? Или заблокировали. Я же вспомнил что такое Ад, Рай, Чистилище... Блин... Надо вспоминать остальное. Откуда я это узнал? Из школы. Что было потом? Тупик. Пойдем сначала. Кто я? Человек. Ну, это очевидно, ведь коты не ходят в школу. Пол? Судя по тому, что я обращаюсь к себе в мужском роде, то я - мужчина. Уже лучше. Лезем дальше...
Ух!!!
Перед несуществующими глазами понеслись картины прошлого. Наверное, моего. Дверной проем, обшарпанные грязные стены. Взгляд с высоты полутора метров от пола. Мне, наверное, лет десять отроду. Выхожу в плохо освещенную кухню, не менее грязную, чем стены предыдущей комнаты. На столе, под столом, вдоль батареи стоят и лежат бутылки из прозрачного и коричневого стекла. Больше из прозрачного. Запах перегара бьет по ноздрям. Никак не могу к нему привыкнуть. За столом сидит женщина лет сорока, подперев рукой щеку. Наверное, мама... мда... Плохая у меня наследственность. Судя по плавающему взгляду, опять пьяна. Причем последние пятнадцать лет точно. Кидает в меня бутылку, промахивается. Слышу звон стекла за спиной. Хочется уйти оттуда, но я приближаюсь к женщине, беру со стола нож лезвием в низ и бью им женщину в грудную клетку.
Нет! Не хочу больше смотреть! Я убил родную мать! Ну и что, что алкоголичка, но человек, тем более родная кровь... Что уж точно не является предметом гордости. Она заслужила смерть. Именно такую смерть. Эта женщина не могла принести пользу ни обществу, ни своему сыну, ни даже себе. Она не должна жить.
Становится все интереснее и интереснее. Что дальше?
Опять перед моим взором предстала будто бы кинопленка. Автомобильная мастерская. Высокие трехметровые потолки, стены выкрашены на советский манер - до середины стены тускло-зеленая краска, выше - побелка. Наверное, так задумывали строители. Сейчас стены вымазаны в какой-то саже, на них осела вся гарь за много лет эксплуатации. Краска местами отсутствует, а местами ее покрывает паутинка трещин. Побелка превратилась в желто-серую пакость, с яркими, выделяющимися на ее фоне светлыми пятнами, наспех замазанными неизвестным "умельцем".
По всему помещению разложены в хаотичном порядке инструменты и автомобильные запчасти. В центре - три ямы, над которыми должны вставать машины для осмотра ходовой части. Чуть поодаль на двух здоровых домкратах висит легковушка, под которой возится механик.
Я хорошо помню эту лживую тварь. Он работает по стандартной системе - почти ничего не делает с машиной и требует за это огромные деньги от заказчика. На свои "кровные" он напивается до беспамятства и ищет бабу на ночь. Как правило, денег уже не хватает на продажную любовь, а бесплатно его, понятное дело, никто не обслужит. И эту мразь я должен называть отцом.
Его тяжелая фигура вышла из-под легковушки и направилась ко мне. В лицо ударило перегаром.
- Чё расселся? Не видишь, мне помощь нужна? - надо мной раздался его мерзкий скрипучий голос. Я молча поднялся на ноги и поплелся за ним.
Кстати, как я там оказался? ...Ну да.... После того, как закрыли дело об убийстве моей матери, виновным в котором признали ее собутыльника, меня передали на попечение отца. Мастерская, конечно, не его, но он сказал, что я должен работать вместе с ним.
- Ты чего на меня бычишься? Давно по шее не получал? Лови! - с этими словами он занес руку над моим лицом. Я не мог сопротивляться, Иначе получу еще больше. Левая щека вспыхнула дикой болью. Тело развернуло так, что я не сразу поймал равновесие. В глазах потемнело, и я был вынужден упасть на колени. За что и получил ногой по лицу. Нос оказался разбит, на щеке начал расплываться огромный синяк.
- За мной пошли, щенок, работать надо!
Интересно, что будет, если один из домкратов случайно сорвется и уронит легковушку? Я подошел к тому, что был ближе к выезду из мастерской и прицепил к нему автомобильный трос. Другой его конец уже был соединен с крюком под бампером машины, стоящей на выезде. Я сел на водительское сидение и завел мотор. Обернулся назад и посмотрел на механика. Он все еще под машиной. Медлить нельзя. Если он меня заметит, точно убьет. Отжал ручник, выжал сцепление, переключил передачу и дотянулся до педали газа. Пока, пап.
Не могу укорять себя за этот поступок. Это бесславная кончина бесславного человека. Если мамочка просто не приносила пользы обществу, то эта дрянь еще больше его растлевала.
И снова кинопленка, картинки, еще один эпизод из жизни.
Длинный плохо освещенный коридор с черными прямоугольниками дверей. В конце коридора большое окно. Похоже на общежитие. Я стою возле одной из дверей, прислонившись спиной к стене. Судя по росту, мне лет восемнадцать-двадцать. Из соседней комнаты доносятся звуки семейной ссоры. Вроде бы все как всегда, но потом что-то изменилось, сломалось.
- Отпусти! Мне больно! Ты что делаешь? - звук пощечины - Не надо! ПОМОГИТЕ!!! - донеслись отчетливые женские крики, переходящие в рыдания.
- Заткнись! А то еще по морде получишь! - ожесточенно проговорил мужчина.
После такого я не смог стоять. Дверь оказалась не заперта, и я осторожно вошел внутрь. Он успел заломить ей обе руки за спину и держать запястья одной рукой. Девушка грудью лежала на столе и рыдала, пока он свободной рукой задирал ей юбку. Надо срочно что-то делать. Ярость и страх залили глаза, и я схватил первое, что попалось под руку. Этим первым оказалась перекладина от шведской стенки, стоявшая около тумбочки при входе. Резкий замах и парень падает на пол. Но ярость никак не отпускала. Я сел над ним и продолжал вбивать его мозги в пол до тех пор, пока от головы не осталось лужица на полкомнаты. Девушка так и лежит на столе, боясь открыть глаза.
Никогда не забуду этого ощущения полной власти над человеком. Он умер, как только в нем зародилось желание, а я лишь исполнил приговор.
Мать-алкоголичка, отец-садист, так еще и сосед по общежитию оказался начинающим насильником. А может уже и опытным. На моих руках уже три жертвы, хотя жертвами их назвать трудновато, скорее, трое казненных. Государство никогда не сможет наказать этих тварей по заслугам. Этот сыночек богатенького папочки всегда выезжает на деньгах, садизм труднодоказуем, а с алкоголиками менты вообще не связываются. Я как мусорщик, выгребаю из этого города всю грязь. Эти люди уже ничего не могли дать обществу или своим близким. Они только портили этот мир.
Длинный узкий коридор, освещенный маленькими плевками лампочек, висящих под высоким потолком. По обе стороны от меня - двери, сильно утопленные в желто-зеленые стены. Впереди и сзади два гороподобных охранника. Мои руки стянуты за спиной наручниками. Из-за широкой спины в милицейской форме мне удалось рассмотреть зарешеченную дверь далеко в конце коридора. Меня завели в эту дверь, провели еще по нескольким коридорам и, наконец, впихнули в темную комнату. В ней расположился только один стул у дальней стены, возле которого уже стояли священник и два офицера. Мне приказали сесть, и я повиновался. Офицер слева от меня зачитал приговор. Меня обвинили в шести убийствах, четырех из которых я не совершал.
- Приговор привести в исполнение! - гаркнул офицер.
В комнату вошли пятеро солдат с винтовками. На мою голову надели черный мешок. Что было дальше я мог только слышать. Священник прочитал молитву и началось.
- Заряжай! - снова прогремел голос офицера и снова защелкали ружья, - Готовьсь... Цельсь... Огонь...
...Стоп...
...Снято...
Значит, все-таки поймали. К моменту совершения последнего убийства я был уже совершеннолетним, и они решили повесить на меня и другие преступления... Смертные... Они так и не поняли меня. Хоть как-то, но я смог помочь обществу. Кто-то помогает Родине на полях сражений, кто-то - за столами переговорив, а я как санитар леса, вычищал всю гниль из тела общества. Я не был маньяком, который убивал всех без разбору. Я лечил этот мир от болезнетворных опухолей, вырезал отмершие ткани, уничтожал ненужные элементы. Они гниют и убивают его. Общество их ненавидит, но ничего не может сделать из-за навязанных Европой "общечеловеческих ценностей".
Пространство вокруг приобретает плотность. Оно становится мягким и склизким. Стало так тепло и так нежно, что я свернулся калачиком и расслабился.
Вдруг все окружающее, не теряя своей мягкости, начало выпихивать меня... куда-то. Яркий свет больно ударил в глаза. Стало совсем не так комфортно, как было раньше. Если это рай, то я бы остановился чуть раньше. Вокруг уже не так мягко и что-то большое и шершавое проходится по мне как полотенце. Вот уже и не так влажно. Не могу не заметить, что я начал чувствовать свое тело, но теперь оно не такое как раньше. Чуть ниже спины растет хвост, с которым я никак не совладаю, а лицо стало вытянутым. Уши переместились на маковку, а руки уменьшились и прибрели по четыре острых коготка... Я... крыса?