Рау Александр Сергеевич : другие произведения.

Лр-0,1.final

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Вот. Представляю на суд своих читателей отрывок из пишущегося любовного романа. Решил попробовать написать его, когда мне стали часто говоить, что я пишу любовное фэнтези. Сей эксперимент даётся мне крайне трудно. На настоящий момент текст состоит из кучи разрозненных обломков. Единственная законченная часть - это финал.
  
  Необходимые уточнения. ГГ Николая Вятский - потомок эмигрантов из России , время нашей гражданской. Во времена испанской гражданской, его отец встал на сторону франкистов, погибший дядя же выступил за республиканцев.
  АА - это сокращение обозначает главную героиню, жену Вятского. Имя я ей ещё не придумал.
  ЕЕ - дочь Вятского и АА. :)
  Старуха Анна - пока задумывается как тоже русская.
  
  Глава последняя
  
  "- В жизни мы любим однажды или несколько раз. А потом любовь проходит.
  - Так просто?
  - Нет, так сложно".
  Артуро Перес-Реверте. Капитан Алатристе
  
  23 декабря 1965. 6.00
  
  Запертая дверь особняка генерала Агнара походила на крепостные ворота: массивная, сделанная из морёного дуба, она могла выдержать долгую осаду. Осаду, времени на которую у Николая Вятского не было ни времени, ни сил, ни терпения. Поэтому он ещё и ещё раз ударил медной скобой по медной же пластине на двери. Консерватизм генерала, выводил его из себя.
  Лязг металла даже привлёк внимание караульного жандарма у всегда распахнутых ворот главного взъезда на территорию особняка. Сонный страж подумал, что ранний гость явно задался целью перебудить всю округу.
  Безрезультатно. Привратник или потерял слух, или же получил категоричный приказ.
  - Да откройте же дверь! - Николай ударил кулаком по двери, - У меня срочное дело к генералу! Это в его интересах! - он чувствовал, что его слышат.
  Тишина. Николай поднял голову, наступающий день обещала быть хмурым. Грозные тучи спрятали солнце, словно не желая, чтобы оно освещало день рождения Хуана Хосе Агнара - матёрого убийцы, палача и опоры режима каудильо Франко. День обещал быть дождливым.
  - Откройте, или я сейчас буду бить окна!
  Угроза подействовала. Дверь приоткрылась, явив грозное лицо старого привратника в мундире без знаков различия, слуг генерал набирал из своих подчинённых ветеранов.
  - Вас не велено пускать. Убирайтесь, пока собак не спустил!
  Николай не испугался угроз шрамированной рожи привратника.
  - Передай генералу, у меня его парабеллум.
  Слуга опешил от неожиданности, но спорить не стал, молча захлопнул дверь.
  Ждать пришлось не долго.
  - Генерал ждёт вас. Проходите, сеньор, - привратник почтительно склонил голову, - Я провожу вас.
  Вятский хмыкнул и переступил через порог.
  Несмотря на ранний час, Хуан Мария Агнар уже бодрствовал - заканчивал завтрак, растягивая бокал крепкого хереса. Невысокий, широкоплечий, с острым неприятным лицом, не умеющим искренне улыбаться, с злым оценивающим взглядом из-под густых чёрных бровей.
  - Не ожидал увидеть вас в столь ранний час, сеньор Карлос, - небрежно заметил он вместо приветствия, - Скажу даже больше, я не мог даже подумать, что вы осмелитесь появиться в моём доме в мой день рождения, - лицо его скривилось.
  - Не старайтесь быть вежливым, генерал, у вас это плохо получается, - Николай, злясь, отметил, что Агнар облачён в парадный мундир. Убийца собирался принимать гостей, получать поздравления, наслаждаться жизнью, в то время как его жертвы многие годы гниют в братских могилах.
  Агнар в свою очередь обратил внимание на лихорадочный блеск в глазах русского. Блеск при мысли о котором сразу вспоминался пистолет, засунутый ему в рот и раздирающий горло, вкус металла и крови. Его собственной крови.
  - Лопес сказал, что у тебя ко мне дело, - небрежно бросил коренастый генерал, смотря за спину Вятского. Привратник с ножевым шрамом на лице кивнул господину, и стал медленно вытаскивать из кармана брюк короткий револьвер.
  - Я пришёл предложить вам сделку, - Николай уселся за стол напротив Агнара и медленно вытащил из кармана куртки парабеллум. За его спиной щёлкнул взводимый курок револьвера.
  Агнар поднял бокал с хересом, сделал большой глоток, поставил его обратно на стол, и лишь потом изволил обратить внимание на длинный ствол немецкого пистолета, направленный ему в грудь.
  - Это моё оружие? - спросил он, сдерживая дрожь в голосе.
  - Да, то самое. Наградное. От Франко. Знаменитый парабеллум Хуана Хосе Агнара. Из него вы убили моего дядю и ещё двадцать раненных в той деревне под Мадридом. Из него же пытались убить и меня. Мой трофей, - чётко и медленно проговорил Николай, глядя в глаза генералу.
  Агнар сбросил маску равнодушия, подался вперёд, наклонился, упёрся остекленевшим взглядом в пистолет, протянул к нему руку.
  - Не так просто, - усмехнулся Николай, убрал оружие со стола. Он замер, затаив дыхание, помня про напряженного стрелка за спиной.
  - Чего ты хочешь? - хрипло проговорил генерал, переборов желание забрать оружие силой. Это было бы против чести. Проклятый русский был достойным противником.
  Вятский выдохнул. Старый фашист всё же решил играть по правилам.
  - Допуск на ваш день рождения и индульгенцию, отпущение грехов, свободу действий.
  - Я не папа римский. За индульгенцией ты обратился не по адресу.
  - Вы - генерал жандармов. В вашей власти на много закрыть глаза, - сказал Николай и физически ощутил пытливый взгляд Агнара, старый контрразведчик быстро оправился от шока, почуяв подвох.
  - Что ты собираешься сделать? - генерал вновь "тыкнул" его, забыв о вежливости.
  Вятский посмотрел ему в глаза и медленно ответил:
  - Это не ваше дело, сеньор Агнар. Пистолет в обмен на снисходительность.
  Генерал молчал, продолжая игру в гляделки. Секунда, пять десять. Усталые глаза Николая заслезились, но он терпел, понимая, что отвести взгляд - значит проиграть.
  - Хорошо, - Агнар откинулся назад на высокую резную спинку стула, - Я думаю, что смогу помочь мужу внучки полковника Салатаго. В память об этом великом человеке, под чьим началом мне посчастливилось служить.
  Говоря слово "муж" старый убийца ехидно улыбнулся.
  - Благодарю, - Николай почтительно склонил голову и расслабился, он выиграл, - Возьмите ваш парабеллум, сеньор Агнар, все эти годы я тщательно следил за ним.
  Пальцы генерала чуть дрогнули, коснувшись любимого пистолета.
  - Во сколько часов вы намерены нанести мне визит, Карлос? - Агнар довольно улыбнулся, гладя возвращённое оружие, голос его подобрел, морщины на лбу чуть разгладились.
  - Ещё не знаю, ждите, я обязательно буду. А сейчас, прошу извинить меня, дела, - Вятский поднялся.
  - Буду с нетерпением ждать вас, - генерал наполнил бокал хересом из бутылки, - Ваша супруга тоже обещала быть. Со своим кавалером, сеньором Хавьером Вилсоном. Они красивая пара, - улыбнулся он, кидая отравленную стрелу, - Приходите, сеньор Карлос, развлеките старика, а я постараюсь быть снисходительным.
  - Непременно, - Николая резко развернулся и быстро вышел из залы.
  Громкий злой смех генерала Хуан Хосе Мария Агнара ударил его в спину вместо прощания.
  
  23 декабря. 24.00. Особняк генерал Агнара.
  
  Постовой жандарм у въезда на территорию особняка как раз проводил очередную машину с отъезжающими гостями, когда к воротам подъехал тёмный фольцваген.
  - Карлос Вятский, - представился водитель.
  Жандарм нашёл это имя в списке приглашённых, отдал честь и пропустил машину.
  Водитель подъёхал максимально близко к воротам, зачем-то развернул машину, вышел и остановился, словно не решаясь зайти внутрь.
  Жандарм, мерзнущий на холодном ветру с промозглым дождём в тонкой куртке, с удивлением посмотрел на гостя, добровольно отдавшего себя на милость непогоды.
  Усилившийся дождь барабанил по крыше особняка, смывал пыль с голых ветвей дубов, безжалостно хлестал крупными каплями по лицу, заливая глаза. Жандарм проклинал стихию, гость же стоял перед дверью, уже распахнутой привратником, не замечая, как вода стекает с его непокрытой головы на плащ. Постовой ощутил к нему невольную симпатию, гость разделял его тяготы.
  Наконец, этот Карлос со странной фамилией Вятский зашёл в особняк, оставив жандарма один на один с дождём и ветром.
  
  Ужин давно закончился. Оставшиеся гости - из числа самых старых друзей и близких генералу людей - собрались в небольшой зале, где развлекали себя беседой и игрой в карты.
  Висенте Тофиньо взглянул на часы. Первый час ночи. Двадцать четвёртое декабря. До краха осталось ровно двенадцать часов. Ровно в полдень соберётся совет акционеров, и он потеряет пост председателя. Потеряет власть над своей собственной горнодобывающей компанией. Хавьер - чёртов американец! Будь проклята его корпорация, решившая скупить всю руду Испании.
  Деньги Хавьра Вилсон и подвешенный язык адвоката Мигеля Касандро - хитроумного марана - вот что через двенадцать часов лишит его смыла жизни. Вилсон скупил треть акций, Касандро сумел добиться поддержки половины оставшихся акционеров, и он - Висенте Тофиньо - остался в меньшинстве.
  - Вечер был просто великолепен, Хуан, но мне пора, - обратился седой промышленник к своему давнему другу генералу Агнару, - ты сам знаешь, завтра у меня будет чертовски трудный день.
  - Подожди немного, иначе пропустишь увлекательнейшее представление, - остановил его Агнар, владеющий трёх процентным пакетом акций компании Тофиньо. Промышленник надеялся, что давний соратник по Фаланге поддержит его, но тот занял нейтральную позицию.
  А этот момент слуга распахнул дверь и объявил:
  - Сеньор Карлос Вятский!
  Промышленник обернулся. Вятский зашёл в праздничную залу, не сняв верхнюю одежду. Потоки воды стекали с его плаща на пол. Тофиньо увидел его глаза, и забыл о завтрашнем дне.
  
  АА улыбалась, беседуя с Хуаном Марией, они вспоминали её деда полковника Салатаго. Хавьер слушал их вполуха, с одной стороны - ему была безразлична история Испании, как и всё, что не касалось его бизнеса, с другой - покойный полковник был действительно великим человеком, из числа тех, что достигают успеха на любом поприще.
  Мысли Хавьера, сидевшего на диване справа от АА, витали далеко от этой ярко освещенной залы, где курили сигары и пили коньяк полтора десятка едва знакомых ему военных, промышленников и землевладельцев. Он терпеливо ждал мига, когда они с АА попрощаются с хозяином и поедут к нему. Предстоящая ночь манила и дразнила тысячью страстных радостей и наслаждений.
  Нилсон признался себе, что влюбился в эту высокую худую чёрнобровую испанку, гибкую как струна гитары, гордую своевольную аристократку. Горячую, страстную и непонятную дочь Иберии - земли порывистой, отчаянной, жестокой и невероятно красивой.
  А утром АА разведётся со своим русским и станет свободна. Он же подождёт немного для приличия и позовет её замуж. Нилсоны-старшие будут против брака с женщиной с ребёнком, но ему всё равно. Мария - прелестный ребёнок, он с радостью назовёт её своей и удочерит.
  Мечты Хавьера оборвал слуга:
  - Сеньор Карлос Вятский!
  Муж АА замер на миг, огляделся, привыкая к яркому свету. Заметил АА и решительно двинулся к ним.
  - Карлос, какая встреча! Пр-рошу к нам! - незнакомый майор, пошатываясь, поднялся, и махнул Вятскому рукой, но тот проигнорировал его, как и всех прочих в зале.
  Хавьер пересёкся с ним взглядом и решительно встал, заступая Карлосу дорогу. Он ничего не имел против русского как человека, в чём-то даже сочувствовал, но они были соперниками. А конкурентов в любви и бизнесе щадить нельзя.
  "Ты явно хочешь устроить скандал, парень, но обидеть АА, я тебе не позволю", - подумал Нилсон, шагнув навстречу Вятскому, закрывая АА.
  - Коля, что ты здесь делаешь? - взволнованно вскрикнула та.
  Русский со странным именем и фамилией замер в трёх шагах от него. Лицо напряженное, злое, глаза горят, руки спрятаны под плащом. Хавьер был готов к стычке, но всё равно вздрогнул, предчувствуя недоброе.
  - Я пришёл за своей женой, - напряженным, срывающимся голосом объявил Карлос.
  - Ты пьян, Коля. Уходи! Всё кончено, - за спиной Нилсона АА попыталась встать, но генерал Агнар удержал её за руку.
  - Не стоит, дорогая.
  - Я пришёл за своей законной супругой. Нам пора домой, - механически повторил русский, не заметив возражений.
  Он не был пьян.
  - АА не желает с вами общаться. Она это ясно сказала. Уходите! - вмешался Хавьер, злясь, потому что перспектива ночи любви поблекла.
  Гости генерала молчали, потому что сам хозяин не вмешивался, довольствуясь ролью зрителя. За спиной Вятского американец заметил друга - адвоката Мигеля Касандро, тот подмигнул ему, готовый помочь.
  Вятский поморщился.
  - Повторите, пожалуйста, сеньор Хавьер, я сегодня немного оглох, - во взгляде мужа АА был вызов.
  - Уходите, Карлос! АА не желает вас видеть. Уходите, или я вышвырну вас! - Нилсон был готов выполнить обещание, помня уроки бокса. Учась в Гарваде он не раз утихомиривал буйных на студенческих вечеринках.
  - Даже так, - медленно сказал русский и вытащил из-под плаща левую руку, чтобы расстегнуть пуговицу и сбросить плащ.
  Хавьеру вспомнись гравюры в доме АА, и увиденные им фильмы про старину. Он и Карлос - как дуэлянты. Бьются за даму. Особенно похож русский в своём длинном плаще. Ему не хватает только шпаги.
  Нилсон сжал кулаки, что ж, давай повеселимся. Сбрасывай плащ.
  
  АА сидела как на иголках, удерживаемая крепкой рукой Хуана Агнара. Она порывалась вскочить, броситься между мужчинами, разнять. Она не хотела позора Коли, не хотела причинить ему, и так уже измученному ещё большую боль.
  Коля был так похож на её пра-прадеда с фамильной картины. На графа Фредерико Карлоса Салатаго - дуэлянта и авантюриста, погибшего при Рокруа. Вот только у него не было шпаги, ни возможности победить.
  Хавьер боксёр, а она - она сама - больше не любит Колю, хотя семь лет назад клялась ему в вечной любви перед алтарём в соборе ****. АА закусила губу, злясь на Колю, на его упрямство и желание повернуть воду вспять, на себя и на своё предательство.
  Коля расстегнул единственную пуговицу у горла, держащую плащ. Плащ осыпался складками, упал к его ногам.
   В правой руке, прижатой к животу, её муж держал револьвер. Старинный револьвер её деда.
  - Коля, нет! - закричала было АА, но опоздала.
  Выстрел.
  Графиня Салагасто вскочила и упала обратно на диван, остановленная железной хваткой генерала Агнара.
  
  "Вот и шпага. Какая же дуэль без шпаги", - неожиданно для себя подумал Хавьер, увидев чёрное бездонное дуло, направленное ему в живот, - "А где моё оружие?".
  Американец не успел удивиться своим странным, неуместным мыслям. Страшной силы удар в живот заставил его согнуться пополам, и едва не сбил с ног. Нилсон посмотрел вниз и увидел чёрную кровь, хлеставшую из-под пальцев, зажимавших огромную дыру в животе.
  Крупнокалиберная пуля из старинного револьвера попала точно в живот, разрывая внутренности.
  А потом пришла боль, страшная боль, раздиравшая тело, исторгнувшая нечеловеческий крик из его глотки.
  
  - Хавьер! - отчаянный стон А, был подобен крику потерявшегося в пустыне, никто её не ответил.
  Кто был слишком пьян, чтобы успеть отреагировать, кто не рискнул вмешаться, кто решил досмотреть представление до конца. Как генерал Агнар.
  
  Висенте Тофиньо словно зачарованный смотрел, как падает на колени его конкурент-американец. Мозг ловкого дельца, откинув эмоции, тут же отметил, что в полуденном собрании акционеров Нилсон участвовать уже не будет.
  Мигель Касандро - полный, неуклюжий адвокат, не служивший в армии, никогда не державший руках ничего тяжелей авторучки, оказался единственным, кто бросился на помощь американцу.
  - Ублюдок! - взвизгнул он и кинулся на Вятского с кулаками.
  Этот гневный крик его и выдал. Русский быстро развернулся и выстрелил почти в упор. Адвоката отбросило назад, он упал, хрипя и брызжа кровью, Шесть грамм свинца разнесли ему подбородок.
  - Не вмешивайтесь, сеньоры, - Вятский обвёл присутствующих весьма выразительным взглядом, подкреплённым смертью, глядящей из чёрного дула старинного револьвера, и не допускающим неправильной трактовки, - Это моё личное дело.
  
  Пьяный майор, чуть ранее приветствовавший русского, а сейчас резко дернувшийся вперёд, остановился, стремительно трезвея. Потомственный военный из древней и славной фамилии, он почувствовал правоту Вятского, поэтому решил ещё подождать.
  
  АА хотелось закричать от ужаса, от невозможности происходящего. Хотелось разрушить эту невозможную тишину, разбить гробовое хрустальное безмолвие, разбудить-растолкать статуи замерших гостей генерала. Всех этих надменных гордых и самодовольных мужчин, любящих громкие тщеславные речи, мнящих себя героями, но не способными двинуться, броситься на пулю и остановить убийство безоружных.
  АА раскрыла рот, но звук умер у её горле, не успев родиться. Гортань-предательница отказала. Муж смотрел на неё, шёл к ней. Незнакомый страшный, чужой. Уже не её привычный, понятный, знакомый и предсказуемый до мелочей Коля, а кто-то другой. Совершенно иной. Николай Вятский.
  Она заметила, как напрягся генерал Агнар, до боли сжавший её руку.
  Стон. Сдавленный вой, пропущенный, сквозь сжатые, скрипящие от перенапряжения зубы. Звук нечеловеческой боли.
  Хавьер Нилсон, шатаясь, выпрямился, зажимая руками, чёрный поток, хлещущий из живота, дорогая ткань костюма быстро пропиталась, кровь капала, марая начищенный дубовый паркет.
  Американец выпрямился, бросая Вятскому вызов, стремясь защитить любимую женщину, показывая, что пока он жив, русский её не получит. Муж АА это понял, оценил и, не колеблясь, выстрелил ему в грудь.
  АА пружиной взвилась с дивана, стремясь толи наброситься на Колю, толи защитить Хавьера. Рванулась с такой силой, что подняла за собой генерала Агнара.
  Нилсон упал на одно колено, но удержался на ногах. Тревога о беззащитной любимой на миг остановила его у края тёмной бездны.
  - АА! - выдохнул он, вместе с кровью из пробитого лёгкого.
  
  Николая Вятский приставил револьвер к голове своего врага. Соперника, сделавшего его рогоносцем. Чужака, вторгнувшегося в его счастливую жизнь. К символу всех бед и проблем его разрушенной жизни.
  Договорившись с Агнаром, он пол дня практиковался за городом в стрельбе, изведя сотню патронов, оглохнув от шума, привыкнув к отдачи и грохоту выстрела. Оставалось сделать лишь одно уже привычное движение.
  Вятский приставил ствол ко лбу и закрылся ладонью, так как когда-то ему показывал дед АА, чёрный полковник Салатаго. Чтобы кровь и мозги жертвы не брызнули в лицо. Закрылся и замер.
  Испанец, подобный покойному Салатаго, не стал бы колебаться в столь ответственный момент. Кровь врага должна пролиться и немедленно. Но Вятский был русским, и отсюда вытекали многие причины его неудач.
  Он знал, что американец не виноват, что не будь его, АА выбрала бы другого. Что не Хавьер Нилсон, а они сами разрушили своё счастье. Что он не до конца прав. И знание это холодным душем омыло его мятущуюся страдающую душу.
  Вятский убрал револьвер от головы американца.
  В голове АА, прочно удерживаемая опомнившимся генералом, мелькнули две противоречивые мысли. Первая - надежда на то, что всё ещё можно исправить, и всех спасти. Вторая - подлая и мерзкая - злорадная радость оттого, что Коле не хватило дерзости и мужества, что она права, и он не её мужчина.
  Генерал Хосе Мария Агнар презрительно хмыкнул, щипля свободной рукой жесткий седой ус, готовый отдать приказ гостям-подчинённым.
  Адвокат Мигель Касандро хрипел, скребя пальцами паркет, истекая кровью. Промышленник Мигель Касандро, похоронивший уже американца, считал секунды до смерти адвоката, и радовался спасению дела своей жизни.
  Протрезвевший майор поспорил сам с собой на то, что сейчас сделает русский. И выиграл.
  
  Николай чуть присел, поднеся револьвер точно к сердцу Нилсона, к карману смокинга, из которого чуть выглядывал белоснежный платок. Посмотрел в глаза врага, уже затуманенные агонией, но ещё мыслящие и борющиеся со смертью.
  Впитал и запомнил боль американца, его ненависть, любовь к АА, и жажду жизни. Впитал и запомнил, а потом в чётвёртый раз за две минуты нажал на курок. Харьер Нилсон - любовник его жены, американский промышленник, ловкий делец, привыкший добиваться своего, бывший боксёр, ненавистный соперник - завалился на бок и умер, выпустив струю крови изо рта.
  Николай - полукровка, которого все звали русским, - не смог поступить как испанец - убить быстро, без раздумья и колебанья. Ему не хватило кастильской гордости, ярости, надменности и жестокости. Но он был готов идти до конца. Лёд в крови, унаследованный от отца, наградил его той готовностью совершать и отвечать, брать и платить, бросать вызов судьбе и твёрдо принимать её ответ, которой иногда так не хватало испанцам.
  Николай обернулся к АА и генералу Агнару.
  - Я пришёл за своей женой! - громко повторил он, и в этом была вся суть и правда его действий и стремлений. Начало и конец мотивов и желаний.
  Вернуть жену. Худую чёрноволосую женщину, с чуть угловатым лицом, сверлящую его синими очами, стремительно зеленеющими от злости. Некрасивую в своём гневе и ненависти. Ту, которую он некогда так любил, и которая так ранила его. Невесту, с которой венчался в церкви. Мать его дочурки. Законную супругу. Свою жену. Любой ценой, несмотря ни на какие трудности и преграды.
  Вернуть в их дом. В семью. На миг, но вернуть.
  
  - Убийца! Мерзавец!- АА хотелось упасть и зарыдать, забиться в истерике, но она была внучкой Чёрного Полковника Салатаго, испанкой и графиней, поэтому пересилив себя, АА и с вызовом и ненавистью взглянула в сумасшедшие глаза своего мужа.
  Окружавшие её мужчины молчали, словно зашили себе рты, забыв, что мужчинами их делает не только член между ног.
  Николай молчал, не опуская револьвер, смотря то на неё, то на Агнара, предательски державшего её за руку.
  - Трусливое ничтожество! Ну же убей и меня, храбрец! - АА взмахнула свободной рукой, - Убей, иначе я вырву тебе глаза! - она сжала кисти, пробуя на остроту свои длинные узкие ногти, готовая превратить свои слова в действия.
  Генерал Хуан Хосе Агнар закашлял, прочищая горло, отвлекая на себя внимание супругов, напомнивших ему огонь, поднесённый к бикфордовому шнуру.
  -Сеньор Вятский, хочу напомнить вам - это ваша жена, - медленно и чётко, произнёс он, делая акцент на слове "ваша", предотвращая взрыв.
  АА заметила, как погасла вспышка в глазах её супруга, как он переложил револьвер в правую руку, а левую протянул ей.
  - Пойдём домой, - неожиданно тихо попросил Коля.
  Агнар отпускает её руку. АА кинулась на мужа, готовая разорвать его на части, отвесить пощечину, выцарапать глаза, уничтожить на месте. Отомстить за себя и Хавьера.
  Вятский, смотря на неё, впервые в жизни понял значение древнего понятия "furia espanola" - испанская ярость. Ярость, что не ведает преград, не задумывается о цене. Ярость, пугающая презрением к своей жизни, и не ставящая ни во что чужую. Вспышка молнии и безжалостный девятый вал. Furia Espanola.
  АА впилась взглядом в его ненавистные очи, и время вокруг неё замедлило свой неумолимый бег. Она увидела лёд. Холодный лёд с русского Севера. Совершенно чужой, пугающей страны вечной зимы. Лёд, давший название фамилии её мужа. Вятский лёд. Безмолвная тюрьма для сосредоточения жизни, зовущейся вода. Лёд, чей холод опасней её жаркого кастильского солнца.
  Ярость её умерла, не выдержав этого холода. АА испугалась впервые за много лет, словно опять одна оказалась в тёмной комнате, где шевелиться и сопит что-то страшное.
  Человек, хладнокровно убивший двух врагов посреди враждебного окружения, не был её мужем. Тем добрым, но скучным и предсказуемым Колей, от которого она устала. Безжалостный демон, выпущенный из неизвестных лабиринтов его души, грозил растерзать её в случае неповиновения. Растоптать и убить, несмотря на всю прежнюю любовь.
  АА поняла, что не сможет коснуться ногтями его лица, оказать сопротивление, бороться. Она лишилась воли. Мир закружился вокруг неё.
  - Пойдём домой, - раздался рядом такой знакомый и чужой одновременно голос, наполненный внутренней борьбой, готовый сорваться толи на бешенный крик, толи на горестный плач.
  АА схватила его протянутую руку, стиснула её как спасательный круг, опёрлась на неё, чтобы не упасть. Вятский сжал её пальцы, сильно, до боли, подтянул к себе.
  - Прошу прощения, генерал, но нам пора идти, - извинился русский, не сводя глаз с Хуана Хосе Агнара, что внимательно смотрел на него, оценивающе щипая себя за подбородок.
  Вятский понимал, что жив только потому, что его трагедия доставили большое удовольствие Агнару. Теперь, когда комедия окончена, что сделает этот старый хитрый жандарм? Тем более что гости уже оправились от шока, а слуги, наверняка, услышали звуки выстрела.
  Хуан Хосе Агнар - человек острого, холодного ума, легко прощающий себе подлости, обладатель холодного расчетливого до жестокости рассудка, - имел в жизни одну слабость. Он - мало эмоциональный по натуре, неспособный к сильным чувствам - любил наблюдать за тем, как мечется человек в кризисных ситуациях, жадно впитывая чужие эмоции, оценивая действия с точки зрения пользы, правильности, или чести.
  Николая Вятский - сын его врага - сумел удивить генерала Агнара. Второй раз в жизни, а это мало кому удавалось.
  - Что вы сделаете, сеньор Вятский, если я сейчас прикажу вам сдаться? Двойное убийство - это серьёзно, - лениво поинтересовался командующий всеми жандармами провинции.
  АА, уткнувшейся носом в плечо Коли, казалось, что это сон или иллюзия с экрана кинофильма.
  - Я бы ответил вам, что в моём барабане ещё три пули, - услышала она, голос мужа, звучавший одновременно и близко и далеко.
  - Чёрт возьми, слова настоящего кабальеро! - громко одобрил Вятского пьяный майор.
  Агнар промолчал, одобрительно улыбнувшись.
  - Прощайте, сеньоры, - Николай развернулся и пошёл к выходу из залы, аккуратно, но крепко держа АА за талию.
  У самой двери он остановился и громко сказал:
  - Приходите утром. После завтрака. Я буду ждать вас.
  Генерал Агнар кивнул и дал отмашку вооруженным слугам, преградившим дорогу Николая и АА.
  - Я слышал вас, сеньор Вятский. Утром.
  Промышленник Висенте Тофиньо проводил пару взглядом и оглядел залу, теперь напоминавшую бойню. Его мутило от запаха крови. Хавьер Нилсон лежал завалившись на спину, сверля потолок стекленеющими глазами, открыв рот в последнем, так и не слетевшем с губ крике. Толстый адвокат Мигель Касандро судорожно дергался в предсмертных конвульсиях, исторгая последние капли крови из вен, словно недорезанная свинья.
  Висенте Тофиньо поборол приступ тошноты и решительно шагнул к хозяину дома, чьи ноздри возбуждённо раздувались от некогда привычно, но сейчас почти забытого им, запаха крови и смерти. Промышленник спешил поделиться с другом-именинником внезапно возникшей у него мыслью, показавшейся ему если не благородной, то справедливой.
  
  
  24 декабря 1965. 1.00
  АА начала плакать ещё в особняке Агнара. Сначала беззвучно, ещё сама не понимая, что плачет, - слезы тихо покатились из глаз, смывая макияж. Потом, по дороге домой, зарыдала, громко всхлипывая, выпуская накопившееся напряжение, спасаясь от страха, ужаса, одиночества и безысходности. От того, что её муж молчал. Обычно она любила скорость, а Коля, наоборот осторожничал, теперь же ситуация изменилась в корне. Мерседес мчался на пределе, визжа тормозами на поворотах. В машине было холодно, дождь заливал лобовое стекло.
  Лицо Коли в тусклом свете лампы не выражало никаких эмоций, словно ему было всё равно, до едут они до цели или нет. Расшибутся они об встречную машину, или о фонарный столб. В очередной раз ударившись о дверь при крытом повороте АА не выдержала.
  - Хватит! Остановись!
  Вятский промолчал. АА заметила, что они выехали на площадь Святого Хименеса - к одноимённому собору, где они венчались. Николай гнал автомобиль прямо на каменные стены церкви.
  - Ты хочешь развестись? Мы разведёмся на небесах. Сегодня же! Сейчас же! - прокричал он и увеличил скорость.
  - Что ты делаешь! - она попыталась заставить его свернуть, схватившись за руль. Безуспешно, он отшвырнул её.
  - Мы клялись в вечной любви до гробовой доски. Любви нет, значит, пора в гроб! - стены собора стремительно приближались. Машину жутко трясло на древней брусчатке.
  - Пречистая дева позаботься о моей дочке! - взмолилась АА и закрыла глаза.
  Вятский резко нажал на тормоза, Мерседес стал останавливаться с противным визгом стираемых шин. Машина остановилась в метре от собора, подтвердив хвалёное немецкое качество и оправдав затраченные на неё Николаем деньги.
  - Жива? - издевательски поинтересовался муж, когда АА открыла глаза.
  Вместо ответа она влепила ему пощёчину и тут же испугалась собственной храбрости. В глаза Коли не было ни тени сумасшествия, только лёд. Тот самый лёд, что убил Хавьера, толстяка Касандро, но сейчас в очередной раз пощадил её.
  Вятский впился взглядом в её синие до черноты очи, схватил рукой за подбородок, притянул к себе и властно поцеловал, преодолевая сопротивление, попробовав кровь из её прокушенной губы, прочувствовал ту ненависть, всю её злость и страх.
  - Едем домой, - бросил он с трудом, оторвавшись от её губ. Вновь открытое наслаждение от чужой покорности и собственной грубой силы и власти пьянило. АА отвернулась к двери, уткнувшись лбом о холодное стекло, вытирая рот ладонью в тщетной попытке избавить сознание от его поцелуя.
  Заспанный слуга Ларго испуганно открыл дверь и тут же исчез, увидев неожиданно вернувшегося сеньора и револьвер в его руке. Николая потащил АА в спальню. В их спальню, где он так давно не был. К большой квадратной кровати чёрного дерева, помнящей пять поколений семьи Салатаго. К их супружескому ложу, сосредоточию и воплощения семейной жизни, любви и тепла. К ложу, на котором они в брачную ночь впервые любили друг друга.
  Николая кинул револьвер в угол, расстегнул рубашку, не расшнуровывая стянул с ног туфли и решительно подошёл к АА, статуей застывшей около кровати. Слабый свет ночника отображал её скрещенные на груди руки, играл на её напряженном лице, скользя по закушенным губам.
  Взял жену за плечи, поцеловал сжатые, недоступные, невкусные губы. АА отвернула голову. Он стал целовать её холодную шею, гладя руками кожу обнажённой спины, вспомнив, как они вместе выбирали ей это платье. Как давно и как недавно это было.
  АА были противные его ласки.
  - Не тронь меня, - она оттолкнула его, на миг освободившись.
  - Ты моя жена и я хочу тебя, - Николая схватил её за руки и вновь поцеловал в губы, преодолевая сопротивление, проникая языком в рот.
  АА выдернула одну руку, хлестнула его по лицу, царапая щёку. Николай, разозлённый сопротивлением, толкнул её на кровать и упал сверху, вдавливая в простыни. Она не смогла его скинуть. Левой рукой он увел руки жены за голову, удерживая их, правой разорвал лиф платья, освобождая её упругие груди.
  - Скотина! Мерзавец! Ублюдок! - неожиданно тихо и беспомощно прошипела АА.
  Николай медленно поцеловал ложбинку между грудей, ощутив вкус её кожи разгоряченной борьбой, почувствовал, как быстро-быстро бьётся её сердце. Грудь АА привычно поместилась в его ладони, зажал маленький сосок между большим и указательным пальцами. Отпустил, заменяя пальцы губами, чмокнул, словно пробуя на вкус, или проверяя, не изменилось ли что-то с их последней ночи. Поцеловал сосок. Втянул его в рот, словно желая вобрать вся себя всю её грудь целиком, чуть прикусил сосок, лизнул его языком.
  Николай безумно любил её груди - восхитительный и чувственный признак женщины - отдавая им предпочтение перед губами. Однажды АА, начитавшись занудного старика Фрейда, рассмеялась, сказав что это всё потому, что в детстве он рано лишился матери. Вместо ответа он отобрал у неё книжку, поднял на руки, зарылся носом в декольте и унёс на кровать.
  АА шумно выдохнула сквозь сжатые зубы, проклиная или благословляя. Николай оторвал от её левой груди, переключившись на правую, с таким жаром потянув губами набухший сосок, что она застонала. Мир вновь закружился вокруг неё, но на этот раз причиной тому был не ужас и страх, а сладость любви. Она вспомнила все ночи и дни, проведённые с Колей в постели, и возрадовалась тому, что Пресвятая Дева послала ей в мужья отличного любовника.
  Вятского, не слышавшего мыслей жены, вдруг посетила мысль о сопернике. Чужак Хавьер Нилсон ласкал его жену. Целовал так же как он сейчас. Ревность, ненависть, бесцельная и разрушающая злоба полыхнули в его голове, как костёр, в который щедро плеснули бензина.
  Неверная жена под ним вскрикнула от боли, забывшись, он с силой сжал её бедро. Рука, только что нежно ласкавшая кожу, сейчас оставила на ней пять красных следов-ожогов.
  Николай не заметил её крика, как обезумевший он стал грубо тискать и жать мягкое и нежное тело жены, жадно всасываться, оставляя большие синяки-засосы на гладкой смугловатой коже, делая всё то, чего раньше старался избегать.
  Он отпустил АА ровно на столько времени, сколько ему понадобилось, чтобы стянуть неудобные брюки и нижнее бельё. Потом вновь накинулся на неё, попытавшуюся встать.
  Осознание собственной власти пьянило, злость выпущенная на волю затмила всегда холодную голову. Боль, причиняемая АА, доставляла острое удовольствие.
  Николай разорвал на ней остатки платья. Стянул влажные кружевные трусики, безумно дорого французское бельё, которое она сегодня надела для другого. Рывком раздвинул стройные ножки и резко вошёл в неё, исторгнув изо рта АА крик боли.
  Из глаз АА в который раз за эту проклятую ночь брызнули слёзы, не столько от грубости и боли, сколько от унижения. Её беспомощную и униженную жестоко сношали, грубо вторгаясь в её нежное лоно, ещё не готовое к акту любви. Сношали как куклу, как уличную шлюху, фактически насиловали, и делал это её собственный муж. Тот самый, что когда-то читал ей стихи, клялся в вечной любви, дарил полевые цветы и радовался возможности поцеловать ручку, протянутую на прощание. Она кусала губы до крови, но кошмар не прекращался, это была страшная явь. Старый садист Агнар до утра отдал её во власть мужа, твёрдо решившего раздавить её, отомстить за попытку бросить его.
  АА повернула лицо на бок, как могла уткнулась им в подушку и зарыдала в голос, чувствуя себя униженной и раздавленной, теряя желание жить, обретая безразличность к тому, что муж делает с ней.
  Николая будто ударило молнией, он опомнился. Увидел себя со стороны, насилующего ту, без которой не мыслил жизни, оскверняющего собственный храм. Увидел и ужаснулся, захлебнувшись от нахлынувшего отвращения к самому себе.
  "Что я делаю?", - этот вопрос эхом прозвучал в его голове, отражаясь от самых тёмных и далёких уголков подсознания, возвращая к действительности, загоняя выпущенного демона обратно во внутренний ад.
  - Прости, - прошептал он, поднимаясь с неё, аккуратно ложась на бок рядом, обнимая, - Прости, дорогая.
  - Я тебя ненавижу! Слышишь, не-на-ви-жу! - сжатые губы АА были солоны от слёз и крови.
  Николай целовал её, не так как прежде, а так словно она могла рассыпаться от одного его неловкого движения. Нежно, трепетно, его прикосновения были невесомы, как движения крыльев бабочки.
  - Я люблю тебя, котёнок, - АА вздрогнула, так давно она не слышала это слова. Котёнок - так ласкательно он звал её до рождения ЕЕ, после её ссоры и капризы, заставили Колю забыть это слово.
  - Понимаешь, люблю. Как никого на свете, - он целовал её лицо. Губы, щеки, нос, закрытые глаза, лоб. Слизывал солёные слёзы, разъедавшие кожу, остатки потёкшей туши, тени для век.
  Она молчала, не зная, что ответить, и не желая отвечать. Ноющее от боли тело заполнила всёпоглощающая усталость. Пусть делает, что хочет. Ей всё равно. Пусть целует, или убивает.
  Губы Коли сместились ниже, лаская шею, основание груди, вновь возвращаясь к соскам, дразня их, покусывая, вбирая в себя. Аа почувствовала, как по её телу вновь проходит предательская, сладостная дрожь, и туманиться голова. Он слишком хорошо знал её тело, и то, как доставить её удовольствие.
  - Прости, - вновь услышала она его голос, так и не поняв, за что Коля пытается извиниться. За их неудачный брак? За две сегодняшние смерти? За то, что у них дочери не будет отца? За свою грубость и жестокость? За её боль? Или за свою любовь?
  Огонь внизу её живота разгорался всё сильнее, небритая щетина Коли царапала кожу на внутренней стороне её бёдер. АА затаила дыхание, предчувствуя его следующее движение.
  - Я люблю тебя, - его губы коснулись её лона, впились нежно и страстно.
  АА застонала, сжимая бёдрами его шею, невольно душа. Коля не остановился, наоборот продолжил действия языком и губами. Она с трудом поборола себя долю мгновения, схватила ладонями за уши, притянула к себе и прошептала перед тем, как впиться в его губы:
  - Прощаю.
  
  24 декабря 1965. 5.00.
  Николай Вятский лежал с открытыми глазами, обнимая АА уснувшую у него на груди. Спина, разодранная её ногтями, чесалась, но он боялся пошевелиться, чтобы не разбудить супругу.
  Жену. Любимую. Свою женщину, которая, наконец-то, впервые за много недель принадлежит ему. Как и должно быть.
  Он смотрел на занавешенное окно. Там на востоке, за пышными шторами и стеклом через несколько часов взойдёт тусклое зимнее солнце, знаменуя начало нового дня. Утро, которое он не переживёт. Генерал Агнар вряд ли отдаст его "мадерам" или "треуголкам". Лично приедет в окружении своих головорезов, чтобы отомстить за давнюю обиду и из уважения к графине АА Саталаго.
  Вятский не боялся смерти. Он уже дважды чудом избегал её, исчерпав своё везение и терпение ангела-хранителя. Сегодня был третий. От которого не убежать.
  Николай испытывал не страх, но грусть, ему было о чём жалеть в этой жизни. Успешный туристический бизнес, который бы в скором будущем сделал его богачом, отец, начавший его, гордился бы таким достижением сына. Друзья, которых будет не хватать. Амбиии, сбыться которым не суждено, и все не реализованные мечты и желания. То, что всегда оставлял "на потом", но как выясняется, уже не успеет осуществить.
  Но это всё мелочи, по сравнению с самым главным в жизни человека, и в жизни испанца особенно. С семьёй. Его - полукровку, все упорно звали русским, но ведь он так старался быть испанцем, видно не достаточно старался. Так и с семьёй, он сумел её создать, но не смог сохранить. Жена, мирно и счастливо сопящая на груди, - он так и не сумел понять её до конца. Любил, но не мог сделаться незаменимым. Погоня, бег за счастьем, где он упал задолго до финала, выложив все силы, но так и не получив приз.
  ЕЕ. Обожаемая дочурка. Плоть от его плоти. Плод их с АА любви. Маленькая принцесса, гордость, счастье и надежда. Оправдание всей его жизни. Ей всего пять. Она вырастит и не будет его помнить. Кем он останется для неё по рассказам матери? Непонятным русским, которым АА увлеклась в молодости, убийцей и неудачником?
  Николай вдруг почувствовал, как влага скапливается в уголках его глаз, и осторожно запрокинул голову назад, в последний раз он плакал в возрасте десяти лет. И вот сейчас мысли о дочери растрогали его, выжав из ясных глаз маленькие капельки влаги, незаметно катящиеся по вискам, будто и не слёзы вовсе, а так, просто вода, запоздалые капли ночного дождя.
  Он обещал покойному деду АА, чёрному полковнику Салатаго, внука. Это было одним из непреложных условий, открывших ему дорогу к АА. Он не сдержал его, что ж, на том свете, придётся ответить перед разгневанным родственником.
  Представив грозного полковника Примо де Салатаго в парадном мундире, увешанном орденами, устраивающего ему разнос на пороге чистилища, Вятский тихо рассмеялся.
  Дочка. Он давно обещал свозить её в Барселону, в самый большой в Испании зоопарк. Обещал, но не свозил. Сначала мешали дела его, потом занятость АА, не хотевшей отпускать их одних, потом наступила эта холодная осень. Осень, чьи дожди подмыли здание их брака и обрушили его в грязь.
  ЕЕ. Его дочурка. Маленькая копия матери. Как она его любит.... Она единственная кто его любит. Как он мог о ней забыть? Дурак.
  Николай понял, как он соскучился по ЕЕ, по её улыбке и шалостям, по тому, как она обнимала его, с разбегу прыгая на шею со своей кроватки. Осторожно, чтобы не разбудить, он приподнял АА, вытащил из-под неё свою руку, подложил ей под голову подушку. Встал, укрыл её одеялом, подоткнул со всех сторон, оглядел довольно и тихо вышел из спальни.
  В ванной комнате включил свет, и, щурясь, оглядел себя обнажённого в большом, в рост человека зеркале. Довольно хмыкнул, заметив любовные синяки на шее и глубокие царапины на спине, покрытые свежей корочкой запекшейся крови. Огромная медная ванна, помнящая ещё короля ***, показалась Николаю очень желанной, но он пересилил себя. Была опасность, что утро для Агнара уже наступило.
  Он накинул на плечи халат, вышел в коридор и спустился вниз по лестнице на первый этаж в детскую. Дубовые ступени скрипели под ногами. Портреты графов и графинь Салатаго семнадцатого-восемнадцатого века с неодобрением смотрели на него с потемневших холстов.
  Дамы не одобряли его вольного наряда. Кавалеры - ошибок совершённых в борьбе за жену, и слабости проявленной из-за любви к ней. Один только Фредерик Карлос Салатаго - дуэлянт и авантюрист - одобрительно подмигивал ему. Вятскому показалось, что предок АА, только что вернулся за раму послед очередного ночного приключения: дуэли, гулянки или общения с чужой женой.
  На двери в детскую висел какой-то рисунок, кажется лев в клетке, точней в темноте рассмотреть не получилось. ЕЕ нарисовала его, в отсутствие папы. И повесила, как обычно на дверь, чтобы он увидел, когда вернётся. Николая поцеловал рисунок, хотел положить в нагрудный карман, спохватился, что в одном халате, поэтому оставил в руке. Толкнул дверь, вошёл, ища глазами кроватку дочери.
  - Как ты, Коля? - услышал он шепот Анны, старушка дремала в кресле, под пледом.
  Вятский вздрогнул от неожиданности, подошёл к кровати, осторожно присел на край, коснулся пальцами спутанных локонов дочурки, обнимавшей большого плюшевого медведя. Его подарок.
  - ЕЕ, опять плохо спит? - с тревогой спросил он.
  - Конечно, - ворчливо отозвалась Анна, - Мать с отцом ругаются, отец живёт неизвестно где, забыв про дочь. Мать тоже, времени мало уделяет, развлекается с новым мужчиной.
  Николай не ответил, стыдливо уставившись в пол.
  - Дети они ведь всё очень чутко чувствуют, их не обманешь, - продолжила старушка, - Вот и приходиться нам вместе засыпать, стали деточку мою кошмары мучить, боится она теперь одна оставаться.
   Вятский улыбнулся. Анна, воспитавшая АА и активно нянчившая ЕЕ, имела полное право называть его дочку своей кровиночкой. Только прочно усвоенный этикет мешал ей - фактически полноправному члену семьи называть ЕЕ своей внучкой. Тем более, что другой бабушки у ЕЕ не было.
  - Как ты, Коля? - вновь спросила Анна.
  - Судьба АА вас не беспокоит? - ответил он вопросом на вопрос, - Ларго, открывший нам дверь, он же, наверняка, тебе всё рассказал, как она выглядела, как вырывалась.
  - С ней - все благополучно, - отмахнулась старушка, - Я тебя хорошо знаю, ты её и пальцем не тронешь, в этом твоя слабость. Испанцы они-то привыкли жен в строгости держать, а те привыкли их слушаться. Вы же двое.... Разбаловал АА Примо покойный. Ты же пылинки с неё сдувал, даже когда по-хорошему надо было бы розгами по заду отлупить.
  - Я знаю, - кивнул Николай, - Поздно уже что-то менять.
  Глаза его привыкли к темноте, он отчётливо различал контуры вещей, меленькую сухонькую Анну, почти утонувшую в кресле, окно и шторы, за которыми вот-вот должен был наступить рассвет и новый день.
  - Никогда ничего не поздно, - строго прошептала Анна, - Кровь, мне сказали у тебя на одежде была. Твоя?
  - Нет. Нилсона Хавьера. И адвоката этого толстого - Мигеля Касандро.
  - С боем, значит, жену вернул? Не ожидала. Молодец, удивил перед смертью, - медленно и очень серьёзно произнесла старушка.
  - С боем. Убил обоих. Утром за мной придет генерал Агнар и его жандармы. Попрощаться с дочерью пришёл.
  - Вот оно как.... - Анна троекратно перекрестила его, - Подойти, Коля, поцелую тебя. Ты же мне как сын родной.
  - Не плачьте, - Николай поднялся, подошёл к креслу и подставил старушке лоб для поцелуя, - Иначе было нельзя. Я потерял АА, но не мог потерять честь и уважение к себе. ЕЕ не будет меня стыдиться.
  - Ты говоришь точно как Примо, вы-то его молодым не помните, а я ещё застала. Точь в точь как он.
  - Был бы я полковником, меня бы не бросила жена. Я вообще бы не знал проблем.
  Николая вернулся к дочери, взял её ручку в свою ладонь, ощутил тепло маленьких пальчиков, и надолго замолчал.
  Время шло. Николай сидел, несмотря на дочь, на душе у него стало неожиданно тепло и спокойно. После него на свете останется эта маленькая принцесса. Значит, он прожил жизнь не зря.
  ЕЕ заворочалась, коснулась щекой его руки, проснулась.
  - Папа! - она радостно улыбнулась, смотря на него сонными глазками, - ты вернулся?
  - Да, солнышко моё, - он поцеловал её в румяную щечку, дочка крепко обняла Вятского за шею.
  - Папа, ты от нас больше не уйдёшь? - не по-детски серьёзно спросила ЕЕ, - Не бросишь меня одну?
  - Никогда, - честно пообещал Николай, - Я всегда буду рядом с тобой. Я люблю тебя, солнышко. Спи, красавица, утро ещё далеко, - он аккуратно занял её ручки, поцеловал и укутал одеялом.
  
  24 декабря 1965. 7.00.
  АА не спала, когда её муж ушел к дочери. Лишь дремала, и то потому, что её слабый организм требовал хоть чуточку отдыха, иначе бы она вообще не сомкнула глаз. Её о многом нужно было подумать. Многое оценить и решить.
  Коля, убивший соперника и вернувший её домой. Жестокий, решительный, мстительный, суровый, страшный, расчётливы и одновременно сумасшедший, но всё равно близкий и в чём-то прежний. Свой. Её муж.
  Два слова. Всего два слова и целых два слова. У Коли оказалось много обличий и имён.
  Её первая и до сих пор единственная настоящая любовь, влюблённости последних лет не в счёт. Жених, из-за которого она решилась пойти против властного и сурового деда, и готовилась сбежать с ним на край света, если дед был бы против. Первый и до недавних пор единственный мужчина, которому она отдала свою невинность в брачную ночь после свадьбы. Как и полагается, как всегда происходило в сказках. Тот кто любил, ждал, терпел и добивался её с невиданным упорством, многим рискуя и не пасуя перед трудностями, несмотря на то, что все были против их отношений.
  Обычный и обыденный человек, с которым она устала жить, так как он был слишком предсказуем, и не мог проявить свою мужскую власть, заставить её выполнить свою волю, когда ей так хотелось почувствовать себя зависимой и несвободной. Предсказуемая любовь, предсказуемая жизнь на много лет вперёд, отсутствие яркости. Она не смогла это долго терпеть.
  И последняя ипостась, тщательно скрываемая под его обычной невозмутимостью и спокойным северным темпераментом. Авантюризм, опасность, отчаянность, отвага и презрение к смерти, готовность свернуть горы для достижения своей цели. Дикая смесь из кастильской гордости, мстительности и русского неторопливого, неумолимого спокойствия, что в один прекрасный миг срывается, круша всё на своём пути. Демон, легко причиняющий боль, наслаждающийся страданиями обидчиков. Вызывающий ненависть, от которой темнеет в глазах.
  Три разных Коли в её жизни. И чётвёртый - тот, что сначала мучил, а потом любил её этой ночью. Любил так, что она теряла сознание от яркости и силы оргазмов. Вернувший её домой ради ночи любви.
  Тот, кого она простила, так же как она сам до того молча простил её. Потому что любил. Коля, которого она не знала. И которого больше не сможет узнать, потому что из-за её за ним этим утром придут жандармы генерала Агнара. И здесь бесполезны все её просьбы, память и связи, оставшиеся от покойного деда. Два убийства. Ради неё и за неё.
  АА вдруг поняла, сколько стоит её жизнь. Три чужих. Хавьера Нилсона, Мигеля Касандро, и самого Николая Вятского.
  Цена, которую за неё никто больше ни даст и не заплатит. Цена, которой она не достойна. Долг, с которым ей не расплатиться никогда.
  АА лежала на простыне смятой от их любви, пахнущей её мужчиной, лежала одна в пустой кровати. Мини проекция её жизни. Счастье было близко, ушло только что, тепло ещё чувствуется, но ушло. А за ним лишь холод и одиночество.
  Из-под закрытых штор стали пробиваться первые лучики света. Утро.
   " Я слышал вас, сеньор Вятский. Утром".
  Она вскочила с кровати, утонув ступнями в пышном ворсе персидского ковра. Платье было разорвано, другой одежды в их общей спальне не было. АА уже думала завернуться в простыню и добраться до личной комнаты, но вспомнила про ночную сорочку, висящую на своём месте - спинке кровати, и до которой этой ночью не было дела.
  Натянула её на себя и спешно побежала искать Колю, несколько не заботясь о том, что подумает прислуга, увидев её в таком обличье.
  АА нашла мужа в гостиной на втором этаже, из окна которой открывался вид на подъезд к дому. Чистый, выбритый, одетый в свежий костюм Коля ждал приезда генерала Агнара, попивая кофе и заряжая револьвер. Тем самым оружием её деда, из которого вчера убил Хавьера.
  - Доброе утро, - рассеянно поприветствовал он её, словно это было обычное утро.
  АА на миг разозлилась, она бежала к нему, сломя голову, забыв про ванну и чистую одежду, а он вымытый и надушенный делает вид, будто ничего особенного не происходит.
  Она молча взяла чашку и села за стол напротив него, налила себе крепкого кофе. Молока и сахара на столике не было, пришлось пить так, морщась от непривычной горькости.
  - Зачем ты это сделал? - спросила она, глядя в чашку, - Всё ради того, чтобы провести эту ночь со мной?
  - И да, и нет. Разводом ты не оставила мне выхода.
  - Не лги и не преувеличивай.
  - Не лгу. Выхода для моей гордости и чести. Я должен бы вернуть тебя, иначе бы потерял уважение к себе. Поступил так же, как твой дед в своё время. Мы с ним плохо ладили, но думаю, что в этот раз он бы меня одобрил, - спокойно отвечал Коля, медленно рассматривая её, будто запоминая.
  - Тебя казнят за убийство, - АА посмотрела в его глаза.
  - Твоему деду было проще убить соперника. Тогда дуэли ещё были в моде, - его глаза грустно улыбалась, - Я люблю тебя.
  - Я знаю, - АА понимала, что ответ глупый, но ничего умнее ей в голову не пришло, - Спасибо за эту ночь. Ты был великолепен.
  - Я знаю, - в тон ей ответил Коля, и они оба рассмеялись, - Если честно я очень старался.
  АА чувствовала, как приятно ноет низ её живота, несколько часов назад они честно пытались сломать старинную кровать, и у них это почти получилось. Она смотрела на мужа: небрежно красивого, иронично-спокойного, мужественного, и понимала, что хочет его прямо здесь и сейчас.
  - Я люблю тебя, - повторил Коля, и лицо его резко переменилось, - К нам подъезжают две машины. Чёрный Опель Агнара и машина жандармов.
  Он схватил револьвер и взвёл курок. Вскочил на ноги.
  - Уходи!
  - Нет! - АА тоже поднялась и с вызовом посмотрела ему в глаза. Она не позволит ему сделать самую большую глупость в жизни. Умереть. Не позволит.
  - Я не дамся им живым. Не обрадую Агнара, не буду гнить в тюрьме. Если этот старый садист и палач здесь, я попробую убить его. Уходи!
  - Я останусь здесь! - она топнула ногой.
  Вятский на миг залюбовался ею: такой красивой, решительной, грозной и чертовски сексуальной в тонкой ночной рубашке.
  - Оставайся, я выйду на улицу. Береги нашу дочку, - он решительно двинулся к лестнице.
  - Я не пущу тебя, - АА загородила ему дорогу, - Стой! Обернись! Агнар дёт к нам один.
  Действительно Хуан Хосе Агнар облачённый в повседневный коричневый мундир генерала жандармов, шел по дорожке к двери без свиты. Обе машины остановились за забором, их пассажиры оставались внутри.
  - Подожди его здесь, пожалуйста, - взмолилась АА, и Вятский не смог отказать жене, хотя понимал, что максимум хорошего, что можно ожидать от Агнара - это предложения сдаться.
  Привратник Ларго отворил Агнару дверь и сказал, где сейчас хозяева. Николай и АА слышали, как он, кряхтя, поднимается по ступеням лестницы. Вятский сел на стул, лицом к двери, положив револьвер на стол рядом с собой. АА стала у него за спиной.
  - Приветствую благородных супругов! - генерал чуть наклонил голову, соблюдая приличия. Николай отметил, что кобура на поясе расстёгнута и из неё торчит рукоять парабеллума. Оружие, убившее дядю Андрея, было теперь приготовлено для его племянника.
  Благородные супруги промолчали. Гость взял стул и без приглашения уселся напротив Вятского.
  - Я вам не помешал? - Агнар усмехнулся, потянув себя за жесткий ус, - АА, деточка, ты, кажется, только что из постели?
  Обычно он никогда не называл АА на "ты", даже будучи другом семьи, соблюдая неписаный вековой этикет.
  - Не помешали, - ответил Николай, не сводя глаз с рук генерала.
  - Ну и славно, - Хуан Хосе Агнар, откровенно наслаждался ситуацией, не обращая никакого внимания на револьвер на столе рядом с Вятским.
  - АА, милая, сходи оденься, не смущай старика, - небрежно попросил он, - Мы с твоим мужем пока перебросимся парой слов.
  АА, державшая руку на плече Николая, почувствовала, как напряглось его тело. Опустила взгляд на лицо генерала Агнара. Холодные водянистые глаза жандарма смотрели как автоматные дула. Правая рука его отбивала замысловатую дрожь на бедре, в непосредственной близости от расстегнутой кобуры.
  - Любимая, дон Хуан прав, тебе лучше одеться, не то простынешь, дом сегодня плохо протопили, - напряженным голосом подтвердил Коля, не поворачивая головы, всё его внимание было устремлено на старого жандарма.
  - Я никуда не уйду! Слышите вы, бойцовые петухи! Я не дам вам убить друг друга! - с вызовом крикнула АА, её голос зазвенел на весь этаж, на миг разрушив смертельное напряжение.
  Она наклонилась, обняла мужа за шею, и положила свою голову ему на плечо, и из такого положения взглянула в водянистые очи генера Агнара - друга-подчинённого деда, дарившего ей в детстве мягкие игрушки, катавшего её на своих плечах; подставилась под автоматные зрачки-дула старого контрразведчика, прославившегося своей циничностью, практичностью, отсутствием жалости и сантиментов.
  Сердце Коли билось как бешенное, мышцы дрожали от напряжения, пальцы на столе медленно ползли в рифлёной рукоятке револьвера.
  АА не прекращала визуальную дуэль с генералом Агнаром, хотя её глаза, не выспавшиеся и заплаканные, устало слезились.
  Лицо Хуана Хосе Агнар - седоусого и грозный старика-жандарма, фанатичного франкиста, ежегодно решающий судьбы сотен людей, - задрожало, исказилось и поплыло. Он расхохотался, сначала беззвучно, потом в полный голос, вздрагивая, тряся плечами украшенными золотыми погонами, сгибаясь от смеха, смахивая ладонью слёзы из глаз.
  Смеялся без причины. Как сумасшедший. Супруги редко видевшие его в хорошем расположение духа испуганно переглянулись.
  Агнар на пару секунд затих, потом снова посмотрел на них, и опять расхохотался. Это было уже обидно. Обидно и оскорбительно
  - Прекратите! - первой не выдержала АА.
  - Какая сладкая парочка, - растягивая слова, смеялся Агнар, - Обнялись как два голубка, а ещё вчера разводиться думали. Словно дети несмышленые. Был бы жив Примо, выпорол бы вас обоих, и проблем бы не было.
  - Хватит глупостей, дон Хуан, ближе к делу! Выйдем и решим наши дела! - Вятский освободился от объятий жены и поднялся, схватив револьвер.
  - Сядьте, дурак! - повелительно взмахнул рукой Агнар, - Я вот за чем навестил вас сегодня утром, сеньора Салатаго, - он сделал эффектную паузу, наслаждаясь моментом, - Друг ваш Харьер Нилсон трагически погиб этой ночью. Свалился с обрыва вместе с адвокатом своим Мигелем Касандро. Несчастный случай. Дождь, скользкая дорога, американец не справился с управлением.... машина сгорела дотла, только кости и остались.
  АА застыла с открытым ртом, схватилась за руку мужа, Николай почувствовал, как колоссальный груз сваливается с его плеч. Его охватила неожиданная слабость, он опёрся о стол вооруженной рукой.
  Агнар достал из внутреннего кармана мундира портсигар и неспешно закурил толстую папиросу, новомодных сигарет с фильтром он не признавал, считая их уделом женщин и признаком слабых мужчин.
  -И что самое интересное, - продолжил он, любуясь выпущенным дымом, - никто из присутствовавших вчера на моём день рождение, не помнит точно, когда они вышли и зачем направились за город? - лицо Агнара вновь стало серьёзным и сосредоточенным, - Колоссальный удар по американо-испанскому промышленному сотрудничеству, особенно расстроен нам провинциальный Рокфеллер дон Висенте Тофиньо, Нилсон ведь почти отобрал у него его компанию, - многозначительно добавил генерал, делая очередную глубокую зятяжку, - Советую вам, сеньор Вятский, нанести ему визит, дела дона Тофиньо обещают пойти в гору, ( я сам сегодня купил тысячу акций его компании), вам - людям деловым - есть о чём поговорить, - в холодных глазах Агнара промелькнула смешинка.
  - Спасибо, дон Хуан, - только и смогла ответить потрясённая, ещё не верящая в спасение, АА.
  - За что, красавица? - удивился генерал, - ты мне всегда была как родная, и я знал, как много для тебя значил Хавьер, - Николая пропустил мимо ушей укол Агнара, жандарм почему-то решил помочь ему остальное не важно, - АА, милая, пожалуйста дай мне пепельницу. Спасибо, - Агнар потушил сигарету, и тяжело поднялся, - Завидую я вам молодым, у вас ещё столько всего впереди. Прошу ваше семейство извенить меня, но у меня сегодня ещё множество дел.
  - До свиданья, вы всегда будите желанным гостем в наешм доме, - сказала АА.
  - Спасибо, - Вятский склонил голову, - я этого не забуду.
  - Не за что, - генерал обернулся у самых дверей, - А я не забуду ваших слов. После нового года найдите время и зайдите ко мне на службу, думаю, при желании вы и ваша туристическая фирма сможете послужить на благо Испании и нашего президента великого Франсиско Франко, как им служил ваш отец.
  Вятский понял, что теперь он ан всю жизнь обязан Агнару и его зловещей службе, что отныне он накрепко связан со строем и режимом, которого так старательно избегал. Но это было не важно.
   - Я люблю тебя, - он обернулся и взял руки АА в свои ладони, - Будь моей женой, как раньше. В горе и в радости, и пока смерть не разлучит нас.
  АА смотрела снизу-вверх на Колю и понимала, что хочет быть с ним, что он - именно тот, кого приготовила для неё Пресвятая Дева Мария. Её половинка. Её любовь, её судьба. Отец её дочери. Её муж.
  - Буду. Отныне и во веки веков, - продолжила она, - Я люблю тебя, мой русский. Аминь, - она потянулась к нему.
  Их губы встретились, рождая самый крепкий, страстный и чувственный поцелуй в их жизни. Поцелуй заново родившихся и нашедших себя людей. Сладостный взрыв двух соединившихся, наконец, сердец, поумневших и научившихся понимать друг друга.
  - Мама, Папа! - услышали они восторженно-радостный детский крик.
  ЕЕ - их любимая дочка бежала к ним в ночной пижаме с котятами, и лицо её светилось от чистой искренней детской радости. Радости, чей свет может зажечь звёзды.
  Николай присел и подхватил дочь на руку, поднял и прижал к себе двух самых дорогих для него людей на свете. Двух своих девочек. Дочь и жену.
  - Папа, ты обещал мне зоопарк! - напомнила счастливая ЕЕ.
  - Помню, - он поцеловал её в мягкую румяную щечку, - Мы поедем в Барселону. На новый год. К моим друзьям. И зоопарк посмотрим, и море увидим, и на начало международного кинофестиваля успеем, - последние слова он проговорил, глядя в глаза АА.
  - Поедем, - улыбнулась та, - Все вместе, - она впервые за много месяцев согласилась с мужем, и ей стало так тепло и уютно.
  АА посмотрела в окно. Там расцветал новый день, небо свободное от хмурых туч, манило чистой синевой, солнце светило не по-зимнему ярко. Она поняла, что это счастливая примета, и по крепче прижалась к мужу и дочери, закрыв глаза.
  
  Июль 2007
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"