После гибели Иннокентия Карл Иваныч никак не мог оправиться. Он чувствовал себя совсем плохо. Инесса Матвеевна до глубины души была потрясена смертью Беллы. Она тоже была на похоронах и с ужасом смотрела на мертвую Беллу и на полуживую Рамону. Она очень хорошо понимала, что Рамона чудом избежала той же участи. Странное дело, но Тибетская книга мертвых спасла ей жизнь. Дома она часто доставала из коробочки подарок Беллы - красивое золотое кольцо. Но не надевала. Кольцо напоминало ей о кровавых событиях. Судьба разыгрывала очень мрачную шахматную партию. Инессу Матвеевну мучили тяжелые предчувствия, и про загадочный листок она просто забыла. Понятное дело, совместные чтения тоже прекратились. Карл Иваныч с Акелой больше не бывали у нее, уроков она пока не давала - просто не могла. Жизнь словно остановилась.
Но как бы ты себя не чувствовал, а с собакой гулять перед сном обязательно должен. В тот вечер Карл Иваныч по обыкновению повел Акелу в соседний скверик - через дорогу. Они перешли проезжую часть и, не спеша, направились к ближайшей лавочке. В этот час улица была пустынна, только по обочине мотался в поисках пропитания облезлый бездомный пес. Карл Иваныч вспомнил, что в кармане у него лежит булочка. Он достал булочку и поманил голодное создание. Но псу не удавалось поесть уже несколько дней, кроме того, за эти два дня его дважды били. Один раз на автостоянке, а другой раз - возле школы. От голода и боли он просто обезумел. Он боялся людей. Маленьких, больших - всех подряд. Когда Карл Иваныч сделал жест рукой в его сторону, пес пришел в ужас и метнулся прочь, через дорогу. Все случилось в мгновение ока. Откуда взялась на совершенно пустынной дороге эта блестящая черная машина с затемненными стеклами, он так и не успел понять. Потому что в следующий момент раздался глухой удар, и собаку с размозженной головой выбросило на тротуар. Не сбавляя скорости, машина исчезла за поворотом. Единственный раз в жизни псу повезло : он умер мгновенно.
Трясущимися руками Карл Иваныч пристегнул поводок и побежал через дорогу. Тротуар был весь в крови, и внезапно Карлу Иванычу показалось, что это его кровь обильно вытекает из тела. В сердце вонзили кол, и он без сил осел на землю. Воды бытия заволновались, но на этот раз его остров уцелел. Акела вдруг тоскливо завыл, опустив морду. Тогда Карл Иваныч понял, что умереть сейчас не имеет никакого права. Непослушной рукой он достал из кармана нитроглицерин, который в последнее время постоянно носил с собой. Он сунул таблетку под язык, и кол вытащили. Тогда он смог наконец вздохнуть. Он долго и неуклюже ползал на четвереньках, пытаясь встать. Наконец ему это удалось. Он встал и увидел, что пальто у него все в грязи. Тогда он снял его и накрыл погибшего пса. После этого пошел домой - за лопатой. Пса он закопал недалеко от дома. Унести его подальше ему было не под силу. Акела сидел рядом с ямой и тихонько скулил. Наконец все было кончено. Карл Иваныч поднял с земли окровавленное пальто, потому что оно было единственным. И только тут увидел, что сумрак не опускался, как обычно, сверху, а поднимался снизу грязным облаком, словно вылезал из щелей земли. И пах этот сумрак не тихим вечером, а ядовитыми испарениями адского города Дита.
Когда они вернулись домой, Акела уже не скулил, а тихонько всхлипывал, вздрагивая всем телом. Карл Иваныч без сил опустился на стул и только гладил его по голове. Он не знал, что сказать. Ему было стыдно, что он человек. Ему было стыдно жить в таком мире, и изменить он ничего не мог. Он посмотрел на окровавленное грязное пальто и сказал только : "Прости меня, сынок, если я не доживу до утра." К кому он обращался ? К покойному сыну, к непутевому Иннокентию или к белой пятнистой собаке ? Он и сам не знал. Слова просто сказались - сами собой.
Да, это уже не шутки. Где - то совсем рядом замаячили суровые пропасти Бардо. Никогда еще он не подходил к ним так близко. Карлу Иванычу стало по - настоящему страшно. Страшно было умирать, страшно было оставлять Акелу одного в этом мире, где никому никого не жалко и никому ни за что не стыдно. Надо было вызвать скорую, но за жизнь бороться не хотелось. Он чувствовал себя в этом мире лишним, словно эмигрант в чужой стране. Этот мир надорвал ему сердце и изнасиловал душу. Он не мог понять, почему богатый и сытый человек, которого жизнь приласкала, походя убил другое живое существо и даже не притормозил, словно опаздывал в свою богатую и сытую жизнь. Он многого не понимал и очень устал от этого.
Но сейчас его собственная жизнь болталась на ниточке, а он был обременен ответственностью за того, кого приручил. Поэтому он снял трубку и позвонил Инессе Матвеевне. Больше позвонить было некому.
Инесса Матвеевна не на шутку испугалась. Ей вдруг показалось, что врата ада слишком широко растворились, и туда буквально засасывает всех, к кому она привыкла. Невзирая на позднее время, она начала складывать в сумочку лекарства, зачем - то варенье и мед, деньги и еще какие - то мелочи. Оставалось только вызвать такси. Но она все время чувствовала, что забыла что - то важное. Очки ? Нет, на месте. Кошелек ? Вот он. И тут она вспомнила : да, листок. Где же он ? А вдруг Карл Иваныч и на самом деле очень плох... Она непременно должна успеть рассказать ему об этом. Это отвлечет его, ему будет интересно. А если пробудить в человеке хоть какой - то интерес, отчаянье отступит, а с ним отступит и болезнь. Уж это она знала совершенно точно.
Она, задыхаясь, поднималась по лестнице. В ее хрущевке не было лифта, и в этом был свой плюс. В этих подъемах она упражнялась ежедневно, но сейчас она побила все рекорды. Она очень спешила.
Ее напугало то, что дверь была открыта. Карл Иваныч просто забыл ее запереть. Но, слава богу, он был жив. Он только сидел неподвижно, как изваяние, а у его ног валялось грязное пальто, перемазанное кровью. Через полчаса они сидели за столом и пили чай с вареньем, а она взахлеб рассказывала ему про старого слепого профессора и молодого московского нахала.
Карл Иваныч взял в руки помятый листок и еще раз прочел :
"О благороднорожденный ! Когда тебя носит повсюду не знающий покоя ветер Кармы, прочти эти слова справа налево. Прочти их в первый раз, и ледяные ветры Кармы подуют вспять. Прочти их в другой раз, и дано тебе будет дважды войти в одну и ту же воду. Прочти их в третий раз, и Колесо Рождений сделает один оборот в обратном направлении. Но какую цену заплатишь ты за это знание, ведают только всемогущие боги".
Карл Иваныч медленно, запинаясь, прочел непонятные слова справа налево. Вышло как - то глупо. Но ничего, конечно же, не случилось.
Слова прозвучали в ночной тишине, и было их звучание смешным и нелепым. Но давно известно, что Последняя Надежда всегда выглядит смешной и нелепой. Когда все разумные средства исчерпаны, а сдаваться нельзя, тогда ее уродливый лик кажется тебе прекрасным.
Да, слова прозвучали. Все было, как обычно. Но не знали они, два пожилых человека, что именно в эту минуту планеты выстроились большим крестом, и небывало близко подошли к Земле Леониды. И открылись границы иных миров, и в гневе простерли свои могучие крылья птица Симург и птица Стимфалида, хранящие нерушимость этих границ.
Они не могли всего этого знать, поэтому над столом нависла неловкая пауза. Разговор оборвался, и только слышно было в наступившей тишине, как хлопнула дверью нелепая уродина - Последняя Надежда.
Время было позднее, да просто глубокая ночь была в мире. Инесса Матвеевна засобиралась. Карл Иваныч уговаривал ее заночевать, но больше для виду. Она прекрасно понимала, что он очень устал и хочет побыть один. Но главное было достигнуто. Он опять работал живым человеком, и в ближайшее время помирать не собирался. И она покинула его со спокойной совестью.
Пока она одевалась, Карл Иваныч сидел печальным сиднем. Но только дверь за ней закрылась, тут же приперлась нелепая уродина - Последняя Надежда и нагло уселась напротив. Тихая печаль улетучилась, и Карл Иваныч заметался по комнате, как тать в нощи. Он громко разговаривал не то с непрошенной гостьей, не то сам с собой, и все больше походил на сумасшедшего. Он проклинал себя, он говорил :
- Ты старый маразматик. Ты выжил из ума и начал верить в сказки. Сегодня сбили собаку. Завтра ты, может, увидишь дохлого воробья, и у тебя приключится инфаркт. Это чья - то злая шутка, крючок для идиотов. Конопля придорожная, голубая муть.
Но он ничего не мог с собой поделать. Трясущимися руками он расправил злополучный листок. Он уговаривал Акелу :
- Не бойся, на тебе это никак не отразится. Тебе не будет больно. Я только попробую, только попробую... Ну надо же что - то делать !
Запинаясь, он произнес по слогам еще раз. И сразу почувствовал : что - то изменилось. Все окружающие предметы утратили четкость очертаний и начали двоиться. И тогда - как прыжок в ледяную воду - еще раз. И тут Акела упал замертво. И тут же все встало на свои места.
В отчаянье он заметался еще пуще, прижал Акелу к себе. И почувствовал, что Акела дышит, только очень тихо. Карл Иваныч заплакал и с трудом затащил его на кровать. Он гладил его и причитал :
- Что я наделал, прости меня ! Да что за день такой ! Потерпи, не умирай. Скоро утро, я вызову врача, все будет хорошо. Вот старый пень, как я мог !
Но Акела ни на что не реагировал. Тогда Карл Иваныч кое - как пристроился рядом, тихо обнял зверя и просто уснул, потому что сил никаких у него больше не было жить эту жизнь. Всю душу она ему вымотала. Засыпая, он услышал над собой шорох огромного птичьего крыла и скрип невидимых перьев. Он спал, и ему снились окровавленные псы. Даже во сне ему не было покоя, пока не пришли и не уселись на подушке невиданные мифические звери баку - пожиратели дурных снов. Они пожрали окровавленных псов, и Карл Иваныч погрузился в Бардо сна без сновидений. Он спал, поэтому так и не увидел, как из отверстия Брамы, что на темени, вышло и встало над Акелой бледно - голубое облако. Через некоторое время оно начало менять цвет и стало похоже на радугу после дождя. Постепенно все цвета померкли, и остался только один : бледно - желтый.
Из заметок Карла Иваныча :
Славянский Огнебог Симаргл - хранитель дома и очага, посевов и урожая. Он сторожит этот мир, чтобы не пускать в него зло. Лишь один день в году Симаргл уходит по зову Купальницы. Их любовные игры приходятся на день Осеннего равноденствия. Через девять месяцев, в день Летнего солнцестояния у Симаргла и Купальницы рождаются дети - Купала и Кострома.