Говорят, что временами память человеческая горше самого страшного наказания. Она может стать и судьей, и обвинителем, и палачом в едином лице, пагубно влияя на наши дух и тело. Не сведущий в тонком искусстве врачевания сразу и не сообразит, с чем столкнулся у постели неизлечимо больного. Точно такая история произошла с моей пациенткой, тридцатисемилетней Эммой, чье невероятное исцеление до сих пор ставит в тупик светила науки и медицины.

Преуспевающая бизнес-леди, Эмма Вергислих шла по жизни легкой походкой, оставляя за собой массу хороших воспоминаний. У нее практически не было врагов, только друзья, товарищи и хорошие знакомые. Ее мягкая, добрая улыбка и открытый взгляд золотисто-ореховых глаз располагали к себе моментально, не оставляя и шанса для недовольства. Всего, что числилось в ее собственности, женщина добилась честным трудом и личным упорством. Удивительно, скажете вы, но в ее делах не находилось места для интриг, подлогов и обманов. Ее ценили партнеры и заказчики, боготворили сотрудники, уважали конкуренты...

Семейная жизнь Эммы также сложилась на редкость удачно. Любящий муж-немец, с которым они шли рука об руку вот уже двенадцать лет, мирные отношения с родственниками по обеим сторонам света, умница-дочка. Несмотря на занятость в бизнесе, Эмма с супругом всегда находили время для самых близких. Бесценное качество, утерянное многими семьями в современном ритме жизни.

Многочисленные друзья и приятели, родственники, одноклассники дочери, давние партнеры - попасть в гости к Эмме стремилось множество людей. Говорили, что в деревянном коттедже на краю города, где обосновалась семья Вергислих, царят изумительные по своей глубине уют и покой. Для каждого пришедшего Эмма находила слова поддержки или утешения, давала нужный совет или просто вселяла надежду. Не жизнь, а сказка...

Первым неладное заметил личный помощник Эммы. Молодой человек обескураженно наблюдал, как доселе уравновешенная и жизнерадостная женщина за считанные часы превратилась в стервозную мегеру, хамящую клиентам и раздающую необоснованные "затрещины" сотрудникам. Впрочем, сие списали на трудности с женским здоровьем и отнеслись с пониманием.

Следующим, кто отметил необычное поведение мадам Вергислих, стал её фитнес-тренер. Мужчину поразила ошеломляющая слабость, накатившая единым мигом на полную сил даму, сразу же превратив ее в ноющую медузу. Затем досталось партнерам, опрометчиво решившим заскочить на обед в офис к Эмме. Вечером - дочке, попросившейся в научную экспедицию к горам. Ночью - мужу, вздумавшему было приласкать благоверную...

Когда окружающие заподозрили в стремительном ухудшении характера и самочувствия Эммы признаки некой болезни, время было безвозвратно упущено. За какую-то неделю яркая, светящаяся от любви к жизни женщина превратилась в бледную тень себя самой, снедаемую головными болями, слабостью, тошнотой, кошмарами и прочими неприятными симптомами. Господин Вергислих приглашал врачей всевозможного профиля, от простых терапевтов до именитых психиатров, но ни один так и не смог поставить внятный диагноз его жене. Эмма таяла на глазах, теряя не столько силы, сколько волю и желание жить.

В конце концов, отчаявшийся супруг, перебрав лучших специалистов от традиционной медицины, с горя обратился к оккультистам и пригласил домой сразу нескольких представителей сего направления. Среди них оказался и один пожилой китаец, который, едва взглянув на больную, скромно присел в уголке гостиной с чашкой зеленого чая. Заговорил он сразу же, как только за последним из его опростоволосившихся коллег закрылась дверь. Впрочем, речь старика была коротка:

- Отвезите жену в Киву-ченг. Если не помогут там, значит, не помогут больше нигде.

После этого китаец церемонно поклонился и вышел, оставив обнадеженного главу семейства выяснять детали маршрута до названного места. Полученная к концу дня информация подробностями не баловала. Киву-ченг оказался небольшим китайским городком, стоящим на берегу безымянной реки у самой границы с Монголией. Население смешанное, основное занятие аборигенов - скотоводство и рыбный промысел. Раньше здесь селились последователи какого-то древнего языческого культа, однако теперь об их существовании ничего не известно. Никаких упоминаний о знахарях, целителях, экстрасенсах и прочих чудесах этого города мужу Эммы обнаружить не удалось. Но...другого варианта спасти женщину по-прежнему не находилось.

Истощенную и безразличную ко всему Эмму доставили к воротам Киву-ченга через тридцать семь часов. Именно столько времени заняли два чартерных перелета и автомобильное путешествие по тряскому бездорожью. Киву-ченг встретил приезжих неласково: древние, почерневшие от времени и влаги камни высокой стены загораживали внутреннее устройство города от любопытных взоров. Нашлись здесь и ворота с хмуро глядящим исподлобья привратником в подобии бронежилета поверх расшитого бисером халата с меховым воротником.

- Чего надо? - привратник, сдвинув брови, лениво наклонился к окошку с водительской стороны авто.

- Простите? - господин Вергислих перегнулся через шофера, непонимающе глядя на аборигена.

- Чего надо, говорю? - английский язык привратника оставлял желать лучшего, однако смысл все же был понятен. Впускать приезжих без ответов мужчина явно не собирался.

- Жену на лечение привез. - Вергислих решил не ломать комедию и дать неучтивому сторожу требуемый ответ. Эмма, мучимая непрекращающимися болями, тихонько застонала на заднем сидении, взволновав и без того нервного мужа. Обеспокоенно глянув на женщину, Вергислих раздраженно зашипел на чутко прислушивающегося привратника. - Уважаемый, открывайте ворота скорее! У нас нет времени препираться с вами, ей и так плохо!

- Опять Касым, небось, рассказал! - сплюнул привратник, отодвигаясь от машины. Медленно, несколько вальяжно подошел к воротам, приоткрыл их, зычно крикнул кому-то по ту сторону стены. - Фарид, Азат, тархе`тшон! Женщину свою заберете утром восьмого дня.

- Погодите... - Последняя фраза привратника явно предназначалась американцам. Господин Вергислих неверяще смотрел на подскочивших к автомобилю двух дюжих парней с носилками. - Я что, должен ее оставить одну в таком состоянии непонятно где и с кем?

- Жену любишь? - грубо рыкнул один из местных, сжимающий носилки. - Живой увидеть еще хочешь? Тогда кончай блажить и помогай. Больную вылечат монахи, вам в город нельзя. Таков закон.

Вергислих растерянно посмотрел на шофера, как будто ожидая от него подсказку. Мужчина тяжело вздохнул, ответил пассажиру кивков и полез назад, отстегивать ремни, которыми прикрутили женщину в аэропорту, чтобы та не скатилась на пол по дороге. Через двадцать минут все было кончено. Два непонятно одетых парня - то ли в монгольских, то ли в китайских национальных костюмах, Вергислих не разбирался, - подхватили носилки с поскуливающей от боли Эммой и скрылись за воротами. Привратник еще раз напомнил про восьмой день и также исчез внутри стен. Старенький автомобиль чихнул, подняв вокруг себя облака желтой едкой пыли, и покатил в сторону ближайшего поселения, где мужу Эммы предстояло провести долгую, томительную неделю в ожидании. То, что происходило в это время за стенами Киву-ченга, я могу поведать только со слов самой Эммы. Дабы не потерять ни грамма истины, привожу текст из ее дневника, по завещанию госпожи Вергислих доверенного мне после ее смерти.

***

"Кто-то сказал, что человек может привыкнуть ко всему, в том числе и к боли. Дурак. К боли привыкнуть невозможно. Она выламывает мое тело изнутри, дробя каждую косточку, разрывая на части каждую мышцу. Постоянно, двадцать четыре часа в сутки, меня изматывает непрекращающаяся пытка. Врачи, которых вызывает Петер, только усугубляют дело. Их сухие вопросы, холодные пальцы, всевозможные лекарства не помогают ни на гран. Я посылаю их к черту, но Петер приводит новых и новых...Этому нет конца.

Кем только они меня не называли, боги! И истеричкой, и неврастеником, и наркоманкой. Даже порчу приписали! Откуда что взялось? Я и сама не знаю. Вернее, нет, не так. Я - знаю. Знаю, с чего все началось, но не представляю, как это прекратить. Что мне стоило не читать то письмо, а? Ох, глупая, глупая Эмма!

Я пришла в сознание уже на границе между Монголией и Китаем, в богами забытом городе. Дорогу, равно как и тот момент, когда меня увезли из дома, не помню. Очнувшись, обнаружила, что лежу в комнатушке три на четыре метра, одна. Стены затянуты серыми шкурами, пол застелен ими же, окно распахнуто настежь. Пахнет кострами и...рекой. Чудный запах, особенно приятный после больничных ароматов, которые наполняли нашу с Петером спальню неделю до отъезда.

Самое удивительное, в этой довольно-таки убогой и далекой от стерильности обстановке я почти что не чувствовала боли. Невероятно, но я смогла после недолгих усилий самостоятельно подняться с импровизированной постели и выйти на крыльцо!

Киву-ченг в сумерках показался мне типичным мелким поселением. Обычный городок, каких тысячи в Азии. Бедняки живут в тонкостенных домишках, покрытых снаружи глиной для прочности и увешанных шкурами изнутри. Люди побогаче - в каменных аккуратных домах, преимущественно одноэтажных, с добротным забором вокруг небольшого участка земли. Самые состоятельные, коих на все поселение семьи три от силы - в деревянных особняках-коттеджах. Дерево в степях стоит дорого, его сплавляют по руслам рек или же привозят на заказ, в отличие от камня, добыть который все-таки не так сложно в близлежащих горах.

Хитро изогнутые силуэты крыш, тканые ковры с этническим узором у торговки напротив, блеяние овец, приглушенное расстоянием, расшитые цветными камнями и бисером "халаты" с меховым подбоем на прогуливающихся мимо мужчинах...Причудливая вязь традиции и современности, на которую несмываемым отпечатком легло смешение двух народов. Само название города просто кричит об этом. Ки-ву-ченг. В несколько извращенной форме еще можно узнать китайские корни. Город семи туманов. Красиво название, поэтичное.

Я просидела на крыльце домика (к слову, он оказался каменным) до самой темноты. Как только небесный купол залило чернильной темнотой, стало очевидным, в честь чего городок носит свое имя. Туман...Густой, непролазный, клубящийся, он наползал со стороны востока, где текла река, по самые верхушки крыш скрывая дома. Жуткое и завораживающее зрелище.

Именно в этот момент на пороге дома показался его хозяин. Вернее, хозяйка. Молчаливая сухонькая старушка с острым взглядом раскосых глаз. Она проскользнула мимо меня в домик, вернулась, накрыла мои плечи тонко выделанной шкурой с пушистым капюшоном, вручила мне кувшин с горьковатым теплым молоком и...вытолкала за изгородь. Там меня подхватил под руку не менее молчаливый старик, быстрым шагом провел через весь городок. Все окна оказались закрыты тяжелыми щитами, изрезанными каким-то закорючками. Неожиданно...Обычно в этих краях не используют такое... Издержки старых поверий?

Пока я предавалась размышлениям, старик дотащил меня до восточного края города. Здесь ощутимо тянуло прохладой с реки, улицы наполовину скрывало туманом. Проводник отобрал у меня кувшин с козьим молоком, размахнулся и выплеснул жидкость прямо в окружающую нас белесую завесу. Поклонился трижды, резко рванул меня за руку, кольнул чем-то непонятным в кончик пальца, выдавив каплю крови. И ушел. Просто развернулся и ушел, оставив меня в промозглом облаке тумана посреди абсолютно чужого, дикого в своей отсталости города!

Уголь

Туман сгустился до невероятной плотности. Я вытянула руку и не смогла разглядеть кончиков пальцев. Было зябко, влажно, немного жутко. Я злилась. Не люблю неопределенность. Наверное, именно от злости на ситуацию и свою наивную доверчивость я пошла вперед в этом молочном мареве. Куда-то точно выйду. Пусть и к реке.

Постепенно туман редел. Я смогла различить нечеткие силуэты домов, прибавила шаг, спеша выйти к людям и потребовать объяснений. Еще рывок...

Я очутилась на площади. Круглой площади с аркой-входом на вбитых в землю, полированных столбах. От краев круга отходили в молочную пелену семь мостов, украшенных резными драконьими головами. Из-за тумана доносилось монотонное многоголосое пение, где-то смеялись женщины, слышались щелчки кнута, плач ребенка. Все это было далеко, за туманной стеной. На странной площади я стола одна.

Вдруг раздался гулкий удар колокола. Я вздрогнула. Не было и намека на ветер! Колокол, висящий на верхней дуге арки, раскачивался сам по себе. В ту же секунду, как звук стих, над одним из мостов как будто пронесся вихрь, разметав туман. Словно дорогу расчистили. Делать нечего, не всю же ночь так стоять. И я пошла по черным дощечкам моста, драконы на котором (оказывается, их было несколько) рыдали жемчужными слезинками.

- Добро пожаловать в земли Черного Тумана, - раздалось за моей спиной, как только я сошла с деревяшек моста. Я обернулась - путь назад попросту не существовал! Был просто мост, деревянный, изящный мост через широкую реку, на другом конце которого был сад! Никакой площади с аркой, никакого города... Только мост, цветущий сад и дряхлое нечто, замотанное по самые глаза в меховую накидку вроде моей.

- Иди за мной, дитя. У тебя всего день, чтобы отдать мне предназначенное.

Миг - и все вокруг окрасилось черным. Угольно-темное марево затопило воздух, скрыв от меня улицы и улочки загадочного города, утаив от меня все посторонние звуки, кроме голоса моего проводника. Тот неспешной походкой семенил к покосившейся лачуге из соломы и глины, стоящей в центре каких-то холмов. Я присмотрелась внимательнее, напрягая зрение. Холмы оказались...могилами.

- Я смотритель этого города, дитя. Уважь старика, помоги с работой, - прокаркал единственный здесь живой человек, помимо меня, замерев на пороге своего дома.

Я пожала плечами и двинулась следом. Как говорится, если вас съели...Вдруг мне вообще все снится, а туман Киву-ченга является некоей наркотической субстанцией? Я же заметила, что он отличается от естественного! Может, местные траву какую на берегу реки жгут, а я надышалась, вот и мерещится?

Старик довольно кивнул, выудил из-за порога ржавую лейку и по-молодецки легко швырнул ее мне. Поймала скорее от неожиданности и чуть не выронила - садовая посудина оказалась доверху полной!

- Надо бы полить цветы. Души умерших любят их аромат.

Черная пелена расступилась, открыв извилистую тропку, обегающую, наверное, каждый могильный холмик. Благодаря пробившимся сквозь туман лунным пятнам я сумела рассмотреть их верхушки, увенчанные сухими ломкими веточками какого-то кустарника. Может, старик сошел с ума? Я полезла вверх по тропке, волоча с собой тяжеленную лейку.

Наверное, прошло не меньше четырех часов, когда я закончила бессмысленное орошение сухостоя на давным-давно оплывших могилах неизвестных мне людей. За все время мне ни разу не пришлось наполнять лейку. Вода в ней попросту не кончалась, пока я не покинула пределов кладбища. Сейчас на донышке древней посудины плескалось немного воды. Я растерянно смотрела на старика, который к моему возвращению снял бинты и повязки с лица. Он казался мне смутно знакомым. Будто бы я видела его когда-то давно, в детстве, но время стерло резкость картинки.

- Благодарю тебя, дитя. - голос старика стал заметно сильнее и глубже, нежели в первый момент нашей встречи. - Вижу, осталось немного и для последнего куста.

Он поманил меня за собой в дом, оказавшийся изнутри гораздо больше и уютнее, чем виделось с улицы. В центре просторной комнаты горбился небольшой холмик с высохшим скелетиком цветочного куста.

- Ты же ради неё пришла ко мне. - Старый смотритель был уверен в своих словах. - Давненько никто не заходил к Черному туману.

Я открыла рот, чтобы объяснить, что сюда меня занесло случайно, просто черный мост был единственным, который был виден. Что идея ехать за лечением в Киву-ченг, наверное, была глупой, я сама скоро умру, а происходящего всего лишь дурной сон...

- Сильна твоя боль, дитя. - старик положил свою ладонь поверх моей, сжимающей злополучную лейку. - Оставь ее здесь. Ни к чему живым терзаться воспоминаниями о мертвых.

С первой каплей воды, упавшей на могилку, в комнату пробрался туман. Черный, непроглядный, он свивался клубком над холмиком, пульсируя и извиваясь, чтобы через секунду осветиться изнутри мягким жемчужным светом, в котором я с трепетом и вновь сжавшей сердце болью разглядела тонкую человеческую фигурку...

Охра

В самый разгар праздника, который дипломированные бакалавры отмечали в загородном доме, мне позвонили из больницы, где лежала бабушка. Пожилая женщина, знавшая все мои секреты, мечты, горести и желания... Ближе нее у меня никого не было. Брат специально настроил в ее палате трансляцию из актового зала колледжа, чтобы бабушка смогла увидеть такое важное для меня событие. Говорили, что она ушла сразу после церемонии вручения дипломов. Тихо, спокойно, с улыбкой на исхудавшем лице. Я так и не смогла смириться с тем, что не успела попрощаться, что она не дождалась меня. А потому просто забыла все, связанное с похоронами и последними месяцами ее жизни. Так казалось...правильнее.

Увидев ее в той комнате, полной черного то ли дыма, то ли тумана, я, наконец, отпустила застарелую обиду и боль. Вместе с водой, плещущей потоком на могилу, прорвались годами сдерживаемые слезы, неизменно приходившие в этот летний день вместе с письмом от родителей. Письма я выбрасывала. Слезы загоняла внутрь, забивая печаль тысячами дел. Что заставило меня прочесть письмо в этот раз? И не понять.

Призрак еще долго висел перед моим лицом, глядя так привычно-понимающе, что сердце щемило. Я говорила, размазывая слезы по щекам, говорила, говорила...Захлебываясь словами, рассказывала ей о своей жизни, о том, чего добилась, о том, как мне было плохо, когда она ушла, не дождавшись меня...

Старая, раздражающая сердце боль ушла, просочившись в землю вместе со слезами. Засохший куст распустился мерцающим в сумраке белоснежным бутоном, который резко помолодевший Смотритель срезал и вложил в нагрудный кармашек моей рубашки. На душе было немного пусто и... наконец-то легко.

Тем временем над моей головой снова раздался удар колокола. Я с интересом осмотрелась, гадая, какой мост откроется на этот раз. Туман рассеялся над мостом цвета охры, который украшали тоскливо морщащиеся драконьи головы. Особая форма приглашения в гости? Я поднялась с песка, стряхнула с одежды пыль и мусор, перешла на другую сторону и сразу же оглянулась. Площадь за спиной истаяла у меня на глазах, сменившись выжженной охряной степью, населенной постоянно движущимися миражами.

- Пришла, наконец? Сколько можно смотреть по сторонам!

Меня грубо схватили за талию, дернули вверх, крепко сжали...Боги, да мы же на лошади! Куда?!

Ответ на этот вопрос нашелся довольно быстро. Спустя десять минут перед нами оказался шатер из волчьих шкур, вокруг которого чадили небольшие костры. Всадник спешился сам, снял меня со спины зверя и, так же не выпуская из своей железной хватки, втащил на руках в шатер. Там аккуратно опустил на стеганое одеяло и сел напротив. Наконец, я смогла его рассмотреть.

Кожа цвета старой бронзы, прищуренные глаза необычного янтарного цвета, матово поблескивающая лысина, кожаный доспех, будто сплетенный из толстых лент и чешуек. Кажется, такие носили кочевники во времена древних войн с Китаем. Лет сорок на вид, может, больше.

- Долго смотреть в прошлое - верная смерть, - оборвал он затянувшееся молчание, во время которого мы изучали друг друга. - Переодевайся, нас ждет охота.

Не было печали... Кряхтя от натуги, я переобулась в протянутые воином мокасины, путаясь в завязках, влезла в жесткий кожаный панцирь, волосы стянула в высокий хвост и замотала голову поданным платком невнятного цвета.

- Не зевай. Эгры только кажутся безобидным. - Спутник всучил мне в руки огромный сачок и рогатину высотой мне до пояса. - Опаснее тварей в степи нет. Смотри в оба, как увидишь черную змею - прижимай ухватом и загоняй в клетку.

- В клетку? - я растерянно оглянулась. Мужчина скривился и ткнул в центр палки с сачком. Та завибрировала у меня в руках, нагрелась, что-то лязгнуло - и обвислый сачок превратился в мелкосетчатый куб с автоматической дверцей.

- Пошли. Время не ждет. Если укусят - отрывай от себя вместе с головой.

И мы отправились на охоту. Пешком. По пыльной иссушенной степи цвета охры. Эгры оказались юркими змейками с блестящей черной шкуркой. Прятались тварюшки под камнями и в норах, попадавшихся на каждом шагу. Непомерно длинные клычки змееобразных эгров так и норовили впиться в ноги, однако воин стремительными движениями успевал отшвыривать тощие тельца от нас двоих. Правда, один-единственный раз он не успел. В мою лодыжку вцепились сразу три твари. Я взвизгнула от боли и...провалилась в темноту.

Было холодно, тоскливо и одиноко. Я обнаружила себя стоящей посреди степи, залитой мертвенно-желтым лунным светом. Ломкие тени трав ложились вокруг подобием огромного, гигантского тернового венца. В районе солнечного сплетения ворочалась ледяная змея, пуская по телу дорожки дрожи. Одна? Опять одна? Жаль, безумно жаль, что я умру в этой глуши, так много не успев сделать...

Если бы я решилась родить второго ребенка...Петер так хотел сына! Почему, ну почему я откладывала? Мне уже тридцать семь, доктор еще год назад предупреждала, то в таком возрасте женский организм почти бесполезен для воспроизведения новой жизни!

Да и родители...Что мне стоило приехать к ним в гости тогда? Помириться спустя столько лет! Жаль, что я не решилась. А теперь...

Если бы, если бы...Жаль, не вернуть время назад. Боже, я так много раз свернула на своем жизненном пути не туда! Рано вышла замуж, поздно спохватилась, что поступила не на ту специальность, пошла на поводу общественного мнения, загнав подальше собственные мечты и амбиции... Не завела собаку, хотя мечтала о ней с детства. Не побывала в горах с дочерью, хотя она так просила... Не закончила курсы вождения...Не сходила на свидание с тем смешным мальчиком в колледже...Не купила свадебное платье из понравившейся коллекции, согласившись с мнением матери...Не сделала...Не позвонила...Не догадалась...Не поняла...Не успела...Не-не-не-не...

Я погружалась в сожаления, как в трясину. Тягучую, жадную, лишающую сил и воли, самого желания жить. Казалось бы, еще миг - и мне больше не подняться, навеки придавленной к земле тяжелым ярмом раскаяния и самоуничижения, сжавшего шею не хуже удавки. Но...Меня внезапно швырнуло на землю, обдав ароматом жженной полыни, ослепив на мгновение ярчайшей солнечной вспышкой. Когда же я смогла открыть слезящиеся глаза, воин, с тревогой на лице, успокоенно выдохнул и...отвесил мне пощечину. Да такую, что меня отбросило далеко в сторону! Я в ярости подскочила, сжав кулаки. Терпеть не могу, когда ко мне применяют силу!

- Наконец-то... - мужчина одобрительно кивнул и поддержал пошатнувшуюся меня за плечи. - Я предупреждал, эрги - опасные твари. Они отравляют своим ядом не тело, а саму душу, выпивая резервы твоего организма за считанные минуты. Тебе повезло, женщина, что я из любопытства нарушил главное правило Смотрителей и сам проводил тебя в степь на Охоту. Если бы не я, ты застряла бы в темных видениях, отдав им всю себя без остатка. Впрочем, вышло даже лучше. Все, что было заперто в твоей памяти, останется в степи вместе с дохлыми тварями. Ты отдала свой долг Туману охры.

Я оторопело смотрела на воина и пыталась сообразить, что произошло. Противный комок в животе исчез без следа, однако разум отказывался мыслить здраво и ясно. Выходит, как и в первом случае, здесь я оставила частичку своей боли? Но как? При чем тут моя память? Или же...

- Возвращайся, женщина. И будь осторожна. Другие смотрители могут оказаться не так любознательны.

Воин хлопнул в ладоши перед моим лицом и...исчез, растворившись в клубах рыжеватой пыли. Я снова стояла, прижавшись спиной к молчаливой арке на площади с семью мостами, и гипнотизировала взглядом молочную завесу. Значит, сожаления были причиной той тянущей боли в подвздошной области? Запертые воспоминания, так он сказал? Что ж, тогда все проясняется. Угадать бы, что ждет меня дальше... Словно повинуясь моим мыслям, грохнул колокол над головой, и порыв ветра разметал в клочья туман, освободив на этот раз целых три моста. Темно-фиолетовый, воспаленно-красный и грязно-рыжий. Куда же мне идти?

Я в задумчивости шагнула вперед, опрометчиво не обратив внимания на песок под ногами. Кто мог подумать, что вместе со мной сюда попадет и кожаный доспех, порядком истрепанный клыками эргов?! Я споткнулась, взмахнула руками, силясь удержать равновесие, и...полетела головой вперед прямо в туманный полог, так и не раскрывший передо мной свои недра.

Болотная зелень

Зеленоватая кожа с некрасивыми, уродливыми желтыми пятнами на щеках. Болезненно-припухшие веки, желтоватые белки глаз. Искривленные, покрытые коричневым налетом (как у заядлого курильщика!) зубы, бледные губы, нечёсаная копна волос... Это я?!

В ужасе скатившись в моста, я побежала вперед, не разбирая дороги. Найти отражающую поверхность! Срочно! Найти хоть что-то, где я смогу увидеть свое отражение! Внутри билась надежда, что увиденный кошмар - всего лишь игра теней и цветов. Вода под трухлявыми бревнами цвела, повезло, что попалось чистое от ряски "окно", где я и встретилась глазами с жуткой кикиморой в моей одежде.

Наверное, нахлынувшая паника завела меня в самую глубокую трясину, если бы не очередная случайность. Паутины я боялась больше, чем любых проблем с внешностью и здоровьем. Потому, влетев в роскошные тенета, провисшие поперек дороги, я заорала, шарахнулась в сторону, суматошно счищая с тела липучие лохмотья с останками мух и стрекоз, и замерла на месте, услышав тоненькое хихиканье за спиной. Невыносимо медленно я обернулась, моля богов, чтобы происходящее было всего лишь сном.

- Красавица какая, упасть-не встать! - надрывало животик зеленокожее ушастое существо ростом с пятилетнего ребенка. - Нехорошо без очереди лезть, куда не звали, вот и получай расплату!

- Извините. Я споткнулась и нечаянно попала в...ваши края. - бабушка говорила, что вежливость всегда в цене.

- Ладно уж, прощаю! - махнул рукой коротышка, сверкнув желто-зелеными глазами. - Знатно повеселила меня, так и быть, помогу. Иди за мной, красавица. Отдашь Болотному туману свои грешки.

И мы пошли, нога в ногу, по кривым ненадежным тропкам в сердце огромного болота. Только сейчас я догадалась оглядеться и мысленно поразилась, как не провалилась в яму или трясину, пока неслась куда глаза глядят с того хлипкого мостика. Всюду, куда ни глянь, расстилалась топь, укрытая зеленоватыми испарениями. То тут, то там в грязной жиже лопались вонючие пузыри, где-то приглушенно хохотали и истерически чирикали неведомые звери, переползали тропинку жирные гадюки.

- Пришли, краса ненаглядная. - Зеленый человечек (и впрямь, на ребенка похож! Только лицо сморщенное, стариковское, да уши как у зайца) остановился около широкого пня высотой мне по пояс.

Я подошла ближе, повинуясь жесту своего нежданного помощника. Сердцевина древесного обрубка была заполнена чистой водой, отражавшей ясное звездное небо без единого клочка тумана.

- Нагнись ниже, дуреха! - сварливо буркнул кикимор, подталкивая меня в спину. - Ну же! Не откусят тебе нос!

Я со вздохом опустилась на колени, легла животом на край пня и почти что ткнулась лицом в водную гладь. К сожалению, картина не изменилась. Я все равно видела обезображенную болезнью кожу, кривые зубы... Карлик вдруг что-то противно крикнул и со всей силы толкнул меня головой в жидкость. Показалось, будто я врезалась лбом в крепкий лед. Что-то хрустнуло, крякнуло, по телу от макушки до пяток пронеслись жгуче-холодные искры. И я провалилась в воду целиком.

В кристально-прозрачной глубине метались крупные смешные рыбки с крючковатыми лобастыми мордами. Вокруг меня танцевали воздушные пузырьки, поднимаясь вверх. Страха не было. Нехватки воздуха тоже. Я с любопытством покрутилась, быстро обнаружив, что могу сдвинуться всего на полшага в любую сторону. Словно держит что-то. Нет, так нет. До сих пор во всем происходящем была определенная логика.

Рыбки все прибывали, постепенно заполнив свободное пространство вокруг меня своими радужными тельцами. Теперь наличие преграды между нами скорее радовало, чем огорчало. Зубы у них оказались на редкость остры и многочисленны. Я передернулась, представив, как бы прошла наша с ними встреча в открытых водах. Ближайшая рыбка недобро оскалила пасть и кинулась на меня. Миг - и все чешуйчатое воинство забилось в невидимую стену, силясь пробраться ко мне. Я занервничала, подалась назад, обернулась, встретилась взглядом с особо мерзкой рыбиной и...

Вокруг меня бились не рыбы, нет. Человеческие лица, как маски, надетые на рыбьи тушки. Искаженные злобой, ненавистью, они тщились пробраться ко мне, отхватить кусок моего тела и сожрать. Знакомые и незнакомые, те, кого я считала друзьями, приятелями, партнерами. Попадались рожи конкурентов и откровенных недоброжелателей.

Девчонка из колледжа, с которой я делилась всеми своими знаниями, искренне считая ее подругой. Кажется, она потом развалила все, что я создала в свое время. И много раз пыталась отбить моих поклонников, наговаривая им "по-дружески" гадости обо мне. Просто так. Молодой человек, прикидывавшийся влюбленным почти год и переманивший в итоге добрую половину моих клиентов к себе. Дура была, не поняла сразу его намерений... Модельки из фитнес-центра, вечно с постными рожами критикующие мой подход к занятиям и предрекающие его неэффективность. Глупые женщины, вынужденные сидеть на диетах и завидующие тем, кто может позволить себе самостоятельно управлять режимом питания, дня, отдыха, всей жизни...

Как много их вокруг, таких невезучих, неудачливых, запутавшихся в собственных комплексах и принципах, равняющих всех по своей линейке... Все, что толкает их вперед - зависть. Черная, иссушающая, злобная. И как же они радуются, когда с кем-то другим, а не с ними, приключается беда! Уверена, многие из тех, кого я вижу сейчас в этом рыбьем водовороте, ликовали, услышав о моей болезни... Грустно. Им не объяснить, не доказать, что все достижения - плод тяжелого, изматывающего труда. Так же бесполезно опровергать их домыслы, коими такие люди стремятся поделиться со всеми, не желая верить, что кто-то оказался успешнее них самих. И все-таки...сколько же их вокруг меня! Готовых растерзать на месте ни за что! Я и не замечала... Что делать? Как поступить? Не могу же я показывать каждому из них его собственный путь к счастью! Это не моя стезя и не моя задача!

На этой мысли меня подкинуло вверх, вырвав из глубинного плена. Я закашлялась, нечаянно хлебнув воды по пути на поверхность, и поняла, что стою на коленях, все так же прижимаясь к срезу пня.

- Молодец, девка. Всю грязь с себя смыла. - Зеленый кикимор заботливо похлопывал меня по спине, приговаривая ласковым тихим голосом. - Я и не понял сначала, что не твое оно, чужое, за жизнь налипшее. Теперича-то все у тебя сладится. А на завистников плюнь да внимания не обращай. Не стоят они того. Мир сам их накажет, коли за голову не возьмутся.

Я встала на ноги, разглядывая болото. Ни следа тумана и тех зеленоватых едких испарений! И мое отражение снова пришло в норму. Кикимор только хмыкнул, приметив мои торопливые ощупывания и похлопывания по телу.

- Ну, иди, красавица. - Щелкнул когтистым пальцем, топнул - и прямо от пня побежала вперед твердая, надежная тропинка. - Сторонись тех, кто как в болоте искупался, правильно тебя бабка учила! Беги быстрее, другие смотрители ждут-не дождутся. И под ноги смотри, кулема!

И я побежала, благодарно поклонившись зеленому человечку на прощание. И совсем не удивилась, спустя каких-то пять минут очутившись на все той же площади, где призывно подмигивали и щерили пасти драконы трех мостов.

Фуксия

Без казусов не обошлось и на этот раз. Пока я предавалась размышлениям, пространство впереди дрогнуло, вспучилось радужными пузырями и...меня с силой втянуло в огромную воронку, разинувшую пасть прямо под ногами. Я с воплем полетела вниз, зажмурив глаза и кляня собственную медлительность.

Приземление вышло жестким. Меня "выплюнуло" на каменистый склон, с размаху ощутимо приложив спиной о неровности почвы. Стон вырвался вопреки всем усилиям его сдержать, мгновенно перейдя во всхлипы. Подняться на ноги я даже не пыталась - настолько сильным оказался внезапно накативший приступ. Пожалуй, муки, едва сравнимые с этими, я испытывала в начале своей неведомой болезни. Дикая резь в животе, ломота в суставах и накатывающая волнами, почти что ослепляющая мигрень. Я свернулась клубочком на земле, приготовившись к долгой пытке. Мир перестал существовать, сузившись до мелькающих пятен на внутренней стороне век.

В какой-то момент организм решил, что терпеть больше не может, и милостиво отключил сознание. Сколько я так провалялась, не знаю. В чувство меня привело ощущение раскаленного жара в области ног. Я согнула колени и осторожно приоткрыла глаза, делая несмелый вдох. Мигрень, равно как и прочие симптомы, исчезла без следа. Вдохнув уже полной грудью, я неторопливо села. И тут же упала обратно. Прямо передо мной сидела громадная шестилапая чешуйчатая зверюга о трех шакальих головах и плотоядно разглядывала свой будущий ужин. Или обед, что не столь важно в данной ситуации. Химера синхронно подалась всеми головами ко мне, выдохнув в лицо струйки раскаленного пара, и...визгливо расхохоталась.

- И правда, смешная! Откуда ты взялась здесь, чужачка? Сколько лет живем на свете, ни разу такой тварью не оборачивались!

Животинке вдруг вздумалось перепрыгнуть через меня. По-кошачьи взмахнув семью лысыми, крысиными хвостами, она мягко взлетела в воздух и приземлилась где-то над моей головой. Сверху полетела каменная крошка. Я справедливо решила, что раз меня все еще не съели, панику можно отставить, и рискнула осмотреться кругом. Картина не радовала. Меня забросило на уступ скалистого островка посреди бурлящего, ядовито-багрового с ржавыми проплешинами озера. Над водой поднимались явно нездоровые миазмы, смазывая линию горизонта. Где-то вдалеке сквозь плотное марево проглядывали высоченные стены, заменяющие озеру берега. Искусственное, должно быть?

"Не-е-е-ет, дорогуша, не искусственное! Ты в сердце вулкана, крошка!"

Я тряхнула головой. Докатилась. Уже голоса мерещатся. Химера завозилась на своем порожке и лающе рассмеялась.

"Мы слышим все твои мысли, Эмма. Мы знаем, чего ты страстно желаешь. Признайся, ты давно мечтала провести время вдалеке от семьи, не так ли? И вот мечта сбылась... Петер Вергислих тебе не пара, женщина. Он не ценит твои усилия, не обращает внимания на попытки освежить отношения, он скучен и пресен... Вас держит вместе только дочь, но и с ней у тебя проблемы... Переходный возраст? А может, ты плохая мать? На работу ты тратишь гораздо больше усилий и времени, чем на воспитание дочери! Ты так жаждешь одиночества и свободы, Эмма! Немного пожить только для себя...Не надо винить себя за такие мысли. Вы слишком долго были вместе, слишком рано поженились..."

Чужие голоса нараспев цитировали те самые мысли, которых я жутко стыдилась даже наедине с самой собой. Я искренне люблю мужа и дочь. Радуюсь развитию своего дела, с которым, считаю, мне повезло. Горжусь своей физической формой и стараюсь не забрасывать тренировки. Меня воспитали на принципах душевной чистоты, когда и в мыслях, и в сердце, и в жизни следуют схожим идеям, решениям, нормам. Потому подобные каверзные и подленькие мыслишки, словно нашептанные кем-то в темноте в минуты слабости, всегда повергают меня утром в уныние и приводят к самоедству. Странно, скажете, да? В мыслях и мечтах люди частенько уходят от реальности, бытовых проблем и забот, осточертевших правил, но...Я так не могу. Как бы еще объяснить это въедливой химере, продолжающей завывать на три голоса в моей голове?

"Красота уходит с годами, любовь стареет. Что останется от тебя еще через пять лет? Через десять? Здесь ни для кого нет исключений. Ты думала, связь на стороне могла бы вернуть былую живость и радость? Определенно, молодой любовник добавит яркости в твои будни! Попробуй...Это закономерно..."

- А ну, брысь из моей головы! - я рассвирепела, по мере слушания химерьих завываний погружаясь во всепоглощающую вину и жгучий стыд, словно уже совершила все то, о чем когда-то в пылу обиды подумала. - Я сама решу, что закономерно, а что нет!

- Но ведь было, было, было...Допущенная мысль есть оформленное желание! - химера сорвалась со своего насеста и закружилась вокруг меня, нагнетая и без того мрачную обстановку своими громкими воплями.

- Было! Согласна, было! Но я обычный человек, а не святая! Я устаю и иногда срываюсь вдали от чужих!! И потом я искренне жалею, что допустила саму тень этих чертовых мыслей!

- А то колье? Ты помнишь, Эмма, сапфировое колье, которое тебе посулили в качестве взятки? Оно так подойдет к твоим глазам! Всего-то нужно подписать один договор, закрыв глаза на репутацию заказчика...Подумай, может, стоит согласиться? К чему все твои принципы, если они тормозят личное благосостояние? Забудь их, живи, как все! Никто не умер от маленькой поблажки благодарным просителям с немного просроченным товаром...

Я слушала химеру, до крови вонзив ногти в ладони. Откуда-то из глубины меня поднялась, раскручиваясь, тугая пружина гнева. Все былые переживания на тему недостойных мыслей будто спалило, смело грубым ударом осознания. Ненавижу, когда приходится оправдываться за то, чего не совершала! И объяснять собственные правила жизни тем, кому на них плевать! Я никогда не соглашусь на взятку! Не буду вести грязную игру! Не заведу любовника! Не уйду от мужа, если, конечно, между нами не произойдет что-то совершенно неприемлемое! И с дочерью у меня есть и буду прекрасные отношения! Это мои мысли, моя жизнь, в конце концов, я проживу ее так, чтобы перед смертью не было мучительно стыдно за свои поступки перед собственной совестью! И плевать на общественное мнение, подспудную необоснованную вину и прочие предрассудки, поскольку только мне решать, какая из тысяч мыслей станет явью, а какая так и останется мимолетным видением!

Я схватила первый попавшийся под руку камень и запустила им в орущую гадину. Неожиданно для себя попала, заставив кошмарную птичку взвизгнуть и, потеряв на мгновение управление полетом, вильнуть вниз, прямиком в облачко ядовитого пара. Больше наверх она не поднялась. Вместе с ней пропали и отголоски боли, изредка мелькающие на периферии телесных ощущений. Все? Я прошла и это испытание? Где, в таком случае, путь назад? Кто мне его укажет?

- Зря ты так с ними. Думаешь, Смотрители сами выбрали такую участь? Или, может, ты считаешь, что так просто вытащить на свет всю скрытую в ваших душах грязь?

Над озером висел, скрестив руки на груди, мальчишка лет шестнадцати в черном трико. С широкоскулого лица укоризненно смотрели красные глаза, фиолетовая челка закрывала лоб, уголки еще по-детски пухлых губ подрагивали, сдерживая то ли улыбку, то ли крик.

- Ты кто? - невежливо, понимаю, но ничего поделать не могу. После химеры хорошего от этого дикого мирка в жерле вулкана я не ждала. И как еще не сварилась заживо?

- Последний Смотритель. Решил заглянуть к друзьям, узнать, почему так долго. - Он презрительно скривился. - Откуда я мог знать, что к нам пошлют необразованную дикарку?

- Это вы, молодой человек, сейчас меня оскорбить хотели? - я поразилась наглости и язвительности этого внешне очаровательного ребенка.

- А что, тут есть еще одна старая тетка со сломанной памятью?

- Ну, знаешь ли! - меня аж перекосило от его слов. - Это совсем ни в какие ворота! Что вы прицепились все к моей памяти?

Ребенок оглядел меня долгим пристальным взглядом и вдруг удивленно округлил глаза.

- О, так ты не знала! Прости! Тогда идем скорее ко мне, пока мои товарищами не выбрались. - Мальчик мягко приземлился на землю рядом со мной, крепко ухватил за локоть и побежал вперед, на другой конец скалы, по дороге пояснив свою спешку. - Ты их сильно разозлила своей меткостью. Еще никто так быстро не побеждал низменные страсти, стыд и вину! Впрочем, чего с тобой разговаривать... У тебя всего-то и проступков было, что мыслишки нечистые, даже болезненной привязанности к вещам не нашлось. Так себе повод для визита...

Тут скала кончилась, под ногами разверзлась мутная от жара и миазмов пустота, я зажмурилась что есть силы... И услышала сказанное тихим шепотом:

- И все-таки, кто же сломал твою память, Эмма?

Изумруд

- Пространственный переход между разными Городами, - пояснил мальчик, заметив мое недоумение. - Не бери в голову, сейчас у нас другие задачи. Постой спокойно, никуда не уходи, ничего не трогай.

И унесся, моментально исчезнув из вида. А я осталась стоять на крепких бревнышках моста, перила которого оказались украшены яркими ленточками аж до середины строения. Дальше мост заканчивался, обрубленный пополам куском малахитовой стены два на два метра. Пасторальная картинка получается: взъерошенная блондинка среднего возраста в пестром сарафане явно с чужого плеча (откуда он вообще взялся? Где моя спортивный костюм?), стоящая на половинке моста посреди сказочного цветочного луга, над которым с деловитым жужжанием сновали пучеглазые белые рыбки, похожие на аквариумных телескопов. Полупрозрачные плавники нежно трепетали в воздухе, когда та или иная местная "бабочка" зависала над цветком, слизывая длинным тонким язычком сладкий нектар. Я пожала плечами. Подумаешь, рыбки летающие. Главное, не жуткие химеры, лезущие в голову. А рыбки... В целом, смотрится миленько, да и безопасно вполне.

Я так и не пришла к окончательному решению, сон ли меня окружает или все-таки горячечный бред. Аргументы были весомыми для обоих вариантов. С одной стороны, приступы боли, накатывающие внезапно, доказывали, что я еще жива и вполне в своем уме. Сумасшедшие вряд ли чувствуют боль в своих видениях. С другой стороны, я никак не могла проснуться даже от сильнейшего из приступов, что уже было тревожным симптомом. Да и воспоминания, рваными клочками присутствующие в каждом эпизоде этого сновидения... Ай, какая разница! Умереть во сне совсем не так страшно. Просто перейду из одного мира в другой по тонкому мостику. Кстати, помнится, я уже стою на том самом последнем, седьмом мостике? Может, именно уход из мира живых он и обозначает?

Я в рассеянной задумчивости спустилась на сочную траву, приласкала ткнувшуюся в протянутую ладонь рыбку-бабочку, нагнулась к пышным соцветиям какого-то незнакомого растения, вдохнула упоительно-сладкий аромат... Перед глазами вихрем понеслись воспоминания. Такие же нежные, мягкие, сладкие, как и запах лазоревых цветочков.

Когда-то давно, еще в колледже психолог, которая вела у нас курс, предложила невероятно эффективный способ борьбы со стрессом. Как только почувствуете, что вас накрывает волной негативных эмоций, начинайте вспоминать самые приятные кусочки своей жизни. Постепенно подобное замещение станет нормой, мозг привыкнет, что в определенных ситуациях вы испытываете радость, а не гнев или расстройство, и "впишет" это в реакции организма. Мне этот способ сохранил массу нервных клеток. Последние месяцы я все чаще с головой погружалась в восхитительно радостные моменты жизни, оставляя за спиной многочисленные проблемы, растущие в обстановке экономического кризиса, как грибы после дождя.

Первое свидание с Петером, неуклюже-романтичное, как в книгах. Предложение руки и сердца, сделанное на историческом фестивале. Муж облачился в тяжелые латы, взгромоздился на коня и приехал к окнам нашего домика. Песни пел во имя прекрасной дамы, на коленях стоял...

Первый выигранный тендер. Боги, как же я тогда волновалась! И как счастлива была, увидев название своей компании в первой строке рейтингов.

Спящая между нами дочка. Ей всего полтора года тогда было, сама пришла из детской, держась за стенку, влезла к нам на кровать и маленьким котенком свернулась на одеяле. Грозы испугалась. Когда мы осторожно утянули ее под одеяло, малышка даже не проснулась. Спала и улыбалась...

Летние каникулы у бабушки, полные уюта и тепла. С оладушками в меду, ягодным чаем, садовыми качелями и вечно исцарапанными о чужие заборы коленками... Куклы - это же так скучно!

Поездка на море с подругами, свадьба лучшего друга, рождение дочери, ее первые шаги, первое "мама", наш дом, наконец-то достроенный, прогулка в яблоневом саду весной, рассветы в горах, песни у костра, прыжок с парашютом, громадный кит, встреченный во время круиза на просторах океана...

Ледяная вода, с силой хлынувшая со всех сторон, вырвала меня из блаженного тумана. Я моргнула от удивления, сфокусировала взгляд на подпрыгивающем передом мной светлом пятне в черной окантовке.

- Тетенька, ты дура? - обманчиво-ласковым голосом обратился ко мне мальчик-Смотритель, сверху вниз разглядывая мокрое дело рук своих. Потом выпрямился, уперев руки в бока, грозно свел брови и рыкнул неожиданно громким низким голосом. - Сказано же было - стой на месте и ничего не трогай! Тебя наполовину в туман затянуло! А если бы я хоть на минуту задержался?!

Стало нестерпимо стыдно. Предупреждал? Предупреждал. А я? Взрослая вроде бы женщина... Действительно, тетенька - дура. Замечталась, как обычно, в воспоминания окунулась, а поджидающую опасность не заметила. Как будто в других местах все было безоблачно! Расслабилась...

- Прости, я задумалась, отвлеклась, - повинилась я, зябко ежась в мокром сарафане. Надо же, оказывается, здесь и ветер есть! Вон как рыбки затрепыхались!

- Поздно уже, - мальчик по-прежнему кипел от ярости. Резко встряхнув кистью, он обсыпал меня каким-то порошком с едким запахом. - Поднимайся, бедовая. Придется на бегу тебя уму-разуму учить.

- Мы куда-то опаздываем?

- Еще секунда - и мы успеем! - просвистел мне прямо в лицо маленький поганец, после чего вдруг завертелся волчком, окутался малахитовой дымкой и...

Невысокий тощий мальчишка обернулся толстым, как ствол столетнего дуба, змеем с лиловой шкурой, покрытой изумрудной вязью странных символов. Глаза его по-прежнему взирали на мир с циничным ехидством и какой-то обреченной усталостью.

- С-с-садись, Эмма, надо с-с-с-спешить, - лизнул он воздух раздвоенным язычком и подкатился ближе. Я покорно забралась на него, согнув ноги в коленях, чтобы не задевали траву. Мальчик-змей фыркнул, шелестяще рассмеялся и взлетел, выпростав откуда-то позади меня крылья, похожие на стрекозиные.

- Стрекозел малолетний, - мне вспомнился Льюис Кэрролл с его фантазиями. Может, он пережил нечто подобное в свое время, а после просто описал приключения, заменив себя на девочку Алису? Может, у меня долгоиграющий наркотический сон...

- Обернис-с-с-сь, - посоветовал он мне, не обратив внимания на колкость.

Я послушно повернулась назад и, нервно икнув, распласталась по спине "летуна", крепко вцепившись в него руками и ногами. Стало ясным, почему так волновались белые рыбки. На безмятежный луг накатывала чернильно-черная туча, оказавшаяся скоплением крупных тварей, отдаленно напоминающих разъевшихся и подросших до размеров собаки "телескопов". Хуже саранчи, ей-богу.

- Что происходит?!

- Туман не любит, когда у него отнимают игрушку, - прозвучало у меня в голове. Еще один телепат...

- О какой игрушке речь?

- Об одной безмозглой тетке, которая не понимает простейших указаний! - на порядок громче мысленно проворчал парень. - Вредоносные сущности питаются не только негативом! Горе, сожаление, вина, зависть - Смотритель каждого из мостов следит, чтобы твари не прорывались наружу! Но вкуснее всего для них радость. Ты же вспоминала моменты радости, счастья, да?

Я непонимающе кивнула. Спохватилась, мысленно ответила согласием. Виски взорвало болью. Чужой голос бушевал, почти нестерпимо крича.

- Твоя радость...Отравленная радость! - в голосе мальчишки пробилась горечь. - Человек не должен жить воспоминаниями, не должен за ними прятаться! Это как наркомания! Вы уходите все дальше и дальше от настоящей жизни, теряетесь в сладких лабиринтах памяти и перестаете быть собой! Все эти рыбки-бабочки когда-то пришли ко мне, заблудившись окончательно в грезах о славном прошлом! Ты чуть не присоединилась к ним, и теперь Туман радости, Изумрудный туман недоволен! Он жаден, он всегда голоден, он готов сожрать сколько угодно душ!

Я по-прежнему висела на его спине, внутренне холодея. Что же это...Он...Он прав! Я не так двно заметила за собой, что все чаще и чаще ухожу в воспоминания, любую свободную минутку перебирая их, как украшения в шкатулке. Примеряя, силясь испытать те же самые чувства, вспомнить их отзвуки и вкус... И правда, как наркомания. Зависимость, болезнь, выданная за панацею от всех бед!

- Я не знаю, кто разносит эту заразу! - мальчик уловил обрывок мысли о том, как я пришла к этому способу "лечения от стресса". - Кто учит вас прятаться за радостными моментами от реальности! Но если найду, клянус-с-с-сь...Убью! Всех до единого! Отдам на корм туману, если, конечно, он согласится жрать эту падаль! Держись!

И мы рванули вниз, в крутом пике уходя от нависшего над нами гребня прожорливой "волны", гудящей от яростного трепыхания мощных плавников. До спасения не хватило всего лишь доли секунды. Черные рыбы настигли нас у самой кромки луга, толкнулись губастыми мордами в спину и...пролетели сквозь меня, обнаружив свою "туманную" природу. В какой-то мутно-серой пелене я видела, как от груди в районе сердца вслед за рыбьими тушами вытекает тоненькой струйкой нечто золотистое, оставляя тоскливую пустоту в душе.

- Смотритель, - я еле шевельнула губами, силясь спросить его, что происходит. Определенные догадки были, вполне совместимые с моими ранними рассуждениями. Наверное, так из человека уходит жизнь? По капле вливаясь в безбрежную реку забвения... Жуть какая.

Мальчик-змей повернул ко мне морду, отчаянно полыхнул угольками глаз и, дернувшись на месте, как будто его сковало невидимой цепью, разинул пасть, издав вибрирующий в темном мареве крик на грани слышимости. Рыбы заволновались, расступаясь, но...

Мне уже не было до этого дела. Самая массивная плавучая тварь унесла на своей хребтине сверкающую лужицу. Последнюю. Мир мигнул перед моими глазами безумной радугой и стремительно выцвел, теряя краски и оттенки, покрываясь пепельной пылью, вместо снега падающей с небес. Вместе с красками исчезли и луг, и оголодавшие рыбы, и нагловатый Смотритель.

Пепел

- Здравствуй, Эмма. Рановато ты легла умирать.

За моей головой стоял смутно знакомый старичок-китаец в сером кимоно.

- Это шэньи, девочка, кимоно носят в Японии, - усмехнулся старик, поглаживая длинные, свисающие вниз сосульками усы. Как у сома, ей-богу. - Поднимайся, нам нужно кое-что закончить, прежде чем ты уйдешь.

Вот же...И умереть спокойно не дадут! Я со вздохом поднялась и поплыла над пепельными сугробами вслед за очередным своим провожатым. Тот тихо посмеивался, отчего его плечи постоянно дрожали. Однако вскоре его реакция перестала меня занимать. Перед нами вырос из небытия домик, словно облитый серо-стальным лаком. С покатой крышей, тонкими бумажными дверями и семью драконами, сторожащими крыльцо.

- Входи, Эмма. Что ты застыла? Осталось немного...

Я вошла внутрь и остолбенела. Повсюду, на каждом миллиметре внутреннего пространства дома висели осколки зеркал. Большие, маленькие, правильной или же искаженной формы, затемненные временем и сажей или до блеска отмытые, они попадались везде, куда падал взгляд. Что самое притягательное и, в то же время, пугающее - они отражали мою жизнь. Всю, до мельчайших кусочков, которые едва-едва держались в памяти.

- Что...это? - я резко выдохнула, зажмурив глаза и болванчиком замирая в окружении собственных воспоминаний.

- Разве ты еще не поняла? - укоризненно глянул на меня старичок. - Что ж, надо думать, последнее приключение изрядно тебя вымотало. Это твоя память, Эмма.

- А...она у всех выглядит вот так?

- Нет, - по-отечески сочувствующий взгляд остановился на мне, заставив напрячься в ожидании неприятного ответа. - Только твоя. Видишь ли, девочка, твоя память сломалась, и давно. Хотя, по правде говоря, тебе помогли ее сломать.

Я рассеянно пожала плечами в ответ. Ну и что? Подумаешь, память сломалась. Никогда, если честно, не замечала за собой каких-то проблем с внутренним хранилищем информации. Люди живут и со сломанным сердцем, и с нездоровой кровью, что, как мне кажется, гораздо серьезнее.

- Ты не права, девочка. - Седые кустистые брови старика столкнулись на переносице. Он взмахнул рукой, сыпнув в пространство перед нами какой-то порошок. - Гляди. Вот так выглядит здоровая память.

Перед нами появилась иллюзия самого обыкновенного трюмо. Крупное зеркало, до блеска отмытое, посередине, два более узких и темных по бокам. Обыденно и просто. Только в крышку шкафчика, служащего опорой для всей конструкции, врезан замок-не замок, нечто механическое и явственно тикающее.

- Так выглядят прошлое, настоящее и будущее человека. - Наставительно проворчал старик, материализуя рядышком остов другого трюмо.

Выглядело оно жалко. От зеркал остались лишь проржавевшие рамы, скобы перекосило, а лакированные дверцы шкафчик оказались жестоко исцарапаны то ли когтями, то ли ножом. Механическая "начинка" - выдрана с корнем, обнажив глубокую дыру с рваными кончиками проводов и пружин, торчащих наружу.

- Ваша память - изящный и тонкий механизм, - продолжил свои объяснения этот седой фокусник. - Вы не знаете, но в ней записаны все три времени, в которых существует человек. Три грани реальности, которые тесно связаны друг с другом. Движение или неосторожно сказанное слово в одном времени отзовется и в других двух. Память - это хранилище опыта, знаний, но никак не информации.

- В чем разница? Я считала, что знания и информация - синонимы.

- Знания - это информация, которой ты пользуешься в жизни, а не бездумно копишь "на черный день". Память специально дана вам как инструмент для достижения счастья. Она - источник мудрости, почерпнутой из прожитого опыта. Каждый раз, сталкиваясь с какой-либо ситуацией, ваш разум, ваш дух в первую очередь обращается к памяти, ищет, нет ли в ней ответа, как следует поступить. И только потом, изучив все, что найдется, приступает к созиданию ответа на "раздражитель".

Иллюзия "правильной" памяти дрогнула и зашевелилась. Механическая "роза" затикала громче, словно светясь изнутри, отсчитывая мгновения, секунды, часы, годы, века. Зеркала превратились в бегущую ленту диафильма, показывающего зрителям чью-то жизнь. Правое зеркало - будущее - стало кадром, еще ожидающим показа. Темное, но с уже видимыми контурами. Миг - и оно соскальзывает в центральное зеркало, обретая краски и четкость, становясь настоящим. И постепенно соскальзывает влево, уходя в такое же присыпанное пылью прошлое. Самое интересное - картинки, уходящие из зеркала-прошлого, не растворялись и не исчезали. Они светящимися разноцветными картинками по не замеченной мной ранее трубке попадали внутрь шкафчика, скапливаясь там, как в коробке.

- Но вы, люди, умудряетесь все извратить! - эти слова старик будто бы выплюнул, доселе равнодушное лицо перекосило гримасой отвращения. Целое трюмо рассыпалось серой пылью.

Разумные вещи говорит, хотя...Мы, люди...А сам он кто? Кто вообще те странные существа, встретившиеся мне на пути?

- Погоди, - недовольно буркнул он, успокаиваясь. - Сейчас все объясню. Так вот, память дана для того, чтобы искать в ней ответы на вопросы настоящего и будущего. Тогда она работает исправно, показывая человеку его путь. Но в некоторых случаях...

Осталось только одно трюмо, разбитое, изломанное... Кто его так, интересно? И если это отражение нашей памяти, то какие события привели к столь пагубному состоянию?

- В некоторых случаях происходит так, когда человек вместо решения проблем и неурядиц в настоящем живет прошлым. Механизм памяти крепкий, но и его можно сломать постоянным прокручиванием стрелок назад вместо правильного хода. Прошлое не лежит упорядоченной коллекцией в закромах вашего разума, оно постоянно шевелится, дергается, перепутывается. Вы имеете обыкновение долго перебирать воспоминания не в поисках ответа, а просто так. Моменты, когда вы были счастливы, когда мир казался чудесным. Или, наоборот, что-то стараетесь вырвать из хода времени и затолкать подальше, чтобы не помнить. Когда вас обидели, когда вас покинули, когда вы были не правы или чего-то лишились. Вы такие смешные, люди... Никак не смиритесь с тем, что время не повернуть вспять, спорите с ним, не даете улечься, как положено. Сами уничтожаете свой шанс на светлую судьбу, подавая это как научно обоснованные способы лечения и так далее!

Я молчала, осознавая сказанное. Добавить было нечего. Ведь если вспомнить собственную жизнь, то...Он прав. Все так и было. Наверное, я не очень сильный волей и духом человек, как кажется моим конкурентам и партнерам. Я люблю копаться в прошлом, перебирать его, как открытки в коробке. Успокаиваю себя этим нехитрым делом, отрываюсь от тяжелых мыслей или, наоборот, ищу в воспоминаниях корень бед, настигших в настоящем. Корю себя за сорвавшиеся злые слова, за несказанное, за несделанное. Храню обиды годами вместо того, чтобы простить и отпустить, идти дальше, а не зацикливаться на прожитом. Конечно, иногда я нахожу в своем прошлом нужные мне подсказки, но, боги, как же редко я это делаю! Все чаще - просто бездумное любование или же попытки не вспоминать...

- Когда память искалечена, начинает страдать весь организм. Каждое чувство, испытанное многократно и не вовремя, накладывает отпечаток на работу определенных органов. В какой-то момент наступает предел - и человек получает букет болячек, возникших будто на пустом месте и одновременно. Как у тебя. - еще один проникновенно-строгий взгляд на мою персону, проглотившую язык от падающих откровений. - Лечить тело в данном случае - пустая затея. Лечить душу и память руками ваших специалистов - еще хуже. Поэтому я отправил твоего мужа в Киву-ченг. Единственное место на Земле, где еще остался выход к Смотрителям туманов.

- Что такое эти туманы? - просипела я, с трудом шевеля губами. Как будто на лицо нанесли постепенно застывающую маску. - Получается, я не сплю? Это не бред?

- Не бред и даже не агония. Это другая сторона реальности. - Старик озабоченно поскреб мою щеку когтистым пальцем и покачал головой. - Времени почти нет. Жаль, придется поспешить. Слушай, повторять не буду. Туманы - это семь сущностей, рожденных за века человеческого существования. Они питаются как раз-таки вашими эмоциями, которые возникают при повторном прокручивании в памяти определенных событий. Взамен оставляют истощенному разуму крючок для повтора. Случись что - и ты снова рухнешь в воспоминания, одаривая тварюшек пищей. Наверняка ты поняла, с чем столкнулась. Узнала же?

Я кивнула. Горе, сожаление, зависть, вина и нездоровая страсть, радость, переходящая в зависимость, и болезненная привязанность, о которой говорил мальчишка. Еще бы не узнать эти чувства и эмоции после столь красочной демонстрации. Думаю, каждый человек за свою жизнь не раз возвращался к моментам, вызывающим их.

- Смотрители контролируют туманы, чтобы те не вырывались за рамки, иначе проблемы, сходные с твоими, накрыли бы земной шар давным-давно. И помогают излечиться таким, как ты. Правда, с последним смотрителем вышла неувязочка. Не проследил, сорванец, вот и лишилась ты всех радостных моментов вместо того, чтобы пригасить их значимость. Радость - она самая жадная, ей всегда мало. Ну, это ты тоже на себе проверила...

И снова киваю. Действительно, проверила.

- Как тогда вернуть все на место? Я все же хотела бы еще пожить.

- Отличный настрой, - удовлетворенно хмыкнул дедуля и...достал откуда-то из-под полы своего одеяния корзинку с тремя отделениями. - У тебя час на то, чтобы разобрать все воспоминания. А там уже ребятки постараются. Даю подсказку - самые темные - прошлое, те, что как будто в молоко окунули, так, что ничего не рассмотреть - будущее. Дерзай.

- Допустим, я все соберу. А что дальше? - Во-первых, я все еще не могла поверить, что останусь жива. Во-вторых, меня беспокоил сам процесс возвращения в родную реальность. На площадь с семью мостами меня привел горожанин. Как попасть обратно?

- Об этом не переживай, Змей тебя проводит, - добродушно подмигнул мне старик-целитель (да, я наконец-то его узнала, того врачевателя-эзотерика, кто отправил нас сюда), снова подслушав мои мысли. - Парень места не находит, боится, что вместо помощи со свету тебя сжил. Что насчет памяти - ты должна сама разложить все по местам, так, как заведено Жизнью. После этого мои помощнички заново склеят зеркала. Ну а механизм ты починишь сама, если начнешь, наконец, пользоваться памятью как должно. Он восстановится со временем. Прощай, Эмма. Надеюсь больше тебя здесь никогда не увидеть.

И он исчез, растаяв клубами белоснежного тумана. А я...Да, я осталась и, немного истерично хихикая, принялась подобно Золушке из сказки сортировать осколки своей собственной жизни..."

***

На рассвете восьмого дня Петер Вергислих подпирал спиной ворота Киву-ченга в нервном, почти истеричном ожидании. Неделя, проведенная в захолустной китайской гостинице, пропиталась насквозь отчаянной надеждой на чудо и тщательно изгоняемым страхом больше никогда не увидеть Эмму живой. Мужчина осунулся, похудел, отпустил бороду, чего не делал ни разу за время их супружества, и даже, вопреки обыкновению, не застегнул до конца пуговички легкой рубашки. Все это указывало на высочайшую степень волнения, обуревавшего душу господина Вергислиха. Открытия ворот Петер ждал как неминуемого конца своим терзаниям.

Каково же было его удивление, когда через пару часов вместе с давешним стражем из города вышла, заливисто хохоча, Эмма. Сама. Абсолютно здоровая, румяная, с блестящими глазами и даже слегка округлившимися щечками.

Уже в самолете, после долгих и невообразимо-нежных объятий, когда мужчина наконец-то поверил, что жена здорова, а жуткие приступы больше не вернутся, он осмелился спросить, как ее лечили, в чем прокололись светила европейской и американской медицины. В ответ Эмма пожала плечами и светло улыбнулась, сказав, что ее просто научили жить настоящим, чувствуя каждый миг. Большего от нее добиться не удалось ни мужу, ни консилиуму докторов, собранному по причине чудесного выздоровления безнадежной, казалось бы, пациентки. Единственное, что сделала Эмма во время той встречи - пригласила вашего покорного слугу стать личным доктором ее семьи. Как она позже объяснила, мои рекомендации за все время болезни были самыми действенными.

Спустя сорок лет ее дочь, вставшая во главу холдинг Вергислих вместо тихо ушедшей из жизни матери, по условиям завещания передаст мне дневник матери, в котором Эмма изложила загадочную, невероятную историю своего исцеления, как говорится, без купюр. Дневник я впоследствии сохраню, оставив сие знание под строжайшим секретом. Путешествие в Киву-ченг порекомендую еще десятку молодых и не очень людей, внезапно занемогших от всего и сразу. Но это будет потом. А тогда, в пасмурный туманный день, когда печальная Лилиан вручила мне небольшую книжицу в мягкой кожаной обложке, я еще долго сидел, слепо глядя в окно, и размышлял над последними строками, сделанными рукой Эммы.

"Не стоит искать спасения в прошлом. Живущий прошлым сдался еще на старте. Когда становится нестерпимо плохо, тяжело, душно, выход один. Нужно остановиться. Замереть на месте, пропуская ворох событий мимо или сквозь себя. Остаться на день в одиночестве. Выдохнуть, вдохнуть полной грудью терпкий свежий воздух. Выпустить те килограммы громоздких, суетных мыслей, что держат лучше стальных оков. Посмотреть на небо. Увидеть солнце, радугу, звезды, зеленую траву и узорчатые снежинки. Понять, что все твои беды и трагедии - просто пшик на фоне величия мира. Улыбнуться, заметив вновь свою дорогу. И шагать дальше, творя будущее."