- Можешь зайдешь в прокат, возьмешь какой-нибудь фильм посмотреть, а то передавали, что вечером опять дождь, никуда не пойти.
- Эротицссский?
- Да любой, главное чтобы не комедия.
- Ты скажи что, а то тебе опять не понравится, и я буду один, как дурак его смотреть. Режиссер там или страна.
- Ты смотрел что-нибудь Альмодовара? Тебе понравится.
- Эротицссское?
- Всякое.
- Так и называется? Альдо...
- Это режиссер, я смотрела один фильм, довольно забавно, плохо помню, там герой превратился в такого малюсенького..
- Это я смотрел. Муха. Ужасы. Тебе не должно понравиться.
- Нет, не ужасы, скорее романтический сюр такой. Но ты его не бери, попроси какой-нибудь другой.
- Еще такой был фильмец - "Мама я сжал детей", или в этом роде - тоже барахло. Он что там был - карлик?
- Нет, говорю, микроскопический, ты в детстве читал такую книжку, "Приключения Карика и Вали", про насекомых? Вот такой как там.
- Как мандавошка?
От громового Санькиного смеха пусть тарелки не задребезжали, но я вся точно затряслась.
- Тише ты, Павлика разбудишь - ему еще час до садика спать!
- Да ничего, утренний сон крепкий. Ну ты насмешила, блин, меня. Уж если мы с тобой кино про мандавошек смотреть будем, то это... а где он там жил у нее? - он толкнул меня в бок локтем.
- Где, где, внутри, понимаешь.
- Гдеее??????!!!!
- Ты что, ополумел? Ты не только Павлика, ты весь подъезд разбудишь!
-А-ха-ха-хаааа!!!! - Санька уже не мог остановиться. Вытирая слезы, он рухнул на табуретку.
- Слушай, Ань, набуровь мне еще кофе чашечку. Вот что значит - не зря живем. Главное, блин, заряд хорошего настроения получить перед работой. А то, блин, эти рожи целый день, всем напиши-подпиши. Посмотришь на них пару лет, точняк язву заработаешь. И бутербродик, да, если можно, давай. Не, масла не надо, только сыр,- он похлопал себя по намечающемуся брюшку. - Тока сыр.
Успокоиться он уже не мог. Новая идея жгла его голову, сверлила его изнутри.
- Ань, а он один там жил или их там целая компашка была?
- Один.
- Жаль, скучно. Темно и влажно, как в тропическую ночь.... и мебелишка у него там была, да? Диванчик там, тумбочка?
- Слушай, ты целый день собираешься на эту тему острить?
- Не, я через пять минут на работу иду. Слышь, а как его звали?
- Не знаю.
- Пусть его Вася зовут. Не пусть его как в сказке зовут - Гвидон. Гвидон, лови гандон! Не. Он вечером сидит за столиком, кушает, вдруг звонок. Он трубку снимает - Алё? - Ему - Прячь вилку Гвидон, а то проколешь мой гандон! - он опять зашелся смехом. - Ань, Анна!!! - "Прячь вилку, Гвидон!"
- Сань, а ты не опоздаешь?
- Не, поеду по Мичуринскому, сэкономлю минут пять. А вдоль перрона поездааа!!! Туда-сюда-сюда- туда!!! Цепляйся за бампер и катайся!
- Ты к чему это?
- Да ты что, не понимаешь, к ней мужик пришел, и это, а он на нем катается, блин, как на поезде!
- Все, точно опоздал.
- Погнал, к семи приеду, даже к полседьмого.
Я разбудила Павлика, накормила его и отвела в детский сад. На магазины уже не оставалось времени - первая ученица приходила ко мне в девять утра. Телефонный аппарат встретил меня красным мигающим глазком. Сообщение.
- Алё, Ань. Я тут подумал, на каких лыжах они там катаются - на водных или на горных? - в трубке раздалось нестройное гоготание. Видимо, к обсуждению присоединился весь его отдел.
* * *
Худенькая чернявая и слегка раскосая девочка еле доставала до клавиш, даже если выкрутить стул до упора. Но в глазах ее был интерес и какая-то недетская настырность. Она в десятый раз принималась за одну ту же фразу, как будто дальними автоматными очередями пытаясь поразить убегающего диверсанта. Ее раскормленная бабка, зажатая в черное муслиновое платье, в котором как смертоносные урановые боеголовки томились непомерные груди, сидела тут же рядышком на диване. Щеки ее, казалось, выскочили из тесноты платья и, потеряв давление, мягким тестом опали на высокий воротник. Аромат ее духов расшифровать было невозможно. Казалось, что при малейшем движении губ или подрагивании щек свежие слои аромата лопались и какие-то парфюмы прошлых лет выносило на свет божий из складок бугристой кожи.
- Уммммница, Кирочка, наша мммамочка будет счастлива! - замычала бабка - мы так рады, что вас нашли, Анна Львовна, вы для нас подарок от самого Бога, от самого Бога!! - она сунула мне в руку мятую бумажку.
- За полтора часа я беру двадцать пять.
- Конечно, конечно, я все помню, Анечка. Просто у меня одни сотни, я уж думала в следующий раз расплатиться.
- У меня есть сдача. - я отсчитала доллары и стала выпроваживать назойливую старуху в коридор.
- Аuguro buona fortuna - неожиданно сказала девочка по-итальянски и сделала реверанс.
В кухне зазвонил телефон.
-Алё! Слушай, а представь, он там огород посадил! Картошечку там всякую, морковку. Граблями ровняет, а она балдеет. Или метлой метет!
- Кто??? - Я не сразу сообразила в чем дело. Арпеджио и гаммы вытеснили из моей головы утреннюю тему разговора
- Мандавошка этот, кто еще!
- Сань, слушай, прекрати сейчас же, а то мы поругаемся.
- Ладно, ладно, я так...
- Ну все?
- Все. Погоди, погоди!!
- Что еще?
- Что на ужин будет?
- Не знаю, я еще в магазин не ходила. Будет что-нибудь, не волнуйся.
На компьютере меня ждало сообщение от Саньки. "Братки-моряки! Когда штормит - держись за волос!" Да. Идея зацепила его сильно.
* * *
В семь вечера он ввалился с пакетом персиков - "Ань, гляди какие! Из Кишинева приехали за нашим баблом - вот, персики привезли!". Каждый раз к ним "за баблом" кто-то приезжал издалека и с подарками. Откуда у них столько бабла-то, прости Господи, и почему они его всем раздают? Но в детали Санькиной работы лезть было ни к чему, он об этом говорил неохотно. Надо было просто есть персики, виноград и копченую оленину и хвалить. И действительно было вкусно.
За столом он сдерживался и шуточек больше не отпускал, но смотрел на меня почему-то плотоядно, слегка улыбаясь после каждого проглоченного куска. Ясно было, что он вынашивал какую-то фразу, и я знала, что этого я пережить уже не смогу.
Так и вышло. Когда я складывала тарелки в раковину, он подошел ко мне, запустил руку сзади под юбку и сказал серьезным голосом.
- Анна, тебе надо больше лежать! Очень много ты ходишь, бегаешь ваще...
Я одернула юбку. - Это почему еще?
- Да боюсь он выскользнет...
Сдерживаться я больше не могла.
- Сейчас ты у меня выскользнешь отсюда! Приходит, жрет, спит, рыгает, лапает меня - я все терплю. Шуточки твои терплю, все терплю. Но это уж слишком, я больше не могу так, не могу, мне все это осточертело!!!
- Мама, ты что кричишь?
- Иди, иди порисуй, Павлик, щас все будет окей.
Санька замахал своими огромными ладонями, и Павлик ретировался в свою комнатку. Я шваркнула тарелки в раковину и заплакала.
- Ань, ну ты что, ты что это? Я же пошутил. Я же думал весело будет, ну я же...
Он засуетился и забегал по кухне. Он неплохой, я понимаю все, я все это ценю. Я знаю, что мне многие позавидовали бы. Уверенный, сильный, не жадный этой мелкой отвратительной скупостью, и даже не пьяница. И нет у него того греха, который страшен больше всего в совместной жизни - он не садист. Я имею в виду тот мстительный моральный садизм, благодаря которому при мельчайших разногласиях вытаскивается на божий свет какая-нибудь мелочь и тянется и скручивается и сжимается ногтями, пока перед глазами не поплывут круги от боли и отчаяния.... Всего этого в нем нет... и вообще, как за каменной стеной. Но нельзя же так, нельзя же так...
- Ань, ты не плачь. Я знаешь что придумал? - я застонала, что там еще? - Давай я на тебе женюсь.
- Отстань...
- А что, все равно я у тебя все время, и Павлик хороший пацан, а алименты, ты на это не гляди, бабла на всех хватит. Летом в Таиланд поедем или в Турцию, куда захочешь, тока не плачь, Ань, я серьезно...
- Да ты что, при чем тут "женюсь", ты разве не понимаешь, что мы разные люди, разные настолько, что не сможем вместе жить? Никогда!
- Ну почему не сможем, вот уже полгода можем как-то.
- Можем, как-то можем. Но я лучше одна. Я уже привыкла одна...
- Ну как скажешь, как скажешь - он понял, что я успокаиваюсь и обнял меня за плечи.
Мы посидели минут двадцать, потом я мыла посуду, а он тщательно вытирал тарелки полотенцем, потом я уложила Павлика. Потом мы сидели на балконе и пили коньяк из маленьких рюмочек, и он молчал, молчал, молчал...
- Ты, это...
- Чего?
- Ты, если хочешь, я на диване лягу сегодня, если тебе не хочется.