Это было обыкновенное школьное утро. В девятом "А", где учился Вадик Столяров, повторяли формулы сокращённого умножения. Когда учитель отвернулся к доске, с задней парты взмыл вверх и полетел к доске бумажный самолётик. Удар пришёлся на разность квадратов и вызвал самые неожиданные последствия. Мысли Вадика Столярова, до этого пребывавшие на страницах повести Циолковского "Вне Земли", потекли в новом направлении и перестали быть безвредными для окружающих. В ученических тетрадях сами собой раскрылись скобки, дроби самосократились, а неведомая сила в мгновение ока привела все подобные члены. С числовой оси выпали иррациональные числа. Формулы, содержащие число пи, в том числе формулы длины окружности и площади круга, потеряли смысл. Знакомые с детства функции лишились привычных областей определения.

Когда учитель математики рассказал коллегам на большой перемене об этом странном случае, оказалось, что он в своих наблюдениях далеко не одинок. У географа, например, на том же уроке неожиданно зачесалась спина. В таких случаях географ обычно пользовался указкой. Но на этот раз прибегнуть к указке географ почему-то постеснялся и даже не мог понять причину своего стеснения. Учитель химии, который в это время показывал опыты, обнаружил у обычной соляной кислоты свойства, не имеющие ничего общего с кислотами. А физик, разложив по осям силы, почувствовал вдруг на спине чей-то пристальный взгляд. Передёрнул плечами, пытаясь стряхнуть, и повернулся к классу, но ничего подозрительного не заметил. А когда обновил систему координат, ощущение появилось снова.

Учитель географии сказал, и с ним тут же согласились:

- Это Столяров!

Все хорошо помнили, что устроил Вадик Столяров в прошлом полугодии. Образы, порождённые его фантазией, оказались настолько яркими, что целую неделю оставались общим достоянием школы, хотя сам Вадик на другой же день о них забыл. Оставленные без присмотра, образы слонялись по школе и от нечего делать заглядывали в классы во время уроков. На урок литературы, например, заглянул суровый старик с окладистой бородой, сел за последнюю парту и стал внимательно слушать. При ближайшем рассмотрении оказалось, что это плохо усвоенный Лев Толстой. В коридоре лишний человек Онегин стрелялся с Ленским, Печорин - с Грушницким, Базаров - с Павлом Петровичем Кирсановым. А так как тема дуэли красной нитью прошла через всю русскую литературу девятнадцатого и начала двадцатого веков, грохот стоял ужасный. Последним стрелялся, кажется, Ромашов из "Поединка" Куприна, и после этого пальба прекратилась, и в школе наступило временное затишье. Потом на смену героям золотого века русской литературы пришли деятели серебряного, а они были настроены намного решительнее своих предшественников. Хотя уж их-то меньше всего следовало ожидать: в девятом классе их ещё не проходили, а Вадик сверх программы ничего, кроме научно-популярной и научно-фантастической литературы, не читал. Тем не менее, по школе бродили и декаденты, и герои декадентов, и акмеисты со своими героями, и символисты со своими символами, и Алексей Николаевич Толстой, вне всякого литературного направления, один, зато с толпой чрезвычайно убедительных и решительно настроенных героев. Короче, царила культурная атмосфера Петербурга первой части "Хождения по мукам". Было во всём этом карнавале, однако, общеобразовательное начало, поэтому первое время директор со всем этим мирился, понимая, что нельзя мириться только с частью всего этого, а можно только совокупно. Но когда старейший учитель школы, отличник просвещения взглянула в зеркало и увидела там кикимору, терпение директора лопнуло, и он передал классному руководителю Вадика своё неудовольствие. Та довела недовольство директора до сведения Вадика. Вадик сказал, что не возражает.

Родители обещали оказать на сына всемерное воспитательное воздействие. Целую четверть никаких паразитных образов в школе не возникало...

Директор школы, до которого быстро дошло сообщение педагогического коллектива о фокусах Столярова, поступил в высшей степени практично. Была пятница, занятия подходили к концу, в субботу школа не работала, и директор школы сделал вид, что ничего не произошло: авось, к понедельнику всё само собой рассосётся.

За субботу-воскресенье Вадик успел проглотить сразу две вещи: фантастический роман Александра Беляева "Продавец воздуха" и статью в "Знание-сила" о полузабытых идеях астронома Козырева, который считал, что время можно превращать в энергию. Трудно переоценить воздействие этой гремучей смеси на неокрепший юношеский интеллект. На этот раз раскрепощённая фантазия Столярова парализовала не только работу школы, но и внесла неразбериху в деятельность всех городских предприятий. Дикторы телевидения каждые два-три часа сообщали о новых и новых прорывах человеческого гения в области темпоральной физики - науки, о которой вчера ещё можно было прочитать только на страницах фантастических романов, а воротилы большого бизнеса уже вкладывали свободные капиталы в переработку прошлого. Стахановскими темпами рылись темпоральные шахты. Глубина их стремительно росла, и вскоре бурильщики достигли нулевого года нашей эры. Уже сообщалось о первых контейнерах временнoй руды, которую шахтёры начали выдавать на-горa. Время шло нарасхват - в сыром виде и за хорошие деньги. Никто и не думал превращать время в энергию. И хотя времени у населения становилось всё больше, его по-прежнему катастрофически не хватало: предложение росло в арифметической прогрессии, а спрос - в геометрической.

Между тем, один за другим, начали появляться первые тревожные сигналы. Резко возросла социальная несправедливость. Расслоение общества достигло небывалых масштабов. В одной из шахт, ведущих к XVIII египетской династии, в результате обвалов времени оказались отрезанными от современности шахтёры. Непоправимый урон понесла историческая наука. Временные залежи прошлого стремительно оскудевали. Специалисты по истории Древнего мира в растерянности сообщали об исчезновении целого тысячелетия...

Рушилась привычная хронология. Сильно омоложённая, история Европы сравнялась по древности с историей России. Исчезла Древняя Греция, фантомом оказался Древний Рим. Вся античность оказалась под вопросом. Московские математики вспомнили отброшенную в начале тридцатых теорию народовольца Морозова, согласно которой каменный век закончился только в начале нашей эры. Вышла в свет фундаментальная работа Фоменко и Носовского о трёх временных сдвигах. Русские стали старше этрусков, а строители египетских пирамид, сильно осовремененные, переместились в XIII век нашей эры. История Китая теперь начиналась только с XVII века н. э., туда же было отнесено начало строительства Великой китайской стены. Все Александры, которых знала История, объединились в одного исторического деятеля, а Иван Грозный, наоборот, размножился - причём, сразу на пять исторических лиц.

Первыми заволновались политики. Вслед за ними ударили в набат экологи. Пришла в движение прокуратура. Левые политические движения обвиняли правых, правые всю ответственность за происходящее в мире возлагали на левых. Газеты пестрели сногсшибательными заголовками: "Революция в хронологии", "Дело об утраченном тысячелетии", "Античность, которую мы потеряли", "Какое столетие на дворе?", "Короток век фараонов", "Потерявшиеся в веках", "Математики-передвижники разоблачают заговор летописцев". Горячие новости наступали на пятки сенсациям, ещё не успевшим остыть. Противники разбазаривания прошлого собрали в Москве многотысячный митинг, прошедший под лозунгом: "Без прошлого нет будущего! Правительство - в отставку!".

К счастью, к этому времени воображением Вадика Столярова завладела новая идея, и отставка кабинета министров не состоялась. Дoбыча времени сразу же прекратилась, возбyжденные уголовные дела закрылись, продавцы времени свернули оптовую торговлю и перевели капиталы за границу, а темпоральные шахты заросли так основательно, как будто их никогда и не существовало. Сообщения о временных сдвигах во всемирной истории исчезли с экранов телевизоров, и только московские математики продолжали печатать свои труды. Всемирная история в одночасье восстановилась, хотя какие-то отрезки времени, пусть незначительные, второстепенные, в итоге оказались утраченными навсегда. Как удалось установить, они не исчезли бесследно, а, в полном соответствии с теорией Козырева, превратились в энергию. Эта энергия, оценённая всего лишь в 10⁵ гигаджоулей, реализовалась рядом со школой, где учился Вадик, в виде небольшого по радиусу действия урагана. Ураган получился так себе, средненький, как диплом без отличия, но дерево около школы повалил, и на всех это произвело впечатление. У химика реакция пошла в обратном направлении, у физика осыпались с доски законы Ньютона, в кабинете литературы покосились портреты классиков. Директор, будучи в этот момент у себя в кабинете, вздрогнул от неожиданности, тут же смутился и - исключительно для самоутверждения - коротко, но выразительно выругался. Злополучный географ также пострадал: выронил указку и не смог показать учащимся мыс Доброй Надежды... После урагана школьная жизнь постепенно вошла в привычную колею. Но до конца учебного года историки старательно избегали дат и, к величайшему удовольствию всей школы, не спрашивали их ни на контрольных работах, ни при ответах у доски.