И, конечно же, тринадцатое число. Ноябрь месяц. Депресуха присутствует. Я гуляю по парку. Из всех репродукторов звучит мелодия Апокалипсиса. Вспоминаю по случаю страшного гололеда, из-за которого холмистый город стал просто непроходимым, сплошные ледяные горки, как намедни зашел в гости к одной знакомой старушке, купив ей в подарок шоколад гвардейский. Это была вполне героическая бабушка. Бывшая партизанка, а ныне писательница. Звездаева написал двадцать книжек. Все про войну. В настоящее время была, ествественно, за КПРФ. Где-нибудь на сходняке клеймила дермократов, призывала собирать ополчение для освободительного похода на Москву. Она неплохо сохранилась и еще могла завести мужчину. К тому же, там можно и выпить и закусить на халяву.
Да, гололед это большое несчастье. Люди катятся с горок. Ломают ноги, руки, шеи. В дикой злобе на погоду рисуют на стенах свастики и клянут все на свете. В любой пивнухе вы услышите, что скоро наступит пиздец всему. Но у меня ботинки на отличной твердой подошве типа трактор. Мне все по херу. Шел поэтому через горки вполне уверенно. Да и въебать мог любому за всю хуйню.
Короче, Звездаева несла свою обычную ахинею и зачитывала длинные отрывки из своего довольно пухлого романа про партизанщину. Я же лично их видел на хую. Она хотела воспламенить меня и подготовить к новым схваткам. Это я понимал, но ее блядский пафос меня просто достал. Я присел на ковер и пил водку из стакана у ног хозяйки. Кстати, она носила толстые шерстяные чулки.
В квартире все такое древнее - кожаный диван с высокой деревянной спинкой пятидесятых годов, большой письменный стол с зеленым матерчитым верхом, картина Три охотника на стене, потертое пианино, портрет Сталина. Хотелось все это раздолбать и уничтожить.
Звездаева описывала радости жизни при советской власти. Веселые праздники, низкие цены, доступные дома отдыха, единство народа, стремление его к великой цели...
Я уснул под ее монотонный лепет и во сне Россия виделась мне шлюхой, которую я ебал как хотел, но никак не мог кончить. Проснулся и схватил писательницу за холодную руку. Потянул ее на ковер. Она поддалась, игриво улыбаясь морщинистой желтой харей. Она называла меня "любвиобильный мальчик Нехорошев".
На ковре, возбужденный до предела, я делал с престарелой писательницей все, что хотел. Ебал в сморщенный зад и беззубый рот с бескровными зубами. Она стонала, хрипела, выла, как ветер в трубе. От нее пахло мертвечиной. Было ощущение, что я ебусь с трупом. Это меня еще больше возбудило. " Почему бы не с настоящим трупом", - вдруг мелькнуло в воспламененном мозгу. Тут же выхватил из заднего кармана опасную бритву и полоснул по усохшей старушечьей шее. Она не булькнула даже. Крови, густой и темной, пролилось совсем немного.
Я встал и посмотрел на себя в зеркало. Один к одному Макдауэл в фильме "Заводной апельсин". Прихватил в прихожей кожаную куртку и свалил оттуда на хуй.
- - -
Утром меня разбудила соседка, пришедшая позвонить по телефону. В нашей пятиэтажной хрущебе красного пастозного цвета всего два телефона на весь дом. Поэтому ко мне часто припираются звонить с утра пораньше всякие хамовитые человекообразные. Соседка в поношенном спортивном костюме увидела мою окровавленную бритву, но ничего не сказала. У нее самой недавно мужа убили в котельной. Привязали к трубе отопления, выкололи глаза напильником, отрезали яйца гильотинными ножницами и выебали сварочным аппаратом.
Я включил телик, чтобы посмотреть камлания на дальнем Севере. Шаман пил какой-то дурманящий напиток, курил дурь, заряженную в Беломор. Потом вонзал себе в бок железный прут, протыкая тело насквозь. Танцевал и камлал с этим предметом во внутрях. А после извлекал его из себя, обливался кровью и расслаблялся.
--
- Пускай не лезет не в свои дела, урод, - кричала моя ебнутая соседка по телефону, - я с Вовкой разговариваю, он подлетает. Скажи ты ему тоже, что он совсем офанарел на хуй, уебище. Да, офанарел. Ебнулся. Да, да, да. Если он будет лезть, когда у меня невроз и понос, то я ему тоже могу кое-то сделать.! Так и передай прямым текстом. Пусть учтет, уебок. Ага. А больше он ничего не хочет? Хуев ему тачку. У нас все нормально. Только квартиру сломали позавчера. Да! Хуй его знает кто. Ковер не взяли, а только деньги, радиоприемник транзисторный и пистолет за пять тысяч как настоящий. И куча говна. Пацаны, конечно. Еще и поебались там, сразу видно. Отморозки ебаные! Конченые. Я овчарку вчера купила за десять тысяч. Мужчина просил пятнадцать. Я говорю давай за десять. Отдал.
--
Я выпил чашку отличного цейлонского чая и пошел прогуляться по парку. Гололед продолжался. Весь транспорт практически стал. Люди катились с горок и разбивались кто насмерть, кто частично. Однако на легком морозце дышалось хорошо и свободно. Повсюду звучал Апокалипсис. Это бодрило, блядь буду. Я вошел в бесплатный сортир, на котором там где буква М нарисованы яйца, а где Ж, кем-то очень талантливо изображена женская половая щель. А между этими двумя основными буквами русского языка стояла большая жирная свастика. Сидя на очке, я вспомнил в какой-то связи как однажды ко мне подошел белый брат - такой чухан в светлой одежде и с большим кошелем на поясе. Он гнал дуру о конце света. Типа всем надо срочно покаяться, иначе якобы пиздец. Меня вся эта хуйня тогда крайне раздражала. Я дал ему три раза по дурной башке и забрал эту сумку. Там оказалось немало денег. Посидел в какой-то забегаловке за милую душу. Выйдя из уборной, я прямо нос в нос столкнулся со знакомой скрипачкой из филармонии. Она канала с репетиции. Они там срочно разучивали Апокалипсис в новой версии национального гимна. Зашли с ней в бистро выпить по стакану белой. Но кончилось все портвешком "Золотая осень". Недоумеваю, как эта гадость могла сохраниться со старых времен. Винишко уже пили из горла на морозце. Наверное, его бляди где-то придерживали до сих пор, чтоб народ пробило на ностальгию. Я слышал, кстати, от барабанщика Зуя, что сейчас в дорогих кабаках богатые клиенты заказывают самый паршивые самогон за огромные бабки. У Лоры большая грудь и своя, хоть и крошечная, квартирка. Досталась от мужа, которого она отравила, после того как он ее достал смертельно своим алкоголизмом. Нигде не работал, придурок, и вынес из дома все вещи.
--
- Наебалась от души нынче летом в Германии, - рассказывала Лора. Далее шли ее впечатления - в каких там позах и прочая поебень. Она быстра пьянела и у нее начинало сносить башню. Это мне в бабах очень нравится, когда они абсолютно безбашенные. По дороге к Лоре зацепили какого-то парня, который щедро угостил нас сигаретами. Хотелось отблагодарить человека. Он представился Юрой с телевидения. Такой в коричневой кожаной куртке, а сам усатый. Побывал недавно в Японии, так он там из туалета не выходил, все изучал электронику. Забавный типус попался. Трындил без конца. Говорит, что так и не разобрался толком, как там всеми делами пользоваться. Мол, хуй проссышь. Инструкции есть на тридцати языках, кроме русского. После того как мы прилично выпили у Лоры, усатый раскололся. Признался, что он никакой не телевизионщик, а классный вор. Промышляет, в основном, на рынке. Показал нам выкидняк и пистолет в кабуре под курткой. Сидит довольный нашим шоком, ухмыляется гад. Еще наставления читает.
--
- Будете знать, ребята, как в следующий раз незнакомых людей к себе приглашать. Наука вам на всю жизнь. Мне просто жалко вас стало. Хорошие вы люди. Нормальные, простые. А то б я вам устроил. Забрал бы что есть в квартире, а вас бы грохнул. Легко. Когда этот жлоб уходил от нас, не переставая смеяться над лохами, я дал ему сзади по затылку утюгом и проткнул шею вилкой. Пистолет мне, конечно, вскоре пригодится. Точняк. Мы долго не могли уснуть с Лорой той ночью. Я все трогал ее огромную потную грудь. Она совала мне палец в жопу и с наслаждением облизывала его. Тяжело дышала от возбуждения, что-то тарахтела попой, хрипела, рычала и пела немецкие песни. Один раз в экстазе ударила меня своей большой ногой. Я дал ей в табло, чтоб успокоить и тут же удалился в ванную. Там целая кипа лориного грязного белья. Я обожаю трогать его, нюхать, прикладывать к половым органам. Кончил три раза. Уже под утро предложил девушке зайти в гости к известной писательнице Звездаевой. Знал, что Лора обожает знаменитостей. Я так и знал, что пойдет, несмотря на страшный гололед. На некоторых участках, правда, пришлось нести ее на руках. Но игра стоила свеч. А она такая тяжелая, между прочим, со всеми своими сиськами и жопами. Хорошо, что мои ботинке на подошве трактор практически не скользят. А она еще несла с собой скрипку в чехле, чтоб сыграть писательнице модный нынче Апокалипсис. По дороге напали на инвалида в коляске. Лора била его по голове скрипкой, а я старался въебать ему половчей с ноги и при этом всячески оскорблял беднягу убогого. В оконцовке пустили его вниз с ледяной горки. Мы страшно весело провели время у Звездаевой. Она, как я и предполагал, находилась на старом месте. Там где я ее и оставил. То есть, на ковре. Для Лоры это было, разумеется, легким шоком, но она быстро аклималась и стала веселиться от души. Мы с ней выпили по стакану водки, которая в избытке имелась у покойницы. А потом уже развлекались, как хотели. В итоге отрезали у мертвой бабки голову, сварили ее и с удовольствием съели с лучком, перцем и кетчупом. Честно говоря, мы ужасно проголодались к этому времени. Вот так и приобщились к русской литературе.
И вот вам финал рассказа. Ебаный случай! Чуть живой после крутого загула приползаю домой в эту мерзкую вонючую хрущебу. Уже где-то под вечер. Не до чего мне - только б рухнуть и уснуть. Ебал я все на свете. Влезаю в квартиру и вижу, что в первой комнате сильно накурено, не продохнуть просто от едкого табачного дыма. Видно курили не что-то приличное, а явно Приму или Астру. На полу батарея пустых бутылок из-под портвейна Кавказ. Припахивает, чую, также газом. Стаканы валяются, окурки, женские грязные трусы и бюстгальтеры. Консервы Висках и ливерная колбаса. Мне стало страшно, как в плохом ужаснике. Да, забыл сказать, что откуда-то доносилась мелодия Апокалипсиса. Никуда от него, видно, не денешься. Пиздец какой-то. Предчувствие, блядь, нехорошее у меня возникло. Вхожу в другую комнату и вижу картинку в духе Репина. Лужа крови, а в ней валяется расчлененный труп