Шёл 1980-й год, год Московской Олимпиады. Ещё был жив Высоцкий, и Джо Дассен ещё не слетал на Таити в свой последний путь, Марк Чепмен ещё не приобрёл револьвера, из которого впоследствии застрелит Джона Леннона. Пока же этот неудачник сидел часами в дешёвеньком кафе и читал 'Над пропастью во ржи'. Временами он откладывал в сторону изрядно потрёпанную книжку и разглядывал свои пухлые пальцы, одним из которых вскоре нажмёт на курок.
Михаил Иванович, или попросту Миша, всего этого ещё не знал и не ведал о метаморфозах грядущего. Он оканчивал пятый курс столичного вуза, и впереди у него маячил диплом. Вот только в последнее время молодого человека будто подменили. С ним творилось что-то неладное, он и думать забыл о дипломе, бродил по коридорам института как неприкаянный, опустив голову, и думал о чём угодно, только не о дипломе. А виной тому была прелестная девушка - спортсменка, комсомолка, студентка, да и просто красавица, звали которую Света. С ней Михаил познакомился ещё на третьем курсе на концерте ансамбля 'Песняры', когда тот гастролировал в Москве. На одном из выступлений случился конфуз, солист группы Анатолий Кашепаров, исполняя 'Вологду', пустил петуха. Добрался до самой высокой ноты и не взял её. Миша сидел тогда во втором ряду рядом с незнакомой девушкой, и оба они одновременно прыснули, зажав рты, чтобы не рассмеяться. В те времена фонограмм ещё не было, и певцам нечем было прикрыться, но публика, сидевшая в зале, оказалась добродушной и простила незадачливого певца. Более того, когда следом запел Мулявин свою коронную 'Не обижайте любимых упрёками' и начал своим волшебным тенором завораживать зал, слушатели тут же позабыли о незадачливом Толике и начали Мулявину подпевать. А под конец песни, уже стоя, весь зал аплодировал любимому артисту. У многих женщин при этом на глазах стояли слёзы.
В антракте в фойе Миша попытался разыскать соседку, которая ему приглянулась. Найдя таковую, он не сразу к ней подошёл, потому что обратил внимание ещё на одну девчонку, то и дело попадавшуюся ему на глаза. Но та была не столь эффектной, и Миша её проигнорировал. Между тем соседка, оценив скромные поползновения парня, сама к нему подошла, заговорила с ним, и они познакомились. Светлана училась в том же вузе, что и Михаил, только на другом факультете. Он изучал турбины, а она постигала тайны бухгалтерского учёта. Миша угостил Светлану лимонадом и купил ей пышное пирожное.
Следующие два года молодые люди почти не расставались, всегда и везде ходили вместе, даже в стройотряд ездили в одной компании. И как результат, в конце пятого курса, сразу после защиты диплома, они решили пожениться.
Но вот неделю назад всё вдруг резко изменилось, полетело, так сказать, в тартарары. Светлана ни с того ни с сего объявила ничего не подозревавшему парню о том, что расстаётся с ним. Миша от услышанного лишился дара речи и впал в ступор. Он не мог понять, что случилось за такое короткое время с его самой лучшей на свете красавицей. Но скоро всё объяснилось, и объяснилось довольно просто. Дело в том, что месяц назад на вечеринке, куда Света отправилась вместе с подругами отмечать чей-то день рождения, она познакомилась с парнем, родители которого работали за рубежом. Молодой человек поразил её - и своим видом, и поведением. Он был шикарно одет, сорил деньгами, угощал коллекционным шампанским Светлану и её подруг, был красноречивым, вставлял в разговор фразы на английском языке, так что к концу вечера совершенно очаровал её. Было видно, что Светлана ему понравилась, а потому перед уходом напористый парень открыто предложил ей переехать к нему.
- Родители мои сейчас в Лаосе, - поведал он, - приедут не скоро, поэтому квартира в полном нашем распоряжении. Если примешь моё предложение, - продолжил он пламенную речь, - я организую тебе работу за рубежом после защиты диплома, потом куплю квартиру в Москве и помогу твоим родителям. А если я тебе не противен, то мы можем и пожениться.
Светлана оторопела от такого напора, но когда стильный парень предложил ей съездить вдвоём на Мальдивы, она всерьёз задумалась. Что такое Мальдивы, она не знала, но подозревала, что это нечто волшебное. До этого она была пару раз на море - один раз в Крыму в Алуште, куда ездила отдыхать с родителями, когда была ещё маленькой, и второй раз в Анапе, где она отдыхала вместе с подругами после окончания первого курса.
Предложения и ухаживания необычного молодого человека ей понравились, но поначалу она их отвергла. Ей не хотелось чувствовать себя предательницей, да и оставлять своего Мишу на произвол судьбы было как-то неправильно. Ведь она с ним ещё совсем недавно планировала совместное будущее. Но молодой человек не стал торопить её с принятием решения и дал ей время подумать. Светлана сначала хотела рассказать обо всём Михаилу и превратить всё в шутку, но почему-то не сделала этого. Потом в женском общежитии в комнате на четверых, а они всё ещё жили порознь с Мишей, хотя днём практически не расставались, она долго лежала с открытыми глазами и не могла уснуть.
- Действительно, - думала она, - что меня ждёт с Михаилом в будущем. Я не коренная москвичка, он тоже. Распределят нас в какие-нибудь турлы, и придётся там провести всю оставшуюся жизнь.
От этой мысли она чуть не заплакала.
- А тут, - продолжала мечтать она, - карьера, квартира в Москве, конечно, если парень не врёт ... но не похоже, наоборот, он сам в меня втюрился. Сначала привыкну к нему, потом мы поженимся и поедем работать в Лаос. Надо будет посмотреть на карте, где этот Лаос находится. Будем там жить с ним и наслаждаться. А что! - встрепенулась она и от страха даже глаза закрыла, - надо рискнуть. Иначе от жизни ничего не получишь.
После проведённой ночи без сна, две недели Светлана ходила сама не своя. В то же время подруги приносили ей весточки от богатенького ухажёра о серьёзности его намерений, и она, наконец, решилась.
- Кто такой этот Миша? - возмутилась она, - свет клином на нём не сошёлся. Есть и другие парни, покруче него.
Подбив окончательный итог, она дала положительный ответ обаявшему её парню, и отрицательный Мише, ставшему отныне бывшим. Ей, конечно, было жаль его, она ведь не совсем была бессердечной, но ведь всем не угодишь. Подробностей, почему она приняла такое решение, Светлана ему рассказывать не стала. Сказала только:
- Разлюбила, и всё.
Миша после этого неделю ходил сам не свой и даже подумывал, не наложить ли на себя руки.
- Защищу диплом, - думал он, - и выпрыгну с пятого этажа вниз головой.
Сделать это было легко, так как жил он в общежитии на пятом этаже.
Но, честно говоря, прыгать ему не хотелось, наоборот, ему хотелось жить, хотелось любить, отдать себя кому-нибудь без остатка и раствориться в любимом существе. Короче, парень жаждал счастья, а кому в молодости не хочется быть счастливым? Вот только характером парень не вышел, слабоватый у него был характер, женщины таких не любят, не чувствуют они себя за такими мужчинами, как за каменной стеной. Им подавай уверенных, знающих себе цену, ни в чём не сомневающихся. Вот девушка и пронесла Мишу, а тот не совладал с собой и расклеился. Даже защитив диплом на "отлично", он не испытал никакой радости, стоял себе потихоньку в коридоре, подпирая стену, и смотрел в пол. В это время к нему и подошёл худощавый мужчина лет тридцати и предложил поехать по распределению на Север.
- Хочешь поработать в Надымском Приполярье? - спросил он, - строить компрессорные станции? Работа интересная, перспективная. Если поедешь со мной, то ручаюсь, что не пожалеешь. Тем более, - уверенно прибавил он, - я вижу, у тебя какие-то неприятности, они написаны на твоём лице. Но Север всё разрешит, можешь не сомневаться.
И Миша почему-то сразу ему поверил и пошёл следом за ним, а потом, когда получил в комиссии по распределению листок с печатью, где в самом начале был указан город Надым, то даже обрадовался этому.
- Ничего, - подумал он, - всякое в жизни бывает. Ещё неизвестно, кому повезло.
Вечером, вопреки первоначальному плану, он не стал напиваться и даже не стал разыскивать Светлану, чтобы сказать ей на прощание последние слова, поведать, как она ошиблась, оставив его, и как потом будет жалеть об этом. Вместо душевных терзаний, он вместе со своим новым другом пошёл в кафе, и они там поели борща и напились душистого чаю вместо водки, а утром следующего дня улетели в Надым.
- Дорога на Север, - думал Михаил, сидя в самолёте и глядя в иллюминатор, - куда-то она меня приведёт, успокоит ли душу...
Миша, теперь уже Михаил Иванович, молодой перспективный начальник участка, только что закончивший строительство газопровода 'Уренгой-Помары-Ужгород', собирался на ночь глядя пойти в тайгу за брусникой.
- Куда это ты навострился? - взяла его за рукав брезентовой куртки Виктория, молодая жена Михаила, - погляди в окно, скоро ночь да и дождик накрапывает, а ты только из командировки. Ляг лучше, отдохни, или с сыном поиграй, позанимайся с ним чем-нибудь. Ему ведь в следующем году в школу идти.
Михаил обнял жену и подбежавшего к нему сынишку.
В этом статном уверенном в себе мужчине, лицо которого светилось от счастья, было не узнать закомплексованного парня, оставленного когда-то девушкой. Тогда он думал, что та девушка и есть его единственная, неповторимая, предназначенная ему судьбой. Но сейчас он понимал, что всё далеко не так просто, жизнь устроена по-другому, и она всегда всё расставляет по своим местам. Поначалу мы этому противимся, но потом, подводя итог, бываем только благодарны судьбе за полученный результат.
Михаил Иванович прижал к себе Вику, подбросил вверх маленького Мишаню, который, подлетев к потолку, засмеялся как колокольчик, и твёрдо сказал:
- Своего решения я не изменю, тем более, ты прекрасно знаешь, - обратился он к жене уже более ласково, - в лесу мне легче расслабиться. Командировка была трудной, и мне надо отвлечься. А вы не волнуйтесь, - прибавил он, - до темна я обязательно вернусь.
После этих слов Михаил нахлобучил на себя кепку, взял в руки пластиковое ведёрко, поцеловал жену и сына и, не спеша, вышел из дома. Отойдя несколько метров, он вдруг вспомнил, что забыл спички.
- Вот незадача, - чертыхнулся он, но возвращаться не стал.
- Ножик есть, - решил он, - этого хватит для безопасной прогулки.
Выйдя на дорогу, он направил свои стопы к темневшей в полукилометре от него тайге. На дворе было сыро и прохладно, что для середины сентября по здешним меркам было обычным явлением. По небу ползли свинцовые облака, из которых вот-вот должен был сыпануть дождик.
Войдя в лес, Михаил сориентировался, для начала по бегущим облакам, потому что солнца видно не было. Облака плыли с северо-запада на юго-восток, он знал это по одному ему известным приметам, и ещё он определил, в какую сторону сгибались на ветру верхушки кедров. Они наклонялись, если сравнивать с облаками, уже строго с севера на юг.
- Значит, обойдусь без солнца, - хвастливо подбодрил он себя, - здешняя тайга мне как дом родной.
Углубившись в чащу, на первой же поляне он обнаружил огромные россыпи брусники. Налитые ягоды, пылая алым соком, блестели, словно отполированные и готовые вот-вот лопнуть. Поелозив по волшебной поляне минут десять-пятнадцать и наполнив четверть ведёрка, Михаил двинулся дальше. На одном месте неинтересно ползать, скучно. На следующей поляне отборных ягод было ещё больше, а на третьей их было столько, что казалось, будто всё выстлано алым ковром. Ведёрко быстро тяжелело, и вместе с его тяжестью пропадал интерес к собиранию ягод. Неожиданно на одной из полянок он наткнулся на семейку подосиновиков. Они добавили азарта к тихой охоте. Михаил срезал сразу четыре красавца на толстых упругих ножках.
- Красное к красному, - улыбнулся он, укладывая срезанные аккуратно под корень грибы поверх брусники, - красивый натюрморт получается. Что ж, пора и домой возвращаться.
Михаил Иванович осмотрелся. Поляна, на которой он находился, была ещё зелёной, и на ней явно проступали следы на примятой им же траве.
- Следы тут только мои, - резонно констатировал он, - а потому, выберусь я быстро. Я ведь тут не больше часа бродил.
Обратно идти было даже легче, пусть и с полным ведёрком. Своя ноша не тянет. Грудь его распирало от радостных мыслей, и он напевал 'Журавли' Вили Токарева.
- Оторвите меня от земли, журавли, - громко и не стесняясь пел он, -
В солнечном небе вам так легко плывётся...
И, хотя небо было совсем не солнечным, настроение у Михаила от этого хуже не становилось.
- Приду сейчас домой, - мечтал он, - открою дверь, спрячу ведёрко за спину и скажу, что ничего не нашёл. И только, когда Вика огорчённо вздохнёт и начнёт упрекать его, что не стоило попусту ходить в лес на ночь глядя, он выхватит из-за спины ведёрко и покажет ей и бруснику и красавцы грибы. Жена бросится к нему на шею, Мишаня тоже, он обнимет их и закружит по комнате. Сын радостно закричит, а жена станет целовать его и в щёки и в губы. Потом они пойдут на кухню, Вика почистит грибы и пожарит их на чугунной сковородке. Аромат будет стоять на весь дом, но жареных грибов окажется мало, и она скажет сыну, что это кушанье только для папы. Мы с тобой, - скажет она, - обойдёмся кашей и чаем, тем более, что на ночь тяжёлую пищу есть не следует, особенно маленьким детям.
- Ну, что ты, - укоризненно скажет ей Михаил, - пусть Мишаня тоже поест, если ему хочется, и ты давай с нами. Здесь грибов на всех хватит.
После ужина сын уйдёт в свою комнату, а они усядутся рядом и будут долго-долго беседовать обо всём. Будут вспоминать, как впервые увиделись на том злополучном концерте, на котором так и не познакомились, но оба каким-то чудесным образом сохранили с него билеты. Вика принесёт их, и они будут с замиранием сердца смотреть на пожелтевшие клочки бумаги, будут смеяться и благодарить судьбу, которая соединила их таким необычным образом.
- Надо же, - в очередной раз удивится жена, - кому расскажи, не поверят. Я ведь на том концерте, когда Анатолий Кашепаров петуха пустил, сидела позади тебя. И билет потом сохранила на память. Вдруг, думала, когда-нибудь снова увидимся, и я тебе его покажу. И ты тоже сохранил свой, помнишь, как мы их сравнивали. У тебя был второй ряд недалеко от прохода, а я сидела выше прямо за тобой, всё затылок твой разглядывала. В антракте я хотела к тебе подойти, но пока придумывала предлог, другая, резвая, меня опередила.
- Ладно, - скажет Михаил примирительно, - всё это в далёком прошлом. Важно, что мы сейчас вместе, а остальное не имеет значения. И у нас есть Мишаня.
Михаил улыбнулся приятным воспоминаниям и ускорил шаг, но тут заметил, что идёт уже не по примятой траве, а по опавшим листьям, и в какую сторону, неизвестно.
- Так, стоп, - приказал он себе, - надо опять сориентироваться, а уже потом шагать. А то не ровен час, заблужусь.
Он посмотрел в небо, которое стало уже совершенно тёмным, и облака на котором едва проглядывались, и тяжело вздохнул. В это время сверху посыпал мелкий дождик, и в какую сторону плыли облака, понять было совершенно невозможно. Потом он перевёл взгляд на верхушки деревьев, но те почему-то раскачивались в разные стороны, и по ним тоже ничего нельзя было определить.
- Неужели заблудился? - струхнул Михаил, - говорила же мне Вика никуда не ходить, а я дурак не послушал. Вот теперь получай, - отчитал он себя и опять стал пристально всматриваться в облака.
Одна из тучек показалась ему светлее других, она медленно ползла по небу, и Михаил двинулся следом за ней. Но тучка, хотя и ползла медленно, но всё же опережала Михаила. Чтобы не потерять её из вида, он сначала ускорил шаг, а потом засеменил трусцой.
Минут через десять лицо его от бега раскраснелось, по спине потёк то ли пот, то ли проникавший за шиворот дождик, и в невысоких сапогах зачавкало.
- Как назло спички не взял, - обругал он себя, - я бы и на дожде костёр развёл. Вон сколько кругом валежника, ещё, небось, не успел намокнуть.
Но додумать эту мысль Михаил не успел, зацепился за торчавший полусгнивщий корень и рухнул наземь. Падая, он автоматически вытянул вперёд левую руку, что смягчило падение, в правой же он по-прежнему сжимал ведёрко с ягодами.
- Только без паники, - приказал он себе, вставая, - страшного ничего не случилось. Я цел и даже, кажется, невредим.
Поднявшись на ноги, Михаил для верности ощупал себя. Всё было на месте, только левая рука по локоть в грязи. Набрав опавших листьев, он тщательно вытер её и стал размышлять, что делать дальше.
- Так, - размышлял он, - представим эту местность словно нарисованной на карте. Я ведь тут много раз летал на вертолётах, а потому сделать это мне будет не трудно. Из посёлка я вышел и направился в сторону тайги, это, значит, на северо-восток, и потом, зайдя в неё, продолжил идти в этом же направлении. Справа от меня в полукилометре всё время оставалась сталинская узкоколейка, параллельно которой я двигался. Она проложена из Старого Надыма в Уренгой, поэтому я её и не пересёк. Но дальше эта железка выходит к реке, к Правой Хетте, я помню это. Там ещё мост такой старый, из ржавого железа, хотя грузовые составы по нему ходят до сих пор.
Михаил вспомнил, как недавно ехал по ней из Нового Уренгоя, вёз турбины для Правохеттинской компрессорной.
- Так что эврика, - воскликнул он, - мне надо идти не на Юг или на Юго-Восток, откуда я пришёл, а строго на Север. На Юге, кроме посёлка, ничего нет, и если я пойду в этом направлении, то могу запросто промахнуться: и мимо жилья, и мимо компрессорной. А если я отправлюсь на Север, то в любом случае выйду либо к реке, либо к железной дороге.
Михаил обрадованно ещё раз посмотрел в облака и уже полагаясь больше на интуицию, сначала медленно, а потом всё быстрее, побежал на предполагаемый Север.
- Опять ведёт меня эта дорога, - бубнил он себе под нос, - дорога на Север. Значит, это верный путь, который снова меня спасёт.
Не выпуская ведёрка и не теряя самообладания, Михаил быстро пробирался к намеченной цели. Он перескакивал через валежник, протискивался сквозь мокрые кусты, перебегал через поляны с ещё зелёной травой и, наконец, оказался у цели. Тёмная громада моста, словно сама судьба, выглянула из леса.
- Всё, спасён, - радостно закричал он, и в ответ мокрые деревья брызнули на него крупными каплями. От железнодорожного моста до посёлка оставалось восемь километров, и максимум через час он предполагал быть дома.
Переложив ведёрко из одной руки в другую, Михаил поднялся на насыпь и бодро зашагал по шпалам.
- А вот теперь можно и на Юг идти, - рассмеялся он...