Пиит Жамансоз Шекспирулы проснулся поздно. Что стоило ему нечеловеческих усилий, поскольку до того как стать пиитом, пиит всю жизнь работал на отгоне трактористом. Став же человеком богемным, он упорно боролся с привычками плебекства (его выражение). Но могучий организм механизатора не сдавался: едва пропоют первые автосигнализации за окном, хотелось вскочить в кирзы и шумно протопать в деревянный сортир, сморкаясь на ходу...
Но Шекспирулы снова победил в себе посконного плебека - не вскочил, не потопал. Бросив окрест рассеянный взгляд гения, пиит с тяжелым хрустом зажмурил глаза и с фатальной силой принял позу божественной неги: руки романтично закинуты за голову, а ноги вытянуты в неизведанные дали, одна на другой. Ах, недоставало лишь гусиного пера, задумчиво зажатого в страстных полупсевдопушкинских губах! Но вполне подошел приготовленный под пышной подушкой перед отходом к ночным фантазиям китайский зеленый фломастер.
Однако богиня Психея капризно не шла в объятия великого пиита. Что неудивительно - сон не любит пророков Отечества. Он любит простых, как кирзы, трактористов. Тогда Шекспирулы, раздраженно скрипя фломастером, мысленно обозвал богиню срамной девкой Олимпа, за которую на улице Саина он не дал бы и ста тенге, даже если бы она была согласна на пятьдесят, и титаническим напряжением гипофиза заставил себя подумать о хорее. Это было архисложно, ибо хорей ассоциировался с неким скунсоподобным хорьком, норовящим запрыгнуть пииту на лицо и сесть задком прямиком на благородный римско-сорбулакский нос...
Но, право, это было лучше, чем думать об амфибрахии, что опрометчиво сделал вчера утром Шекспирулы. Тогда ему привиделись женское - фи! - причинное место и лысый брахман, держащий наперевес какой-то страшный "хий"...
Но вскоре чудо отрешения от бренности всего сущего свершилось - Жамансоз, борясь с хорьком, не заметил, как устал и уснул. И так в глубокомысленной дреме избранных крепко прохрапел до ланча.
Кстати, ланч он распорядился подавать, как всегда: ровно в 12.23. Правда, его квартирная хозяйка Музаби-апай вечно путала время с вечностью и подавала ланч то в 12.32, то в 21.23, а то и в 23.11. Зато в другом она была по-английски пунктуальна: чай всегда был с молоком. Вот и сейчас она стояла в дверях спальни с пластиковым подносом, с которого фимиамом курилась в потолок большая пиала ароматного чая, а вокруг первозданным вселенским хаосом громоздились баурсаки.
Так, сибаритствуя за пиалой небесного нектара, мерно орошавшего нежно-масляные от неумолимо притягательных, как сама Любовь, хлебных шариков губы, Жамансоз Шекспирулы творил!
За окном приземленно шумел город, но эти низменные звуки глупой суеты человеческой не проникали в богатый внутренний мир пиита - уши он предусмотрительно затыкал тампонами своих многочисленных любовниц: гурий, валькирий и вакханок из общежития ЖенПИ. Здесь стоит добавить, что певец сердечных струн был, как водится у любимцев богов и Прекрасных Дам, настоящим плюйбаем (его выражение), бешеным забиякой и записным дуэлянтом. Немало гусарствующих студентов из общежития МужХУ роковым образом натыкались на мощный трактористский кулак этого печально-бледного, несмотря на вечный аульный загар, вьюноши-мечтателя...
Но чу... Но ба... Пардон, но - ша! Мы отвлеклись в науку страсти нежной и забыли о самом пиите, одиноко бродящем сейчас с верной подругой, лирой домброструнной, по прекрасному отгонному Парнасу. Бродящем в поисках сорвавшегося с колышка Пегаса - прожорливого и вечно удирающего с райских джайляу, чтобы, нещадно хлеща оливковой ветвью по костлявому заду, испускающему струи эфира и лазури, вдохновенно загнать упрямое животное в старое стойло новых гармоний и сверхновых созвучий!
А ведь сейчас Шекспирулы творил эпическую поэму! Это была его первая эпическая поэма. До нее эпических поэм Шекспирулы не писал. Как, впрочем, и ничего другого. Но как он ее писал! Пиит сам ее в себе зачал, сам в себе выносил и вот теперь в танталовых муках, представьте, сам себе ее рожал. Уже много-много дней каждое божье утро в немыслимых пароксизмах созидающей силы со звездным скрипом всех членов он раскачивался на раритетной советской раскладушке и бормотал, бормотал, бормотал свое бессмертное произведение. И набормотал уже первую бессмертную строку: "Я ТРАКТОРОМ БЫ ГУСЕНИЦ НАКРАШЕННЫХ ДАВИЛ, ЛЮБЯ И ЁЖА!!!".
Конечно, безусловно и бесспорно, поэма Жамансоза Шекспирулы называлась "Я". Заметьте, без знаков препинания, вопроса или восклицания! Как все великие, Жамансоз был космически прост. Был чужд дешевой экзальтации, присущей разным пастернакствующим на улице Макатаева бутербродским. О необыкновенной скромности пиита особенно ярко свидетельствует уже то, что из всех букв алфавита он выбрал самую распоследнюю!
Сегодняшним же утром творец был доволен: ему долго не давалась концовка первой строки, но вот - получилось! С последним восклицательным знаком в конце строки, подпершим два первых, все сразу же срослось, встало на свои места, зазвучало. Эпическая поэма вдруг поднялась из темной поросли небытия и, подобно античному фаллосу... пардон, колоссу, уперлась в лоно... тьфу ты, небо Бытия. Впереди была только Слава! ТОЛЬКО СЛАВА!
И счастливый пиит, вскочив в тапочки, пошаркал в сортир, стараясь не сморкнуться...