Главное сейчас - не открывать глаза. Аспирант Петр говорил, все легко получится, если только не открывать глаза. Не открывайте глаза и повторяйте, что это обычная курсовая работа, ну, та, когда просто погружают в ванну и оставляют в полной тишине и темноте. Обычное испытание для зеленых первокурсников Академии космонавтики.
Хороший совет, да... но тогда-то ведь всегда знаешь, что ты в ванне, а не в... Стоп! Главное - не открывать глаза!
Абигайль рассуждала похожим образом уже много часов. Иногда она погружалась в странную полудрему, а потом просыпалась и продолжала размышлять - об этом или о чем-то другом, она плохо помнила. Первокурсники проводили в ванне всего двенадцать часов - это Абигайль помнила твердо. И поэтому убеждать себя, что дело происходит всего лишь в ванне, уже не получалось. Организм переставал верить нехитрому обману. И тогда оставалось не открывать глаза уже силой воли. А организм очень не любит, когда его заставляют делать что-то "силой воли", ничего не объясняя. Тут же находятся отговорки, одна убедительнее другой, почему надо обязательно, прямо сейчас, немедленно открыть глаза! И волнами накатывает панический страх.
Ну, хорошо, думала Абигайль, терпеливо разговаривая сама с собой - раздвоение личности в условиях долгого космического полета допустимо уставом Академии. И ты не дура, и я не дура, правда? Мы с тобой обе понимаем, что мы не в ванне, правда? Хотя временами что-то так уютно плещется вокруг головы, мягко толкает щеки и лоб, словно упругие шарики, которыми становится жидкость в невесомости... Но нет, мы не в ванне, в ванне вода совершенно неподвижна и не находится в невесомости. Следовательно, где мы? Правильно, мы в открытом космосе. Мы защищаем дипломную работу и будем, разумеется, не вшивее аспиранта Петра, у которого вообще были проблемы с космологией. Нас... то есть меня, Абигайль, оставили здесь на время. Скоро, скоро за мной прилетят и заберут... А сейчас бесполезно что-либо делать.
Вязко, как и время, текли мысли. Испытание пустотой - последняя проверка выпускников Академии. Кислорода хватит и всего остального тоже, это ведь учебное... учебное...
Локтевой вибратор должен подать три коротких сигнала, если кислород на исходе.
Обморочные состояния накатывали теперь чаще. Абигайль начала видеть даже сны - небольшие сюжеты, похожие на те, что шутки ради программировала мадам Ву. Желающие заказывали ей сны и получали тоненькие одноразовые контактные линзы с записью - их вставляли под веки, и фаза быстрого сна активизировала записанные на них истории. Лиззи обожала истории про шоколадный домик... Стоп! Лиззи? Мадам Ву? Нет! Нельзя спать! Надо открыть глаза! Немедленно!
Абигайль заставила себя очнуться. Это не учебный полет! А она, Абигайль, давно не студентка, а капитан космического грузового лайнера "Кракатук". Лиззи - ее пилот и помощник. Мадам Ву - космолог и космобиолог, первой открывшая разумную жизнь на планете Глизе. "Кракатук" с уникальными образцами и экипажем в количестве трех человек идет домой, от Глизе на Землю.
Тогда мне нужно открыть глаза! Абигайль судорожно вдохнула, нащупала небольшой рычажок на внутренней поверхности перчатки скафандра - так и есть, подача кислорода была автоматически переведена на экономный режим. Передвинула его в положение "норма". Тут же предупредительно дернулся локтевой вибратор. Кислород!
Абигайль открыла глаза.
Непрозрачные гибкие диски, плотно облегающие хрусталики ее глаз, мгновенно получили сигналы двух видео-датчиков, прикрепленных снаружи скафандра. В практике космических полетов космонавты давно перестали вглядываться в окружающее пространство из толстого шлема. Абигайль обрела зрение и огляделась. Звездное небо. Огромное, неземное, неуютное. Она сразу же ощутила его трехмерность, его бездонность - куда бы она не смотрела, она начинала падать и падать туда, в глубь бесконечной звездной россыпи.
На секунду снова мелькнула мысль, что это всего лишь последний экзамен... Снова тревожно завибрировало на локте. Кислород на исходе.
Включив небольшие двигатели, закрепленные по бокам скафандра, Абигайль начала медленный разворот вокруг оси. Звезды и звезды, среди которых все еще не видно Солнце. Белый продолговатый обломок. Еще один. Изодранные куски обшивки, неспешно плывущие спутанные клубки кишок-трубок. Солнечные батареи как сломанные стрекозиные крылья. И все это, включая саму Абигайль, вальсирует у большого, белого, мертвого - которое раньше было ее "Кракатуком", ее домом последние пять лет. Он мертв. Бесполезно что-либо делать.
...
- И, наконец, у каждого из вас десять килограмм допустимого личного багажа. Что вы хотите взять на борт? - Петр, когда-то аспирант Академии, стеснительный мальчик, а теперь уже начальник проекта "Глизе" и уже давно женатый, раздавал последние указания команде "Кракатука".
- Возьму собрание сочинений Диккенса! - хриплым прокуренным голосом заявила мадам Ву.
- Это двадцать пять килограмм, - улыбнулся Петр.
- Ладно, без писем и черновиков! - сурово, но уже чуть-чуть просительно сказала мадам.
- Это двадцать, - снова улыбнулся Петр. Давным-давно, будучи студентом второго курса, он сдавал мадам космологию и получил жирную двойку. Пересдавал четыре раза.
Мадам насупилась и стала похожа на сердитую седую ворону.
- Можно мне взять шоколадок? - робко спросила Лиззи, пилот и старинный помощник Абигайль.
- Десять кило? - изумился Петр, весело глядя на девушку.
- Ну... - покраснела Лиззи, - да, пожалуйста.
- Можно.
- Спасибо, - тихонечко шепнула Лиззи. Глядя на эту хрупкую тихую девушку, никто бы не смог и вообразить, как она однажды вытаскивала Абигайль из пропасти на Меркурии...
- А вы, Абигайль, что возьмете?
- Не что, а кого.
- В смысле?
- Я хочу взять щенка. Мне отец подарил на день рожденья.
...
Абигайль смотрела на развороченные внутренности корабля.
Крылья носа равномерно двигаются, проталкивая по трубкам воздушную смесь, которой осталось на пятнадцать минут. Теплая липкая жидкость тычется в плотно сжатые губы. До хруста стиснуты зубы.
Рубка управления и жилой отсек уничтожены - мимо Абигайль проплыли два пустых скафандра, которые не успели надеть Лиззи и Ву. Медленно вращаясь, корабль повернулся к ней боком. От грузового блока осталась одна секция! В ней запасы воздуха на несколько часов и первые - единственные! - образцы живых разумных организмов с Глизе, которые так ждут на Земле.
Снова закружилась, заныла голова - теперь уже от потери крови.
Уцелела кабина связи - там, где она устанавливала антенну. А значит и тот, кто ждал ее там. Ее ведь там ждут, у кресла, на коврике... Абигайль глубоко вздохнула. Пятнадцать минут. Включая и выключая - осторожно, ювелирно! - двигатели скафандра, она неровно поплыла к кабине.
...
В день катастрофы испортился ремонтный робот Альфонс, а Лиззи где-то подхватила жуткий насморк. Поэтому небольшую поломку вспомогательной антенны Абигайль решила исправить сама. Надев скафандр, она, держась за стальной трос, поплыла вдоль корабля. Когда произошел взрыв, ее швырнуло о борт, страховочная леска лопнула, она сильно ударилась головой.
...
- Щенка!?
- А что в этом такого?
- Это несерьезно! - Петр перестал улыбаться.
...
Первый раз Абигайль промахнулась. Двигатели скафандра были повреждены, и ее стало уносить в сторону от останков "Кракатука", она чудом ухватилась за обрывок стального троса. Десять минут.
- У меня там собака! - заявила она кому-то. Себе, окружающим звездам, ставшим космической пылью погибшим подругам и заодно тому астероиду, что как орех расколол ее корабль. На губах стало солоно. Голова нестерпимо болела.
...
- Шоколад, значит, можно, ага. А собаку - нет? Кто первым в космос летал, в конце концов?
- Мыши первыми летали, - Петр возражал Абигайль уже больше от удивления, потому что в уставе Академии ничего против собак прописано не было.
...
Осталось только дернуть рычаг аварийной двери и попасть в герметичную капсулу, соединяющуюся с кабиной связи. Пальцы не слушались. Сознание уплывало, теперь уже не в сны мадам Ву, теперь уже насовсем...
- У меня... там... собака! - просипела, задыхаясь, Абигайль. Одной рукой вцепилась в трос, а другой рукой плавно, медленно потянула рычаг - сдерживая желание дернуть резко, изо всех сил.
...
Образцы, собранные мадам Ву, остались целы. Они сидели под давлением в толстых двустенных цилиндрах и что-то увлеченно строили из кубиков туфа, которого было в изобилии по берегам темных рек Глизе. Абигайль видела плоские, спокойно сосредоточенные мордочки сквозь смотровое стекло. На стене висела фотография мужа Лиззи, актера, в костюме Кориолана. Шоколада не осталось, Лиззи доела последнюю плитку в день катастрофы.
Абигайль сидела в кресле управления. Кислорода хватит на двенадцать часов, но уже через три часа к ней придет спасательный борт. Антенны работали исправно, и Абигайль удалось послать сигнал бедствия. К счастью, этот квадрат лежал в зоне основной трассы и ее услышали. Придут и спасут, ее и Белку, как всегда приходили за выпускникам на последнем экзамене. Придут, но не за мадам Ву, не за Лиззи.
Белка лизнула ей руку, свернувшись калачиком у кресла. Теперь Абигайль может разговаривать с Белкой, а не сама с собой.
- Знаешь, - говорит Абигайль, гладя собаку. - А вот что если бы на моем месте оказался Петр? Он совсем не любит собак. Чем питается его "сила воли"?
Белка подняла на хозяйку умные выразительные глаза.
"Вы, люди, все одинаковые, - молча сказала она Абигайль. - Ваша сила - в надежде".
...
- Щенок весит всего восемь кило! - сказала Абигайль.
- Это сейчас, - вкрадчиво сказал Петр. - А скоро будет и все двенадцать! Два кило перевес.
- Я могу оставить "Большие надежды", - проворчала мадам Ву, глаза ее потеплели и странно преобразили суровое морщинистое лицо.
- Они столько весят? - удивился Петр.
- Да, "Надежды" - редкий коллекционный том, на очень тяжелой бумаге, сейчас такую и не делают. С иллюстрациями. Эта книга дорого мне обошлась.