- Так ты что жа не слышишь разве? Волки песню тянут. Их хозяйка зимы собрала, согнала в кружок на дальней поляне, ну той, где мы ягоду берём летом, и заставляет теперича песни петь. Они воют, а она слушает. И если люба ей волчья песня, то она их на след наводит, зверья какого или путников. Так Ярко днём рассказывал.
- Ну рассказывал твой Ярко. Ну воют. А ты то чего зайцем вся колотишься?
Ладушка стояла коленками на лавке, локотками на столе, и упирала кулачки в подбородок. Приблизив лицо к самой лучине, она смотрела на слабо трепыхающееся пламя и ей казалось, что чем ближе она к этому маленькому огоньку, тем дальше от неё страшные серые разбойники.
Ладушкина тень падала прямо на дедово плетение, но деду это нисколько не мешало. Слабое зрение Ладиного деда компенсировалось каким-то непонятным чутьём и умением не глядя делать самую кропотливую и тонкую работу. Даже лапти он плёл не так, как все, а как-то по особенному, лучше и крепче.
- Ты, глупая, не трясись по чём зря.
- Так как же не пужаться то, деда? Как подумаю, что они тама сидят хвосты поджав, так и мурашки по коже пробегают.
- Во-во, там оне сидят, а ты здесь то. Чего зря саму себя пугать?
- Ну то так. А всё равно страшно. Почему деда?
Старые, но на удивление гибкие пальцы замерли на мгновение, словно прислушиваясь к чему-то и снова принялись за свою неспешную работу.
- Страшно тому, кто боится, ЛадОшка ты моя ладная. А боишься ты потому что нравится тебе бояться. Забава у вас с Яркой такая. Напужаете друг друга до побеления и сидите потом с глазами с твою плошку у каждого. Шорохи ловите. Я не боюсь вот, и не страшно мне.
И охотнику в лесу не страшно. Охотник знает, что из-за деревьев может появиться и знает, что всегда под смертию ходит. Но не боится. А коли бояться начнёт, то страх его и загубит. Страх его в лапы к медведю-шатуну и бросит. Либо лешим запутает-заморочит. Не леший заморочит, чуешь, пигалица, а страх этим лешим, как куклой будет баловать и заморочит.
- Так что ж, выходит, сильнее страха и нету никого?
- Как же нету? Есть, конечно. Я же тебе о том и толкую, умница моя. Человек сильнее страха... Человек... Не бойся, Ладушка, по чём зря, и страх тебя сам забоится. Забоится и мукой белой рассыплется, развеется. Мукой белой развеется, да эхом под мостом растает. Так то.
- А я, дедка, уже и не боюсь совсем.
- Ну вот и ладно. Ну вот и добре, Ладушка моя, уточка. Вот и добре...