Поэт сидел за столом. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Уже прошел не один час в пустом и безнадежном ожидании, но на листе не появилось ни строчки. Поэт вздохнул и тоскливо поглядел в окно. За окном медленно и безмятежно догорал Вечер. То тут, то там еще вспыхивали огоньками окна, подобно искрам затухающего костра, но свет их становился с каждой минутой все приглушенней. И вот уже сама госпожа Ночь собственной персоной вламывалась в город и на правах полноправной хозяйки начала жестко спрашивать с мирных обывателей по всей строгости своих законов, устанавливая тем самым везде тишину и порядок. Никто не смел, противоречить ей. Малейший шум пресекался ею и карался жестоко. И только легкий ветерок как малый ребенок был ей не подвластен. Только ему она позволяла гулять и шалить безнаказанно. И словно самозабвенно влюбленная в свое дитятко мать-одиночка, она закрывала глаза на все его проказы. И хотя сегодня ветерок как обычно уже стукнул пару раз настежь раскрытыми оконными рамами, настойчиво прошуршал занавесками и, уже совсем отчаявшись, обиженный невниманием своего некогда сотоварища по утехам, уселся на плечо Поэта, привычно играя его локонами, Поэту было не до него. Его не забавлял и не радовал ни пурпур заката, ни лиловой бархат ночи, ни бриллианты утренней росы. Он ко всему оставался безучастный. Казалось, все краски мира погасли в одно мгновение. Поэтому у него на листе не появилось ни строчки. Раньше ему стоило только кинуть пару фраз, описывая осколок бутылочного стекла на пирсе, и рифма сама как Ниагарский водопад обрушивалась на него и ему оставалась только ловко все это записать, и вот уже готова роскошная поэма летней ночи. А сейчас в голове крутились образы и трогательных трелей соловья, и свежескошенных трав, и шумного гомона деревенских хороводов, и гаданья у зеркала девушек на выданье, и даже отдаленных звуков одинокой гармошки, - но нет,... ничего не задевало его холодное сердце. Образы исчезали, растворяясь в пустоте, не цепляя его душу ни на мгновение. Возникающая рифма казалась пустой, избитой и даже вульгарной. Его душа словно умерла или уснула навеки. Он опустил свои уставшие руки на стол, и отчаяние вдруг внезапно охватило его. У него не хватало вдохновения. Вдруг он кинулся к окну и, распахнув свои объятия, крикнул в ночь, невзирая на все законы благоразумия: - Вдохновение!!! Я прошу тебя, умоляю, в конце концов, я приказываю тебе, приди ко мне! Пойми меня, мне просто необходима твоя помощь! Раньше я был молод, талантлив и наивен. Я не ценил время, прожигал свой талант. Теперь ты мне просто необходимо. Разве ты не видишь, я не могу без тебя?!
И она услышала его. Она тотчас откликнулась на его просьбу. Она вошла к нему прямо в окно, одетая в простенькое летнее платьице. Села на подоконник, свесив небрежно ноги, и ласково улыбнулась:
- Привет, я твое Вдохновение. Ты позвал меня и вот я здесь.... Ну, что ж не будем терять время. У нас много работы. Ты начинай, а я сварю тебе крепкий кофе...
Он обнял ее колени и, уткнувшись в них лицом, замер от счастья. Она нежно гладила его по голове, когда он спросил ее:
- Ты останешься у меня?
- Останусь,- спокойно ответила она.
Она не была женщиной, и ее не надо было уговаривать.
И закипела работа. Стихи полились. Правда не так как в юности, легко и самозабвенно. Нет. Эти стихи лились тонкой струйкой. Но под ее умелым руководством они обретали совсем другой смысл. И, обогащенные его жизненным опытом, выглядели они еще весомей, чем раньше. На смену юношеским тирадам пришли слова не юноши, а мужа. Он собирал фразы и обороты, как опытная рукодельница подбирает бисер для своего узора. Дни сменялись ночами, а он не замечал ничего, поглощенный работой.
Она ловко управлялась с хозяйством. Пока он работал, она стирала его белье, штопала ему носки, бегала на рынок за продуктами, и, экономя каждую копейку, умудрялась с мастерством фокусника практически из ничего приготовить обед. Скребла и вылизывала с педантичностью их нехитрое жилище. А когда он уставший засыпал за столом, с нежностью укладывала его в постель. И, склоняясь над его рукописями, часами шлифовала его перлы, придавая им идеальную форму.
В те редкие мгновенья, когда он осыпал ее за все ласковыми словами и поцелуями, она искренне смущалась и твердила, что все это ни к чему. Она любила его и искренне считала, что любя должна делать для любимого все.
Она не была женщиной, и не требовала за свою любовь благодарности.
Но вот, наконец, этот день настал. Его лучшее произведение было закончено. Его детище должно было увидеть свет. Он договорился встретиться со своим издателем. Одев накрахмаленную загодя ею белоснежную рубашку, костюм, тщательно отутюженный, он на мгновение еще раз небрежно бросил свой взгляд в зеркало и увидел ее. Она стояла на заднем плане, в том же простеньком плотице, опоясанном протертым фартуком, держа в руках его напомаженные туфли и, ласково улыбаясь, любовалась им. Она выглядела так жалко, что сердце его защемило. Он кинулся к ней, и одним движением, сорвав с нее фартук, обхватил ее тонкий стан, легко взгромоздил ее на стол.
- Вот твое место!- вскрикнул он. - Ты королева достойная трона мира! Я преподаю к твоим ногам! Я ничтожный раб. Позволь я приму смерть у твоих ног, о, моя королева!
- Что ты, что ты не смей! - возмутилась она. - Не валяй дурака, тебе... пора. Смотри, опоздаешь, смажешь все впечатление. А ведь мы так этого дня ждали.
- Ну, можно я хотя бы встану перед тобой на колени?!- Взмолился он.
- И думать не смей. - Спокойно продолжала она. - Брюки чего доброго помнешь или еще того хуже испачкаешь. Ведешь себя прямо как мальчишка. Лучше подай мне руку. Дай мне сойти. Здесь высоко. Мне не спрыгнуть.
Он притянул ее к себе и также как при первой встречи обнял его колени и, припав к ним, снова замер от счастья. Она гладила его волосы также нежно как в первый раз.
- Мне все- таки пора.- Прошептал он.
- Конечно.- Также тихо прошептала она.
-Ты меня любишь? - Спросил он.
- Конечно.- Спокойно ответила она.
Она не была женщиной и не умела врать.
Он ушел. Она стала его ждать. Занимаясь своей повседневной работой, она провела весь день в домашних хлопотах и не заметила, как наступил вечер. Она устало опустилась на стул и осмотрела свое хозяйство. Везде было убрано, обед готов. Она решила перебрать черновики его рукописей. Она увлеченно работала, когда пронзительный звонок телефона взорвал тишину комнаты. Она метнулась к телефону и услышала долгожданный голос в трубке:
- Привет, любимая...
- Привет... Ты где? Что случилось? - Волновалась она.
- Все хорошо. - Поспешил успокоить ее он.- Просто... понимаешь, я встретил двух новых друзей. Их зовут Труд и Успех. Они хорошие ребята.... Мы засиделись. Уже поздно. Я вряд ли смогу сегодня попасть домой. Прости, я перезвоню.
- Хорошо. - Ответила она.
Но он успел положить трубку раньше, чем услышал ответ. Она хотела его поблагодарить за то, что он позвонил ей, чтобы она не волновалась. Но не успела. Он же испугался, что она закатит ему сцену.
Она с прежним усердием принялась редактировать его стихи и незаметно для себя крепко уснула прямо за письменным столом и не услышала, когда он вернулся.
Он же, открыв дверь своим ключом и тихо, крадучись проскользнул в комнату. Увидев ее спящей за письменным столом, он присел рядом на корточки и стал любоваться ею как ребенок дорогой долгожданной игрушкой, видя ее в витрине магазина. В нем боролись два противоположных чувства. С одной стороны он не хотел быть виновником ее пробуждения. Он знал, что она много работает и отдых, как и сон, были ей просто необходимы. С другой стороны ему захотелось разбудить ее, чтобы поделиться с ней своей удачей, как ребенку сорвать упаковку с подарка и насладиться всем им целиком и в полном объеме. Нахлынувшая внезапно нежность взяла вверх, и он начал покрывать своими поцелуями ее лицо, руки, волосы, уже не стыдясь чувств и не сдерживая эмоций. Она, разбуженная им, предалась любви, открыто отвечая ему без малейшей доли кокетства.
Она не была женщиной и не умела кокетничать.
- Хочешь есть?- Тихо спросила она.
- Безумно.- Прошептал он, продолжая целовать ее с прежней одержимостью.
-Принести?- Настаивала она.
-Потом.- Шептал он.
-А спать хочешь? - Спросила она чисто случайно.
- Совсем чуть-чуть. - Он остановил свой поток ласк и на секунду задумался. - Знаешь, я кажется, целую вечность не спал. Знаешь, я бы съел чего-нибудь, принял бы душ, поспал бы самую малость, потом и сяду снова за работу. Уговорила, тащи чего-нибудь пожевать....
- Решено, - ответила быстро она, освобождаясь из его объятий.- Я сейчас все принесу. Она словно птичка вспорхнула со своего места и принялась накрывать на стол. Он в полной неге разок другой сладко зевнул, потянулся, томно наблюдая за ее хлопотами, и, мягко растянувшись в кресле, в скорости заснул. Она, заметив бесполезность всех приготовлений, мягко, по - кошачьи подошла и нежно укутала его пледом. Сама она села снова за работу, изредка с умилением поглядывая на него искоса. Он блаженно улыбался, видя во сне что-то доброе и очень светлое. Она улыбалась в ответ.
Она не была женщиной и всегда радовалась радоваться чужим победам.
Так потянулась вереница долгих дней. Он с утра убегал, забывая ей иногда сказать не только "спасибо", но даже "доброе утро". Бегал весь день по делам. Он уже давно уже не звонил ей, предупреждая, что задерживается. Это стало как то само собой разумеющимся. Она верно и терпеливо ждала его. Когда же он все- таки приходил домой, был всегда сильно уставший, мало работал. Ей часто приходилось сетовать на него, что мало остается времени на работу. Он сразу раздражался, она сразу замолкала. Он долго дулся, он всегда подходила первой. Они мирились. Он обещал, что завтра будет иначе, а утром все начиналось сначала. Он забывал свои клятвы, а она верила ему снова и снова. Теперь она стала ложиться без него потому что он приходил слишком поздно. Ей же с утра надо было заниматься хозяйством.
Она не была женщиной и всегда знала и выполняла свои обязанности.
Однажды она проснулась очень поздно. За окном уже день совсем вступил в свои права. Поздней ночью пошел дождь. И поэтому день был серым и невзрачным. Она поняла, что он не пришел ночевать и заволновалась. Она беспокойно вглядывалась в свинцовое небо, сетуя на то, что он не захватил зонтик. Она села поближе к телефону и, притянув к себе свое шитье, стала терпеливо ждать его звонка.
Она не была женщиной и умела терпеливо ждать.
Такой долгожданный звонок телефона скрасил всю серость дня.
- Алло. Привет. Это я...
- Ну, где ты? - Посетовала она. - На улице дождь льет как из ведра, а у тебя нет даже зонтика.
- А у вас дождь?- Поинтересовался он.
- Почему у вас? Ты где?
- Да я не в городе. Понимаешь я уехал на несколько дней...
Простуженная трубка то замолкала, то хрипела, резала слух какой-то несвязной речью.
- Не надо опускаться до вранья. - Спокойно ответила она. - Ты не один? В этом дело?
Трубка замолчала.
- Почему ты молчишь? Как ее зовут?
- Я очень тебя люблю, но ты понимаешь, ее... как бы сказать.... я люблю тоже...
- Тогда почему ты не можешь назвать по имени объект своего обожания? Тот, кого ты любишь, имеет право на имя. - Она была спокойна и рассудительна. И это дало ему силы договорить. Он говорил, взахлеб описывая то счастье, которое ему дарила го новая пассия. Рассказывал о случайности их встречи, по-детски радуясь счастливому расположению звезд и тему стечению обстоятельств, благодаря которому судьба свела его с ней и он, наконец- то понял, о какой спутнице он мечтал всю жизнь и как он рад, что ее встретил. Конечно же, он оценил и ее вклад в свою жизнь. Без нее, без Вдохновения, он бы не встретил любовь всей своей жизни. Если бы не она, то конечно бы двое влюбленных никогда не встретились и не были счастливы. И он принялся в самых ярких красках описывать как они оба благодарны ей за все, что она для него сделала.
- Как ее имя?- Спокойно, выслушав, повторила свой вопрос она.
- А причем тут имя? Я что не назвал? Ну, прямо, от счастья ... стал какой-то... рассеянный.... - И немного помолчав, робко добавил.- Ты не подумай ничего такого, имя как имя... Слава ее зовут.
- Значит, ты полюбил Славу. - Констатировала она голосом без малейшей окраски.
- Да,- голос его задрожал,- а что ты имеешь против ? Мне не понятны твои намеки?
Ты что-то слышала о ней предосудительное? А ты уподобляешься тем докучным сплетникам, которым не дает покоя чужая Слава? Что вы все о ней знаете? Та молва, которая о ней идет, это все зависть тех на кого она даже не обращает внимание! И я не позволю...
- Прекрати на меня повышать голос,- ответила она также спокойно, как и делала все в своей жизни. - Я не знаю ее и ничего о ней не слышала. А сплетни и слухи это не по моей части.
Он осекся, потому что это действительно была правда.
Она не была женщиной, и не занималась сплетнями, пересудами и интригами.
- Я люблю тебя и желаю тебе с ней счастья. - Добавила она тем же спокойным тоном, каким решала все ссоры и споры, которые возникали между ними. - Ключ я оставлю в почтовом ящике. Прощай.
Она положила трубку и быстро начала собирать свои вещи. Проработанные ею рукописи она аккуратно разложила по папкам, скрепив их по темам. Лишние листы убрала в мусорную корзину. В последний раз вытерла пыль. Стираные вещи убрала в шкаф. И напоследок, перед уходом, оглядела свое маленькое жилище. Толи из-за ненастья за окном, то ли из-за угнетенного состояния самой хозяйки, квартирка выглядела жалкой и убогой. Она решила обойти еще раз свои владения и коснуться каждого предмета лично, прощаясь с ним. В каждом ее движении была столько нежности и мягко, но горького сожаления, что казалось все эти предметы для нее словно живые существа. Так, пожалуй, гладит хозяин свою старую собаку, перед тем как усыпить. Но она не плакала, слезы комком сдавили ей горло, когда прощально брякнул ключ, брошенный в почтовый ящик. И этот звон еще долго звучал у нее в памяти подобно прощальному гудку парохода, отходящего от пристани и быстро таявшего за горизонтом. оставленный
Если бы было возможно, она разрыдалась бы и наревелась бы всласть. Но для нее эта слабость была недоступной роскошью.
Она не была женщиной и не умела плакать.
Поэт сидел за столом. Перед ним лежал чистый лист бумаги. Уже прошел не один час в пустом и безнадежном ожидании, но на листе не появилось ни строчки. Поэт вздохнул и тоскливо поглядел в окно. Окно было законопачено и оклеено полосками серой второсортной бумаги. Он сам оклевал его. Наспех и неаккуратно. Впрочем, как все что делал в своей жизни. Холод пришел в его жизнь внезапно. Многообещающее лето промелькнуло в его жизни подобно фейерверку. Он закрыл глаза, в сладкой истоме вспоминая, как еще недавно он ранним утром карабкался по живописным горным уступам, чтобы с высоты птичьего полета прокричать на весь мир имя любимой. А она стояла внизу, и, не сводя с него взгляда, пронзительно как ребенок смеялась и махала ему рукой. И от туда она казалась совсем крохотной. И тут же он вспомнил ее глаза, огромные как два океана, когда она восхищенно смотрела на него поздним вечером. А он самозабвенно читал шепотом свои новые стихи, посвященные ей.
Рывок холодного зимнего ветра сдернул полоску криво наклеенной бумаги и окно с шумом распахнулось. Он очнулся, но взгляд его был пуст и потерян. Казалось, в комнате наступил холод не из-за погоды, а именно от его восприятия мира. Теплые картины лета сменились на осенние пейзажи. Рыжеволосая длинноногая Слава улетела на юг с другим более успешным поэтом, не оставив о себе на память ничего кроме его воспоминаний. Друзья вскоре тоже отвернулись от него. Первым перестал здороваться Успех. Сначала избегал встреч с ним. А давеча отвернулся прямо на глазах, демонстративно не протянув руки для приветствия. Труд еще заходит. Но стал заметно заходить все реже и старается долго не задерживаться. Сетует, что со спивающимся человеком не то, что дружить поговорить по душам невозможно. Поэт и сам это хорошо понимает, но почему то непонятная злоба на Труд холодным камнем ложится на грудь и давит душу и смешивает мысли и совсем не помогает работе. Да и работает он как из-под палки. Говорят, что без Труда работа не спорится. Но ведь раньше он и не знал о Труде. А ведь получалось! Получалось.... Правда раньше была рядом она, его Вдохновение. Самые лучшие стихи у него получались, когда она была рядом. Она всегда была рядом пока... пока он не предал ее. Поэт, наконец, понял. Ее надо вернуть. Вернуть любой ценой! Он подошел шатающейся походкой к окну и, вскинув руки к небу, крикнул в ночь, невзирая на все законы благоразумия: - Вдохновение! Я прошу тебя, умоляю, приди ко мне! Пойми меня, мне просто необходима твоя помощь! Раньше я был молод, талантлив и наивен. Я не ценил время, прожигал свой талант. Теперь ты мне просто необходимо. Разве ты не видишь, я не могу без тебя?! Я не могу без тебя не жить, не любить, не работать! Ты ведь любила меня. Может, любишь до сих пор. Если ты разлюбила меня, я докажу... я завоюю тебя, я верну твою любовь. Ибо я люблю тебя, так как никого никогда не любил! Я понял это только сейчас! Я буду ждать тебя всегда. Вернись!!!!