|
|
||
Полуночник Богорад
В институтском дворике стоит Богорад, окружённый студентками-практикантками, которым он ставит зачёт. Нос у него как у русского, картошкой, шевелюра как у цыгана, шея как у Ивана Поддубного, бычья, любовь к вещам и песням как у украинца, а страсть к женщинам как у азербайджанца. Большой нравственной силы этот человек. Много в нём кровищи разной намешано. Все его ищут, все от него чего-то хотят. Кудесник по вдохновению, чародей нарасхват. Он больше знает, чем говорит, больше говорит, чем делает, и больше делает вид, чем знает.
Вот он звонит секретарю директора:
- Алё, Валюша? Ты видела мою записку? Извини, что я с тобой так прообщался... как известные герои Пушкина... Через дупло, ха-ха-ха!
И уже спешит дальше: вот он уже за проходной Института, вот он уже, посматривая на шагомер, вынутый им из кармана, снова трамбует своими кроссовками на босу ногу улицу МИРЭА. Весело, беззаботно, легко - наполовину всё ещё двадцатипятилетний Дубровский, наполовину снова уже сорокапятилетний Богорад.
А вот, извольте видеть, Богорад, опоздав на два часа на собственный семинар, поднимается на второй этаж филиала МИРЭА. В конце коридора несколько студенток стоят у запертой аудитории и точат лясы. Они по опыту знают, что, подождав как следует, можно получить вознаграждение в виде текущей пятёрки - без всякого ответа. Вооружённый ключом от аудитории, Богорад крадётся к ним сзади. Поскольку компания чисто девичья, разговоры идут чрезвычайно простые и вполне откровенные, и Богорад, тихо посмеиваясь, подкрадывается как фавн, предвкушающий удовольствие...
Вот Богорад снова на работе: сидит в кресле, окружённый богинями вдохновения, которые порхают вокруг него. Три из них порождены его воображением и остаются там же, не находя воплощения в реальности, на долю четвёртой, приручённой однажды и вышколенной за несколько лет, выпадает основная работа. Со стороны может показаться, что Богорад вообще ничего не делает. Так, кажется, работает вся творческая интеллигенция. Ведь каждый настоящий учёный - это, пусть небольшая, но настоящая фабрика идей. А таинство рождения новых идей до сих пор не раскрыто. Зато когда Богорад садится за клавиатуру компьютера, тогда всё ясно: тогда он просто играет в "Тетрис".
Он только что пережил творческий кризис и теперь пьёт чай, который приготовила Таня, земная богиня вдохновения, которая видит свой жизненный подвиг в том, чтобы служить нравственной опорой этому великому человеку и быть для него бесконечным источником вдохновения. В реальности она делает ему чай, отвечает на звонки в его отсутствие, напоминает о деловых и не вполне деловых свиданиях, которые он назначает и ему назначают в больших количествах. Её критика всегда конструктивна и никогда не обременяет.
- Богорад, вы турок, - говорит ему богиня вдохновения Таня.
- А ты настоящая женщина, - важно отвечает ей Богорад.
- Турок и хронофаг, - добавляет Таня вторым сопрано.
- Ха! - сварливо произносит Богорад. - Почему ты мне раньше об этом не говорила?
- Я вам говорила, - кротко отвечает Таня. - Вы меня не слушаете.
- Я не могу слушать всякие глупости. Сколько кусков положила?
- Ноль.
- Правильно.
- Богорад, вам звонила Алёна, - напоминает Таня после первой чашки. - Она хотела вас видеть. Слышите, Богорад! Позвоните Алёне.
- Она не меня хотела видеть.
- А кого же?
- Она хотела видеть принца. Который женится на ней и осчастливит её на всю жизнь.
- А вы, значит, не принц.
- Я был когда-то принцем. Теперь я женат, - меланхолически отвечает Богорад.
Алёна, у которой кончилась смена, появляется сама, прямо под занавес. И хотя чаю уже не подают, она тут же бухается в кресло. И Богорад, обретя новый источник вдохновения, вспоминает, что он депутат, и начинает рассказывать о том, как сегодня на сессии горсовета утверждали начальника ЗАГСа:
- 300 рублей! Я бы тоже не отказался! Под Мендельсона! Представляешь, - говорит он, обращаясь к Алёне, сексуально топорща усы, отчего та сидит вся наэлектризованная и уже заранее хохочет, - ты приходишь, а я тебя чмок в щёчку, и триста рублей, ха-ха-ха!
Когда он в таком состоянии, вокруг него можно расставлять бутылки с водой, и все они зарядятся энергией, а в некоторых, может быть, даже зародится жизнь.
Входит юноша преклонных лет.
- А вот и принц, - объявляет Богорад.
Принц, который давно поделён, произносит приветливо и немного напыщенно:
- Проходил мимо, решил заглянуть на огонёк, чтобы засвидетельствовать вам своё вечернее почтение.
- А утреннее? - строго спрашивает Таня.
- Что "утреннее"?
- Ты зашёл к нам засвидетельствовать своё вечернее почтение, а утреннее? - втолковывает ему Таня.
- А свидетельствовать своё утреннее почтение - это прерогатива мужей.
Богорад, который сам муж, на прерогативы которого никто не посягает, довольно хохочет. Впрочем, тут мы вторгаемся в сферы, освещать которые чувствуем себя не вправе.
Через час Таня в очередной раз спрашивает:
- Богорад, вы идёте домой?
Она уже стоит у двери с ключом наготове, строгая как геометрическое доказательство. Городские часы на площади Мира давно пробили полночь, и богиня вдохновения превратилась в одну из тех древнегреческих фурий, которые всю жизнь преследуют человека, заставляя его совершать поступки предначертанные судьбой.
- Сейчас, - отвечает ей Богорад. И так несколько раз. Он не может идти домой: он сейчас в самом ударе.
- Турок и хронофаг, - следует безжалостный приговор. - Пожиратель времени.
Бог знает, что у них там происходит по дороге домой, мы - нет. Будем считать, что они любят друг друга духовно, на уровне идей, как Чарльз Бэббидж и Ада Лавлейс. Но и в такой любви случаются свои размолвки и разногласия. На следующий день Богорад просыпается, чувствуя себя разбитым. Всё утро он торчит дома, занимаясь реставрацией своего "Я". В первую очередь он лезет в душ, бреется, втирает крем после бритья и вообще приводит в порядок свой потрёпанный манипулятор. Напяливает на себя скафандр, как он называет верхнюю одежду. Приводит в порядок свои растрёпанные чувства. И когда из кусочков удаётся склеить нечто цельное, в обновлённом виде отправляется на работу.
К вечеру мы видим его на привычном месте.
- Богорад, - подкрадывается к нему богиня вдохновения. - Богорад. Ну почему вы сегодня такой?
- Какой? - ненатуральным голосом спрашивает Богорад.
- Не такой.
- Это ты не такая, - с обидой отвечает Богорад.
- Неправда, - тихо говорит Таня. - Я такая, как всегда...
Богорад молчит.
- Богорад... Ну не будьте таким. Я не могу, когда вы такой.
- Мымра, - выдавливает из себя Богорад первое слово благодарности. Шаг к примирению сделан. Таня, поёжившись, смотрит в окно...
В образовавшуюся акустическую брешь вторгается Ворчун Виталий:
- Богорад, ты в МИРЭА собираешься? - ворчит он.
Для тех, кто его не знает, но собирается ему подражать: это сухощавый человек с остатками военной выправки, отменный рассказчик, не без язвительности, в быту скромен и непритязателен, костяк коллектива. Охотно рассказывает армейские истории, очень смешные, но больше всего дорожит воспоминаниями о военном училище, когда они, молодые курсанты, пользуясь увольнениями, в пятидесятых годах ходили бить пижонов, потому что слова "стиляга" тогда ещё не существовало.
Богорад молчит, погружённый в себя. Он в очередной раз переживает пережитое. Наконец, наступает излечение, и он снова слышит своего коллегу. Он по-прежнему сидит в кресле и теперь снова в фокусе.
- Сейчас по дороге лося встретил, - рассказывает Виталий. - Прямо у переезда. Он вслед за мной в перелесок вошёл.
- В институт собрался.
- Вы мне не верите? Честное офицерское!
- Мы тебе верим, Виталий, - нежно уверяет его Богорад.
- Я на всякий случай за дерево спрятался, - хихикнул Виталий. - Ну его, думаю...
- Само собой, - кивает Богорад. - Весна, идёт одинокий лось, рога ещё не сбросил, намерения его не ясны...
- Виталию Александровичу хорошо, - вздыхает Таня. - Его за деревом не видно...
Эти драгоценные часы, когда они, труженики ночи, словно мотыльки собираются к нему на огонёк, и он их всех угощает чаем.
- Садитесь с нами чай пить, Виталий Александрович, - приглашает Таня.
- Чем это вы меня тут хотите опоить, Таня? - довольный, спрашивает Ворчун Виталий.
- Это травка такая, - голосом Братца Кролика из сказки отвечает Таня. - Это хорошая травка, не бойтесь. Все её пили, и ничего не случилось, а одна студентка даже нормально родила.
- От травки? - выпучив глаза, восклицает Богорад. И, довольный собой, хохочет.
- Вам в чашку или в пиалу, Виталий Александрович? - спрашивает Таня.
- Налейте мне, Таня, в стаканец, - потирая руки, отвечает Виталий Александрович.
- Смотри, - торжественно говорит Богорад. - Я тебе ещё не показывал? - Он пробегает пухлыми пальцами по клавиатуре, экран гаснет и тут же обновляется, демонстрируя рюмку, плавно скользящую на голубом фоне от одного края экрана к другому. Рюмка отражается от правого края и плывёт в обратную сторону. - Студенты сделали!
- Ты им задай, чтобы две рюмки было, - подсказывает, оживившись, Виталий Александрович. - А ещё лучше, если это будут стаканцы. Знаешь, какие раньше были - гранёные, по сто грамм...
Мы встречаем их всех вместе месяц спустя. Богорад всё тот же. Таня всё та же. Комната всё та же. Богорад пишет деловые письма. И всё те же гости, труженики ночи, появляются один за другим.
- Богорад, - ворчит Виталий. - Ты видел мою записку? Ты должен написать статью в журнал. Я тебя уже ангажировал. Ты слышишь меня, или нет?
Богорад сосредоточенно молчит, продолжая работать над письмами. В наступившей тишине отчётливо слышатся какие-то строго размеренные звуки, похожие на шаги неотвратимо надвигающегося будущего.
- Что это? - спрашивает Таня.
- Бомба, - плотоядно улыбаясь, отвечает Виталий Александрович. - Сейчас рванёт. Десять, девять... Я, пожалуй, отсяду...
- Я успею написать статью? - уточняет Богорад. И, довольный собой, хохочет. Сверчок внезапно смолкает, прислушиваясь, о чём говорят в комнате.
Входит юноша преклонных лет.
- Как дела? - уныло спрашивает он.
- Лучше всех!
- Так держать, - уныло говорит он.
Входит ещё группа лиц, и когда ячейка, в которой сидит Богорад, близка к переполнению, входит неизменная Алёна, у которой только что закончилась смена.
- Поздравьте меня. Выхожу на диплом. Завтра защита, - сообщает она.
- Завтра и поздравим, - обещает Богорад.
- Станешь человеком.
- С высшим образованием! - хвастается Алёна.
- А была букашечкой...
Каждый считает своим долгом что-нибудь выдать на заданную тему, некоторые ухитряются дважды. В этой пёстрой компании Алёна чувствует себя совершенно свободно. Но реплики следуют друг за другом слишком часто, и она едва успевает обновлять улыбку.
- Гераклит Себастьянович, вы мне лучше скажите: что мне с деньгами делать? У меня деньги лежат на книжке, к восемнадцатилетию, и дешевеют!
- А тебе ещё нет восемнадцати? - притворно удивляется Богорад.
- Было уже!
- Странный вопрос! Тогда вкладывай их в недвижимость. Придут воры, захотят что-нибудь своровать - тыр-пыр... Недвижимость, ха-ха-ха!
- Богорад, перестаньте так смотреть на Алёну. У каждой женщины есть грудь.
Богорад хохочет.
- Таня, ты требуешь невозможного. Богорада по определению нельзя оторвать от женской груди.
- Тут ты ошибаешься, - важно возражает Богорад. - Мне было три года, когда меня оторвали от материнской груди... Вот тогда я впервые понял, что такое женское коварство!
Мы бросаем последний взгляд на этого человека, когда он стоит на остановке, ожидая автобуса.
- Вот в чём прелесть преподавательской работы, - доверительно сообщает Богорад. - Хорошенькие девушки при встрече тебе улыбаются.
- Конечно! Они смотрят на тебя и думают: вот стоит большой учёный!
- Ха-ха-ха!
- А на самом деле...
- Ха-ха-ха!
|