Давно это было, но следы в душе и на теле остались. Поехали мы как-то к тещё на дачу. Мы - это: моя пятилетняя дочка Маша (начальник), жена Клавдия (заместитель начальника) и я (член в коллективе). Тёща собственноручно нас пригласила почтовой открыткой: "Приезжайте, мои дорогие, ягода уже поспела, пусть Машенька полакомится. В речке искупаетесь. Борщ сварю настоящий украинский. Целую мама". Знаем, думаю ваши апельсины в бочках. Мы хоть в институтах штаны не протирали, но понимание имеем, что когда речь идёт о ягодах, имеется в виду конкретно смородина, а вызревание её совпадает с вызреванием других ягодно-овощных культур типа картошки, огурцов, помидоров, вплоть до морковки. А это значит, копать и складывать, срывать и закатывать в банки. Жена, конечно, с дочкой довольны: ну как же им не полакомиться и не искупаться? Начали собираться, жена вещи свои и дочки, я свои. Ну, бельё там нательное: трусы, носки, майки, сапоги резиновые... Пару бутылок водки на крайний случай, если самогонка внезапно кончится.
Спустя четыре часа и четырёх пересадок (троллейбус, метро, электричка, автобус) добрались кое-как. Вышли, вдохнули свежий воздух с дорожной пылью, поднятой отходящим автобусом, и пошли. По прямой через бурьян там недалеко, с полкилометра, не больше. По тропинке на ширину ступни. По такой идёшь как модель по подиуму. Но ни вихляя задом и бёдрами, чтобы не упасть. Машка впереди, жена за ней, я замыкающим. Как в Афганистане по минному полю, сначала дети, потом жёны, ну и ты на некотором расстоянии в конце каравана. Машка хнычет, идти не хочет, устала. У меня в руках сумки с банками и крышками, на шее сумка с нательными предметами, а сзади рюкзак с вещами впереди идущих. Куда мне Машку? На рюкзак? Опасно. Цепляться не за что. Я же не конь с гривой. Растительность на голове у меня, конечно имеется, но не в том количестве и не того качества. Жена, натурально, могла бы её посадить к себе на грудь, но спина болит после дороги. На грудь моей жены мог бы в принципе средней величины вертолёт пригрудиться, но спина, с другой стороны... Что-то я тут с глаголом не разберусь, хотя... Шучу я, конечно, на солнце перегрелся. Средний вертолёт не сел бы. А вот маленький... Если самолёт садится на авианосец, он приземляется или приводняется? Неважно, мы в институтах штаны не протирали. Прибил что-то гвоздём - пригвоздил. Правильно же?
А вот уже и "наша" дача. Что сегодня дача? Это дворец из красного кирпича, в котором всё внутри, а снаружи только садик гектара в полтора, огороженный, натурально, небольшим заборчиком метра два высотой. Ну и ворота, конечно, чтобы карьерный БЕЛАЗ мог пройти. А тогда? Ну, домишко рубленый на одном конце участка, на противоположном туалет, этакий скворечник для человека, с дыркой не в том месте, где вылетают. Посредине летняя кухня с навесом. Ну и огород в шесть соток. Дача эта даже не была дачей, а нормальным деревенским домом, в котором теща родилась, и который достался ей от отца по наследству. Зимой тёща жила в Москве в хрущёвке, а три остальных сезона на "даче".
Подходим мы, и вдруг на крыльцо выплывает тёща. "Выплывает", это я для художественности, чтобы как у Булгакова: "На Москву внезапно опрокинулась ночь". Может и не так, не помню. Мы в институтах... Теща моя создание хрупкое, худенькое такое создание неопределённого возраста. На мышку похожа. Короче, подходим мы, а на крыльцо вылезает тёща. И нам калиточку отворяет: "Внученька моя раскрасавица, доченька моя золотая, зятёк-батюшка!". Я всё могу понять, но вот это последнее никак. Зять - это человек мужского пола, состоящий в браке с дочерью. А зятёк? Человечишка? Да ещё и батюшка. Я что попом работаю? В паре с впередистоящим зятьком? Не называет же она свою дочь "дочка-матушка".
Одним словом, прибыли. Мне в этой "нашей-ихней" даче ну всё нравится, кроме комаров и тёщи. Первые зудят ночью, вторая днём. Разгрузили меня кое-как, дай, думаю, переоденусь. Теща запротестовала: "Тебе эта маечка с крокодильчиком так идёт...". Откуда ей знать, что на эту "лакоста"-маечку весь коллектив складывался, чтобы мне её на 40-летний юбилей подарить? Я её не для того напялил, чтобы по главной улице деревни гулять, а чтобы народ в общественном транспорте не пугать моей дачной одеждой. Да ладно, думаю, сегодня праздник у девчат. Раз тёща намекает, что сегодня копать не придётся, будем выглядеть джентльменами. Но всё равно в выделенную нам комнатку забежал и три глотка из горлышка в организм внедрил. Ну не могу я с разбега начинать с самогонки, душа протестует. И бегом к столу под навесом. А там... Огурцы солёные, помидоры маринованные и свежие под сметаной, грибочки всякие. Редиска с грядки. Картошка печёная. Селёдка из тогда ещё прибалтийских братских республик. Ну всё! Одно огорчило, что с завтрашнего дня все эти дары, исключая, конечно, братскую селёдку, мне придётся добывать самому, носить, складывать и снова добывать. И тут взгляд мой упал на литровую бутыль с не совсем прозрачной жидкостью, и грусть отошла. А ожидание осталось. Тёща спокойно налила всем по тарелкам настоящего украинского борща, взрослым по стаканчику жидкости, мы вдарили и тепло пошло. А до тёщи, видно, сразу и дошло. Она вдруг вскочила, сделала выпученные глаза и рявкнула: "А мясо-то, мясо?!". Достала здоровенный кусок говядины и тянет мне, как якобы главе семьи: "Тебе первому, зятёк-батюшка". Не успел я сказать, что тарелка полная и класть некуда, потом, мол, как раздался зычный голос: "Богдановна!". Тёща вздрогнула, вилка дёрнулась, и полкило говядины одним куском въехало в мою тарелку. Грудь мою обожгло. Зажмурившись, я на секунду представил себя в аду в котле с кипящим украинским борщом, голова мотнулась, и что-то с меня слетело. Открыв глаза, чтобы проверить, не ослеп ли, я увидел в своей тарелке кусок мяса. В МОИХ ОЧКАХ !
Ожидание прошло. Остались боль в груди и печаль по погибшей маечке. Из кустов вынырнул Кузьмич, известный деревенский ясновидящий, специализирующийся на определении координат открытой бутылки самогона с максимальным отклонением в пределах 3 сантиметров. Он-то и был виновником превращения моей майки в красную мокрую тряпку с темно-бордовым крокодилом. Кузьмич жил по четырём заповедям. Первая - пить только из 250-граммовых гранёных стаканов или из горлА. На всякий пожарный один из таких всегда имелся в кармане его засаленного пиджака. Вторая - никогда не закусывать после первых двух стаканов. Третья - всегда спать там, где пил. Четвёртая и последняя - не нарушать первых трёх. Осмотрев мутным взглядом место катастрофы, и упорно не смотря в сторону тёщи, он решительно подошёл ко мне, то есть пострадавшему, и уселся рядом. Одного ясновидец не учёл: я и так сидел на краю скамьи. Короче, он не прискамеился, а прибетонился на площадку под летним навесом. Последнее его мало смутило в силу большого опыта и, пробормотав что-то типа: "Чуть не упал...", он спокойно встал, обошёл стол и сел на другую скамью, предварительно выставив свой гранёный стакан на стол. После очередных стаканов, стаканчиков и рюмочек всё постепенно вошло в колею, и пару раз даже звучал смех. Машка спала в доме, жена что-то пела, мы с тещей подвывали, Кузьмич время от времени делал матерные вставки в тексты песен, лежа на скамье. Наплывший вечер стал отплывать, уступая место опрокидывавшейся на деревню ночи. Женщины не спеша убрали посуду. Людской скворечник вносил свою долю в аромат деревенской природы. Мы с женой потихоньку побрели к дому, теща осталась в летней кухне готовить самогонный аппарат к ночной дойке. Одним словом, ещё один день был прожит.
Бывает такое, спишь и чувствуешь - что-то давит. Просыпаешься и идёшь. Нужда заставляет. Так что идёшь по нужде. Она бывает малой и большой. Так и со мной получилось. Чувствую, малая вызывает. А раз, думаю, малая, то и с крыльца обойдётся, не переть же из-за неё через весь участок в скворечник. В этом доме расположение всех предметов мне было до тошноты известно, поэтому стал я передвигаться на ощупь. И тут оно случилось. Вы в невесомости были? Если нет, я продолжу. Если да, можете следующее предложение не читать. Иду я себе по направлению к крыльцу, и земное притяжение меня не покидает. И вдруг... Вот оно, думаю. Она, точнее, невесомость. Ничего! Ни сверху, ни снизу, ни по бокам. Витаю. Те, кто был в невесомости, можете подключаться. Продолжалась она недолго, доли какие-то чего-то. Как по теории относительности: сидишь голым задом на раскалённой плите секунду, а кажется, что целый день (по анекдоту цитирую, на авторство не претендую). Потом чувствую, бьют по рёбрам, по голове и в конце в самую середину седалищного нерва. Бывает конец, а бывает самыйконец. Так вот в самом конце на мою обожённую настоящим украинским борщом грудь со звоном падает что-то тяжёлое и холодное. На этом месте от пережитого стресса отключаюсь от окружающего, впадая в мозговую невесомость, именуемую в медицине бессознательным состоянием.
Где я?! Ну ничего не помню. Чувствую, лежу на спине. Всё болит, грудь горит и на неё что-то давит. Не знаю как у вас, а у меня, если что-то непонятно сразу начинаются ассоциации. Грудь горит. Значит инфаркт (я в молодости на скорой помощи водителем работал, понятие имею). Раз давит, значит обширный. В рёбра отдаёт - точно обширный. Из темноты прёт запах спирта. Голова трещит как после наркоза. Значит оперировали. Вокруг полная темнота. Значит я в гробу. И запах земли. Значит, уже похоронили. Были уже случаи, что живых по ошибке хоронили? Были. Анька селёдку ест? Ест. Значит пьёт. В такой ситуации я пока не бывал. Ну просыпался пару раз в вытрезвителе. Но в гробу?! От этой мысли силы меня снова покинули, и я опрокинулся в обморок, именуемый в медицине бессознательным состоянием.
Открываю глаза - белое всё. Наверху. А вокруг зелёное. Вот, думаю, хоть и грешил, а в рай взяли. Вот они, деревья вечнозелёные, я их один раз только и видел в Сухуми. Сразу по ассоциации обезьяны на ум пришли. И эти, абхазцы. И запах такой приятный, как от лекарственных растений. И музыка. Тихо так. Чайковский. Знают, думаю, в раю великих русских. Встретимся, думаю, ещё. Он наверняка здесь. Погулять, что ли, думаю, пойти? С контингентом познакомиться. Но не успел, контингент сам ко мне подошёл. Тёща!!! Подкатывает так тихо сбоку. Я чуть было не чертыхнулся, но вовремя прикусил, в раю же, наверное, нельзя. Вот, думаю, и сюда пробралась. Она везде! И в раю достала! Она, как бы меня услышав, ехидно так: "Ну, зятёк-батюшка, пропали наши соленья? Ну да не волнуйся, подлечат денька за три, и начнём с Богом". Во, думаю, не успела помереть да в рай устроиться, а уже здесь соленья закатывать собирается. Да ещё и с самым верхним начальством! Одурела тётка, поди и самогонку скоро гнать начнёт... Или уже?! Что-то спиртом подозрительно пахнет. Вдруг слышу ну очень мне знакомый голос: "Да ладно тебе, мам, поставишь своего зелья кому надо во главе с Кузьмичом, они тебе в два дня всё выкопают и обдерут твою ягоду!". Тут меня чуть кондратий не хватил. Она же думаю ещё молодая, жена-то. И не болела. А Машка где, в детском доме? И я опять брык в это, бессознательное.
Выписали меня не через три дня, как тёща обещала, а через 2 недели. Да и то досрочно, под расписку. Как в воду глядел со своими ассоциациями. Инфаркт. Правда, не обширный, а микро. И не тогда, а позже, когда про Машку в детском доме подумал. Пить временно запретили. Кузьмичов друг Петька привёз меня на мотоцикле с коляской из районного центра домой. Отпуск тем временем прошёл. Накрыли на стол, я подошёл к нему, когда мясо уже было в настоящем украинском борще и ни секундой раньше. Кузьмич появился сам по себе, выставил два гранёных стакана - себе и Петьке. Медленно, но верно начались прощальные, посошковые, стременные, за здравие и несостоявшийся упокой. Вспомнили всю эту историю, посмеялись, спели. Кузьмич с Петькой улеглись по лавкам. Мы пошли спать, тёща осталась доить самогонку. Ночью меня вызвали по малой, я зажёг свет, несмотря на недовольство жены, вышел на крыльцо, вернулся назад, выключил свет, и мы проспали беззаботно до утра. Без приключений на этот раз. А приключение случившееся оказалось банальной историей с примесью усталости, глупости и самонадеянности. Было всё просто.
Выгнав очередную бутыль, теща решила отнести её в погреб, вход в который был в нашей комнате. Пришла она с фонариком, открыла дверцу в полу и пошла за следующей. Все спят, что калитку открывать, закрывать и снова открывать. Для того чтобы поставить бутыль, не нужно было спускаться в погреб, достаточно было нагнуться и на ощупь поставить на полку прямо под полом. В этот момент на меня надавило, и до погреба я дошёл. А дальше летел, гремя рёбрами по лестнице. Благо внизу был обычный песок. Ногой я задел полку и на меня свалилась железная кастрюля, коих в погребе было навалом. Далее боль, усталость от дороги и полупьяный бред выдавили меня в осадок. Утром Кузьмичу нужно было опохмелиться, тёща таки залезла в подвал за самогонкой и солёными огурцами, кои Кузьмич обожал на завтрак, и нашла меня. Вызвали скорую, отвезли, поместили в палату с белым потолком и зелёными стенами, благо зелёной краски в стране навалом. Не сохнуть же ей пока новые танки и ракеты покрасят. А может в связи с разоружением... Ну и с радио, само собой. А в нём Чайковский. Не джаз же гнать в больничной палате. Мало ли что с кем случиться может. Остальное вы знаете. И если есть люди, вызывающие ваше раздражение, не принимайте близко к сердцу во избежание инфарктов. Они есть везде. Думайте о себе. Положительно, чтобы в рай попасть. Хотя, этого, наверное, мало.
- Я болонка, а ты кто? - А я никто, я просто так, по малой нужде вышел.