Вика вошла в подъезд и зажгла карманный фонарик, который всегда носила с собой. На этажах вечно выкручивали лампочки, и приходилось подниматься в полной темноте, наскакивая то на оплеванные перила, то на испачканные мелом стены. Вика жила на последнем, пятом, этаже, поэтому пока добиралась до своей квартиры, ухитрялась каждый раз замараться.
Между четвертым и пятым этажами собрались подростки. Вика слышала парничьи голоса и различала мат. "Счас влипну", - подумала она, зевая.
- О, да это ж Вичка! - услышала она прокуренный голос. - Слышь, фонарь потуши, глаза режет.
Это уже адресовалось ей.
Она сделала, как ей сказали, и нахлобучила на голову капюшон толстовки с надписью "Ария". Дала понять, что не услышит больше ни слова.
Сидевший на ступеньках с бутылкой пива лохматый парень мощного телосложения, самый старший из тусовки, выставил руку, преграждая Вике дорогу. Из-за табачного тумана и темноты Вика не могла разглядеть лиц, но она и так знала, что этот парень - Кирпич (такая у него кличка). То ли из-за того, что у него всегда красное лицо, будто у пьянчуги, то ли ему когда-то кирпич упал на голову и что-то в мозгах повредил... Подходили оба варианта.
- Откуда идешь? - спросил Кирпич буднично.
- От верблюда, - рявкнула Вика.
- И как он, верблюд-то?
- Мы еще шутить пытаемся, - сказала она злобно. - Отвянь, я домой хочу.
- Да она с Юлькой, наверно, шаталась... Да,Вичка?
Это уже другой спрашивал. Таким тонким, дребезжащим, заискивающим голосом. Его обладатель всегда кого-то боялся и перед кем-то заискивал. Вика его хорошо знала, это был Олег, ее брат.
-О, и ты тут? - вырвалось у нее.
Кирпич замахал бутылкой у Вики перед носом.
-Хочешь пива? Выпей, а то не пущу.
Она отодвинула от себя липкую бутылку.
- Ты че наглеешь, Кирпич, мне домой пора!
-Ах, ты меня Кирпичом зовешь? - обиделся Кирпич. - Я для тебя не Кирпич, а Саша.
- О, надо же! - поддразнила его Вика.
-Да пусть идет, че ты, - вступился за сестру Олег.
- Как же! - Кирпич сплел руки вокруг Вичкиного тела, задышал ей в лицо перегаром и все норовил наклонить ее голову, чтобы ощупать вонючими губами ее губы. Она задирала голову вверх и упиралась кулаками в его каменную грудь.
Парни хихикали и наблюдали со скукой за происходящим. В темноте подъезда дрожали кровавые огоньки их сигарет.
Неожиданно дверь Викиной квартиры со скрипом распахнулась, и на площадку высунулась голова бабы Грапы.
- Чего расшумелись-то, хулиганье? - проворчала она. - Сашка, ты чего девку держишь? Я жду ее, жду... Мне счас на дежурство идти, я хочь ее покормлю, что ли. А то, как савраска, цельный день носится где-то, не едала толком...
- Да ты че, баб-Грапа, я ее не держу, - пошел на попятный Кирпич. - Пусть идет.
Вика, кашляя, стала подниматься.
Когда за бабой Грапой и Викой закрылась дверь, Кирпич произнес, похлебывая пиво:
- Твоя старушенция, Олег, просто супер-бабка. Никогда к нам не цепляется, не то что другие старухи. - Он подумал и добавил: - Уважает, видимо. Ха... - Он вдруг загоготал. - А ты в курсе, что она с собой ножик носит? Я сам видел. Идет вечером по улице (а я, значит, следом). Братва ко мне подваливает. А она, значит, раз - и ножичек из-за пояса вытягивает. Не целиком, а так, рукоятку чуть-чуть. Мол, вдруг пригодится...
- Понятно, хмыкнул Олег. - Она ж по ночам работает. Мало ли кто сунется...
Баба Грапа снова высунулась в дверь и щурилась, пытаясь разглядеть в компании своего внука.
- Олежек, ты бы тоже поел, - сказала она. - Я борщик сварила.
- Да нет, бабуль...
- Ну давай я тебе хочь молочка вынесу, - не унималась старуха. - Я банку вынесу цельную, вам всем хватит.
- Да не... - протянули парни. - Мы пиво пьем.
- Сашка, - позвала она Кирпича интимно.
- Че, баб-Грапа?
- Ты Викушку мою не обижай. Она еще маленькая.
- Знаю, что маленькая. - Кирпич даже вздохнул и сплюнул с досады. - Ну ничего... Подождем.
Вика проводила бабушку на дежурство (она работала ночным сторожем в детском саду) и с радостью устремилась в свою комнату. Здесь до сих пор напротив ее кровати висели местами ободранные фотообои с изображением мультяшных диснеевских героев. Вика уже давно утратила интерес к мультикам и вообще считала себя взрослой девушкой (как-никак, пятнадцать стукнуло на днях), но эти обои напоминали ей о детстве, и приятно было засыпать, зная, что со стен тебе улыбаются уморные мордочки утят.
Когда-то Вика спала на двухярусной кровати с деревянной лесенкой, которую приколотил ей отец, чтобы было удобней забираться. Потом Вика выросла, самодельная кроватка стала ей мала, а отца убили по пьянке, и стало некому смастерить ей новую. Вика переместилась на диванчик, и только Олег, когда был сильно пьян, укладывался на нижний ярус, потому что у него не было сил поставить раскладушку.
Платяной шкаф, противоположная стена и дверь Викиной комнаты были оклеены плакатами и календарями рок-групп. "Nirvana", "Metallica", "Queen" соседствовали с "Арией" и "DDT".
Она любила свою комнату. Любила, когда за окошком неистовствовал ветер, и ветви гигантского тополя бились о стекло, грозя его разбить. А она лежала и мечтала о чем-нибудь. Под стук тополиных веток почему-то всегда хорошо мечталось. Сейчас было лето, и тополь за окном еще подрос на несколько сантиметров. А сегодня грозу обещали, и значит, ночью будет хлестать дождь, и тополь будет стучать в окошко, а она погрузится в свои мечты и уснет, улыбаясь...
Разбудил Вику отчаянный стук в дверь. Так стучалась только Юлька, ее подружка.
И точно. Юлька стояла на пороге, прижимая к животу миниатюрную сумочку, и воинственно сдувала с лица непослушную челку. Она была в потертых джинсах и футболке с надписью "Ария".
- Ты че барабанишь, как бешеная? - зашептала Вика, пропуская Юльку в прихожую. - У меня бабушка спит после ночной.
- Ой... Ну... Тут такое дело! - Юлька понизила голос, но глаза ее лихорадочно горели, а лицо менялось каждую секунду, что выдавало ее нервозность. - Ты знаешь, что "Ария" приезжает?
- Нет, - призналась Вика.
- Через десять дней концерт во Дворце Молодежи. Билеты от двухсот рублей. Ты пойдешь? - тараторила Юлька, пока они шли в комнату.
Вика закрыла за собой дверь, чтобы не будить бабушку, и распахнула окно, так как Юлька, когда заявлялась к ней, беспрестанно курила. Впрочем, она курила везде, где можно и даже нельзя, и от ее одежды, волос и кожи всегда исходил застарелый запах табака.
Вот и сейчас Юлька взгромоздилась на подоконник и закурила.
Вика лениво одевалась и прихорашивалась.
- Так ты идешь? - с надеждой в голосе переспросила Юлька.
- Боже, не знаю! - откликнулась девочка. - У меня нет денег. Мы совсем "на мели". Бабушка только недавно получила пенсию, но половина на долги ушла, а в садике получку ей задерживают.
- Смотри...
Юлька спрыгнула с подоконника и подошла к подруге. Лицо ее было одухотворенным и светлым, как у ангела, а глаза говорили: "Сейчас я покажу тебе чудо..." Она расстегнула сумочку, которую по-прежнему держала в руках, и вынула со дна закрученные и смятые сотенные бумажки. Их было две.
- Но...откуда? - изумилась Вика.
Денег у Юльки никогда не водилось. Она жила одна в коммуналке с тех пор, как ее мать завела себе дружка и переехала к нему. Иногда она навещала дочь и оставляла ей деньги, но Юлька тут же тратила их на кассеты, пиво, сигареты и прочие мелочи.
- Это... это мать тебе дала? - усомнилась Вика.
Юлька ликующе замотала головой.
- Не-а, мать сама без денег сидит, ее мужик уволился с работы... Нет, я получила эти деньги сегодня. Я продала свое золотое колечко. Помнишь, то, с сердечком?
И Юлька рассказала, как утром увидела на столбе афишу, возвещающую о приезде знаменитой "Арии", и как тут же поехала во Дворец Молодежи узнать, почем билеты, и как там же, возле кассы, едва не разревелась, увидев цены, и, пока плелась на остановку, думала, где взять ей нужную сумму. А на указательном пальце все это время поблескивало золотое колечко, подаренное матерью на ее прошлый День рождения, пока Юлькин взгляд, замутненный слезами, не упал на него. Недолго думая, Юлька решила побыстрее с ним расстаться и вскоре продала его одному из скупщиков золота, что постоянно торчат на уральских вокзалах. Конечно, колечко стоило дороже. Может, даже рублей пятьсот... Но Юльке уже было наплевать, она не стала торговаться и с радостью заполучила заветные две сотни в обмен на кольцо. Теперь оставалось лишь купить билет на концерт, но сначала Юлька заскочила к Вике, потому что счастье переполняло ее, и она призналась, что умерла бы, если б не поделилась с Викой этим счастьем.
- А что же делать мне? - задумалась Вика.
- Может, у Олега есть?
- Откуда? Он сам-то по жизни клянчит у бабушки... Постой-ка!
Вика стала рыться в шкафу и выудила оттуда коробку из-под торта. В ней хранились семейные драгоценности - бабушкины и мамины.
Когда-то у них водились деньги, они даже покупали золотые украшения. Мама любила золото и надеялась, что его так же будет любить и ее красавица дочь. Посмотрела бы она сейчас на Вику! Когда та облачалась в свою любимую толстовку, надевала на голову бандану, а на руки - шипованные металлические браслеты, золото было уже ни к чему. Оно пылилось в коробке из-под торта. Мама бы расстроилась, будь она жива.
Юлька с любопытством рассматривала золотые сережки, кольца и цепочки.
- Сколько денег... - прошептала она. - Тут хватит ни на один билет... Продай что-нибудь тоже...
- Это память о маме, - тихо ответила Вика. - Но, с другой стороны, я же не буду все это носить, все эти цацки... Может, только обручальное кольцо, когда выйду замуж.
- Возьми что-нибудь маленькое... - протянула Юлька. Ей было жалко чужого золота.
Вместе они отыскали небольшое кольцо с рубином. Вика примерила его. В самый раз! Рубиновый камушек был темным, как спекшаяся кровь. Мама разбиралась в минералах и говорила Вике, что в минуты опасности рубин темнеет, предупреждая своего владельца о беде.
- Что ж, придется, - вздохнула Вика. - Поедем на вокзал?
Вечером девчонки снова сидели у Вики. На вырученные за продажу кольца деньги Вика купила и билет, и пиво, и теперь вместе с Юлькой потягивала хмельной напиток. Пили они от радости.
С кассеты неслось:
Раскачаем этот мир,
Где в разгаре грязный пир.
Дух насилья рвется в дом.
Насилье рвется в дом...
Юлька накануне концертов вообще дурела: бегала с шальными глазами, громко хохотала, сбегала с уроков. Сейчас она могла говорить только об "Арии" и слушать - только "Арию". В ее коллекции были все альбомы этой группы. Она знала все их песни наизусть.
Вика тоже обожала "Арию", но ее любовь была спокойней, чем у Юльки...
Весной Олег откуда-то принес домой старую акустическую гитару, побрякал перед сестренкой, вспоминая песни Цоя, "ЧиЖа", "Чайфа", показал, как ставить аккорды, и забыл о гитаре. А вот Вика не забыла и даже стала учиться играть. Она уже брала барре, и могла сыграть несколько несложных песен, в том числе из репертуара "Арии". У нее и сейчас чесались руки что-нибудь исполнить: "Потерянный рай", например, или "Штиль"... Только Юлька всегда смеялась над ее неуклюжей игрой. Она обычно говорила: "Вик! Пусть профессионалы играют. А ты пока учись. О"кей?" Вика не обижалась. Она и сама понимала, что играет на "тройку". Путается в аккордах и медленней, чем нужно, переставляет пальцы по струнам.
Они говорили о предстоящем концерте, и им было весело и легко на душе. На улице уже собирались тучи, как и предсказывали синоптики. Серая муть растекалась по небу, затягивая, как в болото, оставшиеся клочки ясной голубизны. Викин друг, заоконный тополь, тревожно перебирал потемневшей листвой, волнуясь перед грозой.
Восторг до такой степени переполнял пылкое Юлькино сердце, что она соскочила с подоконника, подбежала к плакатам, на которых были изображены музыканты "Арии", и стала целовать их лица.
- Помадой не измажь, - засмеялась Вика.
Но и ей от счастья трудно было усидеть на месте. Она стала смотреться в зеркало, выискивая на своем лице прыщики, чтобы тут же их выдавить. У нее были густые, длинные, до пояса, волосы, которые она красила в черный цвет, - ее краса и гордость.
Юлька ей дико завидовала. Ее короткие волосы от постоянного подкрашивания дешевой краской секлись и выпадали. Поэтому она удивилась, услышав Викины слова: "Обрежу я их. И сдам за деньги. Читаешь объявления: "Куплю волосы. Дорого"?..Так вот, я и продам".
- Сдурела, что ли? - рассердилась Юлька.
- Нет, я серьезно, - говорила, улыбаясь, Вика. - А знаешь, когда? Когда лишусь девственности. Надо же будет как-то себя наказать, и я обрежу волосы.
Именно Юлька невольно привила ей негативное отношение к сексу. Она рассказывала, как это в первый раз больно, а в остальные разы - противно, и ей непонятно, чего все так помешаны на сексе и вопят о каком-то там наслаждении. Лично она ни разу его не испытывала. Наверно, в журналах, как обычно, все преувеличивают.
Впечатлительная Вика не могла поспорить с Юлькой, потому что своего опыта не имела, и переняла ее суждения. Она тоже стала думать, что все сплошь мужчины видят в женщине лишь кусок мяса, который утолит голод. О чувствах своей партнерши они не заботятся и едва ли верят в ее способность чувствовать. Да и многие из тех, кто Вику окружал, подтверждали похабными шутками или мерзкими историями свое потребительское отношение к женщинам. Поэтому она решила как можно дольше оставаться свободной. К тому же она ни в кого не влюблялась, не страдала от одиночества, так что и печалиться было совершенно не о чем...
- А я бы вообще побрилась наголо, заявила Юлька жестко, рассматривая свои обсечки. - Я бы и за бесплатно избавилась от них. В тот самый день, как сбылась бы моя мечта. Я бы просто не выдержала такого счастья и разбавила бы бочку меда ложкой дегтя. Иначе свихнулась бы...
У Юльки была бешеная и странная мечта. Она мечтала сочинить удивительные, совершенно не подражаемые по красоте и мощи стихи, которые бы музыканты "Арии" переложили на музыку, а потом исполняли бы на всех концертах в качестве своих хитов. Юлька уже не одну тетрадку извела на стихи, сочинила их не меньше сотни, и все ей казалось, что они недостаточно совершенны, и показать их "арийцам" будет стыдно. Эта сумасбродная идея ударила ей в голову года три назад, когда Юлька впервые узнала о существовании этой группы, которая быстро стала ее любимой. Можно представить, как обрадовалась Юлька, когда, наконец, у нее появилась возможность увидеть "арийцев" и лично показать им свои вирши. Сейчас, как никогда, она сомневалась в успехе и не знала, какие именно стихи ей выбрать.
- Думаешь, им понравится? - спросила она у Вики.
- Ну, мне же нравится, - рассудила Вика. И она не врала.
- Ой, меня аж заподкидывало! - прошептала Юлька и от волнения прижала к губам кулачки. - Неужели моя мечта может осуществиться?
В комнату заглянула баба Грапа.
- Викушка, я в садик побежала, - сообщила она. - Счас гроза начнется. Ты... это... форточки потом закрой, чтоб молния не залетела. И магнитофон выключай, а то дернет током. Никуда не ходи!
Когда она ушла, Юлька предложила:
- Погуляем?
- Айда, - согласилась Вика.
Они побродили по улице, выискивая знакомых, но, кроме компании Кирпича, никого не увидели и присели у Викиного подъезда.
Они жили в весьма живописном местечке. Совсем рядом протекала маленькая речка, за которой на крутом холме возвышалась гостиница, и ее вывеска горела по ночам, как факел, средь окружавших ее лесов. Правда, за гостиницей, на обширной поляне, то и дело собирались машины с влюбленными парочками, а в речке автолюбители мыли свои "десятки" и "волги". Викин дом и Юлькина коммуналка стояли на склоне горы, и теперь, с лавочки, им были видны и шоссе, и раскинувшиеся за ним жилые дома. Там мерцали огни фонарей и автомобильных фар, и казалось, что город усеян разноцветными бусами.
Где-то недалеко послышалась гитара. Хриплый молодой голос пел про девочку "с глазами из синего льда", которая "тает под огнем пулемета".
- Пойдем туда, - высказалась Вика мечтательно.
- Фу, ненавижу "Сплин", - ответила Юлька. - Разве это рок? Нет, это не рок, это попса.
- Да брось ты...
Вика соскочила с лавочки и шаткой походкой отправилась туда, откуда лилась песня. Юлька догнала ее.
У леса они заметили компанию парней, рассевшихся на пустых ящиках. Рядом стояли их мотоциклы.
Вика и Юлька знали этих ребят. Им приходилось встречаться на рок-концертах или здесь же, во дворах, потому что все ребята жили неподалеку. Правда, дружба между ними не завязывалась. Юльку и Вику взрослые парни считали еще совсем желторотыми, говорили при них о футболе, политике, смысле жизни, не заботясь о том, что девчонкам не все ясно из таких бесед. Поэтому Юлька и Вика, когда были рядом, в основном молчали, чтобы не казаться полными дурами. Их не угощали пивом, не интересовались, как у них дела, и не провожали домой. Но девчонок почему-то тянуло к взрослым рокерам. Слушать их было хотя и не всегда понятно, но интересно. А уж когда они начинали говорить о музыке... Вика и Юлька жадно ловили и пытались запомнить названия еще неизвестных им рок-групп и направлений в роке, а также массу любопытных историй о музыкантах.
Немного робея, они приблизились теперь к рокерам и сели рядышком на свободный ящик. Никто даже не повернул головы в их сторону, только тот парень, что пел под гитару песню "Сплин", посмотрел на них в упор.
В намечающихся сумерках Юлька и Вика с их боевой раскраской (жирные линии по краям век, выведенные черным карандашом, иссиня-черная помада, темные тени до бровей) выглядели довольно внушительно. Однако они смогли расслышать, как один из парней, с черными вьющимися волосами, с браслетом на запястье, где было выгравировано "Iron Maiden", произнес как бы про себя: "Что за индейцы из племени "тумба-юмба"!"
Вику это задело.
- А что тебе не нравится? - сказала она тихо. - Я слушаю рок, и этим горжусь.
- Но зачем же это демонстрировать всем и каждому? - уже громче сказал парень, и в его голосе Вика уловила неприкрытую злость.
- Ты же носишь этот браслет с надписью "Iron Maiden", и у тебя длинные волосы, и одежда сплошь кожаная. Ты ничем не лучше меня.
- Но я же не разукрашиваю лицо, как индеец. - Он засмеялся своей шутке, но Вика даже не улыбнулась, и Юлька отвернулась, затягиваясь сигаретой. - Да нет, девчонки, вам не идет такой агрессивный макияж...
В другой раз Вика нашла бы, что ответить, но сегодня ей не хотелось ссориться. Она закрыла глаза и стала слушать музыку.
- На "Арию" идете? - спросил кто-то у девчонок.
- Уже билеты купили, - похвасталась Юлька.
- "Iron Maiden" круче "Арии", - сказал вдруг парень с гитарой. Кажется, его звали Дима. - "Арийцы" заимствуют у "Iron Maiden" музыку, целые куски переигрывают. Да это и понятно. Когда "Ария" образовалась, западная группа уже была популярной во всем мире. Поэтому они и взяли за ориентир их стиль игры.
- Ну и что, - взорвалась вдруг Юлька, обиженная за "Арию". - Зато в России "Ария" - лучшая хард-роковая группа!
А "Мастер"? - иронично спросил Данил - тот самый, что высказал неудовольствие макияжем девчонок. И тут же добавил снисходительно: - Да где уж вам понять такую прогрессивную музыку? Ее по достоинству могут заценить только настоящие знатоки рока, а не... какие-то пигалицы, разукрашенные, как ведьмы. Вы, наверно, о такой группе и не слышали ничего.
- Да пошел ты! - Юлька уже едва не плакала.
А Вика, меланхолично жуя жвачку, молча показала Данилу фак. Оставаться здесь уже не имело смысла, и девчонки пошли прочь. Юлька взяла подружку за руку, и, удаляясь, они заорали во все горло любимую песню - "Кресты" из репертуара "Мастера": "В небе вороны, в небе и голуби - рукой не развести..."
- Меня вот что тревожит, - сказала Вика, когда они прощались на крылечке коммуналки. - Зачем Олег связался с Кирпичом? Не хочу, чтобы они дружили. Боюсь... Боюсь Кирпича. Ему, считай, откроется доступ в нашу хату.
- Не бойся, - Юлька похлопала ее по плечу.
- Легко тебе говорить...
Полгода назад они и сами оказались в компании Кирпича. Совсем еще дурехи, они грезили о большой любви и искренне верили, что их доброта и невинность - лучшая защита от любого зла. Они бы удивились, если б кто-то сказал им, что их не обязаны любить; они даже не обязаны нравиться кому-то. И когда узнавали об убийствах или изнасилованиях юных девушек, то хором кричали любимые слова, служившие им молитвой: "Мы - лучшие девчонки! Мы - ангелы! Кто посмеет нас обидеть?"
Однако посмели...
Правда, Вике повезло. Кирпич положил глаз на Юльку. Он вообще любил маленьких девчонок, еще полудетей, с их угловатыми движениями, тонким голосочком, беспричинной стеснительностью. Юлька замечала его заинтересованность, но это не насторожило ее. Она, конечно, была наслышана о его репутации; ходили даже слухи, что он изнасиловал в лесу какую-то девочку, но та, запуганная им до полусмерти, не стала на него заявлять и предпочла пережить позор в одиночку. Юлька наивно считала, что Кирпич разглядел ее достоинства и полюбил, как никого и никогда. Ей даже показалось, что рядом с ней Кирпич преображается в лучшую сторону. И ерунда, что при девчонках он спокойно матерился, что мог заявиться в гости глубокой ночью, разбудить и позвать пить пиво. Это казалось второстепенным. А главное заключалось в том, что с ними дружили взрослые парни, хулиганы, которых боялись и ненавидели. Юльке и Вике было лестно такое внимание. Они не успели устать от Кирпича, обдумать ситуацию и вынести приговор: "Кирпич - подонок. Не стоит с ним общаться." Не успели... И на совместной пьянке в чьей-то чужой квартире, когда Вика уже ушла домой, Кирпич отвел Юльку в спальню и без лишних разговоров сделал женщиной. В короткий миг, пока он грубо срывал с нее одежду, Юлька поняла, что Кирпич никогда не любил ее, и на ее доброту и чистоту ему наплевать, и движет им только звериная похоть. Тогда-то и вспомнилась история про ту запуганную девочку, и много других. Не таких страшных, но не менее криминальных. И она поняла, что, если начнет вырываться или угрожать ему, он может ее и убить. А потому даже не сопротивлялась, и о том, что тогда случилось, рассказала только Вике. А Кирпич продолжал иногда хаживать к Юльке и спать с ней. Он наслаждался ее страхом и своей властью. Она не только никогда не укоряла его, но даже не плакала, и лишь глаза ее все расширялись и расширялись от ужаса, когда он привлекал ее к себе, чтобы поцеловать. Впрочем, Кирпич не всегда был грубым. Он жалел Юльку, как жалеют беспризорную дворнягу, которая шарахается от каждой протянутой руки и падает на спину, вместо того чтобы убежать, как будто верит поговорке, что "лежачего не бьют". И Юлька, как эта собака, тряслась от страха, но слушалась Кирпича. Она понимала, что стала его рабой, но не могла и, может быть, даже не хотела сбросить ярмо его власти над собой.
К Викиному удивлению, бабушка довольно быстро обнаружила пропажу колечка с рубином. Для нее золотые вещицы, хранившиеся в коробке из-под торта, были не "цацками", как назвала их внучка, а хранителями воспоминаний о рано умершей дочери и единственным богатством, которое она могла завещать наследникам. Баба Грапа частенько доставала заветную коробку и пересчитывала драгоценности. Она доверяла своей Викушке и Олегу, однако не забывала и любимую поговорку: доверяй, но проверяй. Не зря же люди ее придумали когда-то и следовали ей до сих пор. Чай, не глупые были. И баба Грапа сколько уж раз убеждалась, что это изречение может сослужить добрую службу, если вспомнить о нем в нужную минуту.
Не найдя кольца с рубином (помнится, она дарила его дочери на совершеннолетие), баба Грапа подумала, что Вика взяла его поносить. Однако в душу закрался ветерок сомнения. В кои-то веки девка полюбила золото! Разве что завела себе дружка хочет перед ним "пофорсить". А может, это дело рук Олега? Внучек, что ни день, с новой кралей, одна другой расфуфыренней. Неужто спер колечко для очередной? И как руки-то не отсохли? Непременно надо поговорить с внуками...
Вечером, когда и Олег, и Вика были дома, она решительно вошла в комнату, где оба они смотрели по телевизору фильм. Фильм, видно, был смешной: Олег гоготал, как конь, а Вика тихо повизгивала от смеха, закрывая рот рукавом толстовки. Баба Грапа всмотрелась в Викины пальцы. Разумеется, никакого колечка там не было.
- Ребята, признавайтесь, - сказала она строго, насупив свои подкрашенные брови, - кто взял кольцо с рубином?
- Какое кольцо? - спросил Олег, еще продолжая смеяться. - Ты о чем, ба?
А вот Вика сразу посерьезнела.
- Ну, я взяла, - призналась она.
Морщинистое лицо бабы Грапы затряслось от гнева.
- Я продала его, - пояснила Вика. - Ну, баб, мне позарез нужны были деньги. Я купила билет на "Арию"...
- На "Арию"!.. - хохотнул Олег и визгливо засмеялся. - Ну ты, Вичка, даешь! Ты стибрила кольцо, чтобы посмотреть на этих мужиков в "коже"? Ну я не могу...
- Не говори так про мою "Арию", - обиделась Вика. - Тебе бы только "Руки вверх!" слушать, - и она передразнила, как поет Жуков: - "Забирай меня скорей, увози за сто морей..."
- Воровка! - Баба Грапа зло бросила, будто выплюнула, это обвинение в лицо внучке. - Кто тебе разрешил брать кольцо? Как ты посмела, тварь ты этакая, продавать золото? Его твоя мама копила, и я, и моя мама...
- А зачем? - не поняла Вика. - Его все равно никто не носит. Так, лежит мертвым грузом.
- Ну ба, это же "Ария"! - ржал Олег. - Ты любишь "Арию"?
Они еще и издевались!
Баба Грапа подошла к телевизору и выдернула шнур из розетки. Телевизор был старый, черно-белый. Он каждый год ломался, и тогда баба Грапа копила деньги на его ремонт, иногда месяца по три-четыре. О новом можно было и не мечтать.
- Выкупи колечко обратно, - сказала она Вике. - Я займу денег. За сколько ты его продала?
- За двести писят, - ответила Вика. - Только это невозможно. Я толкнула его на вокзале. У него и камушек достали, обратно уж не вставить. Да и где теперь то колечко? Расплавили уж, наверно.
Вика никогда не видела, чтоб баба Грапа плакала. А теперь ее глаза заслезились, лицо вытянулось, голова затряслась. Она посмотрела на внучку с невыразимой болью и бросилась вон из комнаты.
- Ну ты и отмочила номер! - сказал Олег сестренке, когда сидел вечером в ее комнате.
Он принес откуда-то спирт и теперь трес его в бутылочке, как будто ожидал, что появится пена. На самом деле ему было жалко угощать Вику, которая уже держала наготове газированную воду, чтобы смешать ее со спиртом. Но он не мог отказать себе в удовольствии хвастануть перед девчонкой. Какой, мол, я добытчик! Все в дом несу. Он и правда, как сорока, собирал и приносил домой разные вещицы: книжки, какие-то проводочки, старые свитера... Когда у него спрашивали, чьи кроссовки он на себя напялил, или что это за детали валяются за раскладушкой, или где он раздобыл початые женские духи, что так скромно притаились в его кармане, Олег отшучивался или рассказывал совершенно фантастические истории типа: "Иду я на остановку. Передо мной - баба какая-то. Идет, в сумочке шарится. Смотрю - оттуда флакон духов вываливается. А она даже не заметила. Ну, я, не будь дурак, и подобрал...". "Да спер ты их у кого-нибудь!" - говорила обычно Вика. Доискиваться правды было бессмысленно. Олег даже в мелочах врал. И странно: ему почти всегда верили, даже иногда Вика и бабушка.
- Тебе не понять, ты темный, - вздохнула Вика по поводу фразы брата.
Олег наконец открыл бутылочку, плеснул чуть-чуть в Викину кружку, затем себе - побольше в два раза.
- Если уж красть, так осторожно, - вразумлял сестренку Олег.
- Ага, ты в этом деле мастер! - съязвила Вика, принюхиваясь к жидкости в своей кружке. - Я не крала, я просто взяла.
Олег захохотал.
- А Юлька тоже че-нибудь продала? - спросил он.
Вика рассказала.
- Дуры! - подытожил Олег. Пока Вика смешивала спирт с газировкой и не решалась сделать глоток, он уже успел выпить и снова налить. - Кстати, че там у них с Кирпичом?
- Вот у него и спрашивай. Ты же с ним теперь скарифанился.
- Да и ты когда-то бухала с ним, - отвечал Олег. - А счас че, возгордилась? Разговаривать даже с ним не хочешь.
Вика вдруг поняла, что разговор этот Олег затеял не случайно. Скорее всего, с подачи самого′ Кирпича. Она решила притвориться дурочкой, рассмеялась, чтобы не так заметна была тревога в глазах.
- А че, Кирпич от этого страдает? - спросила она как можно беспечней.
- Он часто о тебе спрашивает. Че, говорит, приходишь без сеструхи? А я говорю: дык, не хочет она.
Вика залпом выпила спирт с газировкой и содрогнулась. Олег ждал, что она скажет. А она тянула время, думала. Если заплакать, запричитать: "Да ты что, Олежка, такое говоришь? Кирпич страшный человек, я никогда к нему не пойду, так и передай..." - Кирпич только больше распалится. Любит он, когда его боятся, и еще больше страху старается нагнать...
Вика уже опьянела. На нее вдруг накатила такая волна ненависти - к Кирпичу и к собственному братцу - что она наклонилась к Олегу, сказала: "Передай ему вот это..." - и смачно плюнула в его ехидное улыбающееся лицо.
- Мне-то за что? - не обиделся Олег, вытираясь рукавом.
- А чтоб не сводничал, - бросила Вика. И добавила со вкусом: - Поганец...
Юлька страшно хотела есть, но холодильник был пуст, как всегда, и она легла спать, надеясь, что вместе с ней затихнет и ее желудок, который рычал как дикий зверь, требуя пищи. Но желудок не успокаивался, и сон не приходил. Юлька лежала и смотрела в окно, за которым на веревке болталось соседское белье. Солнце еще не зашло, и малышня на улице пищала, как расшалившиеся птички.
Юлька поняла, что уснуть не получится, и лениво встала с кровати.
Вчера приезжала мать, привезла килограмм картошки и сто рублей. "Больше дать не могу, - оправдывалась она. - Мы уже тысячу заняли на еду, мужик мой работу ищет, а моя зарплата только в конце следующей недели". Так она давала Юльке понять, что в ближайшее время ни на какие денежные подачки та может не рассчитывать.
Юлька берегла картошку на черный день, а деньги матери тратила только на хлеб и сигареты. Обычно Юлька выкуривала по пачке "LD" в день, а теперь и курить старалась реже, и не "LD", а "Alliance", еще более дешевый. Такая жесткая экономия была необходима, потому что Юлька знала, что деньги ей еще понадобятся, и не когда-нибудь, а через неделю, в день концерта. Они с Викой, конечно, выпьют пива перед началом концерта и после - тоже, может быть. Потому как кто же ходит на рок-концерты трезвый? Только сами музыканты разве что...
Юлька залила тарелку кипятком, бросила туда куриный кубик "Магги" и стала тыкать в него ложкой, чтобы побыстрее растворился. В последнее время она только куриными кубиками и питалась, да еще иногда баловала себя дешевой китайской лапшой, которую ее знакомые именовали "бич-пакетами". Почему ее так прозвали, Юлька не знала и каждый раз гадала, когда наматывала лапшу на вилку. Наверно потому, что ее едят бичи, бомжи то есть. И такие вот бедолаги вроде нее, Юльки.
Желудок явно не насытился куриным бульоном со специями, но, по крайней мере, затих. В довершение ужина Юлька влила в себя стакан кипятка с сахаром (чай-то кончился!) и села за письменный стол, сплошь заваленный ее тетрадками со стихами. Три года она сочиняла стишок за стишком и ждала приезда "Арии" в их город. Чего, казалось бы, проще - скинь парочку своих творений на сайт группы или отправь письмо на студию. Но нет! Юлька мечтала самолично встретиться с музыкантами и услышать их мнение. Заслужить внимание "арийцев", быть увиденной и услышанной ими - вот о чем мечтала Юлька изо дня в день, из ночи в ночь.
Вика возвращалась из детского садика, где сейчас дежурила баба Грапа, с бидончиком мясного супа. Детишки часто оставляли еду на тарелках; воспитатели, если не съедали сами, вываливали остатки в баки; а баба Грапа аккуратно перекладывала эти остатки в свой бидончик, который Вика затем уносила домой. Сама она есть брезговала, и питался детсадовскими супами и котлетами исключительно кот Мишка. Его это вполне устраивало.
Приближаясь к родному дому, Вика разглядела у своего подъезда какое-то сборище. "Неужто Кирпич со своей шайкой?" - подумала она опасливо.
Но прямо из толпы к ней вдруг выпорхнула Юлька и от непонятной радости стала пританцовывать вокруг.
- Слышь, можно я у тебя помоюсь? - спросила она.
Юлька часто приходила к подруге мыться. В ее коммуналке не работал душ, а ванна в постирочной использовалась для стирки и слива грязной воды. Правда, некоторые не брезговали и в ванной мыться, но Юлька была не из таких. Ее тошнило даже когда она просто умывалась над ванной.
- Ладно, пойдем, - разрешила Вика.
- А я тебя жду, жду, - щебетала Юлька. - Олег сказал, что ты счас вернешься. Вот я и сижу у подъезда...
- Что это за ребята? - поинтересовалась Вика шепотом.
-Ой! - Юлька порывисто махнула рукой и придержала Вику за толстовку. - Те самые рокеры, с гитарой и мотиками... Представляешь, я думала, погонят меня, но они ничего, мировые. Мы даже разговорились. Кстати, Данил про тебя спрашивал...
Вика повеселела, узнав, что это рокеры, а не Кирпич и его банда.
Они вклинились в самую толпу. Парни опять о чем-то страстно дискутировали, подзаряжаясь время от времени глотком пива. Рядом тускло поблескивали их "Явы" и "Ижаки".
- О, и вторая "арийка" явилась, - заметил кто-то из рокеров.
- Давай посидим чуток, - шепнула Юлька Вике.
Прошлая стычка еще хранилась в памяти молодых людей, но они вовсе не были сердиты на девчонок; наоборот, их забавлял тот пылкий азарт, с которым те кинулись защищать и свой макияж,и свою любимую группу. Их даже зауважали за смелость. И перестали за глаза называть "малявками".
- Они все почти студенты, - нашептывала Юлька подруге. - А вот тот бородач, его Вадик зовут, уже закончил институт. И женат. Не понимаю, чего он тусуется с младшими? Наверно, настоящий рокер в душе...
- Все здесь...настоящие, - заметила Вика.
Кто-то предложил им пива, они поблагодарили и приняли бутылку "Клинского".
Ребята уже обсуждали местные рок-группы. При этом часто можно было услышать нелестные оценки в их адрес типа "фуфло" или "лажа". Сами они в составе собственной группы выступали иногда в "Сфинксе".
Для Юльки и Вики такие разговоры были в новинку. За неимением денег они не ходили в рок-клубы, а из местных групп им были известны только раскрученные вроде "Чайф" и "Чичерина".
- Ух ты, они еще и музыканты... - восторженно шептала Юлька в Викино ухо. - Раньше они об этом не говорили. Давай попросимся на ихний концерт.
- Да нет... Неудобно, - ответила Вика. - Пусть сами пригласят. Чего навязываться-то?
- Да у них у всех, наверно, свои подруги есть. Нужны мы им!
И Юлька вздохнула. Никому она не нужна: ни Кирпичу, ни этим рокерам.
Данил, до этого молча сидевший верхом на своей "Яве", вдруг подошел к подружкам и присел на корточки перед Викой.
У него были какие-то девчачьи, вьющиеся на концах густые волосы, свободно падающие на плечи. Лицо - тонкое, с острым носом, тонкими губами и пронзительными, какими-то страшными глазами. Будто он бесконечно видит перед собой войну. Даже сейчас, когда смотрит на Вику. И она боялась смотреть в его глаза, но все же смотрела. Данил напоминал ей орла. Черный, худой...
- Ну здравствуй, - сказал он, будто Вика только что пришла. Для него - пришла.
- Здравствуй, Данил, - ответила Вика.
- Поедешь со мной кататься?
- Уже поздно. - Она улыбнулась.
- Да, ты права. - Он опустил голову. Решил, что его отвергают.
- Лучше пойдем ко мне пить чай, - сказала Вика.
- Пойдем, - согласился Данил.
Юлька воззрилась на Вику как громом пораженная.
Втроем они покинули остальных и исчезли в темноте подъезда.
Олег выглянул из комнаты, когда Вика отворила дверь своим ключом. Он не знал Данила, но поздоровался на всякий случай. Однако от удивления у него поползла вверх кожа на лбу.
Вика поставила чайник на плиту. Кот Мишка крутился вокруг бидончика и пытался носом скинуть крышку.
- Ну чего стоишь? Иди в ванную, - сказала Вика Юльке.
Та молча потянула ее за собой. И только в ванной обрела дар речи.
- Он тебе понравился, да? - вопрошала Юлька, пустив воду. - Ты что задумала? Хочешь его на ночь, что ли, оставить? Ты не боишься? Все парни - козлы. Думаешь, он лучше?
Вика молчала. Как ей объяснить? Не поймет ведь Юлька, что внутри у нее все затрепетало, когда Данил присел перед ней и так внимательно, серьезно и по-доброму стал глядеть ей в глаза. Будто ждал от нее чего-то. И Вика молчала и глупо улыбалась.
- Наивная дурочка, - заключила Юлька и принялась раздеваться. А Вика вернулась на кухню к Данилу.
Он уже разливал чай по чашкам. Она не знала, о чем с ним говорить. Ее, конечно, интересовало, где он учится, кто его семья, играет ли он в группе, чем увлекается по жизни. Но спрашивать об этом казалось банальным. И они молча пили чай, поглядывая друг на друга.
- Ты извини меня, - начал первый Данил. - Ну, что я тогда посмеивался над твоим макияжем.
- Ерунда, - отмахнулась Вика.
- Я слышал, ты с бабушкой живешь?
- Да... Отца по пьянке убили. Мама с собой покончила.
Данил успокоил ее взглядом: не переживай, мол, не отчаивайся.
А нас с мамкой батя бросил, когда я еще маленький был.
Вика почувствовала, что это их как-то роднит. Оба растут в неполных семьях. И знают, как бывает порой тяжело.
- А пойдем на "Арию" вместе, - улыбнулся скупо Данил. Он вообще был сдержанный, Вика это еще раньше заметила.
- С Юлькой, - поправила Вика.
- С Юлькой, если хочешь.
- А я тебя раньше немного боялась, - вдруг призналась Вика.
- Почему?
- А ты смотрел на меня так...напряженно. Будто знал про меня какую-то тайну.