Аннотация: Рассказ участвовал в конкурсе ХиЖ-3, 9-й из 38 в группе.
Травинки замерли на фоне рассветного неба. Одна - изогнулась аркой, две другие - наискосок торчат вверх, расходясь стрелками. Похоже на памятник Звездным эскадрильям. Капли росы застыли на них крупной россыпью, загораясь алым.
Мишка фыркает на травяной памятник, сдувая капли: арка распрямляется. Роса оч-чень холодная: аж ребра сводит. Фыркая и вздрагивая, Мишка терпеливо считает до полусотни, втягивая живот, покрытый гусиной кожей. Потом переворачивается на спину и снова начинает считать. Главное - на сырой земле не переваляться. Иначе получится не закалка, а сопли на три дня, и еще от старосты - в лыч. Запрокинув голову, Мишка смотрит в глубокое-глубокое чистое небо. Заря разливается полнее. Алые краски меняются на золото. Солнце готово показать свой край из-за горизонта. Оно и показывает - ослепительный, плавящий кромку далекого леса ободок. Тысячи прозрачных бусин в траве мгновенно вспыхивают изнутри. Мишка даже сбивается со счета.
По темному после ночи куполу в зените невесомо плывут серебристые легкие точки. Мягко тают в синеве бледные инверсионные следы.
Так высоко! Мишка на минуту забывает обо всем, кроме этих стремительных крыльев, проплывающих там, в вышине.
С шумом приносится откуда-то сбоку Джар - Димкина немецкая овчарка. Молодой резвый пес вертится рядом, горячо дыша на Мишку, и лижет ему лицо своим длиннющим языком. "Джар, отвали!" - со смехом кричит Мишка, жмурясь и отбиваясь от настырного пса. Джар подпрыгивает, как на пружинах, и коротко, звонко лает.
Сейчас и хозяин пожалует.
Точно: Димон еще издали орет ехидно: "Джар, фу! Опять какую-то дрянь нашел!" Подбегает - килограмм обугленных костей в драных шортах, эфиоп недокормленный, - тычет в Мишку поцарапанной твердой пяткой. Мишка уворачивается, цепляя вражью щиколотку в захват. Димон ловко выдергивает ногу и начинает нарезать вокруг Мишки круги, - в точности, как и его дурной пес. Джар такого спокойно пережить не в силах и скачет за своим хозяином, как ненормальный. "У твоей собаки, - сообщает Мишка, - язык километровый. Смотри, наступишь". "Я на тебя сейчас наступлю, - горячится Димон. - Разлегся, блин! Мозговые пазухи простудишь: будет Марточка тебе сопельки вытирать, приговаривать "Мишенька, бедненький!.."
"Порву, как Тузик тряпку!" - свирепеет Мишка и вскакивает. Негодяй уже умчался, как скаковая лошадь. Конь педальный! Мишка срывается вдогонку. Джар с лаем выписывает зигзаги по полю, распугивая степных курочек.
Солнце, наконец, встало. Ветерок гонит по траве лоснящиеся волны. С пронзительным писком стрижи проносятся в небе над головою. Весело шумят ивы на берегу канала. Мишка сильно отстал. Стараясь не сбить дыхание, он с досадой думает: этот-то, конечно, бегать силен, ноги - как у страуса... Когда Мишка появился на краю глинистого обрыва, Димон уже скатился к воде.
На кривом изогнутом стволе старого дерева, нависшего над водою, уже сидел аборигеныш Обезьян. Завидев Димку с Мишкой, он проворно шлепнулся с дерева на землю, и радостно засеменил к ним. Мишка с Димоном его не гоняли. "Эй, обезьянец, - встретил его Димон, - как водичка?" Сморщив коричневое личико, малыш с восторгом показывает большой палец.
Пачкая лапы в глине, к ним сверзился Джар. Обезьян испуганно пискнул и юркнул за Димона. Пес недоуменно склонил голову и прислушался. Мишка прыснул. Джар проворно забежал Димке за спину: Обезьян стремглав бросился к Мишке и мигом вскарабкался ему на плечи. Тут и Димон покатился со смеху.
- Да ты не бойся, обезьянец. Он тебя не тронет, он же поиграть хочет, - объясняет Димон. Обезьян недоверчиво косится на собаку с Мишкиного плеча и с опаской качает головой: "Большой, черный, кусает". "Слезай, не укусит", - Мишка стаскивает его с плеч и опускает наземь. Обезьян тихонько поскуливает и в ужасе зажмуривает глазки. Джар обнюхивает этакое чудо, лижет пару раз - на пробу. Обезьян скукоживается, потом приоткрывает один глаз, смелеет, трогает собаку за мокрый нос. Джар вертит хвостом. "Подружились", - смеется Димон.
Через некоторое время они трое сидят на кривом стволе и, щурясь, глядят на искристую от солнца воду. Джар лениво валяется внизу, на берегу, покусывая в воздухе мух и щелкая зубами. "Давай, Обезьян, ты первый", - кивает Димон и для верности подпихивает того ногой под зад. Ухая, Обезьян летит, смешно растопырившись, словно коричневая лягушка, и с плеском ныряет. "А ты - второй", - решает Мишка и сталкивает Димку с дерева. С запоздалым воплем тот шлепается в воду. Мишка рыбкой ныряет следом.
Зеленоватая прохладная вода плотно охватывает со всех сторон. Мишка доныривает до дна: руки натыкаются на бьющие из-под низу ледяные роднички. Под обрывом, в пронизанной солнцем и поросшей изумрудным водяным мхом яме живет студень. Мишка проводит по нему ладонями: студень сразу щекотно наползает на руки. Девчонки здесь купаться боятся. Ну и зря: студень - безобидный, он только фильтрует воду.
Выскочив на поверхность, Мишка отфыркивается, жадно дышит, вымаргивает воду. Димон невдалеке плавает на спинке, как морская выдра, и разглядывает собственные пальцы ног, торчащие наружу. "Я думал, ты трусами за корягу зацепился", - с сожалением говорит он. "Ага, щас! - отвечает ему Мишка. - А где мелкий?" "Может, его сомяра утащил?" - предполагает Димон. "Да ну тебя! - отмахивается Мишка. - Эй, Обезьян! Ты где?"
Обезьян выныривает из-под берега, весь в тине, но страшно довольный. "Скользкорыба! - рассказывает он. - Глубоко нора. Не поймал!" "Ничего, скоро мы его возьмем за жабры", - мечтательно говорит Димон. Про большого налима пол-учебки знает. Но Мишка собственноручно обещался в лыч дать тому, кто на этого налима покусится. Они с Димоном и с Обезьяном открыли его две недели назад. Обезьян тогда перепугался до смерти. Думал, что за ним приплыл речной дух.
Выбравшись на берег, они первым делом обрызгали разомлевшего Джара, а когда тот подскочил, Димон, не цацкаясь, зашвырнул его в воду. "Чтоб не перегрелся", - пояснил он вдогонку. Пес, ошарашенный такой подлостью, прижал уши, проплыл, барахтаясь, немного вдоль берега, а потом вылез на сушу и устроил им душ по всей форме, отряхнувшись с головы до кончика хвоста. Тут все дружно сели на солнце досыхать.
Мухи сонно зудят в траве. Джар дрыхнет на солнцепеке, изредка поднимая то одну бровь, то другую. Мишка валяется рядом, гладит его блестящую черно-рыжую шерсть, горячую и жесткую. Обезьян возится неподалеку: выковыривает букашек из-под камня. Димон сидит, вытянув правую ногу и старательно отставив на ней большой палец. На палец уселась, треснув сетчатыми слюдяными крыльями, большая стрекоза-коромысло. Мишка жует травинку, ни о чем ни думает, наблюдая, как Димон, выпучив глаза, украдкой тянется к стрекозе, пытаясь ее поймать. Протрещав на прощание, радужная хищница снимается с пальца и уносится прочь. Мелькают тени стрижей. Они живут тут же, в норах на обрыве. Мишка опять смотрит в небо. На небе - ни облачка.
Высокий звон хрустально колеблет воздух. Джар открывает глаза и навостряет уши. Перепачканный Обезьян высовывает рожицу из-за камня. Мишка и Димка, не сговариваясь, вскакивают и смотрят друг на друга.
- Наши, - уверенно заявляет Димон. Как будто и так не ясно! Стратосферники и есть только в учебке.
- Барраж или посадка? - спрашивает Мишка и давится от смеха. Вопрос для лопушков зеленых. Он уворачивается от Димкиного подзатыльника.
Они бросаются с места, как антилопы, вспугнутые с водопоя, и штурмуют обрыв. Обезьян с причитаниями бросается следом. Приходится Мишке посадить его себе на шею. Пыхтя, он лезет по сыпучему склону. Джар уже носится поверху и отрывисто лает.
Над обрывом они оказываются потные, в песке. Ветерок ласково остужает разгоряченные лбы. В поле пробегают темные полосы - тени наклюнувшихся облачков. Над волнением трав тонко светится ажурный белый металл.
Димка протяжно, с переливами свистит. Заслышав этот свист, Джар пулей бросается вперед. Мишка ссаживает на землю тяжелого Обезьяна. С Димоном наперегонки они мчатся по полю, не чуя ног. Обезьян катится за ними по пятам, как шарик, стараясь не отстать.
Плетение металла - все ближе. Стратосферные птицы, изящно-стройные, припали к земле отдохнуть. Молчание линий устремлено в небо. Нагретый воздух, мерцая, струится вверх от плавных ребер каркаса.
Под крылом одной из птиц - две светлые фигурки. Одна - стоит руки-в-боки. Другая, тоненькая, заслоняется от солнца запястьем, а другой рукой прижимает к бедру "гермик" - летный шлем. Углепластиковая сетка блестит на рукавах. Джар уже скачет вокруг двоих, подлизываясь к Марте.
То, что это Марта, Мишке не надо было объяснять. Да он по звуку движков ее "Синицу" от других за сто километров отличит! А вот другой из двойки - Мишка даже медленней побежал с досады - был Славик Кемеров, вредный курс. Невезуха! Он-то думал, с ней летает Авдей, добряк Авдеев Борис, который зеленых гоняет только за дело. Потом вспомнил, что Авдей в ночь ушел застратосферным тандемом. Вот балда!
Они подлетают дружно, вытягиваются по стойке, выпаливают: кадет Бровцев... кадет Безбородов... разрешите помочь в послеполетном осмотре. Не по форме, конечно, да и какая тут форма - оба в песке, и в шортах на босу ногу. Славик щурится на них небрежно, цедит: "Вольно, балбесы!" Он оттягивает воротничок "лётки", который при нормальном тяготении чуть давит на шею. Тут подоспевает Обезьян и с визгом кидается к Марте. Он от нее без ума. Марта подсаживает его к себе на руки, щекочет ему коричневое пузико: Обезьян громко заливается от удовольствия и цепляется Марте за шею. Мишка завидует ему страшно. А казалось бы, чего особенного: худенькая девочка, едва заметные веснушки. Светлые волосы острижены коротко, чтобы не мешали под шлемом. Сейчас они чуть взмокли: жарко было выбираться из кабины. Еще у Марты вот такие глаза: непонятные, серо-зеленые, очень красивые. У кого еще такие, - больше ни у кого нет! Мишка натыкается на спокойный, грустный взгляд этих непонятных глаз, и столбенеет. Димон рядом молча злится. Оба делают вид, что ничего не происходит.
Они забираются в тень от Мартиного стратосферника. Славик расслабляет, наконец, воротник и валится в траву, бросив рядом шлем. Марта садится рядом, откидывается назад, встряхивает волосы, расправляя. Мишка украдкой косится на нее. Димон багровеет. Славик понимающе усмехается. Ему-то что: он старше их на два курса.
- Эй, мелкие, - он потягивается, - курить есть?
Димон зло огрызается:
- Не курим. И тебе не советуем.
- Поучи меня еще, секилявка, - почти добродушно начинает Славик. Марта осаживает его беззлобно:
- Слав, завянь.
- Ладно, живи, - снисходительно кивает Славик и кладет руку под голову.
Приходит Джар, шумно дыша, вывалив язык, как алое полотнище. Выбирает место, падает между Славкой и Мартой, сглатывает, дышит мельче и чаще. Марта мнет ему уши.
- Жа-арко тебе, Джарка...
Самое обидное - что они с Мартой одногодки, а налетанных часов у нее - в пять раз больше. Или даже в шесть. Их пускают только в тандемах, - а она уже летает в паре с ведомым, со старшими курсами, как своя. И навигационный имплантант у нее, - не боевой, конечно, но все равно...
- Как полет, курсанты? - насуплено спросил Мишка. Должен же он что-то сказать.
- Тяжело, - неожиданно призналась Марта, задумчиво гладя собаку. - Ночью вели "дальника" на Полуостров...
Она умолкла. Марта вообще молчунья.
- Откуда он взялся? - жадно спросил Димон. "Дальник" - это была новость!
- От верблюда! - мрачно отозвался Славик. - Попробуй, разбери, откуда. Покоцан, как не знаю что. Теплоотводка местами до каркаса выгорела. Черепаха, блин, без панциря.
- Слав, ну зачем ты так, - тихо сказала Марта. - Страшно ведь...
- И как это, - раздумчиво проговорил Славик, - из девок умудряются еще и экипажи набирать.
Руки у Марты дрогнули.
В ушах у Мишки зазвенело. Чувствуя, как кровь приливает к лицу, он сказал:
- Эй, курс, прибери язык! Только сначала извинись перед Мартой.
Сказал и сам ошалел. Славик, подняв брови, глядел на него, как на говорящий чемодан.
- Буреешь, зеленый? - с угрозой спросил он. - Мне встать, что ли?
- Можно и встать. Так даже лучше будет... извиняться, - сдавленно сказал Мишка. Марта сидела, поникшая. Джар преданно заглядывал ей в лицо.
- Ну, ты воще, - прорычал Славик.
Димон выдвинулся из-за Мишкиного плеча.
- Эй, курс, - презрительно заявил он, - получишь. Огребешь по самое не балуйся. Летать будешь только до сортира и обратно. И то - в тандеме.
- Ну, падлы!..
- Перестаньте вы! - прикрикнула на них Марта и посмотрела на всех блестящими глазами. - Ну перестаньте же...
Славик смутился:
- Март, - сказал он, - не обижайся, ладно? Это я не подумал...
Он просительно взял ее за руку. "Щас я ему врежу", - подумал Мишка.
- Отвали, - Марта отняла руку. - И начинай думать.
Она встала. Поглядела на Мишку с Димоном - и вдруг улыбнулась.
- Шухер, рыцари, - сказала она им. - Курсовой катит.
С низким звуком со стороны леса приближался дежурный экраноплан. А видно из него ой как хорошо!
- Опа, - переменился в лице Димон. - Спасайся, кто может!
Они рассыпались по полю за искристыми спинами птиц. Обезьян утонул в траве. Мишка упал ничком. Краем уха он слышал, как Димон шипит на Джара, прижимая его к земле: "Тише, балбесина!"
Свежий запах земли пронизал ноздри. Травинки качались перед глазами, сквозь них тепло просвечивало солнце. Когда экраноплан приблизился, по ним пробежала дрожь. Аппарат заглушил двигатели и сбросил потолок. Долетел невнятный, но зычный рев: "Приветствую, легкие крылья! С возвращением!" "Фу, ты, - с облегчением подумал Мишка. - Леонидыч! Хорошо, хоть не Колоб". Здоровяк Леонидыч был у всех любимый курсовой: строгий, но попусту доколупываться не станет. От него, конечно, тоже влетит - мало не покажется. Но Колобок - узкоглазый толстячок Василий Сергеевич, - еще и мозги все проест, про дисциплину и всякое такое.
Голос неприятно-отчетливо прозвучал прямо над ухом:
- Какие паразиты еще здесь были?
Мишка, обмирая, вжался в землю. Лучше бы, конечно, вообще сквозь нее провалиться.
Ботинки курсового раздвинули траву у Мишки перед носом. Поздняк метаться.
- Доброе утро, кадет, - ласково прозвучал бас курсового. Ничего хорошего этот тон не предвещал. - Какую дисциплину изучаем по-пластунски?
Мишке ничего не оставалось, как подняться, понуро отряхиваясь.
- Бро-овцев, - еще ласковей зазвучал Леонидыч. Мишка через силу поднял на него глаза. Лицо у Леонидыча было суровое, но прищур искристый - значит, не злится. Уже хорошо.
- Ну, так Бровцев. В каких науках преуспел?
- В социологии, Петр Леонидыч, - виновато протянул Мишка. Леонидыч сочувственно кивнул:
- Понимаю, понимаю. Будущему асу пилотажа социология нужна как воздух. Но предмет трудный! И ты один его изучал?
- Один, Петр Леонидыч, - соврал Мишка.
- Один, один... Иди сюда, мой хороший, - Петр Леонидыч присел, гладя помятого но приветливо виляющего хвостом Джара. Вслед за псом из травы восстал Димон и украдкой скорчил Мишке рожу.
- Двое-из-ларца, одинаковы с лица, - подытожил Леонидыч, глядя снизу вверх на повесивших носы кадетов. - Страсть к наукам мы вам поправим. Пойдете к старосте, выберете себе по три наряда работ, - какие больше нравятся. Я сегодня добрый. Так и скажите, - от меня, мол, подарок. Вместо завтрашнего вылета.
Сердце у Мишки упало. "Блин, - подумал он, - вот это попали".
- Петр Леонидыч, - вступилась Марта. - Ну, это уже совсем по-зверски. Они же не со зла, а исключительно от любви к летной технике.
Мишка с Димоном дружно покосились на нее. Глаза Марты смеялись. Славик рядом тоже ухмылялся.
- Знаем мы... из-за какой любви, - нахмурился было Леонидыч. - А, ладно, черт с вами! Чтобы сегодня до отбоя по три наряда каждый отбарабанил!
"Так точно, товарищ начальник курса!"- расцвели кадеты. Тут под ноги им выкатился Обезьян и чуть все не испортил.
- Фу ты, Господи! - в сердцах завопил Леонидыч. - Эт-то еще что такое?
Обезьян доверчиво посмотрел на Леонидыча и сунул палец в рот.
- Вот бес, - хмыкнул Леонидыч и подозрительно посмотрел на кадетов. - Получите вы у меня. Еще и этот тут с вами таскается... Ладно. Курсанты, марш со мной. А эти оболдуи пусть чешут пешком.
- Ну Петр Леонидыч! - хором заныли оболдуи.
- Бе-бе-бе, Петр Леонидыч, - передразнил их курсовой. - Сели вы мне на шею! Драть буду как сидоровых коз! Живо в машину!
На площадку экраноплана сквозь остекление фонаря лился мягкий свет. Они наперебой поздоровались с пилотом и разбежались по разным углам, уткнувшись в стекло. Мишка подсадил Обезьяна, чтобы тот все увидел. Обезьян восторженно вертел головой. Джар елозил под ногами. Машина легко добрала потолок и поплыла, набирая ход, на высоте шестиэтажного дома.
У кромки леса они высадили Обезьяна. Тот припустил в чащу, маленький, словно букашка. Чуть подальше, там, где начиналась дорога к учебке, Леонидыч ссадил и остальных незваных пассажиров. "Еще не хватало, чтобы вас, лентяев, у всех на глазах на транспорте катать. Засмеют!"
Туша экраноплана уплыла над верхушками деревьев. Стало тихо: шелестела листва, пели птицы. На дорогу ложились теплые пятна. Джар неторопливо трусил впереди. Мишка с Димоном шли и радовались:
- Блин, круто. Жаль, никому не расскажешь!
- Очень надо. Леонидыч - молодец!
- Ага, молодец, - по три наряда...
- А ты хотел, чтоб тебя еще и по головке погладили?..
- А ты видел, как она МНЕ улыбнулась?
Мишка возмущенно открыл рот.
- Что?! - выдохнул он. - ТЕБЕ улыбнулась?! Она МНЕ улыбнулась!
- Ага, размечтался! Нафиг ты ей нужен!
- Блин, получишь сейчас!
Они наскочили друг на друга: взъерошенные, красные, злые. Джар мгновенно оказался рядом, взрыкнул тревожно. Мальчишки молча разошлись в стороны.
Остаток дороги шли, не разговаривая.
В обед так и ходили - злые друг на друга, надувшиеся, как жабы: все над ними посмеивались. Поодиночке явились к старосте, честно получили на вечер по три наряда. Но после обеда была рукопашка: их поставили в спарринг. Тут уж волей-неволей пришлось столкнуться. "Убью, блин!" - подумал Мишка. Тренер два раза их разнимал, потом отвесил ума и тому, и другому. Так что тренировка завершилась без потерь. Зато бока они друг другу намяли!.. Димон ходил, скособочившись, шипел и кривился, потом хмуро кивнул Мишке: выйдем.
Они вышли на залитую солнцем спортплощадку.
- Мир, - мрачно предложил Димка и, не глядя, протянул, кулак.
- Мир, - мрачно отозвался Мишка.
Они ударили по кулакам.
- Фигня какая, - вздохнул Димон, - из-за девчонки ругаться. Мы кадеты или кто? Она, конечно, ничего...
- Красивая... - подтвердил Мишка.
- Ты бы на ней женился? - неожиданно спросил Димон.
- Да, - сознался Мишка.
- Я бы тоже...
Успокоенные, они разбежались по нарядам. Мишка взял косу и отправился за склады, истреблять крапиву. Крапива была злющая, коса - плохо отбита. Димона ждала грязная посуда на кухне. Потом вместе они драили полы в корпусах, и уже почти закончили...
Прискакал Семенов, щупленький кадет-первогодок.
- Мужики, бросай клюшки! - крикнул он. - Общее построение через пять минут!
"Ни-ф-фига себе!" - они, сломя голову, взлетели к себе. На плац выскакивали, застегиваясь на ходу, но успели. Уже почти стемнело. Мошкара роилась вокруг фонарей. Коробками стояли курсы, в две шеренги - кадеты. Все волновались: слышались шепот, покашливание, пока не дали команду на равнение. Мишка с Димоном вскочили в шеренгу и замерли.
Появился Леонидыч. Лица его было не разглядеть, - но голос показался Мишке странным: усталым, что ли.
- Вольно, - сказал Леонидыч негромко, - и всем доброго вечера. Не буду долго говорить. Сейчас из числа курсантов и кадетов будет выбрано три десятка для отправки на базу Полуостров. Тех, чьи фамилии назову, прошу выйти из строя.
Мишка ничего не понимал. Он переглянулся с Димоном: та же история. Полуостров - не место для мальчишек.
- ...Курсант Белов. Курсант Воронцова...
Мишку словно ударили: все поплыло перед глазами. Марта!
- ...Курсант Орехов. Курсант Подольцева...
Марту забирают на Полуостров. Значит - все? Как же так!
- Кадет Абузяров. Кадет Анненко...
Мишка замер.
- Кадет Бровцев...
Сердце подпрыгнуло, застучало. Рядом дернулся в отчаянии Димон. Шаг вперед. Кровь жарко ударила в виски. Мишка вышел из строя как во сне.
- Кадет Безбородов...
Звезды качнулись. Звезды... Димон на негнущихся ногах пришагал и стоит рядом. Спокойно, кадеты.
Короткая шеренга выстроилась посередине плаца под темным небом.
- Нале-ево! Шагом марш! Десять минут на сборы. Остальным - разойтись!
Десять минут - это даже много. Собирать - почти нечего. Со своими кадетскими ранцами они стояли посреди комнаты, как болваны. Ошарашенные пацаны толкались в коридоре. Мелькали недоуменные лица. Даже попрощаться некогда было.
Спустились. Ярко били в глаза прожекторы экраноплана. На площадке машины было тесно. Мишка с Димоном отыскали Марту и, не сговариваясь, сели от нее по обе стороны. Она притихла между ними безмолвно.
Всю дорогу от лагеря до летного поля молчали.
На летном поле струились горячим сиянием огни. Из паутинных ангаров одна за другой появлялись на свободу острокрылые птицы и застывали в ожидании.
В темноте новичков встретил незнакомый инструктор и повел облачаться в "летку". Леонидыч неслышно шагал рядом. Недолго разбирались с размерами, проверяли, подгоняли. Инструктор принялся называть очередь вылетов:
- Воронцова, Козинцев.
Марта вздрогнула. Они с Мишкой и Димкой так и стояли рядом.
- Козинцев, - сказала она ровно. - Я веду.
- Есть, пилот, - отозвался курсант Козинцев.
Марта, не оглядываясь, ушла к своей машине.
Фамилии еще не закончили звучать, а воздух уже наполнился звоном. Мишке хотелось только одного: услышать свое имя, сесть в кабину и...
Грохот расколол ночное небо. Люди присели от такого грохота.
"Вы что творите?" - заорал вдруг Леонидыч на инструктора. Голос его тонул в тяжелом гуле.
Земля завибрировала. Во тьме наверху набухло фиолетовое свечение. Его факел прорвало вдруг наружу: остро сверкнуло, ударив по глазам. Ночь на мгновение превратилась в негатив.
"Дальник! Это дальник! - кричал инструктор. - Уводи...детей!"
По верхушкам деревьев, нарастая, прошелся электрический ветер. Лиловые нити, трепеща, сшили землю и небо. Зашевелились волосы на головах. Мишка разинул рот - было больно ушам.
Сквозь пульсацию воздуха стал различим высокий голос стартующей птицы. Марта. Марта взлетает!
Нагнувшись, Мишка петлями рванулся к ближайшей машине. Леонидыч успел его перехватить: "Куда?! Куда?!"... Мишка вырвался, Леонидыч свалил его с ног, больно взял в захват. "Пусти!" - извиваясь, орал Мишка, слезы текли по лицу, откуда-то сбоку выскочил Димон, страшный, как мертвец, в синем трепетании вспышек. Он молча вцепился Леонидычу в руку: тот скрутил их обоих, придавил к земле, не давая вырваться. "Щенки! - хрипел Леонидыч задыхаясь. - Куда, е..ный в рот!"
Силуэт птицы, облитый тонким сиянием, почти отвесно ушел вверх, стремительно уменьшаясь. Потом сразу раскатисто ударило: Марта перешла звуковой барьер. Мишка трясся, уткнувшись в землю. Он даже слишком хорошо представлял, что Марта задумала. "Дальник" - дальний истребитель, полтысячи тонн в броне, неуправляемо рушится сейчас на планету, метя прямо сюда. Его сверхсильные движки рвут на части поле тяготения - оттого такой фейерверк. А Марта хочет своими маломощными движками сбить ему вектор, или даже сделать противовектор - чтобы он свернул, упал на полигон за лесом, или вообще - замедлить и посадить. Все равно, что пулю ловить рукой. Даже если успеют те, что взлетели за Мартой, все равно...
Разом вырубились все огни. Свалилась кромешная тьма. Мишка таращил глаза и думал, что оглох, - но это просто гул умолк. Ветер тихо задувал в уши. Леонидыч сипло, с надрывом дышал рядом. Мишка вдруг противно, кожей ощутил, как напряглось окружающее в плохом предчувствии...
Два удара почти слились в один. Они были настолько сильны, что у Мишки в голове помутилось. Почва вздыбилась, накренилась и заходила тошнотворными волнами. За лесом, четко выхватывая его зубчатый край, сверкнул огонь.
Мишка, наконец, высвободился от Леонидыча и порывался встать. Но дрожь земли не унималась. Обессиленный, он снова упал...
очнулся. За дальним лесом занималось пожарище. Его тусклое зарево колыхалось в небе. Мишка огляделся и понял, что рядом - никого из пацанов, зато кругом полно сосредоточенных взрослых людей в форме и без, которые ныряют и выныривают из темноты. Слабо после небесной цветомузыки посвечивали фонари на ангарах. В их свет вплывали ночные насекомые. Один за другим снялись и ушли в сторону пожара два экраноплана, шаря понизу белыми пальцами прожекторов. Откуда-то из-за ангаров выползли в поле плоские пожарные танки на воздушной подушке. Люди торопливо перекликались. Димон неожиданно возник рядом, взял за плечо: "Миха! Миха, ты как?" "Хорош меня тормошить", - тупо ответил Мишка. "Пошли резче!" - крикнул Димон. Они нырнули между ангаров, запетляли между танков, мерно урчащих движками, и выскочили у крайней левой машины. Из люка высунулся водила в жукоглазом шлеме с непрозрачными щитками. "Эй, чиф! - крикнул ему Димка сквозь шум моторов. - Двоих на броню возьмешь?" Турбины завизжали, набирая обороты. Водила все-таки показал "добро": кадеты метнулись на бока танка, забились в ячейки, вцепившись в скобы, и плотно прикрыли крышки. Машина тронулась и все быстрее пошла к лесу.
Когда вломились в чащу, Мишка прикрыл глаза. Скорей бы... Пламя трещало совсем рядом, по верхушкам. Танки ворочались, прокладывая заградполосу, чтобы отсечь огонь. В ячейке стало жарко, Мишку мотало немилосердно, но он - терпел...
На открытом месте танк притормозил, с шипением отошли двери ячеек. Кадеты спрыгнули: пепел взлетел из-под ног. Воздух полнился гарью. Багровело в полнеба. Земля изрыта была чудовищно: взодрана кольцевыми пластами, словно волнами. От них местами подымался пар. Мишка с Димкой стали пробираться по ним туда, где неподвижно висел экраноплан над остатками разбившейся птицы.
Увидев то, что случилось с птицей, Мишка остолбенел. Бесформенное сплетение металла, вокруг - разбросаны обломки... Мишка, не веря, пошарил глазами. Главное - только бы уцелел амортизационный кокон. Только бы уцелел!
Димон потянул его за рукав. Как во сне, Мишка проталкивался за ним сквозь людей, обступивших кокон. Спасатели выпеленывали из кокона Марту. Живую Марту.
Слабость навалилась на Мишку. Хотелось упасть и заснуть.
Марта в полубеспамятстве цеплялась за руки бережно держащих ее людей. Голова ее вяло моталась. Марту осторожно поместили на носилки. Медики стали готовить транспорт. Марта очнулась, сказала что-то, ее перебили: "Не говори, девочка. Нельзя!" "Пилот..." "Что?" "Пилот... жив?" "Да что ему сделается. Он в коконе. Успокойся".
Мишка протиснулся к ней, не обращая ни на кого внимание, и взял за руку:
- Март, - позвал он с тоской, - Март!..
Уже не слышит. Их с Димоном мягко, но без лишних церемоний оттеснили в сторону. Марту погрузили в транспорт. Медмодуль выстрелил в небо и заторопился прочь, сверкая маячками. Скоро не осталось ничего, кроме этих маячков. Они удалялись и расплывались радужно, расплывались...
- И вы здесь, засранцы, - тяжелая рука легла Мишке на плечи. - Пойдем, парни. Надо отдыхать.
Леонидыч вел их и плакал, не стесняясь.
Никто так и не уснул. В ангаре, под тусклыми лампами, они сгрудились вместе, старшие и младшие. Димка и Мишка сидели, безучастно привалившись друг к другу. Димка на коленке держал ошейник. Джар остался в учебке.
Курс Никитин достал бутылку водки.
- На выпуск берег, - объяснил он. Спиртное у пилотов было табу.
Обрывки разговоров долетали невнятно. О том, что пилот "дальника" был неживой и уже давно. Его убило в коконе противокомпенсацией. Перед смертью он пытался убрать тягу, но не успел... "Дальник" на такой скорости врылся в землю на весь корпус. К нему не подпускают: сильно светит в рентгене.
Кто-то сказал:
- Помянем.
Свинтили колпачок, глотали из горлышка. Водка с трудом лезла в горло. Мишка упрямо глотал, не морщась. Потом сказали:
- Ну, девчонка у вас! Я бы с ней полетел. Выпьем, пилоты. Такой - нужно жить.
После первых глотков дело пошло легче. В голове зашаталось, поплыло: нужно жить, нужно жить...