Железнов Владимир Яковлевич : другие произведения.

Железнов В.Я. (1929г.) Железнов В.Я. Экономические воззрения первых русских агрономов (Xviii - начало Xix вв.)

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:


 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Исследование Владимира Яковлевича а (1869-1933) посвящено изучению профессионального мировоззрения русских агрономов в период XVIII - начало XIX вв., которое базировалось на многовековом опыте отечественных земледельцев, традициях русского народа, западноевропейских новациях. Отечественный агрономический опыт нашел отражение не только в многочисленных трудах по сельскому хозяйству, но и в сказаниях, пословицах, поговорках и других письменных и устных источниках, которые и послужили документальной основой для работы автора. В.Я. Железнову удалось не только аккумулировать богатый фактографический материал, но и сравнить уровень состояния российской агрономии как науки с уровнем развития экономики страны в целом, и с общественной мыслью, и с постановкой дела подготовки специалистов, и с изданием специализированной литературы, и проч. Все это дает возможность говорить о работе В.Я. Железнова как об очень важном исследовании, расширяющем наши знания по истории Отечества, истории экономической мысли и практической агрономии.


   В.Я. ЖЕЛЕЗНОВ. ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ПЕРВЫХ РУССКИХ АГРОНОМОВ (XVIII -- начало XIX вв.)
   ВЛАДИМИР ЯКОВЛЕВИЧ ЖЕЛЕЗНОВ (1869-1933) -- известный русский ученый-экономист и общественный деятель.
   Его работа "Очерки политической экономии", наряду с другими трудами по исследованию связи экономики и социальной сферы, была популярна в начале двадцатого столетия среди прогрессивно мыслящих слоев общества.
   Рукопись "Экономические воззрения первых русских агрономов (XVIII -- начало XIX вв.)" не была опубликована (при жизни автора) и после смерти Железнова попала в Государственную библиотеку им. В.И. Ленина (ныне -- РГБ), где она и хранится до настоящего времени.
   Российская академия наук Отделение историко-филологических наук Институт всеобщей истории
   Составитель, автор вступительной статьи и комментариев
   В.Л. Телицын
   Железнов, Владимир Яковлевич
   Ж51 Экономические воззрения первых русских агрономов (XVIII -- начало XIX вв.) / Ин-т всеобщей истории Рос. акад, наук
   Исследование Владимира Яковлевича Железнова (1869-1933) посвящено изучению профессионального мировоззрения русских агрономов в период XVIII -- начало XIX вв., которое базировалось на многовековом опыте отечественных земледельцев, традициях русского народа, западноевропейских новациях. Отечественный агрономический опыт нашел отражение не только в многочисленных трудах по сельскому хозяйству, но и в сказаниях, пословицах, поговорках и других письменных и устных источниках, которые и послужили документальной основой для работы автора.
   В.Я. Железнову удалось не только аккумулировать богатый фактографический материал, но и сравнить уровень состояния российской агрономии как науки с уровнем развития экономики страны в целом, и с общественной мыслью, и с постановкой дела подготовки специалистов, и с изданием специализированной литературы, и проч. Все это дает возможность говорить о работе В.Я. Железнова как об очень важном исследовании, расширяющем наши знания по истории Отечества, истории экономической мысли и практической агрономии.
   Для широкого круга читателей.
   ++++++
   Оглавление
   ++++++
   От СОСТАВИТЕЛЯ.........................7
   Предисловие автора____................11
   Глава первая........................................................17
   Следы дум и забот о сельском хозяйстве в великорусских пословицах, приметах и поговорках.
   Монахи как сельские хозяева. Хозяйственная складка организаторов монастырей (Пафнутий Боровский, митрополит Даниил).
   Колонизаторская роль монастырей.
   Причины успешного ведения хозяйства монастырями: отсутствие отвлекающих обязанностей, упорядоченность жизни, постоянство и обеспеченность владения, обилие капиталов.
   Привилегии монастырей. Дары монастырям, вклады и пожертвования на помин души.
   Рост монастырских богатств и упадок монастырских нравов.
   Организация хозяйственного управления в монастырях.
   Сложность монастырского хозяйства.
   Монастыри как капиталисты-банкиры.
   Захватнические операции монастырей.
   Реакция против приобретательства -- нестяжатели, боярские публицисты, правительство.
   Прогресс сельского хозяйства в XV-XVI вв.
   Сельскохозяйственный кризис второй половины XVI столетия и времени Смуты.
   Дух хозяйственного управления в монастырях XVI и XVII вв. Монастырские наказы XVI-XVII вв.
   Глава вторая........................................................50
   Взгляды служилых людей на сельское хозяйство.
   Домострой Сильвестра.
   Были ли служилые люди хорошими хозяевами?
   Служебные обязанности. Необеспеченность поместного владения.
   Недостаток капиталов.
   Разорение служилых людей во время кризиса второй половины XVI столетия и в Смуту.
   Восстановление служилого землевладения в XVII в.
   Препятствие хорошей постановке хозяйства у средних и мелких помещиков.
   Хозяйство больших бояр. Материалы о вотчинном управлении Б.И.Морозова и кн. Н.И.Одоевского.
   Хозяйство царя на дворцовых землях.
   Наказы воеводам. Заботы о садоводстве.
   Царский хутор в селе Измайлове. Вотчинный дух царского хозяйства.
   Дворцовые мастерские. Мысли и советы по вопросам сельского хозяйства Юрия Крижанича.
   Глава третья........................................................91
   Мероприятия по сельскому хозяйству при Петре Великом.
   Заботы о расширении пашни. Меры к развитию различных отраслей хозяйства.
   Табаководство.
   Разведение конопли.
   Садоводство.
   Улучшение рогатого скота.
   Коневодство.
   Овцеводство.
   Заботы об общем улучшении земледелия.
   Проект Любераса.
   Передача заведования мероприятиями по сельскому хозяйству Камер-коллегии.
   Распоряжение об уборке хлеба косами.
   Мысль о подготовке специалистов по сельскому хозяйству.
   Попытка перевода трактата Гоберга.
   Объединение и усиление дворянства при Петре и его ближайших преемниках.
   Закон о единонаследии (слияние поместий с вотчинами).
   Смешение крепостного крестьянства и холопства. Любители земледелия из сотрудников Петра.
   Инструкция Артемия Волынского. Мысли Посошкова о сельском хозяйстве и крепостном праве.
   Глава четвертая..............................................123
   Меры правительства после Петра к обеспечению правильного поступления податей и требования к дворянству. Меры против уклонения от службы. Жестокое взыскивание недоимок. Манифест 31 декабря 1736 г. об ограничении срока службы дворянства. Указ 1737 г. о смотрах недорослей. Перевод "Флориновой экономии". "Лифляндская экономия". Увеличение прав и привилегий дворянства. Улучшение условий сбыта сельскохозяйственных продуктов. Развитие роскоши в верхнем дворянском слое. Дальнейшее усиление дворянства при Елизавете. Монополии вельмож. Отмена внутренних пошлин. Учреждение банков. Дворянская привилегия винокурения. Преимущества дворян при поставках на армию. Сложение недоимки по подушному сбору. Культурное развитие дворянства. "Ежемесячные сочинения". Статьи по сельскому хозяйству. Первые экономические работы Рычкова. Интерес к сельскому хозяйству Ломоносова. "Экономические записки" Татищева. "Учреждения" для управления поместий гр. П.А.Румянцева. Меры правительства по сельскому хозяйству при Елизавете (коннозаводство, овцеводство).
   Глава пятая..................................................164
   Манифест о вольности дворянства. Меры к установлению свободы хлебной торговли и другие законодательные акты в пользу земледелия. Учреждение Вольного экономического общества. Его состав и общее направление его деятельности. Отношение к физиократам. Мысли о сельском хозяйстве в "Наказе" Екатерины II. Роль Клингштета в начале деятельности Вольно-экономического общества. Предложение о развитии вывоза пшеницы. Первая анкета Вольного экономического общества. Ответы прокуроров и вольных корреспондентов. Проект Елагина. Ответы на задачу Общества о составлении наказа управителю имением на время отсутствия владельца. Мнение членов Вольного экономического общества об усовершенствованных системах земледелия. Клингштет. Болотов. Воспитание Болотова. Служба его в канцелярии русского губернатора в Кенигсберге. Отставка и отъезд в деревню. Начало знакомства с агрономической литературой и сельскохозяйственная практика в своем имении. Устройство садов. Сотрудничество в "Трудах" Вольного экономического общества. Статья о разделении полей. Рекомендация мекленбургской системы. Попытка применить эту систему в дворцовом имении Киясовке. Прекращение опыта новым управляющим. Болотов как основатель частной агрономической прессы. "Сельский житель". "Экономический магазин".
   <[Site4Site]>
   Глава шестая............................................216
   Изменения в быте провинциального дворянства после манифеста о вольности. Особые черты провинциальной интеллигенции. Патриархальность, положительность, любовь к назидательному чтению. Запросы к популярной агрономической литературе. Успех "Записок" Татищева в плагиате Друковцова и произведений типа "хозяйской" рецептурной литературы. Переводы и компиляции Левшина. Интерес среднего и мелкого дворянства к сельскому хозяйству. Характеристика отношения уездных дворян к хозяйству в "Генеральном соображении по Тверской губернии". Тип хозяйства последней четверти XVIII в. Развитие отдельных отраслей. Коннозаводство. Отсталость скотоводства в центральных губерниях. Пастбищное скотоводство на Юге. Слабые успехи улучшенного овцеводства. Распространение правильной трехпольной паровой-зерновой системы земледелия. Призыв иностранных колонистов не повлиял на изменение хозяйства русских крестьян. Развитие рыночного оборота сельскохозяйственных продуктов. Садоводство. Переработка сельскохозяйственных продуктов в помещичьих хозяйствах.
   Глава седьмая...........................................244
   Идея самодовлеющего крепостного хозяйства у агрономов и публицистов второй половины XVIII в. Отношение их к оброчной и барщинной системам. Экономические воззрения кн. М.М.Щербатова. Взгляд его на причины дороговизны и голода. Практические предложения. Программа-максимум и программа-минимум. Утопия Щербатова ("Путешествие в землю Офирскую"), Распространение идей немецких камералистов. Перевод трактата Юсти. Оброчная система во второй половине XVIII в. Применение ее в имениях А.В.Суворова и В.Г.Орлова. "Уложение" В.Г.Орлова. Положение крестьян при оброчной системе. Барщинная система. Крепостной труд при барщине. Усиленная эксплуатация. Увеличение сельскохозяйственной продукции. Взгляды русских агрономов и публицистов второй половины XVIII в. на способы поощрения трудолюбия у русских крестьян. Олешев. Роман Воронцов. Клингштет. Автор статьи "О поправлении деревень". Пастор Грассман. Бернгарди. Возражения Болтина Леклерку. Радищев.
   Глава восьмая...........................................295
   Движение в сторону рационального (по преимуществу английского) земледелия в последнюю четверть XVIII в. Первоначальный осторожный и скептический тон (Болотов, Левшин) сменяется восторженным восхвалением новых систем. Увлечение техническими новинками в ущерб экономике. Командировка в Англию Студентов Киевской духовной академии. Пример Фридриха Великого. Перевод "Наставника земледельческого" Боудена профессором Десницким. Самборский, Комов, Ливанов. Ссуды дворянам в конце 80-х годов. Вторая анкета Вольного экономического общества. Перемена во взглядах Екатерины на применимость в России английских форм земледелия.
   Поощрение рационального
   <[Site5Site]>
   земледелия при Павле.
   Учреждение земледельческой школы в Павловске. Самборский как инициатор и первый директор школы. Второй директор школы -- Бакунин. Предписание Павла о введении пятипольного севооборота у удельных крестьян. Доклад департамента уделов и учреждение образцового "усадьбища". Заботы Экспедиции государственного хозяйства о специальных культурах, коневодстве и овцеводстве. Популярная агрономическая литература. "Деревенское зеркало". "Журнал о земледелии" гр. Клермон-Тоннера. "Описание моего владения" Радищева. Рознотовский, Бланкеннагель и другие пионеры травосеяния. Образцовые хозяйства Н.П.Румянцева и Д.М.Полторацкого.
   Глава девятая......................................................367
   Увлечение рациональным хозяйством продолжается и в первое десятилетие XIX в. Задачи Вольного экономического общества о поощрении трудолюбия в нижних состояниях людей и о барщинной и оброчной системах. Ответ Джунковского. Характеристика барщинной и оброчной систем в "Historisch-Statistisches Gemalde" Шторха. Ответы Швиткова, Погодина и Богдановича. Мнения экономистов о невыгодности крепостного труда по сравнению со свободным. Шторх. Якоб. Ответ Якоба на задачу Вольного экономического общества. Развитие сельского хозяйства в начале XIX в. Освоение пустопорожних земель. Зачатки свеклосахарного хозяйства (завод Бланкеннагеля). Улучшенное овцеводство. Обсуждение выгод и условий применения усовершенствованных систем земледелия. Ответы Фрибе и Давыдова на задачу Вольного экономического общества о преимуществах коппельного хозяйства. Проект Захарова о хуторском расселении крестьян в связи с пропагандой шубартовой системы. Опыт травосеяния И.И.Самарина. Травосеяние у вологодских крестьян. Издания Вольного экономического общества по рациональному земледелию: "Круг хозяйственных сведений" и "Хозяйственные записки". Трактат Пиктэ. Русская академическая агрономия начала XIX в. Кукольник, Прокопович-Антонский, Нельдехен. Протест Ростопчина против увлечения английским земледелием. "Плуг и соха". Мысли Ростопчина как предвосхищение теории Тюнена.
   Избранные труды Владимира Яковлевича Железнова......414
   Комментарии.........................420
   ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
   В.Л. Телицын
   Владимир Яковлевич Железнов родился 23 марта 1869 года в селе Одоевское Ветлужского уезда Костромской губернии в помещичьей семье.
   Как и многие из его ровесников (имевших средства), Владимир Железнов окончил в 1887 году гимназию и тогда же поступил на юридический факультет одного из немногочисленных на тот период российских университетов -- Киевского.
   Во время учебы в университете, опять же, как и многие из его сверстников, увлекся "политикой" и даже входил в так называемое "общество заговорщиков", ставивших целью "выработку новой революционной программы построения подпольной революционной организации на новых началах", создания "широко разветвленного и в то же время строго централизованного заговора с перспективой широкого в дальнейшем участия в нем представителей рабочих и солдатских масс" и подготовки кадров для будущего революционного переворота. К следствию, правда, не привлекался, в 1892-м благополучно окончил курс и был оставлен при университете для приготовления к профессорскому званию.
   С 1896 года он уже приват-доцент Киевского университета Святого Владимира, читал курс статистики.
   В 1898-1899 годах выступал с публичными лекциями по политической экономии, которые составили основу наиболее известного труда Железнова -- "Очерки политической экономии", выдержавшего 8 изданий (Киев, 1899. Ч. 1-2; 8-е изд.: М., 1918-1919). В "Очерках" Владимир Яковлевич рассматривал сложнейшие проблемы теории политической экономии: меновые отношения и связанные с ними процессы -- конкуренцию, частную монополию, ценовую политику государства; взаимосвязь между понятиями цена, ценность и вопросами денежного и кредитного обращения и др. Труд Железнова пользовался значительной популярностью в среде либеральной интеллигенции и студенчества и широко использовался как пособие для самообразования.
   <[Site7Site]>
   В начале 1900-х годов Железнов командирован с научными целями в Германию. По возвращении он подготовил и издал свое исследование "Главные направления в разработке теории заработной платы" (Киев, 1904), в котором пытался критически осмыслить вопрос об источнике заработной платы, ее размерах как доли в общей массе чистого дохода общества.
   В 1905 году Владимир Яковлевич успешно защитил эту работу в качестве магистерской диссертации в Московском университете.
   Однако научные изыскания не могли оттеснить то внимание, которое уделял Железнов общественной ситуации в стране. В 1904 году он -- член киевской группы "Союза освобождения", примыкал к кружку интеллигенции, группировавшемуся вокруг газеты "Киевские отклики" (в 1905-м -- один из ее редакторов), в среде правой профессуры имел репутацию "марксиста" (в первых своих исследованиях Железнов действительно близко придерживался теоретических построений K, Map?ca). Этот фактор сыграл свою роль, когда Железнов единогласно был избран юридическим факультетом Киевского университета на должность профессора -- но забаллотирован университетским советом как "неблагонадежный".
   Железнов был вынужден перебраться в Москву, преподавал экономические дисциплины и статистику в Московском сельскохозяйственном институте, Московском коммерческом институте, Городском народном университете им. А.Л. Шанявского (в последнем читал курс политической экономии применительно к проблемам кооперации).
   В январе 1908-го В.Я. Железнов возглавил комиссию по разработке вопроса об организации кооперативного банка, созданную при Комитете о сельских ссудо-сберегательных и промышленных товариществах (при Московском обществе сельского хозяйства), а в апреле того же года он выступил на I Всероссийском кооперативном съезде в Москве с докладом, в котором изложил основные положения устава центрального банка кооперативного кредита (открыт под названием "Московский народный банк" 9 мая 1912 года; Железнов -- председатель его ревизионной комиссии).
   <[Site8Site]>
   +++++
   ОТ СОСТАВИТЕЛЯ
   +++++
   Одновременно Железнов входил в редакцию 7-го издания "Энциклопедического словаря" Товарищества "Братья А. и Н. Гранат и К®", где поместил ряд статей по экономике, статистике, финансам.
   В 1915-1917 годах руководил работами финансовой комиссии "Общества имени А.И.Чупрова для разработки общественных наук", редактировал сборник "Вопросы финансовой реформы в России" (М.; Пг., 1915-1917. Т. I. Вып. 1-3; Т.П. Вып. 1;Т. III. Вып. 1).
   Совместно с А.А.Мануйловым и при финансовой поддержке Московского научного института в память 19 февраля 1861 г. Железнов предпринял попытку публикации серии исследований по истории экономической мысли от "классической древности" и начала ее системного изложения до современных теоретических исканий, в 1916-м как 1-й выпуск I тома этой серии опубликовал свою монографию "Экономическое мировоззрение древних греков", задуманную еще в 1906-1907 годах и подготовленную с использованием его собственных переводов с древнегреческого языка. Последующие тома серий из-за событий 1917 года издать не удалось.
   После Октябрьской революции 1917-го Владимир Яковлевич Железнов работал в Институте труда, в 1918-1919 годах был председателем отдела труда отделения комиссии Российской академии наук по изучению естественных производительных сил России; в начале 1920-х годов работал в Наркомате финансов, до конца жизни был профессором Тимирязевской сельскохозяйственной академии, в конце 1920-х -- начале 1930-х годов сотрудничал в комиссии по истории знаний при Академии наук СССР. Основная сфера научных интересов Владимира Яковлевича Железнова в 1920-х годах -- история русской экономической мысли, однако его работы практически не публиковались. И одна из работ ныне предлагается вниманию читающей и думающей публики. Рукопись "Экономические воззрения первых русских агрономов (XVIII -- начало XIX вв.)" была подготовлена автором к публикации в 1932 году. Однако общественно-политические процессы, набиравшие обороты в стране, начиная с конца 1920-х годов, поставили крест на возможной публикации. По всей видимости, В.Я. Железнов до конца<[Site9Site]>своих дней (он умер в 1933 году) работал над рукописью, делая добавления, исправления, пояснения, то сокращая, то расширяя текст. В 1940 году рукопись попала в Государственную библиотеку им. В.И. Ленина (ныне -- Российская государственная библиотека), где и хранится до настоящего времени (НИОР РГБ. Ф. 218. Д. 379.). Выражаем большую благодарность сотрудникам Научно-исследовательского Отдела рукописей Российской государственной библиотеки за разрешение опубликовать это важное для отечественной науки исследование, а также А.А. Звереву и О.А. Пруцковой за огромную помощь в подготовке рукописи к изданию.
   ++++++++
   Предисловие автора
   ++++++++
   Русская теоретическая агрономия -- явление сравнительно новое. Самая ранняя попытка передачи на русском языке западных агрономических знаний относится к 20-м годам XVIII столетия. Первые самостоятельные попытки рассуждения на агрономические темы появляются у нас не раньше половины XVIII в., да и те теряются в подавляющей массе переводов и компиляций иностранных сочинений. Русские агрономы вначале учились почти исключительно по немецким пособиям, типа так называемой "хозяйской литературы" (Hausvaterlische Literatur), которая очень подходила к невзыскательным вкусам русских сельских хозяев того времени. Она давала главным образом готовые рецепты на разные случаи деревенской жизни, не исключая моральных наставлений, медицинских советов и даже кулинарии, не вдаваясь вглубь изучения ни сельскохозяйственной экономики, ни естественнонаучных основ самой сельскохозяйственной техники. В том и другом отношении она была консервативна и предлагаемые ею улучшения хозяйства касались частностей и мелочей, не затрагивая сложившихся экономических отношений и привычных технических приемов. Она привилась у нас чрезвычайно быстро и прочно, главным образом благодаря неутомимым трудам первых простодушных работников на нашей агрономической ниве -- Болотова и Левшина[1]. Она как бы продолжала старую русскую агрономическую традицию, заложенную еще в Московской Руси, традицию, которая складывалась рядом поколений прижимистых хозяев-практиков, осторожных, расчетливых и зорких "прибыльщиков", не упускавших ни одного из открывавшихся -- в условиях крепостного хозяйства -- источников их дохода.
   К тому времени, когда в центре Русской равнины сложилось большое государственное целое, успешно продолжающее развивать свои территориальные границы и расширять область распространения упорядоченного земледелия,<[Site11Site]>крупными сельскими хозяйствами стали у нас править государство с его собственными вотчинами, верхний слой служилого класса, монастыри и иные духовные учреждения. Все они одинаково понимали задачи управления имениями, населенными крепостными и иными зависимыми людьми, и это свое понимание выразили в довольно многочисленных дошедших до нас указах управляющим, или, как теперь называется, приказчикам. От этих наказов к "хозяйской" литературе второй половины XVIII в. был прямой переход, да и сами просвещенные русские экономические деятели этого времени со своей стороны усердно упражнялись в составлении подобного рода наказов. Для избранной нами темы указанная традиция представляет интерес в особенности потому, что она свидетельствует о существовании у руководящих русских хозяев старого времени, при всей примитивности их агрономического мышления, определенной экономической точки зрения. Типичный сельский хозяин Московской Руси и России XVIII в. подходил к вопросам организации и ведения хозяйства прежде всего как экономист-практик, внимательно учитывающий внешнюю и внутреннюю экономическую обстановку своего хозяйства. При обилии свободных земель и дешевизне труда он старался, прежде всего, расширить пашни, превращая лесные местности в пахотные земли и подвигаясь все дальше вглубь мало использованных степных плодородных областей, заботился о возможном распространении технически наиболее высокой тогда трехпольной паровой-зерновой системы и приспосабливал сельскохозяйственное производство к требованиям рынка, причем соответственно этим требованиям очень рано стал расширять применявшиеся и прежде для нужд домашнего обихода технические культуры: лен, коноплю и хмель. Преобладание экономической точки зрения сообщало русскому хозяйству крепостной эпохи, при всех его теневых сторонах, известную солидность и прочность. Нужды в коренных преобразованиях практически пока не чувствовалось. Злободневным вопросом экономики сельского хозяйства в то время была проблема соотношения между двумя основными системами крепостного хозяйства -- оброчной и барщинной. Тяготение к барщинной системе во второй половине XVIII в. стало усиливаться<[Site12Site]>в кругах средних и мелких владельцев. Агрономические деятели и дворянские публицисты придали барщинному хозяйству особое принципиальное значение, видя в нем средство к устранению нежелательных на их взгляд явлений, возникающих в то время в русском народном хозяйстве. Капиталистические фабрики и внеземледельческие отхожие промыслы населения пробивали брешь в старом укладе крепостного хозяйства, и его защитники всеми силами старались доказать ненормальность и общественный вред такой тенденции экономического развития. В своем желании восстановить прошлое они идеализировали строй крепостных отношений и доходили до фантастических мечтаний о всеобъемлющем крепостном хозяйстве, руководимом просвещенными и заботливыми дворянами-земледельцами, которое включало бы в себя вместе с земледелием и скотоводством и главные отрасли обрабатывающей промышленности. Ярким выражением такого идеала была утопия об Офирской земле известного поборника дворянских интересов кн. М.М.Щербатова[2]. К технической стороне сельского хозяйства защитники и идеализаторы крепостной системы были довольно равнодушны. Некоторые предпочитали держаться старых приемов, не допуская в них существенных изменений, другие -- относились с симпатией к некоторым нововведениям, заимствованным с Запада, в особенности к распространению новых культур, например, картофеля, "горохового дерева"[3]
   и др. Но у всех них экономическая точка зрения оставалась преобладающей.
   В это же время, т.е. в последней четверти XVIII в., у нас возникает сильное параллельное движение в сторону рациональной агрономики, понимавшейся в смысле простого заимствования передовой агрономической техники. Оно шло не из Германии, отставшей в сельскохозяйственном отношении, а из революционизировавшей свое сельское хозяйство Англии. В связи с этим увлечением "англинским" земледелием наша агрономическая литература начинает перестраиваться на иной тон и сосредотачивает свое внимание по преимуществу на улучшении сельскохозяйственной техники, не заботясь о согласовании ее с экономическими условиями русского сельского хозяйства. В агрономических рассуждениях экономический анализ вытесняется восторженным<[Site13Site]>восхвалением новых усовершенствований приемов земледелия. Метод прежних агрономических писателей и практических сельских хозяев, относившихся всегда с большой осторожностью к техническим нововведениям именно из соображений экономического порядка, капитально забывается. Этот недостаток агрономической методологии не был исключительной особенностью наших агрономических исследований. Увлечение бьющими в глаза новинками сельскохозяйственной техники в ущерб экономике характеризует агрономическую литературу второй половины XVIII в. не только у нас, но и на Западе. Поэтому при быстром росте экономической науки в XVIII в. отрасль ее, называемая сельскохозяйственной экономией, развивалась туго, с трудом пробиваясь сквозь толщу агрономически-технических знаний, особенно нагромождавшихся во второй половине XVIII в. Зависимость сельскохозяйственной техники не от одних естественных, но и социальных условий, инстинктивно сознававшаяся всеми серьезными хозяевами-практиками, нашла себе научное выражение сравнительно поздно, после того, как под влиянием успехов политической экономии агрономы стали отчетливо ставить вопрос о наивысшем чистом доходе, как цели рационального сельского хозяйства и когда была выяснена природа этого дохода. Не удивительно, что и наша агрономическая мысль с трудом разбиралась в экономике сельского хозяйства, предпочитая перенимать агрикультурную технику передовых стран. Впрочем, это увлечение, широко распространенное в литературных и аристократических земледельческих кругах, почти не захватывало преобладающей массы средних и мелких хозяев-практиков, которые продолжали идти своим привычным, более надежным путем, чем тот, на который звали много знающие, но недальновидные энтузиасты блестящих агрономических изобретений Запада. Вскоре и из среды самых крупных и высокопоставленных землевладельцев раздался громкий протест против неразумного подражания англичанам. В памфлете "Плуг и соха" известный павловский вельможа, ловкий делец и остроумец Ф.В.Ростопчин выставил ряд существенных возражений хозяйству, предвосхитив в существе будущую знаменитую теорию Тюнена о зависимости земледельческих систем от расстояния от рыночного центра[4].
   <[Site14Site]>
   В настоящем этюде мы пытались проследить экономические воззрения русских агрономических деятелей до установления специальной науки о сельском хозяйстве в новейшем значении этого слова, т.е. до учения Тэера, проникшего к нам в первой четверти XIX столетия и создавшего прочную основу для агрономических исследований и у нас[5]. Это довольно продолжительный период, с обширным и пестрым материалом, не всегда обособленным, с редкими и неотчетливо сознательными проблемами научной мысли. Он образует некоторое законченное целое, охватывая медленный процесс первоначального роста, первых зачатков самостоятельной работы и научной выучки по западным образцам. Необходимо было, прежде всего, собрать и привести в порядок разнообразные источники, в которых скрываются эти первые зерна и молодые ростки нашей экономической мысли в ее приложении к проблемам русского сельского хозяйства.
   Ввиду тесной связи развития русской экономической мысли в XVIII и начале XIX в. со старой агрономической традицией, мы предпослали характеристике экономических воззрений первых русских агрономов, т.е. деятелей, предъявлявших уже некоторые теоретические требования к изучению сельского хозяйства, краткий очерк взглядов старых русских хозяев-практиков, поскольку они отразились в дошедших до нас народных приметах, пословицах и поговорках, наказах духовенства и крупных бояр, а также и в иных исторических памятниках (две первые главы).
   Среди лиц, изучавших наше агрономическое прошлое, выделяется покойный К.А.Вернер[6], вносивший в эту работу много истинной научной пытливости и любви к делу. Но и его историко-агрономические очерки отрывочны и неполны, написаны по отдельным поводам, часто очень спешно и иногда страдают неточностями. Общей картины развития нашей агрономической мысли он не дал, так же как и другие наши агрономические писатели. Поэтому, избрав темой настоящего труда экономические воззрения ранних русских агрономов, мы не имели перед собой сколько-нибудь законченного обзора общего движения агрономической мысли в России, и потому были вынуждены излагать имеющийся материал несколько подробнее, чем это нужно было<[Site15Site]>бы при иных условиях. Это сказалось увеличением объема книги при всем желании сделать изложение более компактным и кратким.
   Часть этого исследования была сообщена автором в докладе, прочитанном им 26 мая 1929 г. в комиссии по истории знаний при Всесоюзной академии наук. Автор считает долгом выразить глубокую признательность учреждениям и лицам, содействовавшим появлению в свет настоящей работы, в особенности же сотрудникам специального зала Библиотеки имени Ленина, рукописного отделения Русской публичной библиотеки (сейчас Российская национальная библиотека им. М.Е.Салтыкова-Щедрина в Санкт-Петербурге. -- В.Т.), Библиотеки I-го Московского государственного университета.
   Москва, Петровско-Разумовское.
   1932 г.
   В[ладимир] Ж[елезнов]
   +++++++
   ГЛАВА ПЕРВАЯ
   +++++++
   Следы дум и забот о сельском хозяйстве в великорусских пословицах, приметах и поговорках.
   Монахи как сельские хозяева.
   Хозяйственная складка организаторов монастырей (Пафнутий Боровский, митрополит Даниил).
   Колонизаторская роль монастырей.
   Причины успешного ведения хозяйства монастырями: отсутствие отвлекающих обязанностей, упорядоченность жизни, постоянство и обеспеченность владения, обилие капиталов.
   Привилегии монастырей.
   Дары монастырям, вклады и пожертвования на помин души.
   Рост монастырских богатств и упадок монастырских нравов.
   Организация хозяйственного управления в монастырях.
   Сложность монастырского хозяйства.
   Монастыри как капиталисты-банкиры.
   Захватнические операции монастырей.
   Реакция против приобретательства -- нестяжатели, боярские публицисты, правительство.
   Прогресс сельского хозяйства в XV-XVI вв.
   Сельскохозяйственный кризис второй половины XVI столетия и времени Смуты.
   Дух хозяйственного управления в монастырях XVI и XVII вв.
   Монастырские наказы XVI-XVII вв.
   +++++++
   Первые следы размышлений и забот русских людей о сельском хозяйстве дошли до нас в народных приметах, пословицах и поговорках, в наказах земледельцев управляющим их имениями, в уставных грамотах монастырей, поучениях духовных лиц, правительственных наказах, порядных записях, писанных книгах и других исторических памятниках. Земледелие велось на Руси с незапамятных времен*, хотя оно стало преобладающим, наиболее характерным народным промыслом с продвижением населения на север и северо-восток, в глухие лесистые пространства бассейна верхней Волги. Здесь и в соседнем озерном крае оно было гораздо труднее, чем на привольных черноземных степях южной России, и народная фантазия сложила именно в этих суровых местах былину о чудном земледельце-пахаре
   {* Уже у древнерусских племен прежний "скотий бог" Велес или Волос превратился из покровителя пастушеской жизни в земледельческое божество, покровителя домашнего скота. (См. Исторические оче русской народной словесности и искусства. Cп.,}
  
   Микуле Селяниновиче* или Селягиновиче, превышающем силою самых могучих богатырей. И действительно, долгое время русское сельское хозяйство созидалось и поддерживалось главным образом трудами и мыслью пахаря. Первым русским агрономом был мужик, и впоследствии, когда рядом с ним на агрономическую арену выдвинулся сначала монах, потом дворянин, мужик продолжал играть самую видную роль в культурном освоении обширных пространств центральных и северных местностей, постоянно открывающихся перед ним с усилением мощи Московского государства плодородных южных окраин. Юридическое положение крестьянина при этом имело мало значения. Он рано стал попадать в зависимость от более богатых людей**, но и работая
   {* Некоторые исследователи относят былины о Микуле Селяниновиче к сравнительно позднему периоду -- к началу XV в. Былина о встрече Микулы с Волгой рисует точную картину "северной пахоты -- в губерниях Новгородской, Псковской, Олонецкой и друг., где пашни иногда сплошь усеяны валунами, то мелкими, о которые постоянно почеркивают омешики сохи, то крупными, которые приходится огибать при пахании. Только соха чудеснаго пахаря Микулы Селяниновича могла великие камни вывертывать и в борозду валить. Вывертывание кореньев также указывает на северныя почвы, расчищенныя среди леса, а не привольныя обширныя пахотныя пространства на южном черноземе". (См.: Миллер B.[?.] Очерки русской народной словесности. Былины. М., 1897. Т. 1:1-XVI. С. 168-169.)
   ** В древней Руси неимущему человеку при большой дороговизне скота и земледельческих орудий было трудно завести самостоятельное хозяйство, и он, волей-неволей, занимал необходимый капитал у богатого земледельца и садился на его земле. Скопить деньги на самостоятельное хозяйство простым наймом на работу было почти невозможно. Хлебников вычисляет, что при тогдашнем отношении цен на рабочие руки и стоимости скота и земледельческих орудий работнику понадобилось бы для обзаведения собственным хозяйством не меньше 12 лет, если бы он сберегал около 2/3 всего своего заработка.
   Еще труднее было вырваться из долговой зависимости. В "Русской правде" содержится расчет натурального приплода скота (по которому давший его взаймы мог требовать себе возвращение долга), настолько фантастически грамотный, что он представляется скорее досужим вымыслом любителя арифметических выкладок, ибо практически применяться он никак не мог, кроме признания должника несостоятельным, и, следовательно, вечного закабаления: начинается он статьей "об овцах" буквально следующего содержания: "А от 20 овец от двою приплода на 12 лет 90 000 овец и 100 овец и 12 овец, а боранов 90 000 и 100 и 12 боранов, а всего боранов и овец на 12 лет 180 000 и 200 и 23. А овца метана по 6 ногат, а боран по 10 резан, А за то все коунами 40 000 гривен и 5000 гривен и 50 гривен...}{и 40 резан". Дальше идут такие же исчисления о козах, свиньях, вепрях, кобылах, телице, пчелах и разного рода зерновых хлебах и сене (Карамзинский список). (Текст Русской правды на основании четырех списков разных редакций / издал Н. Калачов. СПб., 1889. С. 19-20.) Впоследствии проценты по денежным ссудам были установлены Владимиром Мономахом не свыше 10 кун на гривну, т.е. 20% (гривна = 50 кун), но едва ли эта норма строго соблюдалась. Но она была достаточно высока, чтобы помешать должнику развязаться со своим долгом. (См.: Хлебников Н. Общество и государство в домонгольский период русской истории. СПб., 1872. С. 230-234.)}
   <[Site18Site]>
   на других работах, в сельскохозяйственном отношении действовал самостоятельно, ведя упорную борьбу с мало податливой природой и руководствуясь при этом своим собственным разумом, а не указаниями земледельцев. Он принимал одинаковое участие со свободными земледельцами в накоплении того громадного запаса наблюдений и мыслей, который сохранился в народной памяти в своеобразной форме сельскохозяйственных примет, пословиц и поговорок. Запас этот особенно усиленно наполнялся со времени отлива населения из южной Руси на северо-восток, где постепенно сложилась великорусская народность. Земледелие становится здесь преобладающим занятием и хотя продолжает сочетаться с разнообразными промыслами (звероловство, лесное пчеловодство-бортничество, рыболовство), но больше всего привлекает к себе мысли и заботы.
   Сами по себе народные сельскохозяйственные приметы содержат мало агрономической мудрости.
   Часто отмечают совершенно несуществующую связь случившихся когда-то событий, но они служат ярким свидетельством пристального и постоянного внимания ко всему, что имеет какое-либо отношение к сельскому хозяйству. Крестьянская мысль веками работала в области сельскохозяйственных вопросов и находила различные практические способы их разрешения, формулируя не столько самую суть размышлений и опытов, сколько отмечая некоторые внешние признаки, ставя как бы условные знаки на память о своих мыслях. Приметы, в которых схватывается долго наблюдавшаяся связь явлений, чередуются со случайными отметками памяти, но, в общем, ярко свидетельствуют о постоянной работе мыслей и чувств в этом направлении. Достаточно просмотреть соответствующие разделы словаря Даля, чтобы убедиться, насколько глубоко захватывало русского человека сельское хозяйство. Об этом давно уже говорили Ключевский (см. его блестящую характеристику великоросса в 1-й части "Курса русской истории") и Глеб Успенский (не без тенденциозности, в связи с его заветными мыслями о "власти земли")[7]. Укажем несколько характерных примеров. Работать на земле надо усердно: "Держись за сошеньку, за кривую ноженьку", "Сей хлеб, не спи, будешь жать, не станешь дремать", "До солнца пройти три покоса, ходить будешь не босо". Необходимо подготовить почву: "Положу навоза кучу, так и Богу не кучусь", "Где лишняя навоза колышка, там лишняя хлеба коврижка", "Клади навоз густо, в амбаре не будет пусто", "Глубже пахать, больше хлеба жевать", "Кто мелко заборонит, у того рожь мелка". Сей хорошими семенами: "Посеешь крупным зерном, будешь с хлебом и вином", "Лучше голодай, а добрым семенем засевай". Не теряй времени для посева: "Кто рано сеет, семян не теряет", "Днем раньше посеешь, неделей раньше пожнешь". Приноравливайся к особенностям разных хлебов: "Рожь говорит: "Сей меня в золу да в пору!", овес говорит: "Топчи меня в грязь, так буду князь!"", "Не сей пшеницы раньше дубовато листа". Ходи хорошо за скотиной: "Сыпь коню мешком, так не будешь ходить пешком", "Конь тощой -- хозяин скупой", "Погоняй коня не кнутом, а овсецом", "Сенным конем не ездить, соломенным конем не орать", "Не вымем корова молоко дает, а рылом", "Животину водить -- не разиня рот ходить". Следи за погодой: "Сей под погоду, будешь есть хлеб год от году", "Много снегу -- много хлеба, много воды -- много травы", "Снегу надует -- хлеба прибудет", "На дубу лист в пятнах -- быть яровому так", "Сухой март, а май мокрый, дают хлеб добрый", "Осень прикажет, а весна свое скажет", "Не моли лета долгаго, моли теплаго", "Летний день за зимнюю неделю", "День летний -- год кормит". Множество примет к ненастью (свинья визжит, собака траву ест, куры квохчут и т.д.). Присматриваясь к погоде со своей постоянной думой об урожае, крестьянин создал себе обширный метеорологический календарь, где на каждый день, а особенно на дни, более памятные как большие праздники, имеются приметы, иногда целый ряд примет. Только что управившись с осенними работами, обобрав хлеб и вступив в зиму, крестьянин начинает задумываться о будущем урожае: 14 ноября он замечает: "Иней в Филиповку -- урожай овса". 6 декабря: "Иней на Николу к урожаю". Особенно много примет на Рождество: 24 декабря -- Коляда. Кутья. "Коли в кутью небо звездисто -- богатый приплод скота и много ягод". "На Рождество опоха (иней) -- урожай на хлеб; небо звездисто -- урожай на горох". "На Рождество Христово метель -- пчелы хорошо роиться будут". "Если на Рождество путь хорош -- к урожаю гречи" и т.д. Также много примет на Крещение (Богоявление, 6 января): "На Богоявленье снег хлопьями к урожаю; ясный день к неурожаю". "Звездистая ночь на Богоявленье урожай на горох и ягоды". 24 января отмечается как перелом зимы: "Аксиньи полухлебницы, полузимницы. Половина стараго хлеба съедено. Половина сроку осталось до новаго хлеба". На Сретенье (2 февраля) мысли уже клонятся к весне: "На Сретенье снежок, весной дожжок". Надо готовиться: на Симеона (3 февраля): "расчинай починки (чинят летнюю сбрую)". Вот и весна: 1 марта: "Евдокии-подмочи порог, Авдотьи плющихи". "Авдотья красив -- и весна красна". "Авдотья весну сряжает". Однако холода еще долго будут: 9 марта -- "сорок Мучеников, сорок утренников". Мысли об урожае становятся все настойчивее: 12 марта: "На Феофана туман -- урожай на лен и коноплю". 17 марта: "Алексея -- с гор вода". "Каковы на Алексея ручьи, такова и пойма". 25 марта: "На Благовещенье дождь, родится рожь". В апреле весна уже идет вовсю, надо браться за дело: 1 апреля -- "Марья зажги снегаЄ; заиграй овражки". 8 апреля: "Родиона ледолома. Уставь соху: пашня под овес". 15 апреля: "На Св. Иуда -- доставай пчел из-под спуда". 16 апреля -- Ирины рассадницы: "Сей капусту на разсадниках (срубах)". 17 апреля: "Зосимы пчельника: разставляй ульи на пчельнике". 18 апреля: "Сей морковь и свеклу на Козьму". "К 23 апреля (Егорьев день) кончай сеять яровые". Мысль обращается опять к урожаю трав и хлеба: "Егорий с теплом, а Никола с кормом", "Егорий с водой, а Никола с травой", "На Юрья дождь -- скоту легкий год", "На Егорья роса -- будут добрые проса". "Коли на Юрья березовый лист в полушку, то к Успению клади хлеб в кадушку". В мае виды на урожай определяются ближе:
   "Коли в мае дождь, будет и рожь", "Май холодный -- год хлебородный". 1 мая: "Коли на Еремея погоже, то и уборка хлеба пригожа". 5 мая: "На Ирину худая трава из поля вон (выжигают покосы, луга)". 6 мая -- день Иова горошника: "Приходи работать на белые горохи". 14 мая: "На Сидора сиверко, и все лето таково. Первый посев льну". 18 мая: "Коли на Св. Федота на дубу макушка с опушкой, будешь мерять овес кадушкой". 20 мая: Фалелея огуречника: "На Леонтия и Фалелея сади огурцы". 21 мая: "На Олену сей лен". "Лены Олене, огурцы Константину". Прошло лето, и хлеб подобрался, "июнь, ау": "Закромы в амбарах пусты". Работы идут своим чередом в июне: "Федорова дня пошла наводница". 13 июня: Акулины гречушницы -- гречу сеют, жарко, скот донимают оводы: "Акулины вздери хвосты". 24 июня: конец сухой погоде: "Вымолите, попы, дождя до Ивана, а после и мы грешные умолим". 27 июня: "Самсона сеногноя". 29 июня готовься к сенокосу и жатве. "Ладь косы и серпы к Петрову дню". 3 июля: "На дворе пусто, да на поле густо". Пора и жать: 20 июля -- "пророк Илья лето кончает, жито зажинает". Начинаются ненастные дни: "До Ильи поп дождя не умолит; после Ильи баба фартуком нагонит". В августе уже поспевают плоды: "На второй Спас и нищий яблочко съест". Пора готовить пашню под озимые. До Успенья (15 августа): "Пахать -- лишнюю капну нажать". Кончают уборку хлебов: 26 августа -- Наталии овсяницы -- косят овес. Настала осень: "Холоден Сентябрь, да сыт". 24 сентября: "Феклы заревницы (замолотки)". Молотят хлеб: "На заревницу, хозяину хлеба ворошек, а молотильщикам каши горшок". 25 сентября: "На Сергия капусту рубят". 27 сентября: "Савватия пчельника". Убирают ульи. Сельскохозяйственный год подходит к концу. 28 октября: "Парасковьи-льняницы" -- жнут лен. 29 октября: "Авраамия овчара", праздник овчаров. Анастасии овечницы". 1 ноября: "На Козьму и Демьяна -- куриная смерть (режут кур)". А там уже мысли обращаются к новому году, к новому урожаю, и так движется земное колесо деревенской жизни*.
   {* Даль В.И. Пословицы русского народа: сборник пословиц, поговорок, рачений, присловий, чистоговорок, прибауток, загадок, поверий и пр. Владимира Даля. Изд. 2-е, без перемен. СПб., 1879. Т. 2. С. 488-496, 534-559, 586-596. См.: Рыбников П.Н. Быт русского народа в его пословицах. М" 1859; Буслаев Ф.И.}{Русский быт и пословицы // Буслаев Ф.И. Исторические очерки народной словесности и искусства. Т. 1. С. 96-111.}
   <[Site22Site]>
   Ранние письменные памятники с агрономическим содержанием относятся большей частью к XVI и XVII вв., когда окончательно сложились основные формы землевладения Московской Руси -- дворцовые, вотчинные, поместные, церковные и черные земли. Лучшими хозяевами этого времени были монастыри и другие духовные владельцы. Даже первые основатели и устроители монастырей, при всей их аскетической настроенности, обычно отличались крепкой хозяйственной складкой. Таков был известный Иосиф Волоколамский[8], выполнявший, когда было нужно, самые черные работы, но в то же время не упускавший из виду ни одной возможности увеличить владение и повысить благосостояние основанного им монастыря. О Пафнутии Боровском осталось воспоминание как о неутомимом и образцовом хозяине. Он сам вел сложное монастырское хозяйство; когда монастырь сильно разбогател, сам принимал вклады и поминки, составляющие самую важную статью в средствах монастыря, входил во все мелочи домашнего монастырского хозяйства, следил за ловлей, приемом и солением рыбы и за всякими работами по монастырю, был искусен во всяком деле человеческом*. Как сильны были инстинкты хозяина у деятелей церкви, показывают известные поучения ученика Иосифа Волоколамского по игуменству, впоследствии митрополита Всея Руси Даниила (с 1522 г.)[9], в которых пафос моралиста часто переплетается с думами и заботами хозяина. Он настойчиво и с негодованием протестовал против лености, распространяемой в различных слоях тогдашнего общества, но особенно высоко ценил земледельческий толк. Любопытно, что, вооружаясь как блюститель чистоты нравов против распущенных мирских увлечений, Даниил советует заменять их наряду с любованием красотами природы хозяйственными заботами по дому и имению**.
   {* Горский А.В. Историческое описание Свято-Троицкая Сергиевы Лавры... М., 1879. С. 49-50, 187; Хрущов И.П. Исследование о сочинениях Иосифа Санина, преп. игумена Волоцкого. СПб., 1868. С. 12-13, 20-30.
   ** "Аще хощеши прохладитися, изыди на предверие храмины твоея и виждь: небо, солнце, луну, звезды, облака ови высоци, овиже нижайше... <...> Аще хо-}{щеши еще прохладитися, изыйди на двор твой, и обойди кругом храмины твоея, сице же другую и прочая, такоже и двор твой, и аще что разсыпася, или пастися хощет, созидай, ветхая поновляй, неутверженая укрепи, прах и гной згребай в место, да ти к плодоносим вещь угодна будет; и аще хощеши вящше прохладитися, изыди во оград твой, и разсмотри сюду и сюду, яже к плодоносию, и яже к утвержению сътвори; или аще не достало ти есть, изыди на поле сел твоих и вижь нивы твоя, умножающа плоды ово пшеницею, ово ячьмень и прочая, и траву зеленеющуся, и цветы красныя, горы же и холми и удолия, и озера, и источники, и рекы и сими прохлажайся и прославляй Бога, иже тебе ради вся сия сотворшаго". (Жмакин В. Митрополит Даниил и его сочинения. М., 1881. Ч. 2. С. 543-545, 566. (разд, паг.); 69-72 (Отдел приложения). (Чтения в Имп. Обществе истории и древностей российских. 1881. Кн. 2.)}
   <[Site23Site]>
   Были ли монастыри действительно хорошими хозяевами, сказать трудно. Их прогрессивная роль в сельском хозяйстве Удельной Руси и Московского государства выразилась главным образом в обширной колонизации северо-восточных просторов, почти не затронутых до того земледельческой культурой. В первое время монастырской жизни монастыри служили еще как бы крупными страховыми организациями на случай общественного бедствия*, {* Особенно яркие воспоминания остались о благотворительной деятельности Иосифа Волоколамского, сторонника церковного земледелия, который на примере своего монастыря старался показать, что монастырское землевладение само по себе не является губительным для высших целей монашества. Он не только широко тратил монастырские средства на помощь пострадавшим от голода, но внушал и сильным мира делать то же самое (послание к князю Юрию Дмитриевичу, где кроме того он рекомендует установить таксу на хлеб).}
  
   потом их благотворительная деятельность ослабела.
   По мере того, как монастырь богател, изменялся состав и характер его братии, и прежний суровый образ жизни сменялся более "прохладным". Среди иноков появилось много бывших бояр, иногда насильно постриженных, и они приносили в монастырь свои мирские привычки. Уже во второй половине XV в. упадок монастырской жизни стал бить в глаза. В монастыри скоро проникли все дурные стороны нравов того времени, наклонность к щегольству, невоздержанность в пище, широкое гостеприимство с пышными пирами, пьянство, чванная обстановка жизни, обилие слуг. Особенною роскошью отличалось высшее монастырское духовенство. По словам митрополита Даниила, "начальники монастырей держали при себе в монастырях множество мирских слуг, цветоносных и младых юнош, и множество великих конь". Стремясь к большим духовным почестям и званиям, игумены и другие монахи из высших классов заискивали перед властями, добивались дружбы и благоволения высокопоставленных лиц, устраивали для них богатые обеды, делали им разного рода подарки, а иногда прибегали даже к простому подкупу*.
   Широкий размах монастырской жизни отразился и на рядовом монашестве.
   Упадок монастырских нравов не мешал развитию хозяйственных способностей и приобретательских наклонностей монастырских старцев, а скорее стимулировал их. Монастыри развертывают энергичную деятельность на вполне реалистический лад, без примеси благотворительных и иных идеалистических соображений, становятся обычными прижимистыми хозяевами-практиками. Их хозяйственный кругозор суживается по сравнению с предшественниками**, и если они остаются все же хорошими хозяевами по сравнению со служилыми людьми, то главным образом вследствие своей большой хозяйственной устойчивости и обеспеченности, позволявшей им быть более спокойными и осторожными эксплуататорами своих естественных богатств и труда зависимых от них людей.
   {* Ярким свидетельством благодушества монашеской жизни служат сохранительские "церковные обходники", перечисляющие меню монастырской трапезы на обыкновенные дни и праздники с обильными кушаниями и напитками ("в Сергиеву память, четвера рыба, до по /шести/ мер меду", в Никонову память "колачи, да рыба двоя, да пироги, до по четыре меры меду" и т.д. Троицкий столовый обиходник). (Горский А. В. Историческое описание Свято-Троицкия Сергиевы Лавры. С. 64-92; 410 (прил.).)
   ** И находим, напротив, у Иосифа Волоколамского понимание зависимости производительности труда от благосостояния работников. По сообщению одного из его биографов, он внушал светским вотчинникам, что не следует "чрез меру утруждать пахарей работою и данями. Обеднеет крестьянин, обеднеет и господин земли, отдохнет крестьянин на льготе, и господин не останется в убытке от него". Этих принципов он держался, по-видимому, и в управлении собственным монастырским хозяйством.}
   Служилым людям было трудно сравняться с ними в ведении хозяйства. Монахи были всегда на месте, не отвлекаясь, как служилые люди, военными и иными обязанностями. Они жили крупными коллективами, среди которых всегда
   <[Site25Site]>
   могли отобраться люди с хозяйственными способностями. Они привыкли к размеренной, упорядоченной жизни, с ее внешним благолепным укладом и невольно были склонны вносить порядок и в обычные житейские дела. В отличие от непрочного поместного владения служилых людей, владение монастырей закреплялось за ними на вечные времена, а сравнительно со светскими вотчинами, монастырские имения имели то преимущество, что не дробились, как первые, по наследству, а оставались за монастырем в непрерывном ряде поколений монастырских старцев. Кроме того, монастыри обладали весьма ценными привилегиями.
   Во время татарского владычества некоторые монастыри получили от ханов ярлыки и тарханные грамоты[10], которые защищали монастырских людей, их поля и имущество, и иногда освобождали от дани. Поэтому население стало группироваться около таких монастырей, "искале пустыню и не пощадеша, и составивши села и дворы многи" (слова биографа Сергия преп. Епифания[11]). Князья дарили им села, и -- что было важнее -- давали также тарханные грамоты, освобождавшие от обязанностей в пользу княжеского (позднее царского) дворца и от целого ряда повинностей и сборов. Особенно много таких грамот было дано в XV в., но их продолжали давать (или подтверждать прежние) в XVI и XVII вв.*
   {* Приведем для образца и постановление тарханской грамоты, данной 23 августа 1573 г. царем Иваном Грозным Новодевичьему монастырю: "...И кто у них в тех селех и деревнях (принадлежащих монастырю. -- В.Ж.) учнуть жити слуг и попов и дияконов и дияков церковных, и людей монастырских и крестьян, и тем их людей и крестьяном, не надобе моя Царева... дань, ямские денги, ни примет, ни посошная служба, ни иные никоторые пошлины, ни помер, ни пятно, ни явка, ни наместничи, ни волостелины кормы, ни тиуны ни доводчики к ним не въезжают ни по что, ни к сотцким ни к десятским с черными людьми не тянут ни в какие протори, ни в розметы, ни города не делают, ни мостов не мостят, ни на ямех с подводами не стоят и ямских дворов не делают. А наместницы наши Московские и Бежетцкие, и волостели и тиуны, их не судят, и приставов своих не дают и не посылают ни в чем" (кроме душегубства). Грамота освобождает монастырских слуг и крестьян от "своих Царевых... кормов и посолских кормов", и "на ям ямщиков, и всяким гонцом, где нибуди, у их слуг и у попов и дияконов и у людей и крестьян, подвод и проводников у них не имати... также у них наши князи и бояре, и воеводы ратные, и посланники, и всякие ездоки, в их селе и деревнях ни у кого силно не ставятся, ни кормов, ни подвод, ни проводников}{не... шеплют..." "Также не велел на их крестьянех... своих Царевых... повозов, ни иных некоторых розметных дел розметывати..." При покупках и продажах, совершаемых монастырскими крестьянами, духовными и светскими слугами, с этих покупаемых и продаваемых товаров "мыта и тамчи, ни померного, ни весчего, ни по рекам перевозу, ни мостовщин и ни никоторых пошлин не дают". Грамота предусматривает даже беспокойство от назойливых непрошенных гостей на монастырских пирах: "а боярские люди, и иные кто нибуди, к манастырским попом и к людям и к крестьяном, на пиры и на братчины к ним не ходят". (Акты исторические. СПб., 1841. Т. 1. N. 188.)}
  
   Монастырям дарили имения князья,<[Site26Site]>а частные вотчинники жертвовали им часть своих вотчин на помин души. Наконец, -- и этим монастыри особенно выделялись среди других сельских хозяев -- они обладали крупными и непрерывно растущими денежными средствами, обильно притекавшими к ним в виде вкладов (при пострижении вклад был обязателен, а в монастырь под конец жизни вступали многие богатые люди) и разного рода пожертвований, а с развитием денежного хозяйства и в виде доходов с крестьян.
   В то же время потребности монастырей были значительны. Много требовалось для одного прокормления многочисленной братии*.
   {* Из послания Ивана Грозного Кириллову-Белозерскому монастырю видно, что братия этого монастыря состояла в конце XVI в. (послание было отправлено, по-видимому, незадолго до смерти Грозного) из 400 человек. (Акты исторические. Т. 1. N. 214. С. 406-407; Хлебников Н.[И.] О влиянии общества на организацию государства в царский период русской истории. СПб., 1869. С. 120.)}
   Кроме того, все устроители и правители монастырей очень заботились об украшении своей обители сооружением великолепных храмов с резными и позолоченными иконостасами, дорогими иконами, книгами, священными сосудами, о пышности церковных служб. Большой монастырь окружался обычно каменной стеной, имевшей иногда вид настоящей крепости (которой иногда и приходилось играть такую роль и на деле -- например, при известной осаде Троицкой Лавры в Смутное время[12]). Нужно было много и других построек. Внутреннее расположение монастыря напоминало обширную боярскую или дворянскую усадьбу. Инвентарь монастыря был сложен. В грамоте 25 марта 1588 г., предписывающей описать имущество Корежемского монастыря[13], заранее перечисляются описываемые предметы: церкви и все, что в них, "и всякое церковное<[Site27Site]>строение", деньги в монастырской казне, жалованные грамоты монастырю, его собственные грамоты и другие документы кабалы денежные и хлебные, и всякие монастырские крепости", а затем: "на погребах и на... серебряные и медяные и оловянные и всякие поваренные суды (сосуды. -- В.Ж.), и в сушилах всякие монастырские запасы, и на конюшенном дворе лошади, и на воловье дворе волы и коровы и всякую мелкую животину", села и деревни, размеры монастырской пашни "и по полем стоячего и в житницах молоченого всякого хлеба, и что к тому монастырю доходу денежного и хлебного..."*.{* Акты Археографической экспедиции. СПб., 1836. Т. 1. N. 337. С. 407.}
  
   Высшее управление монастырским хозяйством, как и всеми монастырскими делами, сосредоточивалось в "монастырском соборе", на старших членах братии, под председательством игумена или архимандрита. Последствие тарханных грамот, жалованных монастырям, и управление монастырскими имениями соединяли хозяйственные и административно-судебные функции. Более сложные судебные дела доходили до монастырского собора, мелкие и административно-полицейские ведались на местах монастырскими агентами-приказчиками (от обычного в тогдашней административной практике термина "быть приказе" -- исполнять официальное поручение) с помощью доводчиков. Монастырский собор, назначая приказчика, давал ему наказ, в котором подробно расписывал следуемые ему и доводчику доходы и вообще размеры пошлин, взимаемым по судебным и административным делам, и главные правила ведения хозяйства и полицейского распорядка в имениях.
   Хозяйство монастырей, как и других крупных земледельцев, при всей простоте тогдашнего быта было довольно сложным, и включало в себя по общему правилу наряду с земледелием разного рода промыслы. Монастырь зорко следил за тем, чтобы ни одна статья дохода не ускользнула из его рук. Крестьяне, сидевшие на монастырских землях, должны были помимо оброка или работы на монастырской пашне (барщины) выполнять много разнообразных повинностей на монастырь. Монастырская пашня появляется в монастырях
   <[Site28Site]>
   северо-восточной Руси издавна, сопровождаясь при натуральном строе хозяйства множеством всяческих других работ. Старейшая грамота, из напечатанных в актах Археографической экспедиции, данная митрополитом Киприаном Константиновскому монастырю*, ярко рисует разнообразие работ, какие должны были выполняться на монастыре его крестьянами: "...болшим людем из монастырских сел церковь наряжати, монастырь и двор тынити, хоромы ставить, игумнов жеребей весь рольи орать взгоном[14], и сеяти и пожати и свезти, сено косити десятинами и во двор ввезти, ез[15] бити и вешней и зимней, сады оплетать, на невод ходити, пруды прудить, на бобры им в осенине поити, а истоки им забивати, а на Велик день и на Петров день приходят к игумену, что у кого в руках; а пешеходцем из сел к празднику рожь молоти и хлебы печи, солод молоть, пива варить, на семя рожь молотить; а лен дасть игумен в села и они прядут, сежи и дели неводные наряжают; а дают из сел все люди на праздник яловицу. .. а в которое село приедет игумен в братшину и сыпци дают по зобне овса конем игуменовым"**.
   Владения монастырей, достигшие больших размеров в XV в., продолжают расширяться и в течение XVI в., в особенности в первую половину его. Натуральный хозяйственный строй способствовал тому, что благочестивые благотворители монастырей несли свои вклады и пожертвования не деньгами, а натурой, в виде сел и деревень. С другой стороны, накопленные денежные средства монастыри пускали в живой оборот, давая ссуды и подмоги крестьянам, садившимся на их землях, заселяя свои пустоши или запустелые земли и превращая их в культурное состояние и выручая служилого человека при сборе в поход и в иных случаях***,
   {* Грамота была дана в конце XIV в. (21 октября 1391 г.), но прописанные в ней правила воспроизводят еще более ранний порядок работ. "Монастырские сироты* (крестьяне) жаловались на трудность порядков, введенных новым игуменом, и митрополит, справившись у прежнего игумена, получившего в заведование новый монастырь, предписал восстановить работы и сборы, как было заведено раньше.
   ** Акты Археографической экспедиции... Т. 1. N. И. С. 12.
   *** Яркую картину этой стороны монастырского хозяйства дают сохранившиеся в большом количестве порядные записи. Получая ссуду или подмогу от мо-}{настыря, крестьяне обычно обязывались устраивать на новых местах дворы с разными хозяйственными постройками, исправлять старые, городить поля и иногда расчищать землю под пашни и луга. При этом на первое время новым поселенцам давалась льгота от уплаты оброка, чтобы дать им возможность наладить хозяйство. Так, двое крестьян заключили 23 ноября 1576 г. порядную на 1/6 часть обжи земли в Заверяжском погосте с подмогой в 2 рубля московских и двухлетней льготой, обязавшись "за ту подмогу нам и за лготу деревня розпахати и поля огородити, и старые хоромы починити и новые поставити, два хлева да мылня; и как пройдут те лготные два годы, и нам давати в монастырь Николы Чудотворцу оброку по рублю по Московскому на год, и на дело на монастырское ходити, как иные крестьяне ходят". 10 января 1585 г. двое крестьян порядились с Вяжицким монастырем (в Вотской пятине) на одну обжу, с подмогой в 5 рублей, причем обязались "поставити в той пустой деревне двор, а на дворе хором, избу трех сажен и с углы новую, да клеть, да хлев с сенником полутретьи сажени, да мшаник дву сажен", причем освобождались от государева тягла на три года, "а монастырского нам оброку дати в два годы на год по рублю, а в третей год дати нам оброку 2 рубля; а как та три годы минет, и нам Государевы всякие подати давати с обжи, как иные крестьяне Государевы подати всякие платят, и поселницкое". Иногда крестьяне обязывались платить из доли урожая: так, 4 августа 1590 г. двое крестьян порядились с Вяжицким монастырем на 1 обжу с льготой на четыре года, с обычным обязательством поставить дворы и избы с плетнями и хлевами, "пашня роспахати, и поля росчистити, и городба около поль городити, и луга рочистити". По истечении льготных лет они обязывались "в монастырь давати... своей пашни, с обжи пятой сноп изо всякого хлеба... платити всякие Государевы подати, с волостью въместех". (Акты юридические, или собрание форм стариннаго делопроизводства. СПб., 1838. N. 178, 183, 186.)}
   <[Site29Site]>
   снабжая его необходимым служилым инвентарем и другими вещами, давая денежные ссуды*.
   {* Князь Иван Васильевич Гундоров занял у Спасо-Евфимьева монастыря 3 коня, 5 меринов, 4 доспеха, спорок бархатный, все ценою 54 рубли, да деньгами 74 рубля. Федор Иванович Хабаров там же взял 7 коней и 9 меринов за 64 рубля, девять доспехов за 30 рублей и 150 рублей деньгами и кроме того 200 четвертей ржи, "полтретьяста" четвертей овса, да из казны монастырской шубу соболью под бархатом, да опашень зуфь голуба, а на нем 12 пуговиц серебряных, да людских 3 однорядки настрафильных, да три кафтана настрофильных, все платье ценою 53 рубля. (Рождественский С.В. Служилое землевладение в Московском государстве XVI века. СПб., 1897. С. 82.)}
  
   Монастырь не оставался внакладе, потому что вместо денежного роста он брал в залог землю заемщика, которая и переходила при его неисправности во владение монастыря. Благочестивые заемщики, возбуждаемые кроме того и страхом божьего наказания по смерти, часто ликвидировали свои долги монастырю в своей духовной, присоединяя к землям, отдаваемым "за<[Site30Site]>долг", еще добавочные земли "по душе". Иногда монастырь, приобретая у жертвователя излишек его земли сверх вклада, уплачивал ему известную сумму (обыкновенно для ликвидации других долгов) -- "сдачу" или "скуп", т.е. скупая земли запутавшихся в долгах земледельцев. По словам Ключевского, "они завели или деятельно поддерживали на тогдашнем земледельном рынке настоящую игру в крестьян и в землю, благодаря которой населенные имения переходили из рук в руки чуть не с быстротой ценных бумаг на нынешней бирже"*.
   Монастырь в Московской Руси, -- говорит другой историк, -- сделался самым чистым типом земледельца и капиталиста**.
   Охваченные жаждой приобретательства, монастыри прибегали иногда к незаконным способам, насильственно отбирая себе заложенные земли***.
   Приобретательская деятельность монастырей вызвала в середине XIV в. сильную реакцию в среде самого монашества ("нестяжательное" течение, возглавлявшееся Нилом Сорским и его последователями)[16], большого боярства (резкие политические нападки на корыстолюбие монахов кн. Курбского[17]
   и др.) и самого великокняжеского и царского
   {* Ключевский В. Боярская дума древней Руси. Изд. 3-е [переем.]. М., 1902. С. 276.
   ** Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 89. "В собственно-центральном ядре государства" ...вторая половина XVI века не уступает первой, часто даже превосходит ее по степени быстроты роста монастырских вотчин; главным образом, даже почти исключительно рост этот совершается на счет служилого вотчинного землевладения; не особенно редко встречается и приобретение за деньги; наконец, довольно часто в монастыри попадают чрезвычайно мелкие вотчинные имения, чуть не парцеллы. <... > ...Не может быть сомнения, что Центр Московского государства XVI века был районом крайнего развития крупного монастырского землевладения, и что параллельно этому развитию сокращались размеры служилой вотчинной земли". (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси в XVI веке. М., 1899. С. 421-427.)
   *** Об этом определенно свидетельствует Соборный приговор 11 мая 1551 г.: "А которые Царевы Великого Князя поместныя и черныя земли задолжали у детей боярских и у христиан насилством поотоймали владыки и монастыри, или которыя земли писцы норовя владыкам же и монастырем подавали, а называют владыки и монастыри те земли своими, а иные починкы поставляли на Государевых землях: и того сыскати, чьи земли были изстари, за тем те земли и учинити". (Акты Археографической экспедиции... Т. 1. N. 227. С. 218.)}
   <[Site31Site]>
   правительства, обеспокоенного убылью необходимого фонда для испомещения служилых людей. Духовенство, однако, сопротивлялось упорно, и только через сотню лет после первых попыток ограничения церковного землевладения Иоанном III[18] в последней четверти XVI в. были проведены решительные меры против передачи служилых земель монастырям и другим духовным владельцам (постановление 1573 и особенно -- 1580 гг.).
   Земель, однако, оставалось у монастырей и других духовных владельцев еще очень много, да и сам Грозный и его преемники продолжали жаловать земли монастырям и епископам и подтверждали за ними старые тарханные грамоты (с некоторыми ограничениями в XVII в.)*.
   {* В конце XVI в. Троицев-Сергиев монастырь владел в 27 уездах 143 тысячами четвертей в каждом из трех полей пахотной земли, что составляет более 200 тысяч десятин во всех трех полях. Между тем это были далеко не все вотчины монастыря: он имел их на крайнем Севере, а также в Тверском, Бежецком, Елинском, Можайском и Нижегородском уездах, описание которых не сохранилось. Кирилло-Белозерский монастырь еще в 1551 г. владел 4 селами и 469 деревнями. В 1597-1600 гг. у Ипатьевского (Костромского) монастыря было 442 поселения и 9017 четвертей пахотной земли. Иосифов-Волоколамский монастырь в 1569 г. в одном Рузском уезде владел 9404 четвертями пахотной земли в каждом поле и, кроме того, ему принадлежали земли в восьми других уездах. Вотчины Богоявленского монастыря находились в 10 уездах, Спасо-Евфимиева -- в семи, Симонова -- в 18, Чудова -- в 10. Новодевичий монастырь во второй половине XVI в. владел землями в 14 уездах, общей сложностью в 19 670 четвертей пахотной земли в 723 поселениях. (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 402, 426-429; Хлебников Н.[И.] О влиянии общества на организацию государства в царский период русской истории. С. 120; Павлов A.[C.] Исторический очерк секуляризации церковных земель в России. Одесса, 1871. Ч. 1. Во многом не устарел до сих пор классический труд Вл.Милютина. См.: Милютин Вл. О недвижимых имуществах духовенства в России // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1861. Кн. 1.)}
  
   Прочно усевшись на новых местах после двухвекового колонизационного процесса, население Московского государства хорошо наладило сельское хозяйство, вводя повсюду, где было необходимо, трехпольную паровую-зерновую систему земледелия, применяя унавоживание почвы и приспособляя земледельческие орудия (замена старого тяжелого плуга, употреблявшегося при переложной системе, легкой сохой, более удобной при системе трехпольной). Где<[Site32Site]>было возможно, полевые культуры разнообразились. Кроме всюду распространенных основных хлебов -- ржи (озимь) и овса (ярь), сеяли еще пшеницу, ячмень, горох, гречиху, просо, также технические растения -- лен, коноплю и хмель. Производство приспособилось к требованиям рынка не только внутреннего, но и внешнего. Так, в Новгородско-Псковской области, издавна связанной через Ганзу[19] с западными рынками, было очень развито льнозаводство. С открытием англичанами пути через Белое море культура льна протягивается по линии, связывающей центральные части Московского государства с Архангельском (Вологда), как оживленный льняной рынок, и развивается в самых центральных областях (в теперешней Владимирской губернии, около Мурома), а постоянным и широким спросом англичан на пеньку и изделия из нее увеличивается производство конопли. "Уже в то время начинает определяться тот центр пенькового производства, который существует до настоящего времени, -- это местности, лежащие при истоках Оки и Истомы"*.
   Разведение конопли, обыкновенно в особых, тщательно унавоживаемых и обрабатываемых приусадебных конопляниках, отмечается в конце XVI в. в центральных областях и в южной степи (уезды Каширский, Епифанский), и в особенности Поднепровье (области Смоленска, Дорогобужа, Вязьмы и северские уезды) и Новгородских пятинах и Псковской области**.
   {* Мельгунов П.П. Очерки по истории русской торговли IX-XVI? вв. М., 1905. С. 213-214.
   ** Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 120--123.}
  
   Во второй половине XVI в., начиная приблизительно с 60-70-х гг., сельскохозяйственный прогресс Московского государства был остановлен неожиданными для московских государственных властей обстоятельствами, явившимися последствием крупных завоевательных успехов. Завоевание Казани и присоединение Астрахани[20], постройка укрепленных линий на южной границе государства, открыли для Вольского заселения обширные черноземные степные пространства, и население неудержимо потянулось туда, убегая от тягостей жизни в старом Московском центре. Многие селения<[Site33Site]>запустели, и сельское хозяйство Московской Руси вступило в полосу длительного кризиса*. Служилое землевладение, и без того обремененное отлучками и походными нуждами владельцев, их безденежьем и задолжностью, пострадало очень сильно, частью в пользу монастырей с их крупными денежными богатствами. Но отлив населения не мог не сказаться и на монастырском хозяйстве, и оно агрономически спустилось на низшую ступень.
   Земледельческий кризис второй половины XVI в. перешел в начало XVII в. --- в Смуту -- в полную хозяйственную разруху, которая опять не могла не отразиться и на хозяйстве монастырей и других духовных владельцев**.
   {* Упадок земледелия в центральных областях государства и бывших вольных землях -- Новгородской и Псковской -- был всеобщий. По данным, собранным Рожковым, в уездах Московском, Рузском, Дмитровском, Владимирском, Переяславском, Суздальском, Муромском и Тверском паровая-зерновая система, господствовавшая с 60-х гг. XVI в., сменилась к концу его переложной системой (за исключением Московского), где после кратковременного упадка земледелие стало несколько улучшаться. То же наблюдалось и в других уездах Центральной волости, за исключением пяти уездов, расположенных на западе и северо-западе Московского центра, где в конце века преобладала паровая зерновая система. (Рожков К. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 66 и след.)
   ** В запустении монастырских земель в конце XVI в. Рожков усматривает признак вообще дурного ведения хозяйства монастырями, выступая против общепризнанного мнения. Но доводы, приводимые им в пользу своего взгляда, мало убедительны. Он отмечает, вслед за Рождественским, чрезвычайную разбросанность вотчин, в особенности центральных монастырей, затруднявшую надзор и управление, но ведь и у больших монастырей много вотчин было в их ближайшем соседстве, а надзор монастырских старцев за посылаемыми в дальние вотчины приказчиками был достаточно бдителен, чтобы не допустить больших расстройств в хозяйстве в обыкновенно спокойное время. Другой "не менее важной" причиной Рожков считает сильное развитие условного владения. Но собственная поместная система существовала на владычных (архиерейских, митрополичьих, потом патриарших) землях: у монастырей же условное владение начинается, по утверждению самого Рожкова, только с 70-х гг. XVI в., а в конце этого столетия ему наносится решительный удар правительственной конфискацией ряда таких земель, отданных монастырями во владение служилым людям, и передачей их обратно во владение монастырей. Преследовало ли при этом правительство цель привлечь всех служилых людей к службе исключительно одному государю и помешать им брать на себя обязательства по отношению к монастырям (как думает Рожков), или тут были какие-нибудь другие соображения, ясно одно, что после этого у служилых людей должно было явиться мало охоты брать себе монастырские земли в условное владе-}{-ние. Вот и все соображения, приводимые Рожковым в доказательство положения, что "вообще укоренившееся по традиции убеждение в цветущем состоянии хозяйства на монастырских землях надо признать не более, как предрассудком". (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 460-462.)}
  
   Но затем,<[Site34Site]>с общим государственным устроением, стало восстанавливаться и монастырское хозяйство. При царе Михаиле Федоровиче духовенство получает даже облегчение от стеснений[21], наложенных на его земледельческое право актами конца царствования Грозного, и земля опять беспрепятственно переходит в его владение. Однако так продолжалось недолго -- до середины XVII в. Уложение царя Алексея Михайловича подтвердило соборный приговор 1581 г. и распространило силу ограничительного приговора 1551 г.[22], запретив монастырям, патриарху и епископам впредь приобретать земли каким бы то ни было образом. Правда, случаи духовных вкладов в духовные учреждения бывали уже и после этого, но редко. Монастыри сохранили, однако, громадные земельные владения и денежные средства, продолжали свои финансовые операции и разными сложными способами умудрялись присоединять себе новые земли*. Но главным способом обогащения монастырей и других духовных владельцев стало теперь извлечение доходов из огромных земельных владений**.
   В XVI и XVII вв., когда в монастырях угас былой дух подвижничества, и они превратились в организованное сообщество крепко сплоченных, уверенных в завтрашнем дне, сытых и довольных собою людей***,
   {* См. подробнее об этих способах: Готье Ю.В. Замосковный край в XVII веке. М., 1906. С. 574-575.
   ** Вот примеры владений крупных монастырей: Троицкому Сергиеву монастырю принадлежало в Замосковном крае (без Галицкого, Вологодского и Белозерского уездов) до 210 000 десятин земли, не считая огромных пространств поверстного леса. Макарьев Калязинский монастырь в исходе 20-х гг. XVII в. имел в Кашинском уезде свыше 14 000 десятин земли, кроме поверстного леса, с 238 деревнями, в которых было 11 дворов монастырских, 97 дворов слуг и монастырских детенышей, 501 двор крестьянский и 515 дворов бобыльских. За Спасо-Ярославским монастырем в одном только Ярославском уезде по переписи 1678 г. состояло 3234 двора крестьянских и 229 дворов бобыльских. (Там же. С. 378.)
   *** К концу XVI в. образ жизни монахов, по-видимому, уже определился в духе широкого использования земными благами. Например, указ 1590 г. о трапезе} {Тихвинского монастыря рисует изобильное питание братии не только по праздникам, но и в обычные дни. Так, во все дни месяцев подавались на обед домашние калачи, шти борщовы или капустные, сиговина подпарная, пироги пряженые с маком или яйцами, или блинчаты, с рыбой или сыром, сковороды (с жареной рыбой), просольное что случится, квас поддельной. Во вторники, четвертки, субботы, еще корм за упокой царской, калачи домашние, шти капустные, лососина жарена, сковороды с перцом, пироги блинчаты с яйцы, щучина под чесночком, квас поддельной, мед. При средних и меньших кормах меню несколько сокращается. На большие праздники (напр., на Светлое воскресенье) меню особенно сложно, но и на все дни Святой недели оно очень изобильно: шти, сиговина ли лососина, каша лососья, щипаная свежих подпарная, каша молочная, и по 1/4 кулича приклад к обеду и ужин, и квас. На ужин: шти, млеко, ли каша крутая, ли саломата, ли серка каша, ли лососья, остатки обедние, рыба и калачи, квас же обычный. Во вторник на второй неделе по пасхе и в Троицкую субботу устраивались кормы за упокой по всех православных христианах, причем подавались в первый корм шти капустны, сиговина жарена, кундюмы... пирог блинчат, лососина про-сольная, квас... (нрзб) поддельной; во второй корм -- калачи монастырские, шти борщовы, пироги пряжены, сиговина подпарная, сковороды лососьи, судочина просольная, квас... (нрзб) поддельной, мед. Таких кормов было много и в другие части года. (Дополнения к Актам историческим. СПб., 1846. Т. 1. N. 135. См. тут же указ о трапезе Троицкого Сергиева монастыря такого же типа). После перечисления яств во все периоды года там прибавлено дополнительное правило: "Чрез весь год потешенье крилошенам в понедельник, в среду, в пяток, в трапезе за обедом по звену рыбы, или по пирогу, а у погреба по три меры пива сыченого..."}
  
   они становятся хозяевами<[Site35Site]>в обычном житейском смысле, больше всего заботящихся о том, как бы не упустить какой-либо выгоды из имеющихся в их распоряжении средств. Они были не прочь, несмотря на обширность их владений и чрезвычайно выгодные привилегии, еще и понажать на своих крестьян, вынуждая с них большие денежные и натуральные сборы и тяжелые работы, что они не могли управлять своими вотчинами иначе как через приказчиков, которые могли злоупотреблять своим положением. Но именно поэтому монастыри прилагали особенно много забот к тому, чтобы контролировать деятельность своих слуг и старцев, посылаемых на приказ в дальние вотчины. Монастырские наказы начинаются обычно с подробного и точного определения доходов приказчика и его помощника по служебно-административным функциям -- доводчика. Иногда все, содержание наказа сводилось к перечислению этих сборов*. {* Напр.: Акты Археографической экспедиции... Т. 1. N. 221, 225; 1836. Т. 3. N. 120; Акты юридические... N. 65.}
  
   Монастыри<[Site36Site]>прибегали кроме этого к более действенному средству: они предоставляли своим крестьянам некоторую автономию в хозяйственных, административных и судебных делах вотчины, давая избранным им старостам и иным выборным людям право участия в управлении вотчиной в помощь приказчику, одновременно осуществляя и контроль над его действиями. Крестьяне могли использовать это право и в случае неправильных действий приказчика, обращаясь с жалобой в монастырский собор, который внимательно их рассматривал и немедленно принимал необходимые меры. Так, в 1561 г. крестьяне жаловались Соловецкому монастырю, что приказчик берет с них оброк и пошлины не по жалованному окладу, дает хлеб в заем и берет "с того хлеба насопь на две третью и поминки"; а когда хлеб дорог, продает его за деньги по торговой цене, а не в заем, и пашню велит "пахати сверх окладу лишек", также и доводчик неправильно берет свои пошлины. Монастырь дал грамоту, в которой точно определил жалование и пошлины приказчику и доводчику*,
   {* "Оброк хлебной" -- "на год с выти по четыре четверти ржи да четыре четверти овса, в новую меру в Городецкую", "на Оспожин день, по сыру по сухому, а нелюб сыр и за сыр две денги"; "на Покров день -- по пятидесят яиц да по хлебу да по калачу"; "молоть на приказчика, слугу и доводчика рожь да хлебы и солод на квасы, Кроме того доводчику -- праздничных кормов с выти на Пасху и Петров день по 2 деньги московскую на Рождество -- 4 деньги московская; осенчина с выти по 2 алтына, възжего -- с дыма 2 деньги в год; кого даст на поруку в селе -- хоженого 1 деньга московская, в волость -- езду по деньге московской на версту, а на правду с суда вдвое"; при суде приказщика ("а с ним быти в суде священику да крестьяном пятма или шестмя добрым и середним") -- с виноватого пошлина с рубля по алтыну; при споре о межах и протравах -- с виноватого "взятии за боран алтын, и доводчику имати езду на версту по денге, а на правду с суда вдвое". Штрафовалась поздняя явка на работу: если не придут на монастырское дело на солнечном всходе -- "заповеди приказщику две денги, а доводчику с десяцким две денги". За свадьбу приказщику: "если кто выдаст дочь за волость -- "куница десять денег, да с отводин хлеб да колач, а доводчику две же денги", "а женит сына, и приказщику алтын новоженой да хлеб да колачь, а доводчику две же денги".
   Продажа скота, сельскохозяйственных построек, продуктов, уступка участка земли ставилась под надзор приказщика: за продажу лошади и коровы за волость -- "явка по московке" ("а меж себя купят или меняют, и приказчику не имати ничего"), за продажу хоромного места, стога сена или копны ржи взималась также} {одна деньга. "...Кто свой жеребей продаст или променит, и приказчику имати на том явки меновного, с обеих половин, на монастырь полполтины; а кто продаст свой жеребей, а сам пойдет за волость, и на том имати похоромное сполна, а с купца имати порядное посмотря по земле и по угодью".
   Вообще, в монастырских грамотах обычно точно определяются доходы приказщика и доводчика и иногда указываются меры против их злоупотреблений. Так, уставная грамота Кирилло-Белозерского монастырского собора, данная [31 марта 159[3 г., перечислив все, что полагается приказчику и доводчику, прибавляет: "А приказщиком и доводчиком незваным на пир к Христианом не ездить, и кто позовет хлеба есть, или пить, ино им то волно; а доведут на приказщика или на доводчика, что они у которого крестиянина ели или пили сильно, и на том на монастырь пени два рубли..." "Если приказщик или доводчик на котором крестиянине силно возметь лишка" -- предписывается взыскать с них вдвое и отдать потерпевшему крестьянину. (Акты Археографической экспедиции... Т. 1. N. 357.)}
  
   и запретил брать с крестьян рост за<[Site37Site]>занятый хлеб и переводить натуральный заем хлеба в продажу его по торговой цене*.
   Оберегая интересы крестьян ради собственной выгоды, монастырские старцы были вовсе не склонны уступать крестьянам в том, что касалось монастырских доходов. В той же грамоте монастырский собор не упустил обстоятельно перечислить все сборы и повинности в пользу монастыря, против которых крестьяне не должны были возражать. В первую очередь монастырь заботился о монастырской пашне, указывая ее размеры, количество посева ("а сеяти Семены монастырские с выти**,
   по четверти ржи да по две четверти овса"), и сохранял за собой право по собственному усмотрению распределять культуры ("а похощет приказщик сеяти пшеницу, или жито, или горох, или гречу, или лен, а крестьянин то пахати, на которых
   {* "... Давати хлеб в заем, рожь и овес... не в цену, а имати у вас пылового и на умер на год с четверти со ржи по четыре деньги по Московскую, а овса с четверти же по две денги по Московскую; а по грехом которого году хлебу недород, и которые крестьяне за нужу учнут тем заемным хлебом окладываться, и приказщику имати то пыловое с четверти на год, со ржи по четыре денги, а с овса по две денги с четверти, с того откладного хлеба на всякой год".
   ** Под вытью первоначально разумелся участок земли, обрабатываемый силами одного конного работника. В XVI и XVII вв. в дворцовом хозяйстве и, вероятно, в монастырском, на выть считалось сначала 5 дес. крестьянской запашки без обозначения качества земли, а когда стало различаться качество ее, то 5-6-7 десятин (10-12-14 четвертей) доброй, средней и худой земли, причем на выть наддавалось по 1 дес. для посопного хлеба в тех случаях, когда он взимался. (Шумаков С. Выть // Энциклопедический словарь Гранат. Т. 12. Стб. 106.)}
   <[Site38Site]>
   десятинах приказщик излюбит"). Кроме того, на крестьян возлагалась подводная повинность*,
   возведение и ремонт монастырских построек**
   и сверхурочные "почетные" работы***.
   Крестьянам предписывалось бережно относиться к монастырским лесам****.
   Заботы монастырских старцев о расширении и тщательной обработке монастырской пашни усиливаются в особенности с конца XVI в. в связи с развитием сельскохозяйственного кризиса. Запустение деревень вследствие массового бегства крестьян побуждает землевладельцев того времени внимательнее относиться к собственной пашне, на которой они эксплуатируют труд оставшихся крестьян и холопов наиболее выгодным для себя образом. Распространение владельческой пашни с 70-х и 80-х гг. XVI в. было общим явлением, но оно особенно ярко выразилось в хозяйстве монастырей. Владельческая пашня особенно энергично вводилась там, где земледелие было в большом упадке, где преобладавшая ранее трехпольная паровая-зерновая система сменилась переложной*****.
   {* "Да с тех же с вытей, с выти, привозити на монастырьской двор по два возы дров да полененых по третьему возу сосновых дров на квасы, да по десяти полен лучины, також крестьяном. А повоз везти к Вологде с выти по лошади, а на лошади везти по о четыре четверти ржы, а овса по шти четвертей; а с Вологды везти на тех же конех... на выть по полутретьядцати пудов соли; а пшеница и горох, и семя и крупа запарная, и толокно, класти против ржи, а солод и гречневая крупа класти на лошадь по пять четвертей". Если же крестьянину не случится ничего везти, предписывалось взять с него "за подводу по четыре гривны Московскую".
   ** "А двор монастырьской и гумно крестьяном поделовати, и которые хоромины пристареют и в тех хором место новые хоромы ставити".
   *** "...A коли приказщик позовет на монастырьское дело крестьян в честь, сверх урочного дела, и кто придет, и приказщику тех людей кормити монастырскым хлебом".
   **** "А у которых крестьян в полях рощици, и им тех рощиц беречи, а на дрова и жерды к изгородам не сечи", если же понадобятся, доложить приказщику и брать с его разрешения, иначе -- штраф в полполтины на монастырь. (Уставная грамота Соловецкого монастыря, Бежецкого Верха, села Пузырева крестьянам, дана 2 мая 1651 г, // Акты Археографической экспедиции. Т. 1. N. 258.)
   ***** Вcero больше -- в Московском, Дмитровском, Владимирском и Переяславль-Залесском уездах. По книге 1592-93 г. Троицкий Сергиев монастырь} {в вотчине Переяславль-Залесского уезда имел 819 четвертей монастырской пашни в каждом из трех полей или 1228, 5 десятины во всех трех полях. Это самый высокий размер монастырской пашни, но вообще в большинстве монастырских имений Центральной области монастырская пашня превышала 100 четвертей в каждом из трех полей -- низкую норму среднего служилого владения. Иногда монастырская пашня обрабатывалась холопами ("детенышами"), но такие Случаи были довольно редки. Число детенышей несколько увеличилось, по-видимому, к концу XVI столетия, но тогда их было не много по сравнению с пашенными крестьянами. (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 132-133, 141-143.)}
   <[Site39Site]>
   В XVII в., когда главным источником монастырских доходов становится хозяйство в монастырских имениях, наставления приказщикам о монастырской пашне становятся особенно обстоятельными. Это сообщает им иной характер по сравнению с наказами XVI в. Кроме обычного перечисления приказщицских доходов и пошлин, административно-полицейских правил, мер, принимаемых для того, чтобы монастырских крестьян не давать в обиду ни посторонним лицам, ни самим приказщикам, в наказах XVII в. обычно содержатся и подробные технические наставления о подготовке почвы, обработке, посеве и уборке хлебов на монастырской пашне.
   Так, в наказе приказщику одной вотчины Суздальского Покровского женского монастыря некоему Федору, данном главноуправляющим вотчинами этого монастыря Воином Лукьяновичем Корсаковым[23], читаем: "А десятинную монастырьскую пашню Федору велети пахати... крестьяном во время, не непуста пашенного и посевного времени, а семей на ту десятинную пашню высевати на десятину по две чети ржи, по четыре чети овса... И велети крестьяном монастырьская пашня пахати во время, наперед своей крестьянской пашни, не испустя пашенного и посевного времяни: и велети ту пашню пахати намягко, чтоб груд не было, а не-ораныя б пашни меж ораных борозд крестьяне не пропущали; а навоз на монастырьскую десятинную пашню велети крестьяном возить с монастырьских дворов..." Если же его нет там или недостаточно, то возить с "крестьянских и с бобылских дворов, на выть по сороку колышек мерных, а меры в колышке в длину семь пядей, а поперег четыре пяди,<[Site40Site]>а в верх три пяди: и того ему смотрити и беречи накрепко, чтоб крестьяне на монастырьскую пашню навоз возили по сему наказу сполна и на ближния и на далния десятины ровно, а не довезши... до пашни по лесом и по врагом, для своей легости, навоз крестьяне не метали, чтоб однолично монастырьская десятинная пашня унавожена была вся гораздо". Когда хлеб посеет, "жати и в клади класти в ведреные дни, высушивая гораздо", скирды и одонья ставить "невеликие", не больше ста сотниц в кладь, велеть их "укрывать гораздо, чтоб с верху дождем не набивало", а снизу "намащивати и соломой настилати гораздо, и борозды круг кладей окапывать, чтоб полою водою не подмочило", "оплести плетенем высоко, чтоб животина не ела и не отирала". Молотить хлеб должны те же крестьяне, которые пахали, и притом "бережьно, и из соломы б и из колосу вымолачивати гораздо и из ухоботья и из мякин вывеивати дочиста, и тем бы хлебом крестьяне не корыстовалися и ночью и иными никоторыми обычаи того хлеба не крали и животиною не травили". Корсаков озабочен тем, чтобы монастырская земля обрабатывалась возможно полнее. "А крестьян ему (приказщику. -- В.Ж.) из-за монастыря не выпущати никуды": на пустые места вызывать охотников, из своего же села и деревень, детей, братьев, племянников, подсуседников, с льготой в год, два и три, "смотря по пустоте и по угодью, а болши четырех лет лготы не давати". На сторонах у вотчиников и у помещиков, опричь Покровских земель, пашен пахать и сена косить наймывати нигде никому не велети, чтоб монастырьские села не пустели и пашня не запереложела". Возможно, что в связи с падением ценности рубля после Смутного времени, натуральный доход с крестьян предпочитается денежному*.
   {* В XVI в., в связи с общим развитием денежного хозяйства, монастыри, подобно другим владельцам, переводили натуральные оброки в денежные, а также переводили на деньги не взимавшиеся в дополнение к оброку мелкие натуральные сборы. В 90-х гг. XVI в. в описаниях вотчин Троицкого Сергиева монастыря в разных уездах Московского Центра везде отмечается денежный оброк. Троицкий Свияжский монастырь брал денежный оброк в Свияжском и Казанском уездах в 1593-94 г. В1594 г. денежный оброк платили белозерские вотчины Троицкого Сергиева монастыря и т.д. (Там же. С. 234-258.)}
  
   Корсаков запрещает отдавать пустые пашни из<[Site41Site]>денежного оброка, а предписывает "давати крестьяном пустых вытей пашни пахать из выделнаго хлеба, из третьего, или из четвертаго, или из пятого снопа... как бы было монастырю прибылнее". Урожаю должно вести строгий учет, для чего должны быть заведены "посевные и ужинные и опытные списки". "А на опыт молотить ему хлеба добраго, и середнего и худого, по сотнице, и по две и по три". В ужинных книгах писать "по счоту сколко с которой десятины числом снопов... будет". В посевные списки вносить, сколько хлеба действительно было высеяно, остаток же семян перемерить и ссыпать в монастырскую житницу, "не замочтав отдати в съезжей избе Воину Лукьяновичу Карсакову", -- посевные списки по яровому хлебу на вешний Николин день и не позднее Троицына дня, а ужинные и опытные списки -- "на Семен день Летопроводца"*. Крестьянский урок составлен на выть -- "пахать крестьяном монастырьския пашни по две десятины, да взгону на выть по десятине в поле, а в дву потому же..." При обработке крестьянами пустых земель из доли урожая выделяемый монастырю хлеб должен быть обмолочен теми же крестьянами, которым в вознаграждение за этот труд отдается солома и мякина от вымолоченного хлеба**.
   {* 1 сентября по старому стилю.
   ** Акты Археографической экспедиции... Т. 3. N. 217. В наказе перечисляются по обычаю полицейские правила для крестьян, но в то же время приказщику внушается оберегать интересы крестьян и следить за тем, чтобы выборные крестьяне (старосты и целовальники) не злоупотребляли своим положением -- чтобы между Старостами и целовальниками не было воров и ябедников; чтобы они сменялись ежегодно, чтобы они не тянули в сторону своих родственников, и чтобы от них "молодшим крестьянам обид и насильства не было". Сам приказщик не должен чинить обид крестьянам, и если он будет уличен в этом и небреженье к своим обязанностям, и к монастырю будет от этого какая "поруха или истеря", тогда тот хлеб, "что его нерадень в истере будет, и того села и деревень крестьянские убытки будут доправлены на нем вдвое, да ему ж за то быти, по государеву указу, в пене и наказанье...".}
  
   В наказе, данном властями Савво-Сторожевского монастыря строителю приписного к нему Спасо-Зарецкого монастыря, старцу Боголепу Калуженику в 1681 г.[24], находим ту же черту -- старание по возможности расширить монастырскую пашню и следить за тщательностью крестьянской работы: "... Монастырским крестьяном велеть монастырскую<[Site42Site]>пашню пахать... против прежняго с прибавкой, а десятину мереть в длинну по осьмидесят сажен, а поперег по сороку сажен, а старостам и целовалником приказать накрепко, чтоб крестьяне монастырскую пашню пахали без целизны и хлеб сеяли во время, средним севом, ни часто ни редко..."*.
   {* В первое время после Смуты заботы о расширении монастырской пашни сводились главным образом к тому, чтобы восстановить ее прежние размеры. Настолько энергично монастыри взялись за это дело, видно из того, что во владениях Троицкого-Сергиева монастыря почти везде, где монастырская пашня существовала в 1591-1594 гг., она вновь находится уже в конце 1620-х гг. После этого монастыри относятся к дальнейшему расширению монастырской пашни различно, и даже на землях, вновь колонизируемых, монастыри не всегда заводили собственную пашню. Случаи применения холопского труда ("детенышей") на монастырской пашне были редки и в XVII в. встречались главным образом на землях, лежавших вблизи самого монастыря. Но и здесь хозяйства с исключительно холопским трудом бывали, по-видимому, только в немногих отдельных случаях. (См.: Готье Ю.В. Замосковский край... С. 497-501.)}
  
   Также предписывается вести ужинные, умолотные и укосные списки, при вступлении в управление монастырем описать весь его инвентарь -- в том числе хлеб, скот, дворы и в них крестьян поименно, отметить и беглых ("сколь давно выбежали и от чего"), за крестьянами установить бдительный надзор, через выборных старост и десятских, и крестьянам "заказать накрепко", чтоб они "безъявочно никто никуда не ездили, а кому куды ехать случится, и оне б явились у тебя строителя, или у старосты и у десятских, а кто безъявочно куды поедет, и тем людем чинить наказанье". Также и продавать и покупать крестьянам разрешается только с явкой (причем с них взимается пошлина), "а будет кто что безъявочно купит или продаст, а сыщется про то допряма, и на тех людех велеть пени править по два рубли". Наказ ограждает в то же время, по старому обычаю, и крестьянские интересы: для сборов на монастырь они выбирают целовальника, для общих дел -- старосту и десятских, при поездках в город по крестьянским делам строителю предписывается "брать с собою из крестьян старосту, или целовалника, или выборных людей, кого оне крестьяне промеж себя выберут". Посторонним "крестьян в обиду не давать". Пустоши предлагается "отдавать своим крестьяном из третьего или из четвертого или из пятого<[Site43Site]> снопа", а если не захотят, то "из оброку, смотря по тамошнему, какбы монастырю прибылнее"*.
   К концу XVII в. денежное хозяйство начинает, как видно, опять восстанавливаться**,
   от монастырской пашни монастыри отказываются однако неохотно.
   В 1688 г., по просьбе игумена, приписного к патриаршему дому Боголюбова монастыря[25], который жаловался, что у них "крестьяне на монастырь пашни пашут малое число, не против иных... наших монастырьских вотчинных крестьян", была дана ему обстоятельная уставная грамота с определением очень крупного размера монастырской пашни -- по четыре десятины на выть, на десятину в 80в40 сажен, во всех трех полях. На оброк же приписывается отдавать только ту землю, какая остается за отводом пашенной монастырской земли и надельной земли крестьянам (по семи десятин на выть). На деньги перелагается лишь сбор столовых запасов, овчин и холста -- по рублю с выти в год***.
   {* Акты исторические. СПб., 1842. Т. 5. N. 65.
   ** В окладной памяти, данной 1 июня 1674 г. игумену Владимирского Боголюбова монастыря Никону, предписывается в одних деревнях вести монастырскую пашню, "на монастырь пашни пахать по три десятины на выть в поле, а в дву по томуж, сена косить на выть по двести копен... и с поля хлеб сжать, и измолотить, и сена сметать, велеть им же крестьяном", а с других деревень "имати б вам в монастырскую казну, вместо пашни и жнитва и молотьбы и всякого изделья, кроме сенокосу и на строение бревеннаго лесу и тесу и скал и лубья и драниц, оброку, с десяти вытей, денег по пятидесят рублев на год", кроме того предписывается со всех монастырских вотчин "за столовые запасы, за масло и за яйца, за грибы и за грузди, за ягоды и за овчина, имать с них крестьян, на год, денег по рублю с выти". (Там же. СПб., 1843. Т. 4. N. 245.)
   *** Грамота детально перечисляет сборы в пользу приказщика: "Хлеба с выти по осмине ржи, да по осмине овса в год, в монастырьскую меру, да денег на четыре праздника, на Семень день, Рожество Христово, на Велик день (Пасху -- В.Ж.), на Петров день, с выти же по алтыну, да хоженого по две денги, а езду на версту по деньге; а кто подымет на межу, или на протраву, и ему имать за боран на виноватом по два алтына, да с свадбы убрусного по десяти денег; а кто купит лошадь или корову, или улей со пчелами, в своей волости, или за волостью", "или продаст за волость, с того явки две денег"; "а кто купит соли рогожу, и ему имать явки по четыре денги; а кто продаст двор, явки имать по алтыну с рубля с двора, а с купца четыре алтына; а кто продаст одонье ржи или овса или стог сена, или струб, явки имать по четыре деньги; а которым крестьяном лучится сварить пива к празднику, или к свадбе, или братчину сделать, явки имать с четверти по две денги; а кто наймет на время работника, и с того имать явки по две деньги, и по наемном человеке имать поруки до сроку, чтоб от него никакого дурна не учинилось; да ему же имать с выти по куренку, да по поярку, а не полюбится куренок или поярок, взять за куренка и за поярок по две деньги; а ездить служкам, за монастырьским делом, на своих лошадях, а не на монастырьских". (Там же. Т. 5. N. 171.) Приведен для примера определения доходов приказщика в приговоре Углицкого Покровского монастырского собора 1 дек. 1663 г.: "соборному старцу Пафнутию Кувшинову -- с выти по чети хлеба, по осьмине овса, до по осмине ячного солоду, да по 2 деньги хмелевого, въезжего 3 деньги, на 3 праздника [Рождество, Пасху и Петров день] по 3 деньги с дыму; с дыму по поярку, да по десятку яиц, да по куряти, да по сыру, а если не любы, то по 2 деньги, за девку, дочь или племянницу, выданную за волость, выводного -- 4 алтына с деньгою", "а в одну волость -- по два алтына; а кто на кого побьет челом, и ему имати по три денги езду; а случится с кем суд, и ему имати пошлин с рубля по полуосме денге; а кто поведет на исправу, на боран, и ему имати полевой боран по два алтына по три деньги, и с хоженым, а дворовой и огуменной и огородной по четыре алтына; а будет кто розделится от отца сын или брат от брата, и ему имати деловых пошлин полполтины, с обоих, и всякие доходы и пошлины имати по прежнему, как преж сего велось". (Акты юридические... N. 65.)
   В наказе Троицкого Ипацкого монастыря старцу Филарету XVII в. (без точной даты) упоминается еще "перехожий боран" (кто перейдет из села в село или из деревни в деревню) -- "взять с обе стороны одну 2 алтына 1 денга") -- и "валовая мера во дворах и в полях и во всяких угодьях" "имать со всяких угодей, с двора по 2 алтына по 1 денге, а где станут мерять одно поле валовою ж мерою, взять со всех один боран 2 алтына 1 денга, а кто утаясь приказщика станет мерять валовою мерою всю деревню, взять со двора по два алтына по 1 денге, а полевые имать по 7 денег". Тут же включен штраф при монастырском аресте: "кого лучится в смиренке посадить, и пожелезного имать в сутки, по 1 денге с человека". (Там же. N. 334.)}
   <[Site44Site]>
   Приведен еще один пример монастырского наказа конца XVII в., изобилующий хозяйственными наставлениями, -- наказ, данный Савво-Сторожевскими властями строителю Пурдышевского монастыря*. В нем, кроме обычных административно-судебных и полицейских правил, содержатся подробные хозяйственные наставления**, имеющие в виду
   {* Темниковский Рождества Богородицы Пурдышевский монастырь.
   ** Требуется, между прочим, чтобы монастырские крестьяне исправно ходили в церковь, исповедовались и причащались; чтоб у них в домах бесовских игр, а на улице качелей не было. Такие требования часто встречаются в монастырских наказах. Например, в наказе того же года (1689), данном Тихвинским монастырем монаху Савватию об управлении Николаевским Шуйским погостом, читаем: "православным христианом велеть к церкве Божии приходили необленно", смотреть, чтобы они "до великого пьянства не упивалися, и корчмы бы и блядни за собою не держали, и вином и табаком не кучили, чтобы от того монастырю огласки, и им убытков и проторей, не было. Да и самому бы тебе, --довольно неожиданно прибавляет наказ, -- жити благочинно, и хмелнаго пития до великого пьянства не напиватися". (Акты исторические. Т. 5. N. 177.)}
   <[Site45Site]>
   извлечение наибольшего дохода из монастырских земель и угодий. "А приспеет весною пахотное время, и монастырским крестьяном велеть монастырскую пашню пахать во время, без целизны, а хлеб сеять середним севом, ни часто, ни редко... пахать все три поля сряду, в одном месте, чтоб меж тое монастырские десятинные пашни крестьянских полос не было"*. {* Монастырской пашни было всего 225 десятин, мерой 80 х 40 сажен ("семдесять пять десятин в поле, а в дву потомуж"). Озимое поле засевалось рожью, и об этом старцы считали излишним давать конкретные указания; относительно же ярового поля, на котором были возможны разнообразные культуры, наказ ставит точные требования; "а в яровом поле на Коровье стану по вся годы непременно сеять Семен указное число; пшеницы пять десятин, ячмени пятнадцать десятин, гречи десять десятин, гороху две десятины, полбы три десятин, овса сорок десятин".}
  
   "А как Бог совершит и поспеет хлеб ржаной и яровой, и тот хлеб... в ведреные дни жать, и возить... на кладовой двор, и класть в скирды и накрывать соломою, чтоб от дождя не намокло, а сколко копен ужато и складено в скирды какого хлеба будет, и то писать на роспись, и тому хлебу с старостами и с целовалники чинить опыт, и по чему какого хлеба с овина умолоту будет, и то велеть писать в умолотые списки и присылать к нам без за-мотчания в Савин монастырь..." "Да им же Пурдышевским крестьяном велеть, по розвытке, на монастырских сенных покосех (31 десятины с лесом. -- В.Ж.), сено косить и в копны в двусаженные грести, а в скирды и в стоги метать" -- "и тот лес, который есть в той округе, велеть крестьяном срубить и росчистить в сенные же покосы". Предписывается также косить и расчищать другие сенные покосы (48 дес.) по Краснослободской дороге. За правильным отбыванием работ был установлен строгий надзор: "...A кто по наряду из крестьян в монастырской работе огурится и сколко дней на работе не будет, и на тех огурщиках велеть править огурного за всякой день по гривне, и тех огурных денег половину имать строителю, и казначею, и слуге, которой слуга у них крестьян у работы в наряде будет и на огурщиков из-<[Site46Site]>вестит"*. {* Аналогичные меры против лености монастырских крестьян находим в наказе XVII же века Троицкого Ипацкого монастыря старцу Филарету: "... А кои крестьяня на монастырской двор на сходы или на монастырские изделья ходить не станут и учнут огуряться, и на них править за их непослушания в монастырь по 10 денег с человека, приказщиком хоженого по 1 денге; а кто беден и его смирять монастырским смирением (т.е. посадить в монастырскую тюрьму. -- В.Ж.), чтоб впредь никому огурятца было неповадно..." (Акты юридические... N. 334).}
  
   Наконец, на пашенных крестьян (вместе с оброчными) падала еще и подводная повинность: "...A уставится зимней путь, велеть наряжать старостам под хлеб и под хлебные запасы крестьян с подводами, Пурдышевских (пашенных. -- В.Ж.) и Шигонских (оброчных. -- В.Ж.), указное число, сто пятьдесят подвод, и насыпать на те подводы монастырской хлеб и хлебные запасы, и высылать их к нам в Савин монастырь с тем хлебом и с хлебными запасы по вся годы в полности, без убавки".
   Кроме пашни в Коровьем стану монастырь имел при селе Шигоне еще новоотводную пашню, в двух местах -- по 80 и по 52 1/2 дес. в поле, сдаваемую крестьянам по оброку, или исполу, причем монастырь требовал, чтобы крестьяне "мимо тое нашие монастырские пашни, на сторонах пашенных земель себе для хлебного севу... не нанимали, а та б наша монастырская земля впусте не лежала...". Как мы видели, шигонские крестьяне, кроме оброка, обязаны были участвовать вместе с пашенными пурдашевскими и в подводной повинности.
   Монастырь пользовался крестьянским трудом и на принадлежащих ему, видимо, обширных рыбных ловлях: "А рыбные ловли в Мокше реке и в озерах, ловить рыба на всякой монастырской расход монастырским неводом, а невод делать из монастырские пенки, пряжу прясть монастырским крестьянам, а от дела того невода давать казенные денги, а мерою невод делать длиною сорока сажен, а матица 5 сажен, а к той рыбной... ловле имать крестьян по очереди по шти (шести. -- В.Ж.) человек, промеж деловой поры, а в оброк озер и в реке рыбных ловель никому не отдавать, только пущать ловцов монастырских крестьян, с их ловецкими снастми самоловными и с боталными сетми, по реке<[Site47Site]> Мокше, кроме озер, и давать им ловцам на работу и на снасти половину уловной их рыбы, а другую половину имать в монастырь..."
   Будучи строгим по отношению к крестьянам, монастырь оберегал их от произвола приказщика, устанавливая участие самих крестьян в их делах. Когда строитель едет в город по крестьянским делам, "и ему, строителю, брать с собою из крестьян старосту, или целовалника, или выборных людей, кого они крестьяне, промеж себя выберут", однако, без ущерба монастырским средствам: "и держать себе в харчь и в конский корм и во всякие почестные дачи денги и хлеб их крестьянское, и потомуж велеть записывать, а монастырских денег, и хлеба и хлебных запасов, себе в харчи и в конский корм и во всякие почестные дачи от их крестьянских дел не держать"*. {* Акты исторические. Т. 5. N. 191.}
  
   Сосредоточив свои усилия на извлечении возможно большего дохода из своих вотчин за трудностью приобретать новые денежные владения, монастыри все более превращались в прижимистых хозяев, эксплуататоров крестьянского населения, которое отвечало им на это побегами и буйными восстаниями**. {** Милютин В. О недвижимых имуществах духовенства в России. С. 410-411 (разд, паг.)}
  
   Вообще, как видно из приведенных образчиков монастырских наказов XVII в. (а они все однотипные), монастыри, подобно крупным светским владельцам, заботились о хозяйстве только в смысле его экстенсивного расширения на неосвоенные еще земледельческой культурой пустые принадлежащие им земельные пространства и не вели пристального наблюдения за работой людей, поселенных на их землях, в пределах установившихся технических приемов хозяйства. В них нет ни намека на какое-либо движение мысли в сторону сельскохозяйственных улучшений, позаимствований у более культурных народов. В соседней Германии в то время развивалось уже широкое движение агрономической мысли, опиравшееся на классические памятники и сельскохозяйственные практики передовых стран, но к нам оно еще<[Site48Site]>не доходило. Русские ученые монахи и другие духовные лица мало интересовались светскими науками, а свое западное просвещение заимствовали больше из католической, культурно сравнительно мало развитой Польши, чем из протестантских стран. Они интересовались и иногда даже доходили до увлечения художественной литературой, писали длиннейшие вирши, сочиняли духовные драмы, пробовали силы в составлении грамматики и писали истории, но до теоретического или хотя бы книжного изучения сельского хозяйства так и не добрались. Поэтому они не установили для своего класса никакой традиции в этом отношении, и когда реформы XVIII в. выдвинули на арену умственной деятельности служилое сословие, оно взялось за работу в области сельскохозяйственных проблем без всякой предварительной помощи и подготовки со стороны лучших хозяев Московской Руси -- монастырей и других духовных владельцев.
   +++++++
  -- ГЛАВА ВТОРАЯ
   +++++++
   Взгляды служилых людей на сельское хозяйство.
   Домострой Сильвестра.
   Были ли служилые люди хорошими хозяевами?
   Служебные обязанности.
   Необеспеченность поместного владения.
   Недостаток капиталов.
   Разорение служилых людей во время кризиса второй половины XVI столетия и в Смуту.
   Восстановление служилого землевладения в XVII в.
   Препятствие хорошей постановке хозяйства у средних и мелких помещиков.
   Хозяйство больших бояр.
   Материалы о вотчинном управлении Б.И.Морозова и кн. Н.И.Одоевского.
   Хозяйство царя на дворцовых землях.
   Наказы воеводам.
   Заботы о садоводстве.
   Царский хутор в селе Измайлове.
   Вотчинный дух царского хозяйства.
   Дворцовые мастерские.
   Мысли и советы по вопросам сельского хозяйства Юрия Крижанича.
   ++++++
   Мы не имеем письменных памятников, которые свидетельствовали бы нам, как мыслили о сельском хозяйстве служилые люди XVI в. Полемика московских бояр с защитниками земельных владений духовенства и их филиппики против монахов не уясняют нам их положительных взглядов на то, как они сами хотели бы вести свое собственное хозяйство. Еще меньше мы знаем о хозяйственных размышлениях средних служилых людей. В "Домострое" Сильвестра нам дана яркая формулировка взгляда зажиточного русского человека XVI столетия на устроение домашнего потребительского хозяйства городского жителя и его торговой деятельности[26]. Жили в городе и частью занимались торговыми делами и служилые люди, но их отношение к сельскому хозяйству "Домострой" почти не затрагивает, хотя и предполагает возможность владения землей и сельским хозяйством лицами, к которым обращены его наставления. "Домострой" был одинаково приложим к домашнему хозяйству священника, среднего служилого человека и богатого боярина. Но его автор не интересовался специально сельским хозяйством и не ввел его в программу своей работы. Это очень досадный пробел, потому что по своему содержанию и характеру "Домострой" очень близок к обычным и вводным частям западной, так называемой, "хозяйской литературы" (Hausvaterliche Literatur),
   <[Site50Site]>
   в рамках которой развивалось первоначальное движение агрономической мысли. По "Домострою" Сильвестра мы знакомимся только с общим типом русского хозяина XVI в. Нельзя сказать, чтобы этот тип был привлекателен. Но, по-видимому, в нем верно отразилось умственное и моральное убожество, приниженный уровень культурной жизни, сложившийся в Московском государстве к половине XVI в. Мы не найдем в нем ни благородного духа и великодушных порывов Владимира Мономаха[27], ни религиозной и нравственной высоты духовных подвижников XIV и XV вв. Он олицетворяет собой формальную религиозность, холодную расчетливость, черствость, ограниченность, самодовольство и семейный деспотизм зажиточного мещанина, внешне порядочного, истово соблюдающего религиозные обряды, но превыше всего полагающего материальный, хозяйственный интерес. Автор "Домостроя" больше всего занят упорядочением домашнего хозяйства, главным образом потребительского, включающего в себя рукодельные работы, интересуется торговым делом и тонко понимает его, но мало задумывается над вопросами организации сельскохозяйственного производства. Иногда он подходит к ним довольно близко, но лишь по пути, устанавливая общие правила поведения, применимые и к сельскому хозяйству как к одному из частных случаев.
   Главный принцип -- соотносить расходы с имеющимися средствами, в главе XXVI "Како жити человеку сметя свой живот" читаем: "А во своем всяком обиходе, и в лавочном и во всяком товаре, и в казне и в полатах, или в дворовом во всяком запасе, или в деревенском, или в рукоделии, и в приходе и в росходе, и в займех и в долгех [долгу]: всегда себе смечать; и потому живешь; и обиход держишь: по приходу и расход"*. {* Домострой Благовещенского попа Сильвестра / сообщено Д.П.Голохвастовым // Временник императорского Московского общества истории и древностей российских. М., 1849. Кн. 1 (Коншинский список). С. 45, 47-49 (2-я паг.). В прямоугольных скобках помещены варианты из списка, принадлежащего Главному архиву Министерства иностранных дел, Погодинского списка, списка И.Н.Царского и списка Т.Ф.Большакова.}
  
   Так же подробно мысль развивается в следующей XXVII главе: "Аще кто не разсудя себя живет". "Всякому человеку, богату и убогу, велику<[Site51Site]>и малу, разсудити себя и сметити, по промыслу и по добытку и по своему имению; а приказному человеку сметя собя по Государьскому жалованью, и по доходу и по поместью [и по вотчине] и таков двор себе держати, и всякое стяжание и всякой запас; по тому и люди держати и всякой обиход: по промыслу и по добытку [смотря]: по тому и ести и пити, и косити [и государю служити] и людей одевати, и с люд-ми сходиттия с добрыми. Аще кто не разсудя собя [живет], и не сметя своего жития [живота], и промысла и добытка [или Государскаго жалования и своего уроку праведнаго], и учнет, на люди глядя, жити не по силе, и займуя, или неправедным имением, -- и та честь будет с великим бесчестием, и со укоризною и с поношением. В злое время них-то ему не поможет [от своего безумия стражет]; а от Бога греха а от людей посмех".
   Городской дом в то время был еще очень похож на деревенскую усадьбу, и при нем обычно устраивался плодовый сад и огород. Поэтому и автор "Домостроя" посвящает отдельную главу этой малой отрасли сельского хозяйства, культивировавшейся в русском городе XVI в. Он рекомендует запасать зимой навоз, класть его весной в подготовленные гряды, которые следует потом "в пору поливати, и укрывати и от морозу всегда беречи", "и гряды, всякое обилие полоти, и капуста от червья и от блохи беречи: и обирати и оттрясывати". В огороде садить дыни, капусту, свеклу, огурцы, морковь, стручье и всякий овощ. "А возле тына, около всего огорода борщу сеет". Если овощей уродится больше собственной потребности -- излишек продать. Весь участок земли под садом и огородом должен быть хорошо огорожен, чтобы не могли проникнуть животные: от воров запирать ворота на ночь, иметь собак и сторожа. "А сад развадити про себя: ино прививка, от древа до древа, по три сажени и болши, -- ино яблони ростут велики, обилью и всяким овощем не помешает ростет (овощи сажались в самом саду, между деревьями. -- В.Ж.); а как будет густо, от ветья, по [под] деревием не растет ништо: ино борщу насеяти, -- ино всегды плод". "А семена бы всякие у собя водить: ино велика прибыль -- в торгу тово не купишь;
   <[Site52Site]>а будет слишком, и ты и продаш"*.
   Хозяин должен бдительно следить за состоянием запасов, в порядке ли замки везде, не течет ли и не капает ли, не плесневеет ли что и не гниет ли, смотреть, как содержится скотина и как выполняются рукодельные и иные работы: "у мастеров... и у вучеников, и у торговцев, и у всяких приказчиков, всегда всево пересматривать и пытати; только все по наказу -- ино добро; а не потому, -- ино наказание"**.
   Автор "Домостроя" подходит к сельскому хозяйству еще в главе LXI ("Как двор строити, или лавка, или деревня или анбар"), но и здесь в нем виден прежде всего горожанин, который заботится о порядке домовых строений и заготовке запасов для собственного потребления. Он говорит о поддержании целости и чистоты дома, служб, двора и огорода, и ничего о полезном хозяйстве***.
   {* Там же. С. 78-79 (2-я паг.).
   ** Там же. Гл. LVII. С. 95-97 (2-я паг.). Подробные наставления о хранении запасов в главах LII, LIII, LIV и LXIII.
   *** Там же. С. 99-100 (2-я паг.).}
  
   Даже говоря об уплате налогов с деревни и пользовании кредитом, он не связывает этот вопрос с ходом сельскохозяйственного производства и опять вспоминает о нем или об одном из видов деятельности рядом с торговлей в городе и городским хозяйством. "А всякому человеку с своего подворья как с лавки позем и с деревни и со всякого угодья дани и пошлины [давати] и всякого оброку и всяких даней, и всяких государских податей -- на себе не задерживати, копити [помаленьку] не вдруг, а платити ранее, до сроку... А кто на срок всяких [великих] оброков, и всяких тяглей [податей] не платит, а от того откупается, -- и две дани будет, ино уже вдвое будет платить. И, так неразсудные люди живут, в роботе и на правеже; и в долгу до коньца обнищает. А кто живет в росплате, и в управе, и всяких податей за собою не клачивает [задерживает], и долгу на себе безлепичново не водит [и не взращивает], и тот человек всегды без работы живет, и свободен, и при животе добро, и по смерти детем поминок и наделок; двор со всем запасом, или лавка с товаром, или деревня со всяким животом... А случится кому [у кого] денег занять, [или хле-<[Site53Site]>ба в насыпы] бескобально, или в кобалу, или [на] заклад, или без росту, -- ино бы [отнюдь] на срок платить: ино в впередь добрые люди верят. А хто на срок не платит, или росту наперед не уплачивает -- ино с убытком и со студом [студою] платеж [платити же] и впредь никто не верит"*.
   Натуральный строй хозяйства сказывается у зажиточного помещика или вотчинника обилием разного рода домашних производств. В доме должны быть все необходимые орудия и приспособления для всяких работ, "а всякому рукоделью и у мужа, и у жены всякая бы порядня и снасть была в подворыи: и плотьницкая и портново мастера, и железная, и сапожная; и у жены бы, [також] всякому ей рукоделью и домовитому обиходу всякая бы была порядня своя"**.
   {* Там же. Гл. LVII, С. 101 (2-я паг.). Скорее как общее моральное правило, обычное в устах религиозного наставника, чем как совет хозяина, звучат слова Сильвестра о неправдах землевладельца, перечисленных наряду с разными другими неправдами: в главе XXIV -- "О неправедном житии": "...A на суседьстве кто не добр, или в селе, на своих христиан [крестьян] <...> дани тяжкия и всякие уроки [оброки] незаконные накладывает; ."или в работу, неповинных лукавством или насилием охолопит". Также в главе XXV ["О праведном житии"]: "Аще ли в селех, такоже и во граде и на соседьстве хто добр и у своих християн; или на власти, или на приказе: праведные уроки, в подобно время емлет; не силою, и не граблением и не мучением; а коли что не радилося, а заплатити нечим, -- и он наровит; а у суседа, или у своево християнина чево не достало: на семена; или лошади или коровы нет, или государьские дани нечем заплатить, ино ево ссудити и подмочи; а у самого мало: ино [в людех самому государю] занятии; [а своему крестьянину дати], а о них болезновати от всея душа; а от всякаго обидящего беречи их в правде".
   ** Руководство большей части этих работ, в особенности обработкой получавшегося из собственного именья сырья, падало на хозяйку дома, организаторская роль которой обрисована в "Домострое" более яркими чертами, чем самого домохозяина. Добрая жена "от добры корысти не лишится, делает мужу своему все благожитие. Обретши волну и лен, сотвори благопотребно рукама своима, Бысть яко корабль, куплю деющи, издалече сбирает, в себе богатество. И востает из нощи; и даст брашно дому, и дело рабыням: от плода руку своею насадит тяжание много. Препоясавше крепко чресла своя, утвердит мышца своя на дело... Руце свои простирает на полезная; лакти же своя утвержает на вретено... Многоразлична одеяния, преукрашена, сотвори мужу своему, и себе, и чадом и домочадцем своим..." Жена должна вставать раньше всех: "а николи же бы слуги государыни не будили: государыня бы [сама] слуг будила", и "женам и девкам [и слугам] дело указати дневное всякому рукоделию", причем она должна сама знать и уметь выполнять все домашние работы, от печенья хлеба и приготовления всякой другой пищи и мытья белья до шитья, тканья и вышивания золотом и шелком. Если тканей и сшитых одежд более чем достаточно для домашнего обихода, то излишек она должна продать, если недостаточно -- прикупить, следя за тем, чтобы ничто даром не пропадало, даже малые обрезки, которые должно собрать, аккуратно сложить и спрятать на случай починок. (Там же. Гл. XX. С. 28-29 (2-я паг.), гл. XXIX-XXXI, С. 50-56 (2-я паг.).)}
   <[Site54Site]>
   Если судить по "Домострою" о типе московского служилого человека XVI столетия, то он представится нам хозяином, прежде всего, не хуже монастырских старцев. Но "Домострой" рисует идеал хозяина. В действительности же служилому человеку, если он по своим наклонностям и отвечал идеалу "Домостроя", мешали стать хорошим хозяином непреодолимые внешние обстоятельства, к тому же имевшие тенденцию развиваться и дальше, в более неблагоприятную для него сторону. Над сельским хозяйством служилого человека тяготела та же губительная сила, которая вообще затрудняла культурное развитие Московского государства -- государственные потребности, внезапно выросшие не в меру имеющихся средств. Громадному политическому целому, оказавшемуся вдруг в непосредственном соседстве с сильными врагами и вынужденному отбиваться от них на растянутых пограничных линиях, понадобилась большая вооруженная сила. Создавать ее нужно было наспех, с теми средствами, какие имелись под рукой, т.е. пользуясь для этой цели единственным свободным ресурсом -- землей. С конца XV в. и в первую половину XVI в. укрепляется и расширяется поместная система, а с ней и вотчинным землям присваивается служилая роль. Землевладелец развивается в своей деятельности и в своих заботах: с одной стороны, он должен нести государеву службу, быть воином, с другой -- он сам должен добывать себе доход для исправного отбывания службы из данного ему поместья или собственной вотчины, обычно из того и другого вместе. Успешное разрешение борьбы с волжскими татарами и продвижение южной границы вглубь черноземной степи больно ударило по хозяйству служилых людей, отняв у них необходимые рабочие руки. Если даже монастыри сильно страдали от бегства крестьян, то для служилых людей -- при скудности их капиталов, дробление вотчины по наследству и за долги, жертвования на<[Site55Site]>помин души -- дело обстояло гораздо хуже. Вотчины, в которых они естественно видели наиболее прочное владение, и о которых больше заботились, неудержимо таяли и переходили монастырям. Часть крупных землевладельцев -- потомков бывших удельных князей -- была разгромлена Грозным[28], и к концу XVI в. крупное землевладение служилого человека, где могло еще держаться хорошее земледельческое хозяйство, сильно убыло и частью сосредоточилось в руках возвысившихся новых сильных людей, которым при их заботах о карьере и обремененности политическими, военными и административными делами, было не до сельского хозяйства. Служилому же человеку среднего достатка было тяжело справляться с хозяйством еще и потому, что правительство, не располагая достаточным запасом населенных земель, при самом наделении поместьем давало в счет служилого оклада пустопорожние земли. Правда, служилые люди получали кроме поместья еще и денежное жалование, но оно назначалось и в действительности уходило главным образом на подготовку к походу и военное снаряжение служилого человека. Только в "Диком поле"[29], на плодородных новых местах, куда население шло охотно, заселение помещиками данных им порозжих земель шло успешно*. {* Ключевский считает, что с 1555 г. до конца XVI в. правительством было роздано денежного жалования помещикам средней Оки и южных уездов за первой линией укреплений (в нынешних губерниях Рязанской, Тульской и Орловской со смежными частями соседних губерний) до 43 млн руб. на наши деньги, "а если взять в рассчет заселявшиеся тогда же уезды за второй линией, в губерниях Курской, Тамбовской, Воронежской, Симбирской, то эту сумму можно увеличить по крайней мере еще на половину". С помощью этих денег испомещенные на окраинах служилые люди вводили земледельческую культуру на 20, 30, 60, 75, 80 десятинах. (Ключевский В. Курс русской истории. Пг., 1918. Ч. II. С. 299.) См. об этом у Рожкова. (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. 129-130, 133-140, 455-460; Рождественский С.В. Служилое землевладение... С. 271-272.)}
  
   Служилый человек, конечно, был далеко не бессребреником и старался извлечь из зависимых от него людей возможно больше дохода. По-видимому, барская пашня была широко распространена на вотчинных и поместных землях. Вдобавок широко применялся в земледелии и труд холопов. Но усиленный нажим на труд зависимых людей при открывшейся для них возможности<[Site56Site]>убегать на вольный степной простор опять-таки приводил к запустению имений и упадку хозяйства.
   Большим хозяйственным неудобством поместий была необеспеченность поместного владения, не говоря уже об опале, постигавшей и сильных и слабых земледельцев. Правительство часто отбирало поместье без всякой вины со стороны помещиков) чтобы передать их другому служилому человеку или монастырю. Неуверенность в завтрашнем дне побуждала помещиков к торопливому хищническому использованию поместной земли. Нередко помещик совсем не жил в поместье и не старался засевать его, а просто сдавал земли соседним крестьянам за оброк в краткосрочную аренду, что так же приводило к разорению имения, так как арендаторы старались извлечь из своего кратковременного пользования землей возможно большую выгоду. Сельскохозяйственный кризис, медленно подтачивавший служилое землевладение во вторую половину XVI в., в начале XVII в. перешел в совершенную катастрофу для многих, особенно мелких и средних служилых людей. Значительное количество поместных и даже вотчинных земель были покинуты и остались без владельцев. Некоторые служилые семьи вымерли, некоторые дети боярские попали в кабалу и в крестьяне*. {* Готье Ю.В. Замосковный край... С. 247, 307-308.}
   После Смуты[30] новое правительство не могло сразу справиться с все возрастающей разрухой и только с 30-х гг. XVII столетия наступает перелом, и население начинает оправляться. Бедствия Смутного времени заглаживаются довольно быстро потому, что население, разбежавшееся по ближайшим лесам, скоро возвратилось на прежние места и стало восстанавливать запущенные хозяйства; вернулась и часть более дальних беглецов. Правительство стало усиленно раздавать в поместья дворцовые земли, запас которых был еще велик и пострадал меньше, чем денежная казна государства. Вначале (1612-1613 гг.) раздавались крупные имения думным и московским чинам, затем (1614-1625 гг.) всем вообще служилым людям для восстановления и упорядочения государственной службы. Поместья и жалованные вотчины давались по преимуществу в сравнительно<[Site57Site]>мало опустошенных северо-восточных уездах Замосковного края[31]. Служилый класс, хозяйственно восстановленный, пополненный новыми силами, начинает чувствовать под собой твердую почву и понемногу все крепче и крепче забирает в свои руки данную ему землю. Если в XVI в. в первую пору развития поместного землевладения тон задавало поместье, сообщая свои черты и вотчине, то в XVII в., наоборот, поместье постепенно сближается с вотчиной. Само вотчинное владение значительно расширилось путем пожалований за заслуги лицам, участвовавшим в освобождении столицы и избрании нового царя, в последующих войнах, а также посредством распродажи поместий и порозжих земель, для пополнения государственной казны. Большая уверенность служилого человека в прочности его владений не могла не побуждать его тянуться к деревне и приобретать интерес к сельскому хозяйству. С другой стороны, во второй половине XVII в. напряжение государственной службы (кроме периода польских войн) слабеет и дворянин получает наконец возможность подолгу оставаться в деревне. Показателем этой тяги к деревне являются многочисленные, особенно с 70-х гг. XVII в., уклонения от службы*. {* Там же. С. 324-329, 310-313, 380-381.}
  
   Были ли, однако, служилые люди XVII в. хорошими хозяевами? В большинстве -- едва ли. Как ни прогрессировало в XVII в. служилое землевладение, перетянув к себе значительную часть дворцовых земель и почти все черные земли, преобразовывая поместные земли в юридическую форму, близкую к вотчинам, все-таки ему было далеко до цельности, устойчивости и богатства монастырского землевладения, которое при всех затруднениях его дальнейшего роста, еще оставалось на первом месте. Служилому человеку, взятому из массы, недоставало капитала. Это затрудняло расширение его земельных владений и улучшение хозяйства, а в случае острой нужды в деньгах для других целей вело к задолжности, имевшей и теперь тот же результат, что и в XVI в. -- переход имения в чужие руки. Деньги давали по-прежнему монастыри, но в роли земельных ростовщиков выступали теперь новые люди -- приказные дельцы ("дьяки"), также гости.
   <[Site58Site]>
   Прослеживая историю 407 имений в Московском и других уездах Замосковного края, Готье нашел, что за 50-60 лет (с 20-х до конца 70-х и середины 80-х гг. XVII в.) только одна треть имений удержалась в руках одних и тех же владельцев*.
   Большим препятствием земледельческому прогрессу была и дробимость имений. Мельчали старые княжеские вотчины, дробились и крупные вотчины нетитулованных старых родов. Поместья же были в огромном большинстве случаев еще более мелкими, чем вотчины. В них часто встречалось так называемое жеребьевое владение, возникшее уже при первом наделении поместьем и дробившееся дальше на все более и более мелкие доли между наследниками первых владельцев. При жеребьевом владении пахотные участки всех помещиков лежали в общей меже, так что каждый имел одну или несколько полос в каждом поле. Сенокосы, лес и выгоны для скота оставались в общем пользовании. Крестьянские дворы делились между владельцами, но если их было меньше, чем совладельцев, то они оставались в общем владении. Иногда жеребьи владения были настолько незначительны, что помещик совсем не имел крестьян**.
   Вотчины в XVII в. в среднем были крупнее и цельнее поместий и мельчали не так сильно: в них реже встречалась чересполосица. Но даже и на этих гораздо более благоприятных для сельскохозяйственной культуры землях хозяйство служилого человека едва ли могло идти хорошо. Недостаток капитала и необходимость отлучек по служебным делам не могли не оказывать своего влияния и здесь. Давал себя чувствовать и недостаток рабочих рук, т.к. бегство крестьян на юг продолжалось и в XVII в., а с другой стороны, от более слабых, мало влиятельных владельцев переманивали к себе крестьян более сильные***.
   {* Там же. С. 417-419.
   ** Там же. С. 400.
   *** Павлов-Силъванский Н. Государевы служилые люди. СПб., 1898. С. 232-233.}
  
   Потягаться в хозяйстве с монастырями могли только люди очень богатые и знатные, из новой, выдвинувшейся после Смутного времени аристократии, или близкие ко двору уцелевшие остатки старой аристократии. До нас дошли сведения о хозяйстве двух типичных<[Site59Site]> представителей таких сильных людей XVII в.: боярина Б.И. Морозова и кн. Н.И.Одоевского[32].
   Материалы, относящиеся к хозяйственному управлению Морозова, были собраны и разработаны Забелиным[33], и нам остается только привести из них то, что представляет интерес для нашей темы. Забелин характеризует Морозова как человека узко мыслящего и неизменно практического и в государственных делах, и в его собственном хозяйстве. Он отовсюду старался (не исключая и общения с иноземцами) извлекать "практические, прикладные, наиболее выгодные пользы", "соблюсти выгоды и порядки хозяйственные, те именно порядки, посредством которых наживают больше денег, открывают источники доходов, не всегда думая о последствиях". Происходя из старой, но обедневшей боярской семьи, Морозов своим богатством был обязан милости двух первых Романовых, к которым он был близок[34]. От Алексея Михайловича он получил два богатых приволжских села -- Лысково и Мурашкино, с большим количеством земли (всего около 17 100 дес.) и множеством разных угодий, кабаками и таможнями. Кроме пожалований, Морозов присоединил к своим, сравнительно небольшим родовым вотчинам (подмосковное село Павловское с деревнями в Звенигородском уезде и галицкое село Вознесенское с деревнями же 600 дес.) довольно много имений, так что в год его смерти (1662) за ним числилось, по крайней мере, 8000 дворов, т.е. приблизительно 20 000 крестьян и около 80 000 дес. земли помещичьей, крестьянской и лесных угодий в разных местностях России. Управление всеми этими вотчинами было довольно сложно и строилось по типу государственного управления (как и в монастырях). На местах управляли помещики, которые о всяких делах должны были спрашиваться у старшего приказщика, жившего в главной большой вотчине (например, в Мурашкине для нижегородских вотчин), а старшие приказщики сносились с центральным боярским приказом, в котором сидели два самых приближенных к боярину главных приказщика, и где дела вершил уже сам боярин. Приказщичьи отписки и донесения, присылаемые сыскные дела, допросные речи читались перед боярином, и он налагал на<[Site60Site]>них резолюции ("подписывал"), так же как и на подаваемых ему челобитных. В соответствии с резолюцией посылалась грамота. Приказщику давался наказ, в котором ему предписывалось при вступлении в должность переписать все крестьянские и бобыльские дворы и в них людей и "что под которым крестьянского тягла", осмотреть все вотчинные земли и записать все в книгу по статьям, закрепивши поповою рукою и своею, судить крестьян вместе со старостой, целовальниками и выборными*, {* Такое крестьянское самоуправление устраивалось, как и в монастырях, для контроля над действиями приказчика в интересах не только крестьян, но и самого помещика. Морозов всегда требовал участия крестьянского мира в делах вотчинного управления, опираясь на него в своих распоряжениях прикащикам и надзоре за их выполнением.}
  
   смотреть за полицейским порядком. Крестьянам запрещалось отлучаться безъявочно из вотчины, покупать себе лошадей "без записи", на продажу вина не сидеть (не курить) и табаку не держать, картами не играть и в кабаках не пропиваться. Приказщику предписывалось с соседями мирно жить и от дурных соседей своих крестьян оберегать, не принимать от мелких помещиков беглых крестьян. Последнее требование, однако, включалось, по-видимому, больше для соблюдения приличий, потому что тут же, как главная задача управления, указывалось привлечение на землю новых людей: "вотчину строить, крестьян... собирать, в пустые дворы сажать и за ними смотреть, чтобы они лес под пашню расчищали и пахали не оплошно". В имениях Морозова была барская пашня, которую предписывалось держать тоже "неоплошно", заставлять крестьян пахать во всех полях указанное количество десятин, "посев, ужин и умолот вести на строгом отчете". "Как станут пашню пахать... чтобы пахали без целизен и выпахивали на- мягко, пахали-б в пору, не опоздав, бороновали-б мягко-ж. И будет крестьяне станут пахать с целизнами и на-мягко не учнут выпахивать, и хлеб на той пашне будет недоброй, а у них крестьян, на их жеребьях в тех годах хлеб родится добр; и тот доброй хлеб велят с их жеребьев имать на боярина, а им отдавать с боярской пашни худой хлеб... И сеяли чтоб хорошо, и высевали хлеб весь и хитрости б над хлебом никакой не чинили. Как поспеет,<[Site61Site]> тот хлеб пожать и попрятать, не обронив, как бы было прибыльнее и спорее, и тому хлебу ужинныя и умолотный книги прислать ко мне к Москве"*. {* Забелин И.Е. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве. [Ст.] II // Вестник Европы. 1871. Кн. 2, февраль. С. 465 -- В. Т.}
  
   Количество боярской пашни определялось на выть (12-16 дворов) по 1 десятине в каждом поле, а в более хлебопашных -- по 2 и даже по 3, причем боярская десятина считалась в 80 сажен длин-нику и столько же поперечнику, т.е. более 400 кв. сажен. К пашне присоединялось и соразмерное количество боярского сенокоса. С выти считалось доброй земли по 6 дес., средней по 7, худой по 8 во всех трех полях. Обычной мерой пахотного тягла и обычным наделом крестьян считался "осмак выти" -- 3/4 дес. доброй земли, 1 3/4 средней и 2 худой во всех трех полях. Людей мужеского пола на каждый двор считалось в среднем около 3 человек. В богатых промышленных вотчинах выти были значительно меньше -- по 1-7 дворов. Распределение крестьян по вытям производилось приказщиком, но по соглашению с самими крестьянами -- "миром", который в этом деле твердо защищал свои интересы. Денежный оброк с выти в вотчинах Морозова колебался от 6, 10, 15 до 20 и 24 рублей, составляя в среднем во всех нижегородских вотчинах 15 р. Минимальный размер оброка взимался в том случае, если крестьяне сидели на большой боярской запашке, и притом на крупных жеребьях, так что на выть приходилось около 6 дворов, максимальный -- если крестьянам отдавались в пользование и все боярские угодья вотчины, с освобождением от всякого боярского изделья, повозов и т.д. Круглым числом со двора приходилось по рублю с четвертью или без четверти. При оброке в 15 рублей с выти дополнительно брались еще столовые запасы: свиного мяса 10 туш (15 пудов), круп гречневых 5 четвертей, вина 14 ведер, 5 баранов, 10 гусей мерзлых, 10 поросенков, 10 куриц сухих, 1 сыр, 12 пластей сухой рыбы, 250 яиц мерзлых, 20 фунтов масла коровья, меду от улья по гривенке (фунту). С дыму по курице живой, 10 яиц, 3 обуви лаптей. Кроме того взимались еще в зависимости от местности специальные дополнительные сборы.
   <[Site62Site]>
   "Глаз и рука вотчинника не пропускали без внимания и без побора никакой мелочи в крестьянских промыслах, как и в производительности почвы и ея разных угодьев. Где ловили рыбу, раков, он брал рыбу и раки; где росли орехи, малина, брусника и т.п., он брал орехи, ягоды, грибы; где крестьяне работали деревянную посуду, он брал посуду, ложки, чашки и т.д."*. {* Там же. Кн. 2. С. 26.}
   Женский пол в подмосковных имениях и в Москве был обоброчен льняною пряжею, которая потом рассылалась в дальние вотчины к крестьянкам и бобылкам, которые ткать горазды, для тканья полотен. Они же обязаны были и выбелить эти полотна. В неурожайные годы и при падежах скота боярин обычно прощал крестьянам третью долю оброка. С бобылей, владевших только дворами, а не землею, собиралось оброку по 20 коп. с двора. Собранные денежные оброки и доходы, столовые обиходы и всякие другие запасы отправлялись в Москву на крестьянских подводах ("повозная" повинность). Подводы собирались с крестьян, смотря по количеству запасов, иногда больше, иногда меньше, иногда от двора по подводе, а иногда по подводе с целой выти, а то и двух, и трех.
   Кроме сборов на помещика, с крестьян взималось еще на содержание приказщика -- в год на три праздника (Рождество, Пасха, Ильин день) по алтыну с дыму и хлеб-соль, от судных дел -- пошлинные деньги с рубля по алтыну, свадебные куничные в своей волости -- 2 алтына 2 деньги убрусного, при выдаче за волость -- вывозу 4 алтына 2 деньги. Кроме того приказщик получал пашни в поле по десятине, и иногда и до 5 десятин, и сенных покосов по 40 или 50 копен с условием, чтобы он заставлял крестьян пахать и косить на него не "насильством", а лишь "честью и по доброте", что практически означало одно и то же.
   Положение приказщика, однако, не из легких. Он должен был неусыпно следить за боярской прибылью и в случае малейшей оплошности попадал под сердитую руку грозного хозяина**. {** "И во всем бы (тебе, прикащик) радеть и прибыли искать и работа своя и правда показать. А вашему брату, прикащику, то и надобно, чтоб во всем мне больше радеть и правда и раденье показати. А кто, ваш брат, государю своему, при своем брате (т.е. перед другим прикащиком) прибыль учинит и во всем радеет, и тех больше и жалуют". (Там же. С. 21. -- В.Т.)}
  
   Раз, например, Морозов узнал, что один местный<[Site63Site]> приказщик не посеял для него ржи на боярской пашне, оставив ту землю впусте. "...И то он сделал не гораздо, сдуровал... -- немедленно пишет раздраженный боярин. --... учинить ему... наказанье, бить кнутом перед крестьяны на сходе и ему приговаривать: не дуруй и боярскова не теряй. Да на нем же доправить указный мой хлеб 10 четей ржи, что ему указано мое жалованье со крестьян, и всыпать в мою житницу. Да и про то сыскать; для чего ржи не сеял? Или оттого -- с крестьян посул взял, чтобы им на меня не сеять; и буде взял, и что взял?"* {* Там же. Кн. 2. февраль. С. 465. -- В.Т.}
   Приобретая вотчину, Морозов, прежде всего, заботился об увеличении взимаемых с нее сборов. Так, получив большие нижегородские вотчины, он тотчас послал туда своего родственника Траханиотова[35] для их "устройства". Тот увеличил оброк против прежнего дворцового вдвое и почти втрое, прикрыв эту тяжелую для крестьян меру освобождением их от работ на боярской пашне, столовых запасов и всякого изделья. Кроме того им были отданы в безоброчное пользование пустоши, пахотная земля и сенные покосы. Но потом как-то вышло так, что и при большом оброке крестьяне продолжали давать натуральные поборы и отбывать трудовые повинности. За получением оброков и натуральных доходов помещик зорко следил сам, посылая ежегодно в начале ноября старшим приказщикам особую грамоту, в которой предписывал, с самыми точными подробностями, что и как собрать и доставить в Москву. Сроком доставки всегда назначалось 25 декабря. Когда запасы привозились на боярский двор, они принимались по накладным счетам, мерою и весом. О получении каждой посылки боярин всегда отвечал с точностью, как она принята. Если чего не доставало или что приходило попорченным, за то строго взыскивалось с приказщиков и приемщиков. Боярин требовал, чтобы приказщики заботились о расширении посевных площадей и сенокосов посредством расчистки зарослей и лесов,<[Site64Site]> причем требовал, "где чищено, на сечах подбирать дрова в сажени, а дрязг и узлы, и велеть этот дрязг жечь". Сохранился один приказ его (от 23 мая 1651 г.) даже о введении искусственных лугов: он предписывал приказщикам сел Мурашкина и Богородского готовить землю по указанию полковника Егана Александрова Графорта, чтобы ее "посеять на меня заморским саженем реинзатом". Чем кончился этот опыт, неизвестно.
   Во всех вотчинах, где была боярская пашня, Морозов требовал, "чтоб заводили неоплошно плодовые сады -- яблонные, вишневые, грушные, сливные и всяких ягод, а также хмельники". В подмосковном селе Павловском, в управлении котором Морозов принимал самое близкое участие, сады строились постоянно и каждый год увеличивались посадкой новых кустов и деревьев. Боярин сам следил и за посадкой огородных растений. Черенки вишен, слив и яблонь он посылал за своей печатью и давал подробные наставления приказщику, как их сажать, "поговоря с садовником", наказывая следить, чтобы садовники черенков не перемешали. Кроме садовников к уходу за садами и разными работами в них привлекались крестьяне, как на одну из форм барщинной работы. Сбор плодов производился со строгим учетом, причем часть их посылалась к боярскому столу, часть продавалась*. {* Было вообще в обычае, даже у сравнительно небогатых вотчинников, иметь при усадьбах сады. Например, в начале XVIII в. при отписке на государя вотчины Аврама Лопухина -- села Ясенева в Московском уезде в ней оказался "около помещикова двора с дву сторон сад... а в нем мерою 3 1/2 десятины. В нем яблоней старых 660 здоровых, засохло 55, да здоровых же прививочных молодых дву и трех лет 715, за прошлогодних прививков 300, да нынешняго (1718 -- В.Ж.) году привитого черенья принялось 180. Груш старых 20, слив 430, вишен 700, крыжу 10 гряд, по 10 саж. смородины красной 10 гряд; цветник небольшой с четырех сторон обсажен красною смородиною. ...Другой сад прикащичей, в нем 66 яблоней, 60 прививков, 150 слив". В приписанном И мая 1720 г. к царским волостям села Иванкова Каширского уезда, принадлежащего думному дьяку Автамону Иванову, также был сад -- в "полтретьи десятины". "В том саду 287 яблоней больших и малых, 10 груш, 86 слив, 21 куст вишен". (Забелин И.[Е] Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. 1: Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст., ч. 1. С. 397--400.)}
  
   В подмосковных селах Павловском, Иславском, Котельниках трудно было справляться со всеми работами одними
   <[Site65Site]> собственными крестьянами и туда брали наемных людей. С весны в Павловском работало больше сотни наемных рабочих, гораздо меньше податливых на понуждение к труду, чем крепостные крестьяне. Приказщик и приставы не могли сладить с ними и точно выполнять боярские приказы*. {* Боярин приказывал "смотреть, чтоб не гуляли, чтоб обедали и полдника-ли только два часа -- не больше; иа дело посылать, как станет солнышко всходить, спускать -- как солнышко сядет". Приказщики доносили, что рабочие понимали договор иначе: "на работу ходить час дни, а с работы ходить за час до заката". "Таких огурщиков, -- писал прикащик, -- в Павловском не бывало, работать ленивы гораздо; работали два дни только до обеда и у нас до обедья записаны за один день, а они почитают за два дни; а будить себя до солнечнаго всхода не велят; приставов и меня бранят и не слушают; таковых озорников в Павловском никто не запомнит; приставов бранят матерны и обухами бить хотят и не отпросясь у пристава с работы ходят рано, а до солнца будить себя не велят, а сказывают, что ряда у них была, что отпущать с работы рано, а будить их, как солнце взойдет". С своей стороны приставы, раздраженные непривычным для них непокорством рабочих, слишком давали волю рукам в обращении с ними, так что сам боярин должен был вступаться за рабочих. Раз пристав переусердствовал до того, что выбил одному рабочему глаз, и боярин приказал бить его самого батогами перед всеми рабочими, чтоб впредь так не усердствовал. "А будет деловые огуряютца, ино, сыскав вина, и за вину бить батоги слегка, а не увечить". (Его же. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве... [Ст.] I. С. 48-49. -- В.Т.)}
  
   В конце концов Морозов стал прибегать к заселению этих сел вызываемыми из-за рубежа белорусами, более скромными и трудолюбивыми, давая им те же льготы и ссуды.
   В обширном хозяйстве Морозова так же, как и в других крупных хозяйствах, была значительно развита переработка полученного зерна в вино. Винокурение давало Морозову большие выгоды от продажи вина на месте и от подрядных поставок в казну. Из нижегородских вотчин он ставил в казну до 10 000 ведер (в 1651 г.) Так же он имел свою таможню и свои кабаки. В одном Лыскове в морозовских кабаках служили (по выбору от мира) до 36 крестьян. Сверх того всею вотчиною крестьяне строили всякие кабацкие заводы: поварни, выходы, "анбары", избы. На кабацких службах наживались и некоторые богатые крестьяне, промышлявшие на стороне винным откупом и разного рода торговлей, причем им иногда ссужал значительные суммы на торговые обороты сам Морозов.
   <[Site66Site]>
   Второй доходной промышленной статьей у Морозова было поташное или "будное" дело (от "буда" -- завод), заведенное в нижегородских вотчинах вскоре после их приобретения (около 1650 г.). Поташ отправлялся за границу, причем, по свидетельству Кильбургера, он считался самым лучшим из русских сортов поташа*. {* См.: Курц Б.Г Сочинения Кильбургера о русской торговле в царствование Алексея Михайловича. Киев, 1915.}
  
   Как ловкий промышленник, Морозов пользовался своим положением при государе, с разрешения последнего, отправлял свой поташ в Архангельск без дорожных пошлин, выручая с этого промысла до 3000 рублей в год. Он не платил в казну ни копейки. Работа на поташных заводах производилась крестьянами, которые тяготились ею и неохотно шли в нее.
   Наконец, в вотчинах Морозова существовало обширное рыбное хозяйство. В боярском домашнем обиходе, при строгом соблюдении постов и при обычае угощать гостей на пирах роскошными рыбными блюдами, потребление рыбы было очень значительным. Рыбные ловли налаживались везде, где было можно. У Морозова была целая слобода (Селецкая в Рязанском уезде), жители которой (29 дворов) занимались исключительно рыбной ловлей, платили рыбный оброк и не несли никаких других сборов.
   Повсюду в московских вотчинах -- в подмосковных и иных -- устраивались рыбные заводы и ловли. И, несмотря на обилие доставляемой на боярский двор свежей рыбы, ее все-таки не хватало, и в подмосковных вотчинах у Морозова были еще и наемные рыбные ловли. На боярских озерах и прудах разводились еще употреблявшиеся для украшения боярских пиров лебеди.
   Таково было хозяйство крупного землевладельца и видного государственного деятеля середины XVII в. В нем начинают проступать некоторые новые черты, указывающие на большую широту взглядов (заботы о садах, интерес к заграничной новинке), но в общем преобладает столь характерное вообще для Московского государства стремление выжать из доступных источников дохода все, что они могут дать. Входить во все мелочи крестьянской жизни, чтобы<[Site67Site]> не оставить ни единого шага крестьян без побора, не брезгуя никакими пустяками, всюду выискивая для себя прибыль, -- такова суть хозяйственной мудрости Морозова. В его распоряжениях по хозяйственному управлению если и сквозит иногда облик государственного деятеля, то только в виде неутомимого прибыльщика, высматривающего, не найдется ли какого нового источника казенного дохода, а не созидателя и организатора. Любопытно, что обращаясь от государственных дел к собственному хозяйству, Морозов сразу забывал о государственных интересах и действовал как частный промышленник, не думающий ни о чем, кроме своей прибыли, и старающийся добывать ее даже в прямой ущерб казне.
   Таким же духом веет и в переписке по вотчинным делам другого сильного человека -- князя Никиты Ивановича Одоевского. Он был ближним боярином, занимал самые видные должности, был более родовит, чем Морозов, и даже более богат, хотя его богатство было не столько родовое, сколько приобретенное вследствие его брака с дочерью известного богача того времени Ф.И.Шереметева[36]. Последний передал по наследству почти все свои имения сыну князя Никиты Якову[37], но в течение долгого времени ими управлял князь Никита. По отзывам современников-иностранцев, князь Никита был человек умный и просвещенный, усердно занимавшийся литературой и историей (по словам Потоцкого)[38], "мудрый муж", "достойный наивысшего почтения" (Рингубер)[39].
   О хозяйственном управлении кн. Н.И.Одоевского известно меньше, чем Б.И.Морозова. Не очень давно была найдена и опубликована Ю.Арсеньевым его переписка (и его сына Якова) со сравнительно небольшой и небогатой Покровской вотчиной (в Галицком уезде), перешедшей к Одоевским от Ф.И.Шереметева.
   Вотчина эта тянулась длинной полосой по берегам реки Неи, притока Унжи, в пределах позднейшего Макарьевского уезда Костромской губернии. В ней было 45 небольших селений, в которых насчитывалось всего 146 дворов крестьянских и 75 бобыльских, с 561 чел. мужского пола (346 крестьян, 149 бобылей и 66 захребетников, живших, кроме<[Site68Site]> одного, на крестьянских дворах, вероятно, в качестве батраков), Казалось бы, такая вотчина не могла привлекать к себе особого внимания новых владельцев, тем более, что она свалилась к ним как дар с неба. И, однако, они сразу прибирают ее к рукам и крепко держат ее и дальше, вникая во все подробности управления, стараясь по-своему быть справедливыми, но не упуская ничего, что можно получить, и мало считаясь с временными затруднениями, в какие попадали крестьяне. Правда, ввиду дальности и малого плодородия Н.И.Одоевский оставил ее на оброке, как было и при Ф.И.Шереметеве, с дополнительным сбором столовых запасов и иных предметов в натуре*. {*Боярский оброк взимался вотчинным приказчиком, при посредстве старост и выборных из крестьян в два срока -- к Рождеству и Троице и исчислялся в момент перехода имения к Одоевским (в 1650 г.) с общего количества 64-х тяглых вытей и 8 1/2 десятин по 5 рублей с выти, что составляло 325 рублей 19 алтын с полушкою годового платежа. Впоследствии оброк был увеличен. Кроме оброка в пользу вотчинника собирались с крестьян столовые запасы -- "вытные оброчные мяса", с "выти по полтю мяса свиного, а весом полоть по двадцать гривенок (фунтов)", а также мед, войлоки и шерстяные япанчи (на Унже был валяльный и прядильный завод и шерстобитный промысел).}
  
   Перейдя к новому владельцу, крестьяне понадеялись на облегчение натуральных сборов и послали о том князю Никите челобитную, ссылаясь на свою бедность и скудость, но ошиблись в расчетах: "...а то вы, б...ны дети, -- писал 23 марта 1650 г. князь Никита старостам и выборным крестьянам, -- своровали, что на мужиках оброшнова мяса недоправили: для чево мужики Федору Ивановичю (Шереметеву) мясо платили, а как за меня достались, так и бедны стали. И ныне яз мяса купил на Москве, а дано за пуд по 13 алтын, по 2 деньги, и вам бы на крестьянах деньги доправить тотчас и прислать ко мне, к Москве с оброчными деньгами вместе, а не доправите за мяса денег, и оброшных денег всех сполна не пришлете, и вам у меня, старостам и выборным крестьяном, быть битым кнутьем, да велю доправить пени на человеке по десети рублев".
   Но вот прошло больше 20 лет. Князь Н.И.Одоевский уже наладил управление вотчиной, и, казалось, мог бы спокойно встретить неожиданные неприятности, возникающие<[Site69Site]> в хозяйстве от стихийных бедствий, и войти в положение пострадавших крестьян. Но он и тогда остался верен принятому правилу выжимать из крестьян все, что можно. В 1673 г. случился неурожай, и Н.И.Одоевскому была послана челобитная от "всех крестьянишек" села Покровского с жалобой, что они "оскудали от хлебнаго недороду: рожь... не родилась, вызебла и вымокла", "и пити, ести стало нечево, впрямь, государи, помереть голодом, едим траву", -- "не велите, государи, с нас своего, государева Рожественского оброку имать и правит сево году, только бы нам, сиротам и без оброку государевым справитца, заплатить стрелецкой хлеб и емские и полоняничные деньги... а столовой обиход вам, государем, выплатим сполна". Крестьяне просили отпустить их "кормитца по окольным вотчинам, чтоб нам голодом не помереть". Казалось бы, просьба довольно скромная в столь трудных обстоятельствах. Но она пришла очень некстати. Сын князя Никиты Яков Никитич, которому номинально принадлежала вотчина, жил широко*, {* Князь Яков Никитич, по-видимому, принадлежал к числу богатых московских бояр второй половины XVII в., вводивших в свою обстановку заимствованную у иностранцев роскошь.}
  
   вошел в долги, и хотя у обоих князей было много других вотчин и большое царское жалованье, они испытывали нужду в деньгах. "Не статное то дело, -- отвечал крестьянам Никита Иванович в резолюции на их челобитную, -- что с вас оброку не взять: на сыне, князь Якове долгу больши дву тысечь рублев, чем плотить: таки и в предь не бейте челом, какая на вас пропасть пришла, ин как с казаками приобщатца, так вы, а плутает приказщик, что вас, челобитников и отпускает"**. {** Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский и его переписка с Галицкою вотчиной (1650-1684 гг.) // Чтения в Обществе истории и древностей российских. 1903. Кн. 2. С. 4-38; 68-69; 95-96 (разд, паг.). Неодобрительно отнесся князь Никита и к просьбе небольшой группы крестьян о сложении с них платежа по ссуде из хлебного фонда, образованного еще Ф.И.Шереметевым. При Шереметеве крестьяне Покровской вотчины управлялись сами, без приказщика, но "прикащиков доход" с них все-таки собирался и из него-то и составлялся хлебный фонд для ссуд крестьянам. Ссуды -- продовольственные и семенные -- давались беспроцентно, но с обязательством возвратить их из специального урожая -- "с первых овинов". С просьбой о сложении такой ссуды и обратились к князю Никите часть крестьян Покровской вотчины, пострадав-}{ших от неурожая. "... Подали мне, -- пишет он от 31 августа 1673 г. приказщику, старостам и выборным крестьянам, -- Покровские крестьяне шесть челобитен, а в них двадцать два человека челобитников бьют челом, чтоб им заемнаго хлеба не платить., а только роздать хлеб, да не взять, что им давать вперед будет (?). И вам бы самим у них осмотрить хлеба в гумнах и в житницах, будет съели или испродали, ино жниво знать, и заемной хлеб на крестьянех одноконешно выбрать и всыпать в житницы мои, на ком мочно весь., ино в полы и в треть, или хоти и в четверть, только б одноконешно заемной хлеб выбрать, как мочно, и всыпать в житницы мои". В другом случае, на челобитной крестьян, также пострадавших от неурожая, об отсрочке взыскания с них взятого взаймы хлеба князь Никита написал: "... Досмотрить у них самим вам (т.е. приказщику, старосте и выборным крестьянам) хлеба безо всякие корысти в житницах и в гумнах, родился ль у них хлеб, и будет у кого родился, и с тех заемной хлеб взять ныне, а будет у кого хлеб не родился и взять нечево, и том дать сроку до нового году с поруками, а в порушных записях писать, будет оне и в новый год того хлеба не заплатят, и тот хлеб взять на порутчиках".}
  
   Кроме<[Site70Site]>того, из доходов с имений, унаследованных от Ф.И.Шереметева, нужно было выплачивать довольно много по благочестивым обязательствам, принятым на себя этим боярином и перешедшим к его наследникам. Все это заставляло Никиту Ивановича и его сына быть очень бдительными к своим доходам и не спускать крестьян. Нельзя сказать, чтобы они совсем не входили в нужды крестьян: они терпеливо разбирают подаваемые им многочисленные челобитные, иногда кое-что делают для просителей, но всегда очень внимательно разведывают, не скрывается ли в просьбах какого-либо обмана. Очень много челобитных с просьбами о разных льготах было подано князю Никите в неурожайном 1673 г., и относительно их большей части он требовал предварительно произвести подробное обследование хозяйства просителей, причем угрожал приказщику, если тот будет мирволить крестьянам*. {* Резолюция на челобитную 6 октября 1673 г.: "Сыскать, мочно ли им оброк заплатить или не мочно, и о том отписать ко мне. А естли солжешь, неправдою сыщеш, тебе от меня быть в наказанье, не токмо что наживеш, и старое потеряет". Такие же резолюции о предварительном расследовании имущественного положения просителей без всяких указаний, как удовлетворить их просьбы -- от 6 октября, 2 ноября, две от 29 ноября, от 20 декабря 1673 г. (Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевсктий... С. 65, 81-82, 83-84, 86 (разд, паг.).)}
  
   Иногда Н.И. (и его сын также), предлагая приказщику обследовать положение крестьян, тут же давал и ответ<[Site71Site]> на их просьбу*.
   В сравнительно редких случаях решение давалось прямо по челобитной**.
   В следствие разного рода обстоятельств крестьяне князей Одоевских бывали часто на краю нищеты, и тогда им приходилось давать льготу. Но, уменьшая временно оброк, Никита Иванович и Яков Никитич постоянно следили за тем, чтобы земля продолжала платить, что с нее положено, и передавали при сбавке оброка часть земли, с которой снимался оброк, другим, более благополучным крестьянам и таким образом свой доход собирали полностью***.
   В материалах, опубликованных Арсеньевым, имеется только один случай, когда князь Никита удовлетворил просьбу о перечислении крестьянки в бобылки****.
   {* Например, 18 ноября 1672 г. Никита Иванович на челобитной о ссуде хлеба на посев положил резолюцию: "...будет оне впрямь бедны и своево хлеба у них нет, и им дати хлеба моево, ржи, по четверти человеку (просили по две и столько же овса), на семена в заем, с поруками до нови, а в новь на них та рожь взять, а овса моево не давать до весны, весною, кому лучитца, бедным крестьяном дадут на семена".
   ** Резолюция сентября 1673 г.: "...Дать лготы на год, или на два, покаместа оправитца".
   *** Так, на просьбу одного крестьянина о сбавке с него полдесятины земли князь Никита положил 17 сентября 1672 г, резолюцию: "...Допросить всех крестьян, мошно ль ему на том тягле быть, и будет не мошно, и него тягла збавить и положить, на ково миром укажут, а на нем оставить тягла по силе, чтоб тягло в пусте не было". В том же году одна вдова просила "выпустить (ее) в бобылки, покаместа детишки подростут", но князь Никита, руководствуясь тем же мотивом, "чтоб тягло в пусте не было", приказал -- "будет та вдова правдою бьет челом, и ей дать лготы, покаместа дети подростут, на два года, а тегла с нее не сымать, потому что дети у нее". Даже отпуская обнищалого крестьянина на сторону, на заработки, князь неизменно оставлял за ним тягло: "...Дать ему лготы на год и покормитца ево отпустить за старою порукою, будет поручаетца, а тегла с него не сымать" (резолюция 30 сентября 1673 г.). То же делал и князь Яков Никитич: "...Допросить всех крестьян, мочно ли им на тех тяглах быть, и будет не мочно, и них тягла збавить... и положить на него мочно, чтоб то сбавочное тягло в пусте не было" (резолюция 10 сентября 1684 г.). Также и на челобитной нескольких крестьян князь Яков, сбавляя с них платежи, ставил непременным условием, "чтоб те збавочные тягла в пусте не были" (резолюция 3 июня 1684 г.). (Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский... С. 89, 93, 97, 104, 111 (разд, паг.).) Кроме приведенных, много других аналогичных случаев.
   **** Случай был действительно исключительный. У просительницы утонул муж, и она осталась с малолетними детьми (двумя мальчиками и тремя девоч-}{ками): "скудна и бедна, нет, государь, у меня кобыленка, ни коровенка, никакова крестьянскова заводу, а кормлюся, государь, Христовым имянем" (резолюция 1 октября 1673 г.). Арсеньев Ю. Там же. С. 90 (разд. наг.).}
   Престарелым и совершенно<[Site72Site]>неспособным к земледельческому труду крестьянам князья Одоевские разрешали постригаться в монахи*. {* "...Будет он стар, и одинок, и увечен, и ево отпустить постричься, только б непострижен нигде на стороне не жил" (резолюция князя Н.И. 1 июля 1672 г.). "Буде он стар и увечен, а на тегле ево останутца дети, и тягло пусто не будет, и ево велеть постричь при себе, а не постригшися б нигде не жил" (резолюция кн. Якова Никитича 23 января 1682 г.)}
  
   Испытывая постоянно денежную "нужу", князь Никита, однако, не очень верил, что и его крестьяне могли нуждаться. Даже в неурожайный 1673 г. на просьбу крестьян о сбавке им оброка с трех рублей до двух по случаю скудости и хлебного недороду*, "чтоб нам, сиротам, врознь не розбрестися", князь писал приказщику понизить оброк только "на скудных крестьянах, которым не в мочь всего оброку заплатить", а с прожиточных крестьян взять по прежнему окладу и прислать ему не позже 1 октября, "а не пришлете тех оброчных денег к Покрову, велю доправить на вас... А что крестьяне бьют челом, что у них хлеб не родился, и то оне лгут: был у меня Макарьевской игумен со светынею, и он сказывал, что хлеб ржаной и яровой, милостию Божниею, родился ныне добрый. За то их Бог и не милует, что не похвалят Бога и бьют челом ложно, и есть, и оне сказывают, что нет..."**. {** Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский... С. 67-68.}
  
   Помимо оброков и натуральных сборов князья Одоевские использовали свою новую вотчину и для обработки земель в подмосковных имениях. Взяв в свое управление Галицкую вотчину, кн. Н.П. сразу же перевел из нее "15 семей из малых долей, семьянистых, пожиточных, у которых сына по два и по три", в подмосковные вотчины села Городню и Колюбакино, вымененые у Шереметевых. Кроме того, из Покровского высылались в подмосковные вотчины ежегодно на известный срок некоторое количество работников для разных работ -- вспашки паренины, посева ржи и сенокоса. Иногда в подмосковных вотчинах нанимали работников<[Site73Site]> на сенокос, и тогда с крестьянских всех вотчин, в том числе Галицкой, производился особый сбор с крестьянских и бобыльских дворов, по 10 денег со двора на уплату наемным работникам*.
   Из самого Покровского в Москву чаще всего высылались наемные работники для плотничьих работ, "со всею плотничною снастью". За получением денежного оброка и натуральных сборов князья Одоевские следили не хуже Морозова. В 1684 г., назначив в Покровскую вотчину нового приказщика -- Афанасия Огафонова, князь Никита писал ему, что часть Рождественской доли оброка** он получил и требовал: "... Как к вам ся моя грамота придет, и вам бы одноконечно оброшные мои деньги Рожественского сроку достальные с крестьян собрать сполна, а что прежних сроков со крестьян же не выбрано оброшных денег, и вам бы тем деньгам у Василья Шевандина (прежнего приказщика) и у старост взять роспись, и те деньги прежних сроков с крестьян выбрать же, и те деньги все прислать ко мне, к Москве тотчас. Сам ты, Афонасей видел, какая у меня денежная нужа, одноконечно б вам оброшные мои деньги, собрав все сполна, без недобору, прислать ко мне, к Москве"***.
   {* См., напр., грамоту кн. Н.И.Одоевского приказчику Аф.Огафонову от 3 июня 1684 г. (Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский... С. 60-61 (разд, паг.).)
   ** "...Двести тридцать четыре рубля, два алтына, одна деньга... оброчного меду двадцать пуд на выдел, да от моих пчел меду пуд и з деревом, да воску пол-третьи гривенки, да оброчного мяса свиного семдесят пуд, да за мед взяли мяса ж свиного сто сорок пуд, а мясо имали доброе, да тридцать пять япанеч, и в том числе двадцать одна япанча белых, четырнадцать япанеч серых, 35 войлоков, и в том числе 18 войлоков белых, 17 войлоков серых..."
   *** Грамота была послана 17 января 1684 года. (Арсеньев Ю. Ближний боярин князь Никита Иванович Одоевский... С. 56-57 (разд, паг.).)}
  
   Кроме сборов в пользу вотчинника, крестьяне Покровской вотчины уплачивали государственные повинности -- стрелецкий хлеб, запроской четвериковый хлеб, ямские и полоняничные деньги. Стрелецкий хлеб за крестьян Покровской вотчины князь Никита обыкновенно платил своим собственным хлебом в Москве, а с крестьян, взамен того, брал лошадьми или деньгами. Все эти сборы производились под наблюдением приказщика, при посредстве старосты<[Site74Site]> и выборных целовальников. Злоупотребления со стороны приказщика при этом едва ли были возможны, потому что крестьяне, привыкшие к самоуправлению еще при Шереметеве, и не стеснявшиеся беспокоить князей челобитными, конечно, сумели бы раскрыть их*.
   В документах, опубликованных Арсеньевым, преобладают челобитные, в которых крестьяне сгущали краски, рисуя свои затруднения, но даже учитывая это, получается впечатление, что жизнь крестьян Покровской вотчины при князьях Одоевских была довольно безотрадна. Иногда челобитник, изображая свое бедственное положение, попутно раскрывает картину какого-то общего захудания**.
   {* В опубликованной Арсеньевым переписке сохранилась одна жалоба крестьян, что с них напрасно взяли за стрелецкий хлеб лошадей и лишние сборы в ямские полоняничные деньги (в 1684 г.), Князь Яков отвечал им: "Лошеди, которые десять меринов с вас взяты, и за те мерины платил я за вас стрелецкой хлеб, да не с однех с вас мерины взяты, и со всех моих вотчин, о том было вам бить челом стыдно, а что ямских и полоненичных денег в два года с вас лишек перебран, о том велю справитца, и будет по справке перебрано, велю ямские и полоненичные деньги на прошлой год заплатить за вас своими деньгами*. (Арсеньев Ю. Там же. С. 110 (разд, паг.).)
   ** Один крестьянин деревни Уткина писал князьям: "...По грехом своим оскудал, пить, ести нечево, и яз, сирота бродил в мире с робятишки и прибрел... в село Покровское и кормлюся миром походя, где день, где ночь, а в деревне... Уткине жить мне, сироте нельзя, вся стала пуста, и хоромишка розвалился, а те Уткинские жильцы в бегах, а живут неведомо где... а мне одному жить нельзя, заводу крестьянскова нет никакова, ни лошеди, ни коровы, и куряти, государи, нет, и по третей... год пашни не пашу за скудостию... велите, государи, с меня тяглой мой с жеребей, десятину снять, мочи моей не стало пахать и окупать, а как, государи, меня Бог поисправит, и яз и впредь сяду в тягло и рад за вами, государи, жить в крестьянех..." Резолюции по этой челобитной нет. (Там же. С. 73 (разд, паг.).)}
   Такого же вотчинного типа было и хозяйство царя на его дворцовых землях. Вообще, московский царь "в своей жизни, в своем домашнем быту... остается вполне народным типом хозяина, главы дома, типическим явлением того строя жизни, который служит основою экономическаго, хозяйскаго быта во всем народе. ... Это был помещик с широкими царственными размерами жизни <... >Вотчинный тип отражался на всех мелочах и порядках его домашней жизни и хозяйства. Это был простой деревенский, следов [ательно] чисто русский быт, нисколько не отличавшийся, в основных<[Site75Site]> чертах от быта крестьянскаго, сохранявший свято все обычаи и преданья, весь строй и все начала древней русской жизни в той ея форме, какая была выработана веками для отдельнаго, единичнаго, частнаго хозяйства и домоводства, для отдельнаго, независимаго существования русской семьи, более или менее достаточной, зажиточной и домовитой". Самый город Москва оставался "большою усадьбою великаго господаря-вотчинника, так что и самое его распространение условливалось роспространением потребностей и нужд этой усадьбы. Целыя слободы и улицы существовали как домовыя службы, удовлетворявшия только этим потребностям"*.
   Дворцовые земли управлялись по типу помещичьих, и на них, особенно в селах, ближайших к Москве, и в XVII в. сохранилась десятинная пашня. С более отдаленных сел и волостей взимался натуральный оброк -- "посольный хлеб"; в некоторых, по преимуществу очень дальних, местностях во дворец собирали денежные сборы. К концу XVII столетия оброчное хозяйство в дворцовых вотчинах становится преобладающим**.
   {* Забелин И.[Е.] Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. 1: Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст., ч. 1. С. 4-16.
   ** Готье Ю.В. Замосковный край... С. 488-489, 514-515.}
   Высший надзор за правильностью хозяйства на дворцовых землях поручено воеводам, в наказах которых часто содержатся хозяйственные наставления, сходные с наставлениями монастырских старцев и крупных землевладельцев -- бояр: здесь также на первом месте стоят заботы о расширении пашни и о тщательной ее обработке. "...Тех государевых дворцовых сел крестьяном, -- читаем в царском наказе вяземским воеводам Ф.В.Волынскому и И.С.Урусову[40], -- в тех селех и впред пашня на Государя велети пахати на Государевых десятинах, или на пустошах, где земля лутче и хлебороднее: а о том порадети, чтоб пашни вспахивали перед прошлыми годы с прибылью, и сена на Государя также велети косити в пору, не испустя времени. А как тех Государевых дворцовых сел крестьяне пашню пахати учнут, и к ним приставити детей боярских, а приказати им, чтоб крестьяне пашню упахивали гораздо, и мягко, и не через борозду, и пахатиб землю лутчую... а того беречи, чтоб те дети<[Site76Site]> боярские, которые будут у пашни приставлены, крестьяном убытков никаких не делали и посулов и поминков никто ничего у них не имали; а лутчеб то, чтоб крестьяном велети пахати уроком, десятинами, и десятины им розверстати, и потому на них и пытати"*. Также в наказе кузнецкому воеводе Голенищеву-Кутузову предписывается "пересмотрети пашенных крестьян... да на кого будет мочно, перед прежнею пахотою, Государевы десятинные пашни прибавить... чтоб Государеве казне было прибылнее, а крестьяном бы не в болшую тягость, чтоб отнюдь никто в избылых не был, и Кузнецкою б пахотою на Кузнецких и иных Сибирских городов на служилых людей, и на ружников, и на оброчников, годовое хлебное жалованье, их оклады, без Московские присылки, хлеба напахати..."**.
  
   Заботы о расширении пашни в Сибири продолжаются весь XVII в. Так, в наказной памяти ленских воевод служилому человеку Осипу Боярщине с товарищами рекомендуется тщательно измерить десятинную пашню, произвести пробные умолоты, ссыпать хлеб в "государевы анбары", "а анбары б были сухие, не из сырого лесу", и т.д.***
   {* Акты исторические. Т. 3. N. 116.1662 г.
   ** Там же. N. 135.1625 г. Речь идет о Федоре Ивановиче Голенищеве-Кутузове.
   *** Дополнения к Актам историческим. СПб., 1846. Т. 2. N. 73.1644 г.}
  
   В наказе, данном 19 февраля 1664 г. тобольскому воеводе князю Алексею Голицыну[41], по-прежнему предписывается "роспросити Сибирских Тоболских служилых и торговых и посадцких людей и пашенных крестьян, и самим высмотрить накрепко, мочно ль в Тоболску и Тоболского уезду в слободах к старой пахоте прибавить великого государя десятинной пашни и посопного хлеба и сена косить, и будет мочно, и им велеть к старой пахоте к десятинной пашне и посопного хлеба и сена косить прибавить, смотря по людем и по семьям и по прожиткам, чтоб в государевой пашне прибыль учинить..." Кроме того, наказ предлагает вызвать на государеву пашню охотников -- "охочих волных людей из подмоги, и на лготные годы, и на ссуду". Для наблюдения за обработкой предписывается выбрать везде приказщиков "из тамошних из лутчих людей, кого будет пригоже, чтоб кому пашня была за<[Site77Site]> обычай", которые бы смотрели "почасту, чтоб те крестьяне великого государя пашню пахали все сполна, без недопашки ...и жили бы они... себе проча, пашни на себя пахали перед прежним с лишним, и дворами бы своими и всяким заводом строились...". Где крестьян мало, предписывается посылать туда присылаемых на Москву ссылочных людей. Вообще требуется, "чтоб в Сибирских городех Тоболского розряду на всяких служилых людей, и на ружников и на оброчников хлеба напахать без присылки, из города в город из острогу в острог хлеба не посылать"*.
   Вотчинным духом проникнуты и предписания дворцового управления относительно приобретения лошадей хороших пород. В наказе астраханским воеводам Петру Головину и Алексею Зубову[42], данном 24 мая 1625 г., строго внушается, чтобы ни сами воеводы, ни другие служилые люди не покупали у татар лучших лошадей по дешевой цене и не отправляли бы их в коренную Россию в свои имения, потому что этим наносится ущерб дворцовому ведомству, закупающему лошадей у приходящих с табунами в Москву ногайских и юртовских татар[43]. Если лучших лошадей раскупят на месте, в Москву будут пригнаны только худые лошади, "а из тех лошадей на Государеву конюшню выбрати не из чего". Поэтому воеводам предписывается покупать лошадей только для собственных местных нужд, понемногу, с явкой в таможне, "а что у них (татар) будет продажных лошадей, и они б с теми базарными лошадми приходили к Государю, к Москве, по вся годы; а как они Нагайские люди, и Юртовские Татаровя учнут, с базарными лошадми, ко Государю к Москве выходити, и Государь их за то учнет жаловати, велит им видети свои Царские очи, и отпускати велит их с Москвы в Астарахань без задержанья"**.
   {* Там же. СПб., 1851. Т. 4. N.138.
   ** Акты исторические. Т. 3. N. 134. Такое же запрещение повторяется в наказе астраханским воеводам князьям Ф.Куракину и И.Коробьину 1628-1629 гг. (Там же. N. 154.)}
  
   Такой же политики дворцовое ведомство держалось и позднее, при царе Алексее: в известном уже нам наказе тобольскому воеводе князю Алексею Голицыну от 19 февраля
   <[Site78Site]> 1664 г. предписывается по-прежнему: "И впредь бы воеводы у Калмыцких людей лошадей не покупали и в Руские городы не выгоняли, а покупали б воеводы лошади для тутошныя нужи на чем дров и воды привезти и для Московского подъему к подводам в прибавку, а не в отсылку к Москве и по городом в свои поместья и вотчины, и воеводам и посланником Сибирским, которые будут посланы в Сибирь для каких дел с Москвы, покупать лошади и выгонять из Сибири никакими мерами не велети; а которые воеводы из которых городов пошлют лошади на Русь, и те лошади велети имать на великого государя, а людей их которые поедут с лошадми сажать в тюрму... да и у тутошних бы Сибирских иноземцов и у служилых людей воеводы, и головы и дьяки потомуж лошадей не покупали и даром не отымали, да и покупать воеводам у служилых людей лошадей не надобе, посылают их в Сибирь на подводах, а назад из Сибири поедут они на подводах же..."*.{* Дополнения к Актам историческим. Т. 4. N. 138.}
   В хозяйстве московских царей видное место занимали сады, которыми они живо интересовались и тратили много средств на их устройство и поддержание в порядке. Даже при Московском дворце, при всей тесноте царской усадьбы было несколько небольших садов с фруктовыми деревьями, ягодными кустами и цветами. Кроме московских у царя было много садов в окрестностях Москвы и разных городах. По переписи 1702 г., царскому обиходу принадлежали 52 сада, огород и набережные берсеневские и другие сады в Москве. "Садоваго строенья во всех этих садах было: 46 694 дерева яблонных, кроме почек, прививков и пеньков; 1565 деревьев] груш, 42 д[ерева] дуль; 9136 деревьев] вишен; 17 кустов винограду; 582 д[ерева] слив; 15 гряд клубни-цы; 7 деревьев] орехов грецких, куст кипарису, 23 д[ерева] черносливу, три куста терну, 8 деревьев] кедру, 2 д[ерева] пилты, 2 д[ерева] черешнику; и сверх того множество кустов и гряд вишен, малины, смородины красной, белой и черной; крыжу, байбарису и серебориннику или шиповнику краснаго и белаго. В том числе в одних только московских садах было: 14 545 деревьев] яблонных, 494 груши, 2994 д[еревьев]
   <[Site79Site]>
   вишен, 72 гряды малины, 14 кустов винограду, 192 сливы, 260 гряд да 252 куста смородины красной, 74 гряды черной. Все садовое "слетье" верховых и аптекарских садов подавалось про государев обиход в кушанье. Из всех остальных садов, московских и городовых, часть поступала также на обиход государя, а остальное продавалось"*.
   В XVII в. было положено начало и русскому виноградарству и виноделию. Из царской грамоты, посланной 17 января 1659 г. в Астрахань воеводам кн. Львову[44а] и Беклемишеву[44], видно, что в предыдущем году из Астрахани в Москву было прислано в двух посылках 48 бочек церковного вина, всего 1379 ведер, "а делано то церковное вино в Астрахани, из винограду наших Великого Государя садов и из покупного винограду". Грамота предписывает устроить в Астрахани прибавочные заводы, для чего посланы к местному иноземному мастеру ученики с наказом, чтоб он учил их, а они учились бы с великим раденьем: ученикам же особо сказано, "чтоб им тому питейному строению однолично изучиться вскоре и впред бы им то питья уметь строить самим без мастера: и им за то будет наше Великого Государя жалованье..."**.
   {* По переписи 1702 г., в Сытном дворце среди запасов всяких питей и продуктов хранились 45 717 яблок свежих, 1090 в патоке, 1100 в сыте, 7300 дуль свежих, 4000 в сыте, 83 500 слив соленых. (Забелин И. [Е.] Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. 1; Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст., ч. 1. С. 74-78 и 81-85.)
   ** Акты исторические. Т. 4. N. 136. В Дополнениях к Актам историческим, (т. 4) под тем же 1659 г. помещено несколько актов, относящихся к пользованию виноградными садами в Астрахани (разрешение владельцу огорода, из которого крупный виноград выбирался на царский обиход, безленно продавать остающийся мелкий виноград, запрещение продавать виноград из астраханских садов частным торговцам, распоряжение о срочной отправке в Москву винограда и арбузов с росписью посланного количества, о посылке в Москву церковного вина, изготовленного русскими мастерами под руководством иноземца Посказаюса Половина: 20 бочек (522 ведра дворцовых) -- из винограда старого сада и 129 ведер дворцовых в 5 бочках -- из винограда, купленного из садов Астраханского Троицкого монастыря и русских всяких чинов людей и у иноземцев. "Имя виноградного саду работнику, которому велено быть великого государя у винограднаго питейнаго строения для науки церковнаго вина, Олешка Михайлов".}
  
   Царь Алексей Михайлович, с его живым темпераментом, настолько заинтересовался сельским хозяйством, что<[Site80Site]> взял под свое особое попечение одно из подмосковных сел Измайлово, где завел обширное образцовое хозяйство. Он начал устраивать Измайлово в хозяйственном отношении с 1663 г., когда он стал переселять туда и в принадлежащие к Измайлову пустоши крестьян из других вотчин. В этом же году он распорядился послать туда сельскохозяйственные орудия, сделанные на железных заводах -- 600 сошников, 100 плугов, 200 косулей, 1000 топоров, 1400 кос*.
   В Измайлове была заведена большая царская пашня, садоводство, пчеловодство и другие хозяйственные статьи. Была даже сделана попытка устроить шелководство. Для пашни и сенных покосов были подготовлены из-под лесу "розчистные поля", или "розчисти"; на полях построены "смотрильни" (башни для наблюдения за работами); все речки и ручьи были запружены плотинами, большею частью каменными; выкопаны пруды, выстроены мельницы, каменные риги и токи, льняные и другие дворы и амбары. Были вызваны специалисты по разным отраслям хозяйства: псковские "льняники", сумские черкесы, которые умели водить всякую животину, старцы из Лубенского Игарского монастыря для садового виноградного строенья, из Астрахани виноградари и специалисты по разведению тутовых деревьев, немцы для ботанической части и аптекарского огорода, живописец Петр Эммин для декоративного садоводства. Кроме того был главный механик -- немец, немцы-подмастерья и русские мастера**.
  
   {* Одновременно орудия с железных заводов были посланы и в другие дворцовые села: на Дедилов 600 сошников, 1000 плугов, 500 косулей, 1200 топоров, 1000 кос; на Скопин и на Романов по 250 сошников, 250 плугов, 50 косулей, 300 топоров, 300 кос; на Пахру -- 1100 гашников, 300 плугов, 300 косулей, 1800 топоров, 1400 кос; в Чашниково -- 200 сошников, 100 плугов, 100 косулей, 400 топоров, 600 кос. (Акты Археографической экспедиции. СПб., 1836. Т. 4. N. 138. (15 февраля 1663 г.)) По заключительной надписи ("писан сей наш... указ в наших царских полатах") можно думать, что это распоряжение было дано самим Алексеем Михайловичем.
   ** Мастера-механики изощряли свое искусство и над изобретением механических приспособлений для сельскохозяйственных работ. В 1665 г. часовой мастер Андрей Крик подал царю "образец, как хлеб водою молотить". В то же время и русский часовщик Моисей Терентьев делал молотильный образец.}
   <[Site81Site]>
   В рабочую пору на измайловских полях работали наемные люди. Одних жнецов бывало до 700 человек в день. Царь очень часто сам присутствовал на работах, особенно во время посева, который происходил всегда с некоторыми торжествами и религиозными обрядами, яровой -- в начале мая, а ржаной -- с 1 августа.
   Однако при всем внешнем порядке и благообразии хозяйство в Измайлове велось так же, как и повсюду, т.е. с чересчур большим нажимом на крестьян, так что крестьяне, переведенные туда из других вотчин, не выдерживали условий работы в новой обстановке и бежали массами. Когда царь Алексей умер, и исчез страх бдительного надзора, крестьяне в большинстве покидали Измайлово. В поданном вскоре после смерти царя докладе сообщалось: "В село Измайлово в новую слободу и в приселки и в деревни на вечное житье перевезено крестьян 664 семьи, а ныне... на лицо только 183 двора, а 481 двор в бегах, а которые крестьяне и в остатке и те наготове бежать мало не все"*. {* Забелин И. [Е.] Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. Т. 1: Домашний быт русских царей в XVI и XVII ст., ч. 1. С. 385-386.}
   Как у всякого богатого вотчинника, и у царя в доме было много всякого рода рукодельных работ, причем особенно замечательны были по тонкости и художественности производимых изделий иконописная палата на царской половине и мастерская палата, или "Светлица", на царицыной. Светлицей называлась совокупность мастерских, где постоянно работали более 50 женщин, мужних жен, вдов и девиц -- мастериц и учениц, занимавшихся шитьем белья ("белое шитье") и вышиванием золотом, серебром и шелками ("золотное" или "золотое" шитье).
   Здесь же мастерицы выполняли и другие работы по изготовлению разных материалов для одежды -- вязанье, тканье, сученье, изготовление шнурков, поясков, тесемок и т.д. Собственно тканьем полотен занимались две большие городские слободы, в Москве Кадашевская и в Твери Константиновская (переведенная впоследствии в Москву), и два села Ярославского уезда -- Бреитово и Черкасово ("хамовые" села и слободы, вероятно, от индийского слова "хаман" -- тонкое<[Site82Site]>полотно). Производством занимались хамовники (ткачи) и деловицы: ткальи, пряльи, бральи, швеи, задельницы, бельницы или беляницы и бердники. Работа была распределена на годовые уроки (дела), причем хамовники изготовляли в год по семи полотен тонких (двойных) и по семи полотен тверских (тройных), мастерицы -- ткальи -- по шести полотен двойных и по восьми тройных. Полотна ткались мерой в длину 14 аршин*. На покупку припасов, необходимых для производства работ, на лен, мыло, золу, ничаницы (тонкие веревки) и окончины для окон выдавалось из царицыной казны денежное жалованье, смотря по делу. В Кадашевской слободе хамовники и бердники получали по 30 алтын, деловицы все кругом по 17 алтын. Кроме того, выдавалось хлебное жалованье, также по размеру дела. На целое дело шло в Кадашове в 1631 г. по 10 четвертей без полуосмины ржи и по 7 четвертей без полуосмины овса. В ярославских селах в 1670 г. -- по 10 четвертей с осминою ржи и по 6 четвертей овса. Жители слобод и сел наделялись дворовой землей (около 200 кв. саженей) и полевой для посева льна (по 1/2 десятины в поле, а в дву по тому ж). На каждое селение назначалось определенное количество дел, которые разверстывались между жителями. В селах Бреитове и Черкасове в 1625 г. было 154 дела без двенадцатой доли дела, в 1670 г. на 248 дворах 200 дел с третью. В 1671 г. в Бреитово и на посадах жило 233 человек мужского пола и 234 человек женского. В Черкасове -- 134 мужчин, 135 женщин**.
   {* Полотна в царицыных слободах ткались двойные из двойной пряжи, гладкие и полосатые; тройные -- из тройной пряжи, потолще, тоже гладкие и полосатые; тверские, тоже тройные, составлявшие третий сорт, похуже первых двух. Одно двойное полотно считали за 1 1/2 полотна тройных. Кроме того, ткались разного рода скатертные полотна, убрусы, утиральницы, полотенца, изготовлялись нити и бель[е].
   ** Забелин И. [Е.] Домашний быт русского народа в XVI и XVII ст. М., 1869. Т. 2: Домашний быт русских цариц в XVI и XVII ст. С. 648-670.}
  
   Царь Алексей и его бояре Морозов и Одоевский, при всем интересе их к сельскому хозяйству, едва ли читали какие-либо агрономические сочинения и возможно, что даже и не знали об их существовании на Западе, интересовавшим их, однако, своими техническими диковинками.
   <[Site83Site]>
   Но в их время к нам донесся первый отголосок западной агрономической и камеральной литературы в "Политике" известного Юрия Крижанича[45], написанной им в первой половине 60-х годов XVII в. в его тобольском изгнании. После смерти митрополита Сарского и Подонского Павла "Политика" Крижанича вместе с другими его книгами поступила на Московский печатный двор и тогда же была "взята к государю" (митрополит Павел умер 9 сентября 1675 г.)[46]. В 1676 г. она отмечена уже в числе книг царской библиотеки. 12 августа 1681 г. сын Алексея Михайловича и его приемник на престол юный Федор Алексеевич приказал взять ее из книгохранительной палаты вверх к себе в числе других книг[47]. Успел ли познакомиться с ней царь Алексей, мы не знаем (он умер в конце января 1676 г.), но почти наверное можно сказать, что она была хорошо известна в московских правящих кругах последней четверти XVII столетия*. {* 26 марта 1682 г. "Политика" Крижанича была взята еще в Мастерскую государеву палату. Под 1689 г. она отмечена среди книг библиотеки знаменитого любимца царевны Софьи кн. В.В.Голицына. (Белокуров С.А. Юрий Крижанич в России (по новым документам) // Чтения в Обществе истории и древностей российсских. 1903. Кн. 2. С. 208-209 (3-я паг.).)}
  
   В ней к нам впервые постучалась подлинная западная государственная и экономическая наука, но время было слишком беспокойное, чтобы просвещенные русские люди могли тогда же активно отозваться на нее. Ответ был дан позже -- Петром -- в духе, очень сходном с предложениями ученого хорвата.
   Крижанич был очень широко образован и хорошо знал немецкий язык и немецкую экономическую и агрономическую литературу. По общему складу своих экономических воззрений он подходил к формировавшемуся во второй половине XVII в. течению экономической мысли, в котором идеи меркантилизма в области промышленной политики соединялись с высокой оценкой земледелия и признанием народного благосостояния основой финансового благополучия государства. Он высказывается за умеренность в налогах ("за прекрутым казны збиранием последует земли опустение. Наилучи приход есть умеркование"), отмечает зависимость богатства государя от народного благосостояния<[Site84Site]> ("в кралеству убогом несть лезно (нельзя) кралю быть богату. <...> Краль аще хощет сам постати богат, первле морает (должен) проскорбеть (заботиться), да подданники будут богаты: и промыслить, да будет в кралеству обилие всячины и дешевина... да тежачество (земледелие), ремество, торговство и народное господарство со всяким тщанием и рачением будут справована (отправляемы)").
   В отделе о торговле Крижанич говорит, что государство считается богатым, когда в нем есть золото, серебро и иные руды, но что оно богаче, если изобилует вещами, употребляемыми для одежды -- шерстью, льном, коноплей, мехами, и еще богаче, если изобилует предметами питания: маслом, вином, медом, солью, пшеном сарачинским, пшеницею, перцем, гвоздикою, сахаром, всяким житом, овощами и фруктами, лекарственными и красильными растениями, скотом, рыбой, птицами и дичью. Наконец, высшего предела богатства государство достигает там, где хорошо организована внутренняя и внешняя торговля, где устроены хорошие пристани и рынки, и где поэтому "цветет всяко рукоделие и тежачство, и великое морское торговство: яко же ся деет в Агличанской и Брабанской земле"*.
   Обращаясь специально к земледелию**,
   Крижанич замечает, что в России следует особенно много говорить о земледелии, потому что русский народ обладает "косным разумом", мало изобретателен, а кроме того, в России нет никаких книг о земледелии и других промыслах, в-третьих, русские люди ленивы и непромышленны и "сами себе не хотят добра учинить, аще не будут некако силою принужены", и, наконец, потому, что в России власть вполне самодержавна и может своими повелениями вводить новые полезные обычаи, что было бы невозможно в других странах.
  
   {* Безсонов П. Русское государство в половине XVII века: рукопись времен царя Алексея Михайловича / Открыл, [снабдил примем.] и изд. П.Безсонов. М., 1859. Т. 1. С. 5-7.
   ** Третий раздел: "Об тежачеству". Крижанич напоминает и здесь основной принцип: "убого кралество, убог краль: богато кралевство, богат краль". Ибо только "от блага подданных людей, наполняется казна кралева". Земледелие же "есть всему богатству корень и основание: тежак (земледелец) бо кормит и богатит и себе, и реместника, и торговца, и болярина, и краля".}
   <[Site85Site]>
   "На умножении и на совершенстве тежачества (земледелие. -- В.Т) в России Крижанич рекомендовал следующие меры:
   во-первых, необходимо перевести на русский язык сокращенно западные "добрыя книги" о сельском хозяйстве. По животноводству он указывает малоизвестную книгу Aldrowandus'a[48],
   по земледелию -- знаменитый трактат Колера ("а Колер есть написал книги об тежанию поля, и оградов, и како ся имают сохранять и уживать (употреблять) всяки земельны овощи").
   Это был очень полезный совет, и если бы ему тогда же последовали, русские любители земледелия начали бы учиться по немецким образцам на полстолетия раньше, чем это случилось в действительности.
   Трактат Колера[49] был одним из первых крупных явлений столь широко развившейся впоследствии в Германии "хозяйской литературы" (Hausvaterliche Literetur),
   по которой наши сельские хозяева учились до начала XIX столетия.
   Затем Крижанич советует учредить особый корпус специалистов:
   разведчиков ("углядников"), которые разузнали бы, где роскошно родится или может родиться всякий хлеб, технические растения, травы, где удобнее разводить овец, лошадей, волов, свиней, рыб. И тогда надо предписать жителям и земледельцам тех местностей, чтобы они со всем тщанием занялись разведением и умножением таких культур, чтобы можно было иметь много избытков на продажу.
   Самыми выгодными продуктами земледелия Крижанич считал красильные растения, рекомендуя посеять около Астрахани известный ему бухарский сорт ревеня, с успехом культивируемый в немецком городе Вратиславле:
   "а из того бы сему царству многа корысть была на всякий год", ибо мы бы "сами дома сукна красили, и не бысмо толико блага Немцем за красила (краски) давали: и травы тыя бысмо им продавали".
   Крижанич недоумевает, почему в России запрещено употребление табаку, и настойчиво советует ввести эту выгодную новую культуру.
   Она удалась бы, по его мнению, особенно около Каспийского моря, по нижней Волге и по Дону, и русский табак не уступал бы немецкому:
   "... Велика бы з него могла быть прибыль казне Господарёвой, и польза всей земле: неколико бо сот или тысучь рублев на год бы остало на Руси, что ся извозит вон за табак". "Могло бы ся то зелье и в сей земле сеять<[Site86Site]> окол Астрахани, на Подонью, и у Башкиров. Насеять неколико нив, и добыть из Немец майстора, кий е умел приправлять и сукать (сучить)" и продавать бы готовый табак калмыкам, сибирским, татарским и черкасским народам, и литве и белорусам. Крижанич не видит особого греха в употреблении табаку и не верит в искренность официального мнения о нем. Истинной причино'й запрещения курения табаку Крижанич считал боязнь убытка для страны, производимого отливом денег за границу за ввозимый оттуда табак, но ведь запрещение в конце концов бессильно, табак все равно привозят тайком и только берут за него дороже в 10 и 20 раз. При разрешении продажи табаку последовала бы тройная выгода:
   1)"казне Господаревой бы ся чинила корысть",
   2) "многи... беху дома остали в народу, кои ся ныне вон извозят" и 3) люди радовались бы свободе, ибо с их шеи было бы снято двойное ярмо: телесное в виде царского запрещения и наказания и духовное в виде напрасного предрассудка.
   Крижанич почему-то не разделял уверенности высших московских кругов в возможности насаждения в России шелководства и также скептически относился к разведению винограда, полагая, что если его и можно было бы акклиматизировать, то только для приготовления уксусу и водки, а никак не вина, хороший же виноград царь мог бы, по его мнению, заказать возделывать для себя в Персии.
   Крижанич считал очень выгодным для России животноводство, пчеловодство и изготовление поташа. Последний ("пепел") надо, впрочем, жечь умеренно, чтобы, когда привезут его к Архангельску, его не оказалось слишком много, и цена на него не упала бы. Для животноводства он советует разузнать, нельзя ли завести в широких размерах пастбищное скотоводство, как в Венгрии, т.е. поискать удобные и безопасные от разбойников пастбища и завести там большие стада -- например, у башкир, ногайцев, мордвы, черемисов и сговориться также с калмыками, чтобы они разрешили русским пасти стада на их землях. Рекомендует пользоваться водяной силой, где окажется удобным для постановки разного рода "мельниц, ступ и делальниц" ("ступа суконная, коею ся на воде ототкает сукно"), "ступа крупной" (крупорусины), "мельница хлебная", лесопильная и т.д.
   <[Site87Site]>
   Кроме "углядников", выясняющих возможности распространения и улучшения сельскохозяйственных культур, Крижанич предлагает учредить еще подготовку специалистов по сельскохозяйственной архитектуре ("градильников"), которые возводили бы, по образцу немцев, разные сельскохозяйственные постройки. Особенное внимание Крижанич советует обратить на сельскохозяйственные орудия. "Како вояк без оружия, тако и тежак без орудия, есть некорыстен" (негоден). "Наши люди, якоже во многих иных промыслех разумом недалеко досягают; тако и в земли тежанию многу скудость разума и леность да неработливость свою оказуют". У русских земледельцев или нет, сколько нужно, необходимых орудий и сосудов, "или нечисто, тупо, некорыстно, нестройно, непригодно о'но имают". Поэтому надо учредить особых надзирателей ("урядников"), которые посещали бы крестьян и смотрели, имеют ли они хорошие сельскохозяйственные орудия и иные приспособления. И у кого чего не окажется, они будут принуждать его купить, если не сможет на наличные деньги, то в кредит ("да платит со временом"). Уездные начальники или государевы областные наместники должны держать у себя склады сельскохозяйственных орудий, "всяко орудие кметско железно на продаю") и продавать крестьянам "без прибыли, по указной цене, верно и по весу" -- "ножи, серпы, косы, мотыки, заступы, рала, топоры, млаты, клещи, оскорды (скребки), скобли, трезубы, зубачи, вилы, железные обручи, подковы, гвоздье, сковрады, мельнично железье, сведры (ведра), цепы, длета (долота), вудицы (удочки), горны железные, котлы, медники, и иное". Также разного рода посуду. Надо обратить внимание и на выработку специальных орудий применительно к разным видам работ. Например, топоры в России "есуть все едного обличия и едныя меры", тогда как в других странах топоры бывают "разного обличия, малы и велики, широки и вузки, легки и тяжки, такова разность много спосабляет на скорее делание и на добывание времена". За неимением хорошо приспособленных орудий русские строят двор полгода, тогда как при хороших орудиях можно было бы сделать эту работу в два месяца.
   Для уборки хлеба Крижанич очень советует воспользоваться опытом немцев и применять вместо серпов косы.
   <[Site88Site]>
   "Немцы при жатве стройно наряжают косы, вместо серпов. Прибияют к ним некия клинцы или зубцы (грабли. -- В.Ж.) и тако с великою скоростию косами сенными пожинают жито". Такой способ желателен для России, где вследствие частых дождей нужно убирать хлеб очень скоро. "Али здесь, с огорчением прибавляет Крижанич, -- все супротивно деяться вижу", ибо "и сенныя косы в некоих местех есуть тако малы, да ся мало что разлучают (мало чем розняться) от житных серпов".
   Наконец, Крижанич предлагал научить крестьян строить каменные и глинобитные постройки, крыть хорошо крыши соломой, а еще лучше соломой с глиной, что легко сделать и что предохраняло бы от пожаров.
   Это было самое большее, что допетровская Россия могла услышать о сельском хозяйстве. Но ей было тогда не до заимствования западных агрономических усовершенствований. Нельзя сказать, однако, чтобы во второй половине XVII в. русское сельское хозяйство находилось в застое, не говоря уже об упадке. По мере того как страна изживала кризис, начавшийся еще в XVI в. и усиленный Смутным временем, происходило значительное экстенсивное распространение и интенсификация сельского хозяйства, главным образом, в смысле обращения порозжих земель в культурные и восстановления трехпольной паровой-зерновой системы. Перелог постепенно сокращается50. К концу XVII в. паровая-зерновая система "опять завоевала себе первенствующее место в Замосковье"*. {* Готье Ю. Замосковный край... С. 439-451.}
   Что касается земледельческих орудий, то они остались такими же, как и в XVI в.**. {** Уже в XVI в. преобладающим земледельческим орудием в Московской Руси была соха, вытеснявшая старый плуг вместе с распространением трехпольной паровой-зерновой системы земледелия. И тогда уже употреблялись железные сошники. (Рожков Н. Сельское хозяйство Московской Руси... С. Ш-117.)}
   Жизнь русского землевладельца -- служилого человека, во второй половине XVII в. текла по-прежнему в тесных условиях тогдашнего государственного строя и культурного быта, то привлекая его к деревне временными передышками в войнах, то отталкивая опять к тяжелой походной службе.
   <[Site89Site]>
   Потребности были очень ограничены. Служилый человек, даже крупного чина, жил в доме, немного отличавшемся от зажиточной крестьянской избы, и обнаруживал свое богатство только обильными праздничными пирами, на которые собирал у себя много гостей, дорогой одеждой, богатым выездом и многочисленными слугами. Обилием последних объясняется в большой мере та внимательность, какую обнаруживали к сбору "столового обихода" даже такие большие бояре, как Морозов и Одоевский. В конце XVII в. этот крепко сложенный старый быт дает трещину, через которую все больше и больше просачивается иноземное влияние. Но стать культурным сельским хозяином было трудно даже и богатому боярину, потому что над ним все еще продолжала тяготеть служба, направляя его внимание и интерес в сторону, далекую от хозяйства, а культурные влияния шли главным образом из области искусства, военной и промышленной техники. Хозяйство же продолжали вести по старине, т.е. предоставляя техническую сторону дела умелости, усердию и сообразительности крестьян, и следя лишь за исправностью в отбывании работ и извлечением возможно большего дохода из всяких крестьянских дел и промыслов.
   <[Site90Site]>
   ++++++
   ГЛАВА ТРЕТЬЯ
   ++++++
   Мероприятия по сельскому хозяйству при Петре Великом.
   Заботы о расширении пашни.
   Меры к развитию различных отраслей хозяйства.
   Табаководство. Разведение конопли. Садоводство.
   Улучшение рогатого скота.
   Коневодство.
   Овцеводство.
   Заботы об общем улучшении земледелия.
   Проект Любераса.
   Передача заведования мероприятиями по сельскому хозяйству Камер-коллегии.
   Распоряжение об уборке хлеба косами.
   Мысль о подготовке специалистов по сельскому хозяйству.
   Попытка перевода трактата Гоберга.
   Объединение и усиление дворянства при Петре и его ближайших преемниках.
   Закон о единонаследии (слияние поместий с вотчинами).
   Смешение крепостного крестьянства и холопства.
   Любители земледелия из сотрудников Петра.
   Инструкция Артемия Волынского.
   Мысли посошкова о сельском хозяйстве и крепостном праве.
   ++++
   Служебная лямка была натянута опять и чрезвычайно туго при Петре I[51]. Продолжительная упорная война, постройка Петербурга и других крепостей и городов, обучение новой сухопутной и морской технике оставляло служилым людям мало времени для хозяйственных забот, а уклонение от служебных обязанностей сурово преследовалось. Но именно при Петре закладываются основы рационального отношения к сельскому хозяйству. Конечно, Петр интересовался сельским хозяйством гораздо меньше, чем техникой военного дела, кораблестроением и фабрично-заводской промышленностью, но присущая ему любознательность и стремление отыскать новые источники казенного дохода принесли и здесь свои плоды.
   От старой московской практики Петр воспринял заботу о расширении хлебопашества. В законодательных памятниках его времени мы находим, как и раньше, меры к увеличению пашни на государственных землях. "А пашенных крестьян... -- говорится в указе 18 февраля 1696 г. нерчинским воеводам, составленном совершенно в духе старых московских приказных бумаг, -- селить на пашне, с великим радением, чтоб всякими меры и радением хлеба завесть<[Site91Site]>больше..."*.
   В следующем году указ (31 марта 1697 г.) окольничему и воеводам в Казани кн. Львову[52] со товарищи предписывал "смотреть неоплошно, чтоб (на прибавленной бывшим воеводой десятинной пашне. -- В.Ж.) пахали и жали в подобное время, а не изпоздав, и худыми б Семены не сеяли"; "и сколько сеется озимаго и яроваго хлеба и что бывает лучшаго и средняго и худаго роду, о том... писать к Великому Государю подлинно, чтоб про то про все Великому Государю... показать со всяким радетельством и учинить в той десятинной пашне немалую прибыль"**.
   В том же 1697 г. было предписано (указом 1 сентября) сибирским властям "розведывать накрепко", нельзя ли прибавить к старой пахоте десятинной пашни, и посопного хлеба, и денежных оброков, и если можно, установить такую прибавку "и над пашенными крестьяны в Государеве пашне надзирать почасту, чтоб те крестьяне Великаго Государя пашню пахали всю сполна без недопашки..." "Чтоб... перед прежними годы учинить Великаго Государя казне прибыль как б казне было прибыльнее и чтоб та прибыль и впредь была прочна и состоятельна, а всяким людем не в тягость"***.
  
   {* Полное собрание законов Российской империи. Собр. I. Т. Ш. N. 1542. Далее: ПСЗ. Указ (п. 10) требовал применения трехпольной системы, причем за обработку государевой пашни по одной десятине в каждом поле крестьянину должно было давать "собинные пашни" по четыре десятины в каждом поле.
   ** Там же. N. 1579.
   ***Там же. N. 1594. Указ повторяет, чтобы соответственно был увеличен и крестьянский надел: "пашни на себя пахали (бы) перед прежним слишком и дворами б своими и всякими заводом строились..."}
  
   В особенном наказе, отправленном в Нерчинск воеводою стольнику Бибикову, требовалось с найденных у кого-либо в дачах больших государевых землях допрашивать владельцев "для чего они тою многою землею владеют... и иных пахать в тех местах не пускают, и те порожния земли отдать тем же людям... на денежной или хлебной оброк.."[53]. "А буде на сии лишния непаханыя земли учнут посторонние служилые люди бить челом, за хлебное жалованье под пашню: и им давать по своему ж расмотрению... как бы Его Великаго Государя казне было лучше и прибыльнее, а людям не в тягость, и чтоб земли в пусте даром не лежали; и смотреть того прилежно, по
   <[Site92Site]>
   тамошнему состоянию, чтоб жители пространялись хлебною пахатью"*.
   В 1709 г. Петр дозволил всякие пустопорожние и "покидные" земли ("Патриаршия, Архиереиския и монастырския, стрелецкия, пушкарския, драгунския, казачьи") искать всем, кто захочет взять их на оброк"**.
   В 1712 г. то же было подтверждено относительно розданных после казни стрельцов стрелецких земель***.
   Расширению пашни в конце правления Петра и после него сильно способствовала проведенная им податная реформа (хотя он едва ли предвидел этот результат). Замена старого подворного обложения подушною податью уничтожила у населения страх перед увеличением пашни. Налог, положенный на душу, оставался в прежнем размере, как бы ни увеличивалась обрабатываемая площадь. "Благодаря подушной подати, ни ей одной, но во всяком случае и ей, Русская земля в XVIII в. распахалась, как не распахивалась никогда прежде"****.
   Изыскивая новые хозяйственные источники и внимательно присматриваясь к западным сельскохозяйственным порядкам, Петр I сделал довольно много для распространения специальных культур. Отчасти и здесь он шел по пути, уже проложенному старой московской практикой, но гораздо смелее, решительнее и с более широким размахом.
   Нет надобности напоминать подробно о том, что табаководство в Великой России было создано Петром, а в Малороссии, где оно составляло и раньше довольно распространенный промысел, оно было значительно расширено и улучшено. Петр приказывал покупать семена английского и голландского табаку*****,
   поощрял желающих разводить
  
   {* Наказ 1701 г. (Там же. Т. IV. N. 1835). В этом же наказе (п. 14) предписывается воеводе "для опыту" попробовать разводить "на добрых землях, где лутше и удобнее", ячмень, "потому что ячмень против иных хлебов поспевает скоро", и выдавать его служилым людям за хлебное жалованье.
   " Там же. N. 2222.
   *** Там же. N. 2562.
   **** Ключевский В. Курс русской истории. Пг" 1918. Ч. IV С. 133.
   Например, в 1715 г. адмиралу Синявину. (Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого... М., 1792. Т. X. С. 330).}
   <[Site93Site]>
   табачные плантации*
   и к концу своего правления мог уже видеть, что эта отрасль хозяйства привилась прочно**.
   Потребности кораблестроения и связанных с ним парусных и канатных фабрик и перспективы выгодного экспорта побуждали Петра обратить усиленное внимание на разведение льна и пеньки. В 1715 г. он предписал "во всех Губерниях размножить льняные и пеньковые промыслы, (например как обыкновенно промышляют льном во Пскове и в Вязниках, а пенькою во Брянску и в других городах), и для того приготовляли б земли и прибавляли севу на всякой год, например: кто сеял четверть, тот бы прибавил четверик; ежелиж возможно, и больше; а где тому не обыкновенны, как лен и пеньку учреждать, дабы обучали крестьян; и 6 том объявить в народе, что оной прибавок сену поведено иметь для всенародной пользы и им поживления")***. В этом же году Петр поручил оберсекретарю Щукину организовать казенную продажу пеньки через Петербургский порт, "пока... купцы Российские почувствуют сами пользу торговли у сего порта; ибо известно, что пример гораздо сильняе действует над людьми, не обыкшими еще, нежели наставление или принуждение"****. В 1721 г. Петр предписал "завесть в Малороссии на лучшем основании пенечной промысел, и размножить сей важнейший из продуктов наших, предписав... все способы"*****. В указе от 5 ноября 1723 г. Петр писал: "понеже в Ригу пенька из Польши изрядная идет, того ради тщаться... на Украйне, как в Великороссийских, так и в Малороссийских городах, оную умножать"******.
  
   {* Указом 3 декабря 1713 г. (Там же. С. 138).
   ** Указ 3 декабря 1723 г. Петр предписал тогда выписать еще семян лучших сортов табаку, испытанных в Малороссии, а также и соответствующих мастеров. Но за смертью Петра распоряжение это не было исполнено.
   *** ПСЗ. Т. V N. 2966; Голиков И. Деяния Петра Великого, мудрого преобразителя России, собранные из достоверных источников и расположенные по годам. М" 1788. Ч, V С, 101. Тогда же было запрещено отпускать за море льняные и конопляные семена, "но чтоб делали из оных маслы и оныя привозили к морским пристаням".
   **** Голиков И. Дополнение к деяниям Петра Великого... Т. X. С. 293-294.
   ***** Там же. Т. XIII. С. 151-152.
   ****** ?C3.T.VII. N. 4345.}
   <[Site94Site]>
   При отпуске пеньки из портов применялась строгая браковка по детально разработанным правилам, причем в предупреждение производителей и торговцев приказано было "во всех Губерниях и провинциях, где пенька родится, объявить, дабы во время мятья... смотрели накрепко... чтоб в уездах у пеньки концы или коренья отрывали и обрезывали и кострику выбивали начисто и на торги в городы с лапками и мокрую не возили", отпускали бы пеньку в Петербург, связанную в бунты с таможенною печатью, "а дабы в оном пенечном чищенье... того ради пенечным промышленникам, кои скупают в отвоз пеньку по вышеписанному уездных и градских людей обучать, покамест они то в обычай себе Примут"*.
   По свидетельству Голикова[54], в числе кабинетных бумаг Петра хранилось "разсуждение о пеньке, как удобнее оную сеять, снимать и приготовлять"**.
   Устраивая Петербург и его загородные места, Петр очень интересовался декоративным садоводством. Особенно удачны были сады в Петергофе и Стрельне (по планам архитекторов Растрелли и Леблона)[55]. Но Петр много сделал и для промышленного садоводства. Он заботился о развитии шелководства в Астрахани и на Кавказе, об увеличении виноградарства и виноделия, разведении аптекарских трав и даже хлопчатника. Известны строгие меры, принятые им для охраны лесов. Он побуждал губернаторов к разведению лесов и рощ (особенно дубовых) в окрестностях городов, и сам охотно сажал дубовые желуди в окрестностях Петербурга***.
  
   {* Там же. N.4210.
   ** Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого. М., 1795. Т. XVI. С. 353.
   *** См. подробно об этих мерах, а также вообще о сельском хозяйстве при Петре превосходную старую, но до сих пор мало устаревшую статью А.Афанасьева "Государственное хозяйство при Петре Великом" (Современник. 1847. Т. 3, N. 6. С. 75-134 (Отд. 2)); а также: Чугунов А. Исторический обзор мер правительства к развитию земледелия в России. Казань, 1858; Пономарев Н. В. Исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России от начала государства до настоящего времени. СПб., 1888.}
   <[Site95Site]>
   Относительно животноводства имеются известия о мерах Петра по насаждению холмогорской породы скота у Архангельска выписанным из Голландии скотом (в 1712 г.)*. {* Это предание, для точного обоснования которого документальных данных не сохранилось, в последнее время стали оспаривать. Однако М.И.Придорогин находит, что "экстерьер и характер производительности холмогорского скота говорит за большую вероятность происхождения его от скрещивания местного скота с голландской породой". (Скотоводство частное // Энциклопедический словарь Гранат. Т. 39. Стб. 394.)}
   В 1720 г. Петр устроил в Петербурге завод для изготовления масла и сыра по голландскому образцу, для чего "выписаны им были не только голландские коровы, но и коровницы тамошния".
   отребность в хороших лошадях для армии и транспорта при постройках городов, плохо удовлетворяемая конскими наборами у населения, побудила Петра принять меры и к улучшению коневодства. В 1712 г. было приказано купить в Силезии и Пруссии жеребцов и кобыл и завести конские заводы в губерниях Казанской, Азовской и Киевской. В 1720 г. Петр предписал Волынскому, бывшему тогда астраханским губернатором[56], устроить в Астрахани завод из частных лошадей от персидских жеребцов и черкасских кобыл. Им был основан еще "знатный" конский завод в Даниловской слободе Костромской провинции. Одновременно с учреждением Астраханского завода Петр, желая усовершенствовать породу крестьянских лошадей, приказал перевести несколько эстонских клепперов в Архангельск[57], а также на берега реки Обви, в Пермской губернии**. {** Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра великого... М., 1792. Т. IX. С. 195-196; ПСЗ. Т. IV N. 2467; Т. VI. N. 1792 и 3668; Мердер И. Исторический очерк русского коневодства и коннозаводства. СПб., 1897. С. 27-28.}
   Гораздо больше забот Петр приложил к развитию и улучшению овцеводства, побужденный желанием создать и укоренить суконное производство. До этого времени овцеводство в России было развито довольно значительно, причем широко удовлетворялся не только внутренний спрос, но много овчин, юфти и даже шерсти сбывалось за границу. Но до Петра в России разводили овец только простых пород, доставлявших грубую шерсть, годную лишь для изготовления толстых
   <[Site96Site]>
   сукон и других простых шерстяных изделий*.
   С Петра же начинаются мероприятия по развитию тонкорунного овцеводства. По словам Голикова, Петр покупал и нанимал "великое число овец и овчаров" из Польши, Саксонии и Силезии. В 1716 г. Петр нанял в Силезии и Польше 40 овчаров и суконных мастеров и предписал Сенату поселить их в Киевской и Азовской губерниях для наблюдения за овечьими стадами, причем требовал не вмешиваться в их работу: "как они хотят, так за овцами и ходят, и шерсть снимают, по своему обычаю"**.
   В 1720 г. Петр приказал астраханскому губернатору завести овчарные заводы в местах около Дербента и Терека, прислав ему также силезских овчаров***.
  
   {* Чернопятов И.Н. Исторический очерк развития тонкошерстного овцеводства в России и обозрение нынешнего положения его. М., 1873. С. 3-4.
   ** ПСЗ. Т. V N. 3017.
   ** Там же Т. VI. N. 3668.
   *** N. 4002. Другие указы Петра по овцеводству см. в ст.: Попечительность Петра Великого об улучшении овцеводства в Малороссии // Земледельческий журнал. 1828. N. XXIII. С. 195-196.}
  
   В 1722 г. при свидании в Москве с гетманом Скоропадским, Петр говорил с ним о развитии улучшенных пород овец в Малороссии и затем послал ему[58], а также генеральному писарю Савичу и полковнику Полуботку указ от Мануфактур-коллегии[59], "чтоб в Малой России господари своих овец содержали по шленскому обыкновению", причем было приказано раздать окрестным многовотчинным людям (соразмерно числу деревень) овец, содержавшихся на казенных заводах, "хотя б кто принять не похотел", и также распределить между ними и овчаров***. Коллегия приложила к указу "регулы, как оных овец содержать". В этих регулах предписывалось отбирать в помещичьих стадах белых овец и припускать к ним в положенное время баранов, передаваемых от Мануфактур-коллегии с платой за каждого барана в полталера или в обмен на баранов же. Из регул видно, что заведование овчарными заводами было поручено майору Кологривову, у которого были ученики. Черных и серых овец предписывалось постепенно переводить в расход, а относительно ухода за белыми овцами даны указания об их содержании,<[Site97Site]> корме, стрижке и лечении*. Скоропадский указ исполнил, но, видимо, неохотно, и послал в Мануфактур-коллегию отзыв, в котором хотя и выражал надежду, что у некоторых полковников могут быть "початки тых заводов", однако сомневался, чтобы в Малороссии вообще могли завестись "знатные овечыи заводы", ибо этому препятствуют: 1) отсутствие искусных людей, 2) недостаток "в полевых полках и на степах тамошных полезной для тых овец паши (травы) нет, понеже на ных травы родятся былиоватые, а не дробные". Кроме того Скоропадский сообщал, что "як слишно, еще и падеж есть на овци, много поздихало, везде издихают"**.
  
   {* Там же. С. 187-190. Предложение от Государственной Мануфактур-Коллегии о содержании овец в Малороссии.
   ** Там же. С. 191-192; ПСЗ. Т. VII. N. 4532; Голиков И. Деяния Петра Великого... М., 1789. Ч. IX. С. 119; Его же. Дополнение к Деяниям Петра Великого... М" 1794. Т. XIV С. 330.}
  
   Однако убеждения Скоропадского не подействовали, и 15 июня 1724 г. Петр издал подробный указ, в котором напомнил о своем разговоре со Скоропадским, указе и регулах 1722 г., отметив, что пока "никакого успеху в том деле в Малой России нет; ибо Гетман Скоропадский покойный вскоре... умре, а Полуботок и Савич, яко недоброжелательные своему отечеству... не хотели видеть в действе повеления Нашего, и оное утаили, и никому тех регул не объявили. А между тем уже некоторые Великороссийские помещики, такоже и в Слободских полках зачали по тем регулам содержать овец, и от того прибыль великую против прежняго получают, так что продают шерсть по два рубли по две гривны и больше, а по прежнему содержанию овец токмо по полтине и по дватцати алтын пуд в продажу идет, а Малая Россия той пользы по се время не имеет"[60]. Считая такое положение ненормальным, "понеже Малую Русию Бог благословил паче иных краев Российского Государства способным воздухом к размножению овец и доброй шерсти", Петр подтвердил свой прежний указ и "повелел: всем Малороссийским жителям овец своих содержать по регулам, каковы дадутся из Малороссийской Коллегии[61], и шерсть продавать на суконные Его величества заводы и тою прибылью [98Site]>пользоватца"*.
   Было предписано напечатать столько экземпляров "регламента о содержании овец", "сколько потребно для раздачи всем жителям Малороссийским и раздачу оных смотреть прилежно"**.
   Вместе с указом Петр разослал еще и особые указы малороссийским полковникам, как видно из сохранившегося указа нежинскому полковнику П.П.Толстому[62]. Возможно, однако, что некоторые малороссийские помещики уже раньше стали приступать к улучшению овцеводства. По крайней мере, по свидетельству Голикова, в 1722 г. в Малороссии было более полутораста тысяч овец улучшенных пород***.
   В 1724 г. Петр отправит в Силезию упомянутого выше майора Кологривова с двумя молодыми дворянами -- Игнатием Деревецким и Сергеем Волчковым и с двумя лучшими русскими овчарами "для достоверного усмотрения и обучения, как там овец в летнее и зимнее время содержат, довольствуют и стригут". Командированные вернулись в Петербург уже после смерти Петра в августе 1727 г. В это время, по сведениям, имевшимся в Сенате за 1726 г., в слободских полках Малороссии содержалось "для вкоренения к суконному делу доброй шерсти" 338 902 овцы. Ввиду того, что Малороссийская коллегия нуждалась в специалистах, Сенат по предложению Мануфактур-коллегии[63] распорядился послать туда Деревецкого и Волчкова "для определения к надзиранию у Малороссийских обывателей овец по кошарам, ибо они для того нарочно были в Шлезию (Силезию. -- В.Ж.) посыланы"****.
   {* Попечительность Петра Великого об улучшении овцеводства... С. 194 (выписка из указа).
   ** "Когда вы получите из нашей Малороссийской Коллегии Универсал и регламент о содержании овец, то надлежит вам самим по тому поступать и тем дать образ всему полку твоего жителям и смотреть на крепко, чтоб повеление Наше, в оном универсале объявленное, конечно было исполнено; а ежели вы сами, или подчиненные ваши того нашего повеления не будете исполнять, то все взыскано будет на вас". (Там же. С. 193.)
   *** Голиков И. Деяния Петра Великого... М., 1789. Ч. VIII. С. 416.
   **** ПСЗ.Т. VII. N.5201.}
   В 1724 г. Петр предписал В.Новосильцову, президенту Коммерц-коллегии перевести русскому послу в Испании кн. Голицыну[64] деньги на покупку овец и баранов и сам<[Site99Site]> писал об этом Голицыну*. За смертью Петра эта мера осталась, по-видимому, неосуществленной. Население (и близкие к нему местные власти) относились к мерам центрального правительства не только сдержанно, но и с большим недоверием в силу экономических мотивов. Сдача шерсти по казенной цене на фабрику при отсутствии надлежащей постановки сортирования шерстей давала овцеводам слишком малую выручку, не окупавшую трудов и расходов по содержанию улучшенных овец и приставленных к ним иностранных мастеров. Поэтому, несмотря на энергичные меры Петра и его ближайших преемников, разведение улучшенных овец в Малороссии подвигалось туго и скоро стало обнаруживать признаки упадка.
   Наконец, из мер Петра по отдельным отраслям народного хозяйства следует упомянуть и о его заботах о развитии и улучшении рыболовства. Он отбирал во имя государственной пользы рыбные ловли из частного владения, велел описать все имеющиеся рыбные ловли в реках, озерах, источниках и заливах, переоброчить их и давать на откуп, запретил ловлю рыбы "самоловами", учреждал компании для морских рыбных и звериных промыслов, издавал правила о солении рыбы и приготовлении икры и т.д.**
   Гораздо меньше забот Петр проявил в деле общего улучшения русского сельского хозяйств. Западное сельское хозяйство производило на него, по-видимому, сильное впечатление своим большим порядком, лучшими орудиями и приемами работы, и он порывался иногда перенести что-нибудь к себе на родину***.
   {* Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого... М., 1794. Т. XIV. С. 235-236.
   ** Афанасьев А. Государственное хозяйство при Петре Великом. Ст. 1. И Современник. 1847. Т. 3, N. 6. С. 119-123 (Отд. 2).
   *** Известно свидетельство Штелина, что Петр "на пути своем чрез Германию, Голландию и Францию дорогою выходил во многих местах из дорожной Своей коляски, рассматривать и исследовать полевыя и домашния работы крестьянския, и с самими мужиками о том говорить. Он часто ходил скрытно в домы их и шалаши, разсматривал их жилища, хлебопашеский орудия и все их домашния и хозяйския заведения, повелевал оныя вещи срисовывать, и вкратце вносил свои примечания в записную Свою книжку, которую Он всегда при Себе имел". (Штелин Я. Подлинные анекдоты о Петре Великом, слышанные из уст знаменитых особ в Москве и Санкт-Петербурге, и извлеченные из забвения Я. Фон Штелиным. М., 1800. Ч. 1. С. 58). Еще в первую заграничную поездку, отъезжая из Голландии в Англию, Петр шел пешком от Бриля до Эльфорта, "поелику от сего города до Эльфорта находится множество садов и прокопов... дабы оныя обозреть". (Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого... М., 1791. Т. V. С. 41). Характерен также рассказ, переданный Голиковым со слов барона Черкасова, что однажды во время путешествия по Франции Петр увидел священника, работавшего в саду около своего дома, остановил экипаж, подошел к нему и долго расспрашивал его. Узнав, что от своего собственного труда он получает "несколько сот годоваго доходу от продажи шелку и плодов", больше, чем от своих бедных прихожан, Петр сказал спутникам: "Вот доброй человек, которой через собственные свои труды имеет во всем нужном достаток и живет хорошо. Напомните Мне о сем, когда возвратимся в отечество. Я буду стараться возбуждать и своих часто празднолюбивых деревенских попов, дабы они, упражняясь в обрабатывании полей и садов, снискивали тем надежнейший хлеб и лучшую жизнь, нежели каковую они без того имеют". (Голиков И. Деяния Петра Великого... Ч. V С. 348-349). Не видно, однако, чтобы по возвращении в Россию Петр осуществил эту мысль.}
  
   Но занятый другими неотложными делами,<[Site100Site]>он ограничивался отдельными случайными мерами и едва ли очень интересовался их результатами.
   Еще в начале Шведской войны[65] Петр потребовал воздействовать на русских крестьян примером иноземных земледельцев и прислать их в Россию для поселения среди русских крестьян в разных нехлебородных губерниях. Шереметев[66], разоривший дотла Лифляндию и взявший там, по словам самого Петра "полону 12 000 душ, кроме служивых", поступил гораздо проще. "Указал ты, государь, -- отвечал он Петру 8 сентября 1702 г., -- купя, прислать Чюхны и Латышей не малое число, и твоим государевым счастием и не купленных пошлю, и сколко, и то писано ниже сего; а мочно было и не одну тысечу послать, толко трудно было весть, и тому рад, что ратные люди взяли по себе; и к Москве посылка не дешева станет, кроме подвод, а подводы в конец разорились. Кой час приду в Псков, пошлю тотчас сто двадцать шесть семей, а в них шестьсот шездесят человек мужеска и женска полу, и в том числе свыше семи лет пятьсот тритцать три человека, а семи лет и ниже сто двадцать семь голов; а на корм им, и прогонных денег и на покупку, у которых одежи и обуви нет, изойдет пятьсот сорок восмь рублев дватцать три алтына<[Site101Site]>две денги, опричь сухарей"*. Каков был результат этой попытки, неизвестно, и не видно, чтобы Петр интересовался им. Война отвлекла мысли и внимание в другую сторону. Но к концу войны, занявшись переустройством центрального управления, Петр опять вернулся к мыслям об улучшении земледелия. Голиков сообщает, что в 1718 г., при обсуждении вопроса о коллегиях, Петр имел намерение создать "особую Коллегию Земледелия[67], как-то удостоверен я был о сем от почтейнейших старцов времян его"**. Мысль эта подсказывалась Петру с давних пор. Еще во время пребывания его в Англии в 1697 г. ученый богослов Френсис Ли в поданном Петру проекте преобразования управления Россиею в число намеченных коллегий включил "коллегию для усовершенствования природы", по образцу Лондонского Королевского Общества[68]. В задачу этой коллегии должно было входить, между прочим, составление проектов, удобрение почвы и вообще обсуждение вопросов сельского хозяйства и собирание данных о производительности страны***.
  
   {* Письма и бумаги императора Петра Великого. СПб., 1889. Т. И. С. 395-- 396. См. также: Голиков И. Дополнение к деяниям Петра Великого... М., 1791. Т. VI. С. 163-165. Голиков прибавляет к этому сообщение: "Мы из многих мест истории войны сей видим, что Его Величество, как военнопленных, так и деревенских жителей завоеванных провинций высылал многия тысячи в Россию, и в разных местах заселял оными земли".
   ** Голиков И. Деяния Петра великого... М" 1788. Ч. VI. С. 243; Голиков И. Дополнение к деяниям Петра Великого... М., 1794. Т. ХII. С. 128-129.
   *** Брикнер А.Г. История Петра Великого. СПб., 1882. Т. I. С. 232-233.}
  
   При самом обсуждении вопроса о коллегиях Петру был представлен бароном Люберасом проект учреждения, не в пример Швеции, особой "Экономии-Коллегии"[69]. Люберас доказывал, что Швеция не нуждается в такой коллегии, "поелику ограниченное сего государства местоположение не предполагает того, чтобы оной стараться о распространении хлебопахотных земель, полей для выгона скота, о заводе лошадей, овец или другом достойном прилежания скотоводстве и прочих других полезных земных разведениях". Россия же, где земледелие и скотоводство являются основой всего народного хозяйства, находится в совершенно ином положении. Главной задачей нового ведомства Люберас ставил<[Site102Site]>детальное собирание сведений о состоянии сельского хозяйства, затем составление кадастра земель, попечение о лесном хозяйстве, о земледелии, о рыбных ловлях, наблюдение купно с полицай-коллегией за хлебными ценами и народная перепись*.
   Петр не принял этого предложения и поручил заботу о сельском хозяйстве Камер-коллегии, имевшей главным образом фискальные задачи**.
   В мотивировке указа об учреждении Камер-коллегии сквозит, однако, характерная для Петра мысль о народнохозяйственной основе финансов: в управлении налогами Камер-коллегия "подлиное определение учинить не может, пока совершенно неуведомится о натуре (природе), о ситуации (состоянии), о расположении, о расходах и о оброчных статьях Государства, и надлежащих ко оному народов и провинций". Поэтому регламент Камер-коллегии предписывает ей "о состоянии, натуре и плодородии каждой провинции, и запустелых дворов и земель накрепко уведомлятися, и наипаче о том старатися, чтоб как возможно, запустелые дворы и земли помалу паки населять, и всякой пустоты, осторожным домодержав-ством, впредь престерегать и отвращать, и при сем чтоб леса, а наипаче потребный деревья сохранены и во всех местах, где возможно, добрый и при том другия потребный вещи насаждены и возвращены были; також земледелие, скотские приплоды, и рыбныя ловли, везде по возможности умножать, к приращению приводить, и того ради имеет Коллегиум с Губернаторы и воеводами прилежно кореспондовать; и во всех таких к приращению всего Государства (надлежащих) делах, всяким образом споспешествовать"***.
  
   {* Берендтс Э.Н. Барон А.Х. ф. Люберас и его записка об устройстве коллегий в России. СПб., 1891. С. 15-16.
   ** Голиков полагает, что главным препятствием, помешавшим Петру учредить такую коллегию, был недостаток подготовленных к этому людей, а также укоренившиеся у людей предрассудки. "...Могли Великий Государь в свое время сыскать толь многое число, как в самую Коллегию сию, так и в частныя от нея зависящия по губерниям общества, таких людей, которые бы сверьх... знаний имели необходимо и врожденную к земледелию способность, склонность, также безкорыстие и патриотическую ревность к исполнению возложеннаго на них служения?" (Галиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого... Т. ХII. С. 343-350).
   *** 11 декабря 1719 г. (ПСЗ. Т. V N. 3466.).}
   <[Site103Site]>
   Вскоре после открытия действий Камер-коллегии Петр поставил ей специальную задачу: изменить принятый в России способ уборки хлеба. Весной 1721 г. он отправил в разные губернии и провинции (в 10 мест) 92 лифляндских земледельцев (туземных и русских) с особыми офицерами, чтобы научить русских крестьян убирать хлеб не серпами, а косами с граблями, и предписал местным властям присмотреть за этим. Голиков приводит один из этих указов (тульскому воеводе Ивану Данилову[70]): "Понеже в здешних краях в Курляндии в Лифляндии, также и в Прусах у мужиков обыкновение такое, что хлеб снимают вместо серпов малыми косами с граблями, что пред нашими серпами гораздо спорее и выгоднее, так что средний работник за десять человек сработает, из чего и видеть возможно, какое великое подспорье будет в работе, для чего хлеба умножать будут, того для сыскали Мы здесь таких мужиков, чтоб обучили Наших, из которых посылаем к вам в Тульскую провинцию девять человек с такими косами и прочими их инструментами; и когда они у вас явятся, тогда отправьте их на Епифань, на Веневу и в прочия хлебородная места, подсудствующия вашей провинции, чтоб в оных местах Наших Русских мужиков обучили хлеб снимать такими косами с граблями". Со своим обычным недоверием к инициативе русских людей Петр продолжает: "И понеже хотя что добро и надобно, а новое, то Наши люди без принуждения не сделают: того ради разпоряди сам, и пошли верных людей, чтоб конечно нынешним летом выучить сколько возможно; также во всей провинции вели такия косы и грабли делать, и сроку дай, чтоб от сего числа в то лето все в вышепомянутых местах хлебных так косили, а ныне сколько выучишь, и сколько сим образом скосят, где и чьи мужики, о том Нам рапортуй Сентября в последних, или Октября в первых числах; ибо взыщется на вас; и пока они там будут жить и обучать, велите им давать денег по полтине на месяц каждому и квартиры, где жить..." К этому циркулярному указу Петр приписал: "Всем сим мужикам давать денег по полтине на месяц, как в указе написано; однакож которые хорошо будут обучать Наших, то по разсмотрению своему для потешения им деньгами или<[Site104Site]>другим чем учините и прибавку, дабы прилежнее обучали, и велите за ними смотреть"*.
   Вместе с этим циркуляром местным властям Петр послал указ президенту Камер-коллегии кн. Голицыну[71]
   (И мая 1721 г.), буквально повторяющий содержание первого циркуляра с требованием, чтобы Камер-коллегия со своей стороны понудила губернаторов и воевод к скорейшему исполнению дела**.
  
   {* Голиков И. Деяния Петра Великого... М., 1789. Ч. VII. С. 275-277. К указу была приложена поименная роспись посылаемых земледельцев (двое лифляндцев и семь русских, "которые в Курляндии жили и косить хлеб умеют"). См. также: Его же. Дополнение к Деяниям Петра Великого... Т. XIII. С. 190. В семье Болотовых сохранилась краткая инструкция, данная Петром подпоручику Болотову (отцу мемуариста) 11 мая 1721 г. из Риги. Через сто с лишком лет престарелый А.Т.Болотов передал эту доставшуюся ему от отца реликвию для напечатания в "Земледельческий журнал". Инструкция гласит: "Принять тебе здешних мужиков девять человек и ехать с ними в Танбов с поспешением, дабы можно было с ними поспеть к тому времени, как начинают первой хлеб снимать и будучи дорогою их беречь, дабы не разбежались, а когда с ними будешь на Москве, тогда возми на них у Виц Губернатора Московского на дорогу правианту, также и подводы и конвой и приехав в Танбов отдал их там с Указом Воеводе Глебову и в приеме оных возми у него Воеводы росписку". (Земледельческий журнал. 1833. N. II. С. 225.)
   ** "...Из Коллегий от себя подтвердите, чтоб конечно нынешним летом
   выучить (этому способу снимать хлеб. -- B?2K, .) сколько возможно. Также велите, против образцовых, косы и грабли делать, дабы умножить, и в будущее лето в тех хлебных местах, чтоб все так косили, (ибо сами знаете, что добро и надобно, а новое дело, то Наши люди без принуждения не сделают". (ПСЗ. T.VI. N. 3781.)}
   Эта мера была, по-видимому, не безуспешна. Через пять лет, уже после смерти Петра, вследствие просьбы лифляндских косцов из Тамбовской провинции об отпуске их домой, Сенат затребовал ведомости от Камер-коллегии, и она донесла, что "помянутых Лифляндских и Курляндских мужиков послано в Губернии и Провинции в десять мест девяносто два человека, а по ответствию де из тех Губерний и Провинций крестьян обучено в Московской Губернии восемьсот-девять человек, кос сделано 1874, грабель 1782; в Нижегородской обучено четыре тысячи двести семдесят девять, кос сделано 6066, грабель 88; в Киевской обучено шесть сот два, кос и грабель сделано 661, Переяславской Провинции... обучено семь тысяч шестьсот девять, кос и грабель сделано тож число: и того обучено тринадцать тысяч<[Site105Site]>триста человек; кос сделано 16 211, грабель 10 141; а в Тамбовской Провинции по объявлению оной обучено русских мужиков многое число, и Лифляндские косцы живут праздно; а из Тульской, из Калужской, из Казанской, из Елецкой, из Шацкой Провинций о тех косцах ведомостей не прислано". Сенат постановил, согласно мнению Камер-коллегии, лифляндцев "отпустить, дав им жалованье по отпуск, да на проход до домов их по пропорции мест; а чтоб то обучение в косьбе хлеба не было от мужиков кинуто, того Камер-Коллегии велеть смотреть Земским Комисарам вкупе с обретающимися на вечных квартирах Штаб- и Обер-офицерами, и по всякой возможности всем уездным людям вводить в обычай, чтоб хлеб, вместо серпов, съимали косами, понеже из того польза собственная их обывательская та, что вместо многих жнильщиков один человек показанными косами хлеб убрать может; а в которых Провинциях такие посланныя косцы еще обывателей не обучили, на тех провинциях взыскивать Камер же Коллегии: для чего и за каким препятствием чрез многое время упущено, и жили оные косцы праздно, и принуждать, чтоб оные к косьбе хлеба обучили, а как обучат, то об отпуске их чинить против вышеписанного"*.
   В том же 1721 г., отправляя Бестужева[72] послом в Швецию, Петр в числе "препорученных ему собственных комиссий" указал ему, "чтоб он принимал в его службу и присылал в Россию довольное число мастеровых искусных в разных знаниях людей, а именно, по причине лежащих под одним параллельным кругом городов Стокгольма и Петербурга, садовников, земледельцев, людей, искусных в знании и хождении за лесом"**.
   {* Там же. Т. VII. N. 4912.
   ** Голиков И. Деяния Петра Великого... Ч. VII. С. 395-396.}
   От последних лет жизни Петра дошло несколько свидетельств, указывающих, что он был озабочен тогда организацией агрономической подготовки правительственных агентов и распространением агрономических знаний. Так, 5 февраля 1772 г. в инструкциях Герольдмейстеру[73]
   он отметил, что "здесь... особливо в економических делах почитай<[Site106Site]>ничего нет" (в смысле подготовки) и приказал ему "пока Академии исправятся, учинить... краткую школу; и... от всякой знатных и средних дворянских фамилий обучать економии и гражданству указную часть"*. 23 января 1724 г. Петр набросал на проекте Академии наук памятную заметку о посылке молодых дворян для обучения в чужие края, в которой между прочим отмечено "прежде всего должен тот, кому пред некоторым временем сие было приказано, сыскать способное место, в которое бы послать молодых людей для обучения домоводству"**. По свидетельству Голикова, от 3 января 1723 г., в кабинете Петра осталась записка, писанная его рукой: "о смотрителе в земле плодоносия"***.
  
   {* ПСЗ. Т. VI. N. 3896 и 3897 (указы о смотрах и преследовании нетчиков).
   ** Голиков И. Деяния Петра Великого... Ч. IX. С. 62-63.
   *** Его же. Дополнение к Деяниям Петра Великого. Т. XIV. С. 52.}
  
   Пожалуй, самым интересным памятником последних лет жизни Петра является его приобщение русских людей к западной агрономической литературе того времени. В 1723 г. он поручил архиепископу новгородскому Феодосию[74] распорядиться о переводе обширного, незадолго перед тем вышедшего новым (четвертым) изданием трактата барона Гоберга (Hohberg) "Georgica curiosa"[75]. Организация перевода была поручена выходцу из Чехии, известному знанием немецкого языка Феофилу Кролику[76], асессору Синода и архимандриту Новоспасского монастыря, а он передал книгу переводчикам Синода Розенблуту и Василью Козловскому[77]. В 1724 г. Петр потребовал их к себе в работу, и ему были представлены статьи из седьмой книги -- о земледелии, десятой -- о пчелах и червях шелковых, одиннадцатой -- о водах, двенадцатой -- о лесах. Петр был неприятно поражен действительно подавляющим многословием трактата, вычеркнул из представленных ему частей перевода все, по его мнению, лишнее и дал переводчикам для продолжения их работы характерное наставление: "Понеже немцы обыкли многими рассказами негодными книги свои наполнять только для того, чтобы велики казались, чего, кроме самого дела и краткого перед великою вещью разговора, переводить не надлежит; но и вышереченный разговор, чтоб не праздной ради красоты и для<[Site107Site]>вразумления и наставления о том имущему был, чего ради о хлебопашестве трактат выправил (вычерня негодное) и для примера посылаю, дабы по сему книги переложены были без излишних разсказов, которые время только тратят и ...охоту отъемлют".
   Перевод был закончен уже после смерти Петра. В 1730 г. он был совершенно готов и хранился частью в Синоде, частью в библиотеке Феофила Кролика. В 1745 г. о нем вспомнил барон Черкасов[78], потребовал его к себе и, просмотрев несколько глав, возвратил обратно переводчику Василью Козловскому*. {* Пекарский П.[П] Наука и литература в России при Петре Великом. СПб., 1862. Т. I. С. 213-214.}
   Так книга эта и не увидела света в России. Насколько она была сокращена переводчиками, неизвестно (рукопись перевода книги не описана, и мы не имеем никаких указаний на то, сохранилась ли она еще и где находится в настоящее время). Нам удалось достать первую часть немецкого оригинала, образующую объемистый том в 870 страниц folio. Автор, вынужденный оставить свою родину -- Австрию -- из-за религиозных убеждений (он перешел из католичества в протестантство), остался, однако, австрийцем в душе, посвятил свою книгу "высокохваль-ным сословиям господ обоих эрцгерцогств Австрии". Го-берг писал свои советы к естественным, экономическим и юридическим условиям Австрии. Гоберг писал свой трактат в преклонном возрасте (родился в 1612 г.), имея за собой долгий практический опыт управления собственными крупными имениями в Австрии и обширное знание сельскохозяйственной литературы. Участвуя в Тридцатилетней войне, он имел много случаев наблюдать различные способы ведения хозяйства в Германии и Австрии. При самом составлении книги он пользовался советами многих любителей сельского хозяйства -- крупных землевладельцев, высших чиновников и ученых. Он был вообще широко образованным человеком в духе своего времени, что отразилось в его изложении, пересыпанном многочисленными цитатами из разных, по преимуществу древних авторов. Но его книга далека от собственно научных исканий<[Site108Site]>и представляет собой типичный образчик весьма распространенной в XVII и XVIII вв. так называемой "хозяйской литературы" (Hausvaterliche Literatur). Гоберг начинает с обстоятельного обзора агрономической литературы в различных странах, начиная с древнеримских писателей, очень хвалит между прочим из более новой литературы широко распространенный в Германии трактат болонского сенатора Petrus de Crescentiis и Theatre d'Agriculture Olivier de Serres[79] и подробно характеризует предшествующую ему немецкую литературу. Он черпал из разнообразных источников и по вспомогательным знаниям. "Nulla enim Professio amplior, quam Oeconomia... представляющая как бы океан, в который сами собой текут каналы, потоки и ручьи из всех специальностей (fakultaten) и наук..."
   Весь труд слагается в основном из двух частей*,
  
   {* В издании 1716 г., вышедшем после смерти Петра (Гоберг скончался в 1688 г.), прибавлена, в качестве дополнения, еще третья часть, составленная в духе первых двух книг, в развитие указаний и соображений Гоберга, измененных в этих книгах. См. о разных изданиях трактата Гоберга у Т. фон дер Гольца: Goltz T.A.L.G. v.d. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Stuttgart; Berlin, 1902. Bd. 1, S. 300.}
   каждая из шести книг, разделенных на много кратких глав, издан роскошно по типу старинных протестантских библий, с гравюрами. В первой книге уделено много места характеристике качеств и обязанностей самого домохозяина, изобилующей моральными наставлениями -- о богобоязненности, христианском поведении, отношении к жене и детям, прислуге, работникам и крепостным крестьянам. Хозяин должен любить свое дело и хорошо обучиться ему, соблюдать умеренность в образе жизни, остерегаться азартных игр, алхимии, судебных кляуз, великолепия и расточительности в еде и одежде, роскошных построек, поручительства за других, вести свои расходы по приходу так, чтобы ему оставался хотя бы малый избыток, который он мог бы хранить на случай экстренных расходов; так он поддержит свое доброе имя и кредит (Кн. I, Гл. I, XXXVII, LXXIX -- LXXXIV, СХХХ, Кн. II, Гл. XXIII и другие). При обучении молодого дворянина необходимо следить, чтобы он был хорошо подготовлен по латыни и в правилах разного языка, имел бы навык к чтению, усвоил бы<[Site109Site]>хорошие манеры, чтобы прилично являлся при дворе, в университете выбирал бы не теологию или медицину, а политику и юриспруденцию, историю, математику, в особенности же арифметику, геометрию, архитектуру и счетоводство (Кн. II, Гл. VI. С. 153-154).
   При управлении имением надо хорошо обследовать обстановку (климат, почва, соседи, населенность местности), подобрать хорошего управляющего и других служащих, но самому внимательно вникать во все дела. Хозяин должен быть как часы, по которым шла бы вся работа в доме и хозяйстве. Он должен всем подавать пример своим трудолюбием, разумом и советами, указывать всем их работу. Ему не надо легкомысленно уклоняться от принятых в стране обычаев земледелия и пробовать новые формы и выдумки, т.к. последние являются скорее химерами, плодом пустых отвлеченных соображений и фантазий (Кн. I. С. 153-154, 175-176). Автор говорит довольно подробно об отношении домохозяина к работникам и крепостным. Работников надо хорошо подбирать, давать им работу по силам, задавать урок на следующий день накануне и не в общих словах, а точно указывая каждому, что именно он должен делать, хорошим работникам мелкие недочеты и ошибки прощать, платить справедливое жалованье. Если они честно работают, и платить им надо честно, а не задерживать платы и не прибегать к разного рода уловкам для урезывания ее, "отжиливая несколько крейцеров". Такой "худой барыш" может тяжело отозваться на самом хозяине, подрывая его репутацию, и он в самое нужное время может остаться без рабочих. Не должен хозяин и обходиться грубо, резко, высокомерно ни с прислугой, ни с работниками, ни с крепостными. С последними он должен обходиться справедливо и по-христиански, не обременять их "по старому обыкновению", а защищать от притеснений со стороны собственных служащих и посторонних, помогать им в случае бедствий. Он должен сам выслушивать их просьбы и жалобы, приглядываться к ним, чтобы при разборе спорных дел легче представить себе, кто прав. Когда на крестьян упадут чрезвычайные повинности (при проходе войск и расквартировании их), хозяину следует самому встретить главных командиров, хорошо угостить их вином,<[Site110Site]>габер-супом, мясом, дичью, рыбой, фруктами и др., переговорить с ними и оградить крестьян от притеснений. Хозяин должен следить, чтобы его собственные служащие не налагали на крестьян лишнего бремени под предлогом государственных повинностей. "Можно снять шерсть с овцы, но не следует сдирать с нее шкуру". Даже в том, чего он вправе требовать, хозяин должен действовать с возможной умеренностью, и если он кому-нибудь смягчит повинности из милости или сострадания, от этого ему не будет вреда (с. 174-175). В голодное время хозяин должен суметь прокормить своих работников и крепостных, для чего, по австрийской поговорке, он должен иметь три запаса, равные трем годам дохода: один хранить в ларе, другой в амбаре, а третий в кошельке. Если хозяин заметит по некоторым признакам, что надо опасаться дороговизны, он должен тем лучше наполнять свои амбары и тем больше сокращать свое потребление. Хозяин вообще должен приучать себя и своих близких к грубой и обыкновенной пище, чтобы легче было переносить трудные времена. Умеренность -- лучшая копилка во времена дороговизны (Кн. II. Гл. XXIV С. 177-178). При продаже своего хлеба хозяин должен предварительно осведомляться, где можно получать больше прибыли или убытка, и направлять его туда, где можно получить наибольшую пользу. Свои закупки хозяин должен делать не у обыкновенных мелких торговцев, а у купцов и в таких местах, где всего дешевле и лучше (с. 261). О связи имения с рынками говорится, между прочим, и в начале книги (города, удобные водные пути -- гл. XIV первой книги). Помимо текущей деятельности, хозяин должен заботиться об улучшении своего хозяйства -- употреблять избыток доходов на выплату прежних долгов, осушать болота и превращать их в поля, луга, виноградники, пруды и озера, засевать голые места в горах и других местах древесными семенами и т.д.
   Значительная часть второй книги посвящена перечислению сельскохозяйственных работ по месяцам, а также гигиеническим и медицинским советам; в последних подчеркивается необходимость умеренности в пище и питье, с поучительными историческими примерами. Целая (третья) книга содержит характеристику обязанностей хозяйки<[Site111Site]>дома (с моральными, кулинарными и медицинскими советами и указанием способов истребления насекомых). Дальнейшие книги трактуют о садоводстве (четвертая -- о виноградниках и фруктовых садах, пятая -- об огородах и разведении лекарственных трав, шестая -- о цветоводстве). Вторая часть содержит следующие отделы: седьмая книга -- о земледелии, восьмая -- о коневодстве, девятая -- о молочном хозяйстве, десятая -- о пчелах и шелковичных червях, одиннадцатая -- о водном хозяйстве (рыба и водные птицы), двенадцатая -- о лесах и пастбищах.
   При всех своих недостатках, трактат Гоберга, конечно, положил бы солидное начало специальному изучению сельского хозяйства в России. Для того времени он был одним из лучших европейских руководств*. {* См., напр., отзыв Рошера В.: Roscher W. Geschichte der Nationalokonomie in Deutschland. Munchen, 1874. S. 304.}
   Но дело с его изданием, за смертью Петра, затянулось настолько, что его уже успели заменить для русских любителей сельского хозяйства аналогичные, но более сжато изложенные произведения (см. ниже).
   Петр, действовавший в раскаленной атмосфере войны и преобразований, слишком надеялся на указ, регламент и строгие меры взыскания. Сельского хозяина из русского дворянина не вышло. В то время иначе и быть не могло. Петр, прежде всего, должен был выработать из дворянина специалиста военно-сухопутного и морского дела -- "доброго офицера", отчасти образованного гражданского чиновника -- "секретаря". В мирное время, наступившее после окончания Северной войны, на дворянина легла еще новая обязанность -- сборщика и контролера за сбором подушной подати, которая шла на содержание армии. Местное дворянство избрало из своей среды комиссара для сбора податей, которые частью пересылались прямо расквартированному в местности полку на его содержание, частью пересылались центральному правительству. Дворянину было пока не до собственного хозяйства, которое по большей части управлялось заглазно, с помощью приказщика. Однако жизнь развивалась, постепенно перестраивалась, предъявляла новые требования и вскоре стала все больше и больше тянуть русских<[Site112Site]>дворян к деревне и хозяйству, а затем и к агрономическим улучшениям. Уже при Алексее Михайловиче, во время передышек от войны, дворянство упорно стремилось пожить на покое в своих имениях и понемногу затягивало узел крепостного права, и в то же время старалось освободить себя от крепости государству, сближая поместья с вотчинами, а крестьян с холопами. Этот процесс, как ни покажется странно на первый взгляд, продолжался и при Петре, напрягавшем обязанности всех классов, в том числе и дворянства, до величайшей степени. И не только продолжался, а даже усилился, между прочим, и благодаря мерам самого Петра, дававшим непредвиденные им результаты. Прежде всего, Петр много сделал для консолидации дворянства как единого класса. Дворянство объединялось, проникалось некоторым корпоративным духом и получило как бы свой представительный орган в лице гвардейских полков. Не имея достаточно силы для открытой борьбы за расширение своих прав и мало интересуясь своим политическим положением, оно было достаточно влиятельно для отстаивания своих материальных интересов, в особенности при более слабых правительствах после Петра. Петр желал обеспечить государству постоянный контингент служилых людей, который не требовал бы нового напряжения финансовых средств, и издал известный указ 1714 г. о единонаследии, чтобы сделать землевладение основой служебного положения дворянской "фамилии". Противоречивший старому обычаю новый порядок наследования был отменен по настоянию дворян вскоре после смерти Петра, а превращение поместий в вотчины осталось и было закреплено*.
  
   {* Сенат в докладе о законе о единонаследии мотивировал свое предложение, между прочим, и хозяйственными соображениями -- "в деревнях обретающийся хлеб, лошади и всякой скот за движимое почитают и отдают меньшим братьям с сестрами, и тако у наследника без хлеба и без скота деревни в состоянии быть не могут, а у меньших братьев без деревень хлеб и скот пропадают". (ПСЗ. Т. VIII. N. 5653.) 17 марта 1731 г. был дан указ, которым восстанавливался старый порядок наследования (по Уложению Алексея Михайловича) и подтверждалось слияние поместий с вотчинами -- "как поместья, так и вотчины именовать равно одно недвижимое имение вотчина". (Там же. N. 5717.)}
   Так же, имея в виду только государственный (фискальный) интерес, Петр закрепил слияние<[Site113Site]>крепостного крестьянства и холопства, подготовлявшееся задолго до того стараниями помещиков*.
   "Два вида его (холопства. -- В.Ж.), задворные и деловые люди, устроенные на пашне, с поземельными наделами, еще задолго до подушной переписи были поверстаны в тягло наравне с крестьянами. Теперь и остальные виды холопства, юридические и экономические, слуги светских господ и духовных властей, дворовые пашенные и непашенные, городские и сельские, сбиты были в одну юридически безразличную массу и резолюцией 19 января 1723 г. положены в подушный оклад наравне с крестьянами, как вечные крепостные своих господ"**.
   Заставляя народ тянуть изо всех сил государственное ярмо, Петр меньше всего церемонился с крестьянами. Он гнал их тысячами на работы в верфях и на постройку городов и крепостей, где они работали впроголодь и в ужасных санитарных условиях, создававших высокую смертность. Спокойно смотрел он и на эксплуатацию крестьян помещиками, интересуясь крестьянами только как источниками государственного дохода и рекрутства. Преследование беглых крестьян становилось при нем все строже и строже***.
   Наконец, усиленное внедрение Петром новых форм быта, заимствованных с Запада, сказалось увеличением потребностей дворян, быстро усвоивших внешние черты европейской цивилизации. Правда, при Петре образ жизни русского дворянина был еще весьма умеренный****.
   Но будучи очень скромным в собственных привычках, Петр поощрял роскошную обстановку и широкий образ жизни у своих вельмож. Требуя от нижних чинов скромности в одежде и домашнем обиходе, Петр считал необходимым для высших соответствующее их положению представительство*****.
  
   {* Законом 19 января 1723 г. (Там же. Т. VII. N. 4145. -- В. Т.)
   ** Ключевский В.О. Курс русской истории. Ч. IV С. 125-126.
   *** Брикнер А.Г. История Петра Великого. СПб., 1882. Т. II. С. 616-617.
   ****См..- Голиков И. Дополнение к Деяниям Петра Великого... М., 1797. Т. XVIII. С. 551.
   ***** В указе о табели о рангах (24 января 1722 г., ПСЗ. Т. V N. 3890) заключительный параграф гласит: "Понеже такожде знатность и достоинство чина какой особы часто тем умаляется, когда убор и прочий поступок тем не сходствует,} {якоже на сопротивтого многие разоряются, когда они в уборе выше чина своего и имения поступают: того ради напоминаем Мы милостиво, чтоб каждый такой наряд, экипаж, и ливерею имел, как чин и характер его требует". М.М. Щербатов ведет начало "повреждения нравов" в России с Петра, который сперва под влиянием Лефорта, а затем и собственных заграничных впечатлений старался ввести у нас "люцкость, сообщение и великолепие", в чем ему много помогли женщины, "... Жены, до того нечувствующие своея красоты, начали силу ея познавать, стали стараться умножать ее пристойными одеяниями и более предков своих распростерли роскошь в украшении. О, коль желание быть приятной действует над чувствиями жен". (Щербатов М.М. О повреждении нравов в России: записки князя М.М.Щербатова// Русская старина, 1870. Т. П, С. 27-28.)}
   <[Site114Site]>
   Тяга дворян к деревне к концу правления Петра, с прекращением военного времени, становилась все сильнее. Дворяне, надолго оторванные от своих имений, рвались к сельской жизни и ради отдыха от тяжелой службы и для исправления запущенных или расстроенных в их отсутствии хозяйств. Яркий пример такого стремления издают слезные просьбы видного петровского деятеля фельдмаршала Шереметева. Среди людей, воспитывавшихся в петровской государственной школе, попадались уже и любители сельского хозяйства, которые задумывались об агрономических улучшениях, приглядывались к иноземным приемам хозяйства и интересовались агрономической литературой. До нас дошло мало сведений о таких любителях, но мы можем догадываться об их существовании по людям, выросшим в атмосфере петровского времени, как Волынский, Татищев[80], Черкасов. От Волынского сохранилась составленная им еще при Петре обстоятельная инструкция управляющему его имением, ярко отразившая в себе и старые традиции крупных московских вотчинников, и дух петровской политики и регламентаций. Молодой администратор, успевший выдвинуться энергией и способностями, старается прежде всего обеспечить в своих деревнях добрый административно-полицейский порядок, не отступая перед тягостями, какие могут быть сопряжены с ним для населения. Инструкция начинается приказом "смотреть, чтоб нигде не сидели вина и табаком никтоб не торговал... и чтоб разбойники и плуты никакова пристанища у крестьян моих и в моих лесах не имели... Также чтоб люди и крестьяня краденых лошадей и протчаго отнюдь ни у кого не принимали ничего".
   <[Site115Site]>
   Для обороны от воров и разбойников десятским раздаются фузеи, а крестьянам копья, устанавливаются караулы и сигналы. Над самими крестьянами учреждается строгий и бдительный надзор: "...Всякой десятской в своей деревне каждой вечер и каждое утро должен десяток свой обойтить по всем дворам, -- все ли ночевали в домах своих, и нет ли кого прибылых посторонних... А ежели за кем что увидит, или пьянство, или мотовство, или какое-нибудь непотребство, те конечно тогож дни всякой десятской должен о своем подчиненном приказщику объявить, а приказщик того виноватаго должен взять и при собрании знатных мужиков, то есть: старост, выборных и всех десятских, розыскать, и по розыску смотря, по вине чинить наказанье". Десятский должен был смотреть, чтобы крестьяне без его позволения никуда и не для чего не в свои собственные угодья не ездили и не ходили; "при поездках на ближние торжки и не дале десяти верст", также должны были спрашивать разрешения у десятского, который обязан был при этом смотреть "над мужиками и над бабами, дабы они ничего без ведома десятских не покупали и не продавали; и притом же и того б смотрели, чтоб не лакомились по лабазам и не пили б по кабакам". "И когда возвратятся с котораго торжку крестьяне, то каждой десятской в своем десятке должен пересмотреть всех, -- не пьян ли кто, и что купил, то купленое, или что продал, деньги осмотреть". Для дальних поездок должны быть выдаваемы паспорта, за подписью приказщика и приходского священника на срок не свыше трех месяцев, а при возвращении должно проверять, "подлинно ли он то исправил, за чем ездил или ходил куда". Инструкция требует, чтобы даже престарелые, сироты и вдовы, поскольку они могут работать, не ели бы хлеб втуне, а отдавались бы в работу "крестьянам, которые наживные", и если хозяева будут жаловаться, "что они работать ленятца, таким чинить жестокое наказанье, понеже и закон Божий учит, дабы никто туне хлеба не ял". Подросших сирот мужеского пола Волынский требует пристраивать к работе или отдавать в солдаты, а девок выдавать замуж, у себя или на сторону, "имая за них вывод". Наконец, Волынский заботится и о христианском воспитании своих крестьян через местных священников.
   <[Site116Site]>
   Определив задачи и границы полицейского надзора за крестьянами, Волынский устанавливает и меры к облегчению лежащих на них повинностей. Он требует, чтобы десятские собирали "подати поголовныя не тогда, когда спрашивают, и не по третям года, но по вся месяцы: понеже так будет мужикам легче". Кроме того, он предписывает брать подати не с душ, а раскладывать весь требуемый оклад по тяглам, чтобы налог падал равномерно на много- и малосемейных. Инструкция предписывает далее организацию призрения неспособных к работе, вдов и малолетних сирот за счет помещика, собирая для этого, а также для приобретения церковной утвари и позаимствований на необходимые нужды десятую часть "из всего, что в котором году от всех плодов Всевышний Бог милостиво подаст нам". Чтобы дать возможность пристроить своих бездомных людей, Волынский приказывает "накрепко во всех деревнях заказать, чтоб крестьяня отнюдь чужих работников, или по их званию батраков и казаков, также и работниц не наймывали, а брали б вместо того своих крестьян и крестьянок". Среди этих пространных наставлений административно-полицейского характера сравнительно мало места занимают чисто хозяйственные предложения. В них Волынский выступает как разумный и заботливый хозяин, желающий повысить свой доход за счет более широкого использования имеющейся площади и сельскохозяйственных улучшений.
   Он требует, прежде всего, строгой и подробной отчетности. "По вся годы во всех деревнях в генваре переписывать крестьян всех по дворам: кто он имянем, и скольких лет, и женат, или вдов, и что у него детей мужеска и женска полу, и в каковы лета, и что он платил государственных податей в прошлом годе, и сколько имеет скота, а именно: лошадей, коров, овец и свиней; и что под ним тягла, и сколько какова хлеба он себе в год посеял, и что моей вспахал пашни; и только ли одною пашнею кормится, или какое имеет ремесло, или под какой извоз в прошлом году или в работу наймывался, и где. И такие подлинные книги держать вам у себя, а с них такия ж ко мне присылать по вся годы, подписывыя под теми книгами перечни..." "Также присылать книги имянные и деловым людям: кто в которой деревне, в каковы лета,<[Site117Site]>и что за кем работы за самим и за детьми... и что кому идет месячины. По тому ж писать деловых вдов и девок, с летами, и что у которой скотины и протчего моего вручено".
   Для помощи приказщикам Волынский предписывает учить по деревням несколько детей (конюховых, крестьянских сирот и др.) грамоте. Все мужики должны быть распределены по тяглам, по четыре человека в тягле -- "два человека работников мужескаго пола и две женскаго; а работников счислять -- мужской пол от двадцать лет, а женской, как замуж выйдет". "И повинен всякой, имея целое тягло, вспахать моей земли две десятины в поле, а в дву потому ж... А которая земля учреждается под мелкой хлеб: под пшеницу, под горох, под конопли, под мак, просу, репу и лен, -- оную пахать и собирать всем поголовно, кроме положенной на них десятинной пашни". Собственные наделы крестьян Волынский устанавливал в большем размере: "Також на каждое целое тягло уровнять земли крестьяном их собственныя во всех деревнях: когда тягло вспашет на меня две десятины в поле, то надобно, чтоб собственной ему земли было на всякое тягло против того вдвое, которую не запуская конечно, повинен всякой крестьянин сам для себя вспахать и всю землю посеять, не отговариваясь тем, что посеять нечем или не на чем пахать, понеже на то им определяется ссуда". Волынский настаивает на том, чтобы крестьяне исправно работали и на себя: "И тако всеми мерами ленивцев к тому принуждать и накрепко того за ними смотреть, чтоб у них земля напрасно пуста не лежала. И есть много таких, которые, имея земли и леняся работать, отдают из оной половину или и больше внаймы, что весьма запретить во всех деревнях. И того накрепко смотреть, под кем целое тягло, и чтоб у него меньше двух лошадей конечно не было, а у кого больше, то и лучше. Токмо еще есть такие плуты мужики, что нарочно, хотя бы он мог и три лошади держать, однакож держит одну, и ту бездельную, чтоб только про себя ему самую нужду вспахать, без чего пробыть нельзя; и хотя бы и невейной хлеб есть, только бы меньше работать ему".
   Волынский предписывает "прежде всего весною землю во всех деревнях измерить, и сделать мерныя во всех полях десятины, а чего не достанет против крестьянских тягол, то<[Site118Site]>расчистить и распахать в будущую осень нынешняго года неотложно, и как выше показано, везде всякой хлеб семянной завесть хороший и нынешний год полное число посеять".
   Как владелец обширных земель, мало используемых под сельскохозяйственную культуру, Волынский прежде всего настаивает на увеличении пашни. "Надлежит в деревнях прилежно смотреть, чтобы умножить хлеба; того ради, где возможно, прибавить пашни больше". Он заботится и о сельскохозяйственных улучшениях: о неупущении "удобнаго времени к работе", выборе хороших семян, более частого сева, более глубокой и аккуратной вспашки и боронования, лучшего удобрения. Последнее, видимо, его сильно озабочивало, "понеже у нас земли старыя и почти везде выпахались, отчего и хлеб родится худо, и хотя бы и довольно кладен на землю навоз был, но уже и то мало помогает". Поэтому он рекомендует применять способ, который "некоторые домостроители сыскали... отчего земля так родит хлеб, как бы новая", а именно, прибавлять к навозу золы, получаемой от сжигания хвороста, сухих листьев, хвои.
   Волынский заботился об увеличении и улучшении скота в своих деревнях, приказывая покупать и давать крестьянам на ссуду мелких лошадей, покупать скот для барского двора и раздавать его на руки скотникам и бабам в "партикулярное смотрение", чтобы обеспечить удобрение и исправное снабжение господского двора: "однакож и то худая прибыль, что не держать скотины: первое, что когда навозу не будет, тогда не надобно и хлеба ожидать; второе, если довольствоваться мясами и живностию и маслом купленным, а не домашним, сто'ит и то путнаго падежу". Подобно своему предшественнику в предыдущем веке, Волынский заботился об очистке прудов и сажанье в них мерной рыбы, об устроении садов ("понеже во всем Дмитревском уезде славные яблонные сады... чтобы было дерев тысяча или две") ("чтобы было в три года во всех местах сто ульев"), старался привлекать беглых. Возвратившемуся беглецу он приказывал давать дом, лошадей и скота на обзаведение и не взыскивать на нем никакой барской работы в течение года.
   Наконец, Волынский принимал меры к заведению в своих деревнях необходимых ремесел, предписывая набирать<[Site119Site]>"выростков" из бедных семейств и отдавать их в ученье ремесленникам (коновалам, кузнецам, колесникам, бочарникам, сани делать и проч.). Ремеслу же должны были обучаться и не очень успевшие в грамоте, которые не годились в писцы.
   Кроме барщины на господской земле Волынский устанавливал по принятому у вотчинников обыкновению и сбор особых доходов и столовых припасов. "...Велите во всех деревнях купить молодых овец и молодых свиней и раздайте на кажное тягло по одной овце и по одной свинье неимущим крестьяном, и по прошествии года брать с кажнаго тягла в год в Декабре месяце по пуду свинаго мяса, по три фунта масла коровья, да по одному молодому барану. В Июне месяце с них же с кажнаго тягла по три фунта шерсти овечьей и по пяти аршины посконнаго холста. И притом еще с Васильевских и с Никольских крестьян сморчков сухих по одному фунту, малины сухой по одному фунту, а с батыевских, вместо сморчков и малины, брать по два фунта грибов сухих. Да когда мне случится быть в Москве или Петербурге, тогда с кажнаго тягла брать по одному гусю, по одной утке, по одной русской курице, по одному поросенку и по двадцати яиц". Волынский оговаривается здесь, что от таких сборов можно освободить крестьян малоимущих или пострадавших от какого-либо бедствия: "Однакож чинить разсмотрение по вся годы, ежели кто весьма не может того заплатить, тех свидетельствовать, и буде подлинная невозможность, или какой чему урон был, на тех того не взыскивать тот год"*.
  
   {* Инструкция дворецкому Ивану Немчинову о управлении дому и деревень // Москвитянин. 1854. Январь, февраль.}
   Петровская реформа отразилась на положении служилого класса в разных направлениях. С одной стороны, она сильнее запрягла его в ярмо общегосударственных нужд, заставив без конца тянуть служебную лямку и отдавать главные силы государству; с другой -- она усилила его привилегированное положение за счет крестьянства, вооружила техническими знаниями и привила привычку и интерес к чтению светской литературы. Последующие десятилетия были<[Site120Site]>временем постепенного укрепления материальной и культурной мощи дворянства, ставшего передовым и руководящим сословием, с требованиями и интересами которого власть должна была считаться всего более. В самом конце Петровского правления человек, проникнутый его общим духом, но принадлежащий к классу, враждебному служилому сословию, попытался напомнить о государственном характере отношений между помещиками и крепостными, но голос его остался не услышанным. Посошков видел в помещиках только временных агентов государства по надзору за крестьянами, которым свойственно злоупотреблять своими правами, и которых государство должно поэтому строго контролировать и ограничивать*. {* "Крестьяном помещики невековые владельцы; того ради они не весьма их и берегут, а прямый их Владетель Всероссийский Самодержец, а они владеют временно".}
  
   Посошков вовсе не желал делать послаблений крестьянам в исполнении доли их обязанностей, возлагаемой на них государством: "... В лености б пребывать им не попускать, дабы от лености во всеконечную скудость не приходили..." "Помещики... смотрели бы за крестьянами своими, чтоб они кроме недельных и праздничных дней не гуляли, но всегда б были в работе... А буде кой крестьянин станет лежебочить, то бы таковых жестоко наказывали..." "Крестьянину надлежит летом землю управлять неоплошно, а зимою в лесу работати, что надлежит про домашний обиход или на люди, от чего бы себе какой прибыток учинить". Каждый целый двор крестьянский должен иметь земли столько, чтоб он мог высеять озимого -- четыре, да ярового -- 8 четвертей, да сена -- накосить 20 копен. Но вместе с тем Посошков требует и ограничения помещичьей эксплуатации: "А и сие не весьма право зрится, еже помещики на крестьян своих налагают бремена, неудобь носимая; ибо есть такие безчеловечные дворяне, что в работную пору не дают крестьянам своим единаго дня, ежебы ему на себя что сработать. ...Или что наложено на их крестьян оброку или столовых запасов, и то положенное забрав, и еще требуют с них излишняго побору... <...> И тако творя, царство пустошат..." Он предлагает "и помещикам учинить<[Site121Site]>расположение указное, по чему им с крестьян оброку и ина-го чего имать, и по колику дней в неделю на помещика своего работать и инога какого сделья делать, чтобы им сносно было Государеву подать и помещику заплатить, и себя прокормить без нужды". Для определения такого законного размера повинностей Посошков проектировал устроить совещание из "высоких господ и мелких дворян", мнение которого было бы доложено государю и утверждено им. За нарушение установленных таким образом норм Посошков предлагает "у такого помещика тех крестьян отнять на Государя и землю; то на то смотря и самый ядовитый помещик сократит себя, и крестьян разорять не станет"*.
   Справедливый и историко-юридически солидно обоснованный совет Посошкова пришелся, однако, не вовремя: фактически наступавшее преобладающее влияние дворянства опрокидывало стоявшие на его пути юридические препятствия и не допускало образовываться новым..
   {* Посошков Иван. Книга о скудости и богатстве... // Сочинения Ивана Посошкова. Изданы Мих. Погодиным. М., 1842. [Ч. 1]. С. 7, 171-172, 182-184, 189-190.}
   <[Site122Site]>
   ++++++
   ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
   ++++++
   Меры правительства после Петра к обеспечению правильного поступления податей и требования к дворянству.
   Меры против уклонения от службы.
   Жестокое взыскивание недоимок.
   Манифест 31 декабря 1736 г. об ограничении срока службы дворян.
   Указ 1737 г. о смотрах недорослей.
   Перевод "Флориновой экономии".
   "Лифляндская экономия".
   Увеличение прав и привилегий дворянства.
   Улучшение условий сбыта сельскохозяйственных продуктов.
   Развитие роскоши в верхнем дворянском слое.
   Дальнейшее усиление дворянства при Елизавете.
   Монополии вельмож.
   Отмена внутренних пошлин.
   Учреждение банков.
   Дворянская привилегия винокурения.
   Преимущества дворян при поставках на армию.
   Сложение недоимки по подушному сбору.
   Культурное развитие дворянства. "Ежемесячные сочинения".
   Статьи по сельскому хозяйству.
   Первые экономические работы Рычкова.
   Интерес к сельскому хозяйству Ломоносова.
   "Экономические записки" Татищева.
   "Учреждения" для управления поместий гр. П.А.Румянцева.
   Меры правительства по сельскому хозяйству при Елизавете (коннозаводство, овцеводство).
   +++
   После Петра тяга дворян к деревне и хозяйству продолжала усиливаться. Правда, государство по-прежнему чрезмерно напрягало хозяйственные и военно-административные силы населения, и дворянство все еще было в тисках бессрочной обязательной службы. Но самое напряжение сил и средств населения требовало какого-то упорядочения отношения помещиков к их имениям. Указом 24 февраля 1727 г. помещикам в связи с некоторым облегчением взимания подушной подати было вменено в обязанность и со своей стороны не отягощать крестьян собственными поборами, а, напротив, стараться "свои деревни в лучшее состояние приводить", чтобы крестьяне могли впредь исправно уплачивать государственные подати. Помещик становился таким образом сберегателем источника казенных сборов. Больше того: указ возлагал на него прямую ответственность за уплату податей крестьянам. Было предписано взыскать недоимку за прежние годы, "чтоб... армия в жалованьи и в прочем чего не претерпела, а платить ту доимку за крестьяны самим помещикам, а в небытность их в деревнях<[Site123Site]>приказщикам и старостам и выборным, и править на них, а не на крестьянах..."*.
   Очевидно, нужно было предоставить помещикам какую-нибудь возможность ближе заняться своим хозяйством. И действительно: особым указом, данным в тот же день и буквально повторенным в только что рассмотренном указе, разрешалось: "когда конъюнктуры допустят, то две части офицеров, и урядников и рядовых, которые из шляхетства, в домы отпускать, чтоб они деревни свои осмотреть и в надлежащий порядок привесть могли", без жалованья, а "в третью долю оставлять при полках иноземцов и безпоместных, которые без жалованья прожить не могут"**.
   Это распоряжение повторялось и в последующее время***.
   При взыскании недоимок особенно строгие и даже жестокие меры применялись к помещикам в 30-х гг. XVIII в. "Которые помещики живут в деревнях своих, -- гласит указ 23 января 1735 г., -- на тех ту доимку взыскивать и править на самих без всякаго послабления; буде же и за тем платить не станут, то каких бы оные чинов ни были, держать под караулом самих без выпуска", если же будут укрываться в других деревнях, то конфисковывать их имения****.
   Привыколачивании недоимок у крестьян "продавали все, что могли найти в домах, как то хлеб, скот и всякую рухлядь"; "помещики и старосты были отвозимы в город, где содержались под стражей, по нескольку месяцев; из них большая часть умирала с голоду и от тесноты в жилищах"*****. Помещики должны были под страхом тяжелой ответственности принимать меры к тому, чтобы и во времена недорода крестьяне не бедствовали бы и не запускали бы своих хозяйств.
   {* ПСЗ. Т. VII. N. 5017; Арсеньев К. Царствование Екатерины I. СПб., 1856. С. 22-31.
   ** ПСЗ. Т. VII. N.5016.
   *** 20 декабря 1729 г. (Там же. Т. VIII. N. 5492); Указ 11 февраля 1732 г.
   (ПСЗ. N. 5957).
   **** Там же. Т. IX. N. 6675.
   ***** Вейдемейер А. Обзор главнейших происшествий в России, с кончины Петра Великаго до вступления на престол Елисаветы Петровны: [в 3 ч.]. Изд. 4-е, испр. и доп. СПб., 1848. Ч. 2. С. 99-100 (разд. паг.).}
   Указ 26 апреля 1734 г. ставит помещиков в этом отношении на одну доску<[Site124Site]>с дворцовыми управителями и синодальной командой, объявляя "с крепким подтверждением" и под страхом "немалого штрафа", "чтобы они каждой крестьян и людей своих в такое нужное время кормили готовым своим, и привозя из других хлебных мест, или покупным хлебом, и по миру для милостыни ходить отнюдь не допускали и семенами снабдили неотложно...". В конце года (4 декабря 1734 г.), получив сведения, что во многих местах крестьяне бедствуют, скитаются по миру, и земли к будущему году засеяны не все, правительство издало грозный указ, что за такое нерадение владельцы, "яко неисполнители Наших Всемилостивейших указов, и общаго добра и благополучия нежелатели, будут в жестоком истязании и в вечном разорении без всякаго от Нас милосердия"*.{* ПСЗ. Т. IX. N. 6570 и 6653.}
  
   Однако одними мерами строгости явно было невозможно ограничиться, да и дворянство достаточно внушительно напоминало о своих нуждах. Отпуски от службы не могли серьезно помочь делу, и дворянство начинает добиваться более существенных облегчений, настаивая на определении удобного для него срока службы. Эти домогательства вскоре увенчались успехом. 31 декабря 1736 г. был объявлен манифест, впервые открывший дворянству широкую возможность ближе подойти к сельскому хозяйству. Он разрешил, во-первых, одному из нескольких сыновей, "кому отец заблагоразсудит", оставаться в доме для "содержания экономии", также одному из нескольких братьев, родители которых умерли. Закон этот был формулирован неясно; правительство, видимо, не решилось снять хотя бы с одного члена семьи служебные обязанности и присоединило ограничительную оговорку: "но чтоб те оставшие в домах довольно грамоте, и по последней мере Арифметике, обучены были, дабы оные в гражданской службе годны были". Манифест устанавливал затем срок обязательной военной службы, и это была, вероятно, наибольшая льгота, предоставленная дворянству.
   "Но понеже какое время быть в воинской службе, по сие время определения было не учинено, и отставляются весьма<[Site125Site]>старые и дряхлые, которые, приехав в свои домы, экономию домашнюю как надлежит смотреть, уже в состоянии не находятся; и для того всем шляхтичам, от 7 до 20 лет возраста их, быть в науках, а от 20 лет употреблять в воинскую службу, и всякой должен служить в воинской службе, от 20 лет возраста своего, 25 лет; а по прошествии 25 лет, всех, хотя кто еще и в службу был годен, от воинской и статской службы отставлять с повышением одного ранга и отпущать в домы..." Закон снабдил и эту льготу оговоркой, предписывая брать у отставленных в рекруты "из их собственных людей, за кем 100 душ и меньше, по одному, а с таких, за которыми великия деревни, с каждаго ж 100 душ по человеку" (такое же количество рекрут должны были давать и оставляемые в домах для содержания экономии, которые "в военной службе употреблены не будут"). Правительство было вынуждено объявить этот манифест, не дожидаясь окончания войны с турками, и потому введение его в действие было отсрочено до заключения мира*.
   {* Там же. N. 7142. Вопрос об ограничении срока обязательной службы был возбужден шляхетством еще при самом вступлении на престол Анны Иоанновны. Была назначена воинская комиссия, казалось бы, по частному вопросу об укомплектованию кирасирских полков, но она включила в предметы своего обсуждения и пункт об ограничении обязательной службы вообще и уже в 1731 г. представила сенату свои соображения, в том числе и об оставлении кого-либо в доме для содержания экономии, которые, с некоторыми изменениями, и получили впоследствии форму закона в Указе 1736 г. (См.: Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Изд. 2-е (посмерт.). Киев, 1912. С. 194.)}
   9 февраля 1737 г. был издан дополнительный указ, подробно устанавливавший учебные обязанности дворян, проверенные последовательными смотрами: первая явка -- в 7 лет, вторая -- в 12 лет, когда недоросли должны уже были обнаружить грамотность ("чтобы они... по последней мере, уже действительно и совершенно грамате читать и чисто писать обучены были"), третья -- в 16 лет, когда их свидетельствуют в сенате, обучились ли они "Арифметике и Геометрии со основанием". Тогда уже отцы или сродники должны "объявить именно, кого из тех представленных для управления экономии в доме оставляют" (ибо их дальше уже не вызывают на смотр). Наконец,<[Site126Site]>последняя явка -- в 20 лет, когда производится экзамен по географии, фортификации и истории и выдержавших распределят в военную службу, давая особые преимущества тем, кто более преуспел в науках. В гражданскую службу недоросли определяются еще на предыдущем смотру (в 16 лет). Тогда же решается и судьба нерадивых. Те, кто "Арифметике и Геометрии с основанием знать не будет", "таковые за их нерачение того ж времени определяемы будут в матросы без всякаго произвождения, не выключая и того самаго, который для управления экономии в доме остаться определен, понеже и сему Арифметику и Геометрию наипаче знать надлежит, дабы в домашней экономии никакой пользы от того ожидать невозможно, который во обучении таких безтрудных и ему весьма потребных наук никакое радение не показал"*.
   По окончании войны охотников оставить службу оказалось так много, что пришлось дать ограничительные разъяснения закона, именно, чтобы отставка давалась только тем, которые отправляли действительную службу в армии и были в походах, и чтобы даже удовлетворяющих всем этим требованиям старались поощрить к продолжению службы повышением не в очередь в следующий чин, служивших же только в статской службе не отставлять ранее 55 лет от рождения**.
   Как бы то ни было, многие помещики освободились от службы в 45 лет и могли деятельно заняться хозяйством***.
   {* ПСЗ. Т. X. N. 7171.
   ** Соловьев С.М. История России с древнейших времен. 3-е изд. СПб.: Обществ. Польза, [1911]. Кн. 4. Т. XVI-XX. Стб. 1405-1409.
   *** Более состоятельные дворяне, не имевшие ни усердия к службе, ни честолюбия, находили способы уклониться от служебных обязанностей и уезжать на продолжительное время в деревню и вне установленного порядка. "Зять мой Астафьев, -- пишет Данилов в своих известных "Записках", -- получа большое наследство, неприлежно стал уже в полку (Семеновском. -- В.Ж.) служить; а как в тогдашнее время отставки от службы не было, или трудно ее получить было, то он нашел милостивца в полковом секретаре, который его отпускал в годовые отпуски за малые деревенские гостинцы. Секретарь доволен был, когда за пашпорт получит душек двенадцать мужеска пола с женами и с детьми... <... > Напоследок, за великою его слабостию, усовестился секретарь гвардии держать Афанасья на своей шелковинке: отставили его из полку в отставку, только на провожанье недешево зятю моему стало, как и прежде". (Данилов М.В. Записки} {[артиллерии майора Елисаветинских времен] М.В.Данилова // Русский архив. 1883. N.3. С. 18-19.)}
   <[Site127Site]>
   Едва ли можно объяснить случайностью появление через год после указов 31 декабря 1736 г. и 9 февраля 1737 г. первого печатного руководства по агрономии на русском языке -- переведенной с немецкого "Флориновой грамоты"*. Перевод был выполнен по повелению Анны Иоанновны (иначе говоря, по поручению от правительства) секретарем и переводчиком Академии наук Сергеем Волчковым[81]. Был ли это тот самый Сергей Волчков, который в конце правления Петра Великого был командирован за границу для изучения овцеводства, нам точно установить не удалось**.
   {* Florinus -- псевдоним рейнского пфальцграфа Франца Филиппа, который не был автором этой книги, написанной в хозяйственной части его управляющим, а в юридической -- ученым юристом Доннацером. Но, по-видимому, он принимал близкое участие в ее составлении, по крайней мере в качестве редактора. Время выхода в свет первого издания с точностью неизвестно, но с наибольшей вероятностью его относят к 1702 г. Она переиздавалась потом в нескольких изданиях. Т. фон дер Гольц имел в руках издания 1719 и 1748 гг. (Goltz. T.A.D.G. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Stuttgart; Berlin, 1902. Bd. 1. S. 302-303). В этих изданиях книга делилась на две части, из которых только первая предназначалась для частных землевладельцев, вторая же описывала хозяйство владетельной особы (первая часть в девяти, вторая -- в пяти книгах). Первая часть была переиздана отдельно еще в 1750 г. (я имел этот экземпляр). В изданиях 1749 и 1750 гг. псевдоним Florinus оставлен, но раскрыт следующим за ним наименованием полного титула пфальцграфа. Полное название гласит: Francisci Philippi Florini. Oeconomus prudens et legalis, oder. Allgemeiner Klug- und Rechts-verstandiger Haus-Vatler bestehend in neun Buchern. Ferner sind alle obige Bucher und Capitel mit rechtlichen Anmerkungen auf allerhand vorfallende Begebenheiten versehen durch Herrn J.Chr. Donauern J.V.D., ets. welches nur allen Amtleuten, Pflegern, Kellern, Castnern, Centgraven, Verwaltern, Schossern, Voigten, Richtern [et] c. nutzlich und nothig. Nurnberg; Frankfurt; Leipzig, 1750. "Благоразумный хозяин" пфальцграфа принадлежал, подобно трактату Го-берга, к "хозяйской (Hausv8terliche) литературе". Составители его широко пользовались, между прочим, книгой Гоберга, воспроизводя его главные наставления и даже целиком переписывая из него некоторые места.
   ** См. переводы Волочкова: Новаго вояжирова лексикона на францусском, немецком, латинском, и российских языках, часть вторая. СПб., 1764; Рот Э.Р Достопамятное в Европе... [пер. с нем.] СПб., 1761; Наука щастливым быть: переведена с нем. на рос. язык... СПб., 1759. Переизд. в 1775, 1791, 1803 гг. Загл. в последующих изданиях: "Наука счестливым быть"; Гофман И.А. Иоанна Адольфа Гофмана О спокойстве и удовольствии человеческом: с нем. яз. переведена... СПб., 1762-1763. Ч. 1-2. Переизд.: [М.], 1780. Ч. 1-2.}
   <[Site128Site]>
   Неизвестно также, знал ли он, или тот, кто поручил ему этот перевод, о вышеизложенном наставлении Петра Великого переводчикам трактата Гоберга, но перевод "Флориновой экономии" был выполнен с сокращениями. Охватывая такой же круг предметов, как ["Georgica curiosa"], "Флоринова экономия" в передаче Волчкова была изложена гораздо более сжато и деловито, без утомительных литературных цитат*.
   {* Это даже не перевод, а сокращенное изложение немецкого текста с включением собственных соображений переводчика. "Благоразумный хозяин" Флорина в немецком тексте (считая только первую часть) был несколько меньше трактата Гоберга, но все же состоял из 1406 страниц folio, такого же типа, как и в книге Гоберга, но более крупного шрифта. Сокращение облегчалось тем, что "юридические примечания" были выделены в отдельные приложения к каждой главе, и их, как не интересных для русского читателя, можно было просто опустить, чем книга сразу уменьшилась на добрую половину. Но и с чисто хозяйственной частью Волчков поступил очень решительно и -- надо признать -- очень искусно, воспроизведя только наиболее существенное. Поэтому русская версия свелась только к 362 страницам, но очень крупного шрифта, каждая -- меньше половины страницы немецкого издания. Особенно сильно сокращены начальные отделы -- общие рассуждения о хозяине и хозяйке дома и о строениях занимают в немецком тексте 530 страниц, в русском -- всего 133, вдвое меньших страниц. Садоводство и огородничество изложено в немецком тексте на 215 страницах, а в русском -- на 53 и т.д. В общем, русский текст уменьшен по сравнению с оригиналом по крайней мере в восемь, а то и в десять раз.}
   Русскому читателю должно было слышаться что-то знакомое и родное. Она напоминала своим содержанием традиционные "наказы деревенским управителям", о которых было сказано выше. Как и те, она давала моральные, административные и технические наставления, с той разницей, что технические советы были развиты в ней подробно и выдвигались на первое место. Она наполнена прежде всего моральными правилами "О экономе, и его должности, которою он обязан богу", "Как домостроителю самого себя управлять и содержать", "О супружестве", "Как муж с женою своею жить должен", "О повиновении жены к мужу своему", "О должности родителей к детям" и "О должности детей к своим родителям", "О должности господ к подчиненным своим" и "О должности подчиненных к господам своим" и т.д. "А сего в свете славнее и полезнее нет, где доброй порядок, гроза, и временная милость, также надлежащее воздаяние за труды... а к получению сего... потребно,<[Site129Site]> дабы господа с подданными в надлежащих границах были, а за должность свою не переступали, чего не обходимо порядок экономии требует, в начало которой положим христианский добродетели, твердейший всех здании: ибо за оные приходит невидимое благословение божие, и временных благополучий изобилие: ибо когда служитель дрова рубит, а служанка избу метет и думают, что они сие по заповеди божией во услугу господам своим делают, то весьма уже на то божия милость возпоследует, не упоминая о великих и важных в доме правлениях..."*.
   Советует "от игры беречься", "также от неосновательных и неизвестных наук, яко Альхимии" и вместо бесплодного "искания руд" "лучше скотины больше содержать, и хлеба пахать, сады и огороды размножать, от чего известное богатство получается"; остерегаться также "тяжеб, приказных ссор, и процессов", "от великих и богатых строений", "не надлежит разумному человеку в посторонних должности, и до него не касающиеся дела вступать... понеже сие излишнее любопытство никогда добра не приносит, но надобно больше свою должность верно исправлять, и экономию порядочно вести, ибо и того в жизни его довольно будет". Необходимо страховать себя на случай естественных бедствий и социальных опасностей: при приближении голода закупать заблаговременно "всяких съестных припасов, и хлеба дешевою ценою", а "для благополучия своего, должно в знатных персонах верностию, услугами, и добрыми поступками милости искать, дабы во время нужд своих, прибежище свое к ним иметь можно было"**.
   В специальной части книга содержит пространную энциклопедию сельского хозяйства -- о строениях, посуде, полеводстве, садоводстве, животноводстве, шелководстве, пчеловодстве, рыболовстве, домашнем хозяйстве, кулинарном искусстве и медицине.
   {* Агрономы того времени вообще отличались любовью к нравоучительным рассуждениям. Ниже мы приводим ту же черту у Болотова.
   ** Флоринова Экономиа с немецкого на российский язык сокращенно переведена [Сергеем Волчковым] и напечатана повелением... имп. Анны Иоанновны... СПб., 1738. С. 33-42.}
   <[Site130Site]>
   Разделяя обычную для агрономических писателей высокую оценку земледелия*,
   особенно подчеркнутую у любителей и защитников сельского хозяйства в конце XVII и начале XVIII в., автор и переводчик слагают ему торжественный гимн задолго до появления физиократической доктрины. Пространные рассуждения немецкого писателя, пересыпанные цитатами из древних авторов, русский переводчик передает по-своему, в духе общепринятого тогда мнения: "Земледельство по истинне всех других промыслов наилутчее есть... ежели здраво разсудить, то земледельство есть полезнейший и приятнейшей труд во всех делах человеческих, и никакое дело и работа, которою человек в свете свое пропитание получает, земледельству не равно. Понеже в нем все так честно, исправно, без лжи и без примесу делается, что в других ремеслах никак тому учиниться не возможно, для того что между купцами, в покупке и в продаже товаров всякая неправда, ложь, примесь, обман, божба и зависть происходит, а в земледельстве никто зависти, неправды и обиды не имеет, кроме... скупщиков, которыя в закупке и продаже онаго людям всякую неправду чинят... <... > Необходимая польза в земледельстве из того видна, что без онаго весь свет прожить не может: понеже как младенец без молока воспитан, так свет сей со всякими в нем животными без хлеба пробавиться не может, равно как городы, крепости, войско и купечество на сем основании пребывает... Язычники землю богинею назвали... для того что земля есть мать, и питательница всем живущим на ней. Что же принадлежит до приятности и увеселения земледельства, и деревенскаго жития, то явно из того, что оно забавное, покойное и приятное житие, от всяких сует, и ссор удаленное: чего ради и ныне не многие ли из городов в деревни свои, как для экономии, так ради увеселения, и приятнейших летних забав отъежжают?"**
   {* Выше было отмечено восхваление земледелия Колером в его "Oeconomia ruralis".
   ** Флоринова экономна. С. 138-140.}
   В общем, книга построена на идее добропорядочного и заботливого хозяйства в установившихся формах, "в домостроительстве своем никаких чрезвычайных новостей начинать<[Site131Site]>не надобно, прежде не разсудя, сходно ли оное с обыкновением тоя земли, где он живет, и по мере ли иждивения его, чтоб подданных работою напрасно не трудить, а потом не видя из того плода, всего дела не бросить"*.
   В главе "О поправлении полей" советует унавоживать земли, "понеже то начало плодородию, и главная сила полям"; придерживается обычного трехполья, но считает нужным отметить и пользу смены культур: "а и то не худо, чтоб на полях ежегодно семена переменять, и в одно лето рожь, в другое ячмень, в третие овес, и горох сеять и так далее..." Вместе с тем предлагает обилие нераспаханных земель: "чтоб эконом негодные и выкосные луга, часто под семена пахал, и сечи подъимал, понеже такое новое поле ему одним годом на десять лет хлеба принесть может".
   В главе "О семенах, и как оныя многоплодными делать" советует "семенной хлеб в навозной густой луже целые сутки мочить, а оттуды вынявши сеять" и другие подобные приемы.
   Посвящает отдельную главу конопле и льну, отмечает высокое значение этой культуры в России, превосходное качество русского льна и советует, по примеру Шлезии, Моравии и других немецких краев, широко развивать домашнее прядение: "Российскому эконому советуем, дабы он в подданстве своем обретающихся многих праздных женщин к тому принуждать, а и мужеска полу служителям рассуждать велел, не лутче ли за гребнем, как чесною работою, сидеть, нежели, из сорока алтын целой год скотину пасти, также не имея дела зимою на полатях в дыму коптеть, или под окном ходя милостыни просить"**.
  
   {* Вообще, Волчков не обнаруживает слепого преклонения пред иноземными приемами земледелия. Описывая культуры, хорошо укоренившиеся в России, он опускает подробности из наставлений своего источника: "понеже в России дыни, арбузы, тыквы и огурцы лутче других Европейских мест ростут, того ради здесь об них много и описывать не надобно". То же он высказывает и относительно льна и др. (Там же. С. 165 и 206.)
   ** Там же. С. 165-167.}
   В русском переводе нет упоминания и о картофеле. Правда, и в немецком тексте о картофеле ничего не говорится при описании полевых культур, но в четвертой<[Site132Site]>
   книге -- о садоводстве и огородничестве -- рядом с луком и чесноком помещен небольшой параграф (всего в 25 строк) о "земляных яблоках и тартуфелях" (Erd-Apfeln, Tartuflen) с краткими указаниями об их разведении и употреблении в пищу.
   Следуя немецкому тексту, и как бы отвечая проявленным в то время усиленным заботам правительства об улучшении коневодства*, Волчков на первое место ставит коннозаводство, опять-таки сильно сокращая пространное изложение подлинника. "Лошадь... по роду своему из всех животных знатнейшее, а во всяких делах ко услугам человеческим нужнейшее животное есть: чего ради каждой домостроитель прежде всего должен тщаться, чтобы заводы конские у себя иметь, и все к ним принадлежащее учредить, в разсуждении того, коль великую он пользу себе и всему государству тем принесть может. <...> И хотя заводы конские сначала великаго иждивения требуют, но получаемая из того польза всякой иной животины заводы превосходит: ибо что можно за несколько сот баранов, свиней, овец и другой животины взять, то сие одна добрая лошадь все заменит"**.
   {* Для улучшения русского коневодства очень много сделал Волынский, начавший при Анне Иоанновне свою блестящую и вскоре оборвавшуюся карьеру в конюшенном ведомстве (в видах сближения с Бироном, страстным охотником до лошадей). В управлении конскими заводами, к которым были приписаны обширные населенные земли, Волынский проявил большую хозяйственную заботливость. В составленном им "Регламенте, или Уставе конюшенном" предписывалось членам конюшенной канцелярии "старание иметь о размножении пашни, о посеве хлеба и о укосе сенных покосов". Регламент обязывал производить пробные умолоты на землях разного качества, чтобы устранить ошибки в прежних расчетах, показывавших наир., будто "в Богородицке, в Романове и в Скопине сверх семен и в полторы меры овес... не родится, чему статься по доброте тамошних земель никак невозможно, а сие чинится только от одного несмотрения и нерадения". Предписывалось также свидетельствовать укосы сена, определить, каковы луга, "нет ли где зарослей, которыя от времени до времени надлежит конечно все разчистить, и как возможно оные сенные покосы умножить". (Указ 16 марта 1733 г.: ПСЗ. Т. IX. N. 6349.) "В царствование Анны Иоанновны, -- говорит историк русского коннозаводства, -- сделано для коннозаводства нашего более, чем в прошедшее и последующее время до начала XIX столетия", (Мердер И. Исторический очерк русского коневодства и коннозаводства. С. 28.)
   ** Флоринова экономиа. С. 245.}
   <[Site133Site]>
   Быть может, под впечатлением своих прежних занятий по овцеводству, Волчков придает ему чрезвычайно большое значение. "Всех в домостроительстве скотов овца прибыльнее, что не только от древних времен слышим, но и ныне ясно видим, какой великой доход от суконных и протчих шерстяных фабрик получается"*. Советует устраивать овчарные заводы и на них "своих искусных овчаров и довольных пастухов иметь, чтоб оные по всему вышеписанному за овцами со всяким прилежанием и верностью ходили, и всякую возможную пользу господам своим приносили"**.
   {* Здесь Волчков по своему обычаю переделывает немецкий текст на свой манер. Там сказано с меньшей подчеркнутостью: "Von den nutzbaroten Tieren in der ganzen Vieh-Zucht, sind, ohne einigen Streit, die Schaafe eins von den vornehmsten (курсив мой. -- В.Ж.)". (II. S. 1023)
   ** Развитие улучшенного овцеводства в избранной для него еще Петром Малороссии подвигалось тогда все еще очень туго, с остановками и даже движением вниз. Малороссийские власти относились по-прежнему недружелюбно к распоряжениям центральной власти, продолжавшей линию политики, намеченной Петром. Выше была отмечена посылка овчаров и специалистов-дворян на Украину в 1727 г. Вскоре после этой меры гетман Апостол доносил (в 1729 г.), что за "неумением Малороссийских обывателей в содержании и размножении доброй шерсти, овцы перевелись, и что поэтому овчарные мастера уже не нужны для Малороссии". Сенат ответил (23 июня 1729 г.) указом, подтверждающим прежние распоряжения. Также и в правление Анны Иоанновны Сенат продолжал заботиться о распространении улучшенного овцеводства. В 1731 г. в Малороссию были командированы "овчарные мастера-иноземцы, бывшие у содержания овчарных в Казани заводов". В 1736 г. была дана привилегия двум частным предприятиям (Коросову и Мольтреху) на учреждение на Кавказе ("меж рек Кизляра и Тютляра") суконных фабрик и овчарных заводов с отводом 5 верст земли и обещанием прибавить еще 5 верст, "когда овчарный завод заведут и доброшерстных овец будут содержать". Подействовали ли меры, принятые Сенатом, на малороссийское овцеводство, или и без того оно не было в таком упадке, как стращал центральное правительство гетман Апостол, но там к концу правления Анны Иоанновны овец улучшенной породы было, по-видимому, так много, как о том свидетельствует один частный факт. В 1739 г. Анна Иоанновна пожаловала Миниху по его просьбе 1609 овец и ягнят хорошей породы, отписанных от кн. Меншикова в Малороссии, и разрешила ему сверх того выбрать на его заводы 1/10 часть из 110 710 овец, числившихся на заводах прочих малороссийских жителей (с уплатой по местной цене). (Исторический обзор мер правительства к развитию овцеводства в России // Труды ВЭО. 1862. Т. III. С. 109-110).}
   Отдел о воспитании молодых дворян в немецком тексте изложен в общем по Гобергу, с характерным для<[Site134Site]>высокопоставленного редактора предубеждением против публичного воспитания знатных молодых людей, в особенности в университетах, наполненных шумными, беспокойными и озорными буршами. Однако и ему приходится мириться с установившимся в Германии обычаем, и он допускает даже отправку сыновей в отдаленные университеты чужих государств, под надзором "гофмейстера". Русский переводчик понимает дело проще. Он не требует от молодого человека, желающего посвятить себя сельскому хозяйству, большой образованности, рекомендуя ему практические знания в "юриспруденции", "иженерстве", "архитектуре", "меру механическую ведать", "некоторое искусство в лекарствах иметь". "Непотребно и безопасное было бы продолжение времени, ежели бы кто в нуждном домостроительстве похотел Философии, Алгебре и другим неведомым и безконечным наукам учиться..." Науки помещику нужны, главным образом, для государственной службы. "Каждому эконому, а особливо шляхтичу, необходимо нуждно к воинским чинам и гражданским достоинствам, пристойным наукам обучаться: А именно, юриспруденции, математике, инженерству, и прочим искусствам, которые человека совершенным и государству полезным делают..." Обучение гражданскому праву необходимо, чтобы помещик мог "себя самого, честь свою, фамилию и деревни, от всяких бед и нападок охранять и оборонять, а не стряпчих и поверенных нанимать и им попускать себя как слепова за нос водить..."*.
   {* Практичный и трезво-рассудительный русский переводчик, при всей его любви к наставительным рассуждениям, опустил здесь пространные, преувеличенные до приторности религиозно-нравственные наставления немецкого текста. О требованиях немецкого автора к религиозному воспитанию дворянского юношества можно судить по намеченному им суточному распорядку жизни обучающихся дома дворянских детей: восемь часов на ученье, семь -- на сон, два -- на отдых и развлечения, три -- на еду и четыре -- на молитву. (См.: Oeconomus prudens... I. S. 53.)}
   Сжато, просто и толково изложенная "Флоринова экономия" полюбилась русскому невзыскательному читателю XVIII в. и охотно спрашивалась им даже тогда, когда в агрономической науке произошли большие перемены, доносившиеся и к нам. Она была переиздана без всяких изменений<[Site135Site]>в тексте, с прибавлением немногих рисунков и чертежей (в четвертом и пятом изданиях), в 1760, 1775, 1786 и 1794 гг., что свидетельствует о большом интересе русской читающей публики XVIII в. именно к таким практическим советам, помогающим в частных случаях и не затрагивающим общей постановки хозяйства*.
   Рядом с ней в 40-х и 50-х годах XVIII в. имела, видимо, широкое обращение в публике такого же типа, но еще более краткая рукописная "Лифляндская экономия"**.
  
   {* О популярности и распространенности "Флориновой экономии" в помещичьих кругах второй половины XVIII в. свидетельствует, например, сообщение Тимковского, что "первыя книги, с какими новая словесность появилась у нас (в Малороссии в конце 70-х гг. XVIII в. -- В.Ж.), каким стал я видеть у отца, были Курганова Письмовник и Флоринова Экономия с картинками, привезенныя из Петербурга дядею Иваном". (Записки И.Ф.Тимковского. Мое определение в службу // Москвитянин. 1852. Т. V Сентябрь, N. 17. С. 10 (Отд. IV).
   ** Список "Лифляндской экономии", хранящийся в Ленинской библиотеке (N. 2649) назван переводом Ломоносова ("переведена на российский химии профессором Ломоносовым в Санкт-Петербурге 1747 года"). Внизу заглавного листа есть памятка: "С подлинной списана в 1760 году из дому господ Баронов Черкасовых". Рукопись прекрасно переписана и заключена в солидный кожаный переплет, так что могла читаться не с меньшим удобством, чем печатная книга. Она содержит 117 листов (по 2 стр. в каждом) формата обыкновенной писчей бумаги и состоит из трех частей прибавления, "содержащего разные вещи к домостроительству надлежащия", кулинарного отдела и собрания медицинских советов. Собственно агрономическая часть не велика и занимает меньше половины книги (52 листа). Она делится на общую часть (о домности крестьянской вообще, о работе крестьянской на каждый месяц, о крестьянских приметах и об усадьбе), и две специальных (о пахотной работе и о скоте и птицах). Книга открывается религиозно-нравственными наставлениями. "Кто славен добродетелями, тот у Бога большой дворянин". Рекомендуется при большом хозяйстве "по последней мере знать тройное правило", а при более сложном -- и "пятерное и обратное тройное правило". "Сия наука к тому надобна, чтобы работы распределять порядочно. Ему надлежит ранее всех вставать и позже спать ложиться. Земледелец не должен быть ленивец. После обеда недолго заснуть ему позволено. Крестьянские жалобы должен он терпеливо слушать, безумедления и похлебства совестно судить. Прилежно заказывать, чтобы богатые мужики ни каким образом земли не отнимали, господской земли не касались и мест не переменяли, а с соседями бы дружно жили. Ближний сосед лутше чем друг отдаленный. Ему должно учреждать все с разсуждением и благочинием. Примерно смотреть, чтобы все хорошо и в пристойное время делать. Работников на теле не наказывать, разве учинится от них нарочное силовольство или несносная злоба. Перед полуднем и после полудня, также во время начала и при окончании работы ввечеру} {осматривать все, что зделано. Хозяйские глаза болше пользы приносят, нежели затылок*. Агрономические советы предполагают традиционный способ земледелия (трехпольное хозяйство). В наставлениях об удобрении ссылается на Катона: "Катон пишет: "Старайся иметь много навозу"*. Советует "приход и расход примерно записывать". Владелец или приказчик должен следить за исправностью крестьянских построек и вообще за состоянием их хозяйства. В прибавлении сообщается множество технических советов. Кулинарный отдел занимает много места. Особо поставлен обширный "реестр о водках" (между прочим указаны рецепты восьми водок "крепительных", "водка для здравии желудка", "водка стомаховая"). Много внимания уделено водкам и в медицинских рецептах. Тон книги уверенный и поучающий. "Ежели кому предложения в сей книге правила не удадутся, -- говорится в заключении "Прибавления", -- то должен он подумать, что он в самом действии пропустил какия-нибудь обстоятельства. Лекарь может сказать о своем лекарстве, что оно многим было полезно, однако тем похвалиться не может, чтобы оно всякому пособляло".}
   <[Site136Site]>
   Русские офицеры стали знакомиться с хозяйством Остзейского края еще со времени первого вторжения туда русских войск при Петре Великом. Впоследствии стоянки русских войск в новоприобретенной Лифляндии давали любознательным русским офицерам превосходный случай присматриваться к лифляндским сельскохозяйственным порядкам и знакомиться с местной агрономической литературой. Болотов передает, что его отец любил беседовать в Лифляндии с местными просвещенными сельскими хозяевами, а после его смерти нашел в отцовских бумагах отрывки перевода "Лифляндской экономии", сделанного его отцом, по-видимому, в то время, когда он стоял со своим полком в Остзейском крае*.
   Время, когда "Флоринова экономия" стала распространяться в помещичьих кругах -- конец 30-х и начало 40-х гг. XVIII в., -- во многом не походило уже на петровскую эпоху. Дворянство стало более твердой ногой в государственной жизни, его права и привилегии расширились, тогда как крестьянские права были умалены, сбыт сельскохозяйственных продуктов облегчился расширением рынка**,
   {* Болотов А.Т, Записки Андрея Тимофеевича Болотова. СПб., 1871. Т. I. Стб. 77.
   ** Еще Петр Великий положил начало облегчению сбыта сельскохозяйственных продуктов, открывая и устраивая морские порты и связывая их сетью каналов, Результаты этих мер сказались при его преемниках, в существе продолжавших его политику. Через шесть-семь лет после смерти Петра был закончен} {и открыт для товарного движения Ладожский обводной канал. Почтовые сообщения, налаженные Петром между Москвой и Петербургом, Москвой и Киевом, постепенно устанавливаются между всеми значительными городами. Торговые пути, проложенные еще в Московском государстве, оживляются (за поощрении Петром петербургской торговли в ущерб архангельской). Сельскохозяйственное сырье -- тоже, но большими массами, чем в Московском государстве, тянется за границу, чтобы обменяться на привозимые оттуда предметы роскоши, ставшие потребностью зажиточного дворянства, перенявшего внешний лоск европейской цивилизации.}
   а новый<[Site137Site]>быт значительно упрочился, повышая потребности дворянства, особенно столичного. Уже при Екатерине I[82] не нужно было, как при Петре, принуждать дворян веселиться в ассамблеях, потому что "размножились частные балы, и охота к танцам все более распространялась". При Екатерине незнание танцев у девицы уже считалось недостатком воспитания. При ней начали употреблять в обществах и карты, которых Петр I не терпел*. Щербатов, указывая на увеличение пышности двора при Екатерине I и на роскошный образ жизни Меньшикова[83], говорит, что "вывоз разных драгоценных уборов и вин весьма умножился, и сластолюбие сие во все степени людей проникло, умножило нужды, а умножа нужды, умножило искание без разбору, дабы оныя наполнить..."**. Еще дальше развилась роскошь при Анне Иоанновне. При ней "в торжественные дни надевала Она богатыя одежды из Лионских парчей и бархаток.. Придворные, желая угодить Ей, приезжали, по праздникам, во дворец в богатых кафтанах"***.
  
   {* Вейдермейер А. Обзор главнейших происшествий в России [в 3 ч.]. Изд. 4-е, испр. И доп. Ч. 1. С. 41 (разд. паг.).
   ** Щербатов М.М. О повреждении нравов в России: записки князя Щербатова М.М. // Русская старина. 1870. Т. II. С. 38-39.
   *** Вейдермейер А. Обзор главнейших происшествий в России [в 3 ч.]. Изд. 4-е, испр. И доп. Ч. 1. С. 105-106 (разд. паг.).}
   Послушаем опять М.М.Щербатова: "Оно (великолепие. -- В.Ж.) уже в платьях, столах и других украшениях начинало из меры выходить... <...> Число разных вин уже умножилось и прежде незнаемые шампанское, бургундское и капское стало привозиться и употребляться на столы. Уже вместо сделанных из простаго дерева меблей стали не иные употребляться как аглинские, сделанныя из краснаго дерева... домы увеличились... зачали домы сии обивать<[Site138Site]>штофными и другими обоями... зеркал, которых сперва мало было, уже во все комнаты и большие стали употреблять. Экипажи тоже великолепие восчувствовали..."*. Еще более яркими красками Щербатов описывает роскошь при Елизавете Петровне[84], когда возвысились новые люди, и "смешались состояния". Люди состязались друг перед другом в широте жизни и "сластолюбие сверху вниз стало преходить и разорять нижних"**.
   Петербургское дворянство, имевшее доступ ко двору, должно было следовать примеру блестящей и любящей роскошные празднества императрицы. Для этого верхнего слоя роскошь становилась даже обязательной***.
  
   {* Щербатов М.М. О повреждении нравов в России // Русская старина. 1870. Т.П. С. 18-55.
   ** Там же. С. 102-103.
   *** Среди законодательных актов времени Елизаветы имеются, например, два любопытных именных указа, предписывающих "знатным первых четырех классов персонам и придворным кавалерам, которые здесь в Санкт-Петербурге присутственны", изготавливать себе к предстоящему торжеству бракосочетания наследника престола платья и экипажи. Требовалось, чтобы они "пристойныя и по возможности каждаго богатыя платья, кареты цугами и прочие экипажи изготовили". "И понеже сие торжествование чрез несколько дней продолжено быть имеет, то хотя для онаго, каждой персоне, как мужеской, так и дамам, по одному-новому платью себе сделать надобно; однакоже при том на волю их отдается, ежели кто похочет и два или инако больше себе таких новых платьев сделать, равномерно же и помянутые экипажи, по одному каждой персоне приготовить, а при том такожде на волю оставляется; буде кто похочет и другой для своей жены особливой экипаж иметь". Указ рекомендовал и более скромным чинам -- пятого и шестого классов, не участвующих в церемонии, но допущенным ко двору, "платье и экипажи свои, по пристойности каждаго, хорошия иметь надлежит". Во время церемонии особы первых двух классов должны были иметь у каждой кареты по два гайдука, от 8 до 12 лакеев, по два скорохода, "и кто пожелает, притом по одному пажу и по два егеря"; особы третьего класса -- по 6 лакеев и по два скорохода, четвертого класса -- по 4 лакея. Было предписано выдать на этот предмет жалованье за год вперед, чем правительство открыто признавало, что казенного жалованья могло хватить только на несколько дней придворных торжеств. (ПСЗ. Т.ХП. N.9123 и 9124.)}
  
   Всеобщая расточительность заражала и вообще менее расположенных к ней немцев. По словам Болотова, барон Корф[85], женатый на двоюродной сестре императрицы Скавронской и имевший большие связи при дворе, будучи назначен русским<[Site139Site]>губернатором в Кенигсберг во время Семилетней войны[86], жил там чрезвычайно широко, подобно владетельному князю или, по крайней мере, вице-рою (вице-король. -- В.Т.), и "проживал... не только все свое жалованье, но и все свои собственные многочисленные доходы"*.
   Время Елизаветы характерно и продолжавшимся увеличением прав и привилегий дворянства и умалением крестьянских прав, законом и обычаем, попускаемым или даже покровительствуемым властью. В результате, уже тогда дворянство формируется в обособленную привилегированную сословную организацию, основанную на происхождении, и приобретает все большие права над крепостными. Личным дворянам было запрещено покупать людей и земли. Право на владение землей и людьми было закреплено исключительно за потомственными дворянами, доказавшими свое дворянское происхождение. Помещикам дано было право ссылать своих крестьян в Сибирь с зачетом за рекрутов. Крестьяне лишены были права входить в денежные обязательства без разрешения своих владельцев**. Верховный орган управления -- Сенат становится при Елизавете "проводником сословного самосознания дворянства. Интересы этого класса руководят им в мероприятиях, касающихся вопросов землевладения и владения крепостными, развития промышленности, улучшения личного состава гражданских учреждений, назначения на должности и движения по службе"***.
  
   {* Болотов А.Т. Записки... Т. I. Стб. 755-756.
   ** Платонов С.Ф. Лекции по русской истории. СПб., 1901. С. 505.
   *** История Правительствующего Сената за двести лет, 1711-1911. СПб., 1911.Т.П. С.313-314.}
   Участники переворота, произведенного Елизаветою с помощью гвардии, были щедро награждены ценными подарками, деньгами, землями и людьми. Особенностью елизаветинской аристократии была ее близкая связь с крупным купечеством и прямое участие в крупной промышленности и торговле. Из ее рядов особенно выдвинулся своей инициативой в финансовых и коммерческих делах гр. П.И.Шувалов[87], занявший видное место в государственном управлении вскоре после возведения Елизаветы на престол. Он обладал<[Site140Site]> большими аппетитами, которых никогда не мог удовлетворить до конца, стягивал к себе, сколько удавалось, льгот и милостей, но при этом "давал жить" и другим, проводя общие меры в пользу дворянства и купечества. Елизаветинские вельможи расхватывали казенные заводы и сосредоточивали в своих руках крупные торговые монополии*.
  
   {* В 1748 г. гр. П.И.Шувалов получил монополию на ловлю рыбы в северных морях, в 1758 г. мясную, в 1754 г, взял в содержание Гороблагодатские железные заводы с приписными рабочими (более 12 000 человек) по цене ниже их действительной стоимости, но и притом вносил в казну следуемые с него платежи очень неаккуратно и постоянно хлопотал об освобождении его железа от всяких пошлин. Получив монополию на разработку онежских лесов, он передал ее сначала английскому коммерсанту Гому, затем заключил с ним договор на 30 лет, причем исходатайствовал для него ссуду из учрежденного его стараниями в 1754 г. банка в 300 000 р., из которых 120 000 взял себе, а за Томом оставил долг в 200 000 р. В феврале 1761 г. за Шуваловым были конфирмованы откупа: табачный (до 1777 г.) и винный (по Тобольской губернии до 1767 г., по Астраханской -- до 1766 г.). Ему же были отданы тюленьи промыслы на Ладожском озере, рыбные промыслы на Каспийском море и моржевые, звериные и сальные промыслы по берегам Ледовитого океана. Шувалов устраивал там магазины, в которых держал "всякие хлебные припасы, сукна сермяжные, котлы, топоры, ножи, промысловые инструменты, и прочие тамошнего народа потребности "для обмена на сало и прочия их промыслы". Получили свою долю и другие влиятельные лица: в 1751 г. даны были железные заводы А.И.Шувалову, в 1757 г. -- медные гр. И.Г.Чернышеву и в 1759 г. медные же заводы гр. М.Ил.Воронцову. Воронцов получил заводы (Егожинский, Мотовилихинский, Высимский и Пыскорский) с рудниками, всеми припасами, рабочими людьми и крестьянами за небольшой ежегодный платеж, но, подобно П.И.Шувалову, постоянно нуждался в деньгах и не переставал просить новых льгот и милостей. "Как свет сей без вориации и теплоты солнечного сияния никак пребыть, а тело без души движения отнюдь иметь не может, так и мы все, верные рабы ваши, без милости и награждения Вашего Императорского Величества прожить не можем. И я не единого дома, фамилии в государстве не знаю, которые бы собственно без награждения от монарших щедрот себя содержали". Подобно Шувалову, и Воронцов затевал крупные коммерческие предприятия. В 1757 г. он получил, в виде изъятия из общего правила, разрешение вывезти в компании с Глебовым из Лифляндии и Эстляндии 4000 ластов хлеба, а из Петербурга 10 000 кулей муки. Разыскивая местности, где выгодно было бы купить хлеба, Воронцов вошел в переписку с малороссийским гетманом гр. К.Г.Разумовским и спрашивал о ценах на хлеб в Малороссии. (Елисавета Петровна: очерк ее жизни и царствования // Русский архив. 1911. Кн. N. 1. С. 5-35; Карнович Е.П. Замечательныя богатства частных лиц в России. СПб., 1874. С. 255-289; История Правительствующего Сената за двести лет, 1711-1911 гг. Т. II. С. 299-302; Чулков Н. Граф Петр Иванович Шувалов // Сборник биографий кавалергардов. СПб.,}{1904. [Т. I]: 1762-1801. С. 243-252; Фирсов Н. Русские торгово-промышленные компании в 1-ю половину XVIII столетия Казань, 1872. С. 163-168 и прил.: С. 224-229; Чулков Н. М.И.Воронцов // Сборник биографий кавалергардов. Спб., 1904. [Т. II]: 1762-1801. С. 238-239.)}
   <[Site141Site]>
   Преследуя прежде всего свои собственные выгоды, правящие круги не могли не поделиться или со средним и мелким дворянством, на которое они главным образом опирались, или с крупным купечеством, с которым их сближали торговые и промышленные операции. Там, где интересы этих классов не сталкивались, дело было просто, и здесь Шувалов поднимался иногда на высоту общегосударственного интереса. Таков был, в особенности, проведенный им закон об отмене внутренних пошлин 20 декабря 1753 г. Шувалов мотивировал его стеснениями, налагаемыми прежним порядком на крестьян, на "народ, положенный в подушный оклад", в котором "состоит главная государственная сила", и на купечество ("купечеству же помешательства в торгах, перебой-ка товаров и прочие убытки следуют")*.
  
   {* Шувалов подробно распространяется о неудобствах прежнего порядка для крестьян вследствие стеснительных формальностей и злоупотреблений целовальников ("берут вместо полушки деньгу, а за деньгу 3 полушки или копейку, да и в дробях рассчитать не можно, а буде давать не станут, то снимает шапки и отбирает рукавицы и прочие приметки не малые бывают") и откупщиков ("для их Откупщикова прибытку чинятся приметки и лишнее, по расценке их, как хотят, взятье"), от множества поводов для взимания пошлины ("когда едут дорогою, то с них в летнее время на мостах и перевозах берут пошлину, напр. Троицкая Сергиева Лавра от Москвы состоит в 60 верстах, на оной дистанции мостов и гатей 4 или 5, в том числе когда в межень можно мост или гать объехать, и по мосту не едет, а мостовое платит же, и так напр., когда крестьянин везет на продажу в Москву воз дров и за него возмет 15 или 20 копеек, а из того числа заплатит в Москве пошлины, да в оба пути мостовое и себя и лошадь содержит через 120 верст и затем домой едва ли привезет половину; а в зимнее время платят пролубное"). Будучи "по многим вещам многим местам в поборах подвергнуты", крестьяне терпят "несказанно бесчеловечия и бедств", ибо "всякого места пристав пропитания себе необходимо требует". О размерах созданного законом 1753 г. облегчения дает понятие перечисление всех отменяемых им сборов -- всего 17 пунктов. В том числе: таможенных с товаров, с хлеба и со всяких съестных припасов, с сена и дров и прочаго, что в Москве в большую, померную и мытенную, також и в других городах в Таможни сбиралось (кроме конских пошлин) с найма извощиков и с плавных судов десятой доли и с извозу: с клеймения хомутов, с мостов и перевозов (кроме Санкт-Петербурга), с подпалых и палых лошадиных и яловичных} {кож и с скотины; канцелярских мелочных, с ледоколу и водопою, с четвериков номерных; с продажи дегтя; с весов весчих товаров.}
  
   Отмена внутренних пошлин имела громадные последствия для образования<[Site142Site]>широкого внутреннего рынка, облегчив и удешевив торговлю, и сблизив между собой не только области средней России, но введя впервые в живое торговое общение северную и южную части Империи*.
   Были проведены и другие облегчения в торговле сельскохозяйственными продуктами. Дворянству было дозволено домашние свои товары, а не скупные, продавать в заморский торг оптом, а гражданам в розницу. Привозимый из уездов крестьянами для продажи на рынке хлеб, съестные и лесные припасы назначено продавать обывателям до полудня, а после того всем невозбранно; также крестьянам дозволено в селеньях по большим дорогам и не вблизи городов торговать мелочными товарами**.
  
   {* "Малороссийские купцы остались недовольны уничтожением пошлин, потому что увидели вокруг себя много конкурентов и кроме того осознали, что уничтожение застав на границе России с Малороссией нанесло последний удар политической самостоятельности Малой Руси, но торговля от этого только выиграла..." (Мельгунов П.П. Очерки по истории русской торговли IX-XVIII вв. С. 264.) Отмена пошлин как бы заменила удобные пути сообщения, но продолжалось и улучшение внутренних путей. В 1742 г. была расчищена река Тверца, в 1743 г. проведены каналы от реки Шланы до рек Ржавца и Уны, в 1748 г. велено гжатским купцам почистить реки Гжать и Вазузу. (Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII-ro столетия по 1858 год. СПб., 1859. Ч. 1. С. 181-184.)
   ** Там же. С. 162-165. В области внешней торговли правительство не держалось тогда какой-либо твердой линии. Вывоз хлеба за границу то поощрялся, то затруднялся, причем льготные условия для вывоза давались или по отдельным договорам с некоторыми странами (напр., с Швецией), или как привилегия влиятельным лицам (напр., Воронцову и Глебову) с ограничениями размеров вывоза. Запрещался вывоз леса (с изъятиями для некоторых лиц и другими исключениями) и льняной пряжи. Решительный поворот в сторону свободы внешней торговли был сделан позже, уже при преемниках Елизаветы, когда дворянство еще более усилилось (см. ниже.).}
  
   Одинаково в интересах дворянства и купечества были проведены Шуваловым и меры в организации кредита. Для избавления дворян от дорогого частного кредита, доходившего при верных залогах до 15-20%, 13 мая 1754 г. был учрежден Государственный Заемный банк с двумя конторами в Петербурге и Москве, выдававший ссуды не более 500 или<[Site143Site]>1000 р. в одни руки из 6% годовых сроком не долее одного года и не иначе как под залог населенных имений, считая по 50 р. за душу или под надежное поручительство зажиточных дворян. Охотников получать ссуды нашлось немало, причем в первые же годы появились неисправные плательщики. Поэтому в 1754 г. была установлена отсрочка на три года, в 1758 г. прибавлен еще год, в 1759 г. опять год, в 1761 г. определена отсрочка до 8 лет*.
   В то же время была сделана попытка организовать удобный и дешевый кредит и для купечества: в 1754 же году был учрежден Коммерческий банк, выдававший ссуды также из 6% годовых. В 1757 г. были созданы банковые конторы вексельного производства между городами, причем было дозволено "медные деньги раздавать на вексели, сроком от 3 до 6 мес., уплачиваемые в Петербурге", из 5% в месяц. В 1758 г. был основан "Медной банк" и велено было раздавать на вексели медные деньги на годовой срок из 6%.
   В случаях, где интересы дворянства и купечества сталкивались, правительство Елизаветы неизменно давало перевес интересам дворянства. Так, в 1754 г. право купцов иметь винокуренные заводы было в принципе отменено и оставлено лишь на время за купцами, "которые имеют... винокуренные заводы от Москвы в отдаленных местах", "доколе помещики. .. винокуренные свои заводы размножат". На дальнейшее же время устройство новых винокуренных заводов представлялось исключительно дворянству, причем закон внушал помещикам, чтобы они "в размножении своих винокуренных заводов к поставке на кабаки вина крайнее старание прилагали, дабы полное число, что на продажу из казны будет потребно, было всегда без недостатку". Купцы же "должны вступать в торги и разпространять коммерцию, и от того получать свои прибытки..."**.
   {* Там же. С. 191-194; Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России...
   С. 343.
   ** ПСЗ. Т. XIV. N. 10261. (Указ 19 июля 1754 г.)}
   В дополнительном указе 19 сентября 1755 г., имевшем в виду главным образом уничтожение корчемства, откровенно заявлялось, что новая мера проведена "к обращению сей от поставки на кабаки вина пользы
   <[Site144Site]>
   Дворянству, которому оное и принадлежит", а также "для умножения коммерции отнятием случая употреблять купцам капитала в те дела, которыя в пользу Дворянства принадлежат, следственно обращением онаго в настоящую коммерцию". Этим же указом было дозволено беспошлинно курить вино в "домовый расход" дворянам, соответственно их чинам*.
   Во время Семилетней войны правительство озаботилось поставить дворян в привилегированное положение по сравнению с купцами и в деле снабжения войск провиантом и фуражом. "Провиантские регулы" 1758 г. предписывают "старание иметь сколько и где возможно подрядов... от купцов... миновать, а пользовать поставкой от шляхетства и поселян, дабы подданные, которые о распространении земледелия сами трудятся и с коих на такие приготовления и в прочем на содержание армии подушной оклад сбирается, теми ж деньгами интересоваться могли"**.
   В случаях одинаково выгодных для казны условий при встрече дворянских и купеческих предложений, предписывалось "шляхетству и прочим уездным пред купеческими людьми того города... делать преимущество". Было запрещено даже покупать хлеб для армии в местах ее нахождения за границей, "как бы оный дешев не был, а велено возить оный отсюда, как бы дорого не становился", чем "было сделано подлинно некоторое хлебопашеству одобрение"***.
  
   {* Чинам 1-го класса разрешалось выкуривать в домовый расход до 1000 ведер, 2-го -- 800, 3-го -- 600, 4-го -- 400, 5-го -- 300, 6-го -- 200, 7-го -- 150, 8-го -- 100, 9-го -- 90, 10-го -- 80, 11-го -- 60, 12-го -- 40, 13-го -- 35, 14-го -- 30, наконец, не имеющим рангов -- до 25 ведер. (Там же. N. 10466).
   ** Провиантские регулы -- положения по снабжению войск. См.: Провиантския регулы: Сочиненныя для учрежденной при Обсервационном корпусе коммиссии генерала-провиантмейстера-лейтенанта генваря дня 1758 года. СПб., 1892.
   *** По словам указа Петра III 1762 г. о свободной хлебной торговле.}
   Финансовые затруднения заставляли и правительство Елизаветы настаивать на взыскании недоимок по подушным сборам, но в то же время оно изыскивало и другие способы к пополнению государственного казначейства. Найдя их в соляной и винной монополии и в мерах к развитию торговли<[Site145Site]>и промышленности, оно, не дожидаясь результатов их, уже 15 декабря 1752 г. распорядилось "имеющуюся... по прежней ревизии подушнаго сбора с 1724 по 1747 год доимку, которой состоит 2 534 008 рублей, со всех сложить всю, и ни на ком оной не взыскивать", а конфискованные за неуплату недоимки имения, которые остались за казной и пока никому не пожалованы и не проданы, "возвратить тем, у кого оныя отписаны". "Империя так силою возрасла, -- мотивирует указ эту льготу, -- что лучшаго времени своего состояния, какое доныне ни было, несравненно превосходит во умножившемся доходе Государственном и народе, из котораго состоит и комплектуется Высокославная Наша Армия; ибо как в доходах, так и в упомянутом народе едва не пятая часть прежнее состояние превосходит..."*.
   Усилению хозяйственной мощи и политического влияния дворянства соответствовало и повышение его культурного уровня. Создается привычка к чтению, наука и литература приобретают значение и вес в глазах руководящих государственных деятелей. Академия наук, при всех ее невзгодах, становится не только крупным европейским очагом научной мысли, но и живым центром просвещения. При ней по почину и под руководством широко образованного и наделенного кипучей энергией и ярким темпераментом историка Миллера[88] создается общедоступный научно-литературный журнал -- "Ежемесячные сочинения к пользе и увеселению служащие".
   В круг тем, затрагиваемых этим журналом, Миллер включил и вопросы агрономические, следуя собственному интересу и идя навстречу запросам широкого круга читателей**.
   {* ПСЗ. Т. ХIII. N. 10061.
   ** Будучи переведен в Москву на почетное, но далекое от его любимых занятий и мало удовлетворявшее его место (главного надзирателя Воспитательного дома), Миллер ходатайствовал перед каким-то влиятельным лицом о назначении его на вакантный тогда пост воронежского губернатора, мотивируя свою просьбу между прочим следующим: "...Что чувствую усердное удовольствие от приращения государственной экономии; что природная ревность моя склоняется к умножению земледельства, мануфактур и купечества. Я представляю себе воронежскую губернию., яко обширное поле, нарочно для таких склонностей устроенное... Мне тамошния места знакомыя: земля всеми полезными качествами одарена, но}{по бо'льшей части лежит в пусте. Земледельство требует возбуждения и наставления к лучшему производству; надлежит искать земным продуктам, без дальняго провозу, прибыточного употребления". (Пекарский П. История Императорской
   академии наук в Петербурге. СПб., 1870. Т. I. С. 393.)}
   <[Site146Site]>
   Помимо специальных, по большей части переводных, очерков, мы находим здесь и статьи общего характера. Вначале, деревенская жизнь описывается с точки зрения богатого барина, вкушающего в своей роскошной усадьбе прелести тихого сельского уюта, разнообразящиеся невинными удовольствиями. Любопытно, что такой тон был дан известным Тредиаковским[89], поместившим в этом журнале статью "О безпорочности и приятности деревенския жизни". Ученый автор обильно цитирует агрономические сочинения древних писателей -- Катона, Колумеллу, Цицерона, Виргилия[90]. "Я не говорю о земледелии в поте лица, то есть работном, на которое человек осужден по преступлении; но изъясняю другое определенное на угодность ему, и на приятное упражнение"*.
  
   {* В конце статьи помещены два варианта перевода буколических стихов Горация, из которых один переложен на русские нравы, с характерной неуклюжестью стихотворства знаменитого пиита:
   Счастлив! в свете без сует живущий,
   Как в златый век, да и без врагов;
   Плугом отчески поля орющий,
   А ктомуж без всяких долгов.*
   Не спешит сей в строй к барабану;
   Флот и море не страшат его,
   Ябед он не знает, ни обману,
   Свой палат дом лучше для него.
   <..................................................>
   *
   Осень как плодом обогатится,
   Много яблок, груш, и много слив,
   О! коль полным сердцем веселится,
   Их величину, их зря налив.
   *
   Что из всех тогда плодов зреляе,
   Отбирает разно по частям:}
   <[Site147Site]>
   {Часть в подарок сродникам, часть брату,
   Благодетель туб взял, говорит;
   Пусть за ту мне друг благодарит.
   Иногда лежит под старым дубом,
   Иногда на мягкой там траве;
   Нет в нем скверных мыслей зле о грубом:
   Что есть дельно, то все в голове.
   Быстрые текут между тем речки;
   Сладко птички по лесам поют;
   Трубят звонко пастухи в рожечки;
   С гор ключи струю гремящу льют.
   Но зимою нападут как снеги,
   И от стужи избы станут греть;
   Много и тогда ему там неги:
   Начнет род другой забав иметь.
   Боязливых зайцов в сеть ловя;
   То с волками смотрит псовы драки,
   То медведя оными травя.
   Тешит он себя и лошадями;
   И кладет отраву на лисиц;
   Давит многих иногда силками;
   Иногда стреляет разных птиц.
   Часто днями ходит при овине,
   При скирдах, то инде, то при льне;
   То пролазов смотрит нет ли в тыне;
   И что делается на гумне.
   Ктож бы, толь в приятной сей забаве,
   Всех своих печалей не забыл?}
   <[Site148Site]>
   {Будеж правит весь толь постоянна
   Дом жена благословенный с ним...
   Весь некупленый обед готовит,
   Смотрит, пища чтоб вкусна была;
   Из живых птиц на жаркое ловит,
   И другое строит для стола.
   А потом светлицу убирает
   К мужнему приходу с дел его;
   Накормивши деток наряжает,
   Встретить с нимиб мужа своего.
   Тот пришед в дом, кушать и садится
   За покрытый, набранный свой стол:
   Чтож порядочно у ней все зрится,
   То причины нет, чтоб был он зол.
   Насыщаясь кушаньем природным,
   Все здорово провождает дни;
   Дел от добрых только благородным,
   Не от платья и не от гульни.
   С Ежемесячные сочинения.
   СПб., 1757. Июль. С. 73 и 80-83.)
  
   Интересна история появления этой статьи. Миллер, отличавшийся строптивым И решительным характером, не помещал некоторых произведений Тредиаковского (журнал издавался с 1755 г.), и потому тот прибегнул к хитрости, передав через другое лицо неподписанными "две пошлыя пьесы", "из которых первая о беспорочности и приятности деревенския жизни, а другая о шолке и червях толковых" и еще оду "Вешнее тепло". Ода и статья о деревенской жизни были вскоре напечатаны. В статье оказалось немало опечаток, и подозрительный Тредиаковский "в сомнение пришел, не нарочно ли сие зделано для безчестия мне, может быть почувствовавши, что она моя. Писал я для того письмо к издателю, и жаловался, что так дурно и развращенно с сочинением моим поступлено; но он, сведав уже подлиннее о мне, уничтожил токмо вторую, хотя и прошена была назад, о шолке...". Характерно, что статью Тредиаковского передал Миллеру {"артиллерии поручик, г. Нартов", будущий деятельный член Вольно-Экономического Общества. (Пекарский П.П. Редактор, сотрудники и цензура в русском журнале 1755-1764 годов. Прил. к ХII тому Записок Академии наук. СПб., 1867. С. 16-17.)}
   <[Site149Site]>
   В таком же духе начал писать в этом журнале известный П.И.Рычков[91]. Любопытно, что мотивом своего нежелания затрагивать серьезные агрономические вопросы он ставил недостаточное знакомство свое с особенностями русского сельского хозяйства, "иностранные же описания для наших мест и людей кажутся мне не во всем способны, и подвержены разным неудобствам"*.
   Но меньше чем через год Рычков нашел уже возможным писать и на агрономические темы. В "Письме о земледельстве в Казанской и Оренбургской губерниях" он описывает применяющиеся там приемы земледелия. Как человек практический, Рычков по-прежнему не искал поучений в иностранных новшествах и, по-видимому, едва ли был когда знаком с улучшенными системами земледелия. "Не только у нас во всей России, но и везде, где земледелие есть, пахотная земля на три поля, то есть на три разныя части разделяется..."**.
   Он относился скептически даже к непривычным для русских растениям, разводимым татарами***.
  
   {* Ежемесячные сочинения. 1757. Ноябрь. С. 405-406. Такого же характера и статья "Дворянин в деревне" (см.: Ежемесячные сочинения. 1757. Декабрь. С. 532-538). Тот же мотив звучит и в письме Сумарокова "О красоте природы" в издававшейся им в 1759 г. "Трудолюбивой пчеле". Он также восхваляет прелести уединенной сельской жизни. "Приятный мне вечер на бережках журчащих и по камышкам быстро текущих потоков сладко утомляет мысли: с удовольствием засыпаю и с удовольствием пробуждаюся. Притворства я здесь не вижу, лукавство здесь неизвестно. Одеваюся я как мне покойно, говорю и делаю что хочу и в поведении своем кроме себя не даю отчета..." (Трудолюбивая пчела. 1759. Генварь-декабрь. Майская книжка. 2-м тиснением. СПб., 1780. С. 313-314.)
   ** Ежемесячные сочинения. 1758. Май. С. 424.
   *** По поводу чечевицы, разводимой татарами, Рычков говорит, что "от Медиков весьма не похвально она описуется; ибо объявляют, что она ежели часто и много употребляется, отягощает и портит весьма желудок, производит густую и Меланхолическую кровь, причиняет разныя болезни, помрачает зрение и прочая". (Ежемесячные сочинения. 1758. Июнь. С. 516.)}
  
   Кроме оригинальных статей в "Ежемесячных сочинениях" помещалось много переводов на агрономические темы, <[Site150Site]>т.к. переводные статьи вообще преобладали, в распоряжении Миллера были постоянные переводчики*.
  
   {* Так, в апрельской книжке 1757 г. была помещена статья "О некоторых несекомых, кои полезны к крашению", в майской -- "Известие о шелковых заводах, каким образом они учреждены в Китае...", в июльской -- "Предложение о разводе в России шелковичных дерев...", "О употреблении овощей", в августовской -- "Мысли экономический"; 1758 г. февраль -- "Разсуждение о саранче Кельрейтера"; март -- "Экономическое примечание" о новом средстве при варении пив и медов, апрель -- "Разсуждение г. Б.Горнбурга о превращении одного хлеба в другой" и "О разведении земляных яблок" (едва ли не первая статья в России на эту тему); 1758 г., октябрь -- "Письмо о земледелии", перев. из Journal Oeconomique, из того же журнала: "Как сок поднимается в прорастения" -- и "Способ как придавать вину приятный вкус"; 1760 г., январь -- "Всеобщия о хозяйстве немецком правила" (в духе "Лифляндской экономии"), 1760 г., июнь -- "О свойстве и силе сахара"; 1761 г., июнь -- "Якова Фогготы инспектора при землемерии в Швеции Разсуждения о познании и описании отечества. Переведенныя из сочинений Королевской шведской Академии Наук Т. 3. Стр. 3 в т.ч. наставление к описанию в каждой стране того, что надлежит до земледелия и прочих промыслов"; 1761 г., декабрь -- "Уведомление о растении пшена сарачинскаго"; 1762 г., февраль -- "О строении погребов Х.Полгейма" и "О приготовлении льну в Лифляндии", 1763 г." апрель -- "Инструкция, как производить засевы разных табаков чужестранных в Малой России"; 1764 г., март -- "О способах от скотского падежа". В 1762 г. аналогичный журнал издавал в Москве профессор Московского университета Рейхель, под пространным заглавием: "Собрание лучших сочинений к распространению знания и к произведению удовольствия, или Смешенная Библиотека о разных физических, экономических, також до Мануфактур и до коммерции принадлежащих вещах". Агрономических статей там немного, половина технических: "Новые опыты об открашивании краснаго вина", "О способе поправления овечьей шерсти" (часть третья). В четвертой части помещен перевод с немецкого: "Жизнь сельскаго дворянина господина Ганца" в форме нравоучительной повести с благополучным концом. Более интересна также переводная (с фр.) статья "О пользе, которую физика приносит в экономии", свидетельствующая о желании поставить на научную основу всякого рода технические усовершенствования, в частности, и в земледелии, и рекомендующая устройство научных сельскохозяйственных обществ, по типу Флорентийского (часть первая).}
   По-видимому, агрономическими вопросами интересовался и Ломоносов[92]. Выше было отмечено, что ему приписан перевод "Лифляндской экономии". В последний год царствования Елизаветы Ломоносов написал И.И.Шувалову[93] письмо, в котором приступил к изложению "старых записок... мыслей, простирающихся к приращению общей пользы". Он успел сообщить из намеченного им плана<[Site151Site]>только первый пункт: "О размножении и сохранении Российкаго народа". Остальные мысли его, в том числе и "О исправлении земледелия", остались невысказанными*.
  
   {* В письме к Шувалову (датированном 1 ноября 1761 г.) Ломоносов предполагал развить следующие темы: 1) о размножении и сохранении Российского народа, 2) о истреблении праздности, 3) о исправлении нравов и о большом народа просвещении, 4) о исправлении земледелия, 5) о исправлении и размножении ремесленных дел и художеств, 6) о лучших пользах купечества, 7) о лучшей Государственной Экономии, 8) о сохранении военного искусства во время долговременного мира. В представленном в Академию наук 16 мая 1836 г. академиком Б.М.Федоровым снимке с собственноручной записки Ломоносова отмечены все эти восемь пунктов (причем четвертый формулирован иначе: "О умножении внутренняго изобилия"), а к ним присоединены еще: "Ориентальная Академия. О лесах. Економическая География. Олимпические игры. Истребление Раскола. Економическая Ланкарта". Остается пожалеть, что этим мыслям Ломоносова не удалось увидеть света. (См.: Михаил Васильевич Ломоносов. О размножении и сохранении российского народа, 1761 // Русская старина. 1873. Т. VIII, июль-декабрь. С. 563-580 (разд, паг.).)
   Незадолго до смерти Ломоносов опять вернулся к мысли заняться агрономическими вопросами. 1-го января 1765 г. Миллер был назначен на должность главного надзирателя в Воспитательном доме в Москве и должен был оставить редактирование "Ежемесячных сочинений". Он предлагал продолжить издание и без него, поручением редактирования кому-либо другому из академиков, но никто не хотел браться за это дело, а Ломоносов предложил издавать другой журнал -- "Экономические и физические сочинения" по четвертям года. Вскоре Ломоносов умер (4 апреля 1765 г.), и это предложение не осуществилось. (Пекарский П.П. Редактор, сотрудники и цензура в русском журнале 1755-1764 годов. СПб., 1867. С. 12-13.) .}
   Самым выдающимся агрономическим произведением Елизаветинского времени были напечатанные значительно позже "Краткие экономические до деревни следующие записки" известного администратора и историка Василия Никитича Татищева, написанные им в 1742 г., в бытность астраханским губернатором. По своему типу они напоминают традиционные "наказы управителю", с характерным для автора сугубым подчеркиванием трудолюбия, которое в применении к тогдашнему крепостному быту отзывалось чудовищной эксплуатацией, так же как и примерный расчет столовых запасов и других поборов, собираемых с крестьян. Возможно, что расширение потребностей помещичьего класса заставляло и людей сравнительно умеренных сильнее налегать на крестьянский труд и доход. Проведя<[Site152Site]>большую часть своей деловой жизни среди обширных просторов Востока и Юго-востока, Татищев начинает свое наставление неожиданной для того времени рекомендацией немецкой "выгодной" системы: он советует разделить "помещикову землю" на четыре части: "первая будет с рожью, вторая с яровым, третья под пар, четвертая для выгону скота; и оную землю переменять под выгон ежегодно другою и по очереди, дабы в короткое время вся земля чрез то удобрена навозом была, отчего невероятная прибыль быть может и великой урожай хлебу, скотина ж без всякой нужды без лугов продовольствоваться может одним полевым кормом, а та земля от нашной пасьбы напитается плодоносным соком к предудущему году для посеву. Сей непременной способ конечно употребить надлежит..." Это выступление, однако, как-то механически приклеено к остальной и главной части "Записок", предполагающей обычные земледельческие порядки. Татищев дает ряд полезных агрономических советов -- о ранней вспашке, о навозе (держать навоз так, чтобы "сок и влажность селитры" сохранить), о жатве (косами), о севе, о молотьбе, об уходе за скотом, о садах и пчелах ("сады разводить прилежным образом, нежалея в том убытка, не токмо помещику и каждому крестьянину, так же и пчел понеже в том великой прибыток без всякой работы временем бывает"), Советует иметь столько скота, "чтоб всю землю в одном поле унавозить было можно; а именно считая на каждое тягло крестьянина в барском дому иметь лошадь одну, коров две, овец пять, кладеной бык один, свинья одна, гусей две пары, уток одна пара, индеек одна пара, кур русских три пары; на вышеписанное число каждое тягло крестьянское сработать хлеба и сена может кроме продажнаго без всякой тягости...". Требует внимательного наблюдения за барщинным хозяйством: "Всякому помещику должно иметь на пашне деревни в одном месте; для того чтоб сам всю экономию мог видеть, а прочия иметь на оброке по разсмотрению своих дач и всяких угодьев. Ежели ж помещик сам по случаю своей экономии видеть за отлучкою не может; то отдав всю землю и всякия угодия крестьянам пользу себе получить сим положением полезнее, нежели заочно содержать прикащика или старосту". Требует строгой отчетности: "прикащик должен<[Site153Site]>иметь годовой ежедневной журнал, что когда делано и за чем когда работы не было". Для годовых отчетов ("ведомостей") прилагает особую "форму" -- о поступлении и расходовании разного хлеба и о приходе разного скота и продуктов. Самому помещику советует так соображать свой приход и расход, чтобы от годового дохода оставлять "по крайней мере пятую часть денег для нечаянных приключениев: например в случае недорода хлеба в прокормлении крестьян в падеже скота и пожаре; притом сделать разоренному вспомоществование, увечному подаяние, больному на исцеление...". Впрочем, на случай недорода Татищев предписывает приказщику прежде всего "у крестьян весь собственной их заарестовать и продавать им запретить; дабы они в самую крайнюю нужду могли тем себя пропитать, чрез что можно их удержать в случае самой крайней нужды от разброду".
   Требования к крестьянам у Татищева двоятся, с одной стороны, он выступает как разумный и справедливый хозяин, довольствующийся умеренной работой крепостных и старающийся обеспечить их достаточным наделом и живым инвентарем, с другой -- как неутомимый педант принудительного труда и мелочного надзора за всей деятельностью и жизнью подчиненных ему людей. Он начинает с определения барщинного урока в умеренном духе, соответственно нормальным условиям хозяйства того времени, а именно:
   "Каждое тягло муж с женою должны на помещика сработать в каждом поле по десятине, сена скосить 120 пуд; а достальную землю отдать всю им надлежит, естьли за тем останется; а в случае недостатка земли помещику делить землю с крестьянами по полам; при том смотреть чтоб не менее крестьянину досталось земли мужу с женою десятины в поле а в дву потому ж... а естьли того не достанет крестьяном, то такие деревни должны быть на оброке необходимо".
   Приказщик "должен смотреть чтоб каждой крестьянин муж с женою имел у себя лошадей работных 2-х, быков кладеных двух, боровов 5, овец 10, свиней 2, гусей старых две пары, кур старых 10; а кто пожелает иметь больше дозволяетца, а меньше вышеписанного положения отнюдь не иметь".
   <[Site154Site]>
   Татищев требовал обучения крестьянских детей -- от 5 до 10 лет грамоте и от 10 лет до 15 "разным художествам кузнечному, колесному, бочарному, овчарному, горшечному, коновальному, шерсть бить, войлоки валять, портному, сапожному и всему тому подобному, что крестьянину необходимо иметь надлежит". А "всех крестьянских баб учить ткать широкие тонкие холсты, пестрядь и шерстяные кушаки и сукна тонкия, для скорости иметь самопрялки, чулки вязать нитяныя и шерстяныя..."
   Сверх полевых и зимних работ Татищев налагал на крестьян еще обязанность брать на племя "корову, овцу, свинью, гусей пару, уток пару, индеек пару ж, и чрез год с каждого тягла собирать масла 20 фунт., барана кладенаго, борова, в котором весу чтоб было 2 пуда, птиц каждого рода по 5-ти, цыплят по 10, яиц куриных по 50 в год, или деньгами за все оное по 1 руб. с тягла".
   По старому обычаю, усиленному общим духом нового полицейского государства, и Татищев, подобно Волынскому, устанавливает строгую регламентацию всей жизни и деятельности крестьян. "Крестьянин не должен продавать хлеб скот и птиц лишних кроме своей деревни, а когда купца нет, то должен купить помещик повольную ценою; а когда помещик купить не захочет, тогда вольно продать постороннему". "Крестьян в чужую деревню в батраки и пастухи не пускать и в свою непринимать; вдов и девок на вывод не давать под жестоким наказанием; понеже от того крестьяня в нищету приходят, все свои пожитки выдают в приданые, и тем богатятся чужие деревни. В своей деревне между собою кумовства не иметь, за тем чтоб было можно женитца".
   "А особливо вражды ссор и драк между собою отнюдь не иметь под жестоким наказанием; а жить всем согласно и единодушно без всякой зависти в всяком дружелюбии, одному другому во всем вспомоществовать, и друг другу быть покорным по закону божию".
   Поразительно детальное описание самого распорядка крестьянских работ, составленное в духе беспощадной строгости и безудержной эксплуатации: "Всего на ивящще смотреть надлежит, дабы летом во время [ра] боты не малой лености и дальняго покою крестьянам происходить не могло",<[Site155Site]>и чтоб они кроме одних положенных праздников коих весьма довольно, не освобождались от работы и не пировали; "понеже ленивые крестьяня ни о чем больше не пекуца, как только узнать больше праздников. ...Работу производить начав с вечера, ночью и поутру, а в самое жаркое время отнюдь не работать, ибо как людям так и лошадям оное весьма вредно. А имянно: до 10 часу по полуночи производить летом работу, а от 10 часу до 4-го пополудни, самой жар иметь свободу..."
   Как продолжителен должен быть рабочий день летом, отсюда не вполне ясно, ибо нельзя же предположить, чтобы Татищев совершенно исключал ночной отдых. Во всяком случае, он требовал, чтобы работающие все время держали себя в состоянии крайнего напряжения. "И необходимо во время работы с крестьянами старосте и прикащику с великою строгостью и прилежностиею обращаться надлежит, пока хлеб весь с поля убран будет как помещиков так и крестьянской. Работу ж производить сделав сперва помещичью, а потом принуждать крестьян свою, а недавать им то на волю; как то есть в худых экономиях, то не смотрят за крестьянскою работою, когда они обращаются в собственной своей работе, понеже от лености в великую нищету приходят, а после произносят на судьбу жалобу". Не менее тщательно надо следить за работой крепостных и зимой: "В зиму ревизует художников, что кто делал для своей продажи, и не были ль праздно; понеже от праздности крестьяня не токмо в болезнь приходят но и вовсе умирают, спят довольно, едят много, а неимеют муциону..."
   Специально для крестьян Татищев включил в "Записки" "Нравоучение жизни доброго крестьянина и рукодельника". Здесь рабочий день определяется несколько иначе, чем в барщинной работе, но также весьма жестоко: "Каждой день необходимо всякой доброй крестьянин должен по утру встать... в 4 часу по полуночи, обуца, одетца, умытца, голову вычесать, отдать Богу долг, принести молитву; потом осмотреть свою скотину и птиц накормить, клевы вычистить, коров выдоить, после того делать разную по времяни надлежащую работу до 10-го часу; а потом обедать, а в 12 часу поить всякой скот и птиц и доить коров; и сделав то взять роздых<[Site156Site]>летом до 4 часу по полудни... после того должно убрать с поля скотину и птиц, коров выдоить, а в ночь летом корму недавать; сделав оное отблагодари Бога спокойно может спать". Зимою "обедать в 12-м часу, ужинать в 9 часу по полудни, по холодному времени кроме 12 часу весь день производить работу...". Татищев и здесь боится, как бы крестьянин не заболел от обилия пищи и долгого сна: "Каждой человек которой ежечастно упражняется в работе, всегда здрав и бодр; а которой спит довольно ест много, тот ежечастно себя подвергает болезни...чрез силу не пей и неешь и спать неложись, когда нехочешь".
   Страсть к полицейской регламентации проявляется и в этом отделе "Записок" рядом мелочных требований, причем автор легко переходит от доброго совета к угрозе. Крестьянин должен "в субботу по полудни идти в баню, где обрезывать ногти у рук и ног; а в воскресение торжественные праздники, кроме пустых крестьянских, [крестьяне] должны быть в церкви слушать Божественную Литургию в белых рубашках и во всяком опрятстве". Перечислив опять необходимое для крестьянина количество скота, Татищев требует, чтобы он имел и достаточное количество посуды, мебели и других предметов обихода. "А кто всего вышеписаннаго в доме своем иметь небудет, таковых отдавать другому в батраки без заплаты, который будет за нево платить всякую подать и землею его владеть, а его ленивца будет иметь работником, пока он заслужит хорошую похвалу". Налагая на крестьян столь тяжелые обязанности, Татищев требовал суровой подготовки к ним с самого детства: "И для того всякой крестьянин детей своих должен в великом страхе содержать, ни до какой праздности недопускать, и всегда принуждать к работе; дабы он в том взял привычку, и смотря отца своего неусыпные труды себя к тому приучать мог".
   Любопытна роспись натурального оброка с крестьян при оброчной системе хозяйства:
   "С каждого тегла то есть с мужа с женою, получить должно".
   1) По первому зимнему пути:
   Сена луговаго зеленаго китами...50 пуд.
   Ржи чистой.......................................2 четверти.
   <[Site157Site]>
   Овса или ячменю......................................4 четверти.
   Круп, конопель, картофелю.......по .....1-му четверику.
   Масла пахтанова соленова коровья.. 20 фунтов.
   Масла коноплянаго...................................1 штоф.
   Сукна серого..............................................2 аршина.
   Холста алнянаго........................................5 аршин.
   Холста посконного....................................5 аршин.
   Свинова мяса.............................................1 пуда.
   Уток живых шипунов................................1 пару.
   2) По последнему зимнему пути:
   Индейских кур живых...............................1 пара.
   Русских кур.................................................3 пары.
   Яиц.............................20 пар
   Кадку в 10 ведер творогу........со всех крестьян
   Ушат сметаны ...................со всех крестьян
   3) Весною полсажени дров водой, где можно.
   4) Июля к 1-му числу:
   Кладеного барана................1.
   Яиц.............................30.
   5) К Успеньеву дню:
   Гусей...........................1 пара.
   Цыплят русских..................5 пар.
   Кладеного быка 4-х лет..........1-го со всех крестьян.
   "И ежели довольно земли, лугов и лесов так, чтоб не менее было на каждое тягло в поле 3-х десятин мужу с женою; то за все вышеписанное... заплатить будет каждое тегло без тягости в год помещику 10 руб.".
   Старательно выписав эти чудовищные поборы, Татищев дает слово пробудившейся совести: "Конец желаниям нашим ненасытным в свете главной пункт деньги: не тот богат кто их имеет много и еще желает; и не тот убог, кто их имеет мало, маложе скорбит о том и не желает; а богат славен и честен тот, кто может по препорции своего состояния без долгу век жить и честь свою тем хранить и быть судьбою довольным, роскоши презирать, скупость в доме не пускать". Татищев указывает в заключение "препорцию содержания дому от 1000 руб. доходу в год, сколько иметь дворовых людей и каких чинов в доме: Первой человек камердинер 1, помощник повар 1, ученик его 1, кучер 1, фарейтор 1, лакеев<[Site158Site]>два, истопник и работник 1, женщин иметь в верху 1, белая прачка 1, работная 1, карета 1, лошадей 4. Итого в доме мущин 9, женщин 3"*.
   Неизвестно, применял ли Татищев рекомендуемые им правила в собственном хозяйстве. Почти всю свою жизнь он провел на службе и в деревне стал жить только незадолго до смерти и то поневоле, находясь под судом и даже домашним арестом. По свидетельству его биографов, Татищев не был лишен чувства своекорыстия и даже не прочь был брать взятки, но в этом отношении он не выделялся среди своих современников, тогда как он резко возвышался над ними усердием, трудолюбием, ревностью к службе и к государственным интересам**.
   {* Татищев В.Н. Краткий экономический до деревни следующий записки / сообщ. Сор.Серебряковым // Временник Императорского Московского общества истории и древностей российских. 1852. Кн. 12. Смесь. С. 12-30 (3-я паг.).
   ** См.: Попов Н. В.Н.Татищев и его время. М., 1861. С. 530-531; Корсаков Д.А. Из жизни русских деятелей XVIII века. Казань, 1891. С. 362-363.}
  
   Возможно, что он рекомендовал столь суровый распорядок крестьянских работ из побуждений морально-педагогического характера, будучи сам неутомимым тружеником в своем деле. Записки имели вначале очень малое распространение, вероятно, только в кругу близких родных и знакомых, но через тридцать лет, когда они были извлечены из забвения и опубликованы ловким плагиатором Друковцовым[94], они имели большой успех среди помещиков екатерининского времени.
   Живучесть экономических наставлений Татищева находит себе объяснение в интересах и характере того дворянского слоя, который начал оседать в деревне во вторую половину XVIII в. Это были люди, прошедшие суровую служебную школу, практичные, и хотя привыкшие уже к светскому чтению (главным образом специальных и нравоучительных сочинений), но имевшие ввиду прежде всего свой интерес и не увлекавшиеся мечтаниями. В деревню они приносили нажитые на службе административно-полицейские навыки и старались больше всего подтянуть крестьян и установить твердый порядок, не касаясь самых основ хозяйства. Ниже мы встретимся с мнениями и стремлениями этих людей в ряде<[Site159Site]>агрономических произведений второй половины XVIII в., в особенности в "наказах управителю".
   По-видимому, еще при Елизавете составил "Учреждение" для управления нижегородскими имениями столь прославившийся впоследствии гр. П.А.Румянцев. Это -- довольно пространный наказ, устанавливающий разные хозяйственные порядки, больше в смысле технических указаний. Подобно Татищеву, и Румянцев требует строгого надзора за крестьянскою работой: "В нашей работе веема поступать строго дабы иногда ленивые и огурливые при таких делах не причинили убытка как то часто особливо во время пашни чинитца что напаханые целые места покрывает и через... семена без плода остаетца в земле, но притом разсматривать... чтоб одно тягло пред другим отягощено не было и никто ни под каким видом... от нашей работы свободен не был", кроме художников, выполняющих такую работу, какую "рядовой... исправлять не может". "Наш хлеб конечно в самое полезное время исправлять ничего не запущать", "во время жатвы смотреть чтоб всякой жнец 9 снопов в копну а десятой для опыта клал особе ибо как хлеб один другому по доброте земли бывает неравен так и жнец один против другова снопы вяжет неравные", "а этот опыт чинить при собрании лутчих крестьян". Так же тщательно рекомендуется следить и за молотьбой. Для посева требуется отбирать во всех вотчинах "лутчее в семена". "Что касаетца на содержание нашего скота всевозможное старание употреблять к размножению рогатой скотины и свиней для которых по здешней большой винной спитие барды на содержание с хорошим смотрением быть может". При этом даются подробные указания (кормить быков и свиней бардой три раза в день, "чтобы была чуть тепла", "а горячей бардой отнюдь не поить") в особом приложении. Имеется отдельное подробное наставление о конском заводе. Отдельно же говорится о рогатом скоте, овцах, козах, свиньях, курицах, гусях. "Уток вовсе не держать, ибо во первых на них много корму исходит, а пользы весьма мало". Дано также особое "Наставление о наилучшем порядке наших домашних художественных работ" -- о ткачах, полотняных и суконных и др. Предписывается сеять "казенный лен на<[Site160Site]>хороших землях" и давать его прясть дворовым и крестьянам, следя за тем, чтобы получаемой пряжи хватало для ткачей" (полотен и салфеток), чтобы они "не так как ныне праздны без всякого дела были". "Малолетных всякого звания дворовых обучать от шести лет читать и писать", а "для обучения определен от меня Григорий Нестеров, отставной лакей".
   Крестьяне обязаны были в зимнее время возить дрова на винокурню, "сколько потребно расположа по вытям". О пользовании лесом самими крестьянами предписывается "следить, чтобы крестьяне самовольно лесу не рубили, и не продавали, а брали бы только дров" по указанию, "сколько для отопления его избы нужно", а строевого лесу "по осмотру давать, сколько самая нужда требовать будет".
   К "Учреждению" приложено подробное расписание праздников (из царских упоминаются в честь императрицы Елизаветы, Петра Федоровича, как наследника престола -- значит, "Учреждение" было составлено, вероятно, между 1749 г., когда умер отец П.А.Румянцева[95], и 1757 г., когда П[етр] Александрович] отправился в Семилетнюю войну и ему было не до составления наказов по хозяйству), -- всего 46, исключая воскресений. Кроме того устраивались еще особые празднества при начале и конце полевых работ: "а для лутчаго успеха и прилежности в наших работах при начинании пашни на полях молебствовать то и по сборе всего хлеба то же чинить, а работникам в утешение давать в оба вышеописанные дни в поле по десяти ведер вина и пива"*. {* Покойнаго Его Сиятельства Графа Петра Александровича Учреждение по селу Чеберину з деревнями // Публ. библ, имени В.И.Ленина. Рукопись N. 355.}
  
   А в самом сельском хозяйстве за время Елизаветы не произошло существенных изменений. Толчок, данный развитию отдельных культур еще при Петре, продолжал действовать. Разведение пеньки привилось уже настолько, что конопляники поддерживались даже в довольно запущенных хозяйствах. Болотов рассказывает, что у него в имении был "большой коноплянник", заведенный изстари и почитаемый "столь свято, что сама покойная мать моя едва в силах была<[Site161Site]>отважиться оторвать от коноплянника сего самый маленький и ближний ко двору уголок и засадить оный несколькими десятками яблоней и другими садовыми деревьями"*. Как видно уже из этого случая, помещики охотно занимались садоводством. Те из них, которые стояли со своими полками в Лифляндии, не могли быть очарованы при виде превосходных немецких садов и пытались ввести у себя нечто подобное. Особенное влияние оказала Семилетняя война. Русские офицеры успели за эти годы вообще приглядеться к немецкой культуре, и более предприимчивые пытались, не дожидаясь даже конца войны, переносить к себе что-нибудь из виденного. Тот же Болотов, служа в канцелярии русского губернатора в Кенигсберге, воспользовался первым представившимся случаем (крестьянин привез ему деньги из деревни) послать в свое имение приказ дядьке Артамону "разширить один из моих садов... и превратить оного из простого в регулярной. Я нарисовал ему порядочный план, раскрасил его красками, зделал подробнейшее описание и наставление, где ему и что садить, и какия где деревья и кустарники... Сие было первоначальное мое с садами предприятие, и садик сей хотя и не точь-в-точь так, как я начертил, однако посажен был им довольно порядочно и послужил потом основанием большому саду"**.
   {* Болотов А.Т. Записки Андрея Тимофеевича Болотова. СПб., 1871. Т. II. Стб. 323.
   ** Там же. Т. I. Стб. 975. Болотов замечает при этом, что тогда он еще "ничего не разумел" в сельской экономии.}
  
   Более состоятельные помещики стали успешно развивать коннозаводство. Ремонтировку войска лошадьми правительство стало производить тогда посредством покупки лошадей как за границей, так и внутри России. Указом 3 мая 1756 г. все русские помещики приглашались приложить старание к воспитанию кирасирских и других лошадей для войска. Офицерам, назначавшимся для покупки лошадей, запрещалось делать заводчикам какие-либо притеснения "под страхом лишения чести, чинов и мест". Частное коннозаводство развивалось быстро, и уже около 1750 г. в России считалось более 20-ти частных конских заводов, кроме заводских<[Site162Site]>конюшен, существовавших у большей части состоятельных помещиков*.
   Напротив, улучшение овцеводства подвигалось туго. По-видимому, продолжала действовать основная причина -- невыгодные условия сбыта шерсти на казенные фабрики при запрещении вывоза шерсти за границу и малом спросе на тонкую шерсть со стороны частных фабрик. Правительство было более всего обеспокоено тем, чтобы шерсть не продавалась дорого. В самом начале правления Елизаветы -- в 1741 г. была назначена особая комиссия для осмотра суконных фабрик и выяснения причин дороговизны шерсти. Комиссия проектировала назначение премий за поставку шерсти из мест, "которые к содержанию овчарных заводов способны" (Тамбов, Пенза, Симбирск, Украина и проч.), и учреждение в Москве и других местах браковщиков, выписав их из Силезии, Померании или Голландии "для того, чтобы шерсть привозилась на продажу чистою и за лучшую давать награды". Потом было приказано послать в Воронеж и другие места (в Симбирской, Казанской и Тамбовской губерниях) специалистов -- Стефана Болтина и Шмита для надзора, как поступать с овчарнями и шерстью. Все эти меры, однако, мало подвигали дело**.
   {* Мердер И. Исторический очерк русского коннозаводства. С. 35-36; Пономарев Н.В. исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России. С. 183-184.
   ** Исторических обзор мер правительства к развитию овцеводства в России. С.111-112.}
   <[Site163Site]>
   ++++++++
   ГЛАВА ПЯТАЯ
   ++++++++
   Манифест о вольности дворянства.
   Меры к установлению свободы хлебной торговли и другие законодательные акты в пользу земледелия.
   Учреждение Вольного экономического общества. Его состав и общее направление его деятельности.
   Отношение к физиократам. Мысли о сельском хозяйстве в "наказе" Екатерины II.
   Роль Клингштета в начале деятельности Вольно-экономического Общества.
   Предложение о развитии вывоза пшеницы.
   Первая анкета Вольного Экономического Общества.
   Ответы прокуроров и вольных корреспондентов.
   Проект Елагина.
   Ответы на задачу Общества о составлении наказа управителю имением на время отсутствия владельца.
   Мнение членов Вольного Экономического Общества об усовершенствованных системах земледелия.
   Клингштет.
   Болотов. Воспитание Болотова. Служба его в канцелярии русского губернатора в Кенигсберге.
   Отставка и отъезд в деревню. Начало знакомства с агрономической литературой и сельскохозяйственная практика в своем имении. Устройство садов.
   Сотрудничество в "Трудах" Вольного экономического общества. Статья о разделении полей.
   Рекомендация мекленбургской системы. Попытка применить эту систему в дворцовом ИМЕНИИ КИЯСОВКЕ. ПРЕКРАЩЕНИЕ ОПЫТА НОВЫМ УПРАВЛЯЮЩИМ.
   Болотов как основатель частной агрономической прессы. "Сельский Житель". "Экономический магазин".
   ++++++++++
   Шестидесятые годы XVIII в. принесли наконец дворянству столь долгожданное "изящнейшее благодеяние". Уже в конце правления Елизаветы дворянство настойчиво добивалось отмены обязательной службы. Об этом думали и старались И.И.Шувалов, друг его Мельгунов[96], братья Воронцовы[97], Волков[98].*
  
   {*Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России.., С. 196-197.}
   Возможно, что дворянство обошлось бы в этом деле и без слабоумного Петра III[99], но затянувшаяся война связывала ему руки. Со смертью Елизаветы, прекращением войны и появлением на троне подходящего человека, дворянство ловко воспользовалось представившимся удобным случаем и достигло давно поставленной цели. Знаменитый манифест о вольности дворянства 18 февраля 1762 г. был написан ловким и талантливым карьеристом, игравшем видную роль при новом правлении, генерал-прокурором 164Site]>
   А.И.Глебовым[100], включившим в него все существенное для дворянства и прикрывшим эту громадную льготу несколькими суровыми фразами, призывавшими дворян к ревностному исполнению их долга перед государством*.
   Акт этот, освобождающий дворянство от вековой тяготы, был встречен с единодушным восторгом как высшим, так и средним и мелким дворянством**.
   {* Манифест жаловал "отныне впредь на вечные времена и в потомственные роды "всему Российскому благородному дворянству вольность и свободу", разрешал всем находящимся "в разных Наших службах" дворянам "оную продолжать, сколь долго пожелают, и их состояние им дозволит", за исключением военного времени и за три месяца до начала войны, а также дворян, не дослужившихся до обер-офицерских чинов, которые могут оставить военную службу, только прослуживши в ней не менее 12 лет. Дворяне получали право свободно отъезжать в другие европейские государства, с обязательством возвращаться по требованию в случае государственной необходимости, надлежащим образом обнародованному. Обязательность обучения сохранялась: "чтоб никто не дерзал без обучения пристойных благородному Дворянству наук детей своих воспитывать под тяжким Нашим гневом". А относительно службы выражалась уверенность, что дворянство будет отбывать и добровольно: "Мы надеемся, что все благородное Российское Дворянство, чувствуя... Наши к ним и потомкам их щедроты, по своей к Нам всеподданической верности и усердию побуждены будут не удаляться, ниже укрываться от службы, но с ревностию и желанием в оную вступать, и честным и незазорным образом оную по крайней возможности продолжать, неменьше и детей своих с прилежностию и рачением обучат благопристойным наукам, ибо все те, кои никакой и нигде службы не имели, но только как сами в лености и праздности все время препровождать будут, так и детей своих в пользу отечества своего ни в какия полезный науки не употребят, тех Мы, яко суще нерадивых о добре общем, презирать и уничтожать, всем Нашим верноподданным и истинным сынам отечества повелеваем, и ниже ко Двору Нашему приезд, или в публичных собраниях и торжествах терпимы будут". (ПСЗ. Т. XV. N. 11444.)
   ** Вот как передает впечатление от указа Болотов, служивший тогда еще офицером: "Не могу изобразить, какое неописанное удовольствие произвела сия бумажка в сердцах всех дворян нашего любезнаго отечества. Все вспрыгались почти от радости... <... > ... каково было нам всем служить, а особливо чувствовавшим себя нерожденными к военной жизни! Все мы предавались обыкновенному отчаянию и всякий всего меньше помышлял о том, чтоб ему жить некогда можно было дома, и какова-ж приятна и радостна должна была быть для нас та минута, в которую узнали мы, что сняты были с нас помянутые узы...
   Словом, всеобщая радость о том была неописанная: а какое действие в моей душе произвела сия драгоценная бумажка, того не могу уже я никак выразить. Я сам себя почти не вспомнил от неописаннаго удовольствия и не верил почти глазам} {своим при питании оной. Я, полюбив науки и прилепившись к учености, возненавидел уже давно шумную... военную жизнь и ничего уже так в сердце своем не желал, как удалиться в деревню, посвятить себя мирной и спокойной деревенской жизни и проводить достальные дни свои посреде книг своих и в сообществе с музами..." (Болотов А. Записки... Т. II. Стб. 131-133).
   О впечатлении, произведенном указом в верхнем слое дворянства, передает Екатерина II в своих Записках: "По прошествии трех недель по кончине Государыни, я пошла к телу для панахиды. Идучи чрез переднюю, нашла тут князя Михаила Иван. Дашкова плачущаго и вне себя от радости и, прибежав ко мне, говорил: "государь достоин, дабы ему воздвигнуть штатую золотую: он всему дворянству дал вольность"... <... > У всех дворян велика была радость о данном дозволении служить или не служить и на тот час совершенно позабыли, что предки их службою приобрели почести и имения, которым пользуются". (Екатерина II. Записки императрицы Екатерины Второй. Пер. с подлинника, изд. Акад. наук. СПб., 1907. С. 532-533.) Один переводчик, посвящая свой труд Петру III, писал: "Ваше величество любезному и верноподданнейшему своему дворянству ту дражайшую свободу даровать благоволили, которой оно от начала России не имело. Хотя бы благородное и честнейшее российское шляхетство не только золотую, но и бриллиантовую статую вашего императорского величества на жемчужном подножии в безсмертный знак приснодолжнейшей своей благодарности поставило, однако, не умирающая память в сердцах переменяющихся родов российскаго дворянства более и крепче всех статуй пребудет". (К.Н.В. Дворянская грамота // Исторический вестник. 1885. N. 3. С. 629).}
   <[Site165Site]>
   Екатерина II, взяв вскоре правление государством в свои руки, должна была убедиться, что дворянство не позволит лишить себя столь ценной привилегии, и приняла его как свершившийся факт*.
  
   {* Она попыталась было назначить комиссию (из гр. Бестужева-Рюмина, гр. К.Г.Разумовского, гр. Воронцова, кн. Шаховского, гр. Панина, гр. Чернышева и кн. Волконского, гр. Г.Орлова и Теплова) для пересмотра манифеста, или, как было указано комиссии, "для приведения его в лучшее совершенство", ибо "сей акт в некоторых пунктах еще более стесняет свободу, нежели общая отечества польза и наша служба теперь требовать могут". Но труды этой комиссии неизвестны. Во всяком случае она не выполнила возложенного на нее поручения и свела свою работу на нет. Видя такое положение вещей, и сама Екатерина смотрела сквозь пальцы на неявку дворян на службу и в частном письме к гр. Румянцеву высказала, что "всякий российский дворянин по своей воле диспонирует о службу и не то, чтобы я прерогатив оной убавить хотела, но оный при всяком случае подкреплю". (Там же. С. 631-632.)}
  
   Впоследствии она торжественно подтвердила его полностью без всяких ограничений жалованной грамотой дворянству. Краткое царствование Петра III и первые годы правления Екатерины отмечены вообще рядом законодательных актов, отвечающих хозяйственным<[Site166Site]>интересам дворянства. Еще указом Петра III (в марте 1762 г.) был разрешен свободный торг хлебом. Екатерина поспешила подтвердить и это решение своего злополучного предшественника. Хлебный торг из России за море и за границу от всех портов, не исключая Каспийского и Черного морей, был дозволен свободно, с 1/2 пошлины противу Риги, Ревеля и Пернова по той причине, что там сей торг давно уже заведен"*.
   В 1764 г. была отменена внутренняя 13-ти коп. пошлина с отпускного хлеба из Архангельского порта, а в 1765 г. из всех портов. Вообще, законодательство первых лет правления Екатерины носит яркие следы забот о земледелии**.
  
   {* Указ 31 июля 1762 г. ПСЗ. Т. 16. N. 11630; Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности с половины XVII-гo столетия по 1858 год. СПб., 1859. Ч. II. С. 11-17. Ограничения были установлены только для неурожайных лет: "но дабы в государстве и для армии не было недостатка", отпуск хлеба от Архангельска был позволен, "когда цены будут не свыше покупных по сложности из 10 лет, исключая Польский хлеб, который всегда дозволено отпускать".
   ** 29 ноября 1762 г. инструкция, данная Комиссии о церковных имениях (ПСЗ. N. 11716),
   дает ряд указаний о разного рода хозяйственных заведениях на этих землях. 14 марта 1763 г. (Там же. N. 11777) был опубликован манифест о сеянии и размножении табаку в Малороссии с приложением проекта Теплова "о учреждении в Российском Государстве плантации табачной" и инструкции о разведении и выделке табаку. Теплое доказывал, что вследствие сходства между Малороссией и Мерилендом и Виргинией, где "натура... воздуха и близость моря пространнаго, устроила и сок земли подобный", весьма равного малороссийскому -- "ни малаго сомнения не остается, что можно в России и плантацию завести Мариландскаго и Виргинскаго табака". 25 сентября 1763 г. (Там же. N. 11937) были даны земля и ссуда армянину Сарафову для разведения шелковичных деревьев. 31 января 1764 г. (Там же. N. 12032) был издан сенатский указ о предохранительных средствах от скотского падежа с приложением двух переводных сочинений о скотском падеже. 31 мая 1765 г. (Там же. Т. 17. N. 12406) было издано и разослано во все места "Наставление о разведении земляных яблоков, называемых потетес". Наставление усиленно пропагандирует выгодность новой культуры: земляные яблоки, называемые еще "тартуфелями и картуфелями", "тем важнее в домостройстве и для деревенских жителей, а наипаче, где ржи, пшеницы, гречи и прочаго известнаго хлеба весьма мало, или и ничего не родится, что во всякой земле, и по нетрудном поправлении оной, свободно ростут, и так размножаются, что никакая ненастливая погода росту их не препятствует. Все экономические сочинения, изданныя на разных языках, свидетельствуют, что с того времени, как их прилежнее, а особливо в нехлебородных местах разводить, и сверх} {инаго употребления и хлебы из них печь начали, то уже бываемой перед тем в тех местах частой в хлебе недостаток и дороговизна миновали... и что по состоянии земли они в 50 и во 100 крат родятся, тому же и в такое время, когда прочему высеву от ненастья какое либо повреждение бывает". Наставление содержит даже технические советы о разведении и употреблении картофеля, выбранные "из разных экономических книг". 9 августа 1765 г. (Там же. N. 12448) был издан известный устав о винокурении с привилегией дворянству (гл. I. -- "Вино курить дозволяется всем дворянам и их фамилиям, а прочим никому"), 12 октября 1765 г. (Там же. N. 12492) был издан закон о невзимании пошлин за вывозимый за границу хлеб по 1767 г. В наставлении гр. П.Румянцеву при назначении его малороссийским генерал-губернатором (в ноябре 1764 г.) Екатерина предлагала ему заботиться об улучшении земледелия и развитии его технических отраслей (табаководства, разведения тутовых деревьев), о распространении улучшенного овцеводства, причем отмечала "закоснелую почти во всем народе к земледелию и другим полезным трудам леность, что ведет к получению очень малого дохода от такой обильной естественными богатствами области", указывала на вред переходов крестьян с места на место, причем тогда она надеялась еще устранить такие переходы без лишения крестьян вольности. (Наказ Е. И. В. Екатерины Вторыя самодержицы Всероссийской данный комиссии о сочинении проекта нового уложения. СПб., 1893. С. 376-378.)}
  
   В существе такая политика была<[Site167Site]>непосредственным продолжением старой традиции и не нуждалась в особом подкреплении новыми философскими, политическими и экономическими идеями, но по особенностям времени, судьбы и характера новой правительницы, она была украшена пышными цветами европейской мысли. Это сообщило сильный толчок умственному движению в просвещенной части дворянства и, в частности, содействовало оживлению и агрономической мысли. Решающее значение в последнем отношении имело учреждение Вольного экономического общества.
   В первые годы екатерининского правления в русском дворянстве наблюдаются два течения в отношении к сельскому хозяйству: высшее дворянство продолжает тянуться ко двору и Петербургу, выдвигая из своей среды отдельных просвещенных любителей, покровительствующих распространению агрономических сведений и сельскохозяйственным улучшениям, а среднее и мелкое все больше оседает в деревнях. Большинство искало в деревне, прежде всего, отдыха от тяжелой городской службы и беззаботно отдавалось "приятностям деревенския жизни", не всегда невинным, но вместе с тем втягивалось понемногу и в хозяйственные дела<[Site168Site]>и заботы. Из этой среды стали выделяться -- правда, немногие -- образованные и деятельные хозяева, интересующиеся сельскохозяйственной литературой, ставящие агрономические опыты и применяющие разного рода усовершенствования, причем некоторые из них вскоре стали и сами выступать в печати: Вольное экономическое общество было для них драгоценной находкой. Создавая его и устраивая его так, чтобы в нем могли "вольно" обсуждаться крупные вопросы экономической политики и главным образом крепостного права и хозяйства, Екатерина, вероятно, имела в виду выведение общественного мнения на этот счет. Но дворянство сделало из него свой деловой орган, разрабатывавший по преимуществу вопросы агрономической техники и лучшей экономической постановки именно крепостного хозяйства, принимая последнее как нечто незыблемое и не беспокоя себя критикой его юридических основ и реформаторскими начинаниями. Проведя такую линию, Общество имело всегда сильную поддержку в высшем и среднем дворянстве, оказалось весьма жизнеспособным и явилось крупным фактором в разработке и распространении агрономических знаний*.
  
   {*В кратком (рукописном) Известии о состоянии, упражнениях и переменах Вольного экономического общества в Санкт-Петербурге с установления в 1765 г. по 1790 г. (дело N.11 Архива ВЭО), воспроизводящем мотивировку "Плана Вольного Экономического Общества", говорится, что "Высочайшее Ее И. В. попечение о благополучии верноподданных своих и особливое Ея благоволение к упражняющимся в предпринимании всяких для поправления земледелия и домостроительства опытов, побудили в 1765 г. некоторых особ соединенными силами стараться о распространении в России полезных и нужных к тому знаний, и добровольным согласием между собою установить для сего собрания". Инициативу Екатерины считает вероятной историк Вольного экономического общества Ходнев. "Но, с другой стороны, замечает он, нет никакого сомнения, что существование подобных же сельскохозяйственных и экономических обществ в западной Европе послужило примером к учреждению нашего Общества.. Древнейшие из них основаны в Шотландии в 1723 году, в Ирландии в 1736 году, в Швейцарии (в Цюрихе) в 1747 году, в Англии в 1753 году, во Франции в Рене в 1757 году, в Париже в 1761 году, в Германии: Тюрингенское в 1762 году, Лейпцигское в 1763 году, Целлерское в том же году. Затем следует наше Общество в 1765 году, и уже после его, в 1767 году появляются сельско-хозяйственныя общества в Австрии, а в 1770 году в Пруссии". (Ходнев А.И. История Императорского Вольного Экономического Общества с 1765 до 1865 года. СПб., 1865. С. 1-2.) Насколько здесь оказали влияние физиократические идеи,}
   <[Site169Site]>
   {сказать трудно. В деятельности самого Общества они непосредственно не проявились. В "Предуведомлении" и первой части "Трудов" приводятся в пример "прилежного произведения опытов и неусыпного старания", чтоб земледелие и домостроительство привести в лучшее состояние, по порядку: "Швеция, Дания, Пруссия, Швейцария и большая часть Немецких областей" и уже затем Франция, которая "не о том уже' единственно печется, чтоб ободряя своих художников и мануфактурщиков доводить их до большего совершенства, но паче старается приятность Наук и Художеств сопрягать с существительною пользою. Еще никогда она так много не старалась о поощрении своих подданных к земледелию, яко первому основанию всех полезных знаний Экономических". А дальше непосредственно следует: "Об Англии пространно упоминать со всем бы излишне было, по тому что каждой знает, каким образом сей благоразумный народ прежде всех других начал помышлять о сем полезном деле. <... > Самой Политике трудно будет решить, более ли сие государство одолжено цветущим состоянием своего народа коммерции, или ежеденно поправляющемуся сельскому домостроительству". Видимо, влияния шли не от физиократии, как теоретической системы, а от сельскохозяйственной практики и агрономической пропаганды разных стран, в том числе и Франции. Дальше говорится, что устроители Общества имели намерение -- "все полезныя и новыя земледелии и экономии, чужестранными народами по ныне изобретенным, и опытами уже изведанныя материи, прилежно собирать и сообщать любезным своим согражданам" -- опять-таки побуждения и цели практические, далекие от теоретической сущности физиократической доктрины. (Труды ВЭО. 1765. Т. 1. С. Х1-Х4 (разд, паг.).) В (рукописном) журнале общества за 1768 г. под 27 февраля находим следующий пункт: "Его Высокородие бригадир А.В.Олешев представил собранию адресованное к здешнему вольному экономическому обществу от г. дю-Понта письмо, с приобщенными к оному двумя французскими его же сочинения книгами, из коих одна под титулом: Physiocratie on constitution naturelle du gouverment le plus avantageux au genre humain, а другая под титулом: de l, origine et des progres d, une Science nouvelle. Из оных книг первую взял себе для чтения ст. сов. г. Тауберг, а другую бригадир А.В.Олешев". О дальнейшей судьбе этих книг в журналах Общества нет никакого упоминания и вообще это едва ли не единственный след, какой оставили в них связи с физиократией.
   Что касается самой Екатерины, то она высказала в "Наказе" ряд афоризмов, отзывающихся физиократическим духом. Земледелие объясняется там "самым большим трудом для человека", "первым и главным трудом, к которому поощрять людей должно" (ст. 297 и 313). "Не может быть там ни искусное рукоделие, ни твердо основанная торговля, где земледелие в уничтожении, или нерачительно производится" (ст. 294). Чтобы "ободрить размножение народа" и развить в нем полезные занятия и искусства, необходимо иметь в виду, что "здесь земледелие само собою занимает первое место; ибо оно одно питая людей, может их привести в такое состояние, чтоб у них и все прочее было. Без земледелия не будет первых веществ на потребу рукоделиям и ремеслам" (ст. 606). "Должность строительства (de ?Economie) есть найти средства ободрить владетелей, 1) чтоб они пользовались добротою земель всякаго рода (a mettre en valeur les terres de toute}
   <[Site170Site]>
   {espece), какое бы их употребление ни было, и какия бы произведения оныя ни приносили; 2) чтобы старались о растении и размножении плодов, лесов, дерев и всех прочих растений поверхность земли покрывающих; 3) чтоб распложали животных всякаго рода и всякаго вида ползущих по земле (qui marchent sur la terre) и парящих по воздуху, которые служат к удобрению земли, и которым она взаимно дает пищу" и т.д. (ст. 607). "Не худо бы было давать награждения земледельцам поля свои в лучшее пред прочими приведшим состояние" (ст. 299). В налоговой политике правительство должно "хранить безвредными источники" государственных доходов, "сделать их, если можно, обильнейшими, и почерпать из них, не приводя в скудость и не изсушая их" (ст. 649). При этом "в разсуждении богатств надобно, в добром состоянии содержать земли и стараться приводить в лучшее" (ст. 650). Екатерина провозглашала в "Наказе" существенный для земледелия (и вполне понятный для русского дворянства того времени, так как он отвечал его интересам) принцип свободы торговли (ст. 317) и т.д. (См.: Наказ Е.И.В. Екатерины Вторыя самодержцы Всероссийской данный комиссии о сочинении проекта нового уложения.) Вскоре, однако, выяснилось, что далеко не все в учениях физиократов отвечает обстоятельствам, к которым ей необходимо было приспособиться, и ее интерес к физиократическим теориям и самим физиократам сильно упал. Именно в это время, когда взгляды и настроения дворянских кругов выяснились для нее с полной отчетливостью, она встретилась впервые лицом к лицу с видным представителем физиократизма -- Лемерсье де ла Ривьером. Как ни хотелось Екатерине украсить свой двор присутствием подлинной европейской знаменитости, ей нечего было делать с Ривьером. Самое большое, чем могли воспользоваться от него русские правительственные круги, это -- технической помощью в вопросах преобразования административного устройства России. Но Лемерсье де ла Ривьер понял свою миссию в смысле общего реформаторства и создал о себе впечатление как о самонадеянном и надутом педанте. Он приехал в Петербург в октябре 1767 г., а уже в ноябре Екатерина высказалась, что "сочинитель существенного порядка мелет вздор", а в январе 1768 г. писала Панину: "И.Ф.Глебов сказывает, что де ла Ривьер убавил маленько спеси: только говорун и много о себе думает, а похож он на дохтура..." Впоследствии она писала Вольтеру: "Ла Ривьер полагал, что мы ходим на четвереньках и очень любезно взял на себя труд приехать из Мартиники, чтобы поставить нас на задния ноги..." Через несколько месяцев ему была дана прощальная аудиенция и Лемерсье покинул Россию, унося о ней самые неприятные воспоминания. Любопытно, что один из приехавших с ним помощников, юрист де Вилье (de Villier), специально изучавший английское законодательство, остался в России и добросовестно выполнял возлагаемые на него поручения в течение нескольких лет, будучи назначен юрисконсультом при генерал-прокуроре (Вяземском). Екатерина знала его лично и отзывалась о нем в лестных выражениях. Статьи о пребывании Лемерсье де ла Ривьера в России -- Бильбасов В.А. Дидро в Петербурге. СПб., 1884; Екатерина II и Дидро // Русская старина. 1884. Т. 4, N.5-6; Бильбасов ВЛ. Никита Панин и Мерсье де Ла-Ривьер (1762-1767) // Русская старина. 1891. Т. 72, N. 11-12; Записки профессора-академика Тьебо, 1765-1785 гг. // Русская старина. 1878. Т. 23, дек.; Письма императирицы Екатерины II к И.Ф.Глебову [о Да Ривиере] // Рус-}{-ский архив. 1867. Стб. 359-361; Шумигорский Е.С. Очерки из русской истории. 1: Императрица-публицист. СПб., 1887.}
   <[Site171Site]>
   Около нового общества стали группироваться любители сельского хозяйства, среди которых вскоре выдвинулись люди с обширными специальными знаниями и иногда с широким общим взглядом*.
   Вскоре после учреждения Общества императрица Екатерина поставила известный вопрос о крестьянской собственности**.
  
   {* Общество объединило в себе высокопочтенных лиц (гр. Гр.Орлова, гр. Р.И.Воронцова, А.В.Олсуфьева, гр. И.Гр.Чернышева, барона А.И.Черкасова, Г.Н.Теплова) и высокообразованных специалистов (академиков Клингштета, Штелина, Палласа, Эйлера, Лемана, Ловица, Севергина, Нартова и др.). К ним вскоре стали присоединяться скромные местные любители сельского хозяйства, из которых иные достигли впоследствии большой известности, как Рычков, Болотов, Левшин и др. Такое широкое объединение разнородных общественных элементов было новостью в то строгое к чинопочитанию время, и в плане Общества учредители сочли нужным отметить, что "вовсе отрешаются как между вступающими ныне, так и впредь принимаемыми членами все споры о рангах и старшинстве, и каждый без предосуждения другому, садится, где ему угодно. <...> Каждому оставляется пристойная вольность, приказать себе подать чашку кофе или чаю". (Труды ВЭО. 1765. Ч. I. С. Х5 (разд. паг.). См.: Ходнев А.И. История Императорского Вольного Экономического Общества с 1765 до 1865 года. С. 2-7.) Полуофициальный характер Общества выразился, однако, в строгих требованиях к членам: каждый должен был представить по крайней мере одну работу в треть года, собрания Общества (по средам) должны были начинаться точно в 4 часа и "Члены съезжаться должны несколько ранее того времени", "ежели кто чрез целый год не оказал Обществу никакой услуги; то оно примет сие знаком таким, что он в нем быть сам не желает, и для того изключится". Устав Общества (ПСЗ. Т. 17. N. 12502, -- помещен и в "Трудах ВЭО"), (Ч. I.)) Первым секретарем Общества был Андрей Андреевич Нартов, артиллерийский офицер и поэт-дилетант, назначенный затем в монетный департамент Берг-коллегии. В 1781 г. он был сделан вице-президентом Берг-коллегии, а в 1796 г. президентом. С 1797 г. и до смерти был президентом Вольного Экономического Общества, а с 1801 г. -- президентом Российской академии, также до смерти. Скончался в 1813 г. (См.: Логинов М.Н. Русские писатели в XVIII столетии. Андрей Андреевич Нартов // Русская старина. 1873. Т. VIII, окт. С. 581-584.)
   ** Мы не будем повторять здесь слишком известную историю этого вопроса, отсылая читателей к классическому труду В.И.Семевского.}
  
   Но большинство членов Общества искали агрономических улучшений на почве существующего порядка, и, отделавшись от предложения императрицы как от неожиданного, чуждого и неприятного официального поручения,<[Site172Site]>Общество повернуло опять на старую дорогу, проложенную "Флориновой экономией" и "Ежемесячными сочинениями", заполняя "Труды" мелкими рецептурными советами и поднимая вопросы сельскохозяйственной экономии только в связи с текущими практическими нуждами крепостного хозяйства. В етих рамках Обществу удалось сделать много ценного. Общество пыталось найти способы лучшего управления поместьями на время отсутствия владельца, занятого служебными занятиями, наметить обязанности самого помещика к его хозяйству и крестьянам, определить свое отношение к внеземледельческим промыслам населения и отчасти в связи с этим, отчасти самостоятельно, исследовать выгоды и неудобства оброчной и барщинной систем хозяйства, размеры земельного наделения крестьян, условия производительности крестьянского труда, рыночные условия сельского хозяйства, рациональные системы земледелия.
   Из первых деятелей Общества особенно выдвинулся глубоким пониманием и удачной постановкой сельскохозяйственно-экономических проблем Тимофей фон Клингштет, вице-президент Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел и член учрежденной Екатериной в конце 1763 г. "Комиссии о коммерции"[101]. В первых собраниях Общества, вероятно в связи с деятельностью в Комиссии о коммерции, Клингштет попытался привлечь внимание Общества к вопросам хлебного вывоза. Он предложил свое собственное решение экспорта, выдвигая на первый план усиление вывоза пшеницы*.
  
   {* Целью учрежденной 8 декабря 1763 г. Комиссии о коммерции было поставлено рассмотреть "всю коммерцию Российского Государства", "в чем оная утесняется, или в чем недостаточна, и постановили оную на таких принципиях или основаниях, от которых бы открылся прямой путь к торгу, свойственному Нашим областям. Два основания Мы к тому за главныя почитаем: 1. Изыскивать Комиссия должна все удобвозможные способы, дабы из Империи Нашей больше произращений Российских в натуре и в деле выпускаемо было. 2. Дабы купечество Наше, как между собою внутрь Государства, так и вообще у чужестраннаго кредит надежный имело". (ПСЗ. Т. 16. N. 11985. См. о деятельности комиссии о коммерции: Фирсов Н.Н. Правительство и общество в их отношениях к внешней торговле России в царствование императирицы Екатерины II. Казань, 1902. С. 6; и сл.)}
  
   Клингштет не был противником развития промышленности, но он считал, что Россия<[Site173Site]>при ее обширном пространстве и малом числе жителей "надежнее может обогатиться размножением своих сырых произведений", распространением земледелия, нежели самыми цветущими фабриками, ибо в производстве сырья нам не опасны конкуренты. Мы можем производить дешевле других стран и нам нужно только выбрать наиболее выгодные статьи экспортного сырья. В то время наиболее доходной статьей была пенька, но Клингштет находил, что с этой стороны хозяйство уже достаточно напряжено, и предлагал обратить внимание на пшеницу, которую он считал самым выгодным экспортным товаром, потому что это хлеб ценный и наиболее потребляемый иностранцами и мало употребляемый русским простонародьем и более способный выдержать дороговизну перевозки до портов, чем все другие хлеба. Клингштет допускал, что усиленный вывоз пшеницы в первое время должен вызвать увеличение ее внутренней цены, но находил, что "несправедливо было бы в сравнение положить малую пользу подлого народа, что он несколько дешевле может покупать белой хлеб, который он обыкновенно употребляет только для лакомства, а не для обыкновенной своей пищи", с знатною ежегодною прибылью, которую может приобресть государство от столь важной новой отрасли торговли. Но именно выгодность производства пшеницы должна повести, по мнению Клингштета, к расширению посевов. "Собственное желание, которое имеет всякий человек поправить свое состояние, довольно поощрит земледельца к размножению пшеницы, как скоро он увидит, что оная больше его награждает за труд, чем прочий [за] хлеб, и что он сей продукт во всякое время без труда может обратить в деньги, продав оный переторговщику". "Сим единственно, а не иным каким сродством размножилась наша пенька; и тогоже можно надеяться и о пшенице, ежели только наши земледельцы начнут к тому прилежать"*.
  
   {* Клингштет Т, фон. Решение вопроса: который из земных наших продуктов больше соответствует общей пользе и разпространению нашей коммерции, по чему и размножение онаго долженствует быть всеми возможными способами поощряемо? //Труды ВЭО. 1765. Ч. 1. С. 157-168.}
  
   По предложению Клингштета Общество назначило награждение золотой медалью в 25 червонных всем, "ктоб<[Site174Site]>какого звания ни был", но "кто в наступающем 1766 году, большее всех других количество Российской пшеницы привезет зерном для отпуска за море к порту Санкт-Петербургскому или Архангелогородскому, и докажет, что оное количество действительно в чужие края отпущено, хотя бы то было на Российских или на иностранных кораблях, однако-же не меньше как от 500 до 1000 четвертей". Это была первая медаль, назначенная Обществом*.
  
   {* Законодательство поспешило пойти навстречу начинанию Общества. В поощрение посева пшеницы в 1766 г. был разрешен отпуск ее за море на 15 лет (по 1781 г.) беспошлинно от всех российских портов, исключая Лифляндию и Финляндию. (Семенов А. Изучение исторических сведений о российской внешней торговле и промышленности... Ч. 2. С. 15-17).}
  
   Что касается общих улучшений русского сельского хозяйства, то Клингштет держался мнения, что предварительно необходимо детально ознакомиться с его особенностями. "Для учинения основательных предложений, в разсуждении лучшаго учреждения земледелия, и исправления вкравшихся может быть в оное недостатков, должно оные прежде узнать. Не можем мы показать недостатков в нашем земледелии, и выхвалять нашим земледельцам Практику иностранных народов и здесь полезною и удобною, не приобретя прежде точнаго сведения о различии земли и климата разных провинций, о качестве и количестве тамошних земных произращений, и о том, каким образом во всяком месте наших провинций имеют обыкновение сеять, жать, словом: всякое производить земледелие". Различия в климате, почве, обычаях и приметах, а в особенности в нраве народа, "котораго без совершен наго удостоверения о настоящей и очевидной пользе ко всякой новизне склонить трудно", должны приводить к тому, что "лучшими и с выгоднейшим успехом, учиненными там (на Западе) таковыми опытами здесь весьма мало пользоваться можно, или не инаково, как с благоразумнейшим выбором и с великою осмотрительностью расхваля оные деревенским жителям для побуждения оных к произведению оных в действо. Какогоб дурнаго мнения мы о искусстве крестьянина нашего ни были., по собственному опыту он должен быть сведущ: на какой земле что сеять ему удобнее; пашню глубоко ли ему пахать, или не глубоко для<[Site175Site]>лучшаго урожаю, и каким образом ему в разсуждении разности климата и высокаго, или низкаго положения места ранее или позже сеять должно. Сим до земледелия касающимся примечанием гораздо лучше научит его собственный опыт и сопряженная с делом прибыль и убыток, нежели все в чужестранных областях и климатах учиненные опыты"*.
   Исходя из этих соображений, Клингштет составил обширную анкету, которая была принята Обществом и разослана по России "с приглашением всех господ губернаторов и команду имеющих, равно как и всех сограждан сообщать на нее ответы".
   Анкета слагалась из 65 вопросов, среди которых находились, рядом с техническими, и вопросы экономические -- о ценах на сельскохозяйственные продукты, о выгодности различных культур, о расстоянии пашен от крестьянского двора, о числе барщинных дней и дней собственной работы крестьянина, о количестве необрабатываемой земли, о рынках сбыта хлеба, о времени сбыта, ценах перевозки, продажных ценах на хлеб, о стоимости размола хлеба, об отношениях числа земледельцев к удобной для возделывания площади, о подсобных промыслах, о работах женщин, особенно в зимнее время, о производстве льна и пеньки и о размере дохода, получаемого крестьянином с десятины земли, занятой коноплями, о питании крестьян, об упадке и приращении земледелия и т.д.**
  
   {* Труды ВЭО. 1765, Ч. 1. С, 158 (разд, ?ar.).
   ** Там же. С, 180-193 (разд, паг.). В распространении этой анкеты принял деятельное участие генерал-прокурор кн. Вяземский, который послал ее в служебном порядке всем губернским и провинциальным прокурорам. Таким образом ответы расположились по двум категориям -- 1) прокурорские ответы и 2) ответы частных любителей земледелия. Первые были получены, по-видимому, от всех прокуроров, но напечатаны из них были далеко не все, и даже не все сохранились в архиве Общества. Они переплетены в одну папку под названием "Економические вопросы и ответы разных провинций
   ***. Там имеются ответы по Украинско-слободской губернии и отдельно -- по Сумской, Изюмской, Ахтырской и Острогожской провинциям, по Талицкой провинции, Архангелогородской губернии (недостает ответов по Архангелогородской, Вологодской и Устюжской провинциям), по Орловской провинции Белгородской губ. (недостает по Белгородской и Севской провинциям), по Киевской губ. о крае около Киева до польской границы (остального недостает), по Оренбургской губ. -- по Уфимской провинции}{(по всей Оренбургской губ. ответ был прислан Рычковым, и через него же от провинциальных канцелярий по Уфимской, Бугульминской и Ставропольской провинциям), по Алатырской, Арзамасской провинциям Нижегородской губ. (по Нижегородской провинции недостает), по Воронежской и Елецкой провинциям Воронежской губ. (недостает по Тамбовской, Шацкой и Бахмутской провинциям), по Переслав-Залесской, Костромской, Володимирской, Переслав-Рязанской, Юрьево-Польской, Калужской провинциям и Шуйскому уезду Московской губ. (Архив Вольного Экономического Общества.)}
   <[Site176Site]>
   Ответы на анкету Общества стали поступать быстро -- прокуроры, все прислали свои сообщения в 1766 г., но от них не отстали и некоторые частные лица. Уже в первой части "Трудов" было напечатано начало присланного бароном Вульфом "Описания свойства и доброты земель в Ингерманландии"*,
   а во второй -- ответы бригадира Алексея Олешева[102] о Вологодском уезде и прославившегося впоследствии агрономической деятельностью капитана Андрея Болотова по Каширскому уезду. Вскоре прислал свой ответ и Рычков**.
  
   {* Правильно: Вульф. Описание свойства и доброты земель в Ингерманландии, с ответами на шесть предложенных сочинителю вопросов // Труды ВЭО. 1765. Ч. 1. С. 88-100; Его же. Продолжение ответов господина барона Вульфа на заданные впервой части экономические вопросы//Там же. 1766. Ч. 3. С. 116-130.
   ** К этому времени Рычков уже превратился в деятельного хозяина. В 1758 г. он был уволен в отставку и с мая 1760 г. стал жить в своем селе Спасском (в 15 верстах от Бугульмы). 3 июня 1760 г. он писал Миллеру: "Я наслаждаюсь и пользуюсь деревенским житьем. Домашняя моя экономия дает мне столько же упражнения, как и канцелярия; но беспокойства здесь такого, как в городе, не вижу". Вскоре, однако, ему пришлось испытать довольно крупную неприятность. В июле 1765 г. у него из Спасского бежало 20 крестьян, в том числе староста. Они были возвращены и наказаны по определению Оренбургской канцелярии, для чего, по словам самого Рычкова, "и заплечный мастер Оренбурга нарочно был прислан". В это время Рычков признавался Миллеру, что его этот случай "немало безпокоит... ибо от плутов несколько в опасности нахожусь". В следующем году он описывал свое деревенское житье (в письме к тому же Миллеру) опять в идиллических тонах. Однако деревенская жизнь, видимо, его не удовлетворяла, и он все время домогался какой-либо казенной службы и, наконец, в 1769 г. получил ее (заведывание соляным делом в Оренбургском крае). Главные литературные работы его были по-прежнему географические и даже исторические (последние были, по общему признанию, неудачны), Кроме того, Рычков писал разного рода сообщения естественнонаучного характера в Академию наук. В Вольное экономическое общество он был включен сразу после учреждения его известным Таубертом, с которым Рычков был в хороших отношениях (2 ноября 1765 г.) и принял деятельное участие в его "Трудах" разного рода сообщениями, за которые получил}{от Общества в 1769 г. серебряную, а в 1770 г. большую золотую медаль (последнюю за наказ управителю). Последняя статья его в "Трудах" была написана после осады Оренбурга Пугачевым "О приготовлении в пищу в время крайней нужды говяжьих и бараньих кож". Рычков выдержал эту осаду. Вследствие страшной дороговизны (четверть ржи продавалась по 140-150 р.) тогда же "желая помочь бедным и неимущим жителям, придумал вываривать желе или студень из коровьих и бараньих кож и печь из них булки, пироги и пр.". Вскоре после усмирения Пугачевского бунта Рычков стал сильно недомогать, хотя продолжал литературную работу (составил лексикон по топографии Оренбургской губернии). 15 октября 1777 г. Рычков скончался 65 лет от роду. (См.: Пекарский П. История Императорской Академии наук в Петрограде. Т. I.)}
  
   Анкета, видимо, заинтересовала любителей<[Site177Site]>сельского хозяйства, и они поспешили отозваться и на этот призыв Общества, как откликались и на другие призывы. Но, в общем, ответов было получено мало, и некоторые из них были составлены очень кратко, с умолчанием по многим существенным вопросам. Они поступали во все первое десятилетие деятельности Общества. Во всяком случае, некоторые из них давали для того времени довольно ценную характеристику состояния сельского хозяйства отдельных местностей России и отношения самих сельских хозяйств к различным явлениям деревенской жизни.
   Ответы рисуют значительное развитие денежного хозяйства в то время в связи с уплатою податей, развитием вне-земледельческих промыслов, ростом городов и повышением потребностей землевладельческого класса. Всюду идет бойкая торговля не только такими специфическими рыночными сельскохозяйственными продуктами, как льном, пенькой, шерстью, салом, но и основным продуктом тогдашнего хозяйства -- хлебом. Хлеб отправляли к портам и крупным внутренним населенным пунктам частью водными путями, частью (и в очень широкой мере) гужем, пользуясь санной дорогой, причем помещики налагали на своих крестьян еще специальную подводную повинность. В последнем случае издержки доставки хлеба на рынок теряли в большой мере свое регулирующее значение, перелагались на крестьян, и радиус района сбыта значительно удлинялся. Поэтому цены на хлеб в обыкновенное время стояли тогда на близком уровне во всей "метрополии" (включая в нее и усвоенные ею более редко населенные окраинные местности), и только в поясе колониального типа, отрезанном от центра большими<[Site178Site]>расстояниями и отсутствием сносных путей сообщения, цены управлялись условиями своего местного спроса и стояли сравнительно очень низко. Корреспонденты Вольного экономического общества сообщали глазомерные сведения, с разной степенью точности, но все же из их показаний складывается довольно ясная картина живой хлебной торговли на всем пространстве тогдашней России, кроме южных провинций, удаленных от метрополии, с малым количеством крупных населенных пунктов, слабо развитой промышленностью и отрезанных от черноморских портов крымско-турецкими владениями. Почти единственным способом использования хлебных избытков на Юге было винокурение, которое и развивалось там чрезвычайно активно*.
   Авторы ответов относятся почти с единодушным осуждением к внеземледельческим промыслам крестьян**.
   {* Уже в одной из первых книжек "Трудов Вольного экономического общества" была напечатана обширная (технического характера) статья Моделя о винокурении, в которой против осуждения винокурения "многими экономическими писателями со многою ревностью" автор приводит практическое возражение, "что могут быть многия земли и деревни, коих положение и обстоятельства суть такия, что торговля и обращение хлеба гораздо менее прибытка приносят, нежели курение вина и сопряженное притом откармливание крупнаго скота". (Модель. Мнения и примечания о винокурении // Труды ВЭО. 1766. Ч. III. С. 190-230.)
   Значительное развитие денежного хозяйства и в частности хлебной торговли по данным анкеты Вольного экономического общества отметил М.Н.Покровский в своей "Русской истории". Он свел сведения о хлебных ценах, сообщенные корреспондентами Вольного экономического общества, в табличку, наглядно показывающую близость хлебных цен в коренных провинциях и резкое уклонение их вниз на далеких окраинах. (Покровский М.Н. Русская история с древнейших времен. М., [1922]. Т. III. С. 146-148.)
   ** Барон Вульф (по Ингермаландии) "отпущенных на оброк неразделенных поместьев, в которых не отправляется земледелие, каких можно ожидать доходов". (Труды ВЭО. 1765. Ч. I; 1766. Ч. III; 1768. Ч. X.)
   Бригадир Олешев (по Вологодскому уезду): "Такие крестьяне, упражняющиеся в разнощиках и других неприличных крестьянам работах, не могут никогда уже быть добрыми земледельцами", отцы их, получая от сыновей содержание также небрежно выполняют земледельческие работы, а когда такие отхожие промышленники умирают, то отцы посылают в отход и остальных сыновей, и в результате -- "старик умирает, сын пахать не умеет, земля остается пуста, жена и дети ходят по миру, а повыток его спустя окупают другие..." (Там же. 1766. Ч. II. С. 112-113.)
   Рычков в статье "О способах к умножению земледелия в Оренбургской губернии", дополнявшей его пространные ответы по той же губернии, высказался решитель-}{но против неземледельческих отхожих промыслов крестьян, "в коих обществу никакой пользы нет", и предлагал даже такие отлучки "хотя на время запретить, или изыскав умеренную пропорцию в пашне утвердить ее так, дабы ни один, могущий быть пахарем, из жилища своего не отлучался до тех пор, пока он тягла или урока своего в пашне не исправит, разве тех, кто на посев и на уборку своего тягла представит другаго такого, ктоб и свой урок и его тягло без упущения исполнил". Рычков согласен, что отхожие промыслы дают хороший доход и в этом смысле полезны как для помещиков, так и для самих крестьян, но он настаивает на том, что все общество при этом теряет: "Для общества той пользы, которая произходит от земледелия, от них уже нет, да еще и сами они от других своей братьи сеянным хлебом питаются". "...Партикулярная польза, то есть, помещичья и крестьянская разнствует от всенародной". (Там же. 1767. Ч. VII. С. 16-20.)
   В "Примечаниях о прежнем и нынешнем земледелии" тот же Рычков объясняет современный упадок сельского хозяйства отходом земледелия на фабрики и мануфактуры, а также в извозчики, разносчики, меточные торговцы, причем одних только последних "в обеих резиденциях до пятидесяти тысяч, ежели не больше, наберется; не упоминая великаго числа каменьщиков, плотников и других в разных ремеслах упражняющихся. <... > Не сильняель прежде было земледелие, когда такое великое людство в своих природных должностях, то есть, у пашни и в других деревенских работах обращалось, а паче, ежели еще и женский пол в том же упражнялся, чего ныне весьма уже мало". (Там же. Ч. VI. С. 56-68.)
   В "Наказе для управителя..." Рычков жаловался, что "многие из крестьян, а особливо склонные к праздности... вступают в торги разные и ремесла, от которых им весьма мало пользы, а обществу никакой прибыли нет: наипаче же склонные к праздности и лености, на великий вред себе и обществу, отходя в отдаленные уезды на долгое время, шатаются как тунеядцы, и впадают в разные безпутства. Того ради управители и прикащики, в таких вотчинах, при которых для хлебопашества довольное число земли и в угодьях к содержанию скота, и ко всякой деревенской экономии оскудения нет, в дозволении крестьянам непринадлежащим им товарами торговать, и такие промыслы и ремесла иметь, кои им не приличны, должны весьма осторожно поступать, а принуждать больше всего к земледелию, то есть к умножению их собственной и помещичей пашни". Впрочем, Рычков оговаривается, что "во таких местах, где недостаток есть в пашнях и угодьях и оброчное содержание крестьян необходимо... Токмоб таких оброчных число было не великое, и в земледелии б упражняющихся всегда находилось больше, а чтоб не каждой охотился на оброк из тех мест, где в земле нет оскудения, для сего не несходно оброк класть не легкой, по самой меньшой мере не ниже пяти рублев в год на тягла.. далее двух годов и со всеми семействами пашпортов не давать, и из вотчин не отпущать, чтоб они не забывали и не отставали от црироднаго своего жительства". (Там же. 1770. Т. XVI. С. 35-36, 56-57.)}
   <[Site179Site]>
   И только в местах малонаселенных приходилось мириться с оброком и любителям земледелия*.
  
   {* Ответ из Калужской провинции: "Здешния провинции жители к земледелию весьма прилежны; только опыт недостает земли", "по сему недостатку ходят на работу в разныя губернии и провинции, щитая в семье трех работников двое} {остаются дома, а третьего отпускают..." (Там же. 1769. Ч. XI. С. 101-120.)
   То же в ответе по Владимирскому уезду и ответе проф. Дакстаиа "лежащих около реки Свири и Южной части Олонца местах". (Там же. Ч. XII. С. 97-115; 1769. Ч. XIII. С. 7-9, 40-42.)}
   <[Site180Site]>
   Вообще, убеждение во вреде отхожих промыслов и стремление ближе привязать крестьян к земле и земледельческому труду, комбинированному с земледельческими же промыслами, было уже тогда широко распространено в кругах просвещенного дворянства. Его ярко выразил в своем известном докладе Екатерине II И.П.Елагин[103]*.
   Сама Екатерина II высказалась в таком же духе в "Наказе", подчеркивая задерживающее влияние оброчной системы на размножение населения**.
  
   {* Елагин усматривал в оброчной системе препятствие к размножению населения, причину дороговизны и отвычки земледельцев от их исконного занятия. "...Излишество в городах народа отъемлет крестьян от землепашества и умножает дороговизну... При том видим в праздности по городским улицам шатающиеся бродяги, привыкнувши с калачами и яблоками таскаться, или в одноколках лошадей и проходящих людей мучить, ни к какой уже сельской работе, ниже к деревенскому житию неудобными становятся; ибо приятнее гуляя по улицам городским есть чистой хлеб, чужими руками приготовленный, нежели от восхождения до захождения солнца в поле, болотах и песках трудяся приуготовлять его... В прежние времена, когда поголовных оброков еще незнали, при селах и волостях государственных казенныя, при монастырях монастырских, при помещитских жилищах помещитския земли хотя и не великие по худому домостроительству и незнанию домостроителей прибытки приносили, но великим количеством хлеба изобиловали". Ныне же, благодаря легким способам добывания оброка, "не имеют и нужды к претрудному прилежать земледелию. Не стало у помещиков земли, не стало и запасных житниц, а с ними вместе скрылась и дешевизна в хлебе". Добывая отхожими заработками в городах до 40 и более рублей, оброчный дворцовый крестьянин уплачивает с тягла (т.е. за себя и жену) 1 р. 40 к. подушных, да 2 р. 52 к. оброку, всего 3 р. 92 к., т.е. меньше десятой доли дохода, а вместе с тем и сам не обогащается, остаток дохода пропивает или тратит на взятки управителям, чтобы получить новый паспорт. "Жалко по истине видеть крестьянина, в поре лет и сил сущаго, разносящаго по домам в Петербурге маскарадныя объявлении; крестьянина такова, который бы прилежа к земле, пять или шесть городских ребят, кои бы сию городскую надобность удобно исполнить могли, прокормить мог". Проэкт. д.с.с. и члена Дворцовой Канцелярии Ивана Елагина об определении в неотъемлемое владение дворцовым крестьянам земли и раздаче казенных деревень, за известную плату, на временное и определенное владение вольным содержателям. (См.: Журнал землевладельцев. 1859. N. 21. С. 17-27.)
   ** "Наказ" Екатерины II -- концепция просвещенного абсолютизма, изложенная Екатериной II в качестве наставления для кодификационной (Уло-}{женной) комиссии. В "Наказе", первоначально состоящем из 506 статей, были сформулированы основные принципы политики и правовой системы. "Наказ" является не только важным правовым документом XVIII столетия, но и типичным философским трудом эпохи "просвещенной монархии".}
  
   Под впечатлением окружавшей ее<[Site181Site]>крупно-земледельческой придворной и высшей служилой среды она склонна была преувеличивать распространение оброчной системы*.
  
   {* "Кажется еще, что новозаведенный способ от дворян, сбирати свои доходы, в России уменьшает народ и земледелие, все деревни почти на оброке. Хозяева не быв вовсе или мало в деревнях своих, обложат каждую душу по рублю, по два, и даже до пяти рублей, не смотря на то, каким способом их крестьяне достают сии деньги. Весьма бы нужно было предписать помещикам законом, чтоб они с большим разсмотрением располагали свои поборы, и те бы поборы брали, которые менее мужика отлучают от его дома и семейства: тем бы распространилось больше земледелие, и число бы народа в государстве умножилось. А ныне иный земледельц лет пятнадцать дома своего не видит, а всякий год платит помещику свой оброк, промышляя в отдаленных от своего дома городах, бродя по всему почти государству" (ст. 269-271). (Наказ Е.И.В. Екатерины Вторыя самодержицы Всероссийской данный комиссии о сочинении проекта нового уложения.)}
  
   В это время в дворянских кругах, по-видимому, бродила уже мысль о сосредоточении всего руководства хозяйством страны в руках помещичьего класса, который направлял бы к полезному труду не только собственных, но и государственных крестьян. В самом начале правления Екатерины ей дал (правда, довольно неуклюже) формулировку (движение. -- В.Т) упомянутый выше близкий к императрице член дворцовой канцелярии И.П.Елагин. Он представил проект новой организации хозяйственного управления дворцовыми крестьянами, в котором модные либеральные идеи были поставлены на службу самым неприкрытым интересам дворянства. И он полагает во главу угла "сельское благоучрежденное домостроительство", а основой его самого считает прилежность и трудолюбие "истинных домостроителей и трудолюбивых земледельцев. А прилежность и трудолюбие обоих сих членов основаны на собственной обоих корысти и обогащении, и надежности, что приобретенное достанется его наследству". Елагин проектировал поэтому для крестьян наследственное владение землею, но ставил их под опеку дворян-арендаторов, которые отвечали бы за неисправное поступление от крестьян податей и оброков,<[Site182Site]>получая за это приличное вознаграждение. Елагин предлагал образовать в дворцовых имениях укрупненные крестьянские хозяйства из четырех совместно живущих семейств под властью "хозяина", назначенного по мирскому выбору или по жребью. Оброк должен был быть повышен (с 1 р. 26 к. до 2 р. 75 к. с души). Сверх того крестьяне должны были отбывать работы на арендатора-дворянина*. Земледельческие работники работают в каждые сутки 16 часов, а 8 остается им на отдохновение, как на полуденное, так и ночное. За работой устанавливается строгий надзор. Елагин изображает дворянина-арендатора, как попечительного начальника, отечески понуждающего вверенных ему крестьян к исправной работе**.
  
   {* По "Проекту" Елагина дворяне-арендаторы получали по 1/2 дес. пахотной земли на каждое крестьянское хозяйство и 1/4 дес. под сенокосы и луга во всех трех полях, для обработки которых каждые два хозяйства давали бы ему по 1 работнику и работнице, содержимым хозяевам. Кроме того, на него должны были работать все бобыли за месячный от него хлеб (1 и 1/2 четверика ржи и 1/2 четв. ярового в месяц на мужчину и женщину и по 1 пуду льну в год на одежду. Арендатор обязан был также на каждую бобыльскую душу содержать на своем скотном дворе одну овцу и одну корову и отвести "малое число под огород земли"). Ненужных ему бобылей арендатор отправляет в город на промыслы с оброком по 3 р. с работника в свою пользу (с работницы 2 р.), "удерживая притом определенный им в месячину хлеб". В зимнее время арендатору дается одна подвода от каждых двух хозяйств "для отвозу в город его произращений" и не дальше своего губернского города. (См.: Журнал землевладельцев. 1859. N. 22. С. 154-155, 160-162.)
   ** Каково должно было быть, по мысли Елагина, это отеческое попечение, видно из его собственных слов: "Леность, ослушание и непорядки работников примечая, наемник (так Елагин называет дворянина-арендатора. -- В.Ж.) требует от десятских принуждения, которые тотчас и наказывают в удовольствие наемниково ленивых и нерадящих о работе. <...> ...к лености слабое смотрение не должно подавать поползновения: и для того имеет наемник власть, как отец чадолюбивый, доказав всему крестьян сборищу или леность или непослушание, или и самое крестьянина преступление, увещевать и наказывать его по мере вины, не отъемля здоровья, и членов в увечье не приводя, подобно добросовестным военным командирам, как наказуя солдат, любимы от них, как отцы от детей своих, бывают". (Там же. С. 160-171.)}
  
   "Проект" Елагина не встретил сочувствия в правительстве, вероятно, по своей запутанности и малой практичности, и осуществления не получил. Мысль об укрупнении крестьянских хозяйств не раз поднималась в агрономической<[Site183Site]>литературе и позже, и она всегда была сильна в среде хозяев-практиков (в особенности -в форме протеста против крестьянских семейных разделов), но никому до Елагина не приходило в голову соединить под одной кровлей несколько чужих друг другу семейств. Основная идея "Проекта" -- руководительство хозяйственной жизнью дворянами -- впоследствии получила дальнейшее развитие, в особенности в памфлетах Щербатова (см. ниже). Характерно, что Елагин не решился сразу предложить введение "потомственного владения землею" для помещичьих крестьян, справедливо опасаясь протеста дворян*. Но главным в проекте Елагина были не наследственность крестьянского владения, а опека над крестьянами, которой помещики обладали и без того. То, что дворцовые крестьяне оставались свободными от мелочного и постоянного контроля над их трудом, ставило их в гораздо более сносное положение, сравнительно с помещичьими крестьянам**.
  
   {* "Первое... что помещики привыкшие почитать крестьян своих невольниками и землю, на которой оные обитают, им собственно принадлежащею, с чувствительным прискорбием увидели бы, что их недвижимое собственное имение предается в полное обладание крестьян их, обращается в определенное повиновение (закону. -- BJK.)?, и потому, второе, с крайним бы сокрушением сердца, по единому только непроницанию, взирал дворянин на такую перемену, которая, кажется, будто прежнюю его власть уменьшает, хотя напротив того без малейшаго оной нарушения непременное обещавает она и ему самому, и потомкам и крестьянам его, обогащение". (Там же. N. 21. С. 27-28.)
   ** Вскоре после представления Елагиным своего проекта денежный оброк с дворцовых крестьян был повышен до 2 р. с души, но благодаря свободе от "отеческой опеки" и большему наделению земли, они и после этого жили лучше, чем помещичьи крестьяне. (См.: Семевский В.И. Крестьяне дворцового ведомства в XVIII веке//Вестник Европы. 1878. N.5. С. 17.)}
  
   Старое, определившееся уже в первой половине XVIII в. стремление помещиков увеличить свои доходы прежде всего нажимом на крестьянский труд, еще ярче и очень близко к духу "Записок" Татищева выразилось в ответах на поставленную Вольным экономическим обществом задачу о составлении наказа управителю имением во время отсутствия владельца. Было прислано несколько проектов малого наказа, довольно единодушно повторявших традиционные приемы управления поместьем. В них одинаково указывается<[Site184Site]>на необходимость строгого учета хозяйства -- подробного описания угодий и других элементов хозяйства и текущей отчетности -- и с особой настойчивостью высказывается требование строгой дисциплины. "...Первым пунктом в разсуждении заведения добраго порядка, -- говорит Болотов, -- есть приведение всех к должному и необходимо надобному послушанию"*. Рычков требует, чтобы управитель наблюдал за каждым крестьянином "сколько прилежит к земледелию". "...Которые в том нерадивы, тех призыватя к себе делать им окрики, стращать и подтверждать, дабы они в домостроительстве своем лутче и прилежнее поступали", и если не исправятся, наказывать вплоть до отдачи молодых и здоровых в рекруты, а "кои постарее -- ссылать на поселение в отдаленные места, имея к зачетам их в рекруты квитанции"**. Также и барон Вульф советует "при отдаче рекрут... отдавать тех, которые к хлебопашеству ленивы и в солдаты годны", наказывать за пьянство и отгуливанье от работы, смотреть, "чтоб крестьяне удобряли поля и отправляли хлебопашество", и даже "чтоб они по надлежащему ходили в церковь, изповедывались и приобщались святых тайн, дабы бог благословил их изобилием плодов земных"***.
   {* Труды ВЭО. 1770. Ч. XVI. С. 87-88. Характерен девиз, под которым Болотов прислал в Общество свой проект: "Устрой его в делах, яко же подобает ему; аще не послушает всади в оковы".
   ** Там же. С. 57-59.
   *** Там же. 1769. Ч. XII. С. 27-32.}
   Удолов предлагает управителю стараться, "чтоб земледельцы и бобыли о своих делах разсуждали так, что они не для одной только собственной своей пользы упражняются, но тем обязаны служить "во-первых государю, по том помещику и всему обществу, и быть беспрекословными данниками, не воображая никаких в своем звании невозможных случаев, а при том представлять себе в пример военных людей, которые за отечество предаются во все опасности и жертвуют самою жизнию". Тяглецы должны "работать без отговорки, и не представляя никаких невозможностей; а естьли кто за леностию или слабостию против показаннаго примера не-выработает, то властен хозяин лениваго наказать, а слабому<[Site185Site]>упустить"*. {* Там же. 1770. Ч. XV С. 178, 179, 185.}
   Подобно своим предшественникам, составители наказов времени Екатерины требуют достаточного наделения крестьян землею, советуют не обременять их чрез меру повинностями. Но даже и благоразумный и умеренный Болотов, указав, что было бы правильно делить землю пополам, так, чтобы половину крестьяне обрабатывали на себя, а половину на господина, прибавляет: "Легче и способнее сего для них быть уже не может, ибо часто случается, что они и гораздо более половины на господина пашут, однако сие не обращается им в отягощение"**.
  
   {** Там же. 1771. Ч. XVI. С. 183-184. Случаи малоземелья тогда были вообще редки, но там, где они бывали, практика помещиков выдвинула прием комбинирования оброчной и барщинной систем. На барщину ставили не больше крестьян, чем можно было обеспечить земельным наделом, а остальных отпускали за денежный оброк на промыслы. "...Как случается, -- говорит Болотов, -- что по малоземелию в дачах и для самого господина очень мало земли останется, естьли крестьян всех удовольствовать надлежащим образом: то в таком случае другого не остается, как только разположить тяглы, чтоб во всяком дворе был человек за-тяглый или излишний, который бы между тем как прочие работают, ходил бы в работы посторонних из найму, и приносил бы домой для награждения недостатков и на все домашних надобности деньги". (Там же. С. 186.)}
  
   Составители наказов уделили много места агрикультурным советам элементарного свойства при предложении обычной трехпольной системы земледелия, и даже Болотов, давно уже раздумывающий над новыми формами хозяйства, ограничился только протестом против старинного стремления к расширению пашни. "Не диковинка пашенной земли присовокупить великое множество, но какая польза от нее, если всю ее имеющиеся работники порядочным и надлежащим образом упахать и уработать не в состоянии. Погрешность в рассуждении сего пункта делается от многих. Они завиствуются землей, но из опытов известно, что тем они количество урожаемого хлеба не только весьма мало приумножают, но иногда еще делают малейшим, что и натурально последовать должно, ибо в таком случае ни порядочно упахать и уработать, ни заблаговременно посеять и спрятать невозможно. Единая польза от того та, что крестьяне, будучи отягощены непомерною господскою работою, упускают затем и свое земледелие, и от того приходят в крайнее<[Site186Site]>разорение... И для того разумному приказщику о приумножении пахотной земли тогда только стараться надобно, когда он по начислении работников и земли и по расположении сей на них надлежащею пропорциею, найдет, что земли против работников мало и недостаточно"*.{* Там же. Любопытно сравнить эти советы Болотова с вышеприведенной инструкцией Волынского, который, следуя старой практике Московского государства, ставил одной из главных задач управителя увеличение пашни.}
  
   Так намечается переход от привычных, веками испытанных форм земледелия к новым земледельческим порядкам, которые должны были бороться с рутинностью хозяйства и вносить в него оживляющий дух научной мысли. Точку опоры здесь могло дать внимание к экономическим особенностям сельского хозяйства и в первые годы екатерининского царствования мы встречаемся с довольно любопытными проблесками такого понимания дела.
   Возвращаясь к анкете Клингштета, отметим, что она послужила, по-видимому, толчком и к возбуждению вопроса о применении у нас усовершенствованных систем земледелия. В ответах Олешева по Вологодскому уезду и Болотова по Каширскому был отмечен недостаток в сенокосах. Болотов прямо указывает, что "скота весьма мало держится, а и тот некрупной и худой", что травяного корму обнаруживается "особливо у помещичьих (крестьян), где особливо помещичьих отхожих пустошей нет и дачи тесныя, для которой причины крестьянин не может и скота много держать, а чрез то и толь нужного навоза довольное количество не имеет". Отсюда положение крестьян весьма скудное, что не могло не отразиться и на помещичьем доходе. Многие "едят почти большую часть года без соли"; "пища здешних обывателей худая и бедная". Случается часто, что крестьяне поедают свой семенной хлеб, "и помещики принуждены более их кормить". Молодой тогда еще сельский хозяин Болотов искал выхода из этого положения улучшением хозяйства, отмечал, что "хотя хлебы за несколько уже лет хуже прежних годов родятся, но что земледелие и домостроительство вообще получает час от часу некоторое приращение, а особливо в помещичьих домах, безсомненно от того, что многие помещики, просвещаясь науками,<[Site187Site]>и видя иностранных места, разный новыя вещи и учреждения по возможности заводят", например, хотя "тартофели здесь совсем еще не и пользы и употребления оных не знают, однако можно надеятся, что они разведутся, потому что некоторые, хотя немногие, помещики уже в огородах размножать их начинают". Болотов отмечает как главное препятствие улучшению земледелия распространенную всюду "разнобоярщину" и "черездесятинщину"*, мешающую земледельцу "малою своею землею по своему хотению пользоваться и оную под такой хлеб и произрастение употреблять, и то на ней в разные годы сеять, чтобы он за лучшее признавал. Она отнимает у него руки, и не допускает ни до каких предприятий". "Ежели бы помещик или крестьянин всю землю свою подле двора или вместе имел, то мог бы он на приклад, по примеру других государств, землю свою окопать, погородить живою огородкою и внутри разделить и всегда под руками имея всеми вещами унавоживать и на все употреблять, на что похочет. Сверх того, ежели бы вошло в обыкновение и траву сеять, то бы мог он таким же образом и озимой и яровой хлеб и траву тут сеять, и с посеянной травы более и летом и в зиму корма для скота своего получить, которой бы ему в обыкновенных стада гонять было б не для чего..."
   Болотов не решился вообще выступить с предложением какой-либо новой системы земледелия. Особенной потребности в преобразовании хозяйства на новый лад, видимо, и там еще не чувствовалось, и сам Болотов в том же ответе указывает на традиционный спасительный выход двумя способами: "многие помещики от времени до времени выводят крестьян своих в Воронежскую и Белгородскую губернию, и селют в степных уездах". Другой способ: денежный оброк от извоза и неземледельческих отхожих промыслов, "более из таких дворов, где семьи велики и без них обойтиться можно, которые дворы обыкновенно меньше нужды и недостатков терпят"**.
  
   {* Разнобоярщина -- отсутствие единства, согласованности, разлад, разброд. Черездесятинщина -- в XIX в. стала именоваться "чересполосицей".
   ** Труды ВЭО. 1766. Ч. II. "Описание свойства и доброты земель Каширского уезда и прочих до сего уезда касающихся обстоятельств" (с. 145-147, 167-168,}{182-184, 197-198, 208, 217). К увеличению доходов за счет распашки свободных степных земель прибегнул и сам А.Т.Болотов. Когда правительство потребовало точного определения земель, числящихся за помещиками в степных местностях, А[ндрей] Тимофеевич] с дядей своим Матвеем Петровичем отправились в Шацкий уезд, где у них была "лучшая наша степная деревня", и хотя по крепостям... числилось там мало земли, они объявили, что владеют -- А[ндрей] Тимофеевич] 100, а дядя -- 75 дес., и выразили желание приобрести еще сверх того -- А[ндрей] Тимофеевич] 500, а дядя -- 300 дес., выбрав хорошее место. С открытием межевания А[ндрей] Тимофеевич] поспешил закрепить за собою заявленную землю, чтобы сделать степную деревню "доходнейшею", к чему его побуждало "худое состояние всех моих небольших деревнишек, крайняя мало-земельность во всех оных и малое количество доходов, получаемых тогда и со всех их, которые в последний (1765 г.) год простирались только до 480 рублей". Дело это было нелегкое, и Болотову пришлось провозиться с ним до 1768 г., когда ему удалось наконец закрепить за собой заявленную землю и размежеваться с наклонными к захватам соседними помещиками. Дела его после этого настолько улучшились, что через пять лет он насчитывал у себя уже около 600 душ. (Болотов А.Т. Записки... Т. II. Стб. 561-568, 630, 710-720; СПб., 1873. Т. III. Стб. 103-105.)}
   <[Site188Site]>
   Так же осторожно к преобразованию земледелия относился и Клингштет, возбудивший, под впечатлением ответов Олешева и Болотова, вопрос об искусственном травосеянии. Указывая на английское "ново изобретенное засевание лугов" Клингштет не впал, однако, в панегирический тон, каким впоследствии отличались у нас описания "английского земледелия", и, признавая пользу новой системы для самой Англии, не спешил прямо рекомендовать ее для России. "Состояние климата, великое число искусных и примечательных работников и ограниченные пределы столь плодородной земли, какову имеет Англия, больше всего поспешествует успеху в чинимых опытах, которые в других землях по свидетельству знатнейших и новейших писателей экономических не столько выгодными найдены, сколько онаго надеялись. Примечено, что ново изобретенное сеяние лугов может в некоторых местах быть полезно, больше же сопряжено с великими затруднениями"*.
  
   {* О приведении в лучшее состояние сенокосов, о разных родах трав употребляемых в других государствах к сеянию лугов, о потребном земледелии для возращения семян, и о употреблении оных трав. (Труды ВЭО. 1766. Ч. III). Намеки на выгоды плодосмена содержатся уже в довольно бессодержательной статье академика Лемана в первой книжке "Трудов": "О различии земли в разсуждении экономическаго ея употребления". "...Некоторые обыкли сеять на той земле, где пре-}{жде сеяна была рожь, земляныя яблоки или потетесы, так же небольшой род репы и проч...." (Там же. 1765.4.1. С. 18 (разд. паг.).)
   Общество интересовалось также с первых своих шагов культурой картофеля. Незадолго до открытия Общества было издано отмеченное выше "Наставление" сената о разведении и употреблении картофеля, и вместе с этим наставлением было разослано губернаторам по несколько четвериков картофеля "для раздачи картофельных семенных клубней дворянам и сельским жителям". В ответах на анкету Клингштета обычно авторы рассказывают о собственных (а иногда и чужих) опытах с разведением картофеля. Болотов поместил специальные статьи о картофеле в "Трудах" Общества (1770. Ч. XIV -- В.Т.), там же было помещено сообщение новгородского губернатора Сиверса об успешном разведении картофеля в Новгородской губернии (1767. 4.V -- В.Т.).}
   <[Site189Site]>
   Так началось новое направление нашей агрономической мысли, искавшее образцов для преобразования русского земледелия на культурном Западе. Оно разделилось вскоре на два течения, из которых одно -- скептическое, ближе державшееся к условиям русской сельскохозяйственной действительности, пробивалось медленной и слабой струей, другое -- представленное учеными доктринерами дилетантами-любителями и восторженными энтузиастами, -- полилось вскоре бурным и неудержимым потоком. Поводов к возбуждению интереса к улучшенным приемам земледелия тогда было уже достаточно. Были объективные побуждения, шедшие от нужд самого хозяйства (как отмеченный выше недостаток пастбищ), но главным оставалось основное желание русского человека, приобщавшегося к европейскому просвещению, -- не отставать от Запада, и в этом отношении европеизировалось просвещение, войско, администрация, промышленность, одежда и домашний обиход. Требовалось много выдержки и проницательности взгляда, чтобы хладнокровно и разумно взвесить шансы возможных преобразований в условиях русского сельского хозяйства. Некоторые писатели и деятели того времени смутно догадывались, что технически более совершенное, но и более интенсивное сельское хозяйство не есть благо само по себе, что оно является результатом нужды, и что экстенсивное хозяйство, напротив, в известный период экономического развития страны представляет собой не уродливое явление, не выражение невежества, отсталости и тупого упрямства, а счастливое еще соотношение между населением и землей.
   <[Site190Site]>
   Кроме того не могли не бросаться в глаза особенности русского территориального расширения, не закончившегося еще в рассматриваемое время, присоединявшего постоянно к формирующемуся промышленному центру и старым земледельческим областям новые обширные и плодородные районы. Поэтому люди более осторожные, практические, или теоретически проницательные относились к заманчивым заграничным новшествам с некоторым холодком. Особенности русской жизни гасили разгоравшийся энтузиазм, ослабляли силу аргументов в защиту "нового земледелия" и наталкивали мысль на существенные проблемы сельскохозяйственной экономии.
   Таким осторожным скептиком был и Болотов, с которого принято у нас вести начало русской рациональной агрономии. Жизнь этого замечательного во многих отношениях человека и столь типичного для второй половины XVIII в. русского общественного деятеля заслуживает самого пристального внимания. Она показывает, благодаря оставленным им обстоятельным и правдивым воспоминаниям, как образовывал себя, устраивал свои дела и помогал своим современникам трудолюбивый, благовоспитанный и честный средний русский дворянин, одаренный скромными талантами и не очень дальним умом, благоразумный, осторожный и рассудительный, не гоняющийся за журавлем в небе, но не упускающий случая крепко ухватить попавшуюся ему в руки синицу.
   Андрей Тимофеевич Болотов родился 7 октября 1738 г. в родовом имении Дворянинове Каширского (впоследствии Алексинского) уезда Тульской губернии. Он вышел из небогатой служилой семьи, брошенной случайностями военной службы в Остзейский край, но не порывавшей связей с родовым имением. Дед и отец Андрея Тимофеевича долго жили среди остзейских немцев. Отец -- Тимофей Болотов -- получал первоначальное образование в немецкой школе в Риге, затем взрослым человеком, служа во времена Бирона в новоучрежденном Измайловском полку, был близок и дружен со своими немецкими товарищами и умел ладить с немецкими начальниками, переняв от постоянного общения с немцами их привычки деловитости и аккуратности. Получив чин капитана гвардии за Крымский поход, он выхлопотал себе<[Site191Site]>
   вскоре видное назначение в армию -- командиром Архангелогородского пехотного полка, который большею частью стоял в Остзейском крае. Он взял с собой и малолетнего Андрея и пяти лет от роду записал его рядовым в свой полк. Числясь в полку, по правилам того времени, мальчик должен был постепенно подготовляться к экзамену на офицерский чин. Он обучался грамоте и священному писанию у дядьки Артамона, письму и рисованию у полкового писаря, арифметике и немецкому языку у свирепого нравом унтер-офицера Миллера. Кое-чему он научился и у этих наставников, но с ними далеко не ушел. К счастью для мальчика, начинавшего обнаруживать способности и отличавшегося редким прилежанием и благонравием, отец поместил его в одну культурную немецкую семью, где был очень хороший гувернер, человек с университетским образованием. Мальчик пробыл недолго в этой семье (всего полгода) и не успел многому выучиться, но зато приобрел, как он сам писал впоследствии, "первейшие склонности к науке, искусствам и художествам" и "имел... случай узнать о жизни немецких дворян и полюбить оную". Затем он был отдан во Французский пансион в Петербурге, содержимый неким Ферре, но и здесь пробыл только около года. Он доучивался в Петербурге, у гувернера одной генеральской семьи, пока смерть отца не заставила его вернуться в деревню, где он уже самостоятельно закончил свое военное образование по тетрадям фортификации для майора, списавшего их у известного Ганнибала[104], "арапа Петра Великого". В 1754 г. Андрею Болотову минуло 16 лет, его "отпуск для обучения наукам" кончился, и он должен был отправиться в свой полк на действительную службу в чине сержанта. Архангелогородский полк стоял в это время опять в Остзейском крае. Произведенный в подпоручики, Болотов вскоре принял участие в Семилетней войне, но в строю был мало. Войны он не любил и прямого участия в ней, если было можно, избегал. Об этом он сам со свойственным ему прямодушием говорит в своих "Записках"*. {* Болотов А.Т. Записки... Т. I. Стб. 672-673.}
  
   Едва ли можно делать из этого какие-либо выводы о его моральных качествах. Историк Семилетней войны склонен заподозрить моральные
   <[Site192Site]>побуждения Болотова; он говорит о "крайне неблаговидном стремлении молодого офицера в тыл армии, за сотни верст от боя", о его "спроворивании", как бы остаться в Кенигсберге*.
  
   {* Масловский Д.Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. М., 1886. Выл. I. С. 36 (Прил.).}
  
   Скорее, здесь проявилась характерная для Болотова практичность и рассудительность. Энтузиастом и героем он никогда не был, и если обстоятельства указывали ему более удобный законный выход, он им пользовался, не видя в этом дурного.
   19-летним юношей он был прикомандирован к губернаторской канцелярии в Кенигсберге и все остальные четыре года войны прослужил в этой должности. Долгое пребывание в культурной обстановке старого немецкого города со знаменитым университетом оказало решительное влияние на всю последующую жизнь молодого офицера. Здесь, как он писал впоследствии, "имел (он) случай узнать сам себя и, короче, все на свете, и мог чрез то приготовиться к той мирной, спокойной и благополучной жизни, какую небу угодно было меня благословить в последующее затем время...". Он сблизился с работавшими в канцелярии русского губернатора барона Корфа местными прусскими и русскими чиновниками и офицерами. Это были просвещенные люди, любившие чтение, и они рекомендовали юному сослуживцу беллетристику и нравоучительные сочинения, указали ему хороший книжный магазин и библиотеку, и он стал расходовать все свои лишние деньги "на покупку книг, красок, картинок и на делание кой-каких инструментов и любопытных вещей". Еще в самое первое время своего пребывания в Кенигсберге Болотов познакомился с одним механиком-оптиком и рассматривал его микроскопы и другие инструменты. "...Был человеку сему весьма много обязан, ибо он... отворил мне чрез то дверь в храм наук и заохотил иттить в оной, и находить в науках тысячу удовольствий и увеселений..." Потом он натолкнулся еще раз на интересное собрание физических приборов и инструментов у жившего некоторое время в Кенигсберге "великого охотника до наук" поручика Ф.Б.Пассека[105]. Это смутное тяготение к естествознанию превратилось вскоре в совершенно ясное стремление под<[Site193Site]>впечатлением прочитанного Болотовым сочинения Зульцера "О красоте натуры", которое произвело переворот "во всех его чувствованиях", возбудив "до того самому мне неизвестную охоту ко всем физическим и другим так называемым естественным наукам"*. Характерно, что интерес к естествознанию соединялся у Болотова с религиозным настроением, господствовавшим и в окружающей его немецкой среде. По совету местного аптекаря Болотов прочел книгу Гофмана "О спокойствии душевном", и она внушила ему любовь к чтению "нравоучительных, а отчасти и самых философских книг" и заложила ему "фундамент" "хорошей философской жизни"**. Тем временем приехали в Кенигсберг присланные по просьбе Корфа студенты Московского университета для занятий переводами в его канцелярии. Он прочил двух, а ему прислали целых десять, с тем, чтобы он отобрал, какие ему будут нужны, а остальные занимались бы в университете для усовершенствования в науках. Но им всем была представлена эта возможность. С двумя из них Болотов особенно сблизился. В это время он усердно занимался философией по Готшеду и Крузию[106], относясь недружелюбно к вольфианскому свободомыслию. В университете были представлены оба направления, но приятели Болотова, слушая официальный курс профессора-вольфианца, увлеклись крузианской философией, которой они учились у магистра Веймана[107]. Они провели в университет и Болотова, познакомили его с Вейманом и под руководством последнего молодой офицер так поднаторел в философии, что стал принимать участие в публичных университетских диспутах***. Это философское направление было окрашено ярким оттенком религиозности, и Болотов, вообще наклонный к религиозным размышлениям, усердно занимался в течение 1761 г. богословским чтением****.
  
   {* Болотов А.Т. Записки... Т. I. Стб. 690, 816, 877-878, 863-864. (Иоанн Георг Зульцер (1720-1779) -- немецкий философ-эстетик. -- В.Т.).
   ** Там же. Стб. 895-897.
   *** Там же. Т. I. Стб. 960-961, 984-989; Т. II. Стб. 56-57.
   **** Для направления мыслей Болотова и вообще людей его круга, т.е. образованию среднего дворянства второй половины XVIII в., характерно, что они были}{и остались не затронуты идеями просветительной французской философии, столь модными в верхних слоях общества. Их учителями и наставниками были немцы, • и притом не столько философы и мыслители, как богословы и нравоучительные писатели с их наивной пропагандой примитивной, почти прописной морали. Болотов на всю жизнь остался верен этому настроению, и когда у него образовался навык к писательству, он охотно составлял рядом с агрономическими статьями нравоучительные трактаты в духе своих немецких авторитетов. (См., напр., Болотов А.Т. Детская философия, или Нравоучительные разговоры между одною госпожою и ея детьми, сочиненные для поспешествования истинной пользе молодых людей. [М.], 1776-1779. Ч. [1]--2; Болотов А.Т. Путеводитель к истинному человеческому счастию, или Опыт нравоучительных и отчасти философических разсуждений о благополучии человеческой жизни и о средствах к приобретению онаго. М., 1784. Ч. 1-3.)
   В последней книге среди рекомендуемых читателю иностранных (немецких) сочинений Болотов на первое место ставит книги Зульцера.}
   <[Site194Site]>
   Новый 1762 г. принес много важных событий: смерть Елизаветы, появление на русском престоле поклонника Фридриха и прекращение войны с Пруссией, манифест о вольности дворянства, и Болотов решил возможно скорее выйти в отставку. О сельском хозяйстве он тогда еще не думал, а просто "исчислял... в уме своем все приятности оной (деревенской жизни) и промышляя, как я ими наслаждаться буду, и веселился уже в духе предварительно оными". Однако сразу выйти в отставку было и невозможно, и несколько неловко, и Болотов принял назначение адъютантом к своему бывшему начальнику барону Корфу, получившему при новом императоре должность петербургского генерал-полицмейстера и звание шефа одного кирасирского полка. Служба была суетлива и неприятна, и кроме того в петербургском обществе росло недовольство Петром III, создававшее тревожное настроение. Болотов чуть было не попал в заговор Орловых[108], потому что был хорошо знаком с Григорием Орловым еще по Кенигсбергу, и тот не раз пытался поговорить с ним с глазу на глаз. Но хлопотливые служебные обязанности Болотова помешали состояться такой встрече. Болотову удалось, наконец, получить отставку еще до свержения Петра III, и он рад был вырваться из зловещей атмосферы высших административных и военных кругов Петербурга. "Не могу изобразить, с каким удовольствием шел я тогда [из коллегии] на свою квартиру. <... > Я сам себе почти не верил, что я был тогда уже неслужащим, и идучи, не слыхал почти ног под собою:
   <[Site195Site]>
   мне казалось, что я иду по воздуху и на аршин от земли возвышенным, и не помню, чтоб когда-нибудь во все течение жизни моей был я так рад и весел, как в сей достопамятный день, а особливо в первыя минуты по получении абшида"*.
   Отправляясь в деревню, Болотов впервые почувствовал потребность в агрономическом образовании. На его счастье, остановившись на пути в Москве, он нашел там почти столь же хорошую книжную лавку, как и в Кенигсберге, пересмотрел по каталогу все русские и иностранные агрономические издания и "накупил... несколько десятков оных, и как вообще экономических, так в особливости и садовых"**. Улучшение находившихся в довольно жалком состоянии собственных садов и было его первым агрономическим предприятием по приезде в деревню, для чего он усердно изучал привезенные им иностранные книги по садоводству. Об улучшении полевого хозяйства он не мог помышлять вследствие незначительности и крайней раздробленности своих владений, характерной вообще для того времени. "У меня во всем здешнем селении (Дворянинове. -- В.Ж.) было только 3 двора, да в деревне Болотове 2, да в Тулеине 6: и всего здесь только 11 дворов. А и в других деревнях также сущая малость и клочки самые малые, как например, в ближней из сих, каширской моей деревне, Калитине, было только крестьянских два двора, да двор господский; а в деревне Бурцовой только 1 двор. В епифанской моей деревне, Романцове, только 2 двора, а в чернской, Есиповой, только 1 двор, да в шадской, что ныне тамбовская, дворов с десять. <... > А как присовокуплялось к тому и то досадное обстоятельство, что все сии мелкие и ничего незначущие деревнишки не только были малоземельны, но и земля везде находилась в чрезполосном владении с другими посторонними помещиками, и посему ничего особливаго с нею предпринимать было не можно..."***.
  
   {* Его же. Записки... Т. II. Стб. 259-261.
   ** Там же. Стб. 297-298.
   *** Там же. Стб. 329-330.}
  
   Убедившись, что имение мало и доходы скудны, Болотов поставил себе главным правилом "не гоняться., за<[Site196Site]>живущими не по своим достаткам, а держатся как можно умеренности и середины; а равномерно -- ничем и не спешить и от единой поспешности сей отнюдь не входить в долги... жить так, чтобы расходы никак не превосходили доходов, а довольствоваться во всех случаях тем, чем Бог послал, а не выходить никогда за пределы достояния и достатка своего". Знакомясь понемногу с хозяйством с помощью приказщика и употребляя все свободное время на чтение привезенных агрономических книг, устраивая большой регулярный сад и основывая садовый питомник, Болотов "начинал и тогда уже чувствовать всю приятность свободной и не от кого независимой, непринужденной и спокойной деревенской жизни"*.
   На первых порах, после заграницы и Петербурга, его поражали низкие цены на сельскохозяйственные продукты и оттого скудные помещичьи доходы. Он отправил в Москву целый обоз с хлебом, а денег выручил мало. "Рожь непокупалась тогда выше рубля четверть; а которая была хуже, за ту не более 90 и 80 копеек давали. Ячменя четверть продавалась только по 90, а овса по 80 копеек; самое пшено и пшеница покупалась по 160, а крупу и горох по 150 копеек четверть; самое масло покупалось по 180 копеек пуд"**.
  
   {* Там же. Стб. 334-355.
   ** Там же. Стб. 361.}
  
   Так прошло около двух лет. В 1764 г. Болотов женился и продолжал по-прежнему "заниматься и деревенскою экономиею и литературою". "В сельском домоводстве становился я час от часу более знающим", как от чтения, так и от опытов в своем хозяйстве. Больше всего опять-таки интересовался садоводством, "ибо как сады по существу своему давали пищу и уму и сердцу моему и доставляли мне не только чувственный и телесныя, но самыя душевныя удовольствия". Он отваживался и на новшества. "От излишняго уважения и почтения к старине, старики наши так мало и делывали дел, и оттого так мало и оставили нам после себя вещей, могущим нам припоминать оные". "И как я и все экономические дела производил не слепо и не совсем по старинному шлендриану (Schlendrian (нем.) -- рутина, старый обычай. -- В.Т.),<[Site197Site]>но соединял с любопытными опытами, примечаниями и записками, то доставляли и они мне много приятных удовольствий. Но ни которая часть меня так много не веселила, как относящаяся до садоводства"*.
   Не решаясь еще выступать в печати, Болотов уже тогда для себя "сочинял и писывал... что-нибудь экономическое, в другое время что-нибудь сатирическое, а иногда углублялся в философические и нравоучительные сочинения"**. Но, приехав в начале 1766 г. в Москву, он увидел там первую книжку "Трудов" Вольного экономического общества, прочел в ней анкету и призыв Общества и решил сейчас же по возвращении домой взяться за писание ответа. Он составил его, советуясь со своим старым приказщиком Фомичем, так как "во многих пунктах был я все еще не совершенно сведущ". "Первым последствием от сего моего новаго дела было то, что... с сего времени охота моя увеличилась вдвое"***. Особенно обрадован он был появлением его ответа во второй книжке "Трудов". При виде своего имени в печати у него возникла "мысль, что сделается оно чрез то всему отечеству известным... и увековечится"; эта мысль "ласкала очень сильно моему самолюбию и вперяла уже некоторое особое о себе мнение"****. Получив в конце 1770 г. от Общества большую золотую медаль за "Наказ управителю", он был очень польщен тем, "что чрез сей случай сделалось имя мое во всем государстве известным". Познакомившись с наказом Вульфа, он нашел, "что г. Вульф в "Наказе" своем охватывал одни только верхушки, и что мой был несравненно лучше его и превосходнее". И даже одинаково оцененный Обществом с его работой "наказ" Рычкова "далеко отстал от моего своею полезностью"****.
  
   {* Там же. Стб. 558, 608-609.
   ** Там же. Стб. 609.
   *** Там же. Стб. 617-618.
   **** Там же. Стб. 632-633.
   ***** Там же. Стб. 987, 1099.}
   Только после этих успехов Болотов решил, наконец, -- в 1771 г., выйти за пределы заданных тем и разработок частных вопросов и выступить с предложением коренного<[Site198Site]>изменения самой системы земледелия, мысль о котором занимала его довольно давно. "Начитавшись в немецких книгах о так называемом коппельном хозяйстве при разделении полей на многия части в мекленбургских волостях, давно уже помышлял я о том, не можно ли у нас подражать их примеру". Теперь он решил пустить эту мысль в широкий оборот и написал обширную статью для "Трудов" Вольного экономического общества, очень понравившуюся ему самому. "Успех в сочинении превзошел мое чаяние и ожидание, и пьеса вылилась так хорошо, что я ею не мог довольно налюбоваться... "*.{* Там же. Стб. 1067.}
   Статья действительно резко выделялась среди обычных агрономических произведений того времени смелостью и широтой постановки проблемы, при сохранении присущих Болотову обычных качеств -- осторожности и разумной практичности. Следующей ступенью после трехполья он принял так называемую "выгонную" или "коппельную" систему мекленбургского типа, которая отличается от трехполья не большею интенсивностью, а сравнительной упорядоченностью и более правильным распределением в общей системе хозяйства зерновых культур и животноводства**.
  
   {** Тюнен помещал коппельную систему впереди трехполья, считая ее более интенсивной. Фон дер Гольц находит это неправильным. По его мнению, коппельное хозяйство экстенсивнее трехпольного и является промежуточной ступенью между трехпольным и пастбищно-скотоводческим хозяйством. Оно должно было бы, по его мнению, помещаться в пятой зоне "Изолированного государства". С этим едва ли можно согласиться, но во всяком случае переход к коппельной системе не требовал очень большой ломки в смысле интенсификации хозяйства. (Goltz T.A.D.G. v.d. Geschichte der deutschen Landwirtschaft. Stuttgart; Berlin, 1903. Bd. II. C. 99-100.)}
  
   Признавая пользу частных исправлений, Болотов указывал здесь, что "гораздо важнее и несравненно более пользы ожидать можно от исправления всего фундаментального основания". Он проектировал севооборот с разделением на семь полей: 1) удобренный пар, 2) озимь, 3) яровое, 4) яровое, 5), 6) и 7) выгон. По расчету Болотова (примерно на 77 десятинную дачу), "при старом учреждении", т.е. трехпольной системе, было бы "прибытку" 395 р. 17 к., при<[Site199Site]>новом -- 522 р. 62 к., т.е. на 127 р. 45 к. больше. Кроме того, от нового способа получились бы и иные выгоды, а именно, освободилось бы, за сокращением пашни, некоторое количество работников, которых можно было бы употребить на более тщательную работу или на какие-либо добавочные работы, уменьшилось бы количество сеянного хлеба, получилось бы больше сена и можно было бы содержать больше скота.
   Болотов не закрывал глаз на трудности нового дела, а самым главным препятствием считал уже известную нам "чрез-десятинщину", вследствие которой он и сам был лишен возможности испробовать новую систему на собственных полях. С другой стороны, он не считал эту систему абсолютно предпочтительной перед русским трехпольем. У самих иностранцев применяются различные системы земледелия, в зависимости "от климата, свойства земли, положения мест и других обстоятельств", а "пространное наше отечество имеет в пределах своих столь разныя климаты свойства и местоположения земель, также и другия обстоятельства, что и в нем всякое из помянутых разделений может быть в одном месте способнее и полезнее, а в другом неудобнее и хуже нынешняго". Не ясно, что понимал Болотов под "другими обстоятельствами", но он подходил в этом рассуждении к идее, которой впоследствии дал блестящую формулировку Тюнен, -- о географическом распределении различных систем земледелия. Болотов не остановился на этой мысли и не пытался углубиться в нее, довольствуясь рекомендацией разделения полей, "которое мне короче протчих изследовать случилось, и которое для тех мест где я живу, и которых климат свойство земель и протчия обстоятельства мне знакомее, казалось сопряжено быть с меньшими невозможностьми"*.
  
   {* Болотов А. О разделении полей // Труды ВЭО. 1771. Ч. XVII. С. 155-157, 187-189; Ч. XVIII. С. 52-53, 79-104. В[ольное] эк[ономическое] об[щест]во отметило особой наградой и эту статью, но не настолько, как ожидал Болотов. Ему была присуждена серебряная медаль, "цены очень небольшой и неважной, а потому и был я оною не весьма обрадован; а признаюсь, что дожидался-было за труды мои какого-нибудь лучшаго и существительнейшаго награждения". Поэтому он отнесся довольно холодно к предложению Общества составить "всеобщее описание российскаго хлебопашества и всего хозяйства" для заграничной энциклопедии, но наконец решился "еще раз пожертвовать Обществу своими трудами}{и посмотреть, что будет". В две недели он написал эту статью и отослал в Общество, "но труд сей был совсем тщетный и я не получил за него не только никакого награждения, но ниже благодарности, и не имел даже удовольствия видеть его напечатанным; да и не знаю совершенно и по ныне, что с сочинением моим воспоследовало". (Болотов А.Т. Записки... Т. III. Стб. 37-39.)}
  
   <[Site200Site]>
   В 1774 г., получив место управляющего вновь приобретенным от кн. Белосельской[109] дворцовым ведомством имением в Киясовской волости по Каширскому тракту, в Коломенском (впоследствии Серпуховском) уезде, Болотов предпринял опыт мекленбургского семипольного севооборота на выделенной после перевода крестьян на оброк небольшой казенной пашне (в 140 десятин), назначенной, по мысли главно-управляющего дворцовыми имениями кн. Гагарина[110], на содержание самого Болотова, как управителя, его "команды" и предположенного к учреждению госпиталя, Болотов разделил семь полей этого участка так, что все они концами своими приходились к господской усадьбе и могли быть после отделены друг от друга рвами. Дело это потребовало "хлопот и трудов много", но Болотову удалось заложить оборот уже в первый год, засеяв первое поле в 20 десятин рожью. В следующем, 1775 г. Болотов внимательно смотрел "за новоманерным своим семипольным хлебопашеством", и дело, казалось, налаживалось*, {* Там же. Стб. 443, 548.}
  
   но через два года и четыре месяца после начала оно неожиданно погибло по недостатку в то время агрономически подготовленных людей. Болотов был переведен на новую (более выгодную) должность управителя Богородицкой и Бобриковской волостей, а новый управляющий, некто Шестаков, оказался совершенно непригодным для столь необычного дела. По словам Болотова, он был "человек хотя доброй, но сущий ахреян, и из простаков простак, и тупица настоящая". Болотов пытался растолковать ему, как взяться за это дело, "полагая, что все сие простаку тому не влезет и в голову, и что он не только исполнять того, но и понять будет не в состоянии, что' после и оказалось действительно так, как я думал; однако... написал я относительно и до сего хлебопашества превеликое и наиподробнейшее наставление...". Когда Шестаков приехал принимать волость, Болотов долго бился с ним при сдаче дел, "когда-ж<[Site201Site]>дошло у нас дело до наставления моего в разсуждении ново-манернаго заведения, тут встань беда и не ляжь! <... > Он, пуская все слова мои совершенно мимо ушей, твердил только: "Что это такое? да на что это? что за дьявольщина? и какая от того польза?" и т.д. Я слушал, слушал, да и стал, и наконец другого не нашел, как плюнув, на все ему с досадою сказать: "Ну, братец, как хочешь! я свое дело сделал, и учинил славное начало, о котором в Петербурге уже знают; а ты хоть все брось и запусти, я уже за то не ответчик..."*.
   Так неудачно окончилось предпринятое Болотовым начинание. Любопытно, что он как будто легко примирился с этой неудачей и не возобновлял опыта на новой службе. В это время он с особым увлечением занялся садоводством. Он устроил лично для себя особый сад и заложил новый большой сад для наместника**. В новом земледелии он ограничился литературными упражнениями и производством небольших опытов, между прочим, и с травосеянием***.
  
   {* Там же. Стб. 596-597, 599-600.
   ** Там же. Стб. 662-663.
   *** В 1779 г. Болотов поместил в "Трудах" статью "О разных родах удобрения земель*, в которой по поводу "запускания земель в перелоги, давания ей на несколько лет отдохновения и разделения на сей конец земли на множайшее число полей против нынешняго* высказался весьма скептически: "У многих земли их в чрезполосном с другими владении, и им ничего с ними сделать не можно, у других земли мало, и они побоятся раздробить ее на многия части и пожалеют оставить знатную часть без пахания, у третьих довольно отваги и искусства к сделанию такаго великаго переворота не достает, а четвертые не удостоверившись наперед сделанными другими в том действительными опытами к тому приступить не пожелают: а к предприятию действительных опытов всего меньше охотников наититься может по сущей еще неизвестности сего новаго дела: хотя бы кто и похотел, то боится, чтоб себя необезхлебить, и в случае неудачи не сделать еще хуже прежняго. Все сие, а сверьх того самые труды, хлопоты и заботы необходимо потребныя к основанию, учреждению, и потом ко всегдашнему и точному наблюдению заведеннаго однажды порядка, суть такия неудобности и препятствия, которыя всего труднее преодолевать деревенским жителям, и потому и от сего рода удобрения земель не великаго успеха ожидать можно". (См.: Труды ВЭО. 1779. Ч. I. С. 44-45.)}
  
   Практическая складка, столь сильная у Болотова, видимо, взяла верх. Он вовсе не желал быть энтузиастом земледельческих порядков, для которых в жизни было еще очень мало подходящих условий, и легко отказался от заманчивой<[Site202Site]>роли провозвестника и пропагандиста новых агрономических идей, которые вскоре увлекли многих русских агрономических писателей. Такое настроение особенно характерно потому, что именно в это время Болотов вступал на арену самостоятельной агрономической публицистики, начав уже в 1778 г. редактирование еженедельного журнала "Сельский житель"*. Материальную сторону дела взял один из частных московских издателей -- Ридигер, содержание же журнала составлялось одним Болотовым. Болотов воплотил в нем счастливую мысль создать непосредственное общение с читателями, что и создало ему успех, но увлеченный этой мыслью Болотов свел всю свою работу к ответам на вопросы читателей, что придало его изданию чрезвычайно пестрый и несистематизированный вид. Первый листок содержал призыв к будущим корреспондентам. Охотники нашлись сейчас же, и уже во втором номере журнала Болотов поместил письмо "Помогателя"** и другое, коллективное от "почитателей" с ободрением в предпринятом труде, но без конкретных вопросов. В третьем номере появился уже конкретный вопрос об устройстве садов, на который Болотов поместил пространный ответ с соответствующими практическими наставлениями. В четвертом -- вопрос о лугах, и т.д.
  
   {* Еще в начале литературной деятельности Болотову "пришла однажды мысль отведать сочинить некоторый род экономического журнала... какие многие издаются в землях чуждых", и он тогда же (в 1770 г.) написал первые два листочка и даже придумал название "Сельский житель", но дальше этого не пошел. (Болотов А.Т. Записки... Т. И. Стб. 952-953.)
   ** Под этим псевдонимом скрывался, по-видимому, "славный тогда замосковский эконом Евграф Васильевич Татищев" (сын знаменитого Василия Никитича Татищева), с письма которого, -- по словам Болотова, -- началась у него обширная корреспонденция, которая "была хотя сначала и не весьма радостна и приятна, но впоследствии времени возстановилась у меня со всем почти нашим отечеством". (Там же. Т. Ш. Стб. 769-770.)}
  
   Корреспондентов набралось много, причем все они выбирали себе псевдонимы, или указывающие на расположение к редактору журнала (Доброжелатель, Помогатель, Почитатель), или, наоборот, неодобрение (Неверии, Сумневателев), или -- чаще -- на интересующие их вопросы (Гриболюбов, Листолюбов, Луголюбов, Малинин, Прудолюбов, Рыболюбов,<[Site203Site]>Садозаводин, Садолюбов, Ульев, Хлебопахарев, Цветолюбова, Чрезполосин, Простудин), или собственную интеллектуально-моральную характеристику (Вопрошадин, Затеваев, Любопытов, Натуралин, Неискусин, Неудачин, Скучливой, Угрюмов, Благолюб, Чистосердов)*.
  
   {* В приложенном, по обычаю того времени, к каждому из полугодовых томов "Сельского жителя" списке подписчиков преобладают представители среднего дворянства. Но есть немало и титулованных и превосходительных, среди которых попадаются вельможи и крупные сановники -- графы Алексей и Иван Орловы, граф Александр Романович Воронцов, князья Голицын, Гагарин, Трубецкой, Щербатов, Никита Акинфиевич Демидов, Нарышкин, московский губернатор граф Остерман, куратор Московского университета Херасков, сенатор Ушаков, тайный советник Обрезков, тульский губернатор Муромцев и др.}
  
   Вопросы, в общем, ярко характеризуют интересы тогдашнего деревенского дворянства, оправдывая рецептурный характер агрономических изданий. Они требуют конкретных практических указаний об устройстве садов, прудов, о лугах, огородах, домашнем обиходе, вплоть до медицинских и даже косметических ("помаду как делать простую и духовитую", "личная помада, как ее делать").
   В этом шутливом, но однообразном хоре голосов диссонансом звучит одинокий вопрос, помещенный в восьмом номере (от 26 мая 1778 г.):
   Господин Сельский житель.
   Хочу у вас, государь мой, просить совета.
   Давно у меня на уме есть сделать из пашенной моей земли, вместо трех нынешних четыре поля. Какова вы о сем мнения. Хорошо ли это или худо. И присоветуйте ли вы мне это сделать. Удовольствуйте, государь мой, мое любопытство; а я есмь всегдашний вам почитатель.
   В.Хлебопахарев.
   Вопрос этот задел больную струну испытавшего уже практическую неудачу любителя сельскохозяйственных улучшений, и он составил свой ответ в еще более сдержанном и скептическом тоне, чем в первой статье в "Трудах" Вольного экономического общества. "Намерение ваше хорошо и похвально, -- писал Болотов, -- но только с тем, ежели<[Site204Site]>у вас земли много; вся она не слишком хороша; требует неотменно удобрения навозом, и вы ее всю унавозить никак не можете. А ежели у вас земля степная, хорошая, производящая хлеб и без навоза хорошо: то деление четырех полей будет самая почти излишность..." Болотов излагает дальше подробно ожидаемую пользу от нового разделения полей и указывает правила, какими надо руководствоваться при таком разделении, повторяя то, что было им сказано раньше в "Трудах", и в заключение предупреждает о практических затруднениях, какие могут встретиться при осуществлении этого дела. "Мне случалось не однажды о том думать, и я всякий раз находил, что сие скорей и легче сказать, нежели в действие производить можно; что всего легче можно от неосторожности при сем случае наделать себе, неведомо сколько, напрасного убытка, и навесть на себя множество излишних хлопот".
   С такой же осторожностью Болотов относился и к травосеянию до выяснения условий его применения путем последовательных опытов. Вызванный двумя корреспондентами, он сообщил им о своих опытах с люцерной, обещающих выгоды, но пока еще недостаточно проверенных. Уже в четвертом номере (от 28 апреля 1776 г.) на вопрос Луголюбова о поправлении лугов Болотов отвечал, что "посев малого количества одной иностранной травы показал мне, что и в нашем климате можно б было с одной десятины более полуторы тысячи пудов наилучшайшаго и такого сена получить, которое без всякой нужды пополам с соломою смешивамо быть может. Она и в сем случае не уступит доброте нашего сена и столь же для скота едка и питательна, умалчивая о других сей травы выгодах. Жаль только, что с посевом и размножением сей травы сопряжены по сие время некоторые неудоботворимые затруднения, могущие размножению оной в нашем государстве преполагать великие препоны".
   Вскоре, в седьмом номере (от 19 мая 1778 г.) Болотов более определенно рассказал о своих опытах на вопрос одного очень искусного сельского хозяина, у которого удавались всякие чудеса, и лишь в одном он не имел удачи, "как сеять Шпанский клевер или кашку". "Не один вы, милостивый государь, -- отвечал ему Болотов, -- упражнялись в посеве иностранных трав, но несколько лет тому назад, как<[Site205Site]>начал и я с ними иметь дело". С голландским клевером он не имел успеха, но зато с люцерной опыты были очень удачны. Однако в последнее время он заметил и относительно нее "многия неспособности, которыя требуют дальнейших с сею нужною травою опытов в предприятии".
   Не все читатели были благожелательно настроены к Болотову. В восьмом номере находим два письма, резко критикующие сообщения Болотова об его опытах с плодовыми деревьями (подписанных соответственными псевдонимами -- Неверина и Сумневателева), на которые Болотов не счел возможным отвечать по существу.
   Болотов издавал свой "Сельский житель" в течение только одного года (с 7 апреля 1778 по 30 марта 1779 г.) и вследствие убытков, понесенных издателем, не мог продолжать дальше это дело, о чем сообщил читателям в последнем номере, прося их все-таки не прерывать начатую с ним переписку*.
   {* Одновременно с "Сельским жителем" в Петербурге издавалось гораздо менее грамотное "Санктпетербургское еженедельное сочинение, касающееся до размножения домостроительства и разпространения общеполезных знаний" (1778. Лист 1 (Майя 3 дня) -- 25 (Октября 13 дня). -- В-Т.), наполняемое переводами из иностранных агрономических сочинений, которыми "упражнялся искусный господин Костюгов и еще пожилый человек, знающий свой природный русский и немецкий языки". Журнал пестрит рецептурными и нравоучительными статьями. К прямым заимствованиям агрономических улучшений он относится отрицательно: "Мы хотя много имели о земледелии книг, но они по большей части писаны от ученых людей, у которых самих земледелие в руках не бывало, или в оном никогда не упражнялись. Следовательно не ученой земледелец не может тут ничему научиться, чтобы он мог употребить на поле. Кто с пользою таковыя книги употреблять намерен; тот сперва должен знать, о каких полях и о каком роде земли говорит сочинитель: ибо должен он себе представить, такая ли точно земля на его полях, или нет; и потом иметь столько разума, чтобы то, что он может употребить на своей земле, мог исследовать и наружу вывести. А всеобщих правил, приличествующих ко всем родам земли, никто предписать не может". ("О сельском домоводстве". С. 118.)}
   Он не оставлял, однако, мысли возобновить прерванную работу и на досуге обдумывал издание нового журнала по несколько иному плану, устранявшему недостатки прежнего, и заблаговременно подготовлял для него статьи. Вызванный в Москву по делам богородского управления, Болотов познакомился с Новиковым[111], который сам вызвался быть его "несравненно лучшим комиссионером и издателем, нежели<[Site206Site]>каков был немчура Ридигер"[112]. Тут же решено было назвать новый журнал "Экономическим магазином". "Сим образом, не думав, не гадав и прямо нечаянно и в несколько часов достиг я до желанной давным давно цели и положил первое основание издания моего "Экономического магазина", который доставил мне впоследствии времени столько выгод и сделал меня на век в отечестве моем известным и именитейшим экономическим писателем"*.
   Издание "Экономического магазина" шло довольно удачно: журнал имел успех у публики; Новиков был очень аккуратным издателем, а Болотов со своей стороны не задерживал его, заготовлял вперед "материю для журнала", главным образом, по иностранным экономическим книгам, "из которых можно мне было, как из кладезя, почерпать множество полезных и таких материй, которыя с удобностию и пользою могли помещаемы быть в мой "Магазин""**. Болотов очень ценил и уважал Новикова, но держался с ним осторожно и решительно отклонил его предложение "втянуть в свое сокровенное общество или шайку масонов"***.
   {*Болотов А. Т. Записки... Т. III, Стб. 836-837, 858-862.
   ** Там же. Стб. 916-917. Единственным сотрудником Андрея Тимофеевича по составлению этого журнала был его малолетний сын П.А.Болотов, который переписывал набело статьи, написанные или переведенные его отцом, сам переводил некоторые статьи (они подписаны инициалами П.А.) и составлял алфавитный указатель к каждой части. Постоянными корреспондентами Болотова были тогда И.П.Щербатов, В.А.Левшин, М.Бороздин, Веренс и др., скрывавшие свои имена под псевдонимами.
   *** Там же. Стб. 932-935. Впрочем, в самом начале совместной работы Болотова с Н.И.Новиковым между ними возникли какие-то недоразумения, вследствие которых Болотов хотел было даже прекратить издание "Экономического магазина* (в конце 1781 г.), но по совету близких знакомых отказался от этого намерения, узнав, "что сей журнал от почтенной публики удостоен множайшего благоволения, нежели я думал", и поэтому, "будучи таковою благосклонностью... чувствительно тронут", и, "желая и сам, чтоб не пресеклась чрез то та бывшая до сего приватная переписка со многими любопытными домостроителями и другими согражданами, кои похотели меня удостоить тою честью, которую возстановить мне не малого труда стоило, и от которой проистекающая существительная польза для всего общества каждому очевидна", решил продолжать издание. (Обращение к читателям // Экономический магазин. 1782. N. 1.)}
   Болотов отказался для "Экономического магазина" от исключительного сообщения читателям ответов на ставимые<[Site207Site]>ими вопросы, а бо'льшую часть его заполнял статьями, составленными по собственной инициативе. За год издания "Сельского жителя" он изучил вкусы деревенского дворянства и придал новому журналу еще более узкопрактический и рецептурный характер. Журнал издавался ежемесячными выпусками, объединяемыми по три в отдельный том. Болотов в первом же выпуске предупредил читателей, -- "в сих листках находить вы будете всегда разные друг от друга отделенные и никакой связи между собой почти не имеющие, только по порядку перенумерованные и разной величины экономические вещицы и замечания"*. {* Об этом свидетельствовало и самое заглавие журнала "Экономический магазин или собрание всяких экономических известий, опытов, открытий, примечаний, наставлений, записок и советов, относящихся до земледелия, скотоводства, до садов и огородов, до лугов, лесов, прудов, разных продуктов, до деревенских строений, домашних лекарств, врачебных трав и до других всяких нужных и небезполезных городским и деревенским жителям вещей, в пользу российских домостроителей и других любопытных людей образом журнала издаваемой".}
   Среди бесконечного количества статей, посвященных разным мелочам хозяйства и кулинарным, косметическим и медицинским советам, тонут немногие сообщения более широкого значения. Среди них есть, как и в "Сельском жителе", указания на травосеяние. К концу 1780-х гг. Болотов как будто убедился своими опытами уже и в возможности посевов клевера. В 1788 г. Болотов поместил в "Экономическом магазине" ряд статей, написанных по немецким источникам, в частности, "О красной обыкновенной дятловине, и о посеве оной для корма скоту и сенокоса", в которой утверждал, что "обыкновение сие достойно внимания и для наших деревенских жителей; потому что и у нас можноб получать от посева сей травы столь же великую пользу, какую получают иностранные народы...". Здесь он опять отмечал, как препятствие, "черезполощину и общее стадо". Отмечая, что сеяние выгодно и при трехполосном хозяйстве, Болотов с ударением указывает, что при четырехполосном хозяйстве "производится клевероводство еще с множайшею выгодою", и что применяется и "множайшее количество полей", например, шесть:
   1) пшеница, 2) ячмень, 3) рожь, 4) овес, 5) клевер, 6) клевер, как<[Site208Site]>это делается "в Шии в вотчине Графа Матушки за 5 миль от Бреславля"*.
   Главный интерес Болотова к этому времени был, однако, уже не в полеводстве**. Если в "Сельском жителе" мы
  
   {* Экономический магазин. 1788. Ч. XXXV; N. 53. С. 17-30; N. 56. С. 60-63.
   ** При обилии самого разнообразного материала в книжках "Экономического магазина* поражает скудость сообщений по вопросам полеводства и скотоводства.
   Есть несколько статей об обработке почвы, посеве. Чаще встречаются заметки об удобрении, причем кроме навоза, рекомендуется и удобрение мергелем, известью, гипсом, золою. Встречаются статьи о мелком скоте (свиньях, овцах) и о пчеловодстве. Довольно много статей о собаках (особенно охотничьих). По специальным культурам больше всего статей о табаководстве (и обработке табака).
   Есть заметки о картофеле, конопле, хмеле. Впрочем, о полеводстве и животноводстве мало писали тогда и в трудах ВЭО.
   За первую четверть века их издания (1765-1789) мы находим в них несколько статей Болотова (о способах удобрения земель, о хмелеводстве, об изобретенной им новой тележке (1770. Ч. XV; 1773. Ч. XXIV; 1774. Ч. XXVII; 1773. Ч. XXIII. -- В.Т.) и других авторов -- Германа -- о мергеле (1784. Ч. (XXXV). -- В.Т), Нартова -- об известковании почвы (1771. Ч. XIX. -- В.Т.), Штелина -- об унавоживании гипсом (1768. Ч. X. -- В.Т), Вагнера -- об уборке хлеба косами, Каверзнева и Бородовского -- о пчеловодстве (обе статьи опубликованы в ч. XXVIII за 1974 г. -- В. T.), Колрейтера -- о табаководстве. Но зато, в особенности, в первое время деятельности Общества, в "Трудах" освещалось много крупных общих вопросов сельского хозяйства и давались детальные, с критическими замечаниями, описания действительного положения сельского хозяйства в различных местностях.
   С 1786 г. возобновились давно прекратившиеся "Ежемесячные сочинения", опять при Академии наук и по старому плану, как популярный научно-литературный журнал, с включением и "економических тем". К последним, однако, новые редакторы (последовательно сменявшие друг друга академики Румовский, Озерецковский и Протасов) относились гораздо холоднее, чем Миллер, и мы встречаем за все время существования журнала очень мало статей по агрономическим вопросам и то случайных, большею частью переводных. Помещение статей по различным отраслям народного хозяйства руководители журнала вообще считали, по-видимому, мало подходящим для академического органа и нашли нужным подкрепить его добавочным аргументом: "каждое из сих искусств заключает в себе особливыя вещам наименования, которыя к обогащению Российского языка неотменно послужат; и следовательно от таких сочинений сугубая будет польза" (предисловие к первому выпуску).
   Ни один из видных агрономов не был привлечен к участию в этом журнале. Быть может, сказалось и одновременное существование специальных агрономических изданий. За все десять лет издания "Новых ежемесячных сочинений" в них было помещено только восемь оригинальных (в том числе и компилятивных) агрономических статей довольно случайного содержания (Иноходцев П. Приложение метеорологии к земледелию" -- в 1786 и 1787 гг.);
   "Способ откармливания гусей (без подписи)"; Зуев. "Различные способы к прокормлению скота во время}{засухи" (1787); Его же. "О турфе (торфе)", "Каким образом яйца без куриц искусственно высиживать можно, без подписи" (обе статьи в 1788);
   Фомин Ал. "Опыт история, о морских зверях и рыбах, промышленности в Арханг. губ." (1790 и 1791); "Успех способа предохранять разпускающ. цвета на плодоносных деревах от весенних морозов, без подписи" (1792); к Лепехин. "Размышления о нужде испытывать лекарственную, силу собственных произрастений" (1795). Несколько больше, но также немного (четырнадцать за все время) и переводных статей. Журнал издавался с сентября 1786 г. по июль (включительно) 1796 г.
   В 1786 г. начал выходить и первый русский провинциальный журнал -- "Уединенный пошехонец", по-видимому, по инициативе и при ближайшем участии попавшего в Ярославль воспитанника Московского университета В.Д.Санковского (получившего там место секретаря Приказа общественного призрения). В этом журнале помещались, кроме описания Ярославского наместничества, его городов и уездов, литературные и научно-популярные статьи, в том числе и по сельскому и домашнему хозяйству. Наладить столь новое дело должно быть было трудно, и журнал просуществовал всего год. Обремененный заботами главный работник этого издания, писавший, между прочим, и по агрономии ("Способ к приготовлению всяких садовых семян", "Примечания о кофейном дереве и плоде оного, растищем в щастливой Аравии" и др.) не выдержал наконец и излил свои горести в лирическом стихотворении "Ох".}
   <[Site209Site]>
   встречаем много статей по садоводству, то в "Экономическом магазине" они решительно доминируют над всем остальным содержанием. В эти годы Болотов высказал и свои взгляды на устройство садов.
   В 1784 г. среди вновь приобретенных книг на него произвели особенно сильное впечатление сочинения Гиршфельда* по садоводству, которые "преобразили совсем мои виды относительно до садов". Вместо регулярных садов по системе Ленотра[113] он получил теперь "вкус в садах новых, названных садами иррегулярными, натуральными", и по этому образцу стал разделывать подле Богородицкого дворца наместничий сад -- "важнейший и много-дельнейший труд" во все его пребывание в Богородске**.
  
   {* См.: Гиршфельд Х.К. Теория садоводства// Экономический магазин. 1786. Ч. XXVII, N.53, 57.
   ** Болотов А. Т. Записки. III. Стб. 1137}
  
   Очень много статей по садоводству помещено в "Экономическом магазине" за 1786 и 1787 гг. Болотов вникает здесь в самые разнообразные стороны декоративного садоводства, говорит "о происхождении старого и нового в них вкуса", "что в разсуждении художественных вещей", "о красоте вообще и о колере в особенности",<[Site210Site]>
   "что при придавании колера наблюдать надлежит", "что в них примечать надлежит в разсуждении новости и неожиданности", "при группах древесных что в них примечать надлежит", "общия примечания о травяных площадках в оных", "общия примечания о прудах, копаемых в оных" и т.д. Болотов приводит ряд исторических справок о садах времен давно минувших, о вавилонских высоких садах, садах древних персов, греков, римлян. Современное садоводство характеризуется с большой подробностью по различным странам -- Италии, Швейцарии, Франции, Гишпании, Нидерландам, Германии, Англии, даже Китаю и Персии*. За географическими описаниями и характеристикой отдельных моментов садоводства Болотов помещал и статьи общего характера: "Некоторые общие примечания о садах нежно меланхолических", "Общие примечания о садах романтических", "Некоторые примечания о садах торжественных"*****. Много статей о садах находим и в последних книжках "Экономического магазина", где Болотов пропагандировал "сады новейшего рода или Аглинские", "сады новейшего рода, натуральные"***.
   Заполняя книжки "Экономического магазина" по преимуществу собственными статьями, Болотов продолжал поддерживать переписку с читателями, среди которых были его старые корреспонденты по "Сельскому жителю". В 1783 г. во время выборов судей от дворянства в Алексинском уезде он познакомился и свел дружбу с "усердным своим и давнишним корреспондентом Василием Алексеевичем Левшиным"****.
   {* Экономический магазин. 1786. (Ч. XXV-XXVIII. --В.Т.); 1787. (Ч. XXIX-XXXII. -- В.Т).
   ** Экономический магазин. 1787. (Ч. XXIX-XXXII. -- В.Т.).
   *** Экономический магазин. 1789. Ч. XXXIX, XL.
   Болотов А.Т. Записки... Т. Ш. Стб. 1124.}
  
   На десятом году издания "Экономического магазина" Болотову пришлось прекратить столь успешно веденное дело. Новикова постигла беда, типография была у него отнята, книжная лавка запечатана, и он был близок к банкротству. Он задолжал Болотову 500 руб. за редакцию "Экономического магазина" за 1788 г. (из общей суммы в 700 р.), и "сие уменьшало во мне охоту, -- говорит Болотов, -- продолжать<[Site211Site]>сочинять свой "Экономический магазин", которому шел уже тогда десятый год"*.
   Он готовил по-прежнему для него материалы, но "продолжавшееся сряду девять лет до того издавания моего "Экономического Магазина" начинало мне уже гораздо прискучивать и обращаться некоторым образом в отягощение". А так как к этому присоединялась и ненадежность дел Новикова, "то начинал я уже располагаться в мыслях -- журнал сей, с окончанием текущаго тогда десятаго года, кончить"**.
   15 октября 1789 г. Болотов отметил как "достопамятный день", ибо "я в оный окончил десятилетний мой труд, а именно: сочинение своего "Экономического Магазина", отягощавшаго меня многими трудами, но не принесшаго мне никакой дальней пользы, кроме того, что сделало имя мое в всем государстве известным и славным. Но и от сего польза для меня была очень не велика, и мне опытность толь многих лет доказала, что публика наша наполнена была еще невежеством и не умела, и не привыкла еще ценить труды людей..."***.
   Если уж Болотов считал тогдашнюю читающую публику неподготовленной для столь нехитрой духовной пищи, какую он преподносил ей в своем "Экономическом магазине"****, то станет еще более понятным его скептическое
  
   {* Там же. СПб., 1873. Стб. 524-525.
   ** Там же. Стб. 533. У него возникла тогда мысль об издании журнала "уже неэкономическаго, а нравственнаго", которая, однако, не осуществилась.
   *** Там же. Стб. 586.
   **** Приведем для примера оглавления трех частей "Экономического магазина" -- за первый, средний и последний годы его издания:
   Часть I. 1780 г. Предисловие. О мергеле. Сохранение вишни до сентября на деревьях. О спайке стекла. О лекарстве от каменной болезни. О домашних лекарствах. О угрях. Делание чернил. О налимах. О садовом заводе вообще. О возобновлении старых яблоней. О восковой помаде. О делании унгарской водки и душистых вод. О капусте. О кирпичных печах. О способе перевозить рыбу из места в другое, чтоб она не умирала. О крашении надворном. О маке. О табаке. О вишнях. О наливках. О буковом дереве. О избах. О тараканах. О лакировании. О посеве грибов. О лекарстве от горла. О грецких орехах. О масле соленом. О посеве льна. О лекарстве от поноса. О расположении завода садового. О способе предохранения яблока при упадении. Относящееся до рисования. О прозрачных кунштах и рисунках. О разных малинах и гороховых деревьях. О мелилотном пластыре. О способе де-}<[Site212Site]>
   {лать лен лучшим к пряже. О сохранении цвета на деревьях от мороза. О домашних лекарствах для ног. О грецких орехах. О водяном китте (замазке). О еспарцете. О истреблении клопов. Опыт с свежими огурцами для придания лучшаго вкуса. О мази головной. О лекарстве от пореза. О составе для склеивания каменьев. О замазке в огне. О замазке колодезной. О масле коровьем. О хрене. О лесных пеньках. О спаивании стекла. Вспоможение животной болезни. О китте для ножей. О гусях. О употреблении костеря. О лекарстве от чечуя. О барбарисе. О садовых работах. О приуготовлении нюхательного табаку. О сухих красках. О домашней туше. Часть XXI. 1785 г. О парниках. О можжевеловых ягодах. Для любопытных. О врачебном свойстве бузинного дерева. О полезности бузинного дерева в прочем домоводстве. Употребление в пользу рыбных пузырей. О сиринге. Чем помогать в случае жестоких судорог. Что делать, когда у детей за ушами преет. О корнке. О изюме. О курительном порошке. О перловой крупе. Об лошадях. Приуготовление нюхательного табаку. О литых гипсовых полах. Об ольховых кроватях. Для любопытных. О голландских сырах. О лутуме. О газах и запорах. О колоколах. Узнавание настоящих алмазов. О курах. Лечение глаз от острой слезы. О старых шляпах. Поправление испортившейся сельди. Разверчивание натуральных садов. О пресыщениях. Снимание золота с позолоченных вещей. О ледниках. О курах. О гротах. О нимфе. Составление проноснаго лекарства из манны тамаринды и кремор-тартари или селитры. О нюхательном табаке. О гротах, продолжение. Спасение на деревьях плодов от птиц. Для охотников садов. О гусеницах. Об ударах от пресыщения. Лекарство от курячей слепоты. О обезьяних камнях. О парниках, продолжение. О шмелях. О лиственных беседках. Как изображать на бумаге золотые буквы и фигуры. О канфорном масле и уксусе. О парниках, продолжение. Что делать, когда от отягощения желудка произойдут конвульсии, терзания и эпилепсия. О белых колосьях во ржи. Отучивание кур выпивать яйца. Об ольхах. О одышке от пресыщения. Об ольхах и о полезности оных в сельской экономии. Средство получать ранних цыплят. О трепетании сердца. Как у курицы прогонять охоту к сидению. О ликворе анодине. О разноцветных песках. Что в ольхе есть врачебного. О глауберовой соли. О агресте. О марморных песках. О траве циноглоссе или собачьем языке. О изгигах. О топазах. О применении в песках колера. О врачеб. веществах из оленей. О головной боли от желудка. Состав металлических зеркал. О плодорожие гвоздик искусственных. О колике в животе от отягощения желудка. О алебастре. О зеркалах о панацее. О яхонтах. О делании фальшивого мрамора. О рвоте и поносе от пресыщения. О делании гипсовых марморных столов. Об орлах. О напитках. О крашении стекла. Об излишнем употреблении чая, кофея и других питей. Что есть в орлах врачебного. О авантуринах. О сметане. О ипохондрии. Принуждение кур нести яйцы в зимнее время. О врачебном качестве стержня из бузинного дерева. О окаменении ольх. О курительных свечках. Некоторые замечания о чищении золотых вещей.
   Часть XXXVII. 1789 г. О крашении кож. О диких людях. О позолоте. О линиментах (лекарствах). О способностях лошадей. О индейцах. О пятнах на бумаге. О желтой краске. О слабительных лекарствах. О воде для лица. О диэте, или порядке в жизни зимою. О делании золотой проволоки. О притираниях и водах}{для больных частей тела. О корпии. О возделывании пашенной земли. Делание листового золота. Крашение щетины. О Парагвайском чае. О киновари. О черных красках. О головных болезнях. О погрешности при пахании земли. О ултрамарине. О траве дукомане. О водяной болезни. О возможности зарождаться и жить в человеческой утробе гадинам. О крашении соломы разными колерами. О чахотках. О долговечности карпиев. О болезнях, свойственных разным годовым временам и разным возрастам человеческим. О изтреблении улиток. Способы предупреждения грязи на улицах. Крашение перьев. О животном, которое в стенах стучит на подобие часов. О эброкациях, или банениях каплями.
   Так же пестро и все остальное содержание журнала.}
   <[Site213Site]>
   отношение к возможности распространения "новоманерного хлебопашества".
   Оставив издание журнала, Болотов все более специализировался на садоводстве, выполняя поручение императрицы Екатерины по устройству в г. Богородицке сада для ее сына, гр. Бобринского[114]. К этому времени относится и начало его большой работы над изучением родящихся в России сортов яблок и груш. Он продолжал эту работу, возвратившись в свое имение после долгого отсутствия в 1796 г. В 1799 г. труд этот был закончен*.
   {* После смерти Андрея Тимофеевича сын его П.А.Болотов передал 7 томов рукописи отца Российскому обществу садоводства, которое решило ее напечатать, но не исполнило своего намерения, и только в 1861 г. извлечение из труда Болотова было напечатано в "Журнале садоводства". Ему предпослана статья не подписавшего своего имени помолога, который считает общую часть труда Болотова "чуть ли не дельнее всего, что написано в этом роде по настоящее время учеными иностранными помологами". (Журнал садоводства. 1861. Т. I. С. 208-212.) В Российской публичной библиотеке хранится не переданный Обществу садоводства восьмой том этого обширного труда: "Изображения и описания разных пород яблок и груш, родящихся в Дворяниновских, а отчасти и в других садах. Рисованы и описаны Андреем Болотовым". (Собрание. VIII. 1801. В Дворянинове. Рукопись Публичной библиотеки. O.V. N. 4.)
   В этом томе описаны N.N. 601-652 (первые 600 N.N. в первых семи томах). В отставку А.Т.Болотов вышел после того, как Богородицкие волости перешли из казенного ведения в полную собственность графа Бобринского. Всю остальную жизнь (1796-1833) он провел у себя в Дворянинове, продолжая свои агрономические занятия.
   Между прочим, он составлял тогда "Ключ к Экономическому магазину", или "общий алфавитный и очень нужный реестр" к нему, который и закончил в 1799 г. "Из него вышла претолстая книга", но напечатать ее не удалось, "по случаю, что с типографиями произошла великая перемена, число их хотя размножилось, ио все сочинения надлежало авторам печатать на свой кошт, а сие для меня составляло неудобность". Эти строки А(ндрей] Тимофеевич] писал в 1821 г., замечая,}<[Site214Site]>{что "осталась книга сия и по Сие время... в манускрипте и служит только для собственнаго моего употребления..." В это время у А[ндрея] Тимофеевича] вновь пробудилось желание создать периодический агрономический орган, которому он желал придать форму "писем к приятелю" и назвать "Экономическим корреспондентом". "...Дело сие тогда же (то есть зимою 1799 г. -- BJ?, .), по нетерпеливости, начал, и продолжая оное во все праздные и досужные часы даже до сего времени (1824 г. -- В.Ж.), успел не только сочинить, но и набело переписать довольное таки множество таких замечаний, и продолжать в том же трудиться и после сего времени, но все сии новые мои труды остались тщетными, ибо, живучи в деревне и не имея в Москве из содержателей типографии такого знакомаго, каков был некогда Г.Новиков и который бы взялся печатать мои сочинения на свой кошт, не имел я случая и удобности к произведению намерения моего в действо". (Болотов А. Продолжение описания жизни Андрея Болотова, описанное самим им для своих потомков. Часть пятая или сначал 35-я. Плоды 1799 и 1800 годов. Начато 19 мая 1821 кончено 19 мая 1822 в Дворянинове. (См.: Русская старина. 1889. Т. 62, июнь. С. 569-570, 573-574.)) А[ндрей] Тимофеевич] не смущался препятствиями и до конца жизни продолжал свои агрономические занятия. Он регулярно вел метеорологические наблюдения, дневник ("Журнал вседневных событий"), следил за иностранной литературой, продолжал помещать Статьи на агрономические темы в "Трудах" ВЭО, летом работал в саду. Он довел свои сады до такого совершенства, что они давали ему в среднем за десять лет не менее 3500 руб. асе. чистого дохода в год. Вскоре после его смерти (в 1837 г.) Болотовские сады погибли от майского мороза, и его внуку (хозяйничавшему тогда в Дворянинове) не удалось их восстановить. В 1850 г. и само Дворяниново было продано в чужие руки. (Болотов М. Андрей Тимофеевич Болотов, 1737-1833 // Русская старина. 1873. Т. VIII, нояб. С. 738-753.)}
   <[Site215Site]>
   ++++++++
   ГЛАВА ШЕСТАЯ
   ++++++++
   Изменения в быте провинциального дворянства после манифеста о вольности.
   Особые черты провинциальной интеллигенции. Патриархальность, положительность, любовь к назидательному чтению.
   Запросы к популярной агрономической литературе.
   Успех "Записок" Татищева в плагиате Друковцова и произведений типа "хозяйской" рецептурной литературы.
   Переводы и компиляции Левшина, Интерес среднего и мелкого дворянства к сельскому хозяйству.
   Характеристика отношения уездных дворян к хозяйству в "Генеральном соображении по Тверской губернии".
   Тип хозяйства последней четверти XVIII в. Развитие отдельных отраслей.
   Коннозаводство.
   Отсталость скотоводства в центральных губерниях.
   Пастбищное скотоводство на Юге.
   Слабые успехи улучшенного овцеводства.
   Распространение правильной трехпольной паровой-зерновой системы земледелия.
   Призыв иностранных колонистов не повлиял на изменение хозяйства русских крестьян.
   Развитие рыночного оборота сельскохозяйственных продуктов.
   Садоводство.
   Переработка сельскохозяйственных продуктов в помещичьих хозяйствах.
   ++++
   Время, когда Болотов издавал свои журналы (1778-1789), было благополучнейшей эпохой в жизни русского дворянства. Гроза пугачевщины миновала, дворяне были привлечены к участию в местном управлении (Учреждение о губерниях 1775 г.) .Дворянство получило торжественное признание прав и привилегий (Жалованная грамота 1785 г.), были осыпаны милостями за -- действительные или мнимые -- военные и гражданские заслуги и "случаи" (широкая раздача населенных имений) и стали очень прочно оседать в деревне, обстраивались и устраивались на более широкий лад, по сравнению с прежним временем*.
  
   {* Семевский вычислил, что за десятилетие с 1762 по 1772 г. было пожаловано 66 243 души муж. пола, т.е. более 130 000 душ обоих полов, с 1773 по 1795 г. -- 202 730 душ муж. пола, т.е. более 400 000 душ обоих полов, и с 1795 по 1796 г. -- главным образом в Литве и Юго-западном крае -- 130 000 душ муж. пола, т.е. около 260 000 душ обоих полов, всего -- кругло -- 400 000 душ муж. пола, т.е. более 800 000 душ обоих полов. Из этих пожалований "случайным людям" -- фаворитам Екатерины досталось около 108 000 душ муж. пола, т.е. более 1/4 . Из крупных государственных деятелей, не принадлежавших к числу фаво-}{ритов, некоторые также получили очень щедрые пожалования -- особенно гр. П.А.Румянцев (20 000 душ) и гр. Безбородко, который постоянно выпрашивал себе награды и под конец составил огромное состояние. Кроме того, раздавалось много ненаселенных земель в старых (по средней и нижней Волге) и новых (Новороссия, Крым) областях -- Орловым, Потемкину, Безбородке и менее высокопоставленным лицам (известный напр. адмирал Мордвинов получил большую часть Ялтинской долины). Раздача даром ненаселенных земель продолжалась почти во все правление Екатерины и была приостановлена только в 1794 г., когда было решено продавать их за деньги для пополнения средств казны. (Семевский В.И. Раздача населенных имений при Екатерине II // Отечественные записки. 1877. N. 8. С. 206-227 (разд. паг.).)}
  
   Постоянными сельскими<[Site216Site]>жителями стали по преимуществу мелкие и средние дворяне; знатные и богатые по-прежнему тянулись ко двору, где было столько возможностей быть замеченными и сделать блестящую карьеру, где быстро сменявшиеся фавориты возносились на верх почестей и получали огромные богатства. Местным управлением, в котором они были поставлены в ряд с небогатым и малочиновным дворянством, они не интересовались. Но даже и они хотя бы на время отправлялись в свои роскошные новые деревенские дворцы полюбоваться природой, развлечься охотой, наслаждаться заманчивыми после городской суеты тихими прелестями деревенской жизни. Втягиваясь в деревенскую обстановку, дворяне невольно вовлекались и в хозяйственные интересы имения, и те, кто привык к книжному чтению, включали в его круг и агрономическую литературу и пытались применить у себя что-нибудь из вычитанного. Не случайно у Болотова оказалось столько корреспондентов. Начни он издавать свои журналы десятью -- пятнадцатью годами раньше, эффект был бы иной. До манифеста о вольности "дворянские гнезда" в сельской России были редкостью; усадьбы были малы и пусты, т. к. большинство дворян были на службе в столице или на окраинах, в местах расположения войск. В деревнях поселялись отставные и увечные, доживавшие понемногу свой век, иногда семьи служащих дворян, не имевшие возможности жить вместе с ними в местах их службы. Жили с большой простотой и патриархальностью по старым, очень еще твердым устоям, не имея развитых культурных привычек и не начав еще жить для показа. Умственных интересов было мало, да и те имели больше характер практический: неопределенность границ<[Site217Site]>владений и возникавшие по этому поводу столкновения с соседями приохочивали к тяжбам, побуждали знакомиться с законами и приказными порядками. Большинство дворян не интересовались изящной литературой и вообще читали мало, больше книги духовного содержания*. Теперь все решительно изменилось. Уже в первой половине 70-х гг. XVIII в. деревни значительно пополнились дворянами, воспользовавшимися манифестом о вольности**.
  
   {* Чечулин Н.Д. Русское провинциальное общество во второй половине XVIII века // Журнал министерства народного просвещения. 1889. N. 4. С. 241-253 (Отдел науки).
   ** В 1773 г. Екатерина говорила Сегюру, что большинство дворян живет в своих имениях, в губернских городах и столицах, особенно в Москве и Казани. (Щербалъский А. Екатерина II как писательница//Заря. 1870. N.6. С. 13-14 (Отд. 2)). Добрынин, ездивший в свите архиерея по Севскому уезду в 1772 г., описывает несколько богатых помещичьих усадеб. При приеме архиерея у выпущенного из гвардии отставного поручика Ф.П.Тютчева в деревне, в 15 верстах от Брянска, "двуэтажный дом... меблирован богато и со вкусом... Расположение покоев, их многочисленность, обои, картины, комоды, шкафы, столики, бюро -- краснаго дерева; все сие в надлежащем порядке и чистоте...". К приезду архиерея хозяин собрал за обильным ужином, великолепно сервированным, более 50 обоего пола гостей. Другой принимавший архиерея помещик, отставной гвардии секунд-майор Е.И.Сафонов "не дошел до изящнаго вкуса", не имел у себя иностранных вин, нарядной прислуги с мудреными немецкими названиями, но зато "все его изобилие из собственной домашней экономии состояло не в блестящих важностях, но в русских безделках: у него было множество разнаго в зерне и в снопах хлеба; полна пространная конюшня лошадей разных пород, коих он имел свой завод; полны скотные дворы скота и кладовыя -- всяких мелочей, как-то: холста, сукон, кож, воску, меду, масла коровьяго, коноплянаго и проч. -- вся такая не малоценная громада составляла одногодовой приход. К сему принадлежит превеликой под его хоромами погреб, хранящий от времен, покрытых неизвестностию, разномерныя бочки, боченки, бутыли, бутылки, и дополняемый каждогодно... разнаго сорта водки, разныя наливки и меды, превратившиеся от времени, почти в непонятные, но полезные и винообразные вкусы -- а белое его с игрою пиво превосходит всех пив английских и немецких". (Добрынин Г.И. Истинное повествование или Жизнь Гавриила Добрынина... им самим писанная в Могилеве и Витебске, 1752-1823. СПб., 1872. С. 84-85, 104-105.)}
  
   А в 1780-х гг. русская сельская жизнь стала приобретать черты, характерные для последнего периода крепостной эпохи. Большая часть дворян живет тогда уже в своих деревнях и ближайших к ним губерниях и уездных городах, образуя основное ядро интеллигенции. Только тогда стало возможным то широкое развитие<[Site218Site]>журналистики и популярной литературы, которое характеризует последнюю четверть XVIII столетия, и в котором заняли видное место и агрономические издания.
   Среди дворян, поселившихся в деревне после манифеста 1762 г., было немало отставных офицеров, участвовавших в Семилетней войне. Тысячи офицеров*, пробывшие несколько лет в заграничном походе, привезли из него в Россию впечатления, сходные с теми, какие вдохновляли впоследствии русскую военную молодежь после Отечественной войны (1812 г. -- В.Т). Привыкнув жить в культурной обстановке старых немецких городов, присматриваясь к жизни и работе немцев, они стали и у себя дома заводить новые порядки и приобрели вкус к хорошему чтению. Болотов, вообще не особенно лестно отзывающийся о времяпрепровождении и интересах своих товарищей -- молодых офицеров во время войны, говоря конкретно о своих встречах, упоминает немало людей образованных и серьезных, употреблявших свой досуг во время похода на свое образование и развитие**.
  
   {* Вооруженные силы России к началу Семилетней войны состояли из 172 440 полевых регулярных и 74 548 гарнизонных войск и 12 937 особого артиллерийского и инженерного корпуса, не считая ландмилиции и нерегулярных войск. Для наступательных операций Россия могла выставить одних регулярных полевых войск 176 073 чел. Уже в 1757 г. русская действующая армия за границей доходила до 83 000 чел. Офицерский состав регулярных войск был тогда довольно однообразен и слагался в подавляющем количестве из дворян, прошедших (частью в гвардейских, частью в артиллерийских полках) предварительную службу в нижних чинах (для многих, рано записанных, действительный срок этой службы сильно сокращался, как мы видели на примере Болотова). Кроме того ежегодно выпускалось некоторое (сравнительно небольшое) количество офицеров из кадетского корпуса, артиллерийской и инженерной школы. (Масловский Д. Ф. Русская армия в Семилетнюю войну. М., 1886. Вып. I. С. 8-9, 12-16.)
   ** Например, об адъютанте Корфа Андрееве, поручике Ф.Б.Пассеке, капитане артиллерии И.Г.Писареве, морском офицере Н.Е.Тулубьеве см.: Болотов Л.Т. Записки... Т. I. Стб. 751-752, 873, 878-879, 995-997.}
  
   Вероятно, большинство, подобно самому Болотову, не думало тогда прямо об агрономических позаимствованиях, и вообще о сельском хозяйстве, т.к. никто не ожидал столь скорого освобождения от службы. Но полученные впечатления незаметно врастали в память, создавались вообще привычки культурной жизни, и они стали давать плоды, когда пришло<[Site219Site]>время. "Дворяне, насмотревшись немецких лучших порядков, -- говорит тот же Болотов, -- потом в состоянии были переменить и всю свою прежнюю и весьма недостаточную экономию и, приведя ее в несравненно лучшее состояние, чрез самое то придать и всему государству иной и пред прежним несравненно лучший вид и образ".
   Дворяне, постоянно жившие в деревне, старались, конечно, прежде всего устроить себе возможно более комфортабельную и приятную жизнь. Заботы о хозяйстве шли во вторую очередь, но самое переустройство быта, требовавшее больших, по сравнению с прежним, расходов, невольно толкало и к упорядочению хозяйства. Для людей небольшого достатка (а таких было большинство) хозяйственные вопросы стояли особенно остро. Провинциальная жизнь после Учреждения о губерниях 1775 г., создавшего для дворян местные выборные должности, преобразовалось на столичный манер вследствие частых съездов дворян в губернские города на выборы. Еще большее оживление внесла Жалованная грамота дворянству 1785 г. Дворянство было разбито на губернские дворянские общества, обязанные избирать из своей среды различных должностных лиц в губернские и уездные присутственные места и в собственно дворянские учреждения. Губернские съезды дворян для выборов собирают в губернских городах многочисленные семьи дворян, пользующихся случаем повеселиться, вывести дочерей, и т.п. Наместники приучали дворян к великолепию, похожему на двор, обстановкой дома и торжественными приемами. Дворянство широко воспринимает внешнюю сторону культуры*.
  
   {* Романович-Славатинский А.В. Дворянство в России от начала XVIII века до отмены крепостного права. Киев, 1912. С. 419-435, 504-505; Корф С.А. Дворянство и его сословное управление за столетие 1762-1855 годов. СПб., 1906. С. 107-136, 165-168. Высший слой дворянства, давно уже привыкший к роскошной обстановке жизни, под влиянием великолепия двора Екатерины и расточительности ее фаворитов еще более тратился на разного рода предметы роскоши и тянул за собой людей меньшего достатка.
   По словам князя М.М.Щербатова, Екатерина "стараясь закрывать ущерб, летами приключенной, от простоты своего одеяния отстала... сама стала к изобретению приличных платьев и к богатому их украшению страсть свою оказывать; а сим нетокмо женам, но и мущинам подала случай к таковому же роскошу...". Она была умеренна в пище, но зато Потемкин "нетокмо прихотлив в еде, но даже}{и обжорлив... ". Вследствие того и стол государев гораздо великолепней и лутче ныне стал" а также, дабы угодить сему другу монаршу, повсюду стали стараться умножать великолепие в столах (хотя и до него оно довольно было), и от вышних до нижних болезнь сия роскоша и желание лутчими вещами насытиться распространилась...". Дворяне разорялись на дорогие постройки: "Единые от избытка, многия тысячи для спокойствия и удовольствия своего в созидании домов, огородов, беседок миогия тысячи полагают; другой из пышности, а третей, наконец, последуя вредному примеру, тоже сверх достатку своего делает и чтоб не отстать от других, а все обще, находя себе спокойствие и удовольствие, мало по малу в разорение сей роскошью приходят..." (Щербатов М.М. О повреждении нравов в России// Русская старина. 1871.Т. III. С. 680-681, 685.)}
   <[Site220Site]>
   Общий уровень интеллектуального и материального развития был все еще низок, но среди провинциального дворянства было уже немало "культурных одиночек", которые поддерживали движение, развертывавшееся в столицах, и пытались в самых глухих и диких местах жить по-иному. У этой местной интеллигенции был свой особый закон, не похожий на черты культурного общества столиц. В высшем обществе второй половины XVIII в. были в большом ходу, как известно, вольные идеи, "вольтерианство". Игривый, доходящий до цинизма, характер некоторых произведений Вольтера пришелся особенно по вкусу поверхностному, задетому только внешней культурой и уже развращенному обществу столиц. В провинции же, хотя и туда проникала мода, и многие зачитывались сочинениями Вольтера[115], но общий тон умонастроения читающей публики был более практический и положительный, в ней был силен дух старозаветной семейной и религиозной традиции, и ей больше нравились переводимые с немецкого назидательные трактаты, чем легкая французская философия. Они-то и составляли главный контингент читателей популярной агрономической литературы, которая, как мы видели на примере изданий Болотова, имела совершенно определенный уклон в сторону житейской наставительной мудрости, весьма примитивной, смахивающей на прописи, но вполне подходившей к вкусам и интеллектуальной подготовке невзыскательного деревенского читателя. Да и в самих агрономических вопросах последний искал не каких-либо научных обобщений или теоретического анализа и даже не широких практических схем переустройства хозяйства, а мелких полезных советов на разные<[Site221Site]>случаи житейских будней, от указаний на разбивку садов и посадку плодовых деревьев до приготовления вкусных блюд и прохладительных напитков и медицинских рецептов против разных болезней. Отсюда столь прочный успех наполненных такими советами журналов Болотова и его тесные связи с многочисленными читателями. Такое настроение провинциальных помещиков держалось долго и после, перекинувшись в первую четверть XIX в. Наряду с Болотовым в конце XVIII и начале XIX в. этот интерес публики широко использовал неутомимый переводчик и компилятор В.А.Левшин, издавший за свою долгую жизнь бесконечный ряд многотомных справочников общего характера и монографий по отдельным отраслям сельского хозяйства*.
  
   {* Левшин Василий Алексеевич, так же, как и Болотов, принадлежал к старинному, но небогатому тульскому дворянству. Он был несколько моложе его (родился в 1746 г.), также начал с военной службы (с 1765 г.), но вскоре покинул ее и перешел на местную гражданскую службу (судьей в г. Белеве), которую совмещал с занятиями сельским хозяйством и литературой. Он придерживался одинакового с Болотовым мировоззрения и имел такие же вкусы, пробовал свои силы на изящной литературе (писал и переводил разного рода повести, поэмы, оды, драмы, комические оперы), но главным образом сосредоточился на популяризации естественнонаучных, агрономических и технических знаний. Жил он меньше Болотова, но все же около восьмидесяти лет (умер в 1826 г.), продолжая до последних дней заниматься литературной работой.
   По-видимому, он дебютировал в агрономической литературе переводом "Лифляндской экономии" -- не той, о которой было сказано выше, а другой, принадлежавшей перу "Иоганна Бернгарда Фишера, бывшего лейб-медика блаженныя памяти имп. Анны Иоанновны и архиатера Российской Империи, члена Римской Императорской (т.е. Венской) Академии изпытателей естества", напечатанной в 1753 г. Левшин перевел ее в 1772 г., снабдив посвящение членам Вольного экономического общества и прислал им ее с просьбою напечатать. Общество отнеслось к переводу сочувственно, назначило Левшину золотую медаль, поручило просмотреть и исправить ее особому комитету из влиятельных членов, но потом последние за недосугом отказались и было решено поручить исправление переводчику Самсону Волкову за 50 руб. Рукопись была исправлена, но так и осталась ненапечатанной. Она сохранилась в Архиве Вольного экономического общества. Удивительно, почему Общество нашло желательным распространение этой -- к тому времени уже устарелой и вообще неинтересной книги. Наставления, приводимые в ней, чрезвычайно примитивны. Они делятся на три части: 1) о полевом и огородном земледелии и о "предвещаниях" урожая, 2) о животноводстве и ветеринарии и 3) медицинскую ("врачевание разных у крестьян бывающих болезней и особенно моровой заразы"). Нравоучительных наставлений и кулинарного отдела, вопреки обыкновению, в этой книге нет. Любопытно, что даже}
   <[Site222Site]>
   { при описании огородных овощей нет упоминания о картофеле. В первой части довольно много места уделено подсечной системе. "Лифляндское хлебопашество почитается претрудной работой, во время которой должен крестьянин подобно Саламандру ходить в огне и ворочать бревна, чтоб они сгорели". (Архив ВЭО. N. 353; Журналы (рукописные) ВЭО за 1772 и 1773 гг.)
   Вот перечень изданных им естественнонаучных, технических и агрономических сочинений: Словарь коммерческий / переведен с фр. яз. В.Левшиным. М., 1787-1792. Ч. 1-7; Леклер Ш.А.Ж. Словарь ручной натуральной истории, содержащий историю, описание и главнейшие свойства животных, растений и минералов... / переведено с фр. яз. ... В.Левшиным. М., 1782. Ч. 1-2; Сито де ла Фон Ж.Э. Чудеса натуры, или Собрание необыкновенных и примечания достатойных явлений и приключений в целом мире -- тел, азбучным порядком разположенное / перевел с нем. В.Левшин. М., 1788. Ч, 1-2; То же. Изд. 2-е. М., 1822-1823. Ч. 1-4; Гермесгаузен Х.Ф. Хозяин и хозяйка... Сочинение в систематическом порядке и XII частях состоящее / с нем. яз. переведено В.Левшиным. М., 1789. Ч. 1-8, 16 т.; Onomatologia curiosa artificiosa et magica, или Словарь натурального волшебства... / перевод с нем. [В. А. Левшина]. М., 1792. Ч. 1-2; Галле И.С. Открытый тайны древних магиков и чародеев, или Волшебныя силы натуры, в пользу и увеселение употребленныя / перевод [В.А.Левшин] М., 1798-1804. Ч. 1-9; Ручная книга сельского хозяйства для всех состояний в VIII частях / переведено с нем. В.Левшиным. М., 1802-1804. Ч. 1-8; Брейттенбах Ф.Ф. и Эйтельвейн. Полный винокур и дестиллатор, или Обстоятельное наставление к выгодному выгонянию вина и деланию водок, разных ликеров, вод и проч.... с прил. рисунков, собранное из двух новейших на немецком языке 1800 и 1802 годов сочинений [Филиппа Франца Брейтенбаха и Эйтельвейна] / пер. с нем. М., 1804-1805. Ч. 1-4; Садоводство полное, собранное с опытов и из лучших писателей о сем предмете, с приложением рисунков Васильем Левшиным, состоящее в четырех частях. М., 1805-1808. Ч. 1-4; Поваренный календарь, или Самоучитель поваренного искусства... СПб., 1808. Ч. 1-6; Управитель, или Практическое наставление во всех частях сельского хозяйства, новейшее экономическое сочинение, изданное на нем. яз. Обществом опытных экономов / переведно В.Левшиным. М" 1809-1810. Ч. 1-6; Календарь поваренного огорода, содержащий в себе подробное наставление для содержания и произращения всех родов огородных овощей, кореньев и трав. М., 1810; Полное наставление, на гидростатических правилах основанное, о строении мельниц каждого рода: водяных, также ветром, горячими парами, скотскими и человеческими силами в действие приводимых, по которому каждый хозяин может производить / переведено с нем. М., 1810-1811. Ч. 1-6; Псовой охотник или основательное и полное наставление о заведении всякого рода охотничьих собак вообще и особенное; о выдерживании и обучении оных; о корме их, о болезнях, лекарствах и о предохранительных средствах от оных и пр. М" 1810. Ч. 1-2; Совершенный егерь, или Знание о всех принадлежностях к ружейной и прочей полевой охоте, с приложением полнаго описания о свойстве, виде и разположении всех обитающих в Российской империи [изключая землю Камчатку и дальнейших части Сибири] зверей и птиц. В трех частях / с нем. яз. нарос, перевел... приложа многия пополнения В.Левшин. СПб., 1779; Книга для охотников до}
   <[Site223Site]>
   {звериной, птичьей и рыбной ловли, также до ружейной стрельбы. М., 1810-1812. Ч. 1-4; Врач деревенский, или благонадежное средство лечить самого себя, также семейство, своих подчиненных и домашний скот лекарствами самыми простыми и наскоро составляемыми, изданное на фр. яз. Обществом искуснейших парижских врачей. Переведено В.Левшиным. М., 1811; Русский полный фабрикант и мануфактурист... М., 1812.1-3; Полная хозяйственная книга, относящаяся до внутреннего домоводства как городских, так и деревенских жителей, хозяев и хозяек... М., 1813-1815. Ч. 1-10; Экономический и технологический магазин для художников, заводчиков, фабрикантов, мануфактуристов, городских и сельских хозяев и хозяек, любителей садов, цветоводства и проч. / изд. Левшиным. М., 1814-1815. Ч. 1-8, 24 кн.; Повар королевский, или Новая поварня, приспешно и кондитерская для всех состояний... Сочиненная на фр. яз. и переведенная с последнего издания [В.А.Левшиным]. М., 1816. Ч. 1-4; Опытный садовник, или Замечания для жителей южных стран России о садоводстве и прочем для них полезном, с присовокуплением Выписки из новейшего Шапталева сочинения об искусстве выделывания, сберегания и усовершенствования виноградных вин. Изданы В.Левшиным. СПб., 1817; Огородник, удовлетворяющим всем требованиям, до сего относящимся, с приложением подробного описания всех огородных растений, с их отродиями, признаками, их врачебными силами и наставления, как должно оных разводить и содержать. Собран... В.Левшиным. М., 1817; Карманная книжка для скотоводства, содержащая в себе: Опытные наставления для содержания разных домовых животных, воспитывания оных и лечения их обыкновеннейших болезней простыми домашними средствами / Издана В.Левшиным. М., 1817; Полное наставление о строении всякого рода мельниц, водяных, ветряных, паровых, также скотскими и человеческими силами в действие приводимых, по которому каждый может оныя устраивать. Собрано В.Левшиным. М., 1817-1818. Ч. 1-2; Красильщик, или Обстоятельное наставление в искусстве крашения сукон, разных шерстяных, шелковых, хлопчатобумажных и льняных тканей, пряжи и проч. ... В 4 частях. М., 1819; Новейший и полный конский врач, содержащий в себе: руководство коновалам ла-Фоссово, вновь правленнаго русскаго коновала Эвестова, выписки рецептов из сочинений других авторов и проч. Составил и издал В. Левшин. СПб., 1819-1820. Ч. 1-5; Красочный фабрикант или наставление для составления всякого рода красок... М., 1824; Цветоводство подробное или Флора русская, для охотников до цветоводства, или Описание доныне известных цветов всякого рода, с подробным наставлением для разведения и содержания оных, как выдерживающих нашу зиму на открытом воздухе, долговечных и однолетних домашних, так и иностранных... Собрана и издана В.Левшиным. М., 1826. Ч. 1-2; Под конец жизни Левшин взялся за перевод "Основ рационального хозяйства" Теэра, но эта задача оказалась ему уже не по силам, перевод вышел неудачный, и Московское общество сельского хозяйства, по соглашению с издателем, добилось его прекращения (два тома уже успели выйти) и организовало другой перевод (Маслова с примечаниями Муравьева: (Тэер АД. Основания теоретического и практического сельского хозяйства Албрехта Таэра, в шести частях состоящего, с последнего немецкого исправленного автором издания перевел [и предисловием снабдил] Василий Левшин... М., 1828. Ч. 1-2; Тэер А. Основа-}{ния рационального сельского хозяйства / с примеч. [и предисл.] Н.Н.Муравьева) и Е. Крюда; пер. [и предисл.] С.А.Маслова... М., 1830-1835. Ч. 1-5. -- В.Т.).}
   <[Site224Site]>
   Между тем Левшин, как и Болотов, был очень образованным сельским хозяином, был прекрасно знаком с новейшими системами полеводства и предлагал их вниманию своих читателей, как в переводных, так и в собственных сочинениях, пытаясь даже преобразовать их в формы, подходящие к особенностям русского сельского хозяйства. Однако Левшин уделял гораздо больше внимания мелким критическим замечаниям и советам рецептурного характера, подчиняясь, как все, общему течению. Порой (уже на склоне жизни) Левшин сам возмущался пестротой содержания популярных агрономических изданий. В рецензии на одно из таких изданий "Новый полный и любопытный практический эконом", издававшийся в 1814 г.[116], Левшин высмеивает хаотическую смесь собранных там самых разнообразных сюжетов. Перечисляя помещенные в этом издании статьи, он с беспокойством следит, как озаначенный от пашни переводит к рассмотрению красок для миниатюрной живописи, затем в сад и огород, на пчельник, потом в поварню, говорит ему о "чистке замшевых штанов и разные другие безделки". "Вдруг вспадет на диэтику, медицину, перескакивает в ботанику" и т.д. Но чем же делился сам Левшин со своими читателями? Возьмем первую книжку издававшегося Левшиным в том же 1814 г. "Экономического и технологического магазина".
   Вот перечень ее содержания:
   1) наставление к познанию свойств земель и поправлению оных через смеси, 2) средство возобновлять стареющие и корявые плодовые деревья, 3) относящееся до содержания лимонных и померанцевых дерев в оранжереях, 4) об ирисах или касатиках сузнанских, 5) об устроении аглицских садов, 6) лекарство лошадям от жабы, 7) предохранительное средство для рогатого скота во время падежа, 8) описание новоизобретенной махины для черпания и поднимания воды, 9) описание новой молотильной махины, 10) о пользе разведения для фабрик резеды красильной, 11) о составлении разного рода красок, служащих для разной живописи, 12) лекарство от кашля и грудной боли, 13) лекарство от зубной боли, 14) от простуды<[Site225Site]>уха, 15) от опухоли горла и жабы, 16) приготовление брусничного сорбета, очень приятного, здорового и холодящего напитка, и т.д.
   Преобладание в агрономических сочинениях советов частного характера указывает на то, что в большинстве русские сельские хозяева того времени интересовались не столько коренными улучшениями своего хозяйства, для которых время еще не пришло, сколько всякого рода частными практическими советами и указаниями, для которых всегда могло найтись применение и при сохранении привычных старинных способов ведения хозяйства. Чем энциклопедичнее был сельскохозяйственный справочник, тем больше практически применимого или занимательного можно было из него извлечь, и поэтому, весьма легкие в научном отношении, но изобилующие заманчивыми хозяйственными новинками и секретами, раскупались весьма бойко. Издатели порой злоупотребляли любопытством провинциального читателя и подсовывали ему не только такие книги, как возбудивший негодование Левшина "Новый полный и любопытный практический эконом", но даже совсем уже лубочного характера издание, как "Секретный эконом, художник, ремесленник и заводчик", в котором сообщалось, как "жатву учинить гораздо обильнее, лен и пеньку удобрять, скот рогатый предохранять от всяких худых и злых болезней, от падежа и волков, строения делать, чтобы не згорали, червей земленых истреблять, устраивать заводы мыловаренный, винокуренный, сахарный" и т.д., и в то же время -- "как алебастровые вещи склеивать, байку белую мыть, бородавки истреблять, брови чернить, зубную боль самую жестокую укрощать в одну минуту, кофей как жечь и варить, пластырь удивительный от всяких болезней внутренних и наружных составлять, спать спокойно способ, ухо, ежели вползет какое насекомое, чем выгнать, шоколад как делать, эликсир долгой жизни приготовлять, яблоки и груши в сахаре варить" и т.д. и т.д.*
  
   {* Секретный эконом, художник, ремесленник и заводчик, или Полное собрание редких, полезных, новейших открытий и секретов. СПб.: В Типографии губернского правления, 1809. Ч. 1-2.
   Монографическая литература по агрономической технике, начиная с шестидесятых годов XVIII века, чрезвычайно обширна и охватывает частью общие, частью}{специальные вопросы сельского хозяйства по различным культурам и отраслям сельского хозяйства -- животноводству (особенно коневодству), ветеринарии, винокурению, пиво- и медоварению, сельскохозяйственным машинам, сельским строениям и т, д. Таковы -- изданные Сенатом "Наставление о разведении земляных яблок, потетес имянуемых" ([СПб., 1765]), "О разведении лучших овец" (СПб., 1771); "Птичий двор" Г.Н.Теплова (СПб., 1774), "Домашний птичник..." (М., 1793), и т.д. и т.д. См. указания на нашу раннюю сельскохоз. литературу у И.Педе и Н.Н-ва: Педе И. [П.], Н-в Н. (Нестеров Н.С.). Роспись отдельных книг по сельскому хозяйству, напечатанных с 1730 по 1884 год включительно. М., 1888. Вып. 1.}
  
   Монографическая литература по агрономической технике, начиная с шестидесятых годов XVIII века, чрезвычайно обширна и охватывает частью общие, частью<[Site226Site]>
   Итак, нельзя сказать, чтобы средний русский помещик последней, четверти XVIII в. не интересовался сельским хозяйством и не пытался поучиться лучшим приемам его ведения. Обычные огульные характеристики русского дворянина этого времени, изображающие его праздным отвлеченным фантазером, повторявшим заученные западные общелиберальные принципы и остававшимся в жизни бездельным сибаритом*, справедливы -- и то только отчасти -- для небольшого
  
   {* "... Петровский артиллерист и навигатор, через несколько времени превратился в елизаветинского петиметра, а этот петиметр при Екатерине II превратился в horne de lettresЄa, который к концу века сделался вольнодумцем, масоном либо вольтерьянцем". Этот дворянин-философ и был типичным представителем того общественного слоя, которому предстояло вести русское общество по пути прогресса... Его общественное положение покоилось на политической несправедливости и венчалось житейским бездельем. "С рук сельского дьячка-учителя человек этого класса переходил на руки француза-гувернера, довершал свое образование в итальянском театре или французском ресторане, применял приобретенные понятия в столичных гостиных и доканчивал свои дни в московском или деревенском своем кабинете с Вольтером в руках.." Все усвоенные им манеры, привычки, вкусы, симпатии, самый язык -- "все было чужое, привозное, а дома у него не было никаких живых органических связей с окружающими, никакого серьезного житейского дела...". (Ключевский В. Курс русской истории. Пб., 1921. Ч. V С. 147.) "Крепостное право было губительно для дворянина тем, что, давая ему в обильном количестве даровой труд, оно отучало его волю от энергии и постоянства. Оно доставляло ему вредный досуг для праздного ума, который нечем было занять и который искал занятия во всем, в чем угодно, только не в том, чем ему следовало быть занятым. На службе дворянин становился все менее нужен, а сельское хозяйство, построенное на крепостных началах, его интересовало только результатом, т.е. количеством дохода, а не процессом, т.е. средством его добывания, потому что несвободный труд делал этот процесс до утомительности однообразным, неподатливым ни к какому движению и неспособным ни на какие перемены и усовершенствования. Положение, в какое попадал дворянин, освобождаясь от службы и не принимая активнаго участия в сельском хозяйстве, понижало его энергию и отучало его от всякой серьезной работы. Вот почему}{помещичий класс вышел еще менее работоспособным, чем крепостное крестьянство. <...> Дворянин никогда ни в чем не был цеховым работником, выступая иногда блестящим дилетантом". (Богословский М. Быт и нравы русского дворянства в первой половине XVIII века. М., 1904. С. 31, 44-45.)}
   <[Site227Site]>
   верхнего слоя, по преимуществу столичного и широко обеспеченного. Масса небогатого сельского дворянства не могла не думать о хозяйстве уже просто в силу нужды*.
   В написанном в 80-х гг. XVIII в. "Генеральном соображении по Тверской губернии" читаем: "Тверскаго наместничества дворянство многолюдно**,
   но большею частию недостаточно. Службу продолжали в войсках сухопутных и морских и в других коронных должностях. К хозяйству склонны, а потому почти безвыездно живут в домах своих" (описание Бежецкого уезда). И дальше, при описании других уездов, повторяется почти стереотипно та же характеристика: "довольно рачительны к хозяйству, редко отъезжают от домов своих" (описание Тверского уезда); "дворянство Краснохолмское не многолюдно; между собою обходительно, к домоводству склонно" (описание Краснохолмского уезда); "дворянство Ржевское многолюдно, обходительно, ласково и гостеприимно". Живущие в домах упражняются в домоводстве и хлебопашестве (описание Ржевского уезда): "дворянство здешнее многолюдно, большая часть служили в полевых гвардейских полках... Впрочем все к домоводству рачительны и многие довели оное до немалого совершенства, а особливо по части земледелия; у редкаго не остается сверх своего прожитка хлеба в продажу..." (описание Новоторжского уезда)***. То же наблюдалось
  
   {* В 1777 г. владельцы, имевшие менее 10 душ, составляли в 20 великороссийских губерниях 32% общего числа всех владельцев, от 10 до 30 душ -- 30, 7%. Таких мелкопоместных дворян было, следовательно, значительно больше половины всех помещиков (62, 7%). Владельцы, имевшие от 30 до 60 душ, составляли 13, 4%, от 60 до 100 душ -- 7, 7%. Имевших от 100 до 150 душ было всего 5%. Помещиков, насчитывающих свыше 150 душ, было 11, 2%. (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. СПб., 1881. Т. I. С. 30-31.)
   ** Земледельцев-дворян насчитывалось тогда в Тверской губ. 5503 чел. -- цифра, вдвое большая по сравнению с числом дворян столетием позже (в 70-х гг. XIX в.).
   Генеральное соображение по Тверской губернии, извлеченное из подробного топографического и камерального по городам и уездам описания 1783-1784 г. Тверь, 1873. С. 7, 25, 75, 121, 159. Далее: Генеральное соображение.}
   <[Site228Site]>
   тогда, по-видимому, и в других старых великорусских дворянских губерниях и провинциях. Тульская губерния выдвинула наиболее видных агрономических деятелей (Болотов, Левшин, Рознотовский[117]) из среды того же небогатого дворянства.
   Этот -- преобладающий в деревне -- дворянский слой отличался даже слишком большой практичностью и искусно извлекал все возможные выгоды из своего хозяйства. Крепостное право открывало ему в этом направлении очень широкий путь увеличения эксплуатации крепостного труда. Но при этом он пользовался надежным компасом рыночного спроса и направлял по нему и попытки агрономических нововведений и улучшений, и простой нажим на крестьянский труд. При нравственной порядочности и разумной расчетливости помещик пользовался имеющимися в его распоряжении ресурсами осторожно и деловито, понапрасну не замучивая своих крестьян; при большой жадности, нетерпеливости, отсутствии такта, морального чутья и здорового расчета он становился тираном. Простора для проявления тех и других сторон характера было вполне достаточно, а потому примеров разумного и умеренного и безрассудного и жестокого хозяйничанья было много, что и порождало в изящной и мемуарной литературе большую пестроту характеристик.
   Любимым чтением помещиков этого времени были и старые "Записки" Татищева, пущенные в оборот сыном секретаря Татищева -- В.М.Друковцова -- С.В.Друковцовым. Последний был тогда уже немолодым человеком (родился в 1731 г.), занимал должность прокурора в Главной провиантской канцелярии и совершенно случайно нашел в бумагах две неизвестных до того рукописи Татищева -- "Духовную" и "Экономические записки".
   Он перепечатал "Записки" Татищева с добавлением сведений по кулинарии, сначала как "перевод" с немецкого, но ободренный успехом и видя, что плагиат его остался незамеченным, в следующем 1773 г. выпустил книжку вторым изданием уже под собственным именем и так переиздавал его и впоследствии -- в 1777 и 1781 гг. (он умер в 1786 г.) -- в 1788 г. Успеху книги, вероятно, способствовал<[Site229Site]> ее небольшой объем (314 страниц малого формата) и дешевая цена*.
  
   {* Татищев В.Н. Краткие экономические до деревни следующие записки / / Друковцов С.В. Экономическое наставление дворянам, крестьянам, поварам и поварихам. Сочинена Главной Провиантской Канцелярии прокурором и Вольнаго Экономическаго Общества членом Сергеем Друковцовым. Печатана 2-м тиснением. [СПб.], 1773. С. 1-60.
   В этом же году Друковцов издал "Духовную" Татищева, не присваивая себе ее авторства, но исказив ее собственными дополнениями и изменениями. (Татищев В.Н. Духовная тайного советника, и астраханского губернатора Василия Никитича Татищева, сочиненная в 1733 году сыну его Евграфу Васильевичу. СПб., 1773. -- В.Т.) В текст "Записок" Татищева Друковцов внес очень мало изменений, а именно, выпустил рубрику "К Успеньеву дню" из росписи натурального оброка, сохранив самые статьи, опустил в той же росписи статью: "кладенного быка 4-х лет со всех крестьян" и в отделе "по последнему зимнему пути" вместо сбора творогу и сметаны со всех крестьян поставил "с тягла 10 фунтов творогу и 5 фунтов сметаны". После приведенных выше слов Татищева: "...10 рублев", Друковцов приписал: "а где земли менее, то по сему расчислению с тягла брать оброк. Летом и осенью крестьян от работы отлучать не надлежит не токмо с подводами, ниже пеших, что худые экономы часто делают". Кроме этих изменений все остальные агрономические сведения и наставления буквально списаны у Татищева, в том числе и формы "как годовые ведомости сочинять". Самому Друковцову принадлежат только статьи о приготовлении разных напитков (с. 22-44), "краткия поваренные записки", статьи о постройке сараев и делании кирпича (с. 59-114). Издатель "Духовной Василия Никитича Татищева" А.Островский (Казань, 1885) высказывает соображение, что даже и поваренные записки, судя по ясности и краткости выражения, едва ли написаны самим Друковцовым. По-видимому, Друковцов не вполне ясно представлял себе тяжесть натурального оброка, намеченного Татищевым для своего времени, и, как торопливый плагиатор, переписывая роспись Татищева, не заметил, что он должен повысить ее денежную расценку соответственно происшедшему повышению цен. Если бы он сделал такую переоценку, чудовищность оброка проявилась бы с полной наглядностью. Он сделал такую переоценку для примерного помещичьего бюджета, оставив в нем натуральные статьи, как у Татищева, и повысив денежную расценку с 1000 р. до 3000 р. Насколько "Записки" Татищева пришлись по сердцу в особенности помещикам средней руки и мелкопоместным, свидетельствует другой плагиат их, выполненный известным собирателем материалов по российской коммерции М.Чулковым, очевидно, по изданию Друковцова. Он составил небольшую книжку, расположив материал в алфавитном порядке, в форме как бы карманного словаря, извлеченного, по его словам, из "сочиняемого им Словаря земледелия, скотоводства и домостроительства". В "Предуведомлении" Чулков говорит, что он написал это произведение "единственно для приказчика в собственных моих небольших деревнишках", но потом решил напечатать, "по совету многих в чаянии, что будут оные не безполезны таким же как и я мелкопоместным вотчинникам". В действительности, Чулков или прямо выписал, или изложил вкратце главное содержание}{"Записок" Татищева, несколько сгладив их эксплуататорскую сторону и резче выдвинув гуманные соображения. (См.: Економические записки для всегдашняго исполнения в деревнях прикащику, и рачительному економу, которых ежели прилежно исполняемы им будут, то без всякого сомнения недостаточнаго помещика зделают обогащенным. Избранныя Михаилом Чулковым, из сочинямаго им Словаря земледелия, скотоводства и домостроительства. М., 1788.)}
   <[Site230Site]>
   Успешно пущенный в оборот плагиат окрылил Друковцова к составлению "Экономического календаря", в котором он располагает советы по месяцам. Частью он повторяет здесь правила "Наставления", частью присоединяет к ним новые, не лишенные духа гуманности. "...За все с крестьян лучше брать деньги, по числу четвертной пашни, а не с ревизских душ. Крестьяне к хлебопашеству лучше прилежать будут, а за землю ссор и драк меньше будет, тем минуется приказных волокит". Советует помогать роженицам и иметь домашнюю аптечку, поощрять крестьянские браки. В последнем совете мотивы гуманности переплетаются с соображениями расчетливого хозяина, заинтересованного в увеличении числа даровых работников. "Добрые охотники и собак разводят для умножения, а некоторые помещики собирают куньи деньги с новобрачных: весьма сие безбожно. А надлежит новобрачному дать на год льготы и тем к женитьбе приохотить". "Старост и выборных чрез год сочтя сменять другими погодно, чрез что можно будет миновать воровскаго и разбойническаго пристанодержательства". Обеспечить приказщика хорошим содержанием, чтобы не "допустить его быть ежечасною пиявицею", "сосать из бедных крестьян кровь неповинную". Повторяет и здесь об оброке в 10 рублей с тягла, а "где толикаго числа земли, лугов, или степи нет, то оброк брать и меньше, по сей препорции, дабы не привести их в раззорение; а от малаго оброка в леность, разбои и роскошь приходят"*.
  
   {* Экономический Календарь, или наставление городским и деревенским жителям в разных частях экономии, расположенное на 12 месяцев так, что всякой хозяин может знать, что в котором месяце делать ему должно. С приобщением самых простых рецептов от разных болезней, сочиненной г. Статским Советником и Вольнаго Санктпетербургскаго Экономическаго Общества членом, Сергеем Васильевичем Друковцовым, в наставление его детям. М., 1780. У меня было 2-е изд.: М., 1786. См. в особенности с. 114, 127, 130-131, 139, 147, 151. Кроме указанных, Друковцов напечатал еще несколько книг, предназначенных на}{пользу и поучение простодушным: Духовная... в наставление его детям, обоего пола. 1780 года, генваря 1 дня. СПб., 1780. (В подражание "Духовной" Татищева); Поваренныя записки. [М.], 1779. То же. Изд. 2-е: М., 1783; Сова ночная птица, повествующая руския сказки, из былей составленныя... СПб., 1779. -- Тоже. [Изд. 2-е]: М., 1781. Кроме того, он помещал без подписи много мелких статей в "Трудах ВЭО", членом которого состоял с 22 ноября 1772 г. См. его биографию в Русском биографическом словаре (Спб., 1905. [Т. 6]. С. 692-693. -- B.T.,).}
   <[Site231Site]>
   Под давлением рыночных отношений и роста населения в исконных великорусских губерниях стал складываться тип хозяйства, продержавшийся в главных чертах до самого конца крепостной эпохи: трехпольное паровое-зерновое земледелие с посевом, где было удобно, технических растений -- льна и конопли, комбинированное с обработкой местного и частью привозного сырья -- хлеба на винокуренных заводах, льна и конопли в крестьянских избах и на сельских фабриках и мастерских в барских усадьбах, отхожими неземледельческими промыслами и извозом. Животноводство в такой обстановке не играло большой роли. Единственная отрасль его, которая прогрессировала довольно заметно, -- коневодство. Достигнув значительного развития в первую половину XVIII столетия, коневодство во второй половине его входит в моду у больших вельмож, среди которых особенно выдвинулся в этом деле гр. Алексей Орлов. Орлов был вообще любителем животных, но к лошадям он относился с особенной страстью и вложил в дело улучшения конских пород много забот и систематической серьезной мысли. Ему удалось с помощью хорошо подобранных сотрудников, иностранцев и русских, создать два прекрасных типа русской лошади -- "орловских" рысистых и верховых лошадей*.
  
   {* Ал.Орлов стал заниматься своим конским заводом с особенным увлечением после удаления от дел всех братьев (в 1775 г.). Он поселился в Москве и все больше привязывался к своим подмосковным имениям -- Острову и Хотуни. В Острове первоначально находился и конский завод, переведенный позднее в Хреновое. Уже в Острове в этом заводе находились, в числе прочих арабских лошадей, приобретенных Орловым на Востоке, и те два знаменитых жеребца, которые считаются родоначальниками орловских рысистых и верховых лошадей, белый "Сметанка" и бурый "Салтан". Орлов постоянно приобретал лошадей и после, живя в России и за границей, часто при содействии гр. С.Р.Воронцова, бывшего русским послом в Англии. Тип рысистой лошади -- как бы гармонически увеличенной во всех статьях арабской лошади -- Орлов вывел обдуманным сочетанием арабской крови с датской, голландской, фрисландской и английской}{породами, тип верховой лошади -- искусной примесью к арабской лошади английской крови. Он ввел впервые в России систематические испытания лошадей -- на короткие дистанции, чтобы обеспечить стройность, правильность и изящество движений, и на более длинные -- на силу и выносливость. Чтобы возбудить интерес к скачкам и бегам, Орлов назначал призы и держал пари с Мосоловыми, бывшим крымским ханом Шагин-Гиреем, Полторацким и др. Он удачно перевел свой завод на сухие ковыльные степи по берегам Битюга, где окончательно выработались намеченные им с его сотрудниками новые породы. Здесь его ближайшим помощником был управитель Хренового Кабанов, с которым он вел живую и дружескую переписку, и сам время от времени приезжал посмотреть на ход дел на заводе. (Голомбиевский А. Граф А.Г.Орлов-Чесменский // Сборник биографий кавалергардов. СПб., 1904. [Т. П.]: 1762-1801. С. 51-68.)}
   <[Site232Site]>
   Его пример оказал влияние и на других помещиков -- до сравнительно. небогатых, которые стали заводить у себя ценных лошадей*.
  
   {* Пономарев И.В. Исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России... С. I84?, Мердер И. Исторический очерк русского коневодства и коннозаводства. С. 36.
   Уже Евгений (Болховитинов) в описании Воронежской губернии конца XVIII в. упоминал, что "наипаче славится сия (Бобровская. -- В.Ж.) округа скотоводством и лошадьми отменной доброты". (Евгений (Болховитинов Е.А.) Историческое, географическое и економическое описание Воронежской губернии, собранное из истории, архивских записок и сказаний В.С.П.П.П. [Воронежск. семинарии префектом павловским протоиереем] Е.Б-вым. Воронеж, 1800. С. 160-161.
   И.И.Бебер отмечает успешное развитие скотоводства в Екатеринославском наместничестве. "Коноводство составляет здесь неоспоримо блистательнейшую часть нашего хозяйства, и помещики умеющие управлять конскими заводами, могут получить от того надежную и тем величайшую выгоду, что порода очевидно исправляется, и что воспитывали таких жеребят, коих бы в иностранной земле за величайшую цену продать можно было". (Бебер И.И. Примечания о различных предметах хозяйства в Екатеринославском наместничестве // Труды ВЭО. 1795. 4.1. С. 188.)
   Даже в Тверской губ., с ее, в общем, бедным дворянством, "Генеральное соображение" отмечает ряд конских заводов у помещиков, частью для собственного пользования, частью на продажу (завод Изъединова в Тверском уезде -- лошадей датской породы, из 60 лошадей, при которых состоят 7 конюхов, продается в год лошадей на 200 руб.; в Кашинском уезде -- 14 конных заводов, в которых всего 518 лошадей, при них 23 конюха, продают лошадей на 2400 в год; в Корчевском уезде -- три небольших конных завода для собственной езды; в Бежецком уезде -- 6 конных заводов также для собственной езды; в Ржевском уезде -- 13 конных заводов также для собственной езды; в Зубцовском уезде -- 3 конных завода с 153 лошадьми, при них 17 конюхов, продается ежегодно на 900 р., в Стариц-ком уезде -- 3 конных завода: 1) с 140 лошадьми, при них 12 конюхов, продается ежегодно на 200 р., 2) с 40 лошадьми, при них 4 конюха, для собственной езды,}{3) с 17 лошадьми, при них 2 конюха, продается на 100 руб. в год; в Новоторжском уезде -- 2 конных завода для собственной езды. (Генеральное соображение. С. 30, 43, 60, 79, 124, 135, 146, 163.)}
   <[Site233Site]>
   Рогатым скотом интересовались мало, коров держали главным образом для молока на собственное потребление, и только частью в хозяйствах, расположенных близ больших городов, для сбыта и молочных продуктов, также для себя, за исключением масла, которое отправляли на продажу в города и из довольно отдаленных местностей. Поэтому об улучшении местных пород заводским способом почти не заботились*. В южных губерниях с их обширными степями разводились для местного потребления и для отдаленного сбыта большие гурты скота пастбищным способом, что очень удешевляло продукты животноводства и затрудняло введение дорогостоящих улучшенных приемов скотоводства в старых великорусских губерниях**.
  
   {* Труды ВЭО, заполненные множеством статей по различным земледельческим культурам, содержат сравнительно мало указаний по скотоводству. "В отношении крупного рогатого скота, -- говорит историк ВЭО, -- Общество руководствовалось, по-видимому, правильной мыслью, что для русского хозяйства не столько важно распространение известных заграничных пород, сколько улучшение своих собственных, при пособии хорошего содержания их и отстранения повальных болезней". (Ходнев А.И. История Императорского Вольного Экономического Общества с 1765 до 1865 года. С. 204.)
   Отдельные случаи заводов улучшенных пород рогатого скота были, однако, и тогда. "Генеральное соображение по Тверской губернии" указывает, например, завод Изъединова в Тверском уезде из 120 коров холмогорской и хоперской пород, с 6 скотниками, при чистом ежегодном доходе в 125 рублей (с. 30). Там же отмечается регулярная продажа крестьянам скота на мясо, масло и проч.
   ** Бебер, описывая скотоводство в Екатеринославском наместничестве, указывает, что так как там земли много и она не нуждается в навозе, то о скоте заботятся мало и содержат его плохо, и, несмотря на то быков "многочисленными стадами в Москву и Санктпетербург гоняют". Своеобразные условия степного скотоводства, видимо, произвели на него сильное впечатление, и он предписывает своему описанию следующее общее замечание: "В разсуждении скотоводства, которое неоспоримо весьма важную часть нашего хозяйства составляет, находится здесь столь много собственнаго, что искуснейший иностранный Эконом запутался бы в правилах своих о определенном содержании сей ветьви своего ремесла в разсуждении землепашества..." (Бебер И.И. Примечания о различных предметах хозяйства в Екатеринославском наместничестве. С. 184). В описании Калужского наместничества отмечается, что местные купцы отправляются в степные места для закупки разных товаров и между прочим "сала и рогатой скотины",}{которые продают частью на месте, частью отвозят в Москву (например, из Козельского уезда). (Топографическое описание Калужского наместничества. СПб., 1785. С. 26.)}
   Там же, на<[Site234Site]>юге -- в Малороссии и во вновь приобретенных губерниях развивалось и улучшенное овцеводство, но пока все еще довольно туго. Даже в местах, наиболее благоприятных, преобладало разведение простых грубошерстных овец, главным образом, на мясо*.
   В земледелии за это время не заметно никаких крупных нововведений, но оно все-таки шло неуклонно вперед, по ранее намеченной линии распространения трехполья за счет более экстенсивных систем**.
  
   {* Бебер в описании хозяйства Екатеринославского наместничества отмечает, что количество овец там "чрезвычайно велико", но что они "служат... более на пищу нежели для дальнейших Экономических выгод. Мясо их действительно весьма вкусно; и как цена одной овцы гуртом только 2 рубли составляет, то легко думать можно, что оне место обыкновеннейших питательных средств занимают. Шерсть напротив весьма убога, и того ради столь дешева, что всю стрижку, которую от каждой овцы особенно собирают, и по Российски называют руном, за 22 копейки получить можно". "Впрочем, -- добавляет Бебер, -- разумеется сие о простом роде, ибо так называемые Шлезския овцы доставляют хорошую и употребительную шерсть... несравненно дороже за оную платить должно". (Бебер И.И. Примечания о различных предметах хозяйства в Екатеринославском наместничестве. С. 187-188.)
   И.Н. Чернопятов (см.: Чернопятов И.Н. Исторический очерк развития тонкошерстного производства в России. С. 12-13) цитирует это место в доказательство "жалкого состояния овцеводства в конце XVIII столетия в самых привольных для него губерниях России", что едва ли правильно, ибо Бебер не дает определенной характеристики улучшенного овцеводства. Грубошерстное овцеводство было значительно распространено и в старых великорусских губерниях (см., напр., "Генеральное соображение по Тверской губернии"). Шторх отмечает даже существование улучшенного овцеводства на севере, "в Вятском наместничестве... и поныне немецкие породы овец сохранились при пособии немецких овчаров". (Storch Н. Historisch statistisches Gemalde des Russischen Reichs am Ende des achtzehnten Jahrhunderts. Riga; Leipzig, 1797. Th. 2. S. 227.)
   ** Известный исследователь истории русского сельского хозяйства покойный Н.А.Рожков отмечает распространение настоящей паровой-зерновой системы с трехпольным севооборотом как большое достижение русского сельского хозяйства в XVIII в. "XVII век завещал... преобладание переложной системы на большей части территории страны и начавшееся в наиболее населенных в то время областях распространение трехпольной или паровой-зерновой системы, преимущественно при этом экстенсивной... Из этого видно, как много предстояло сделать XVIII-му столетию для улучшения земледельческой техники. Там, где}{переложная система господствовала вполне и безраздельно, с XVIII века начала распространяться экстенсивная -- трехпольная, а недоразвитое трехполье, в свою очередь, стало сменяться настоящей паровой-зерновой системой с трехпольным севооборотом, с правильным делением пахотной земли на три поля... Вообще, в течение XVIII в. трехпольная система земледелия становится все более типичной, характерной для нашего отечества". (Рожков НА. Город и деревня в русской истории. СПб., 1902. С. 57.) Насколько, однако, оставалось еще простора для более экстенсивных приемов земледелия даже в изстари заселенных великорусских губерниях, показывает пример Тверской губернии, где, при общем преобладании трехполья, еще в восьмидесятых годах XVIII в. широко практиковалась так называемая пядинная или подсечная система (в лесистых частях). Вот как описывает ее "Генеральное соображение": в уезде "срубают лес осенью и оставляют на год или на два на месте, дабы земля под сучьями подопрела; после того крупный лес отбирают, отсекая сучья и употребляют куда годен, а сучья и мелкий лес сбирают в груды и жгут; потом подымают сперва отрезом, а после сохами и несколько поборонив, сеют овес; некоторые же тот год не сеют никакого хлеба, а переворотя землю, оставляют до будущаго, дабы лучше корень и трава засохли и сгнили; потом, перепахав два раза, сеют рожь или яровое, и таковое место чем далее пашется, тем более урожай приносит, так что до восьми хлебов снять можно (в Калязинском уезде)". То же отмечается для Кашинского, Корчевского, Весьегонского уездов. (с. 47-48, 37, 56, 83-85). Вообще же в Тверской губернии земледелие велось довольно интенсивно, применялось регулярное и значительное унавоживание почвы и содержалось довольно много скота -- больше, чем через сто лет после (с. VIII и passim [вразных местах (латин.).-- В.Т.]).}
  
   Самое трехполье применялось<[Site235Site]>в давно установившихся формах. Способы обработки были довольно примитивны*.
  
   {*"Генеральное соображение" так описывает обработку земли в Тверской губернии; "Соха, борона, коса, серп и грабли обыкновенные хлебопашенные инструменты. Пашня делится на три поля. Земля под пашню двоится, в некоторых местах троится; но под рожь пашут на одной лошади, не глубже двух вершков; боронят на паре; сеют под борону; навоз кладут под одну рожь; а приуготовлять оный особенным образом не знают. Жнут серпами; косить же яровой хлеб не вошло в употребление" (с. 23-24).}
  
   Энергичные попытки правительства привлечь в Россию иностранных колонистов для обучения русских крестьян лучшим приемам земледелия не дали ожидаемых результатов, хотя хозяйство самих колонистов, после затруднений и неудач на первых порах в некоторых случаях, шло превосходно. Но они жили особняком от русских, мало общались с ними, и для последних принесли не больше пользы, чем тот сброд, который притекал в Россию за полной невозможностью устроиться у себя на родине. Екатерина и ее ближайшие сотрудники подражали в этом<[Site236Site]>деле Фридриху Великому[118], достигшему у себя блестящих успехов (всего с 1740 по 1786 г. -- год смерти Фридриха -- в Пруссию переселилось свыше 500 000 чел., что составляло около 10% всего тогдашнего населения Пруссии). В России главным источником заселения окраинных пустых земель была своя внутренняя колонизация, но к половине XVIII в. с развитием и укреплением крепостного права переселения вольных и беглых крепостных людей сокращаются, а переселение самими помещиками своих крепостных на новые земли хотя и шло все время довольно интенсивно, но все же не настолько, чтобы соответственно разредить население в центре и уплотнить на окраинах. О вывозе иностранных колонистов задумывались уже при Елизавете. Между прочим, Ломоносов в цитированном выше письме к Шувалову "О размножении и сохранении российскаго народа" высказывался за привлечение иностранных колонистов, ибо "пространное владение Великой Нашей Монархини в состоянии вместить в свое безопасное недро целые народы и довольствовать всякими потребами, кои единаго только посильного труда от человеков ожидают к своему полезному произведению"*. {* Русская старина. 1873. Т. 8, июль-декабрь. С. 579-580 (разд. паг.). -- В.Т.}
   При Елизавете были поселены в южных губерниях сербы, но с военными целями. Бестужев проводил проект чисто-земледельческой колонизации, но проект этот не был осуществлен. При Екатерине за это дело энергично взялся гр. Орлов. Он был поставлен во главе учрежденной 22 июля 1763 г. особой "Канцелярии опекунства иностранных" и в начале 1764 г. представил императрице доклад, одобренный ею, несмотря на протест Сената. Орлов проектировал отвести под поселения иностранных колонистов громадную площадь земель, окружавших Саратов и тянувшихся до Царицына, Новохоперской крепости, границ Пензенской провинции, между Волгой, Доном и по его притокам Медведице, Хопру и Битюгу. Когда в Россию прибыли первые партии колонистов, Орлов задумывал воспользоваться имеющимися среди них материалами для устройства субсидируемых правительством часовых фабрик, разведения шелковицы и устройства шелковых и чулочных казенных заводов.
   <[Site237Site]>
   Поселенцам давались деньги на поселение, на отведенных им землях строились дома, выделялся скот. Они освобождались на 30 лет от податей, им предоставлялась свобода вероисповедания и внутреннего управления, право заводить торги и ярмарки, беспошлинно вывозить даже за границу продукты своего хозяйства, а через пять лет полная свобода обратного выезда без возврата полученных сумм. Дело, однако, пошло не так гладко, как предполагали Орлов и Екатерина. Германские правительства не желали отпускать от себя хороших жителей, и в первое время к нам являлись разного рода бродяги и неудачники. Тогда в помощь правительственным комиссионерам были приглашены частные предприниматели -- "вызыватели", которым давались крупные награждения и льготы, и их ставили во главе новых колоний. Обнаружилось, что земли, назначенные под поселения иностранцев, бывали уже заняты незарегистрированными официально русскими поселенцами. Иногда же крестьяне не пускали иностранцев селиться по соседству с ними даже на незанятой земле. Орлов упорно отстаивал в Сенате интересы иностранных колонистов и добился того, что их селили на отведенных им местах, предоставляя русским поселенцам компенсацию в других местах. Вскоре пришлось убедиться, что больших результатов от поселения иностранцев ждать нельзя, и в конце 1766 г. перевозка колонистов была закончена. Всего с 1763 по 1766 г. включительно в одно только Поволжье было водворено 6342 семейства (около 22 800 душ обоего пола), не считая гернгутеров, поселенных на особых условиях в Сарепте. Кроме того были образованы 4 колонии в Петербургской губ. и одна колония в Черниговской губ.*
   {* Щербатов отзывался в середине 70-х гг. XVIII в. неодобрительно об этом начинании, указывая на неудобства для местных жителей (согнали с мест русских поселенцев и кочующих калмыков, занимавшихся там скотоводством и охранявших русскую границу). Впрочем, Щербатов хорошо отзывался о гернгутерах. В общем же он полагал, что привлеченные с такими трудами и издержками и так щедро осыпанные льготами колонисты "еще не столь прибыльны для Государства, как думали, что они будут, и токмо разве чрез несколько веков прибыль от них чувствительна учинится". (Щербатов М.М. Статистика в рассуждении России / / Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. I. Стб. 541-548.) Кроме немецких}{колонистов при Екатерине были вызваны в Новороссийский край в 1778-1779 гг. христиане из Крыма -- армяне и греки -- наполовину сельские жители, наполовину горожане. Им были даны разные льготы и оказана помощь, и хотя в первое время многие из них бедствовали, зато потом, сориентировавшись и устроившись на новых местах, они достигли большого благополучия. В 1781-1782 гг. Потемкин устроил в Новороссии шведскую колонию. Он вызвал также колонистов из Южной Европы -- греков, корсиканцев, итальянцев, но явились совсем уж никчемные отбросы приморских городов, из которых только 84 семьи оказались способными и выразили желание "упражняться в земледелии". В 1785 г. были приглашены колонисты в Кавказскую губернию. На зов откликнулись жители Данцига, которые и были водворены в 1766 г, в Таврической области и Екатеринославской губ. В 1769 и 1793-1796 гг. в Россию переселились меннониты, получившие земли в Екатеринославской губ. (по 65 дес. на семью). После второй Турецкой войны в Новороссийский край стали притекать переселенцы из Турции (болгары, греки, албанцы). (Писаревский Гр. Из истории иностранной колонизации России в XVIII в.: по неизданным архивным документам. М., 1909. (Записки Московского археологического института; Т. V; Голомбиевскмй А. Князь Гр.Орлов // Сборник биографий кавалергардов. СПб., 1904. [Т. II]; 1762-1801. С. 25-26.)}
  
   Таким образом, учреждение иностранных колоний не<[Site238Site]>оправдало возложенных на него надежд, и русские крестьяне продолжали по-прежнему обрабатывать свою землю дедовскими приемами. В центральных великорусских губерниях сеяли рожь, немного пшеницу, овес и ячмень, причем урожаи были тогда вследствие сравнительно малой истощенности и унавоживания старых земель и расчистки под пашню новых мест довольно высоки*. Продолжалось и распространение давно укоренившихся технических культур -- льна и конопли. Эти культуры, так же как и зерновые, поддерживались не только собственным потреблением, но являлись в широкой мере и рыночными продуктами. Торговля хлебом, льном и пенькой всюду шла чрезвычайно бойко**.
  
   {* В Калязинском уезде "ржи высевается на мерную десятину от 10 до 12 четвериков, ячменю до 2 четвертей, пшеницы от 10 до 11 четвериков, овса до 4 четвертей... <...> Урожайнее всех хлебов родится овес, который приходит сам 4, а иногда сам 5. Рожь втрое и четверо. Ячмень... вдвое и трое, пшеница вдвое". (Генеральное соображение. С. 48.) Вообще же по губернии отмечались урожаи ржи -- в 3-6 раз, овса -- 2-4, ячменя -- 2-6, пшеницы -- 2-6.
   ** В описании Калужского наместничества отмечается, что многие калужские купцы "торгуют хлебом, пенькою, конопляным маслом... привозимым из разных мест водою и сухим путем. Одного хлеба -- привозится до 200 000 четвертей, из которых до 8000 отпускают водою в города вниз по Оке лежащие, а иногда в Москву и Петербург, смотря по возвышению там цен, остальное продают местным жителям, а часть отправляют сами сухим путем в Гжатскую, Зубцовскую, Прутен-}{скую и Боровицкую пристани и в Москву -- пеньку, пряжу пеньковую... полотна парусные...". То же повторяется и при описании торговли в отдельных уездах. Так, козельские купцы частью торгуют на месте, частью же "отъезжают в степные города для закупки пеньки (и других товаров): пеньку отвозят на Гжатскую пристань и в город Юхнов... скупают у окрестных крестьян хлеб и пряжу и перепродают на полотняные фабрики Перемышльского уезда" и т.д. (Топографическое описание Калужского наместничества. С. 18-19, 26.) Обширная торговля хлебом и пенькой отмечается и для Тверской губ.: "Купечество Тверской губ. торг главный производит, к Петербургскому порту, хлебом и пенькой, скупая хлеб в низовых поволжских городах, пеньку в Малороссии, Белоруссии и в Смоленской губернии". Почти во всех уездах продают хлеб не только помещики, но и крестьяне. (Генеральное соображение. Passim.) Насколько обильны были товарные запасы продовольственных и иных сельскохозяйственных продуктов в сравнительно мало заселенных плодородных черноземных губерниях, можно видеть из расчета, сделанного для конца XVIII в. Евг. Болховитиновым: в Воронежской губ за продовольствием жителей оставалось к отпуску в другие места:
   Ржаной муки...................365 769 четвертей
   Пшеницы ................ ........29 706 четвертей
   Солдатских круп........... 103 041 четвертей
   Овса..................... ...........513 925 четвертей
   Обык. хлеб, вина.......... 203 584 ведра
   Пеньки чистой........... ..1191 пуд
   Холста рубашечного....... 40 430 аршин
   Холста порточного........ 433 150 аршин
   Холста торбочного....... 14 655 аршин
   Холста хрящевого ........ 7973 аршин
   Холста подкладочного .... 5030 аршин
   (Евгений (Болховитинов Е.А.) Историческое, географическое и економическое описание Воронежской губернии... С. 22-26).}
   <[Site239Site]>
   Кроме льна и конопли в севооборот вводились в старых великорусских губерниях горох, а местами гречиха*. Картофель сажали почти исключительно в огородах и то по большей части лишь у помещиков**. Из огородных овощей разводились капуста, свекла, морковь, лук, редька, чеснок, огурцы, репа***.
  
   {* Например в Калязинском, Корчевском, Весьегонском уездах Тверской губ. гороху сеяли на мерную десятину по четверти, гречи по 10 четвериков. Урожай гороху отмечен в Калязинском уезде сам 2-3, Весьегонском сам 4, Корчевском сам 7. (Генеральное соображение. С. 48, 55, 82.)
   ** В Тверском уезде "земляныя яблоки садят у некоторых только помещиков". В Весьегонском -- "земляныя яблоки разводят не только помещики, но и крестьяне многие". В Вышневолоцком -- "в огородах садят... земляныя яблоки". (Генеральное соображение. С. 23, 83, 94.)
   *** Генеральное соображение.}
   <[Site240Site]>
   С более широким укладом помещичьей жизни стал развиваться. вкус к садам. На примере Болотова мы видели, о чем прежде всего начинал заботиться новый деревенский житель, желавший устроиться на более культурный лад, по сравнению с предками. К концу XVIII в. большой благоустроенный сад стал как бы обязательной принадлежностью помещичьей усадьбы. Обыкновенно он соединял в себе и декоративный, и плодовый сад с неизменными парниками и оранжереями. Но иногда разводились и специально-промышленные сады, поскольку можно было рассчитывать на достаточный городской спрос*.
   Переработка сырья, производимого в помещичьих хозяйствах, производилась в широких размерах. Прежде всего, необходимо отметить столь ценимую помещиками привилегию винокурения. При значительном развитии хлебной торговли все-таки далеко не все зерно можно было сбывать натурой и запасы, скоплявшиеся в особенности в урожайные годы, лежали бы годами без движения, если бы на выручку не приходило винокурение. Винокуренные заводы были большим подспорьем в крупных помещичьих хозяйствах, и они же поглощали значительную долю лишнего зерна от более мелких помещиков**.
  
   {* В описании Калужского наместничества упоминаются среди прочих предметов сбыта на отдельные рынки (главным образом в Москву) и яблоки, которых продавалось больше чем на 200 000 руб. (Топографическое описание Калужского наместничества. СПб., 1785. С. 18-19.) Вообще по Оке и Волге промышленное садоводство достигло значительного развития даже среди крестьян уже в начале второй половины XVIII в.: "Фруктовые или собственно только яблочные сады, -- говорит Георги в своих путевых записках, -- имеют все большие деревни по Волге и Оке. Среди первых наиболее знаменита Фокина, на Оке -- Заболотское. Многие крестьяне живут без земледелия только на свои сады и пользуются при этом большим благополучием... В этом году был урожай на фрукты и некоторые крестьяне продавали свой сбор за 300, а иные и за 400 рублей перекупщикам... Сорта яблок все из Астрахани, Персии и Кабарды... Один сорт, называемый Киреевским, так крупен, что иное яблоко весит до 4 фунтов... Разведение здешними крестьянами фруктовых деревьев так славится, что их приглашают из отдельных местностей устраивать фруктовые сады..." (Georg?]oh. Gottl. Bemerkungen einer Reise im Russischen Reich im Jahre 1772-[1774]. St. Petersburg, 1775. Bd. 2:... In den Jahren 1773 und 1774. S. 836-837.)
   ** Евг. Болховитинов отмечает в Воронежской губ. 94 винокуренных завода. Особенно много их было в Бирюченском уезде (в малороссийских селениях право}{винокурения принадлежало не одним дворянам, но и войсковым обывателям). "...Остающееся за употреблением в округе горячее вино, отвозят в великом количестве в Донския станицы, на Кубанскую и Кавказскую линию и другие места..." (Евгений (Болховитинов Е.А.) Историческое, географическое и економическое описание Воронежской губернии... С. 153-154.) В описании Калужского наместничества винные заводы указаны во многих уездах (Перемышльском, Лихвинском, Серпейском, Мосальском, Медынском, Жиздринском). В Тверской губернии винокуренные заводы отмечены почти во всех уездах (Генеральное соображение) и т.д. В то время не знали еще искусства добывать спирт из картофеля (что, видимо, и затрудняло отчасти его распространение), и вино выкуривалось только из хлебного зерна.}
   <[Site241Site]>
   Повсюду с сельским хозяйством соединялась и переработка льна, конопли, шерсти. Прядильные и ткацкие мастерские были непременной принадлежностью помещичьей усадьбы. Кроме того, имелся разнообразный штат дворовых, обученных различным необходимым в хозяйстве ремеслам. Более состоятельные помещики заводили у себя целые фабрики. Большое помещичье хозяйство второй половины XVIII в. представляло очень сложный экономический организм, внутри которого применялось широко разветвленное разделение труда. При этом в нем весьма своеобразно сочеталось натуральное и денежное хозяйство. При большом размахе помещичьей жизни в последней четверти XVIII в. значительная масса продуктов, получаемых с имения, поглощалась многочисленной дворней, да и потребление самой помещичьей семьи, при разнообразных затеях и широком гостеприимстве, было очень велико. Но вместе с тем помещик нуждался в большом денежном доходе и получал его или непосредственно -- в форме денежного оброка, перелагая заботу о рыночной реализации продуктов на крестьян, или отчуждая на сторону продукты, изготовленные барщинным способом или переданные ему в виде натурального оброка. Изготовление сырья и переработка его были весьма сближены и часто выполнялись на самой сельскохозяйственной территории на помещичьих фабриках и мастерских и в крестьянских избах. Кустарное и фабричное -- или вернее мануфактурное -- производства (так как работы и на фабриках велись ручным способом) отличались друг от друга только размерами предприятия и кооперировали по направлению к одной цели. Дворяне, имевшие достаточно средств,<[Site242Site]>заводили фабрики. Не обладавшие такими средствами прямо пользовались трудом крестьянских семейств, но и те, и другие были одинаково заинтересованы в промышленной переработке сырья, близкой к месту его производства. Фабрики были иногда настолько мелки, что они составляли как бы переход от настоящей фабрики (мануфактуры) к работе отдельной крестьянской семьи*.
  
   {* Например, в Калужском наместничестве в сельских местностях отмечены в Калужском уезде 1 суконная и 2 полотняных фабрики, в Лихвинском 2 суконных, в Серпейском 1 парусная, 1 полотняная и 1 бумажная, в Медынском 4 парусных и 5 бумажных, в Жиздринском 1 парусная. (Топографическое описание Калужского наместничества. СПб., 1785. С. 34, 41, 47, 62-63, 68-69.) Много полотняных помещичьих фабрик отмечает и "Генеральное соображение по Тверской губернии". В Воронежской губернии в конце XVIII в. было 14 суконных фабрик в Воронежском уезде, 1 суконная и 1 полотняная в Задонском, 2 полотняных в Нижнедевицком. (Евгений (Болховитинов ЕЛ.) Историческое, географическое и экономическое описание Воронежской губернии... С. 93, 142, 165.) В общие отчеты попали, по-видимому, только более крупные фабрики. В ведомостях Мануфактур-коллегии и конторы за 1773 г. из общего числа 328 фабрик отмечено 66, принадлежащих дворянам. В сведениях об оборотах фабрик, данных Мануфактур-коллегией и конторой, на 305 фабриках было сработано в год товара на 3 548 000 руб., из них на дворянских (57) на 1 041 000 рубль; значит, в среднем показанные здесь дворянские фабрики были почти вдвое крупнее недворянских. (Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. М., 1926. Т. 1. С. 31-32.)}
   <[Site243Site]>
   ++++++
   ГЛАВА СЕДЬМАЯ
   ++++++
   Идея самодовлеющего крепостного хозяйства у агрономов и публицистов второй половины XVIII в.
   Отношение их к оброчной и барщинной системам.
   Экономические воззрения кн. М.М.Щербатова.
   Взгляд его на причины дороговизны и голода. Практические предложения. Программа-максимум и программа-минимум.
   Утопия Щербатова ("Путешествие в землю Офирскую").
   Распространение идей немецких камералистов.
   Перевод трактата Юсти.
   Оброчная система во второй половине XVIII в. Применение ее в трудах А.В.Суворова и В.Г.Орлова.
   "Уложение" В.Г.Орлова. Положение крестьян при оброчной системе.
   Барщинная система.
   Крепостной труд при барщине.
   Усиленная эксплуатация.
   Увеличение сельскохозяйственной продукции.
   Взгляды русских агрономов и публицистов второй половины XVIII в. на способы поощрения трудолюбия у русских крестьян.
   Олешев.
   Роман Воронцов.
   Клингштет.
   Автор статьи "О поправлении деревень".
   Пастор Грасман.
   Бернгарди.
   Возражения Болтина Леклерку.
   Радищев.
   ++++
   Под впечатлением сформировавшегося ко второй половине XVIII в. строя хозяйства у "рачительных экономов" и агрономических публицистов сложилась своеобразная система идей, как бы некоторое социальное мировоззрение, мыслившее хозяйственную организацию как совокупность занятий, разворачивающихся вокруг помещичьей усадьбы под руководством помещика. В это мировоззрение не укладывались ни внеземледельческие отхожие промыслы крестьян, ни купеческие фабрики, ни даже городские ремесла. Купечество терпелось в торговле сельскохозяйственными продуктами (в городской торговле его роль признавалась) как необходимый посредник для крупных оборотов, в мелкой же торговле считались достаточными выезды крестьян на местные базары. Во всяком случае, вся организация производства мыслилась как совокупность разнообразных занятий, объединяемых и руководимых помещиком или его управляющим. Эта утопия самодовлеющего крепостного хозяйства подкупала умы, начинавшие пробуждаться к теоретическому размышлению, своей кажущейся логической стройностью и соответствием фактам действительности.
   <[Site244Site]>
   Ее провозвестники не задумывались над историческими корнями нового уклада помещичьего хозяйства и не пытались логически продолжить скрывавшуюся в нем тенденцию. Они не видели (и по условиям эпохи им и трудно было видеть), что сельское помещичье хозяйство, обросшее разного рода промыслами, составляло первичную форму более развитого трудораздельного хозяйства, выросшую под давлением новых рыночных отношений. Дальнейшей и более совершенной формой должно было быть отделение крупного промышленного производства от сельского хозяйства, развитие крупных городских фабрик. Эта форма уже намечалась во второй половине XVIII столетия, так как при всех трудностях, стоявших на пути крупных купеческих фабрик, число их неуклонно росло. При вступлении Екатерины II на престол (1762 г.) в России насчитывалось всего 984 фабрики и завода (не считая горных), в год ее смерти (1796 г.) -- 3161*. Дворянские фабрики, при всем их распространении, составляли, как мы видели выше, меньшинство. Общая тенденция развития проявлялась уже и тогда с достаточной ясностью, но в глазах дворянских публицистов она была завуалирована их интересами и затруднениями, с которыми приходилось встречаться купечеству при заведении новых фабрик (недостаток свободной рабочей силы, крупных капиталов, технического образования, инициативы и т.д.). Эти затруднения частью создавались самим дворянством, добившимся сначала ограничения, а потом и прямого запрещения покупки крестьян к фабрикам**.
  
   {* Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Т. 1. С. 42.
   ** Сенатским указом 1752 г. фабрикантам было разрешено прикупать не более 12-42 душ мужского пола (смотря по роду изделий) к каждому стану. Указом 29 марта 1762 г. (при Петре III) была совершенно запрещена покупка к фабрикам и заводам крестьян как с землей, так и без земли. Екатерина поспешила подтвердить и эту меру ее злополучного предшественника (указом 8 августа 1762 г.). (Там же. С. 31.)}
  
   Зачатки такого взгляда на организацию общественного хозяйства мы встречали уже выше у Елагина, Болотова и авторов ответов на анкету Вольного экономического общества. К этому взгляду склонялась и Екатерина, но не очень решительно и со многими оговорками. Подавляющее влияние<[Site245Site]>дворянства в государственных делах ее видимо тяготило и, уступая ему поневоле, она не была склонна увлекаться его идеологией*.
  
   {* Об экономических воззрениях Екатерины см. ниже. Под впечатлением жизненных фактов и литературных авторитетов своего времени Екатерина естественно ставила земледелие на первое место, высказывала сомнения в пользе применения "махин", сокращающих "рукоделие", т.е. уменьшающих число работающих". (Наказ Е.И.В. Екатерины Вторыя самодержицы Всероссийской данный комиссии о сочинении проекта нового уложения. СПб., 1893. Ст. 314 и 316) Но в то же время она ставила задачей разумной политики создание в России третьего сословия и высказывалась в защиту всякого труда, особенно искусных ремесленников: "Человек не для того убог, что он ничего не имеет, но для того, что он не трудится: тот, который не имеет никакого поместья да трудится, столь же выгодно живет, сколько имеющий дохода сто рублев, да не трудящийся". "Ремесленник, который обучил детей своих своему искуству, и то дал им в наследие, оставил им такое поместье, которое размножается по количеству числа их". "...Рукоделам, употребившим во трудах своих рачение превосходнейшее" надо давать награждение, как и лучшим земледельцам". (Там же. Ст. 311, 312 и 300) В то же время, поддаваясь голосу окружавших ее дворян-земледельцев, она высказывалась против оброчной системы и вообще повторяла взгляды, господствовавшие в этих кругах. См. ниже.}
  
   Зато дворянство, как правительственное, так и местное, высказалось в наказах депутатам Комиссии по составлению нового уложения и в самой Комиссии с решительностью и определенностью, не оставляющими желать большего. Даже Мануфактур-коллегия, обязанная по своему прямому назначению заботиться о распространении всякого рода фабрик, как дворянских, так и купеческих, высказалась в наказе своему депутату, вице-президенту Сукину, против работы крепостных крестьян на купеческих фабриках, рекомендуя прибегать к вольнонаемному труду: "Если поселяне должны будут земель своих не покидать, но всемерно оные обрабатывать, а к сему прибавятся им рукоделия, их состоянию приличныя, как-то: пряжа шерсти, льна и пеньки, ткания из того сукон и полотен, кузнечная деревенская работа и т.п., то, кажется, довольными им быть надлежит... Если равным образом и мещане должны будут получать пропитание мещанскому званию приличными промыслами... то они станут учиться и работать на фабриках... Многие фабрики исправляются уже теперь одними наемными людьми. А когда исправляются многие, то могут и все"[119]. О замене крепостного труда на фабриках вольнонаемным настойчиво<[Site246Site]>говорили в Комиссии дворянские депутаты от разных местностей -- тверские, владимирские, смоленские, тульские, московские и др. И в то же время дворяне требовали свободы для крестьянских промыслов и для торговли крестьян собственными изделиями (ярославские, владимирские и др.)*.{* Туган-Барановский М. Русская фабрика в прошлом и настоящем. Т. 1. С. 30, 32-38, 40.}
  
   Новое мировоззрение дворянства по отношению к двум системам крепостного хозяйства -- оброчной и барщинной -- должно было логически тяготеть к последней, ибо только при ней помещик мог стать руководителем всей хозяйственной деятельности на его землях. Оброчная система была неизбежна при пожизненной обязательной службе дворянина. Ему было тогда не до хозяйства, и он рад был, что имение дает ему регулярный доход, не вникая в самый процесс хозяйствования, предоставленный возможностям и усмотрению самих крестьян. Оброчная система была в хозяйственной области либеральна и конституционна: помещик правил своими крестьянами, получал от них доходы, но не управлял ими. Напротив, барщинная система содержала в себе элементы деспотизма и организаторского всевластия: помещик, непосредственно или через своего управляющего, руководил крестьянским трудом на отведенной под барщинную обработку земле и ради этого вмешивался и в работу на предоставленном крестьянину наделе. Обе системы носили пока смешанный, компромиссный характер. И при оброчной системе помещик мог вмешиваться в хозяйство крестьянина и обыкновенно строго следил за тем, чтобы крестьянин не пьянствовал, не ленился, не запускал хозяйства, не уменьшал и не ухудшал инвентаря и т.п. А с другой стороны, и при барщине у крестьянина оставалось все еще довольно много простора для самостоятельной работы на своем наделе, по содержанию скотины, устройству дома и усадьбы, да и на барской запашке он работал со своим инвентарем и своими привычными приемами, в которых ему не мешали, лишь бы он усердно и толково работал. Но каждая из этих систем могла быть логически продолжена дальше, по направлению к ее идеальной схеме, и жизнь толкала ее по этому пути. С развитием<[Site247Site]>городской жизни и городских промыслов земледельческий оброк в центральных, сравнительно малоплодородных губерниях, и в то же время близких к крупным городским центрам, стал заменяться внеземледельческими отхожими промыслами. Крепостные крестьяне уходили из своих деревень на городские фабрики, работая там по вольному найму, занимались ремеслами и торговлей. Крестьянин экономически освобождался тогда от всякого руководства помещика, его связь с ним поддерживалась только уплатой определенного оброка, как бы некоторого налога за право жить и работать самостоятельно. Как добывался этот оброк, помещик не знал, а если и знал, то никак не мог включить эту работу своего крестьянина в систему собственного хозяйства. Он следил за успехами работы своего крепостного и увеличивал оброк с него по мере того, как тот богател, и только. Понятно, что практическому хозяину это было удобно и часто очень выгодно, и он не старался мешать такому течению вещей, от которого явно росли его доходы. Но люди, настроенные идеологически, не могли переварить нового порядка отношений между сельским хозяйством и городской промышленностью, видя в нем угрозу тому строю крепостного хозяйства, который имел своей основой помещичью землю, а руководящим центром помещичью усадьбу. Отсюда постоянные жалобы на уход крестьян в города, запустение земель и советы принимать ограничительные меры. Но, выступая против отрыва крестьян от земледелия и от помещичьего руководства, дворянские публицисты второй половины XVIII в., по-видимому, не догадывались еще, к какому логическому концу приводит излюбленная ими система барщинного хозяйства. Раз руководство крестьянской работой помещик берет на себя, он должен, рассуждая последовательно, стремиться подчинить себе весь труд крестьянина, перевести последнего из положения самостоятельного хозяина в простого батрака, работающего не по своему плану и разумению, а по указанию сверху. Это значило лишить крестьян последнего убежища для самостоятельной хозяйственной деятельности -- земельного надела, что некоторые помещики практически и делали, ставя своих крестьян на месячину. Они руководствовались при этом, конечно, не какими-либо теоретическими соображениями,<[Site248Site]>а просто собственной выгодой. Таких случаев, однако, было тогда еще очень мало*,
   и они встречали всеобщее осуждение. Сами публицисты, ратовавшие против оброчной системы, с негодованием отвергали эту форму хозяйства как беспочвенную, и такое же отношение к ней мы встречаем и у других агрономических писателей XVIII в.**
   Такое настроение держалось даже до конца крепостной эпохи. Особенность русского дворянского земледелия -- долгий служилый характер сословия, не позволявший очень близко подойти к организации хозяйства, -- повлияла на живучесть оброчной системы и сравнительно медленное развитие барщинной. Наше крепостное хозяйство не успело дойти до своего логического конца, как его застигла реформа. Но об этом после. Сейчас же мы должны отметить, что во второй половине XVIII в. агрономическая публицистика поставила вопрос о широко разветвленной организации крепостного хозяйства, включающей в себя вместе с сельским хозяйством и разного рода промыслы и торговлю, и отнеслась неприязненно к намечавшемуся экономическому развитию городов. Конечно, в подавляющем большинстве случаев помещики устанавливали в своих имениях и оброчную систему не ради великодушия и даже не из соображений личного удобства (имевших значение для немногих очень богатых или очень занятых службой людей), а ради материальных выгод***.
  
   {* По данным "Экономических примечаний", разработанных Семевским, в 20 великорусских губерниях оказалось "месячников" всего 963 души в 41 даче, причем в большей части их это были, вероятно, очень малоземельные хозяйства, где помещик сам вместе со своими дворовыми брался за соху и обрабатывал свое небольшое поле. "Только в 6 дачах, где было более чем по 30 дворовых, занимавшихся хлебопашеством, нужно заподозрить насильственное обращение крестьян в дворовых". (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. 1. С. 41-42.)
   ** "...Некоторые... хотят чтоб крестьяня их безпрестанно на них работали и собственностиб у себя никакой не имели; но таковыя очень редки и признаются от всех вообще за чудовищных и презрительных выродков в природе". (Балтин И.Н. Примечания на историю древния и нынешния России г. Леклерка / Сочиненныя генерал-майором Иваном Болтиным. [СПб.], 1788. Т. 2. С. 216-218.)
   *** "Определяют Помещики крестьян своих в работу или на оброк, как им покажется для себя прибыльнее, сообразуяся с обстоятельствами. Ежели Помещик сам живет в деревне, или надежнаго имеет у себя прикащика, и земли к пашне}{удобной довольно, в таком случае гораздо прибыльнее оставить крестьян на пашне; еслиж сам находится в отсутствии, прикащика надежнаго не имеет... то прибыточнее положить их на оброк", (Там же. С. 216.)}
  
   Если помещик не жил<[Site249Site]>в деревне (а для крупного помещика, имения которого были разбросаны по разным, часто очень отдаленным одна от другой губерниям, это было и физически невозможно для всех его поместий, кроме одной, по большей части подмосковной деревни), то простой расчет подсказывал ему ставить своих крестьян на оброк, потому что при простоте оброчного хозяйства его управляющий и приказщики не могли так обманывать его, как при барщинной системе*.
  
   {* Еще Георги в описании своего путешествия по России в 1772-1774 гг. указывал, что при оброчной системе простой дворовый человек, умеющий читать и писать, может, при трезвости и честности, хорошо управлять даже крупными имениями, и не очень надувать хозяина при всем своем желании. (Georgi Joh. Gottl. Bemerkungen einer Reise im Russischen Reich im Jabre 1772--[1774]. II. 1775. S. 796.) Пример этого мы будем видеть в парикмахере гр. В.Г.Орлова.}
  
   Но с точки зрения сельскохозяйственного производства страны, барщинная система представлялась более желательной, т.к. она обеспечивала большую сельскохозяйственную продукцию, и потому жизнь с ее повышающимися требованиями к сельскому хозяйству толкала его в сторону распространения барщины**.
  
   ** "...За исключением отдельных ненормальностей и злоупотреблений барщина, как и вообще крепостная организация хозяйства, соответствовала в XVIII веке хозяйственным интересам не одних только владельцев-дворян, но и крепостного крестьянскаго населения; в первой стадии развития денежнаго хозяйства, когда совершается еще только первоначальная перестройка экономических отношений на новую основу, экономически-слабые элементы общества, какими, несомненно, и были крестьяне, не могут обойтись без посторонней помощи, которую и получают от дворян-землевладельцев, -- отсюда прочность крепостных порядков; в то же время недостаток денежных средств делает для народной массы более удобной и выгодной барщину, чем требующийся по условиям времени денежный оброк..." (Рожков И.А. Город и деревня в русской истории. С. 58.)}
  
   Поэтому люди с более широким общественным кругозором отстаивали барщинную систему и нападали на оброчную не из одних узко-сословных интересов (все агрономические публицисты того времени были дворяне, и, конечно, ближе всего к сердцу принимали нужды и выгоды своего класса), но и общих государственных соображений. Последние действовали с особенной силой во время неурожаев, когда острый недостаток сельскохозяйственных продуктов и вытекающие<[Site250Site]>из него дороговизна и голод заставляли резко ставить вопрос об условиях, способствующих или, наоборот, препятствующих увеличению сельскохозяйственного производства. Увлекаясь этой темой, дворянские публицисты выступали не только против оброчной системы в земледелии, но и против неземледельческих крестьянских промыслов, вообще против развития промышленности, тогда уже ясно наметившегося. Поэтому их аргументация часто хромает, но по отношению к самому сельскохозяйственному производству они метко указывали на жизнеспособность и государственное значение барщинной системы. Не видя, что развитие городского рынка являлось существенным условием процветания самого сельского хозяйства, агрономические писатели XVIII в. строили в своем воображении утопию самодовлеющего крепостного хозяйства, объединяющего в себе и производство сырья, и переработку его в готовые изделия. Взгляды их были, однако, довольно смутны и часто противоречивы, и единственно, на чем они неизменно и очень горячо настаивали, -- чтобы все усилия государственной власти и самого дворянства были направлены на подъем сельского хозяйства посредством организации сельскохозяйственных и примыкающих к ним работ под руководством заботливых и просвещенных землевладельцев.
   Наиболее яркой фигурой такого дворянского агронома-публициста был известный кн. М.М.Щербатов. Выступив с энергичной защитой дворянских прав и имущественных интересов еще в Комиссии по составлению нового уложения и в связи с нею, он продолжал и потом размышлять о нуждах дворянства и его роли в государственной и экономической жизни России и все свои размышления и практические советы сводил обычно к тому, чтобы выяснить возможности и указать мероприятия к улучшению государственного управления и народного хозяйства России под руководством дворянства как первенствующего сословия, призванного всем его прошлым к водительству государственного корабля и всех других классов народа*.
  
   {* Кроме прав по участию в местном управлении и судебных привилегий Щербатов предлагал во время созыва, заседаний и вспомогательных совещаний}{ Комиссии по составлению нового уложения предоставить дворянам исключительное право владения не только населенными землями, но и предприятиями, перерабатывающими сельскохозяйственное сырье, как это было уже установлено для винокурения. Как "вино из продуктов земли, которой единые дворяне владетели, сидится, по тому же резону мнится, что и фабрики, сочиняющиеся изо льну и из пеньки, и из прочих земляных и экономических произращений, равным же образом дворянам должны принадлежать". (Щербатов М.М. Проекты и голоса, подаванные от депутата Ярославского дворянства Михаила Щербатова в Комиссию о сочинении проекта Нового Уложения / / Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. I. Стб. 17. -- В.Т.) Купцы могли бы сохранить за собой только существующие уже фабрики, и то лишь при условии особого платежа в пользу корпуса дворянства. Щербатов проектировал также разрешить одним дворянам закупать хлеб у крестьян и отдавать на откуп питейные дома помещикам тех деревень, где они находятся. Даже во внешней торговле, которую он считал естественным занятием купечества, он находил полезным участие дворян. В "Размышлении о дворянстве" Щербатов так формулировал "полезныя права относительно до владения имений": "владеть своими деревнями, оныя продавать и покупать, право рубки лесов, рыбных ловель по землям, содержание мельниц, заводов и фабрик из российских произведений, добываний сокровищ, в недрах земли сокрытых и в дачах владения их находящихся, им исключительно принадлежит. Обще же с другими чинами владение дворами, учинение завещания и торг внутренний и внешний своего урожая произведениями". Тогда будет "каждый сам особою своею привязан к государству", "исполняя долг отечеству службой и войной, "тогда же бьется он и служит для себя, сохраняя и защищая участок свой в государстве". (Щербатов М.М. Размышление о дворянстве / / Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. I. Стб. 266-268. Ср.: Мякотин В.А. Дворянский публицист Екатерининской эпохи. (Князь М.М.Щербатов) // Мякотин В.А. Из истории русского общества: этюды и очерки. СПб., 1902. С. 161-163.)}
  
   Роль купечества в таком<[Site251Site]>общественном строе, естественно, должна была быть очень ограничена*.
  
   {* Щербатов оставил им "весь чужестранный торг, ловочную и мелочную и все смешанных и единственно сделанныя из чужестранных произведений мануфактуры", равно как и "пристойный ремесла в городах, откупы и подряды, взирая по их сходству им исключительно, а другия вообще с благородными принадлежат". Щербатов доходил даже до того, что несмотря на собственные филиппики против "повреждения нравов" в смысле распространения роскоши и расточительства, считал самую расточительность дворян не опасною для государства, а всякий лишний расход купца на себя прямым государственным ущербом, "... Если благородный неумеренными своими издержками приведет себя в раззоренье, издержки его были полезны государству, оне побуждали художества, ремесла и торговлю", тогда как расточительность купца, который может быть полезен государству только своим капиталом, наносит прямой вред: "...Колико если мы возьмем купца, оной торговлею своею есть полезный член государству, яко спомоществующий вывозу произведений онаго и тем ободряющий рукоделия, мануфактуры и зем-}{леделие, и снабжает государство тем, что в нем недостает, а самым сим умножает богатство государства и благоденствие народа. Но полезность сию не может он производить, как по мере своего капитала, следственно все, что он из онаго вынет для удовольствия своего сластолюбия и ненужной охоты, то вынимает частицы, которыми он мог быть полезен отечеству..." (Щербатов М.М. Размышление о дворянстве, Стб. 252-254.) Понятно, что Щербатов относился с негодованием и резким осуждением к широко распространенному в последней четверти XVIII в. стремлению купцов переходить в дворяне. Торговля, писал он, лишается при этом капиталов, а купцы, ставши дворянами, перенимают у старинных дворян их роскошь и пышность, начинают вести часто и совершенно беспутную жизнь и разоряясь сами, наносят непоправимый вред государству. Он перечисляет капиталы, вышедшие из торговли у таких дворян: Лазарева -- 500 000 р., Логинова -- 1 000 000 р., Барышникова -- более 500 000 р., Мещанинова -- 500 000 р., Хлебникова -- 500 000 р., Гусятниковых -- до 400 000 р., Матвеева -- до 500 000 р., Зубкова -- до 400 000 р. Алексей Затрапезный, при возвращении из-за границы, получил полотняную фабрику с 50 000 р. годового дохода и наличными деньгами более 300 000 р., все пропил и промотал меньше чем в десять лет и умер "в молодых летах, не успевши дойти до нищеты, уже обеднялый". "Журавлевы, Истомины, Лузины, Затрапезные упали, а Пелсы в Голандии уже многие роды пребывают", (Его же. Размышления о ущербе торговли, происходящем выхождением великого числа купцов в дворяне и в офицеры // Чтения в императорском Обществе истории и древностей Российских. 1860. Кн. I, С. 136-140 (Материалы отечественные).)}
   <[Site252Site]>
   Свой взгляд на отношение между земледелием и обрабатывающей промышленностью Щербатов выразил с достаточной полнотой уже в написанной в 1776-1777 гг. "Статистике в разсуждении России". При описании Нижегородской губернии, с ее крупными промышленными и торговыми селами, он пытался доискаться исторических корней такого хозяйственного развития и дать ему оценку со своей основной точки зрения. "Народ сея губернии, -- говорит он, -- особливо склонен ко всяким промыслам и торгам, и многия тут обретаются великия села, которыя богатством и торговлею своею знатным городам не уступают. Но так как сие естественно должно быть, где есть такие великие промыслы у крестьян, тут земледелие ослабевает, хотя сама природа тут кажется призывает людей к необленчивому земледелию, и сие кажется есть коренное зло в России, что во многих ее областях великое число крестьян, оставя земледелие, ударилось в другие промыслы..." Причины такого прискорбного явления Щербатов видел в увеличении падающих на крестьян<[Site253Site]>государственных податей и помещичьих поборов и недостаток земли в местах*, густо населенных.
  
   {* "...Но как нет никакого добра и зла, которое бы не имело причины своего
   начала, то, кажется, должно о сем некоторое разсмотрение учинить. Прежде нежели Петр Великий наложением подати принудил крестьян стараться другими ремеслами приобретать себе на пропитание и на заплату податей, крестьяне все прилежали к землепашеству, были сыты, но бедны, и хлеб толь дешев был, что, не взирая на великое плодородие, никогда не мог заплатить трудов земледельца; но как стали крестьяне податьми несколько отягчены, тогда помещики узнали многия спокойствия жизни, кои до того им неведомы были, для приобретения оных стали на крестьян новыя подати накладывать; тогда крестьяне, для удовлетворения податьми Государя и помещика, оставя земледелие, стали ходить в другие работы, и действительно они стали богатее деньгами, но земледелие упало и государство от того претерпевает. Вот первая причина политическая уменьшению земледелия и дороговизны хлеба..." (Его же. Статистика в разсуждении России // Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. 1. Стб. 490-492.)}
  
   Для устранения этих причин Щербатов предлагал соответствующие меры:
   1) воспретить занятие промыслами городского типа для крестьян и 2) отводить крестьянам и помещикам пустые казенные земли в Белгородской и Воронежской губерниях. Озабоченный упадком земледелия в промышленных местностях, Щербатов не задумывается над вопросом, не произошло ли здесь разделение занятий, увеличивающее в общей системе народного хозяйства производство хлеба созданием новых рынков для его сбыта. Второе предлагаемое им средство давно уже и широко применялось -- инициативой самих помещиков. Процесс заселения южных плодородных губерний земледельческим населением с ростом населения старых губерний и увеличения в них промышленной деятельности совершался неуклонно, и помещики давно уже приобретали там земли и переводили из них часть своих крестьян. Оба процесса -- и развитие промышленности в центральных губерниях, и развитие земледелия в черноземных степных губерниях шли параллельно, взаимно поддерживая друг друга. Любопытно, что даже развитие специальных культур в самом земледелии Щербатов считал нежелательным, так как оно сокращает собственно хлебное производство: "Псковской же провинции крестьяне гораздо прилежат к земледелию, и, может статься, могли бы иметь довольно хлеба, естьли бы прибыльней себе не почитали сеять лен, который во всей Европе<[Site254Site]>за лучший почитается и отпускается в великом количестве в чужие край, чрез скупание помещиков у крестьян, которые его потом чужестранным купцам продают"*. Отрицательно относится он и к объявленной Екатериной свободе ремесел, благодаря которой "худыми и дешевыми мастерствами хорошия фабрики стали подрывать, а самым же сим, крестьяне сделавшись ткачами, и земледельство некоторое ослабление почувствовало"**. Осуждает Щербатов и отнятие земель у монастырей, которые хорошо организовывали хозяйство в своих имениях: после отобрания вотчин у монастырей хозяйство разорилось -- конские и скотские заводы, мельницы, леса, пруды, земля частью не запахана, частью не так удобрена как раньше, хлебные магазины раскрадены и распроданы. Он предлагает произвести описание экономических имений и указать, как вести хозяйство, поручая заводы "какому ближнему дворянину" с вознаграждением из дохода; отдать землю крестьянам за хлебный оброк -- "то бы сие самое их к хлебопашеству склоняло", завести хлебные магазины и запасные денежные суммы для ссуд крестьянам, затрудняющимся при платеже оброка***.
   {* Там же. Стб. 529.
   ** Там же. Стб. 597-598.
   *** Там же. Стб. 599-602.}
  
   Склоняясь к старости, Щербатов, пораженный до ужаса бедствиями крестьянского населения в голодных 1786-- 1787 гг.****, опять взялся за перо, чтобы выяснить причины неурожаев и дороговизны хлеба и повторить свои любимые мысли о надлежащей организации народного хозяйства.
  
   {**** "Московская, Калужская, Тульская, Рязанская, Белогородская, Тамбовская губернии и вся Малороссия претерпевают непомерной голод, едят солому, мякину, листья, сено, лебеду; но и сего уже недостает; ибо, к нещастию и лебеда не родилась, и оной четверть по четыре рубля покупают. Ко мне из Алексинской моей деревни привезли хлеб, испеченной из толченаго сена, 2 из мякины, и 3 из лебеды. Он в ужесть меня привел, ибо едва на четверть тут четвертка овсяной муки положена. Но как я некоторым и сей показал, мне сказали, что еще хорош, а есть гораздо хуже". (Щербатов М.М. Состояние России в разсуждении денег и хлеба, в начале [1787] года, при начале турецкой войны // Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. 1. Стб. 684.)}
  
   В написанном в 1787 г. "Разсуждении о голоде"<[Site255Site]>Щербатов вообще констатирует упадок земледелия по сравнению с прежним временем. "Достойно есть удивления, -- пишет он, -- что тогда, когда... Императрица утвердила сию великую истину, что земледелие есть найполезнейший труд, когда сочинениями своими Економическое Общество тщилося все роды домостройства побуждать, и когда самыя нужды наши должны бы найболее побудить нас к земледелию, оно тогда совершенно упало. И вместо, что у непросвещенных наших предков, не знающих и слово домостройства, не читающих никаких ученых сочинений, скирды хлеба погнивали, мы со всем просвещением и со всеми побуждениями, и в обильные годы семян не имеем". Упадок этот происходит от "нерачения крестьян и помещиков и от неимения людей для употребления надзирать за сим нужным трудом государству". Крестьяне убегают от земледелия в города, остающийся же в деревне, "худое имея знание о земледелии" и, не имея руководства, "с небрежением к земледелию прилежит, худым урожаем пуще огорчается и труд, долженствующий составить его благосостояние, в ненависть приемлет". Нерачительны не только помещичьи, но и экономические и государственные крестьяне, "оставленные на собственное их попечение". В то же время и помещики "из детства отдалены от своих деревень, худо и понимают все тонкости земледелия, кладут свои деревни на оброк, получают великие доходы", служат или предаются удовольствиям. "Бедные дворяне, которые до сего найболее прилежали к земледелию, быв должностями отвлечены и получая более жалования, нежели бы могли доходов с деревень получить, малыя свои селения оставляют, и не токмо сами, но и с людьми своими, которые во время их пребывания в деревнях пахали, самыя лошади, служащия к унавоживанью и обрабатыванью их полей, живут с ними в городах". Даже "достаточные и благоразумные помещики, чювствующие, какую пользу можно от земледелия получить... за недостатком людей для присмотру, принуждены и в плодоноснейших областях деревни свои на оброк класть..."
   Население размножилось, а вместе с тем "во все чины Государственные", даже до крестьян, вкралось сластолюбие. "... Никто сему, взирая на наши столы, житье и здании,<[Site256Site]>оспорить не может"; крестьяне тратят вдвое против прежнего, а "сластолюбие обыкновенно влечет за собою леность, а леность людей ослабляет в земледельческой работе; привязанность к роскоши, производимый оною недостаток, понудил множество крестьян, оставя их желании, итти в торги, в мастерствы и в другие промыслы: они роскошь свою удовлетворяют, слаще пьют и ядят, но земли, обработыванныя ими, праздны остаются", или дурно обрабатываются наемниками, которые при этом уже совсем запускают свои собственные земли, -- "и се есть явное уменьшение земледелия"*.
  
   {* Щербатов М.М. Разсуждение о нынешнем в [1787] году почти повсеместном голоде в России, о способах оному помочь и впред предупредить подобное же нещастие. Стб. 631-637.}
  
   Любопытно, что промышленную работу Щербатов считает "леностью" только потому, что она отвлекает рабочие руки от настоящей, по его мнению, работы -- от земледелия. Такой вид лености в связи с "размножением сластолюбия" и породил, по убеждению Щербатова, развитие городской жизни за счет сельской, а с ним -- дороговизну и голод. "Взирая на множество людей", занимающихся в городах отхожими промыслами, "ощутительно есть, что число пахарей должно было уменьшиться". "По мере размножения сластолюбия, приумножилися все мастерствы, рукоделии и промыслы", причем вкус к роскоши сказался и в самих государственных постройках, в губерниях и других городах, отвлекая от земледелия тысячи человек**.
  
   {** "Естли мы возьмем в пример одну Москву, -- продолжает Щербатов, -- и разсмотрим разных мастеровых, живущих и приходящих в оную, то ясно увидим, коль число их приумножилось. Двадцати лет тому не прошло, весь каретный ряд вмещался за Петровскими воротами по Земляной огороде по большей улице; а ныне не токмо уже многия лавки распростлись внутрь Белаго города, и взаворот в обе стороны по Земляному городу, но и в других улицах множество есть таких сараев для продажи карет не щитая сколько Немцев каретников в Москве в разных местах кареты делают и продают. Хлебники были веема редки; ныне почти на всякой улице вывески хлебников видны. Кирпичю в год вряд до 5 миллионов делалось, ныне делается до 10 миллионов; строеньи были редки и много как в Москве прежде когда 20 домов строилось, а ныне нет почти улицы, гдебы строение не производилось. Все таковые промыслы требуют людей, или навсегда пребывающих, или приходящих на время летнее, яко кирпишников, каменьщиков, штекатуров, плотников, столяров и прочее; а все сии люди, удвоившиеся}{или утроившийся на летнее время, оставляют свои домы и земледелие, чтобы, не способствуя к произращению пропитания, быть истребителями съестных припасов. Приложим еще, сколько таких мастеровых употреблены во всех Наместничествах, огромные всенародные и приватных людей здания, в малое число лет якобы волшебством каким произведенные, повсюду пышность и великолепие взирающему на внешность человеку представляют, но колико в самом деле отвращением от земледелия, а потому убавкою произведения нужнейших к жизни вещей Россию ослабляют!" (Там же. Стб. 632-634.)
   Щербатов выразил здесь чрезвычайно популярное и широко распространенное тогда мнение, образцы которого мы встречали уже немало, и которое держалось и долго после. В самом конце Екатерининского царствования, в речи, произнесенной на годичном собрании Вольного экономического общества, надворный советник Ф.И.Туманский в числе "причин", препятствующих усовершенствованию хозяйства в России, указывал "оброчивание частными помещиками селян". "Он найдет себе пропитание в городах легче и избыточнейшее, но ему и потомству вреднейшее; от сего родится любовь ко праздности и роскоши, пренебрежение сельския жизни и следственно гибель общая". "Торговля есть дело городов: и так селяне сим занимающиеся кроме того, что не в свое вступают дело, наносят великой вред хозяйству. Многие из них возвратясь в домы, покупают хлеб, вместо того, что могли бы трудясь продать избытки своего". "Но не токмо говорить о сем более и изъяснять, да и вспоминать горестно!" (Труды ВЭО. 1794. Ч. XIX. С. 314-316, 321-322.)}
   <[Site257Site]>
   Из второстепенных причин Щербатов указывает -- "умножение винокуренных заводов и корчемства", "к вящему повреждению нравов, истреблению лесов и хлеба, и к ущербу государственнаго дохода", "неразсмотрительной выпуск хлеба в чюжие государства", малоземелье на севере и малое использование земель на юге. Последние или розданы "вельможам, которые, быв обогащены и без того милостями Государя, малое прилежание о населении и обработывании их прилагают. А и проданныя суть по большей части людям богатым, захватившим многия тысячи десятин, и употребляющим их для скотоводства, и не помышляя довольно их населить и запахать. И тако впадаем в правило народа скотоводителя, которому не в пример более земли потребно, нежели народу хлебопашцу"*.
  
   {* Щербатов М.М. Разсуждение о нынешнем в [1787] году почти повсеместном голоде в России, о способах оному помочь и впред предупредить подобное же нещастие. Стб. 638.}
  
   Здесь Щербатов опять проявляет неприязненное отношение к специализации сельского хозяйства. Его идеалом остается земледелец средней великорусской полосы,<[Site258Site]>с его паровым-зерновым земледелием. Он отмечает также "уменьшение доброты земель" в черноземных областях: "Кто хотя мало к физике прилежал, тот известен, что чернозем не есть природная земля, но нагнои из согнивших трав, листьев, навозу и прочее, и что взятое из земли должно возвращать, то есть, что поелику она рождением плодов истощается, потолику должно силу ея новыми удобрениями возобновлять". Тучная черноземная земля в первое время "навозу не требует, но обильно своею тучностию родит хлеб. Однако, когда тут люди поселятся, земля будет обработана, хлеб снимаем и трава скошена, то новаго нагною на нее быть не может; и так час от часу она выраживается, и хотя вид черной сохраняет, но уже не имеет соков. Крестьянин, не знающий физики, приняв отцов своих обычай не удобрять землю, обманут ее уветом и остановлен леностию, поля свои не удобряет, хлеб у него час от часу хуже родится, и он на Бога вину возлагает, как вся вина состоит в его собственных неведении, упрямстве и лености... <...> И хотя некоторые помещики уже зачали удобрять свои поля, и от того обильныя жатвы получают, но крестьяне, по упрямству и по лености своей, сего не исполняют, и наводят и себе бедность, и государству отягщение"*. Щербатов опять осуждает секуляризацию церковных земель, благодаря которой многие земли при монастырях запустели, и экономические крестьяне также пустились в разные промыслы, "яко им, по-видимому, прибыльнейшие". Также и государственные и дворцовые крестьяне имеют "малое попечение о хлебопашестве". Наконец, все чины государства, "проникнутые сластолюбием и роскошью", стали все растрачивать и не запасать хлеба вперед; также и крестьяне, за отсутствием надзора, растаскивают хлеб из запасных магазинов**.
  
   {* Там же. Стб. 642-643.
   ** Там же. Стб. 644-647.}
  
   Все указанные причины и породили, по мнению Щербатова, растущую дороговизну хлеба. "...B 1760 году рожь в Московской губернии в Гжацкой пристани была по 86 копеек четверть, в 1763 поднялась до 95 копеек, а потом, час от часу подымаясь ценою, уже в 1773 году вошла в 2 рубли<[Site259Site]>19 копеек, а ныне уже и до семи рублев дошла, без надежды, чтобы могла и унизиться. Равно сему и во всех других городах, как можно сие усмотреть из ведомостей Провиантской Канцелярии"*.
  
   {* Там же. Стб. 647. Под впечатлением голода Щербатов несколько преувеличил тенденцию к подъему хлебных цен. По данным для Ярославской губ., цена четверти ржи к концу XVIII в. значительно "унизилась" по сравнению с голодными 1786-1787 гг. (4 р. -- 5 р. 50 к. в 1795 г., 3 р. 40 к. -- 5 р. в 1800 г.). Характерны местные различия цен даже в пределах одной губернии. С 60-х гг. до конца XVIII в. цены в Ярославской губернии по пятилетиям изменились следующим образом:
   За четверть ржи За четверть овса
   Годы Низшая цена Высшая цена Низшая цена Высшая цена
   1760 62 к. 1 р. 12 к. 45 к. 65 к.
   1765 1 р. 60 к. 1 р. 90 к. 72 к. 1 р. 10 к.
   1770 1 р. 84 к. 2 р. 50 к. 64 к. 1 р. 40 к.
   1775 2 р. 30 к. 4 р. 16 к. 1 р. 20 к. 2 р. 30 к.
   1780 1 р. 55 к. 2 р. 50 к. 90 к. 1 р. 50 к.
   1785 2 р. 20 к. 4 р. 20 к. 1 р. 10 к. 2 р. 25 к.
   1790 3 р. 30 к. 6 р, 00 к. 1 р. 90 к. 3 р. 60 к.
   1795 4 р. 00 к. 5 р. 50 к. 2 р. 00 к. 3 р. 60 к.
   1800 3 р. 40 к. 5 р. 00 к.
   (Ярославские губернские ведомости. 1853. N. 43, 44, 45, 46.)
   В Тверской губ. в 1783-1784 гг. четверть ржи продавалась в среднем за 1 р. 75 к. В южных степных губерниях цены стояли значительно ниже. Так, в конце XVIII в. в Воронежской губ. четверть ржаной муки продавалась из первых рук от 1 р. 10 к. до 2 р., четверть овса -- от 70 к. до 1 р. 50 к. (Евгений (Болховитинов Е.А.) Историческое, географическое и економическое описание Воронежской губернии... С. 22-23.) В обычные годы цены на хлеб и другие продукты сельского хозяйства не могли поэтому подниматься очень высоко, что служило самым крупным препятствием для перехода к более интенсивным системам земледелия. (Об этом ниже.)}
  
   Каким же образом можно было бы восстановить расстроенное народное хозяйство? Щербатов имеет на этот счет две программы мероприятий: максимальную и минимальную. Программа-максимум очень несложна, но настолько радикальна, что сам Щербатов решается только упомянуть о ней, не входя в подробности. Она предполагает передачу<[Site260Site]>всех государственных и экономических земель дворянам, которые руководили бы крестьянским трудом и организовывали бы надлежащим образом земледелие с примыкающими к нему промыслами*.
  
   {* "Весьма бы краткой мой предлог был, состоящий продать все государственный и економическия деревни дворянам, щитая кругом по 80 рублев за душу", а мельницы и другие оброчные статьи капитализацией дохода из 5%, распределив их по состоянию покупщиков, в прибавку к имеющимся уже у них деревням, "дабы большие бояре и любимцы их все не расхватали" и чтобы за новыми владениями было обеспечено "смотрение".
   Земли передавались бы не за деньги, а за платеж вечной ренты. Тогда "каждой бы старался умножить разные домостройствы в сих деревнях; дворянство бы обогатилось, земледелие и другие домоводствы умножились, службы наградили", крестьяне лутше бы управляемы и защищены были... и казна не токмо бы потеряла, но нашла прибыль в денежном своем доходе..."
   "Но, -- меланхолически прибавляет Щербатов, -- льститься о сем нам не должно, ни мнимый проект сей, требующий некоторых подробностей, более распространять, ибо коль он ни есть полезен, но исполнен не будет до того, пока у нас не познают прямую пользу Короны, чего и во сто лет неуповательно быть". (Щербатов М.М. Разсуждение о нынешнем в [1787] году почти повсеместном голоде в России о способах оному помочь и впред предупредить подобное же нещастие. Стб. 666-668.)}
  
   Программа-минимум более сложна, но зато и более сходна "с теперешним расположением... правительства". Щербатов предлагает сосредоточить заботы о земледелии в особой коллегии, которая имела бы "попечение о хлебородии, обильстве и благосостоянии государства". Коллегия должна заботиться, "чтобы все Государевы крестьяне прилежали к земледелию, чтоб пустыя земли были населены из тех деревень крестьянами, коим земель недостает". "За удовольствием Государевых крестьян [коллегия] может продавать таковыя пустыя земли и помещикам для поселения". При недостатке земель коллегия должна переводить крестьян на новые земли или в пределах той же губернии, или, если там не найдется, "в отдаленныя плодоносный губернии" добровольно или по жребию, с некоторым "споможением" от Короны. При этом "во всем государстве более трех тысяч душ в год перевозить в дальния места не должно". Щербатов видимо боялся, как бы исконные губернии не обезлюдили. Само собой разумеется, что коллегия, по мысли Щербатова, должна, "не сделав большаго помешательства в строениях и других ремеслах, остановить<[Site261Site]>до ныне бывший великий прилив земледельцев в города"*. Коллегия должна следить за винокурением, уменьшая или запрещая его "во всех тех областях, где худо хлеб когда родится, умножая его, где он изобилен". Щербатов вычислял, что при поставке на всю Россию около 3 000 000 ведер вина тратилось 600 000 четвертей (при выкурке 5 ведер из 9-пудовой четверти) и что, следовательно, во время голода, сократив наполовину винокурение, можно было бы прокормить 460 000 человек, давая по четверику в месяц в течение 10 месяцев (освобождалось бы 4 000 080 четвериков), а считая малых ребят, и до 600 000 чел. Коллегия должна наблюдать также, чтобы хлебный экспорт не сокращал народного потребления, особенно в неурожайные годы**.
  
   {* По проекту Щербатова коллегия должна, конечно, защищать и городские ремесла и фабрики, однако же, "наблюдая, чтобы обделываенье самых вещей не мешало их произведению, то есть, чтобы от них не потерпело земледелие, и для сего полагает пределы, чтобы жадность к корысти приватных людей не отнимала множества рук от земледелия".
   ** Щербатов вообще не придавал большого значения хлебному экспорту в современных ему условиях народного хозяйства России. Если бы Россия обладала многими гаванями и хорошими внутренними водными путями и "ест ли бы плодоноснейшия области к местам выпуску прилегали, то бы, конечно, правило о пользе выпуску хлеба безпредельно должно было приняться". Но этого пока нет, южные порты неудобны и торговля на северном море связана турками, держащими в своих руках проливы, прилегающие к нему земли мало заселены, спрос на хлеб со стороны турок невелик, и то исключительно на пшеницу, которая "не есть главное произведение России". Земледельцы вынуждены продавать хлеб по низким ценам, так что "обогащаются тем единые купцы, дающие вперед задатки, и обогащался единые, делают дороговизнъ и нужду в России в хлебе". Поэтому Щербатов предлагает "чтобы никогда выпуск хлеба в чюжие край, для мнимыя пользы торговли и для прибытку некоего числа приватных людей, пропитание у собственнаго своего народа не отнимал". Он допускал вывоз хлеба, только когда цена его не будет превышать известной нормы. "Сия цена, быв положена ежегодно не низкая, побудит самих купцов привозить в довольстве хлеб на продажу в тех местах, дабы им выпуск можно было учинить, и тем обильство в народе, а паче в столицах и при портах, содержало будет, а излишний хлеб не будет выпущен; ибо лутчий термометр урожаю хлеба есть повольная его цена". (Щербатов М.М. Разсуждение о нынешнем в [1787] году почти повсеместном голоде в России о способах оному помочь и впред предупредить подобное же нещастие. Стб. 639-642.)}
  
   Коллегия предлагает проекты новых водных сообщений, вообще должна заботиться "о коммуникациях легчайших внутри государства и к портам". Наконец, коллегия должна "иметь попече-<[Site262Site]>ние о заведении во всех государственных вотчинах магазейнов, а так же помещиков к тому побуждать".
   Как учреждение, организующее прежде всего сельскохозяйственное производство, коллегия должна развернуть обширную систему агрономических мероприятий*.
  
   {* "Чтобы не токмо разные хлебы, но так же и разный овощи, плодоносныя деревья; корни, могущие заменить хлеб, яко земляныя яблоки и патасы, и гороховое дерево было размножено, сохранены были леса, посушены болота для земледелия. Чтобы умножить и в лучшее состояние привести скотоводство... Иметь попечение о умножении пчел, о рыбных ловлях... Стараться о размножении винограду, делании виноградного вина и водки из онаго, так же о размножении шелковиц и шелковых червей..." Щербатов рекомендует раздавать семена новых, только что заводимых хлебов, издав наставление о сеянии сыромолотными семенами и в меньшем количестве и т.п., причем "наставлении сии должны быть сочинены столь ощутительными доказательствами, чтобы не сила власти, но уверение заставило им повиноваться" (выделено Щербатовым). Впрочем, для "неразумных" Щербатов предусматривает и наказания. Коллегия должна иметь средства для выписывания новых семян и рассылки их "по самому малому количеству в те области, где есть такия удобныя места", а когда удостоверится в успехе, то объявить, что она "соглашается и для других выписку делать, приговоря для сего вернаго купца и который бы таковую корреспонденцию имел, еще с условием, что невсхожий хлеб от него не принимать". Особенно Щербатов рекомендует приучать крестьян к разведению картофеля. Надо "велеть сперва Директорам економии разумнейших крестьян принудить, дабы они по малому числу посадили в поле и в городах, однако не более, как во всей губернии человек по десяти, и наблюдать в течении трех лет, чтобы оные сажали и выбирали порядочно, и научить их употреблять, оставляя им оные". Для поощрения -- установить "прейсы" как для государевых крестьян, так и для помещиковых (от 5 до 50 рублей, смотря по размерам сбора) на десять лет, "ибо непрерывное десятилетнее старание уже может сие ввести в обычаи". Коллегия должна заботиться о сохранении лесов, в частности, "чтобы плодоносный деревья, яко рябину, черемуху и другия не истребляли", побуждать к заведению садов всяких родов деревьев и огородов. По животноводству коллегия должна прежде всего заботиться о размножении конских заводов "не токмо у дворян, но и у крестьян", приобретая в год по 5000 р. жеребцов и кобыл и раздавая их крестьянам, однодворцам и бедным дворянам, имеющим не более 50 душ, под залог или поручительство, с уплатой в рассрочку в течение 12 лет, начиная платеж по прошествии двух лет. "Толикую же сумму определить и на выписку разной скотины, яко быков, коров и свиней, и на таком же основании раздавать". Щербатов проектировал устройство при коллегии опытных полей ("небольшия деревни, две или три, круг Москвы, где она (коллегия. -- В.Ж.) будет производить опыты, нанимая для сего економов и выписывая или делая орудия"). "Так же и каждый Директор домоводства на городской земле должен иметь несколько}{десятин с садовником, и тремя или четырьмя работниками и с лошадьми". (Там же. Стб. 668-679.)}
   Но она не должна упускать из виду и развитие переработки<[Site263Site]>сельскохозяйственного сырья -- "в лутчее состояние привести винокуренные заводы" (с оговоркой о недопущении их "сожигать хлеб в неплодоносные годы"), "иметь попечение... о маслобойнях и мельницах", "о заведении разных мастерств и фабрик, поелику не делают они уменьшения земледелия, дабы родившийся вещи могли обделаны быть..."*.{* Там же. Стб. 671.}
  
   Свои мысли о желательных преобразованиях государственного строя и народного хозяйства России Щербатов свел в целостную систему в фантастическом рассказе о путешествии некоего шведского дворянина в землю Офир-скую. Это своеобразная утопия, которая могла выйти только из-под пера русского родового служилого дворянина второй половины XVIII в. Здесь все, как в России, -- император, господствующее служилое и поместное сословие, крепостные крестьяне -- и в то же время все очень похоже на окружавшие Щербатова общественные порядки. Власть императора ограничена, ибо цари "не ощущают многих нужд, которыя их подданные чувствуют, а потому и неудобны суть сами сочинять законы", первое место в задачах государственной политики занимают не завоевания, а внутреннее благосостояние народа, и потому статская служба уравнена с военной, открыт большой простор влиянию общественного мнения ("правило земли Офирской -- терпеть охуления на правительство, их собирать, и по сему стараться делать исправления"), формы быта здоровы и просты. Для того чтобы показать, насколько осуществимы в России такие благодетельные порядки, автор под видом новой страны изображает именно обыкновенную по его идеалу Россию, сохраняя ее главные черты и лишь незначительно меняя названия (страна Офирская -- офицерская, управляемая служилым сословием, две столицы -- Пфегаб -- Петербург, Квамо -- Москва). Путешественника поражает в этой стране, прежде всего, простота быта высших классов. Здесь нет демократического поравнения, люди<[Site264Site]>живут различно, соответственно их рангам, самые знатные довольно богато, но все же сравнительно скромно. У первого адмирала "хотя повсюду видна была совершенная чистота, но нигде роскоши не было; сервиз его был глиняный, изпещренный разными красками. Ели мы хороших мяс, но малое число и просто приправленных; вин, кроме разных вод и единаго соделаннаго из проса, никаких других не было". Генерал-губернатор занимал "пространное здание, но без всякаго великолепия, также и внутренность его, имеющая множество комнат, никаких украшений, окроме белых стен и чистоты не представляла и единаго портрета, на доске написаннаго, каковы и у всех в домах". У "первоклассного" сановника стол был самый роскошный, и все подавалось на серебре, но и он "не имел сего сластолюбия, какое у нас в Европе примечается". Путешественнику разъяснили при этом, что стол у этого сановника лучше, чем у менее высокопоставленных чинов, не потому что он богаче их (некоторые, напротив, имеют большие состояния), но потому что ему так положено жить. В житье обитателей Офирской земли "никак ни богатство, ни убожество не учавствуют", а каждому платят такое жалованье, какое было бы ему достаточно для жизни согласно установленному расписанию, определяющему, "как ему жить, какое носить платье, сколько иметь пространный дом, сколько иметь служителей, по скольку блюд на столе, какие напитки, даже содержание скота, дров и освещения положено в цену; дается посуда из казны по чинам: единым жестяная, другим глиняная, а первоклассным серебряная...". Так как цены на вещи меняются, то соответственно изменяют и размеры жалования, и потому каждый всегда может жить, "не касался до собственных своих доходов, которыя употребляет для воспитания своих детей, для умножения своего домородства и для строения в деревнях своих. А когда кто отстанет службы, если не такого чину, чтобы жалованье и в отставке получать, тот может спокойно препроводить дни свои накопленными им от ней сбереженными деньгами с его имений во время службы". Вообще, в Офирской земле придерживаются правила, "что кто ему (Офирскому правительству. -- В.Ж.) служит, тот не должен издержкою своих собственных имений<[Site265Site]>разоряться, ибо самая его отлучка от дому довольно и без того ему ущербу приносит".
   Помещики вступают во владение имениями в порядке единонаследия, причем другим наследникам выделяются денежные доли, выплачиваемые в 15 лет из 3% со ссудой от правительства. Выделяемые, "не быв заняты домостройством, более побуждаются к службе". Остающиеся же в деревне ведут благоустроенное хозяйство. В Офирском имении путешественник видел при доме сад, с плодовыми деревьями, лужайками для сена, огородными овощами, простыми беседками. Двор -- пространное заграждение, где стояло множество скирдов хлеба, была сушильня для сушения его, близко сараи для сохранения мякины, две ветряные мельницы и житницы. При доме имелись необходимые мастерские. Более слабые из крепостных выполняли сравнительно легкие работы -- пряли лен, пеньку и волну, пололи в огороде, стерегли в саду, а самые же дряхлые и престарелые содержались в богадельне, без всякой работы. Статья 18 "Катихизма законов" требовала: "Не будь жесток к твоим рабам; служащих тебе не оставь без довольнаго пропитания и одежды; живущих на твоих землях не отяготи излишними податьми и работою, и не оскорби их жестокими наказаниями; ибо правительство на все сие имеет присмотр и обличеннаго тебя в таковых безпорядках лишит управления и всех имений".
   Среди главных учреждений Офирской земли имеется "Государственная палата домоводства и земледелия", которая заботится об улучшении сельского хозяйства. Она имеет по близости от загородного царского дворца ферму ("Дом полезности") с обширными опытными полями, "часто и с убытком государевой казны, делают разныя испытания в посеве разных хлебов, и по пятилетием испытании, которым полне'нную записку обнародуют, берут окружных деревень крестьян на два года учиться их новому изобретению". Там стояли "великия житницы", из которых "выдают за деньги те семена приватным людям, которые требуют частаго переменения". Там же в долине есть лес, который "весь составлен из акаций, или гороховаго дерева", а "к полудню лежащее, поле "все насажено земляными яблоками, коего края обсажены потанасами... в шесть рядов; и сие есть<[Site266Site]>токмо первое заведение, ибо уже и ныне все крестьяне, переучась и нашедши себе пользу, огороды свои обсаживают акациями и множества садят земляных яблок и патанасов". Там же виделся скотный двор, из которого породистый скот "раздается за дешевую цену приватным людям". В городах и деревенских округах (станах) имеются больницы и лекаря. В каждом малом городе были четыре училища:
   1) для мещан и купцов обоего пола (отдельные) и 2) для дворян (также отдельно для каждого пола).
   Офирское правительство не старается искусственно насаждать города. В некоторых местностях правительственные учреждения расположены по деревням. Была попытка превратить такие деревни в города ради присутствующих в них административных властей, но "сие не произвело никакой другой пользы окроме приведения в распутство судей и отнятия жителей от земледелия, дабы их разоренными и развратными мещанами учинить, а городов достойных сего именования не завели; ибо и подлинно не от воли государя или правительства зависит соделать город, но надлежит для сего удобность места, стечение народа и самый достаток жителей". Местный житель "с великою мудростию доказывал, что власть монарша не соделывает города, но физическое, или политическое положение мест, или особливыя обстоятельства. Либо... где уже завелися великия селения, требующие окроме земскаго управления, управления гражданскаго, либо где есть торги или пристанища, сии места токмо требуют учреждения городами. ... Где множество городов, там польза и вред государственный, ибо где есть стечение разнаго состояния людей, тут есть и больше повреждения нравов; и переименованные земледельцы в мещане, отставая от их главнаго промысла, развращаясь нравами, впадая в обманчивость и оставляя земледелие, более вреда нежели пользы государству приносят. Не побудит... торговлю, многое число названных мещанами и впадших в роскошь людей, но побудит ее сельская жизнь, воздержность и трудолюбие, которые конечно несравнительно менее, не взирая на все учреждения, в городах находятся, нежели в деревнях. А токмо надлежит иметь города в таком разстоянии единый от другаго, чтобы в два или три дни мог земледелец доехать для<[Site267Site]>продания плодов его трудов"*. Если же нет мест, удобных для городов, достаточно иметь торги и ярмарки**.
   При добрых нравах жителей, честности и скромности правительственных агентов, отсутствии завоевательных тенденций финансовое бремя управления Офирской страной очень легко, тем более что войска расположены военными поселениями***.
   Такова любопытная система идей, характерная для размышляющего о государственно-правовых и экономических проблемах русского дворянина второй половины XVIII в. В ней переработались в своеобразное целое и либеральные принципы западной просветительской философии, и доморощенные крепостнические воззрения, и потому она была так популярна в русских помещичьих кругах. Для людей этого поколения чистые западные системы были чужды и антипатичны, и поэтому тогда не могли иметь успеха ни идеи физиократов в их подлинном, более глубоком смысле, ни учения немецких камералистов либерального оттенка****.
  
   {* Любопытно сравнить эту идеальную схему Щербатова с известной характеристикой отношений между городом и деревней в Средневековой Германии в "Возникновении народного хозяйства" Бюхера (1893; рус. пер.: 1923. -- B.T.?.
   ** Щербатов М.М. Путешествие в землю Офирскую. Г-на С... швецкаго дворянина// Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. I. Стб. 765-797, 858-924, 952-1006, 1014-1039.
   *** Щербатов предвосхитил будущий замысел Александра I. Он изображает расселение полков в Офирской земле поротно, причем каждый солдат получает земли меньше обыкновенного хлебопахаря, однако достаточно; солдатскую службу производит ежегодно треть каждой роты, остальные собираются на трехнедельные учебные сборы каждый год и по два дня каждый месяц. В полках применяются и "приличные мастерства, но больше грубые, яко плотничье, столярное, кузнечное, шляпное, сапожное и подобные". На содержание офицеров дается также земля, которую должны обрабатывать солдаты и дети их (на полкового командира -- в год не больше двух дней весь полк, на его помощника -- не больше двух дней половина полка, на ротного командира -- не больше двух дней рота). Эти населенные полки пользуются большим благосостоянием, и так размножились, что "уже более трех сот лет, мы не знаем, чтобы с народа брать людей для укомплектования полков", и кроме того "все государство от умножения их ремесл и земледелия пользу получает". (Щербатов М.М. Путешествие в землю Офирскую... Стб. 907-914.)
   **** в то Время ?a? русские агрономы с увлечением зачитывались переводной немецкой литературой "хозяйского" типа, в самой Германии стало выдвигать-}{ся на первое место более серьезное направление экономической и, в частности, сельскохозяйственной мысли в виде так называемой "камеральной" системы наук, в которую входило и учение о государственном и частном хозяйстве, и агрономия, и другие технические науки, опиравшиеся на естествознание. Первые кафедры камеральных наук были учреждены прусским королем Фридрихом Вильгельмом I в двух тогдашних прусских университетах -- в Галле и Франкфурте-на-Одере в 1727 г. Его примеру быстро последовали другие немецкие правители, и в середине XVIII в. камеральные науки преподавались уже во многих университетах (в частности, в Лейпциге с 1742 г., Гельмштедте с 1754 г., Вене с 1752 г., Геттингене с 1755 г., Иене и Эрфурте с 1763 г., Гейдельберге и Эрлангене с 1770 г.). Сельское хозяйство входило как непременная составная часть в систему камеральных наук, и камералисты с особенной тщательностью разрабатывали его экономические основы, причем люди с более широкими взглядами сближались во многом с учением физиократов, частью предвосхищая его, частью развиваясь параллельно с ним, частью (позднее) под его влиянием.}
   <[Site268Site]>
   Из ранних камералистов в России был особенно известен Юсти[120], пользовавшийся большим авторитетом и у себя на родине, в частности, в агрономических кругах*. {* На него опирался в своих попытках преобразования германского хозяйства известный пропагандист клевера -- Шуберт.}
  
   Его большой трактат был переведен на русский язык еще в первой половине 70-х гг. XVIII в. Некоторые из его мыслей отвечали господствующему тогда в России направлению экономической мысли, но, в общем, его книга не могла встретить большого сочувствия у русских читателей и, по-видимому, успеха не имела (по крайней мере, переводчик жаловался впоследствии на малую ее продажу). Русскому читателю могли нравиться соображения Юсти о выгодах свободы хлебной торговли, о необходимости "приращения сельскаго домостроительства", которое представлялось ему "наилучшим и притом самым надежным средством к избежанию от дороговизны хлеба". Он, вероятно, считал очень целесообразным предложение Юсти о введении двух специалистов в "правительство государственного благочиния" и назначение в каждый уезд одного "домостроительнаго надзирателя", который бы указывал жителям, как улучшать земли и что на них сеять. С интересом читал он, надо думать, описание забот о сельском хозяйстве в Англии, "которая лет в 70-80 возвела сельское свое домосодержание на гораздо высший степень совершенства, нежели другия Европейские державы". И уже,<[Site269Site]>наверное, ему было приятно выслушать из уст европейского автора пожелание, "чтоб в селах и деревнях никаких других промыслов не производили, кроме тех, которые возращают и укрепляют сельское домостроительство". "Как горожанам неприлично обращаться в землепашестве и скотоводстве, так равным образом и сельским жителям несвойственно стараться о совершенной устройке земли". В деревне допустимы только такие ремесленники, которые "приуготовляют употребимые в крестьянском хозяйстве вещи: кузнецы, тележники, сбруйники, и им подобные"; или "мельники, хлебники, пивовары"; также "каменщики, плотники, портные, ткачи". Едва ли, впрочем, русские читатели вполне уяснили себе мысль Юсти. Юсти был сторонником равновесия сельского хозяйства и промышленности, или, лучше сказать, развития промышленности на крепком и широком сельскохозяйственном базисе: "Благосостояние народного пропитания утверждается на двух главных подпорах, а именно: во-первых, на совершенной устройке земельныя поверхности, или на зачинствовании от земли всех тех выгод, какия только может она по существу своему нам доставлять; и потому, где сельское домостроительство не приведено еще в самое лучшее состояние, там и народным промыслам нельзя процветать, а во-вторых, на самом лучшем учреждении и производстве рукодельных, заводских и ремесленных работ". Вообще, Юсти высказывается за гармоническое сочетание разных занятий в государстве, за "союз народных промыслов", "союз народного пропитания". "Один промысел долженствует всегда служить другому подпорою и вспоможением, а отнюдь не причинять ему ни подрыва, ни затруднений". Но все это можно было еще истолковать в духе русских взглядов. Зато среднему читателю из помещичьих кругов едва ли могли быть по сердцу выпады Юсти против крепостного права и защита им свободной, достаточной для пропитания крестьянской собственности. "Наиблагополучнейшее же гражданское общество было бы то, в котором нет ни единого жителя совсем скудного, и в коем всякий сельский обитатель имеет столько земли, сколько надобно ему на то, чтобы трудами своими приобретать себе от оныя довольное пропитание". Для таких крупных имений Юсти<[Site270Site]>рекомендует английскую систему отдачи в аренду фермерам-капиталистам средней руки: "Дворянству не нужно на такой конец вовсе отрекаться от своих поместьев, но надобно только составить из оных малые откупные доли", как в Англии, где "посредственныя величины вотчины в нынешнее время имеют до тридцати откупщиков, из коих каждый живет по близости нанятыя им земли". Что касается крестьян, то, по мнению Юсти, им лучше всего было бы расселиться хуторами (или при невозможности дробить деревни -- отрубами). "Землепашец, живущий в самом средоточии своей дачи, имеет превеликия выгоды пред таким крестьянином, который жительствует в селе или деревне, и притом в отдалении от своих пашень и пастбищ; ибо все работы и домашняя его упражнения тем самым облегчаются. Когда отдаленный от земель своих крестьянин за дальностию пути тратит много времени при пахании, унавоживании, заборонении и других полевых работах, то против того живущий в самой средине своея дачи имеет ко всему приволье, и вдвое больше успевает в своих делах. Он может пробавиться гораздо меньшим числом двороваго скота и рабочих людей, следовательно прибыли будет получать несравненно больше..." Это последнее предложение имело скорее технически-экономический, чем социальный характер, и впоследствии к нему стали подходить (в связи с попытками введения шубартовой системы земледелия) и организаторы крепостного хозяйства. Пока же оно оставляло русского читателя равнодушным*.
  
   {* Юсти И.Г.Г. Основание силы и благосостояния царств, или Подробное начертание всех знаний касающихся до государственного благочиния / Сочинил И.Г.Г.Юсти; А с немецкаго на русский язык перевел Иван Богаевский. СПб., 1772. Ч. I. С. 199-200, 276-281, 487-497, 515-527, 641-654; СПб. 1775. Ч. II. С. 263-264, 515.}
  
   В то время как увлекающиеся дворянские публицисты рисовали заманчивые картины всеобщего благоденствия, распространяемого непосредственным руководством разумных и попечительных помещиков, последние частью не могли, а частью не желали возлагать на себя такие труды и заботы. Крупным помещикам, владеющим многочисленными имениями в различных, часто отдаленных друг от друга местностях, было невозможно самим углядеть за всем. Многие<[Site271Site]>предпочитали отдавать свои силы службе, надеясь на быструю карьеру (через фаворитизм, протекцию или иными путями) или просто по укоренившейся семейной традиции, некоторые избранные -- даровитые и энергичные натуры -- достигали больших высот профессионального уменья, в особенности в военном деле. Не редки были любители спокойной созерцательной жизни, предпочитавшие заполнять свое время занятием литературой или просто занимательным или назидательным чтением. Другие искали в деревенской жизни отдыха после тяжелой служебной пятки, а многие были не прочь широко пользоваться "приятностями деревенской жизни", поскольку можно было иметь достаточный доход и без непосредственного нажима на крестьянский труд. Неудивительно поэтому, что и в последней четверти XVIII в. число оброчных крестьян было все еще весьма значительно. В исследованных Семевским 20 великорусских губерниях оно составляло немного менее половины (44%), поднимаясь в губерниях с развитыми отхожими промыслами, крупным помещичьим земледелием или отдаленностью от центров, в которых сосредоточивалось служилое дворянство, до очень высоких цифр (Костромская -- 85%, Вологодская -- 87%, Ярославская -- 78%) и, наоборот, резко опускаясь в старых земледельческих губерниях (19% в Рязанской, 8% в Тульской)*.
   Обычно в чисто оброчных имениях вся земля была в пользовании крестьян, за исключением некоторых специальных угодий, а такие имения составляли подавляющее большинство. Имений смешанных, где практиковались одновременно и оброчная и барщинная система, было ничтожное количество. Поэтому оброчные крестьяне в общем были достаточно снабжены землей**.
  
   {* Процент оброчных крестьян в 20 великоросс, губерниях в 1777 г.:
   Костромской -- 85;
   Вологодской -- 83;
   Нижегородской -- 82;
   Ярославской -- 78;
   Олонецкой -- 66;
   Воронежской -- 64;
   Калужской -- 58;
   Пензенской -- 52;
   Петербургской -- 51;
   Владимирской -- 50;
   Новгородской -- 49;
   Тверской -- 46;
   Московской -- 36;
   Орловской -- 34;
   Смоленской -- 30;
   Тамбовской -- 22;
   Псковской-- 21;
   Рязанской--19;
   Тульской--8;
   Курской -- 8
   (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины П. СПб., 1881. Т. 1. С. 44-45).
   ** В оброчных вотчинах в среднем приходилось на душу 13 1/2 дес., в том числе 4 дес. пашни. По отдельным губерниям наделение землей распределялось так: ме-}{нее 10 дес. на душу -- в губерниях Московской, Тульской, Курской, Ярославской, Калужской, Рязанской, Смоленской; от 10 до 15 дес. -- Нижегородской, Владимирской, Псковской, Пензенской, Тамбовской, Тверской; от 15 до 20 дес. -- Воронежской и Петербургской; более 20 лес. -- Костромской, Новгородской и Вологодской. (Там же. С. 32.)}
   <[Site272Site]>
   Крестьяне платили оброк деньгами и сверх того обычно доставляли помещику натуральные столовые запасы и другие необходимые продукты -- сено, овес, дрова, баранов, разных птиц, огурцы, капусту, грибы и ягоды, холст, льняную и пеньковую пряжу и подводы для отвоза в город сельскохозяйственных продуктов. В общем, по вычислениям Семевского[121], в 60-х гг. XVIII в. наиболее обычным был оброк по 2 р. с души в год, а считая деньги, добавляемые к нему с натуральных сборов, -- всего 3 рубля; в 1770-х гг. он поднялся до 3 рублей деньгами, а с натуральными сборами до 4 р. 50 к., в 1780-х гг. -- до 4 р., а с натуральными сборами до 6 р., в 1790-х гг. -- до 5 руб. (с натуральными сборами до 7 р. 50 к.). Но при Екатерине жизнь постоянно дорожала, вначале вследствие развития денежного хозяйства и промышленной и торговой деятельности, роста городов, затем -- со второй половины 1780-х гг. еще вследствие падения ценности ассигнаций, так что в переводе на хлеб оброк за этот период скорее падал, чем повышался*. {* Там же. С. 54-55.}
  
   В общем, положение оброчных крестьян было не очень тяжело. Даже в мелкопоместной и малоплодородной Тверской губернии оброчные крестьяне, как свидетельствует "Генеральное соображение", сводили концы с концами. Правда, им не хватало для уплаты всех сборов (помещичьих и государственных) одного дохода с земли, но они имели возможность подработать недостающее разными промыслами**.
  
   {** "Крестьяне здешние имуществом не бедны; ибо хотя земли на соху не более десятины в каждом поле имеют, но как оная приносит плод вчетверо и пятеро, то крестьянину за продовольствием своим, и остается хлеба четверти две или три на продажу, к тому имея всегда от 200 до 400 пуд сена иа содержание своего скота, кормят излишнего быка и овцу для продажи. И так пудов несколько хлеба, скотины, свинью, коровьяго масла, творогу, яиц, получает в год 7 или 8 р [ублей]; а как крестьянину с семьею, по вернейшему исчислению, иа годовое "содержание не менее 26 рублей потребно", то он идет на промыслы и живет если не в избытке,}{то по крайней мере ни в чем не нуждается" (Кашинский уезд). (Генеральное соображение... С. 40.)}
  
   По данным того же "Генерального соображения", крестьянская<[Site273Site]>семья средней руки (считая в ней 2 взрослых и 2 малолетних) имела по 2 лошади, по 2 коровы, по 2 овцы, по 1 теленку, по 1 свинье и по 10 куриц*, так что скота у крестьян было тогда больше, чем через сто лет после**. Для всех уездов довольно стереотипно отмечается хорошее питание крестьян***. Рабочий день, как везде, был очень длинен, особенно летом, а женщины засиживались подолгу на супрядках и зимой****. У крупных помещиков, а особенно у взысканных милостями и у людей, серьезно занятых службой как увлекательным профессиональным делом, положение оброчных крестьян было, конечно, значительно легче. Суворов[122], бывший довольно крупным помещиком, и при всей скромности своих привычек живший во время промежутков от походов довольно широко*****, брал со своих крестьян в 80-х и 90-х гг.
  
   {* Кроме Осташковского уезда, где у "посредственного крестьянина" отмечено значительно меньшее количество скота: 1 лошадь, 1 корова, 2 овцы, 1 свинья и 5 куриц. В этом уезде земледелие вообще было развито слабо. Жители "упражнялись" более в промыслах и прикупали хлеб в Ржевском и других соседних уездах. Скот имели не все. (Там же. С. VIII, 105-111.)
   ** Предисловие В.И.Покровского к "Генеральному соображению". (П-й В. Предисловие / / Генеральное сображение по Тверской губернии... Тверь, 1873. С. VIII.)
   *** "Едят они хорошо и сытно: в скоромные дни: щи со сметаною, с салом, или мясом, крутую кашу с маслом; завтракают блинами и аладьями. По постным дням: щи заливают конопляным соком, варят горох, парят репу, пекут пироги с грибами, употребляют соленые грузди и рыжики" (Корчевский уезд). "Едят они три раза в день: в десять часов поутру завтракают, в два часа пополудни обедают и после обеда в летнее время час или два отдыхают; ужинают зимою в 10 часу, а потом не раньше 11..." (Кашинский уезд). (Генеральное соображение... С. 59, 41.)
   **** "Встав в 4 часу. По зимам мущины ложатся спать в 10 часов" (летом, как показано выше, не ранее 11), "а женщины просиживают до полночи и далее, особливо когда сбирается на супрядки девок и баб по 20, тогда просиживают до 2 и 3 часов по полуночи, утешаясь при работе и песнями". (Генеральное соображение... С. 41.)
   *****Специально изучавший хозяйство Суворова Рыбкин сообщает, что в 1785 г. Суворов "имел вотчины в Московском уезде (122 души), Владимирском наместничестве с. Ундол, где он и жил (300 душ), Костромском наместничестве (191 душа), Пензенском (562 души), Новгородском (село Кончанское с деревнями, 482 души и Кривинская вотчина, 500 душ), всего 2626 душ. "...Он жил не}{скупо и не скудно, хотя и чужд был многих прихотей своего времени. Знакомства и сношения с соседними помещиками и лицами служащими требовали жизни открытой и далеко не дешевой". Имел охоту, домашний театр, музыку и певчих. (Генералиссимус Суворов. Жизнь его в своих вотчинах и хозяйственная деятельность: по вновь открытым источникам за 1783 и 1797 годы и местным преданиям его вотчин / издал Н.Рыбкин. ?., 1874. С. 18-20, 63-64.)
   Биограф Суворова Масловский дает еще более крупные цифры суворовских владений. По его словам, Суворов наследовал от отца (в 1775 г.) около 3400 душ обоего пола и тотчас же округлил свои поместья прикупкою соседних земель. И в последующие годы он не упускал случая покупать землю: в течение 9-10 лет он успел приобрести до 1500 душ крестьян. (Масловский С. Суворов Александр Васильевич // Русский биографический словарь. СПб., 1912. [Т. 20]: Суворов-Ткачев. С. 7-89)}
   <[Site274Site]>
   XVIII столетия только 3 рубля ассигнациями с души, причем крестьяне пользовались всеми угодьями, лесами, озерами, реками, покосами, кроме заказных лесов. Впрочем, даже и из последних крестьянам давался лес на постройку, но не иначе как с разрешения самого Суворова. Все натуральные поборы, установленные еще при его отце, он отменил, и хотя крестьяне, продолжая держаться старого обычая, продолжали присылать ему "в гостинец" рыбу, рябчиков, грибы и другие деревенские продукты, но он принимал их не иначе как в зачет оброчной суммы*.
   В главной конторе гр. Влад. Орлова "начальствовавшие были в миниатюре скорее государственными людьми, нежели агрономами и специалистами. Они докладывали о деле вместе со своим проектом резолюции, подписанным или единогласно, или с мнениями и представлениями, а Граф, по разсмотрении всего дела и мнения конторы, возвращал их в контору с своим утверждением или с измененными приказами в другом смысле"**. Такой порядок управления оброчными имениями крупных владельцев был обычным явлением***.
  
   {* Генералиссимус Суворов. Жизнь его в своих вотчинах... С. 26-28.
   ** Орлов-Давыдов В. Биографический очерк графа Владимира Григорьевича Орлова / составлен внуком его графом Владимиром Орловым-Давыдовым. СПб., [1878]. Т.П. С. 15.
   *** Добрынин, поступивший письмоводителем в долговую вотчинную контору гр. П.Г.Чернышова, так описывает это учреждение: "Конторы сей образование было в надлежащем порядке, а именно: вотчинный управитель, капитан Як. Иван. Макрушин, прикащик и бурмистр, были присутствующие члены; земский писарь -- в качестве секретаря. Прочие рядовые приказные были как и все, кро-}{ме управителя -- из собственных его домовых людей. Контора... разделялась на столы или на повытьи. Судейский стол на первом месте горницы, за перилами, покрыт красным сукном. На нем уложение царя Алексея Михайловича, также повеления и формы графския, о управлении вотчиною. Стены конторы уставлены изображениями царской фамилии в эстампах, и (тут же) генеральная всей вотчины ландкарта. Напротив конторы, чрез большия сени кладовая для хранения государственных денежных сборов, и караульня с комплектом сторожей и разсыльщиков, и в особом отделении архив". (Добрынин Г.И. Истинное повествование или Жизнь Гавриила Добрынина... С. 13.)}
  
   Перевалив за пятьдесят лет, В.Орлов составил<[Site275Site]>подробное "Уложение" для управления своими вотчинами. Оно было введено в силу 17 июня 1796 г. и применялось до самого освобождения крестьян. Мы находим в нем очень мало хозяйственных распоряжений и никаких агрономических правил; главное содержание его -- юридическое и административно-полицейское. В нем устанавливается некоторое крестьянское самоуправление: помощники бурмистров избираются крестьянами, а бурмистры, хотя и назначаемые, отчитываются перед миром. Жалованье бурмистр получает от мира -- "а какое отдается оное на волю мирскую". Хозяйственные цели преследуют статьи, направленные против семейных разделов*, {* "От раздела семей крестьяне приходят часто в упадок и разорение, а потому оный и вреден". Впрочем, В.Орлов не был абсолютным противником семейных разделов. Если "найдется раздел нужным и дельным, таковым позволять делиться". (Уложение для с. Поречья гр. В.Г.Орлова // Ярославские губернские ведомости. 1853. N. 43. С. 446.)}
   против порочных крестьян**, {** Порочных крестьян Уложение предписывает "унимать и воздерживать", а если не исправятся, представить графу об отдаче их в рекруты, продаже и "за негодностью" или ссылка, причем богатых (торговых) людей наказывать даже строже, чем бедных, "ибо бедный часто от недостатку принимается за худые дела". Вообще порочных "отнюдь не беречь", на страх другим крестьянам, которые "будут иметь страх и от пороков воздерживаться, да и вся вотчина, очистясь от таких негодяев, будет жить покойно и в соседстве похвалена". (Там же. N. 41. С. 433-434.)}
   против уклонения от браков***. {*** "Крайне нужно, чтобы девки, поспевшия к замужеству, и холостые, достигшие до зрелых лет, вступали в брак: сие дело есть богу угодное, чрез что сохраняются нравы, и многие пороки удаляются. Когда девке совершится 20 лет, таковых старший в семье отдал бы замуж, а на приискание жениха дать сроку полгода". "Если же в означенный срок девки выданы не будут, с таковых взыскивать ежегодно, с среднего дома 25 руб., с богатого -- 50 руб., бедных же, кои не в состоянии платить, наказывать по разсуждению начальства". Те же штрафы Уложение налагает и на холостых мужчин. Даже вдовы не освобождались от обязанности нового}{ замужества. Легко видеть, что такие громадные штрафы (когда весь годовой оброк составлял 4 рубля!) были непосильны для большинства и равнялись прямому принуждению. (Там же. N. 43. С. 446.)}
  
   Помещик был непосредственно<[Site276Site]>заинтересован приростом оброчных плательщиков и распределением их на хозяйственно крепкие семейные ячейки. Ленивые и порочные и сами были дурными плательщиками и служили опасным примером для других. Напротив, хорошим хозяевам разрешалось даже "покупать для услуг своих работников или работниц" (конечно, на имя владельца имения), также людей "житья добропорядочного"*. {* Прежде чем дать разрешение, надо было навести справки, можно ли надеяться, что они "будут содержать купленных людей порядочно, не отягчать лишнею работою и не наказывать недельно". Если же потом окажется, что хозяева худо обходятся с покупными людьми, то этих людей предписывается отбирать от них "без всякой заплаты им". (Там же. С. 447.)}
   Отпускать на сторону для промыслов разрешается также только крестьян хорошего поведения, "а порочных не отпускать", ибо они могут промотать весь свой заработок, и "семейству своему никакой пользы не принесут", "и меня и вотчину мою без-славят". Особенно опасным Уложение считает отход в ново-приобретенные южные местности: "В Херсон и в тамошний край паспортов не давать без воли моей, ибо в сей стороне много людей пропадает разными случаями: иные там вовсе остаются, иные от пьянства и других пороков погибают". Вообще же Уложение не против крестьянских отхожих промыслов. По-видимому, многие из крепостных В.Орлова занимались торговлей. Уложение считает необходимым преподать им наставления для этого дела: "Для распространения торгу и для цветущаго составления оного ничто так не нужно, как кредит или добрая воля. Сие приобретаем мы чрез содержание нашего слова или обещания. И для того предписывается всем торгующим наблюдать сие правило со всякою верностию и честностию, а паче еще начальству смотреть за оным с полным радением и нарушающих наказывать по винам их, а кредитора удовлетворять в справедливых их требованиях. Сим средством доставите вы хорошее имя всей вотчине, да и мне похвалу, да и торг ваш более распространится, следовательно и прибыли больше получите"**.{** Там же. С. 447-448.}
   <[Site277Site]>
   При взимании оброка (в два срока: 1/2 в марте и 1/2 в декабре) Уложение предписывает "для облегчения бедных и малоимущих наблюдать следующий порядок: с семейств их снимать приличное число душ, а землю их за снятые души отнюдь не отбирать, дабы они, пользуясь оною без всякой платы, могли поправиться". "И сии снятые души накладывать на прожиточных", причем "сие облегчение сделать бедным не в одном моем оброке, но и во всех податях государственных и во всех необходимых и чрезвычайных мирских расходах"*.{* Там же. С. 448.}
   Конечно, и крупные помещики понимали, что при барщинной системе можно выжать из крестьян больше дохода, чем при оброчной. Но тогда надо было иметь очень надежного управляющего, потому что при заглазном ведении барщинного хозяйства возможны были злоупотребления -- чрезмерное отягощение крестьян, без пользы для владельца, а в повышении дохода во что бы то ни стало богатый владелец и не нуждался, имея десятки и сотни тысяч рублей годового дохода и без того. Упомянутый выше управляющий Орлова Фомин завел было в саратовских деревнях барщину, заставляя кроме того крестьян работать на затеянных им больших постройках. Узнав об этом, В.Орлов поспешил остановить чрезмерное усердие своего слуги. "Доходят до меня, -- писал он Фомину -- прискорбные слухи с разных сторон, что крестьяне от многой работы на Господина обедняли. Повторяю тебе иметь благосостояние их на сердце. Польза моя, без соблюдения сего, более горька будет для меня, нежели сладка"**.
  
   {** Аналогичное наставление высказал известный богач того времени гр. А.С.Строганов в инструкции своему главноуправляющему Климову: "Помни, что ты сердцу моему ни спокойствия, ни сладкаго удовольствия принести не можешь, когда хотя бы до миллионов распространил мои доходы, но отягчил бы чрез то судьбу моих крестьян". (Карнович Е.П. Замечательные богатства частных лиц в России. СПб., 1874. С. 180.)}
  
   Наконец, по жалобам крестьян, В.Орлов прекратил совершенно и барскую запашку. Однако он бдительно следил за тем, чтобы оброки поступали полностью, и когда стали обнаруживаться недоимки, он послал Фомину строгий приказ: "Тверди и вели твердить<[Site278Site]>крестьянам, что ежели не будут платить оброк исправно, то положу не платящих на пашню; получу втрое прибыли от оной против оброка. Вот уже 5 лет как они положены на оброк по просьбе и доброй их воле; и тогда был он очень умеренной, а ныне самой малой, ибо на все вещи, за которыя крестьяне деньги получают, цена поднялась вдвое, коли не более. Вот до чего слабое правление доводит. За милость мою, оказанную крестьянам, вместо благодарности платят они так худо; несу убыток, терплю скуку и досаду от нерадения их и прежняго начальства"*.
   Как ни было сносно положение крестьян при оброке, но во времена неурожаев им приходилось голодать. Крупные помещики считали себя тогда обязанными приходить на помощь. Особенно тяжел был 1786 г. "...Боюсь весны, -- писал Орлов своему сыну, бывшему за границей, -- чтобы люди голодом не сидели, хоть наши крестьяне, как тебе известно, лучшаго состояния, не только из околотка, но может быть из всего Серпуховскаго уезда, но несмотря на то уже я истратил более 5 тысяч рублей на вспомоществование им и сия последняя осторожность будет не лишняя, лучше потеряю деньги, нежели буду видеть однаго из подданных моих терпящего голод... <... > Издержу может быть для них тысяч до 12, но ни минуты не жалел о сей издержке. Не знаю деньгам употребления достойнее сего..."**.
  
   {* Орлов-Давыдов В.Г. Биографический очерк графа Владимира Григорьевича Орлова. Т. II. С. 149-150, 151-152.
   ** Там же. С. 89.}
  
   Еще более заботливо, по сравнению с Орловыми, относился к своим крестьянам Суворов, помещик далеко не богатый и также не склонный упускать своей выгоды. Он унаследовал от своего отца, человека очень расчетливого и хорошего хозяина, привычки бережливости и расчетливости в хозяйственных делах, доходящие до скупости. И при всем том он брал со своих крестьян меньший оброк, чем Орлов, и не донимал их обязательными добавочными работами. Подобно Орлову он очень интересовался приростом числа своих крестьян, в значительной мере ради этого заботился о здоровье крестьянских детей, чтобы уменьшить<[Site279Site]>детскую смертность*.
  
   {* Он не допускал безбрачия в своих деревнях. При недостатке невест они приводились из других вотчин и даже покупались. "Лица не разбирать, -- писал Суворов одному из своих управляющих, -- лишь бы здоровы были. Девиц отправлять на крестьянских подводах, без нарядов, однех за другими, как возят кур, но очень сохранно". За многоплодие иногда выдавались большие награды.(Масловский С. Суворов Александр Васильевич.)}
  
   Ради этого же он предписал не поставлять рекрут натурой, а покупать их со стороны, разверстывая цену рекрута по имуществу каждого на весь мир, причем в помощь миру определит от себя по 75 р. за каждого рекрута.
   Как и другие помещики, Суворов боролся с нерадением и нищенством крестьян, а трудолюбивых бедняков поддерживал, приказывая при расчистке новых мест под пашню (лядины) "прежде удовольствовать лядинами скудных, а за сим уже достаточных совестным разсмотрением, при священнике". Он старался защитить их от притеснений более сильных крестьян: "... В случае малейшего налога от имущественных крестьян над скудными, в моем присутствии последует строгое взыскание за неприличность сию..." Прикупив новую вотчину, где крестьяне были недостаточно обеспечены, он приказал своим прежним крестьянам, к которым присоединялась эта новая вотчина, "неимущим крестьянам... пособить миром во всех и недостатках, кому в чем будет нужда: лошадь, корову, овцу или птицу, разсматривая дела миром при священнике. При исправлении же их чрез год или более они должны уплатить за эту помощь по цене деньгами (но не работою) и натурою возвратить, а так не дарить". Приказывал соль покупать всем миром и делить по семьям, советовал крестьянам "выучиться... садить и ростить картофель. Он прибылен и здоров". Любил разводить всюду в своих имениях фруктовые сады и рекомендовал это всегда и своим крестьянам**.
  
   {** Генералиссимус Суворов. Жизнь его в своих вотчинах... С. 31-32, 67, 97 и 148.}
  
   По своей деятельной натуре не мог не утерпеть, чтобы живя в деревне, не подбадривать крестьян на работу. Он дивился все, что у нас поздно на работу крестьяне выезжают. "Нельзя, говорил он, спать мужичку долго; поле проспит, покос проспит и все имение потеряет. ...Коли хочешь<[Site280Site]>жить и хлеб иметь, то работай проворно, заботу имей большую и время береги..."*.{* Там же. С. 60.}
   Само собою разумеется, что и Суворов помогал во время неурожаев. В голодный 1786 г. он как раз жил в деревне, и это бедствие произвело на него столь сильное впечатление, что он осмотрел все свои вотчины и написал записку о "причинах упадка крестьянского хозяйства", в понимании которых сошелся с представителями антиоброчного направления в агрономической литературе. Он считает главной причиной упадка крестьянского хозяйства легкость жизни крестьян при оброчной системе и вытекающее отсюда нерадение к хозяйству, в особенности, плохое унавоживание земли, почему требует, чтобы крестьяне держали возможно больше скота**.
  
   {** "Лень... раждается от изобилия. Так и здесь оная произошла издавна от излишества земли и от самых легких господских оброков. В привычку вошло пахать иныя земли без навоза; от чего земля выраждается и из года в год приносит плоды хуже". Суворов предписывает обратить пустоши в сенные покосы, а "под посев же пахать столько, сколько по числу скотин, навоз обнять может... Но и сие только на это время; ибо я наистрожайше настаивать буду о размножении рогатаго скота... Единожды размноженную скотину отнюдь не продавать и не резать, и только бычков променивать на телушек с придачею. Самим же вам лучше быть пока без мяса, но с хлебом и молоком. <...>У крестьянина Михаила Иванова одна корова! Следовало бы старосту и весь мир оштрафовать за то, что допустили они Михаилу Иванова дожить до одной коровы. Но на сей раз в первые и впоследние прощается. Купить Иванову другую корову из оброчных моих денег. Сие делаю не в потворство и объявляю, чтобы впредь на тоже еще никому ненадеяться. Богатых и исправных крестьян и крестьян скудных различать и первым пособлять в податях и работах беднякам". Случай с Михайлом Ивановым особенно возмутил Суворова потому, что этот крестьянин был многосемейным, и, стало быть, очень ценным, с точки зрения расширения хозяйства человеком. Он сам подчеркивает этот мотив в своем распоряжении: "Особливо почитать таких неимущих, у кого много малолетних детей. Того ради Михаиле Иванову сверх коровы купить еще из моих денег шапку в рубль". (Там же. С. 72-74.)}
  
   Суворов не спешил, однако, переводить своих крестьян на барщину. Да и как бы он мог это сделать? Самому заняться управлением хозяйства ему было невозможно, не отказавшись от главного дела его жизни -- военной профессии, а положиться на управляющего и приказщиков он также не мог, натерпевшись и при оброчной системе от известного нам Терентьева. Надеяться на бедных офицеров, из которых<[Site281Site]>он подбирал себе помощников по управлению оброчными имениями, тоже было трудно, потому что из них едва ли выходили бы хорошие хозяева по давней оторванности от хозяйства, а если бы и нашлись между ними люди хозяйственной складки, то было много шансов за то, что они поддадутся соблазну злоупотреблять своим положением. В таких же приблизительно обстоятельствах должны были решить вопрос о переводе крестьян на барщину и другие владельцы оброчных имений. Поэтому наметившаяся уже тяга к барщинной системе давала результаты медленно, по большей части в мелких владениях, где помещик мог сам взять в свои руки хозяйственное управление, и где его подталкивало к заведению новых порядков или давление нужды, или развитые приобретательские инстинкты. Для крестьян эта медленность преобразования крепостного хозяйства была очень на руку, потому что при оброчной системе им жилось много лучше, чем при барщинной. Конечно, крепостные крестьяне и при оброке оказывались в худшем положении, по сравнению с государственными крестьянами, оброки которых были значительно меньше, они не несли добавочных натуральных повинностей и поборов и были изобильно снабжены землей*. Но, во всяком случае, положение оброчных крепостных крестьян было сносно**.
  
   {* По исследованию В.И.Семевского, оброки государственных крестьян были меньше помещичьих в 60-х гг. XVIII в. в 3 раза, в 70-х -- в 2 и 1/2, в 80-х -- в 2, в 90-х -- в 2 1/2. Абсолютный размер оброка государственных крестьян составлял до 1768 г. 1 р. с души, с 1768 по 1783 г. -- 2 р., с 1783 -- 3 р. (Семевский В.И, Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. I. С. 55.) Размеры оброка у крупных владельцев, как мы видели на примере Орлова и Суворова, были значительно ниже оброков у средних и мелких владельцев и к концу XVIII в. приближались к величине оброков государственных крестьян.
   ** По расчетам Семевского, крестьяне в оброчных вотчинах уплачивали с десятины в 60-х гг. 25 к., в 70-х -- 40 к., в 80-х -- 50 к. и в 90-х -- 60 к. "Этот сбор, -- говорит Семевский, -- почти равнялся арендной плате, вносимой крестьянами за пользование казенными землями московской провинции". "Если принять во внимание значительное количество земли, находившейся в пользовании оброчных крестьян, большую свободу и самоуправление вследствие того, что владелец оброчнаго имения обыкновенно не жил в своем поместье, то можно признать их положение, за известными исключениями довольно сносным". (Там же. С. 56-57.)}
   <[Site282Site]>
   Владельцы оброчных имений, стесненные в текущем доходе с обрабатываемой площади их владений, находили новые источники в использовании обширных пустых земельных пространств. На севере под пашню усердно расчищались леса, в южных степных местностях плодородной земли было вдоволь*.
  
   {* Вначале громадное саратовское имение Орловых было в управлении старшего брата Ивана, продолжавшего и после возвращения братьев жить в деревне и заниматься хозяйством. Он преобразовал это имение, состоявшее из 300 000 дес., переводя крестьян с нагорного берега на луговую сторону, где они стали сеять пшеницу белотурку и разводить скот иа обширных сенокосах и пастбищах. "Эта операция, -- говорит биограф В.Орлова, -- происходила не без больших издержек, не без труда... не без ропота во имя человеколюбия со стороны посторонних людей. Граф Иван Григорьевич должен был выказать большую твердость, переселяя год за годом целыя селения, в надежде, что плод переселения окажется чрез несколько лет и оправдает его пред общественным мнением". (Орлов-Давыдов В. Биографический очерк графа Владимира Григорьевича Орлова. Т. II. С. 18.) Расчеты дальновидного хозяина вскоре оправдались. Сами крестьяне стали богатеть, а некоторые из них, успешно занимаясь торговлей, выкупились на волю и записались в купцы. Известен рассказ С.Т.Аксакова в "Семейной хронике" о хозяйственных успехах его дедушки на богатых уфимских землях, на которые тот переселился со своими крестьянами. Карнович сообщает даже об одном случае успешной разработки Иргизских степей вольнонаемным трудом. Затеявший это предприятие саратовский помещик Колокольцов быстро разбогател, но вскоре был убит, и его смелое начинание не нашло подражателей. (Карнович Е.П. Замечательные богатства частных лиц в России. С. 52-53.)}
  
   Таким образом, и при оброчной системе помещики могли практически интересоваться хозяйством, становиться даже очень искушенными и оборотливыми предпринимателями, но все же они были, в общем, больше администраторами, чем хозяевами. Напротив, при барщинной системе интерес к хозяйству был преобладающим, помещик гораздо глубже вникал в самый процесс сельского хозяйства, и получаемые из него выгоды заслоняли для него его общественно-административную функцию, которую, конечно, выполнял и он, но которая занимала его гораздо меньше, чем владельца оброчного имения. Он становился гораздо больше хозяином, чем администратором.
   При барщинном хозяйстве крестьяне получали на тягло урок по 1 десятине в каждом поле при умеренных аппетитах<[Site283Site]>владельца*, но бывало и по 1, 5 дес., а иногда даже и по 2 и более**.
  
   {* В тягле в нечерноземной полосе считали обыкновенно 2 ревизских души, в черноземной -- 2 1/2 . Всего чаще в состав одного тягла входили муж и жена. Поэтому в Тверской губ. вместо слова "тягла" употребляли "венец". Тягловыми работниками считались обыкновенно мужчины с 15-16 до 60 лет, женщины -- с 15 лет или с замужества. (Семевский В.И. Крестьяне в царстование императрицы Екатерины II, Т. 1. С. 65-66 и 95-99.)
   ** Иногда вместо урока требовалась просто поденная работа.}
  
   При этом в надел самим крестьянам отводилось обыкновенно больше земли. В местностях малоземельных (например, в Тульской губ.) крестьянам доставалась половина всей земли, в среднем же крестьяне имели в своем пользовании около 2/3 всей пахотной земли имения***.
   К этому присоединялись еще поборы натурою (столовые запасы)**** и подводная повинность*****.
   Последняя составляла как бы вид зимней барщины для мужчин; для женщин зимняя барщина состояла в обязанности спрясть известное количество льна и шерсти и выткать из него сукно и холст******.
   Видом барщины была и работа на помещичьих заводах и фабриках.
  
   {*** Семевский ВИ. Крестьяне в царстование императрицы Екатерины II. Т. 1. С. 65-66. В случаях малоземелья употреблялся способ сокращения количества крестьян, ставимых на барщину. На барщине оставляли только такое число крестьян, которое можно было обеспечить достаточным земельным наделом, остальных же превращали в оброчных, "затяглых", отпуская их на сторону на заработки. См. приведенное выше описание этого приема в "Наказе управителю" Болотова.
   **** "Сверх работы, собираются с крестьян некоторые мелочные поборы, яко, с каждаго тягла по гусю, или по индейке, по курице, по нескольку яиц..." (Болтин И. Примечания на историю древнюю и нынешния России Г.Леклерка... Т. II. С. 217.)
   ***** Количество подвод определялось в зависимости от расстояния, проходимого ими. Так, в имениях Лунина при расстоянии в 400 верст от Москвы брались 1 подвода с тягла, при 225-370 верстах -- 2 подводы, при 120 верстах -- 4 подводы. На тяжесть подводной повинности указывал еще Болотов (см. выше). В зимнее время при извозе "не больше как три, а много четыре часа останется им на сон и отдохновение. Достальные 15 или 16 часов должны они, каждой за возом своим, ити пеши, да еще на косогорах, раскатах и в выбоях придерживать воз чтоб не упал; а при всем том сносить ветр и мороз...". (Там же. Т. II. С. 361.)
   ****** Болтин указывает, что кроме столовых запасов с крестьян собирали обычно с каждого тягла по нескольку аршин холста, сермяжного сукна и проч. По сведениям, сообщаемым Рычковым, в Оренбургской провинции женщинам давали спрясть и соткать 4 1/4 -- 4 1/2 фунта льна, из которого выходило 20 аршин}{ холста в 2 1/2 четверти аршина ширины. Иногда требовали 24 аршина или -- если давали лен и шерсть -- по 12 аршин холста и сукна. (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. 1. С. 67-68.)}
   <[Site284Site]>
   Число дней барщины в великорусских губерниях было обыкновенно три (как сообщали еще прокуроры в ответах на анкету Вольного экономического общества), причем крестьяне или работали три дня на помещика и три на себя (с отдыхом в воскресенье), или, если в семье было два мужика, то один постоянно (кроме праздников) работал на помещика, другой -- на семью. Но бывали нередки и случаи четырехдневной барщины, а иногда и пятидневной, на что жаловались еще прокуроры и другие авторы ответов на анкету Вольного экономического общества. Совсем редко встречался полный перевод крестьян на месячину. В Малороссии обычной была двухдневная барщина". Доход с тягла при барщине, по единодушным свидетельствам современников, был значительно выше оброка.
   "С пахотных крестьян, при хорошем смотрении и распоряжении, -- писал Болтин, -- получают помещики от 5 до 10 рублей с написанныя в перепись мужескаго пола души; по удобности и по довольству земли и по способности к отвозу хлеба на продажу. С оброчных, от 3 до 5 рублей с души... "**.
  
   {* "Пахотных крестьян повинность состоит, работать на Помещика в каждой недели три дни, чрез весь год: таковая работа признается от крестьян умеренною, и жалоб и роптания на таковаго помещика не бывает. Другие помещики заставляют работать на себя четыре дня в неделю, но таковых меньше..." "Есть такие Помещики, кои довольны работою двух дней в неделе: во всей почти Малороссии и в некоторых провинциях Новгородскаго Наместничества не больше работают крестьяня на Помещика и сей обычай зделался почти законом". (Болтин И. Примечания на историю древнюю и нынешния России Г.Леклерка... Т. II. С. 216-217.)
   Очень тяжелым для крестьян злоупотреблением помещиков при барщине бывали случаи, когда помещики как бы отбирали в свою пользу всю хорошую погоду и заставляли всех крестьян работать на себя до полного окончания работ на помещичьей земле, и только после этого отпускали их на работу на их собственных наделах. В 80-х гг. XVIII в. так было у некоторых помещиках в Тверской губ. и Вологодском уезде. (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерины II. Т. 1. С. 60.)
   ** Болтин И. Примечания на историю древнюю и нынешния России Г.Леклерка... Т. II. С. 217-218.}
  
   Семевский произвел подсчет, во что обходились самим крестьянам их повинности при барщинной<[Site285Site]>системе, в результате которого установил, что "повинности барщинных крестьян вдвое превосходили повинности оброчных"*. Впрочем, по сравнению с повинностями западных зависимых крестьян русские крепостные были менее отягощены**.
  
   {* Переводя крестьянские повинности на деньги и считая, что летний день пешего работника оценивался в 5 коп., а конного в 10 коп., зимний -- пешего в 4 коп., конного в 6 коп., Семевский расценивает летнюю работу крестьянина при трехдневной барщине в 5 р. 85 к., зимнюю -- в 3 р. 90 к., женский труд (по 4 коп. в день) -- в 6 р. 24 к., наконец, поборы натурою в 1 р. с тягла, и в общем итоге получает 17 р., т.е. при тягле в 2-2 1/2 души по 7-8 р. на душу. В конце правления Екатерины, вследствие падения ассигнаций и повышения цены труда Семевский повышает денежную оценку крестьянских повинностей при барщине до 14-16 р. с души. (Семевский В.И. Крестьяне в царствование императрицы Екатерине II... Т. 1. С. 74-75.) Таким образом угроза, какую в раздражении высказал Орлов, перевести неисправных крестьян на барщину и получать с них втрое больше дохода в конечном счете не была уже большим преувеличением.
   ** "Во второй половине XVIII в., -- говорит Семевский, -- в Германии повинности были тяжелее, чем у нас..." (Там же. С. 88-89.) Подробное сравнение тягостей, лежащих на русских крестьянах, по сравнению с земледельцами Англии, Германии, Голландии и других государств, приводил еще Болтин в своих "Примечаниях" с таким же заключением. Долго живший в России Бернгарди также признавал положение русских крепостных крестьян более легким по сравнению с остзейскими и немецкими, несмотря на полную зависимость русских крестьян от их помещиков, вследствие которой последние могли бы их эксплуатировать, как негров. По его мнению, этому мешает трудность сбыта сельскохозяйственных продуктов в России. "Если бы на Вест-Индских островах, вместо сахара, возделывали хлеб, и к тому же, сбыт его представлял трудности... то я не могу себе представить, что, при всем жестокосердии колонистов, рабы подвергались бы ужасным мучениям и в то же время не кормились бы до сыта. Вообще русские помещики меньше, чем лифляндские, спекулируют на сельском хозяйстве..." (Цит. по: Струве П.[Б.] Крепостное хозяйство. [?.], 1913. С. 41.)}
  
   Размышления о выгодах барщинной системы перед оброчной сводились в существе к вопросу об интенсификации крестьянского труда. Вообще, по вопросу о качестве труда крестьян и о способах "поощрения их трудолюбия" агрономы и публицисты второй половины XVIII в. говорили часто и охотно, причем мнения их на этот счет были далеко не единодушны в зависимости от их общего мировоззрения и отношения к интересам помещичьего класса. Еще в ответах на анкету Клингштета характеристики крестьянского труда очень расходятся.
   <[Site286Site]>
   Некоторые жалуются на нерадивость, неумелость, недобросовестность крестьян, отсутствие духа предприимчивости, беспечность*.
  
   {* Ответ Василея Приклонского по Кашинскому уезду // Труды ВЭО. 1774. Ч. XXVI. С. 51, 81, 89-90; Ответ Эзельской провинции камерира И.Гронава / / Труды ВЭО. 1769. Ч. ХIII. С. 95-96; Ответы по Слободско-Украинской губ., где помещики старались привлекать к себе рабочую силу разными льготами, содержит особенно резкие жалобы на избалованность и недобросовестность крестьян. См.: Там же. 1768. Ч. VIII. С. 142-143, 218-219.}
  
   Другие, напротив, указывают на крайнюю эксплуатацию крестьян помещиками, отмечая как одну из причин этого явления стремление к роскошной жизни в деревне**.
  
   {** Рычков в ответах по Оренбургской губ. указывает, что там обычно применяется трехдневная барщина, но "есть и такие еще помещики, что повсядневно наряжают их на свои работы, а крестьянам для пропитания их дают один месячной хлеб". (См.: Там же. 1767. Ч. VII. С. 147.)
   Случаи перевода крестьян на месячину Рычков отмечал и в "Наказе для управителя". Там же он указывает случаи злоупотребления барщиной (четыре дня работы на господина, обработка двух и более десятин на тягло). (См.: Там же. 1770. Ч. XVI. С. 26-28.)
   Четырехдневную барщину, как обычное явление, отмечает Залесский по Переславльской провинции. (См.: Там же. 1767. Ч. VII. С. 83-109.)
   Прежде, говорит Рычков, "когда процветало и избыточествовало у нас земледелие, самые лучшие люди считали себе в честь умножать оное, и поощрять к тому крестьян, а притом и жили в деревнях своих умеренно и бережно. Но ныне живущие в оных молодые помещики, за честь ставят себе то, когда выстроят себе пространные домы, уберут их богато, имеют при себе не малое число официантов и ливрейных служителей, а к тому для выезду нарядной двойной, или еще и тройной экипаж. Не давно, и суще не более дватцати лет назад, знатные, разумные и заслуженные Штаб-Офицеры и дворяне немало поместные... имели у себя домы посредственные, слуг при себе человека по два или по три в простом, но в чистом платье, для выезду одну или две простыя ж, токмо хорошия, крепкия и спокойныя коляски с принадлежностью... Напротив того ныне дети их и наследники, имея тож число крестьян, или еще и меньше, и чин субалтерна или не свыше Капитанскаго, живут в деревнях своих уволенными от службы, не жалея себя и крестьянства, всю свою возможность употребляют в те излишества, о коих выше упомянуто". (Рычков П.И. Примечания о прежнем и нынешнем земледелии / / Труды ВЭО. 1767. Ч. VI. С. 61-62.)}
  
   Сильно расходились взгляды писателей второй половины XVIII в. и по вопросу о способах поощрения трудолюбия крестьян. Одни (как многие авторы ответов на первую анкету Вольно-экономического общества) возлагали больше всего надежд на меры строгости, другие, наоборот, высказывали гуманные мысли, навеянные общим духом мировоззрения<[Site287Site]>XVIII в. Так, еще бригадир Олешев в заключение своего ответа о Вологодском уезде порицал обычные жалобы на леность и невежество крестьян. "Один из нас кричит: мои крестьяне великие ленивцы; другой сказывает, что по нещастию имеет большую часть непонятых. Чудная жалоба. Разве нет способов ко ободрению ленивого, и к поправлению непонятого. Истинно довольно к тому имеет каждый домостроитель... Не старается ли всякой, людей своих обучать портному, чеботному, столярному и другим мастерствам: а сему из первых самому нужнейшему, то есть земледельству, никто обучать не помышляет"*.
   Гуманным духом проникнута статья Романа Воронцова "О способах к исправлению сельского домостройства". Воронцов указывает на "многия насильства, которыя делаются от управителей и прикащиков", предлагает учредить суд над крестьянами из самих крестьян, отмечать случаи "отменнаго прилежания людей к землепашеству и скотоводству", рекомендует господам "потчивать" своих крестьян после жатвы, по мере их усердия, требует "чтоб дни, где деревни на изделье господском, а не на оброке, установленные для их работ порядочно наблюдались, и чтоб в те дни на господскую работу отнюдь сысланы не были, и всякой бы земледелец знал, когда ему можно какую работу исправить, и тем не зделать бы в его собственном хозяйстве большого помешательства, и по напрасну не огорчить человека к трудам рожденнаго"**.
   Советует удерживать крестьян от земельных разделов, поддерживать заболевших во время работ и выполнять за них миром работу, облегчать браки между крестьянами, не отнимать земли у сирот, а обрабатывать и для них миром, пока подрастут***.
  
   {* Там же. 1766. Ч. II. С. 127-128.
   ** Там же. 1767. Ч. V С. 3-7.
   *** Там же. С. 8-12. Возможно, что Роман Воронцов старался подделаться под общий дух времени. Его моральный уровень был далеко не высок, и впоследствии он обратил на себя внимание чудовищным лихоимством в служебной деятельности.}
  
   Великодушно настроен и не подписавший своего имени автор статьи "Дружеские советы благородным сельским<[Site288Site]>жителям". Он преподает помещикам моральные наставления довольно банального свойства, но вероятно не бесполезные для того времени -- поощрять к труду наградами, а не страхом наказания, который притупляется от частого повторения, относиться к крестьянам по-человечески. ("От ныне умолкнет неистовая гордость, презирать в низости живущих поселян, когда Великая Екатерина сама признавает важность их трудов"), самому следить за порядком в имении, относиться внимательно к подбору работников ("не должно ли по справедливости в скотники выбирать умнаго и надежнаго человека"). Но у нас обычай есть такой: "который человек ни в лакеи, ни в другую работу не способен, то есть со всем дурак, то такой негодной к сему нужному в домостроительстве делу и употребляется"*.{* Там же. 1767. Ч. VI. С. 2-37.}
   Вскоре за тему о поощрении трудолюбия у крестьян взялся Клингштет. Он высказывается против "крепкаго за ним (крестьянином. -- В.Ж.) присмотра и побоев", ибо "таковыя строгия средства превращающиеся не редко и в самое варварство сколь мало сходствуют с мягкостью нравов и мыслей, в нынешния благополучныя времена по всему российскому народу к чести человечества превосходно разпространившихся". В статье Клингштета заслуживает внимания редкая в то время мысль о пользе повышения потребностей крестьянина для поощрения его трудолюбия. "Бесконечно бы к общей пользе государства служило, когда бы возможно было простых сельских жителей приучить к познанию некоторых новых потребностей так, чтоб находя в них вкус, старались бы усугублением трудолюбия своего их себе доставлять". Он признает, что крестьяне часто боятся показать себя зажиточными, чтобы не навлечь новых поборов, но думает, что такие помещики, которые "бы самовластно их (крестьян. -- В.Ж.) лишали плодов своего трудолюбия", должны встретить "справедливое презрение товарищей своих". Клингштет рекомендует отмечать "лучших и исправннейшых домостроителей", награждать их платьем и обувью, освобождать от личных тягостей и тем приучать к более высокому уровню жизни. "...Искусство<[Site289Site]>возпользоваться человеческими страстями, и с помощию самих сих страстей, научит их познанию новых потребностей, есть самое лучшее и единое то средство, которым жалобы о лености крестьянства прекратить можно"*.
   В таком же духе высказывается не подписавший своего имени автор статьи "О поправлении деревень", ссылаясь на свой восемнадцатилетний опыт управления "земским домостроительством". Он сообщает о постепенном превращении своих крестьян из бедных, нерадивых и порочных в зажиточных и порядочных людей. Он начал с прекращения семейных разделов и разделения крестьян на хороших и дурных хозяев, увеличивая земли первых за счет вторых, которых он определял в работники. Заботился о накоплении навоза, снабжал новых хозяев инвентарем, семенами и продовольствием; при неурожае снабжал хлебом из своих житниц. Когда крестьяне стали поправляться, он понуждал их "наблюдать и чистоту в платьях". "...Я с крестьянами поступал как с людьми свободными, только с такою при том разностию, что всего того, чем их снабдевал при их заводе или в случае учинившагося недорода, с них обратно не взыскивал, а вольной крестьянин принужден бы был все оное возвращать". "Ничего человечеству столь несносно, как всегдашняя неволя, зависящая от произволения единаго только человека, и неограниченная предписанием какого-нибудь права". "При всяком случае крестьянин должен быть безопасным в собственности своего имения, дабы будучи исправен в господской работе и в платеже своих податей, не мог опасаться новых налогов"**.
  
   {* Клингштет Т, фон. Изъяснение вопроса: невозможно ли изобресть средства способные к поощрению земледельцов к вящему трудолюбию и к уменьшению лености в большой части оных вкоренившейся? // Труды ВЭО. 1770. Ч. XVI. С. 238, 247-248, 251-255.
   ** Труды ВЭО. 1771. Ч. XVII. С. 121-122, 126-128, 130-131, 140-154.}
  
   Напротив, пастор Грасман, получивший от Вольного экономического общества медаль за статью о количестве земли на крестьянское тягло, предлагал устанавливать крестьянский земельных надел в таком размере, чтобы крестьянин добывал себе содержание "неусыпными трудами<[Site290Site]>и прилежанием", и чтобы оно не превышало при этом уровня самых необходимых потребностей. "От излишества крестьянскаго достатка" могут проистекать "печальные следствия": "Произрастающая из того неумеренность в пищи и питии, так называемый покой, или свойственнее сказать леность, чрезмерная нега детей, которых воспитывать станут в праздности, и постараются только выкармливать их на подобие почти телят, несмотрение за пашнями, неспокойные и вздорливые поступки и тому подобное.. <... > Сверх упомянутых выше сего безпорядков между прочим женщины начинают щеголять платьем, а сие щегольство со временем простирается и до других вещей; наконец же все такия вещи, которыя у них составляют действительную роскошь, почитают за необходимо нужныя, и нераздельныя якобы от их потребностей"*.
   Сторонники барщинной системы хозяйства не всегда считали русских крестьян ленивыми. Щербатов называл леностью уклонение крестьян от их исконного занятия, поскольку же они продолжали "прилежать к земледелию", их трудолюбие не вызывало в нем сомнений. Также и Болтин, не одобрявший, подобно Щербатову, внеземледельческого отхода крестьян, считал, однако, необходимым возражать Леклерку против общего тезиса о праздности русских крестьян[123]. Он указывает на трудность сельскохозяйственных работ в великорусских губерниях, уступая Леклерку лишь в вопросе о работе малороссийских крестьян**.
  
   {* Грасман П. Определение земли на одно крестьянское тягло И Труды ВЭО. 1775. Ч. XXIX. С. 30-38, 66-67.
   ** "Как только снег сойдет, принимается крестьянин за земледелие. Надобно ему, по крайней мере, три десятины, а в иных местах, где довольно земли, до четырех и до пяти унавозить, вспахать, посеять; а по созрении хлеба, сжать, свозить с поля и скласть в одонья; накосить на зиму сена, котораго требуется немалое количество, в разсуждении здешния долговременныя зимы..
   Летними работами до того крестьянин, чрез все лето, занят бывает, что едва ему три или четыре часа в сутках остается на сон и отдохновение; а что такое праздник или воскресенье он и не ведает, кроме самых знаменитых дней, каковы есть Пасха, Троицын день и тому подобные". Относительно малороссийских крестьян он не спорит: они "гораздо ленивее великороссийских, любят праздность и гулянье: достав себе летом хлеба, целую зиму остаются без упражнения. Там и устыдение наблюдается меньше, и за недостатком работы и упражнения, более наклонности имеют}{к распустности, нежели в России..." (Болтин И. Примечания на историю древнюю и нынешния России Г.Леклерка... Т. II. С. 179-181.)}
   <[Site291Site]>
   Все эти писатели стояли на точке зрения необходимости крепостного труда в тогдашних русских условиях. Гораздо более резкую характеристику препятствий трудолюбию у русских крестьян дал в своем "Путешествии" Радищев[124], выступивший активным противником крепостничества. Он широко черпает свои аргументы и в русских народных воззрениях, и у радикальных публицистов Запада. Он описывает свою встречу с крестьянином, пашущим на себя в воскресенье -- единственный день, когда он может работать на себя, потому что шесть раз в неделю он должен ходить на барщину. Зато на себя он работает изо всех сил, а на барина "грешно бы было так же работать". "...Хотя растянись на барской работе, то спасибо не скажут". "Барин подушных не заплатит; ни барана, ни холста, ни курицы, ни масла не уступит. То ли житье нашему брату, как где барин оброк берет с крестьянина, да еще без приказщика". "Правда, что иногда и добрые господа берут более трех рублей с души, но все лучше барщины"*. {* Радищев А.Н. Путешествие из Петербурга в Москву. СПб., 1905. С. 12-13.}
   В объяснении лености крепостных крестьян Радищев пользуется принципами французской просветительской философии, в особенности Гельвеция[125]. "Человек в начинаниях своих двигаемый корыстию, -- пишет он в другом месте "Путешествия", -- предприемлет то, что ему служить может на пользу, ближайшую или дальную, и удаляется того, в чем он необретает пользы, ближайшей или дальновидной. Следуя сему естественному побуждению, все начинаемое для себя, все, что делаем без принуждения, делаем с прилежанием, рачением, хорошо. Напротив того все то... что не для своей совершаем пользы, делаем оплошно, лениво, косо и криво. Таковых находим мы земледелателей, в государстве нашем. Нива у них чуждая, плод оной им не принадлежит. И для того обрабатывают ее лениво; и нерадеют о том, не запустеет ли среди делания. Сравни сию ниву, с данною надменным владельцем, на тощее прокормление делателю. Нежалеет сей о трудах своих, ея ради предпринимаемых. Ни что неотвлекает его от делания. Жестокость
   <[Site292Site]>времени он одолевает бодрственно; часы на упокоение определенный, проводит в трудах; во дни на веселие определенные, онаго чуждается. Занерачит о себе, работает для себя, делает про себя. И так нива его даст ему плод сугубый; и так все плоды трудов земледелателей, мертвеют, или паче невозрождаются, они же родились бы, и были живы на насыщение граждан, если бы делание нив было рачительно, если бы было свободно"*.
  
   {* Там же. С. 143-144. Здесь же Радищев дает яркое описание перевода крестьян на месячину, отмечая особый характер организации труда при этой форме крепостных отношений -- лишение крестьян всякой самостоятельности и инициативы в работе, превращение их в безвольный аппарат, управляемый сверху, безграничной властью помещика. Много позже аналогичную мысль высказал Ю.Ф.Самарин. Радищев рассказывает, что один известный ему помещик уподобил "крестьян своих орудиям, ни воли ни побуждения неимеющим; и уподобил их действительно в некотором отношении нынешняго века воинам, управляемым грудою, устремляющимся на бою грудою, а в единственности ничего незначущим. Для достижения своея цели, он отнял у них малой удел пашни и сенных покосов, которые им на необходимое пропитание, дают обыкновенно дворяне, яко в воздаяние, за все принужденныя работы, которыя они от крестьян требуют. Словом сей дворянин некто, всех крестьян, жен их и детей заставил во все дни года работать на себя. А дабы они неумирали с голоду, то выдавал он им определенное количество хлеба, под имянем месячины известное. Те, которые неимели семейств, месячины неполучали, а пообыкновению Лакедемонян пировали вместе на господском дворе, употребляя, для соблюдения желудка, в мясоед пустыя шти, а в посты и постные дни, хлеб с квасом. Истинные розговины бывали разве на святой неделе. Таковым урядникам, производилася так же приличная и соразмерная их состоянию, одежда. Обувь для зимы, то есть лапти, делали они сами; онучи получали от господина своего; а летом ходили босы. Следственно, у таковых узников небыло ни коровы, ни лошади, ни овцы, ни барана. Дозволение держать их, господин у них неотымал, но способы к тому. Кто был позажиточнее, кто был умереннее в пище, тот держал несколько птиц, которых господин иногда бирал себе, платя за них цену по своей воле. При таковом заведении неудивительно, что земледелие в деревне некто, было в цветущем состоянии. Когда у всех худой был урожай, у него родился хлеб сам четверт; когда у других хорошей был урожай, то у него приходил хлеб сам десят и более. В недолгом времени к двум стам душам, он еще купил двести жертв своему корыстолюбию; и поступая с сими равно как и с первыми, год от году умножал свое имение, усугубляя число стенящих на его нивах. Теперь он считает их, уже тысячами, и славится как знаменитый земледелец". Радищев не выдерживает под конец принятого иронического тона и раздражается бурной негодующей тирадой: "Варвар! недостоин ты носить имя гражданина. Какая польза государству, что несколько тысяч четвертей в год более родится хлеба, если те, кои его производят, щитаются на равне с во-}{-лом, определенным тяжкую вздирати борозду? Или блаженство граждан в том почитаем, чтоб полны были хлеба наши житницы, а желудки пусты? что бы один благославлял правительство, а не тысящи? Богатство сего кровопийца ему непринадлежит. Оно нажито грабежем, и заслуживает строгаго в законе наказания". (Там же. С. 152-154.)}
   <[Site293Site]>
   Уместно отметить, что в защиту русских крестьян выступил тогда и острый иноземный наблюдатель чуждых ему условий крепостной России -- Бернгарди*.
   То, что русские ведут экстенсивное земледелие, представлялось ему естественным следствием обилия плодородных земель и трудности обширного сбыта сельскохозяйственных продуктов**.
  
   {* "Как можно назвать ленивым, часто думал я, народ, который так легко входит во все роды занятий, занимается попеременно столь многими видами промышленности, не выучившись как следует ни одному, у которого часто встречаются случаи благоприобретенных мелких и крупных состояний, у которого существует обыкновение проходить сотню и более миль пешком, чтобы в течение полугода заработать себе в городе не больше как на свое содержание, у которого так мало нищенства, как, вероятно, ни у какого другого народа в Европе". (Bernhardi Ambrosius Bethmann. Zuge zu einem Gemahlde der Russischen Reichs unter der Regierung von Catharina II. Sammlung., 1799. S. 180.)
   ** Бернгарди не считает обоснованным и обычный упрек, что русские охотно бросают или запускают земледелие ради более легких городских заработков, "ибо, говорит он, я сомневаюсь, стоит ли в России более тщательное и более распространенное земледелие того труда, который на него должно было бы затратить. Легкой обработки почвы достаточно, чтобы получить плоды от тучной земли, и если бы она и дала больше при лучшей обработке, то еще вопрос, может ли обещать такая лучшая обработка и соответственно большую прибыль. Едва ли на него можно дать утвердительный ответ для всех провинций, которые не могут рассчитывать на легкий вывоз своих продуктов. По общему правилу обыкновенные сборы хлебов более чем достаточны для содержания жителей". (Ibid. S. 190-191.)}
   <[Site294Site]>
   ++++++++
   ГЛАВА ВОСЬМАЯ
   ++++++++
   Движение в сторону рационального (по преимуществу английского) земледелия в последнюю четверть XVIII в. первоначальный осторожный и скептический тон (Болотов, Левшин) сменяется восторженным восхвалением новых систем.
   Увлечение техническими новинками в ущерб экономике.
   Командировка в Англию студентов Киевской духовной академии.
   Пример Фридриха Великого.
   Перевод "Наставника земледельческого" Боудена профессором Десницким.
   Самборский, Комов, Ливанов.
   Ссуды дворянам в конце 80-х годов. Вторая анкета Вольного экономического общества.
   Перемена во взглядах Екатерины на применимость в России английских форм земледелия.
   Поощрение рационального земледелия при Павле.
   Учреждение земледельческой школы в Павловске.
   Самборский как инициатор и первый директор школы.
   Второй директор школы -- Бакунин.
   Предписание Павла о введении пятипольного севооборота у удельных крестьян.
   Доклад департамента уделов и учреждение образцового "усадьбища".
   Заботы Экспедиции государственного хозяйства о специальных культурах, коневодстве и овцеводстве.
   Популярная агрономическая литература.
   "Деревенское зеркало".
   "Журнал о земледелии" ГР. Клермонт-тоннера.
   "Описание моего владения" Радищева.
   Рознотовский, Бланкеннагель и другие пионеры травосеяния.
   Образцовые хозяйства Н.П.Румянцева и Д.М.Полторацкого.
   ++++
   Движение в сторону рациональной агрономии усиливается с 80-х гг. XVIII в. В отличие от скептического тона первого поколения агрономических писателей от Клингштета до Болотова и Левшина*,
  
   {* До 80-х годов XVIII в. агрономические писатели мало интересовались вопросом о преобразовании системы земледелия и касались его с большой осторожностью и немалой долей скептицизма. Болотов, как мы видели, попробовал поставить опыт с коппельным хозяйством, но потерпев неудачу, не возобновлял этой попытки и отказался от пропаганды новой системы. Также и Левшин не спешил рекомендовать русским помещикам усовершенствование системы земледелия. Даже в 80-х годах он не шел дальше коппельной системы. В исполненном им переводе обширного (типа Hausvaterliche Literatur) агрономического сочинения Гермерсгаузена по поводу изложенного там четырехпольного выгонного севооборота Людерса читаем, что "читатель из сего роду земледелия г. Людерса может быть многое может для себя заимствовать", тем более, что "Г.Протопоп нашел то верным отчасти по долговременным своим испытаниям, частью же заимствовав от других осторожных Хозяев, кои исполняют это с великою пользою издавна".}{Гермерсгаузен Х.Ф. Хозяин и Хозяйка, или Должности господина и госпожи во всех видах и всех частях, до домоводства относящихся. Сочинение в систематическом порядке и XII частях состоящее, Християна Фридриха Гермерсгаузена, проповедника Шлалахского и члена Экономическаго Лейбцигскаго Общества. С немецкого языка переведено Василием Левшиным. ?., 1789. [Ч. I, отд-ние 1]. С. 164-170, 197-208.}
  
   сторонники<[Site295Site]>агрономического реформаторства выступают теперь сторонниками рационализма.
   Но в изданном потом собственном сочинении "Всеобщее и полное домоводство" Левшин высказался уже с полной определенностью за "разделение полей на четыре клина". "Кажется, что каждому хозяину, имеющему единое, а не черезполосное с соседями владение, полезно и можно разделить свои поля на четыре клина. Конечно убудет от того количество высева, но удобрение полей и облегчение в работе, а от того удобность в угобжении земли наградят этот убыток несравненно больше. Не количество засеваемых десятин наполняет житницы, но удобрение и обрабатывание пашен"*.
  
   {* Всеобщее и полное домоводство... Издано трудами Василия Левшина... ?., 1795. Ч. III. С. 71-73.
   Грасман предвосхитил и будущие оптимистические расчеты энтузиастов "нового земледелия". При шести десятинах поля, по вычислениям Грасмана, крестьянин собирал бы при трехпольной системе все уменьшающиеся урожаи (с первого по десятый год шестое зерно, с 10 по 19-й год -- пятое зерно и с 19 по 28-й год -- третье зерно), т.е. за 27 лет получил бы на двух десятинах озимого хлеба 396 четвертей, тогда как его сосед при многопольном хозяйстве, дающем постоянные урожаи (все время шестое зерно) получил бы за такой же период с 1 1/2 десятины 405 четвертей. (Грасман П. Определение земли на одно крестьянское тягло // Труды ВЭО. 1775. Ч. XXIX. С. 218-219.)}
  
   Этих же взглядов Левшин продолжал держаться и в начале XIX в. (см. ниже). Едва ли не единственным исключением в это время является статья -- и то не русского агронома -- упомянутого выше пастора Грасмана о размерах крестьянского тягла, в которой он проектировал 11-польную систему с травосеянием. Грасман предлагал два варианта разделения полей: а) 1) трилистник, 2) рожь, 3) овес, 4) ячмень, 5) трилистник, 6) трилистник, 7) трилистник, 8) пшеница, 9) овес, 10) ячмень, 11) трилистник. В этом варианте намечено только две десятины на озимый, а четыре на яровой хлеб. "Но ежели разделить землю на равное число озимы и яроваго<[Site296Site]>хлеба, то чередование посевов шло бы так: в)
   1) трилистник, 2) пшеница, 3) ячмень, 4) трилистник, 5) рожь, 6) ячмень, 7) трилистник, 8) трилистник, 9) пшеница, 10) ячмень, 11) трилистник".
   Грасман ссылается на собственный опыт: "Тому два года назад сделал я начало на полдесятине и третью часть оной засеял трилистником. В прошлом году засеяна была другая, а в нынешнем 1774 году последняя часть". Он считает, что травосеяние могло бы быть теперь же применено во многих губерниях (в большей части Белгородской, Смоленской губерний, Орловской и Псковской провинций, Санкт-Петербургской и Московской губерниях), а в прочих может быть в короткое время подготовлено и проведено.
   Сравнительно с Болотовым и Левшиным Грасман смотрел на преобразование установившейся системы земледелия более оптимистически, и в этом отношении он предвосхищает увлечение более поздних пропагандистов "нового земледелия" с твердым убеждением в преимуществах нового земледелия и возможности немедленного уничтожения трехполья, по крайней мере, в коренных местностях России*.{* Там же. С. 108-111, 125-128.}
   Рациональное земледелие входит в моду среди просвещенных крупных землевладельцев и в короткое время во многих местах создаются усовершенствованные хозяйства. Они, за разными исключениями, не достигали больших размеров у самих пионеров нового земледелия, но образовывали хорошую базу для агрономического просвещения, создавая ряд агрономических центров, из которых могли распространяться лучи агрономических знаний не в одной книжной форме, но и путем прямого показа. В этом было движение вперед, по сравнению со скромными попытками Болотова и других первых любителей агрономии, но вместе с тем и некоторый регресс, потому что инициаторы и пропагандисты рационального преобразования хозяйства очаровывались совершенством западной агрономической техники и мало задумывались над экономическими возможностями ее применения к русской жизни. В новом агрономическом движении отсутствовала живая научная мысль, и дело ставилось на чисто практическую почву, без всякой критики и реального<[Site297Site]>контроля. Такой контроль могла бы дать сама жизнь при широком применении новых приемов, но в громадном большинстве случаев они практиковались на небольшой площади людьми с достаточно обеспеченными доходами с других частей поместий, где оставалось нетронутою прежняя система земледелия. Для этого времени характерно поэтому крайне упрощенное представление о рациональном хозяйстве. Достаточно было познакомиться с новой западной системой земледелия и произвести несколько небольших агрономически-технических опытов, чтобы начать широкую пропаганду нового способа. Мы напрасно стали бы искать в этой литературе следов экономического размышления и исследования. Лучшая техника покрывает все остальные соображения, и энтузиасты нового земледелия считали возможной немедленную замену трехполья новыми формами. В этом сходились два главных агрономических течения конца XVIII в., представленные поклонниками "английского земледелия" и шубартовой системы[126].
   Увлечение новой агрономической техникой затемнило на время экономические проблемы организации сельского хозяйства, которые, хотя и смутно, ставились уже раньше. Вопрос о приемлемости усовершенствованных приемов земледелия казался решением при всяких условиях, и мысль агрономических новаторов направлялась исключительно в сторону простого перенимания этих приемов, без предварительного критического освещения экономической обстановки, в которой они должны были применяться. Поэтому расцвет наших агрономических увлечений, начавшийся в конце XVIII в., сопровождался сравнительным упадком интереса к сельскохозяйственно-экономическим проблемам.
   Любопытно, что первый толчок пробуждения интереса к английскому сельскому хозяйству дала сама Екатерина, которая в начале своего правления еще хорошо не осмотрелась, поддалась всеобщему тогда в Европе преклонению пред английским земледелием*.
  
   {* Возможно, что на Екатерину особенно действовал пример Фридриха Великого, который давно интересовался английским земледелием, а после Семилетней войны, озабоченный положением сельского хозяйства в Пруссии, приступил к решительным мерам по насаждению английских приемов. В 1765 г. он}{командировал четырех молодых людей, сыновей арендаторов государственных доменов, на свой счет в Англию для ознакомления с английским земледелием, с обязательством вести точные дневники своим наблюдениям. Король внимательно следил за их отчетами, а когда они вернулись, вызвал к себе в Потсдам, подробно беседовал с ними, остался доволен и назначил их на должности в королевских доменах. Впоследствии Фридрих командировал в Англию и других молодых сельских хозяев. В 1767 г. Фридрих выписал по особому договору из Англии известного агронома Вильсона для организации на английский лад хозяйства в имениях Курмарки. Через год, однако, контракт был разорван, и был приглашен новый английский агроном Браун, и ему было поручено управление королевским имением Muhlenbank, к которому было затем присоединено имение Шенгаузен. У Брауна дело шло хорошо, и король предписал другим управляющим имениями познакомиться с хозяйством Брауна и ввести у себя такие же приемы, причем было предписано брать в это имение для обучения молодых сельских хозяев. Эту меру король распространил потом и на другие провинции. В 1771 г. он ассигновал для Курмарки капитал в 100 000 талеров на выдачу ссуд хозяевам, которые вводили бы у себя английское земледелие (с уплатой 4%). Насколько удалась попытка Фридриха внедрить в Пруссии английское земледелие, не вполне ясно. Органы, которым поручалось это дело, выполняли его, в общем, вяло. Однако, травосеяние распространилось довольно широко. Культура турнепсов, напротив, определенно не удалась. Сам Фридрих после произведенных опытов охладел к английскому земледелию, а об английских орудиях отзывался -- для прусского хозяйства -- с неодобрением, считая английские плуги непригодными вследствие легкости прусской почвы, а сеялки -- из-за их дороговизны. С особенной энергией Фридрих настаивал на распространении культуры картофеля, в чем ему удалось добиться крупных успехов. (Stadelmann R. Preussens Konige in ihrer Thatigkeit fur die Landerkultur. Leipzig, 1882. Th. 2. S. 171-175.)}
  
   Она разделяла также и довольно<[Site298Site]>популярную тогда идею о распространении рациональных понятий о земледелии через сельских священников*.
  
   {* Молодые люди духовного образования избирались еще и потому, что они могли хорошо знать латинский язык, главное орудие тогдашней учености. Так, в 1770 г., заинтересовавшись сочинениями о пчеловодстве пастора Шираха, Екатерина прислала их в Вольное экономическое общество с предложением высказаться "полезно ли послать к помянутому Шираху Элева (ученика) для науки, до содержания пчел касающейся". Общество признало желательным отправить двух элевов, и когда Екатерина поручила Обществу приискать таких людей, общество рассудило отписать к архиепископам киевскому, казанскому и смоленскому, "дабы они из своих семинарий или школ благоволили выбрать таких людей, которые бы разумели немецкий или латинский языки и притом бы с охотою на сие дело себя избрали; но еще б полезнее было, если б они и имели несколько о пчельных заводах понятие". Были избраны два студента Смоленской семинарии -- Каверзнев и Бородовский, которые и были отправлены сначала к Шираху (в Верхний Лаузиц), а затем для довершения образования в Лейпциг, где они пробыли с октября 1772 по апрель 1775 г. и слушали "все части философии, универсальную историю,}{физику теоретическую и экспериментальную, весь курс математики и особливо алгебру, также экономию и касающуюся до полицеи науку, химию, до экономии касающуюся, минералогию и натуральную историю". Еще в начале 1773 г. Каверзнев прислал из Лейпцига перевод сочинения о пчелах, который Общество постановило напечатать в 1200 экз. и выдать в награду Каверзневу 100 руб. вместо большой золотой медали. В августе 1775 г. Каверзнев и Бородовский возвратились в Петербург, пробыв за границей четыре года. По требованию Общества они представили "специмент" ("в коем содержатся удобнейшие способы к разведению и соблюдению пчел служащие"), их проэкзаменовали по прослушанным за границей наукам, признали специмент и ответы успешными, но не найдя соответствующего применения их знаниям, обратились с просьбой к смоленскому губернатору Глебову "определить их к таким должностям, за исправление которых могли бы они получать жалованья о трехсот рублей" (сколько они получали за границей). По сообщению Ходнева, они были определены "на какие-то секретарские должности в Смоленске" "с жалованьем по 250 руб. в год, причем из этого жалованья у них вычитали сумму, составляющую 844 рейхсталера, которую они задолжали за границей. (Журналы (рукописные) Вольного экономического общества за 1770-1776 гг. Ходнев А.И. История Императорского Вольного экономического общества с 1765 до 1865 года. С. 225-229.)}
   <[Site299Site]>
   В 1765 г. она предписала выбрать из лучших учеников Киевской духовной академии и послать их в Англию для изучения агрономии. Было избрано несколько человек и среди них более старший -- А.А.Самборский[127], которому было поручено "смотрение" за остальными.
   По возвращении из-за границы они были назначены помощниками директоров экономии. Тем из подобных агрономов, которые приобрели ученые степени в заграничных университетах, были присвоены звания "профессоров земледелия и других наук", хотя кафедр в университете они не занимали. Наиболее выдвинулись из них, кроме Самборского, который вскоре предпочел как главное занятие церковную службу, но продолжал изучение агрономии, Комов и Ливанов, получившие звание таких профессоров[128].
   Первым выступил с пропагандой английского земледелия, однако, не агроном, а юрист -- Десницкий. До того он ничем не обнаруживал интереса к агрономическим знаниям, сосредоточившись исключительно на изучении и преподавании права[129]. Возможно, что он встречался в Англии с Самборским и потом поддерживал с ним сношения. В конце 1770-х гг. о Самборском много говорили в России, и он сам стремился приложить приобретенные в Англии<[Site300Site]>агрономические сведения на родине*.
   Как бы то ни было, в 1760 г. Десницкий издал перевод книги Боудена "Наставник земледельческий"[130], снабдив его дополнениями из других английских агрономических сочинений, собственными примечаниями и приложением русских официальных агрономических наставлений. Он посвятил книгу наследнику престола Павлу Петровичу[131], обращаясь к нему не с обычными приемами официальной лести, а с поучением, как будущему правителю и преемнику Петра Великого. Он хвалит англичан, как неутомимых исследователей природы, отважных мореходов, призревающих "гонимых, утесняемых и обуреваемых напастями ученых мужей" других стран, поборников законности и правды. "Вольность и собственность, написанныя на лице почти у всякого Британца, как природные права, имеют законом предписанный предел, за которой вредная наглость и своевольство прейти не могут". "Все ея (Британии) толикия превосходства, преуспевания и совершенства во всем приобретены великими трудами, произведены в действие сильным могуществом и множеством веков совершаемы были. Много поту и крови народной пролито в сем толь лестном приобретении..." "Введение художеств был первый сего народа труд; вскоре за введением художеств науки в Англии сами последовали, имея себе издревле покровительницу обоя совершающую вольность"**.
  
   {* В 1779 г. Самборский был избран членом Вольного экономического общества вместе с "славным в Англии экономом Артуром Юнгом", а в 1780 г. Екатерина II вызвала его в Россию.
   ** Боуден Т. Наставник земледельческий, или Краткое аглинскаго хлебопашества показание... М., 1780. С. 2-10. (Посвящение).}
  
   Десницкий хотел бы, чтобы и Россия занялась развитием "земледельческого художества", которое "справедливо почесться может первым отворением пути к наукам". Десницкий далек еще от мысли, что само "земледельческое художество" должно основываться на научном исследовании. По его мнению, оно "по щастию рода человеческого есть самонужнейшее и самопростейшее, и кроме труда и прилежания великого ума не требующее; следовательно за оное всяк принимается, оным разживиться, и чрез оное в высшее состояние восходить может, если только оному не<[Site301Site]>будут препятствовать какия обстоятельства политическия". Десницкий намекает здесь на свободу земледельческого труда как источник агрокультурных успехов. "В Англии никаких препятствий политических земледелию нет, и обрабатываемая там земля повсеместно отдана в торг так, что всякий желающий может иметь оную безпрепятственно; от чего вся Великобритания зделалась повсеместным почти пахатным полем, и изобилием собственных плодов насыщает не токмо свой многочисленнейший в свете народ, но и соседние премногие. Доходы там помещичьи, и государственные поборы поземельные чрез то умножились во сто крат больше, и собираются без всякого понуждения и безнедоимочно всякий год. Нет нужды за производимым хлебопашеством Аглинским в таких приставах и приказщиках, о каковых в России даже и в пословицу взошло: не купи деревни, а купи приказщика. Все земледелие там производится добровольно, честно и с несказанным рачением, успехом и совершенством".
   Как же перенести приемы земледелия из такой страны в Россию? Десницкий видит решение этого вопроса в помещичьей инициативе: "...Нельзя сперва таковых успехов в земледелии ожидать от Российских хлебопашцев, покуда сами помещики предварительно по содержащему в сей книге способу не учинят опытов сперва на своих боярских землях", для чего "надлежит сперва выписать из Англии все употребительныя орудия земледельческия; а всего бы лучше, если бы достаточные помещики соблаговолили выписать и Фармера Англинскаго, коему, отдавши желаемое число десятин в кормлю на семь или девятнадцать лет, как то водится в Англии, дать и учеников для научения практическому сим способом производимому хлебопашеству Английскому. Впрочем, -- прибавляет Десницкий, -- иное можно делать и своими людьми по предписанным правилам в сей книге"*. {* Там же. С. 2-6. (Предисловие).}
   В главе XXI -- "О заведении вновь деревни хлебопашественной и о потребном к тому иждевении" Десницкий прямо воспроизвел английский текст, предлагая помещику завести "новоначинающуюся деревню" в 900 акров**, {** Акр -- земельная мера в Англии и Америке, равная 4047 м2.}
  
   с постоянными<[Site302Site]>наемными рабочими (три пахаря, шесть работников и три мальчика, с особыми расходами на полотье хлеба, сенокос и жнитво), что было явно неприложимо к русским условиям*. Но русские помещики могли воспользоваться этой книгой для своих крепостных, деревень, пригласив английского "фармера" в управляющие и поручив ему организацию хозяйства с крепостным трудом (что вскоре и стали осуществлять богатые и образованные вельможи в своих поместьях). Они могли, кроме того, вычитать из нее немало полезных или, во всяком случае, интересных сведений. Но понимания общего смысла английского земледелия из этой книги извлечь было нельзя. В некоторых отношениях она могла даже принести вред, например, односторонним следованием учению Толла о преимущественном значении обработки земли перед удобрением**. Но самое описание способов обработки и применяемых орудий (введение к хлебопашеству, гл. I -- о вспарывании земли, гл. XXIII -- о плугах и других принадлежащих к земледелию орудиях) должно было давать русскому читателю много нового и поучительного***.
  
   {* Там же. С. 409-413. Цены инвентаря везде приняты английские, с переводом только на русские деньги.
   ** "Хлебопашцы безрассудно много надеются на удобрение земли навозом: ибо хотя навоз в сем намерении имеет и великое действие, однакож оный во многих случаях весьма вреден хлебу, и сверх того и дорого становится всегда; по сей причине хлебопашец не должен полагать главнейшаго своего надеяния на навоз, а почитать оный должен лишь только вспомоществующим к удобрению земли, и в таком употреблении навоз может ему быть весьма безполезным". (Боуден Т Наставник земледельческий... С. 20.) Боуден, а за ним и Десницкий, видят полезное действие навоза главным образом в перерабатывании механического строения почвы. Поэтому они особенно настаивают на мергелевании и известковании почвы. (Там же. С. 22-26.)
   *** Из земледельческих орудий описаны (с чертежами):
   1) "обыкновенной на колесах плуг, употребляемый в Аглинских провинциях Беркширской, Тампширской, Оксфордширской и в других странах полуденныя Британии" на "добрых четырех лошадей",
   2) "плуг о четырех резцах", "для распахивания пустошей степных и запущенной в перелого земли",
   3) "плуг Кентской провинции", для "кремнистых и каменистых полей",
   4) "плуг с двумя под ним маленькими колесами, посредством которых сей плуг столько облегчен, что две лошади с оным могут выпахать земли в день больше четырех",
   5) "плуг без колес, употребляемый при вспахивании всякого хлеба, посеянного рядами и распахиваемого по бороздам",
   6) "ручное рало, каковым в Англии один человек может распахать и выполоть по}{бороздам посеянного хлеба рядами целую десятину в день",
   7) "машина Ариль Крепкой (рядовая сеялка) Толла",
   8) "борона для заменения поперечного паханья и для выдергивания травяных корней". (Там же. С. 431-437.)}
  
   Ни Боуден, ни<[Site303Site]>Десницкий не останавливаются подробно на севооборотах, описывая последовательно различные культуры в отдельности (о пшенице, об ячмене, об овсе, о ржи, о гречихе, о бобах, о горохе, о льне и коноплях, о репе, о капусте, о картофеле, о моркови и пастернаке, о траве кашке или трилистнике, о пырее, о сене сентфуене, о траве люцерне, о табаке, о хмеле), но в главе о вспарывании земли читатель мог найти на этот счет очень ценные, хотя и краткие, как бы мимоходом брошенные замечания*.
   По поводу клевера (в пятнадцатой главе) говорится, что обыкновенно высеваемые в Англии три его рода (красный, пурпуровый и белый) "почитаются весьма прибыльными в экономии потому, что оными не только множество скота откормливается, но еще и поля удобриваются для хлеба, когда они на полях пробудут года два или три...". "Одна десятина травы кашки или трилистнику прокормит скота столько, сколько четыре десятины другого обыкновенного сена"**.
   Десницкий особенно настаивает на разведении картофеля***.
  
   {* "Что касается до перемены в посеве хлеба, в том хлебопашцы весьма не согласны между собою: однако же свежующая перемена почитается за лучшую:
   1. Сперва репу сеять. 2. Ячмень или житарь с травою Кашкою. 3. Траву Кашку одну. 4. Пшеницу".
   "Но какой бы то порядок в перемене сеямого хлеба предпочитаем не был, в том одного правила держаться должно, а именно: чтобы изсушающие и истощевающие землю хлебы никогда сеены не были с ряду один за другим; но чтобы по снятии изсушающего сеен был на следующий год удобряющий землю хлеб. Всякой колосистый и возрастающий хлеб и зерно, почитается изсушающим землю; напротив того все сочныя затеняющие и прикрывающие землю растения признаются удобривающими поля: каковы суть репа, капуста, морковь, горох, чечевица и другия подобныя сим широколиственныя и коренистыя растения". (Там же. С. 53-54.)
   ** Там же. С. 307, 311.
   *** К главе "О земельных яблоках, называемых картофелями, тартуфелями и потес" Десницкий присоединил замечание, указывающее что после картофеля земля дает лучший урожай и других хлебов и что разведение картофеля, "особливо в недороде хлеба великую ныне составляет важность", почему и прилагает к этой главе указанное выше "премудрое наставление" Сената. Ввиду краткости главы о табаке у Боудена (что Десницкий объясняет запрещением его разведе-}{ния в Англии ради доходов американского табаку) Десницкий приложил к ней подробную официальную "Инструкцию как производить засевы разных табаков чужестранных в Малой России".}
   <[Site304Site]>
   Через год после перевода Десницкого вышла небольшая (в 87 страниц) книжка Самборского: "Описание практическая аглинскаго земледелия" "под смотрением" Десницкого же*. Влияние Толла в ней сказалось гораздо слабее (о земледельческих орудиях не говорится совсем, о рядовом посеве упоминается вскользь в немногих местах -- при описании отдельных культур), и только в описании почв и в характеристике плодопеременной системы отзвуки учения Толла слышатся более явственно**. Самборский писал свою книгу во время расцвета популярности Артура Юнга[132], был знаком с ним и следил за его опытами, и центр тяжести своего внимания перенес к севооборотам, о которых он говорит очень подробно, располагая их по различным видам почв и указывая общие основания плодопеременной системы***. Это
  
   {* Самборский А.А. Описание практическаго аглинскаго земледелия, собранное из разных Аглинских писателей Андреем Афанасьевичем Г.Самборским, протоиереем, находящимся при Российском посольстве в Лондоне; изданное под смотрением г. профессора Семена Десницкаго. М., 1781.
   ** "Творец природы сотворил некоторыя растения для укрепления, а некоторый для отворения земли. Одне планты имеют ниткоподобные или горизонтальные корни, которые будучи подобны тонким жилочкам или ниткам, расстилаются на одной поверхности. А другия имея долгой корень с небольшими по сторонам жилочками, растут прямо вглубь, как напр. морковь. Первыя из них, между которыми считаются: Пшеница, Рожь, Ячмень и проч, связывают или укрепляют землю, а другия, как-то: Репа, Морковь, Бобы, Трилистник и проч, смягчают, отворяют и делают рыхлою землю... Земледелы из опытов приметили, что все растения, имеющия горизонтальный или ниткоподобный корень, истощают землю, и будучи посеяны одно за другим чрез долгое время, не могут рости успешно. Напротив того другия утучняют землю, и могут быть посеяны одно за другим с великим успехом" и т.д. (Там же. С. 49-51.)
   *** для чернозема:
   1) "ЕСТЬЛИ ЗЕМЛЯ ДОЛГО БЫЛА НЕ ПАХАНА":
   1. Репа; 2. Земляные яблоки; 3. Тож; 4. Пшеница озимая".
   2) "КОГДА ЗЕМЛЯ В ХОРОШЕМ ПОРЯДКЕ", "ЕСТЬЛИ ТРИЛИСТНИК НЕ НУЖЕН":
   1. Земляные яблоки; 2. Пшеница; 3. Репа или капуста; 4. Ячмень; 5. Трилистник.
   3) "ЕСТЬЛИ ТРИЛИСТНИК НУЖЕН":
   1. Земляные яблоки; 2. Пшеница; 3. Репа или капуста; 4. Пшеница; 5. Трилистник; 6. Пшеница или овес или ячмень.
   4) "ЕСТЬЛИ ЗЕМЛЮ ДОЛЖНО ОБРАТИТЬ В СЕНОКОС":}
   <[Site305Site]>
   {1. Репа; 2. Земляные яблоки; 3. Пшеница с сенными семенами.
   5) "ЕСТЬЛИ ОВЕС НУЖЕН":
   1. Земляные яблоки; 2. Пшеница; 3. Репа; 4. Овес; 5. Трилистник; 6. Пшеница.
   Для суглинка:
   "На твердых суглинках порядок в посевах наблюдается следующий":
   1. Бобы; 2. Озимая пшеница; 3. Трилистник; 4. Бобы; 5. Пшеница; 6. Трилистник и овес; или:
   1. Пар; 2. Ячмень; 3. Трилистник; 4. Пшеница; 5. Бобы; 6. Ячмень.
   На мягких следующий:
   1. Репа; 2. Ячмень; 3. Трилистник; 4. Горох; 5. Озимая пшеница; 6. Озимая чечевица.
   "Но в тех местах, где сеют больше розличных видов хлеба, можно бы поступать следующим ПОРЯДКОМ":
   На твердой земле На мягкой земле
   1. Бобы Репа
   2. Озимая пшеница Яровая пшеница
   3. Трилистник Трилистник
   4. Просо Горох
   5. Овес Овес
   6. Озимая чечевица Земляные яблоки
   7. Рожь Ячмень
   8. Бобы Трилистник
   9. Овес Озимая пшеница
   10. Трилистник Гречиха
   11. Озимая пшеница Рожь
   12. Земляные яблоки Земляные яблоки
   13. Просо Просо
   14. Рожь, овес, греча Ячмень, яровая пшеница
   или яровая пшеница
   Для глинистой земли (здесь Самборский говорит подробно о вспахивании и бороновании, т.к. "глинистая земля может приносить изобильный плод, однако требует весьма великого труда и иждивения"):
   1) 1. Бобы; 2. Озимая пшеница; 3. Красной трилистник.
   2) 1. Бобы. 2; Пшеница; 3. Трилистник; 4. Пшеница.
   3) 1. Бобы. 2; Пшеница; 3. Трилистник; 4. Бобы; 5. Овес; 6. Маленькой озимой горошек.
   Для песчаной и хрящеватой земли:
   1) 1. Репа; 2. Горох; 3. Ячмень в рядки; 4. Трилистник; 5. Пшеница.
   2) 1. Репа; 2. Ячмень; 3. Трилистник; 4. Пшеница.
   Здесь же Самборский говорит и о способах удобривания разных почв: чернозем -- лошадиным и коровьим навозом, мергелем и корою, суглинок -- коровьим}{и лошадиным навозом, смешанным со свиным, овечьей мочой, золой и мергелем, глинистую землю -- обыкновенным навозом, мелом, морским песком, золою и мергелем, хрящеватую -- обыкновенным навозом, мергелем и золой, песчаную -- мергелем и суглинком, а при недостатке их -- "с великою удачею запахивают молодой маленький горошек или Гречю, когда они в полном соку...", "другие советуют удобрить пещаную землю мохом, и уповательно с немалою выгодою...". (Там же. С. 17-18, 20, 29, 36, 37, 41, 44.)}
   <[Site306Site]>
   придает его книге новый колорит по сравнению с трактатом Боудена - Десницкого, при сохранении, в общем, рамок изложения, установившихся в агрономической литературе со времен Толла*. Описывая вкратце английскую агрономическую технику, Самборский совершенно не интересуется экономической стороной дела. Говорит ли он о севооборотах для различных видов почв, или развивает общие соображения в пользу плодопеременной системы, или описывает отдельные культуры, он не дает ни единого намека на цель сельскохозяйственного предприятия и его экономическую обстановку. Для обоснования желательности перехода к плодопеременной системе он считает достаточным положение, что перемена растений предупреждает истощение почвы**.
  
   {* Книга Самборского распадается на три главных отдела: 1) о почве и разных ее видах, в связи с севооборотами, 2) об основах плодопеременной системы и 3) о разного рода полевых растениях (бобах, пшенице, овсе, ячмене, репе, трилистнике, сень-фугне, луцерне, маленьком горошке) и искусственных лугах.
   ** "Главное намерение наблюдения порядка в почвах состоит в том, чтобы, удобрив однажды, не истощевать землю; но чтобы от каждого посеву получать сколько возможно больше, и чтобы сняв жатву, землю опять оставить чище и способнее к приятию другого рода семян..." Для этого нужно чередовать растения с горизонтальными и вертикальными корнями, пользу чего Самборский иллюстрирует на примере четырехпольного севооборота: 1. Репа. 2. Ячмень. 3. Трилистник. 4. Пшеница. "Первое из сих растений имеет долгой корень, и растет в земле на несколько дюймов. Оно есть одно из тех, коих корню червь или другая насекомыя не касаются; и так оное способно для перваго посеву на ново-вспаханной земле. Полотье, употребляемое для репы, содержит землю в чистоте от негодных трав и делает способною для следущего посеву, т.е. ячменя. Ячмень будучи одно из тех растений, кои связывают и истощают землю, может быть посеян здесь с великой выгодою, потому что поверхность земли будучи оставлена чиста, и очень рыхла, требует некоторой твердости нужной для поддержания растений. Сие она получает от тонких корешков, разстилающихся на поверхности. По сем следует трилистник, растение, которое имеет широкие листья и наводя на землю густую тень, останавливает течение воздуха, и призводит... на поверхности гнилую ферментацию, нужную для произращения; притом не допущая сильных}{солнечных лучей извлекать тучные земные соки, оставляет оную в хорошем состоянии для пшеницы. Пшеница будучи растение, изнуряющее поверхность земли, и растущее очень высоко, требует во первых некоторой твердости для предохранения от насилия ветров. Земля, на которой прежде родился трилистник, не будучи размягчена полотьем, имеет твердость, довольную для поддержания пшеницы во время ветров. Тучность, и нужные питательные для пшеницы соки всегда остаются в земле после трилистнику, потому что оный по вышесказанным причинам есть растение, удобряющее и не истощающее землю". (Самборский А.А. Описание практическаго аглинскаго земледелия... С. 56-58.)}
   <[Site307Site]>
   Самборский не переставал интересоваться земледелием и занимался им до конца своей долгой жизни, но с самого приезда в Англию он соединил изучение агрономии с духовной карьерой, в которой и больше преуспел. В 1765 г. он был зачислен церковником при русской посольской церкви в Лондоне и в 1768 г., женившись на обращенной им в православие англичанке, был рукоположен в священники и назначен на освободившееся место священника при той же церкви. В Англии он прожил 15 лет, причем, по его собственным словам*, кроме исполнения обязанностей священника, "все прочее время употреблял... для приобретения не собственной пользы, но блага общаго -- успехов российских художников, кораблестроителей, мореходцев, земледельцев, пользуясь всеми возможными случаями и способами"**. В 1779 г. он был избран членом Вольного экономического общества. В 1780 г. Екатерина вызвала его в Россию и назначила священником в церковь Софии в Царском Селе, что он и выполнил в духе сказки Екатерины о царевиче Хлоре. Екатерина, видимо, присматривалась к нему, чтобы использовать его дарования и нравственные силы для воспитания любимого внука. В 1782 г. она приставила его духовником к родителям маленького Александра и отправила вместе с ними в их путешествие на Запад (под именем "графа и графини Северных")***.
  
   {* В письме к Александру I в 1804 г.
   ** Барсов Н. Самборский Андрей Афанасьевич // Русский биографический словарь. СПб., 1904. [Т. 18]: Сабанеев-Смыслов. С. 147-155; О жизни протоиерея А.А.Самборского: материалы для биографии: [с прил.]. СПб., 1888. С. 5-7.
   *** Речь идет о будущем российском императоре Александре I.}
  
   Возвратившись из путешествия в 1783 г., Самборский отправился на некоторое время на родину, чтобы<[Site308Site]>навестить старушку мать и других родственников, причем присматривался и к тамошнему сельскому хозяйству, прикидывая к нему приобретенный за границей опыт. По-видимому, он и тогда не оставил надежды получить какое-нибудь назначение к сельскому хозяйству. Характерно, что Самборский совершенно не задумывался над особенностями положения сельского хозяйства в России, будучи наивно убежден в абсолютном превосходстве и всеобщей применимости английского земледелия. "Как я в переездах моих, -- писал он 9-го сентября 1783 г. гр. Безбородко[133], -- повстречался с земледельческими работами, коих я доселе одну только знал поверхность, то я нашел необходимо нужным испытать всю практику здешнюю с тем, чтобы с большею точностию мог я аппликовать правила, приобретенныя мною в Англии и в других местах, к здешнему климату, и с уверением теперь могу Вам сказать, что во всех местах империи Российской можно завесть доброе и весьма прибыточное государству хозяйство. О нынешнем Российском доношу Вам, что оно есть в самом беднейшем состоянии. Крестьяне вообще не разумеют никакого порядка; следственно теряют они по крайней мере третью часть времени, которое, по долговременной здешней зиме, должно быть весьма дорого. Теряют они почти половину хлеба, а при том весьма изнуряют и свои силы, и своих скотов, что и причиняет наичувствительнейший вред государству. Я ездил також и в Херсон, дабы узнать, какого роду хозяйство там можно завесть. О сем месте должен я сказать, что оно изобилует благословенною землею. Подвиг сей я для того теперь сделал, что когда я, по возвращении из Англии, вступлю в должность и практику, то мне невозможно будет тогда отлучиться"*.{* Стеллецкнй Н. Протоиерей А.А.Самборский. Законоучитель императора Александра I. Киев, 1896. С. 10-11.}
   Однако на этот раз Самборский не получил назначения по агрономической части. В начале 1784 г. он неожиданно был назначен законоучителем и преподавателем английского языка великих князей Александра и Константина Павловичей[134]. Впрочем, и в этой должности ему была предоставлена некоторая возможность применять свои агрономические
   <[Site309Site]>познания. Он получил от правительства мызу Белозерку, находившуюся на дороге из Павловска в Царское Село, вел там образцовое хозяйство и беседовал на агрономические темы со своими высокопоставленными воспитанниками*. С будущим императором Александром он осматривал и крестьянские хозяйства и знакомил его с бытом, трудом и нуждами крестьян, наставляя его, как он сам выразился позднее в письме к нему (от 29 декабря 1804 г.), в системе "религии евангельской, и религии сельской, из которых происходит благонравие и трудолюбие, который суть твердое основание народнаго благоденствия"**.
  
   {* Путешествовавший в это время по России английский пастор Кокс сообщает, по-видимому со слов осведомленных людей, что уже тогда предполагалось сделать из этого образцового хозяйства агрономическую школу, назначить в помощники к Самборскому "молодых людей, обученных в Англии" и организовать там "чтение лекций по теории и практике земледелия". "В этом сельскохозяйственном учреждении предполагалось поместить из каждой духовной семинарии по двое сыновей священников, которые могли бы со временем занять места своих отцов, чтобы они знакомились с хозяйством земледельческой фермы и были бы в состоянии в свое время обучать сельскому хозяйству своих прихожан. Кроме того имелось в виду разрешить каждому дворянину, желающему усовершенствовать своих крестьян в этой отрасли знания, послать туда одного из своих крепостных. Все учреждение должно было быть под покровительством и наблюдением императрицы". Возможно, что таковы были пожелания самого Самборского. Однако Екатерина не спешила с устройством такой школы, и Кокс не имел после того сведений о дальнейшей судьбе этого проекта. О деятельности Самборского Кокс сообщает лишь, что тот "привез из дома м-ра Юнга в Суффольке плуги, бороны и другие земледельческие орудия и в настоящее время занят устройством и управлением Софийской фермы". (Сохе William. Travels into Poland, Russia, Sweden, and Denmark. 4th ed. London, 1792 (первое было издано в 1784 r.). Vol. Ш. P. 241-242.)
   Самборскому удалось осуществить предположенное начинание только значительно позже, уже при Павле. (См. ниже.)
   ** Цит.: Стеллецкий Н. Протоиерей А.А.Самборский... С. 13. Александр охотно занимался в молодости земледельческими работами, да и после, видимо, любил порисоваться своим умением управлять плугом. В 1795 г. член Вольного экономического общества Джунковский "имел счастие сам подвести плуг и севорыльник (рядовую сеялку), коими ЕГО ВЕЛИЧЕСТВО собственными руками изволил управлять при пахании собственных и сеянии". (Речь о пользе и необходимости опытнаго упражнения в земледелии и домостроительстве, для дворян и всех владельцев имений, читанная в торжественном собрании Вольнаго Экономическаго Общества 1804 года декабря 3го. Членом онаго и Непременным Секретарем Коллежским Советником Степаном Джунковским / / Труды ВЭО. 1805. Ч.
   LVII. С. 21.) И уже много позднее, в 1815 г., возвращаясь в Россию после}{ Венского конгресса и заехав погостить на несколько дней к кн. Шварценбергу в его имение "Ворлик" в Богемии, Александр, гуляя Однажды в поле, подошел к пахавшему крестьянину, пожелал ему успеха в работе, и став на его место, провел сохой борозду. ([Богданович М.И.]. История царствования императора Александра I и России в его время. СПб., 1871. Т. V С. 103.)}
   <[Site310Site]>
   Вскоре после Десницкого и Самборского с пропагандой английского земледелия выступил Комов, также изучавший на месте английское сельское хозяйство. Он был в числе командированных в Англию по велению Екатерины, пробыл там очень долго и по возвращении был назначен помощником директора экономии Московской губернии, со званием профессора. Он дебютировал в 1785 г. брошюрой "О земледельных орудиях", посвятив ее покровительствовавшему ему генерал-прокурору кн. Вяземскому, видимо, интересовавшемуся, подобно многим вельможам того времени, разнопольным земледелием*. Учившись по Толлу и Дюгамелю, Комов не спешил, однако, предлагать русским сельским хозяевам наиболее пикантные заграничные диковинки, а старался выбрать из виденных им орудий наиболее простые и легко применяемые**.
   Он выбирает поэтому для описания из английских плугов бесколесный предпочтительно перед "колесным" и совершенно отрицательно относится к "самосейкам"***.
   Он находит целесообразным рекомендовать русским
  
   {* "... Вы обыкновенно, когда час от дел государственных свободной обрящете, земледлню оной посвящаете, и от труда правительского в труде земледельном отдохновения ищете... И всяк в земледелии упражняющийся Вам мил и любезен, как я на себе чувствую. <... > Ибо Вы меня по долгом странствии в отечество возвратившегося и всем странна как отец в дом Ваш приняли... Вы перьвые труд сей слуха удостоили, и некоторыя орудия в нем описанных построить приказали..." (Хамов И.М. О земледельных орудиях. Писано Иваном Комовым, земледелия профессором, Московской Губернии Директора Экономии Помощником, Вольнаго Экономическаго и Батскаго для ободрения земледелия, рукоделий и торгов учрежденнаго общества Членом. СПб., 1785. Посвящение.)
   ** "... Понеже в селах, особливо у нас в селах, механиков и плотников искусных мало найти можно... то за главное правило положить можно, что в земледелии чем орудие простее, тем лучше; потому что его и удобнее сделать, и не так скоро изломить а изломленное скорее починить можно..." (Там же. С. 3-4.)
   *** "Как всякое орудие земледельное, так и плуг по моему мнению чем простее, тем лучше; следственно колесатой хуже безколеснаго не только для того, что тот имел в двое больше сего частей, вдвое дороже становится, но и для того, что колеса суть не нужная тяжесть. <...>
   Правда плугом с колесами легче пахарю пра-}{вить, и ровнее и прямее борозды водить можно. Притом он иногда и для лошадей несколько легче тем, что когда в землю излишно углубится, то пахарь рукояти вверьх приподымает, а не вниз давит, как у безколеснаго, от чего меньше трения бывает. Но сии выгоды разоряются теми неудобствами, что на глинистой пашне, крупными глыбами лежащей, колеса вверьх припрыгивают и в стороны виляют, от чего и сошник безпрестанно то вверьх подымается, то в стороны склоняется... Притом колеса в мокрую погоду столько облипнут грязью, что пахать совсем не можно будет, ежели земля будет глиниста, для коей плуги нам и нужны. Ибо песчаную можно вспахать и сохою..." (Там же. С. 7-8.)}
   <[Site311Site]>
   сельским хозяевам, кроме этого простейшего плуга, только улучшенные заступы, железную борону, зубчатый каток ("кат или вал зубатой"), двухколесную тележку для возки навоза, "скребец, которым овощь полют", "севальню" (овальное лукошко), цеп и "резец, коим сено режут" (из стогов)*.
  
   {* "И сих орудий для земледельца нашего на первый случай по моему довольно; а как сии войдут в обычай, то можно прибавить и еще немного... Может быть читателю, который что нибудь об Английском земледелии в Российских новоизданных книгах читал, дивно покажется, что я никаких мудреных орудий, плугов например с четырью резцами, с двумя сошниками или с двумя внизу валиками, так же самосеек не описываю. Но я держуся правила в начале положеннаго, и описал те только орудия, кои для пользы и нужды, а не для забавы и похвальбы вымышлены, и коими в самом деле в полях работают, а не те, кои только у писателей в умах бытие имеют. И что касается до самосеек, ныне почти никто их в Англии не употребляет, и самые изобретатели оных, из коих я знаком был с некоторыми, оставили оныя, и по старому из рук сеют; потому что оне многия почти неодолимый имеют неудобия; а плуг с четырью резцами только в книге у Толла и есть, а в деле ни когда и у него не бывал. Что же касается до плуга с двумя сошниками, тот был сделан и обществу Лондонскому представлен; но им один только изобретатель Докет пашет, естьли и он уже не оставил его... А Толлов со многими резцами и безъимянной оной с валиками никуда не годится. Такие орудия не дадут добраго мнения о иностранных способах земледелия; и только отвращение возбудят в земледельцах, кои и без того чужаго перенимать не любят, почитая всякую новость за новую тяжесть. И не дивно, что уже многие у нас глядя на мудреные сии плуги говорят, что Английское земледелие для нас не годится. Естьли они разумеют чрез сие то, что такими плугами пахать у нас не можно, то я с ними согласен. Ибо они не только у нас, но и во всем свете ни к чему не годны". (Там же. С. 49-51.)}
  
   В 1788 г. Комов издал общее сочинение о земледелии, посвятив его тому же Вяземскому. Сочинение это было написано популярно и, видимо, предназначалось для просвещения широких земледельческих кругов. Убеждение в превосходстве английского земледелия вообще приводило в то время к желанию распространения агрономических сведений<[Site312Site]>скорее, чем к научному исследованию сельского хозяйства. Поэтому конец XVIII в. характеризуется у нас развитием агрономической пропаганды, и книга Комова была первым крупным явлением такой "агрономической помощи населению". Комов наивно думал, подобно Самборскому, что западную земледельческую технику легко перенести в какую угодно страну. В земледелии надо просто перенимать у других. "Ибо нет такого невежливаго народа под солнцем, где бы земледельцы толь малоискусны были, чтобы в чем-нибудь других не превзошли... <... > Да мы почти все Европейские климаты имеем, и нет ни одного овоща, хлеба, травы или дерева в Европе, кое бы у нас в южных или северных провинциях расти не могло. А перенимать сие не только не стыдно, но и славно"*.
   "Для сегоже и я предприял издать сию книгу, описавши в ней все, что я видел, читал и делал, и что сходным с нашим климатом почитаю, .. "**.
  
   {* Комов И.М. О земледелии. Писано Иваном Комовым, Коллежским Ассесором, Московскаго Директора Економии Помощником, земледелия и других наук Профессором, Вольнаго Економическаго и Батскаго для ободрения земледелия рукоделий и торгов учрежденнаго Общества Членом. М., 1788. С. 1-5, 12-13, 16-19.
   В вводной части книги, характеризуя в общем выгоды земледелия, Комов подходит к вопросу об экономических условиях сельского хозяйства, отмечая полезные для земледелия правительственные мероприятия в Англии и России. Он указывает на благодетельное влияние разрешения вывоза хлеба за границу из России и на понижение хлебных цен в Англии после назначения премий за вывоз. "Ибо чем больше расходу на вещь какую-нибудь, тем больше ея заготовляют; и чем больше хлеба купцы скупают, тем земледельцы больше его сеют. Напротив того кто станет пахать и пот лить, когда с хлебом деваться некуда? И сей есть первой способ к поощрению земледелия.." (Там же. С. 15.)
   ** "...Я бы почел себя пренесчастным человеком, естьли бы желая показать земледельцу путь ко прибыли привел его в убыток.
   И как не можно дать на все постоянных и непременных правил в толь многообразном и многопременном искустве; то советую всякому делать сперва опыты на малом количестве земли, на полудесятине на пример или меньше... <...> Однако не надобно полагаться на однократный опыт; но должно повторять многократно, пока совершенно уверишься. Не надобно также отвергать никакого совета в честном сем и многотрудном искустве, не отведавши, полезен он или нет, и можно ли по нем сделать, или нет. Ибо часто самое не вероятное средство истинную пользу приносит. Например ктобы поверил, что от 8 четвериков семян на десятину больше хлеба родится, нежели от 16?" (Там же. С. 19-21.)}
   <[Site313Site]>
   Комов советует все-таки начинать с опытов на небольших участках*.
  
   {* "...Надобно положить за главное правило, что без обилия навоза больших успехов иметь в земледелии не можно... <...>
   Для сего и древле собирали и ныне все добрые земледельцы с великою прилежностию навоз собирают, и с превеликою пользою употребляют. Не смотря на сие Толл и по нем другие сновидцы отважились утверждать, что без навозу обойтися можно...
   Правда пахать землю столько же нужно, сколько навоз возить... <...>
   Но говорить, что многократная пахота столько же, сколько навоз, даст земле сока, есть говорить против опыта и разума.
   Ибо песок безплодной сколько ни паши, безплоден пребудет". (Там же. С. 170-172.)}
  
   Как осторожный практик, Комов выбирает и здесь, как в вопросе о земледельческих орудиях, более простые и более прилежные советы, не разделяя доктринерских увлечений своих западных учителей. В отделе о подготовке почвы он оспаривает основной принцип учения Толла, высказываясь за необходимость тщательного удобрения почвы.
   Имея в виду не просто сообщить практические сведения об усовершенствованных приемах земледелия, а и подготовить к новым порядкам непросвещенные умы, Комов считает необходимым подробно изложить "начала или источники, откуда оныя правила (рационального земледелия. -- В.Ж.) истекают"**. {** Там же. С. 24-26.}
   "Ибо большая часть земледельцев кругом в земледелии, как лошадь в мельнице лошадьми движимой, ходит бродя по битой тропе, и боясь ступить в сторону, чтобы новых отведать опытов. Пашут, боронят, сеют, как предки их делали; а хорошоли делают, о том столько же знают, сколько волы или кони, кои плуг пред ними тянут. А от сего происходит упрямство оное необоримое, коим они так пригвождены к обычаям страны старым, сколь бы они глупы ни были, что их ни силою ни разумом не принудишь к новому, хотя бы стараго несравненно был полезнее".
   "Сего ради как няньки дают закуски детям, чтобы к учению азбуки приохотить; а лекари горькие лекарства подслащают сладкими, дабы больному принимать не противно было; так дабы разогнать скуку чтения правил земледельческих, предложим начала земледелия, как и другия части науки естественной, не только для пользы, но и для забавы достойно<[Site314Site]>внимания благоразумнаго и благороднаго человека; что оно также, как прочия, на твердых правилах основано быть может, и ту еще пред ними имеет выгоду, что у тех почти у всех начала скучны, да конец забавен; у земледелия напротив того начала стольже увеселительны, сколько конец полезен..." Дальше излагаются основы естествознания и технические правила улучшенного земледелия, без всякого внимания к экономическим условиям. Говоря "о переменном севе разных растений", Комов и возражает против предложенного Болотовым мекленбургского семипольного севооборота. "...Кольми большаго урожая и хлеба и корму ожидать можно, естьли вместо того, чтобы оставить поле три года в пусте, держать его время сие в траве; а вместо того, чтобы в пару пахать и навоз возить под озимь, вспахать и навозить навозу под овощь? Ибо в парянине оставляют поля ради того, чтобы несколько раз вспахать и всборонить, и тем отверделую после хлеба землю умягчить, корни и семена дикой травы истребить, и навоз смешать с землею. Сие лучше под овощем, нежели в парянине сделать можно. Ибо под овощь так же, как под озимь, раза три пахать должно, в чем он равен парянине; но превосходит ее тем, что под него вдвое больше навозу положить можно, нежели под озимь; за тем, что нет опасности, дабы он, как хлеб, не побежал излишно много в солому и не полег от переросту. Притом на парянине семена травы дикой с навозом привезенный и в земле бывшия от навоза взойдут, и вместе с хлебом выростут; овощь же посеявши раза два полоть должно, от чего трава дикая вся сгниет". Ссылаясь на англичан, которые "вместо того, чтобы дать волю расти траве негодной, сеют дятлину, бобину, мидянку и другую сочную и скотине приятную траву, под кою земля и отдыхает, и скот питает, от чего они и скота больше держат; следственно и больше навозу скопить, и земли больше удобрить могут". Комов прямо рекомендует применить этот прием и в России: "Сие и у нас да еще нужнее и удобнее сделать, нежели в Англии; нужнее потому, что зима у нас бывает долее, и более потребно корму, коему овощь и сено дятлинное великое сделает подспорье; а удобнее потому, что там земли столь мало, что по пятнатцати и по дватцати рублей десятину в год откупщики<[Site315Site]>у помещиков нанимают; а у нас такое довольство ея, что много лежит в пусте".
   Комову не приходит в голову, что обилие свободных земель может составить существенное препятствие для перехода от экстенсивных систем хозяйства к интенсивным, и непосредственно затем продолжает: "И так ничего к тому не недостает, как только, чтобы люди узнали, как сие сделать; да притом земли жаждать перестали, научась опытом, что лучше с мала получить много, нежели с многа мало".
   Следуя и здесь своему основному правилу указывать только более легкие технические приемы, Комов рекомендует перейти от трехпольной парово-зерновой системы к шестипольной плодопеременной, разделив поле на два, причем предлагает два варианта севооборотов:
   1) "Где земля плоха, или где земли много, а земледельцев мало":
   ПОЛЯ 1789 г. 1790 г. 1791 г. 1792 г. 1793 г. 1794 г.
   1 Ярь Трава Озимь Овощь Ярь Трава
   с травою с травою
   2 Ярь Овощь Ярь Трава Трава Озимь
   без травы с травою
   3 Овощь Ярь Трава Озимь Ярь Трава
   с травою с травою
   4 Парянина Озимь Ярь без Овощь Трава Озимь
   травы
   5 Озимь Ярь Трава Трава Озимь Овощь
   с травою
   6 Озимь Ярь Овощь Ярь Трава Ярь
   без травы с травою
   2) "...Где земли мало, а людей много, там в траве на один только год покидать ее должно, и тогда каждой сев будет приходить по следующей очереди":
   ПОЛЯ 1789 г. 1790 г. 1791 г. 1792 г. 1793 г. 1794 г.
   1 Ярь: Трава Озимь Овощь Ярь Трава
   с травою с травою
   2 Ярь Овощь Ярь Трава Озимь Овощь
   без травы с травою
   3 Овощь Ярь Трава Озимь Овощь Ярь
   : с травою с травою
   <[Site316Site]>
   4 Пар Озимь Ярь Трава Озим Овощь
   с травою
   5 Озимь Ярь Трава Озимь Овощь Ярь
   с травою с травою
   6 Озимь Ярь овощь Ярь Трава Озимь
   без травы с травою
   Комов видел, что переход к новому порядку не легок, но рассчитывая на большие преимущества, полагал, что русские хозяева могли бы справиться со всеми затруднениями*.
   В духе английской системы, допускавшей свободный выбор различных комбинаций посевов, Комов считает предложенные им севообороты только отдельными примерами из множества возможных севооборотов. "Я для примеру только сие положил. Всяк про себя может установить отменной порядок, какой более с свойствами земли и нуждами земледельца сходен. Ибо такое способа сего есть превосходство, что земледелец ни к какому непреступному правилу не привязан, и не принужден всегда одинакий хлеб в однакую пору сеять; но может и сеять, и не сеять, и что хочет сеять, смотря по обстоятельствам"**.
  
   {* "Главное человеку Российскому к учреждению сего порядка препятствие есть вопрос, чем кормить скотину до жатвы, когда парянины не будет? На сие сказать можно, что парянины и в сем порядке не вовсе не будет; потому под овощь так же, как под озимь, навоз возить и пахать по крайней мере до долгоденствия, то есть, почти до конца Иуня должно; что парянинной корм и за корм почесть не можно; и что по сему порядку всякой год поле или поля два заняты будут дятлиною, следственно половину одного или одно из двух можно отдать на паству скотине до севу озими; естьли же дятлина понадобится на корм в зиму, то можно несколько земли, смотря по числу скотины, отрядить особо, и засеять бобиною или мидянкою заранее; естьли же ни той ни другой не случится, можно лоскут земли посеять рожью, чтобы ее весною травить зеленую. Я уверен, что одна десятина сея зелени больше скотины прокормит, нежели дватцать десятин парянины. Одна только у нас противу Англичан в разсуждеиии сего учреждения невыгода, а имянно что у нас зимою в поле овоща травить и земли толочить не можно. Сему неудобию климата должно пособлять рачением и овощем во дворе кормить скотину". (Там же. С. 210-217.)
   ** Там же. С. 208-216.}
  
   Остальная часть книги занята, по принятому в агрономических трактатах того времени порядку, описанием отдельных культур (об овоще, о хлебе, о пшенице озимой, о ржи озимой, о грече озимой, о яровой пшенице, о полбе,<[Site317Site]>о ярице, об овсе, о фаларе, о ячмене, о маке, о сезаме, о боре и просе, о льне и коноплях, о бобах и горохе, о бобине, о чечевице, о грече, о дятлине красной, белой, желтой, о дерезе, о мидянке, о костере многолетнем, о лугах и других покосах, о удобрении их, о косьбе и уборке сена лугового). В отделе об овощах особенно подчеркивает пользу разведения картофеля: "...изо всего овоща нет полезнее земляных яблок; потому что прочий хотя и для людей и скотов годен, но люди без хлеба прожить им не могут; яблоки же земляныя заменою хлебу служат, и превосходят его тем, что хлеб изнуряет, а овощь сей удобряет землю... Кроме сего и сеять их и с поля убирать гораздо легче хлеба; а убравши ни молотить, ни молоть, ни ситом сеять, ни месить, как хлеб, нет нужды; но зажаривши на сковороде, испекши в пепле или в воде сваривши можно есть с молоком, пахтаньем, со сметаною или с маслом без хлеба, либо с мясом и рыбою вместо хлеба. А естьли не пожалеть труда, можно из них сделать муку белейшую крупичатой, и употреблять во всякое почти кушанье вместо крупичатой. Но как ни приготовь, нет пищи здоровее овоща сего, как для скота, так и для человека"*. Во всех этих описаниях Комов совершенно не касается экономических условий, способствующих или препятствующих развитию отдельных культур и сочетаний их в сельскохозяйственном предприятии, и единственно, где он вспоминает о них, -- это в вопросе об образовании хлебных запасов на случай неурожаев**. Уверенность в абсолютной выгоде новых приемов земледелия не оставляет его до конца: "счастливым себя почту, -- заканчивает он свою книгу, -- естьли посредством сего хотя одно селение или семья избавится от нужды есть лебеду или невейку, что хотя иногда от погод, но больше от неразумия и неосторожности случается"***.
   Английскую же систему пропагандировал и работавший в новоприобретенном Новороссийском крае Ливанов****.
  
   {* Там же. С. 232-233.
   ** Там же. С. 284-287.
   *** Там же. С. 378.
   **** Ливанов Михаил -- надворный советник, профессор сельского хозяйства предполагавшегося к открытию в Екатеринославле университета; изучал науку}{земледелия в Англии вместе с профессором Комовым. Ему принадлежат два сочинения: 1) "Наставление к умозрительному и делопроизводному земледелию" (СПб., 1786. Ч. 1-2); и 2) "О земледелии, скотоводстве и птицеводстве" (Николаев, 1799 г.). Последнее сочинение было написано им по поручению князя Потемкина для руководства хозяевам, водворявшимся в Новороссийском крае. Ливанов был в числе тех ученых и иностранцев, которые были приглашены в этот край для распространения просвещения.
   По смерти князя Потемкина все они разошлись, остался верным своему призванию один лишь Ливанов.
   Он поселился в Николаеве, где и скончался в 1800 г. под гостеприимным кровом Мордвинова.}
  
   Он<[Site318Site]>изучал сельское хозяйство в Англии вместе с Комовым, вернулся, по-видимому, около того же времени, что и Комов, получил такое же звание профессора земледелия, по приглашению Потемкина отправился в Новороссию вместе с другими специалистами, избранными для распространения просвещения в этом крае. У Потемкина были очень широкие планы -- он задумывал основать там университет, но за другими хлопотами не успел осуществить эту мечту и вскоре умер. Он поручил Ливанову составить руководство для водворявшихся в крае сельских хозяев, и тот выпустил в 1786 г. "Наставление к умозрительному и делопроизводному земледелию", с посвящением Потемкину, видимо, интересовавшемуся агрономией*. В 1799 г. оно вышло вторым изданием**.
  
   {* В посвящении Ливанов отмечает, что Потемкин "возможная принимает меры возвысить оное (земледелие) и учинить в России любезнейшим для всякого состояния упражнением", указывает на "недавно образованный" Потемкиным "открытый лист", в котором "мудрыми словами вливаете благородныя мысли и охоту в сердца Екатеринославских и Таврических жителей к сельским упражнениям, такожде повеление осушивать безплодныя болота, и нещадение собственных Ваших людей, посланных в Англию нарочно для научения домоводству", наконец, на намерение "воздвигнуть на берегах Днепра училище, где бы Российское юношество, приходя на поприще своего воспитания в разных науках и знаниях, могло научиться и земледелию".
   ** Общее заглавие книги: "Ливанов М.Е. О земледелии, скотоводстве и птицеводстве. Сочинение профессора земледелия коллежскаго ассессора Михайла Ливанова. Николаев, 1799. Первая часть имеет подзаголовок: "Наставление к умозрительному и делопроизводному земледелию", вторая -- "Руководство к разведению и поправлению домашнего скота". (Издание состоит из перепечатки двух книг Ливанова, вышедших в Санкт-Петербурге соответственно в 1786 г. и 1794 г., и впервые напечатанного сочинения "О птицеводстве". -- В.Т.) Дальше всюду цитируется это издание.}
  
   По смерти Потемкина все приглашенные им специалисты разошлись, кроме Ливанова, который нашел себе другого<[Site319Site]>сильного покровителя в лице Мордвинова[135], в доме которого и скончался в 1800 г.*
   Ливанов начинает свою книгу многообещающим вступлением, определяя "умозрительное земледелие" как "искусство извлекать по основательным причинам ближайшия следствия из учиненных многократно опытов", а "делопроизводное" -- как искусство, приобретенное от частых упражнений и примечаний на полях" и полагая, таким образом, делопроизводное земледелие основанием умозрительного. Он говорит дальше, что без знания химии, минералогии, механики и ботаники "великих успехов в хлебопашестве ожидать не можно", и что отсталость науки земледелия объясняется, прежде всего, незнанием этих наук, в особенности химии. Вторую причину отсталости агрономии Ливанов усматривает в недостатке людей, которые пытались бы вести сельское хозяйство ради научных целей, а не для того, "чтобы только достать нужное для себя пропитание". Наконец, "третья причина и ныне во многих местах Европы остановляет успехи земледелия, была дешевизна хлеба, отдаленность от торжищь и недостаток в проведении рек. Ибо где хлеб дешев, там работа всегда дешева; а где работа дешева, там леность и небрежение к должности. С коликою радостию и охотою приступает к работе потом орошенный земледел, когда видит и знает, что труд его, неусыпность и издержки употребленные на возделование земли сугубо награждаются. Напротив того поздно изходит на дело свое, и с великим унынием духа работает, когда труд его и издержки и в половину не возвращаются"**.
   {* См.: Ливанов Михаил / / Русский биографический словарь. СПб., 1914. [Т. 10]: Лабзина-Ляшенко. С. 421-422.
   ** Ливанов М.Е. О земледелии, скотоводстве и птицеводстве. С. 1-4.}
  
   Казалось бы, агроному, пишущему в мало заселенном плодородном крае, где дешевизна сельскохозяйственных продуктов должна была составлять постоянное явление, нужно было бы при дальнейшем изложении остановиться на этом или вообще на характеристике русских экономических условий. Но Ливанов, подобно своим предшественникам, ограничивается одной сельскохозяйственной техникой,<[Site320Site]>кратко описывая по общепринятому порядку различные виды почв, предварительные способы возделывания земли, атмосферные влияния, удобрения, обработку почвы, сев, боронование, укатывание, полку, "стравливание хлеба на зелене", жатву, молотьбу и веяние, болезни хлеба и других культурных растений, овощи -- бобы, горох, полевой горошек, репу, капусту, морковь, картофель и травы -- кашку и ослянку (sain-foin), заведение искусственных трав. Специально о системах земледелия Ливанов не говорит, ограничиваясь отдельными замечаниями при характеристике способов "раздробления земли" и посева некоторых культур. Он повторяет мысли Толла о значении горизонтальных и вертикальных корней у растений, вследствие чего "искусные и долго упражняющиеся в земледелии мужи положили за правило чтобы переменять ежегодно роды растений"*,
   указывает для пшеницы севооборот на крепких суглинках -- 1. Бобы. 2. Пшеница. 3. Бобы. 4. Овес. 5. Кашка**;
   для ржи -- два варианта:
   1) -- 1. Гречиха. 2. Рожь. 3. Репа. 4. Ячмень. 5. Кашка. 6. Пшеница;
   2) -- 1. Репа. 2. Ячмень. 3. Кашка. 4. Пшеница. 5. Полевой горошек. 6. Рожь***;
   для ячменя -- 1. Репа. 2. Ячмень. 3. Кашка. 4. Пшеница****.
   В отделе об овощах говорилось, что "просвещенные народы не могли похвалиться земледелием до тех пор, пока овощей из тесных огородов на пространные не вынесли поля", так как овощи "для поправления пашни не меньше нужны самого удобрения". Без них хлебопашцу "не можно... ни земель своих в чистоте от диких трав содержать, ни надлежащего порядка в оборотах семян сохранить...". "Притом без такого разведения овощей он не в состоянии будет завести стадо овец, коров, свиней, которых ему иметь и утучнять должно частию для домашнего употребления, частию для продажи мясникам. Ибо недостаток в корме ему в том препятствовать будет"*****.
   {* Там же. С. 63-64.
   ** Там же. С. 78-79.
   *** Там же. С. 84.
   **** Там же. С. 87.
   ***** Там же. С. 122-123.}
  
   В частности, особенного внимания, по его мнению, заслуживает<[Site321Site]>репа, "не только потому, что ею питаются люди и утучняются овцы и рогатая скотина для продажи мясникам, но что ею самым лучшим образом приготовить можно землю под все роды хлеба"*. Он советует русским сельским хозяевам также и культуру моркови на полях и только вслед за этими корнеплодами**, но, конечно, не менее усердно рекомендует культуру картофеля***.
   В "Руководстве к разведению и поправлению домашнего скота", составленном по Беквеллу[136], Ливанов также обходит экономическую сторону, ограничиваясь краткими замечаниями "о пользе и выгодности" различных видов и пород домашнего скота****.
   Он становится, вместе с Беквеллом, на
  
   {* Там же. С. 130.
   ** "...Доброму и пекущемуся земледелу о изобилии вещей нужных и полезных в домоводстве, о засевании полей своих морковью возможное старание прилагать должно. Ибо морковью кормить и утучнять не только коров, овец и свиней, но лошадям вместо овса давать можно. По вычету на одну лошадь исходит овса в год от 22 до 25 четвертей онаго; но есть ли введено будет в обыкновение кормить лошадей иногда овсом, иногда морковью, то от всякого года онаго будет оставаться столько, что излишек его отпускать можно в чужие края. Г. Юнг по многочисленным опытам узнал, что никаким корнем так скоро и хорошо не можно утучнить свинью на убой, как вареною морковью, а Г. дю Гамель говорит, что одна десятина земли, засеянная морковью, гораздо большее число овец и рогатой скотины утучнить может, нежели три засеянные репою. Для сей причины я показав пользу и пространное употребление сего растения, советую сельским жителям сеять онаго сколько возможно побольше. Труд их употребленный на приготовление земли под оное растение, без сомнения наградится". (Там же. С. 136--137.)
   *** "Сожаления достойно, что наши хлебопашцы, еще и по сие время, не только не стараются о введении и размножении земляных яблок на пашнях, но едва ли и понятия об оных имеют. В других государствах, в которых земледелие в цветущем состоянии, о размножении земляных яблок не меньше стараются, как о сеянии хлеба, зная, что они во всяких случаях, т.е. во время урожая и неурожая хлеба могут служить хорошею и здоровою пищею людям" и т.д. (Там же. С. 138-139.)
   ****В предисловии Ливанов ставит земледелие и скотоводство на первый план и протестует против меркантилистов. "Как можно рукоделия за перьвые источники благоденствия народного принять, и предпочесть земледелию и скотоводству, когда все успехи, слава и самое бытие рукоделий на земледелии и скотоводстве, так как на недвижимом камне, основываются и утверждаются... Оные (рукоделие) ничто иное суть, как только следствия земледелия и скотоводство суть многолюдство, а многолюдство порождает разныя предприятия, от предприятий же происходят рукоделия". (Там же. С. 167-168.) Едва ли однако в этом можно видеть влияние физиократических идей. В агрономической литературе восхваление зем-}{леделия явление обычное. Каждый писатель по агрономическим вопросам и каждый практический агроном считали как бы своей обязанностью предпосылать специальными описаниям и рассуждениям хвалу сельскому хозяйству. Вообще столь частое в то время (как и в начале XIX в.) восхваление земледелия не только могло не вытекать из физиократических идей, но иногда соединялось с прямо противоположными им общими экономическими воззрениями. Например, Фридрих Великий, будучи ближе к меркантилистам, называл (в письме к Вольтеру) земледелие "первым из искусств, без которого не могло бы быть никаких купцов, королей, поэтов и философов".
   В довольно наивном издании "Библиотека ученая, економическая, нравоучительная, историческая и увеселительная, в пользу и удовольствие всякаго звания читателей", выходившем в Тобольске в 1793-1794 гг. (Ч. 1-12), и где экономический отдел делился по тогдашнему обыкновению на агрономически-рецептурную ("разные полезные экономические секреты"), медицинскую и кулинарную части, помещен, между прочим, разговор разных специалистов о нуждах и пользах государства, причем "економист" высказывается как бы в физиократическом духе -- "Ваши пособия не истощатся никогда... есть ли вы станете прибегать к кормилице рода человеческого, т.е. к земледелию. В ея-то плодородных недрах покоится семя всех благ. Сие поле, кое рука оратая покрыла несколькими зернами, наполнит его житницы. Затруднение состоит не в том, чтобы налагать или собирать пошлины, но снабжать платящего оныя способностию выполнять налог свой... Разве не столь же необходимо размножать произведения, как налагать на них подати". И неожиданно заключает: "Сюлли, Колберт и проч, не Економисты ли были". (Там же. С. 38-39.)}
   <[Site322Site]>
   защиту употребления волов, а не лошадей в качестве рабочего скота*.
  
   {* "...Многими уже опытами доказано, что кони, едва ли какую в домоводстве
   приносят прибыль, напротив же рогатый скот всегда обогащает домоводца. Кони несравненно всякому хозяину становятся дороже всегда, нежели рогатой скот; для коней, как в количестве больше, так и в качестве лучшаго требуется корму, нежели для рогатого скота. Уже то известно, что рогатый скот гораздо сильнее и крепче коней, и притом рогатый скот не столько подвержен болезням, сколько кони; следовательно рогатый скот меньше присмотру и хождения за собой требует, нежели кони". (Там же. С. 172-173.)}
  
   Любытно, что он даже совсем не говорит в своей книге о коневодстве, ограничиваясь описанием различных пород рогатого скота, овец и свиней и отводя особый отдел приготовлению молочных продуктов. Он не останавливается на сравнении экономической выгодности разных способов содержания скота, а прямо рекомендует всякому хорошему сельскому хозяину иметь в своем распоряжении и "пространное и хорошее пастьбище", и "хорошие луга", травосеяние на полях и запас репы, моркови, пастернака, свежей капусты, свеклы, земляные яблоки для зимнего корма.
  
   "Все<[Site323Site]>это добрый домоводец... необходимым долгом себе поставляет"*. {* Там же. С. 184-185.}
   Он должен при этом сообразоваться со средствами и содержать скота только такое количество, какое он в состоянии прокормить при таком интенсивном хозяйстве. Экстенсивное пастбищное хозяйство Ливанов считает невыгодным и применяемым лишь вследствие неразумия и жадности**.
  
   {** "...Такой благоразумный домоводец непреложным правилом поставляет себе чтобы не быть жадным; и для того он содержит всегда число скота соразмерное силам своим; инако бы не достало ему ни времени, ни мер, чтобы присмотреть за ним можно было так, как требует порядок прямаго хозяйства. Ибо несравненно лучше и прибыльнее иметь число скота умеренное, да в порядке, нежели держать число онаго великое, да не быть в состоянии прокормить, и так принужденным быть поступать по примеру тех жителей, которые не имея чем великия стада прокормить, пускают оныя на всю зиму в покрытия снегом глубоким степи пастись, где Он под снегом доставая с привеликим трудом для насыщения себя сухия и полусгнившия травы, весьма часто бывает жертвою свирепости морозов и волков*. (Там же. С. 185-186.)}
  
   Точно так же он советует русским сельским хозяевам английские приемы содержания овец: "Особливо в южных странах оныя (России), где всякая вообще домашняя скотина и летом и зимой страждет: летом от несносных жаров и жалющих насекомых, а зимою от недостатка корму и покрова от сильных морозов, частых и страшных вьюг и метелей"***.{*** Там же. С. 208.}
  
   Наконец, и для свиноводства Ливанов прямо предлагает английскую систему кормления, основанную на плодопеременном земледелии, иронически отзываясь об агрономах, считающих, что свиней выгодно откармливать только отходами от винокуренного и пивоваренного производств****.{**** "...Таковыя мнения их больше основываются на лености, нежели на правде; ибо всякий благоразумный и трудолюбивый земледелец, засевая пространные поля красноцветкою дятлинкою или кашкою... мидянкою, березкою или ослянкою... такожде морковью, пастырнаком, свеклою и земляными яблоками, может великое число свиней, и летом, и зимою, так же хорошо содержать, как винокуры и пивовары содержат". (Там же. С. 228.)}
   Все эти три, близкие друг другу по взглядам, агронома, изучившие английское сельское хозяйство на месте, были совершенно наивны в научной методологии, и всякую попытку попробовать какой-либо новый прием считали уже<[Site324Site]>за науку. Агрономия представлялась им делом сравнительно легким, и они радушно приглашали к занятиям ею всех любителей. Другие науки, говорит Комов, мало доступны, потому что там ученые уже "почти все тайны, кои человеку открыть можно, открыли", ибо оне были "в руках у людей умных, а сия (агрономическая наука. -- В.Ж.) от начала лежала у самых глупых и низких", поэтому "в оных к преуспеянию почти все дороги заперты, а в сей обширное поле открыто и к поправлению стараго, и к изобретению нового. Каждой опыт что-нибудь покажет новое, а все такое, что не только делателю и ближним его, но всему роду человеческому полезно..."*.{* Комов ИМ. О земледелии... С.}
   В это время рациональному земледелию покровительствовал и воспитывавшийся в английских агрономических идеях Мордвинов, начальствовавший черноморским флотом и заботившийся о заселении и улучшении хозяйства юга России. Ливанов отметил это довольно неуклюжим стихотворным обращением, открывающим отдел о скотоводстве:
   Мордвинов! Се рукой прогнанные твоей
   Безплодие и глад, бегут от сих полей,
   На тучных пажитях се жирный вол пасется,
   И земледелатель средь желтых нив смеется...
   Среди премногих дел бразды земли вскрываешь,
   Ты в наши времена Катона представляешь,
   Кой общее добро в очах всегда имел:
   Подобно как и Ты наук и польз любитель,
   Живущим в сей стране прямой благодаритель.
  
   В деятельность Вольного экономического общества общее оживление интереса к сельскому хозяйству сказалось постановкой новой обширной анкеты. В 1784 г. Общество решило запросить сведений от директоров экономии, но из этого ничего не вышло, и тогда, воспользовавшись новым административным делением России, Общество выработало в 1790 г. новую очень подробную программу собирания сведений о наместничествах по разным отраслям хозяйства, в том числе и по сельскому хозяйству (отдел 5-й). Прямого вопроса об улучшенных системах земледелия и в этих<[Site325Site]>анкетах еще нет, но в них содержится намек в вопросе о разделении пашень и формах удобрения земель. Вопросы о рыночных условиях сельского хозяйства вынесены в шестой отдел и развиты там с большой подробностью. В вопросах о внеземледельческих занятиях сквозит неодобрение ("если таковый род пропитания может быть исправен, когда если сельские жители к произведению ненужных и неприличных продуктов много материалов, времени и проч, употребляют"). При всей подробности программы вопросы поставлены не отчетливо, с соединением в одну кучу существенного и доступного ответу и отвлеченного, не поддающегося краткому и точному описанию, и ненужных мелочей*.
   Ответов, однако, на этот раз было получено очень мало. В 1792 г. член Общества Бебер[137] сообщил сведения об Екатеринославском наместничестве, в 1793 г. генерал-поручик Лунин[138] -- о Полоцком наместничестве (очень подробные и хорошо составленные), в 1794 г. Паллас -- о юге России[139], в 1795 г. Покровский представил географический обзор Тульской губернии. Уже при Александре I после повторных обращений, подкрепленных специальным Высочайшим указом на имя губернаторов от 10 апреля 1801 г., Общество получило описания еще шести губерний, в общем, мало удовлетворительные**.
   В связи с распространением идей о рациональном преобразовании хозяйства, по-видимому, усилилось давление дворянских кругов на правительство, и в 1786 г. прежний Дворянский банк был преобразован в Заемный[140], причем было
  
   {* Например, в самом начале отдела о сельском хозяйстве стоит вопрос: "досужество, проворство, нравственность, честолюбие, образ жизни с деревенскою роскошью, благосостояние, несмысленность, нечувствительность, неведение, суровство, невежество, бедность и нечистота Российских и других сельских жителей, причины и средства к исправлению онаго". Особый параграф отведен "домашним гадинам". "Кроме простых и водяных крыс и мышей, по местам летучия мыши, жабы в погребах, большие и малые тараканы, сверчки, древесные черви, мучные, мясные черви, пауки, скорпионы, комары и другия мухи, хлебные, сырные черви, клопы, моль и в некоторых местах еще другия насекомые. При гадинах больший или меньший вред и безпокойство множеством их причиняемыя. Употребляемыя и испытанный средства переводить или истреблять оных".
   ** См.: Ходнев А.И. История Императорского Вольного Экономического Общества с 1765 до 1865 г. С. 70-71.}
   <[Site326Site]>
   поведено отпустить на раздачу ссуд дворянам 22 000 000 рублей из 5% и 3% погашения, под залог населенных имений, считая по 40 р. за крестьянскую душу*. Ссуды из банка выдавались не ниже 1000 р., а меньшие суммы выдавали приказы общественного призрения по губерниям. Манифест о преобразовании банка повторил русскую версию физио-кратизма[141]: "...Земледелие есть первый источник богатства и аки сосцы, питающие все Государство, много подает изобилия сим прилежание к оному; но еще больше пользуют большие же самой земли. <... > Нужны... деньги, дабы скот, строения и орудия потребные к тому запасти: Мы для сего наипаче их и дадим, дабы всяк хозяин имея оные за малые проценты, и выплачивая свой долг легчайшим образом, был в состоянии учредить свои земли, и от вовсе неплодных или малой плод дающих, произвести себе прибыль и основать непременный навсегда доход своему дому..."**. Результат этой меры был довольно неожиданный. Для многих дворян ссуда из банка была новым шагом к окончательному разорению. Люди, лишенные коммерческой жилки (а среди дворян, получивших от своих отцов крупные имения, таких было, вероятно, большинство), и не подумали, конечно, обращать занятые средства на то, "чтобы скот, строения и рукоделия потребныя к тому запасти". Они, прежде всего, спешили покрыть деньгами, полученными на льготных условиях, тяжелые "приватные долги". За покрытием таких долгов, если что оставалось, то уходило на личные потребительские нужды, на более широкую жизнь, хотя бы только на время***.
  
   {* Вместе с тем было объявление о ссуде городам 11 000 000 р., но в действительности денег на это ассигновано не было, потому что вся эта сумма была обращена в 1787 г. на покрытие издержек по Турецкой войне.
   ** ПСЗ. Т. XXII. N. 16407. 28 июня 1786 г. -- В.Т.
   *** "Благое вспомоществование сие обратили большая часть дворян в сущую себе погибель, и всем соотечественникам в тяжкий вред: ибо многие заняли знатные суммы на оплату долгов, не столько единоземцам, сколько иностранным промышленникам, толико расплодившимся в обеих столицах; многие заплатив малые долги, остатки проиграли; другие взяв на поправление домостроительства, употребили на роскошь и мотовство; некоторые построили или в ином вкусе избрали домы... Некоторые из знаменитого Дворянства Российскаго щитают за потрачение знатности своей сойти до мещанской бережливости, а тем меньше унизить}{себя мужицким прилежанием к земледелию и заведением мануфактур стать в ряд с фабричными. Не явственно ли, что умножение на себя долгов почитают они единственным и благороднейшим промыслом... Не дерзновению и не ложно сказано, на погибель, ибо являлись уже приметные сего следы. Заплатившие старые долги свои, проигравшие" промотавшие домы не приносящие возврата, или на все сие по частям употребившие заем свой, вскоре нашлись не в состоянии платить и легких процентов, с лишком однакож по 3 руб. с каждой ревижской души причитающихся. Уже многие учинились таковыми, и имения их вошли в Опеку. Но что последовать может далее? ...Отвратим сострадательные взоры...* (См.: Колотов ?.[C.] Деяния Екатерины II, императрицы и самодержицы всероссийской. СПб., 1811.4. III. С. 65, 67.)}
   <[Site327Site]>
   Вкладывать денежные капиталы в хозяйство представляло тогда и мало смысла. Земледелие едва ли стало приносить большие доходы, а создавать подсобные сложные предприятия мог не всякий, да и трудно было получить такую крупную ссуду, чтобы завести какую-нибудь новую фабрику. Наиболее целесообразным помещением капитала для помещика того времени было простое расширение своего владения, выгодная прикупка новых земель. Более благоразумные и более практичные люди и повернулись в эту сторону, причем, естественно, наиболее удачные дела сделали вновь вошедшие в дворяне купцы, которые и до того помещали свои капиталы в подобного рода приобретения*.
  
   {* Это отмечает и Колотов: "...Не великое число благомысленных купили деревни, дабы умножить доходы свои". Ему не нравится, однако, что капиталы были помещены не на усовершенствование земледелия. Непосредственно за приведенными словами он продолжает: "Однакож не земледелием и скотоводством, но легкою пашнею оброками". Он знает и об успешном использовании занятых капиталов новыми дворянами, из купцов, но к этому он относится еще с большим осуждением: "В истинную же пользу обратили себе займы сии новопроизшедшие из Купцов Дворяне, кои тем усилили достояние свое в ущерб достояния всего сословия Дворянскаго, прикупив большое число деревень и душ таких людей, из статьи коих сами они накануне вышли..." (Там же. С. 65--67.)}
  
   В то время, когда командированные когда-то по повелению Екатерины питомцы Киевской духовной академии столь ревностно старались распространить английские приемы земледелия, состарившаяся и умудренная житейским опытом императрица думала о применении этих приемов в России совсем уже по-иному. Натура прежде всего практическая, с умом холодным и расчетливым, лишенная поэтических порывов и научного увлечения, она относилась<[Site328Site]>к современному ей движению передовой европейской мысли с оттенком скептицизма, а порой прямо иронически, стараясь использовать его и его представителей в своих личных целях и никогда не подчиняясь ему*. Когда она поняла, на чьей стороне сила в соотношении общественных классов и групп в государстве, управления которым она добилась после долгих лет упорной борьбы с окружавшими ее препятствиями, она успокоилась на этом открытии и стала дворянской правительницей, по преимуществу укрепляя дворянские права и уверяя себя и других, что русские крепостные, в общем, пользуются довольством и благополучием, и что крепостное хозяйство, веденное по старым обычаям, не нуждается в каких-либо преобразованиях. В последнем отношении, примыкая к небольшой сравнительно группе просвещенных скептиков в вопросах рационального земледелия, Екатерина судила иногда очень здраво. "Если бы
  
   {* В особенности по отношению к физиократам Екатерина сохраняла всегда холодно-скептическое отношение. Не имея ни интереса, ни чутья к теоретическому знанию, она интересовалась физиократическими учениями только с узкопрактической стороны (принципы свободы торговли, покровительство земледелию), причем и здесь твердо держась реальной политики. О понимании ею глубокого научного значения физиократической доктрины нет никаких следов. Поэтому она очень легко отошла от физиократов, как и от энциклопедистов, сохранив неизменную симпатию и живой интерес только к Вольтеру и к его сочинениям. Когда Орлов привез в 1775 г. из Парижа отзыв о "Наказе", Екатерина в раздражении писала Гримму: "Как бы то ни было, мною никогда не будут руководить экономисты. Я без ума полюбила парижский парламент, с тех пор как там были нелепые споры и разглагольствования о том, считать ли их (экономистов) сектою, или сектою вредною для государства. Здравый смысл заключается по-моему в трех подчеркнутых словах..." (Грот Я.К. Екатерина II в переписке с Гриммом. СПб., 1884. Статья 3.) В той же переписке Екатерина очень хвалит Галиани и особенно его диалоги о хлебной торговле (в письме от 3 июня 1782 г.), жалеет, что неаполитанское правительство не умеет использовать его дарований (письмо от 30 ноября 1778 г.). (Там же. С. 241, 113-114.) "Я старалась, -- сказала однажды Екатерина принцу де-Линю, -- извлечь пользу из ваших господ умников истов; я их испытывала, вызывала их, иногда писала им. Они надоели мне и не поняли меня. Не таков был мой добрый покровитель Вольтер. Знаете ли, что он пустил меня в моду? Он щедро заплатил мне за любовь мою к его сочинениям". (Щебальский П. Екатерина II, как писательница // Заря. 1869. N. 9. С. 82. Разд. паг.) Вольтер действительно ближе подходил к общему умонастроению Екатерины поверхностным либерализмом и едкой иронией и оказал ей громадную услугу широкой и беззастенчивой рекламой, не останавливаясь перед самой грубой лестью.}
   <[Site329Site]>
   вы знали, -- писала она Гримму в последний год своей жизни (И мая 1796 г.)[142], -- как я ненавижу всех этих агрономов и сельских хозяев, которые и сохи-то никогда в руки не брали, вы бы не стали толковать со мной ни о г. Йенише, ни о милорде Финдлатере[143]; а крестьяне Русские их ненавидят еще больше моего, и они правы. Что' годится для клочка земли не больше моей комнаты, не годится для необозримых наших полей; у нас крестьяне привыкли с небольшим трудом добывать все необходимое для жизни, и они же доставляют другим государствам рогатый скот и лошадей. Видали мы англичан хозяев-хлебопашцев, но подражать им не станем: у нас другой климат, другия условия жизни. Знаете, что' было бы с мнимым хозяином Йенишем, если бы ему дать управлять в одном из казенных имений? Крестьяне отправили бы его на тот свет и с агрономией, которая ни на что не годна, вот и все. Предоставьте нас самим себе: мы производим и продаем больше хлеба, чем все остальные государства Европы, взятые вместе; так как же вы хотите, чтобы мы брали в образец крохотную Англию? На великана не напялишь платье карлика"*.{* [Новооткрытые] письма [императрицы] Екатерины Второй к барону Гримму, 1774-1796 годы] // Русский архив. 1878. Кн. 3, N. 10. С. 233-234.}
   Не довольствуясь, однако, этой мыслью, Екатерина непосредственно переходит на обычный для нее тон хвастливого самодовольства: "...Нигде так не возрастает сельское и городское народонаселение, как у нас, я боюсь сказать, но ведь правда, что в мое царствование оно удвоилось. У нас не умирают от голода, а больше от отягчения желудка. У нас не видно худощавых людей и нет нищих. Если у нас кто просит милостыню, то от лени; сами крестьяне это говорят, а они так гостеприимны, как никто на свете"**.
  
   ** Еще в 1773-1774 гг., радушно принимая у себя Дидро и развлекаясь его пылкими речами, Екатерина ловко обходила неприятные стороны русской жизни не только в разговорах, но и в письменных ответах на поставленные вопросы. Так, на вопрос, не влияет ли на обработку земли рабство земледельцев, Екатерина ответила: "Я не знаю, есть ли страна, где бы земледелец более любил свою землю и свой домашний очаг, чем в России; наши свободныя провинции вовсе не имеют более хлеба, чем те, которым свободою не пользуются; каждое состояние имеет свои недостатки, свои пороки и свои неудобства". От вопроса о ветери-}{нарных школах Екатерина отделалась шуткой: "Бог хранит нас от них". (О состоянии России при Екатерине Великой: вопросы Дидерота и ответы Екатерины (1773): [фр. подлинники с переводом] / / Русский архив. 1880. Кн. III. С. 6-7, 13, 21, 28.) В полемике против книги аббата Шаппа д'Отероша о путешествии по России Екатерина говорит прямо, что положение русских крепостных лучше положения свободных крестьян на Западе. "...Не думайте, читатель, потому что народ прикреплен к земле, чтобы он по этому самому находился в крайности. Крестьяне государственные, дворцовые и монастырские платят определенную, умеренную повинность, и когда она внесена, они вполне властны над всем, что могут они приобрести. Большинство дворянских имений находится в тех же условиях. Вообще полагаю, что можно сказать, не впадая в ошибку, что положение простонародья в России не только не хуже, чем во многих иных странах, но что в большинстве случаев оно даже лучше. Народ менее подвергается мелким поборам и знает наверное, что' должен платить: в повинностях нет ничего произвольнаго; раз уплативши их, он почти совершенно волен в своих действиях. Крестьяне богатых вельмож и дворян, живущих расчетливо, находятся в том же положении..." (Екатерина И, императрица. Антидот (Противоядие): Полемическое сочинение Государыни Императрицы Екатерины Второй / пер. с фр. подлинника [П.Бартенев] // Семнадцатый век. М., 1869. Кн. IV С 328.) В 1790 г., внимательно читая, для уличения автора, "Путешествие" Радищева, Екатерина поместила, в числе сделанных ею замечаний, следующее: "на 147 стр. едит оплакивать плачевную судьбу крестьянскаго состояния, хотя и то неоспоримо, что лутчее сюдбы наших крестьян у хорошова помещика нет во всей вселенной". Известно, что эти замечания служили прямой инструкцией производившемуся над Радищевым следствию. Шешковский не преминул поставить соответствующий вопрос, и прижатый к стене Радищев дал такое показание: "Охуждение мое было только на одно описанное тут происшествие; впрочем, я и сам уверен, что у хорошего помещика крестьяне благоденствуют больше, нежели где либо; а писал сие из своей головы, чая, что между помещиков есть такие, можно сказать, уроды, которые, отступая от правил честности и благонравия, делают иногда такия предосудительныя деяния, и сим своим писанием думал дурнаго сорта людей от таких гнусных поступков отвратить". (Радищева А.Н. Полное собрание сочинений А.Н.Радищева. М., 1907. Т. II. С. 569-570.)}
  
   Некоторое время,<[Site330Site]>быть может, по установившейся привычке, Екатерина продолжала следить за агрономической литературой.
   Еще в 1777 г. она прислала в Вольное экономическое общество книги Джона Миллса "О практическом сельском домостроительстве" и Артура Юнга "Путешествие по северным провинциям Англии" с тем повелением[144], "чтоб оные перевесть на российский язык". Общество отнеслось с особым вниманием к повелению императрицы, книги были даны для перевода сразу нескольким переводчикам, для редактирования переводов был избран особый Комитет,<[Site331Site]>и в 1780 г. переводы были уже готовы к печати, но появились много позже в царствование даже не сына, а внука Екатерины II. Видимо, Екатерина перестала уже тогда близко интересоваться этим делом*.
   Иначе относился к затеям агрономов Павел, который издавна отличался любовью к земледелию и благожелательным отношением к крестьянам**.
  
   {* Любопытно, что в переводе сочинения Артура Юнга принимал участие "российского театра первый актер Иван Дмитревский", который был потом (в 1778 г.) назначен присяжным переводчиком Вольного экономического общества (вместо Волкова). (Журналы (рукописные) Вольного экономического общества 1777 и 1778 гг.)
   ** Обдумывая в невольном гатчинском уединении задачи своего будущего правления, Павел намеревался заботиться о крестьянах и об успехах сельского хозяйства. В составленном им, пред отправлением в Шведский поход, "предписании" своим сыновьям о порядке управления Россией, он говорил: "Крестьянство содержит собою все прочия части и своими трудами, следственно особаго уважения достойно и утверждения состояния не подверженнаго нынешним переменам его, из благодарности Отечества и для того, чтобы тем лутче трудились и государство имело тем вернее снабжение".
   Вступив на престол, Павел издал ряд указов в пользу крестьян -- о приведении крепостных к присяге наравне с другими сословиями, об отмене рекрутского набора, назначенного при Екатерине на 1796 г., о замене тягостной для крестьян натуральной хлебной подати (для пополнения запасных хлебных магазинов) денежной податью в 15 коп. вместо каждого четверика прежде собиравшегося хлеба. Известен указ о трехдневной барщине. Можно еще отметить из мер этого рода запрещение указом 16 февраля 1797 г. продажи дворовых людей и крестьян без земли с молотка и резолюцию 16 октября 1798 г. о непродаже малороссийских крестьян без земли. (Семевский М. Материалы к русской истории XVIII века (1788 г.) // Вестник Европы. 1867. N. 1. С. 310, 316-322, 326. Разд, паг.; Трифильев Е.П. Очерки из истории крепостного права в России. Царствование ими. Павла Первого. Харьков, 1904. С. 18-19.)}
  
   Энтузиасты рационального земледелия проявили поэтому в его царствование особую энергию. Для агрономической работы открывались как будто блестящие перспективы, Павел и в этом отношении как бы спешил противопоставить трезвому и рассудочному уму Екатерины свою необузданную фантазию и охотно поощрял и поддерживал навеянные теоретическим изучением предложения любителей агрономии. Для забот об улучшении сельского хозяйства была учреждена особая Экспедиция государственного хозяйства при Сенате, под главным ведомством генерал-прокурора из весьма высокопоставленных
  
   <[Site332Site]>
   лиц -- сенаторов Храповицкого и Торбеева, и специалистов, занимавших видное общественное положение -- А.А.Самборского, которому было поручено заведование агрономическими вопросами и школою земледелия, академика Таблица[145], заведовавшего лесами, действительного статского советника Хитрово[146], заведовавшего хозяйством колонистов, и бывшего директора экономии Петербургской губ. Татаринова, ведавшего общими делами. Одним из крупных дел новоучрежденной Экспедиции было создание, очевидно по мысли и плану Самборского, земледельческой школы. При слепом увлечении Самборского английским земледелием этот первый блин, по пословице, вышел комом. Школа была основана с прямою целью практического распространения в России "аглинской" плодопеременной системы. Самборский не ставил себе вопроса, насколько применимы английские земледельческие приемы к России, и построил обучение в школе чисто практически. "Положение" о школе требовало и подбора преподавателей исключительно из "практических наставников", "производящих различные опыты в земледелии, прочих частях сельского хозяйства". Черта, любопытная и характерная для XVIII в. с его "просветительством" сверху, далеким от понимания органического развития общественной жизни.
   "Практическая" постановка агрономического просвещения по существу была вполне утопической. Правда, устав школы указывал на необходимость приноравливаться в усовершенствовании земледелия "к местному положению каждой провинции и соображаться со свойствами климата, качествами земли, со нравами и обычаями жителей". Но здесь явно имелось в виду только приноравливание признанного за наиболее рационального и, следовательно, повсеместно применимого в глазах составителя устава английской системы к указанным особенностям. Задачей Школы устав тут же намечает "... доказать на самом опыте пользу разделения пашни на семь полей, и возможность такового ж заведения во многих местах России, и каким образом чрез посевные обороты можно избегнуть повсюду в России еще обычайного, но весьма вредного оставления под пар третьей части земли, лишающего Государство ежегодно третьей части своего<[Site333Site]>обилия. Введение в обыкновение нового сего разделения полей будет наипаче полезно в малоземельных Губерниях: ибо посредством онаго истребиться надобность в общих выгонах, и земля под ними состоявшая обратится в плодородную пашню: тем самым облегчится удобрение безплодных земель, ибо переменные посевы весьма заменяют другие роды туков". Школе были даны 252 дес., из которых 140 дес. назначалось под пашню, с разделением на семь полей, 25 дес. под сады и огороды, 25 дес. под усадьбу и пастбище и 62 дес. под лес. Школьный бюджет был определен в крупной по тому времени сумме в 20 040 р. в год (без жалованья директору, который получал содержание как член Экспедиции государственного хозяйства) из средств удельного ведомства, что создало школе неудобное положение, поставив ее в зависимость от этого ведомства, тогда как по общему замыслу она должна была иметь известную автономию, состоя при высшем учреждении империи. Состав учеников школы был определен так: восемь студентов Московского университета (по два при каждом наставнике), десять питомцев и десять воспитанниц из сировоспитательных домов, пять человек священнических детей из духовных семинарий и двадцать человек из казенных крестьян попеременно из разных губерний. Кроме того, школа обязывалась принимать господских людей мужского и женского пола от 17 до 30-летнего возраста (за счет господ) и вольных людей на таких же условиях. Предполагалось, что студенты будут поставлены со временем во главе других земледельческих школ в разных частях Империи, а пока могут служить при удельных экспедициях по разным губерниям, питомцы воспитательных домов пойдут в управители, приказщики, садовники, домостроительницы, скотницы и огородницы, семинаристы с посвящением в священники "в деревнях и селах могут примером своим возбуждать поселян к распространению и усовершенствованию земледелия и сельского хозяйства", казенные крестьяне станут у себя дома добрыми хозяевами и будут служить примером своим соседям. Господские крестьяне найдут себе употребление в помещичьих хозяйствах, а вольные люди "могут приобретенные ими знания обратить себе в ремесло и сыскивать себе чрез то пропитание".
   <[Site334Site]>
   Устав рекомендовал для чтения учеников книги по сельскому хозяйству на русском языке -- перевод Артура Юнга, "Новое земледелие" Рознотовского*, "Экономический магазин", сочинения санкт-петербургского Вольно-экономического общества и "другия им подобный" и на немецком -- сочинения Гермерсгаузена[147], Пфейфера[148], Шубарта фон Клеефельда, Леонгарда, Шпренгера, Шиллера, Бургсдорфа, Мейера, Бекмана, Рейхарда, Лидерса и Беккера[149], причем предполагалось их (равно, как и другие подобные) перевести на русский язык, для чего при школе была учреждена должность переводчика, знающего "немецкий, английский и российский языки".
   Курс учения в школе полагался трехлетний. Школа поручалась заведованию Самборского, "мужа испытанного в практическом земледелии и сельском хозяйстве"**. В должности директора школы Самборский пробыл до 1799 г., когда он опять получил придворное назначение (духовником к великой княгине Александре Павловне, палатине Венгерской[150]). В школе его навещали бывшие ученики великие князья Александр и Константин. Там можно было видеть наследника престола, "державными дланями испытующего рало" и "засевающего взоранныя оным бразды"***.
  
   {* Рознотовский А. В. Новое земледелие, основанное на правилах тайнаго советника Иоанна Христиана Шубарта фон Клеефельда, изданных на немецком языке в Лейбциге 1786 года третьим тиснением. Писано Московской придворной экспедиции членом Андреем Рознотовским. М., 1794-1800. Ч. 1-7.
   ** Положение Практической школы земледелия и сельского хозяйства. СПб., 1798. С. 1-19.
   *** Он уехал вместе с ней в Венгрию и остался там и после ее смерти, до 1804 г. Возвратившись в Россию, он поселился в пожалованном ему Павлом имении Стратилатовке Херсонской губ. (с 500 душ крестьян) и занялся там сельскохозяйственной и филантропической деятельностью, распространяя между своими крестьянами рациональные понятия о земледелии, вводя в употребление усовершенствованные земледельческие орудия, выписанные из Англии, развел испанскую породу овец, устроил шелковичную плантацию. Из его филантропической деятельности известно, что он выстроил богадельню для престарелых, дом для вдов и сирот, больницу с аптекой при ней, училище для крестьянских детей, ввел прививание оспы, создал своеобразный третейский суд из стариков, который награждал крестьян за добродетели и наказывал за пороки. При этом он все еще пытался найти более широкую арену для приложения своих сил и уже в 1804 г.}{обращался к Александру I с просьбой о назначении его в Крым для миссионерской деятельности среди татар и в особенности для того, чтобы там на деле показать, "каким образом можно обратить дикия степи в хлебородныя поля и завести везде правильную систему полеваго хозяйства". Но Александр, видимо, не обольщался такими планами и разрешения не дал, продолжая оказывать своему старому воспитателю знаки внимания и милости. Остаток жизни Самборский провел уже в Петербурге, наведываясь иногда в свое имение. У местных крестьян долго сохранялось воспоминание о том, как Самборский показывал им употребление английского плуга и сам пахал им, сняв свой дорогой наперсный крест и ордена и повесив их на дерево. В 1815 г. Самборский скончался. Перед смертью он просил Александра простить его семейству долг земельному банку (36 000 р.), "нажитый не роскошью и мирскою суетностию, но приобретением общаго блага". Просьба была удовлетворена. (Барсов Н. Самборский Андрей Афанасьевич. См. также: О жизни протоиерея А.А.Самборского: материалы для биографии: [с прил.]. С. 13-14.)}
   <[Site335Site]>
   От Самборского заведование земледельческой школой перешло к действительному камергеру Модесту Бакунину[151], известному своими знаниями и опытом в сельском хозяйстве, много путешествовавшему и наблюдательному. Он счел своим долгом немедленно же изложить свои взгляды на задачи улучшения хозяйства, посвятив свою работу императору Павлу. Новый директор школы, как человек, практически знающий сельское хозяйство, был, по-видимому, менее проникнут убеждением в широкой применимости английской системы, что тогда, не в пример временам Клингштета и первых статей Болотова, было уже редкостью. Он считал, что для России, и при ее обширности, невозможно рекомендовать какую-либо одну систему земледелия. Сообщая результаты собственных опытов, Бакунин не признает за ними универсального значения. "...Скажу откровенно, как о всех такого рода сочинениях, что отнюдь не почитаю предписанных мною правил для всея России общеполезными, но токмо для средних стран оныя, а наипаче для Санкт-Петербургской и других губерний имеющих климаты сходственные с климатом оныя и свойство земель одинаков"*.{* Бакунин М. Правила руководствующие к новому разделу и обрабатыванию полей с показанием нужных сельских заведений. СПб., 1800. С. 7-9.}
  
   Семипольный севооборот, предложенный для школы Самборским, Бакунин считал мало подходящим и рекомендовал на первое время пятипольный севооборот, выбрасывая<[Site336Site]>из семипольного севооборота Самборского конопляный и бобовый клинья. Семипольный севооборот Бакунин считал вообще возможным вводить только впоследствии, "когда уже сим новым хозяйством земли порядочно утучнены и в надлежащую рыхлость придут, либо где оныя от природы хороши". Для крестьян же Бакунин считал семипольный севооборот совершенно непригодным, способным сбить их с толку большим числом полей*. {* Установленный Бакуниным для земледельческой школы пятипольный севооборот включал: 1) коренья и овощи; 2) ярь с дятловиной; 3) дятловина; 4) дятловина и засев озими; 5) озимый хлеб. Семипольный севооборот Самборского: 1) коренья и овощи; 2) конопля; 3) заячий горошек для корму скота; 4) яровой хлеб и дятловина с прибавкой рейграс; 5) дятловина с рейграсом; 6) дятловина с рейграсом, а осенью засев озими; 7) озимь. (Там же. С. 16-22.)}
   Бакунин не одобрял и выгонной системы полеводства, применявшееся у нас кое-где, под влиянием пропаганды Болотова и Левшина, примера Орреуса152 и, быть может, в результате непосредственных наблюдений немецкого хозяйства. "Иные помещики завели четвертое поле, из коего они сделали парянину и постьбу. Сей новый дележ считаю я хуже первого (обычного трехполья), понеже вместо одной трети остается целая половина земли в праздне; выгода же одна та приобретается, что скоту по просторнее пастись. И так как сей второй пар год лежит непаханый, то несколько более корму приносит".
   Сравнивая распределение работ при старой (трехпольной) и новой (пятипольной) системе, Бакунин находит, что работы "почти одинаковы", но денежный доход от имения гораздо выше (677 р. 50 коп. при старой системе и 2358 р. -- при новой)**. {** Расчеты эти, как и у многих последующих агрономических писателей, весьма произвольны и не учитывают изменений в отношении хозяйств к рынку, какие должны были бы наступать при массовом переходе к новым приемам земледелия.}
  
   Книжка содержит и другие обычные в таких сочинениях советы о домашних промыслах, устройстве мельниц и маслобоен, земледельческих орудиях ("приучить крестьян к косулям, а помещику для тяжелой пашни и поднятия новины завести аглицкий плуг"), предлагает запасать лес на возобновление построек в случае пожара, устраивать запасные хлебные магазины и "банк крестьянский", куда<[Site337Site]>положить от 25 до 100 рублей своих и собирать с крестьян десять копеек с тягла, раздавать ссуды из процента по денежке с рубля в месяц (значит из 6% годовых), получая проценты ежемесячно вперед*.{* Бакунин М. Правила руководствующие к новому разделу и обрабатыванию полей... С. 63-66.}
   Школа не успела проделать намеченного севооборота, как император Павел, особенно нетерпеливый в последний год своего царствования, распорядился через генерал-прокурора 25 июня 1800 г. ввести у крестьян Удельного ведомства[153] применяемую в земледельческой школе систему земледелия. Во исполнение этого повеления Департамент уделов, запросив мнение главного директора школы, представил обширный доклад, который и был утвержден Павлом в последние дни его царствования, 20 февраля 1801 г.** {** ПСЗ. (Т. XXVI. -- В.Т.). N. 19760.}
  
   Павел не дожил не только до осуществления мер, предложенных в докладе, но даже до его опубликования Сенатом (состоявшегося 6 мая 1801 г.). Доклад, повторявший в существе соображения осторожного Бакунина, был составлен очень скромно, с перенесением центра тяжести всего вопроса на подготовку образованных владельцев и производство немногих местных показательных работ и опытов. Доклад предлагал увеличить в школе число учеников из удельных крестьян (20) еще на 20 человек, а если окажется возможным, то и больше, снабжать их при выпуске из учения нужными орудиями и семенами и отводить им в местах их жительства добавочные участки для устройства пятипольного хозяйства, брать бесплатно в обучение учеников из помещичьих крестьян, а также и других людей "всякаго знания" и рода. Главный директор предлагал кроме того "в ободрение последователей новому возделыванию полей... выдавать им на первый случай безденежно, или по крайней мере за самую дешевую цену семена и орудия" и кроме того поощрять "земледельцев, отличившихся в какой-нибудь хозяйственной части" -- наделять веяльницами, самопрялками, маслобойнями и прочими облегчающими работы орудиями". Департамент не отклонил этого предложения, но и не ассигновал на него средств,<[Site338Site]>а "заключая, что подобный одобрения и награды естественно производиться долженствуют по устроении уже примерных запашек и по получении от оных предполагаемых успехов", рассудил "обратить оныя на счет получающихся доходов от удельных усадьбищ". Такие усадьбищи или показательные фермы, доклад, по указанию главного директора, предполагал устраивать в больших удельных деревнях -- "завесть не больших запашки на подобие помещичьих, мерою до 80 десятин, считая в том же числе двор, хмельник, луга и самую запашку. Земля должна быть разделена на 2 равных части, и в одной нужно следовать во всей точности обыкновенному хозяйству, на другой же учредить пятипольное, сверх сего следует разделить каждую из частей сих по полам, дабы один участок, как в старом, так и новом образе земледелия обработан был орудиями обыкновенными в оном краю, а другой вновь изобретаемыми, и тогда опыт докажет выгоды одного рода обработывания полей пред другим, и какия орудия приличны к разным кряжам земли". Директор школы (а за ним и департамент) подчеркивали необходимость постепенности приучения населения к новому способу земледелия посредством длинного ряда опытов. "Известно всем, что всякое изобретение, клонящееся к усовершенствованию каковых либо отрасли хозяйства Государственнаго, и, следственно содержащих в себе перемену закоренелаго навыка общественнаго, не иначе введено быть может повсеместно в употребление, как по точном убеждении о пользах открытия успешными и многократно повторяемыми опытами, да и действительно не прежде был принят в чужих краях образ хлебопашества, ныне в России вводимый, как по истечении со времени изобретения нескольких уже десятилетий. На сей-то конец, чтоб пример и время насадили и произрастили и у нас полезные найдений плоды, устроена практическая школа земледелия..." "Для таковыя же точно цели мнит Главный Директор учредить ныне в селениях удельных примерных запашки и хозяйственный усадьбища, кои по самому основанию своему не что иное суть, как в малом виде практических же земледелия школы: ибо способы и правила домоводства, в оных показуемыя, равномерно не прежде и не иначе взойдут в общее употребление, как по совершенном<[Site339Site]>опытами нескольких лет удостоверении о преимуществе их пред прежними обычаями, тем более что к пяти польному обработыванию и травяному хозяйству поселянин долженствует получить некоторый навык, и как бы снова учиться возделывать поля". На первый раз департамент предлагал учредить одну примерную запашку в Смоленской губ. при деревне Поляны Михайловского приказа Заможской волости (950 дес. земли), "где соседствующие с поселянами удельными помещики по склонности к хлебопашеству и домовод-ственным упражнениям, усмотря на деле цель и плоды основания сего рода, заведут подобныя у себя, что естественно послужит к распространению правил земледелия, в школе преподаваемых". "Наставник примерных запашки должен состоять под ведением Экспедиции Удельной, и школа иметь токмо будет влияние на рачение и успехи его, почерпая о сем сведения из доставляемых им в оную ежемесячных о упражнениях своих журналов".
   Намеченные меры не могли, конечно, привести к желаемым результатам. При всей осторожности предлагавших их, дело должно было страдать от чрезмерного практицизма. Ни школа, ни вновь заводимое "усадьбище" не могли стать центрами серьезных агрономических исследований и испытаний практических приемов, потому что всякий исследовательский дух был по существу им чужд. Надеяться на широкое распространение пропагандируемых приемов было невозможно по их экономическому несоответствию реальным нуждам сельского хозяйства большей части районов России, а после постигшей Павла катастрофы отпадал мотив к особенно ревностному исполнению его предначертаний. Сама земледельческая школа вскоре захирела и была закрыта в 1803 г.
   Заботиться о ней было некому, да и по существу она не могла оправдать возложенных на нее преувеличенных надежд. Удельное ведомство тяготилось крупными расходами на школу, не дававшими осязаемых полезных результатов, и терпело ее, только пока она располагала могущественной поддержкой. Но с учреждением министерств пышная павловская Экспедиция государственного хозяйства была понижена в ранге и превращена в простой департамент министерства<[Site340Site]>внутренних дел. Заведование этим департаментом было поручено Таблицу, интересовавшемуся больше лесным делом и устроившим специальную лесную школу. Поэтому когда министр уделов Трощинский вошел с предложением закрыть школу[154], заменив ее частью лесной школой Таблица, частью изучением земледелия на фермах высочайших особ, в защиту ее не поднялось ни одного голоса. Трощинский указывал, что на расходы по устройству и содержанию школы было истрачено свыше 200 000 руб., "но за сию толико знатную издержку существенной прибыли действительно получено деньгами 1087 рублей 85 копеек (от продажи земледельческих продуктов и орудий. -- В.Ж.), а учением ничего". Попытку привлечь крестьян к обучению в школе Трощинский считал неудачною. Во-первых, крестьяне набирались в школу насильно, "поборы для высылки оных в школу обращаются крестьянам в крайнее отягощение; молодые поселяне, отторгнутые от дома родительскаго, от собственнаго пепелища, от жен своих и детей, едут в школу с твердым намерением, забыть немедленно, по возвращении в домы свои, выученныя ими в оной правила, с тем, чтобы истребить память долговременной их разлуки". Те же из крестьян, которые успешно окончили школу и были разосланы по Тамбовской, Орловской и Вятской губерниям, стали требовать "от сельских начальств такой пропорции земли, каковую без крайнего разорения прочих поселян... удовлетворить невозможно, и, поставляя себя достойными начальствовать, просят работников, скота, орудий и денег на обзаведение".
   По закрытии школы, обучавшиеся в ней крестьяне были частью возвращены в свои селения, с выдачею каждому по 25 руб., водворены на земле, принадлежавшей школе; наконец, самые заведения школы и все пособия ее были проданы с публичного торга*.
  
   {* Там же. Т. XXIV N. 17946; XXVII; N.21016. См.:Пономарев Н.В, Исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России... С. 78-79; Вернер К.А. Агрономическая помощь населению в конце XVIII и первой половине XIX века// Вестник сельского хозяйства. 1901. N.8. С. 4.}
  
   Вместе со школой было закрыто и заведенное в 1801 г. "примерное усадьбище". На устройство его было ассигновано 5387 р. 10 к. единовременно с тем, чтобы, устроившись,<[Site341Site]>оно не только возвратило сумму, но еще содержало бы себя собственными доходами и снабжало приписанных к нему 29 удельных поселян земледельческими орудиями и семенами*.
   На первое время для обработки полей в Смоленской образцовой усадьбе назначены были по наряду из удельных крестьян 16 душ мужского пола и 13 женского. Однако работники эти почти целый год оставались без дела, т.к. Смоленская удельная экспедиция почему-то не заблагорассудила дозволить употребление лошадей крестьянских для работ на усадьбе. Впоследствии, хотя такое запрещение и было отменено высшим начальством, но зато уже сами крестьяне стали упорствовать в отпуске своих лошадей для работ при упомянутой усадьбе, находя такую меру для себя обременительной. Кроме того самый наряд на усадьбу крестьян производился без всякого разбора, что, не принося существенной пользы для дела, расстраивало домашнее хозяйство крестьян; наконец, бестолковая организация работ на самой усадьбе "делает им (крестьянам) большее от заведений таковых отвращение". Ввиду этого вся деятельность усадьбы ограничилась только посевом в первый год озимого хлеба да уборкой его на второй год, а затем, в конце 1803 г., усадьба была упразднена; при этом строения ее, а также весь имевшийся инвентарь отданы были в пользу тех крестьян, которые употреблялись на работы**.
  
   {* Турчинович О.[В.] История сельского хозяйства России, от времен исторических до 1850 года. СПб., 1854. С. 100-101.
   ** ПСЗ. Т. XXVII. N. 21016; Пономарев Н.В. Исторический обзор правительственных мероприятий к развитию сельского хозяйства в России... С. 80.}
  
   Более успешны были результаты забот Экспедиции государственного хозяйства для хозяйства иностранных колонистов, которые, будучи более культурными земледельцами сравнительно с русскими крестьянами и имея большие земельные наделы, были более способны усовершенствовать свои хозяйства. Для управления колониями были выработаны детальные правила, причем хозяйственная деятельность колонистов ставилась под строгий надзор. Так, инструкция внутреннего распорядка и управления в саратовских колониях (17 сентября 1800 г.) требует "прилежно смотреть, чтоб<[Site342Site]>колонисты до праздности, пьянства, мотовства и буйства допускаемы не были*, и ведя жизнь трезвую и спокойную, обращались бы всегда в работах, свойственных их состоянию в хлебопашестве, скотоводстве и сельском хозяйстве" (п. 34), чтобы живой и мертвый инвентарь к началу полевых работ был в полной исправности (п. 51), чтобы все работы производились вовремя и колонисты выезжали бы на работу "в самые ранние утренние часы... и работали с крайней прилежностию", чтобы каждый вспахал "довольно земли", "чтоб пашня была не мелка" (п. 52) и т.д. Такой же надзор устанавливался и за зимними работами колонистов и их жен (п. 54). Начальники колонистов должны были "смотреть и стараться, дабы везде по колониям земли разделены и разделяемы были на три поля" (п. 51), "поощряя к лучшему земель обработыванию и к размножению скота лучших пород", разводить культуры, соответствующие естественным условиям местности и требованиям рынка ("кои удобнее и выгоднее продажею доставляют поселянину прибыток", заботиться о развитии огородный и садовых культур, причем "особливо" рекомендуется размножать земляные яблоки, и где "поселяне к их употреблению привыкли стараться, дабы и поля ими засевали") (п. 57). По-видимому, управители колоний вели искусно свое дело и достигли хороших результатов. Отмечается, например, что уже к началу XIX в. (в 1803 г.) одна колония в Петербургской губернии (Нижняя деревня) разделила свои земли на четыре поля, а в нескольких других (Среднерогатской, Новосаратовской и других) был введен плодосменный севооборот с посевом картофеля и безкормовых трав**.
  
   {* ПСЗ. Т. XXVI. N. 19562.
   ** Вернер К.А. Агрономическая помощь населению в конце XVIII и первой половине XIX века // Вестник сельского хозяйства. 1901. N. 7. С. 7.}
  
   Из специальных культур Экспедиция государственного хозяйства выдвинула разведение малоизвестного тогда в России кунжута. За несколько дней до смерти Павел утвердил (7 марта 1801 г.) представленный по соображениям Экспедиции доклад Сената, в котором предлагалось разводить кунжут в южных губерниях, потому что из семян этого растения<[Site343Site]>получается "преизящного рода масло", которое могло бы заменить "знатное количество деревяннаго масла, которого на 337.307 рублей поднесь из чужих краев ежегодно в Россию привозится". Экспедиция предполагала соединить наблюдение за разведением кунжута с организованной уже инспекцией шелководства и поощрять хозяев к распространению этой культуры в губерниях, "предназначенных к шелководству", а именно: в Астраханской, Саратовской, Слободской-Украинской, Новороссийской, Киевской и Подольской, выдавая денежные премии, награждая медалями и раздавая пустопорожние земли участками от 20 до 100 десятин, с обязательством засевать всегда четвертую часть отданной земли кунжутом. Семена для посева должны были даваться казной*.
   В области животноводства Экспедиция государственного хозяйства проявила себя прежде всего заботами о коневодстве (указ 13 декабря 1796 г. о заведении вновь конских заводов и о приведении в лучшее устройство существовавших; учреждение -- указом 19 ноября 1796 г. при Сенате Особой экспедиции государственных конских заводов; указ 1 апреля 1799 г. об отпуске из государственных конских заводов в ведомство губернаторов каждой губернии по 10 жеребцов и др.). Эти меры подвинули еще вперед русское коннозаводство, успешно развивавшееся и перед тем, так что к концу XVIII в. в России насчитывалось до 250 конских заводов.
   Особенное старание Экспедиция приложила к улучшению овцеводства. Обстоятельства помешали осуществлению плана Экспедиции во всей его широте, но мысли, положенные в его основу, принесли свой плод в последующее время. Одним из первых начинаний Экспедиции было сложение в бывшей Таврической области сбора за пастьбу скота на казенных пажитях и об устройстве там небольшого завода испанских овец, "от коего жители, пользуясь лучшаго рода баранами, могут скорее поправить породу горских овец, изяществом волны и ныне от других отличающихся"**.
  
   {* ПСЗ.Т. XXVI. N. 19771.
   ** Там же. Т. XXIV. N. 18009.}
  
   В исполнение этого закона 12 августа 1797 г. было постановлено устроить этот завод подвижных стад, держа овец<[Site344Site]>на открытом воздухе, а для пастухов употребляя летом палатки, а на зиму войлочные татарские кибитки, для чего экспедиция считала достаточным единовременный отпуск 500 рублей. Предполагалось выписать всего 600 баранов и 400 овец постепенными партиями, выбирая их из так называемых странствующих стад в Северной Испании. Кроме того, в помощь и руководство местным пастухам должно было выписать из Испании и овчаров, у которых могли бы также обучаться овчарному искусству и "люди, от разных помещиков отдаваемые". Было признано нужным выписать из Испании даже собак для охраны стад от хищных зверей и содержание стад в порядке. Общий надзор за заводом поручался особому смотрителю, по типу директора земского конного завода. Задачей завода было поставлено постепенно преобразовать в испанскую местную породу горских таврических овец, посему уже в первое время предполагалось содержать при заводе "хотя 2000 горских овец" и разрешить частным людям пригонять на завод своих овец для случки. Экспедиция торопилась выписать первую партию, чтобы испанские овцы и бараны прибыли уже в Тавриду до истечения лета будущего 1798 г., "дабы при наступлении осени, некоторую часть из привезенных баранов употребить в случку с овцами своей породы, а другую для припуска к отборным тамошним горским овцам"*.
  
   {* Там же. N. 18092. Насколько Павел заинтересовался этим делом видно из того, что уже на другой день Экспедиции был объявлен генерал-прокурором именной указ, очевидно с его собственных слов: "О обращении особливаго внимания завесть таковые же заводы и во всех прочих Губерниях, где климат сие дозволит". (Там же. N. 18093.)}
  
   Однако в 1798 г. овцы не были еще куплены, а в 1799 г. Павел объявил войну Испании[155], и предположенная мера так и не была осуществлена при нем. Более действенными оказались меры к поощрению частных суконных фабрик. Спрос на тонкую шерсть поднялся, и цена ее возвысилась, что стало побуждать землевладельцев к заведению и размножению тонкошерстного овцеводства в Харьковской и смежных губерниях. В этом же году были заведены небольшие мериносные стада Сушковым в Кобелякском уезде Полтавской<[Site345Site]>губернии*. 18 сентября 1800 г. было разрешено суконным фабрикантам, выполнив поставку требуемого количества сукна и других шерстяных изделий в Комиссариат, остальное обращать в вольную продажу как внутри, так и за границу по азиатской торговле**.
   В царствование Павла не могла не оживиться и работа по "агрономической помощи населению". В 1798 г. Вольное экономическое общество, поощряемое интересом сильных мира к рациональному хозяйству, издало наконец задуманную еще в первые годы деятельности популярную книгу -- "Деревенское зеркало", предназначенную для широких помещичьих кругов и даже для крестьян***. Автором ее, по мнению историка Вольного экономического общества Ходнева[156], был академик Севергин[157], известный в свое время минеролог (тогда эта специальность стояла в особенно близкой связи с агрономией). Но поскольку можно видеть из рукописных материалов, сохранившихся в архиве Вольного экономического общества, книга эта является продуктом коллективного творчества разных лиц, собранного и приведенного в порядок окончательным редактором, каким мог быть и Севергин. Значительная и наиболее существенная часть книги взята из работы Левшина****.
   К заглавию присоединено характерное предисловие: "Сочинена не только чтоб ее читать, но чтоб по ней и исполнять". Первая часть снабжена эпиграфом:
  
   {* Исторический обзор мер правительства к разведению овцеводства в России // Труды ВЭО. 1862. Т, 3. С. 113-116.
   ** ПСЗ. Т. XXVI. N. 19563.
   *** Деревенское зеркало или Общенародная книга: сочинена не только чтоб ее читали, но чтоб по ней и исполняли. СПб., 1798-1799. Ч. 1-3.
   **** в Архиве Вольного экономического общества сохранилась рукопись сочинения Левшина "Деревенская пособная книга", в которой "ясным и вразумительным российским поселянам способом преподаются средства и наставления к поправлению хозяйства во всех частях; как помогать себе в болезнях и разных несчастных случаях; как себя и других от того предохранять; и о прочих общеполезных обстоятельствах, в трех частях состоящая". На обложке пометка: "из сих трех книг Левшина многие статьи взяты и внесены в "Деревенское зеркало", потому что оне цензурою одобрены". И действительно "Деревенское зеркало" повторяет значительную часть этой "неапробованной" книги. (Архив Вольного экономического Общества. N. 384.)}
   <[Site346Site]>
   Чего не знаешь, так учись,
   И доброго всегда держись.
   Книга написана в обычном для того времени наставительном тоне и начинается описанием смерти "Честана, прозванного Малоумом", сын которого нашел себе прекрасного управителя в лице некоего Правдинина. Для крестьян образцом взят из книги Левшина "однодворец Досужев", который "разжился из ничего". Помимо рецептурной части книга содержит и общие указания в духе системы Шубарта (в первой части, посвященной полеводству). Здесь опять повторяются мнения Левшина, а именно совет ввести травосеяние и без ложки трехпольного хозяйства*.
  
   {* Мы отметили выше, что Левшин был сторонником выгонной системы земледелия. Но даже в пору наибольшего увлечения этой системой Левшин искал способы применения травосеяния, рекомендуя его и для крестьянского хозяйства. Он предполагал: 1) разделение полей на четыре клина с засевом четвертого кормовыми травами, 2) так называют угловое травосеяние по соглашению между крестьянами (отрезывать для посева кормовых трав часть их парового клина, прилегающего вдоль к озимому или яровому клину) и 3) "от прилегающего к огородам и коноплянникам поля на каждый двор крестьянский прирезать полосу и включа оную в огорожу коноплянникову, назначить под непременный посев кормовых трав и злаков" (так называемое приусадебное травосеяние). (Ручная книга сельского хозяйства для всех состояний: в 8 частях / переведена с нем. яз. В.Левшиным. М., 1803. Ч. II. С. 196-211.). В новейшей литературе на эти предложения Левшина впервые обратил внимание К.А.Вернер в рецензии на книгу В.Г.Бажаева.}
  
   Не отменяя старинного заведения трех клинов и обыкновенной паствы можно начать посев дятловины таким образом: "Отдели часть земли от своего коноплянника, который всегда огорожен и скот в него ходить не может, это отдельное место от коноплянника пригороди к своему огороду и обсей ячменем с дятловиной, а еще лучше с луцерною, потому что она с посева приносит урожай гораздо больше, нежели дятловина". Подобным же образом рекомендуется поступать и при травосеянии в полях, начиная сев дятловины в яровом клину с краю на тех десятинах, "которые в будущий год, когда этот яровой клин будет под паром, придут обочь озимого клина", чтобы сберечь дятловину от вытаптывания скотом, пасущимся на пару. Книга указывает и прямо на "почтенных дворян Тульской губернии", хозяйства которых решили осмотреть описываемые в ней крестьяне, чтобы завести<[Site347Site]>у себя такие же порядки. Здесь, вероятно, подразумеваются Левшин, Болотов и Рознотовский, которые вели в то время опыты с травосеянием в своих тульских имениях. По обычаю агрономических сочинений того времени, "Зеркало" отводит целую (третью) часть медицинским советам и содержит много разного рода поучительных рассуждений морального свойства: "что выходит из того, когда деревенские девки знакомятся с баричами", "о доброй славе и спокойной совести", "быль о пригожей и безобразной деревенской девушке", "буйство и непослушание не доводят до добра", и т.п. (во второй части). Самый эпиграф к этой части как бы вводит читателя в круг идей высшего порядка:
   Деревья в поле я не для себя сажаю,
   А пользу общую вперед воображаю.*
  
   {* Деревенское зеркало или Общенародная книга. СПб., 1798. Ч. I; СПб., 1799. Ч. II; СПб., 1799. Ч. III. Ср.: Вернер К. Агрономическая помощь населению в конце XVIII и первой половине XIX века И Вестник сельского хозяйства. 1901. N. 8. С. 4-5. "Зеркало" значительно удачнее изданной еще при Екатерине (СПб., 1792) также популярной книжки, составленной "надворным советником и Вольнаго экономическаго общества членом Федором Рогенбуком" "Руководство к землепашеству или главнейшия правила сельскаго хозяйства, в кратце собранных из лучших экономических сочинений в пользу сельского юношества...". Книжка Рогенбука содержит лишь элементарное изложение технических приемов земледелия, совершенно не касаясь сельскохозяйственно-экономических вопросов и не упоминая об улучшенных системах земледелия.
   ** Журнал о земледелии для Всероссийской империи. Сочинил на французском языке, граф Лудовик де Клермонт Тоннер, а с онаго на Российский язык перевел Михайло Барадавкин. СПб., 1799. [N. 1], [месяц январь]. С. I-IV.}
  
   В то же благоприятное для агрономического просвещения время стал выходить (в 1799 г.) "Журнал о земледелии для Всероссийской Империи", сочиняемый на французском языке графом Людвигом де Клермон-Тоннером и переводимый на русский язык Михайлом Бородавкиным[158]. И этот журнал имел в виду улучшение не только помещичьего, но и крестьянского хозяйства. Автор предупреждал читателей, что содержание его журнала "по существу своему будет отвлеченно и не увеселительно", и просил их отнестись внимательно к предлагаемым советам, проверяя их собственными опытами**. Это был собственно не журнал, а издаваемый последовательными выпусками систематический трактат или<[Site348Site]>"заочный курс" земледелия, постепенно вводящий читателя в круг агрономических проблем, начиная от рациональной системы земледелия (N.N. 1, 2) и связанного с нею травосеяния (N. 2), вычисления доходов помещиков при старой трехпольной и новой одиннадцатипольной системах (N. 2) и способах их получения (оброк и различные формы барщины, N. 2), о переселении крестьян на новые места (N. 3), заведении в имениях суконных фабрик (N.N. 3 и 4), о скотоводстве (N.N. 5 и 6) и ветеринарии (N.N. 7 и 8), о различных видах удобрений (N. 9), о земледельческих орудиях (N. 9), о катке для разбивания комьев (N. 10), о севе и болезнях пшеницы (N. 10), о вредителях хлеба (N. 10), о сохранении хлеба в скирдах, о молотьбе, о хранении хлеба в "анбарах, ямах, кулях", о молотьбе хлеба с описанием "экономической мельницы по расположению г. Бюке" и т.д., и сохранении муки (N.N. 11 и 12).
   Автор, передававший русской публике результаты французской агрономической литературы того времени, желал обмениваться с нею письмами о встретившихся при чтении недоумениях, с указанием замеченных недостатков, сообщением собственных новых изобретений и результатов производимых опытов. "Всякой доброй хозяин обязан сообщать публике полезные изобретения. Самоугодие не должно обитать в душе истиннаго земледелателя" (предисловие к N. 1)*. В отличие от русских пропагандистов английской системы, французский писатель с самого начала старается доказать детальными вычислениями, что доходность имения при новом способе поднимается**.
  
   {* На этот призыв отозвался только один читатель. См. ниже.
   ** Клермон-Тоннер берет следующие русские меры: волок = 19 1/2 десятины, десятина = 80 х 40, иногда 80 х 30; четверть пшеницы = 9 пудам. Из примеч. на стр. 43 и текста стр. 42-43 видно, что автор имел в России собственное имение на берегу Днепра, в степной местности.}
  
   В основу своих расчетов Клермон-Тоннер ставит двойное тягло из четырех работников, т.е. рабочую семью в восемь человек, состоящую из крестьянина с женою, одного взрослого сына, одной взрослой дочери и четырех нерабочих членов -- старика, малолетнего сына и двух малых ребят.
  
   На содержание такой семьи "помещик<[Site349Site]>должен определить по малой мере 195 дес. земли, расположа оную следующим образом:
   На избу с садом................................0- 1/2 дес.
   На огород для посеву пеньки, пшеницы и ячменю.....1.
   Остальную часть разделить на три равные полосы или доли, оставя одну долю для ржи................6.
   На яровую пшеницу................................6 1/2 .
   На ячмень........................................6 1/2 .
   На овес..........................................2 1/2 .
   На гречуху........................................2.
   На горох журавлиный..............................2 1/2 .
   Впусте для будущего засеву........................6.
   Итого....................................32 1/2 десятин.
   Доход:
   За 1 1/2 берковца пеньки по 2 р. за пуд........30 руб.
   За 2 четв. пеньковых семян по 3 р..............6 руб.
   За 4 четв. пшеницы (при 8-крат, урожае) по 4 р.16 руб.
   За 4 четв. ячменя (при 8-крат, урожае) no2?....8 руб.
   За 32 четв. ржи (при 4-крат, урожае) по 3 р....96руб.
   За 5 четв. и 2 четверика пшеницы (при 7-крат, урожае) по 4 р. за четверть.........21 руб.
   За 5 1/2 четв. овса (при 8-крат, урожае) по 2р....И руб.
   За 25 четв. гречухи (при 5-крат, урожае) по Итог..............37р. 50 коп.
   За 16 четв. (при 4-крат, урожае) по 1 р. 50 к.
   на корм лошадям..................................24 руб.
   Всего.....................................249 р. 50 к.
   Из ЭТОГО ДОХОДА В 249 p? 5® К. НУЖНО ВЫЧЕСТЬ
   СЛЕДУЮЩИЕ ИЗДЕРЖКИ:
   На посев:
   4 четверти пеньковых семян.................1 р. 50 к.
   1 четверть и 2 четверика пшеницы..............5 р.
   1 четверть и 1 1/2 четверика ячменя.........2?. 37 1/2 к.
   8 четвертей ржи..............................24 р.
   5 четвертей овса............................7 р. 50 к.
   4 четверти гречухи...............................5 р.
   .......................................46 р. 37 1/2 к.
   <[Site350Site]>
   На продовольствие всей семьи в 8 человек;
   НА КАЖДОГО, СЧИТАЯ МАЛОЛЕТНИХ:
   по 2 четв. ржи, 1/2 четв. ячменя, 1/2 четв. овса, 1 четв. гречухи, что составит на всю семью:
   16 четвертей ржи.................................48 р.
   4 четверти ячменя.................................8 р.
   4 четверти овса................................. 6 р.
   8 четвертей гречу хи...........................12 р.
   Всего на посев и пищу................ 120 р. 37 1/2 к.
   Остается на подати и другие издержки по содержанию семьи..................129 р. 12 1/2 к.*
   Дальше следует вычисление дохода той же семьи на том же участке при переходе на одиннадцати -- в сущности девятипольную -- систему ( 1/2 дес. на усадьбу и сад, 1 дес. на огород, 18 дес. делить на 9 полос, по 2 дес. в поле). Новый севооборот меняет дело медленно, сначала только посевом кормовых трав, так что "помещик доводит его (крестьянина) нечувствительным образом до сей перемены, открывая ему посредством небольших жатв с искусственных лугов обираемых, те выгоды, который приобретает он, когда все пространство его земли будет разпределено по предписанному мною образцу"**.
  
   {* Клермон-Тоннер не упоминает здесь об оброке, предполагая, что крестьянин отбывает трехдневную барщину. В перечне расходов не показаны издержки на корм скота, что Клермон-Тоннер мотивирует довольно неясно: "Для обробатывания земли, надобно ему иметь две лошади рабочих, на которых потребен овес не исчисленной в расходе, но сия статья подвержена великим переменам; поелику лошади едят весьма мало, крестьянин никогда не держит более трех коров, от которых получает столь мало молока и масла, что едва может продовольствовать свою семью, по причине худова корму, ибо почти во всю зиму едят они одно жниво; оставляемое же помещиком на часть крестьянина сено, едва достаточно для прокормления двух лошадей, потому сбирает онаго не более ста или двухсот пудов". (С. 10-11.)
   ** Журнал о земледелии. [N. 1], [месяц январь]. С. 21.}
  
   Тонер ведет расчеты на каждый год, с вычетом на посев и пищу на каждый из последовательных годов нового севооборота, считая с 1799 г., причем учитывает приращение скота, происходящее от разведения искусственных лугов, советует помещикам менять, если скот у них мелок, на коров "изрядной породы" из Малороссийской губернии.
   <[Site351Site]>
   На покупку семян и трав для крестьян помещикам придется истратить по 15 руб. на семью*,
   причем помещики "легко могут получить их из Англии на первых прибудущих оттуда весною кораблях, а потом доставить к себе не пропустя времени посева"**.
  
   {* Эти пятнадцать рублей, по вычислению Клермон-Тоннера, вскоре окупятся с лихвою:
   уже "по наступлении третьяго года доставят ему (помещику) прибытку до 22 р. 37 1/4 к.,
   на четвертый -- до 48 р. 38 1/2 к." и т.д. (С. 40.)
   ** Журнал о земледелии. [N. 1], [месяц январь]. С. 43-44.}
  
   Доходы будут постепенно повышаться.
  
   Жатва:
   1799 г. -- без перемены (первый посев трав)
   1800 г. -- очень малая разница
   1801 г. -- тоже
   1802 г. дает уже 272 р. 4 к. за вычетом на посев
   и пищу 120 р. 54 1/2 к.
   Итого в остатке 151 р. 49 1/2 к.
   Увеличение по сравнению с прежним -- 22 р. 37 1/2 к.
   1803 г. -- считая продажу лишнего скота -- 298 р. 25 к.
   за вычетом на посев и пищу -- 120 р. 74 к.
   Итого в остатке 177 р. 51 к.
   (сравнит, с прежним -- 48 р. 38 1/2 к.)
   1804 г. -- считая продажу лишнего скота -- 303 р. 87 1/2 к.
   за вычетом на посев и пищу -- 113 р. 90 1/2 к.
   Итого в остатке 189 р. 97 к.
   (сравнит, с прежним -- 60 р. 84 1/2 к.)
   1805 г. -- считая продажу лишнего скота -- 336 р. 50 к.
   за вычетом на посев и пищу -- 112 р. 50 к.
   Итого в остатке 224 р.
   (сравнит, с прежним -- 94 р. 87 1/2 к.)
   1806 г. -- (в этом году достигается уже разделение на все
   11 полос, причем крестьянин будет держать 15 дойных коров, 5 годовых телушек и 5 телушек
   1806 г" сверх того 5 двухлетних телушек и 1 бычка).
   -- считая продажу лишнего скота -- 362 р. 25 к.
   за вычетом на посев и пищу -- 108 р. 75 к.
   Итого в остатке 253 р. 50 к.
   (сравнит, с прежним -- 124 р. 37 1/2 к.)
   <[Site352Site]>
   1807 г. -- 412 р. за вычетом на посев и пищу -- 116 р. Итого в остатке 296 р. (сравнит, с прежним -- 166 р. 87 1/2 к.)*.
  
   {* В этом году достигают жатвы искусственных лугов. Крестьянин каждый год будет иметь теперь такое разделение полей:
   строение с садом -- 1/2 дес.
   огород для пшеницы, ячменя и пеньки -- 1 дес.
   искусственные луга, четыре полосы по 2 дес. -- 8 дес.
   1 полоса ржи -- 2 дес.
   2 полосы пшеницы -- 4 дес.
   1 полоса овса и 1 полоса гречухи, вместе -- 2 дес.
   1 полоса впусте, засев под рожь в августе, потому что в округах выше 52® нельзя успеть засеять пред тем овес и греч. -- 2 дес. Клермон-Тоннер отмечает здесь преимущество областей, расположенных между 52® и 48®, где можно успеть сделать такой посев, вследствие чего выигрываются две десятины. Дальше 48® идут степи, для которых предлагаемый севооборот не подходит. Там нет надобности в унавоживании почвы, нужно применять переложную систему. Клермон-Тоннер советует все же сеять там ослянку после окончания посевов зерновых хлебов.}
  
   Перспективы, открываемые вычислениями Клермон-Тоннера, были очень заманчивы, но они едва ли могли прельстить действительно практичных сельских хозяев. В расчетах Клермон-Тоннера были два существенных недостатка: во-первых, он не вводил в них, как мы видели, расходов на содержание скота, что особенно извращало картину нового хозяйства, в котором удельный вес животноводства значительно повышался; во-вторых, он не учитывал изменений в рыночных отношениях, которые должны были наступить с широким распространением новой системы. Цены на сельскохозяйственные продукты должны были сильно понизиться, в особенности на продукты животноводства, количество которых должно было сильно возрасти с переходом к одиннадцатипольной системе, а спрос на них едва ли бы очень
   значительно увеличился, при конкуренции дешевого скотоводства, примитивной пастьбы южных окраин и самоснабжении многих городских жителей продуктами собственных имений, получаемых даром, в виде обязательных "столовых запасов". Клермон-Тоннер сам видел неизбежность понижения цен сельскохозяйственных продуктов, но не усматривал в нем препятствия распространению рекомендуемой им новой системы, а считал его вообще благодетельным явлением как для внутренних потребителей, так и в видах более<[Site353Site]>широких возможностей хлебного экспорта: "Сие новое разделение, -- пишет он, -- будет весьма полезно, не только для помещиков, но и для покупщиков, для торговли и для государственных доходов: для покупщиков потому что ест-ли четверть пшеницы будет стоить 3 рубли, то цена хлебу уменьшится равномерно, так как маслу, кожам и прочему; для торговли потому, что естли пшеница, масло, сало, кожи и тому подобное будут состоять по толь малым ценам, ни какая Европейская Держава не может с оными верстаться, потребные ж для иностранцев припасы должны быть отправляемы в отпуск от всех пристаней Балтийскаго моря с великою для них выгодою: ибо пшеница будучи завременно высушена, не получает ни какого вреда во время переправы по морю, чему подвержена та, которая привозится из губерний Подольской, Новороссийской и других Европейских государств, где по причине недостатку дров не можно ее просушивать; для государственных доходов потому что естли мое новое разделение будет приведено в действо, то появятся в России анбары и магазины из которых можно будет наделять хлебом всю Европу. Коль скоро хлебные припасы приведены будут в дешевые цены, тогда наверное можно будет отправлять их в Европейские земли; даже и в Южную Америку, наипаче тогда когда будет сооружена новая Экономическая мельница... "*.{* Журнал о земледелии. СПб., 1799. N. 2, месяц февраль. С. 86-87.}
   Будучи убежден в безусловной выгодности новой системы, Клермон-Тоннер подробно рассматривает "способы умножить доходы помещиков произведением в действие новаго разделения земель на одиннадцать полос". К оброчной системе он относится вообще отрицательно. "Сей способ при всех своих выгодах сопряжен с великими неудобствами наносящими вред земледелию и самому помещику который представляет в своей особе простаго сборщика доходов, и которой не имея ни малой надежды умножить свой доход, совсем не заботится о состоянии своих вотчин... полагаясь... на своих прикащиков которые по большей части бывают неверны, несведущи, безпечны и притеснители бедных крестьян", "из чего явствует, что деревни его станут приходить в упадок".
   <[Site354Site]>
   "Коль скоро крестьянин заплатит положенной оброк, тогда приобретает право просить пашпорт, с которым уходит искать работы в города, вырабатывая себе от 10 до 20 рублей в месяц, а жена его, дети и старики остаются дома для пахания земли. Вырученныя им деньги не приносят его семье никакой прибыли, потому что большую часть из них проматывает, а из остальных сберегает столько сколько потребно на уплату оброка следующего году; часто случается, что несколько лет не видится он со своею семьею которая терпит нужду, от чего народ уменьшается, а доходы соразмерно убывают"*.
   Для устранения этих неудобств Клермон-Тоннер предлагает ввести его разделение на 11 полос, раздать крестьянам семена и требовать точного высева их под угрозой штрафа в 40 р. "за утрату одного золотника семян"; лучшим крестьянам, которые соберут больше всего семян с искусственных лугов, давать премии (8 премий, 2 по 40 р" 2 по 30 р" 4 по 15 р.), всего на 200 р" управителю назначить за хорошее исполнение награду в 300 р. Расход на семена должен составить, по вычислению Тоннера, 1500 р. (для деревни из 100 дымов и 100 волоков земли). При таких условиях хозяйства оброк может быть поднят в 1 1/2 раза (вместо 10 р. с души до 15 р., т.е. с 40 р. до 60 р. с семьи), причем крестьянин не потеряет, ибо его доход составит в 1807 г. 296 р. против прежних 129 р. 12 1/2 к., т.е. почти вдвое больше прежнего, "а помещик будет тогда иметь доходу до 2000 р., которой может требовать от крестьян самого того времени как доставит им способ умножить столь знатно их доходы"**.
   Для облегчения введения заочно нового порядка автор прилагает "образцовое письмо от помещика к своему управителю", в котором последнему рекомендуется прочитать "Журнал о земледелии" и поступать сообразно его разъяснениям, а самое письмо "прочесть... чрез приходскаго свещенника по окончании божественной службы..."***.
   =
   {* Там же. С. 121-122.
   ** Там же. С. 122-127.
   *** Там же С. 129-132.}
  
   Переходя к трехдневной барщине, Клермон-Тоннер предлагает заменить ее сплошной работой половины крестьян,<[Site355Site]>разделив имение на два отделения с крупными мызами для барской запашки (по 12 волоков пахатной земли). В первом отделении земли вполне достаточно. Помещик должен получить с четырех таких мыз до 9828 р. вместо 4000 при оброке, да еще 777 р. 60 к. с баб за пряденье пеньки и льна и тканье холстин, так что весь доход составит 10 605 р. 60 к. Во втором отделении земли недостанет, и часть крестьян помещик должен будет занять работой на фабриках или переселить в Новороссийские степи. В этом отделении доход с 3 мыз составит 6142 р. 50 к., да с баб 486 р., да с не работающих на земле по 10 р. с души оброку 240 рублей, всего 6868 р. 50 к.*
   Такое увеличение дохода достигалось бы еще при сохранении трехпольной системы, при новом же севообороте 4 мызы давали бы 17 908 р., т.е. на 8080 р. больше против трехпольной системы. "Я еще не говорил о знатном доходе, получаемом с винокурен", -- добавляет Клермон-Тоннер**.
   В случаях, где применяется двухдневная барщина, Клермон-Тоннер предлагает заменить ее трехдневной, устроив такие же мызы, как описано выше***.
  
   {* Там же. С. 132-144.
   ** Там же. С. 149-153.
   *** Там же. С. 154-155.}
  
   Зная хорошо условия земледелия в степных местах, Клермон-Тоннер подробно рассматривает способы перевода крестьян в эти места. Он начинает с указания обычных неудобств, сопряженных с таким переводом (плохой надзор, нужды, болезни, недостаток топлива), и предлагает меры к устранению их, иллюстрируя их следующим примером: переводятся 120 крестьянских домов по 8 чел., в том числе 2 раб. и 2 нераб. обоих полов. Для них нужно купить в Новороссии по берегам Днепра, Буга, Ингула, Ингулки или их притоков 6000 дес. земли, причем помещик должен сам выбрать места, удобные для поселения. Перевод надо вести частями -- сначала 48 мужиков, 24 молодцов и 8 девок или баб бездетных в самом начале весны, с 20 лошадьми и 20 повозками, с необходимыми домашними вещами, закупить лесу на 120 изб, выстроить дом для прикащика, 1 анбар и 2 ветряные мельницы, 60 повозок, 160 ярмов для волов, 120 переменных<[Site356Site]>осей и столько же пар колес, дубовых сох, оглобель (дышл) для волов, борон, деревянных лопат, граблей и вил, 40 коров дойных с телятами и 120 пар рабочих волов, муки и круп. С этим инвентарем прибывшие возьмутся за земледельческие работы и будут кроме того строить дома, крытые сараи для скотины, причем если не успеют построить все 120 изб, то остальное следует доделать с помощью подрядчиков. То же будет продолжаться и в следующем году, когда прибудут остальные крестьяне и присоединятся к работам первых поселенцев. Расход на перевод составит: на покупку земли по 1 р. за десятину -- 6000 р., на постройку изб -- 4800 р., двух ветряных мельниц -- 400 р., прикащикова дома -- 400 р., на покупку 120 пар волов -- 3600 р., на постройку магазинов -- 2000 р., всего со всеми другими расходами на содержание людей, прикащика, инвентарь и т.д. -- 26 050 р. 36 к. При трехдневной барщине от перевода 120 дымов крестьян получится прибытку 7181 р. 9 1/2 к., причем "помещик получающий толь знатный доход, доставляет своим крестьянам изрядное состояние, которое может даже усовершенствовать, как по предмету землепашества, так и скотоводства: потому что имеет для сего достаточное количество земли. Ибо, положим, что помещик отделит для собственной своей экономии, включая в то количество и пастбище 2000 десятин, тогда еще останется для каждого крестьянина 33 десятины с одною третью"*.{* Там же. N. 3, месяц март. N. III. С. 5-32.}
   Клермон-Тоннер указывает еще и другие способы к "умножению доходов" с переведенных 120 дымов, предлагая 1) сеять кользу, или дикую капусту, и 2) устроить на земле только 90 дымов, а 30 дымов употребить на суконную фабрику, причем фабричные участвовали бы в сборе жатвы (И мес. работы на фабрике и 1 мес. на жатве), на фабричную работу выбрать "самых бедных крестьян, состояние которых весьма трудно поправить, и кои не так скоро могут воспользоваться пашнею, по причине недостатка в скоте"**.
  
   {** Там же. С. 41-45. Вполне в духе времени зарождения капиталистической фабрики Клермон-Тоннер изображает проектируемые им предприятия следующими чертами: "Суконныя фабрики показались мне наиболее прибыточными}{и предпочтительными пред прочими, поелику в России находятся главнейшие по сему предмету припасы: к тому ж малые ребята 7 или 8 лет могут исправлять сию работу". Выбранных для работы на фабрике беднейших крестьян он советует ставить под непосредственный надзор заведующего фабрикой, помимо приказчика, чтобы избежать двоевластия. За побег с фабрики наказывать не только бежавшего, но и укрывшего его крестьянина: "вся его семья будет отдана в наказание на мануфактуру, а изба его со всеми принадлежностями будет отдана семье того который учинил побег". Наказывать надо и нерадивых фабричных работников. Под конец Клермон-Тоннер как бы спохватывается, что одним принуждением многого не добьешься, и предлагает платить фабричным заработную плату исправно, чтобы рабочий мог накопить себе денег и приобрести себе "состояние предпочтительное тому, которое понудили его оставить". (Там же. С. 47-52, 72.)}
   <[Site357Site]>
   Наметив главные основы устройства нового хозяйства, Клермон-Тоннер переходит к детальному рассмотрению скотоводства. "Разведение рогатого скота, -- говорит он, -- составляет главнейший предмет нового моего разделения"*. {* Там же. N. 5, месяц май. С. 1.}
   Он начинает со скотных хлевов, содержания скота в чистоте, кормления скота (предлагает заменять солому сеном с искусственных лугов, картофелем, турнепсом и дикой брюквой). Переходя к "воспитанию овец", рекомендует завести лучшие породы аглинские и шпанские, но только в Крыму. Хорошие породы овец на Украине "находят великое затруднение в продаже шерсти, потому что фабрики тонких сукон весьма редки в сем Государстве; сверьх того количество тонкой шерсти недостаточно для заведения таковой фабрики". Советует, однако, не отчаиваться, а использовать тонкую шерсть на собственных маленьких фабриках. Вообще же Клермон-Тоннер не находил "надобности в размножении в толь обширном государстве одной породы овец, имеющих такую шерсть. Надлежит, чтоб многочисленные стада состояли из овец имеющих шерсть обыкновенную; тонкой же шерсти потребно такое количество, какое достаточно для снабжения богатых людей, а не для произведения торговли, ибо до сего можно не прежде достигнуть как по прошествии многих лет"**.
  
   {** Там же. С. 31-32. В этой же книжке появился единственный отклик на призыв к читателям в виде "безымянного письма" к издателю, автор которого выражал сомнение в целесообразности столь длинного севооборота, считая его мало понятным для крестьян, и прибавлял: "Разделение же на семь полос принятое}{Англичанами и Немцами уже нам известно..." По-видимому, это был подписчик с весом, потому что в ответе Клермонт Тоннер титулует его "Вашим Превосходительством". Он мотивирует и здесь свой севооборот необходимостью уменьшить издержки по введению новой системы и сделать ее введение малозаметным и малочувствительным для крестьян в первое время. Он отмечает, что в его системе новым является деление на девять, а не на одиннадцать полос (исключив усадьбу и огород), ссылается на "затруднение в доставке семени искусственных лугов" и на то, что при семипольной системе нельзя было бы прокормить столько скотины, сколько нужно для удобрения. "Англичане и немцы, установившие разделение на семь полос, избрали для сего самыя лучшия земли, имея при том естественные луга", чего у нас нет. (Там же. С. 57-69.)}
  
   Вопросами животноводства Клермон-Тоннер<[Site358Site]>наполняет и следующую -- июньскую -- книжку. Он говорит здесь о "воспитании лошадей", заявляя, что коневодство менее выгодно, чем разведение овец и коров, и удобно только в округах "от реки Дона до Кавказской губ. и Каспийскаго моря", потому что лошади пасутся там большую половину года, "о воспитании свиней" ("сие животное не взирая на его гнусность, весьма полезно и прибыточно в домашнем хозяйстве"), советует разводить различные породы в разных местностях, кормить трилистником, картофелем, желудями, "о воспитании телок". По поводу последних он ссылается на пример одного помещика, который выписал 50 коров из Англии, и у него вскоре осталось их только две. Он советует не смущаться такими неудачами и продолжать акклиматизационные опыты по его системе, покупая годовалых телок, еще не имеющих телят, хорошо ухаживая за ними и заботясь о надлежащем кормлении их*. Он очень подробно останавливается на болезнях скота и средствах против них (конец июньской и полностью июльская и августовская книжки).
   После этого Клермон-Тоннер возвращается опять к полеводству, помещая в сентябрьской книжке записку Пармантье "о качествах различных туков и о способах употреблять оные в пользу"[159]. В этой статье говорится о вреде излишества в употреблении скотского навоза и о пользе применения мергелевания и золы**.
  
   {* Там же. С. 72-120.
   ** Там же. N. 9, месяц сентябрь. С. 34-35.}
  
   Затем уже сам Клермон-Тоннер рассуждает "о употреблении туков в разсуждении различных пощв земли с предложением способов служащих к усовершенствованию<[Site359Site]>
   качества оных", причем также отмечает пользу мергелевания, хотя и с оговорками*. Довольно много места Клермон-Тоннер отводит "сравнению употребительных в Англии земледельных орудий с российскими", причем высказывается очень осторожно, отмечая экономические преимущества русских орудий, хотя технически и менее совершенных. Так, английский плуг при всех его достоинствах трудно рекомендовать русским сельским хозяевам, потому что он "слишком многосложен и стоит не менее десяти рублей; русской же крестьянин платит за плуговое рало не более шестидесяти копеек, а соху может сам сработать". Английский плуг надо чинить в кузнице, что обойдется в год до пяти рублей. Поэтому заводить английские плуги должен сам помещик, конечно, богатый, и то не сразу, а исподволь. Например, помещику с 10 000 душ крестьян нужно было бы 5000 плугов, но купить ему надо только 2500 и устроить в каждой деревне кузницу для их починки. В губерниях, где пашут волами, употребляется грубый плуг, но его следует предпочесть английскому, потому что в этих губерниях имеются "обширные пажити, волы кормятся летом безденежно, а зимою потребно на сие весьма малое иждивение", вспашка глубже, чем английским плугом, а починить его может сам крестьянин. "По соображению всех сих местных обстоятельств Российский плуг без сомнения будет предпочтен Английскому, несмотря на превосходное его совершенство"**.
  
   {* "...Мергель почитаю я весьма изящным туком, который однакож не свойствен для всякой земли, ибо служит к развлечению твердых и вязких земель, а на легких, песчаных, хрящевых и черепковых бывает вреден. "Если мергелевые залежи находятся далеко от поля ("на целую версту от пашни"), тогда издержки по возке и трата времени "не могут быть вознаграждены самыми лучшими жатвами". (Там же. С. 44-45.)
   * Там же. С. 58-63.}
  
   Русскую деревенскую борону Клермон-Тоннер считает вообще достаточной, но для земель меловых, глиняных и вязких советует приобрести бороны с железными зубцами, но и опять-таки не принуждая к этому крестьян. Железная борона "хотя и не столь дорога, как Английской плут, однакож крестьянин не в состоянии оную купить". Несколько таких борон мог бы завести сам помещик -- по одной для каждых 10 дымов, "для вспарывания стесненых земель, назначенных<[Site360Site]>для посеву пеньки и других весенних семян"*. Наконец, Клермон-Тоннер рекомендует завести каток для разбивания комьев. Последние книжки заняты наставлениями о севе, о мерах против вредителей хлеба, об уборке хлеба и сохранении его после жатвы, о смалывании хлеба на особой мельнице, о хранении муки и распознавании ее качества, о смешивании разных сортов муки. Клермон-Тоннер настаивает на отборе хороших семян, причем ссылается на старый авторитет Оливье де Серра[160], рекомендует ранний сев, указывает на пользу уменьшения количества высева, с оговоркой, что при этом необходимо соображаться с особенностями разных почв**.
   Журнал Клермонт-Тоннера имел сильную официальную поддержку. В мартовском номере в списке подписчиков, впервые приложенном, показаны сам император Павел, его супруга Марья Федоровна, великий князь Константин (любопытно, что великий князь Александр не подписался) и великие княжны Александра, Елена, Мария и Екатерина Павловны, графы Сергей и Николай Румянцевы, граф А.С.Строганов, князь П.В.Лопухин, графы Лев Кириллович и Алексей Кириллович, Кирилл Григорьевич и Кирилл Алексеевич Разумовские, князья Алексей Борисович и Степан Борисович Куракины, княгиня Екатерина Романовна Дашкова[161], адмирал Н.С.Мордвинов и много других знатных и высокопоставленных особ***.
   Вообще, увлечение агрономией захватило и возвращенного Павлом из ссылки Радищева, который, живя (с начала 1799 по 1801 г.)**** в своем имении Немцово*****,
  
   {* Там же. С. 63-65.
   ** Там же. N. 10, месяц октябрь. С. 71 и след.
   *** Там же. N. 3, месяц март. Прил. В числе подписчиков указан и известный агрономический деятель того времени Дмитрий Маркович Полторацкий (в N. 5).
   **** Каллаш не согласен с этой датой и передвигает ее назад, к 1789 г. или несколько раньше, а именно к тому времени, когда Радищев писал "Житие Ушакова". Но он не обосновывает это свое утверждение ничем, кроме заявления, что в рассказе сына Радищева много фактических ошибок. (Каллаш Вл. Предисловие // Полное собрание сочинений А.Н. Радищева. М., 1907. Т. I. С. 41.)
   ***** Имение это было расположено в ста верстах от Москвы, около города Малоярославца, в тогдашнем Боровском уезде. (См. письмо Радищева к А.Р.Воронцову от 21 сент. 1797 г.: Радищев А.Н. Поли. собр. соч. М., 1907. Т. II. С. 536.)}
   <[Site361Site]>
   написал пространное "Описание моего владения" с общими агрономически-техническими замечаниями. Из этих замечаний довольно дилетантского свойства не видно, как относился Радищев к новым системам земледелия. "Описание" интересно именно как описание состояния имения, применяющихся в нем хозяйственных приемов и результатов хозяйства.
   Радищев отмечает дальность расстояния пашен -- "первое неудобство в порядочном землестроительстве", чрезполосное владение -- "вторая преграда на устроение порядочного земледелия" и недостаток земли. "...На каждую душу... приходит пашенной земли по 2, а всей, может быть, по 4 десятины указных". "Земли у нас очень мало, и ныне правилом полагается, что на ревизскую душу надобно 15..." "Способы возделывания у нас не весьма обильны, а потому и хлеба родится у нас мало. Естьли крестьянин не семьянист, то он близко того, чтобы быть нищим; естьли одинокой, да и почти всякой крестьянин, богат, то конечно не от земледелия. Они не знают, каким образом оное обогащать может, и вместо того, чтобы прилежать к оному -- прилежат к торгу и когда богатеют, то богатеют оным". По недостатку скота крестьяне унавоживают "из всей пашни немного больше седьмой доли. Какое бедственное хлебопашество, но, -- прибавляет Радищев, -- со всем тем естьли бы к сему земледелию присовокупляли крестьяне земледелие огородное, то обильное бы имели прокормление: ибо положим, урожай сам четвертый... и то придет всякого хлеба на жителя почти по 3 четверти. Употребляя затем зимнее время в работу или промысел, состояние земледельца трудолюбиваго может быть сносно, но только сносно, без избытка"*.
   Радищев делает расчет имущества, доходов и расходов крестьян (всего он имел в этом имении 360 душ)**.
  
   {* Описание моего владения. Перед текстом второй заголовок: "Вот описание моего владения, поместья, вотчины, деревни или назови как хочешь". (Радищев А.Н. Собрание оставшихся сочинений покойного Александра Николаевича Радищева. М., 1811. Ч. IV. С. 102-103, 100, 122-126.)
   ** В описании хозяйства крестьян есть любопытные детали. Радищев вычисляет, например, работу крестьянской лошади. Всех лошадей у крестьян 150 при 360 душах населения и 700 десятин пашни. На лошадь приходится т. обр. 4 2/3 дес. В лето возделывается 2/3 земли, для чего лошадь должна пройти 270 2/3 верст сохою}
  
   В результате<[Site362Site]>подсчета оказывается, что за выплатой помещику оброка (800 рублей) подушных, рекрутских, общественных и прочих податных платежей (400 р.), и покрытием собственного содержания (оцениваемого Радищевым в 3500 руб., т.е. менее 9 руб. в год на душу) остается в год чистого остатка у крестьян 700 руб., т.е. почти по 2 руб. на душу. Кроме того Радищев считал, что 50 человек вырабатывают зимней работой по 15 руб., т.е. всего 750 руб., так что чистый остаток для всей деревни можно считать в 1450 руб. Из этой суммы около 500 руб. будет израсходовано на праздники, а остальное можно считать накоплением, или, как говорит Радищев, "вкладом". Дворов десять будут иметь большое накопление от 25 до 200 руб., а у других не останется ни копейки "по причине или распутной жизни, или несчастных приключений"*.
   Радищев считал, "что рукоделие крестьянское всякое, если оно его не отлучает от земледелия, есть весьма полезно", ибо занимает с пользой праздное зимнее время. "Но рукоделие и ремесло моих селян таково, что далеко их отвлекает от дома, да и на долгое время".
   "... Пильщики, каменщики, кирпичники суть худые земледельцы, потому что не живут дома, а можно сказать, что 1/4 работников земли не возделывают и не только от того вред земледелию, но вред населению: ибо отлучен от семейства, вдается в пороки, приносит болезни в дом"**.
   Радищев оканчивает свое описание изложением разного рода агрономических сведений и собственных опытов, но не видно, чтобы он задавался целью вводить какую-либо новую, улучшенную систему земледелия***.
   Не менее энергично, чем поклонники английского земледелия, действовали и последователи шубартовой системы, не настолько модной, но находившей себе довольно много
  
   {и 30 верст бороною, в 12 дней, т.е. по 25 верст в день. "Приложи к сему 50 поездок за навозом, 4 за сеном, из коих две за 13 верст, и всю уборку хлеба... подводы казеныя общественных и господския, то едва ли должно заботиться, чтобы лошади были у крестьян хорошие, ибо сколько бы она хороша не была, худому подвержена будет жребию..."}
  
   {* Радищев А.Н. Описание моего владения. С. 132-135.
   ** Там же. С. 135-136, 144.
   *** Там же. С. 150.}
   <[Site363Site]>
   сторонников среди практических хозяев, из которых наиболее выдающимся был военный инженер Бланкеннагель[162]. Литературным пропагандистом этой системы был тульский помещик Рознотовский, автор сокращенного перевода Шубарта. Ему же мы обязаны и подробными сведениями о первых попытках травосеяния на полях.
   В конце первого тома (четвертой части) своей книги Рознотовский поместил приложение -- "О начальных успехах Нового земледелия по введении онаго в Московских окрестностях". Рознотовский сообщает здесь, что "первый основатель Нового Земледелия, введенного в Московских окрестностях, по правилам Шубарта... есть достойный отменного почтения сочлен наш, инженерный Подполковник Егор Иванович Господин Бланкеннагель". Инициативе Бланкеннагеля принадлежало и самое составление Рознотовским перевода руководства Шубарта. Рознотовский сообщает, что "у господина Бланкеннагеля в сельце Дядинкове, от Звенигорода, вверх по Москве-реке, в 8, а от Москвы в 55 верстах", с весны 1792 г. была посеяна дятловина на 5 господских и 3 крестьянских десятинах. В 1792 и 1793 гг. было засеяно дятловиною по пяти десятин в двух других, оброчных, деревнях Бланкеннагеля, где она уродилась хуже по небрежности крестьян. Бланкеннагель приступил при этом к убеждению крестьян расселяться хуторами, и в 1794 г. "преклонил он уже одну семью выйти из деревни, и поселиться особенно"*.
  
   {* Рознотовский А.В. Новое земледелие, основанное на правилах Тайнаго Советника У.Х.Шубарта ф. Клеефельда... [Ч. 1-4]. С. 352-357.}
  
   О дальнейшем ходе такого расселения сообщил впоследствии Захаров (см. ниже). Кроме Бланкеннагеля Рознотовский упоминает других пионеров травосеяния: "у господина Подполковника Алексия Михайловича Ярославова[163] в Звенигородской деревне его, сеянная в 1793 г. дятловина растет ныне еще лучше, нежели какова была в прошлом лете у г. Бланкеннагеля", "у его превосходительства... Всеволода Алексеевича Всеволодскаго[164], так как и у Господина Надворного Советника Лавра Дмитриевича Борисова[165], в подмосковных деревнях их; равным образом у господина Михайлы Александровича Угримова[166], Володимирского Наместничества, в Переяславской деревне его с братом Иваном<[Site364Site]>Александровичем, посеянные нынешнею весною дятловина по овсу и ячменю, а люцерна по гороху, большею частью ростут по теперешнее время очень изрядно". В 1793 г. сеял дятловину в подмосковном имении Бутове Н.С.Поляков. "Хотя известно мне, -- прибавляет Рознотовский, -- что травосеяние сие ныне многие иные Господа Помещики завели уже в деревнях своих, но я, не имея надлежащего о успехах их в том сведения, умолчу о сем... "*. Сам Рознотовский посеял у себя дятловину на пяти десятинах в деревне Александровке Тульского наместничества в 1793 г.**
   В пятой части "Нового Земледелия" в примечании к письму о севоральнике Рознотовский говорит: "Я несомненно уповаю, что сеяние дятловины, люцерны, еспарцета и действие плуговых, севоральника и проч, можно видеть в нынешнем году у управляющего должность Могилевского Порутчика Г.К.О. и С.Захарова в тамошних деревнях его"***. Сам Полторацкий сообщает в этом письме, что в своем калужском селе Авчурине он "тому другой год... завел земледелие, совершенно на основании английских и отчасти немецких земледельцев" с посевом овощей, и что он надеется в 1795 г. иметь из 1200 десятин обработанной земли около 100 десятин под ячменем "с дятловиною". "Люзерны более двух десятин посеять я не мог, за недостатком хорошей земли"****. Сообщения
  
   {* Там же. С. 359-363.
   ** Там же. С. 363-364. Позднее, в 1802 г., Рознотовский сообщил, что он продолжает сеять с 1793 г. и "брабандскую дятловину", на особом участке в 25 десятин, из которых (при делении на 6 полей) дятловиной засеваются 4 десятины, а что люцерну он сеет в огороде с 1796 г. До того, в 1793-1795 гг. он пытался сеять ее на полях, но "от несмотрения она была выбита скотом". Однако он видел у ефремовского помещика Давыдова в 1800 г. люцерну на 10 десятинах, в очень хорошем состоянии (с десятины собирается по 1000 и более пудов сена в лето). См.: Рознотовский А. Сельския работы и хозяйство Тульской губернии, Богородицкой округи в сельце Александровке лежащей между 53 и 54 градусами Северной широты и между 55 и 56 долготы земного шара // Труды ВЭО. 1806. Ч. LVIII. С. 250-253. Статья помечена в конце: "писано в Туле, Октября 31 дня 1802 года".
   *** Его же. Новое земледелие, основанное на правилах тайного советника Иоанна Христиана Шубарта фон Клеефельда... М., 1795. Ч. 5-6. С. 97-104.
   **** Там же. С. 100. Несколько позднее начал опыты с кормовыми травами Левшин -- с 1798 или 1797 г. Он описывает их в статье, помещенной в III части "Трудов" Вольного экономического общества за 1798 г. Здесь он решительно высказывается за травосеяние, ссылаясь на "похвальный пример" "трудолюби-}{вых Англичан и Немцев". "Умножение чрез них зеленаго и сухаго корма, от сего возможность содержания множайших скотов, приращение навоза, а от того чрез угобжение полей усугубление урожая хлебнаго, суть пользы, которых истинна довольно ощутительна! <... > Должно признаться, что изобилие в землях нашего отечества, и плодоносие оных, соотчичей наших избаловало, и тем больше привязало к обычаям и правилам старинного хозяйствования, и что оныя с меньшими совокуплены трудами. Однако хорошо было сие, когда народ еще не умножился, и земли по числу душ не учинились скудны". В степных местах "долго еще не дойдет нужды помышлять о изобретениях. <...> Но иное обстоятельство почти в половине из древле населенной России, где в селениях на ревижскую душу едваль приходит земли вообще под всеми угодьями по две десятины..." Поэтому-то Левшин и давно уже старался отыскивать в своих местах хорошие кормовые травы. Но за обычное травосеяние он долго не решался браться. "Признаюсь... что до нынешняго лета и не рачил я о разводе и в опытах известных уже кормовых трав. Желание быть первым изобретателем чего либо новаго, полезнаго в сей части хозяйству, отводило меня к другим предметам..." (изучению других трав, особенно пырейников). ([Левшин Л.]. Описание об открытых в Тульской губернии кормовых травах, удобности размножения оных посевом, и обращения некоторых из них в хозяйственную пользу / / Труды ВЭО. 1798. Ч. III. С. 1-4, 7.)}
   <[Site365Site]>
   Рознотовского подтверждаются и другими источниками. Так, по поводу одного донесения Болотова Вольному экономическому обществу об его опытах с кормовыми травами, составитель "хозяйственных известий за 1794 г." Тобиас Ловиц[167] делает следующее общее замечание: "Травы сии заслуживают ныне тем вящее внимание, что травосеяние на полях начинает уже и у них (нас) в некоторых местах входить в употребление, и что многие живущие в окрестностях Московских господа дворяне начали делать над посевом кормовых трав довольно знаменитые, с хорошим успехом сопряженные опыты, и что соревнование тому многих произвело то, что сыскался в Москве купец, выписавший в нынешнем лете из Лейпцига несколько сот пуд разных травяных семян для продажи охотникам и желающим оныя сеять".
   Управляющий могилевским имением кн. Г.А.Потемкин остзейский немец Шталь сообщил в "Трудах" Вольного экономического общества за 1790 г., что севооборот с посевом клевера им был уже заведен "по повелению его Светлости Князя Григория Александровича Потемкина в здешних его пространных владениях"*.
  
   {* Шталь. Краткия мнения о поправлении домостроительства Могилевской губернии / / Труды ВЭО. 1790. Ч. XII (XLII). С. 144. -- В.Т.}
   <[Site366Site]>
   ++++++++
   ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
   ++++++++
   Увлечение рациональным хозяйством продолжается и в первое десятилетие XIX в.
   Задачи Вольного экономического общества о поощрении трудолюбия в нижних состояниях людей и о барщинной и оброчной системах.
   Ответ Джунковского.
   Характеристика барщинной и оброчной систем в "Historisch-Statistisches Gemalde". Шторха.
   Ответы Швиткова, Погодина и Богдановича.
   Мнения экономистов о невыгодности крепостного труда по сравнению со свободным.
   Шторх. Якоб. Ответ Якоба на задачу Вольного экономического общества.
   Развитие сельского хозяйства в начале XIX в.
   Освоение пустопорожных земель.
   Зачатки свекло-сахарного хозяйства (завод Бланкеннагеля).
   Улучшенное овцеводство.
   Обсуждение выгод и условий применения усовершенствованных систем земледелия.
   Ответы Фрибе и Давыдова на задачу Вольного Экономического Общества о преимуществах Коппельного Хозяйства.
   Проект Захарова о хуторском расселении крестьян в связи с пропагандой Шубартовой Системы.
   Опыт травосеяния И.И.Самарина.
   Травосеяние у вологодских крестьян.
   Издания Вольного экономического общества по Рациональному Земледелию:
   "Круг хозяйственных сведений" И "Хозяйственные Записки".
   Трактат Пиктэ.
   Русская академическая агрономия начала XIX в.
   Кукольник. Прокопович-Антонский, Нельдехен.
   Протест Ростопчина против увлечения английским земледелием. "Плуг и соха".
   Мысли Ростопчина как предвосхищение теории Тюнена.
   ++++
   К началу Александровского царствования русская агрономия сделала, как видно из вышеизложенного, очень крупные успехи в смысле распространения знаний о технически-рациональных формах земледелия. Но сельскохозяйственные экономические идеи развивались туго, по отдельным частным поводам, общее же движение агрономической мысли обходило экономические вопросы и интересовалось по преимуществу техническими новинками. В нем были представлены все три главных направления тогдашней рациональной агрономии: выгонная система (Болотов, Левшин, Орреус), шубартовское "новое земледелие" (Бланкенагель, Рознотовский) и английская система (Самборский, Комов, Ливанов, Бакунин, Полторацкий). Главные агрономические деятели Екатерининского времени были еще живы, полны энергии и продолжали начатую работу. Английская система<[Site367Site]>вследствие особого внимания к ней двора вошла в моду в великосветском обществе, а удаление многих высокопоставленных лиц в бурные годы Павловского царствования дало им возможность и повод заняться сельским хозяйством в своих резиденциях и перестраивать его на новый лад. Новое правительство выступило, подобно прежнему, сторонником рациональной агрономии, и не прошло года со времени воцарения Александра, как он именным указом, данным 12 февраля 1802 г. на имя президента Академии наук, повелел, чтобы описания открытий по сельскому хозяйству, по извлечении их из иностранных сочинений, были помещаемы в публичных ведомостях, наблюдая, чтобы как слог, так и способ изложения их был прост и приспособлен к практическому употреблению. При этом новый император изъявил желание, чтобы подобные извлечения, прежде опубликования, по пересмотру их в Общем собрании Академии, были бы представляемы на его утверждение*.{* ПСЗ. Т. XXVII. N. 20144; Турчинович О. История сельского хозяйства России... С. 136.}
   Особенностью этого времени было широкое распространение идей Ад.Смита и появление выдающихся профессиональных экономистов. Поскольку последние брались за рассмотрение вопросов сельскохозяйственной экономии, они ставили и пытались разрешить их более строгим научным методом, чем старые агрономы и сельскохозяйственные публицисты. Но и сами агрономические писатели иногда подходили, под влиянием Смитовых идей, уже по-иному к этим вопросам.
   Вольное экономическое общество, сосредоточившее в себе по-прежнему главное движение агрономической мысли, в первые годы нового столетия подняло опять старые проблемы крепостной экономики -- об условиях повышения производительности крепостного труда и о сравнительных выгодах и неудобствах оброчной и барщинной систем. Еще в 1803 г. оно объявило задачу "Какия надлежит принять меры, чтоб дух деятельности, ревности и прилежания к трудам для вящей пользы, в нижних состояниях людей, а особливо жен и детей крестьянских, так возбудить можно было, чтобы<[Site368Site]>оной соделался напоследок необходимою для них привычкою?" Ответ, представленный Джунковским[168], отразил в себе всеобщее увлечение идеями Ад.Смита. В старые мотивы агрономических рассуждений XVIII в. вплетаются здесь новые мысли, навеянные чтением "Богатства народов", и это придает ответу Джунковского большую живость и полноту аргументации по сравнению с его прежними речами и статьями, наполненными общими местами и всякими банальностями. Уже в самом начале статьи слышится основной мотив "Богатства народов". "...Богатства государственнаго не показывают сокровища царские, ни имущества вельмож, ни безмерный капитал некоторых купцов; но оно заключается в неизчерпаемых приобретениях трудолюбия каждаго жителя по всем городам и уездам..."*. Причиной малого трудолюбия крестьян Джунковский считает, прежде всего, натуральный строй хозяйства и связанную с ним ограниченность потребностей. Вообще, "где нет удобных и выгодных средств сбыть плоды рук своих, или где те средства не всегда надежны; там трудолюбия, и неутомимой промышленности ни в хозяевах, ни в семействах никогда не бывает". Вторая причина -- крепостное состояние. При оброчной системе крестьяне, дабы избежать тягости оброка, бывают вынуждены "скрывать свои прибытки, и вести жизнь по-видимому бедную; таким образом, не находя в трудолюбии своем желаемых выгод, теряют нужную ревность, и далее необходимости не простирают своего рачения". При барщинной системе вследствие неопределенности, тягостного надзора, низкой оценки труда, единообразного распределения работ между всеми крестьянами по надобности помещика, а не выгодам и способностям отдельных крестьян выполнять барщинную работу перед своей -- "дух деятельности, ревности и прилежания... возбуждается весьма слабо и ненадежно"**.
  
   {* Труды ВЭО. 1804. Ч. LVI. С. 2, 22-23, 28-31.
   ** Там же. С. 28-31.}
  
   Наконец, уход оброчных крестьян на внеземледельческие промыслы "вселяет навык к бродячей жизни; а в самих семействах ожидание приносимого прибытка внушает беспечность и потому отвращение от труда". Городские промыслы,<[Site369Site]>доставляя крестьянам, снабженным и без того всем нужным, "изобильное и малотрудное пропитание, приучают их самих, а более жен и детей их к праздности и к нерадению о сельском домостроительстве и отнимают хлеб, а потому и охоту к трудам в других нижнего состояния людях, которые никакой помощи от земли не заимствуют, а тягости господские сносить должны"*.
   Обращаясь к мерам поощрения трудолюбия крепостных крестьян, Джунковский не мог найти никаких побудительных стимулов при сохранении барщинной системы, и поэтому предложил перевести всех крестьян на оброк с установлением твердого его размера владельцем, в денежной форме и на продолжительный срок -- не меньше десяти лет. По-видимому, на Джунковского оказало сильное влияние учение Смита. "Я не могу подумать, -- пишет он, -- чтобы привычка к трудолюбию и настоящая деятельность, могли произойти в человеке иначе, как при виде собственной пользы. А труд всегда принужденной есть парник, которой плодами и растениями красится не долее, как пока искуственная теплота оной поддерживает. Самомалейшее упущение истребит плоды, и вольный воздух усилит только сорныя травы". И уже совсем в духе того времени Джунковский заканчивает свое рассуждение: "Человек по природе стремится к улучшению своего бытия, и, если ничто ему не препятствует, он по возможности достигает онаго... Мы не столько любим, чтобы нами управляли, сколько желаем, чтобы нам не мешали. И потому вся мудрость Правительства состоит в том, чтобы облегчить каждому дорогу к его благоденствию"**.
  
   {* Там же. С. 22-23, 52-53.
   ** Там же. С. 63, 67.}
  
   Джунковский не забывал, однако, что он обращается к специальному кругу читателей, и потому включил в свою аргументацию против барщины еще следущее предложение: если бы "помещики взяли на себя труд труд разчесть несколько покупечески: 1е) Чего стоит в день работник и лошадь; 2е) сколько работник, для своего барыша делая, выработать может. Зе) Сколько из выработанного заплатить может за землю и покровительство; 4е) сколько работник принужденно для<[Site370Site]>другого выработает, или испортит; и наконец, 5е) сколько стоит содержание и поправление раззореннаго работника: то легко усмотреть бы могли, что, со всеми видимыми поправлениями, их хозяйства, если не они, то потомки их в величайшей остаются потере"*.{* Там же. С. 59.}
   Однако вопрос о предпочтительности оброчной системы барщинной явно нельзя было решить, исходя только из общих положений школы Смита. Поскольку крепостное право было фактом, и вопрос о производительности труда ставился при предположении его сохранения (как предложенную задачу Вольного экономического общества и как пытался ответить на нее Джунковский) -- необходимо было более тщательное исследование выгод и недостатков обеих форм зависимой работы, которого Джунковский не сделал. Между тем попытку такого исследования дал уже незадолго до этого Шторх в своей "Historisch-statistisches Gemalde"[169], где уже по самому характеру этой работы, имевшей целью дать изображение и оценку конкретных форм русской экономической действительности, он очень обстоятельно и с возможной объективностью отметил хорошие и дурные стороны оброка и барщины. Шторх не боится утверждать, что наибольший доход имения могут давать именно при барщинной системе. Оброчная система привлекательна тем, что при ней гнет крепостного права чувствуется слабо. Оброчный крестьянин до известной степени становится своим собственным господином, благодаря чему промышленность, да еще и у столь проворного спекулятивного и эгоистического народа как русские, получает сильный подъем без всякого поощрения извне. Однако оброчная система имеет один существенный недостаток, -- она отвлекает крестьянина от земледелия. Сильные деревенские работники, не будучи в состоянии платить из дохода от земледелия положенного денежного оброка, уходят в города, обращаясь там в разносных торговцев, прислуг, ремесленников, художников, купцов, тогда как деревня страдает от недостатка рабочих рук. Поэтому с точки зрения сельскохозяйственного производства барщинная система выгоднее. Хотя она соединяется<[Site371Site]>с большим гнетом крепостного права, но этот недостаток покрывается той выгодой, что при барщине обрабатывается гораздо больше земли, и, следовательно, производится гораздо больше продуктов; крестьянин остается на земле и нередко барщинные работы бывают для крестьян школой земледелия. Барщинные работы производятся взамен арендной платы за отведенные крестьянам наделы, и если они не соединяются со злоупотреблениями, они оказываются предпочтительней простых денежных платежей, т.к. добывать деньги продажей земледельческих продуктов в русских условиях крестьянам затруднительно, а идти для этого в городские промыслы -- значит запускать земледелие. Поэтому Шторх предлагал, не видя тогда реальной возможности отмены крепостного права, установленное законом соединение умеренного оброка с определенными и справедливо назначаемыми барщинными повинностями*.
   Конечно, в тех случаях, когда села как бы превращались в города, и крепостное население занималось в них неземледельческими заработками, что было уже довольно распространенным явлением в центральной промышленной полосе, взимание оброка было единственно возможным и рациональным способом получения дохода. Оброк дифференцировался здесь соответственно доходам отдельных крепостных, достигая иногда весьма крупных сумм (известны примеры чрезвычайно высоких оброков, платимых крепостными Шереметева в промышленных селах)**.
  
   {* Storch Н. Historisch-statistisches Gemalde des Russischen Reichs am Ende des 18. Jahrhundert. Riga; Leipzig, 1797. Th. 2. S. 361-391.
   ** В "Рассказе бывшего крепостного крестьянина Н.Н.Шипова" под 1821-1823 гг. находим сообщение, что в вотчине его (неназванного) [на самом деле Н.Н.Шипов называет фамилию помещика: Салтыков. -- В.Т.] помещика в Арзамасском уезде Нижегородской губ. оброк составлял в среднем на ревизскую душу, вместе с мирскими расходами, свыше 110 руб. ассигнациями. Оброк назначался в общей сумме на всю вотчину 105 000 руб. ассигнациями в год, и так как некоторые не могли платить так много по бедности, а некоторых не было налицо (отданные в рекруты и беглые), то производилась раскладка с накидкой на более зажиточных. "Таким образом выходило, что, например, мы с отцем платили помещику оброка свыше 5000 руб. асе. в год; а один крестьянин уплачивал до 10 000 рублей". (См.; Шипов Н.Н. История моей жизни. Рассказ бывшего крепостного крестьянина Н.Н.Шипова // Русская старина. 1881. Т. 31, май. С. 147.)}
  
   Там же, где<[Site372Site]>главным занятием населения было земледелие и оно переселялось в города вследствие невозможности уплаты денежного оброка продажей земледельческих продуктов, барщина была и выгоднее и -- в данных условиях -- рациональнее. При ней легче было вводить и более совершенные формы земледелия. Для большинства же помещиков, желавших не забрасывать земледелия, барщина была способом прикрепления крестьян к земле и повышения эксплуатации их труда*.
  
   {* В новейшей литературе распространение барщины в связи с потребностью увеличения денежных доходов помещичьего класса и развитием производства для рынка впервые с особенным ударением отметил кн. Волконский в специальном исследовании крепостного хозяйства в Рязанской губ. Распространяя выводы, полученные изучением рязанских данных на всю Россию, Волконский дает такую характеристику распространения барщины: "Заведя свою запашку и побуждаемые, по мере увеличения требования на деньги, все ближе подходят к крестьянскому труду, помещики этой части России (черноземного юга. -- В.Ж.) должны были... все больше вмешиваться в крестьянскую жизнь, оказывая на нее свое давление". По мере развития производства для рынка помещики все более овладевали как землей, так и трудом крепостных. "При полном произволе в определении своих отношений к крепостным, хозяину невозможно было удержаться от нарушения их интересов то в том, то в другом случае, как скоро экономический их антагонизм достаточно выразился... <...> Весь ход развития помещичьего хозяйства при крепостном праве показывает, что чем далее подвигалось время, чем больше становилось общественности, чаще и живее происходили сношения и торговый обмен между людьми и потребности помещиков делались сложнее и многостороннее, тем роковым образом тяжеле становилось крепостное состояние для закрепощенного населения. Все данные за то, что и далее продолжалось бы так идти. И если-бы мы дожили при этих условиях при крепостных порядках до железных дорог и последовавшаго за проложением их сильнаго движения к переходу с натуральнаго хозяйства на денежное, произошло бы следущее. Крестьянские наделы во всех барщинных имениях... сократились бы еще более, может быть, были бы даже совершенно уничтожены и все крепостное население сплошь обращено в род сельско-хозяйских рабов на довольстве хозяина. Освобождать пришлось бы тогда уже без земли, и освобожденное население целиком записать в ряды рабочаго пролетариата. Своевременность реформы избавила Россию от этого". (См.: Волконский H.[C.] Условия помещичьего хозяйства при крепостном праве. Рязань, 1898. С. 14-17, 36, 41-43.) Следом за Волконским вопрос о значении распространение барщины подвергнул обстоятельному исследованию П.Б. Струве в ряде этюдов, сведенных впоследствии в книгу: Струве П.Б. Крепостное хозяйство. [М.], 1913.}
  
   В начале XX в. вопрос этот, во всяком случае, был очень актуален, и чуткое к запросам современности Вольное экономическое общество решилось поставить его прямо. Оно<[Site373Site]>объявило на 1809 г. задачу "о двух главных способах назначенных к лу[ч]шему деревнями управлению". Все три ответа на эту задачу, премированные обществом и напечатанные в его "Трудах", высказались в пользу барщины против оброка. М.Швитков[170], получивший золотую медаль в 25 червонных, в своем пространном и довольно бесцветном рассуждении считает оброчную систему выгодной только для тех "поместьев, которыя не имеют землепашества и других сельских произведений". Но даже и в таких имениях лучше помещикам самим заводить фабрики или рукомесла, а не отпускать крестьян на сторону. В имениях, где не всех крестьян можно занять хлебопашеством, надо комбинировать оба способа, возлагая ответственность за исправное отбывание барщины и платеж оброка на весь крестьянский мир. Барщинная система лучше и для государственной пользы, потому что она противодействует развивающейся в последнее время дороговизне*. "О, естьли бы все города в окружности своей имели села обогащенныя хлебородным злаком, славящияся богатым скотоводством, преисполненныя трудолюбивыми, промышленными и изобилующими всем к житию потребным поселянам... под каким бы предлогом могла тогда оказывать свое господство нынешняя во всем дороговизна".
  
   {* Еще в 1804 г. тот же Швитков получил первую премию за ответ на задачу о причинах дороговизны, предложенную Вольным экономическим обществом. В этом довольно слабом произведении Швитков доказывает, что дороговизна произошла и не от причин физических, а едва ли не от злоупотребления человеческого ума и всех благ природы. "...Произведения всех земель наших и вод и благорастворение воздуха и ныне таковы же, каковы были прежде, промышленность не менее, а искусство в полезных для жизни изобретениях переходит из рода в род всегда в вышшей степени; но цена на все против прежняго несравненно больше". Причина дороговизны, по мнению Швиткова, кроется в том, "что торговых и промышленных людей умножилося столько, сколько невместимо нуждам всего общества", что крестьянин бросает земледелие и идет в отхожие заработки. Поэтому он полагает "за необходимость, чтоб торговых людей убавить". "Надлежит в государстве земледельцов и скотоводцов умножить столько, чтоб число их соразмерное было нуждам народным, нежели нынешнее число продающих произведения их трудов и их хозяйства; и учредить, чтобы земледельцы и скотоводцы избытки свои возили сами на продажу в ближайшие торговыя места, и продавали бы по всенародной торговой цене как рядовым покупателям, так и самим откупщикам, а откупщики, ежели они необходимы, отнюдь не отваживались бы покупать у них на дому приватно". (См.: Труды ВЭО. 1805. Ч. LVII. С. 111-141.)}
   <[Site374Site]>
   Швитков приводит в защиту сельскохозяйственной барщины и моральные соображения. В деревне крестьянин побуждается к трудолюбию, в городе к тунеядству. Там при лени ему нечем будет пропитаться, она у всех на виду, и он чувствует над собой силу помещичьей власти. В заключении Швитков повторяет, что "крестьян на рабочей содержать повинности, а не на одном денежном оброке, всегда полезнее для них самих, для их владельцев, и для всего Государства, поколику работа крестьянская есть самая первая их всему обществу обязанность; что денежный их промысл по толику только быть может полезен для них, для их владельцев и для всего Государства, поколику нималейшей не делает препоны первой оной рабочей их обязанности, и поколику сверьх того ни их не подстрекает к распутству, ни их владельцев к слепому некоторому к деньгам пристрастию"*.
   Автор второго ответа, "удостоенного награждения", орловский помещик капитан Погодин делает подробный расчет, по которому оказывается, что при ста душах и, следовательно, 50 "тягол" в имении, обрабатывающих для помещика по полторы десятины земли в каждом поле и столько же сенокосных лугов, и имеющих такое же количество земли для себя, помещик может иметь при посредственном урожае и при посредственных ценах прошлого и нынешнего года (1808 и 1809 гг.) по здешним местам ежегодного денежного дохода 5308 руб. 10 коп., да еще "столовую провизию, полагая с каждаго тягла в год по 10 фунтов ветчины, по одному гусю, утке и курице, и если хорошо плодятся с двух тягол по одному барану, а с крестьянских баб по 5 аршин льнянаго или по 10 аршин домашняго холста". Тогда как "крестьяне находящиеся на оброке по здешним местам более не могут ни как дать с тягла оброка в год как по 30 рублей, что и составит от 50 тягол 1500 рублей"**.
  
   {* Там же. 1810. Ч. LXII. С. 108, 111, 127-130, 150, 151, 155, 159-160.
   ** Там же. С. 16+-171, 173-174.}
  
   Для имений, имеющих достаточное количество земли, барщинную систему предпочитает и составитель третьего ответа, удостоенного большой серебряной медали, надворный советник Богданович[171]. Деревни же, имеющие мало<[Site375Site]>земли, а именно около 8 десятин на работника, т.е. 4 десятины помещичьей и 4 десятины крестьянской земли, "полезнее иметь на оброке: однакож под надзором добраго смотрителя, чтоб всякой крестьянин рачительно занимался своим участком и не употреблял во зло свободы". Большого оброка на них назначить нельзя, придется ограничиться 30 руб. с тягла, тогда как при барщинном способе каждое тягло доставляло бы помещику по 51 руб. 50 коп. В деревнях же совсем малоземельных (по четыре десятины на работника во всех полях и для сенокоса) необходимо третью часть крестьян поставить на фабрики или заводы*.
   Последовательные сторонники камеральной экономической школы шли дальше сравнения выгод оброчной и барщинной систем и прямо ставили вопрос о невыгодности вообще крепостного труда. Тот же Шторх, теоретическое мировоззрение которого сложилось вполне только в первые годы XIX в., в своем "Курсе" выступает уже с резким противопоставлением крепостного труда свободному. Стимулы свободного работника: надежность заработка, уверенность в повышении платы при увеличении трудовых усилий, чувство профессиональной чести. Раб же побуждается к труду лишь страхом наказания**.
  
   {* Там же. С. 203-214.
   В изданной в 1813 г. "Полной хозяйственной книге" Левшин поместил описание образцового хозяйства Комынина, по поводу которого высказался также против оброчной системы. Барщинный труд в этом хозяйстве был поставлен в исключительно благоприятные условия. По словам Комынина, "Семейство крестьянское, т.е. муж с женой получают у меня земли пашенной по полторы десятины, в каждом клину или поле; лугов в хороших местах три, в посредственных пять, а в худых семь десятин"; "кроме того крестьянам отводится дровяной и строевой лес. Оброк назначается в 2 руб. с десятины, а так как наделы оброчных крестьян такие же, как сдельные, т.е. 4 1/2 дес., то оброк надела составляет 9 рублей. Сверх того оброчные крестьяне обязаны выполнять некоторые работы -- по рубке леса, чистке лугов, корчевании пней и др. по окончании сева ярового до вывозки удобрения на озимый клин, а зимой выполняют подводную повинность". (Левшин В. Полная хозяйственная книга, относящаяся до внутреннего домоводства как городских, так и деревенских жителей, хозяев и хозяек в десяти частях. М., 1813. Т. 1; Ч. 1. С. 51-54.)
   ** Шторх относит русский крепостной труд к "рабству" (esclavage), основываясь на полной личной зависимости русских крепостных.}
  
   Но страх имеет только<[Site376Site]>отрицательную силу: он удерживает человека от делания того, что ему запрещают; для активной же деятельности требуется, чтобы труд поощрялся вознаграждением. Страх не увеличивает усилий работника и уменьшает их, останавливая их пружину: он более способен произвести отчаянье, инертность и глупость, чем энергию, старание и ловкость. Качество труда также ниже у раба по сравнению со свободным работником. Раб не имеет никакого интереса вкладывать в свои работы понимание и тщательность, которые обеспечивают успех. Он не изобретателен в выборе приемов, которые увеличивают количество продуктов и улучшают их качество... Почему стал бы он изобретать новые средства делать больше или делать лучше? Чтобы усовершенствовать, надо думать, а думать -- это тягость, которую не налагают на себя без мотива. Главной причиной экономической отсталости России Шторх считал именно крепостное право. При нем плох труд не только самих рабов, но и организаторов хозяйства, владельцы крепостных такие же плохие предприниматели, как их рабы дурные работники*.
  
   {* Storch Н. Cours d'economie politique, ou, Exposition des principes qui determinent la prosperite des nations. SPb., 1815. Bd. I. S. 276, 316-321.
   ** Jakob L.H. Grundsatze und der Polizeigesetzgebund und der Polizeianstalten. Charkow; Halle; Leipzig, 1809. Bd. I--II.}
  
   С еще большей резкостью против невыгод крепостного труда выступил свободолюбивый Якоб. В напечатанном им в Харькове вскоре после своего приезда в Россию трактате по экономической политике он говорил**: "Где нет таких побудительных стимулов, как большой заработок, как надежда увидеть возрастание своего имущества, как возможность достигнуть независимого положения -- там труд и промышленность никогда не поднимутся высоко. Коль скоро работник не получает никакой выгоды от увеличения сбора с полей, он старается только уменьшить свой труд и облегчить напряжение своей работы. Повсюду, где господствует такое крепостное состояние, что крепостные работают на своих господ за голое содержание, господствующими свойствами крепостных бывают леность, лукавство, спячка, пьянство, злоба и глупость. Тридцать слуг в России оказывают<[Site377Site]>господину меньше услуг, чем четверо свободных слуг в Германии. Десять крестьян в России не привезут на 20 волах столько хлеба на рынок, сколько в Германии один свободный крестьянин на своих четырех лошадях. Несмотря на то, что во многих местностях южной России выпадает весь труд по обработке полей, двадцать крестьян обрабатывают там едва половину поля, какое обрабатывать столько свободных немецких крестьян"*.{* Ibid. Bd. II. S. 486-488.}
   Это были пока еще примерные расчеты, на глаз, по первым впечатлениям. Обживаясь в новой стране и ближе присматриваясь к ее хозяйственным порядкам, Якоб стал понемногу собирать более точные сведения. Он сообщил их в ответе на задачу Вольного экономического общества, предложенную в 1812 г., -- "определить по точным выкладкам времени, доброты и цены работ, что выгоднее для хозяина, обрабатывать землю наемными людьми, где их найти можно, или собственными крестьянами". Якоб доказывал, что крепостной труд обходится владельцу дороже вольного, хотя обычно этого не замечают, т.к. не производят детальных хозяйственных расчетов. Выполнив учет стоимости крепостного труда в нескольких крупных хозяйствах Московской губернии (князей Шаховского и Мещерского, графа Ефимовского)[172], Якоб нашел, что крепостной работник обходится его владельцу в среднем в 52 четверти ржи в год -- "удивительно великая цена". "Однако владельцы мало думают и заботятся о том, сколь дорого им стоят крепостные их люди; ибо не имея больших денежных издержек, не изчисляют действительных вещественных убытков, и поелику у них случайные перемены по хозяйству скорее могут уменьшить, нежели умножить настоящия доходы их; то и воображают, что род хозяйства их для России не может уже улучшиться". Якоб сравнивает стоимость крепостной обработки земли в России с вольным трудом на Западе и находит, предвосхищая аналогичные расчеты "сторонников "экономии заработной платы"", что при высоком вознаграждении английских косцов сравнительно с русскими (70 фунтов пшеницы за косьбу одной десятины против 12 фунтов, каких<[Site378Site]>стоит русский косец его владельцу) работа их выгоднее для землевладельца, ибо английский косец "доставляет ежедневно владельцу 200, а Московский крепостной человек около 8 и наиболее 20 пуд". "...Укошение пуда сена стоит господину около Москвы 3-4 копейки, а около Лондона -- только 1 1/2 копейки". Даже при полном обезземеливании крепостных переводом их на месячину, "хотя сим способом владельцы удерживают у себя ту плату, которая следовала вольным наемным людям, однако, с другой стороны, сии принужденные работники мало помышляют о рабочем дне, работа их столько безуспешна, убыточна и требует столько надзора, что вред, сим причиненный, превосходит издержки, нужные на наем вольных работников". Причины большей дороговизны крепостного труда Якоб усматривает: 1) в "упрямстве принужденных работников" ("всякое принуждение производит усилие к сопротивлению. Естьли принужденный не может явно сопротивляться, то сопротивляется тайно и старается колико возможно учинить тщетною цель принуждения"); 2) в слабости и бессилии работника. По скудости жизненных условий крепостных их физические силы слабеют, и среди них всегда имеется значительный процент (10-20%) больных; 3) в худом имуществе и состоянии крепостных людей; 4) в том, что работники не находятся вместе в одном доме; 5) в отделении полей от жилищ работников; 6) в дурном использовании средств, даваемых владельцем его крестьянам (земельный надел, пособия при несчастных случаях и т.п.); наконец, 7) в низкой оценке самими владельцами крепостной работы в сравнении с работой, оплачиваемой наличными деньгами, потому "они первую весьма щедро расточают"*.
  
   {* Якоб Л. Ответ на задачу Вольного экономического общества, в 1812 г. предложенную, сочиненный колежским советником и кавалером Людвигом Якобом / / Труды ВЭО. 1814. Ч. LXVI. С. 6-15, 25-26, 33-40, 65-66.}
  
   В этих соображениях Якоба бы но много верного, но основной тезис его оставался недоказанным не только вследствие сравнительной скудости исследованного материала, некоторых преувеличений и противоречий, но и по существенной методологической неправильности. Надо было сравнивать, по смыслу поставленной задачи, русский крепостной<[Site379Site]>труд с русским же вольнонаемным трудом, вкладывавшимся и применявшимся в обстановке, не очень отличающейся от первого и, во всяком случае, далекой от сравнения с условиями вольного труда на Западе. Позднее такое сравнение провел Н.Н.Муравьев[173] в примечаниях к переводу "Оснований" Теэра и пришел к противоположному выводу. Якоб и Шторх были правы, утверждая, что крепостное право вообще является тормозом хозяйственного прогресса, но от этого было еще далеко до заключения, что для русских помещиков начала XIX в. замена крепостного труда вольным была бы выгоднее. Во всяком случае, крепостной труд допускал увеличение помещичьего дохода путем простого усиления эксплуатации крепостных (перевод с оброка на барщину, постепенное уменьшение крестьянского надела и т.п.), и для рядового помещика этого было за глаза достаточно. Экономических мотивов к освобождению крестьян у помещиков в массе своей еще не было. При разумном и расчетливом ведении хозяйства помещик мог достигать благополучия, не разоряя и своих крестьян. Вероятно, этим можно объяснить мнение, высказанное о положении русских крестьян известным статистиком Германом[174], довольно неожиданное для восторженного поклонника Ад.Смита, вскоре пострадавшего при разгроме Руничем[175] Петербургского университета именно за либеральные идеи: "Россия в древних своих губерниях не имеет нищих. Дворяне менее достаточные, составляя собою большую часть дворянского сословия, живут в своих поместьях в полном изобилии; они исключительно занимаются усовершенствованием земледелия в России; ибо благосостояние их зависит от успехов онаго; оно процветает под их надзором. Российские крестьяне ни мало не походят на нещастных, они вообще достаточнее французских земледельцов, о которых еще леди Монтегю[176] говорила, что она на дороге от Лиона до Парижа встречалась с одними нищими"*.
  
   {* Герман К. Статистическия исследования относительно Российской Империи. Сочинение Карла Германа. СПб., 1819. Ч. I: О народонаселении. С. 56-57.}
   Русское сельское хозяйство подвигалось тогда, в общем, вперед по путям, проложенным агрономической практикой XVIII в., -- в смысле освоения обширных до того<[Site380Site]> невозделанных пространств (на юго-востоке и на вновь приобретенной территории Новороссии), распространения и улучшения трехпольной паровой-зерновой системы и развития специальных культур. Теперь уже широко осуществились предположения Клингштета о расширении посевов пшеницы в видах экспорта. Вообще, наш хлебный вывоз достиг в первые годы XIX в. весьма внушительных размеров, далеко обогнав цифры второй половины XVIII в. По данным Шторха, хлебный вывоз (в денежном выражении) мало прогрессировал с 60-х гг. по 90-е годы XVIII в. -- с 2, 5 млн р. в 1769 г. до 2, 9 млн р. в среднем ежегодно в 1793-95 гг. Напротив, вывоз пеньки и льна вырос очень значительно: с 2, 8 млн р. до 8, 5 млн р., льна -- с 1, 7 млн р. до 5, 3 млн р. Сильно увеличился и вывоз сала: с 0, 8 млн р. до 4, 7 млн р.* В начале XIX в. хлебный вывоз развивается с чрезвычайной быстротой: по данным министерства коммерции, разных хлебных товаров было вывезено в 1802 г. всего на 11, 1 млн р. (в том числе пшеницы на 4 млн р., ржи на 5, 6 млн р., ячменя на 1 млн р.), а в 1805 г. -- на 20 млн р. (в том числе пшеницы на 11, 7 млн р., ржи на 8 млн р., ячменя на 0, 8 млн р.). Менее значительно увеличивался вывоз пеньки и льна, достигший большой высоты уже во вторую половину XVIII в.: пеньки было вывезено в 1802 г. на 9, 3 млн р., в 1805 г. на 11, 7 млн р., льна -- в 1802 г. на 5, 8 млн р., в 1805 г. на 8, 1 млн р. Сала было вывезено в 1802 г. на 9, 7 млн р., в 1805 г. -- на 8 млн р.**
  
   {* Storch H. Historisch-statistisches Gemalde des Russischen Reichs am Ende des 18. Jahrhunderts. Riga; Leipzig, 1803. Th. VIII. S. 38.
   ** Государственная торговля в разных ея видах 1802 года -- 1806 года. СПб., 1802-1807.}
   К старым техническим культурам -- пеньке, льну, хмелю -- в начале XIX в. присоединилось новое многообещающее начинание, обязанное известному уже нам своими опытами в рациональном хозяйстве Бланкеннагелю.
   Он устроил первый в России завод для выработки сахара из свекловицы, получив от правительства денежную ссуду и разрешение продавать ежегодно до 100 ведер спирта из сахарных свекловичных остатков. Из опубликованного в 1808 г. Рейсом описания этого завода мы узнаем, что он был<[Site381Site]>учрежден в сельце Алябьеве Чернского уезда Тульской губернии, в двенадцати верстах от города Мценска. В Алябьеве числилось 145 душ мужского пола, из которых 118 принадлежали Бланкеннагелю вместе с генерал-майором Герхардом.
   Из них 62 человека, кроме обычных полевых работ, были заняты на заводе и обрабатывали для завода двадцать десятин свекловицы. В октябре, ноябре и декабре в помощь к ним для заводских работ Бланкеннагель брал еще десять рабочих из другой своей деревни. Работы производились под наблюдением мастера-сахаровара. "Первые три года не токмо не мог он выручить ни каких выгод, но терпел вместо того знатной убыток; четвертой доставил ему маловажные проценты; и едва на последок в пятом году, может он похвалиться, что достигнул он своей цели. Безспорно, однако, что без благодетельного вспомоществования Правительства, оная никогда бы не была достигнута".
   В 1807 г. доход от завода, по сообщению Рейса, составлял:
   Доходов от продажи сахару.......................7675 руб.
   Доходов от продажи водок........................6778 руб.
   Итого...............................................................14 453 руб.
   Расходов было...............................................2767 руб.
   Следовательно, затем чистого прибытка....11 686 руб.
   "Покупка сельца Алябьева стоила хозяину 18 000 рублей. Издержки на самой завод, как то: на строение, посуду и проч, по вычетам его составляют 32 000 рублей и свыше. Следовательно, приняв всю употребленную сумму пятьдесят тысяч рублей, капиталом, и сообразив его с выше изчисленною прибылью, оказывается, что оной капитал сего года принесет 23 1/2 процента"*.
  
   {* Рейс Ф.Ф. Описание свеклосахарного завода, основанного Г. Генерал-майором Бланкеннагелем Тульской губернии Чернского уезда в сельце Алябьеве, способов добывания из свекловицы сахару-сырцу и очищение оного, сравнение средств, который на сей конец другими употреблямы были, и замечания о пользе разпространения в России свеклосахарных заводов. Сочиненное профессором химии Ф.Ф.Рейсом. СПб., 1808. С. 1-2, 68-73.}{Завод Бланкеннагеля шел хорошо и приносил доход, из которого владелец понемногу уплачивал свой долг казне. Но он не успел погасить его, как разразилась Отечественная война, склады его сахара, патоки и рому сгорели в Москве. Сам он вскоре умер, и забота об уплате долга легла на известного В.Н.Каразина, женатого на дочери Бланкеннагеля. Но он был не в состоянии, по расстройству собственных своих дел, выплачивать долг тестя и просил государя о сложении долга. Государь разрешил, несмотря на тогдашнее неблаговоление к Каразину. Тот пошел во дворец благодарить, но не был принят. Это происходило в 1820 году. (См.: Каразин В.Н. Сочинения, письма и бумаги В.Н.Каразина, собранные и редактированные проф. Д.И.Багалеем. Харьков, 1910. С. 117.)}
   <[Site382Site]>
   В области животноводства особенно крупные успехи, в связи с потребностью суконных фабрик в лучших сортах шерсти, сделало овцеводство. Развитие тонкорунного овцеводства, стимулированное мерами Экспедиции государственного хозяйства еще при Павле, пошло быстрыми шагами при его преемнике при энергичной совместной работе правительства и частных лиц. В самом начале правления Александра к пионерам тонкорунного овцеводства павловского времени присоединился гр. Н.П.Румянцев, известный уже до того своим образцовым полевым хозяйством на подмосковной ферме. Он выписал в свое гомельское имение из Богемии 18 баранов и 132 овцы настоящей испанской породы (прибыли в Гомель в ноябре 1802 г.), и хотя вначале были неудачи, но к 1804 г. овчарный завод Румянцева стал уже приходить в порядок, в 1805 и 1808 гг. было прикуплено еще несколько племенных баранов, и в 1810 г. стадо Румянцева состояло уже из 253 баранов и 435 овец испанской породы. В этом же году могилевский помещик Игнатий Цехановецкий закупил несколько десятков овец испанской породы, устроил в имении Капичах Климовицкого уезда суконную фабрику для выделки лучших сортов сукна. Еще раньше были заведены небольшие мериносовые стада бароном Миллером-Закомельским в Изюмском уезде Харьковской губ. (в 1803 г.), Хлоповым в Корочанском уезде Курской губ. (в 1807 г.), гр. Кочубеем в Полтавской губернии и уезде (в том же году), Самариным в Сызранском уезде Симбирской губ.[177] и Гордеиным в Бирючинском уезде Воронежской губ. (в 1809 г.)*.
  
   {* Веселовский К. Тонкорунное овцеводство в России // Журнал министерства государственных имуществ. 1846. Ч. XX, N. 8. С. 112-113 (I. Гос. и сел. хоз-во).}
   В.П. Кочубей, занявший после образования<[Site383Site]>министерства пост министра внутренних дел[178], предложил раздавать казенные земли под овчарные заводы и воспользоваться продажею испанских овец во владениях князя Лихтенштейна в Австрии[179]. Вскоре была приобретена первая партия овец в 194 штуки по очень дорогой цене (баран 1000, а овца 100 гульденов), вследствие чего в Россию поступило предложение от венгерского магната кн. Эстергази[180] продавать ежегодно 1500 баранов и 2000 овец на более выгодных для правительства условиях. В это же время (в 1802 г.) заграничный овцевод Миллер предложил завести в России овцеводство за собственный счет, если ему будет дана земля в Одесском уезде, одно старое здание таможни, здание для мойки, несколько станков на Екатеринославской суконной фабрике и некоторое денежное пособие. Предложение его было принято, и он отправился закупать овец, что задержало его за границей на долгое время. Между тем в его отсутствие явились из Испании жившие там с 1793 г. французские эмигранты Рувье и Рене Вассаль[181], предложившие правительству развести в Крыму овец испанской породы, и спрашивая для этого достаточное количество земли и денежное пособие. Правительство обязалось отвести им до 30 000 десятин земли в Крыму, дать ссуду в 100 000 руб. и корабль для перевозки овец морем, а они приняли на себя обязательство привести мериносовые стада прямо из Испании и Саксонии в Крым, размножить их до 100 000 штук и содержать до 100 учеников для обучения овчарному искусству. Несмотря на неудачи первого времени, дело пошло, и в 1806 г. на заводе Рувье близ Феодосии было уже до 4000 штук овец улучшенной породы. В 1804 г. правительством было куплено несколько овец керманской породы в Персии (подарены Сарептскому евангелическому обществу[182]) и выписаны небольшие стада мериносов из Австрии и Саксонии. Последние были переданы Сарептскому обществу и полковнику Персидскому, устроившему овчарный завод в Царицынском уезде, а отчасти употреблены на заведение племенной овчарни в Царском Селе*.
  
   {* Исторический обзор мер правительства к развитию овцеводства в России //Труды ВЭО. 1862. Т. III. С. 119.}
   Из последнего стада разрешено было ежегодно<[Site384Site]>продавать частным людям определенное число баранов и маток по умеренной цене, чем воспользовались многие овцеводы, разведя прекрасную породу овец, которую долго спустя называли царскосельскою*. В начале 1804 г. (указом 12 января) были утверждены общие правила для безденежной раздачи казенных и пустопорожних земель под овчарные заводы в полуденных губерниях Астраханской, Таврической, Херсонской, в южной части Екатеринославской и других, по 1 десятине на овцу (при открытой пастве; в других губерниях -- по 1 десятине на 2 овцы). Земля давалась сначала на 10 лет; если по истечении срока получивший землю разводил на ней положенное число овец и баранов, она давалась ему пожизненно; если же и после этого срока он продолжал еще несколько лет размножать овец и продавать излишних породистых баранов, земля закреплялась за ним в потомственное владение**.
   Тем временим (в 1804 г.) вернулся из-за границы и Миллер с 1200 мериносами и 25 искусными овчарами. Ему было отведено 130 000 дес. земли, дан дом старой таможни для мойки и 20 000 руб, ссуды на 10 лет, причем он обязывался содержать до 30 учеников. В 1806 г. на заводе Миллера было уже 7038 мериносов и 25 353 улучшенных овцы***. По условию с Миллером всем овцеводам было предоставлено право присылать на его завод овец для случки с мериносовыми баранами, с платой по 1 р. с овцы, и приобретать у него настоящих испанских баранов и овец за умеренную цену, с рассрочкою на шесть лет. И кроме того правительство само купило у Миллера более 3000 лучших овец и раздало их в виде ссуды желавшим завести у себя улучшенное овцеводство****.
  
   {* Чернопятов И.Н. Исторический очерк развития тонкошерстного овцеводства в России... С. 15-16.
   ** Там же. С. 16.
   *** Исторический обзор мер правительства к развитию овцеводства в России // Труды ВЭО. 1862. Т. III. С. 120-123.
   **** Там же. 1862. Т. III. С. 123.
   В 1809 г. Маршалл фон Биберштейн купил у Миллера за счет казны 100 баранов и 100 овец испанской породы для саратовских колонистов, раздав их по 10 на каждый округ, причем в каждом округе были устроены овчарни и на них собрано от}{всех колонистов 3500 овец простой породы для улучшения. В 1814 г. в саратовских колониях насчитывалось уже 416 овец испанской породы и 3257 улучшенных. (Там же. С. 123-124.)
   "Неизвестно, насколько эти иностранцы (Рувье, Миллер) исполнили свое обязательство относительно обучения овчаров, по приплод от этих двух заводов распространился в Новороссийском крае и в земле войска Донскаго".{Запара И.Д. Южно-русское тонкорунное овцеводство... Харьков, 1882. С. 5.)}
  
   Кроме раздачи земель, выдачи ссуд, премий и наград,<[Site385Site]>правительство поощряло улучшенное овцеводство разрешением вывоза за границу (указом 5 мая 1805 г.) тонкой овечьей шерсти, которой пуд стоил бы не менее 10 рублей, с пошлиной по 50 коп. с пуда. В 1809 г. по докладу министра внутренних дел было постановлено давать помещикам денежные пособия (из доходов почтового департамента) на покупку овец и баранов испанской породы. Выгоды нового дела привлекли в него крупные капиталы как иностранных, так и русских предпринимателей. Некоторым из них правительство давало земли безденежно (например, одесскому купцу д'Эпине), другие сами покупали земли (швейцарец Пиктэ[183]), но вначале все неизменно пользовались льготами и пособиями от правительства. Правительство же распространяло среди помещиков наставления о разведении испанских овец и о содержании их и прогоне с одного места на другое.
   Меньше надежд впускало общее преобразование хозяйства на рациональный иноземный лад. Однако мысль русских сельских хозяев продолжала неотступно работать в этом направлении, отчасти следуя моде (в кругах очень богатых помещиков), отчасти отыскивая в новых формах хозяйства способы выхода из тяжелого положения, в которое часто попадало сельское хозяйство старых великорусских губерний вследствие скудного удобрения и однообразия культур. Неурожаи были там весьма распространенным явлением*.
  
   * Характерно, что в самом начале XIX в. в "Трудах ВЭО" появляется ряд статей о суррогатах хлеба. Таковы статьи Левшина "Опыт о выделовании из дубовато моха муки, и выпекании из оной здороваго и питательнаго хлеба...", Ор[р] еуса "О приготовлении хлеба по нужде из Исландскаго моха". (Труды ВЭО. 1802. Ч. LIV) О суррогатах хлеба говорит и Рудольф в ст. "О составлении хлеба из болотного мха". Рознотовский в описании хозяйств Тульской губ. указывает, что "неурожаи хлебные бывают здесь почти ежегодно, но не на все хлебы в одно лето; по крайней мере из трех лет два года для какого нибудь хлеба бывают неурожай-}{ны". Он объясняет это недостатком удобрения полей" невозможностью введения вследствие чересполосности травосеяния и корнеплодов и краткими сроками аренды (на 4 года). (Рознотовский А. Сельские работы и хозяйство Тульской губернии, Богородицкой округи в сельце Александровке... С. 241-247.)}
   <[Site386Site]> Правительство держалось по отношению к земледелию общих принципов либеральной политики, стараясь прежде всего не стеснять частной инициативы, поддерживать у помещиков уверенность в неприкосновенности их собственности, ограждать их от нередких тогда (как и при Павле) крестьянских волнений и поощрять некоторые новые агрономические начинания. В отчете министра внутренних дел за 1803 г. по отделению Экспедиции государственного хозяйства о политике в отношении земледелия говорилось: "Земледелие в собственном смысле не может быть предметом Управления. Приемля начало свое в необходимости и частной пользе, оно возникает, растет и усиливается теми же самыми частными и личными побуждениями. Правительство не может действовать в сей части непосредственно: оно должно ограничить себя теми распоряжениями, кои вообще принадлежат к благоустройству, к удобностям сообщения и торговли, и к ограждению собственности действием правосудия. Иметь об успехах Земледелия, сколь можно, вероятнейшия примерныя сведения; очищать с пути его все препятствия, ему представляющиеся; обращать внимание частных людей на некоторыя его отрасли, менее других известныя: в сем состоят главные начала, принятыя в управлении чей части, и с сей только стороны Земледелие относится к предметам Экспедиции Хозяйства"*. {* Россия. Отчет министра внутренних дел за 1803 год. [СПб.], 1804. С. 11-13.}
   Отчет повторяет при этом традиционную идею о предпочтительности земледелия пред промышленностью и о необходимости сочетать земледелие с обработкою местного сырья. "Пространство земли, несоразмерное числу жителей, и сравнительное состояние удобностей нашей торговли с другими народами, запрещает нам думать о предпочтительном благоприятстве Фабрикам пред другими отраслями труда народнаго..." "Россию природа и все обстоятельства призывают предпочтительно к земледелию. Многия ея страны издревле были именованы<[Site387Site]>житницею Европы. Фабрики ея должны, так сказать, составлять отрасль ея земледелия; и из опыта видно, что те только из них процветали, кои на общем сем корне непосредственно утверждались, кои занимались первою обработкою собственных ея произведений"*.
  
   {* Там же. С. 61-62. Такие мысли разделяли и просвещенные сельские хозяева того времени. Так, Фрибе в ответе на задачу Вольного экономического общества на 1803 г.: "Какия надлежит употребить средства, чтоб крестьянина научить такой промышленности или досужству, которое могло бы доставить ему и его семейству в зимнее время полезное упражнение?", доказывал, что "для России вообще надлежит больше одобрять усовершенствование земледелия и скотоводства, нежели умножение фабрик и рукоделия по деревням" (хотя он считал желательным развивать некоторые деревенские промыслы, в особенности полотняные фабрики, даже затруднением ввоза иностранных изделий). "... Пока еще земледелие не процветает, все рукодельни на свете не могут Государству доставить истинной твердости. Потому прежде надлежит стараться довести на вышний степень земледелие и вообще сельское хозяйство: тогда окажутся сами по себе и средства, каким способом каждый сельский житель в своей округе и по своим обстоятельством, может занять сам себя полезнейшим образом". (Труды ВЭО. 1804. Ч. LVI. С. 159-168, 173-174.)
   ** Именно в это время (в 1802 г.) выгонное хозяйство настойчиво рекомендовал Левшин в "Ручной книге сельскаго хозяйства", считая введение в России травопольного клеверного хозяйства пока преждевременным.
   "Нам в России нельзя еще помышлять о введении вообще, хотя полезного самого по себе Шубартова земледелия: ибо черезполосные владения разных хозяев в одной даче и отмена паровых клинов, служащих общею паствою, составляют два препятствия, не дозволяющие содержания скотов в стойлах, и трудности, кои едва ли удобно превозмочь. Но естьли ввести Хозяйство Коппельное, то вдруг и содержание скотов в стойле и посев дятловины учинится возможностью... Нет в Коппельном Хозяйстве надобности в степных местах; но в скудных землею селениях давно уже время о сем помыслить". Левшин предупреждал, однако, от чрезмерного увлечения и самым коппельным хозяйством. "Чтобы коппельное хозяйство было выгодно, потребно селению быть в середине дачи своей, чтобы она на все стороны простиралась равнообразно, или по крайней мере на три стороны имела бы земли на равное пространство длины, дабы шлаги могли быть разделены равнобразнее, и каждый бы шлаг имел удобство к прогону в него из самой деревни скотов; но если дача узкая, от самой деревни простирается, как говорят, холстом в одну сторону, таковая к коппельному хозяйству неудобна. В селениях,}{имеющих дачу сего рода, лучше оставаться на старом хлебопашестве, отделив от пашень отдаленную запольную часть под паству". (Ручная книга сельского хозяйства для всех состояний: в 8 частях, переведена с нем. яз. В.Левшиным. М., 1802. Ч. I. С. 151-152.) К этому времени относится и восторженное описание Левшиным, по поручению президента Вольного экономического общества Нартова, хозяйства Орреуса под Петербургом, который "едва ли не первый в России ввел у себя коппельное хозяйствование и подал собой пример, достойный подражания". Хозяйство Орреуса осматривал с Левшиным и сам Нартов, пригласивший кроме того и старого пропагандиста выгонной системы -- Болотова. Левшин переводит термин "коппельное" словами "посменное и многоплодное" (хозяйствование). В хозяйстве Орреуса пашня была разделена на восемь полей, или клинов, причем "сначала 1 клин занимается паствою скотов с начала весны до осени; а тогда вспахивается косулею, и в следующую весну засевается овсом; по снятии оного, в следующее потом лето, остается он под паром, на котором пасется стадо, и в свое время засевается рожью, по снятии ржи в четвертый год жнивье вспахивается взметом. В пятый год засевается яровою пшеницею и ячменем обыкновенным и голым; по снятии сих хлебов жнивье тотчас вспахивается обыкновенно сохою и только под борону засевается рожью. В шестым год по снятии ржи, клин сей запускается под сенокос, и два года седьмой и осьмой приносит траву, о по снятии сена служит паствою скотам". (Записки деяний императорского экономического общества. 1803. С. 108-112.)
   В изданном через семь лет после "Ручной книги" "Управителе" Левшин выступает уже более решительным сторонником травосеяния, возможно, под влиянием широко распространившейся тогда в России пропаганды этого способа и изучения трудов знаменитого Теэра. "Главным правилом добраго хозяина должно быть то, чтобы иметь исправнаго размера содержание между скотоводством и земледелием; именно, он должен в поместье своем содержать скота столько, чтоб поля свои... надлежащим образом мог унавоживать и чрез то жатвы свои улучшить". Возражения "противу засевания паровых клинов кормовыми травами" уже опровергнуты лучшими сельскими хозяевами на деле, "чрез великое приумножение своих доходов; так не для чего уже терять труд и слова, повторяя то же и то же...". (Левшин В. Управитель, или практическое наставление во всех частях сельского хозяйства... / переведено, с приложением полезных замечаний, дополнений и рисунков В.Левшиным. М.., 1809. Ч. 1. Т. I. С. 183-184.)}
   Среди применявшихся тогда улучшенных систем земледелия с наибольшим шумом выступала английская, но специалисты колебались. Проявляло себя блестяще и шубартовское "новое земледелие", и не потеряла значения выгонная система Ввиду такой неопределенности Вольное экономическое<[Site388Site]>общество поставило (в 1804 г.), вскоре после осмотра хозяйства Орреуса, оставившего у руководящих деятелей общества очень выгодное впечатление, -- задачу на тему: "В чем состоят преимущества многопольного или так называемого коппельного хозяйства пред обыкновенным трех клиновым? при которых обстоятельствах можно оное ввести с выгодою, при каковых напротив обстоятельствах оное меньше выгодно или совсем неудобно ко введению" и т.д. Премия (золотая медаль в 25 червонных) была присуждена секретарю Вольного<[Site389Site]>экономического общества Фрибе[184], который в своем ответе указал, что трехпольная система в России должна быть признана лучше других "в областях, каковы Украина, Подолия, Волыния и подобный, где почва не требует унавоживания, или по малой мере имеет в оном самую малую нужду... <... > Но в других областях, где земля всеместно требует навоза, там хозяйство трех-клиновое может существовать с выгодою только на условиях, имянно, когда 1) пароваго клина можно унавозить по крайней мере половину, и 2) когда приобретается столько корма, сколько к содержанию потребного числа скотов необходимо нужно"*. Где эти правила неосуществимы, там хозяйство будет терпеть ущерб.
   Фрибе высказался против применения в России как голштинского, так и мекленбургского коппельного хозяйства, главным образом[185], по тому соображению, что "большая часть селений в России недостатка в плодородных пастбищах не имеет"**. К модной плодосменной системе он отнесся сдержанно, но все же считал ее более применимой в русских условиях. Характерно, что возможность распространение плодосмена он ставил в зависимость не от экономических условий местности, а от почвенных и климатических, и потому пришел к неожиданному выводу, что плодосменная система должна привиться успешнее в лишенной крупных городских центров южной земледельческой полосе, чем в старых великорусских губерниях***.
  
   {* Труды ВЭО. 1805. Ч. LVII.C.24.
   ** Ответ Фрибе. (Там же. С. 38-39, 42--54.)
   *** Фрибе особенно рекомендует ее для южной России, до 50® северной широты. "Большею частью из чернозема состоящая почва в Украине, Волынии, По-долин, и проч, могла бы подобно огороду непрестанно возделываема и засеваема быть, естьли бы там посменность плодов введена была*. "Труднее введение постепеннаго хозяйства в Российских северных областях, от 51 градуса", потому что некоторые растения там не вызревают, земля хуже и требует навозного удобрения, а лето коротко и недостаточно для всех необходимых работ. Однако оно возможно и здесь, и автор рекомендует производить в этом направлении "опыты в малом виде". (Там же. С. 59, 70--71.)
   Под посменное земледелие лучше отводить, особенно в северных областях, сначала только некоторую часть земли, постепенно распространяя его и на другие части. Надо поэтому производить "собственные осьми или десяти-летние опыты. Но естьли таковых опытов пугаться, то ни}{в промыслах, ни в земледелии усовершенствования ожидать не можно". (Там же. С. 104-110.)}
  
   В конечном итоге Фрибе считал, однако, что в России необходимо отдать<[Site390Site]>предпочтение трехпольной системе с травосеянием в помещичьих паровых полях (поскольку крестьяне не имеют права пасти на них скот)*.
   Премировав этот ответ, Общество как бы дало санкцию предпочтению плодосменного хозяйства выгонному. Вторую премию оно назначило на ответ, присланный помещиком Ефремовского уезда Тульской губернии секунд-майором И.К.Давыдовым[186], предложившим также многопольный севооборот с травосеянием. По плану Давыдова, в селении в 100 душ, из которых 50 работников, способных к хлебопашеству, годная к пашне земля в количестве 400 десятин делится на 8 частей, по 50 десятин в каждой. Давыдов предлагает 8-польный севооборот, по которому "ежегодно произрастать будет на 6 частях разной хлеб, а на 7 части трава дятловина, заменяющая недостаток в сене", а "осьмая часть только оставаться будет в пару, на удобрение навозом под пшеницу". При этом Давыдов рекомендовал пасти скотину, где есть кустарник, в этих кустарниках, на 8-м паровом поле; "по скошении сена, на покосах; а по снятии хлеба... на жнивье". "А где таковых нет кустарников, там можно кормить скот дома дятловиною, что весьма в земледелии выгодно для сбережения навоза". "Сие распоряжение, -- прибавляет Давыдов, -- сочинителем испытано на грунте от Москвы к полудню в 300 верстах, и на всяком грунте удобно; толькоб было особенное у селения владение, а в чрезполосном сего распоряжения сделать не можно"**.
  
   {* "Естьли в хозяйствовании трех-польном можно будет произвести сие в действо, то приобретено будет изобильно корма, хорошее скотоводство, и много навоза; тогда сия система в всех областях государства может заслужить преимущество". (Там же. С. 105).
   ** Давыдов [И.К.]. О преимуществах многопольного хлебопашества; ответ на 3 задачу 1804 года, удостоенный серебряной медали // Труды ВЭО. 1805. 4. LVII. С. 216-218.
   В 1805 г. Общество решило поставить аналогичную задачу, только в более общей формулировке: "Найти и определить практический способ земледелия сельскаго домоводства, в помещичьих хлебопашественных владениях в России, в которых бы на всегда, как помещик, так и каждой его крестьянин, постепенно всякой год могли улучшивать свои доходы, по мере разных местных выгод и обстоятельств,}{какия наиболее в России встречаются". Премия была присуждена Х.Фрибе, советовавшему переход к разнопольному хозяйству (посев кормовых трав, разведение картофеля). (Труды ВЭО. 1808. Ч. LX. С. 46-62.) В этой же книжке "Трудов" напечатано краткое рассуждение иностранного члена Общества графа де Морсана с рекомендацией английского земледелия и предложением устраивать в каждой губернии "земледельческий общества, кои бы образовали, под собственным и непосредственным своим присмотром, училища земледелия". (Там же. С. 203-219.)}
   <[Site391Site]>
   Шубартовская система в самом начале XIX в. нашла себе нового горячего сторонника в лице И.С.Захарова[187]. Увлеченный примером Бланкеннагеля, Захаров не отступил перед главным препятствием введения этой системы в России с крепко сложившимися привычками ее населения к совместному житью, деревнями и селами и выступил с энергичной защитой именно хуторского расселения. Попытка Захарова очень любопытна как показатель легкого отношения поклонников рационального земледелия к социальной стороне дела. Перенести немецкие социальные формы крестьянской жизни в русскую деревню было, конечно, гораздо более трудным делом, чем засеять клевером несколько десятин. Но тогдашние новаторы мало смущались этим затруднением. В отдельных случаях попытки хуторского расселения крестьян могли удаваться -- в небольших размерах, при особом внимании к делу владельца и установлении существенных льгот для новорасселяемых, но на сколько-нибудь широкое распространение этого способа надеяться явно было невозможно. Шубартовскую систему в ее полном виде (новое деление полей, уничтожение чересполосицы, расселение крестьян отдельными дворами, содержание скота, удобрение клевера гипсом*) проделал у себя в Звенигородском уезде едва ли не один Бланкеннагель. (Но и у него далеко не все крестьяне были расселены на хутора, да и весь его опыт был непродолжительным**).
  
   {* Вернер К.А. Сельскохозяйственная экономия. М., 1901. С. 240.
   ** Вернер полагает, на основании сообщения Захарова, что у Бланкеннагеля к 1798 г. под травопольным хозяйством было не менее 320 десятин, и что такое хозяйство велось уже шесть лет. Оно продержалось, по предположению Вернера, до смерти владельца, т.е. до 1805 г. (Там же. С. 258.)}
  
   Тем не менее, именно опираясь на хозяйство Бланкеннагеля, Захаров советовал непременно соединять с разнопольным земледелием устройство
   <[Site392Site]>хуторов, селить крестьян "отдельно дом от дома", по 9 десятин на двор. Земля должна быть разделена при этом на две части: 1) на усадебной пашне и 2) на полях хлебных. Каждый отдельный крестьянский дом рассчитывается на 2 тягла. На одно тягло отводится усадебной земли по 450 кв. саж. и по 2750 саж. в хлебных полях. Таким образом, на два тягла, с присовокуплением излишней дворовой земли, будет, по расчету Захарова, в каждом поле в усадебной пашне 1087 кв. саж., а в полях хлебных -- 5500 кв. саж. "Весьма нужно, чтоб кругом полей были дороги; а еще лучше, когда поля обсалятся деревьями, или обрыты будут канавами". Севооборот (в полях хлебных. -- В.Т.) Захаров предлагает шестилетний: 1) первое лето -- на первом поле пар, удобрение и посев озимой пшеницы, 2) второе лето -- сжатие пшеницы, 3) третье лето -- посев ячменя с дятловиною и сжатие ячменя; 4) четвертое лето -- двукратное кошение и сушка дятловины, а на месте оной посев осенью ржи; 5) пятое лето -- сжатие ржи, 6) шестое лето -- посев и сжатие овса. Всего (с усадебной землей) удобряется 3200 кв. саж., для чего нужно содержать скота: две лошади, две коровы, две телки и десять овец. Скот рекомендуется кормить дома и лето, и зиму. Доход помещика при таком порядке поставит половину урожая с полевых земель (с усадебных все остается в пользу крестьянина), причем крестьянин должен свезти этот хлеб на господское гумно, обмолотить и высушить и продать в ближайшем городе. Это должно дать 60 р. 50 коп. За этим у крестьянина останется доходов: за уплатой податей Государевых за себя и малолетнего сына, или двух, до 16 руб., а с отчислением на ремонт скота и непредвиденные издержки -- 14 руб., из валового прихода в 75 руб., всего 45 руб. чистого остатка.
   Перевод крестьян на такие хутора Захаров советует производить осторожно и постепенно, с хорошим выбором и вблизи воды*.
  
   {* [Захаров И.С.] Усадьбы или новый способ селить крестьян и собирать с них помещичьим доход. СПб., 1801. С. 3-13, 17, 21, 24-26, 32 + 1 л. вклейка.}
  
   Без коренной ломки установившихся хозяйственных порядков удачно применил в первые же годы XIX в. в некоторые<[Site393Site]>элементы шубартовой системы небогатый ярославский помещик И.И.Самарин.
   Еще молодым человеком (около 20 лет от роду) он устроил в своем небольшом имении Ивахове Ярославского уезда новый севооборот шубартовского типа*. В этом имении было 44 ревизских души, разделенных на 22 участка, земля была плоховата, угодий было мало, ради чего Самарин и ввел у себя, вместо трехполья, четырехпольный севооборот, выполняя совет, предложенный Левшиным, -- сеять клевер в четырехпольном севообороте при двух паровых полях. Действовал ли Самарин, сознательно следуя Левшину, или сам пришел к той же мысли, но введенный им севооборот -- 1) пар, 2) рожь, 3) овес и 4) клевер.
   Вероятно, что Самарин не был самостоятельным изобретателем этого способа, и впоследствии, заметив его неудобства, видоизменения его, также по принятому уже практикой образцу. "... Так как рожь удавалась плохо по клеверищу, то вскоре начали сеять клевер не по яровому, а весною по озимому, отчего, вдобавок, устранялось неудобство посева хлеба по хлебу"**. В этом смысле изменил впоследствии свой севооборот и Самарин, по совету кн. С.И.Гагарина, написавшего "замечания" на его статью в "Земледельческом журнале". Попытка Самарина увенчалась успехом, урожаи его повысились, кормовых средств оказалось более чем достаточно, и он мог часть продавать на сторону, несмотря на то, что он мог уже не только содержать достаточно скота, но и скупать и содержать лошадей на продажу***.
  
   {* Самарин начал свой опыт в 1805 г. (Маслов С. Историческое обозрение действий и трудов Императорского Московского общества сельского хозяйства со времени его основания до 1846 года. М., 1846. С. 50.)
   ** Вернер КА. Сельскохозяйственная экономия. С. 242-243.
   *** Значение первоначального опыта Самарина было сильно преувеличено Бажаевым в "Крестьянском трехпольном хозяйстве", что вызвало резкие замечания Вернера. (См.: Бажаев В.Г. Крестьянское травопольное хозяйство в нечерноземной полосе Европейской России. М., 1900. С. 70-73; Вернер К.А. Разбор книги В.Г.Бажаева Крестьянское травопольное хозяйство в нечерноземной полосе Европейской России. М., 1905. С. 14, 21-22, 130, 700.)}
  
   В первые же годы XIX в. неожиданно обнаружилось, что вологодские крестьяне давно уже "говорят прозой",<[Site394Site]>применив по собственному почину, без всяких сведений о новых успехах агрономии травосеяния на своих землях. В 1809 г. член Вольного экономического общества коллежский советник Тертий Степанович Борноволоков прислал Обществу семена тимофеевки, которую он засеял у себя в Великоустюжской волости Вологодской губернии на одной десятине запущенной после пашни земли, по примеру местных крестьян, "кои хотя никогда не слыхивали о травосеянии и правилах Г. Шуберта и прочих, но научились сему у иных ближайших к ними наставников -- у нужды и природы". Он получил "прекрасную траву, из коей по высушке и вымолоте одного четверика семян, я получил сто шестьдесят три пуда очень хорошаго и лошадьми с жадностию снедаемого сена". Борноволоков даже "из семян травы сей... делал крупу, из коей сваренныя каши как на воде так и на молоке, составляют довольно легкую и приятную для желудка пищу"*.{* Крестьяне называли эту траву "палошник". (См.: Борноволоков Т. Хозяйственный замечания по Вологодской губернии // Труды ВЭО. 1809. Ч. L.XI. С. 99-101.)}
   Путь, которым шел Самарин и подобные ему скромные любители сельскохозяйственных улучшений, был, конечно, наиболее надежным. Он указывал, однако, что нововведения должны применяться понемногу, без коренной ломки старых сельскохозяйственных порядков, в небольшом масштабе, с небольшими затратами капитала и при большой практической сметке, терпении и настойчивости. Но такие опыты были мало известны и оказывали мало влияния. Тон задавали поверхностные поклонники крупных перемен на английский лад, дававших блестящие внешние эффекты, но совершенно не подходящих к условиям рынка сельскохозяйственных продуктов в тогдашней России и потому в массе обреченных на неудачу. Но это были люди с большим состоянием, положением и влиянием, и за ними тянулись и менее крупные люди. Тот же тон господствовал и в агрономической литературе.
   Спрос на технические сочинения по рациональному земледелию в начале нового столетия был, в связи с увлечением<[Site395Site]>рациональным хозяйством*
   и вследствие общего оживления интеллектуальных интересов, весьма велик, и предпринятое в 1805 г. систематическое, выходящее периодическими выпусками, издание Вольного экономического общества "Круг хозяйственных сведений" имело большой успех. В нем так же пропагандировалась английская система, давались необходимые сведения из естествознания и материал располагался в последовательном порядке. Это было как бы формой заочного обучения агрономии.
   Экономические проблемы здесь все еще не затрагивались, и плодосменное хозяйство выставлялось как наилучший и вполне применимый в русских условиях тип рационального земледелия**.
  
   {* Основы рациональной агрономии были в то время настолько широко распространены в помещичьих кругах, и опыты с улучшенными системами хозяйства могли встречаться настолько часто, что составитель "Наставления к подробному описанию поместьев" Г. Энгельман поместил в нем особый (XXXVIII) отдел о разделении полей, со следующими вопросами:
   "1. Как разделена пахатная земля в поместье, на три ли обыкновенные поля, или состоит она из многих? 2. Которое разделение найдено выгоднейшим? 3. Или производится хлебопашество попеременно с хлебными и травяными посевами? <...> 5. Которая порода растет здесь преимущественнее? 6. Сколько сена собирается с десятины, засеянной трилистником; или трава сия дается в корм дойному скоту зеленая?". (Труды ВЭО. 1809. Ч. LXI. С. 182-183.)
   В программе вопросов у Энгельмана имеется и много экономических: как далеко отстоит имение от уездного и губернского городов, "в каком расстоянии от сего поместья ближайшия судоходныя реки и пристани, также большия дороги и из которого города идут оне", о барщинной работе, об оброке, натуральном или денежном, о платеже помещиком повинностей за крестьян, о недоимках. Есть особые отделы о винокурении, пивоварне и медоварне, о вольной продаже поместьем вина и полпива.
   ** Круг хозяйственных сведений: ежемесячное сочинение Императорского Вольного экономического общества. 1805. Ст. N. I. С. 3-24, 78; N. 3. С. 33-40.}
   Ввиду успеха "Круга" у публики Вольное экономическое общество решило, по предложению своего Президента Нартова, продолжить его изданием обширной энциклопедии английского сельского хозяйства Дж.Миллса, также ежемесячными выпусками с ежемесячным же приложениями переводы "Записок хозяйственных путешествий знаменитого Артура Юнга". Было издано всего 14 томов -- последний в 1811 г. Вольное экономическое общество становилось, таким образом, все более на сторону защитников<[Site396Site]>
   английской системы хозяйства. Изданная им книга Миллса, в свою очередь, имела успех, и, закончив перевод ее в 1811 г., с 1812 г. Общество предприняло новое аналогичное периодическое издание под названием "Хозяйственные записки, или собрание полезных опытностей во всех частях хозяйства". Удовлетворив предыдущими изданиями потребность читателей в систематических сведениях, "Хозяйственным запискам" Общество придало более прикладной характер, заполняя их частными рецептурными советами*.
  
   {* Миллс Дж. Новая и полная система практическаго сельскаго домоводства / сочинение г. Джона Миллса. С присовокуплением записок хозяйственного путешествия гр. Артура Юнга и разных новейших открытий в земледелии, рукоделиях и прочая. СПб., 1807. Ч. 1, т. I. С. 100-107.
   Общество обставило подготовку этого издания особой торжественностью, избрав специальный комитет и сообщив (через Н.П.Румянцева) о предпринятом начинании императору Александру, который "удостоил" его "особливым своим вниманием" и приказал взять для него 30 экземпляров.
   "Хозяйственныя записки, или собрание полезных опытностей во всех частях хозяйства". Ежемесячное сочинение, издаваемое Вольным экономическим обществом в 1812 г. Всего было издано два тома. Новая нота, предвосхищающая грядущее увлечение филантропическими идеями, звучит в шестом номере подробном описании хозяйства Фелленберга в Гофвиле, в Швейцарии, составленном на основании отчета особого комитета специалистов, осматривавшего это хозяйство, Вас. Дж. (Джунковским). (См.: Хозяйственные записки. 1812. Т. I. С. 241-274.) Отголосок старых воззрений в духе Щербатова (всеобъемлющее крепостное хозяйство), но с новым оттенком, внушенным, быть может, широкой популярностью идей Ад.Смита в русском высшем обществе начала XIX в., звучит в объявленной в части LXIV (за 1812 г.) задаче на премию, назначенную Александром Борисовичем Куракиным: "Обширность и успешность в фабриках зависит от знания и долговремяннаго делопроизводства; крестьяне занимаясь хлебопашеством и вместе мануфактурами, никогда не могут иметь таковаго успеха в доброте изделий, как те мастеровые, кои с малолетства к одной работе приучены". -- Найти и определить правила, по коим бы помещик в свих вотчинах мог отделить совершенно одно звание людей от другого, с равными для того и другаго выгодами; дабы чрез то можно иметь всегда такой род людей, которой не занимаясь во все земледелием, мог бы составлять одних только мастеровых, и чрез то на всегда обезпечить разпространение и улучшение мануфактур, не препятствуя ни мало земледелию?" (См.: Труды ВЭО. 1812. Ч. LXIV С. 305-306.) По-видимому, никто из серьезных экономистов и агрономов не откликнулся на этот призыв, и в отчете о деятельности Общества за 1814 г. было сообщено, что все 19 ответов, полученных Обществом, были признаны неудовлетворительными. Задача была продолжена на 1815 г., но с тем же результатом. Приложенные шесть ответов опять были}{признаны неудовлетворительными. (Там же. 1815. Ч. LXVII. С. 244--245; 1816.
   Ч. LXVIII. С. 290-291.}
   В предложениях улучшенных приемов хозяйства, как видим, недостатка<[Site397Site]>не было, но при обширности технических сведений наши агрономические писатели этого времени поражают скудностью экономического понимания. Особенно страдают недостатком экономического анализа рассуждения сторонников "английского" земледелия.
   Между тем, первые впечатления от поражающих взгляд агрономических новшеств проходили, и можно было отнестись к последним с большей трезвостью. Практические сельские хозяева старого типа, зная из своего опыта особенности русской жизни, всегда относились неодобрительно к модным агрономическим увлечениям, но им недоставало ни образования, ни широты взгляда, чтобы ясно и убедительно сформулировать свои сомнения. Любители западной сельскохозяйственной литературы могли бы найти точку опоры для критики русских агрономических хозяев в новых течениях западной агрономической мысли. Но и там серьезные основы сельскохозяйственной экономии как самостоятельной науки только еще закладывались, а подавляющее действие усовершенствованных систем земледелия сказывалось и там, даже на наиболее оригинальных и критически настроенных писателях. Необходимо помнить, что Теэр только что закончил тогда свое "Введение в изучение английского земледелия"* и лишь начинал создавать сельскохозяйственную школу**.
  
   {* Первый том вышел в 1798 г., второй -- в 1800--1801 гг., третий -- в 1804 г.
   ** Тэер начал преподавание в Целле в 1802 г., а в 1804 г. приобрел знаменитое впоследствии имение Меглин, где преподавание началось с осени 1806 г.}
   Не видно, чтобы русские агрономы, привыкшие непосредственно черпать из английских источников, обратили внимание на первые шаги будущего основателя науки о сельском хозяйстве. Не видно также, чтобы наши любители сельскохозяйственной литературы воспользовались и более доступным для широких кругов русского образованного общества (написанном на французском языке) трактатом швейцарского ученого агронома Пиктэ[188] (изданном в 1801 г.), в котором была уже отчетливо сформулирована идея наибольшего чистого дохода как цели хозяйства<[Site398Site]>и критерия сельскохозяйственных преобразований. Целью хозяйственных улучшений Пиктэ ставит "дать землям, сохраняя их в возможно лучшем состоянии, самую высокую ренту, какую они могут произвести".
   Поскольку эта цель достигается улучшенными системами земледелия, усиливающими плодородие почвы большим удобрением, получаемым от содержания большого количества скота и перемены растений на одном и том же поле, они находят свое экономическое оправдание. "Конечная цель усилий земледельца это -- прибыль. Более искусным будет тот, который извлечет из своих земель наиболее высокую ренту, какую они могут произвести... Было бы напрасно иметь многочисленный и хорошо упитанный скот, прекрасно возделанных и удобренныя поля, изобильные сборы урожая, если рента с имения оставалась бы ниже той, какую оно дало бы при другой культуре. В улучшениях земледелия может быть роскошь, как и во всем другом, и лишь местные обстоятельства могут диктовать предпочтение некоторых культур (productions), которые не были бы избраны, если исходили бы от общих принципов сельскохозяйственной экономии (de l'economie agri cole)"*. Пиктэ предупреждал против слепого подражания системам земледелия ради их технического совершенства, требуя внимания главным образом к особенностям климата и свойств почвы. Он намекает и на экономические условия, но специально на них не останавливается". Впрочем, и сам Пиктэ еще недостаточно отчетливо сознавал зависимость систем земледелия от экономических условий. Главное препятствие усовершенствованиям земледелия и он видел прежде всего в рутине, инертности и нерешительности хозяев, неспособности к упорному методическому преследованию поставленных целей, свойствах, всего более характерных, по его мнению, для французов***.
  
   {* Charles Pictet de JenХve. TraitИ des assolemens, ou de l'art d'Иtablir les rotations de rИcoltes. GenХve, IX (1801). P. 2-6.
   ** "Легко понять, что там, где имеется регулярный и выгодный сбыт откормленных животных, культура растений, назначаемых для их откорма, имеет другое значение, чем в странах, где эта промышленность откармливания животных не может представить таких же выгод (profits)". Ibid. P. 56-57.
   *** Ibid. P. 55-256.}
   Не надеясь поэтому на<[Site399Site]>частную инициативу, Пиктэ советовал правительству активно содействовать распространению рационального земледелия "не публикацией мемуаров и хороших книг, эффект которых ограничен", а устройством сети опытных ферм -- центральной около Парижа и связанных с нею местных ферм в департаментах, устраиваемых также вблиз больших городов, потому что там больше просвещенных людей, которые скорее могут перенять хорошие приемы земледелия*.
   На наших любителей земледелия скромные доводы Пиктэ против слепого заимствования агрономических улучшений едва ли могли оказывать большое влияние.
   Еще меньше могли направлять умы на экономическую сторону дела представители нашей академической агрономии. Агрономия существовала в составе нашего академического преподавания еще с XVIII в. в качестве, правда, побочного и случайного предмета, а с университетским уставом 1804 г. при создании новых университетов и преобразовании старых были учреждены постоянные специальные кафедры агрономии. Но замещение их было не столь удачно, как кафедр политической экономии, да и по общему характеру тогдашней агрономической науки -- слишком энциклопедической, не выделившей еще из себя определенных специальных отраслей, нельзя было ожидать, чтобы академические ученые стали пристально изучать сельское хозяйство с его экономической стороны. Они подходили иногда к такому изучению, но робко и слабо, постоянно сбиваясь на проторенную дорожку популяризации модных агрикультурно-технических мероприятий.
   В Петербургский педагогический институт был приглашен из-за границы Вас. Кукольник[189], который сразу проявил себя рядом литературных работ, выше уже отмечено, что он составил отдел земледелия в изданном в 1805 г. Вольным экономическим обществом сборнике "Круг хозяйственных сведений". В 1807 г. он издавал собственный "Экономический журнал"**.
  
   {* Ibid. P. 259-261.
   ** Журнал этот, издававшийся в течение одного года, стереотипно повторяет обычную рецептурную программу таких изданий. Содержание его рас-}{пределялось по пяти отделениям: 1) о растениеводстве, 2) о животноводстве, включая ветеринарию, 3) о земледельческих машинах и орудиях, 4) кулинарные и иные рецепты для домашних хозяек, 5) сообщения о новых книгах, открытиях и происшествиях в области сельского хозяйства. Во всех трех томах, выпущенных в 1807 г. (по четыре выпуска в каждом), нет ни одной попытки подойти к вопросам хозяйства с экономической стороны. Единственным проявлением интереса к сельскохозяйственным экономическим проблемам оказывается перевод сочинения Колумеллы "Благоразумный совет, и правила, которые наблюдать должны, посвящающие себя земледелию...", выполненный студентом Педагогического института Карцевым (Экономический журнал. 1807. Т. I, N. 3. С. 220-236).}
  
   В 1810 г. он выпустил элементарный учебник<[Site400Site]>агрономии для средних учебных заведений, в круг предметов которых входило тогда сельское хозяйство. Любопытно, что в пору всеобщего увлечения политической экономией Кукольник не указал ее в числе наук, "пособствующих успехам в домоводственных знаниях". Однако он придавал большое значение экономическим основам рационального земледелия, как это видно из вступительного отдела его книги. Он начинает с "осмотрения сельскаго имения в статистических отношениях", отмечая географическое, коммерческое и хозяйственное положение имения. В первое он включает "разстояние имения от златных торговых мест", способность доставлять хозяйственные произведения на торговые места (пути сообщения) и "положение сельского имения относительно к соседственным имениям" (в стыке конкуренции с ними). В "положении сельского имения в коммерческом отношении" Кукольник указывает:
   1) "удобность сбывать с рук избытки хозяйственных произведений с самой лучшей прибылью",
   2) "удобность получать всякие принадлежности", причем хозяин должен принимать в расчет, что именно выгоднее производить и в какое время и насколько удобно сбывать.
   В "положение сельского имения в хозяйственном отношении" Кукольник включает:
   1) цену хозяйственных орудий, припасов, посуды и т.п.,
   2) обыкновенную плату служащим людям,
   3) их пропитание,
   4) плату наемникам,
   5) обыкновенное или определенное число часов в день, в которые должны работать поденщики и крестьяне*.
  
   {* Кукольник В.Г Начальные основания сельского домоводства Василия Кукольника, изданныя от Главного Правления Училищ для употребления в учебных}
   <[Site401Site]>
   В Московском университете кафедра агрономии существовала еще в связи с "натуральной историей", в Екатерининское время. Первым профессором земледелия был ученик Линнея Матвей Иванович Афонин[190], читавший с 1770 по 1777 г. всю натуральную историю и земледелие. Под старость Афонин жил на юге и принимал участие в создании школы земледелия в Николаеве. Преподавание земледелия в Московском университете возобновилось только с новым уставом 1804 г., учредившим кафедру минералогии и сельского домоводства. На эту кафедру был назначен Антон Антонович Прокопович-Антонский[191]. Он занимал ее до 1818 г.
   По своим взглядам на рациональное земледелие он мог бы оказать серьезное влияние на слушателей, воспитывая их на лучших произведениях агрономической литературы конца XVIII в. Но у него не было авторитета в агрономических вопросах, далеких от его главной специальности. В них он всегда оставался дилетантом, и даже не дилетантом -- любителем, потому что практического отношения к сельскому хозяйству у него, по-видимому, никогда не было.
   Это был человек энциклопедического образования на широкой гуманитарной основе, сохранивший на всю жизнь любовь к изящной литературе. Подобно Десницкому, Самборскому, Комову и Ливанову, он был воспитанником Киевской духовной академии, но учился дальше не в Англии, а в Московском университете на медицинском факультете.
   В 1788 г. он был назначен адъюнктом по кафедре энциклопедии и натуральной истории. Симпатии к литературе влекли его к участию в общих журналах -- "Покоящемся трудолюбце" (1784), "Вечерней заре" (1785). Сам он издавал "Чтения для сердца и разума" (1785-1789), "Магазин натуральной истории, физики и химии" (10 томов, 1788-1790). В начале XIX в. сотрудничал в "Утренней заре" (1800-1808). По сообщениям историка Московского университета, минералогию Прокопович-Антонский читал по учебнику Севергина, а домоводство -- по собственным запискам.
  
   {*заведениях Российской Империи. СПб., 1810. С. 1-5. (Второе издание вышло в 1816 г.).}
   <[Site402Site]>
   Практически он не был знаком с сельским хозяйством, но теорию его он усвоил, хотя только по книгам, написанным до создания специальной науки о сельском хозяйстве, но толково и основательно, изучая современную западно-европейскую литературу, главным образом французскую[192]: энциклопедии Бомара, Макера, аббата Розье, сборники и журналы Пикте, курс Дюгамеля, и т.д.*
  
   {* Агрономические сведения Прокопович-Антонский помещал еще в "Магазине натуральной истории, физики и химии". Так, в статье "Земля пахатная" говорится (со ссылкой на Киршбергера, Ветбека, Тулля, Дюгамеля) о способах обработки почвы, удобрения гипсом, выборе хороших семян, сеянии с помощью "сеяльной" или "сеятельной" машин (М., 1788. Ч. 3. С. 33-36.). В предисловии к первому тому издатель говорит, что источниками "Магазина" были приняты три словаря "славных французских писателей", а именно: Dictionnaire d'Histoire Naturelle par М. de Bomare, Dictionnaire de Chimie par M.Macquer и Dictionnaire de Physique par M.Sigaud de la Fond. См. о нем также в книге В.Аскоченекого "Киев с древнейшим его училищем Академиею". (Киев, 1856. Ч. II. С. 317-319.) Он познакомился позднее и с учением Теэра, но не разделял увлечения последнего теорией плодосмена: "...Для него, как и для нас в настоящее время, ближе и понятнее были реалистическия и трезвыя воззрения английских и французских агрономов конца XVIII и начала XIX века". (Вернер K.[A.] Текст к собранию портретов Московского Общества Сельского Хозяйства: (материалы к истории развития систем полеводства в России) // Вестник сельского хозяйства. 1901. N. 50. С. 3-5.)}
  
   Кафедре агрономии в Харьковском университете очень не везло. Насколько удачен был там первый подбор экономистов, настолько плохо стояло дело с преподаванием агрономии. Первоначально оно было поручено профессору физики Стойковичу[193] и затем профессору словесного отделения Де-гурову[194], и только в 1811 г. был приглашен из Германии ученый агроном Карл Карлович Нельдехен[195]. Новый профессор был уже немолодой человек (окончил камеральный факультет Кенигсбергского университета в 1793 г.), имел печатные труды по агрономии, служил в королевских имениях в Померании и состоял членом Потсдамского сельскохозяйственного общества. Казалось бы -- вполне подходящий кандидат. Но приехав в Харьков, Нельдехен не позаботился ознакомиться с особенностями земледелия пригласившей его страны и на первых же лекциях, по словам его коллеги Роммеля, возбудил смех своих слушателей, рекомендуя удобрение навозом, тогда не практиковавшееся еще на благодатной почве<[Site403Site]>степных местностей Украины. Не имея успеха у слушателей, Нельдехен перестал интересоваться преподаванием, занялся коммерческими операциями неблаговидного свойства -- закупал вино в Таганроге и продавал в Харькове, разбавляя его водой и повышая еще при этом цену на него по случаю ярмарки. Под конец запил сам, должен был выйти в 1818 г. в отставку и вскоре умер. Совет университета, под впечатлением этой неудачи, перестал интересоваться преподаванием агрономии, поручив его профессору греческой словесности Джунковскому, который и выполнял это поручение с 1819 по 1826 г.*
  
   {* См. о Нельдехене заметку Зайкевича в издании "Физико-математический факультет Харьковского университета за первые сто лет его существования (1805-- 1905)" (Харьков, 1908. С. 198-199, 355).
   В 1817 г. в Харькове издавался Ф.Пильгером "Украинский домовод" (вышло 2 книги. -- В.Т), в котором был помещен ряд статей по животноводству и ветеринарии, без всякой попытки освещения сельскохозяйственно-экономических проблем.}
  
   Таким образом, в разгар увлечений английской агрономией в рядах русских ученых агрономов не оказывалось людей, которые могли бы критически осветить их ложную основу. Сами же делавшие моду высокопоставленные новаторы могли стать на точку зрения экономической, а не одной технической рациональности только после долгих лет разочарований. Но даже и при испытанных неудачах людям богатым не было особенно чувствительно продолжать поддерживать небольшую образцовую ферму, создававшую им репутацию передовых хозяев, расходы по которой составляли ничтожную долю в их общем бюджете. Но по любопытной исторической случайности именно в этой группе богатых и высокопоставленных землевладельцев нашелся человек, хотя и лишенный систематического образования, и, по-видимому, мало осведомленный в агрономической литературе, но одаренный большой меткостью взгляда и ярким талантом памфлетиста, который на собственном опыте выяснил себе условия применения усовершенствованных приемов земледелия в тогдашней России, составил определенное мнение на этот счет и выступил с резким протестом против неумеренного увлечения иноземной агрономической техникой и требованием отнестись внимательнее к экономическим<[Site404Site]>особенностям русского сельского хозяйства. Это был известный Ф.В.Ростопчин. Возвысившийся при Павле, он Павлом же был удален от всех государственных дел, а новый правитель не торопился призвать его обратно на службу. Оставшись без дела, он принялся со свойственной ему энергией и пылким темпераментом за сельское хозяйство, видя в этом также некоторое государственное служение. Он приобрел у Воронцова великолепное имение Вороново в пятидесяти верстах от Москвы и решил завести там хозяйство на английский манер. Будучи новичком в этом деле, он не сразу сориентировался в нем и вначале, видимо, думал, как все, что английское земледелие можно ввести в России где угодно. Он обратился к священнику лондонской миссии Смирнову с просьбой подыскать ему в Англии управляющего и писал о том же гр. С.Р.Воронцову[196]. Письмо к последнему не оставляет сомнения, что Ростопчин надеялся поставить на английский лад не только подмосковное, но и степное воронежское имение. Он пишет Воронцову, что только что вернулся из поездки в Воронежскую губернию, где земля настолько плодородна, что не будучи никогда удобряема, дала в этом году урожай сам-десять. Он ввел уже там с успехом культуру пшеницы и "так как я очень занимаюсь земледелием и преследуя собственные интересы, думаю и об интересах других, я чувствую необходимость иметь на этой земле очень знающего английского фермера, чтобы поставить его во главе моего хозяйства. Англичане наиболее усовершенствовали искусство улучшать земли и извлекать из них хорошие урожаи. Я желал бы иметь умного фермера, который много понимал бы в зерновых культурах, в овощах и умел бы установить севооборот, соответствующий природе почвы, и чтобы жена его была во главе фермы и занималась бы коровами, маслом и т.д. Я был бы очень доволен, если бы я мог иметь такого фермера, как у графа Николая Румянцева, который делает уже чудеса на его земле около Москвы..."
   В 1803 г. к Ростопчину приехал шотландец Паттерсон[197] с помощниками и Ростопчин горячо принялся с ним за устройство фермы. "Я весь измучился, -- писал он 9 июля 1803 г. своему другу Цицианову[198], -- часто встаю в пятом часу и роюсь в поле". Он продолжал видеть в этом не одно<[Site405Site]>свое личное, а и общественное дело. "Я отдаю много времени моим делам и заведениям, -- писал он 23 августа 1803 г. Воронцову, -- ия желал бы содействовать общему благу, вводя в нашу страну хорошую земледельческую культуру". Он повторяет опять, в письме от 23 ноября 1803 г. тому же Воронцову, прося выслать ему 12 овец и 4 баранов хорошей английской породы, что занят своим хозяйством, "больше ради общего блага, чем моего собственного"*.
   Дело сразу пошло хорошо, и на следующий год Ростопчин писал Цицианову (26 мая): "Хлебопашество мое в совершенстве и с некоторым кокетством в отделке полей. <... > Я весьма доволен своими Шотландцами, и каждый из них рвется лучше сделать по своей части". А осенью того же года он извещал Цицианова о полученных прекрасных урожаях гороха и картофеля, добавляя опять: "хлебопашество мое идет, как нельзя лучше"**. Но уже и тогда, приглядываясь к заведенным новым порядкам, Ростопчин начал составлять себе более ясный взгляд на применение английского земледелия в русских условиях. Вскоре после приезда шотландцев, сообщая 24 июня 1803 г. Цицианову о начатых с ними работах по устройству фермы, он прибавлял: "Доколе у нас не прибавится втрое жителей в хлебородных губерниях, дотоле заведения английского обрабатывания земель не будут нужны; но и здесь они и выгодны и доходны чрезвычайно сеянием трав и овощами". В конце 1804 г., задумав приобрести дачу Брюса'" в Сокольниках с огородной землей в 83 десятины, Ростопчин хотел перевести туда своих шотландцев. "Ты себе легко представишь, -- писал он Цицианову, -- что это в руках моих шотландцев принести может с помощью способов из здешних мест"***.
  
   {* Архив князя Воронцова. М., 1876. Т. VIII. С. 308-311. (См. также: Ростопчинские письма, [1793-1814] // Русский архив. 1887. N. 2. С. 173. -- В.Т.)
   ** Граф Растопчин и князь Цицианов (черты истории, политики, нравов и быта за первые годы XIX века): [письма графа Ф.В.Растопчина к князю П.Д.Цицианову, 1803-1806] // Девятнадцатый век: ист. сб., издаваемый П.Бартеневым. М., 1872. Кн. 2. С. 49, 63, 17. -- В.Т.
   *** Цит. по: Вернер К.[А.] Текст к собранию портретов Московского общества сельского хозяйства: (материалы к истории развития систем полеводства в России) // Вестник сельского хозяйства. 1901. N. 49. С. 3-5.}
   <[Site406Site]>
   Чем больше Ростопчин присматривался к новому хозяйству, а в особенности к увлечениям Полторацкого, все более он утверждался в своем убеждении и в 1806 г. подробно изложил его во всеобщее сведение в небольшой неподписанной брошюре, написанной с большим темпераментом, "Плуг и соха". Уже самое название показывает, что этим памфлетом Ростопчин метил в Полторацкого, преувеличенно оценивающего достоинства английских земледельческих орудий. Но его брошюра содержит более глубокую оценку рационального земледелия в применении к России. Подобно Болотову, и Растопчин подходил к идеям, сформулированным впоследствии Тюненом, не умея ни по общему экономическому образованию, ни по складу ума и таланта дать им определенное и точное выражение. Он видел во всяком случае зависимость систем земледелия от географического положения районов по отношению к рыночному центру и понимал, что вдали от больших городов, в областях колониального типа экстенсивное земледелие выгоднее интенсивного. Для него было ясно, что Россия с ее громадной колониальной территорией и небольшим количеством крупных городов, может практиковать с выгодой улучшенное земледелие только вблизи больших городов, но и там не в смысле зерновой, а высоко интенсивной огородной культуры, в остальных же районах она должна довольствоваться старыми, испытанными приемами сельского хозяйства, явившимися в результате исторического приспособления. Поскольку новые формы земледелия оказываются менее прибыльными, чем старые, вводить их неразумно и надо смотреть на такие начинания не как на серьезное дело, а как на обычную барскую прихоть.
   Привыкнув смотреть на себя как на государственного человека, Ростопчин настроился при составлении брошюры на высоко-патриотический тон, предпослав ей стихотворение, в котором говорит:
   Поболе другаго я по свету шатался, Учением, людьми, вещами занимался. И от того, что вне России долго жил, Узнал всю цену ей, и больше полюбил. Как сын, я предан ей и сердцем, и душой,<[Site407Site]>Служил в войне, в делах, теперь служу с Сохой.
   Я пользы общества всегда был верный друг.
   Хочу уверить в том, и возстаю на Плуг.
   Ростопчин исходит из мысли, что "во всех постановлениях, заведениях и обычаях... основание есть испытанная польза. Нужда раждает способы и открытия... человек... избирает всегда [способы] самые выгодные и легкие... По сему все народы присвоили себе одежду, жилье и земледелие, согласуясь с климатом, родом жизни и слоем земли: недостаток и дурное ея качество суть главные источники совершеннаго земледелия. <... > Но то, что соделалось в других землях веками и от нужды, мы хотим посреди изобилия у себя завести в год. <... > Теперь проявилась скоропостижно мода на Англинское земледелие, и Английской фармер столько же начинает быть нужен многим Руским Дворянам, как Французской Эмигрант, Итальянские в домах окна, и скаковыя лошади в запряжку"*.
   "Восставая" против английского земледелия, Ростопчин не отвергает его целиком, а старается указать рациональные пределы его применения. "Мое намерение состоит в том, чтоб тем, кои прославляют Англинское земледелие, выставляя выгодную лишь часть онаго, доказать, что сколь Англинское обработывание земли может быть выгодно в окрестностях больших городов, столь безполезно, или лучше сказать, невозможно всеместно для России в нынешнем ея положении".
   В своих доводах Ростопчин мешает серьезное с пустяками и правильное с ложным или преувеличенным (восхваление благоденствия русских крестьян)**,
  
   {* Плуг и соха, писанное степным дворянином. Отцы наши не глупее нас были. М., 1806. С. 4-5.
   ** Ростопчин возмущается рассказами иностранцев о бедности русских мужиков, о том, что они живут "в черных избах", едят черный хлеб, "а того ни один еще не заметил", что русские любят черный хлеб, что "дым чистит воздух, изтребляя изпарения", и "ежедневное кушанье одного Рускаго мужика достаточно уморить от индижестии целое сословие Ученых, особливо Французских". Во всех случаях, "где крестьянин имеет нужду в помощи, он всегда оную находит, и помещики точно делаются для них отцами, большая часть по человечеству, некоторая по ращету; но из сего равно выходит то, что с голоду у нас люди не мрут. Ни-}{щих мало, да и те просят милостыню сначала от лени, а потом по привычке...". (Там же. С. 20, 23-24.)}
  
   но основная мысль<[Site408Site]>его метка: он доказывает, что в некотором расстоянии от больших городов земледелие по английскому образу будет или совсем не рентабельно, или сравнительно мало рентабельно, а, следовательно, и нерационально.
   "Можно утвердительно сказать, что по пространству России теперешнее число ее жителей втрое еще прибавиться может, а ей не будет надобности обращать все поля в огороды. Ежегодной ея хлебной урожай достаточен не только на собственное продовольствие, но и на содержание других земель, кои при позволенном выпуске хлеба покупают оной на перехват. Большая часть внутренних наших Губерний за отдалением не имеет способов отправлять хлеб свой водою; а избирая самые дорогия произведения, посылает зимним путем в торговые города, в коих купцы установляют цены и пользуются необходимостию помещика и поселянина, продавать плоды годовых трудов.... В половине почти России ржи, овсу, ячменю и сену нет совсем цены. Рожь сеется для собственнаго продовольствия, овес для своих лошадей, сено косится сколько нужно для скота, ячмень для птиц, свиней, и для дурнаго к празднику пива. Там на хлебородной и не давно распаханной земле пшеница и просо составляют главный доход, а рожь стоит в скирдах не молоченая по пяти лет, и стояла бы и больше, естьлиб не употреблялась на винокурение".
   "Во многих местах, где земли выпахались и их мало, а поселяне хлебопашцы: то они переходят на новыя места, где награждаются за переселение непонятным для них изобилием, и сею чертою Россия походит на Северную Америку. Поля у нас, за изключением Сибири и нескольких полуденных Губерний, удобряются всеместно, и большая часть навозу идет на коноплянники. Там, где земля лучше, крестьянин пашет ее более; там, где хуже, крестьянин старается ее удобривать, избирая для посева самыя дорогия произведения, для того, чтоб после покупкою или обменом достать себе потребное количество хлеба для продовольствия. Целые уезды в Курской и Орловской Губерниях довольствуются посевом конаплей. В Ярославле, в Ростове и Костроме<[Site409Site]>сеют лен и чеснок, в Малороссии арбузы, табак, и у нас, так как и везде, опытность и нужда суть лучшие для людей наставники"*.{* Тамже. С. 5-11.}
   "Весьма не трудно обратить поля в огороды, когда оне такого размера, как в Англии, и при таком числе жителей". Но при обширных размерах иных полей "как возможно все оное число успеть обработать, посеить, убрать и свозить? Любовники Английского земледелия забывают всегда одно, что у нас и Соха действует с конца Апреля до конца Августа".
   "... На хороших землях и в некотором разстоянии от столиц нет в оном (Английском земледелии. -- В.Ж.) никаких выгод, и... оное в России больше вредно, чем полезно. Самая большая ферма ничто иное, как большой огород. Что там делать с дятлиной, где изобильно сено с овощами, коих никто не купит, и с большим урожаем коего убрать некогда и продать негде? на что искать излишняго при большом изобилии? какая надобность сеять хлеб для птиц, для мышей, и чтоб он гнил в поле? какой ращет в издержках, когда на хлеб и на мясо нет цен? можно ли, не показав крестьянину очевидной пользы, решить его переменить вдруг образ его жизни и работу?.. Когда у него земля без удобрения родит во многих местах в 10 раз, и он выработывает в 24 дни годовое свое содержание: на что и так трудную крестьянскую работу обращать в Египетскую? какая нужда пере-ображать Рускаго пахаря в Английские, и делать новое прибавление к Овидиевым превращениям? В чужих краях люди от опасности и бережливости весьма разчетливы и основательны в своих предприятиях; а мы хоть и все знаем Арифметику, но ее не употребляем, и обманывая сперва сами себя, подаем после неопытным и легковерным вредной пример. У нас часто самое важное заведение, стоющее больших денег, обязано своим бытием прихоти, скуке или любопытству какого-нибудь богача, знатнаго барина, или мота. Естьли бы в существующих уже теперь в России Английских фермах те, кому они принадлежат, хотели вычислить поверней все издержки на заведение, содержание людей, скота... орудий, жалованья иностранным, и прежний доход: тогда бы,<[Site410Site]>пожертвуя самолюбием истинне, признались, что едва получают два процента на сто за сию модную перемену Сохи на Плуг. Хотя она и есть орудие не совершенное, по той причине, что пашет не равно, мелко, и оставляет пятую часть земли не поднятою; то есть, все то разстояние, кое между сошниками; но соха стоит меньше трех рублей, делает ее топор, тащит одна лошадь, стоющая иногда 5 рублей, а правит мужик, у коего она с малолетства в руках"*.
   Сравнивая доходность от имения при оброке, русской пашне и английском хозяйстве, Ростопчин находит, что оба первые способа значительно выгоднее, потому что хотя валовой доход от имения (он берет, видимо, свое Вороново -- 200 ревизских душ, 80 работников и 1500 дес. земли) и будет большой, но чистый -- меньше, чем при русской пашне и даже при умеренном оброке (в 10 р. с души, 25 пудов сена и одной сажени березовых дров), а именно, при русской пашне чистый доход будет равен 3257 р. 50 к., при оброке -- 2880 р., а при английском хозяйстве -- 2632 р. 50 к.
   В заключение Ростопчин советует тем, кто не убедился его доводами, самим поуправлять своим имением, поездить по России, посмотреть хорошенько и поговорить "с бородами, в коих столько же ума, сколько и здраваго разсудка. <... > ...Российское хорошее хозяйство обогащает, Английское же украшает пейзаж, и... между ими та самая разница, как между прихода и разхода"**. "Окончу бья челом у Руских Англичан, у любителей перемен и у проповедников Плуга и дриля, дабы позволили мне всекую отдаленную от большаго города Английскую ферму поместить в число забав, свойственных богатству и роскоши, потому что от нее не более пользы, чем от роговой музыки Англинскаго сада, скаковых лошадей, колонад с фронтонами, псовой охоты и крепостнаго театра"***.
  
   {* Там же. С. 17-18, 27-29.
   ** Там же. С. 30-40.
   *** Там же. С. 43-45.}
   Огородная ферма, близ Москвы и Петербурга, "так чтобы можно было доставлять из города ежедневно навоз на тех самых лошадях, кои на торг посылаются для отвоза произрастений", "под надзором искуснаго человека может дать доход<[Site411Site]>чрезвычайный" (до 200 руб. с десятины). Однако конкуренция даже двух иди трех подобных ферм может, вследствие понижения цен на огородные продукты, уничтожить и этот доход*.{* Там же. С. 41.}
  
   Так ярко и сильно поставил вопрос этот умный практический деятель, привыкший быстро ориентироваться в сложных вопросах в своей головокружительной политической карьере. Теоретическую глубину своих соображений он и сам едва ли мог оценить, будучи очень далек от всякого рода занятий теоретическими проблемами, и еще меньше чувствовали ее современники, привыкшие видеть в Ростопчине острослова и желчевика, любителя поддевать людей и высмеивать их слабости. Поэтому его попытка осталась одинокой, влияние на ближайшее развитие агрономической мысли не имела и сохранилась как любопытный памятник счастливого проникновения в глубины хозяйственных отношений научно неподготовленного и не дисциплинированного ума, одаренного большой зоркостью непосредственного видения и остротой соображения.
   От замечаний Ростопчина совсем уже недалеко до знаменитой теории Тюнена, опубликованной через пятнадцать лет после "Плуга и сохи". Ростопчину недоставало научного метода, и потому он не сумел, да видимо и не ставил себе задачей дать сжатую формулу, которая покрыла бы собой существенные очертания русского сельского хозяйства, ему прекрасно известные. Схема Тюнена основывалась, как известно, на идее единого рыночного центра, вокруг которого правильно располагаются концентрическими поясами различные системы хозяйства, выбирающие разные культуры и способы их возделывания соответственно издержкам производства, которые должны были идти все убывающим рядом, т.к. на каждый более отдаленный пояс ложились более тяжело расходы по доставке продуктов на рынок. Если сравнить теоретическую схему Тюнена с тем, что наблюдалось тогда в русской сельскохозяйственной действительности, получим любопытную аналогию и почти полное совпадение:
   <[Site412Site]>
   Схема Тюнена У НАС
   Внутренний круг --- "свободное То же
   хозяйство" (огородная культура,
   молочное хозяйство)
   Лесное хозяйство для снабжения То же
   города
   Зерновое хозяйство плодосменное Совпадал с первым кругом
   Зерновое коппельное хозяйство Трехпольное хозяйство
   Зерновое трехпольное хозяйство Залежная система
   Пастбищное скотоводство То же
   Охотничье хозяйство в лесах То же
   Пустыня То же
   Будь наши агрономы более подготовлены и настроены исследовать сельское хозяйство с его экономической стороны, а не гнаться за блестящими техническими новинками, они могли бы положить серьезные основы истинно научной сельскохозяйственной экономии. Но они не только не сделали этого, но даже долго не обращали внимание на самую теорию Тюнена. Голос Ростопчина остался одиноким*.
  
   {* Вскоре после опубликования Ростопчиным своего памфлета появились ответы Левшина (так у автора; ответ Левшина был опубликован в 1801 г. -- В.Т) и Энгельмана на задачу Вольного экономического общества о заведении порядочного домоводства в степных местностях. Не только Энгельман, но и Левшин, очевидно, также увлеченный общим потоком преклонения перед западной агрономической техникой, предложил многопольную систему для таких обильных землей и удаленных от рынков местностей. (Труды ВЭО. 1801. Ч. LIII. С. 215-216; 1807. Ч. LIX. С. 188-189, 208-216, 240.)}
   <[Site413Site]>
   ++++++++
   ИЗБРАННЫЕ ТРУДЫ ВЛАДИМИРА ЯКОВЛЕВИЧА ЖЕЛЕЗНОВА
   ++++++++
   1899
   Очерки политической экономии: курс публичных лекций, чит. прив.-доц. В.Я.Железновым в осеннем полугодии 1898 года в Актовом зале университета Св. Владимира: стеногр. отчет, ред. лектором. Киев: Тип. Кульженко, 1899. Ч. 1. 253 с.
   Очерки политической экономии: курс публичных лекций, чит. прив.-доц. В.Я. Железновым в весеннем полугодии 1899 года в Актовом зале университета Св. Владимира / изд. под ред. лектора. Киев: Тип. Кульженко, 1899. Ч. 2. 272 с.
   1902
   Очерки политической экономии. М.: [Т-во И.Д. Сытина], 1902. XXIV 806 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, проф. П.Г.Виноградова, проф. М.И.Коновалова [и др.]; XXV).
   Заработная плата. Опыт исследования условий, влияющих на оплату труда // Университетские известия. Киев, 1902. N. 10-12.С. 313-359.
   1904
   Очерки политической экономии. 2-е изд. переем. М.: [Т-во И.Д.Сытина], 1904. XXIV 831 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, А.А.Кизеветтера, проф. М.И.Коновалова [и др.]; XXV).
   <[Site414Site]>
   Главные направления в разработке теории заработной платы. Киев: тип. т-ва И.Н. Кушнеров и Ко, 1904. X, 523, [2] с. Ред.: Лафарг П. Американские тресты: их экономическая, социальная и политическая роль / пер. И.М.Биллика; под ред. [проф.] В.Я.Железнова. СПб.: О.Н. Попова, [1904.] 102 с. (Образовательная б-ка. Сер. 6; N. 04). Дата из ценз, разреш.
   1905
   К реформе современной теоретической экономии. Киев: С.И. Иванов и Ко, [1905]. 16 с. [Избранная, 1905, б-ка, N. 11-й].
   Очерки политической экономии. 3-е изд. перепеч. со 2-го изд. без перемен. М.: [Т-во И.Д. Сытина], 1905. XXIV 831 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, А.А.Кизеветтера, проф. М.И.Коновалова [и др.]; XXV).
   Ред.: Шестернин. О народных выборных / под. ред. проф. В.Я. Железнова. [Киев]: Е.П. Горская, [1905]. 73 с.
   Ред.: Каутский К. Экономическое учение Карла Маркса в изложении К.Каутского: [с предисл. авт. к 1-му и 8-му нем. изд.] / полн. пер. с 9-го нем. изд. К.Чекеруль-Куша; под ред. проф. В.Я.Железнова. Киев: С.И.Иванов и К®, 1905. [2], VIII, 3-181, [3] с.
   1906
   Очерки политической экономии. 4-е изд. перепеч. с 3го изд. без перемен. М.: [Т-во И.Д. Сытина], 1906. XXIV, 832 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, Н.Д.Виноградова, А.Э.Вормса [и др.]; XXXIV). На обл. номер сер.: XXV
   Ред.: Лафарг П. Американские тресты: Их экономическая, социальная и политическая роль / Пер. И.М.Биллика; под ред. [проф.] В.Я.Железнова. [Изд. 2-е]. СПб.: О.Н.Попова. 1906. 88, [1] с. (Образовательная б-ка. Сер. 6; N. 04).
   <[Site415Site]>
   1907
   Очерки политической экономии. 5-е изд., перепеч. с 4-го без перемен. М.: [Т-во И.Д. Сытина], 1907. XXIV, 826 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, Н.Д.Виноградова, А.Э.Вормса [и др.]; XXXIV). На обл. номер сер.: XXV
   Конспект по политической экономии. СПб., 1907. В соавторстве с В.Палибиным.
   Краткий курс статистики: сост. применительно к унив. прогр. по Г. Майру, А. Чупрову, В.Железнову и И.Миклашевскому. Киев: Кн. маг. С.И.Иванова и Ko, [1907]. 94, II с.
   Указатель мастеров, русских и иноземцев горного, металлического и оружейного дела и связанных с ними ремесел и производств, работавших в России до XVIII в. СПб., 1907. 375 с.
   1908
   Очерки политической экономии. 6-е изд., испр. и доп. М.: [Т-во И.Д. Сытина], 1908. XXIV 858 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. А.С.Белкина, Н.Д.Виноградова, А.Э.Вормса [и др.]; XXV).
   Конспект по политической экономии. Составлен по учебникам: Чупрова, Железнова, Исаева и Туган-Барановского. СПб.: Грозмали, 1908. 100, III с.
   1910
   Краткий курс статистики: конспект, сост. применительно к новейшей университетской программе по Воблому, А. Чупрову, В.Железнову и др. / сост. студ. унив. Св. Вл. И.-Р. Киев: тип. "Петр Барский", 1910. 108 с.
   <[Site416Site]>
   1912
   Очерки политической экономии. 7-е изд., значит, перераб. и доп. М.: Т-во [И.Д. Сытина, 1912. XXVIII, 1204 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. Проф. В.И.Вернадского, Н.Д.Виноградова, проф. А.Э.Вормса [и др.]; XXV).
   Теория мелкого (кооперативного) кредита / Моск. гор. нар. ун-т им. А.Л.Шанявского. М.: Тип. лит. т-ва И.Н.Кушнеров и Ко, 1912. [2], 85 с. Перед загл.: Курсы по кооперации. Проф. В.Я.Железнов. Отт. из кн. "Курсы по кооперации". Изд. 1912 г.
   1913
   Политическая экономия. Конспект по лекциям Чупрова, и Железнова: полн. и точ. ответы по программе Моск. ун-та на 1913-14 г. М.: Помощь студенту, 1913. 96 с.
   1914
   Теория мелкого (кооперативного) кредита / Моск. гор. нар. ун-т им. А.Л.Шанявского. Изд. 2-е. М.: [Тип. лит. т-ва И.Н. Кушнеров и Ко], 1914. [2], 85 с. Перед загл.: Курсы по кооперации. Проф. В.Я.Железнов. Отт. из кн. "Курсы по кооперации". Т. 1.
   1915
   Конспект по политической экономии. Сост. по учебникам: В.Я.Железнова, А.И. Чупрова и др. М., 1915. 92 с.
   Вопросы финансовой реформы в России / под. ред. проф. В.Я.Железнова; О-во им. А.И.Чупрова для разработки обществ. наук, фин. комиссия. М.: Печатня С.П.Яковлева, 1915. Т. 1. Вып 1. 570 с.
   <[Site417Site]>
   1916
   Экономическое мировоззрение древних греков. М., 1916. [2], VIII, 254 с. (Моск. науч. ин-т в память 19 февр. 1861 г. N. 2). (История экономической мысли / под ред. В.Я.Железнова и А.А.Мануилова; Т. 1. Вып. 1).
   1917
   Вопросы финансовой реформы в России. Пг.: тип. ред. период, изд. М-ва фин., 1917. Т. 3. Вып. 1. 123 с.
   1918
   Заработная плата. Теория -- политика -- статистика / Рус. библиогр. ин-т бр. А. и И. Гранат и Ко. М: [Т-во скоропечат. А.А. Левенсон]. 1918. 87 с.
   Очерки политической экономии. Изд. 8-е, перепеч. с 7-го без перемен. [М.]: Тип. т-ва И.Д.Сытина, [1918]. Вып. 1. XXIV, 494 с. (Б-ка для самообразования, изд. под ред. проф. В.И.Вернадского, Н.Д.Виноградова, проф. А.Э.Вормса [и др.]; XXV).
   Crundzuge der Volkswirtschaftslehre von W.Gelesnoff. Nach einer vom Verfasser fur die deutsche Ausgabe vorgenommenen Neubearbeitung des russischen Originals, ubersetzt vom Pr. E.Altshul. Leipzig; Berlin: B.G.Teubner, 1918. 613 s.
   1920
   Опыт исследования производительности труда в крупной текстильной промышленности // Труды секции промышленности и товарообмена (Наркомфин РСФСР). М" 1920. Т. 1. С. 3-21.
   418Site]>
   1922
   К теории денег и учета / В.Я.Железнов, З.С.Каценеленбаум, А.А.Соколов и К.Шмелев. Пг.; М. 1922. [4], 166 с.
   Проблема денег и учета в социализме: [сборник] / авт. В.Я.Железнов, З.С.Каценеленбаум, А.А.Соколов, КФ.Шмелев; НКФ Ин-т экон. исследований. Пг.; М.: Гос. трест "Петропечать", 4 тип., 1922. [4], 66, [1]с.
   1927
   Russland // Die Wirtschaftstheorie der Gegenwart. Wien, 1927.Bd. 1.
   2005
   Россия //Историки экономической мысли России. М.: Наука, 2005. С. 264-297.
   +++++
   Работы о В.Я.Железнове
   +++++
   Телицын В.Л., Шатилов А.Б. Железнов Владимир Яковлевич // Отечественная история. История России с древнейших времен до 1917 года: энциклопедия. М.: Большая российская энциклопедия, 1996. Т. 2: Д-К. С. 167-168.
   Историки экономической мысли России. В.В.Святловский, М.И. Туган-Барановский, В.Я. Железнов / под ред. М.Г.Понидченко, Е.Н.Калмычковой. М.: Наука, 2003. 318 с.
   Телицын В.Л. Железнов Владимир Яковлевич // Экономическая история России с древнейших времен до 1917 года: энциклопедия. М.: РОССПЭН, 2008. Т. 1: А-М. С. 762-763.
   Абалкин Л.И. Очерк по истории российской социально-экономической мысли. В.Я.Железнов // Академик Л.И.Абалкин, выдающийся отечественный ученый. М.-Тамбов: изд. Дом ТГУ им. Г.Р.Державина, 2012. С. 269-290.
   ++++++++
   КОММЕНТАРИИ
   ++++++++
   1 Андрей Тимофеевич Болотов (1738-1833) -- писатель и ученый, один из основателей русской агрономической науки, мемуарист. Участвовал в Семилетней войне 1756-1763 гг. В 1762 г. в чине капитана вышел в отставку и в родовом поместье Дворяниново стал заниматься сельским хозяйством. Труд Болотова "О разделении полей" (1771 г.) был первым руководством по организации сельскохозяйственных территорий и введению севооборотов. Болотов разработал приемы агротехники в зависимости от зональных почвенно-климатических условий, ряд научных приемов внесения удобрений, приемы борьбы с сорными растениями; создал помологическую систему и дал описание более 600 сортов яблонь и груш; предпринял попытки использования гибридизации в селекции плодовых культур; разработал научные принципы лесоразведения и лесопользования. Составил первое русское ботаническое руководство по морфологии и систематике растений. В 1779-1797 гг. управлял имениями дворцового ведомства Тульской и Московской губерний, был постоянным корреспондентом Вольного экономического общества и сотрудником "Трудов" этого общества, где печатал статьи по агрономии, ботанике, по организации крестьянского хозяйства. Издавал с участием Н.И.Новикова журналы "Сельский житель" (М., 1778-1779; 52 н. (листа), 2 ч.) и "Экономический магазин" (М., 1780-1789, 40 ч.). Историческую ценность имеют автобиографические записки Болотова, содержащие материалы о быте дворян и помещичьем хозяйстве, дворцовом перевороте 1762 г., крестьянской войне 1773-1775 гг., реакции русских дворян на Французскую революцию. Василий Алексеевич Левшин (1746-1826) -- ученый, агроном, автор работ по сельскому хозяйству. С 1765 г. на военной службе, участвовал в Русско-турецкой войне 1768-1774 гг. В 1772 г. по болезни вышел в отставку, жил в родовом имении Темрянь Тульской губернии. С 1779 г. четыре срока был уездным судьей в Белеве. С конца 1770-х годов примыкает к просветительскому кружку Н.И.Новикова, находится в дружеской связи с Ф.П.Ключаревым и А.Т.Болотовым, с 1803 г. -- чиновник по особым поручениям в штате статс-секретаря А.А.Витовтова. В 1818 г. вышел в отставку. Жил в основном на литературный заработок, т.к. имение приносило ничтожный доход. Много переводил по заказам Н.И.Новикова: перевел с немецкого книгу Иоганна Фридриха Эрнста Альбрехта "Пансалвин, князь тьмы" (М., 1809), "Везири, или Очарованный Лавирииф" Марианн Аньес де Фок (М" 1779-1780. Ч. 1-3), "Библиотека немецких романов" (М., 1780. Ч. 1-3), "Гаррик, или Аглинский актер..." Антонио Фабио Стикотти (М., 1781), "Естественная история для малолетних детей г. Георга Христиана Раффа" (СПб., 1785), "Оберон, Царь волшебников", поэма в 14 песнях Кристофа Мартина Виланда (М., 1787), "Идиллии и пастушьи поемы г. Геснера" Саломона Геснера (М" 1787), "Димитрия Кантемира, бывшаго князя в Молдавии, Историческое, географическое и политическое описание Молдавии с жизнию сочинителя" (М" 1789), "Onomatologia curiosa artificiosa et magica, или Словарь натурального волшебства..." (M., 1795. Ч. 1-2), "Жизнь и деяния славного аглинского-<[Site420Site]>ла... Нельсона..." Джошуа Уйта (СПб., 1807. Ч. l-[2]). Левшин -- автор книг "Загадки, служащие для невиннаго разделения празднаго времени" ([M.], 1773), "Утренники влюбленнаго" ([M.], 1779) -- сентиментально-нравоучительных размышлений о любви, изложенных в форме писем. Левшин был автором и переводчиком многочисленных сельскохозяйственных и экономических руководств, наставлений по домоводству, ветеринарии: "Словарь коммерческий, содержащий познание о товарах всех стран..." (М" 1787-1792.4. 1-7), "Погребщик, или Полное наставление, как обходиться с виноградными винами..." (М., 1788), "Словарь ручной натуральной истории, содержащий историю, описание и главнейшие свойства животных, растений и минералов..." Шарля Антуана Жозефа Леклерка де Монлино (М., 1788. Ч. 1-2), "Полный русский конский лечебник..." Леонтия Мартиновича Эвеста (М., 1795; 5-е изд. 1860. Ч. 1-4), "Всеобщее и полное домоводство, .." (М., 1795. Ч. 1-12), "Садоводство полное..." (М., 1805-1808. Ч. 1-4), "Книга для охотников до звериной, птичьей и рыбной ловли" (М., 1810), "Врач деревенский, или благонадежное средство лечить самому себя..." переведено с французского (М., 1811) и др. Благодаря своим трудам и переводам, Левшин был членом многочисленных научных обществ и учреждений: Вольного экономического общества (1795 г.), Королевского Саксонского экономического общества (1795 г.), Филантропического общества (1804 г.), Итальянской академии наук в Неаполе (1806 г.), Общества испытателей природы при Московском университете (1808 г.), Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (1818 г.), Московского общества сельского хозяйства (1821 г.). Вольное экономического общество наградило Левшина 17 золотыми и 4 серебряными медалями.
   2 Речь идет о книге: Щербатов М.М. Путешествие в землю Офирскую г-на С... Швецкаго дворянина // Сочинения князя М.М.Щербатова. СПб., 1896. Т. 1: Политические сочинения.
   Земля Офирская -- мифический прообраз России, представляемый М.М.Щербатовым в соответствии с его мировоззрением.
   Михаил Михайлович Щербатов (1753-1790) -- историк и публицист, государственный деятель. Получил разностороннее (домашнее) образование. До 1762 г. -- на военной службе, вышел в отставку в чине капитана. В 1767 г. поступил на гражданскую службу, в Комиссии по составлению нового Уложения. В 1778 г. -- президент Камер-коллегии, в 1779-м -- сенатор. В 1788 г. вышел в отставку в чине действительного тайного советника. Автор сочинения "О повреждении нравов в России" (конец 1786-1787 г.; опубл.: London, 1858), где резко критиковал политику правительства и нравы придворной среды. В 1783 г. написал утопический роман "Путешествие в землю Офирскую...", в котором изложил свой идеал государства: движущая роль в развитии государства и общества отводилась просвещенному дворянству. В "Истории Российской от древнейших времен" (доведена до 1610 г.; СПб., 1770-1791. Т. 1-7) представлено большое количество актовых, летописных и других источников.
   5 Гороховое дерево, оно же -- сибирская или желтая акация (Caragana arborescens) из семейства мотыльковых (Papilionaceae) -- древовидный кустарник, дико произрастающий от Урала до Даурии. Разводится для живых изгородей<[Site421Site]>и считается в числе лучших для этого деревянистых растений, так как неприхотлив к почве и вынослив относительно климата. Встречаются две разновидности: повислое гороховое дерево (Caragana arborescens var pendula) и карличное гороховое дерево (Caragana arborescens var pygmaea).
   4 Федор Васильевич Ростопчин (1763-1826) -- государственный деятель. С 1782 г. на военной службе. В 1786-1788 гг. предпринял длительную поездку за границу, посетив Германию, Францию и Англию. В Берлине брал частные уроки математики и фортификации, в Лейпциге посещал лекции в университете. В Англии сблизился с С.Р.Воронцовым, с которым впоследствии состоял в постоянной переписке и который способствовал первым шагам карьеры Ростопчина. С 1788 г. в качестве волонтера находился в действующей армии, участвуя в боевых действиях против турок: штурм Очакова, сражения при Рымнике и Фокшанах. В 1790 г. принял участие в Финляндском походе, командуя гренадерским батальоном. С 1791 г. был помощником канцлера А.А.Безбородко. С 1793 г. прикомандирован на службу при малом дворе великого князя Павла Петровича в Гатчинском дворце. Из-за конфликта с сослуживцами, по распоряжению Екатерины И, Ростопчин вынужден был на год покинуть Петербург и поселиться в имении отца в Орловской губернии. По возвращении из ссылки (1796 г.) был назначен генерал-адъютантом Павла I. Осуществил редакцию военного устава по прусскому образцу. В начале 1798 г. последовала новая отставка Ростопчина, но уже в августе того же года был вновь принят на службу при дворе вице-канцлером. Павел I пожаловал Ростопчину в течение своего царствования всего более 3 тыс. душ в Орловской и Воронежской губерниях и особо 33 тыс. десятин земли в Воронежской губ. В сентябре 1800 г. подготовил записку "О политическом состоянии Европы", в которой предлагал разорвать союз с Англией, создать союз с наполеоновской Францией и осуществить раздел Турции. Ростопчин был одним из первых, кто предложил во внешней политике руководствоваться национальными интересами России, а не субъективными династическими предрасположениями. В феврале 1801 г. вновь в отставке. Ростопчин прожил эти годы большей частью в своем имении Вороново, где увлекся новейшими методами в сельском хозяйстве: стал экспериментировать в этой области, использовать новые орудия и удобрения, специально выписал из Англии и Голландии породистый скот, сельскохозяйственные машины и агрономов, создал специальную сельскохозяйственную школу. Разочаровавшись в западноевропейских методах ведения хозяйства, он стал защитником традиционного русского земледелия. В 1806 г. опубликовал брошюру "Плуг и соха", в которой старался доказать превосходство обработки земли с помощью сохи. С февраля 1810 г. -- обер-камергер и член Государственного совета. С мая 1812 г. -- Московский генерал-губернатор и Московский главнокомандующий. В августе 1814 г. был отправлен в отставку. Последние годы своей жизни Ростопчин в основном провел за границей для лечения. Будучи тяжело больным и полностью оторванным от политической деятельности, не терял присутствия духа и нередко отзывался на текущие события остроумными афоризмами.
   Иоганн-Генрих фон Тюнен (1783-1850) -- немецкий экономист. Высшее образование получил в сельскохозяйственной академии и в Геттингенском университете. В Мекленбург-Шверине приобрел имение Теллов, впоследствии прославив-<[Site422Site]>шееся своим образцовым устройством. В своем сочинении "Der isolierte Staat in Beziehung auf Landwirtschaft und Nationaloekonomie, oder Untersuchungen uber den Einfluss, den die Getreidepreise der Reichthum des Bodens und die Abgaben auf den Ackerbau ausuben" (Gamburg, 1826-1863. Th. 1-3; 3 изд.: Berlin, 1875) изложил свою теорию ведения сельского хозяйства на основании экономических и естественных законов. Исходной точкой для него служила "фикция концентрического государства", которое не участвуем в международном обороте, и в котором нет ни судоходных рек, ни каналов. Все местности в этом государстве одинаково плодородны и густо населены. Предположив это, Тюнен старался определить влияние местоположения отдельных сельскохозяйственных районов по отношению к центральному пункту -- городу, который обменивает произведения промышленности на продукты сельскохозяйственные. Полагая при этом в основание стоимости сырых материалов производства и заработной платы цены на хлеб, Тюнен выводил следующий закон: поскольку сельское хозяйство подвержено влиянию центрального рынка, количество труда и капитала, затрачиваемых на единицу площади посевов, уменьшается в той же мере, в какой увеличивается расстояние данной местности от этого центрального рынка, а вместе с ним и расходы по перевозке. Теория поземельной ренты Тюнена совпадает с теорией Рикардо, с которым он разделял и склонность прибегать в экономических исследованиях к математическим выкладкам. Адам Смит, как считал Тюнен, недостаточно различает ренту, получающуюся вследствие земельных улучшений, от собственно поземельной ренты. По мнению Тюнена, капитал есть накопленный труд в противоположность труду продолжающемуся. Теория заработной платы и доходов находится в тесной связи с фикцией изолированного государства. Для своего учения о процессе образования капитала Тюнен не находил соответствующих условий и в идеальном европейском земледельческом государстве, а потому он выводил его из фикции государства, в котором деятельность человека при добывании средств к пропитанию в значительной степени восполняется природой. К воображаемому изолированному государству, в котором капитал, процентная норма, рента, предпринимательская прибыль и заработная плата предполагаются постоянными наряду с численностью населения, Тюнен применял положения, установленные для товарно-денежных отношений государства, и на них основывал свои специальные исследования о современной зависимости между заработной платой и размером процентов на капитал. На практике сам Тюнен, когда в 1847 г. в своем имении Теллов впервые в Германии предоставил своим рабочим участие в прибылях, отказался от применения своей формулы и в основание своих расчетов с рабочими положил среднюю доходность имения.
   5 Альбрехт-Даниель Тэер (1752-1828) -- немецкий агроном, которого еще при жизни современники прозвали "отцом плодосменного хозяйства". По профессии врач и сын придворного врача; медицинское образование получил в Геттингенском университете, после чего занял место своего отца. Страстная любовь к сельскому хозяйству зародилась у Тэера под влиянием господствовавшей в конце XVIII в. школы физиократов, которые считали земледелие главным источником народного благосостояния. В сочинении об английском сельском хозяйстве Тэер высказывал мысль о необходимости устройства самостоятельного сельскохо-<[Site423Site]>зяйственного учебного заведения и составил план такого заведения; в 1792 г. вместе с химиком Эйнгофом устроил на собственный счет первое в Германии сельскохозяйственное училище в г. Целле. В 1804 г. Тэер переселяется в Пруссию, где покупает, вместе с Эйнгофом, имение Меглин и здесь открывает учебное сельскохозяйственное заведение. В 1809 г. был назначен совещательным членом центрального управления Прусского министерства внутренних дел, в 1810-1819 гг. состоял профессором Берлинского университета. Заслуги Тэера для агрономической науки состоят в том, что он признавал естествоведение главным условием для развития сельского хозяйства, разработав так называемую "перегнойную или гумусовую теорию", считая гумус основным питательным веществом для растений и оставляя почти без внимания минеральные вещества. Тэер также развил учение о плодосменном хозяйстве и практически доказал его полезность, содействовал распространению культуры такого полезного растения, как картофель, разработал для определения степени истощения почвы различными культурными растениями так называемую "хозяйственную статику".
   6 Константин Антонович Вернер (1850-1902) -- земский статистик. Окончил курс Николаевского инженерного училища, состоя на военной службе, был вольнослушателем математического факультета Киевского университета; затем поступил в Петровскую земледельческую академию. В 1876 г. за подачу коллективного студенческого протеста был выслан в Вятскую губ. Участник русско-турецкой войны 1877-1878 гг., был контужен. В 1879 г. выдержал экзамен на звание кандидата сельского хозяйства. С 1880 по 1884 г. служил в статистическом отделении Московского губернского земства, с 1884 по 1889 г. заведовал статистическим отделением Таврического губернского земства, с 1890 по 1893 г. -- агроном Степного генерал-губернаторства, затем служил по удельному ведомству и в отделе сельской экономии и сельскохозяйственной статистики министерства земледелия. С 1895 г. заведующий кафедрой сельскохозяйственной экономии в Московском сельскохозяйственном институте. Для Московского земства составил в 1882 г. очерк пригородного крестьянского хозяйства, описал крахмально-паточный промысел Московской губ., мясной и хлебный рынок в Москве, а в 1883 г. издал работу о частновладельческом хозяйстве в 6 уездах Московской губ. В 1890 г. обработал сведения о кустарных промыслах Богородского уезда. В Таврической губ. выполнил исследование крестьянского хозяйства по всей губернии. В 1888 г. выпустил сборник по текущей статистике, с применением экспедиционного метода. С 1900 г. занимался вопросами истории сельского хозяйства. Считал, что Россия вывозит за границу не избыток своего хлеба, а предназначенный для собственного потребления.
   7 Василий Осипович Ключевский (1841-1911) -- историк. В 1865 г. окончил историко-филологический факультет Московского университета. С 1867 г. начал преподавательскую деятельность (Александровское военное училище, Московская духовная академия, Высшие женские курсы, и др.). В 1872 г. защитил магистерскую диссертацию "Древнерусские жития святых как исторический источник", в 1882 г. -- докторскую диссертацию "Боярская дума Древней Руси". С 1879 г. -- доцент, с 1882-го -- профессор русской истории Московского университета, с 1889-го -- член-корреспондент Петербургской Академии наук, с 1900-го -- ака-<[Site424Site]>демик истории и древностей русских, с 1908 г. -- почетный академик по разряду изящной словесности. С 1880-х годов был членом Московского археологического общества, Общества любителей российской словесности, Московского общества истории и древностей российских (председатель в 1893-1905 гг.). "Курс русской истории" (1904-1922; 5 ч.) -- классический труд В.О.Ключевского.
   Глеб Иванович Успенский (1843-1902) -- писатель. Учился в Петербургском (1861 г.) и Московском (1862-1863 гг.) университетах, которые не окончил. Начал печататься в 1862 г., став видным представителем радикальных кругов литературы 1860-х годов. В 1864-1865 гг. сотрудничал в журнале "Русское слово", в 1865-1866 гг. -- в некрасовском "Современнике". Главные темы произведений Успенского -- жизнь и быт мелких чиновников и городской бедноты. В начале 1870-х годов совершил поездки за границу, сблизился с деятелями революционного народничества. С 1873 г. и до болезни (начало 1890-х годов) находился под негласным надзором полиции. С конца 1870-х годов центральной темой творчества Успенского становится пореформенная русская деревня.
   8 Иосиф Волоколамский (Иосиф Волоцкий (в миру -- Иван (Иоанн) Санин; 1440-1515) -- святой Русской Церкви, почитается в лике преподобных, память совершается 9 (22) сентября и 18 (31) октября. Происходил из дворянской семьи. С восьми лет учился грамоте у старца Арсения в Волоцком Крестовоздвиженском монастыре. Около 1459 г. решил принять монашество. Восемнадцать лет прожил в обители Пафнутия Боровского, который отличался праведной жизнью и большим трудолюбием. В 1477 г., перед своей кончиной, Пафнутий назначил преемником Иосифа. В 1479 г. основал на родине во владениях волоцкого князя в 20 км от Волоколамска, у слияния речек Сестры и Струги Иосифо-Волоколамский монастырь и с самого начала пользовался поддержкой удельного князя Бориса. Каменный храм был завершен строительством за 5-6 лет, расписывал его Дионисий. Монастырь, руководимый Иосифом, отличался особой строгостью поведения. Иосиф был талантливым церковным писателем (книга "Просветитель" и нескольких посланий), участвовал в обсуждении актуальных для того времени вопросов отношений церкви и государства. Обличая ереси жидовствующих, призывал светские власти преследовать и казнить отступников от православия и тех еретиков, кто "прельщает" православных еретическими учениями. Был канонизован в 1579 г. 14 июня 2009 г. у стен Иосифо-Волоцкого монастыря открыт бронзовый памятник его основателю. 7 декабря того же года он был объявлен покровителем православного предпринимательства и хозяйствования.
   9 Даниил (1492-1547) --митрополит московский и всея Руси в 1522-1539 гг. Происходил из Рязанской земли; с 1515 г. -- игумен Иосифо-Волоколамского монастыря; ученик Иосифа Волоцкого. Представитель самых агрессивных церковных кругов, заинтересованных в союзе с великокняжеской властью. В 1525-1531 гг. организовал ряд церковных соборов, осудивших нестяжательскую группировку противников Иосифа Волоцкого -- Вассиана Патрикеева, Максима Грека и др. Даниил -- автор многочисленных сочинений церковно-полемического характера, в которых обличал еретиков и нестяжателей.
   <[Site425Site]>
   10 Ярлык -- письменное повеление хана о воплощении законов. Тарханная грамота -- в Древней Руси и Золотой Орде это документ, подписанный князем (ханом), дающий его владельцу право на освобождение от различных повинностей и обязанностей.
   11 Епифаний Премудрый (? -- 1420) -- монах агиограф, духовный писатель, православный святой. Известен, как составитель житий преподобного Сергия Радонежского и Стефана Пермского. Почитается в лике преподобных, память совершается 23 мая (5 июня) в Соборе Ростово-Ярославских святых. В молодости жил в Ростове в монастыре Григория Богослова, именуемом "Затвор*. Изучил там греческий язык и хорошо усвоил библейские, святоотеческие и агиографические тексты. Возможно, побывал в Константинополе, на Афоне, в Иерусалиме. Вероятно, в 1380 г. жил в Троицком монастыре под Москвой у Сергия Радонежского. Занимался книгописной деятельностью. После смерти Сергия, в 1392 г. перебрался в Москву на службу к митрополиту Киприану. Близко сошелся с Феофаном Греком. В 1408 г. во время нападения на Москву хана Едигея бежал в Тверь, где познакомился с архимандритом Спасо-Афанасьева монастыря Корнилием. В 1410-е гг. Епифаний вновь поселился в Троице-Сергиевом монастыре.
   12 Осада Троице-Сергиева монастыря войсками Лжедмитрия II, продолжалась почти шестнадцать месяцев -- с 23 сентября 1608 по 12 января 1610 г., когда она была снята войсками Михаила Васильевича Скопина-Шуйского и Якоба Делагарди. К началу XVII в. Троице-Сергиев монастырь уже был влиятельным религиозным центром и первоклассной военной крепостью. Монастырь окружали 12 башен, соединенных крепостной стеной протяженностью 1250 метров, высотой от 8 до 14 метров, толщиной в 1 метр. На стенах и башнях размещалось 110 пушек, имелись многочисленные метательные устройства, котлы для варки кипятка и смолы, приспособления для их опрокидывания на неприятеля. Укрепившись под Москвой, Лжедмитрий II и поддерживавшие его польские силы предприняли попытку организовать ее блокаду. Занятие монастыря давало возможность полной блокады Москвы с востока и контроль над северо-восточными районами Руси, а привлечение на свою сторону влиятельной монастырской братии сулило окончательное крушение авторитета царя Василия Шуйского и последующее венчание на царство Лжедмитрия II. Для решения этой задачи к монастырю было направлено объединенное польско-литовское войско гетмана Яна Сапеги, усиленное отрядами их русских союзников-тушинцев и казаков под командованием полковника Александра Лисовского. Правительство Василия Шуйского заранее направило в монастырь стрелецкие и казачьи отряды воеводы Григория Долгорукова-Рощи и московского дворянина Алексея Голохвастова. Руководители польско-литовского войска не ожидали упорной обороны монастыря, уверовав в неприятие населением России царствования Василия Шуйского и паралич российской государственной власти. Но архимандрит монастыря Иоасаф ставил превыше всего не исполнение присяги царю Василию Шуйскому, а защиту православия и обязанность "верно служить государю, который на Москве будет". Осажденные с трудом отбили два штурма, ждали третий штурм, который мог стать последним для Лавры. Осажденных могло спасти только чудо<[Site426Site]>и оно свершилось: несогласованность атакующих стала переломным моментом в борьбе за монастырь. Осада была снята. Благополучное окончание осады оказало значительное влияние на настроения населения, подняло боевой дух войска, которое впервые за время Смуты дало столь решительный отпор противнику.
   13 Коряжемский (Корежемский) Николаевский монастырь -- мужской православный монастырь недалеко от Сольвычегодска, при впадении реки Коряжемки в реку Вычегду. Монастырь основан в 1535 г. монахом Павло-Обнорского монастыря Лонгином и Симоном Сойгинским. В монастыре долгое время жил ученик святого Лонгина -- святой Христофор Коряжемский, позже основавший Христофорову пустынь. Расцвет культурной жизни монастыря следует отнести к середине XVII в., когда игуменом монастыря становится Александр, будущий епископ сначала Коломенский, а потом Вятский. Монастырь был упразднен в 1863 г. В 1896 г. снова стал действующим. В сентябре 1918 г. в монастыре были расстреляны находившийся здесь архимандрит Сольвычегодского Введенского монастыря Феодосий (Соболев), архимандрит Коряжемского Николаевского монастыря Павел (Моисеев), иеромонахи Никодим (Щапков), Серафим (Кулаков) и архангельский купец Павел Ганичев. Монастырь упразднен в 1920-е годы.
   14 "Пахать възгоном" -- значило, "сгонять" крестьян всех сел и деревень на монастырскую пашню, отведенную при каком-либо одном селении.
   15 Ез -- рыбная ловля.
   16 Нил Сорский (в миру -- Николай Майков) (около 1433-1508) -- церковный и общественный деятель, глава нестяжателей. Постригся в монахи Кирилло-Белозерского монастыря, странствовал по Востоку, побывал в Константинополе и Афоне, где познакомился с исихазмом, изучал патристическую литературу. Вернувшись на родину, основал вблизи Кирилло-Белозерского монастыря, у реки Соры, обитель. Учение Нила Сорского развивало мистико-аскетические идеи в духе исихазма Григория Синаита, требуя сосредоточения верующего на своем внутреннем мире, личного переживания веры как непосредственного единения верующего с Богом. Учение Нила Сорского противостояло сторонникам Иосифа Волоцкого.
   17 Андрей Михайлович Курбский (1528-1583) -- военный деятель, писатель-публицист. Получил хорошее образование (изучал грамматику, риторику, астрономию и философию). В 1540-1550-х годах был одним из самых близких людей русского царя Ивана IV Грозного. Занимал высшие административные и военные должности: входил в Избранную раду, участвовал в Казанских походах 1545-1552 гг. С 1561 г. командовал всеми русскими войсками в Прибалтике, одержал ряд побед в ходе Ливонской войны, после чего был воеводой в Юрьеве (Дерпте). Боясь опалы после падения правительства А.Ф.Адашева, с которым был близок, 30 апреля 1564 г. бежал в Литву. Польский король пожаловал ему несколько имений в Литве (в том числе г. Ковель) и на Волыни. Возглавил одну из польских армий в войне против России. В 1564-1579 гг. направил Ивану IV три послания (положившие начало известной переписке с царем), в которых обвинил<[Site427Site]>его в жестокости и неоправданных казнях. В 1573 г. написал "Историю о великом князе Московском" -- политический памфлет" в котором выступал против усиления самодержавной власти.
   18 Иван (Иоанн) III (1440-1505) -- великий князь московский с 1462 по 1505 г., сын московского великого князя Василия II Васильевича Темного. В годы правления Ивана Васильевича произошло объединение значительной части русских земель вокруг Москвы и ее превращение в центр общерусского государства; было достигнуто окончательное освобождение страны из-под власти ордынских ханов; принят Судебник (1497 г.) -- свод законов государства, и проведен ряд реформ, заложивших основы поместной системы землевладения.
   19 Ганза -- торговый союз северо-немецких городов. Слово "hanse" применялось в северной Европе для обозначения всякой гильдии или ассоциации торговцев. Задолго до норманнского завоевания Англии, Кельнская Ганза имела особые привилегии в Лондоне. К ней присоединились торговцы из других рейнских городов, и в XII в. король Англии Генрих II подтвердил ее права. В XIII в. немецкие города на Балтике образовали другие союзы торговых гильдий с целью защиты от пиратов, чрезмерных таможенных сборов и дискриминационных правил. В 1241 г. Любек, центр балтийской торговли, заключил соглашение с Гамбургом, и их союз явился ядром конфедерации, которая в начале XIV в. поглотила другие союзы и привлекла много новых городов по берегам Балтийского и Северного морей, а также множество городов в глубине континента. Число членов Ганзы менялось, но в период, когда она достигла расцвета, их насчитывалось более семидесяти. Ганза создала специальные органы для управления общими делами своих членов и имела постоянные торговые конторы в Брюгге, Бергене, Лондоне, Новгороде и других местах, с исключительными правами продавать балтийские изделия. Для членов союза были установлены правила внешней торговли. Союз стремился оказывать им поддержку, которой не могла дать слабая германская монархия, но Ганза все же была чисто коммерческой, а не политической организацией. Богатство и могущество Ганзы росли, главным образом за счет неукоснительной реализации торговых привилегий. Однако в XV в. она начала приходить в упадок, на балтийском и атлантическом побережье появились мощные морские государства, а торговля постепенно переместилась на юг и на запад. Число городов в союзе неуклонно уменьшалось вплоть до начала XVII в., когда их осталось лишь 14. Формально Ганза просуществовала до 1669 г.
   20 Казань была завоевана русскими войсками в октябре 1552 г. Присоединение Астрахани к России произошло в 1556 г.
   21 Михаил Федорович (1596-1645) -- первый царь из рода Романовых, сын Федора Никитича Романова (патриарха Филарета) и Ксении Ивановны Шестовой. Избранный на московский престол, И июня 1613 г. Михаил венчался на царство на особых условиях; самодержцем назвался с 1625 г. К земским соборам обращался во всех важных делах. Заключил Столбовский мир 1617 г., отдав шведам морские прибрежья и выплатив 20 тыс. руб.; в 1618 г. заключил на 14, 5 лет перемирие в Деу-<[Site428Site]>лине с поляками, что дало России возможность собраться с силами для ликвидации последствий смуты, и заключение окончательного Поляновского мира (1634 г.) (20 тыс. руб. контрибуции и отказ от Смоленска и Чернигова), завершившего Смоленскую войну 1632-1634 гг. между Россией и Речью Посполитой.
   22 В 1551 г. Стоглавым собором был принят приговор, в котором воспрещалось владельцам некоторых городов продавать свои вотчины инородцам без доклада Государю. В число этих городов Рыльск, Путивль и Курск не вошли. Князьям ярославским, суздальским и стародубским было запрещено продавать вотчины сторонним людям, без доклада Государю. Приблизительно к тому же времени относится указ о правах распоряжения купленными и родовыми вотчинами бездетных владельцев.
   23 Воин Лукьянович Корсаков -- воевода Соликамска в 1623-1624 гг.
   24 Савво-Сторожевский (Саввино-Сторожевский) монастырь -- основан около 1398 г. звенигородским князем Юрием Дмитриевичем и Саввой -- последователем Сергия Радонежского на горе Стороже (около Звенигорода). В 1404 г. Юрий Дмитриевич наделил монастырь обширными угодьями. В 1405 г. на месте деревянного собора Рождества Богородицы был построен белокаменный. В середине XVII в. в период конфликта между церковной и светской властью царь Алексей Михайлович опирался на монастырскую братию. В 1650-1654 гг. возводятся Сергиевская церковь, колокольня, трапезная и дворец, стены и башни. В 1693 г. была построена Преображенская церковь, украшенная изразцами. Монастырь был закрыт в 1918 г. В 1941 г. был разрушен уникальный 35-тонный Большой Благовестный колокол (изображенный на гербе Звенигорода), звон которого, по свидетельству очевидцев, доходил до Москвы (в начале XXI в. на замену этого колокола был установлен другой, вновь отлитый). В 2007 г. был установлен и освящен памятник преподобному Савве Сторожевскому.
   Спасо-Зарецкий монастырь был учрежден в середине XV в. По преданию, название "Зарецкий" он получил от города Зареческа, который находился на месте села Спасского. До 1651 г. он управлялся игуменами, а по уничтожении самостоятельности -- уже строителями, и кроме того, на монастырском дворе Спаса Зарецкаго "жили приказщики, переменяючись погодно". Около 1676 г. монахов в монастыре, кроме строителей, уже никого не было. Местные воеводы постоянно вмешивались в жизнь обители. В 1651 г. Зарецкий монастырь был приписан к Звенигородскому Саввино-Сторожевскому монастырю, в 1764 г. упразднен и обращен в приходскую церковь. Село Спасское перестало быть монастырским вотчинным селом и вошло в состав Рязанского уезда Московской губернии.
   25 Боголюбский в честь явления Боголюбской иконы Божией Матери (Рождества Богородицы) монастырь -- название двух современных православных монастырей (женского и мужского) в поселке Боголюбове Суздальского района Владимирской области (Владимирская епархия Русской православной церкви). Занимают территорию дворца-замка Андрея Боголюбского. Владимиро-суздальский князь Андрей Юрьевич Боголюбский (младший сын ростово-суздальского князя Юрия Владимировича Долгорукого) основал около 1158 г. здесь загород-<[Site429Site]>ную резиденцию -- "град камен" Боголюбове, в котором также воздвиг храм в честь Рождества Богородицы. От белокаменной церкви Рождества Богородицы, рухнувшей в 1722 г., сохранилась только цокольная часть.
   26 Сильвестр (конец XV в. -- ок. 1565) -- церковный, политический и литературный деятель XVI в" протопоп Благовещенского собора Московского Кремля. Став к 1549 г. одним из самых приближенных к царю Ивану Грозному людей (указание на то, что он был избран "для совета в духовных делах и спасения души", позволяло даже предполагать, что он мог быть духовником молодого правителя), вошел в Избранную раду, которая на рубеже 1540-1550-х годов подменила Боярскую думу в текущем управлении и законодательстве. В 15.51 г. принимал участие в работе Стоглавого собора, составил программу реформ православной церкви в виде царских вопросов к Собору. Умел влиять на царя опосредованно, через близких к тому людей. После 1553 г. был отстранен от государственных дел и вынужден был ограничиться обычной иерейской службой в своей церкви. Именно к этому времени относят его работу над составлением свода правил повседневного поведения горожанина -- знаменитого "Домостроя". Считается, что Сильвестр является автором 64-й главы "Домостроя" (так называемый "Малый Домострой") и автором окончательной редакции "Домостроя". В этом сочинении, характеризуя идеальную жену, именовал ее "государыней дома" и списывал ее образ со своей матери -- житейски мудрая, умеющая вести дом, практичная. Произведение завершается "посланием" и "наказанием" от отца к сыну, написанным от первого лица и основанного явно на личном житейском опыте. В 1560 г. Сильвестр был сослан в Соловецкий, а оттуда -- переведен в Кирилло-Белозерский монастырь. Там он постригся в монахи под именем Спиридона и умер в Вологде. Сильвестр был известен и как собиратель икон и рукописных книг, содействовавший их изготовлению. По инициативе Сильвестра был составлен реестр сюжетов "стенного бытейского письма" (картин из библейской книги Бытия), украсивших Золотую палату Кремлевского дворца. Реестр отразил видение Сильвестром праведного царствования. В своих посланиях Сильвестр касался прав и обязанностей церковных иерархов, государственных деятелей и русского государя.
   27 Владимир Мономах (1053-1125) -- великий князь киевский, писатель, полководец, законодатель. С 1076 г. княжил в Чернигове, с 1094 г. -- в Переяславле. В 1113 г. становится Киевским князем. В составе Лаврентьевской летописи дошло три сочинения Владимира Мономаха: "Письмо Олегу", автобиографическое повествование и "Поучение", характеризующие автора как оригинального мыслителя, тонкого политика и мастера слова. В сочинениях Владимира Мономаха формулируется идея необходимости единства правящего рода Рюриковичей и взаимной ответственности власти и населения, подробно описан идеальный образ правителя, справедливость рассматривается как законность. В целом, сочинения Владимира Мономаха -- это наставление, исходящее из православных принципов и возводящее в нравственную норму уклонение от зла и борьбу за справедливость.
   28 Иван (Иоанн) IV Васильевич Грозный (1530-1584) -- великий князь московский и всея Руси (с 1533 г.), первый царь всея Руси (с 1547 г.).
   <[Site430Site]>
   29 "Дикое поле" -- историческое название неразграниченных и слабозаселенных причерноморских и приазовских степей между средним и нижним течением Днестра на западе, нижним течением Дона и Северским Донцом на востоке, от левого притока Днепра -- Самары и верховьев притоков Южного Буга -- Синюхи и Ингула на севере, до Черного и Азовского морей и Крыма на юге. Степи "Дикого поля" были пригодны для развития земледелия, скотоводства и промыслов, что приводило к началу их освоения еще во времена Киевского государства. Препятствовали этому набеги степных кочевников, которые волнами прокатывались по этим землям с древнейших времен. Особенно благоприятным для заселения "Дикое поле" стало в XIV-XV вв., когда территория правобережной Украины вошла в состав Литовского государства, позднее объединившегося с Польским Королевством в Речь Посполитую (1569 г.). Земли "Дикого поля" осваивались и заселялись беглыми крестьянами и холопами из панских имений и крепостными из России и Речи Посполитой. Впоследствии Московское правительство для освоения "Дикого поля" и защиты южных и юго-восточных рубежей создавало системы оборонительных сооружений. На оборонительных линиях селились служилые люди, Здесь в XV в сформировалось казачество. В XVI-XVII вв. Польско-Литовское государство "Диким полем" считало украинские земли, находившиеся на восток и юг от Белой Церкви, и раздавало их магнатам и знатнейшим в частную собственность как незаселенные. В конце XVII в. термин "Дикое поле" перестал употребляться. В границах "Дикого поля" сейчас располагаются Луганская, Донецкая, Днепропетровская, Запорожская, Кировоградская, Полтавская, Николаевская, Одесская, Харьковская и Херсонская области Украины, Приднестровская Молдавская Республика, а также Тульская, Липецкая, Тамбовская, Воронежская, Орловская, Курская, Белгородская и Ростовская области России.
   30 Смутное время -- обозначение периода истории России с 1598 по 1613 гг., ознаменованное стихийными бедствиями, польско-шведской интервенцией, тяжелейшим политическим, экономическим, государственным и социальным кризисом.
   31 Замосковный край -- название территории Русского государства, охватывавшей в основном владения древней Ростово-Суздальской земли -- в бассейне верхней Волги, по левому берегу Оки, ее левых притоков (Москвы, Клязьмы и др.). В XIV-XV вв. Замосковный край был основой, на которой складывалось Русское централизованное государство. Термин "Замосковный край" употреблялся в официальных документах XVI-XVII вв., когда это была наиболее густонаселенная и экономически развитая часть Русского государства. По административному делению 1708 г. Замосковный край вошел в основном в состав Московской губернии.
   32 Борис Иванович Морозов (1590-1661) -- государственный деятель, боярин. Был воспитателем ("дядькой") царя Алексея Михайловича. Руководил приказами Большой казны, Стрелецким, Аптекарским, Новой четью. Стремясь увеличить доходы казны, Б.И.Морозов сократил жалованье служилым людям и ввел высокий косвенный налог на соль. Эти меры явились одной из причин Московского восстания 1648 г. Восставшие требовали выдачи Морозова, но царь укрыл его в своем дворце, затем отправил в фиктивную ссылку в монастырь, через<[Site431Site]>4 месяца вернул в Москву. Б.И.Морозов участвовал в подготовке Уложения Алексея Михайловича 1649 г. и до конца 1650-х годов продолжал негласно руководить правительством. Морозову принадлежали 55 тысяч крестьян, железоделательные, кирпичные, поташные заводы, мельницы, винокурни. Хозяйство Морозова являлось примером сочетания традиционного патриархального землевладения с активной торгово-промышленной деятельностью.
   Никита Иванович Одоевский (1605-1689) -- ближний боярин и воевода, сын боярина князя Ивана Никитича Большого. Рано лишившись отца, он с самого раннего возраста состоял на государевой службе: в 1618 г. был в свите царя в звании стольника, принимал участие в стычках с поляками, за что ему было пожаловано его поместье в вотчину. Осенью 1633 г. был назначен воеводой в Ржев, в 1635 г. был пожалован в большие стольники. 12 января 1640 г. пожалован из стольников в бояре и был отправлен воеводой в Астрахань. В 1643 г. занял пост первого судьи в Казанском и Сибирском приказах; в 1644 г. вел переговоры с датскими послами. Одоевский находился в близких отношениях к Б.И.Морозову. 1 февраля 1646 г. получил почетное назначение на пост главного воеводы в Ливны--руководить защитой южных границ Московского государства от возможного нападения крымцев. В 1647-м отозван в Москву. Возглавлял комиссию по составлению Уложения 1648 г. В 1651 г. получил новое назначение -- первым воеводой в Казань, где и пробыл до 1653 г. В 1654-1655 гг. -- участник военных походов против поляков. В 1865-1866 гг. вел переговоры с приехавшими в Москву для подтверждения Столбовского мира шведскими послами. В 1668 г. был поставлен во главе приказов: Большой казны, Земского и Рейтарского. В 1677 г. ему был поручен Аптекарский приказ, в 1681 г. -- московский Судный приказ, затем -- Расправная, Золотая или Разрядная Палата. На соборе 1682 г., собранном по поводу уничтожения местничества, занимал первое место. В 1680-х годах -- глава Расправной Палатой.
   33 Речь идет о следующей работе: Забелин И.Е. Большой боярин в своем вотчинном хозяйстве (XVII век) // Вестник Европы. 1871.T.I. Январь. Кн. 1; Февраль. Кн. 2. Иван Егорович Забелин (1820-1909) -- историк и археолог, член-корреспондент (1884), почетный член Петербургской академии наук (1907). Общение с Т.Н.Грановским определило вектор исследования Забелина -- материальная база исторического развития. В 1837-1859 гг. работал в Оружейной палате, в 1859-1876 гг. -- в Археологической комиссии. В 1879-1888 гг. -- председатель общества истории и древностей российских при Московском университете, один из организаторов Исторического музея в Москве, а в 1883-1908 гг. -- фактически его руководитель. Автор работ по истории материальной культуры.
   34 Имеется в виду русский царь Михаил Федорович (1596-1645), см. о нем выше. Алексей Михайлович (1629-1676) -- второй русский царь из династии Романовых (правил в 1645-1676 гг.), сын Михаила Федоровича и его второй жены Евдокии.
   35 Петр Тихонович Траханиотов (первая половина XVII в.) -- окольничий. В начале царствования Алексея Михайловича состоял начальником Пушкарского приказа, входил в ближайшее окружение боярина Б.И.Морозова. Траханиотов<[Site432Site]>возбудил против себя народную ненависть, его обвиняли в хищничестве и самоуправстве. Во время Московского бунта 1648 г. народ потребовал у царя расправы над Траханиотовым. Стремясь успокоить протесты, царь приказал предать Траханиотова казни.
   36 Федор Иванович Шереметев (?-1650) -- боярин, сын Ивана Васильевича Шереметева Меньшого. Подписал избирательную грамоту Борису Годунову, но затем примкнул к враждебной Годунову партии Романовых, с которыми по жене состоял в родстве. Был отправлен главным воеводой в Тобольск, где пробыл до 1603 г. После смерти Бориса Годунова перешел на сторону Лжедмитрия I, за что был пожалован в бояре. По всей вероятности, именно Ф.И.Шереметев ввел в Москву войско, которое помогало заговорщикам свергнуть самозванца. После избрания на престол Василия Шуйского, Шереметев участвовал в ряде военных кампаний: в 1607 г. занял Астрахань и двинулся вверх по Волге, очищая ее от "воров". В начале 1610 г. Шереметеву удалось соединиться с Михаилом Васильевичем Скопиным-Шуйским в Александровской слободе и освободить Москву. После низложения Шуйского, Шереметев стоял в Думе за выдвижение на престол русского кандидата, но позже поддержал польского королевича Владислава и, находясь в числе 7 бояр ("семибоярщина"), участвовал в посольстве к гетману Станиславу Жолкевскому с предложением короны Владиславу. Принимал большое участие в Избирательном соборе 1613 г., находился в переписке с Романовыми. Безоговорочно поддержал выдвижение на престол Михаила Федоровича. В 1615 г. участвовал в освобождении от шведов Пскова, в 1617 г. руководил Разбойным приказом, принимал участие в посольских съездах под Москвой, закончившихся Деулинским перемирием и вечным Поляновским миром. В 1649 г. принял иноческий чин и назван был в постриге Феодосием.
   37 Яков Никитич Одоевский (Р-1697) -- ближний боярин и воевода, дворецкий, наместник Костромской и Астраханский. Сын боярина князя Никиты Ивановича Одоевского. С 1653 г. -- комнатный стольник. В 1656 г. вместе с отцом был на съезде послов в Вильно. В 1663 г. пожалован в бояре и дворецкие. В 1663-1666 и 1672-1674 гг. -- первый воевода в Астрахани, в 1668-1670 гг. -- ближний боярин и наместник Костромской, в 1670-1671 гг. -- управлял приказом Казанского дворца. В 1681--1683 гг. управлял приказами Казанского дворца и Стрелецким. В 1683 г. был назначен великим и полномочным послом на съезде с польскими послами. В 1689 г. управлял Аптекарским приказом и одновременно присутствовал в Палате расправных дел.
   38 Павел Стефанович Потоцкий (Р-1674) -- польский военачальник, каштелян каменецкий; польский писатель. В 1670 г. издал свои воспоминания о пребывании в России, которые, вместе с дополнениями общего характера, составили краткую историю Московского государства: "Moschovia sive brevis narration, de moribus Magnae Russorum Monarchiae animadversionibus civilibus et politicis documentis moderno regnorum et rerumpublicarum statui accommodata". В этом сочинении описал все стороны русской жизни. В особом отделе: "Proceres Maioris subsellii vulgo Sclavonica lingua "Boiare Dumnoi" appellati quasi palatini" дал рез-<[Site433Site]>кую, но справедливую и беспристрастную характеристику вельмож царствования Алексея Михайловича -- Афанасия Лаврентьевича Ордина-Нащокина, Богдана Матвеевича Хитрово, Никиты Ивановича Одоевского.
   39 Лаврентий Рингубер (старший) (1640-?) --доктор медицины, придворный врач. Окончил Альтенбургскую гимназию и Лейденский университет. В 1667 г. состоял помощником у доктора Блюментроста -- придворного врача царя Алексея Михайловича. В Москве занимался медициной, давал уроки его детям и около года состоял учителем. В 1672 г., по желанию царя, вместе с пастором Грегори написал первую сыгранную в России пьесу "Агасфер и Эсфирь", занимался обучением исполнителей всех ролей. В конце того же года -- первый секретарь посольства Павла Менезия, отправлявшегося с дипломатическим визитом в Вену, Берлин, Дрезден, Венецию и Рим. В мае 1674 г. вернулся в Москву и предложил для представления царю собрание книг, содержавших разнообразные сведения о Саксонии и о порядке управления в богословском, политическом и экономическом отношениях, а также целый ряд проектов преобразований для России, касавшихся внешней политики и внутренних реформ. Летом 1674 г. в составе чрезвычайного посольства Семена Михайловича Протопопова (направленного в Саксонию), в сентябре 1675 г. вновь в Москве, поступил в русскую службу "дохтуром" Аптекарского приказа. Весной 1678 г. покинул Россию. Побыв недолго в Англии, в конце марта 1679 г. прибыл в Рим и здесь представил Папе Иннокентию XI две записки (1679 г. и 10 апреля 1680 г.) о соединении церквей. В 1681 г. он уже был в Париже и подал записку французскому королю о выгодах сношений с Россией. В 1684 г. вновь побывал в Москве, имел аудиенцию у царей и несколько раз был у князя В.В.Голицына, которого заинтересовал своими проектами сближения России с Персией, Китаем и Абиссинией. Но из-за политической нестабильности в России проектам исполниться было не суждено. Вернулся в Германию.
   40 Федор Васильевич Волынский (?-1646) -- стольник и воевода, затем окольничий. В августе 1606 г. Разрядный приказ провел смотр в полках, стоявших южнее Оки, для чего под Кромы и в Орел был направлен Волынский, а в Новосиль и Елец -- стольник князя Ю.Д.Хворостинина. В 1613 г. упоминается в числе посланных в Кострому, с просьбой ко вновь избранному царю Михаилу Федоровичу и его матери как можно скорее прибыть в Москву. В 1614 г. послан на воеводство в Коломну, затем отправлен первым воеводой в Сургут. Впоследствии служил при дворе, участвовал в приемах иностранных послов, в других дворцовых церемониях. В 1638 г. -- первый воевода в Астрахани.
   Федор Степанович Урусов (?-1694) -- боярин, воевода в Великом Новгороде (1683-1684 гг.). Входил в число фаворитов царя Федора Алексеевича, сопровождал его в походах 1680-1681 гг. С 1683 по 1684 г. воевода в Великом Новгороде. С 1692 г. начальник Рейтарского, Иноземного и Пушкарского приказов, руководил военными преобразованиями первых лет царствования Петра I. С 1693 г. -- владелец села Урусове (Михайловское) Веневского уезда.
   <[Site434Site]>
   41 Алексей Андреевич Голицын (1622-1694) -- князь, боярин с 1658 г., в 1664-1667 гг. -- воевода тобольский, в 1682-1684 гг. -- киевский воевода.
   42 Петр Петрович Головин Меньшой (?-1627) -- сын боярский и голова, затем стольник и воевода, затем боярин, 7-й из 8 сыновей окольничего П.П.Головина от брака с А.И.Поджогиной. В 1599-1604 гг. служил сначала головой, затем воеводой "в Новом Цывелском городе". В 1613 г. прислан воеводой в Терский городок. В мае 1614 г. отправил в помощь астраханцам (выступившим против мятежного атамана И.Заруцкого, запершегося с казаками в местном кремле) отряд стрельцов во главе с сотником В. Хохловым. Умер, постригшись в монашестве и схиме с именем Павла.
   Алексей Игнатьевич Зубов -- воевода в Астрахани в 1625 г.
   43 Юртовские ногайские татары -- тюркоязычный народ на Северном Кавказе. Говорят на ногайском языке, который относится к кыпчакской группе (кыпчакско-ногайской подгруппе) тюркских языков. Вопрос о происхождении этнической группы юртовских татар вызывает острые дискуссии. Одни исследователи видят в них ногайцев-- выходцев из Большой Ногайской Орды, переселившихся под Астрахань во второй половине XVI -- начале XVII в., другие -- особую группу "астраханских татар" -- потомков татар Астраханского ханства. Третьи считают их потомками хазар или печенегов. В источниках второй половине XVI -- первой четверти XVII в. именовались по-разному: "ногаи", "татары", "ногайские татары", "астраханские татары", "юртовские татары". В XVIII-XIX вв. за астраханскими ногайскими татарами закрепилось название "юртовские" (в ряде источников это переводится как "туземцы", "те татары, кои где-нибудь свое постоянное место жительства имеют", "живущие домами", "местные"),
   44 Семен Яковлевич Беклемишев -- князь, астраханский воевода в 1659-1667 гг.
   44а Львов Семен Иванович (?-1671) -- стольник и воевода из княжеского рода Львовых. С 1634 г. находился на дворцовой службе, с 1657 г. служил воеводой в Путивле, в 1658 г. участвовал в переговорах с поляками в Вильне, против которых воевал впоследствии в составе Новгородского разряда. С 1662 г. -- воевода в Пскове, в 1664-1665 гг. -- полковой воевода в Белгороде. В 1667 г. был назначен в Астрахань к воеводе И.С.Прозоровскому, где от имени царя вел переговоры со Степаном Разиным. В 1670 г., после захвата разницами Царицына, во главе стрелецкого отряда пошел на Разина, однако из-за взбунтовавшихся стрельцов попал в плен, был казнен годом позже, когда в Астрахань пришла весть о казни Разина в Москве.
   45 Юрий Крижанич (около 1618-1683) -- писатель. По национальности хорват. Получив богословское образование в Загребе, Болонье, Риме, был священником-миссионером, состоял на службе ватиканской конгрегации пропаганды веры. Много путешествовал по Европе, пропагандируя идею "славянского единства". В 1647 г. первый раз приехал в Москву, второй раз -- в 1659-м, по неизвестной причине был арестован и в 1661 г. сослан в Тобольск. В 1676 г. получил разрешение выехать из России. Его сочинения включают трактаты по философии,<[Site435Site]>политэкономии, истории, музыке. В сочинениях, написанных в ссылке, -- "Политика" (1663-1666 гг.), "Об божием смотрению" (1666-1667 гг.), "Толкование исторических пророчеств" (1674 г.) были подвергнуты критике различные стороны жизни современного ему русского общества и выдвинута программа преобразований, основанная на анализе экономического положения и внутренней политической обстановки.
   46 Павел (?-1675) -- митрополит Сарский, Подонский и Козельский. В митрополиты хиротонисан в 1664 г. из архимандритов Чудова монастыря, где игуменствовал с 1659 г. Принимал участие в Соборе 1666-1667 гг., осудившем Никона. В 1667 г., за несогласие подписать соборные статьи, в которых говорилось о некотором подчинении патриарха царю, был лишен права совершать богослужение и отрешен от местоблюстительства патриаршего престола. Человек образованный, митрополит Павел отвечал за исправление славянского перевода Библии на основании греческого текста. Другая его работа -- это "Извещение о согласнейших пометах вкратце изложенных со изящным намерением, требующим учитися пению". Пользовался известностью как проповедник и оратор.
   47 Федор Алексеевич (1661-1682) -- русский царь, старший сын царя Алексея Михайловича и его первой жены Марии Милославской. Получил образование под руководством Симеона Полоцкого, знал латынь, греческий и польский языки, увлекался церковным пением. Престол занял 29 января 1676 г. Первые четыре года царствования вел войны--за удержание Украины, с турками, с крымскими татарами и со шведами (1676-1681 гг.). В 1681 г. был подписан Бахчисарайский мирный договор с Турцией, которая отказалась от всех притязаний на Левобережную Украину. Проводил реформы в управлении государством и в организации армии. В 1678 г. была проведена перепись населения, было уничтожено местничество (1682).
   48 Улиссе Альдрованди (1522-1605) -- итальянский натуралист. Основал в Болонье ботанический сад и музей. Автор трудов по естественной истории: "Орнитология" (1599-1603. Т. 1-3), "О насекомых" (1602). Описал ряд новых животных. Способствовал развитию эмбриологии.
   49 Иоганн Колер (Колерус) -- автор работ по сельскому хозяйству. Получил богословское образование и был пастором (сначала в Бранденбурге, потом в Мекленбурге), но также много практически занимался сельским хозяйством. Его работы пользовались большой популярностью. В 1591 г. издал "Экономический календарь", в котором указывал порядок домашних и сельскохозяйственных работ на каждый месяц и собрал многочисленные сельскохозяйственные приметы и наставления, бывшие в ходу у немецких крестьян. В 1593-1601 гг. опубликовал, последовательными частями (всего пяты I -- домашнее хозяйство и поваренная книга; II -- садоводство, огородничество, виноделие, лесоводство; III -- земледелие; IV -- скотоводство, включая птицеводство и пчеловодство; V -- охота и рыболовство) новый трактат под заглавием "Oekonomia oder Hausbuch". Книга выдержала много изданий; в более поздних в нее был включен календарный распорядок работ. Колер очень пространно развивает тему земледелия, подкрепляя<[Site436Site]>свои соображения цитатами из древних авторов. Он напоминает, что Ксенофонт называл земледелие матерью всех искусств и ремесел, прекраснейшим, наилучшим и любезнейшим делом, что Аристотель считал земледелие величайшим и почетнейшим занятием в государстве, что так же смотрели и отцы церкви, например, Иоанн Златоуст, что по Цицерону земледелие делает жизнь блаженной, полезной и приятной, цитирует буконистическую оду Горация и т.д.
   50 Перелог -- участок земли, бывший прежде под пашней, оставленный без обработки более года и заросший сорной растительностью; кратковременная залежь. При переложной системе земледелия плодородие почвы восстанавливалось естественным путем, затем участок вновь распахивался. Переложную систему хозяйства имели жители Поднепровья.
   51 Петр I Великий (1672-1725) -- последний царь всея Руси из династии Романовых (с 1682 г.) и первый император всероссийский (с 1721 г.).
   52 Петр Лукич Львов (?-1715) -- стольник (1660), в 1677-1680 гг. -- воевода в Томске, в Крымском походе 1687 г. -- воевода в Большом полку, тогда же пожалован в окольничие. С 1688 г. -- воевода в Севске, в 1689-1691 гг. -- в Курске, в 1693-1694 гг. -- вновь в Севске. В 1697 г. построил на свои средства корабль для Азовского флота. В 1698 г. -- судья при расследовании дел участников стрелецкого бунта 1698 г, до 1710 г. -- наместник в Казани.
   53 Речь идет об Ю.Б.Бибикове, который был Нерчинским воеводой в 1699-1704 гг.
   54 Иван Иванович Голиков (1735-1801) -- купец, историк. Депутат елизаветинской Уложенной комиссии. Был осужден за злоупотребления по винному откупу, но затем помилован по случаю открытия памятника Петру I в Петербурге в 1782 г. Собирал рукописи, относящиеся ко времени Петра I, и написал обширное сочинение "Деяния Петра Великого" (М., 1788-1789, Ч. 1-12) с "Дополнениями" (М., 1790-1797, Т. 1-18). Главную ценность сочинения И.И.Голикова составляют многочисленные документы и более 2 тысяч писем Петра I.
   55 Варфоломей Варфоломеевич (Бартоломео Франческо) Растрелли (1700-1771) -- архитектор, глава русского барокко середины XVIII в. Итальянец по происхождению, в 1716 г. приехал с отцом в Петербург. В 1725-1730 гг. учился заграницей. В 1730-1763 гг. -- придворный архитектор. Среди построек Растрелли Большой дворец в Петергофе, дворцы М.И.Воронцова и С.Г.Строганова, Большой (Екатерининский) дворец в Царском Селе, Смольный монастырь и Зимний дворец в Петербурге. Леблон Жан Батист Александр (1679-1719) -- французский архитектор. Родился в Париже в семье живописца, гравера и владельца лавки по продаже эстампов "Серебряный колокол". В 1700-1710 гг. исполнял рисунки для "Истории королевского аббатства Сен-Дени". В 1709 г. в трактате М.Дезалье д'Аржанвиля-отца "Теория и практика садового дела", который в XVII в. служил одним из основополагающих руководств, поместил главу, посвященную планировке и декоративно<[Site437Site]>му убранству садов, а также исполнил все иллюстрации. В 1705-1713 гг. построил особняки Шартре и Сэссак в Париже и два загородных дворцово-парковых ансамбля в его окрестностях. В 1716 г. после переговоров с русскими представителями в Париже принял предложение работать в России. В июне 1716 г. в Пирмонте в течение 3 дней, а затем по дороге в Шверин Петр I встречался с Леблоном и решил назначить его "генерал-архитектором", поручив ему все проектные, художественные и строительные работы в Петербурге, Петергофе и Стрельне. С августа 1716 г. жил в России. За два с половиной года архитектор создал генеральные планы Петербурга, Петергофа и Стрельни, проекты образцовых домов для застройки петербургских набережных, перестройки петергофских Верхних палат и переделки декора их интерьеров, декора помещений Монплезира, реконструкции Большого каскада, программу скульптурного и фонтанного убранства Стрельнинского парка. Оказал влияние на развитие всей западноевропейской и русской архитектуры XVII в.
   56 Артемий Петрович Волынский (1689-1740) -- государственный деятель и дипломат. В 1719-1724 гг. -- астраханский губернатор. В 1725-1730 гг. -- казанский губернатор. С 1738 г. -- кабинет-министр и единственный докладчик у императрицы Анны Иоанновны по делам кабинета. Стремился ограничить влияние иностранцев. Вокруг него с начала 1730-х гг. сложился кружок, состоявший главным образом из представителей знатных, но обедневших дворянских фамилий, на заседаниях которого обсуждались проекты государственного переустройства. В том числе и написанные А.П.Волынским "рассуждения": "О гражданстве", "Каким образом суд и милость государям иметь надобно", "Генеральный проект о поправлении внутренних государственных дел" и др. В 1740 г. был арестован, обвинен в измене и казнен.
   57 Клеппер (или эстонская местная) -- порода старинной северной лесной лошади Эстонии. Еще с XVII в. лошадей этой породы вывозили сначала в северные, а позже и в центральные губернии России, где они существенно повлияли на формирование вятской, мезенской и других местных пород.
   58 Иван Ильич Скоропадский (1646-1722) -- гетман объединенного войска Запорожского в 1708-1722 гг., преемник гетмана Ивана Мазепы.
   59 Генеральный писарь войска Запорожского -- возглавлял войсковую канцелярию, исполняя обязанности государственного секретаря: ведал всей войсковой и государственной документацией, готовил указы и приказы, занимался корреспонденцией, отвечал за сохранность войсковой печати. Был первым советником гетмана, участвовал в переговорах на высшем уровне, принимал послов иностранных государств и войск. В военное время исполнял функции, близкие к функциям современного начальника Генерального штаба.
   Семен Савич Савич (?--1725) -- военачальник, "знатный военный товарищ" (1687 г., 1689 г.), писарь генерального суда (1701-1706 гг.). Генеральный писарь (1709-1725 гг.). Арестованный в Петербурге в 1723 г. по делу Полуботка, был заключен в Петропавловскую крепость.
   <[Site438Site]>
   Павел Леонтьевич Полуботок (около 1660-1724) -- государственный, политический и военный деятель, наказной гетман Левобережной Украины (1722-1723 гг.). Учился в Киево-Могилянской академии, служил в казачьем войске. Всю свою энергию направил на хозяйственную деятельность и очень быстро стал одним из самых богатых старшин Гетманщины. В 1722 г. возглавил гетманское правительство. Петр I не признал гетманских полномочий Павла Полуботка, но последний продолжал настойчиво отстаивать украинские права, добиваться отмены постановлений российских властей, которые затрагивали автономный статус Гетманщины, или же откровенно саботировать их выполнение. Весной 1723 г. Петр I вызвал Павла Полуботка для объяснений в Петербург, арестовал, а в ноябре того же года заключил его в Петропавловскую крепость, где наказной гетман и умер. Павел Полуботок известен и как библиофил, его библиотека была одной из лучших в Украине.
   60 Слободские казацкие полки -- военно-территориальные казачьи формирования Российской империи на территории Слободской Украины (Слобожанщины) в XV?-XVI? вв. Основных полков было пять: Харьковский слободской казацкий полк, Сумский слободской казацкий полк, Ахтырский слободской казацкий полк, Изюмский слободской казацкий полк, Острогожский слободской казацкий полк.
   Также непродолжительное время существовало еще два военно-территориальных казацких полка: Балаклейский слободской казацкий полк (1670-1677 гг.), Змиевской слободской казацкий полк (1666--1671 гг.).
   В конце XVIII в. слободские казацкие полки были переформированы в чисто армейские регулярные полки, также собирательно продолжавшие именоваться слободскими, поскольку вели свою историю от слободских казацких полков, все также дислоцировались на территории Слободской Украины, и формировались из ее жителей.
   61 Малороссийская коллегия -- правительственный орган по управлению украинскими землями, входившими в состав Российской империи, учрежденный указом Петра I 16 мая 1722 г. в резиденции украинских гетманов в городе Глухове (вместо существовавшего до этого Малороссийского приказа в Москве) с целью ограничения власти казацкой старшины иа Украине и подчинения ее общероссийскому управлению. Малороссийская коллегия состояла из президента, шести членов и прокурора и подчинялась Сенату. Коллегия рассматривала жалобы на генеральный суд, полковые и ратушные суды, наблюдала за своевременным направлением хлебных и денежных сборов в царскую казну, за распределением военного постоя, а также за деятельностью генеральной войсковой канцелярии. В 1727-1764 гг. Малороссийская коллегия была заменена гетманством, затем была восстановлена для окончательной ликвидации автономии Украины. Упразднена в августе 1786 г. после создания на территории Украины наместничеств и полного подчинения всех украинских местных учреждений центральным коллегиям.
   62 Петр Петрович Толстой (?-1728) -- государственный и военный деятель. В 1719 г. был назначен Петром I в Нежинский казачий полк. Смещен был в 1727 г. А.Д.Меныпиковым, который Толстых считал своими врагами, в том же году ли-<[Site439Site]>шеи графского титула. Уехав из Малороссии, Толстой поселился в подмосковном селе Яковлевке, где и умер.
   63 Мануфактур-коллегия -- центральное государственное учреждение России, ведавшее промышленностью. Учреждена в декабре 1717 г., активно функционировала с 1720 г. До 1722 г. существовала вместе с Берг-коллегией, а затем стала самостоятельным учреждением. Выдавала разрешения на постройку мануфактур, разрешала покупать крестьян к мануфактурам, передавала казенные предприятия частным лицам, судила предпринимателей и работных людей по всем, кроме политических и уголовных делам. В 1727 г. была ликвидирована, ее дела переданы Коммерц-коллегии; но в том же году при Сенате была учреждена Мануфак-тур-контора, которую в 1731 г. объединили с Коммерц-коллегией. Как самостоятельное учреждение восстановлена в 1742 г. и просуществовала до 1779 г. В 1796 г. была вновь восстановлена и упразднена окончательно в начале 1805 г.
   64 Сергей Дмитриевич Голицын (1896-1738) -- государственный деятель, дипломат, тайный советник. В 1718-1722 гг. учился за границей, затем был отправлен в Мадрид с дипломатическим поручением. При назначении С.Д.Голи-цына посланником, была выработана инструкция, из которой следует, что Испания, потерявшая после войны за испанское наследство свое былое могущество, в то время мало интересовала Россию. Ему не было дано никаких политических поручений, не считая задачи добиться признания испанским двором императорского титула российского государя. Донесения князя Голицына за 1723-1725 гг. свидетельствуют о том, что его работа в испанской столице сводилась преимущественно к анализу внешней политики страны. Вернулся в Россию в конце апреля 1726 г. Занимал видное положение при дворе Петра II. В 1729 г. ему было предложено взять на себя управление Сибирью, но Голицын отказался. Направлен посланником в Берлин, где пробыл до 1730 г., а по возвращении был президентом Камер-коллегии (1732-1735 гг.) и выполнял некоторые дипломатические поручения императрицы Анны Иоанновны. В августе 1734 г. был направлен послом в Персию. В марте 1735 г. под Гянджей подписал трактат, уступавший персидскому шаху все земли, которыми Россия владела на каспийском побережье: города Мазандаран, Гилян, Астрабад, Баку и Дербент с уездами. В июне 1736 г., в связи с опалой и заключением в Шлиссельбургскую крепость его отца Д.М.Голицына, указом императрицы Анны Иоанновны был назначен Казанским губернатором (фактически это означало почетную ссылку), но пробыл в этой должности недолго: погиб от удара молнии на охоте в окрестностях Казани.
   65 Шведская война -- речь идет о Северной войне России со Швецией (1700-1721 гг.).
   66 Борис Петрович Шереметев (1652-1719) -- военный деятель, дипломат. Шереметев служил при дворе с 1665 г. В 1679 г. был назначен в Большой полк. С 1681 г. -- тамбовский воевода, участвовал в Крымских походах (1687, 1689). В 1684-1686 гг. был одним из представителей России на переговорах о заключении "Вечного мира" с Польшей. Сторонник Петра I в борьбе за власть. В Азов-<[Site440Site]>ских походах (1695-1696 гг.) командовал армией, действовавшей на Днепре. В 1697-1699 гг. с дипломатической миссией в Европе, посетил Польшу, Австрию, Италию и остров Мальту. В битве под Нарвой (1700 г.) Шереметев командовал конницей. С 1701 г., будучи генерал-фелвдмаршалом, командовал русскими войсками в Прибалтике, где одержал победы при Эрестфере (1701 г.), Гуммельсгофе (1702 г.), взял Копорье (1703 г.) и Дерпт (1704 г.). Во время Полтавского сражения (1709 г.) командовал всей пехотой русской армии, в 1710 г. руководил блокадой Риги. Участник Прутского похода (1711 г.). В 1712-1714 гг. командовал наблюдательной армией против Турции, в 1715-1717 гг. -- корпусом в Померании и Мекленбурге. С конца 1717 г. в бессрочном отпуске, с 1708 г. владел 19 вотчинами, в которых было 5282 двора и 18 000 крепостных.
   67 И.И.Голиков ошибается, в 1718 г. был принят следующий реестр коллегий: Иностранных дел; Казенных сборов; Юстиц-коллегия; Коммерц-коллегия (торговая); Штатс-контора (ведение государственных расходов и составление штатов по всем ведомствам); Камер-коллегия (управление государственными доходами, назначение лиц, заведовавших сбором государственных доходов, установление и отмена податей, соблюдение равенства между податями в зависимости от уровня доходов); Берг-Мануфактур-коллегия (промышленность и добыча полезных ископаемых); Ревизион-коллегия; Военная коллегия; Адмиралтейств-коллегия.
   В 1720 г. был создан Главный магистрат (на правах коллегии). Этот орган координировал работу всех магистратов и являлся для них апелляционной судебной инстанцией. В 1721 г. была учреждена Вотчинная коллегия, заменившая Поместный приказ, а в 1722 г. Берг-Мануфактур-коллегия разделилась на две самостоятельных коллегии.
   68 Лондонское королевское общество по развитию знаний о природе -- ведущее научное общество Великобритании; создано в 1660 г. и утверждено Королевской хартией в 1662 г. Лондонское королевское общество -- самоуправляющаяся частная организация. Формально не связанное с деятельностью правительственных научных учреждений, оно играет важную роль в организации и развитии научных исследований в Великобритании и действует как совещательный орган при решении основных вопросов научной политики, выступает в качестве национальной академии наук в международных неправительственных научных ассоциациях и т.п.
   69 Иоганн Людвиг Люберас-фон-Потт (Любрас) (?-1752) --инженер, генерал-аншеф, строитель Кронштадтского канала и многих крепостей, уполномоченный России на мирном конгрессе в Або (1743 г.), полномочный посол в Швеции. На русской службе с начала XVIII в. Владел многими языками: шведским, немецким, французским, латинским, быстро обучился русскому, инженерному делу обучался у де Геннинга. В 1714 г. в чине инженер-майора, совместно с Деви-ером, строил ревельскую гавань, в 1719 г. наблюдал за всеми баканами и голиками Финского залива. При учреждении Берг-коллегии назначен ее вице-президентом. После Ништадтского мира 1721 г. занялся постройкой и укреплением Ро-гервика (балтийского порта). В 1723-1726 гг. составлял карту Финского залива. В январе 1727 г. был занят постройкой фортеции на острове Наргине. С 1731 г.<[Site441Site]> заведовал Сухопутным шляхетским кадетским корпусом. С 1733 г. в действующей армии. В апреле 1737 г. поставлен во главе совещаний из инженеров и архитекторов для рассмотрения вопроса о чистке боровицких, нощинских и других порогов на реках Мете и Тверце. В июле 1739 г. откомандирован был для осмотра и исправлений крепостей в Кронштадте, Выборге и Кексгольме. В декабре 1742 г. был назначен на конгресс в Або. В конце июня 1744 г. находился с дипломатической миссией в Пруссии. Из Берлина Люберас прибыл с той же миссией в Копенгаген. Наконец в конце 1744 г. совершил вояж в Стокгольм. Все эти поездки были вызваны стремление российских властей прощупать почву у соседей, недовольных последствиями Северной войны. Осенью 1746 г. Люберас вернулся в Петербург и снова занялся укреплением Кронштадта и благоустройством его.
   70 Речь идет об Иване Денисьевиче Данилове, малоизвестном государственном деятеле второй половины XVIII в.
   71 Дмитрий Михайлович Голицын (1665-1737) -- государственный деятель, дипломат, старший сын стольника князя Михаила Андреевича; с 1686 г. -- стольник, с 1694 г. -- капитан Преображенского полка. В 1697 г. отправлен за границу "для науки воинских дел" и попал в Италию к ученому Марку Мартиновичу, у которого обучался навигацкой науке. В 1701 г. был посланником в Константинополе, стремился добиться свободного плавания русских судов по Черному морю. В 1704 г. послан с вспомогательным отрядом к польскому королю в Польшу и Саксонию, вернулся оттуда в 1706 г., а с весны 1707 г. был назначен управлять белгородским разрядом, с 6 марта 1711 г. -- Киевский губернатор. С 1718 г. -- президент Камер-коллегии и сенатор. В 1723 г. по делу Шафирова был лишен чинов, подвергнут штрафу и домашнему аресту. После смерти Петра Великого Голицын стал во главе старобоярской партии, которая защищала права Петра II против Екатерины I. После смерти Петра II в отставке, проживал большей частью в своей подмосковной вотчине, селе Архангельском. Владелец огромной библиотеки -- около 6 тысяч книг. В 1736 г., уже больной, был привлечен к суду и присужден к смертной казни, которая заменена заключением в Шлиссельбурге, с конфискацией всех имений. Умер в заключении.
   72 Михаил Петрович Бестужев-Рюмин (1688-1760) -- дипломат. Брат канцлера А.П.Бестужева-Рюмина. Министр-резидент в Швеции (1721-1726 гг., 1731-1741 гг.), где в 1724 г. добился подписания договора о русско-шведском оборонительном союзе; в Польше (1726-1730 гг., 1744 г.), Пруссии (1730-1731 гг.), Франции (1756-1760 гг.). Был сторонником союза с Австрией и Англией против Турции и Пруссии.
   73 Герольдмейстер -- должность руководителя Герольдии, созданная в 1722 г. В его обязанности входило составление дворянских списков, наблюдение за тем, чтобы дворяне не уклонялись от службы, внесение в дворянские списки воинских чинов не из дворян.
   <[Site442Site]>
   74 Феодосий (в схиме Феофил, 1491-1563) -- архиепископ Новгородский и Псковский. Около 1523 г. принял постриг в Иосифо-Волоколамском монастыре, где состоял клириком. В ноябре 1531 г. был назначен игуменом Новгородского Ху-тынского монастыря. В 1551 г. архиепископ Феодосий участвовал в заседаниях Стоглавого Собора, однако в мае того же года уволен от управления епархией. Проживал на покое в Иосифо-Волоколамском монастыре. Перед смертью принял схиму.
   75 Подлиное заглавие: Georgica curiosa aucta, das ist umstandlicher Bericht und Klarer Untericht von dem vermecherten und verbeserten Adelichen Land- und Feld-leben. NOrnberg, 1716. Первое издание вышло около 1582 г., второе -- в 1695 г., третье -- в 1701 г., четвертое -- в 1716 г.
   Вольфганг Гельмгардт фон Гоберг (1612-1688) -- автор сочинений на сельскохозяйственные темы, пользовавшихся в свое время особенной известностью; в них указаны многие источники, совершенно неизвестные позднейшим исследователям.
   76 Феофил Кролик (?--1732) -- архимандрит Новоспасского монастыря, один из образованнейших людей XVIII столетия, проповедник, писатель, переводчик и общественный деятель, сподвижник Петра Великого. Образование получил в Киевской академии. В 1713 г., он, будучи монахом и префектом московской славяно-латинской школы был вызван в Петербург и назначен проповедником. В 1716 г., оставив должность префекта, он был отправлен сенатором графом И.А.Мусиным-Пушкиным в Богемию для перевода книг с чешского на русский, он, в частности, перевел исторический лексикон Буддея в 4-х томах, проповедь Лопатинского. В1722 г. был назначен асессором Святейшего Синода; затем посвящен в иеромонахи. Феофил Кролик много способствовал развитию грамотности и правильной постановки учебного дела: столичные учителя были им подчинены инспекторскому надзору и получали право заниматься с детьми не иначе как выдержав известное испытание. В июне 1723 г. посвящен был в архимандриты Чудова монастыря; в том же году он был назначен заведующим переводного дела; к этому времени относятся его переводы на славянский язык протестантского катехизиса и служебника, с латинского языка книги "Юлия Цезаря дел описание", с немецкого языка "Georgica curiosa oder das adeliche Land- und Feld-Leben" (von Hohberg); перевод последний был окончен им в 1730 г. В 1724 г. содействовал крещению татар, служивших при адмиралтействе. С 1725 по 1727 г. находился в опале. С сентября 1730 г. -- Новоспасский архимандрит. В конце жизни Кролик перевел книги: 1) "Катехизис Кирилла Иерусалимского", 2) "Георгина Любопытная", 3) "Универсальный исторический Лексикон", 4) "Шляхетского земного и полевого жития" и 5) "Модели, или образа церкви Соломоновой" (из них 2, 3, 4 переводы не опубликованы, и хранятся в архиве Святейшего Синода). В 1731 г. Феофил Кролик был представлен кандидатом на должность епископа.
   77 К. Розенблут -- переводчик Святейшего Синода.
   Василий Тимофеевич Козловский -- переводчик. В 1717 г., по приказу Петра I, отправлен из "синтаксии" славяно-латинской школы в Амстердам, а оттуда в Прагу, к иезуитам. Возвратившись в 1720 г., определен при Синоде подканцеляристом и переводчиком.
   <[Site443Site]>
   78 Иван Антонович Черкасов (1692-1752) -- государственный деятель. С 1705 г. поступил подьячим приказной избы во Владимире. Служил в Козлове, Бежецком Верхе, Угличе при князе Г.Волконском. С 1710 г. -- подьячий губернской канцелярии в Архангельске, с 1711 г. -- в Москве, подьячий Оружейной палаты, с 1712 г. переехал в Петербург, начав службу канцеляристом при тайном кабинет-секретаре Петра I А.В.Макарове. Сопровождал Петра в его поездках по России, в Нидерландах и Франции. Участник Персидского похода 1722-1723 гг. В 1725 г. был назначен тайным кабинет-секретарем. Был близок с Бестужевыми, входя в партию противников А.Д.Меншикова. С 1727 г. в опале, был направлен обер-инспектором в Архангельск, где находился до вступления на престол Елизаветы Петровны. С ноября 1741 г. был пожалован в действительные статские советники и назначен при дворе ее величества "для отправления комнатных письменных дел". С упразднением Верховного тайного совета и созданием Кабинета, где Черкасову поручено ведение дел, он играл большую роль при дворе, занимая положение не только кабинет-секретаря, но и близкого друга императрицы.
   79 Петрус Кресценций (1230-1309) -- государственный деятель (болонский сенатор), автор сочинения "Ruralium commodorum", написанного около 1300 г. и напечатанного в 1471 г. Это -- сельскохозяйственная энциклопедия, составленная Кресценцием по трудам Варрона, Катона, Колумелля, Паладия и на основании собственных наблюдений. Французский перевод ее сделан в 1372 г., немецкий -- в 1518 г., итальянский -- в 1542 г.
   80 Василий Никитич Татищев (1686-1750) -- государственный деятель, историк. Окончил в Москве инженерную и артиллерийскую школу. Участвовал в Северной войне 1700-1721 гг., выполнял различные военно-дипломатические поручения царя Петра I. В 1720-1722 и 1734-1737 гг. управлял казенными заводами на Урале, основал Екатеринбург; в 1741-1745 гг. -- астраханский губернатор. Подготовил первую русскую публикацию исторических источников, введя в научный оборот тексты Русской правды и Судебника 1550 г. с подробным комментарием, положил начало развитию в России этнографии, источниковедения. Создал обобщающий труд по отечественной истории, написанный на основе многочисленных русских и иностранных источников -- "Историю Российскую с самых древнейших времен" (опуб.: М., 1768-1848. Кн. 1-5).
   81 Анна Иоанновна (1693-1740) -- российская императрица (1730-1740 гг.). Племянница Петра I. В 1710 г. выдана замуж за герцога Курляндского. Вскоре овдовела, жила в Митаве. На российский престол приглашена в январе 1730 г. членами Верховного тайного совета на определенных условиях -- ограничении самодержавия в пользу аристократии. От договоренности отказалась через месяц после вступления на престол.
   Сергей Саввич Волчков (1707-1773) -- секретарь и переводчик Академии наук. Сын небогатого дворянина. Начал службу юнкером в Сенате (1723 г.). Благодаря хорошему знанию немецкого и французского языков в 1725 г. отправлен "для мануфактурных дел" в Силезию; по возвращении (1728 г.) зачислен в Коллегию иностранных дел переводчиком. С 1730 по 1735 г. находился в Берлине в долж-<[Site444Site]>ности секретаря посольства. С 1748 г. -- штатный переводчик. В 1759-1773 гг. -- директор Сенатской типографии, в которой ему было разрешено печатать свои книги. В 1747 г. в связи с ухудшением здоровья получил четырехгодичный отпуск "без вычету жалованья", во время которого находился в Москве и в деревне, продолжая заниматься переводами.
   82 Екатерина I Алексеевна (1684-1727) --императрица всероссийская (1725-1727 гг.), жена Петра I. Первыми шагами правительства в начале 1725 г. были: некоторое уменьшение податей и прощение недоимок, помилование сосланных и заключенных, отправление экспедиции В.Беринга к камчатским берегам, учреждение Верховного тайного совета, а затем образование Комиссии из генералитета и флагманов, в обязанность которой вменялось попечение о благоустройстве войск, приведение в известность оклада, необходимого для содержания армии и флота, указание и открытие новых источников доходов для лучшего содержания военных сил и т.п.
   83 Меншиков (Меньшиков) Александр Данилович (1673-1729) -- государственный и военный деятель, сподвижник и фаворит Петра Великого, после его смерти в 1725-1727 гг. -- фактический правитель России.
   84 Елизавета Петровна (1709-1761) -- российская императрица (с 1741 г.). Дочь Петра I и Екатерины I.
   85 Николай Андреевич Корф (1710-1766) -- военачальник, генерал-аншеф (с 1762 г.). Получил домашнее образование. Служил в армейском кавалерийском Копорском полку. В феврале 1742 г. пожалован в камергеры Высочайшего Двора. В марте 1758 г., в ходе Семилетней войны 1756-1762 гг., в чине генерал-поручика назначен Кенигсбергским генерал-губернатором и до конца 1760 г. управлял занятыми русскими войсками областями Восточной Пруссии. С декабря 1760 г. -- ге-нерал-полицеймейстером Петербурга. В феврале 1762 г, назначен подполковником лейб-Кирасирского полка, полковником которого состоял сам император Петр III, Поддержал заговор императрицы Екатерины II и в тот же день назначен сенатором.
   86 Семилетняя война 1756-1763 гг. -- результат столкновения политики Пруссии с интересами Австрии и России. Фридрих II ставил своей целью захватить Саксонию и обменять ее на Богемию (Чехию), а также поставить Польшу в вассальную зависимость от Пруссии, Австрия хотела вернуть Силезию, Франция -- захватить Ганновер, а Швеция -- прусскую Померанию. Россия стремилась остановить экспансию Пруссии на восток и расширить свои границы на запад, а Польшу компенсировать за счет территории Пруссии; при этом Россия оговорила свое неучастие в войне против Великобритании. Войска антипрусской коалиции насчитывали 352 тыс. человек, Пруссии и ее союзников -- 222 тыс. человек. Война была отмечена рядом кровопролитных сражений и очень впечатляющими успехами русского оружия (в том числе и взятие Берлина). 25 декабря 1761 г. умерла императрица Елизавета Петровна и на русский престол вступил ярый поклонник Фридриха II -- Петр III, который прекратил войну и возвратил<[Site445Site]>Пруссии все занятые русскими войсками территории, а 24 апреля 1762 г. заключил с Пруссией союзный договор.
   87 Петр Иванович Шувалов (1710-1762) -- государственный деятель, генерал-фельдмаршал, конференц-министр, камергер, сенатор, реформатор и изобретатель. Принимал активное участие в дворцовом перевороте ноября 1741 г., результатом которого явилось воцарение Елизаветы Петровны. В 1750-х годах фактически направлял внутреннюю политику России, активно участвовал в разработке программы деятельности правительства в духе просвещенного абсолютизма. По его инициативе и при активном участии был осуществлен ряд важных экономических и финансовых преобразований. Шувалов -- один из инициаторов создания 6-й Уложенной комиссии для разработки свода законов Российской империи. Занимался реорганизацией армии, внес большой вклад в развитие артиллерии. Выдвинул проект создания первой военной академии в России.
   88 Герард Фридрих (Федор Иванович) Миллер (1705-1783) -- российский историк, профессор Петербургской Академии наук По окончании гимназии в 1722 г. поступил в университет Ринтельна, а в 1724-1725 гг. обучался в Лейпцигском университете, где получил степень бакалавра. Принял предложение о работе в только что основанной Петербургской Академии наук и в ноябре 1725 г. прибыл в Россию. Преподавал в академической гимназии, был помощником академического библиотекаря И.Д.Шумахера и участвовал в организации архива и библиотеки Академии наук. В 1728 г. основал "Месячные исторические, генеалогические и географические примечания в Ведомостях", явившиеся первым русским литературным и научно-популярным журналом. В 1732 г. основал первый русский исторический журнал -- "Sammlung Russischer Geschichte". В 1733 г. в составе Камчатской экспедиции отправился в Сибирь, где в течение десяти лет изучал документы местных архивов, собирал географические, этнографические и лингвистические данные по истории Сибири. В 1743 г. приступил к написанию главного труда своей жизни -- многотомной "Истории Сибири". В 1754 г. назначен конференц-секретарем Академии наук. Служил в Московском надзира-тельном доме. После 1764 г. -- в Московском архиве Коллегии иностранных дел, где и работал до конца жизни, став со временем его управляющим.
   89 Василий Кириллович Тредиаковский (1703-1769) -- просветитель, литератор и языковед. Образование получил у католиков-миссионеров, в Славяно-греко-латинской академии, на богословском факультете Сорбонны (получил степень магистра). Пользовался покровительством русского посланника А.Б.Куракина, по совету которого перевел на русский язык роман П.Тальмана "Езда в остров любви" (СПб., 1730). Перевод этот сделал Тредиаковского знаменитым, что позволило автору занять место придворного поэта императрицы Анны Иоанновны. В 1730 г. вернулся в Россию, служил переводчиком в Академии наук, с 1733 г. -- академический секретарь, с 1745 г. -- профессор элоквенции при академическом университете. В 1759 г. вышел в отставку. Тредиаковский являлся первым русским классицистом, в истории литературы он остался теоретиком тонического стихосложения, славился своими одами, стихотворными переложениями псалмов<[Site446Site]>и трагедиями. В истории философии известен как переводчик и исследователь творчества Фр.Бэкона (перевел "Новую Атлантиду").
   90 Катон Марк Порций Старший (или Цензор) (234 г. до н.э, - ок. 148 г. до н.э.) -- государственный деятель, полководец и писатель. Основоположник римской литературной прозы и государственный деятель. В 198 г. до н.э. претор в Сардинии. Будучи консулом в 195 г. до н.э., подавил восстание местных племен в Испании. Был первым римским историком, писавшим на латинском языке. Автор "Начал" (труда, освещавшего историю Рима от основания города до 2-й Пунической войны), множества речей и писем, собрания изречений знаменитых людей и других сочинений, дошедших лишь в отрывках. Автор трактата "О земледелии" (написан около 160 г. до н.э., рус. пер. 1950), содержащего сведения об организации поместья, о развитии виноделия, садоводства, оливководства в Италии, а также о древних обычаях и суевериях.
   Луций Юний Модерат Колумелла (I в. н.э.) -- видный римский писатель и агроном из Гадеса (Испания). Жил в Италии, где около 62 г. до н.э. написал сочинение "De re rustica" ("О сельском хозяйстве") в 12 книгах. 10-я книга о садоводстве, задуманная автором как продолжение поэмы Вергилия "Георгики", написана гекзаметром. В произведениях последовательно освещаются вопросы земледелия, виноградарства, садоводства, выращивания деревьев и животных, а также даются наставления управляющему хозяйством и его жене. Из 4-х книг его сочинение по сельскому хозяйству, может быть написанному раньше, но потерянного, дошел трактат "De arboribus" о разведении деревьев. Труды Колумеллы причисляются к классическим образцам литературы о сельском хозяйстве.
   Марк Туллий Цицерон (106 г. до н.э. -- 43 г. до н.э.) -- римский оратор, политический деятель, философ. Автор многочисленных философских и юридических трактатов, писем и судебных речей, по которым учились красноречию многие поколения юристов Древности, Средних веков и Нового времени. Самый ранний трактат "Риторика" был написан Цицероном еще в юношестве (83 г. до н.э.). Его трактат "Об ораторе" (55 г. до н.э.) до настоящего времени служит эталоном судебной риторики. К 46 г. до н.э. относится книга "Брут" по истории ораторского искусства. Из трактатов по философии права особое значение имеют его работы "О государстве" (53 г. до н.э.), "О законах" (51 г. до н.э.), "Об обязанностях" (44 г. до н.э.). В 46-45 гг. до н.э. были написаны философские трактаты "О пределах добра и зла", "Тускуланские беседы", "О старости", "О дружбе", религиозно-философские сочинения "О природе богов", "О дивинации", "О судьбе" и др.
   Публий Вергилий Марон (форма Виргилий возникает в V в; 70 г. до н.э. -- 19 г. до н.э.) -- римский поэт. Первоначальное образование завершил в Риме, где обучался риторике и философии. К школьным годам относятся первые поэтические опыты Вергилия в духе господствовавшего тогда "неотерического" направления, для которого было характерно безразличие к политическим и социальным проблемам, развившимся в разоренных гражданскими войнами группах средней римской буржуазии, и индивидуалистическое чувство жизни. Началом своей литературной деятельности поэт считал "Буколики", которыми обратил на себя внимание императора Октавиана. По предложению последнего Вергилий напи-<[Site447Site]>сал "Георгики", дидактическую поэму о сельском хозяйстве, и работает над ней 7 лет (приблизительно 37-30 гг. до н.э.). "Георгики" состоят из 4 книг: 1. О посевном хозяйстве. 2. О культуре винограда и плодоносных деревьев. 3. О скотоводстве. 4. О пчелах.
   91 Петр Иванович Рычков (1712-1777) -- географ, экономист, историк, естествоиспытатель. Член-корреспондент Петербургской Академии наук (1759 г.). С 1730-х годов служил в Оренбургском крае: в Оренбургской экспедиции (1734-1743 гг.), губернаторской канцелярии (1744-1760 гг.), директором Оренбургской соляной конторы (1770-1777 гг.). Сторонник интенсивного развития промышленности, рационального ведения сельского хозяйства, расширения внешнеторговых связей, хозяйственного освоение окраин. Исторические труды Рычкова посвящены археологии, этнографии, экономике народов Поволжья, Урала, При-каспия, русской колонизации края. Устраивая хозяйство, Рычков заинтересовался агрономией, но главной его ученой работой было составление географического описания Оренбургской губернии. К сентябрю 1752 г. Рычков написал статью "Письма о упражнении в деревенском житии", но в разработке которых он не пошел дальше непосредственно-практических наблюдений и советов.
   92 Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) -- ученый, мыслитель, просветитель, астроном, приборостроитель, географ, металлург, геолог, поэт, утвердил основания современного русского литературного языка, художник, историк, поборник развития отечественного просвещения, науки и экономики, первый русский профессор и член Петербургской Академии наук (1745 г.).
   93 Иван Иванович Шувалов (1727-1797) -- государственный деятель, генерал-адъютант (1760 г.). В 1742 г. начал службу при царском дворе, с 1749 г. -- камер-юнкер, фаворит императрицы Елизаветы Петровны. Содействовал развитию русской науки и искусства, оказывал покровительство русским ученым, писателям, художникам. Шувалов поддерживал многие начинания М.В.Ломоносова, в том числе план создания Московского университета, после открытия которого стал его первым куратором. По инициативе Шувалова в 1757 г. создана Академия художеств, президентом которой он был до 1763 г. После воцарения Екатерины II -- в опале. В 1763-1777 гг. находился за границей в отпуске "по болезни", выполнял ряд дипломатических и других поручений русского правительства. Собранные в Западной Европе коллекции произведений искусства передал в Эрмитаж. Вернувшись в Россию, существенной роли в политической жизни не играл.
   94 Сергей Васильевич Друковцов (1731-1768) -- писатель по аграрным вопросам. Служил в Главной провиантской канцелярии. В 1772 г. имел чин статского советника и был прокурором 1-го департамента в той же Канцелярии, затем вышел в отставку. Известен, как плодовитый составитель сочинений по сельской и городской экономике, а также -- как первый издатель известной "Духовной" В.Н.Татищева, которую он нашел случайно в бумагах своего покойного отца. "Духовная" была издана Друковцовым в Петербурге в 1773 г., но, как оказалось, издание это сделано вопреки всем научным правилам: некоторые места рукопи-<[Site448Site]>си прочитаны неверно и даже умышленно изменены издателем, внесено много собственных поправок, дополнений н изменений. В подражание Татищеву Дру-ковцов тоже написал "Духовную, сочиненную... в наставление его детям, обоего пола" (СПб., 1780 г.), которая не имеет за собой никаких достоинств, отличается отсутствием последовательности в изложении мыслей, неточностью в выражениях и неожиданностью в переходах от одного предмета к другому. Друковцову принадлежит также "Экономическое наставление дворянам, крестьянам, поварам и поварихам", выдержавшее 5 изданий: в 1772, 1773, 1777, 1781 и 1788 гг. (хотя на заглавном листе этого сочинения н означено, что оно переведено с немецкого языка, но на самом деле оказывается, что половина "Наставлений" буквально тождественна с сочинением В.Н.Татищева: "Краткие экономические до деревни следующие записки" (1742)), и "Экономической календарь, или Наставление городским и деревенским жителям в разных частях экономии..." (М., 1780), где помещены различные практические советы, расположенные по 12 месяцам года.
   95 Петр Александрович Румянцев-Задунайский (1725-1796) -- военачальник, генерал-фельдмаршал (1770 г.). Его отец -- Александр Иванович Румянцев (1677-1749) -- был лицом, близким к Петру I, который давал ему разные дипломатические поручения. Будучи денщиком царя, женился на его метрессе, внучке боярина Артамона Матвеева -- Марии Матвеевой. Он был послан вместе с П.П.Толстым захватить царевича Алексея и привезти его в Россию. При Анне Иоанновне за нерасположение к немцам и протест против роскоши при дворе Румянцев был лишен чинов, орденов и сослан в казанскую деревню, но в 1735 г. восстановлен в чине генерал-лейтенанта и сделан Астраханским, а потом Казанским губернатором и назначен командующим войсками, отправленными против взбунтовавшихся башкир. В 1738 г. Румянцева назначили правителем Малороссии, но скоро перевели в действующую армию, а в 1740 г. назначили чрезвычайным и полномочным послом в Константинополь. При императрице Елизавете Петровне Румянцева прочили одно время в канцлеры вместо А.П.Бестужева, но Елизавета отклонила это назначение.
   96 Алексей Петрович Мельгунов (1722-1788) -- государственный деятель. Воспнтывался в Сухопутном шляхетском корпусе, был его начальником, сблизился с великим князем Петром Феодоровичем и был его адъютантом. С 1763 г. -- новороссийский губернатор (почетная ссылка). Через год вернулся в Петербург, был назначен в комиссию о межевании, затем сенатором по Московскому департаменту и президентом камер-коллегии. В 1777 г. он был назначен наместником ярославским и вологодским. При его участии возник первый в России провинциальный журнал "Уединенный Пошехонец", главное внимание уделявший вопросам местной жизни и описанию городов и уездов наместничества.
   97 Михаил Илларионович Воронцов (1714-1767) -- государственный деятель, дипломат. В 1741 г. -- участник дворцового переворота и ареста правительницы Анны Леопольдовны. С 1744 г. -- вице-канцлер, в 1758-1762 гг. -- канцлер. Иван Илларионович Воронцов (1719-1786) -- государственный деятель, сенатор, действительный камергер, президент Вотчинной коллегии в Москве.
   <[Site449Site]>
   Роман Илларионович Воронцов (1717-1783) -- государственный деятель, граф (1760 г.), генерал-аншеф (1761 г.), сенатор (1760 г.), владимирский, пензенский и тамбовский наместник (1778-1783).
   98 Дмитрий Васильевич Волков (1718-1785) --/государственный деятель. Ближайший помощник канцлера А.П.Бестужева-Рюмина. При Петре III, будучи его секретарем, оказывал большое влияние на внутреннюю и внешнюю политику. В царствование Екатерины II -- президент Мануфактур-коллегии, Оренбургский генерал-губернатор и др. Сторонник развития торговли и промышленности и расширения внешней торговли России.
   99 Петр III Федорович (имя при рождении Карл Петер Ульрих Гольштейн-Готторпский; 1728-1762) -- российский император (1761-1762 гг.). После полугодового царствования свергнут в результате дворцового переворота, возведшего на престол его жену, Екатерину II, и вскоре был убит гвардейцами. Личность и деятельность Петра III долгое время расценивались единодушно отрицательно, однако затем появился более взвешенный подход, отмечающий ряд его государственных заслуг. Во времена правления Екатерины за Петра Федоровича выдавали себя многие самозванцы (более 40 случаев), самым известным из которых был казак Е.И. Пугачев.
   100 Александр Иванович Глебов (1722-1790) -- государственный и военный деятель, генерал-аншеф и генерал-прокурор при Петре I и Екатерине II. Участвовал в Русско-турецкой войне 1737-1739 гг. В 1747 г. отставлен от военной службы с переименованием в коллежские асессоры. С 1754 г. -- обер-секретарь Сената по генеральному межеванию, с декабря 1755 г. -- обер-прокурор Сената, с 1760 г. -- исправляющий должность генерал-кригскомиссара. Отстранен от должности генерал-прокурора Екатериной II, В 1775 г. -- член комиссии, судившей Е.И.Пугачева, а затем -- генерал-губернатор Белгородской и Смоленской губерний. В 1782 г. исключен из службы.
   101 Тимофей Иванович Клингштедт (1710-1786) -- государственный деятель, действительный статский советник. В молодости был домашним учителем в Лифляндии. В 1740 г. приехал в Россию. Первоначально состоял при воеводском правлении в Архангельске, затем переехал в Петербург. Во время Семилетней войны 1756-1763 гг., после занятия русскими войсками Восточной Пруссии служил по административной части в Кенигсберге. В декабре 1763 г. назначен в распоряжение Комиссии для учреждения коммерции. В 1764 г. назначен вице-президентом Юстиц-коллегии лифляндских, эстляндских и финляндских дел. В 1765 г. участвовал в создании Вольного экономического общества, был одним из инициаторов издания его "Трудов". Содействовал проведению конкурсов по различным экономическим, сельскохозяйственным и техническим проблемам. Дважды избирался президентом ВЭО (1775 г., 1779-1780 гг.). Автор записки о быте и нравах коренного населения Прибалтики и статей в изданиях ВЭО по различным проблемам сельского хозяйства.
   <[Site450Site]>
   102 Алексей Васильевич Олешев (1724-1788) -- государственный деятель. Получил хорошее домашнее образование, которое пополнил в университетах Франции и Германии. В 1741 г. поступил на военную службу, в 1764 г. перешел в статскую, пользовался репутацией просвещенного деятеля. Поместил в "Трудах ВЭО", будучи деятельным его членом, ряд статей, отчасти основанных на опытах, которые он проводил в своем вологодском имении.
   103 Иван Перфильевич Елагин (1725-1794) -- государственный деятель, историк и поэт. В 1743 г. окончил Сухопутный кадетский корпус. Служил секретарем лейб-кампании, занимался самообразованием. В 1758 г. был арестован и сослан в Казанскую губернию. С воцарением Екатерины II был возвращен из ссылки, состоял в кабинете "при собственных Ее Величества делах у принятия челобитен", членом дворцовой канцелярии и комиссии о вине и соли, потом директором "по спектаклям и музыке придворной", еще позже -- сенатором и обер-гофмейсте-ром, чем и завершается его служебная деятельность. С 1766 г. -- директор Императорских театров России. В 1777 г. Елагин стал владельцем острова в Петербурге, ставшего известным как Елагин остров.
   104 Абрам (Ибрагим) Петрович Ганнибал (1697-1781) -- военный инженер, генерал-аншеф (1759 г.), прадед (по матери) А.С.Пушкина. Сын эфиопского князя, взят турками заложником и в 1706 г. русским послом в Константинополе С.Рагузским перевезен в Москву. Крестный отец -- Петр I. В 1706-1717 гг. -- камердинер и секретарь Петра I. В 1717-1723 гг. обучался военно-инженерному делу во Франции. По возвращении в Россию руководил инженерными работами в Кронштадте, на Ладожском канале и др., преподавал математику и инженерное дело. В 1727-1731 гг. -- в ссылке. Выдвинулся при императрице Елизавете Петровне и занимал крупные посты в военно-инженерном ведомстве. С 1762 г. в отставке.
   105 Петр Богданович Пассек (1736-1804) -- государственный деятель, генерал-аншеф (с 1782 г.), действительный камергер (с 1762 г.), сенатор, правитель Могилевского наместничества (1777-1781 гг.), Белорусский генерал-губернатор (1781-1796 гг.), участник переворота 1762 г., президент Вольного экономического общества (1794-1997 гг.).
   106 Иоганн Кристоф Готшед(1700-1766) -- немецкий писатель и деятель культуры, критик, историк литературы и театра. Окончил Кенигсбергский университет, где изучал теологию и философию. С января 1724 г. жил в Лейпциге, где служил домашним учителем. Защитил диссертацию по философии и читал публичные лекции об изящных искусствах. В 1730 г. был назначен экстраординарным профессором поэзии на философском факультете, в 1734 г. -- профессором логики и метафизики на том же факультете.
   Христиан Август Крузий (1715-1775) -- немецкий философ, с 1774 г. -- профессор теологии в Лейпциге. Один из самых влиятельных противников лейб-нице-вольфовской рационалистической метафизики. Одним из первых в докан-товской философии попытался преодолеть крайности как рационалистического, так и эмпирического подходов к проблеме познания. Его критика вольфианского<[Site451Site]>рационализма оказала определенное влияние на формирование критический философии Канта, его теории априорно-синтетических суждений, учения о практическом применении разума, категорическом императиве и т.д.
   107 Даниэль Вейман -- философ. После окончания университета в Кенигсберге работал учителем в местной школе. В 1759 г. защитил магистерскую диссертацию. И.Кант выступил с резкой критикой мировоззренческих взглядов Д.Веймана.
   108 Знаменитые братья Орловы:
   Иван Григорьевич Орлов (1733-1791) -- старший из братьев, закончил Шлях-ский кадетский корпус. Унтер-офицер гвардейского пехотного полка, участник переворота 1762 г. Затем вышел в отставку в чине капитана гвардии. С 1764 г. жил в своих поместьях. С 1767 г. член Комиссии по составлению нового Уложения. Затем член Дирекционной комиссии.
   Григорий Григорьевич Орлов (1734-1783) -- военный и государственный деятель, фаворит императрицы Екатерины II.
   Алексей Григорьевич Орлов-Чесменский (1737-1808) -- военный и государственный деятель, генерал-аншеф (1769 г.), граф (1762 г.), сподвижник Екатерины II.
   Федор Григорьевич Орлов (1741-1796) -- военный и государственный деятель, граф, генерал-аншеф, обер-прокурор Правительствующего сената.
   Владимир Григорьевич Орлов (1743-1831) -- младший из братьев, генерал-поручик (1775 г.), директор Академии наук при президенте К.Г.Разумовском.
   109 Речь идет об Анне Михайловне Белосельской-Белозерской (в девичестве Наумова). Жена дипломата Андрея Михайловича Белосельского-Белозерского (1730-1779).
   110 Речь идет о Сергее Васильевиче Гагарине (1713-1782). Государственный деятель, действительный тайный советник, сенатор. Сын новгородского губернатора.
   111 Николай Иванович Новиков (1744-1818) -- просветитель, писатель, журналист, книгоиздатель. В 1755-1760 гг. учился в дворянской гимназии при Московском университете. Служил в Измайловском полку. С 1767 г. -- сотрудник Комиссии по составлению проекта нового Уложения, работа в которой стала важным этапом в формировании просветительских взглядов Новикова. Издавал сатирические журналы "Трутень" (1769. Лист 1-36; 1770. Лист 1-17), "Пустомеля" (1770. Месяц июнь-июль), "Живописец" (1772-1773. Ч. 1-2), "Кошелек" (1774. Лист 1-9), в которых печатал и свои произведения (под псевдонимом Правдулю-бов и др.). Одной из важнейших задач считал борьбу за национальные основы русской культуры против преклонения дворянства перед иностранщиной. Выпустил книгу "Опыт исторического словаря о российских писателях" (СПб., 1772), издавал памятники русской истории -- "Древняя российская вивлиофика" (СПб., 1773-1775.4.1-10; Изд. 2-е, вновьисправ., умножен. М., 1788-1781. Ч. 1-20), первый в России философский журнал "Утренний свет" (1777-1780). В 1777 г. издавал первый русский критико-библиографический журнал "Санкт-Петербургские<[Site452Site]>ученые ведомости" (N. 1-22). Арендовав на 10 лет университетскую типографию в Москве, Новиков создал "Типографскую компанию", имевшую еще две типографии. Помимо многочисленных периодических изданий (газета "Московские ведомости", 1779-1789 гг.; журнал "Московское ежемесячное издание", 1781 г. ч. 1-3; периодическое издание "Городская и деревенская библиотека", 1782-1786 гг., ч. 1-12; первый русский детский журнал "Детское чтение для сердца и разума", 1785-1789 гг., ч. 1-20; и др.), Новиков выпускал учебные пособия, книги по различным отраслям знания (особое место среди них занимали художественные и теоретические сочинения просветителей); около трети всех книг, изданных в эти годы в России, вышло из его типографий. В 1792 г. был арестован и без суда заключен на 15 лет в Шлиссельбургскую крепость. При Павле I был освобожден (1796 г.), но без разрешения продолжать прежнюю деятельность.
   112 X. Рцдигер -- арендатор типографии Московского университета в 1770-х годах
   ИЗ Андре Ленотр (1613-1700) -- французский архитектор и дизайнер, создатель базисных образцов регулярного, "французского" парка, в том числе парка в Версале. Учился законам перспективы и оптики в студии С.Вуэ, занимался в архитектурной мастерской Ф.Мансара. Занимался перепланировкой садов Тюильри, проявив характерное стремление к открытым, далеко протяженным -- не только садовым, но и градостроительным -- видовым перспективам. В 1656-1661 гг. разбивал парк близ нового дворца в Во-ле-Виконт близ Мелена, возведенного Л.Лево для королевского министра Н.Фуке. В 1657 г. был назначен "генеральным контролером королевских построек", в 1660-е годы создал парки в Сен-Жермен-ан-Ле, Фонтенбло, Шантийи, Сен-Клу, распланировал (в 1661-1668 гг.) ансамбль Версаля -- сады, Большой и Малый дворцы Трианон. В 1662 г. был приглашен в Англию, где составил проекты Сент-Джеймс-парка в Лондоне и парка в Гринвиче.
   114 Алексей Григорьевич Бобринский (1762-1813) -- внебрачный сын императрицы Екатерины II и Григория Григорьевича Орлова, родоначальник графского рода Бобринских.
   115 Вольтер (наст, имя Мари Франсуа Аруэ) (1694-1778) -- французский писатель, философ-просветитель.
   116 Полное название: "Новый полный и любопытный практический эконом, объемлющий все предметы нужныя и полезпыя в общежитии и домоводстве, как-то: земледелие, ботанику, химию, медицину, живопись, разведение садов и огородов, пчеловодство, птичью и рыбную ловлю, поваренное и кондитерское искусство, винокурение, варение пива, медов и квасу, составление уксусу, псовую охоту, усовершенствование фабрик и мануфактур, художеств и ремесл, улучшение конских заводов и красилен, делание свеч и сургучу, мастерство золотых дел, лакирование и проч. С присовокуплением многих по редкости своей важных секретов и новейших открытий, необходимо нужных для домашняго городскаго и сельскаго хозяйства, по которым со всею скоростию и удобностию желающие<[Site453Site]>могут заводить фабрики и рукоделья и приводить оныя в возможное совершенство. Издаваемый И.К.М.М.".
   117 Андреи Васильевич Рознотовский (1741-1818) -- сельский хозяин, писатель. В 1786 г., будучи уже надворным советником, был назначен членом в Московскую экспедицию придворной Ее Величества Конторы. В 1789 г. вышел в отставку и жил в сельце Александровке Ефремовского уезда Тульской губернии и в Туле. Был членом Вольного экономического общества и Московского общества сельского хозяйства. Большой известностью и авторитетом пользовалось его сочинение "Новое земледелие, основанное на правилах Иоанна Христиана Шубарта фон Клеефельда, изданных на немецком языке... писано... Андреем Рознотовским" (М., 1794-1800. Ч. 1-7). В 1804 г. прислал в ВЭО "Хозяйственное описание Тульской губернии, учиненное по его поручению г. колл. сов. Разнотовским, г. колл, асессором и членом сего Общества Болотовым и г. майором Давыдовым". В ч. 58 (1806) "Трудов" ВЭО было напечатано его сочинение: "Сельские работы и хозяйство Тульской губернии Богородского округа в сельце Александровке, лежащем между 53 и 54 градусами Северной широты и между 55 и 56 долготы земного шара".
   118 Фридрих II Великий (1712-1786) -- король Пруссии в 1740-1786 гг.
   119 Федор Иванович Сукин (1722 - не ранее 1775) -- ссыльный дворянин, живший на поселении в Оренбурге в 1772-1775 гг. До своей ссылки -- статский советник, был президентом Мануфактур-коллегии. В 1772 г. осужден за недонесение властям о приготовлениях группы злоумышленников к выпуску фальшивых банковских ассигнаций. По определению Тайной экспедиции Сената от 25 сентября 1772 г" утвержденному Екатериной II, Сукина, "уважа более его неокаме-нелость в преступлении, нежели действительную вину его, поведено: лиша чинов, послать на вечное житье в Оренбургскую губернию". Живя в ссылке, пользовался покровительством со стороны высших чинов губернской администрации, был очевидцем осады Оренбурга войском Пугачева (с 5 октября 1773 по 23 марта 1774 г.). Эти события Сукин описал в письмах, адресованных Петербургскому губернатору С.В.Перфильеву,
   120 Иоганн Генрих Готтлиб фон Юсти (1717-1771) -- немецкий философ, юрист. Часть своей жизни посвятил преподаванию, а остальную часть -- управлению государственными предприятиями. Темой исследований Юсти было то, что немецкие историки называют "государством благосостояния" во всех своих аспектах и исторической конкретности. Он трактовал экономические проблемы с точки зрения правительства, принимающего на себя ответственность за экономические и моральные условия жизни своих граждан, в особенности за всеобщую занятость, обеспечение каждому средств к существованию, усовершенствование методов и организации производства, достаточные поставки сырья и продовольствия.
   121 Василий Иванович Семевский (1848-1916) -- историк либерально-народнического направления, доктор русской истории, профессор, автор работ<[Site454Site]>по социальной истории и истории передовой общественной мысли в России XVIII -- первой половины XIX в., по истории крестьянства, основатель и редактор журнала "Голос минувшего" (1913-1916 гг.).
   122 Александр Васильевич Суворов(1730-1800) -- военачальник и военный теоретик, генералиссимус (1799 г.), граф Рымникский (1789 г.), князь Италийский (1799 г.). В детстве под руководством отца генерала Василия Ивановича Суворова (1705-1775), изучал артиллерию, фортификацию, военную историю и иностранные языки, закалял свой слабый от рождения организм физическими упражнениями. В 1742 г. записан солдатом в лейб-гвардии Семеновский полк, в котором в 1748 г. начал службу капралом. В 1754 г. произведен в офицеры и направлен поручиком в Ингерманландский пехотный полк. В 1756-1758 гг. -- служил в Военной коллегии. Во время Семилетней войны 1756-1763 гг. участвовал в Кунерсдорф-ском сражении 1759 г., во взятии Берлина (1760 г.) и Кольберга (1761 г.). В 1762 г. произведен в полковники и назначен командиром Астраханского пехотного, а в 1763 г. -- Суздальского пехотного полка. В 1768-1772 гг., командуя полком, бригадой и отдельными отрядами в корпусе генерала И.И.Веймарна, действовал в Польше против войск Барской конфедерации, нанес им ряд поражений. В 1772 г. командовал Санкт-Петербургской дивизией. В 1773 г. по личной просьбе направлен на театр русско-турецкой войны в 1-ю армию генерала-фельдмаршала ?, A.Py-мянцева-Задунайского. В августе 1774 г. по приказу императрицы Екатерины II направлен с войсками для подавления Крестьянской войны под предводительством Е.И.Пугачева, но восставшие были разбиты до его прибытия. В 1774-1786 гг. командовал дивизиями и корпусами в различных районах России; руководил сооружением Кубанской укрепленной линии и усилением обороны Крыма, предотвратил в 1778 г. высадку турецкого десанта в Ахтиарской бухте. В начале Русско-турецкой войны 1787-1791 гг. командовал 30-тысячным корпусом, оборонявшим побережье в районе Херсон -- Кинбурн, и уничтожил турецкий десант около Кинбурна (октябрь 1787 г.). В 1788 г. участвовал в осаде Очакова. В 1790 г. овладел крепостью Измаил. В августе 1794 г. назначен командующим русскими войсками, направленными для подавления Польского восстания. Уволен из армии в феврале 1797 г. и сослан в село Кончанское Новгородской губернии. В феврале 1799 г. назначен главнокомандующим русскими войсками, направленными в Италию. В октябре 1799 г. Павел I разорвал союз с Австрией и отозвал войска в Россию.
   123 Жорж Луи Леклерк де Бюффон (1707-1788) -- французский естествоиспытатель, популяризатор науки. Иностранный почетный член Петербургской Академии наук (1776 г.). Изучал юриспруденцию сначала в Дижонском университете. Позднее учился на медицинском факультете университета Анже. Много путешествовал по Франции и Италии. В 1735 г. под эгидой Академии наук был опубликован сделанный Бюффоном перевод труда английского исследователя С.Гейлса "Статика растений". В 1738 г. был избран членом Лондонского королевского общества. В 1739-1788 гг. был директором Ботанического сада в Париже. Основной труд Бюффона -- "Всеобщая и частная естественная история" (?Histoire naturelle, g?erale et particulare"; 1749-1789); 36 ее томов были опубликованы при жизни ученого, а 8 -- вышли посмертно (рус. перевод: СПб.,<[Site455Site]>
   1789-1808. Ч. 1-10). В 1779 г. вышла книга Бюффона "Об эпохах природы", охватывающая широкий круг проблем -- от космологии и антропологии до мировой истории. При жизни Бюффона ученые относились к нему с почтением, а широкая публика зачитывалась его сочинениями.
   124 Александр Николаевич Радищев (1749-1802) -- русский писатель, философ, поэт.
   125 Клод Адриан Гельвеций (1715-1771) -- философ-просветитель, один из идеологов Французской революции. Окончил иезуитский колледж Луи-ле-Гран, служил в Каене помощником сборщика налогов. Входил в кружок Дидро и Гольбаха. К 1769 г. Гельвеций закончил труд "О человеке", в котором представил свои главные принципы этики: 1) единственным мотивом всех человеческих поступков является эгоистический интерес; 2) эгоизм выступает как первичный фактор даже в поступках чисто морального свойства; 3) критерием моральности поступка является его полезность для общества; 4) законодательство и воспитание служат приведению в гармонию, посредством вознаграждений и наказаний, индивидуального эгоизма и общественного блага. Труд "О человеке, его умственных способностях и его воспитании" был опубликован посмертно (1773 г.). Главную свою задачу видел в том, чтобы убедить законодателей и деятелей образования, что гений, добродетели и таланты (которым нации обязаны своим величием) зависят не просто от различий в органах чувств, но являются следствием образования, которое, в свою очередь, полностью зависит от характера законов и формы государственного правления. Поэтому счастье наций -- в их собственных руках и зависит всецело от того, насколько серьезно они относятся к развитию образования.
   126 Иоганн Христиан Шубарт фон Клеефельд (1734-1787) -- немецкий деятель в области сельского хозяйства. В 1769 г. купил поместья Вюрхвиц, Поблес и Крейша близ Цейца и повел в них рациональное полевое хозяйство. Он перенес свекловицу и картофель на паровое поле, культивировал люцерну и спаржу, делал опыты с клевером и т.д. Организовал образцовое хозяйство и добился резкого повышения урожаев сельскохозяйственных культур. Ввел травосеяние (клеверный пар, посевы люцерны и эспарцета), культуру пропашных и зернобобовых растений; улучшение кормовой базы хозяйства привело к повышению молочности коров. Выступало рядом статей о значении травосеяния в крестьянских и помещичьих хозяйствах. Деятельность Шубарта способствовала популяризации клевера и введению его в севооборот. За свои труды был возведен в дворянское звание с присоединением к его фамилии добавления "фон Клеефелвд". Берлинская академия удостоила премии его сочинение о разведении кормовых трав. Напечатал: "Oekonomisch-kameralistische Schriften" (Leipzig, 1783-1784); "Oekonomischer Briefwechsel" (Leipzig, 1786); Книга для крестьян о лучшем устройстве сельского хозяйства. 4-е изд. Киев, 1909.
   127 Андрей Афанасьевич Самборский (1732-1815) -- протоиерей. Получил образование в Киевской духовной академии. Был послан в Англию для изучения агрономии и состоял настоятелем русской посольской церкви в Лондоне. В 1782 г.<[Site456Site]>сопровождал цесаревича Павла Петровича в его путешествии по Западной Европе, а в 1784 г. назначен законоучителем великих князей Александра и Константина Павловичей и преподавателем английского языка. В 1797 г. был назначен заведующим земледельческой школой, устроенной в Царском Селе. После 1805 г. поселился в своем имении, в Харьковской губернии, где много сделал для улучшения быта крестьян, в особенности устройством богоугодных заведений.
   128 Иван Михайлович Комов (1750-1792) -- ученый, агроном. В 1776 г. окончил Славяно-греко-латинскую академию в Москве. В 1768-1775 гг. участвовал в географической экспедиции Петербургской Академии наук. В 1776 г. был послан для изучения сельского хозяйства в Англию, изучал естественные науки в Оксфордском и Лондонском университетах. В 1874 г. вернулся на родину, через год опубликовал труд "О земледельных орудиях" -- первое в России руководство по сельскохозяйственным машинам и орудиям. В 1788 г. Комов опубликовал книгу "О земледелии". Основные агрономические вопросы применительно к России трактовал с учетом ее природных и экономических условий и особенностей ее сельскохозяйственной практики.
   128а Ливанов Михаил Григорьевич (Егорович) (1751 - ок. 1800) -- профессор земледелия. В 1772 г. окончил Московский университет "иа казенный кошт" с золотой медалью. По распоряжению императрицы Екатерины П, вместе с тремя другими выпускниками, направлен на дальнейшее обучение в Англию (для углубления знаний в области сельского хозяйства). В 1784 г. был удостоен звания профессора земледелия. В 1786 г. в Петербурге была издана книга М.Е.Ливанова "Наставление к умозрительному и делопроизводному земледелию". В 1789 г. по приглашению Новороссийского генерал-губернатора Г.А.Потемкина, прибыл в г. Николаев, где прожил до конца своей жизни. В 1790 г. возглавил школу практического земледелия, которую решено было открыть в селении Богоявленске под Николаевом. В 1794 г. в Петербурге была издана его книга "Руководство к разведению и поправлению домашнего скота", ставшая первым русским руководством по животноводству. В 1797 г. школу земледелия перевели из Богоявленска в Павловск под Петербургом. М.Е.Ливанов остался жить в Николаеве. В 1799 г. в Черноморской штурманской типографии была опубликована его последняя книга "О земледелии, скотоводстве и птицеводстве".
   129 Семен Ефимович Десницкий (ок. 1740-1789) -- юрист. Первоначальное образование получил в Троицко-Лаврской семинарии, по окончании которой попал в одну из гимназий, учрежденных при Московском университете и в 1759 г. был "произведен" оттуда в студенты этого университета, в 1760 г. был отправлен в Академию наук в Петербург ив 1761 г. был командирован Шуваловым вместе с Третьяковым в университет Глазго для завершения образования. Там он больше всего занимался юридическими науками (хотя по данной ему инструкции был обязан слушать кроме того лекции по медицине и математике) и, между прочим, слушал лекции Ад.Смита. В 1765 г. получил степень магистра, в 1767 г. -- доктора и в этом же году вернулся в Москву, где после сдачи установленного экзамена, стал читать лекции по римскому праву. В 1768 г. был сделан экстраординарным<[Site457Site]>профессором, в 1773 г. -- ординарным. В юриспруденции -- сторонник историко-реалистического направления, противник господствовавшего тогда духа естественного права. В 1767 г. по болезни был вынужден оставить кафедру.
   130 Полное заглавие этой книги таково: Наставник земледельческий, или Краткое аглинскаго хлебопашества показание в приуготовлении земли новым способом под хлеб, в посеве, и удобрении разнаго хлеба разным образом, в поправлении сенокосных трав, с описанием различных их питательных свойств для скота, в содержании лугов и паств по новому употреблению пахотиыя земли под сено, со многими к тому принадлежащими начертанными орудиями и поправлениями, каковыми вся сия книжка наполнена, и издана на аглинском языке Томасом Боуденом славным земледельцем в провинции Кент, а переведена на российский язык и притом из наилучших аглинских о земледелии писателей приумножена и пополнена профессором Семеном Десницким. В Москве, в Университетской типографии, у Новикова 1780 года.
   131 Павел I (1754-1801) -- император Всероссийский с ноября 1796 г.
   132 Артур Юнг (1741-1820) -- английский агроном. После смерти отца Юнг добился у матери позволения управлять фермой, принадлежавшей ей в графстве Суффолк. Здесь он стал применять на практике всевозможные улучшения земледелия, которые его давно интересовали. С 1793 г. -- секретарь учрежденного бюро земледелия. Его сочинения переводились иа все европейские языки.
   133 Александр Андреевич Безбородко(1747-1799) -- государственный деятель. В 1765 г. начал службу в канцелярии генерал-губернатора Украины П.А.Румян-цева. С 1775 г. -- секретарь Екатерины II, с 1780 г. -- член Коллегии иностранных дел, с 1784 г. -- фактически возглавлял ее. Принимал участие в подготовке и заключении главнейших международных актов России последней четверти XVIII в.: добился признания Турцией присоединения Крыма к России (1783 г.), подписал выгодный для России Ясский мирный договор с Турцией (1791 г.), конвенцию о третьем разделе Польши (1795 г.). В 1797 г. получил чин канцлера и титул светлейшего князя. Владел латифундиями в Южной Украине.
   134 Константин Павлович (1779-1831) -- великий князь, 2-й сын императора Павла I, брат императора Александра I и Николая I. Воспитывался под надзором Екатерины II и с детства по ее замыслу предназначался в византийские императоры будущей Греческой империи. Узился военному делу в Гатчине и участвовал в Швейцарском и Итальянском походах (1799 г.). Генерал-инспектор, председатель Военной комиссии, разрабатывавшей военные реформы. Участник Отечественной войны 1812 г. и Заграничных походов 1813-1814 гг. С 1815 г. под его командование были переданы русские войска, расположенные в герцогстве Варшавском. В силу своего высокого положения цесаревич фактически управлял Царством Польским. Правление Константина Павловича закончилось восстанием 1830 г., в котором он едва не был убит. Заболел в Витебске холерой и скончался.
   <[Site458Site]>
   135 Николай Семенович Мордвинов (1754-1845) -- государственный и общественный деятель, экономист. С 16 лет служил во флоте, а в 1774 г. был послан в Англию, где пробыл 3 года. В 1787-1790 гг. командовал флотилией в Черном море. С 1792 г. -- президент Черноморского адмиралтейства. С 1799 г. -- адмирал, до 1801 г. -- вице-президент Адмиралтейств-коллегии. С 1806 г. -- предводитель московского ополчения. С учреждением Государственного совета был назначен его членом и председателем департамента государственной экономии. В 1823-1840 гг. -- президент Вольного экономического общества. Взгляды Мордвинова были умеренно либеральными. Будучи поклонником Англии, считал, что применительно к России экономического процветания можно добиться путем создания богатой аристократии, всяческой поддержки крупных частновладельческих хозяйств. Мордвинову принадлежат многочисленные работы по экономическим преобразованиям России: "Некоторые соображения по предмету мануфактур в России и о тарифе" (СПб., 1815), "Рассуждения о могущих последовать пользах от учреждения частных по губерниям банков" (СПб., 1816), "Дополнительные рассуждения по предмету мануфактур и о тарифе" (СПб., 1815); "Некоторые замечания для управителей земледельческих поместьев" (СПб., 1834); "О причинах всегда скудных и часто несовершенных неурожаев в России, как хлеба так и корма для скота" (СПб., 1839) и др.
   136 Роберт Беквелл (1725-1795) -- английский зоотехник. Практически все известные на тот момент времени научные зоотехнические методы им применялись. Пионер дела выведения пород сельскохозяйственных животных (лейстер-ские овцы, крупный рогатый скот -- лонгхорн, лошади-тяжеловозы Шайр).
   137 И.И.Бебер -- надворный советник и кавалер.
   138 Петр Михайлович Лунин (1759-1822) -- военачальник, генерал-лейтенант, богатый помещик, владевший тысячей крепостных.
   139 Петер Симон (Петр Симон) Паллас (1741-1811) --ученый-энциклопедист, естествоиспытатель, географ и путешественник XVIII-XIX вв. Академик Петербургской Академии наук (1767 г.). Прославился научными экспедициями по территории России во второй половине XVIII в., результаты которых опубликованы в книге "Путешествие по разным провинциям Российской империи" (СПб., 1773-1788. Ч. 1-3), внес существенный вклад в мировую и российскую науку -- биологию, географию, геологию, филологию и этнографию. В 1793-1794 гг. совершил на личные средства путешествие в южные губернии России -- из Петербурга в Поволожье, Астрахань, Прикаспийскую низменность, на Северный Кавказ, в Крым и на Украину, где изучал климатологию.
   140 Дворянский банк -- государственный банк Российской империи. Выдавал льготные ссуды дворянам под залог земли. С 1754 г. -- Банк для дворянства, в 1885-1917 гг. -- Государственный дворянский земельный банк.
   141 Физиократизм был специфическим течением в рамках классической политической экономии. Этот термин в переводе с древнегреческого языка означает<[Site459Site]>"власть природы". А его происхождение было обусловлено тем, что сторонники данной школы считали, что определяющая роль в экономике принадлежит природным факторам, т.е. сельскому хозяйству. Экономическое учение физиократов соответствовало основным критериям теории классической школы. Они, в частности, перенесли исследование из сферы обращения в сферу производства. Вместе с тем, этому учению были присущи определенные особенности, отличавшие его от концепций основателей классической школы -- У.Петти и П.Буагильбера. К ним относятся: а) признание сельского хозяйства в качестве единственной сферы, где создается богатство; б) признание источником стоимости только труда, затраченного в земледелии; в) объявление земельной ренты в качестве единственной формы прибавочного продукта. Возникновение школы физиократов было обусловлено социально-экономическими условиями, характерными для Франции в XVIII в. В тот период с достаточной четкостью определились две проблемы, которые сдерживали в этой стране развитие капитализма: 1) господство в стране меркантилизма, 2) сохранение в сельском хозяйстве феодальных порядков. Поэтому критика меркантилизма приобрела у них аграрный характер. При этом они отстаивали принцип экономического либерализма. Школа физиократов, или "экономистов", как их тогда называли, сложилась в 50-70-х годах XVIII в. Основоположником и главой этой школы был Франсуа Кенэ (1694-1774), изыскания которого продолжил его ученик Анн Робер Жак Тюрго (1727-1781).
   142 Фридрих Мельхиор Гримм (1723-1807) -- немецкий публицист, критик и дипломат, многолетний корреспондент императрицы Екатерины II. Их переписка (на французском языке) опубликована в переводе на русский язык и является ценным историческим источником.
   143 Может быть, речь идет об И.О.Финдлатере -- шотландском лорде и меценате.
   144 Джон Миллс -- английский агроном. Полное название книги Д.Миллса: Новая и полная система практическая сельскаго домоводства содержащая все, что опыты доселе показали полезнейшим в земледелии, как по старому, так и по новому способу делопроизводства, и также все, что как для всякая сельскаго хозяина, так и для украшения господских имений служить может / Сочинение г-на Джона Миллса. СПб.: Типография И.Глазунова, 1807-1812. Ч. 1-5.
   145 Карл Иванович (Карл Людвиг) Таблиц (1752-1821) -- естествоиспытатель, ботаник, путешественник, член-корреспондент Петербургской Академии наук (1776 г.), почетный член (1796 г.), Родился в Германии, с 1758 г. жил в России. Участник экспедиций Петербургской Академии наук, в частности, с 1769 г. -- в экспедиции С.Г.Гмелина по бассейну Дона, низовьям Волги, Кавказу; в 1781 г. -- в экспедиции по Каспийскому морю. Описал ряд новых для науки видов растений и животных. В 1783-1802 гг. -- вице-губернатор Крыма. Автор первых сводок по природе Крыма. Основал первые в России лесные школы в Царском Селе (1803) и Козельске (1805).
   <[Site460Site]>
   146 Захар Алексеевич Хитрово (1734-1798) -- государственный деятель, тайный советник, обер-церемониймейстер в 1839-1855 гг.
   147 Христиан Фридрих Гермерсгаузен (1725-1810) -- немецкий агроном, публицист. Его самая известная работа: "Хозяин и хозяйка, или Должности господина и госпожи во всех видах и всех частях, до домоводства относящихся / Сочинение в систематическом порядке и XII частях состоящее, Християна Фридриха Гермесгаузена, проповедника Шлалахскаго и члена Экономическаго Лейпцигска-го общества. С немецкаго языка переведено Василием Левшиным. М.: Унив. тип., у Н.Новикова, 1789. [Ч. 1, отд-ние 1]. XX. 360 с.; Ч. 1, отд-ние 2, 480 с.; Ч. 2, отд-ние 1, 320 с.; Ч. 2, отд-ние 2, 364 с.; Ч. 3, отд-ние 1, 392 с.; Ч. 3, отд-ние 2, 424 с.; Ч. 4, отд-ние 1, 375 с.; Ч. 4, отд-ние 2, 400 с.; Ч. 5, отд-ние 1, 418 с.; Ч. 5. отд-ние 2, 473 с.; Ч. 6. отд-ние 1, 439 с.; Ч. 6. отд-ние 2, 459 с.; Ч. 7. отд-ние 1, 409 с.; Ч. 7. отд-ние 2, 427 с.; Ч. 8. отд-ние 1, 391 c., ? Ч. 8. отд-ние 2, 558 с.
   148 И.Ф. фон Пфейфер -- немецкий агроном, автор работ по сельскому хозяйству.
   149 Леонгарц, Шпренгер, Шулер, Рейхарц, Лидере, Беккер -- немецкие агрономы, получившие известность своими практическими опытами. Мейер -- католический священник, живший в первой трети XVIII столетия. Сторонник распространения клевера.
   Фридрих Август Людвиг Бургсдорф (1747-1802) -- обер-форстмейстер в Бранденбурге, ученик знаменитого лесовода Гледича, его преемник по заведыванию лесной школой в Тегеле (возле Берлина). Автор классического сочинения по естественной истории главнейших древесных пород -- "Versuch einer vollstSndigen Geschichte vorztlglicher Holzarten" (Berlin, 1783-1800. Bd. 1-2).
   Сочинение "Anleitung zu einer sicheren Erziehung und zweckmSssigen Anpflanzung der einheimischen und fremden Holzarten, welche in deutschland und Snlichen Klimaten im Freien fortkommen" (1787) переведено на русский язык студентами московского университета в школе практического земледелия "под руководством оной школы Главного Директора, тайного советника Бакунина" и озаглавлено: "Руководство к надежному воспитанию и насаждению иностранных и домашних деревьев, которые в Германии, равномерно в средней и южной части России на свободе произрастать могут" (М., 1801-1803. Ч. 1-2).
   Иоанн Бекман (1739-1811). Профессор физики и естествознания в Петропавловском училище в Петербурге (1763-1765). В 1765 г. осматривал рудники и горнопромышленные работы в Швеции. В Упсале познакомился с К.Линнеем. С 1766 г. был избран профессором физики в Геттингене. Работал над тем, чтобы применить естественные науки к сельскому хозяйству, что позволило придать агрономии научный характер.
   150 Александра Павловна (1783-1801) -- великая княгиня, палатина Венгерская, дочь императора Павла I и его супруги Марии Федоровны. В 1799 г. вышла замуж за австрийского эрцгерцога Иосифа; в течение своего кратковременного<[Site461Site]>замужества перенесла много огорчений от австрийского двора; скончалась от послеродовой горячки. В 1796 г., когда великой княгине было 13 лет, она поместила в журнале "Муза" два перевода с французского: "Бодрость и благодеяние одного крестьянина" и "Долг человечества".
   151 Модест Петрович Бакунин (1765-1802) -- агроном, возглавлял Царскосельскую земледельческую школу. Имел имение в Лужском уезде Петербургской губернии. Написал исследование "Правила руководствующие к новому разделу и обрабатыванию полей с показанием нужных сельских заведений" (опуб.: СПб., 1800), а также перевел с немецкого языка ряд книг по сельскому хозяйству.
   152 Густав (Евстафий Максимович) Орреус (1738-1811) -- врач и писатель. Учился в Або и уже в 1754 г. издал ботаническое сочинение "Adumbratio florae". В 1755 г. начал изучать медицину в Москве, в 1768 г. получил степень доктора медицины. В 1770 г. на него возложена была борьба с чумой в Молдавии и Валахии, а в 1771 г. он был послан для той же цели в Москву. В 1776 г. отказался от врачебной деятельности и поселился в своем имении близ Петербурга, усердно занимался сельскому хозяйству и напечатал много статей в "Трудах" ВЭО. Важ-нейшееегосочинение "Descriptio pestis, quae anno 1770 in Jassia et 1771 in Moscua grassata est" (St.Petersburg, 1784).
   153 Удельное ведомство -- государственное учреждение Российской империи, с 1797 по 1917 г. осуществлявшее управление имуществом (удельными землями, имениями, а до 1863 г. -- также удельными крепостными крестьянами) императорской семьи. Учреждено Павлом I в ходе реформы государственного управления "для удовольствования происходящих от крови императорской родов всем нужным к непостыдному их себя содержанию".
   154 Дмитрий Прокофьевич Трощинский (1754-1829) -- государственный деятель. По окончании курса в Киевской духовной академии поступил на службу в Малороссийскую коллегию. В 1793 г. бьи назначен членом главного почтового управления и возведен в звание статс-секретаря. В 1796 г. получил от императрицы местечко Кагарлык в Киевской губернии, все кагарлыкское староство, а также два староства в Подольской губернии. С 1801 г. -- член Государственного совета и главный директор почт, а при учреждении министерств -- министр уделов. В 1806 г. вышел в отставку и переехал на житье в с. Кибенцы Миргородского уезда. В 1814-1817 гг. -- министр юстиции. Собрал богатую библиотеку, распроданную по частям после его смерти.
   155 15 июля 1799 г. в Петергофе император Павел I подписал Высочайший манифест об объявлении войны Испании. Лейтмотивом этого документа были обвинения в непонятном для России подчинении королевского правительства Испании анархическому и "беззаконному" правлению революционной Франции, против которой боролась коалиция европейских государств. Манифест предписывал конфискацию всех испанских торговых судов, находившихся в рус-<[Site462Site]>ских портах, а также разрешал командующим русскими армиями и флотами осуществлять боевые действия против подданных испанского короля.
   156 Алексей Иванович Ходнев (1818-1883) -- ученый, химик, экономист, профессор Киевского и Харьковского университетов, член Ученого комитета Министерства народного просвещения. Образование получил в Педагогическом институте и по окончании в нем курса был командирован за границу. Вернувшись в Россию, защитил магистерскую диссертацию по химии "Состав студенистых растительных веществ и их физиологическое назначение" (опуб.: СПб., 1846) и до 1855 г. занимал кафедру в Харькове, где получил степень доктора физики и химии и напечатал "Курс физиологической химии" (Харьков, 1847) и "Историческое развитие понятий о хлоре и влияние их на теоретическую часть химии" (Харьков, 1847). Переехав в Петербург, в конце 1850-х годов читал лекции по химии и технологии и вступил в число членов ВЭО, где с 1859 г. -- председатель отделения по вспомогательным сельскому хозяйству наукам, затем -- редактор "Трудов", и в 1860 г. -- секретарь общества. В 1882 г. был избран почетным членом общества. Одновременно с деятельностью в обществе много работал и как член ученых комитетов министерств народного просвещения и государственных имуществ и Технического комитета при Главном интендантском управлении.
   157 Василий Михайлович Севергин (1765-1826) -- минералог и химик. После окончания университета в Петербурге был отправлен для совершенствования знаний по минералогии в Геттингенский университет (1785-1789 гг.); после возвращения в Россию был избран (1789 г.) адъюнктом Академии наук по кафедре минералогии, а в 1793 г. -- профессором (академиком) по той же кафедре. В минералогии развивал химическое направление, выдвигая на первый план изучение состава и строения минералов. В 1798 г. сформулировал понятие о парагенезисе ("смежности минералов"). Большие заслуги принадлежат Севергину в разработке русской научной терминологии в области минералогии, химии, ботаники. С 1791 г. принимал участие в деятельности ВЭО.
   158 Людовик де Клермон-Тоннер (1740-е-?) -- агроном. В 1789 г. эмигрировал из Франции в Россию. Член Вольного экономического общества. В 1799 г. предпринял издание "Журнала о земледелии", посвященного императору Павлу I. Французский текст принадлежал Клермону; параллельно шел русский перевод Михаила Бородавкина,
   159 Антуан Огюст Пармантье (1737-1813) -- французский агроном и фармацевт, прославившийся в первую очередь как активный пропагандист выращивания картофеля в Европе в качестве пищевой культуры. Провел первую в истории кампанию принудительных прививок от оспы, изобрел технологию получения сахара из сахарной свеклы, основал школу хлебопечения и внес вклад* в изучение способов заморозки и консервации пищи.
   160 Оливье де Серр (1539-1619) -- французский агроном, автор известного труда "Le Th6atre d*agriculture et m6snage des champs" (Paris, 1600).
   <[Site463Site]>
   161 Дмитрий Маркович Полторацкий (1761-1818) -- сельский хозяин. Воспитывался сперва дома, а затем в Штутгарте, после чего путешествовал по Германии, Швейцарии, Испании, Франции и Англии. Служил в армии, в 1787 г. вышел в отставку с причислением к Коллегии иностранных дел и в 1792 г. купил село Авчу-рино (2700 десятин; в 12 верстах от Калуги, на левом берегу Оки), где завел образцовое сельское хозяйство. Выписав из Англии агрономов и сельскохозяйственные машины, он занимался обработкой земли посредством усовершенствованных плугов, сибирских сох, борон с железными зубьями, ввел молотилки и другие орудия и пропагандировал их среди окружных помещиков, которые сначала с недоверием относились к его преобразовательным начинаниям; новый севооборот, травосеяние, культура картофеля, удобрение полей мергелем, правильное скотоводство в больших размерах (голландский, холмогорский и английский рогатый скот), -- вот главнейшие стороны деятельности Полторацкого в области сельского хозяйства. В декабре 1797 г. был назначен членом Экспедиции государственного хозяйства. В сентябре 1798 г. был уволен от службы с чином статского советника. Один из основателей Московского общества сельского хозяйства. Пристрастие Полторацкого к плугу вызвало протест со стороны Ф.В.Ростопчина, который, в особой брошюре "Плуг и соха" (М., 1806) выступил защитником достоинств сохи.
   Мария Федоровна, (урожденная София Мария Доротея Августа Луиза фон Вю-ртембергская;1759-1828) -- российская императрица с 1796 г., с 1801 г. -- вдовствующая, вторая супруга императора Павла I, мать императоров Александра I и Николая I.
   Елена Павловна (1784-1803) -- великая княжна, дочь Павла I, наследная герцогиня Мекленбург-Шверинская (12 октября 1799 г. была выдана замуж за наследного герцога Мекленбург-Шверинского Фридриха). Прожила она недолго и скончалась, как говорили современники, от тоски по родине. Над ее могилой был воздвигнут православный храм.
   Мария Павловна (1786-1859) -- великая княжна, дочь Павла I, великая герцогиня Саксен-Веймар-Эйзенахская, супруга великого герцога Карла Фридриха Сак-сен-Веймар-Эйзенахского.
   Екатерина Павловна (1788-1819) --великая княжна, дочь Павла I. В 1809 г. вышла замуж за принца Петра Георга Олвденбургского, который вскоре был назначен управляющим путями сообщения и генерал-губернатором Твери, и поселилась с супругом в этом городе. В начале Отечественной войны 1812 г. сформировала на свои средства егерский батальон, носивший ее имя и участвовавший во всех крупных операциях войны. Овдовела в том же 1812 г. В 1813-1815 гг. сопровождала Александра I в военных походах, принимала, как советник брата, участие в Венском конгрессе (1814-1815 гг.). В 1816 г. вышла замуж за своего двоюродного брата -- принца Вильгельма Вюртембергского. Основными направлениями ее благотворительной деятельности стали воспитание и образование.
   Сергей Петрович Румянцев (1755-1838) -- государственный деятель, дипломат. Брат Н.П.Румянцева. В 1786-1788 гг. -- русский посланник в Пруссии, в 1793-1794 гг. -- посол в Швеции, в 1796-1797 гг. -- член Коллегии иностранных дел, в 1797-1799 гг. -- министр уделов. В 1802, 1805-1838 гг. -- член Государственного<[Site464Site]>совета. Инициатор закона 1803 г. о свободных хлебопашцах. С 1810 г. -- почетный член Академии наук.
   Николай Петрович Румянцев (1754-1826) -- государственный Деятель дипломат. Дипломатическую службу начал в качестве полномочного министра во Франкфурте-на-Майне при сейме Священной Римской империи и курфюртском округе Нижнего Рейна. Во время Французской революции был посредником между Екатериной II и Бурбонами. При Павле I был в опале. С 1801 г. -- член Государственного совета, сенатор. С 1802 по 1807 г. занимал должности директора водяных коммуникаций и министра коммерции. В 1807-1814 гг. -- министр иностранных дел. В 1808 г. вел переговоры с послом Франции Л.Коленкуром об условиях раздела Турции между двумя странами. Был сторонником сближения с Францией даже в условиях нового обострения с ней отношений. В 1809 г. вел переговоры о заключении Фридрихсгамского мира, за что был возведен в звание канцлера. В 1810-1812 гг. -- председатель Государственного совета. С началом Отечественной войны 1812 г. просил об отставке, но получил ее лишь после разгрома Франции. Большая библиотека Румянцева, а также коллекции рукописей, этнографических и нумизматических материалов легли в основу Румянцевского музея (в наши дни составляют ядро фондов Российской государственной библиотеки). Румянцев субсидировал деятельность кружка, в который входили историки и археографы (Н.Н.Бантыш-Каменский, П.М.Строев, К.Ф.Калайдович, A?X.Boc-токов, митрополит Евгений (Е.Болховитинов) и др.).
   Александр Сергеевич Строганов (1733-1811) -- государственный деятель, обер-камергер, член Государственного совета, сенатор, меценат. Получил блестящее домашнее образование. В 1752 г. для завершения образования отправился за границу: посетил Берлин, Ганновер, Страсбург, Женеву; в 1754 г. переехал в Италию. Два года пробыл в Париже, изучая физику, химию, металлургию, посещая фабрики и заводы. В Россию вернулся в 1757 г. В октябре 1760 г. командирован в Вену для принесения приветствия венскому двору по случаю бракосочетания эрцгерцога Иосифа. Поддержал Екатерину II во время захвата власти в 1762 г. С 1775 г. -- действительный тайный советник и сенатор. Строганов известен как коллекционер. Его библиотека считалась одной из лучших в России того времени. В 1798 г. он был назначен президентом Петербургской Академии художеств, директором Публичной библиотеки. В 1801 г. был назначен членом Главного управления училищ. Последние 10 лет своей жизни Строганов почти всецело посвятил постройке Казанского собора.
   Петр Васильевич Лопухин (1753-1827) -- государственный деятель. С 1779 г. в чине бригадира -- исполняющий должность Петербургского обер-полицей-мейстера, с 1783 г. был правителем канцелярии Тверского наместничества и в том же году назначен московским гражданским губернатором. С 1793 г.--ярославский и вологодский генерал-губернатор. С 1798 г. -- генерал-прокурор. В июле 1799 г. уволился в отставку по прошению. С 1803 г. -- министр юстиции и глава Комиссии составления законов. В январе 1807 г. возглавил Комитет сохранения общественной безопасности, рассматривавший дела об оскорблении Величества, государственной измене, о распространении "ложных и вредных слухов", о тайных обществах и др. С 1810 г. -- Председатель Департамента гражданских и духовных дел<[Site465Site]>Государственного совета, с 1812 г. -- председатель Департамента законов и других департаментов, с 1816 г. -- председатель Государственного совета и Комитета министров, с 1826 г. -- председатель Верховного уголовного суда по делу декабристов. Лев Кириллович Разумовский (1757-1818) -- военачальник. Обучался вместе с братьями дома, а затем был отправлен для продолжения образования за границу. По возвращении в Россию в 1774 г. зачислен в посольство князя Н.В.Репнина и отправлен в Константинополь. После возвращения, поступил в действительную службу в лейб-гвардии Семеновский полк. С 1782 г. -- генерал-адъютант князя Г.А.Потемкина. Участник русско-турецких войн конца XVIII в. Со вступлением на престол императора Павла I подал прошение об увольнении от службы по болезни. Несколько лет провел за границей, по возвращении поселился в Москве. Получил от отца малороссийское имение "Карловка", вотчины в Можайском уезде, а также Петровско-Разумовское.
   Алексей Кириллович Разумовский (1748-1822) -- государственный деятель, действительный тайный советник. Получил домашнее образование. Путешествовал по Европе, слушал лекции в Страсбургском университете. С 1769 г. -- камер-юнкер, с 1775 г. -- действительный камергер. В 1778 г. вышел в отставку и поселился в Москве. У себя в имении Горенки под Москвой создал ботанический сад, считавшийся в то время одним из чудес Москвы; собрал крупнейшую в России библиотеку по естественным наукам. На службу вернулся по приглашению императора Александра I лишь в ноябре 1807 г., когда был назначен попечителем Московского университета и учебного округа. С 1810 г. -- член Государственного совета, министр народного просвещения. При личном участии Разумовского в 1811 г. подготовлен устав Царскосельского лицея и состоялось его открытие. В августе 1816 г. вышел в отставку.
   Кирилл Григорьевич Разумовский (настоящая фамилия Ро'зум; 1728-1803) -- государственный деятель, генерал-фельдмаршал (1764 г.), последний гетман Войска Запорожского с 1750 по 1764 г. С 1742 г. жил в Петербурге. С 1743 г. -- камер-юнкер. Затем отправлен за границу для учебы в Геттингенском и Берлинском университетах. С 1746 по 1765 гг. -- президент Петербургской академии наук. С 1751 г. -- гетман, жил в г. Глухове. Участник дворцового переворота 1762 г., в результате которого воцарилась Екатерина II.
   Алексей Борисович Куракин (1759-1829) -- государственный деятель, действительный тайный советник (1797 г.), сенатор (с 1796 г.). В начале 1775 г. направлен в Лейденский университет, интересовался юриспруденцией. В 1780 г. избран заседателем суда. С 1792-го -- 1-й советник, с 1795 г. -- управляющий 3-й экспедицией (ревизия государственных счетов). В 1796-1798 гг. -- генерал-прокурор и присутствующий в Совете его величества; управлял делами Тайной экспедиции, а также занимался составлением Общего гербовника дворянских родов. Одновременно в 1797-1798 гг. -- министр уделов и главный директор Государственного ассигнационного банка, главный управляющий Вспомогательного дворянского банка, осуществлял высшее руководство государственным коннозаводством. В 1798 г. снят с поста генерал-прокурора и назначен присутствовать в 1-м департаменте Сената. Вскоре вышел в отставку и жил в своем имении. С вступлением на престол императора Александра I вновь назначен присутствовать в Сенате.
   <[Site466Site]>
   С сентября 1801 г. -- председатель Комиссии для пересмотра прежних уголовных дел, с 1802 г. -- малороссийский генерал-губернатор. С 1807 г. -- министр внутренних дел, с января 1810 г. -- член Государственного совета. В 1821-1829 гг. -- председатель Департамента государственной экономии. С ноября 1825 г. -- председатель Комитета для пособия разоренным от наводнения в Петербурге. Входил в состав Верховного уголовного суда по делу декабристов.
   Степан Борисович Куракин (1754-1805) -- государственный деятель, действительный тайный советник. Получил первоначальное образование дома, для продолжения образования был отправлен в Швецию. До выхода в 1804 г. в отставку находился на военной службе. Умело ведя дела, в своем селе Степановское Зубцовского уезда Тверской губ. устроил роскошную усадьбу и завел большую полотняную фабрику.
   Екатерина Романовна Дашкова (1744-1810) -- княгиня, деятель русской культуры. В 1758 г. сблизилась с императрицей Екатериной II. Активно участвовала в перевороте 1762 г., приведшем на престол Екатерину II, однако ее влияние в придворных кругах не было прочным. В 1783-1796 гг. -- директор Петербургской академии наук и Российской академии для изучения русского языка. Основала новые периодические издания: "Собеседник любителей российского слова..." (1783-1784) и "Новые ежемесячные сочинения" (1786-1796). Возобновила прежние научные издания и публичные чтения при академии на русском языке по различным наукам. По ее инициативе Российской академией был выпущен толковый словарь русского языка ("Словарь Академии Российской", 1789-1794, 6ч.) и стал издаваться сборник "Российский феатр или полное собрание Российских Феатральных сочинений" (1786-1794, 43 ч.). Автор ряда литературных произведений. Наибольший интерес представляют ее "Записки" ("Mon histoire", 1804-1806; изданы в переводе на англ, яз.: London: 1840; на фр. яз.: Париж: 1859; на рус. яз.: Лондон: 1859 (с предисловием А.И.Герцена)). Лучшим является русское издание 1907 г.: Дашкова Е.Р. Записки княгини Дашковой: пер. с франц, по изд., сделанному с подлинника рукописи: с прол. 4-х портретов, разных документов и писем и указ. / под ред. и с предисл. Н.Д.Чечулина. СПБ.: А.С.Суворин, 1907.
   162 Егор Иванович Бланкеннагель (1750-1812) -- генерал-майор (1796 г.), Георгиевский кавалер (1795 г., по выслуге лет). С 1796 г. в отставке. Инициатор введения травосеяния, первым в России использовал в хозяйственной практике учение о сельскохозяйственной рационализации И.Х.Шубарта фон Клеефель-да. В 1792-1793 гг. ввел травосеяние в помещичьем и крестьянских хозяйствах в своем имении в Звенигородском уезде. Основоположник отечественной свеклосахарной промышленности. В 1799-1802 гг. организовал (совместно с полковником Есиповым) опыты по получению дешевого сахара из свекловицы в принадлежавшем ему с. Алабьево Чернского уезда Тульской губернии. В 1802 г. открыл в с. Алабьево свеклосахарный завод (по производству сахарного песка). С 1807 г. начато производство рафинада. В начале XIX в. устройство этого завода было образцом для всех подобных предприятий.
   163 Алексей Михайлович Ярославов (1750 -- начало XIX в.) -- крупный землевладелец, создатель усадьбы Кораллово, близ Звенигорода. Усадебный комплекс в Кораллове создавался А.М.Ярославовым, начиная с 1770-х годов до начала<[Site467Site]>XIX в., около 30 лет. Усадьба славилась античными рельефами и богатой библиотекой, посвященной эпохе Петра I. Рядом располагалась церковь во имя Толгской иконы Божьей Матери с приделами Николая Чудотворца и Михаила Малеина.
   164 Всеволод Алексеевич Всеволодский (Всеволожский) (1738-1797) -- камергер. Участник переворота 1762 г., за что он и его братья Илья и Сергей были награждены имениями и чинами. Сенатор, действительный тайный советник.
   165 Лавр Дмитриевич Борисов. По сведениям 1786 г., в сельце Маркове (Вы-рубово тож; ныне -- пригород г. Одинцово Московской области), за Лавром Дмитриевичем Борисовым было записано 24 ревизские души. По "Экономическим примечаниям" конца XVIII в. за ним в сельце числилось 2 двора, где жило 11 мужчин и 10 женщин (разного возраста). Рядом стоял деревянный господский одноэтажный дом.
   166 Михаил Александрович Угримов -- обер-провиантмейстер премьер-май-орского чина, жалован дипломом на потомственное дворянское достоинство (по прошению от сентября 1797 г.). Но диплом ("жалованная грамота") не был подписан до сентября 1802 г.
   166а Иван Александрович Угримов -- помещик, предприниматель (владел крупными полотняными фабриками в Ярославской губ., другими предприятиями в Александрове Владимирской губ.). Надворный советник. По семейному преданию, попал в опалу при Павле I, был лишен им дворянства и восстановлен в этом достоинстве лишь при Александре I. Был женат на Анне Ивановне Яковлевой (1778-1853).
   167 Товий Егорович (Иоганн Тобиас) Ловиц (1757-1804) -- химик, академик Петербургской Академии наук (1793 г.). В 1768 г. вместе с отцом, астрономом Георгом Ловицем, приехал в Россию. Отец возглавил Астраханскую астрономическую экспедицию, снаряженную для исследований на юго-востоке Европейской России. Экспедиция Ловица была пленена Емельяном Пугачевым, который приказ казнить Ловица-старшего: Пугачев велел повесить астронома, "чтобы он был поближе к звездам". Ловицу-младшему чудом удалось бежать. Тобиаса Ловица взял на воспитание известный математик петербургский академик Леонард Эйлер. В феврале 1777 г. поступил учеником в Главную Петербургскую аптеку, в то время лучше оснащенную, чем химическая лаборатория Академии наук. В мае 1779 г. стал помощником аптекаря, но проработал в Главной аптеке всего год. Поступил в Геттингенский университет для изучения медицины. В1784 г. вернулся в Россию. Работал сначала в академической аптеке, затем, с 1797 г. -- в домашней лаборатории, находясь официально на службе в Петербургской Академии наук в качестве профессора химии. В 1785 г. открыл и исследовал явление адсорбции углем в жидкой среде. Исследовал кристаллизацию солей из растворов, явление пересыщения и переохлаждения растворов; установил условия выращивания кристаллов. Первым в России заинтересовался химией сахаров и установил различие медового и тростникового сахара. С 1793 г. -- академик Петербургской Академии наук.
   <[Site468Site]>
   168 Степан Семенович Джунковский (1762-1839) -- экономист. В 1784 г. был отправлен за границу для усовершенствования в науках и в земледелии. В 1800 г. определен членом экспедиции заготовления государственных бумаг. В 1803-1828 гг. -- член и непременный секретарь Вольного экономического общества, был постоянным редактором "Трудов" общества, составлял годовые отчеты и написал множество статей по сельскому хозяйству и домоводству. В 1811 г. назначен директором Департамента государственного хозяйства и публичных зданий, затем ему была поручена осушка окрестностей Петербурга. Автор "Речи о необходимости опытного упражнения в земледелии и домостроительстве всех владельцев собственных имений..." (СПб., 1805).
   169 Андрей Карлович (Генрих) Шторх (1766-1835) -- экономист, первый вице-президент и действительный член Петербургской Академии наук по разряду политической экономии и статистики (1804 г.). С 1778 по 1783 г. обучался в училище при Рижском соборе, а в 1784 г. поступил в Йенский университет, где слушал лекции философских и юридических наук. В начале 1786 г. совершил путешествие по южной Германии и Франции, затем поселился в Гейдельберге, для продолжения своих занятий политическими науками. С 1787 г. жил в России, преподаватель истории и словесности Шляхетского кадетского корпуса. С 1789 г. и до середины 1790-х годов состоял при начальнике департамента иностранных дел. Первые литературные работы Шторха обратили на него внимание императрицы Екатерины П, которая намеревалась назначить его своим секретарем по литературной части. В 1794-1819 гг. -- преподаватель и наставник у детей императора Павла 1. В 1813 г. преподавал великим князьям политическую экономию. В 1820 г. был избран в члены образовавшегося тогда комитета для лучшего устройства институтов. С мая 1826 г. --член комитета для улучшения воспитания в заведениях Министерства народного просвещения, с 1827 г. -- в комитете, занимавшемся разработкой нового устава университетов.
   170 Михаил Иванович Швитков -- корректор типографии Военной коллегии, занимался литературной деятельностью с 1804 по 1814 г. В 1804 г. Вольное экономическое общество предложило следующую задачу: "Открыть и ясными примерами утвердить причину возрастающей время от времени в городах и селениях дороговизны на съестные припасы, исключая чужестранныя произведения, и изыскать ближайшее средство, от чего могут цены на те же припасы постепенно уменьшиться", на которое он представил "Ответ", отмеченный золотой медалью. Дороговизна происходит, по его мнению, от "злоупотребления человеческого ума и всех благ природы, а не от физических причин, потому что природные богатства, промышленность и искусство непрерывно развиваются, а цена все растет". Самолюбие и корыстолюбие -- "первоначальная" причина. Когда эти дурные качества заменятся "простотой нравов, искренностью, дружелюбием и рачением о общественном благе", только тогда исчезнет это зло. Причину этого зла он видит и в соперничестве между государственной казной и достатком частных лиц. Швитков получил золотую медаль за ответ на задачу ВЭО на 1809 г. "О двух главных способах, назначенных к лучшему деревнями управлению". Нужно было выяснить, какой из двух способов выгоднее: основанный только на рабочей повинности крестьян или на<[Site469Site]>
   денежном оброке, или же, наконец, на соединении этих способов. Общественная и частная польза помещика и крестьянина, говорил Швитков, должна быть согласована. Земледелие, а не промышленность и не отхожие промыслы -- основное занятие крестьян. Как для них самих, так и для их владельцев и власти, выгоднее облагать рабочей, нежели денежной повинностью. Еще выгоднее соединение обеих повинностей так, чтобы рабочая повинность была главной. Швитков считал, что нужно дать возможность крестьянину работать не только на помещика, но и на себя, и для обеих сторон лучше повинности возлагать на всех крестьян.
   171 Ипполит Федорович Богданович (1743-1803) -- писатель, автор работ по экономическим вопросам. В 1754 г. он был отправлен родителями в Москву и записан "юнкером юстиц-коллегии", одновременно с этим он обучаться в "математическом училище" при сенатской конторе. Богданович был членом ВЭО, секретарем русского посольства при Саксонском дворе, и, наконец, в 1775 г. на него было возложено "главное смотрение за изданием "Санкт-Петербургских Ведомостей". В 1788 г. он вышел в отставку и уехал в Малороссию. Писал стихи, драматические произведения, переводил специальные сочинения для "Трудов" ВЭО, перекладывал в стихи русские народные пословицы и, наконец, занимался журнальным делом -- издавал и редактировал журнал "Невинное упражнение" (1763 г.).
   172 Петр Иванович Шаховский (?-1827) -- государственный деятель, Псковский губернатор (1816-1817 гг.), тайный советник. Владел имением в Серпуховском уезде Московской губернии.
   Иван Сергеевич Мещерский (1775-1851) -- помещик, владелец крупных латифундий в центральных губерниях России.
   Андрей Михайлович Ефимовский (1717-1767) -- гофмаршал двора наследника при Елизавете Петровне, генерал-аншеф при Екатерине II. Владелец крупных поместий в Московской губернии.
   173 Николай Николаевич Муравьев (1768-1840) -- писатель и общественный деятель, отец М.Н.Муравьева-Виленского, Н.Н.Муравьева-Карского и духовного писателя А.Н.Муравьева. Получил отличное воспитание, служил во флоте и в армии с 1810 до 1823 г., с небольшим перерывом в 1812 г. Заведовал Училищем колонновожатых, содержавшимся на его иждивении. Один из основателей Московского общества сельского хозяйства и Земледельческой школы, завел образцовую ферму в с. Бутырки, под Москвой. Автор "Наставления о приведении в порядок управления скотными дворами" (М., 1830). Разбирая вопрос о сравнительной выгодности крепостного и свободного труда, доказывал, что "работа наемными людьми в России будет самым неосновательным и разорительным предприятием, доколе цена хлеба не возвысится, цена наемным работникам не уменьшится и число их не увеличится", что "в России нет другого средства производить полевые работы, как оседлыми крестьянами".
   174 Карл Федорович Герман (1767-1838) -- основатель статистической науки в России. Окончил Геттингенский университет. Приехал в Петербург в 1795 г.,<[Site470Site]>в качестве воспитателя детей графа Д.А.Гурьева, бывшего впоследствии министром финансов. В 1806 г. он занял в Педагогическом институте кафедру статистики. С 1836 г. -- ординарный академик, инспектор классов в Смольном институте и в Училище ордена св. Екатерины, занимал должность начальника статистического отделения в министерстве внутренних дел. Ему же принадлежат первые русские теоретические труды по статистике: "Краткое руководство к всеобщей истории статистики.., " (СПб., 1808) и "Всеобщая теория статистики" (СПб., 1809).
   175 Дмитрий Павлович Рунич (1780-1860) --государственный деятель. После получения образования, состоял на военной службе, был помощником почт-директора в Москве, затем членом главного правления училищ и попечителем Петербургского учебного округа. Первой жертвой обскурантизма Рунича сделался профессор А.П.Куницын; затем, усмотрев в лекциях профессоров А.Галича, Э.Б.С.Раупаха, К.Ф.Германа и К.И.Арсеньева "противохристианскую проповедь" и принципы, вредные для монархической власти, Рунич настоял на их увольнении. Запутавшись в денежных делах университета, в 1826 г. сам был уволен от должности попечителя и члена главного правления училищ.
   176 Леди Монтегю -- может быть, одна из дочерей Эдварда Монтегю, 1-гогра-фа Сэндвича, виконта Хичинбрука, барона Монтегю Сент-Неотского.
   177 Иван Иванович Самарин (1774-1847) -- деятель в области сельского хозяйства. В своем родовом имении Ивахове, Ярославского уезда, он ввел четырехпольное хозяйство с посевом клевера еще в 1805 г. и был, таким образом, одним из первых русских сельских хозяев, введших культуру клевера в полевой севооборот. Но главная его заслуга состоит в том, что он завел такое же хозяйство и на крестьянских полях: в 1819 г. в купленной им деревне Конищеве, Романовского уезда, а в 1828 г. и вс. Ивахове. Московское общество сельского хозяйства в 1826 г. присудило ему серебряную медаль "за введение четырехпольного хозяйства с травосеянием между крестьянами в Ярославской губернии Романовского уезда и счастливые успехи в улучшении от того их состояния". В "Земледельческом журнале", выпускаемом Московским обществом сельского хозяйства, были опубликованы его статьи: "Ясное доказательство, сколь полезно ввести травосеяние крестьянам Ярославской губернии, не имеющим достаточного количества скота" и "Дополнительные сведения к статье о травосеянии"(1826. N. 16), "О заведении травосеяния крестьянами в чересполосном имении" (1829. N. 25), "Травосеяние в Ярославской губернии" (1836. N.1, 3).
   178 Виктор Павлович Кочубей (1768-1834) -- государственный деятель, дипломат, государственный канцлер внутренних дел (1834 г.). В 1792-1797 гг. -- посланник в Турции, с 1798 г. -- вице-канцлер, а в 1801-1802 гг. -- управляющий Коллегией иностранных дел. Сторонник умеренных реформ, был близок к Александру I и в 1801-1803 гг. участвовал в работе Негласного комитета. В 1802-- 1807 и 1819-1823 гг. -- министр внутренних дел. После воцарения Николая I (1825 г.) поставлен во главе секретных комитетов, созданных для подготовки про-<[Site471Site]>ектов государственных преобразований. С 1827 г. -- председатель Государственного совета и Комитета министров.
   179 Иоганн I (1760-1836) -- 10-й князь Лихтенштейна, правил в 1805-1806 гг. и в 1814-1836 гг. Он был последним князем, правившим Лихтенштейном в составе Священной Римской империи (в 1805-1806 гг.). В 1806-1814 гг. правил Лихтенштейном в качестве регента. В качестве князя Лихтенштейна, Иоганн проводил прогрессивные реформы, но в то же время придерживался абсолютистского стиля правления. В 1818 г. он даровал стране конституцию, хотя и ограниченную. Он поощрял сельское хозяйство и лесоводство и радикально реформировал свою администрацию, пытаясь соответствовать требованиям современного государства.
   180 Николай (Миклош) Эстергази (Эстерхази) (1765-1833) -- князь, австрийский фельдмаршал, покровительствовал музыкантам.
   181 Рене Вассаль -- вместе со своим тестем эмигрировал во время Французской революции конца XVIII в. в Испанию, где основательно изучил тонкошерстное овцеводство, но, встретив препятствия к занятию там этой отраслью сельского хозяйства, отправился в Россию (в Крым). Ознакомившись с крымскими степями, предложил российскому правительству развести там мериносовых овец и просил отвести достаточное количество земли и выдать заимообразно денежное пособие на покупку стада. Предложение было принято, и в 1804 г. Вассаль приобрел в саксонских овчарнях 487 баранов и 948 маток электорального племени мериносов, которых и привез в Крым. Привезенное стадо положило начало тонкорунному овцеводству в Южной России.
   182 Сарептское евангелическое общество -- ведет свою историю с конца XIV в. Его родоначальниками были табориты, последователи Яна Гуса, изгнанные из Богемии (Чехии) и Моравии. В 1456 г. они перешли в Польшу, где образовали евангелическое братство, назвав себя "богемскими братьями". Их отличала особая строгость нравов и большое трудолюбие. Тридцатилетняя война 1618-1648 гг. привела к почти полному их истреблению. В 1722 г. саксонский министр Николаус Людвиг Цин-цендорф (1700-1760) предоставил им 17 га из земель своего имения Бертельсдорф. Они назвали это место Hermhut ("Господь указал", "Град небесный", или "Го-сподь-хранитель"), а себя стали называть гернгутерами. Они прославились своей честностью и трудолюбием, занимаясь преимущественно производством тонкого полотна, которое продавали за пределы Саксонии. Императрица Екатерина П издала два манифеста о приглашении в Россию колонистов для поселения в Поволжье на выгодных условиях и с освобождением от налогов на 30 лет (при поселении в городах на 5 лет). Поселенцам гарантировалось общинное самоуправление, свобода исповеданий, право на сооружение своих церквей, освобождение от военной службы, предоставление беспроцентных ссуд на 10-летний срок на постройку дома и обзаведение хозяйством, возмещение путевых и кормовых расходов на переезд в Россию. Первыми откликнулись на манифест гернгутеры. В 1765 г. между Астраханью и Царицыном в устье реки Сарпы, впадавшей в Волгу, они основали свое поселение.
   <[Site472Site]>
   Первые гернгутеры-переселенцы прибывали в Россию морем на парусных судах в Кронштадт. Большинство поселенцев были из немецких земель и из Дании.
   183 См. комментарий 190.
   184 Вильгельм Христиан Фрибе (1762-1811) -- писатель, доктор философии, инспектор училищ Рижского учебного округа. В 1781 г. поступил в Геттингенский университет для изучения богословия, занимался и естественными науками. В 1784 г. отправился в Россию, где в течение 17 лет состоял гувернером в двух частных домах в Лифляндии. В 1801 г. получил место постоянного секретаря Лифляндского экономического общества. В 1804 г. был назначен инспектором училищ Рижского учебного округа. В 1810 г., по расстроенному здоровью, подал в отставку. Автор ряда исторических и политико-экономических статей в "Nordische Miscellaneen" ("Северная смесь"), издал "Handbuch der Geschichte Lief-, Ehst und Kurlands zum Gebrauch ftlr Jedermann von W.C.Friebe" (Riga, 1791-1794. Bd. 1-5), "Physisch-oekonomische und statistische Bemerkungen von I-ief-und Ehstland oder von der beiden statthalterschaften" (Riga, Revel, 1794), "Ueber Russlands Handel, landwirtschaftliche Kultur, Industrie und Produkte: Nebst einigen physischen Bemerkungen" (Gotha, 1796-1798. Bd. 1-3), "Oekonomisch-technische Flora ftlr Liefland, Ehstland und Rurland" (Riga, 1805) и "Ueber die Verbesserung der Schafzucht in Russland" ("Руководство к усовершенствованию в России овцеводства". СПб., 1807). Последнее сочинение, переведенное на русский язык и напечатанное за государственный счет, было разослано многим землевладельцам. За 15 сочинений был отмечен премиями ВЭО и другими учеными обществами.
   185 Речь идет о следующем. Плодосменное хозяйство характеризуется введением в севооборот растений, принадлежащих к различным ботаническим видам, и строгим чередованием их между собою. Последовательность в распределении культивируемых растений (колосовых хлебов, широколиственных растений, корнеплодов, кормовых трав, и др.), из которых каждое обладает своими индивидуальными особенностями и требованиями, должна иметь целью не только равномерное распределение питательных веществ почвы и, следовательно, отдаление срока ее истощения. Пропашные растения дают возможность во время их произрастания взрыхлять и обрабатывать почву, могут быть охарактеризованы подготовительными, мотыльковые своими длинными корнями, обширной листвой и способностью при помощи бактерий усваивать из атмосферы азот, в сильной степени способствуют улучшению физических и химических свойств почвы. Другие кормовые растения, стравливаемые крупным рогатым скотом, дают много удобрения. Строгая смена всех этих растений дает возможность обходиться без пара: с разведением травосеяния сельский хозяин не зависит от лугов, т.к. все необходимые для содержания скота и производства навоза кормовые травы произрастают исключительно на землях, входящих в севооборот. Применение на полях травосеяния делает удобным содержание скота на стойле с кормлением его скашиваемой в зеленом виде травой. Это считалось Теэром и его последователями более производительным способом пользования травяным участком, чем эксплуатация его как пастбища. Впоследствии, однако, были допущены отступления от<[Site473Site]>основ чистого поля: время от времени можно было вводить черный пар, это усиливало обработку почвы, очистку ее и подготовку поля под посев пшеницы. Это тем более является необходимым на тяжелых почвах и скоро меняется на сорную растительность. При существовании пятипольного севооборота есть возможность сеять овес после пшеницы. При разделке луга можно снять овес, а после него пшеницу и т.д. Таким образом, плодосменную систему соединяют с формой многопольного хозяйства, где введена культура корнеплодов, травосеяние и пр.
   О плодосменном полеводстве мы находим сведения у римских авторов. Первая страна, где введена была плодосменная система, -- Бельгия. Отсюда система перешла в середине XVIII в. в Англию, где ее главным сторонником выступал Артур Юнг. Одним из первых севооборотов в Англии был "норфолькский" или "юн-говский" севооборот (кормовая репа или турнепс, яровое, клевер и озимь).
   В Германии главными идеологами плодосменной системы были Теэр и Шубарт, которые проповедовали введение повсеместно культуры клевера. Культура клевера стала центром в германских севооборотов, характерным признаком которых явилось многополие (бывают севообороты 8-, 9- и даже 20-польные). В Пруссии был распространен следующий севооборот: 1) корнеплодные растения, 2) ячмень с посевом по нему клевера, 3) клевер, 4) клевер, под осень -- озимь, 5) пшеница или рожь, 6) горох, 7) яровое (овес, ячмень), 8) вика и 9) рожь. В Голштинии и Мекленбурге в конце XVIII в. была выработана особая система ("коппельное" хозяйство или, поТеэру, -- "плодосменная система с выгоном"). Клинья (Корре!) или поля окружались двумя рвами, между которыми возвышалась насыпь, засаженная березами, ольхами, ивами и др., они срубались каждые 9 лет. Этим осушалась почва, получали лес и ограждали поля от скота. Севооборот этого хозяйства: 1) пар, 2) пшеница, 3) ячмень, 4 и 5) овес, 6) клевер, 7, 8 и 9) пастбище.
   Во Франции сторонниками этой системы выступали Оливье де Серр (XVII а), аббат Розье (XVIII в.) и М.Домбаль (начало XIX в.).
   В России со времени Екатерины II как со стороны правительственных учреждений, так и со стороны частных лиц были попытки ввести изменения в трехпольную систему. Предлагалось несколько теорий плодосменного хозяйства; одни ставили выше всего механический состав почвы, т.к. считали главной пищей растений только самые мельчайшие частицы почвы. С этой точки зрения понятна польза культуры корнеплодных и других растений, которые возделываются рядами и пропахиваются во время роста.
   По мнению других, все растения извлекают из почвы питательные вещества, вместе с тем много ненужных для себя соединений, которые обратно выделяются через корни. Таким образом, при однообразной культуре в почве накопляется много веществ, которые не только бесполезны, но и вредны, задерживая собой рост растения. Но последующее растение, имея другие потребности, может с ббльшей для себя выгодой утилизировать бесполезные и вредные для предыдущей культур вещества, которые выделены ее корнями.
   С точки зрения Теэра, производительная сила почвы находится в полной зависимости от количества находящегося в ней перегноя (гумуса). Задача сельскохозяйственной культуры должна сводиться к увеличению его в почве -- посредством навоза или введением в севооборот таких растений, которые своими пожнивны-<[Site474Site]>ми остатками обогащают содержание в почве перегноя (клевер, люцерна). Теэр считал, что естественное плодородие почвы выражается известным числом градусов, что истощающие растения (масличные, картофель, рожь) понижают число этих градусов, а обогащающие -- повышают. Этому способствуют и удобрения, паровое состояние поля и др. Зная число градусов естественного плодородия почвы, а также то число, которое необходимо для производства тех или других растений, сельский хозяин всегда имеет возможность определить количество необходимого удобрения, приемы обработки, и т. д.
   Либих признавал первенствующее значение за минеральными веществами почвы и сводил значение навоза и перегнойньи веществ к содержанию в них удобоусвояемых минеральных веществ. Исследовавший способы питания растений, немецкий химик Юстус Либих подразделил все растения на 3 группы, в зависимости от количества минеральных веществ в их составе: 1) поташные, в золе которых преобладают растворимые щелочные соли (кукуруза, картофель, турнепс); 2) известковые (клевер, горох, бобы); 3) кремнеземистые (рожь, пшеница, овес). Каждая из групп отнимает у почвы то вещество, которое преобладает в его составе. Понятно поэтому, что однообразная культура ведет к быстрому истощению почвы, а плодосменное хозяйство является одним из средств к поддержанию ее плодородия, когда культура какого-нибудь растения нисколько не влияет на успешность последующей культуры, т.к. она требует себе веществ, еще не взятых предыдущим растением. Ко времени возвращения растений на свое прежнее место в севообороте почва успевает накопить путем выветривания необходимые питательные вещества. Однако эта теория, приписывая питание растений исключительно действию минеральных составных частей почвы, совершенно игнорировала участие органических веществ, среди которых главную роль в питании растений играют азотистые вещества. "Химическая теория азота", положившая в свое основание различную способность растений поглощать атмосферный азот и тем самым различным образом обогащать почву этим веществом, объясняла успешность плодосменной культуры различной способностью растений реагировать на азот. Германский хозяин Шульц-Люпиц создал особую форму плодосменной культуры, известную как "люпицизм": главное требование этой формы плодосмена -- в севообороте "азотоядному" растению всегда должно предшествовать "азотособирающее". Дальнейшим развитием практики явилась возможность применять в севообороте сидеральные удобрения, которые получаются вследствие запахивания растительной массы в почву. Этот способ удобрения позволил вести хозяйство даже без скота, без кормовых трав и пр. Однако утомление почвы при полном ее плодородии по отношению к тому или другому растению или благоприятное значение в качестве промежуточных культур сильноистощающих растений (сурепка, рапс -- под пшеницу) не объясняются этой теорией.
   Значение плодосменного хозяйства обусловливается, во-первых, различным строением растений: а) в отношении развития их корневой системы (разветвленность, глубина залегания, растворяющая сила), б) в отношении развития их листовой поверхности (ее величина, строение листа); во-вторых, различными требованиями растений по отношению к; а) химическому составу почвы, б) к ее физическому состоянию; в-третьих, различной способностью растений приводить почву в состояние физической "спелости"; в-четвертых, различным количеством оставляемых в почве остатков растения; в-пятых, -- различной способно-<[Site475Site]>-стью растений противодействовать зарастанию полей сорной растительностью, защищать их от различных насекомых.
   186 Иван Кондратьевич Давыдов (?-1814) -- помещик, автор работ по сельскому хозяйству.
   187 Иван Семенович Захаров (1754-1816) -- писатель. Получил домашнее образование. С февраля 1766 г. определен копиистом по канцелярии И.П.Ела-гина при Кабинете Его императорского величества. С 1770 г. -- канцелярист, с 1772 г. -- регистратор. В 1774 г. перевелся в Главную дворцовую канцелярию, в 1776-1785 гг. -- секретарь канцелярии, в 1787-1794 гг. -- один из директоров, в 1788-1791 гг. -- старший директор Государственного заемного банка. С 1794 г. -- вице-губернатор Могилевского наместничества. В 1795 г. -- поручик при правителе Могилевского наместничества, состоял в местной палате общественного призрения. С 1796 г. -- Белорусский гражданский губернатор, с 1797 г. -- Витебский вице-губернатор, с 1798 г. -- Астраханский гражданский губернатор. В 1800-1814 гг. -- тайный советник, с 1800x гг. --• сенатор, с 1810 г. -- почетный член Московского университета, Автор книги "Усадьбы, или Новый способ селить крестьян и собирать с них помещичий доход" (СПб., 1801); "Хозяин-винокур, открывающий сведения, к устроению винных заводов и к производству винокурения относящиеся" (СПб., 1808).
   188 Может быть речь идет о следующем лице: Пиктэ де Ришемонт Марк Август (1752-1825). Автор работ по геологии, геодезии, астрономии, метеорологии.
   189 Василий Григорьевич Кукольник (1765-1821) -- ученый и педагог. С 1789 г. жил в Замостье, где состоял профессором физики, естествознания и экономических наук местного королевского лицея. Интерес к сельскому хозяйству проявился в связи с изучением польской и иностранной литературы и собственного опыта в своем имении. В 1791 г. был опубликован его курс по вопросам сельского хозяйства "Tre46 nauki rolniczej" ("Сущность науки сельскохозяйственной"). В 1795-1796 гг. совершил поездку по Германии, Чехии и Австрии, чтобы ознакомиться с положением агрономической науки в этих странах. В 1804 г. был приглашен профессором физики в Петербургский Главный педагогический институт. В 1813-1817 гг. преподавал юридические науки и польский язык великим князьям Николаю и Михаилу Павловичам. Первый директор Нежинской гимназии высших наук кн. Безбородко (Нежинский лицей) (1820-1821).
   190 Карл Линней (1707-1778) --шведский естествоиспытатель. В 1735-1738 гг. жил в Голландии, с 1741 г. -- профессор в Упсале. Имел огромное влияние на развитие ботаники и зоологии, ввел бинарную номенклатуру (латинские родовые и видовые названия). Создатель единой системы классификации растительного и животного мира, обобщившей и упорядочившей биологические знания всего предыдущего периода. Линней также ввел определение понятия биологического вида, внедрил в науку биноминальную (бинарную) номенклатуры и установил четкое соподчинение между систематическими категориями. Первый президент<[Site476Site]>Шведской Академии наук (с 1739 г.), иностранный почетный член Петербургской Академии наук (1754 г.).
   Матвей Иванович Афонин (1739-1810) -- ботаник, первый русский профессор натуральной истории. В 1758 г. окончил Дворянскую гимназию при Московском университете и был послан за границу "для усовершенствования в науках". Более 10 лет изучал естественные науки в Германии и Швеции, в том числе в Уппсале под руководством Карла Линнея. Там же 17 мая 1766 г. защитил диссертацию "О применении естественной истории в жизни общества". С 1770 по 1777 г. читал в Московском университете курс "Ботаническая терминология по Линнею с гербаризацией в весеннее время", наряду с курсами естественной истории, земледелия, зоологии, почвоведении и агрономии. Пошатнувшееся здоровье заставило его подать в отставку и переселиться в Крым.
   191 Антон Антонович Прокопович-Антонский (1762-1848) -- писатель, педагог. В 1773 г. был отдан в Киевскую академию, в 1782 г. перешел студентом в Московский университет. Слушал лекции по медицинскому и философскому факультетам. В 1787 г. определен секретарем по делам университета, поступил учителем естественно-исторических наук в университетский Благородный пансион, где преподавал в течение 15 лет. В марте 1788 г. получил звание адъюнкта и занял в университете кафедру энциклопедии и натуральной истории, редактировал журнал "Магазин натуральной истории, физики и химии" (М" 1788-1790. Ч, 1-10), заведовал Университетским ботаническим садом. С февраля 1790 г. -- экстраординарный профессор, с 1791 г. -- инспектор университетского Благородного пансиона. В 1804 г. назначен на кафедру сельского хозяйства и минералогии. С 1807 до 1817 г. -- проректор университета, шесть раз избирался деканом физико-математического факультета, с 1818 до 1826 г. -- ректор университета.
   192 Жан Кристоф Вальмон де Бомар (1731-1807) -- натуралист, автор "Минералогии" ("Mineralogie..."; Paris, 1762. Vol. 1-2) и "Всеобщего словаря естественной истории" ("Dictionnaire raisonn universee d, histoire naturelle"; Paris, 1764. Vol. 1-5). В XIX в. в России была широко известна его книга: Вальмон де Бомар Ж.К. Описание вод всякаго рода г. Бальмонта де Бомара. Перевод с французскаго [И.А.] А. Светушкина. [М.]: Моск. Сенатск. тип. иждивением, 1789.
   Пьер Жозеф Макер (1718-1784) -- французский химик. Окончил медицинский факультет Парижского университета (1742 г.). Работал врачом. С 1771 г. -- профессор Ботанического сада в Париже, затем -- правительственный инспектор красильных мануфактур. Основные работы -- в области технической химии. Открыл (1749 г.) желтую кровяную соль (гексацианоферрат калия). Впервые ввел в химию термин "химическое соединение" вместо термина "смешанное тело". В своих трудах "Элементы химии" ("Elements de chymie theorique" (Paris, 1749); "Elemens de chymie pratique" (Paris, 1751); рус. пер.: "Господина Макера Начальные основания умозрительной химии, составляющей часть первую" (СПб., 1774); "Господина Макера Начальные основания деятельной химии, составляющей часть вторую" (СПб., 1775) и "Химический словарь" ("Dictionnaire de chimie") (Paris, 1766. T. 1-2) систематизировал знания в области химии середины XVIII в.
   <[Site477Site]>
   Жан Батист Франсуа Розье (1734-1793) -- аббат, автор работ по сельскому хозяйству. Учился в Лионской семинарии, где и получил сан священника, но его всегда более влекло к занятию естественными науками. Был приглашен в Лионскую королевскую академию. Позднее переселился в Париж и работал в редакции "Journal de physique, de chimie, d, histoire naturelle et desarts". В конце 1780x гг. вернулся в Лион на должность приходского священника. Автор "Demonstration elementaires de botanique" (Lyons, 1762. 3 t.) и "De ia fermentation des vins et de la meilleure manidre de faire l'eau-de-vie" (Lyons, 1770).
   Жан Мари Констан Дюгамель (1797-1872) -- французский математик, профессор в политехнической школе и Сорбонне, иностранный член-корреспондент Петербургской Академии наук (1859). Труды "Cours de mecanique de 1'Ecole polytechnique" (Paris, 1845-1846. 2 vol.), "Des methods dans les Sciences de raisonnement" (1866-1877, 5 vol.); ero "Курс дифференциального исчисления" переведен на руссий язык: Дюгамель Жан Мари. Основания исчисления бесконечно-малых. Воронеж, 1871. Т. 1. Ч. 1: Количества рассматриваемые как пределы; Ч. 2.: Дифференциальное исчисление.
   193 Афанасий Иванович Стойкович (?-1832) -- профессор физики в Харьковском университете (1802-1813 гг.). Читал умозрительную и опытную физику, физическую географию и астрономию, а на практических занятиях показывал опыты и объяснял слушателям поэму Лукреция "О природе вещей" и "Георгики" Вергилия.
   194 Антон Антонович Дегуров (Antoine Jeudy DuGour; 1765-1849) --педагог. До переезда в Россию был профессором изящных наук в Королевской коллегии Де ля Флеш, потом профессором истории в парижской центральной школе. Провел 6 лет в Англии, где занимался сельским хозяйством, политической экономией и медициной. По приезде в Россию Дегуров рассчитывал открыть в Курске пансион для благородных девиц "на началах либерального воспитания". Эта идея не была воплощена. С ноября 1806 г. -- ординарный профессор всемирной истории, географии и статистики Харьковского университета, где он пробыл до 1816 г., когда был вызван по Высочайшему повелению в Петербург, где занял должность профессора в Главном педагогическом институте по кафедре французской истории. С 1825 г. -- ректор Петербургского университета. В 1836 г. он подал в отставку и поселился в Одессе.
   195 Карл Карлович Нельдехен (1771 - в первой половине XIX в.) --профессор сельского хозяйства и технологии в Харьковском университете, писатель. Среднее образование получил в Берлине, высшее -- в Кенигсбергском университете, где был удостоен степени доктора философии. Служил в Берлине и Померании, в совете управления удельными королевскими имениями. В 1811 г. был приглашен Харьковским университетом на кафедру сельского хозяйства, был утвержден в звании профессора "сельского домоводства". С именем Нельдехена связано издание в 1812 г. первой харьковской газеты: "Харьковский еженедельник", был избран секретарем физико-математического факультета, деканом которого он закончил свою карьеру. В 1818 г. был уволен без прошения от службы.
   <[Site478Site]>
   196 Семен Романович Воронцов (1744-1832) -- государственный и дипломатический деятель, генерал от инфантерии. В 1764 г. был направлен советником посольства в Вену, в 1765 г. вышел в отставку. С 1768 г. на военной службе, отличился в осаде Силистрии (1773 г.). В 1776 г. вышел в отставку в чине генерал-майора, был назначен полномочным министром в Венеции, с 1785 по 1806 г. являлся посланником в Лондоне, проявляя настойчивость, осторожность и дальновидность, отстаивая интересы России, и в то же время вел себя самостоятельно по отношению к русским высшим сферам, указывая на то, что, могло повредить международным интересам страны. Из результатов деятельности Воронцова важно отметить: переговоры о вмешательстве Англии на стороне Турции в конфликт Стамбула и Петербурга, заключение торговой конвенции, подтверждающей договор о дружбе и торговле 1766 г. и оборонительного союза с Англией против Франции 1793 г. Воронцов не одобрял разделов Польши, из-за чего "впал в немилость". В 1800 г. вышел в отставку, но он остался жить в Англии. В 1801 г. Александр I восстановил его в должности чрезвычайного и полномочного министра при лондонском дворе, которую тот оставил в 1806 г. До своей кончины прожил в Лондоне.
   197 Паттерсон был родом из Швеции.
   198 Павел Дмитриевич Цицианов (1754-1806) -- военный деятель, генерал от инфантерии (1804 г.). С 1786 г. командовал Санкт-петербургским гренадерским полком, участвовал в Русско-турецкой войне 1787-1791 гг. и подавлении Польского восстания 1794 г. В Персидском походе 1796 г. -- помощник главнокомандующего В.А. Зубова, с 1797 г. в отставке. С 1802 г. -- главноначальствующий в Грузии и Астраханский генерал-губернатор. В 1803 г. покорил Джаро-Белоканскую область, а в 1804 г. -- Гянджинское ханство. Во время Русско-иранской войны 1804-1813 гг. руководил отражением нападения иранских войск Аббас-мирзы и нанес им ряд поражений. В 1805 г. присоединил к России Шекинское, Карабахское, Ширванское ханства и Шурагельский султанат. Во главе отряда русских войск подошел к Баку, но был убит во время переговоров с бакинским ханом.
   199 Яков Вилимович Брюс (Джеймс Дэниэл) (1670-1735) -- военный и государственный деятель, ученый, генерал-фельдмаршал (1726 г.), сподвижник Петра I. Участник Крымских и Азовских походов 80-90x годов XVII в. и Северной войны 1700-1721 гг. В 1699 г. организовал по указанию Петра I "навигацкую школу" -- первое учебное заведение в России, в котором изучалась астрономия. С 1706 г. ведал Московской гражданской типографией. В 1717-1722 гг. --президент Берг-мануфактур-коллегии в звании сенатора, вербовал иностранных специалистов на российскую службу, вел переписку с иностранными учеными. С 1726 г. в отставке, жил главным образом в своем подмосковном имении Глинки, где устроил астрономическую обсерваторию и занимался астрономическими наблюдениями.
   Один из образованнейших людей своего времени занимался математикой, физикой, астрономией. Редактировал географические карты и глобусы. В 1696 г. составил первую карту российских земель от Москвы до Малой Азии. Составил карту звездного неба -- "Глобус небесный иже о сфере небесной" (1707 г.). Переводил на русский язык иностранные научные труды. Владел ценной коллекцией предметов старины и библиотекой (1, 5 тыс. томов), которую завещал Императорской Академии наук.
   В.Я. ЖЕЛЕЗНОВ
   ЭКОНОМИЧЕСКИЕ ВОЗЗРЕНИЯ ПЕРВЫХ РУССКИХ АГРОНОМОВ
   (XVIII -- начало XIX вв.)
   Главный редактор Телицын ВЛ.
   Книга В.Я. Железнова посвящена изучению профессионального мировоззрения русских агрономов в XVIII - начале XIX вв., которое базировалось на многовековом опыте отечественных земледельцев" традициях русского народа, западноевропейских новациях. Отечественный агрономический опыт нашел отражение не только в трудах по сельскому хозяйству" но и в сказаниях, пословицах" поговорках и других письменных и устных источниках, послуживших документальной основой для работы автора и делающих ее интереснейшим чтением как для специалистов, так и для любознательного читателя.
   Исследование было подготовлено в начале 1930-х гг. и до настоящего времени хранилось в архиве.
  
  
  
   9 785990 327023

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"