Обычно Алька просыпалась от боли в деформированных от долгого сидения в одном положении костях, боль была размытой и тупой. А сейчас боль была фиксированной и острой, где-то под ребром. Только некоторое время спустя девушка сообразила, что в ребро впивается какой-то посторонний предмет. Не открывая глаз, она пошарила под собой и вытащила деревянный сучок. Откуда? В одно мгновение остатки сна испарились неведомо куда, и Алька вспомнила все, что произошло вчера или когда? В общем, до того, как она уснула. Мачеху и сестру, убежавших на очередную выставку, которую долго потом будут критиковать, струи ливня, бившиеся в балконную дверь, свое отчаяние и нежелание доживать оставшиеся месяцы в муках, скользкие перила балкончика, короткий полет, мокрый склон, уходящие в небо стволы сосен, которых нет, и не может быть, в центре Киева. Привиделось. Чего только не привидится. Даже привиделось, что она снова ходит, ходит по дикому пустынному лесу, проваливаясь босыми ногами в размякшую землю, обнимает старые сосны, вдыхая из терпковато сладкий запах. Даже привиделась безумная старуха около костра, на который не лил дождь...
А на самом деле она, наверное, потеряла сознание после падения и лежит сейчас под окнами своего дома, разбитая и искалеченная.
Альке даже глаза открывать не хотелось. Как сладко спать, как горько возвращаться в действительность. Но надо, раньше или позже, а надо. От себя не спрячешься. Что суждено, то и придется пережить, пережить и умереть, покинуть этот негостеприимный мир навсегда. И за что этот мир так успел невзлюбить такое юное беззащитное существо, что приготовил для него столько испытаний?
Мир молчал, и Альке пришлось-таки открывать глаза. Опаньки! Оказывается, ничего ей не привиделось! Она лежала около еще горящего костра, укрытая какой-то лохматой, странно пахнущей, шкурой, а напротив сидела старуха, все так же ковыряя палкой недогоревшие сучья.
- Я-а-а, - протянула Алька, рассматривая засохшую грязь на руках и одежде.
- Ты-ты. С ног до головы в грязной жиже вчера измазалась, чисто кикимора болотная, а не человек.
- Вчера-а?
- Вчера-вчера. Спать ты горазда. Ступай к ручью, умойся.
- Я не могу. Я не хожу.
- Ну, да - ну, да, - согласно кивнула старуха. - То-то ты вчера прибежала к костру, как резвая козочка. Ясно, что не ходишь.
Бабка, явно, была сумасшедшей, и Альке предстояло решить, как с ней общаться.
- Вы бы лучше позвали людей, бабушка. Мне помощь нужна. Я - инвалид. Или, хотя бы, укажите, в какую сторону мне идти, чтоб к людям добраться. Я, кажется, заблудилась немного...
- А нет здесь людей, окромя меня, - развела старуха руками. - Со мной придется тебе жить. Но сначала к ручью поди, в порядок себя приведи, а то зверь и птица шарахаться будут.
Ну вот что поделать? Как ей объяснить, если она ни слушать не хочет, ни понимать? Алька вздохнула.
Старуха порылась в котомке и протянула ей сверток:
- Вот, возьми. Переоденешься в чистое. А тряпье свое выбрось, никуда оно уже не сгодится. Ручей там, - ткнула костлявым пальцем в сторону, недалеко.
Алька снова вздохнула, взяла сверток и отправилась в указанном направлении. Только через несколько шагов до нее дошло, что она снова идет своими ногами, и идет довольно уверенно, почти не чувствуя той боли, которая сопровождала ее всегда. Это было чудесно и странно одновременно, но девушка решила не особо удивляться, а просто пользоваться этой короткой передышкой, этим временным облегчением. Она слышала, что иногда умирающим вдруг становится гораздо легче перед концом, они даже встают со смертного одра, начинают связно говорить, просят есть, а то и стакан водочки. А потом раз - и все.
Сколько бы ни продлилось это чудесное состояние, следует принимать его с любовью и благодарностью. Так размышляя, девушка подошла к ручью, вступила босыми ногами в довольно холодную воду, приятно щекочущую щиколотки, сбросила с себя халат, превратившийся в грязную тряпку. Вот если бы так же просто было сбросить больное, разваливающееся тело и надеть новое... Быстрыми движениями обмыла она с себя грязь, шипя, когда приходилось касаться свежих синяков и ссадин. Тело быстро онемело от холода, и Алька начала стучать зубами. А ведь еще нужно вымыть волосы, хорошо, что у нее короткая стрижка. Ей всегда делали короткую стрижку, кто бы возился с косами? Отец? Мачеха? А Альке всегда хотелось иметь длинные тяжелые волосы...
- Давай, помогу, девонька.
Алевтина вздрогнула от неожиданности, но успокоилась, узнав голос старухи. Ладно, пусть помогает, чего уж там. Она зажмурилась, стала на колени и опустила голову. Почувствовала, как твердые костлявые ладони втирают в кожу головы какое-то средство, сильно пахнущее травами, затем смывает все уверенными сильными движениями.
После старуха смазала все синяки и ссадины на теле девушке жирной мазью и велела одеваться. Алька натянула на себя рубаху, чистую, но сшитую из грубой серой ткани, а сверху овчинную безрукавку, которой укрывалась ночью.
Старуха оценивающим взглядом оглядела ее и крякнула:
- Сойдет. Только вот идти тебе придется босиком.
- Придется, - вздохнула девушка. - Спасибо вам и за это, бабушка. Так вы укажете мне дорогу?
- Вместе пойдем.
- К людям?
- Нет здесь людей, говорила уже. Ко мне пойдем.
Алька вздохнула в очередной раз. Придется согласиться. Лучше уже с такой спутницей идти, чем самой неизвестно куда. А по дороге обязательно встретятся люди, это ведь город, столица. Наверное, занесло ее в какой-то парк, не могла же она далеко уйти...
- Вот, надень, - старуха протянула ей тоненькое серебряное колечко, - защитит оно тебя.
- Защитит? От кого? От зверей?
- От зверей не защитит. А от кого надобно, от того спрячет.
- От людей, что ли?
- От врагов.
Алька надела колечко на средний палец левой руки. Сумасшедшим следует поддакивать, с сумасшедшими следует соглашаться.
Старуха бодро двинулась вперед, слегка опираясь на палку, а девушка поспешила за ней. Идти босиком было не очень удобно, без конца под ноги попадались то корявые сучки, то колючие шишки, но что поделаешь? А вот на сумасшедшей бабульке были добротные сапоги из толстой кожи, отметила про себя Алька. В таких можно и через весь лес пробраться, не заметив.
Трехдневный дождь окончился, умыв мир небесными водами, и сейчас в небе сияло яркое утреннее солнышко. Все оживало на глазах. Зелень, казалось, шевелилась, спеша вырасти. Невидимые птички щебетали, перекликались. Воздух словно звенел от чистоты и свежести. Сосны сменились лиственными деревьями с густым буйным подлеском, травы-муравы устелили землю, зажигаясь то там, то здесь редкими звездочками цветов. Алька никогда не была в настоящем лесу, наверное, поэтому все для нее сияло необыкновенно яркими красками, а звуки и запахи сливались в непередаваемой какофонии. Непривычно заурчало в желудке. Девушка вспомнила, что вчера не обедала и не ужинала, а сегодня еще не завтракала, но она давно уже не испытывала аппетита, поэтому даже чувство голода было ей вновь и в радость. Как приятно чувствовать себя живой, ощущать легкое дуновение ветерка, влажную траву под подошвами ног, ласковые лучи солнца, словно гладящие ее щеки. Она уже высохла и согрелась, даже пришлось скинуть безрукавку, и так было тепло и приятно.
Старуха шла молча, а Алька была и рада этому. Она спешила воспринять каждый кусочек этого мира, запомнить каждое мгновение. И даже удивилась, когда старуха остановилась, бросив ей короткое:
- Пришли.
Ну, вот, только избушки на курьих ножках и не хватало. Алька с удивлением разглядывала небольшое строение из целых бревен, покрытое камышовой крышей и стоящее на низких толстых сваях.
- А это... эти... ножки зачем? - спросила она.
- Река здесь недалеко, - объяснила старуха. - Весной, когда половодье, вода часто сюда доходит.
- А что ж дальше не построились?
- Так хочется ж поближе к реке. Ну, что? Заходи, давай. Сегодня гостьей будешь.
Алька поднялась вслед за старухой по деревянным ступенькам и очутилась в горнице, точно такой, как она представляла в сказках о Бабе Яге. Даже мороз пробежал по коже. Тяжелый деревянный стол, наверное, дубовый, такие же табуретки. Два огромных сундука, длинная лавка у противоположной стены. И печь. Настоящая огромная печь, в которой можно было зажарить целого поросенка, а можно печь круглые душистые хлебы. Да на ней можно даже спать! Неужели где-то еще могло сохраниться такое сказочное чудо? Алька даже рот разинула от изумления.
Избушка внутри оказалась довольно большой. Кроме горницы была еще небольшая дверь, закрытая на щеколду, скорее всего, кладовка, а сплошная занавеска в мелкий цветочек скрывала, видимо, спальную комнату. Шкафов в горнице не было, но везде, где только можно, висели полочки, заставленные разнообразными бутылями, коробами, бочоночками. А все оставшееся место было завешено пучками разнообразных сушеных трав, которые все вместе создавали непередаваемый и почти удушающий аромат. Алька не удержалась и громко чихнула.
- Садись, - старуха указала рукой на табурет около стола. - Знаю, тебе бы в баньку сейчас, горячую, парную, но баньку топить еще надобно, а ты, поди, проголодалась уже?
- А у вас и банька есть? - с удивлением обернулась девушка.
- Есть, а как же без баньки? Позади избы, на пригорке. Так что, есть хочешь али как?
- Угу, - кивнула Алька, присаживаясь на скрипучий табурет около окошка. - Еще как хочу.
- Разносолов не жди, я три дня дома не была, тебя ждала (Алька пропустила мимо ушей это странное замечание, желудок уже сводило от предвкушения скорой трапезы). Но кое-что у хорошей хозяйки завсегда найдется.
С этими словами старуха достала кусок вяленого мяса, головку сыра, замочила в глиняной мисочке сухари, насыпала в плошку каких-то ягод. Огромным ножом, с которым, скорее, на медведя идти, а не на кухне орудовать, быстро нарезала мяса и сыра.
Альку упрашивать не пришлось. Она всегда сидела на специальных диетах, которые вроде бы должны были облегчать ее состояние, но, скорее всего, ничем не помогали. Сейчас, когда ей осталось не так уже долго жить, можно было позволить себе все, что угодно, тем более, что желудок настоятельно требовал поскорее наполнить его. С непередаваемым удовольствием разжевывала она кусочки твердоватого мяса, заедала его сыром и мокрыми сухариками, и казалось, что в жизни она не ела ничего более вкусного. Старуха какое-то время глядела на девушку даже с каким-то умилением, а затем сказала, что пойдет топить баню и ушла. Вернулась, когда Алька уже заканчивала трапезу, поставила на стол кувшин с чистой родниковой водой и кружку, а сама села напротив, подперев кулачками лицо.
- Пей, тебе пить много надо, вода, она сама сильная и другим силу дает.
Алька никогда не пила много воды, ей было достаточно того, что приходится запивать лекарства. Но сейчас почувствовала самую настоящую жажду и с наслаждением выпила целую кружку.
- А вы почему не едите, бабушка?
- А я уже поела, утром, пока ты еще спала, девонька.
- Спасибо вам за все. Что бы я без вас делала...
- Потом отблагодаришь.
Ну, вот. Оказывается старушке простого "спасибо" мало. Интересно, чем она думает, Алька сможет ей помочь? Ладно, вот найдет ее мачеха, пусть она и благодарит. Много ли этой старухе надо? Рада будет любой копеечной мелочи. Ведь у нее, практически, нет ничего. Живет, как неизвестно в каком веке. Даже странно, что в наше время можно было оказаться так далеко от цивилизации.
"И, кстати, где же мы?" - подумать над этим важным вопросом Алька опять не успела.
- Как хоть зовут тебя, девонька? - спросила старуха.
- Меня? Алька.
- Алька... Алька... - старуха словно поперекатывала на языке имя, привыкая к звучанию. - Хорошо, пусть будет Алька.
Как будто бы, при желании, она могла дать ей другое имя.
- Полностью - Алевтина, но все называют меня Алькой. А вас как зовут, бабушка?
- Фрея.
- Красиво, - удивленно покачала головой девушка.
Такое имя скорей бы подошло средневековой красавице, а не древней старушке. Впрочем, когда-то, она, наверняка, была молодой и красивой, не сразу такой родилась, Бабой Ягой. Кстати, это имячко подошло бы ей гораздо больше, Алевтина даже не удивилась бы, если б она так назвалась. "Но мы не в сказке", - с некоторым сожалением подумала девушка.
- Теперь, Алевтина, жить будешь здесь, со мной. Будешь моей ученицей.
- Че-го?
- Травница я, знахарка. Буду тебя учить травы распознавать да по делу их использовать.
- Бабушка Фрея! Понимаете, это невозможно!
- Нет ничего невозможного в этом мире, девонька.
- Я не буду вашей ученицей! У меня есть семья! Меня ждут! Меня уже ищут!
В голове пронеслась мысль, что трудно назвать то, что у нее есть, семьей. И, может, вовсе никто ее не ждет и не ищет. Может, и правда, лучше было бы дожить последние месяцы, а может, даже недели или дни, у сумасшедшей старухи, чем в безразличных больничных стенах. Но нет, она не имеет права вешать груз ухода за умирающей на чужого человека.
- Я вызвала тебя, я ждала тебя под ливнем три дня, пока ты услышала мой зов. Теперь ты моя ученица и не можешь никуда уйти! - твердо произнесла старуха.
- Но... Вам не нужна такая ученица. Я обречена. Я больна неизлечимой болезнью. Мне осталось совсем немного, может быть, несколько месяцев, а, может, и дней...
- Да, ты была больна в своем мире, ты умирала. Но в этом мире у тебя другая судьба. Разве ты до сих пор не чувствуешь, что болезнь уже не властна над тобой? Разве не чувствуешь, как просыпаются и оживают твое тело, твой разум и твой дух? Разве жизнь не обрела новые краски?
Алька часто-часто заморгала, пытаясь переварить сказанное старухой. "В своем мире... В этом мире..." О чем это она? И что она сказала о болезни?
- Все твои недуги уходят, тают, словно дым, словно утренний туман в лучах восходящего солнца. Если бы ты вернулась домой, в свой мир, они вернулись бы и напали на тебя с новой силой. У тебя не осталось бы ни единого шанса. Но здесь они не могут существовать. Здесь силы постепенно вернутся к тебе, и ты станешь сильной и здоровой, как никогда прежде. Что ты выбираешь, Алевтина? Говори? Вернуть тебя умирать в твой прежний мир? Или ты станешь моей ученицей?
Альке показалось, что лицо старухи стало огромным и заняло все пространство. Она не могла поверить в то, что оказалась в другом мире. Но и сказать, что хочет вернуться, тоже не могла. Ей дают шанс изменить свою судьбу. Она не верила, что болезней уже нет, но... Может быть знахарка, действительно, сможет помочь ей травами, какими-то народными средствами, пусть даже не вылечить полностью, пусть даже просто продлить жизнь, улучшить, хоть на время, самочувствие. Плыть следует по течению, а не бороться с ним. А если травница сама настаивает, чтобы Алька оставалась с ней, то она согласится.
- Да. Да! Да! Я согласна! Я останусь у вас, Фрея! Я стану вашей ученицей! - выдохнула она.
- Вот и славненько, - старуха улыбнулась и Алька невольно отметила, что у нее все зубы целые, ровненькие и белые, словно у фотомодели. - Вот и славненько. А теперь в баню, потом поговорим.
Далее по графику была настоящая парилка, где Фрея раздела Альку и исправно отхлестала березовым веником, что-то приговаривая. Прислушиваться девушке было некогда, столько новых необычных ощущений, что голова кругом пошла. Ей стало почти плохо от жара, пара и непривычных травяных запахов, но старуха вылила сверху ведро холодной воды, так что дух захватило, зато сразу полегчало.
Так девушка из мегаполиса стала ученицей лесной знахарки. Иногда она ловила себя на мысли, что все происходящее не более, чем бред умирающей. Но то, что ее окружало, было таким реальным, предметы, природа, звуки, ощущения... Для выросшей в четырех стенах девочки, никогда не бывавшей в настоящем лесу, все казалось даже чересчур живым. Хотя некоторые несоответствия мозг подмечал. Как, например, белоснежная улыбка Фреи. Да и голос ее... Если не смотреть на старуху, то можно было подумать, что говорит молодая, знающая себе цену, женщина. Алька даже не выдержала и, хоть интересоваться возрастом женщины нетактично, спросила:
- Фрея, а сколько вам лет?
- А сколько тебе надо?
- В смысле?.. Извините, если обидела...
- Ты не можешь меня обидеть. Просто скажи, как ты меня видишь. На сколько лет я тебе кажусь?
Ну вот, и как теперь ответить, чтоб старуха не рассердилась? По внешнему виду Алька могла бы ей дать лет семьдесят, а то и восемьдесят, если бы не голос и целые белые зубы. Да и двигалась она порывисто, как молодая. А если прибавить сюда ровную спину и длинную шею с гордо посаженной головой... Алька растерялась. Если бы не морщины да не седые космы...
- Так сколько?
- Ну... Я думаю, что вам лет шестьдесят, может быть, шестьдесят пять, не больше...
Фрея засмеялась:
- Значит, так ты меня видишь. Что ж, как говорят, женщине столько лет, на сколько ее воспринимают окружающие. Ты видишь то, что ожидаешь увидеть. Кто может жить одиноко в дремучем лесу? Старая ведьма, не так ли? Старая ведьма из детских сказок, которые рассказывала тебе нянька. Возможно, однажды ты научишься видеть по-другому.
Алька так и не поняла, старше Фрея, чем она думала, или моложе.
- У меня никогда не было няньки, - ответила она.- Мы не так богато жили, чтоб нанимать няньку.
- Я совсем ничего не знаю о тебе, девочка. Расскажи мне.
- Мне почти не о чем рассказывать. Увы, автобиография очень короткая и неинтересная. Мои родители оказались в эпицентре взрыва на Чернобыльской АЭС и получили облучение. Мама сильно болела и умерла, едва произведя меня на белый свет, это случилось через десять лет после аварии. Отец умер, когда мне исполнилось 11. Я жила с мачехой и ее дочерью в большом кирпичном доме на девятом этаже.
- У вас был большой дом, - вставила старуха. - Можно сказать, настоящий огромный замок.
- Нет-нет, это был не наш дом. В нем жила, точнее, и сейчас живет масса народа. У нас была всего лишь трехкомнатная квартира, теперь она досталась мачехе с ее дочкой и, думаю, они счастливы, что я пропала.
- Должно быть, они плохие люди, - покачала головой Фрея.
- Вовсе нет. Мачеха заботилась обо мне, кормила и лечила более восьми лет после смерти отца, а с тринадцати лет я совсем не вставала с коляски, и я благодарна ей за это. Но не думаю, что она расстроилась, когда я исчезла, ведь я ей не родная. Я была для нее грузом, обязанностью, мне кажется, она даже обрадовалась, когда врач сообщила ей, что мне осталось не более двух-четырех месяцев. Я ей даже сочувствую: столько лет быть привязанной к инвалиду... Ну, что ж, она получила квартиру, и, думаю, это неплохая компенсация.
- Тебе не стоит печалиться о твоем доме. У тебя здесь есть, где жить. И ты здесь имеешь намного больше. Лес, степь, речка - все твое.
- Да, - улыбнулась Алька, - все мое.
- А скоро ты получишь еще больше. Я научу тебя разговаривать с каждой травинкой, ты узнаешь их лечебные свойства и волшебные качества. Думаю, в дальнейшем это очень тебе пригодится. Мы будем ходить с тобой в лес и в степь, много чудесных растений можно найти на лугах у реки. Но пока ты можешь учиться различать сухие травы по запаху, - старуха разложила на столе пучки.
- Фрея, когда мы встретились впервые у костра, вы говорили, что ждали меня три дня.
- Это правда.
- Откуда вы могли знать, что я появлюсь?
- Я отправила зов, ты должна была появиться.
- Именно я? Или это мог быть и другой человек?
- Нет, - старуха внимательно посмотрела в глаза Альки, - я звала именно тебя.
- Откуда вы могли знать обо мне?
- Я не знала, я чувствовала. Мне нужна была ученица и помощница.
- Но зачем вам именно я? Ученица и помощница должна быть здоровой и выносливой. А я слабая и немощная.
- Ты - слабая и немощная? - подняла глаза Фрея. - Ты еще не знаешь себя, деточка.
- Ну да, - Алька подняла вверх руки, разглядывая обтянутые кожей кости. - Бледная, как бледная поганка, тощая, как хворостинка, кривобокая да страшненькая.
- Страшненькая? - ухмыльнулась старуха. - Какой ты себя видишь, такая ты и есть. Видишь себя страшненькой, значит, страшненькая. Подходящая ученица для ведьмы, разве не так?
- Наверное, так, - согласилась Алька.
- А теперь закрой глаза и запоминай запах, - Фрея сунула под нос своей ученице пучок сильно пахнущей травы. - Полынь горькая, самая полезная из семейства полыней. С нее и начнем твое исцеление. Она и тело, и душу твою очистит от всякой скверны.
Алька кивнула, она и из "прошлой" жизни помнила, что этой травой изгоняют паразитов. Она, вообще-то, не думала, что у нее такие имеются, ведь с кошками-собаками контактировать не довелось, а деликатесами типа сырых молюсков или суши ее не баловали, но если Фрея считает нужным, можно и пролечиться.
- Хорошо, - кивнула она и решила проявить эрудицию: - А нужно настой делать или отвар?
- Ни то, ни другое. Настой и отвар тоже полезны. Чтоб толстому человеку лишнее сбросить, достаточно пару ложечек сушенной или свежей травы залить половиной кружки кипятка и пить, как настоится, по две ложечки трижды в день незадолго до еды. Оно тебе надобно? Тебе сбрасывать нечего, напротив, набирать нужно. А вот ради очищения если пить, то настой, да и отвар, почистят лишь твой живот. А всякая нечисть может жить и в крови, и в мозгах, да где-либо. Запоминай, чтоб волшебные соки полыни добрались до самых потаенных уголков твоего тела, следует в ступке сухую перемолоть и по маленькой ложечке принимать, запивая сырой водой. Через каждую пару часов, не считая сна, и так три дня. Затем еще четыре дня пить каждые четыре часа. И хватит. Травка чудная, да долго принимать ее нельзя, не более двух седмиц, затем две седмицы отдыхать и только после отдыха можно еще две пить, если надобно.
- Да? Интересно, - снова кивнула Алька. - Я где-то читала, что на основе полыни делают крепкий алкогольный напиток, абсент. Сейчас он в одних странах запрещен, а в других уменьшают концентрацию в нем полыни, потому что приготовленный по настоящему рецепту и употребленный в больших дозах, он может вызывать галлюцинации.
- А я о чем тебе? Говорю же, запоминай, сухого порошка - маленькую ложечку, настоя - две, и не больше. Иначе можно в другие миры попасть, а тебе нынче в нашем мире есть чем заняться, не так?
- Так, я запомню.
Алька уже знала, что маленькая ложечка для лекарств у старухи примерно равнялась нашей чайной, средняя - двум столовым, а кружка - двум стаканам, и могла ориентироваться и запоминать. А вдруг пригодится?
Фрея довольно хмыкнула и велела:
- А теперь ступай во двор и принеси мне веточку полыни горькой.
- Так на улице темно уже, ночь! - запротестовала Алька.
- Так я и говорю: по запаху найди! Да смотри, травы не сильно топчи. Около дома полыни полно. Да с корнем не тяни, одну веточку. А перед тем, как рвать будешь, к травке сердцем обернись, попроси ее: "Травушка-сестрица, позволь веточку твою сорвать, чтоб исцелиться". А коли не для себя собирать будешь, то так и говори: "Трава-сестрица, позволь веточек твоих сорвать немного, чтоб исцелить другого", тогда дух травы на тебя не обидится, а помогать будет.
Алька сумела отыскать горькую полынь по запаху и принести хозяйке небольшую веточку.
- Умница, - похвалила ее Фрея, протягивая ей другую засушенную травку. - А теперь эту нюхай.
Запах был похож, но тоньше и со слегка уловимым ароматом лимона.
Алька догадалась, что это полынь лимонная.
- Это тоже полынь, - подтвердила знахарка. Называют ее Божьим деревом. Как горькую попьешь седмицу, так станешь этой лечиться. Боги издавна варили из нее амброзию, волшебный напиток. Обессиленных, изнуренных болезнями он из гроба поднимает, силой и здоровьем тело наливает, радостью ум. Во многих бедах Божье дерево поможет. И при боли зубной, и при ломоте костей, и когда живот беспокоит. Порошком нарывы засыпают, свежую или распаренную прикладывают, если ушибся или ногу, например, свихнул, шибко помогает восстановиться. Даже при падучей болезни корень Божьего дерева применяют. Но и эту траву в больших количествах пить нельзя, ложечку-две выпьешь - лекарство, много выпьешь - яд!
- Я запомню, - Алька внюхивалась в сухую траву, пытаясь запомнить запах.
- А есть еще и такая полынь, что чернобыльником зовется...
- Родители мои родом из Чернобыля! Но там произошел взрыв, давно уже. Теперь это мертвый город...
- У нас тоже Взрыв был тридцать лет тому назад.
- У вас?! Тоже?! Расскажите!
Старуха пожевала губы, словно ей не очень хотелось говорить об этом:
- Многие миры меж собой связаны, а наши близко находятся, соседи. Такой взрыв, как тридцать лет назад, не мог не затронуть соседние миры.
- Так из-за нашего Чернобыля и вы пострадали! Или... Или из-за вашего взрыва...
Старуха не дала Альке додумать мысль.
- У нас здесь тоже все разворотило. В Зону тридцать лет никому доступа нет, что там деется - одни боги ведают. Похоже, что все там уничтожено. Вокруг все чернобылем поросло. Мы же в Призонье живем. Раньше здесь такие города были... Взрывом все, созданное человеческими и не... в общем, племенами, снесло с лица земли, словно и не было ничего. Кто находился в Зоне и поблизости - погибли, тех, кто подальше был, снесло за пределы Призонья.
- Значит, где-то недалеко есть люди?! - обрадовалась Алька.
- Есть. Из тех, кто пережил Взрыв, некоторые болели и умерли, но довольно много из них смогли выжить, а за тридцать лет и расплодиться в своем Внезонье. Что-что, а плодятся люди хорошо. Да так, что стали воевать друг с другом. Вместо того, чтоб объединяться в трудные времена, да вместе выживать, стали друг друга убивать.
- У нас тоже последнее время в стране стало неспокойно...
- А я о чем говорю, связаны наши миры.
- За что же люди у вас воюют?
- За земли, за близость к Призонью.
- Зачем им, разве места мало вокруг?
- Не мало, только чем дальше от Зоны, тем сложнее выжить, леса дремучие, пустыни безжизненные, звери дикие, болота гибельные. В памяти людской время до Взрыва осталось Золотым веком, города процветали, поля колосом тяжелым наливались, стада тучные паслись на лугах и в междугорьях. Думают они, что можно все возвратить, жмутся к Призонью, видят, что природа здесь буяет новой жизнью, и реки буйные, и зелень еще пышнее, чем раньше, и дикий зверь плодится, лишь от городов не осталось и следа. Рвутся изгнанные из рая назад, только не могут люди переступить Границу...
- Люди не могут переступить границу? Но как же вы здесь живете?!
- А разве я человек? Старуха, Травница, обитающая в лесу дремучем. Кем ты сама меня считаешь? Ведьмой?
Алька часто заморгала, не зная, что ответить. Было в лесной старухе что-то необычное, в травах она разбиралась прекрасно, но особых чудес не творила. Обычная, умудренная опытом, травница. Только почему она живет в Призонье, куда обычным людям нет хода? Или это все только фантазии одинокой старухи?
- А я кто?! - вопрос возник в голове и вырвался из горла одновременно. - Я ведь тоже здесь нахожусь!
- А ты, вообще-то, иномирянка, какой с тебя спрос.
И Алька снова не нашла, что ответить.
- Ладно, девонька, ложись-ка ты спать. Утро вечера мудренее.
Фрея постелила гостье в комнатке за занавеской, а когда девушка легла, села рядом и начала расчесывать ее волосы деревянным гребнем, приговаривая:
- Как колосок к колоску, так волосок к волоску,
как много в поле колосков, так много на голове волосков,
колос новой силой наливается, волос новой силой умывается.
Расти, коса. до пояса, расти, коса, ниже пояса,
густа, толста, красива,
наполняйся живой силой...
Старуха бормотала и бормотала, а Алька вначале слушала, да так и заснула под ее монотонное бормотание. Давно она не спала так спокойно и крепко, как в лесной избушке на набитом душистой травой тюфяке.