Питерский Ярослав Михайлович : другие произведения.

Ангел и смерть

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Драма с элементами фэнтези. Пьеса в двух актах. Бывший сталинский политзэк встречает своего мучителя следователя НКВД.
  "АНГЕЛ И СМЕРТЬ"
  
  Пьеса.
  
  Драма
  
  Действующие лица.
  
  1. "Ангел" - старый, уставший от работы первого прихода после смерти к человеку.
  
  2. "Смерть" - молодая, красивая, полная сил девица.
  
  3. "Поэт" Вилор Щукин - поэт неудачник и талантливый человек, непризнанный мастер слова.
  
  4. "Депутат - политик" Леонид Андронович Маленький. - энергичный человек с аналитическим складом ума и кошелька.
  
  5. Дочь депутата Виктория Маленькая. - девушка влюбленная в поэта Щукина, студентка.
  
  6. "Бизнес - вумен" Лидия Петровна Скрябина - красивая женщина, не имеющая любимого и преданного человека. Жена литературного критика
  
  7. "Литературный критик" Валериан Степанович Скрябин - завистливый к таланту человек. Муж Лидии Петровны Скрябиной
  
  8. "Жертва репрессий" Павел Афанасьевич - старик, ищущий палача. Дед поэта Вилора Щукина.
  
  9. Сталинист Андрон Кузьмич Маленький - ветеран НКВД КГБ разочарованный реалией современной жизни. Отец Леонида Андроновича.
  
  
  10. "Киллер" Андрей - наемный убийца с добрым сердцем.
  
  11. Охранник депутата.
  
  12. Второй охранник депутата.
  
  13. Врач.
  
  14. Медсестра.
  
  15. Артем Сидоров - главный редактор модного литературного журнала и газеты.
  
  16. Санитар.
  
  17. Второй санитар.
  
  
  
  
  
  
  
  
  АКТ 1
  
  Сцена 1.
  
  
  Пустая местность, вдали виднеется кладбище. На камне сидит уставший ангел. Его одежда помята, крылья потрепаны. Он задумчиво смотрит в даль. Появляется Смерть (Можно на черной машине) нарядная, веселая и наглая. Она медленно подходит к ангелу.
  
  Смерть.
  
  Ну, что здравствуй! Твое, что ли дежурство?
  
  Ангел, смотрит на нее, но не отвечает, а лишь тяжело вздыхает.
  
  Смерть.
  
  Все сидишь? Все грустишь? Устал что ли? Так вы ж вроде - усталости знать не можете? Вы ж, вроде как - неутомимы, должны быть?! Вы ж вроде как последние, вернее первые кого встречаете на пути к другой жизни?! А ты - вон грустишь! Все - недоволен! Не гоже так! Не гоже! Мне вот с тобой сегодня смену коротать! Опять я мучиться должна?! То тем не угодишь?! То этим?! Я тоже, между прочим - устаю! Я тоже, между прочим - нервничать могу!
  
  Ангел вновь тяжело вздыхает и отворачивается от смерти и смотрит в даль.
  
  Смерть.
  
  Нет, я, что - то не пойму? Ты что работать сегодня не собираешься? Вон уже и рассвет! Нам куча дел предстоит! Нам куча народу посетить надо! А ты тут опять в меланхолию впадаешь! Смотри - пожалуюсь ему!
  Смерть поднимает руку и показывает пальцем в небо.
  Он, не очень то - доволен, будет, таким, твоим поведением! И заметь - это не я тебя ко мне назначала! Поэтому будь добр, заканчивай свои слюни и вздохи! А то ты так все больше на людей становишься похож!
  
  Ангел тяжело вздыхает и встает на ноги. Он оправляет помявшийся длинный белый плащ.
  
  Ангел.
  
  Ага, опять с тобой. Но нет у меня желания - с тобой работать! Нет! И почему ты на моем участке появилась! Раньше вон, до тебя, совсем - другая, работала! Умная, опытная! Без причины - не куда не лезла! А главное - кого надо прибирала! А ты! Ты то! Ты вечно лезешь не туда куда надо! Вечно - не тех берешь! Вечно торопишься! И суетишься! А это в нашем деле неприемлемо! Меня не слушаешь!
  
  Ангел обречено махает рукой. Смерть смотрит на него и улыбаясь садится на камень - рассматривая свои красивые ноги и руки.
  
  Смерть.
  
  Сейчас между прочим двадцать первый век! Двадцать первый! От рождества, кстати - этого вашего мальчика! Иисуса! И мы тоже следуем - тенденции времени! Но почему, скажи мне, смерть должна быть - уродливой дряхлой бабкой с клюкой или - того хуже с косой?! Вы нас сами тогда просили! Мы уступили! Две тысячи лет назад! Теперь играем - по вашим же правилам! Так, что нечего на нас пенять! Вы сами их установили! И я не виновата - что я молода и красива! А, то, что тороплюсь, то - это не тебе решать! Там, между прочим.
  Смерть опять показывает пальцем наверх.
  Всем, довольны! И пока не каких нареканий в мой адрес не было! Не было! А это - лучшая оценка! Не тебе дружок решать, что - как и когда! Я главная в нашей группе так сказать! А ты будь добр уж встречай - людишек! Кого я тебе буду поставлять!
  
  Смерть, улыбается и, вставая с камня - смотрит в зал. Она поддергивает свои груди и томно говорит.
  
  Смерть.
  
  Скажу тебе по секрету - так. По старой дружбе - это, наверное - последняя твоя смена! На покой тебе пора! В отставку!
  
  Смерть, махнув рукой, поворачивается к Ангелу, который продолжает смотреть в даль, в глубину сцены.
  
  Смерть
  
  Ну, я не такая уж сука как ты говоришь! Не такая! Я молода - горяча! Но я понимаю тебя! И на последок - хочу сделать тебе подарок!
  
  Ангел вздрагивает и поворачиваясь с недоверием смотрит на смерть.
  
  Смерть
  
  Дане пугайся ты! Не пугайся! Приятное, я сделать тебе - хочу на последок! Приятное! А это уж значит, что хоть последнюю смену проведешь нормально! Нервничать не будешь! Доволен - останешься! Это так сказать будет твой ангельский аккорд конца рабочей карьеры!
  
  Ангел расстегивает плащ и достает маленькую фляжку и пьет. Выпив - кряхтит и недоверчиво говорит.
  
  Ангел.
  
  Ага! Дождешься от тебя хорошего! Жди! Ты сама то подумай - как ты! хорошее сделать можешь?! Как?!! Ты ж нечего кроме смерти то делать не умеешь! Что говоришь ты мне?! Сама вон рада радешенька, что отделаешься от меня! А тут! Напоследок она - хорошее делать мне будет! Не позорилась бы - хоть перед самой собой!
  
  Ангел раздраженно махает рукой в сторону смерти и опять отворачивается.
  
  
  Смерть.
  
  А ты подожди с выводами торопиться! Подожди! А то - заладил - смерть только делать могу! Смерть - ничего хорошего! А это как посмотреть?! Между прочим!!! Когда надо жизни, какого ни будь злодея, лишить - мы работаем! Нас просят! Как надо кого ни будь безнадежно больного жизни лишить - что б не мучался - опять нас просят! Так, что не надо тут про нас плохое! И полезное, тоже мы не меньше вас делаем!
  
  Смерть подпирает руками бока и становиться в агрессивную позу и зло говорит.
  
  
  Смерть.
  
  А вы то, между прочим - что лучше нас? Храните жизнь говорите - людишкам? Кому? Это - им неблагодарным? Да они вон - что делают! И плевать они хотели! На вас и на всех! Они добра то не помнят! Да и если разобраться - скольким подонкам и негодяям вы жизнь хранили! Скольким миллионам? Миллиардам? Вот только за прошлый век наколбасили! Ленин, Сталин, Гитлер, Муссолини, Мао Дзе Дун! Пол Пот! Продолжить список то?! А!! Молчишь!!! Отдайте - нам, вовремя - этих козлов - так они поменьше бы ваших людишек и загубили!
  
  Ангел вздрагивает и подбегает вплотную к смерти и нервно топчась смотрит на нее не зная за какую часть тела схватить.
  Ангел.
  
  Послушай ты!!! Заткнись лучше! Это - вы их специально не убивали! Не прибирали к себе! Это вы все растягивали их жизнь! Потому как вам от этого больше выгоды было! Сколько жизней забрали с их помощью!!! Это вам все выгодно было! И не надо, мне тут - басню про это рассказывать! Не надо!
  
  Смерть смотрит на него брезгливо и ехидно улыбается.
  
  Смерть.
  
  А, что ты нервничаешь! Что засуетился?! Нет! Правда - пора тебе на пенсию! Нервишки то некуда! Ангел тоже мне! Нет! Меня он обвиняет?! Нас!!! Да у нас, между прочим - ни какого, плана нет! Нет! Нам все равно - сколько людишек то - помрет! Сколько их прибирать! Нам все равно! И ты это знаешь! И я не пойму - чем ты не доволен? Чем? Тебе то какая забота? Тебе то, что - до них? Ну, миллионом больше - миллионом меньше?! Нет! Ты - какой то, диссидентский ангел! Они, между прочим - твои людишки, большинство - по крайней мере - попадают то, в нужное место!
  
  Ангел обречено отворачивается и тяжело вздыхает.
  
  Ангел.
  
  Ты права! Устал я! И нервы не к черту! Пора действительно на покой! Пора на более - легкую работу! Говоришь там решено, что это моя последняя смена?! Ну что ж - так будет лучше! Знаешь, я даже рад не много, что все так решилось! Рад! Ладно! Какие планы у нас на сегодня? Что планируешь - кого посетить?
  
  Смерть довольно улыбается и гладит ангела по плечу.
  
  Смерть.
  
  Ну, так то лучше! А то не с того мы начинаем! Ссоримся! Не надо это нам! Не надо! Ладно! Забыли! У нас сегодня настоящая драма! Сам выберешь! Кого! Я тебе обещаю - лезть не буду!
  
  Ангел, улыбнувшись и, достав фляжку - пьет. Крякнув, закручивает пробку и кладет во внутренний карман.
  
  Ангел.
  
  Ну, что там? Пошли?!
  
  Смерть.
  
  Пошли! Начнем со стариков! Так легче работать! Первым делом старики! Их легче прибирать! Не так жалко! Хотя кончено для тебя.... Ну да ладно!
  
  Ангел.
  
  Нет. Работать, так работать. Пусть будет, так как будет. В последний раз я привилегий не хочу и им не дам. Пусть будет, так как он решил.
  
  Указывает рукой на потолок. Смерть вздыхает. Разводит руками.
  
  
  Смерть.
  
  Ну, как знаешь. Я хотела как легче тебе. Что ж. Пошли. Но учти. Эта пара не из лучших. Хотя, я уже, наверное, знаю - кого ты выбрал.
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 2.
  
  Квартира поэта Щукина. Он сидит за столом и строит на машинке. Отрываясь, думает. Потом встает из за стола. Нервно ходит по комнате. Закуривает. И вновь садится печатает. Потом рвет напечатанное. Опять вскакивает. И ходит. Садится в кресло и читает в слух стихи - сам себе. В углу стоят ангел и смерть и наблюдают.
  
  Щукин.
  
  
  На могиле поэта, прозвучали стихи.
  Растроганный, плачу.
  И слезы из глаз.
  Куда то за ветром летят журавли.
  Вдаль за удачей.
  От надуманных фраз.
  Капли дождя. Серый траур камней.
  Я слышу опять - рифму жизни его.
  Уносит меня в небо клин журавлей,
  Пытаюсь, понять - забывают, за что?
  Не слышу ответа, да и кто его даст?
  Окончена жизнь, подведен и итог.
   Рождение мыслей и терзание фраз,
   Манящая высь - нашей жизни порог.
  
  
  Щукин задумывается. И поразмыслив, встает с кресла, тяжело вздохнув произносит в зрительный зал.
  
  Да, пожалуй, так. Пожалуй. Черт. Сегодня что-то прет меня. Не к добру. Это. Не к добру. Обычно как прет - так день сумасшедший, либо что тот происходит. Черт!
  
  Появляются ангел и смерть. Смерть, недовольно кивнув головой, говорит ангелу.
  
  Смерть.
  
  Ну, вот тебе первый кандидат. Да не нравится он мне. Уже. Вон кого - все вспоминает. Тебе то это тоже нравится не должно.
  
  Ангел тяжело вздохнув.
  
  
  
  
  Ангел.
  
  Да, я вижу, ты мне подбросила работенку. Кто это? Что за тип? Стихи читает. Кстати кто это? Блок? Пастернак?
  
  Смерть.
  
  Да какой там Блок! Пастернак! Сам вон настихоплетил! Он и автор! Поэт это... признанный. Хотя как не признанный. Печатался. Много. И даже вроде в других странах. Есть работы. Но в последнее время. Что-то не того. Нет толку. Вот и грустит. То пьет. То еще что. Да и критики его не щадят. Что есть силы, разносят в газетах. Сейчас то стихи - людишкам твоим то не очень то нужны! Им все роман криминальный подавай! Детективы! Бульварную ерунду всякую! Помельчал народец то! Что им поэты? На фиг им нужен твой Пушкин? Или Блок?
  
  Ангел.
  
  А тебе то что? Тебе то какая разница, с каких пор ты любительницей поэзии стала? Ты и поэтов то настоящих не видела!
  
  Смерть огрызаясь.
  
  Смерть.
  
  Ну, как не видела. Вот! Он и первый будет! Всегда с чего-то надо начинать!
  
  Ангел.
  
  Эй! Эй! Мы так не договаривались! Ты говорила, я сам выберу! Так что дай право выбора!
  
  Смерть, отмахиваясь и виновато.
  
  Смерть.
  
  Ну, ладно, ладно! Сейчас будет тебе выбор! Эх! Знаю, я уже кого - ты выберешь!
  
  В Квартире Щукина раздается звонок. Поэт плетется к двери и не смотря в глазок отрывает. На пороге появляется "Депутат - политик" Леонид Андронович Маленький и дворе охранников. Щукин отступает в сторону - они заходят.
  
  Маленький.
  
  Вы Щукин?
  
  Щукин пожимает плечами.
  
  Щукин.
  
  Да, я Щукин.
  
  Маленький.
  
  Мне нужно с вами поговорить.
  
  Щукин.
  
  
  Проходите.
  
  Маленький.
  
  Вы, что даже не спросите кто я?
  
  Щукин.
  
  А я знаю кто вы.
  
  Маленький.
  
  Вот как, ну, что ж это и лучше.
  
  Щукин кивает на охранников.
  
  Щукин.
  
  А вы, что ж, в присутствие этих горилл говорить будете?
  
  Маленький недовольно смотрит на охранников, потом на Щукина и кивает им, что бы они вышли. Щукин закрывает за ними дверь.
  
  Щукин.
  
  Прошу. В комнату.
  
  Маленький, проходит в след, за ним и садится на диван. Щукин стоит и смотрит на него, сложив руки на груди.
  
  Щукин.
  
  Выпить хотите?
  
  Маленький вздыхает. И после паузы пожимает плечами.
  
  Маленький.
  
  Нет. У вас все равно нет того, что бы я выпил. А пить бурду я не буду. Да и вообще. Я сюда не пить пришел!
  
  Щукин.
  
  И чем же я обязан столь высокому визиту?
  
  Маленький.
  
  Вы не валяйте дурака. Я пришел к вам насчет моей дочери.
  
  Щукин пожимает плечами.
  
  Щукин.
  
  Поверьте. Я, честно не знаю, чем я могу помочь вам и вашей дочери.
  
  
  
  
  Маленький.
  
  Послушайте вы! Не стройте из себя идиота! Вы прекрасно знаете - чем вы можете помочь мне в отношении моей дочери!
  
  Щукин вновь тяжело вздыхает и разводит руками.
  
  Щукин.
  
  Ей Богу! Ну, я тут не причем! Я ей и сам несколько раз говорил. Она меня не слушает! Поверьте!
  
  Маленький.
  
  Значит, плохо говорили! Плохо! Посмотрите на себя! Вам же сорок, а ей двадцать! Вы же ей почти в отцы, да что там, в отцы в папочки годитесь! Я же ровесник ваш почти - я! Ее отец мне же сорок пять всего!
  
  Щукин.
  
  При чем тут возраст. Вы о чем? Извините. Вы же не за это боитесь. Вы боитесь за то, что я никто, а она ко мне ходит, и влюбилась в меня. А у меня нет ничего за душой. Вот чего вы боитесь и не надо тут разыгрывать чистоту нравственности! Не надо! Если бы у меня был, солидный счет в швейцарском банке, вы бы не так говорили, наоборот бы, наверное, наседали на меня - женится поскорей на вашей дочери!
  
  Маленький вскакивает с дивана.
  
  Маленький.
  
  Да! Да если на то пошло - вы правы! Что вы можете ей дать? Вы несостоявшийся гений пера? Вы же нищий! У вас же нет ничего за душой? Что вы ей голову то морочите? Отстаньте от девочки! Дайте жить спокойно! Ей! И моей семье! Вы ведь ей судьбу сломать надеюсь, не хотите?
  
  Ангел тянет к себе смерть за руку и спрашивает.
  
  Ангел.
  
  А что случилось то? С девочкой?
  
  Смерть.
  
  Да девчонка влюбилась в этого поэта! Его стихами бредит. Говорит он гений. Хочет замуж за него. С ума, в общем, богатая дурочка сошла. Прохода ему не дает.
  
  Ангел.
  
  
  А он?
  
  Смерть.
  
  А что он? Он то понимает. Но он ведь сам видишь - такой человек. Как ты вон любишь, как это у тебя говорится - сердечный! Размазня одно слово! Ух, не мое обещание - сразу бы его первым!
  
  Смерть сжимает кулаки.
  
  Ангел.
  
  Эй! Эй! Я тут решаю! Я тут знаю! Ты не пори горячку!
  
  Смерть.
  
  Да что там пороть. Вижу. Этого. Депутата олигарха хочешь. Я тебя сразу просекла насквозь.
  
  Ангел пожимает плечами и виновато.
  
  
  Ангел.
  
  Нет, ну что ты! Просто, я разобраться, хочу! Да мне симпатичен этот поэт, и я его бы оставил, но коль ты вон говоришь, он с молоденькой связался.
  
  
  Смерть радостно.
  
  
  Смерть.
  
  
  Что,... то? Можно его?
  
  
  Ангел зло.
  
  Ангел.
  
  
  Да погоди ты! Куда торопишься! Дай послушать!
  
  
  Щукин спрашивает у Маленького, садясь на стул и ставя бутылку на стол. Наливает себе водки и пьет.
  
  Щукин.
  
  Ну и что же вы от меня хотите? А господин депутат и папа? Что мне сделать?
  
  Маленький немного успокоясь садится в кресло. Смотрит на Щукина и ухмыляясь говорит.
  
  Щукин.
  
  
  Я хочу, что бы вы уехали. Просто исчезли. Я вам дам денег. Куплю билеты. Оплачу отель. Куда хотите. Хоть в Париж. Хоть в Лондон. Нет лучше в Париж. Там ваша братья - поэтическая шушара всегда любила тусоваться! Хотите в Париж? Монтмартр! Елисейские поля? А хотите по Морнмартру прогуляться?
  
  Щукин тяжело вздыхает. Задумывается. Смотрит в даль. После паузы печально произносит.
  
  
  
  Щукин.
  
  Да, Монтмартр, был я на Монтмартре. Это действительно завораживает свободой...
  
  Читает, заворожено стихи.
  
  Мечутся негры по ступеням Монтмартра
  Черные тени в сумерках вижу
  Седой Базилик как вершина азарта
  Голгофа любви над вечерним Парижем
  Ржавая штанга ЭйфЕлевой башни...
  Мажет лазурь непристойного неба!
  Сена - заводит с свободою шашни
  Вселяя надежду в тех - кто здесь еще не был!
  Остров Сите - словно вкусная специя
  Сбросил тонкие трапы у пристани Лувра.
  Римский осколок, старинной Лютеции
  Тысячелетье людского разгула...
  Висит аромат - любви и разврата
  Счастливы все от каштанов до арок
  Быть здесь свободным - просто приятно,
  Быть здесь влюбленным - просто подарок!
  Русские линии в Вандамской колонне
  Позор Аустерлица бронзой залитый
  И фонарей Петербургских фронтоны
  Мост Александра золотом крытый
  А по Конкорду ходят арабы
  На Елисейских бродят цыгане
  Гранд опера изогнулся ухабом
  Изящным напыщенным и музыкальным!
  И в винегрете людского веселья
   Париж искупается в сумраки ночи
  А утром забыв о вчерашнем похмелье -
  Станет он как дитя - вновь непорочным!
  
  Маленький дослушав. Качает головой.
  
  Маленький.
  
  Это ж, что ж, ваше? Мило, очень мило. Право скажу - не ожидал. Не ожидал. Не зря я вижу, моя дочь в вас влюбилась. Есть вкус у девочки. Не такая уж вы и бездарность. Но впрочем. Один стишок еще ничего не говорит! Как вы насчет моего предложения?
  
  Щукин задумался. Закуривает сигарету. Наливает себе водки. Вновь пьет. Морщится. Маленький с нетерпением ждет, постукивая по подлокотнику пальцами.
  
  Щукин.
  
  Хорошо. Я соглашусь. Но у меня, тоже есть, кое какая просьба. Вернее условие.
  
  
  Маленький
  
  
  Условие? Вы уже начинает меня раздражать. Вы наверно забываете кто - я такой? Поймите. Я ведь могу все сделать и иначе. Но я просто не хочу огорчать мою девочку! Ну, хочу. И вам не хочу я зла! Не хочу! Поверьте! Я бы не предлагал вам прогуляться по Парижу! А смело бы мог вас упрятать, ну скажем лет на пять в зону! Как насчет того, что у вас тут найдут героин, наркотики? Вы ведь все представители богемы - любите кайфонуть? Как там у вас называется - с музой побеседовать! А с ней как я понимаю без "косяка" трудно разговаривать? Не так ли господин поэт?!
  
  
  Щукин.
  
  Скажите, пожалуйста, какие вы тонкости знаете? Откуда. У вас в гос думе вроде и поэтов то нет. Хотя простите. Сейчас там хватает артистов. Простите. Ну не об этом разговор. Черт с ними со стихами. И все-таки есть у меня просьба. Если уж вы говорите такой добрый с одной стороны, а такой всесильный с другой, то вам ее выполнить ничего стоить будет. Так пустячок.
  
  
  Маленький.
  
  Ну и что же это за просьба?
  
  
  Щукин.
  
  
  Я отстаю от вашей дочери, вернее как отстаю. Я к ней и не приставал. Я уезжаю. Надолго. Уезжаю - в общем, навсегда. Пропадаю. Хоть в Париж. Хоть куда. Но перед этим мне нужно, что бы вы... убрали человека.
  
  Маленький недоуменно смотрит на Щукина. Тот наливает себе водки и выпивает. Закуривает сигарету. Маленький с насмешкой после паузы говорит.
  
  
  
  Маленький.
  
  
  Что?! Убрать человека? Ну, знаете! Ха, ха. А я то тут причем? Что вы имеете под словом убрать? Это... Хм, ну вы даете. Не меня же вы хотите попросить об этом?!
  
  
  Щукин вновь наливает себе стопку и выпивает. Ухмыльнувшись, отвечает.
  
  Щукин.
  
  Ой! Боюсь, вы теперь идиота строите! Только что мне грозились вон наркотиками. Засадить. Связи. А тут такой пустяк. Человека убрать!
  
  
  Смерть стукает ангела по плечу и радостно восклицает.
  
  Смерть.
  
  
  Вот как! Видал! Вот тебе и поэтик твой! Давай ка я его обработаю? А? Чего тянуть то!
  
  
  Ангел
  
  Да погодит ты! Дай послушать! Лезешь вперед батьки в пек...
  
  
  Но фразу не договаривает - осекается и смотрит на потолок.
  
  
  Щукин.
  
  Ну, так как? Поможете?
  
  
  Маленький крутит пальцем у виска. И насмехаясь говорит.
  
  Маленький.
  
  
  Да вы, что, с ума сошли, или перепили? Как я вам помогу? Ха, ха. Я ж не убийца!
  
  
  Щукин.
  
  Да нет, вы я вижу и впрямь хороший актер. Какой талант пропадает. Я же не прошу вас ножом махать или из снайперской винтовки стрелять. Нет. Все проще. Вы же прекрасно все поняли - мне нужен человек, который решит эту проблему. И все. Вы мне его найдете, а я в свою очередь отстану от вашей дочери. Вот и все. Сделка. И потом я подозреваю - вам это сделать будет не так трудно. И, не надо мне ту говорить о вашей репутации - вы уже все рассказали, когда говорили про наркотики в моем доме.
  
  
  Маленький задумывается. Смотрит на свои ногти. Молчит. Затем встает и подходит к столу и садится напротив Щукина. Пристально смотрит на него.
  
  Маленький.
  
  Позвольте спросить. А что такое есть в жизни поэта, что заставляет его пойти на такой шаг? Странно? Обычно, во все времена - наоборот, как говорится, поэтов заказывали. Наоборот - завистники его смерти желали. Власти травили. Ну и так далее, ну и так прочее. А тут вон оно как - поэт собирается убрать человека? Кто он? Конкурент? Более талантливый коллега по перу? Чья ж жизнь нужна вам?
  
  Щукин тяжело вздыхает.
  
  Щукин.
  
  Да какая вам разница? Вам то что? Согласны или нет? Тут дел то для вас...
  
  Маленький.
  
  Ну, вы вообще из меня монстра сделали. Думает все так мне просто - раз и дать команду человека убить. Раз и все. Нет. Любезный. Вы ошибаетесь. Мне все равно знать нужно, что за человек, за что вы его приговорили?
  
  Щукин.
  
  
  Да бросьте вы? Вам просто любопытно. Да и потом. Если вдруг все раскроется - вам же лучше. Не знали ничего и не ведали. И вообще никакого отношения к этому не имеете. Как говорится - меньше знаешь - дольше спишь!
  
  
  
  Маленький тяжело вздыхает. Улыбается ехидно и кивает головой.
  
  Маленький.
  
  Ну, что ж, пожалуй, вы правы. Есть, какая то логика. И все-таки. Мне, просто любопытно, из-за чего вы хотите смерти этого человека?
  
  
  Щукин зло смотрит на Маленького и сквозь зубы бросает.
  
  Щукин.
  
  Не волнуйтесь - не из-за денег. Из-за любви.
  
  Маленький недоуменно.
  
  Маленький.
  
  
  Что? Что? Из-за любви?! Ха! Ха! Вы, что, правда?
  
  Щукин.
  
  А, что тут такого? Или для вас это дико? Когда один мужчина желает смерти другого из-за любви?!
  
  Маленький.
  
  Ха! Ха! Ну, вы даете? Из-за женщины? Из-за бабы? Ну не ожидал!
  
  Щукин вскакивает из-за стола. Отворачивается и говорит вдаль.
  
  Щукин.
  
  
  А, по вашему, нужно было из-за денег его убить?
  
  Маленький смеется. Долго вытирает глаза платком. Потом успокаивается и говорит смешливым тоном.
  
  
  Маленький.
  
  
  Ну не ожидал. Ну, вы оригинал. Поэт. Выходит вы и моей дочери - мозги пудрили. Все как в театре. Поэт. Любовью Женщина. Еще одна. Смерть. Красиво, но глупо то как! Как это оказывается глупо! Убить человека из-за бабы!
  
  Щукин.
  
  
  Да, я вижу вы совсем не из этого измерения. Вас испортили деньги власть и карьера. Вы забываете свои человеческие качества - причем самые красивые человеческие качества! Любовь - что может быть прекрасней? С ней и смерть рядом смотрится романтично! Понимаете? Нет, вам этого не понять. Хотя... Вы ведь готовы из-за любви к дочери, ну, скажем - уничтожить человека? Готовы! Вон, у вас на лице, это написано. Хотя как я подозреваю - тут, другое.
  
  Маленький.
  
  Что другое? Я отец.
  
  Щукин.
  
  Нет. Тут тщеславие. Вам не благополучие вашей дочери важно, а что бы она такой же, как вы стали. Такой же. Что бы она, могла людей - как каток, под асфальт закатывать. Что бы шла напролом. И главное деньги. Вот ваши три кита. Не так ли?
  
  Маленький тяжело вздыхает и ухмыляется. Встает из-за стола и говорит печально.
  
  Маленький.
  
  Да, я вижу, мы с вами, в наших рассуждениях о жизни, слишком, далеки. Я, по земле хожу. А вы, где-то там, далеко летаете. Хорошо. Раз вы так хотите. Пусть будет по вашему. Но учтите. Вы тоже сделаете, как и обещали. И больше никогда - слышите никогда к моей дочери не подойдете. А она никогда не появится на пороге вашего дома. Уговор - есть уговор. Ждите, вам позвонят. Назначат встречу. И все-таки, почему вы хотите убить того человека из за женщины? Она, что предпочла его вам? Почему вы решились на это?
  
  Щукин.
  
  Нет, все проще. Она замужем за этим человеком.
  
  Маленький смотрит на поэта и вновь начинает хохотать. Закончив смеяться, он направляется к двери.
  
  Маленький.
  
  Нет, вы и впрямь оригинал. Ну, все как в пьесе. Ну ладно. Проводите меня.
  
  Щукин встает со стула и идет к двери за маленьким. На ходу, он спрашивает.
  
  Щукин.
  
  И когда мне ждать? Как скоро?
  
  Маленький.
  
  Не суетитесь и не торопите судьбу.
  
  В это время на середину сцены выходят ангел и смерть и смотрят на уходящих - Щукина и Маленького. За депутатом закрывается дверь. Щукин встает и облокачивается на нее спиной. Закрывая глаза, он тяжело дышит. Сжав кулаки, после паузы говорит сам себе.
  
  Щукин.
  
  Господи! Господи прости меня! Господи прости! Господи! Прости меня за грех этот!
  
  Ангел и Смерть смотрят на поэта с любопытством. На сцене гаснет свет. В свете прожекторов остаются только Ангел и Смерть на переднем плане. Ангел пожимает плечами.
  
  
  Ангел.
  
  
  Из дня в день. Из столетия в столетие. Ничего не меняется. Все повторяется. Да, видно пора мне - не пенсию. Устал я от этих сцен однообразных.
  
  Смерть.
  
  Нет, ну не скажи. В последнее время, людишки - все оригинальнее становятся! Что, тебе давно ли, попадался поэт, который хочет убить мужа своей возлюбленной? Причем не сам, а прислав к нему, наемного убийцу?
  
  Ангел смотрит на нее и устало говорит
  
  Ангел.
  
  Нет, я вижу, ты действительно недавно работаешь.
  
  Смерть, сама себе под нос.
  
  Смерть.
  
  А, что, тут такого? Мне действительно интересно...
  
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 3
  
  
  Квартира Скрябиных. В комнате Лидия Петровна Скрябина - смотрит телевизор и ее муж Валериан Степанович Скрябин печатает либо на машинке, либо на ноутбуке статью.
  
  Скрябин, отрываясь от машинки, чешет голову. Задумавшись, продолжает печатать, между делом говоря.
  
  
  
  Валериан.
  
  
  Лидия. Тебе не кажется, что мы с тобой в последнее время мало разговариваем?
  
  Лидия.
  
  
  Милый, просто ты постоянно на работе занят. У меня куча работы. Сделка за сделкой. Вот у нас и образовался - дефицит общения. Прости. Я думаю через недельку взять отпуск. И поехать, куда ни будь на море. Как ты? Не против.
  
  Валериан.
  
  Ты в последнее время очень поздно приходишь с работы. Пару раз - не ночевала дома. В прошлый четверг и этот вторник. Мне это не нравится. Лидия, что происходит?
  
  
  Лидия встает с кресла и улыбаясь подходит к мужу. Сверху обняв и склонившись н ад ним виноватым мягким голоском говорит.
  
  Лидия.
  
  Милый, ты что ревнуешь? Зайка! Ну, это тебе не к лицу! Ты же знаешь, у нас был прием с японцами, нужно было до утра "ускоглазых" развлекать, они привыкли рассвет встречать. А во вторник я ездила в командировку. Я предупреждала тебя. Котик? Ты не в духе.
  
  Валериан, перестав печатать, обнимает и целует ей руки и виновато говорит.
  
  Валериан.
  
  Нет, киса, я, конечно, все понимаю. Но и ты меня пойми - ты красивая тридцатипятилетняя женщина. На тебя мужики засматриваются. Мне не хочется, как это говорится на старости лет - рога поиметь. Надеюсь, у меня, их еще нет? Ведь я, как не как - знаменитый литературный критик. И в обществе тоже тусуюсь. И нашей семье эти разговоры о супружеской неверности будут не к чему. Так ведь милая?
  
  Лидия.
  
  Валериан я обижусь.
  
  Отстраняясь от мужа, она садится в кресло напротив него и говорит с претензией.
  
  
  Лидия.
  
  Ты кстати сам поздно приходишь. Не редко от тебя спиртным попахивает, да и от духов один раз аромат шел. Так, что я тебе тоже могу предъявлять претензии если уж на то пошло.
  
  Валериан, перестав печатать, вскакивает со стула и садится на ручку кресла, в котором сидит жена.
  
  Валериан.
  
  Милая, а вот это подло. Ты же знаешь о моей проблеме. И с бабами у меня просто и быть то не может. А спиртным пахло, так это пару раз меня на презентации приглашали в издательства. Они все ведь хотят задобрить критиков. Ведь от нас их тиражи зависят, наши рецензии влияют на читательский интерес.
  
  Лидия смеется.
  
  Лидия.
  
  Ой! Валериан, ради бога. Только вот эту лапшу мне вешать не надо. Нет Валериан. Не надо! Уволь! Какие статьи? Желтая пресса? Таблоиды чертовы? Да издатели плевать хотели на ваше - критиков, мнение! Если честно! Они вбухивают деньги в тех писателей - которых народ читает! Просто тупо пожирает эти книги. И им плевать на содержание - есть доход и главное. А статьи твои - это так, для куража.
  
  Валериан встает с кресла и ходит по комнате. Обиженными и возмущенным голосом говорит.
  
  
  
  Валериан.
  
  Нет, ты не права тут Лидия! Тут ты не права! Это не бизнес тебе. Там ты дока, а тут - не суйся. Не права! Статьи наши и мои в частности имеют очень, важное, значение! Очень! Для литературного мира они - незаменимый барометр творчества современных авторов! Нет, ну ты сама посмотри - что сейчас читает народ? Что? Дешевые детективчики? Бульварщину? Это же пошло? Народ, который родил Достоевского и Толстого - читает каких-то, теток! Которые - всю жизнь проработали следователями или еще черт знает кем! А одна, ты только вдумайся! За пятнадцать лет - семьдесят пять романов написать умудрилась! Семьдесят пять! Да если даже просто каждый день сидеть и писать по странице - времени не хватит! Времени! Это что - творчество? Да на нее пять, шесть человек работают! Негры так называемые! Студенты литераторы, которым на кусок хлеба заработать надо! Разве это творчество? Это грязный бизнес! И я с этим буду бороться! Буду! И буду развеивать миф - о таких вот псевдо писательницах! А народ - у нас не глупый, народ у нас умный и грамотный. Так что ты зря Лидия.
  
  Лидия.
  
  Ой! Валериан - ради бога! Ты сейчас убеждаешь исключительно себя. Но открой глаза - сколько вот человек твою статью в последней газете прочитали? Ну, сколько?
  
  Валериан.
  
  У нее тираж пятьдесят тысяч.
  
  Лидия.
  
  Ну, хорошо пятьдесят тысяч. А знаешь, каков тираж книг, у той писательницы, на которую ты обрушился с гневом? Четыреста тысяч! А гонорар у нее два миллиона долларов в год! Понимаешь? Два миллиона долларов в год! И читают ее! Людям то, что надо - хлеба и зрелищ! Хлеба и зрелищ! Ну, ты же литературный критик, ну не будь наивным донкихотом, против денег и зрелищ - воевать бессмысленно!
  
  Валериан.
  
  Нет! Это не так! Ты совсем ослепла от бизнеса. А как же - то, что красота - это страшная сила? Как-то, что - красота спасет мир? А? Что это пустые слова? Красота слова, красота речи! Это вечно! Это победит!
  
  Лидия смотрит на Валериана с сожалением и после паузы ласковым голосом говорит.
  
  Лидия.
  
  Ну, хорошо, хорошо. Я не хочу ссориться. Победит твоя красота. Победит.
  
  Валериан.
  
  Она не моя, она общая красота.
  
  Лидия.
  
  Хорошо. Общая. Ну а на этот раз кого ты там распекаешь? Опять, какую ни будь писательницу миллионершу? А котик? Кого на это раз?
  
  Валериан, немного успокоившись, садится за машинку и смотрит на ласт бумаги. Молчит, и после паузы, вздыхая - отвечает.
  
  
  Валериан.
  
  На этот раз миля ты не догадаешься. На это раз я раскритиковал поэта.
  
  
  Лидия.
  
  Кого?
  
  Валериан.
  
  Поэта! Да дорогая, хоть их в последнее время и не так много. Жаль топить. Беречь, как говориться надо. Но этот - выскочка. Понимаешь ли, за рубежом его переводить стали! Бродским себя возомнил! Есенин - провинциального разлива. Мне даже приятно его утопить будет! Просто приятно! Этого то я утоплю! Кстати - у нас с ним старые счеты! Учились на филфаке вместе, правда, в параллельных группах!
  
  Лидия.
  
  И кто же это?
  
  Валериан.
  
  Некто Вилор Щукин. Слышала про такого?
  
  Лидия вздрагивает. Становится хмурой. С подозрением смотрит на мужа, но не отвечает.
  
  Валериан.
  
  Милая, я спросил - слышала про такого?
  
  Лидия отвечает с неохотой.
  
  Лидия.
  
  
  Щукин? Слышала. Но говорят - он вроде хорошо пишет. Вон и вечера собирает, что за последнее время редкость.
  
  Валериан.
  
  Да то-то и оно. Собирает. А читает что? Свою ересь? Тоже мне - Евтушенко нашелся!
  
  Лидия встает с кресла и кутается в шерстяной платок. Становится у окна и смотрит в даль.
  
  Валериан.
  
  Милая. Что с тобой?
  
  Лидия.
  
  Да так ничего.
  
  Валериан.
  
  Нет, что-то случилось. Ты что грустной стала?
  
  Лидия.
  
  А что он там написал этот Щукин, за что ты его так не любишь?
  
  Валериан.
  
  Тебе что действительно интересно? Странно, это впервые когда ты интересуешься содержанием моей статьи и творчеством, авторов - которое я разбираю. Странно.
  
  Лидия.
  
  Чего тут странного? Сам ведь хотел, что бы я хоть как-то участвовала и в твоем творчестве. Ведь критика как ты сам говоришь - это тоже творчество.
  
  Валериан самодовольно кивает головой и улыбаясь ласково говорит.
  
  Валериан.
  
  Ну, спасибо милая - не ожидал что ты вот так. Спасибо. Думал что тебе все равно, что я там пишу. А ты вон как. Извини. Что плохо думал.
  
  Лидия.
  
  Так, что он написал?
  
  Валериан.
  
  Кто?
  
  Лидия.
  
  Ну, это твой - Щукин?
  
  Валериан.
  
   А Щукин, Щукин это Щукин. Ну, вот, например - послушай:
  Нам хирурга не надо-
  Мы и так перерезаны
  Как снаряды от "Града"
  Булки хлеба нарезаны.
  И парнишка из Курска
  Нет ему девятнадцати,
  Но стреляет из ПТУРСов
  Вертолет сто семнадцатый...
  Я упал в этот снег,
  Просто доля такая
  Лишь короткий пробег -
  Вот и пуля шальная...
  Эх, российский народ!
  Сколько вас, недобитых?
  Но строчит пулемет!
  Будут цинки залиты...
  Не смотря ни на что
  Тихо плачут их матери
  Потому, что сынок -
  Вновь лежит в Мед. Сан. Бате...
  Но, а мне ли судить?
  Для чего это надо?
  Толи пуля найдет,
  Толи плачет награда...
  
  Ну и как это тебе? А набор слов? Просто графоманство какое то! А его еще за рубежом переводят. Позор! Нет, надо в корни истребить этого выскочку! Писать он решил. Сборники издает. Да издатели после моей статьи его в кабинет то не пустят!
  
  Лидия смотрит на него с презрением и грустно говорит
  
  Лидия.
  
  Странно, а мне понравилось.
  
  Валериан, смотрит на нее удивленно и после паузы замахав руками - кричит, вскакивая со стула.
  
  Валериан.
  
  Нет! Ты только посмотри! Да это же бездарность полная! Полная! И что только люди в этом находят: резаны - перерезаны, матери - мет сам бате! Рифма то убогая!
  
  Лидия вздыхает.
  
  Лидия.
  
  А мне кажется правдиво. И главное с душой. И зря ты так нервничаешь.
  
  Валериан.
  
  Да что ты говоришь? Нервничаешь! Тут занервничаешь! Обмельчала наша поэзия! Обмельчала! Такое пишут - ужас! Ужас!
  
  
  Лидия.
  
  А что надо про травку и солнышко писать? Время такое. Вон на Кавказе война. Он и пишет. Русский поэт, же он всегда писал о трудностях - не только о кленах опавших.
  
  Валериан.
  
  
  Лидия! Лучше замолчи. Ты в это ничего не понимаешь! Поэтому лучше молчи. А то мы поссоримся.
  
  Лидия отвечает безразличным тоном и зло.
  
  
  Лидия.
  
  
  Не хочу, я с тобой ссорится. Я просто говорю о тех стихах, что я услышала. Свое мнение. Вот и все. Просто как человек. Мне они понравились. Они меня задели. Ведь ты же сам всегда любишь приводить пример, что такое хорошие стихи, а что такое поэзия. Это ведь, как - парфюмерная лавка и цветочный магазин. Так вот - стихотворение, про медсанбат и маму, что плачет - мне показалось, очень душевным. И главное - от него настоящим - жизненным пахнет. Пусть даже это и горький запах полыни. И вообще мне так кажется - как будто ты ему завидуешь. Такое у меня впечатление.
  
  Валериан вскакивает и кричит.
  
  Валериан.
  
  Что как ты могла об это подумать?! Я завидую этому бездарю? Да ты понимаешь что говоришь?!
  
  Лидия.
  
  Судя по реакции - я попала в точку.
  
  Валериан.
  
  Лидия. Ты делаешь мне больно! Я не заслужил этого!
  
  Лидия.
  
  Прости Валериан, я просто сказала правду. И она оказалась - горькой. Конечно, не всегда приятно - слышать правду. Даже правильней сказать - правду слушать всегда неприятно. Ведь, правда, в большинстве случаев - горькая. И так устроена жизнь. Но к ней надо относиться с уважением. К правде. Понимаешь Валериан. Если ее ненавидеть - то ничего хорошего в твоей жизни не будет. Одна ложь. Которая, в конце концов, тебя съест и растворит как негашеная известь. И ничего от тебя не останется. Ничего прах и все. Прости Валериан.
  
  Валериан.
  
  Нет! Это не ты говоришь. Не ты! Ты не можешь так думать. Это слишком правильно! Ты не можешь, это не твои слова! Я их уже, где-то слышал, или читал. Откуда ты из взяла? Признавайся? Откуда? Мне просто интересно!
  
  Лидия.
  
  Валериан, тебя действительно - засосала критика. Ты стал мнительным. Я действительно - сама так думаю и нигде, эти слова, не читала.
  
  Валериан садится за стол и обхватив голову руками недоверчиво говорит.
  
  Валериан.
  
  Не верю. Не верю!
  
  Лидия.
  
  Ой, брось! Тоже мне - Станиславский! Валериан. Успокойся. Я сказала тебе правду, что бы легче было. Но кто тебе ее еще скажет? Твои издатели? Или твой редактор? Нет. Им вообще на тебя наплевать. Им нужно - ты тявкаешь в своих статьях - ну и тявкай! А то, что ты не пишешь сам - уже лет десять так это им по барабану. То, что ты умер как писатель и поэт? Кому до этого есть дело?
  
  Валериан.
  
  Лидия замолчи! Замолчи! Я прошу тебя!
  
  
  Лидия.
  
  Ой, да, пожалуйста. Оставайся со своими творческими нереализованными амбициями и страхами наедине. Только вот, отыгрываться, на талантливых - это просто мерзко.
  
  Валериан вскакивает и убегает со сцены. Лидия провожает его жалостливым взглядом. Смерть и Ангел тоже смотрят сначала - на уходящего Валериана, затем на Лидию.
  
  Ангел.
  
  Честно говоря, я вообще не понимаю - зачем ты меня сюда привела. Что тут то? неужели ты хочешь кого-то из этих двоих и без того несчастных людей?
  
  Смерть.
  
  Ой, какой ты все-таки сентиментальный. Погоди, будет тебе продолжение. Чувствует мое нутро.
  
  В это время раздается звонок в дверь. Лидия подходит к ней и открывает. На пороге стоит молодая девушка - дочь депутата Виктория Маленькая. Она недоверчиво смотрит на хозяйку.
  
  Виктория.
  
  Здравствуйте, мне нужна Лидия Петровна Скрябина.
  
  Лидия.
  
  Здравствуйте. Я Лидия Петровна. Чем, могу быть, полезна? Вы кто?
  
  Виктория.
  
  Вы меня не знаете. Мне просто нужно поговорить с вами на очень важную тему!
  
  Лидия пожимает плечами.
  
  Лидия.
  
  Ну не знаю, о чем речь то?
  
  Виктория.
  
  Это очень важно поверьте. Речь идет о судьбе двух человек. И один из них Вилор Щукин.
  
  Лидия задумывается. И посмотрев на Викторию - с ног до головы, тихо говорит.
  
  Лидия.
  
  Ну, что ж проходите.
  
  Виктория проходит и снимает верхнюю одежду. Лидия проводит ее в комнату и усаживает на кресло. Девушка смущаясь не решается смотреть в глаза хозяйки. Лидия садится напротив и после паузы спрашивает.
  
  Лидия.
  
  Ну и о чем мы с вами будем говорить?
  
  Виктория.
  
  О вас.
  
  Лидия.
  
  Обо мне? А что такое со мной?
  
  Виктория.
  
  Вы мне мешаете.
  
  Лидия, рассмеявшись, отвечает сквозь хохот.
  
  Лидия.
  
  Позвольте, девушка - как я могу вам мешать, ведь я вас даже не знаю?
  
  Виктория.
  
  Это не важно. Вы мне мешаете, не зная меня.
  
  Лидия.
  
  Позвольте девушка, загадки я не люблю. Говорите нормально.
  
  Виктория.
  
  Он вас любит.
  
  Лидия в недоумении.
  
  Лидия.
  
  Кто?
  
  Виктория.
  
  Вилор. Он вас любит! Он только о вас си думает. Он меня совсем не замечает. Даже когда мы в постели он думает о вас. Он несколько раз называл меня вашим именем. Он во сне повторяет ваше имя.
  
  Лидия смотрит на нее пристально и покачивая головой печально отвечает.
  
  Лидия.
  
  А вон оно что? Очередная жертва любви Вилора Щукина. Бедная дитя. Вот оно что. Простите. Как я сразу не догадалась. Вы уже успели с ним провести ночь?
  
  Виктория.
  
  Вы тоже любите его. Я чувствую это. В вашем вопросе прозвучала ревность. Я шла сюда в надежде на то, что он любит вас безответно, но как вижу, я ошиблась. Вы его тоже любите.
  
  
  
  Лидия.
  
  Девушка, да вы что? О чем вы? какая там любовь? Я с ним знакома то едва-едва.
  
  Виктория.
  
  Не надо мне лгать. Я все знаю. Я знаю, где вы встречаетесь. Я знаю о ваших свиданиях. Я знаю, что вы с ним занимаетесь любовью на квартире, которую вы, снимаете. Я все знаю. Не надо мне лгать.
  
  Лидия, нахмурившись, откидывается в кресле. После паузы тяжело вздыхает.
  
  Лидия.
  
  Так! Вы что ж следите? Поздравляю Вилора и себя. Поздравляю. Мне только еще этого не хватало. Вы, что ж сами следили?
  
  Виктория.
  
  Нет, я нанимала детективов частных.
  
  Лидия.
  
  У вас и пленки как я понимаю, какие то есть, ну по условиям жанра - должны быть и фотографии. Так ведь?
  
  Виктория.
  
  Вы правы и фото и даже есть запись ваших разговоров и даже.... Простите - как вы стонете в постели.
  
  Лидия.
  
  Так, ну это уже вообще. И сколько интересно вам это стоило? Ведь это дорого нанять детективов и еще с аппаратурой?
  
  Виктория.
  
  Это обошлось не дешево. Но не в этом дело. Деньги у меня есть.
  
  Лидия.
  
  Хм, откуда позвольте спросить - у такой молодой особы деньги - богатый папа?
  
  Виктория.
  
  Да, но это не важно. Важно то, что я хочу вам сказать.
  
  Лидия тяжело вздыхает.
  
  Лидия
  
  Как я понимаю, по условиям жанра - сейчас пойдет шантаж. Вы будете меня шантажировать? Хотите что бы я вам компенсировала затраты по слежке?
  
  
  
  Виктория.
  
  Нет. Мне не нужны ваши деньги. И вообще я не хочу вас шантажировать. Это мерзко. Хотя я могла бы показать фото и дать послушать записи вашему мужу. Но я не буду этого делать.
  
  Лидия.
  
  Хм, это почему?
  
  Виктория.
  
  Я в самом начале нашей беседы сказала - вы мне мешаете. Так вот я пришла попросить вас - исчезнете. Уйдите, из моей жизни! А, главное - из жизни Вилора! Вот и все.
  
  Лидия кивает головой и печально смотрит на девушку. Виктория не выдерживает ее взгляда и отворачивается в сторону. Помолчав, она добавляет.
  
  Виктория.
  
  Честно говоря, я человек мягкий и на этот разговор решилась после долгий раздумий. Я не хотела его, но у меня нет выхода. Я люблю этого человека. И никому его не отдам. И ради него, готова - на все. Поэтому прошу вас - прислушайтесь ко мне и сделайте то, о чем я вас прошу.
  
  
  
  Лидия.
  
  А что я должна сделать то? Покончить с собой?
  
  Виктория.
  
  Нет, вы зря иронизируете. Вы должны исчезнуть. Уехать в другой город. И все. Просто исчезнуть. Что бы, он не знал, где вас искать. А потом он забудет вас и полюбит меня. А если вам нужны деньги на переезд - я заплачу! Сколько вам надо, я заплачу!
  
  Виктория, говорит последние слова со слезами на глазах, ее голос срывается. Лидия смотрит на нее с жалостью
  
  Лидия.
  
  Девочка моя, вы, что такое говорите? Куда уехать? Я не могу уехать? Вы с ума сошли! Вика! Послушайте меня! Вы насмотрелись фильмов! Так в жизни не бывает! Он не полюбит вас даже, если я исчезну! Полюбить нельзя другого человека, если исчез любимый! Вы заблуждаетесь! И потом - вы не спросили главное. Хотя и заметили. Главное готова ли я послушаться вас?
  
  Виктория плачет. Она вытирает глаза платком и всхлипывающим голосом спрашивает.
  
  Виктория.
  
  Я не хочу этого, но вы готовы? Вы сделаете?
  
  Лидия.
  
  Нет. Я не сделаю. Я не могу выполнить вашу просьбу.
  
  
  
  Виктория.
  
  Почему? Потому что вы любите его? Да? Вы любите его?
  
  Лидия молчит. Она отводит глаза в сторону.
  
  Виктория.
  
  Значит, я не ошиблась - вы любите его. И, как я, понимаю, готовы на все. Вы только делали вид, что он вам безразличен, но на самом деле вы готовы на все. И это страшно. Страшно! Господи! Я не хочу!
  
  Лидия.
  
  Чего, вы не хотите?
  
  Виктория.
  
  Убивать вас. Но я вижу, у меня, не остается выбора.
  
  Лидия.
  
  Вы что говорите? Вика? Вы в своем уме?
  
  Виктория вздыхает и вытирая остатки слез платком уверенно и жестко говорит.
  
  Виктория.
  
  Я вынуждена вас убить. Если вы не отступитесь и не оставите Вилора в покое - я вас убью. Поверьте мне противно но я сделаю это! Простите. Знайте. Прошу вас испугайтесь и отступитесь! Поклянитесь мне, что он вам не нужен! И все будет хорошо! Прошу вас! Не толкайте меня на это! Я не хочу, вас убивать! Но просто вы не оставляете мне выхода!
  
  Лидия вздыхает и помолчав спрашивает.
  
  Лидия.
  
  Скажите Вика - а вы на моем месте, как бы поступили?
  
  Виктория на нее смотрит с ужасом.
  
  Виктория.
  
  Значит - вы не боитесь смерти?
  
  Лидия.
  
  Боюсь.
  
  Виктория.
  
  Значит, он вам, дороже жизни?
  
  Лидия.
  
  Да.
  
  Виктория вскакивает и выбегает в прихожую. Набросив куртку, она открывает дверь и плача выбегает из квартиры, хлопнув дверью. Лидия стоит, смотрит за ней, сложив руки на груди. В это момент в комнате появляется Валериан, он недоуменно спрашивает
  
  
  Валериан.
  
  Лидия? Кто это был?
  
  Лидия.
  
  Это приходил один человек.
  
  Валериан.
  
  Что ему надо было?
  
  
  
  Лидия.
  
  Он, пришел мне сказать, что убьет меня.
  
  Валериан.
  
  
  Что? Хватит шуток!
  
  На сцене гаснет свет. На середину выходят смерть и ангел. Смерть похлопывает ангела по плечу.
  
  Смерть.
  
  Ну, как тебе? А мне так нравится. Хотя немного старомодно. Интересно как она собирается ее убить?
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 4
  
  Квартира Вилора Щукина. В кресле сидит Павел Афанасьевич - дед поэта. Он читает газету. Открывается дверь в квартиру входит Лидия Скрябина. Она раздевается. И поправляя прическу смотрится в зеркало. В углу стоят смерть и ангел и наблюдают.
  
  Лидия.
  
  Вилор? Ты Дома? Вилор?
  
  
  Лидия заходит в комнату и в растерянности останавливается и смотрит на Павла Афанасьевича. Тот, убрав в сторону газету улыбается и гостеприимно говорит.
  
  Дед.
  
  Здравствуйте Лидия Петровна! А Вилора нет.
  
  Лидия.
  
  Ой! Павел Афанасьевич! Простите, не ожидала, я вот, зашла. Вилор ключ мне дал. Мне поговорит с ним срочно надо. А он скоро придет?
  
  Дед.
  
  Поехал в редакцию. Обещал скоро быть. Меня вон просил обед сготовить. Я уж и борщ сварил. И вот сижу прессу читаю. Газеты новые. Много забавного пишут. Да вы Лидия Петровна не стесняйтесь. Проходите, садитесь. А хотите, я вас борщом накормлю? А? Я вкусно борщ готовлю!
  
  Лидия, садясь в кресло.
  
  Лидия.
  
  Нет, нет. Спасибо конечно. Я просто подожду. Немного. Мне просто действительно очень нужно с ним поговорить. Очень нужно.
  
  Дед.
  
  Ну, нет, так нет. А зря. Мне бы было очень приятно, если бы мои кулинарные способности оценила такая красивая женщина.
  
  Лидия смущаясь
  
  Лидия.
  
  Вы мне льстите. Какая я красивая. Простая.
  
  Дед.
  
  Ой, нет. Позвольте, с вами не согласится. У моего внука не красивых женщин не бывает. Он ведь натура художественная. А у людей с воображением - не бывает что-то или кого-то некрасивых. Хотя простите. Я так вот говорю, о вас будто о какой то вещи. Простите великодушно! Я действительно последнее время говорю иногда, что-то лишнее. И не дозволительное.
  
  Лидия.
  
  Ну, что вы. Павел Афанасьевич! Только за одни вот ваши извинения и речь вашу такую необычную - на вас злиться грех. Вы так красиво говорите.
  
  Дед.
  
  Да какая там речь!
  
  Лидия.
  
  Не скажите - ну кто вот сейчас говорит - простите великодушно? Да никто! Все забыли такие прекрасные выражения! А как приятно их слышать! Тем более от пожилого человека! Поверьте - любая женщина это оценит! Эх! Павел Афанасьевич, верите - порой так хочется романтики! А ее нет в нашей серой и убогой до общения жизни! У нас ведь рутина одна! Мы, не можем насладится - этим человеческим общением!
  
  
  Дед.
  
  Да, я с вами согласен. А что от таких вот выражений - простите великодушно, так это я как-то привык. Меня к нему один человек научил. В лагерях. В Краслаге. Это было в тридцать восьмом, или нет. В тридцать девятом! К нам в барак поселили такого - невзрачного на первый взгляд, человека. Низенького, какого то тщедушного на вид. Но как оказалось - это был потомственный дворянин, Сергей Сергеевич Гротов. Его сам император ценил. Сергей Сергеевич отвечал за поставки двору его императорского величества сена для конюшен, в общем - корма. Ну а потом как там было - революция. И так далее. Уехать не успел, или не захотел. А большевики вспомнили ему царскую службу и сослали в Сибирь. В лагеря. Хотя он никакой политикой никогда не занимался. Так вот этот человек стал настоящим лидером нашего барака! Какая у него была внутренняя энергия! А выдержка, какая! Помимо образованности и воспитанности, он был настоящим порядочным человеком - настоящим дворянином! Он и научил меня вот так разговаривать! Вернее, я от него это взял, он специально конечно ничему не учил!
  
  Лидия.
  
  А что стало с этим человеком?
  
  Павел Афанасьевич задумавшись, отводит от нее взгляд и смотрит в окно. После паузы говорит тихо и печально.
  
  Дед.
  
  Он умер. Как и сотни других ЗК. Зима сорок первого была холодной и как не когда голодной! Администрация лагеря нас практически не кормила! Они говорили - тут война идет, а мы врагов народа - бесплатно кормит должны? Дохните! И дохли. Умирали. Инной раз проснешься - а сосед твой рядом уж холодный. По началу я спать не мог! Боялся, что вот-вот сосед дышать перестанет! А потом. Потом Лидия Петровна, я иногда даже завидовал им! Им - тем, кто вот так во сне. Ведь во сне смерть - самая сладкая. Не заметно к Господу душа отлетает! Без мучений!
  
  
  Смерть поворачивается и толкнув ангела в плечо радостно говорит.
  
  Смерть.
  
  А мне нравится этот старикан. Знает толк в последнем уходе. Хочешь, я ему последний уход сделаю, как он желает? А вот так во сне. Сейчас вон приляжет вздремнуть и все? Чего тянуть то?
  
  Ангел отмахивается.
  
  Ангел.
  
  Успеешь. Дай дослушать.
  
  Смерть.
  
  Опять успеешь?! Дай дослушать? Ты же говорил, что устал от этих вот сцен и речей! Говорил, что ничего не меняется у людей, а сам? Понравилось? да и что тянуть - старику то вон уже восемьдесят с гаком, наверное! Что его тут мурыжить - пожил свое. Не молодуху же? Ты что! Нет, я уже не рада, что подарок тебе сделала! Ты злоупотребляешь! Смотри - мое терпенье лопнуло! Сама решу кого и когда!
  
  Ангел.
  
  Только попробуй! Вмиг там узнают о твоей самодеятельности!
  Показывает пальцем на потолок.
  Потом не обижайся!
  
  Смерть.
  
  Ладно, ладно, что смотри, наслаждайся, сентиментальный ты наш.
  
  Лидия.
  
  Ой! Как же все страшно было Павел Афанасьевич. Страшно. Вы столько пережили в этих лагерях. А за что вас повадили?
  
  Дед.
  
  Да не за что. По доносу друга моего сначала посадили. Мол - агитировал против советской власти. Готовил теракты, состоял в подпольной организации. А на деле анекдот в компании рассказал. А в компании был человек, который потом написал докладную в НКВД. И все. Знаете Лидия Петровна. Раньше ведь, там у нас много было тех, кто на НКВД рапорты строчил. Они вербовали слабых или тех, кто выслужиться хотел - по карьерной лестнице подняться. Вот и писали. А людей сажали.
  
  Лидия.
  
  Вы говорите, друга посадили. А вы при чем?
  
  Павел Афанасьевич, тяжело вздыхая.
  
  Дед.
  
  Так друга допрашивали потом. Как там сейчас называется - с пристрастьем. В общем пытали его. Били. Спать не давали. Грозили расстрелом. И все такое. Требовали выдать им списки других частников организации. Назвать имена, фамилии. Вот друг и не выдержал. Начал вспоминать, как это говорится. На одном из допросов он просто назвал своих друзей и знакомых. Всех кого знал. Просто всех с кем общался. И все! Пошло - поехало. Всех арестовали - кого назвал. По очереди. И меня в том числе.
  
  Лидия.
  
  Как же так? Как он мог? Это ведь подло! Оговаривать своих друзей! Его совесть то не замучила?
  
  Дед.
  
  Знаете. Лидия Петровна. Вы просто не понимаете. И не можете понять. Там не до совести ему было. Он просто сломался. И я его понимаю - я на него зла не держу. Не выдержал он. Вот и все. Многие не выдерживали. Многие. Там под пытками порой ловишь себя на мысли что готов, на все - и унизиться, и предать, лишь бы от тебя отстали. Лишь бы не трогали и не били, а еще лучше просто расстреляли. Страшно это. Не кому не пожелаю. Вот так как он.
  
  Лидия.
  
  А вас? Вас пытали?
  
  Дед.
  
  Все было. Но я, не назвал больше им никого. За это вон у меня до сих пор рука кривая. Сломали ее. Кстати это меня и спасло. Они, испугались и побыстрее, решили меня в лагеря отправить. Что б их не наказали, что они людей пытают. Тогда все равно официально нельзя было пытать. И если человека искалечат - то и палачей могли посадить. Одно слово - банка со скорпионами. Так и поехал я с пятьдесят восьмой частью десятой на пятнадцать лет. В краслаг. Так и стал я политическим. Хоть и политикой то не интересовался.
  
  Лидия.
  
  
  Как все странно. Мерзко как. А этого человека вы потом встречали? Ну, того, кто вас оговорил?
  
  Дед.
  
  Нет. Не встречал. Его расстреляли, в тридцать восьмом. Сразу, после суда. Не спасло его то, что он столько имен назвал. Как руководителя подпольной контрреволюционной троцкиской организации и расстреляли. Тогда ведь план спускали сверху. Сколько нужно расстрелять. Вот он и попал под план так сказать. Ему лоб зеленкой и намазали, как говорится.
  
  Лидия.
  
  Вот смотрю я на вас, Павел Афанасьевич, и удивляюсь. Вы столько пережили. Вас так люди обидели. Не за что вот отсидели столько лет. Друзья предавали. Такая жизнь у вас была трудная и страшная, а вы все равно! Жизнь любите и людей любите! У вас нет злости к людям! Как это? Вы не озлобились. Я вижу, по глазам вашим. Разве так можно? Для меня вот честно скажу - загадка!
  
  Павел Афанасьевич пожимает плечами.
  Дед.
  
  Лидия Петровна деточка. Простите великодушно! Можно, я вас буду называть - деточка?
  
  Лидия.
  
  Конечно, мне будет приятно.
  
  Дед
  
  Деточка! Нельзя, жизнь не любить. И людей нельзя не любить. Ведь люди это часть жизни и в большинстве своем - хорошие люди. Добрые и человечные. Они сочувствуют и переживают. Они помогают пережить боль. Вот вы, вы сейчас моих страшилок наслушались и вам вот меня жалко стало! А мне, что старику надо?! Мне - уже приятно, что кто-то меня жалеет. Переживает. Уже от вас энергия добра идет. Так что Лидия Петровна - людей любить надо! Надо! Иначе - зачем жить? А озлобится - это самое простое. Злоба - она съедает человека. Просто уничтожает, словно червяк - ест его изнутри! И человек, как бревно становится трухлявым. Морально погибает.
  Лидия.
  
  Красивы ваши слова. Но все же. Злоба то разная бывает.
  
  Дед.
  
  Конечно, есть злоба к врагу. Когда страну твою завоевать хотят. Но я не, об этом. Я о зависти и злобе людской - обычной повседневной так сказать. Она страшна.
  
  Лидия.
  
  А как быть с любовной злобой? Она то как? Тоже человека съедает?
  
  Дед.
  
  Я что-то не пойму. Что вы имеете в виду? Любовь и злоба вроде бы не совместимы! Насколько я знаю, когда человек любит - он не может озлобиться! Не может!
  
  Лидия.
  
  Может. Вот, например - один человек любит другого. А тот, не отвечает ему взаимностью. И тогда человек озлобляется. Он готов на все. Он готов на преступления. Такое ведь бывает?
  
  Дед
  
  Я не встречал. Хоть и живу вот уже восемьдесят с лишним.
  
  Лидия.
  
  А я встречала. Человек хочет убить другого человекам только за то, что его любит его возлюбленный!
  
  Дед.
  
  Да! Такое, вроде бы шекспировское развитие. Разве такое возможно у современной молодежи?
  
  Лидия.
  
  Возможно. И вот вы как бы поступили в такой ситуации?
  
  Дед.
  
  В какой такой?
  
  Лидия.
  
  Ну, если бы вам сказали, что вас хотят убить. За то, что вас любит женщина. А ее любит мужчина, и он хочет вас убить! Вы как бы поступили? Испугались? Бросили бы эту женщину?
  
  Дед смеется и кивает головой.
  
  Дед.
  
  Да, интересная ситуация? А я? Я то люблю - ту женщину?
  
  Лидия.
  
  Без памяти.
  
  Дед.
  
  Но вот вы сами и ответили. Как можно отступиться от того, кого любишь без памяти? Памяти то нет. А значит и чувства опасности. А значит главное для тебя - тот единственный человек! Вот и все.
  
  Лидия.
  
  И вас не напугала бы смерть?
  
  Дед.
  
  Нет. Да и что есть, лучшего, как говорится - как умереть за любимую? Это ведь тоже так приятно!
  Смерть говорит ангелу, вновь стукая его по плечу.
  
  Смерть.
  
  Нет, этот дед мне определенно нравится! Определенно! Я, пожалуй, стала его поклонницей! Он все тонкости знает! Забавный старикан!
  Лидия.
  
  Вы очень интересный человек Павел Афанасьевич. Очень. С вами не просто интересно. С вами хорошо. Как - то уютно на душе от ваших мыслей высказанных вслух. Спасибо вам. И Вилор. Он тоже взял частичку вас. Он тоже взял и я только за это вам благодарна.
  
  Дед.
  
  Ну, что вы деточка! Что вы! Вы льстите мне! Старика вводите в искушение! От ваших слов - веет лестью обольстительницы! Смотрите Лидия Петровна! Влюбиться у меня еще сил хватит! Есть еще порох в пороховницах!
  
  Лидия. Смеется.
  
  Лидия.
  
  Ой! Пожалуйста! Я только рада буду! И у Вилора - вон какой соперник будет! Кстати - Павел Афанасьевич, это вы внуку такое имя дали? А?
  
  Дед.
  
  Да, был такой грех. Его мать то родила совсем будучи еще девчонкой! В восемнадцать. Да и мне тогда чуть больше сорока было. Я только что из лагерей вернулся. И дочь увидел лишь, когда она уже беременной была. Вот и решил на всякий случай - назвать его революционным именем. Что бы там претензий не было - а так Вилор. Сокращенно - Владимир Ильич Ленин и октябрьская революция! Кого с таким именем репрессировать будут? Я ж не знал тогда со сталинизмом покончено.
  
  Лидия.
  
  Да. Имя, редким получилось. Оно и к лучшему. Правда, он нервничает - говорит, ему не нравится. А мне так напротив - я к нему привыкла. Даже изюминка, какая то есть. Вилор Щукин!
  
  В это время открывается дверь и в квартиру входит Вилор Щукин. Он пасмурный и расстроенный. Бросает ключи у зеркала и заходит в комнату. Павел Афанасьевич и Скрябина, встречают его вопросительными и тревожными взглядами
  
  Дед.
  
  Привет внучок. Что-то ты мрачен? Не приятности?
  
  Щукин не смотрит на деда. Он стоит и уставившись в пол молчит. Скрябина подходит к нему и погладив его по щеке спрашивает ласково.
  
  Лидия.
  
  Вилор? Привет! Ты даже не поздоровался со мной? Что-то случилось?
  
  
  Щукин.
  
  Мне вновь отказали в редакции. Отказали. Сказали, что издавать мою книгу не хотят.
  
  Лидия.
  
  Почему? Что не так?
  
  Щукин.
  
  Они считают, что напрасно потратят деньги. Сейчас стихи не в моде. Да и критики в мой адрес полно. Творчество, у меня какое то странное. Вот и все.
  
  Дед
  
  Погоди, Вилор, они же заключили вроде с тобой договор?
  
  Щукин.
  
  Это был предварительный. Но сейчас от него отказались.
  
  Лидия.
  
  И что нет никакого выхода?
  
  Щукин.
  
  Они мне предложили роман написать. Мол - имя раскрученное. И можно хороший тираж вылить. И денег собрать. Но надо переквалифицироваться в романисты. И лучше в любовные. Говорят сейчас любовные романы на пике. Вот. Так.
  
  Лидия.
  
  То есть как? Ты же поэт? Они что не понимают?
  
  Щукин.
  
  Они все понимают. Но им наплевать. Они говорят я плохой поэт. Они говорят - стань писателем! Вот и все.
  
  Лидия.
  
  Но это же, как-то...
  
  Щукин.
  
  Да, как-то! Ты права! Через одно место!
  
  Дед
  
  Знаешь, что внучок. А я бы на зло, им роман написал. На зло! Как говорится по указу! Вот и все! Плюнь и напиши.
  
  
  
  Щукин.
  
  Дед? Ты, что говоришь? И это ты? Ты такое говоришь? По указу? Ты ведь сам ничего не делал по указу! А мне предлагаешь? Да ты что?
  
  Дед.
  
  Бывают ситуации - когда просто жизненно важно сделать по указу. Что бы сохранить себя. И близких.
  
  Щукин.
  
  Нет, дед. Я не узнаю тебя! Я поэт! Поэт, а не писатель детективов! Поэт понимаешь! Вот так то и отвечу я тебе таким:
  
  Читает возбужденно стихи.
  
  Жизнь по указу будь она проклята!
  Подсказки, инструкции -бюрократизм.
  Свобода - экстаз с вырванными нОгтями!
  Закон ей палач, врач и ее механизм.
  Жизнь для престижа -будь она выжжена!
  Огнем сотворенья любви и добра,
  Чувства, бесстыжи, а мысли не движимы,
  Тают в сугробах ласк серебра.
  Жизнь без идей - как червивое яблоко,
  Упавшее с дерева - в мусора кучу,
  Отношения людей - так полезны и пагубны,
  Тут, все по своему, для каждого случая.
  Жизнь ради власти - гора из навоза.
  Опасна, коварна, как выстрел в затылок!
  Успех жизни - часть не написанной прозы,
  Лежит в тишине не открытых дорог!
  
  Лидия.
  
  Красиво Вилор. Ты недавно это написал?
  
  Щукин.
  
  Да Лидия. Вот домой ехал и написал.
  
  Дед.
  
  Бунтарство в тебе хватает, только вот смотри Вилор, что бы, это самое бунтарство не затмило остальные качества. Что бы, ты не стал злым и жестоким - после этих не удач.
  
  Павел Афанасьевич встает и идет к двери. Он оборачивается у порога и смотрит на Скрябину.
  
  Дед
  
  Лидия Петровна деточка, берегите его. Берегите его мир. Внутренний. Он на гране. Я вижу. Еще немного и он сорвется. Если уже не сорвался. Он может наделать глупостей. Деточка берегите его. Он такой вроде бы сильный и на самом деле ранимый и глупый.
  
  
  
  Лидия.
  
  Я обещаю вам. Я все сделаю.
  
  Дед.
  
  Ну ладно. Я пойду, прогуляюсь. А вам я вижу, двоим побыть надо. Наедине. Ну, что ж. На улице вроде хорошая погода. Так, что...
  
  Павел Афанасьевич берет трость и выходит из квартиры. Щукин подходит к буфету достает от туда бутылку и поставив ее на стол садится. Молча наливает себе рюмку и выпивает. Лидия стоит и смотрит за ним.
  
  Лидия.
  
  Я тебя не узнаю Вилор. Ты в последнее время, стал каким то жестоким. Вон деда обидел. Со мной не говоришь нормально. Пьешь вон много. Что случилось? Неужели тебе этот отказ в редакции так душу разворошил?
  
  Щукин не смотря на нее - молча наливает еще одну стопку и пьет. После паузы. Он поднимает глаза и кивает головой.
  
  Щукин.
  
  А знаешь, кто статью эту, проклятую, написал?
  
  Лидия тяжело вздыхает. Она проходит и садится в кресло. Помолчав, говорит грустным голосом.
  
  Лидия.
  
  Ее написал Скрябин. Я видела эту статью, когда он ее писал.
  
  Щукин.
  
  Видела?! И не сказала мне? Почему?
  
  Лидия.
  
  Зачем? Он все равно бы ее опубликовал. Она все равно бы вышла. А ты бы дергался. Мог глупостей наделать. Зачем. Я ради тебя и не стала ничего говорить. Тем более - ты знаешь, что все, что он написал - бред. Это не правда. Это лишь отголоски зависти. Он завидует тебе. Он всегда тебе завидовал. Он просто такой человек. И я ничего с этим не сделаю. И я не виновата, что я - его жена.
  
  
  Вилор.
  
  Опять твой муж. Опять он. Нет. Все-таки я не напрасно решился. Не напрасно.
  
  Лидия.
  
  Что не напрасно? Ты о чем?
  
  Щукин выпивает еще рюмку. Махает рукой.
  
  Щукин.
  
  Так не о чем. Скажи мне лучше - ты бы поехала со мной в Париж? А вот - так. Не с того, не с сего. Бросила все и поехала бы? Вдвоем ты и я! Просто глупо - ты и я! Мы бы гуляли по Елисейским полям. По Конкорду.
  
  Лидия.
  
  Ты же знаешь - это сейчас не возможно. У меня работа. Да и Скрябин. Как ему то это сказать. А потом на такую поездку нужны деньги. У меня сейчас лишних нет. А у тебя и подавно. Так что Вилор - успокойся и не теш себя этими иллюзиями. Труднее будет вернуться в реальность.
  
  Щукин.
  
  Ерунда! Отговорки. А если я найду денег? Если нам твой Скрябин больше никогда не помешает? Поедешь? Что здесь делать? В это сттарне? Которая - сходит с ума! Которая Достоевскому и Гоголю предпочитает дешевых выскочек, делающих деньги на бульварных романах! Нет, никогда в этой стране не будет порядка! И главное никогда этот народ не будет жить счастливо! Он сам не хочет! Понимаешь! Сам не хочет жить по человечески! Рожать и воспитывать детей! Не пить водки! Не обижать стариков! Не воровать у инвалидов и сирот! Народ это не хочет! Что можно ждать, от этого народа? Лидия? Оглянись! Нет! Уезжать, и пока есть возможность - бежать отсюда! Так ты поедешь со мной в Париж? И Скрябин твой не помешает - поверь мне, я обещаю!
  
  
  Лидия.
  
  Вилор! Ты меня пугаешь? Найдешь денег, Скрябин не помешает? Ты, что его убьешь?
  
  Щукин.
  
  А если и так? Ты что меня меньше любить после этого будешь?!
  
  Лидия.
  
  Вилор! Прекрати! Это уже не смешно! Это уже мне не нравиться! Ты меня пугаешь!
  
  Щукин.
  
  И все-таки, ты бы стала меня меньше любить, или разлюбила бы совсем, если бы я убил твоего мужа? Скажи, только честно?
  
  
  Лидия.
  
  Прошу тебя! Прекрати! Я не могу отвечать на такие вопросы! Ты меня мучаешь! Ты же знаешь, что я тебя люблю - и этим пользуешься. Ты жестокий! Ты говоришь такие вещи, от которых мурашки по коже! Народ тебе не нравится! Ты обозлился! Поэт не доложен быть злым. При чем тут народ. При чем тут страна, если тебя обидела горстка негодяев? И из-за них ты готов бросить родину? Не правильно это. Не правильно. Нельзя жить в ненависти и обиде. Нельзя жить, желая смерти, пусть даже нехорошим людям. Нельзя желать смерти врагам. И тем более нельзя эту смерть призывать. Правильно дед сказал - ты жестокий! И это страшно!
  
  
  
  
  Щукин.
  
  Дед! Слушай ты больше этого идеалиста романтика! Он пятнадцать лет в лагерях оттрубил и всех любить продолжает! То же, мне - библейский персонаж! А сам за свою жизнь так ничего и не смог сделать! Ничего! Только вон, хорошие слова, говорить умеет!
  
  Лидия.
  
  Злой! Ты злой Вилор, я тебя не узнаю.
  
  Щукин смеется.
  
  Щукин.
  
  Я сам себя не узнаю. А дед, извини, он конечно человек хороший, но нельзя жить по его советам. Нельзя. Не выживешь.
  
  Щукин смотрит в окно и махнув рукой говорит.
  
  Щукин.
  
  Кстати, вон дождь, наверное, будет, а старик зонта не взял. Замокнет.
  
  Лидия.
  
  Домой вернется.
  
  Щукин.
  
  Нет, не вернется. Так и будет сидеть на лавке - пока ты не уйдешь. Он ведь тактичный. Дождь его не испугает. Дождь вообще никого пугать не должен. Дождь, это такое!
  Щукин задумчиво смотри в глубь зала.
  
  Дождь, это слезы природы. Иногда радостные, а иногда грустные...
  Вот послушай:
  
   Читает стихи.
  
  Пока идет дождь -
  Слышны звуки вчерашнего дня.
  Гром - словно вождь
  Водит племя ночного дождя.
  Ночь - промокшая птица,
  Рассвет - не совьет ей гнездо
  Тень вчерашние лица
  День растворяет все зло.
  Пока идет дождь -
  Листья плачут о теплой земле
  Пока идет дождь -
  Роса отдается траве
  Туман - обкуренный странник,
  Облака словно стадо овец,
  Ветер - небесный избранник,
  Закат - умирающий свет,
  Пока идет дождь.
  
  
  
  
  
  Лидия.
  
  Красиво. Кстати, ко мне твоя знакомая приходила. Виктория. Знаешь такую?
  
  Щукин.
  
  Вика? К тебе? Что ей надо было.
  
  Лидия.
  
  Рассказала, как вы иногда весело проводили время. И еще. Сказала, что убьет меня, если я от тебя не отстану.
  
  Щукин.
  
  Что? Ха, ха. Вот дурочка. Вот дурочка. Девчонка! Надеюсь, ты ей не поверила?
  
  Лидия.
  
  Как сказать. Как сказать. Она очень агрессивная была. И я боюсь, что она говорила искренне. Кстати, когда это ты успел с ней роман закрутить? Она сказала что вы были близки. Ты это сделал пока я с моим в отпуске, в Испании была?
  
  Щукин отворачивается и опускает глаза. Он отвечает с неохотой после длительной паузы.
  
  Щукин.
  
  Надеюсь, ты меня ревновать не будешь? Или сейчас устроишь сцену? А ты спроси меня, каково мне? Ждать, видеть, как ты мучаешься, живя с этим негодяем. Встречаешься со мной и потом идешь и ложишься с ним в постель! Каково мне? Знаешь что это такое? Нет, ты не можешь представить - какая эта мука знать, что твоя любимая женщина уходит к другому мужчине - пусть даже и ее законному мужу. Это больно Лидия. Это очень больно. И потом Вика. Она девчонка избалованная. Ей хочется просто чего-то необычного. Она была лишена романтики в детстве. Вот и все. Она загорелась мной. Случайно. Просто на одной из светских вечеринок. Она проникалась моими стихами. Разве я в этом виноват? Разве я виноват, что она влюбилась в меня? Да у нас с ней были мимолетные отношения. Были. Я скрывать не буду. Но я просто пожалел ее. Она влюбилась в меня как дурочка! Мне стало даль девчонку! Просто жаль. Вот я и так поступил. Сейчас поверь, я сам жалею. И все в прошлом. Поверь. Извини, если тебе было не приятно. Я ее больше не увижу. Я так решил.
  
  Лидия.
  
  Да. Пожалел ее. Понятно. Это в твоем репертуаре. Пожалеть значит дать понять женщине, что ты отвечаешь ей взаимностью? Так по твоему? Пустить ее в свое сердце - пусть даже и на день. На час, на минуту?! Дать ей надежду?! Надежду любви! А потом просто так раз и растоптать эти чувства. Мол - хватит. Я же пожалел тебя. Словно щенка - погладил за ушком и налил блюдце молока. А потом выбросил этого щенка. Нет, это не жалость. А ты о ней подумал? Как ей сейчас? Она ведь мучается! И я, ее понимаю. Но я и понимаю себя. И тебя. Ты думаешь все так в прошлом. Раз и все разорвал. Нет. Ты не видел ее глаз. Ты не видел ее глаз во время нашего разговора. Как они блестели. Они блестели с такой ненавистью и злобой - от которой, мне стало страшно. Поверь. Да и боюсь - просто, теперь мы от нее не отделаемся. Она напористая. Девица еще та. Кстати кто ее папа?
  
  
  Щукин.
  
  Ее Папа депутат гос думы. Известный человек. Его фамилия Маленький. Смешная, не правда ли?
  
  Лидия.
  
  Маленький? Это тот самый - Маленький? Ну, ты даешь! Ты Вилор совсем с ума сошел! Да, теперь я точно знаю - она от меня не отцепится. И от тебя тоже. Вилор. Ты не понимаешь, что происходит. Не понимаешь. Это надо как-то решать. Угрозы ее вполне реальны.
  
  Щукин.
  
  Да брось ты! Она же девчонка еще! Ну, если ты так боишься - хочешь, я сам поговорю с ней?
  
  Лидия.
  
  Уж сделай доброе дело - изъяснись и успокой девочку! И не просто успокой, а встань перед ней на колени и извинись. Я прошу тебя Вилор. Я боюсь, честно говоря. И за себя и за тебя тоже. Поверь мне, она готова на все. А вообще то на ее месте я бы тебя убила, а не меня. Шучу. Ладно. Мне надо идти.
  
  Лидия встает и направляется к двери. Щукин идет за ней. На ходу он спрашивает.
  
  Щукин.
  
  Ты за этим приходила?
  
  Лидия.
  
  А ты как думал? Конечно. Да. Мне нужно было посмотреть на твою реакцию. Сказать тебе - что б ты очнулся, наконец. Узнать как у тебя дела. Вижу - все плохо. Ты действительно заводил себе молодую любовницу, которая собирается убить меня, и мой муж действительно тебе поставил палки в колеса. Но я хочу исправить ситуацию.
  
  Щукин.
  
  Кстати насчет Парижа - тебе надо подумать. Я не шутил. Я серьезно. Очень серьезно. И у тебя мало времени. От твоего ответа будет зависеть многое. Я жду.
  
  Лидия целует Щукина в щеку и выходит из квартиры.
  
  На середину сцены выходят ангел и смерть.
  
  Ангел.
  
  Интересно - как она собралась исправлять ситуацию? Все так закрутилось. Что мне самому теперь интересно. Давно что-то я такой истории не встречал.
  
  Смерть.
  
  Быстрее бы развязка. Что-то я устала. И кажется, знаю - чем все кончится, хотя, этих людей не поймешь.
  
  
  
  СЦЕНА 5.
  
  Городской парк. На скамейке сидит отец депутата Маленького - Кузьмич Маленький - ветеран НКВД КГБ у него на костюме орденские планки. Он читает газету. На заднем плане прогуливаются смерть и ангел. Они то останавливаются, то не спеша идут.
  
  Сталинист.
  
  Птьфу ты мерзость то, какая! Птфу ты! Что за время! Даже газеты с таким названием как Комсомолец - о рекламе пишут! Продались все к чертовой бабушке! Продались! И страну всю продали! Нет! Рано все - таки Иосиф Виссарионович в могилу то, рано ты ушел! Не доделал работку то! Эх, Иосиф, Иосиф! Нет, что за время! Что за время! Ну, погодите!
  Сталинист откладывает в сторону газету и грозит в зал.
  Не все еще потеряно! Дайте срок! Дайте! Суки! Мы вам еще напомним, кто в стране хозяин! Дайте! Подождите!
  
  В этот момент появляется Павел Афанасьевич - дед поэта. Он не спеша, прогуливается по аллеи и подходи к скамейке. Внимательно смотрит и снимая шляпу здоровается со сталинистом.
  
  Дед.
  
  Здравствуйте любезный. Я не потревожу ваше одиночество? Можно мне присесть тут рядом на скамейке? Не помешаю так сказать?
  
  
  Сталинист смотрит на него с подозрением и хмыкает носом - берет газету и прикрывая лицо отвечает.
  
  Сталинист.
  
  Садитесь. Мне то что. Скамейки вроде у нас пока общественные. Не успели еще, как там это называется прихватезировать.
  
  Павел Афанасьевич садится на скамейку. Минуту они сидят молча. Сталинист делает вид, что читает, Павел Афанасьевич то и дело украдкой поглядывает на него. Наконец не выдерживает и пытается начать разговор.
  
  Дед.
  
  Вы я вижу - комсомолец читаете. Мне, тоже, эта газета нравится. Не плохая. Статьи вроде приличные.
  
  Сталинист не отрываясь от газеты, нервно отвечает.
  
  Сталинист.
  
  Ерунда! Дрянь газетенка! Я ее читаю - потому как больше, к сожалению, читать то и нечего! Пропали настоящие газеты! Дожили - вон почитать нечего! Что за время! А про телевидение - так я вообще молчу! Сплошь разврат да кровавые сцены! Птьфу!
  Сталинист в гневе мнет газету и швыряет ее рядом с лавкой.
  
  Павел Афанасьевич с опаской на него смотрит и молчит. Так они сидят еще минуту. Наконец Павел Афанасьевич робко пытается заговорить
  
  Дед.
  
  Вы кажется фронтовик? На фронте воевали? Вон смотрю сколько орденов?!
  
  Павел Афанасьевич кивает на орденские планки на груди у сталиниста.
  
  Сталинист.
  
  Да это боевые награды. Но, с фронтом - не связаны. Я на другом фронте работал.
  
  Дед.
  
  Как это? На каком? Не уж то особые задания выполняли?
  
  Сталинист.
  
  Приходилось. Ну что мы об этом? Это тема для меня закрытая. Да уж, пришлось за жизнь мою - послужить! Пришлось. Только вот жаль - работу не доделал! Ах, жаль!
  
  Дед.
  
  Это вы о чем?
  
  Сталинист разочарованно махает рукой и отворачивается.
  
  Сталинист.
  
  Да, так! Я - о своем!
  
  Дед.
  
  А что вам так газета то не приглянулась. Вроде в ней и рекламы мало. И пишут они не о скандалах со звездами, а о проблемах.
  
  Сталинист.
  
  Да все равно, ересь пишут! Ересь! Вот при советской власти за такую бы ересь - давно к стенке поставили! Сволочи!
  
  Дед.
  
  А вам что советскую власть назад хочется?
  
  Сталинист.
  
  А вам? Вы, что хорошо живете? Небось, пенсия такая, что еле-еле концы с концами сводите? Или бутылки нравиться собирать? Бутылки то собираете? А?
  
  Дед.
  
  Да уж пенсия - не разгуляешься. Это верно. Но, тем не менее, назад в это, светлое коммунистическое будущее, что-то не охота?
  
  Сталинист.
  
  Ага?! Не охота?! Вы вспомните - как вы жили?! Все было! Все государство давало! А сейчас что? Похоть и разруха одна! Свобода! Да что такое - эта свобода?! Слова одни! Наш народ этой свободы не хочет! На кой ляд ему эта свобода?! Если он жить при ней не умеет! Пусть они эту свободу - себе в одно место засунут!
  
  Дед.
  
  О, я вижу - вы совсем озлобились на людей. Вы кем при советской власти то были?
  
  Сталинист отворачивается и умолкает. Павел Афанасьевич пытается рассмотреть его лицо. Сталинист немного напуган. Он с опаской смотрит на Павла Афанасьевича.
  
  Сталинист.
  
  Что вы так на меня смотрите?! Я не люблю, когда на меня, так вот смотрят.
  
  Павел Афанасьевич не обращает на его слова внимания, надевает очки и внимательно всматривается в лицо сталиниста.
  
  Дед.
  
  Что - то мне ваше лицо знакомо? Мы с вами раньше не встречались?
  
  Сталинист.
  
  Что вы на меня так смотрите? Не имел чести с вами раньше встречаться! Знать вас не знаю! И вообще! Я старый больной человек! Хочу покоя! Что вы тут устроили за шоу? Рассматриваете меня - как картину. Я сижу спокойно отдыхаю на лавочке. И отстаньте от меня!
  
  Дед.
  
  А вот теперь я вас точно узнал! Точно!
  
  Сталинист испуганно пятится и отодвигается по лавке
  Дед.
  
  Ну, вот и встретились! Вот и свиделись - Андрон Кузьмич!
  
  Сталинист. (испуганно)
  
  Что такое?! Что такое?! Вы кто?! Что вы так мне говорите? Я, что вас раньше знал?!
  
  Смерть (со злорадством)
  
  Ну, вот и начинается! Сейчас начнется самое интересное!
  
  Ангел поворачивается и с тревогой смотрит то на смерть, то на сталиниста с жертвой репрессий.
  
  Ангел.
  
  Что ты опять задумала?
  
  Дед.
  
  Ну, вот и свиделись! Вот и свиделись! Гражданин следователь! Я знал, я знал, что мы увидимся!
  
  Сталинист. (испуганно)
  
  Что такое?! Что такое?! Я милицию сейчас позову! Кто вы такой?! Я на помощь сейчас позову!
  
  Дед.
  
  Зови! Зови! Пусть все узнают - кто ты! Вспомни! Вспомни Андрон Кузьмич! У тебя память плоха - на старости лет стала?! А в молодости то ты очень внимательный был!
  
  Сталинист испуганно откидывается на спинку лавки. И прижимая руки к груди - тяжело дышит
  
  Сталинист.
  
  Нет! Этого не может быть! Нет! Это Павел Горбатко?! Нет - тебя же расстреляли! Нет!
  
  Дед. (злорадно)
  
  Жив, как видишь! Жив! Гражданин следователь! И вот теперь хочу с тобой поговорить! Спросить тебя! Как все эти годы - ты жил? Как ты спал?! Как ты детей своих воспитывал? Как тебя совесть мучила?!
  
  Сталинист. (обреченным голосом)
  
  Я спал нормально! Нормально! Я не виноват! Я долг свой выполнял! Долг! И не тебе меня судить! Не тебе! Все было по совести! По совести!
  
  Дед.
  
  По совести говоришь?! Значит - невинных, под расстрел, подводить, по совести было? Это - у тебя совесть называется?
  
  Сталинист.
  
  Что тебе от меня надо?! Что?! Столько лет прошло!!! Тогда время такое было! Время! Борьба шла! Борьба! И если бы мы не боролись - то не было бы всего сейчас! Не было! Пойми - история такая была!
  
  Дед.
  
  Ах, история говоришь! А те невинные души - что, ты загубил, все на историю спишешь?
  
  Сталинист.
  
  Ну, ты же жив остался! Жив! Что тебе надо?! Ты же живой!
  
  Сталинист вскакивает с лавки и грозит кулаком Павлу Афанасьевичу.
  
  Сталинист.
  
  И не известно еще - как ты жив остался! Не известно! Поквитаться пришел?! А за что?! Что, изменить то, хочешь?! Пойми, кто - то всегда, должен быть палачом! Должен! Такова жизнь - и не тебе ее менять! Не тебе! Что ты от меня хочешь? Убьешь меня? Убьешь?!! Тебе от этого легче станет?! Да нет! Потом сам мучаться будешь! Ты же правильный! Правильный! И по совести, всегда жил! А я тоже - по совести! Только по своей!
  
  Дед.
  
  Да, ты прав! У нас разная совесть! Только вот твоя - от моей отличается! Отличается! Слышишь! Но есть суд! Высший суд!
  
  Павел Афанасьевич показывает рукой в небо.
  
  Смерть (скептически)
  
  Ну, вот дождались. Дождались! Вспомнил!
  
  Ангел.
  
  Слушай - кончай! Я не хочу больше это слушать! Я устал!
  
  Смерть.
  
  Нет погоди! Тут, самый - цейтнот начался! Куда спешить?!
  
  Сталинист. (злорадно)
  
  А, Бога вспомнил?! Ты же атеистом был?! Что вдруг так? Или напомнить тебе?!
  
  Дед. (возмущенно)
  
  Я, все равно не кого не убивал! Никого! И на смерть - людей не толкал! А, то, что в молодости ошибки делал - правда. Но я - верил в справедливость, всегда!
  
  Сталинист.
  
  В справедливость говоришь? Какую такую справедливость? Для кого? Я тоже верил в справедливость! Верил! И в чем разница - между моей справедливостью, и твоей? Слюнтяи! Вы всегда только пафосные словечки говорили! Сами то грязной работы всегда боялись! Справедливость! В чем она ваша справедливость?! Бога вспомнил?! Поквитаться хочешь, небось?! Что тебе это даст?! Что?! Ты сам то, чем от меня отличаешься! А Горбатко? Чем? Враг народа?! А что ты сделал для народа то? Говорильню устраивал! Много вас таких было - ловких на словцо! Говорили, говорили - договорились! Чем ты от меня то сейчас отличаешься? Такой же - как я!
  
  Дед.
  
  Заткнись! Ты не у себя в кабинете в НКВД! На руки то свои посмотри! Ты хоть тяжелее ручки не чего в своей жизни не держал, но писал то протоколы свои - кровью! Кровью! Людской! И это тебе зачтется! А жизнь твоя мне не нужна. И мстить тебе я не собираюсь!
  
  Ангел.
  
  Слушай, кончай, меня мутить от политики! Кто ее вообще придумал? Что за бред?!
  
  Смерть. (удивленно)
  
  Как кто - люди! Ты же, так - их любишь! Вон они! Посмотри!
  
  
  
  Ангел.
  
  Нет, хватит, давай заканчивай! Не могу я больше - устал!
  
  
  
  
  Сталинист.
  
  Руки в крови?! Нет! Я эту кровь - за праведную не считаю! И если ты о Боге заговорил - то знай! Кровь лилась всегда! Кровь будет литься! И всегда кто - то будет не доволен! И никто не хочет умирать - хотя все говорят, что смерти не боятся! А, может это я - дал им шанс, как говоришь ты - за веру умереть! За идею! Всегда, кто - то должен дать шанс - за веру умереть! За идею! Ну не было бы меня? И что? Кому хуже бы было! Да вам! Крикунам! А, потому как бы вы сейчас - из себя бы - мучеников не смогли бы корчить!
  
  Дед.
  
  Нет, я смерти твоей не хочу, напротив, я хочу, что бы ты жил подольше! Но только не так как сейчас. Когда ты ходишь в парк гулять и на скамейках газетку читаешь. А так, что бы ты один остался! Один! И что бы ты каяться начал! В одиночестве! И так мучался! Понимаешь? Мучался!
  
  Сталинист видя, что Павел Афанасьевич никакой опасности не представляет, садится назад на скамейку рядом с ним и мотает головой. Он начинает улыбаться. Затем смеется. Павел Афанасьевич с удивлением и злобой смотрит на него.
  
  Сталинист.
  
  Ой! Горбатко! Ой! А я уж было испугался! Думал, ты меня вон сейчас убивать будешь. А тут вон как! Ты как был слюнтяем и размазней, так и остался. Не сделали из тебя лагеря - волка. Так. Ну, что ты тут Горбатко лепечешь? Что? О чем ты? Какой там я один? Да я живу и в ус не дую! Мне не надо ничего! Мне все дали! И хоть власть эта сучья и продажная - а она меня кормит. И не плохо кормит! А знаешь Горбатко, какая у меня пенсия? Как у кадрового работника органов! Эх, нет! Не знаешь! Так, что Горбатко, опять я выиграл. Как тут не крути! Ну, кто вот у тебя дети? А? Кто? Да инженеришки какие ни будь, судя по твоему прикиду! Им, небось, со своей скудной пенсии помогаешь, потому, как они сами то себя прокормить не могут! А у меня знаешь кто сын? А? А ты не слышал про депутата Маленького? Слышал? Что думаешь это однофамилец мой? Нет! Сын это мне! Сын! Горбатко! Так что - не надо тут соплей разводить! Не надо! Твоя карта опять бита! И всегда будет! И не когда за тобой победы не будет!
  
  Павел Афанасьевич кивает головой, и грустно улыбаясь, отвечает после паузы.
  
  Дед.
  
  То - то, я и вижу, что рожа у того депутата, уж больно на твою, похожа! Я думал, так, мне все мерещиться. Но нет, вон оно как все повернулось! Все! И не прав ты! Дети мои не инженеришки, а нет их. И по твоей вине в частности. Умерла моя дочь то. Уж давно. Сердце у нее слабое было - потому, как отец ее безвинно отсидел пятнадцать лет. А жена моя тоже уж на том свете. Но я не жалею, что так все вышло, потому как все равно - ты Андрон Кузьмич, мучаться будешь! Будешь и в частности после этого нашего разговора! Не спать тебе теперь спокойно! Не спать! Хоть ты и храбришься тут! А все это маска твоя! На самом деле - ты вон от каждого старика шарахаешься - потому, как боишься - а вдруг это, один из твоих безвинных жертв! Так, что врешь ты Андрон Кузьмич, все врешь!
  
  Сталинист.
  
  Нет, Горбатко! Не дождешься! Нет! Не буду я мучаться! Не за что! Вам, на зло!
  Встает со скамейки и поворачивается в зрительный зал - показывает фигу.
  Вот вам! Не дождетесь! Вы думаете, все - что все прошло, что все забыто? Нет! Ничего не забыто! Ничего не прошло! Все придет еще! Все только начинается! Придем и спросим! Спросим, понимаешь!
  Сталинист поворачивается и садится назад на скамейку. Придвигается к Павлу Афанасьевичу и страстно и зло шепчет.
  Только вот вы то, уже, наверное - ответить не сможете! Вы! Вас не будет!
  
  Дед.
  
  Да. Вы живучи. Да. Ты прав. Но все равно - добро должно победить! Ведь вот ты сам веришь в добро? А? Андрон Кузьмич? Ты веришь в добро? Веришь! Вижу! И внучке своей или внуку - только добра желаешь! Не бывает же так, что человек только из зла состоит? Нет! Не бывает! Даже самый последний подонок и убийца - в нем все равно, что-то человеческое есть! Есть! И он хоть на секунду - добрым должен быть! Так и ты! Андрон Кузьмич! Не может быть - что ты вот так одно скопление зла. Нет! Не может, не поверю! И потому храбришься сейчас ты - что бы, не признаться, самому себе, что есть в тебе, что-то доброе. Есть. Но ты это гонишь из себя. Только вот зачем?
  Павел Афанасьевич берется рукой за сердце и начинает тяжело дышать. Ему становится плохо.
  Но сталинист этого не замечает. Он, отворачивается и махнув рукой, отвечает на его слова.
  
  Сталинист.
  
  Я знаю Горбатко, ты хорошо говорить умеешь. Тогда в тридцать восьмом ты тоже здорово говорил. Мне даже нравилось. Инной раз я заслушивался тебя на допросах. Но слова и жизнь это разные вещи. Слова, это колебание воздуха - которое, прекращает быть энергией уже через мгновение. А вот жизнь гораздо прозаичнее. И тогда там, в подвалах нашего управления я понял это! Я понял, что если вот так поддаться эмоциям и стать заложником слов - то все гибель! И потому я подводил тебя под расстрельную статью.
  В это время Павлу Афанасьевичу становится совсем плохо. Он закрывает глаза и валится набок. Но сталинист и этого не замечает и продолжает.
  Но я хочу, что бы ты знал. Ведь может, мы и не свидимся больше. Может и в последний раз свиданье наше, так вот тогда руку тебе сломали по моему приказу. По моему. И делай выводы. Хотя я честно думал, что тогда тебя расстреляли. И поверь, сейчас мне было страшно. Но сначала. Но вот потом. Потом я честно испытал немного облегченья. Но это не значит - что я рад тебя видеть. Я все равно считаю, что тогда я делал нужную работу. И ты меня не переубедишь! Мы все равно победу одержим!
  Сталинист поворачивается и видит, что Павел Афанасьевич потерял сознание.
  Эй! Что за черт! Ты, что тут за концерт устроил? Эй, Горбатко? Очнись! Ты, что пьян?!
  Сталинист трясет Павла Афанасьевича. Но то не движим. В этот момент ангел хватает смерть за руку и гневно произносит.
  
  
  Ангел.
  
  Твои проделки? Я ж не давал команды! Ты, что творишь?
  
  Смерть (испуганно)
  
  Да что ты! Не я это! Откуда я знаю, что со стариканом? Я не трогала его!
  
  Между тем Сталинист укладывает Павла Афанасьевича на скамейку и расстегивая ему рубашку слушает сердце между тем приговаривая.
  
  Сталинист.
  
  Господи! Только этого мне не хватало! Господи! Трупов мне тут не хватало! Пошел погулять! Нет, это не по мне!
  Сталинист вскакивает и в не решительности смотрит на Павла Афанасьевича. Он собирается уйти, но не может. Сделав несколько шагов, останавливается и опять оглядывается и смотрит на Павла Афанасьевича.
  
  Смерть (покусывая ногти)
  
  Ну, давай, давай иди! Уж без тебя тут разберемся!
  
  Ангел стоит и молча смотрит то на смерть, то на сталиниста. Сталинист тем временем, постояв в нерешительности, плюет и начинает рыться в кармане. Достает телефон и начинает звонить.
  
  Сталинист.
  
  Алло! Алло! Скорая! Человеку плохо! Человеку! Городской парк северная аллея! Третья скамейка! Что? Фамилия? Горбатко! Как зовут? Да откуда я помню, как его зовут? Эй! Девушка это я не вам! Не знаю я, как его зовут! Возраст? Да откуда я знаю! Ну, лет восемьдесят! С гаком! Сердце у него! Сердце! Губы посинели! Уж приезжайте быстрее!
  
  Сталинист кладет трубку в карман и повертев головой по сторонам плюет на землю.
  
  Сталинист
  
  Черт! Навязался ты на мою голову! Вот напасть!
  
  Смерть.
  
  А вот это не надо! Это дедок, уже три раза зовет его...
  
  Ангел.
  
  Я думаю, он давно тут. Раз ты ситуацию не контролируешь.
  
  Сталинист тем временем подходит к Павлу Афанасьевичу и снимая свой пиджак кладет ему под голову.
  
  Смерть (зло)
  
  Ты посмотри, какой тип противный! Ну что тебе надо! Иди домой! Тем более - ругались ведь пять минут назад! Ан, нет! Теперь ему помощь оказывает! Ты посмотри на это! Что за напасть мне сегодня! Вот пойми этих людей! Минуту назад врагами были кровными! А тут вон и готов все для него! Ну, как их понять? А? Ну, как?
  
  Ангел.
  
  Да, видно действительно у этого человека еще не все ладно с душой.
  
  Слышаться - звуки серены. Выходят санитары с носилками. Они кладут Павла Афанасьевича на носилки. Вокруг их суетится сталинист. Он тревожно спрашивает.
  
  
  Сталинист.
  
  Вы, в какую больницу его повезете?
  
  Один из санитаров.
  
  В центральную городскую. А вы кто? Родственник? Нет, хотя нет. Родственник. Почти что. Дальний. Так в центральную говорите?
  
  Санитары уносят Павла Афанасьевича. Сталинист долго смотрит им в след. Затем одевает свой пиджак. Тяжело вздыхает. Устало садится на скамейку и смотрит в зрительный зал.
  
  Сталинист.
  
  Ну, вот тебе и отрыжка истории. Вот так возвращение в юность. Черт! Как будто шестьдесят лет назад откинул. А страшно как! Господи! Господи страшно то как! Страшно! Господи
  Сталинист крестится. Ангел и смерть с недоумение смотрят на него.
  
  Смерть.
  
  Ну, надо же. Ты посмотри. Ну почему так происходит постоянно. Ну минуту назад ведь был другим человеком. Ну почему так? Скажи?
  
  Ангел.
  
  Он чувствует тебя. И не хочет тебя бояться вот и поступает так. Отстань от него.
  
  
  
  АКТ 2
  
  
  СЦЕНА 6
  Тот же парк только другая скамейка. На ней сидит наемный убийца Андрей. Он откинулся на скамейке назад и закинул нога на ногу. Закрыв глаза, он ждет. К нему через некоторое время подходит депутат Маленький. Он стоит возле киллера и смотрит на него молча. Сзади вдалеке стоят телохранители депутата. Они оглядываются, то и дело говорят по рации. После паузы Маленький садится рядом с ним на скамейку. Так оба сидят молча некоторое время.
  
  Киллер. (не открывая глаз)
  
  Зачем звал?
  
  Маленький.
  
  Здравствуй. Что не здороваешься?
  
  Киллер.
  
  Здравствуй. Давно не виделись. Несколько лет. Я уж грешным делом подумал, что больше все - не судьба нам увидеться. Не нужен я тебе. Так зачем звал?
  
  Маленький.
  
  Работа есть. Деликатная.
  
  Киллер.
  
  Работа? Странно. Работа появилась. Интересно кого нужно в наше то теперешнее время убивать. Все вроде кончилось уж лет пять назад. Все стали добропорядочными. Бандиты в банкиры подались, рекетиры в предприниматели. Киллеры в сотрудники безопасности. Менты в охранники. Неужто все по новой. Передел начинается? Опять друзья конкуренты? Опять враги партнеры? Странно.
  
  
  Маленький.
  
  А раньше ты таким говорливым и любознательным не был. Получал фото. Деньги и работал. За это я тебя и ценил. Случилось что?
  
  Киллер.
  
  Много воды утекло. Много. Как говорится - все меняется в этом мире. Ничто не вечно. Так и я поменялся. Не тот я уже. Женился я. Ребенок есть. Поэтому на это встречу я шел с неохотой. С начало хотел, вообще не приходить. Но потом подумал - ведь ты не отстанешь.
  
  Маленький.
  
  Правильно подумал. А что семья есть так это хорошо. Заработаешь. Дочке или кто там у тебя сыну - подарков купишь. И жене. Или еще лучше съездите, куда ни будь отдохнуть. Так что пришел не зря. Да и кто лучше тебя работу то сможет сделать. У тебя же и гарантия и качество.
  
  Киллер.
  
  Да уж. Гарантия. Действительно. Ладно. Что нужно. Ближе к делу давай. И не тяни. Что когда сколько. Мне нужно знать главное - зачистишь концы? Сейчас для меня это важно.
  
  Маленький.
  
  Не вопрос. Что от меня зависит, сделаю. Но работу нужно сделать как можно быстрее.
  
  Киллер.
  
  Ладно, сделаю. Когда кого и сколько?
  
  Маленький.
  
  Одного выскочку нужно убрать. На следующей, неделе. Пятьдесят тысяч.
  
  Киллер.
  
  О! Хорошие деньги. Раньше, ты никогда, такие не платил. Что важная шишка? Много охраны? Сложно убрать будет? Мне нужно знать сразу, во что я вляпываюсь.
  
  Маленький.
  
  Нет, он не шишка. Но личность известная. Вот фото.
  Передает фото Щукина киллеру. Тот смотрит.
  Его нужно убрать так, что бы об этом никто не знал. И лучше будет, если тело его не найдут. Это главное условие.
  
  Киллер.
  
  Мне его лицо знакомо, но не могу вот вспомнить - кто это?
  
  Маленький.
  
  Поэт. Вилор Щукин. Слышал о таком?
  
  
  
  
  
  Киллер.
  
  Ну, как же слышал. Вот тебе раз. Поэт! Ну, ты даешь. Такого еще не было. С каких это пор у нас в стране поэтов стали заказывать? Что-то не то. Он что, написал памфлет на тебя? А ты обиделся? Во дела!
  
  Маленький.
  
  Брось эти шуточки. Мне нужно, что бы ты его убрал. И не в памфлете дело.
  
  Киллер.
  
  Нет. Так не пойдет. Я должен знать, за что ты его приговорил. Иначе ничего не будет. Я теперь поменял свои условия работы.
  
  Маленький.
  
  Что за ерунда! Раньше ты никогда не интересовался этим. Зачем тебе? Какая разница - за что? За деньги или нет. Мешает он мне.
  Киллер.
  
  Я же говорю. Времена меняются. И я тоже. Я же не отговариваю тебя, его пощадить. Просто я должен знать - почему человека лишают жизни, что он такого сделал?
  
  Маленький молчит. Он тяжело дышит и не отвечает. Киллер смотрит на него и вновь откидывается на спинку скамейки - закрывая глаза.
  
  Киллер.
  
  Впрочем, как хочешь. Можешь, обратится, к другому. За такие деньги тебе убьют не только поэта, но и всю его семью, а так же всю редакцию издательства.
  
  Маленький (раздраженно)
  
  Ну, хорошо! Хорошо! Я скажу, если тебе после этого будет легче работать. В общем, он спутался с Викой. С дочерью. Запудрил девчонки мозги. Та влюбилась в этого балабола без памяти. Мечтает - замуж за него. В общем, совсем с ума Вика сошла. Я ей говорю надо в Лондон на учебу ехать. А она и слушать не хочет. Говорит без этого поэта - никуда не поедет. Бросит, говорит эту учебу. Жить говорит - в России хочет. Детей рожать от этого мастера художественного слова. Вот и все. В общем, он мне как гвоздь в заднице! Прошу тебя - реши мою проблему.
  
  Киллер.
  
  Да! Дела. Такого я не ожидал. Вика. Девочка. Какая она сейчас? Уже, наверное, совсем взрослая! Красавица, небось? Влюбилась, говоришь. Ну, так это хорошо! Что ты загрузился то? Я не знаю - тебе бы радоваться надо! А ты! Поэт! Убрать! Да плюнул бы, раз дочь так хочет, дал благословение! Пусть поженились бы! Внука вон тебе бы родили! Жили бы счастливо! А ты! Убрать. Убрать дело не хитрое.
  
  Маленький. (зло)
  
  И ты туда! Твое мнение никто не спрашивает! Я тебе хорошие деньги плачу! Тебе то какая разница! Нажимай на курок, а лучше так вообще - удавкой! И следов, что б не каких! Влюбилась?! Замуж?! Розовые слезы мне эти не к чему! На черта, мне эти сопли и слюни?! Не для того я старался - вон из кожи лез, пробивался наверх, топил, душил своих врагов?! Деньги зарабатывал? Что бы раз и моя дочь, за какого то поэта замуж вышла! И детей от него рожать! Все насмарку?! Нет! Ни фига! В общем, мне нужно, что бы ты его убрал. И вообще - у Вики в Лондоне жених есть. Влиятельный и состоятельный человек. А поэт твой - Вику на пятнадцать лет старше, если хочешь знать.
  
  Киллер.
  
  Ладно. Ладно. Успокойся. Как хочешь. Раз ты так решил. Пусть так и будет. Только вот как Вика это переживет. Ты о ней то подумал? Она ведь если, что-то заподозрит или узнает - так она тебя возненавидит. И тогда добиться ее прощения тебя будет не просто. И тогда вообще все твои планы будут все насмарку. Не пойдет она не за какого жениха заморского замуж. Назло тебе и не пойдет. Характер то у нее будь здоров - помесь твоего и ее матери покойной. Та тоже кремень была. Так что тебе еще подумать хорошенько надо.
  Маленький отмахивается рукой и раздраженно отвечает.
  Маленький.
  
  Да думал я обо всем! Думал! И не один день! Понимаю я все. Поэтому и прошу тебя, все сделать так, что бы он просто исчез. Канул. Нет его. Вроде как пропал без вести. Тем более, я ему кое-какое предложение сделал. Он вскоре в Париж уезжает. Так вот все надо сделать так, что вроде - как уехал и пропал. Тогда Вика на меня не обозлится.
  
  Киллер.
  
  Да, ты мастер интриг. Это у тебя жилка есть. Ловчее никто придумать не мог. И все же мне жаль Вику. Страдать девчонка будет. Да и поэт этот, неужели он дурак такой? Может тебе с ним поговорить?
  
  Маленький.
  
  Да говорил я уже с ним! Говорил!
  
  Киллер.
  
  Ну и что?
  
  Маленький.
  
  Он вроде бы согласен отстать. Он согласен уехать в Париж. И деньги взять готов.
  
  Киллер.
  
  Ну, так в чем дело?
  
  Маленький.
  
  Да не верю я ему! Не верю! Это же поэт! Человек творческий, сегодня одно говорит, а завтра его другая вошь укусит! И возьмет и поменяет решение! Вот поэтому и хочу подстраховаться!
  
  Киллер.
  
  Эээ! Это плохо! Плохо это! Людям нужно верить! Людям нужно доверять, иначе некуда. Вот, например - мне же ты доверяешь? А почему? Потому, что веришь! Так, что зря ты. Может он человек слова? Ты же его плохо знаешь?
  
  
  
  
  
  Маленький.
  
  Что? Людям нужно верить? Да если бы я людям верил, добился бы я всего, что сейчас имею? Нет! Если бы я людям верил - бы я сейчас живой? Нет! О чем ты говоришь? Доверять! Кому? Да эти люди тебя и съедят!
  
  Киллер.
  
  Ой! У каждого своя правда есть. И жизнь такая штука, что не дай бог! Она ведь не предсказуема. Вот говоришь, ты добился всего - а кому нужно будет, все твое добро, если Вика возьмет и не пойдет по твоим стопам? Ну не захочет она быть такой как ты? И империя ей твоя вдруг не понадобится? Вот и получается, что все, что ты добился - это фикция. Пыль, которая развеется через какое то время. А ты сам ляжешь в яму - два на полтора и все! И кто тебя вспомнит то? А? Как там поэт сказал - земле ей все едино апатиты и навоз!
  
  Маленький.
  
  Вот как ты заговорил?! Ты посмотри! Прямо словно проповедь читаешь! А может быть тебе в священники податься? А? Будешь людей на путь истинный наставлять! Учить правильно, поступать! А? Исповедовать?
  
  Киллер.
  
  Ты знаешь, я задумывался об этом. Даже в монахи хотел постричься. Но потом передумал. Семья же у меня. Кормить надо. Поэтому отпала эта тема. Хотя я в последнее время очень часто в церковь хожу.
  
  Маленький (ехидно)
  
  Скажите, пожалуйста! Монах! Батюшка! А что ты своей пастве бы говорил про - не убий? Какая там она - пятая, четвертая заповедь? А? В церковь он ходит! Может ты еще - свечки за упокой души, убиенных тобой, ставишь?
  
  Киллер.
  
  Не зарывайся. Не надо. Про Бога. Не надо. Бога не трогай. Эта тема закрыта. И это мое личное дело - ходить в церковь или нет. Кстати Бог милостив, он прощает самые тяжкие грехи - главное искренне раскаяться. Вот поэтому я и спрашиваю тебя - за что ты человека жизни лишить хочешь. Вот поэтому и отговариваю. Ведь, по сути, не я его убиваю, а ты! Я лишь палач, а ты его - на смерть отправляешь. Ты решаешь - жить ему, или нет, а это грех большой. Ведь только Бог может решить, жить или нет человеку.
  
  Маленький.
  
  Слушай, заткнись! Я смотрю - ты совсем в религию подался. Опасным становишься. Может, ты еще, на исповеди батюшке - про заказы мои говорить будешь? А? Может, мне теперь тебя бояться?
  
  Киллер.
  
  Нет, не бойся. Это твоя тайна и я не вправе о ней никому говорить. Это твой грех. Я молчать буду. Только вот про боязнь - тебе себя самого бояться надо. Подумать и поразмыслить. А я - видит Бог, все сделал, что бы тебя отговорить. Но видно не судьба.
  
  
  
  
  Маленький. (раздраженно)
  
  Ладно! Вижу, разговор слишком далеко зашел. Мы с тобой не на ток шоу. Короче. Берешься или нет?
  
  Киллер.
  
  Я от слов своих никогда не отказывался. И никогда не отступал и никого не предавал и не кидал. Поэтому я сюда и пришел. Если бы я не хотел этого то не пришел. Значит ответ мой положительный.
  
  Маленький.
  
  Ну - вот это другое дело! Узнаю старого Андрюшу меткого! Это совсем другое дело! Сразу бы так! А то развел тут сопли про жалость и правильность воспитания! На хрен все мне это! Раз уж я решил - поэта в тираж, значит, так оно и должно быть. Поверь я не горячий какой кавказец - который впопыхах, готов кучу народа, не за, что, замочить, нет! Я долго думал. И решение это родилось в муках. Но ты меня знаешь - коль я решил, назад не отступлю. Вот тебе задаток.
  Маленький достает конверт с деньгами и кладет его на лавку рядом с киллером. Тот смотрит в пакет и кладет его в карман.
  О сроках мы с тобой решили. Но работать надо уже сейчас. Он очень скоро в Париж засобирается. Поэтому, скорее всего, это надо будет сделать на в ближайшие дни. И еще. Я главное не сказал. Почему я пятьдесят плачу. Так дорого. Потому что тут не один заказ. Вернее заказ на двоих. Еще одного человека надо будет убрать.
  
  Киллер.
  
  А вот это уже не по правилам. Об этом обычно говорить сразу надо. Так мы с тобой никогда не работали. И я наверное твой заказ не приму.
  Киллер достает назад конверт с деньгами и кладет его на лавку.
  
  Маленький.
  
  Да погоди ты! Погоди! Я все объясню! Деньги то хорошие - это первое. И второе! Это не мне надо будет убрать второго человека. Не мне. Но так надо.
  
  Киллер.
  
  Что значит не тебе? А кому? Ты что темнишь?
  
  Маленький. (передразнивая)
  
  Кому, кому? Ему!
  
  Киллер.
  
  Не понял?
  
  Маленький.
  
  Ну, ему, поэту - объекту твоему.
  
  Киллер.
  
  Что? Жертва еще и сама хочет, что бы кого-то я убил?
  
  
  Маленький.
  
  Ну не ты конечно, не ты. А вообще. Он просил меня, что бы я нашел ему специалиста по этой проблеме. Вот ты и будешь за специалиста.
  
  Киллер.
  
  Ничего не понимаю? Что значит будешь?
  
  Маленький.
  
  Ну, условие он мне поставил, помимо денег и Парижа найти ему человека, который решит проблему ему неугодного человека. В общем, ему тоже убрать одного человека надо!
  
  Киллер.
  
  Во дела! Поэт хочет заказать кого-то! Ну, мать его! Такого я еще не видел! И кого он хочет замочить? Уж не коллегу ли по перу? А может быть, издателя, какого? Который не хочет его стихи печатать? А?
  
  Маленький.
  
  Нет, не угадал. Он хочет убрать мужа одной бабы, в которую сам влюблен. Вот и все. Просто все как дважды два.
  
  Киллер.
  
  Что? Убить мужика бабы, в которую влюблен?! Ну, дела! Точно поэт! Из-за женщины убивает мужа! Освобождает так сказать ее? Ну, прямо по Шекспиру! Драма! Нет - трагедия! А она то знает? Она то одобряет это? Муж то богатый? А? Может все это из-за денег?
  
  Маленький.
  
  Да, что ты ко мне пристал! Откуда я знаю? Он мне не сказал! Он лишь сказал, что любит бабу, какую то и все! Мол - мужик у нее, сволочь - им не дает счастливо любить друг друга! А имена он мне не назвал.
  
  Киллер.
  
  И что? Я не теле пат! И не ясновидящий! Кто объект то?
  
  Маленький.
  
  Он сам тебе скажет. Он придет тебе и сам все расскажет. Он так просил. Он мне сказал, что я человека нужного ему нашел. Я нашел. Так, что ты уж сам с ним пообщаешься. В общем, меня это не касается и не интересует сильно. Тем более плевать я хотел - кого этот поэт там любит, по ком сохнет. Он дочери моей мозги пудрил, а сам с другой бабой крутил шашни. А ты вон его жалел. Так, что будь любезен. Сделай, что я прошу. И, что он просит. Я лишь оплачу его заказ. Вот такой у тебя деликатный заказ.
  
  Киллер.
  
  Ну, дела! Да! Втягиваешь, ты меня, чувствую - в авантюру. Ну что ж. Коль - дал слово, видно должен довести все до конца.
  Киллер убирает конверт с деньгами в карман. Маленький встает с лавки и не подавая руки отвернувшись говорит.
  
  Маленький.
  
  Ладно. Еще увидимся. Мне ехать надо. Дела. И последнее - просьба у меня к тебе Андрюша - сделай вес чисто! Прошу тебя. Не наследи.
  
  Медленно депутат уходит. Киллер остается один сидеть на лавке. Из угла сцены появляется смерть и ангел. Они подходят и встают невдалеке. Ангел смотрит на киллера и спрашивает смерть.
  
  Ангел.
  
  Скажи, пожалуйста? А это не ваш человек то?
  
  Смерть.
  
  Ты, что?! Правил не знаешь? Никаких контактов! Нет не наш! Не волнуйся! Ты, что ж не допускаешь мысли, что люди - сами друг друга убивать хотят? А?
  
  Ангел.
  
  Да, нет, я это тысячу раз видел! Нет! Просто на всякий случай спросил. От тебя то все можно ждать.
  
  Смерть.
  
  Ага! Ждать! Ты посмотри на этого!
  Кивает на киллера рукой.
  Слышал, он же - в церковь ходит! Честный киллер! Такое у них сейчас в моде!
  
  В это время на сцене появляется Виктория дочь депутата. Она идет к киллеру. Тот, увидев ее, вскакивает и идет на встречу. Они обнимаются. Киллер целует Викторию в щеку.
  
  Киллер.
  
  Вика! Девочка! А повзрослела то как! Повзрослела! Красавица! Ну ка, дай я тебя рассмотрю!
  Киллер отстраняется от не и рассматривает ее фигуру и лицо. Она радостно крутится перед ним словно балерина.
  Да! В такую красотку - можно влюбиться!
  Киллер обнимает ее за плечи и они идут к лавочке. Садятся. Виктория прижимается к киллеру и кладет ему голову на плечо.
  
  Вика.
  
  Ой, дядя Андрюша! Сколько лет! Ой! Прямо как в детство вернулась! А ты все такой же! Не стареешь! Молодец! Хорошо выглядишь! Женился? Дети?
  
  Киллер.
  
  Да, есть такое. Жена. Сыну уж четыре года. И ты молодец. Хорошо, что мы встретились. Но как вот ты меня нашла? И зачем? Что за срочность?
  
  Вика.
  
  Я у отца твой телефон подсмотрела. В его заветной, записной книжке. Которую он в сейфе - пуще любых драгоценностей хранит.
  
  
  Киллер.
  
  Ну, Вика! Ну, партизан! И все же я рад тебя видеть! Рад Вика! Ты ж мне как дочь! На руках можно сказать выросла! Это уж потом как школу кончила и в институт, подалась, я тебя не видел, а так! Эх! Ну да ладно, ты меня насторожила, что случилось то? Рассказывай!
  
  Вика.
  
  Ой, плохо мне, дядя Андрюша! Плохо! Проблемы у меня! Влюбилась я!
  
  Киллер.
  
  Вика! Разве это проблема? Нет, это не проблема - любить это хорошо! Счастье.
  
  Вика.
  
  Нет, дядя Андрей. Это когда - ты любишь и тебя. Когда взаимность. А когда тебя не любят и более того, любят другого - это страшно! Это больно! К сожалению - у меня безответная любовь. Печальная. Вот такие дела.
  
  Киллер.
  
  И кто ж твой избранник?
  
  Вика.
  
  Он замечательный человек. Он талант! Настоящий! Он настоящий талант и его имя наверняка войдет в историю! Дядя Андрей - он поэт! Он красавец! Эх! Он такой человек! Но вот меня не любит, вернее говорит что любит а сам. Я знаю его сердце заполнено другой женщиной! И это так больно!
  
  Киллер.
  
  И ты пришла сюда, что б поделиться своим горем? Со мной? Кстати как его зовут, что за талант, может, я знаю?
  
  Вика.
  
  Должен. Ну, вот скажи, скажи! Кого из современных поэтов ты знаешь? А? Ты ведь всегда любил стихи? Ну, скажи?
  
  Киллер.
  
  Ну, Алапаев. Ну, пару стихотворение Зверева читал, ну эта как ее - молодая такая поэтэсса - Драгунова? Драгунова! Точно! И еще как его...
  Киллер внимательно смотрит на Вику и за ее реакцией.
  Щукин. Щукин вроде в последнее время, что-то толковое писал. Вот и все, пожалуй.
  
  Вика.
  
  Щукин! Правильно молодец! Самые лучшие за последние годы стихи!
  Читает стихи восторженно.
  
  На землю грусть легла туманом.
  Смятенья выпали росой.
  За счастьем сказочным дурманом
  Бежал, я словно за мечтой.
  Манящий призрак дня удачи
  Маячил мне сквозь ночь беды,
  Проблем унылые задачи
  Стирали радости черты.
  О гравий жизненных работ,
  Я душу в кровь полосовал.
  Но верил, в разума полет -
  Над недоверьем острых скал.
  
  А! Как тебе?! Здорово? Здорово!
  
  Киллер чешет ладонью подбородок и грустно соглашается.
  
  Киллер.
  
  Да, не плохо. Не плохо. И все-таки, при чем тут Щукин?
  
  Вика.
  
  Как? Ты не понял? Это мой любимый! Он! Он ради кого все на этом мире! Вот что! Эх, дядя Андрей, вот теперь я вижу, что ты постарел, но не внешне, а душой!
  
  Киллер.
  
  Да, дела. Щукин говоришь. Так он же старый? Ему вон под сорок.
  
  Вика.
  
  Да ты что? Под сорок мужчина только расцветает!
  
  
  Киллер.
  
  И все же Вика, как-то, ты меня немного ошарашила. Хотя, это, конечно, твое дело. Поэт. Это, по крайней мере, красиво. А он говоришь - не отвечает тебе взаимностью?
  
  Вика.
  
  Ты знаешь, он вроде говорит что любит, но я чувствую - это не так. Он просто как тебе сказать жалеет меня как маленькую. Просто как дочь. Вот. А недавно я узнала - у него есть женщина, которую он действительно любит. И которая - любит его. И это стало для меня настоящим кошмаром.
  
  Киллер.
  
  Да. Это печально. Очень печально. И все же Вика, я, что-то не пойму. Ты пригласила меня рассказать о наболевшем? Спросить совета?
  
  Вика.
  
  Нет. Я пригласила тебя на встречу, что бы попросить твоей помощи.
  
  Киллер.
  
  Не понял, а я то чем могу помочь?
  
  Вика.
  
  Ну, дядя Андрей?! Ну, ты действительно постарел. Мне нужна твоя помощь. Твои услуги. Понимаешь? Или хочешь сказать, что ты этим сейчас не занимаешься?
  
  Киллер.
  
  Стоп! Стоп! Подожди, ты пригласила меня, что бы нанять меня, что бы я - убил
  кого-то?!
  
  Вика.
  
  Ну, наконец то! Именно за этим я тебя и позвала.
  
  Киллер.
  
  Да ты что? Вика? Правда, что ли? Ты хочешь, что бы я убил Щукина?
  
  Вика.
  
  Нет, конечно, Щукин мне самой нужен. Я хочу, что бы ты убил его возлюбленную. Что бы, не было ее. Вообще. Что бы она исчезла. Просто пропала. И что бы, он не знал. Что она мертва, а думал, что она просто пропала - уехала! Вот как!
  
  Киллер.(бормочет себе под нос)
  
  О Господи! Ну, семейка! Ну, дела! Господи! Обоих заказать хотят.
  
  Вика.
  
  Ты о чем? Я не поняла, что за семейка?
  
  Киллер.
  
  Да, это так я. О своем.
  
  Вика.
  
  Так, я не поняла, ты мне поможешь?
  
  Киллер вскакивает с лавки и бегать вокруг нее и качает головой. Вика смотрит за ним.
  
  Киллер.
  
  Нет, нет и еще раз нет! Нет! Вика! Нет! Так нельзя! Откуда ты это взяла? Нет! Я не буду выполнять твою просьбу не за деньги не без денег! Нет! Ты не можешь меня нанять!
  
  Вика.
  
  Почему? Дядя Андрей, я думала мы действительно друзья? Почему ты мне отказываешь?
  
  Киллер садится резким движением рядом с ней и почти в лицо ей шепчет страстно.
  
  
  
  
  
  Киллер.
  
  Да потому, что девочка нельзя добиться любви одного человека, убив, при этом - другого и к тому же дорогого ему! Нельзя! Неужели ты все еще такая несмышленая! Так не бывает Вика! В жизни все гораздо сложней! Нельзя добиться любви при помощи смерти!
  
  Ангел толкает смерть в бок и радостно говорит.
  
  Ангел.
  
  Вот, ты слышала? А он ведь прав.
  
  Смерть.
  
  Ага, слышала, только вот что-то ты чувства этих людишек - за истину принимать стал. А это очень опасно.
  
  Вика.
  
  Да брось ты дядя Андрей. Ты старомоден. Он мне нужен, понимаешь - мне нужен Щукин. И я добьюсь его с помощью смерти или еще чего - что бы это мне не стоило! Кстати если ты об оплате, то я не поскуплюсь. У меня деньги есть. Ты сделай! Прошу тебя дядя Андрей!
  
  Киллер.
  
  Нет, Вика. Нет! Я не буду выполнять твою просьбу.
  
  Вика.
  
  Почему? Тебе жалко эту женщину? Ты что стал сентиментальный? Скажите, пожалуйста - сентиментальный киллер!
  
  Киллер.
  
  Хоть ты и хочешь меня обидеть, но это тебе не удастся. Я не обижусь. А вот убивать эту женщину я не хочу из-за тебя. Только из-за тебя.
  
  Вика.
  
  Это почему?
  
  Киллер.
  
  Да потому. Что ты возьмешь грех на свою душу! Ты приговорила ее к смерти, и ты хочешь ее смерти, ты по сути дела и становишься убийцей. Грех ляжет на тебя! А я этого не хочу.
  
  Вика.
  
  Да, вижу, ты очень изменился. Стал не таким как был. Был решительным и жестоким. Дерзким и напористым. А стал прагматичным и рассудительным. Набожным даже. Вот Господа вспоминаешь, о душе задумался. Что тянет груз свершенного? Жаль. Жаль дядя Андрей. Не хотела я с тобой отношения портить. Ведь ты мне был как старший брат. Отцом не назову, а вот - старшим братом. Ну, что ж. Видно время все само решило за нас, сделав нас такими, какие мы сейчас.
  
  
  
  Киллер.
  
  В твоих словах слышится угроза.
  
  Вика.
  
  Никакой угрозы. Просто реальное предложение и реальные варианты. Если ты умный ты сам выберешь - выгодный для тебя. Если нет - пеняй на себя.
  
  Киллер (усмехаясь)
  
  Что я слышу? Ты мне угрожаешь?
  
  Вика.
  
  Нет. Никакой угрозы. Угрожают слабые. Я лишь предлагаю. Так вот. Не хочешь убирать нужного мне человека - ну что ж воля твоя. Но только вот готов ли ты, расстаться со своей спокойной жизнью. Готов ли ты пожертвовать своей семьей?
  
  Киллер. (зло и агрессивно)
  
  А вот это девочка не надо! Вот это я не люблю. Ты меня знаешь. А за семью я любому пасть порву! Что бы мне это не стоило.
  
  Вика.
  
  Вот-вот, поэтому, не надо до этого доводить. Если не хочешь всех этих неприятностей - сделаешь, что я прошу. А если нет... Извини. Тогда мой отец узнает - почему умерла моя мать и какие у вас с ней были отношения. И вообще он узнает, что ты очень многое решал в нашей семье через нее. А ведь любовники вы были красивые! Я вами любовалась. И даже думала - лучше бы ты вместо отца моего был. Извини дядя Андрей. Но я вынуждена. Так сказать загнать тебя в угол. Прости. Ты мне дорог. Но - я люблю Вилора Щукина и видишь я на все готова из-за него. Даже на то, что мне приходится вот так поступать с близкими. Прости
  
  Киллер сидит и молчит, низко опустив голову. Вика смотрит на него. Через некоторое время он отвечает.
  
  Киллер.
  
  Хорошо. Я вижу, вы с отцом - стоите друг друга. Ты, такая же. Жестокая. Но вот я никак не пойму как в таком жестоком сердце может зародиться любовь? Странно.
  
  Вика.
  
  Но вот и хорошо. Прости дядя Андрей, но так надо. Вот фотография и деньги. Это задаток.
  Вика передает конверт киллеру. Он сует его в карман и рассматривает фотографию.
  Эту женщину зовут Лидия Скрябина. Ее офис находится вот по этому адресу. И помни - она должна просто исчезнуть. Просто пропасть. Ну ладно мне пора. Пока. И еще - не вздумай сам пропасть. Ты же знаешь - мой отец найдет твою семью и тебя даже под землей.
  Виктория встает и уходит. Киллер смотрит ей в даль. Затем достает из кармана два конверта и грустно говорит сам себе.
  
  Киллер.
  
  Папа заказал любимого дочери, а дочь заказала его любимую. Вот интересный сюжет.
  
  
  Ангел.
  
  А мне все больше нравится эта завязка. Слушай - красивое у меня получается последнее дежурство.
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 7
  
  Редакция журнала. Критик Валериан Скрябин сидит за компьютером и печатает. Сзади к нему подходит главный редактор Артем Сидоров. Чуть позже появляются смерть и ангел.
  
  Сидоров.
  
  Здравствуй Валериан. Вижу - все трудишься. Не покладая рук так сказать.
  
  Критик, отрываясь от работы, встает и протягивает руку. Видно, что он волнуется и заискивает.
  
  Валериан.
  
  Да, стараюсь Артем Егорович. Вот новую статейку в свежий номер. Почти готова уж.
  
  Сидоров.
  
  Да, ты сиди, сиди Валериан. Что вскочил как солдат. Тебе же вон работать надо. Сиди. Я так поинтересоваться.
  
  Валериан.
  
  Конечно, конечно, я рад рассказать. Рад поделиться.
  
  Сидоров тяжело вздыхает. Почесав подбородок, он смотрит, как Валериан вновь начинает печатать.
  
  Сидоров.
  
  Ну, ну. Работай. Кстати, я, что хотел сказать. Вернее спросить. Про, что статья то, вот будет? А?
  
  Валериан.
  
  Мне бы хотелось продолжить тему поэзии.
  
  Сидоров.
  
  Знаешь, что Валериан. В прошлой статье ты разгромил Вилора Щукина. У тебя, конечно, это хорошо получилось, но ты не перегнул ли планку? Я что-то вот - весь в сомнениях. По моему, переперчил ты больно брат.
  
  Валериан, отрываясь от работ, вскакивает и возмущенно протестует.
  
  Валериан.
  
  Да, вы что Артем Егорович?! Вы, что действительно так считаете?! Этот Щукин он же выскочка! Гением себя возомнил! Он что пишет, вы только почитайте! Нет, Артем Егорович - вы не правы! Позвольте с вами не согласиться!
  
  Сидоров раздраженно машет рукой и отворачиваясь говорит.
  
  Сидоров.
  
  Да брось ты Валериан! Брось! Не надо мне вот этого! Я статьи твои печатаю - потому, как, все-таки читают их изредка литераторы. Да и читатели заглядывают, но вот сильно то свирепствовать не надо! Не надо! Ты начинаешь терять чувство меры! Да и Щукина, я знаю лично. Вместе с ним учились в университете - только в параллельных группах! Нормальный он поэт! Конечно, есть не удачные вещи, но что бы вот так - все творчество Щукина было дерьмом! Нет, позволь с тобой не согласиться.
  
  Валериан.(обиженно)
  
  А у меня все-таки другое мнение. Другое. И я от него не отступлюсь. Нет! Я считаю Щукина выскочкой и проходимцем. Вот и все. Выскочкой и проходимцем!
  
  В это время на сцене появляется Виктория Маленькая. Дочь депутата неуверенно походит к Скрябину и Сидорову.
  
  Вика.
  
  Простите кто из вас главный редактор?
  
  Сидоров.
  
  Я. А в чем дело девушка, чем могу служить?
  
  Вика.
  
  Мне нужно с вами поговорить.
  
  Сидоров.
  
  Вообще то я занят. Если вы по поводу работу - в отдел кадров.
  
  Вика.
  
  Нет, я по поводу опровержения. Я хочу, что бы вы написали опровержение. Вернее, я хочу потребовать, что бы вы написали опровержение - в своей мерзкой газетенке и в вашем похабном журнальчике.
  
  Сидоров. (усмехаясь)
  
  О, я вижу вы девушка с гонором! Что случайно наш фотограф снял вас с любовником, или бой френдом, а это увидел ваш папа и у вас был скандал? Я угадал?
  
  Вика.
  
  Нет, не угадали. Не угадали. Вы напечатали не правду. Лживую статью. А ваш корреспондент или как его там назвать - обозреватель все выдумал. Отразил лишь свое искаженное и извращенное мнение.
  Сидоров (удивленно)
  
  Скажите, пожалуйста! Ну и что же это за статья? Про вас? Что-то я не припомню, что бы мои корреспонденты и обозреватели писали про молодых девиц!
  
  Вика.
  
  Если бы вы написали про меня - я бы не пришла к вам вот так уговаривать что-то опровергать, я бы либо это не заметила, либо подала в суд. Выиграла там и разорила бы вас и ваше издательство с потрохами. Вот и все. Вы написали о честном человеке. Не просто честном - а талантливом и уязвимом. Он может быть после вашей статьи - не сможет долго писать, или вообще - того хуже либо сопьется, либо уедет из страны. Да я просто не хочу видеть - как он мучается. Так, что будьте добры - послушайте, что я вам говорю. Выполните. Напечатайте вторую статью - и напишите в ней всю правду - а автора первой, заставьте извиниться!
  
  Сидоров. (удивленно)
  
  И что же это за человек? Вы меня в праве заинтриговали.
  
  Вика.
  
  Этот человек - Вилор Щукин. А статья, которую вы опубликовали, называется - "Время триумфа безвкусицы". И написал эту гнусность некто - Валериан Скрябин. По моему человек без псевдонима. С ним я пока не знакома - но думаю повидаться с этим типом!
  
  Скрябин вздрагивает и с опаской смотрит на Викторию. Сидоров кашляет и зло косится на Скрябина и кивает ему головой. Затем подходит к Викториии и дружески обнимает ее за плечо.
  
  Сидоров. ( заискивающе)
  
  Видите ли дорогая, как вас зовут к сожалению не знаю?
  
  Вика.
  
  Виктория Маленькая.
  
  Сидоров (ошарашено)
  
  Маленькая?! Интересная фамилия, я знаю двух человек с такой фамилией. Один - академик. Второй депутат. Очень влиятельный человек. Вы случайно не имеете к ним родственного отношения?
  
  Вика.
  
  Тот, что второй - мой папа.
  
  Сидоров вновь смотрит на Скрябина и показывает ему скрыто кулак.
  
  
  Сидоров.
  
  Видите ли, Виктория. Я честно сказать - очень удивлен вашим таким вот бурным выражением своей позиции. Прямо скажем для меня это не просто неожиданность. И я растерян, в конце концов. А позвольте вас спросить - а что именно вас не устраивает в статье господина Скрябина? Что вы считаете - неправдой?
  
  
  
  
  Вика.
  
  Он выставляет поэта Щукина - бездарем и выскочкой и считает, что он пишет плохие стихи. Это не правда. Я с этим категорически не согласна - более того я считаю что Щукин - гениальный поэт нашего времени. Вот почему я требую опровержения.
  
  Сидоров.
  
  Да. Интересно. А скажите, пожалуйста - вас Щукин попросил вот так заступиться за него?
  
  Вика сбрасывает руку Сидорова со своего плеча и становится в позу - подперев бока руками.
  
  Вика.
  
  Вы что? Совсем с ума сошли? Да Щукин даже не знает - что я вот так пришла! Он если бы узнал - так на меня рассердился, что я боюсь даже представить!
  
  Сидоров.
  
  Извините. Извините. Я не хотел вас обитель. Но позвольте вам задать - такой может быть немного личный вопрос. А зачем все вы это делаете тогда? Вам то, какое дело, до Щукина?
  
  Вика.
  
  Во первых - как это какое? В статье, написана, неправда. И ее, нужно переделать. Щукин хороший талантливый поэт! А во вторых - просто по человечески это подло! Подло - топтать беззащитного поэта с помощью журнала и газеты - компенсируя так свою ревность!
  
  Услышав это, Скрябин вскакивает с места и в нерешительности подходит к Виктории и Сидорову. Он внимательно слушает, но не решается встрять в разговор.
  
  Сидоров.
  
  Что вы имеете в виду? О чем вы Виктория? Какая еще ревность? Что-то я не пойму?
  
  Вика.
  
  Да все просто! Этот ваш Скрябин - мстит Щукину за жену. Вот и все. Он сам то наверное не может уладить этот конфликт, вот и пишет гнусности о своем сопернике, так сказать. Так делают только подлецы и слабохарактерные людишки! Вот кто ваш Скрябин.
  
  Сидоров.
  
  Что-то я ничего не пойму? О чем вы?
  
  Виктория.
  
  Как вы не догадываетесь? Жена Скрябина - любовница Щукина. По крайней мере была. Вот и все - муж, простите рогатый муж - мстит за свой позор! А как мстят литературные критики за свой мужской позор? Просто - он уничтожает соперника поэта Щукина через вашу газету. Вот и все. А вы - с виду такой порядочный и добрый человек этому способствуете! Предоставляете ему это делать через свою газету!
  
  Скрябин бросается на Викторию с кулаками. Сидоров его с трудом удерживает.
  
  
  Критик.
  
  Да кто вы такая? Что вы тут болтаете?! Что вы себе позволяете?! Что это еще за высказывания и оскорбления?!
  
  Виктория с опаской отходит в сторону.
  
  Виктория.
  
  А кто этот человек?! Держите своих сотрудников! У вас тут опасно просто! Этот сумасшедший кто это? Хотя можете не говорить. Я догадываюсь. Вы и есть этот Валериан Скрябин. Очень приятно - вернее очень не приятно увидеть вас. Вот значит вы какой! Да! Примерно таким я себе вас и представляла! Тщедушный и мрачный тип!
  
  Критик (пытается вырваться из рук Сидорова)
  
  Да что вы себе позволяете! Вы оскорбляете меня! Оскорбляете мою жену! Оскорбляете меня как критика! Кто вам дал право?! Отпусти меня Артем! Отпусти!
  
  Сидоров.
  
  Да успокойся ты! Ты что изобьешь ее?! Это еще мне не хватало! В моей редакции! Перестань! Она может просто шутит! А ты! А ну остынь!
  
  Критик, немного успокоившись - обессилено опускает руки и тяжело дышит. Сидоров отпускает его и стоит рядом - косится на Викторию.
  
  Виктория.
  
  Да. Это конечно тяжело. Узнать правду. Но я вам хочу сказать - в моих словах нет и доли шутки. Все серьезно. И под каждым, словом я могу подписаться! Так что. Знайте. И вам теперь придется помучаться. Поверьте, я этого не хотела. И если бы я знала кто вы - я бы не стала при вас говорить эти подробности с вашей женой. Но так вышло. И тут я вижу - сам Господь распорядился - что бы вы помучились.
  
  Критик сжимает кулаки и мычит в бессилии.
  
  
  Сидоров.
  
  Позвольте Виктория. А вам то откуда об этом известно? Я что-то вообще не пойму?! И нет ли тут, какой то ошибки, а то вот так раз - и оговорили честную женщину! Тем более - я знаю отношения Валериана и Лидии. Они, прекрасны. И я бы, не когда, не усомнился в ее неверности! Может, вы просто пошутили? Из-за зла - на Валериана? А?
  
  Виктория.
  
  Нет! Это правда. Поверьте. Да и пусть вон сам господин Скрябин - спросит свою жену? Просто посмотрит ей в глаза и спросит о Щукине? Что она ему скажет?! Уверена - она не сможет ему солгать, а если солжет, то он это наверняка почувствует! Вот так!
  
  Скрябин вновь мычит и опустив голову в бессилии садится на стул возле компьютера. Сидоров смотрит на него растеряно.
  
  Сидоров.
  
  Да, Виктория, вы я вижу - интересуетесь творчеством Щукина очень серьезно, если знаете такие вот подробности.
  
  Вика.
  
  А вы господин издатель или как вас там редактор - не уходите от темы. Так будете ли вы печатать опровержение в своей газете? И будет ли в нем извинения Скрябина?
  
  Сидоров.
  
  Ну, я право не знаю. И как-то все это вот так неожиданно ... (Сидоров с жалостью смотрит на Скрябина)
  
  Вика.
  
  Ну и зря вы не решаетесь. Подумайте. Ведь теперь вы знаете настоящую причину этой статьи. Ревность. А что если в другой не менее влиятельной газете появиться статья, рассказывающая об этих подробностях? А?
  
  Скрябин подскакивает с места и сжав кулаки гневно кричит.
  
  Критик.
  
  Как вы смеете?! Девчонка! Это же ложь! Ложь! Тут нет никакого отношения моей жены! Нет никакого личного отношения к Щукину! Я ведь нечего не знал! Я просто писал об его творчестве! Вот и все!
  
  Вика.
  
  Да! О творчестве! Но вы лгали о творчестве! Вы завидуете Щукину! Вот и уничтожаете его! А ваша жена.... Да вы правы, вы узнали сейчас. Но в той газете, которая обо всем, об этом напечатает - не будут знать этой подробности!
  
  
  Критик.
  
  А вот это уже подлость! И даже если вы такая вот защитница - добиваться справедливости с помощью подлости - тоже низость! Чем вы тогда выходит - лучше меня?
  
  Вика.
  
  А, о низости заговорили?! Нет, когда что бы добиться нужной цели, причем справедливой - это не в счет! А вы я вижу натура ранимая! Да представляю - каково будет вам этим вечером! Мучаться будете! Поверьте, я не хотела. Но так вот все получилось.
  
  Критик снова мычит в бессилии и обхватив голову руками стонет.
  
  Вика (злорадно)
  
  Да, Да, уважаемый критик. Ваша жена навесила вам рога. Причем делала это с превеликим удовольствием. Боле того, если хотите - она любит Щукина, а вы ей ну совершенно безразличны! Что?! Каково быть в такой роли? А?
  
  Критик (стонет)
  
  Замолчи! Замолчи сука! Замолчи! Ненавижу!
  
  Сидоров подходит к Скрябину и хлопает его по плечу.
  
  Сидоров.
  
  Ну, ну! Валериан! Валериан! Успокойся! Успокойся! Вы Виктория тоже успокойтесь! Их любого положения можно найти выход. Даже из самого трудного. Что вы там говорили - если выйдет статья опровержение - подробности эти будут забыты?
  
  Вика.
  
  Конечно. Я же говорила вам.
  
  Сидоров.
  
  В таком случае, я думаю, в ближайшее время, у нас выйдет эта статья. Выйдет. Мы даже можем согласовать текст с вами. Вас это устраивает?
  
  Скрябин поднимает голову и с недоумением смотрит на Сидорова.
  
  Вика.
  
  Вот и прекрасно. И что бы господин Скрябин тоже написал - что он был не прав и погорячился. Это тоже должно быть обязательно.
  
  Сидоров.
  
  Я думаю, это тоже выполнимо!
  Скрябин поднимается на ноги и кричит.
  
  Критик.
  
  Что?! Да некогда! Вот вам! (Показывает фигу) Я никогда этого не сделаю! Никогда! Никогда! Я написал правду! И это мое мнение!
  
  В это время на сцене появляются смерть и ангел. Сидоров виновато улыбается Виктории и схватив Скрябина за шкирку тащит его в угол сцены где шепчет ему грозно и громко прямо в лицо.
  
  Сидоров.
  
  Послушай ты! Щелкопер проклятый! Да ты знаешь, чем грозит мне твоя такая вот принципиальность? Хочешь газету и журнал мой разорить? Хочешь издательство мое уничтожить? А? Чего ты хочешь? Да ты знаешь кто ее папа? Нет?! Лучше тебе не знать!!! Так что - напишешь все что надо! Как миленький! Да и кто же тут виноват - что твоя жена шлюха? А? Кто в этом виноват? Я? Или эта Виктория?
  
  Критик.
  
  Артем?! Как ты можешь? Как ты можешь?! Ты же знаешь Лиду! Знаешь! Она я уверен, не могла! Не могла! Эта девка все врет!
  
  Сидоров.
  
  Слушай ты! Соплежуй критичный! Ты меня не выводи! Я не хочу свой бизнес терять! Говоришь - не может твоя жена? А если это правда? А? Каково? Ты же сам рога свои покажешь всему вон бомонду! Сам! Тебе самому то не стыдно будет? Да и честно я тебе скажу - я на месте Лидки давно бы тебе панты вырастил!
  
  Смерть.
  
  Как я вижу, мы к самому разгару подоспели! Вот хорошо! Я думаю тебе пора сделать выбор. Уж слишком все далеко заходит!
  
  Ангел.
  
  Я уже его сделал. Погоди немного.
  
  Смерть.
  
  Интересно мне, кто он?
  
  Критик.
  
  Артем?! Я не узнаю тебя? Как ты можешь? Ты что действительно так думаешь? Ты что так считаешь?! Нет! Господи! Нет! Как ты можешь?! Как ты можешь так говорить?!
  
  
  
  
  Сидоров.
  
  Короче! Ты напишешь все что надо! Напишешь или можешь считать себя безработным! И в другие газеты тебя тоже больше не возьмут. Я поверь, поспособствую этому! И вообще. В чем-то, эта девчонка права. Я и сам честно давно тебе хотел сказать. Ты ведь и вправду - завидуешь Щукину! Завидуешь!
  
  Сидоров отпускает Скрябина и возвращается к Виктории. Критик стоит, низко опустив голову. Вика стоит и ухмыляется.
  
  Сидоров. (заискивающе)
  
  Вот все и улажено. Все будет сделано. Извините. Я честно сам не разобрался в ситуации. И вот вышла эта статья.
  
  Вика.
  
  Я рада. Кстати - если господин Скрябин не верит моим заявлениям. Поверьте у меня есть, такие доказательства - которые просто неоспоримы. А вы то сами верите, что его жена изменила ему со Щукиным? А? Господин издатель?
  
  Сидоров.
  
  Ну, как сказать. В общем, женщины - вас не понять. С вами возможно все. И рога получит и наоборот - быть у вас кумиром. Такие уж вы по природе - не предсказуемы. А вот вы Виктория, если честно, вам то, это все зачем?
  
  Вика.
  
  Я же сказала - Щукин талантливый поэт. И главное - я его люблю. Он мне не безразличен.
  
  Сидоров. (хлопает себя по лбу)
  
  Елки палки! Ну конечно - как я сразу не догадался! Ну что ж! Это заслуживает! Я поражен! Честно! Ради любимого вот так бросаться на амбразуру! Поверьте - уважаю! Это поступок!
  
  В это время появляется поэт Щукин. Вилор подходит к Сидорову и Виктории и с недоумением на них смотрит. Те в свою очередь тоже удивлены.
  
  Щукин.
  
  Виктория, а ты здесь зачем?
  
  Сидоров протягивая ему руку.
  
  Сидоров.
  
  Да, вот пришла так сказать, за тебя заступаться?
  
  Щукин.
  Что? Вика?! Это, правда? Зачем ты здесь?
  
  Вика.
  
  Здравствуй Вилор!
  Пытается, поцеловать поэта в щеку. Но тот, не дается
  
  Щукин.
  
  Я не пойму? Ты за меня пришла заступаться? Перед кем? Перед вот этими?
  Поэт кивает на Сидорова. Тот, так и не дождавшись ответного рукопожатия, убирает свою руку.
  
  Сидоров.
  
  Ну, зачем же ты так Вилор. Ну, зачем. Тут вот мы решали с Викторией, как вот отчество у нее не знаю. Так вот - статью напечатаем о тебя хорошую. Вот. И если хочешь, можешь мне несколько новых стихов дать. Я опубликую, в своем, следующем номере журнала. Я тебе обещаю.
  
  Щукин.
  
  Что? После того как вы размазали меня? После этого? Вот я пришел посмотреть тебе в глаза Артем! Просто посмотреть! Как ты мог?! Как ты мог?! А ты Вика? Ты за чем сюда пришла, сюда, зачем лезешь?! Я же просил не лезть в мои дела! Не лезть Вика! Просил!
  
  В это время подает голос Скрябин. Он вскакивает и подбегает к стоящим Виктории Сидорову и Щукину. Сжав кулаки, критик кричит.
  
  Критик.
  
  Значит, плохо просил! Плохо! И она тебя не послушалась! И правильно сделала! А вот я сам теперь хочу посмотреть в твои глаза! Я хочу увидеть в них страх!
  
  Щукин.
  
  А! И ты здесь! Ну и хорошо! Я и тебе скажу все что думаю!
  
  Критик.
  
  А что ты можешь думать? А? Ты не думаешь! Ты думать, не способен! И все твои стихи - это бездумье одно! Ты разрушитель и тебя нужно уничтожить!
  
  Смерть потирает руки и смотрит на ангела.
  
  Смерть.
  
  Вот здорово! Вот сейчас начнется! Это дело я люблю!
  
  Щукин.
  
  Вт поэтому ты пишешь свою мерзость? Скажи, что такого я тебе сделал?
  
  Критик.
  
  Что? И ты еще можешь мне это говорить?
  Бросается на поэта. Сидоров его хватает и держит.
  
  Виктория.
  
  Вилор! Пойдем от сюда. Пойдем. Мне нужно тебе очень много сказать. Не слушай этих людей! Не слушай! Пойдем, прошу тебя!
  
  Щукин.
  
  Нет, я хочу узнать, что же все-таки я ему сделал? За что он так меня?
  
  Критик.
  
  Да! да! Пошел от сюда вон! Пошел! Иначе я за себя не ручаюсь! Так, вот почему Лидия так за тебя заступалась? Вот оно что! Ты мерзкий тип! И знай твои стихи - дерьмо?
  
  Щукин.
  
  При чем тут Лидия?
  
  Критик.
  
  Ах, причем? А спать с моей женой и делать из себя жертву статьи? Это как? Может, ты специально пудришь моей жене мозги, что бы вот так унижать меня? Сволочь! Ты еще пожалеешь?
  
  Щукин.
  
  О чем это он? Виктория? Ты что ему сказала?
  
  Вика.
  
  Прости Вилор. Он узнал о ваших отношениях с Лидией. Я не специально.
  
  Щукин.
  
  Что? Не специально? Что значит не специально? Ты сказала ему о нас с Лидией? Ты сделала это? Как ты могла? Какое ты имела право? А ты о Лидии подумала! Девчонка! Дура!
  
  Вика.
  
  Прости Вилор. Но ты не прав. Я не хотела. И не называй меня дурой! Я не заслуживаю! Любимый! Прости!
  
  
  
  
  Щукин.
  
  Простить? Да ты взбалмошная тупая и дерзкая девчонка! Ты избалованная дурочка - кормишься на деньги своего папаши и не знаешь даже что такое жизнь? Ты не знаешь что такое любовь! Ты не можешь знать! Тебе это не доступно глупая маленькая эгоистка!
  
  Вика.
  
  Вилор! Прекрати! Прекрати! Я этого не заслужила! Не заслужила! Я люблю тебя - но не растаптывай мою любовь! Вилор!
  
  Щукин.
  
  Ты любишь меня?! Да кому нужна твоя любовь? Кому? Ты не можешь любить! И знай, я просто жалел тебя! Мне, было жаль, твои мечты и надежды и я не хотел их разрушать! Но я вижу, ты переходишь все границы - ты лезешь в мою жизнь слишком нагло! Вы вместе со своим папашей лезете в мою жизнь! Вы! Считающие себя царьками мира! А знаешь, что он хочет дать мне денег за то, что бы, я не видел тебя! Он тебя откупает от меня! Знай это!
  
  Виктория рыдает. Она, прикрыв лицо руками, плачет.
  
  Вика.
  
  Нет, это не правда! Прекрати! Нет! Ты не можешь быть такой жестокий! Нет! Вилор - прошу тебя!
  
  Критик.
  
  Нет! смотрите на него! Вот оно его истинное лицо! Вот оно! А вы, вы за него заступались! Он жестокий и наглый тип! И моя жена жертва лишь. Очередная! Смотрите заступница!
  Сидоров оттаскивает критика.
  
  Сидоров.
  
  Да не лезь ты со своей женой. Не лезь!
  
  Критик.
  
  А ты?! Испугался?! Кого? Эту выскочку и его девку? Готов печатать лишь бы тебя не трогали? Ты трус! Трус! Я давно хотел тебе сказать, что ты трус! И газета твоя трусливая! Ты не можешь меня ни в чем упрекнуть и боишься! Ты всего боишься!
  
  Сидоров.
  
  Да пошел ты! Олень рогатый! Ты уволен! И статьи твои они мне на хрен не нужны! Могу сказать тебе правду - я их печатал лишь из жалости. Понимаешь! Из жалости к кому? К твоей Лидке! Потому как она меня умоляла взять тебя! Она! Да знай! Мы с ней знакомы уже давно и любили друг друга! Еще в университете! И женится, хотели! Но тут появился ты! Ты всегда, всем мешал! Ты ей запудрил мозги! И мне жалко было ее! А она тебя жалела - пока вон Щукина не встретила. После этого мы с ней расстались! Так, что я верю и Виктории и Щукину! А ты мразь! Ты падальщик - всегда жил за счет жены! А сам ничего из себя, не представляешь!
  Сидоров плюет и уходит. Виктория и все остальные и смотрят ему вслед. Критик обхватив голову садится на стул.
  
  Виктория.
  
  Вот! Вилор! Открой глаза! Она тебя не любит. Вот! Ты слышал? Ты слышал? Она и с редактором крутила!
  
  Щукин.
  
  Нет! Вика! Нет! Все кончено! Я не хочу больше тебя видеть. Прости! Мы не можем больше встречаться! И не извини и не ищи меня! Ты должна меня забыть! У тебя своя жизнь, у меня своя! Прощай! Я не люблю тебя! Пойми, я не когда не буду любить тебя! Я не могу этого - потому что я люблю другую - жену вон этого подонка! (кивает на критика) Настоящую женщину! Прощай!
  
  Щукин уходит. Смерть ухмыляется.
  
  Смерть.
  
  По моему, я знаю, что сейчас будет.
  
  Ангел
  
  Ничего ты не знаешь.
  
  Вика стоит и смотрит в след ушедшему Щукину. Она вдруг начинает нервно смеяться. Она смеется и садится на стул рядом с критиком. Она смеется, пока ее смех не перерастает в плач. Скрябин с презрением смотрит на нее.
  
  Вика.
  
  Ну, что? Вот так! Все получилось, как вы хотели? Не правда ли? А? Критик? Вы же так хотели? Вы теперь тут не один отвергнутый! Не один! Быть не одному отвергнутому оно ведь легче? А?! Критик! Ну, признайтесь - легче? Вам легче?!
  
  Критик.
  
  Уймитесь! У вас, истерика. Вы сошли с ума. И ради кого? Ради этого подонка?! Да вы очнитесь! Что он может вам дать? Свои нелепые стишки? Опомнитесь - бегите от него, он вас сломает.
  
  Вика.
  
  Не сломает. Он сам убежал от меня. Кстати к вашей жене. Но верьте мне, я не привыкла отступать. Так никто со мной не поступал! И я не успокоюсь! Кстати, а вы что будете делать? А? Вы, неужели вы все это перенесете? Боль - обиду и предательство? Неужели вам не хочется вот так отомстить?
  
  
  Критик.
  
  На что это вы намекаете?
  
  Вика.
  
  Я? Да так. Интересуюсь вашим настроением. А хотите, я вам помогу? Хотите? Ну - решитесь, хоть раз, на что ни будь стоящее!
  
  
  
  Критик.
  
  Как вы мне можете помочь?
  
  Виктория придвигается к нему и шепчет Скрябину на ухо. Тот долго слушает и затем вскакивает и кричит.
  
  Критик.
  
  Да вы, что с ума сошли! Нет! Как вы могли подумать? Вы - действительно дерзкая и глупая девчонка!
  
  Вика, встает, и тяжело вздыхая - смотрит на критика. Потом поворачивается и прежде чем уйти кладет перед Скрябиным на стол бумажку.
  
  Вика.
  
  Вот телефон. Если надумаете. В общем, вам решать.
  
  Виктория уходит. Критик сидит и смотрит на стол с бумажкой. Ангел тяжело вздыхает и выходит на середину сцены. Рядом идет смерть. Она радостно говорит.
  
  Смерть.
  
  А мне нравится эта девчонка. Поверь, из нее будет толк!
  
  Ангел.
  
  Для кого? Для тебя что ли?
  
  Гаснет свет занавес.
  
  
  СЦЕНА 8
  
  
  Больничная палата. На кровати лежит дед Вилора Щукина - Павел Афанасьевич. К его руке прикреплена капельница. Рядом стоят разные аппараты. Возле кровати на стуле сидит медсестра. Она проверяет давление.
  
  
  
  
  Дед.
  
  Доброе у вас лицо Аннушка - сразу видно вы человек сердечный. Хороший. Даже вы когда мне колите в вену, мне не больно. Так раз и все! Мягкая у вас рука.
  
  Медсестра.
  
  Да полно вам. Лежите спокойно. Павел Афанасьевич. Вам нельзя волноваться. А вы вон что делает - заигрываете со мной.
  
  Дед.
  
  Я заигрываю?! Деточка - да мне за восемьдесят давно! Какие тут флирты?! Хотя бы годков двадцать сбросить - я бы, эх!
  
  Медсестра.
  
  Павел Афанасьевич, лежите спокойно. Еще раз говорю. Вам покой нужен. Инфаркт дело серьезное, тем боле в таком возрасте.
  
  Дед.
  
  Нет, Аннушка. Уже покой - как говорится, нам будет только сниться. До покоя то осталось совсем немного. Раз и там. Я стою на краю жизни. А вы еще в ее начале. И мне лучше все знать. Проверьте деточка! Лучше. Вам не понять моих мыслей, а вот я могу. Потому как я был молод и полон сил. И любил и ненавидел. Все было. И теперь вы знаете - я словно в музее своей жизни! Словно хожу по этому зданию из комнаты в комнату, из зала в зал! А каждый зал, как кусочек моей жизни! И декорации к ней - воспоминания. А люди, которых я знал - словно манекены. Стоят такие вот немые - вроде живые, ничего не говорят. И иногда так больно, так сердце защемит - что они только вот - манекены, воспоминание! И хочется, что бы они заговорили - а поздно! Вы знаете, Аннушка, а умирать не страшно. Нет. Когда такая длинная жизнь - устаешь от нее. Но это не значит, что умирать - хочется. Нет. Конечно, лучше задержаться тут, на этом свете. Но временами все-таки понимаешь, что твой уход - неизбежность. Просто неизбежность. Как дождь летом, снег зимой, как весна или осень. От этого не убежишь. Поверьте, Аннушка, вы тоже это поймете - когда до моих лет доживете. Пока конечно вам это кажется старческим бредом.
  
  Медсестра.
  
  Ну что вы Павел Афанасьевич, како там бред? Вы красиво говорите. Как писатель. Только вот грустно вот. Ну порой очень грустно. Что про смерть то все время думать? А? Гоните вы эти мысли! Не надо печалится. Печальное настроение в вашем положении, я как медработник вам говорю - противопоказано!
  
  В этот момент появляются смерть и ангел. Смерть недовольно корчит лицо и машет руками.
  
  Ну, ты посмотри - какая противная девица. Смерть ей не нравиться - гони ее! А то что этому старикану пора давно уж на покой? Не задумалась?
  
  
  Ангел.
  
  Да помолчи ты! Ну что ты все так близко воспринимаешь? Нет, ты определенно еще не подготовлена к своей работе!
  
  Дед.
  
  Аннушка, ну что там ваши анализы? Жить то буду?
  
  Медсестра встает и погладив Павла Афанасьевича по руке ласково говорит.
  
  Медсестра.
  
  Конечно. Конечно! Спите. Если можете. Вам как можно больше спать сейчас надо.
  
  В это время в палату входит Лидия Скрябина. На плечах ее накинут халат. В руках букет цветов и пакет с апельсинами и соком.
  
  Лидия.
  
  Можно? Где тут у нас отважный Павел Афанасьевич?
  
  Дед привстает с кровати и садится.
  
  Дед.
  
  А! Лидочка - проходите как я рад! Как я рад!
  
  Медсестра.
  
  Павел Афанасьевич, а вот это не надо! Осторожнее в движениях! Женщина, вы, наверное, его родственница - следите за ним! Он не должен так вот привставать.
  
  Лидия.
  
  Хорошо, хорошо! Павел Афанасьевич - лежите уж, пожалуйста, спокойней! Голубчик, а то меня вот к вам пускать не будут!
  
  Старик машет рукой. Медсестра качает головой и выходит из палаты. Лидия подставляет стул к кровати и садится рядом. Павел Афанасьевич берет ее руку в свои и радостно говорит.
  
  Дед.
  
  Как я рад вас видеть голубушка! Как рад! Вы знаете - вы мне лучше любого укола! Любого лекарства! Поверьте!
  
  Павел Афанасьевич подносит к губам руку Лидии и целует. Та ласково отстраняет руку.
  
  
  
  Лидия.
  
  Ну что вы Павел Афанасьевич! Зачем? Вы меня в краску вводите!
  
  Смерть.
  
  Ты посмотри - старый, старый - а туда же! Ему пора о душе задуматься, а он?
  
  Ангел.
  
  Ой, у тебя все на одну манеру - дед и думает о душе, а не о теле.
  
  Дед.
  
  Нет, голубушка, нет! Я просто дотронусь до вашей шелковой кожи губами и все! Поверьте - запах кожи женщины может исцелять. Даже такого тяжелобольного как я. И никакой пошлости! Простите великодушно!
  
  Лидия.
  
  Вы лучше расскажите - как у вас самочувствие? А? Лучше? Вы знаете, мы так все перепугались! Так страшно стало! Вилор вообще вон с ума сходит.
  
  Павел Афанасьевич грозит ей пальцем и ехидно улыбается.
  
  
  
  Дед.
  
  Эй, нет, а вот лукавит не хорошо! Обманывать таким красивым женщинам не к лицу! Вы Вилора то, наверно, и не видели. А мне говорите слово - мы. Вы за себя говорите. У меня хоть сердце и больное - но оно чувствует!
  
  Лидия опускает глаза и печально отвечает
  
  Лидия.
  
  Правы вы Павел Афанасьевич. Правы как всегда. Видите все как через рентген. Поссорились мы с ним. Он втемяшил себе в голову страшную затею. Уехать хочет. Он навсегда. И меня завет. Бросить вот все.
  
  Дед.
  
  А вы? Вы что думаете?
  
  Лидия.
  
  А что я? вы же знаете - у меня муж. Семья. Да и страшно вот. Когда тебе за тридцать срываться - уезжать в другую страну. И смогу ли я там? Нет, боюсь я!
  
  Дед.
  
  Значит, вы его не любите. Значит, вам не суждено быть вместе.
  
  Лидия.
  
  Как? И вы Павел Афанасьевич и вы за него? А я то думала, вот приду - попрошу вас образумить его. А тут, не ожидала. Простите. Что вы вот так. Вам то не страшно за внука?
  
  Дед.
  
  Нет, деточка. Не страшно. А что его ждет здесь? Что ему хотите предложить вы здесь. Тоже ничего. Он будет, вернее так и будет на втором плане и вы. Вы не сможете вырваться из этого круга семья, Вилор. Так и пройдет жизнь. Подумайте. А там хоть на чужбине - вы будете вместе. А любимый это крепкая сила, которая, может поддержать тебя в трудную минуту. Простите великодушно, если моя речь показалась вам грубой. Но я по крайней мере был искренним. Вы же знаете - я люблю говорить правду.
  
  Лидия.
  
  Да нет, как я могу на ваши слова обижаться. Вы же советуете от всего сердца. И советы ваши искренни. Так, что. А почему вы вот решили, что я его не люблю? Поверьте - он мне дороже всего на свете. Но просто по определенным обстоятельствам...
  
  Дед
  
  Если есть что-то такое, что заставляет ради любимого не делать то, что он просит - значит, вы не любите его всем сердцем. Ведь ради любви человек обычно готов на самые непредсказуемы поступки. Я же уже вам это говорил.
  
  Лидия.
  
  Знаете - вот Павел Афанасьевич, я вас послушаю, и мне хочется, делать все, как вы говорите? Вы чародей? Признайтесь? Ха! Ха!
  
  Дед.
  
  Нет. Я просто умудренный опытом - жизненным опытом человек.
  
  Лидия.
  
  А быть может, вы и правы. Бросить все к черту! И уехать! Уехать вон, подальше от этой суеты! Куда ни будь на берег океана! Где пальмы и шум прибоя, дельфины и больше ничего! Крик чаек и больше никого! Романтика! Нет! Пожалуй, вы меня начинает убеждать!
  
  Дед.
  
  Вы счастливые люди! Вам все дороги открыты! Не то, что нам! Мы могли себе тоже вот так сказать, но прибавить в своих мечтах уехать к черту! К северному океану - где льды и моржи! Вот так милочка! В наши то времена нас за границу не шибко то и пускали! Так, что пользуйтесь вашей свободой! Если конечно вы можете себе это позволить!
  
  
  
  Лидия.
  
  Ну, а вы, вы, почему Павел Афанасьевич - почему вы не уехали в сове время? Ведь вам то сам Бог велел - уезжать! Что вы видели то от советской власти - годы лагерей, хрущевку и работу от зари допоздна. Почему вы не уехали? На запад? Смогли бы вон мемуары в свое время про ГУЛАГ издавать. Тогда бы они вас с радостью приняли.
  
  Дед.
  
  Со мной все сложнее. Во первых у меня не было вот так как у Вилора - любимой женщины. Я всегда любил только одну жену. Но она умерла. А больше женщин к сердцу я не подпускал. И ехать за границу одному было просто бессмысленно. А во вторых - как вы говорите писать мемуары, в которых рассказывать про болезнь своей страны, пусть и страшной и жестокой - но родины, это предательство. Пусть и оправданное. Понимаете - Родина она все равно, что мама, все равно, что солнце, которое вам светит впервые! И пусть твоя мать плохая и солнце жарит нещадно, но все равно ты должен их любить. Иначе, ты как человек - будешь потом сам противен себе. Поверьте. Предать и солгать, очень просто. Но вот, потом мучаться, осознавая, как ты поступил - это страшное наказание. Вот поэтому, я, наверное, не уехал. И не стал писать мемуаров.
  
  Лидия.
  
  Постойте. Но ведь вы бы - писали правду?! Горькую, но правду! И эта правда нужна бы была потомкам, что бы потом такое не случилось!
  
  Дед.
  
  Что? Потомкам? Она нужна бы бала в первую очередь тем, кто бы делал на моих книгах деньги и тем, кто унижал бы мою страну. Поверьте мне. А моим потомкам моя бы правда не пригодилась. И даже если бы они прочитали эту правду. Потому как народу нашему, свойственно повторят все ошибки - даже если они сто раз известны. Так, что голубушка - о правде той, спорить можно до бесконечности!
  
  В это время открывается дверь. В палату входит Вилор Щукин. У него в руке тоже цветы и сок с апельсинами. Вилор улыбается и увидев Лидию подходит к деду и ставит на тумбочку возле него подарки.
  
  Щукин.
  
  Привет! Я вижу тут ты не один? Уже и женщины к тебе захаживают?
  
  Лидия.
  
  Привет Вилор! Я рада вот тебя видеть. Я вот пришла твоего деда повидать.
  
  Дед
  
  Здравствуй внучек. Да вот, я не один как видишь!
  
  Вилор целует деда и потом подходит к Лидии. Та встает и смотрит ему в глаза. Щукин после паузы обнимает ее и прижимает к себе.
  
  Щукин.
  
  Я рад, что ты здесь. Я рад тебя увидеть. И поверь, я соскучился. И мне есть, что тебе сказать. А сказать нужно много важного!
  
  Лидия.
  
  Случилось, что-то важное? И неприятное?
  
  Щукин.
  
  И да, и нет. Подожди, дай мне сначала с дедом поговорить? Ну, что несгибаемый Павел, дела идут на поправку? Или все так вот думаешь - лежать, млеть тут в окружении красавиц в белых халатах.
  
  Дед.
  
  Внук! Вот что я в тебе не люблю - так это то, что ты постоянно пытаешься, что-то главное завуалировать на второй план. Вроде как сделать, такую вот несущественную тему. Хотя это, о чем ты должен говорить - гораздо важнее всех слов - пустых и бессмысленных. Ну, что вот говорить о моем здоровье?! И все так вот видно! Лучше мне. А вот Лидочка, будет мучаться и ждать когда же ты, скажешь что-то главное. И как я понимаю - не очень приятное. А если вам нужно остаться наедине - так можете вон - отойти в сторонку - я слушать не буду.
  
  Щукин.
  
  Нет, дед. Ты можешь знать все, что происходит со мной. Ты не просто можешь - ты имеешь право. Но вот только я боюсь, что ты разволнуешься и тогда, вновь сердце прихватит. Доктора же сказали - никаких волнений.
  
  Дед.
  
  А ты за мое сердце не беспокойся. Оно у меня мудрое и знает - когда вон отказывать, а когда не спешить. Слава Богу, этому сердцу уже восемьдесят четыре.
  
  Лидия.
  
  И все-таки. Нам будет ужасно - если вам Павел Афанасьевич станет вновь плохо! Да и потом - нас просто не пустят к вам.
  
  
  
  Дед.
  
  Эх, Лидочка - вы не знаете, когда старикам плохо? Кода все от них скрывают! Старики народ такой - ранимый. Им тогда кажется - что их выключили от жизни. Не нужны они вроде как. Вот тогда действительно плохо! Вот тогда - действительно тоска. А когда с нами делятся своими радостями и печалями, то наоборот - мы чувствуем, что нужны! И жить охота. А если еще у нас совет спрашивают - так вообще ощущение важности! Так, что голубушка еще неизвестно - что плохо неприятная весть, или ее утайка.
  
  
  Лидия.
  
  И я вот не устаю поражаться вашему оптимизму. Вашей такой искрометной философии жизни!
  
  Дед.
  
  Ой! Голубушка, я сам порой удивляюсь этой философии! Откуда она из меня лезет? Право прямо, не знаю! А ты Вилор, тут зубы не заговаривай! Давай выкладывай, что принесла нам сорока на хвосте на этот раз!
  
  Вилор встает и подходит к спинке кровати. Он стоит и смотрит на Лидию. Та и дед в ожидании.
  
  Щукин.
  
  В общем, так Лида. Дела вот такие. Твой Скрябин обо всем узнал.
  
  Лидия.
  
  Как, то есть узнал? Про что?
  
  Щукин.
  
  Про нас с тобой. В общем, тебе надо решать. И я вот при деде спрашиваю - поедешь ты со мной или нет. Да и что теперь тянуть. Тебе самой надо определяться. С кем ты останешься. Валериан, твой, все знает.
  
  Лидия.( со слезами на глазах. Голос, дрожит.)
  
  То есть, как знает? Он знает о нас с тобой? Он знает, что мы вот так с тобой встречаемся? Вилор? Но откуда? Неужели ты ему это вес сказал? Как ты посмел? Как? Ты мог? Не посоветовавшись со мной? О Господи! Нет Вилор? Как ты мог?
  
  Виктория закрывает лицо руками и рыдает. Щукин бьет рукой по спинке кровати.
  
  Щукин.
  
  Да не говорил я ему ничего! Как ты могла подумать об этом?! Не говорил! Я бы никогда на это не решился.
  
  Лидия.(сквозь слезы)
  
  А кто тогда? кто? Ему что святой дух обо всем рассказал? Как он узнал? Где ты его видел.
  
  
  
  Щукин.
  
  Я его видел в редакции. Туда пришел - специально поговорить с главным редактором. А там, там оказалась Вика. Она, оказывается, тоже пришла выяснять отношения. Ну и проболталась про нас. А Валериан, твой, все услышал!
  
  Лидия.
  
  Вика? Опять эта девчонка? Я же говорила - она будет проблемой! Говорила тебе! Говорила! ты не послушал! Не послушал, а зря! И вот теперь она просто мстит! Нам мстит! Она ненормальная и что еще от нее ожидать?! Она не отстанет от тебя просто так! Ты еще пожалеешь, что с ней связался!
  
  Щукин.
  
  Да успокойся ты! Не устраивай тут истерик! Успокойся! Во первых - Вика сказала все случайно! Во вторых, я ей тоже все высказал! Я ей сказал, что все кончено! Все! Она оставит нас в покое! Она теперь поймет! Да и тебе вот - придется решать! Придется Лидия! И это хорошо! Ты должна определиться! Должна! Не можешь де ты всю жизнь вот так Валериана обманывать и меня вот так мучить и сама мучаться! Так, что решай Лидия! Поедешь со мной или нет?! Время у тебя совсем мало!
  
  Дед.
  
  Извини. Вилор. Что вмешиваюсь, но таким как у тебя тоном, женщин не успокаивают. Сбавь тон. А то и мне действительно вот страшно становиться. И потом, Лидия уже поняла - что ей придется решать. И она как мне кажется, уже сделала этот выбор. Она сделала - я вижу. Вот только твоя весть, просто была неожиданной для нее. Так ведь Лидочка?
  
  Лидия (вытирая слезы)
  
  Да, вы Павел Афанасьевич - как всегда правы. Я просто не знаю, вы так смягчаете - такие вот удары.
  
  Щукин.
  
  О чем говорит дед? Вы, что тут уже темы эту обсуждали? Так что ты молчишь? Что ты решила? Меня то посвятите в конце то концов!
  
  Дед.
  
  Мы ничего не решали. Просто Лидия спрашивала совета. Я дал. И как вижу, она, вон пришла к решению. Какому, я могу, лишь догадываться.
  
  Лидия.
  
  Да вы правы. Да. Я решила. Что мне теперь остается?
  
  Вилор.
  
  Ты так говоришь - что мне страшно. Будто я тебя заставляю сделать, что-то страшное! Например - предать человека.
  
  Лидия.
  
  Я действительно уже это сделала. Понимаешь. Ведь я тебе не хотела об этом говорит. Не хотела. Но вот вижу, придется. Я дала клятву Валериану. Дала. Клятвы верности. Дело в том, что много лет назад, когда я была совсем молодой, и мы с Валерианом только поженились - я была сильно больна. Как говорят врачи - неизлечима и безнадежна. Валериан знал об этом и тем не менее - женился на мне. Я тогда была так благодарна ему, что пообещала - если я вылечусь, то никогда его не придам - и до смерти буду с ним. И вы знает - он сделал все, что бы я выздоровела. И вот, понимаете, теперь почему я не могла ему сказать обо всем. И я, понимаете, стала предательницей! Я нарушила то слово, которое дала. Поэтому я не могу уйти от Валериана. Я не могла.
  
  Щукин.
  
  Это тогда ты не могла. Тогда! Это было давно! Лидия опомнись! Так нельзя! Ты ему и так отплатила своей преданностью! Ты его и так вон, сколько лет содержишь! Ты за него старалась! А сейчас? А сейчас - зачем эти жертвы? Зачем? Что ты решила Лидия?
  
  Лидия.
  
  Да ты прав. Ты прав Вилор. И это страшно. Мне просто страшно! Господи я все понимаю! но мне страшно! Поэтому я и не решалась! Но теперь, теперь я понимаю - вы хода нет. Я согласна!
  
  Щукин становится перед стулом, на котором сидит Лидия на колени и целует ей руки.
  
  Дед.
  
  Ну, вот я так и знал. Все хорошо! Вы все правильно решили! Вы правильно решили голубушка! Вон посмотрите на него! Вы же сделали его счастливым! А это стоит многого!
  
  Лидия улыбается ему грустной улыбкой и гладит по голове Щукина. Тот встает с колен и вскидывает вверх руки.
  
  Щукин.
  
  Я ждал. Я ждал. Мы свободны! Понимаешь Лида, теперь мы свободны! Ты, наконец то, сама дала нам эту свободу! Нет, Лида! Ты еще это не понимаешь! Как это здорово!
  
  В это время в палате появляется сталинист. Андрон Кузьмич стоит с сеткой передачи. В ней сок апельсины. Сталинист в нерешительности смотрит сначала на Вилора. Затем на Лидию. Те в сою очередь смотрят на него с осторожным любопытством.
  
  Сталинист.
  
  Простите, что вот потревожил. Но я ищу палату Павла Горбатко? Я ошибся?
  
  Щукин.
  
  Нет, нет. Это здесь. Вы, наверное, к деду? Вы пришли проведать его? Вон он!
  Щукин отходит в сторону и показывает рукой на Павла Афанасьевича. Тот с удивлением смотрит на сталинниста. Андрон Кузьмич тоже не решается произнести ни слова. Пауза.
  
  Лидия.
  
  Да вы проходите, садитесь. Не стесняйтесь! Вот стульчик смелее! Как вас зовут?
  Лидия берет из рук сталиниста сетку и подталкивает его к кровати. Андрон Кузьмич в нерешительности подходит и садится.
  
  Дед
  
  Андрон Кузьмич его зовут
  
  Лидия.
  
  Очень приятно. Андрон Кузьмич - вы, наверное - старый друг Павла Афанасьевича?
  
  Щукин.
  
  Дед! Ну что ты нас не представишь своему знакомому? Или это старый друг.
  
  Дед.
  
  Да уж друг. Таких друзей...
  
  Щукин.
  
  Дед, что-то не видно твоего гостеприимства. К тебе человек пришел. А ты такой вот черствый стал... Расскажи нам про Андрона Кузьмича а он вон расскажи про тебя. Интересно нам. Дед! Ну, кончай!
  
  Сталинист. (не обращая внимания на Щукина и Лидию)
  
  Вот пришел Горбатко - поведать тебя. Не знаю, что меня сюда вот привело? Право не знаю. Выгонишь? Выгонишь! По лицу вижу. Выгонишь - ну и правильно сделаешь. Мне в принципе все равно. Вернее - я это и жду. Но это не важно. Мне было важно вон - в лицо тебе посмотреть. В глаза твои.
  
  Дед
  
  Ну что - посмотрел?
  
  Сталинист.
  
  Посмотрел.
  
  Дед.
  
  И, что дальше? Доволен?
  
  Сталинист.
  
  Доволен. То, что надо увидел. И теперь спокоен.
  
  
  Дед.
  
  И, что же ты увидел?
  
  Сталинист.
  
  В них нет злобы. Ты простил меня. Хоть и не хочешь это показать. А мне это в принципе и не надо. Я увидел. И мне спокойно.
  
  Дед.
  
  Значит, ты пришел просить прошения? Так выходит? Значит - ты каешься?
  
  
  Сталинист.
  
  Нет. Я не каюсь. Мне просто жалко. И себя и тебя Горбатко. Нам уже много лет. И я не хочу, что бы мы вот так в злобе умирали. А каяться - я же тебе говорил - мне не в чем.
  
  Щукин.
  
  Постойте - господа пенсионеры! Странный у вас кокой то диалог. Странный. Нас то посвятите в ваши тайны? Или это, очень личное?
  
  Дед (кивая на Щукина)
  
  Ты им вот покайся. Мне то уже действительно не надо. Они должны вот знать. Так, что самое страшное у тебя впереди. Вот узнают они - что тогда? Как на тебя смотреть будут?
  
  Сталинист.
  
  А мне не страшно. У меня своя вера, у них своя - у тебя своя. И каждый если искренен в ней - не боится за нее получать по сопатке. Так ведь Горбатко?
  
  Лидия.
  
  Павел Афанасьевич, кто этот человек?
  
  Щукин.
  
  Дед, не томи и не пугай нас! Какая еще вера? В чем нужно каяться?
  
  Дед.
  
  Значит, Андрон, говоришь - тебе не страшно? И не каешься? А если вот я сейчас им скажу - кто ты? Каково?
  
  Сталинист.
  
  Скажи. Мне все равно. Я не боюсь.
  
  Появляется смерть с ангелом. Смерть с опаской говорит
  
  Смерть.
  
  А тебе не кажется, что сейчас у меня работа будет? Вон этого мастодонта НКВД забьют сейчас эти молодые?
  
  Дед.
  
  Ну, смотри. Смотри Андрон. Ты сам напросился. Зря ты сюда пришел. Я не хочу этого - но просто не могу этого не сделать. Совесть не позволяет. Совесть она ведь знаешь - как лучший контролер твоего нутра. За тех, всех невинно убиенных - не могу солгать! Не могу, понимаешь! За тех всех ребят и мужиков - кто замерз в бараках, кто упал в канаву на этапе, кто сгинул на лесосеках в КРАСЛАГЕ! Не могу! Понимаешь. Врать не могу! Даже из жалости - не могу!
  
  Щукин.
  
  Дед! Да в конце то концов! Кто этот человек? Вы что сидели вместе? В лагерях были?
  
  
  Дед.
  
  Нет, внук. Не в лагерях мы познакомились. А до них. Вот Лидия и Вилор. Разрешите вам представить - мой именной и персональный следователь - Андрон Кузьмич Маленький. Он вел мое дело в тридцать восьмом. Он и посадил меня на пятнадцать лет. Хотя - мог меня и расстрелять!
  
  Щукин и Лилия в оцепенении смотрят на сталиниста. Тот медленно встает со стула и молча смотрит на Павла Афанасьевича.
  
  Лидия.
  
  Это правда? Господи! Господи! Как вы могли? Как вы могли сюда прийти?
  
  Дед.
  
  Видите смог. Более того - говорит, что не боится своего прошлого. Говорит, что делал все правильно.
  
  Щукин.
  
  Да. Смелый человек. Да. Решиться на такое. Как вас там - Андрон Кузьмич? Вы, что же это действительно вот так убеждены - что были правы - посадив невиновного на пятнадцать лет? Однако! А ты дед вот так с ним разговариваешь? Как со старым другом? Ну, вы даете! Вы поколение ненормальных! Точно! Я бы так не смог!
  
  Сталинист.
  
  Позвольте. Не знаю, как вас зовут, а вы бы, что сделали?
  
  
  
  Щукин.
  
  Да я бы придушил вас, на месте деда!
  
  Сталинист.
  
  Вот вы и ответила на свой вопрос. Тогда в тридцать восьмом - мне тоже сказали, что ваш дед враг народа. И я искренне верил. И хотел его придушить. Сгноить. Но вот видите, как оказалось - что дед ваш вовсе невиновен был.
  
  Щукин.
  
  Да, но вы то, вы, то, что ж не видели тогда, что он невиновен был?
  
  Сталинист.
  
  Нет, не видел. И более того - я был убежден, что он виновен. И сейчас считаю - что правильно сделал. Если бы еще раз - поступил точно так же. Потому как - веры своей я не меняю и от нее не отступлюсь.
  
  Лидия.
  
  Веры? Во что? В кого? В Сталина, в социализм? В идиотскую идею о равенстве и братстве? В то, что можно построить мир без богатых?
  
  Сталинист.
  
  Да хотя бы, в это. Это уже много. Я верю в справедливость. Верю в партию и народ. Вот и все. И никто меня не переубедит.
  
  Щукин.
  
  Нет! Ну, такого?! Ну, дед! Ты даешь! Господи и где вы друг друга нашли только - что бы вот так! Со своим палачом! Через шестьдесят лет! Нет! Вы ненормальные! А палач, палач то пришел - мандаринов принес! Нет!
  
  Сталинист.
  
  Я не палач. И не надо мне такие ярлыки вешать. Я следователь. Был. И не плохой.
  
  Лидия.
  
  Наверное, не один десяток вот так загнали на Колыму? А сколько через вас через расстрел прошло? А?
  
  Сталинист.
  
  Точных данных у меня нет. Не в этом дело.
  
  Щукин.
  
  Скажите, пожалуйста. Не палач он. Следователь. Обиделся. Да какая разница!
  Сталинист.
  
  Разница есть. Во всем. И вам молодой человек к старости это будет понятней. Извините за все. Я просто вот хотел посмотреть на вашего деда.
  
  Дед.
  
  Вилор, ладно не приставай к нему. Хватит с него.
  
  Щукин.
  
  И тебе жаль этого человека? Дед? Что, правда, жаль этого человека? Ну, это вообще!
  
  Дед.
  
  Нет, мне его не жаль. Но нужно уважать его поступок. Не каждый, вот так решится прийти к своему врагу. Непримиримому. Мало того - к тому, кого ты уничтожал.
  
  Лидия.
  
  О, чем, вы говорите Павел Афанасьевич? О чем? Да он же, он же издевается над вами! Простите - вы должны уйти! (обращается к Андрону Кузьмичу)
  
  Тот смотрит на нее, потом на Павла Афанасьевича.
  
  Сталинист.
  
  Ладно. Я пойду Горбатко. Не серчай. Выздоравливай. Я тебе искренне желаю. Прощения вот не прошу.
  
  
  Сталинист поворачивается и медленным шагом идет к двери. Его окрикивает Павел Афанасьевич.
  
  Дед.
  
  Андрон!
  
  Сталинист оборачивается и смотрит. Павел Афанасьевич кивает головой. Пауза.
  
  Дед.
  
  И все-таки ты не прав!
  
  Сталинист кивает головой и уходит, закрывая за собой дверь. Все смотрят ему вслед. Пауза.
  
  Щукин.
  
  Да! Дед! Ты не поразим. Если к тебе вот, такие, ходят.
  
  
  Лидия.
  
  Почему же вы его Павел Афанасьевич сразу не прогнали? А? Вы, ведь, столько страшного рассказывали про лагеря! И этот человек вас туда засадил, а вы с ним вот так - гостеприимно! Не понятно.
  
  Дед.
  
  Я и не знаю Лидочка. Почему вот так. Может быть, иссякла во мне уже эта ненависть. А может, жалко его стало. Хотя. Не знаю. Я вот, что подумал. Он ведь сюда шел - как на эшафот. Понимаете. Это не просто! Вот так прийти и храбриться здесь перед нами! Не просто! И это, наверное, меня тоже смутило и так сказать впечатлило. Не, смог я быть жестоким. Не смог.
  
  Щукин.
  
  Да ну ты сравнил. Он на эшафот шел. Не он. А ты шестьдесят лет назад! А они этот эшафот строил!
  Читает заворожено стихи.
  
  Когда я шел не эшафот,
  В меня плевали липкой слюной,
  Когда я шел на эшафот
  В меня костыль запустил слепой.
  Когда шел я на эшафот
  Кто - то в кровь мне разбил лицо,
  Когда шел я на эшафот
  Кто - то рот заливал свинцом
  Когда шел я на эшафот
  Мне под ноги кидали цветы
  Когда шел я на эшафот
  Кто - то верил, что мы не рабы.
  Когда шел я на эшафот
  Кто - то верил, что честен я
  Когда шел я на эшафот
  Кто - то знал, что жизнь не моя!
  
  Это дед я тебе посвятил. Как?
  
  Дед.
  
  Мрачновато больно. Но все равно спасибо.
  
  Щукин.
  
  Да у вас у потерянного поколения - все мрачно. И тут уж я не виноват. Ладно. Дед. Нам с Лидией идти надо. Ты не будешь скучать? А? Будешь себя хорошо вести? А то у нас вот много всяких дел накопилось. Дед? Ты не сильно обидишься?
  
  Дед. Нет Вилор. Лидочка. Конечно. Спасибо вон, что навестили меня. Лидочка, а вы подумайте, что я вам говорил. Подумайте. Я знаю - все будет хорошо. Все будет нормально.
  Лидия.
  
   Я все обдумала. Спасибо вам Павел Афанасьевич. Спасибо. Выздоравливайте.
  
  Щукин.
  
  Пойдем Лида. Нам много еще с тобой обсудить требуется. А деду то отдыхать, отдыхать пора.
  
  Лидия встает и подходит к Павлу Афанасьевичу и целует его в щеку. Затем подходит к Щукину. Тот обнимает ее за плечо - машет деду, и они выходят.
  
  Смерть и Ангел смотрят. Ангел поворачивается к смерти и грубо говорит
  
  Ангел
  
  Смотри мне сейчас - самодеятельность не устрой. А то я тебя знаю - старик вон один остался.
  
  Дед. Привстает с постели и садится на край. Смотрит в зал.
  
  Дед.
  
  Потерянное поколение. Странно как-то звучит. Какое же мы потерянное поколение? Нет! Мы не потерянное поколение. Мы счастливое поколение. Живем вон - на рубеже тысячелетий. Кому, еще в каком, вон веке выпадет рубеж тысячелетия пережить. А империя рухнула? Ну, скажи, пожалуйста - кто вон увидит гибель империи? Нет, мы не потерянное поколение. Мы уникально поколение! Да и вон оно как - увидеть, что бы так все менялось? Нет. Мы не потерянное поколение!
  
  Гаснет свет. Занавесь.
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 9.
  
  Квартира Щукина. Он лежит на диване и дремлет. На стуле возле дивана сидит киллер и смотрит на спящего поэта. Затем достает газету и начинает читать. На заднем плане появляются смерть и ангел. Они медленно подходят к дивану и тоже наблюдают. Через некоторое время просыпается Щукин. Он вскакивает и недоуменно смотрит на киллер..
  
  Щукин.
  
  Вы кто? Что вы тут делает?
  
  Киллер.(продолжая читать газету)
  
  Я тот, кто пришел исполнить вашу просьбу.
  
  Щукин.
  
  Какую просьбу?
  
  Киллер.
  
  А вы забывчивы господин поэт! Ай! Ай!
  
  Щукин.
  
  Что значит забывчив?! Я сейчас милицию вызову! Вы кто? Как вы попали в мою квартиру?
  
  Киллер.
  
  Но! Но! Полноте! Милицию! Зачем милицию? Я что делаю, что-то страшное? Я угрожаю вам? Нет! Я пришел с вами поговорить - вернее обговорить все. Вы ведь сами хотели? Вот я и появился. А что зашел без ключа - так простите великодушно - не хотел тревожить ваш сон.
  
  Щукин.
  
  О чем вы говорите? Какая просьба? Кто вы такой, в конце концов? Не пудрите мне мозги!
  
  Киллер.
  
  Не на самом деле. Я, конечно, подозревал, что творческие личности забывчивы - но что б вот так?
  
  Щукин.
  
  Слушайте! Что за загадки?! Вы о чем?
  
  
  
  Киллер.
  
  Я о вашем желании. Которое, вас мучает, в последнее время. Правда, не знаю, на сколько? Но мучает. Как я подозреваю - вы спите и мечтаете об этом - вот о чем вы сейчас мечтали или думали? Вернее что вам снилось?
  
  Щукин.
  
  Какая вам разница?
  
  Киллер.
  
  Большая. Если вы не мечтаете больше, об этом, то, наверное, я зря пришел и уйду. Но вообще то, мне уже все оплатили. Так, что я должен с вами поговорить. И поговорить серьезно!
  
  Щукин.
  
  Я не понимаю, что, черт возьми, происходит! Все эти игры в конспирацию! Ну, скажите вы нормальным языком - что вам надо? И кто вы? А то я действительно позвоню в милицию.
  
  Киллер откладывает газету. И пристально смотрит на Щукина.
  
  Киллер.
  
  Скажите, пожалуйста, кому это надо больше? Вам или мне? Конспирация. Это любезный - ваши желания. И если вы так не желаете - то не надо говорить об этом посторонним людям. Тем более серьезным! А если вам действительно ничего не надо, то я могу и уйти. Но поверьте - проблема ваша будет не решена. И как я понимаю - вы сами ее тоже не решите - судя по вам.
  
  Щукин.
  
  Ой! Я кажется, понял! Простите. Вы от этого человека. От отца Виктории. Простите. Я сразу как-то не догадался. Простите. Но и вы хороши. Забрались в мою квартиру! Смотрите на меня спящего - да еще и говорите загадками! Это знаете ли перебор!
  
  Киллер.
  
  Вы знаете - специфика моей работы заставляет меня делать такие поступки. Так, что извините и вы. Но, по другому, я не вхожу.
  
  Щукин.
  
  И все же, вправе. Как-то, все это. Что, вы хотите?
  
  Киллер.
  
  Как что? Я хочу узнать про того человека. Который, вам очень мешает жить. Про его привычки. Про его места обитания. Как же я могу выполнить вашу просьбу - не зная всего этого?
  Щукин.
  
  Да, да конечно. Но все как это неожиданно. Все как это спонтанно. Я даже не ожидал. Что так скоро. Вправе не знаю.
  
  Киллер.
  
  У вас такой вид, что вы как-то вроде готовы уже и отказаться от своих требований и желаний?
  
  Щукин.
  
  Нет, нет. Нет - желание есть.
  
  Киллер.
  
  И так, что вы хотите. Вы можете мне сказать?
  
  Щукин.
  
  Как, а вам, что не передали? Я вроде говорил.
  
  
  
  Киллер.
  
  Нет, мне, конечно, передали - но я хочу услышать это от вас. Вы скажите.
  
  Щукин.
  
  Зачем это вам?
  
  Киллер.
  
  Такая у меня работа.
  
  Щукин.
  
  Господи и вы это называете работой? Странно все это. Работа. Да, я, конечно, попал в положение. Думал все проще будет.
  
  Киллер.
  
  Проще? А что вам не нравится в слове работа? А? Да, это работа - причем, судя по вашему желанию - нужная людям. И пока будут существовать люди - эта работа будет нужна. Я так подозреваю. И не надо так на меня смотреть. Я такой же, как и вы. Может даже лучше вас. В нас нет различия. Или нет - есть. Вы хотите смерти другому человеку. А я исполняю ваше желание.
  
  Щукин.
  
  Скажите, пожалуйста, какая высокая философия! Тоже мне джин! Ловко вы все так вот упростили.
  
  Киллер.
  
  Я ничего не упрощал. И так короче. Давайте фото. И адрес, где я могу, этого человека увидеть и все. Больше от вас ничего не требуется.
  
  Щукин.
  
  Фото? Но мне никто не говорил про фото. У меня нет никакого фото. Да и откуда у меня может быть - его фото.
  
  Киллер.
  
  Вы, что ненормальный? Как, же я буду выполнять вашу просьбу? А? Я, что по вашему - теле пат, или всевышний? Вы, что совсем меня за дурака, тут держите? Зачем вы все это затеяли? Вы заметьте - сами напросились!
  
  Щукин.
  
  Ну простите меня ради Бога! Простите. Я действительно не подумал о фото. Но вот беда - нет у меня, его фото! Нет, и никогда не было! Откуда у меня могло быть его фото? Кто же знал? Простите ради - Бога, я действительно, не подумал!
  
  Киллер.
  
  Да на что они мне ваши извинения. Делать то, что будем? Такого бестолкового клиента у меня еще не было. Сам не знает - чего хочет!
  
  
  Щукин.
  
  Ну простите. Простите. Не уходите, только! И не отказывайте мне! Где, я такого как вы найду? Что мне теперь объявление в газету подавать?
  
  Киллер.
  
  Я еще раз спрашиваю, что делать то будем? И не теряйте время на ваши вот глупости с извинениями. Я жду конкретных предложений. А иначе вот встану и уйду.
  
  Щукин.
  
  Но хорошо. Я вам его, устно опишу. Устно! Вы его сразу узнаете - как только увидите. А? Пойдет так? Я ведь хорошо - до тонкостей человека могу описать! Даже его характер!
  Киллер тяжело вздыхает и бормочет себе под нос. Глядя в зал.
  
  Киллер.
  
  Знал бы ты, что вот так и тебя описывали. Как бы ты вон повел себя? А может сказать ему, что и его самого уже заказали? Вот хохма то будет? Да, но и заказик. Эх, заказик. Весело то как? Тьфу...
  
  
  
  Щукин.
  
  Я не понял вашего ответа. Вы что то тихо говорите? Что вы сказали?
  
  Киллер.
  
  Да ничего. Ладно. Попробуйте. Только вот, помедленнее и покороче. Постарайтесь все тонкости рассказать.
  
  Щукин.
  
  В общем, так. Ему сорок один. Высокий. Немного смуглый. Взгляд бегающий - словно ищущий чего-то. Или кого-то. Он не любит когда, на него в прямую, смотрят. Глаза такие я бы сказал мутные. В них не прочтешь, что у человека на душе. Знаете, у нормальных людей - честных и открытых, можно прочитать - а у него нет. Глаза карие. Волосы темные. Немного лысеющие. Короткие. Сам немного сутулый. Или нет. Хотя может мне и кажется. Нос обычный. В общем то, все.
  
  Киллер.
  
  Вас послушать - так он монстр, какой то. А наверняка в жизни обычный человек. Это вон ваша ненависть его таким страшным рисует.
  
  Щукин.
  
  Нет не ненависть. Я его просто не могу переносить. Но не в этом дело.
  
  Киллер.
  
  Ладно. Главное. Кто он? Фамилия. Род занятий.
  
  
  
  Щукин.
  
  Его зовут Валериан Скрябин. Он литературный критик. Живет вот по этому адресу...
  
  Щукин пишет на газете адрес. Килллер смотрит на него жалостно и качает головой.
  
  Киллер.
  
  Скажите? А может все это вам не надо? А? Может вы просто так, вот в гневе и в спешке все это задумали?
  
  Щукин.
  
  Он должен умереть.
  
  Киллер вздыхает.
  
  Киллер.
  
  Ну, скажите - а за, что вы хотите, его убить? Вы же Поэт?
  
  Щукин.
  
  Откуда вы знаете?
  
  Киллер.
  
  Ну, я много, что знаю. Ну, так за что?
  
  Щукин хлопает себя по лбу.
  
  Щукин.
  
  Ах да! Я догадываюсь кто - вам сказал. Вы знаете я не хочу вам рассказывать причины. Просто не хочу. Считайте что из-за личной неприязни. А почему в принципе вы интересуетесь? Вам то, что?
  
  Киллер.
  
  У меня такое впервые. Вот и спрашиваю. Пытаюсь понять - за что, поэт, собирается убить критика. Наверное, все-таки это не так просто. Когда, я вникаю в суть - мне легче работать.
  
  Щукин.
  
  Странный, вы какой то. Сделайте, работу. Получите, деньги. И все! Зачем, вам, все это знать?
  
  Киллер.
  
  Это раньше я так вот и делал. А в последнее время - пытаюсь понять. Мне так интереснее работать.
  
  Щукин.
  
  Нет, вы определенно странный. Зачем вам эмоции. Я читал в книгах и в фильмах видел. Так напротив - обычно такие люди как вы не хотят вникать в суть. А тут?
  
  Киллер.
  
  Ну, со странностями вы, допустим - помолчите. Вы тоже вон странный. Заказываете критика. Сам поэт. Так, что странностей хватает. И вообще не учите меня - как мне вести себя. Я же вон не учу вас стихи писать. Кстати если не секрет. Трудно? А? Я всегда мечтал. Трудно это писать стихи? Что чувствует поэт - когда у него получились стихи? А? Это, наверное, сравнимо с тем - как попасть в цель?
  
  Щукин.
  
  Да уж! Сравнили! Хотя, знаете. В вас есть, что-то литературное. Вы сами, что никогда не пробовали писать стихи? И в школе?
  
  
  Киллер.
  
  Нет.
  
  Щукин.
  
  Зря. Ну, теперь уж поздно. Теперь уж не советую. Не начинайте. А то плохо получиться - потом будете расстраиваться. А стихи, вы говорите - стихи писать. Это тоже труд. Но это приятный труд. Не такой, как все. Труд от Бога! Это же не просто так, вот вам - взял бумагу и перо, и написал! Нет! Стихи нужно родить! В муках! Понимаете - выстрадать - тогда они получаться красивыми и настоящими без фальши! А если ты не мучался как поэт - ты просто рифмофил. И пишите вы не стихи, а - стишки. И их не будут читать. И не будут понимать.
  
  Киллер.
  
  Как вы все заворожено это поясняете. Сразу видно человек творческий и ранимый. Неужели в душе такого человека может родиться желание смерти другому человеку?
  
  Щукин смотрит на киллера. Вздыхает и отворачивается.
  
  Щукин.
  
  Если замешана женщина - поверьте, может. А вы могли бы желать смерти из-за женщины? Могли бы наверняка.
  
  Киллер.
  
  Я не то, что бы мог - я просто бы убил.
  
  Щукин.
  
  Вот видите! А спрашиваете!
  
  Киллер.
  
  Да, но я одно дело. Но вы то поэт! Человек, несущий миру красоту и добро. У вас то не должно такого быть.
  
  Щукин.
  
  Поэт говорите. Да, поэт. Но поэт такой же человек. И когда его охватывает страсть - он готов на все!
  
  Киллер.
  
  Ну, хорошо. Вы меня убедили. И все же. Скажите - а вы сможет жить после этого? Вы сможете быть счастливым с этой женщиной - зная, что убили своего соперника? Сможете спать? Ведь это очень серьезный психологический груз! А вы - такой ранимый. Не залезете ли потом, простите, вон - в петлю? У вас ведь поэтов, это часто практикуется. Есенин, Цветаева.
  
  Щукин.
  
  Есенина убили. А Марина - ее загнали.
  
  Киллер.
  
  Какая разница. Все одно. Да и честно говоря - вы знаете, почему я бы не хотел стать поэтом?
  
  Щукин.
  
  Почему?
  
  Киллер.
  
  А у вас поэтов очень низкая, продолжительность жизни. В среднем - тридцать семь лет. Помните как там у Высоцкого:
  С меня при цифре тридцать семь в момент слетает хмель,
  Вот и сейчас как холодом подуло!
  Под эту цифру Пушкин подгадала себе дуэль,
  И Маяковский лег виском на дуло!
  
  Щукин.
  
  Послушайте! Вы интересный человек! Встретить наемного убийцу - любителя поэзии? Ну, право! Знаете!
  
  Киллер.
  
  Ой! Не надо! Не называйте меня так. И не надо такого вот излишнего пафоса! Я просто человек, решающий проблемы. Ликвидатор, так сказать. И потом - я могу парировать вам. Почему - поэт, может желать смерти своему сопернику, а наемный убийца - не может любить стихи? Тут, как-то все, как видите - взаимосвязано.
  
  Щукин.
  
  Скажите, пожалуйста. Какой у нас разговор получается интересный. А могу я у вас спросить? Откровение за откровение?
  
  Киллер.
  
  Спрашивайте. Мне все равно. Тем более мы с вами уж никогда больше не увидимся.
  
  Щукин.
  
  Это почему. А вдруг встретимся?
  
  Киллер тяжело вздыхает.
  
  
  
  
  Киллер.
  
  Нет, поверьте. Я могу увидеть вас только на расстоянии - да и то, один раз. Да и то через линзу.
  
  Щукин.
  
  Это вы о чем? Не понял?
  
  Киллер.
  
  Да так. Я, о своем. Так что вы хотели услышать из моих уст? Какое откровение?
  
  Щукин.
  
  А убивать страшно? Ну, каково это лишать жизни человека? Что вы чувствуете? Страх, ненависть боль или жалость? Ведь не может быть, что у вас в тот момент нет никаких эмоций?
  
  Киллер.
  
  Зачем это вам?
  
  Щукин.
  
  Ну, так новый образ. Может, я поэму, про вас напишу.
  
  Киллер.
  
  Ха! Поэму. Ну, вы даете. Эх! Милый мой! Да конечно сначала страшно было. Но потом пересилил. Потом как-то это стало все обыденным. А сначала - да. И по ночам не спал. И мальчики, как это, говорится - кровавые в глазах стояли. Но потом я вдруг поймал себя на мысли - что даже стал испытывать удовлетворение от этого! Понимаете! Мне даже страшно стало! Страшно! Я ощутил себя - сверх существом! Почти Богом! Я понял, что могу делать - то, что может лишь всевышний! Лишать человека жизни! Я? Кто? Простой смертный - могу! И это завораживает! Втягивает! Когда ты убиваешь - особенно когда смотришь жертве в глаза и видишь - как в них, в глазах - медленно угасает жизнь! Тает эта искорка! Эта ценная энергия! Нет! Поверь, это не передать словами! Это надо ощутить! Но потом! Потом ты спускаешься на землю. И понимаешь - ты все лишь убийца. Обычный убийца. Которого - просят за деньги убить. Сделать то, что может делать лишь - всевышний. Я осознал это. И теперь вот я всегда, прежде чем выполнить заказ - спрашиваю и допытываюсь. Я хочу, что бы потом и вам было страшно! Чтобы и вы чувствовали, что вы причастны ко всему этому!
  
  В этот момент смерть и ангел подходят поближе к зрительному залу и смотрят на зрителей. Потом поворачиваются и смотрят на Щукина и киллера.
  
  Смерть.
  
  Слушай, а этот парень мне нравиться. У него необычное мышление. Он далеко пойдет. Если конечно.
  
  Ангел.
  
  Если конечно, что?
  
  
  
  Смерть.
  
  Если конечно не ты. Ты! Успокойся. Ты сам все решаешь.
  
  Ангел.
  
  Да ничего я не решаю. Вот знаешь - я сейчас поймал себя на мысли - они сами все решают.
  
  Смерть.
  
  Ты что? Что такое говоришь? Эй! Это опасно! Такие думы на своей работе - чреваты. Сам знаешь. Чем кончиться может. Да и кто решает. Люди? Эти мерзкие людишки? Да опомнись! Посмотри! Они сами не знают, чего хотят. Один заказывает этого, вторая другую. Потом этот же третьего. Просто банка со скорпионами!
  
  Щукин встает с дивана и смотрит на киллера. Медленно качая головой, он смотрит по сторонам. В это время в квартиру заходит Лидия Скрябина.
  
  Лидия.
  
  Здравствуй Вилор! Ты, не один? Простите!
  
  Щукин.
  
  Лидия! Как я рад, что ты пришла. Вот, понимаешь у меня тут гость. Мы тут одно дел обсуждаем...
  Киллер встает и кланяется.
  
  Лидия.
  
  Здравствуйте. Лидия...
  
  Щукин.
  
  А это вот мой знакомый... недавно познакомились.
  
  Киллер.
  
  Очень приятно.
  
  Лидия.
  
  А как зовут нового знакомого? А то он, какой то, очень скрытный.
  
  
  
  
  Киллер.
  
  Ой, простите. У меня очень неприметное имя. И произносить его просто нет смысла. Оно лишь засорит вашу память.
  
  Лидия.
  
  Как странно. Вилор! Еще такого знакомого у тебя не было. Человек стесняется или просто не хочет говорить свое имя. Оригинально!
  
  Киллер.
  
  Извините! Но правда - мое имя ничего вам не скажет. Да и Вилор просто его не знает.
  
  Лидия.
  
  То есть как? С каких это пор Вилор, ты знакомишься с человеком - пускаешь в свой дом и не знаешь его имени? Я что-то ничего не пойму?!
  
  Щукин. (бормочет под нос)
  
  Да я и сам ничего не пойму.
  
  Лидия.
  
  Ну и как же мы тогда будем общаться? Простите?
  
  Киллер.
  
  Просто. Вы можете звать меня Андрей.
  
  Лидия.
  
  Так все-таки, вас зовут - Андрей?
  
  Киллер.
  
  Ну, пусть будет Андрей. Если вам, так нравиться.
  
  Лидия.
  
  Щукин! А твой гость оригинал! Скажите - вы кто? Судя по внешности и по поведению, а главное манере говорить - артист?
  
  Киллер.
  
  Это почему?
  Лидия.
  
  Вы умеете перевоплощаться. Сначала вот были радушный - потом, вот загадочный теперь вот - снова, такой, вот гостеприимный, рубаха парень!
  Киллер.
  
  Вы почти угадали. У меня действительно артистическая работа. Да я артист. Такого маленького театра! Играю правду, одну и ту же роль.
  
  Лидия.
  
  Это почему?
  
  Киллер.
  
  Да понимает - режиссер как то, вот, другого, не доверяет. Я вот в это образ вошел - так и вот, как говориться - держусь. И горжусь так сказать. Хотя, честно говоря, иной раз - очень устаю.
  
  
  
  Лидия.
  
  И, что же это, за роль?
  
  Киллер.
  
  А вы знаете. Уборщика. Дворника и чистильщика. Я во всех пьесах, так сказать подчищаю, что ни будь. Вот такая вот судьба актерская.
  
  Лидия.
  
  Странный, у вас режиссер? С такой внешностью - и уборщика. Да и где это? В каких спектаклях? Я, честно говоря, и не припомню - чтоб, столько то, ролей - уборщиков было. Странно.
  
  Киллер.
  
  А хотите, я вам расскажу вот новый сценарий. Буквально на днях дали. Вот учу. И к Вилору, пришел посоветоваться. Он ведь поэт. И знает толк в образах. Да и близок ему этот сценарий.
  
  Лидия садится на диван рядом со Щукиным. Тот тяжело вздыхает и отворачивается.
  
  Лидия.
  
  Ну, расскажите. Мне интересно. Тем более мне будет интересно послушать - что скажет Вилор. Да и я никогда вот в таких вот дискуссиях не участвовала. Театр! Это для меня нечто такое далекое! И такое манящее и загадочное! Я имею в виду - его закулисную сторону! Как рождается образ! Как это все происходит! Как другая планета! Мне будет действительно интересно.
  
  Киллер.
  
  Так, вот. Сюжет такой - главный герой, один очень талантливый человек, молодой и красивый. Актер. Великий актер. Играет в самых страстных драмах. Так вот он - влюбился в даму. Даму прекрасную. Но та не свободна. У нее есть муж. А главный герой страдает. Не знает, что ему делать. Объясниться с мужем не может. Во первых потому, что муж - коллега по труппе. Он тоже актер. Правда - другого амплуа. В основном играет завистников, жадных людей и предателей. И тут завязка. Главная интрига - главный герой - то прекрасный душой и телом - мучается и не знает - что ему сделать. И вдруг он решает - попросить своего слуга - убить коллегу - соперника. К тому уже главный герой думает, что освободит красавицу жену - от бремени такого замужества. И они заживут - счастливо и долго. Вот такая завязка.
  
  Лидия.
  
  Как интересно! И чем же все кончается?
  
  Киллер.
  
  А вот тут, тоже заминка. Я пока еще прочитал, не весь сценарий. Только вот, до этого места. Но завтра, у меня очень важная репетиция. Режиссер ждет чего-то такого необычного от моего образа. От уборщика. Вот я и пришел посоветоваться - как мне лучше играть эту роль? И думаю - пришел по адресу. Вилор - поэт и он подскажет мне. Он должен подсказать. Хотя вот видите - немного он смущен. А вы? Вы не можете помочь? Помогите ему! Помогите мне! Он раскроется - и я пойму - как мне завтра играть! Он скажет! Он подскажет мне этот образ! Прошу вас Лидия!
  
  Лидия смотрит на Вилора.
  
  
  Лидия.
  
  Конечно, я попытаюсь. Но боюсь - что этот загадочный огонь - творческой мысли, я растопить по своему усмотренью не смогу. Я не владею этим секретом.
  
  Киллер.
  
  Нет! Вы не правы! У вас есть тайный ключ к его душе. Ведь, как я подозреваю - вы его муза!
  
  Лидия.
  
  Ну, вы мне просто льстите! Разве я похожа на музу?
  
  Киллер.
  
  Нет. Вы похожи на женщину, ради которой можно совершить все! Даже убить человека! Вы действительно - убийственно красивы и прекрасны. И я понимаю. Вилора!
  Щукин вскакивает с диван и кричит.
  
  Щукин.
  
  Ну, хватит! Вот это уже перебор!
  
  Лидия.
  
  Вилор! О чем ты! Твой гость просто фантазирует! Кстати, а, что вам нового придется играть - в новой пьесе? Чем, вам, может помочь Вилор?
  Киллер.
  
  Да вот. Есть момент. Понимаете, автор пьесы сделал так, что главный герой хочет не просто убить человека. Но не просто убить. Он хочет нанять убийцу - что бы тот убил соперника! Своего любовного соперника!
  
  Лидия.
  
  Ну и в чем же тут изюминка? Во всех драматических и трагедийных пьесах главные герои хотят убить соперников. Что тут нового?
  
  Киллер.
  
  Эй! Нет! Есть новизна - дело в том, что главный герой не только вот актер, но и - поэт! Человек творческий и в принципе по воли и роли судьбы на насилие не способный! Он способный на творчество! Но не как не на убийство! И вот - он решает убить человека! Это очень не стандартно!
  
  Лидия.
  
  Да, это не стандартно. ( обращается к Щукину) Ну, и что же ты можешь тут посоветовать? Что тут вообще можно посоветовать? Мне даже интересно!
  
  Щукин. (раздраженно)
  
  Я и сам не знаю - что тут можно посоветовать. Я уже и сам не знаю.
  
   Лидия.
  
  А по моему. Вилор, ты бы мог. Ну, тебе просто надо напрячься. Просто надо войти в образ - и помочь! Ты такой вот как мне, кажется, нужный этому человеку.
  
  Киллер.
  
  А скажите, пожалуйста! Вы как сами считаете - вот такой как ваш Вилор - он способен на убийство?
  
  Лидия.
  
  Нет! Что вы! Нет, конечно!
  
  Киллер.
  
  Нет, ну вы меня, не так поняли. Не сам, а вот, он способен - что бы, ну, скажем, нанять убийцу?
  
  Лидия.
  
  Ну, я думаю, вы перебираете! Такой как Вилор - это сам жертва! Ну, вы посмотрите на него! Он же и мыши не обидит!
  
  
  Киллер.
  
  Как сказать. Как сказать. Вы знаете - сейчас вообще все так меняется. Что, я даже и не знаю.
  
  Лидия.
  
  Нет, но только не Вилор. Он не способен на - убийство? Так, ведь Вилор?
  
  Щукин.
  
  Лидия. Я прошу тебя - приготовь, нам кофе!
  
  Лидия с неохотой встает и улыбаясь уходит на кухню. Щукин проводит ее взглядом и подходит к Киллеру.
  
  Щукин.
  
  Я вас по прошу! Попрошу! Не надо! Не трогайте ее! Она тут не причем! Это я! Со мной можно - решать и издеваться надо мной. Но, не с ней! Она - не причем!
  
  Киллер.
  
  Это как сказать - не при чем. Как сказать. Ведь ради нее все. И я должен вам сказать. Она действительно красива. Красота - действительно страшная сила! Она, как я вижу, может и еще, как - заставить людей идти на такое.
  
  Щукин.
  
  Что, вообще, вы хотите? Что вам надо?
  
  Киллер.
  
  Вы знаете - не много. Вот, например - узнать, как бы отнеслась ваша любимая к тому, что вы, хотите убить ее мужа. Мне, вот, просто интересно.
  
  Щукин.
  
  Да, что вы, за человек такой? Зачем вы, вот так, меня мучаете? Зачем?
  
  Киллер.
  
  Боже упаси! Нет! Просто вы сами захотели. Вы. И никто иной. Вот так. А я - да необычно конечно, но человек сам простите - выбирает свои проблемы и мучения. Сам.
  
  Щукин.
  
  А, вы циничны! И я хочу, что бы вы ушли из моего дома. Ушли! Вы добились - чего хотели, правда, я не понимаю - зачем? Но добились - мне действительно стало страшно!
  
  
  
  Киллер
  
  Вы испугались меня?
  
  Щукин.
  
  Нет. Я испугался себя. Себя! Действительно так нельзя! Нельзя! Нельзя построить счастье - на смерти! Нет! Прошу вас - уйдите! Просто уйдите! Я вас очень об этом прошу!
  
  Киллер.
  
  А как же быть с вашим желанием? Как муж вашей любимой?
  
  Щукин.
  
  А вы знаете. Мне ничего не надо. Ничего.
  
  Киллер.
  
  Это еще почему?
  
  Щукин.
  
  А я понял, что вы правы. Повторюсь. Вы очень верно мне все растолковали. Все, на, что я решился. И знаете. Я даже теперь, наверное - буду себя презирать. После вот этого, наверное, буду. Странно. Как все получилось. Вы хотели помочь мне. И вам это удалось. Но только вот я не могу понять одного. Зачем вам это надо? Ведь это ваш хлеб. Впрочем - не важно. Наверное, вы уж не такой плохой и жестокий человек. Кстати простите, но я так думал. Я думал, что вы настоящий монстр. Но как оказалось это не так.
  
  Киллер.
  
  Я не понял. Вы что отказываетесь от своего желания? От заказа? А как же ваша любимая? Как же все то, о чем вы мечтаете? Этого же теперь не будет!
  
  Щукин.
  
  Да. Мне ничего не надо. Ничего. И я действительно, наверное, больше не хочу вас видеть. И тут как оказывается, вы оказались правы.
  
  Киллер.
  
  Нет. Вы меня не так поняли. Я вовсе не хотел вас переубедить. Нет!
  
  Щукин.
  
  Нет, я понял. Вы хотели. И даже, не потому, что вам противно убивать. Нет. Просто вам хотелось меня спасти. Я это почувствовал. Вы это пытались завуалировать. Но я поэт. Я тоже могу видеть человека немного не так как вы. И это моя кара. И моя ноша. И это то, с чем, наверное, придется мне жить дальше. Вы сейчас спасли меня. Или хотели.
  
  
  Киллер.
  
  Спасти вас? О чем вы?
  
  Щукин.
  
  Да. Нельзя, наверное, быть счастливым даже с любимым, самым любимым человеком - убив или поспособствовав смерти другого человека. Нельзя. Я не хочу, что бы вы убивали того человека, о котором я говорил. Не хочу. Забудьте об этом. Мне это теперь не надо. Пусть даже я и расстанусь с этой женщиной, о которой мечтаю. Пусть. Простите.
  
  Киллер, вздыхает и похлопав по плечу Щукина - уходит. Вилор смотрит ему вслед. Киллер подходит к двери. Обернувшись, стоит в некоторой нерешительности.
  
  Киллер.
  
  Любовь. Любовь - наркотик, для слабых, или лекарство для жестоких? Тут не поймешь. И жизни не хватит все понять. Эта, как говорится, пьеса - такая запутанная. Она, действительно хороша. Он действительно умен. Она не свободна - он обречен. Она любит его. И ее действительно, тоже, хотят убить.
  
  Смерть.
  
  Послушай. А тебе не кажется, что все слишком затянулось. Хотя конечно я понимаю - последняя смена и все там такое. Но все равно. Мне уже все надоело. Слушай. Давая заканчивать. Давай. Все ведь когда-то, должно заканчиваться.
  
  Ангел.
  
  Крамолу говоришь ты. Ты знаешь, что есть дела, которые не кончаются. И они всегда будут. Даже когда нас с тобой не будет. Ладно, скоро уж.
  
  Смерть.
  
  Что еще? Ну что еще и так все понятно.
  
  Ангел.
  
  Нет. Последний штрих.
  
  В комнате появляется Лидия. Она катит на меленьком столике чашки с кофе и бутерброды.
  
  
  
  Лидия.
  
  Вилор! А где же гость? Где твой гость?
  
  Щукин.
  
  Он ушел.
  
  Лидия.
  
  Как ушел? А кофе? А ваше занятие? Неужели, ты ему, так и не помог? Неужели - он так и ушел, не поняв - как ему играть?
  
  Щукин.
  
  Он ушел удовлетворенным. Я так думаю.
  
  Лидия.
  
  Значит - ты ему все разъяснил?
  
  Щукин.
  
  Я не мог ему все разъяснить. Просто, я сказал - что творится у меня на душе.
  
  Лидия.
  
  И этого ему хватило? Да. А что твориться у тебя на душе?
  
  
  
  
  СЦЕНА 10.
  
  Городской парк. На скамейке сидят Виктория и Валериан Скрябин. Критик нервничает и все время крутит газетку в руках. В глубине сцены стоят ангел и смерть.
  
  Вика.
  
  Ну и зачем вы назначили мне встречу? О чем нам говорить? По моему - нет у нас общих тем.
  
  Критик.
  
  Если же вы считаете, что у нас нет общих тем, то зачем сюда пришли?
  
  Вика.
  
  Я и сама не знаю вправе. Просто не знаю. Почему - то, вот пришла.
  
  Критик.
  
  Не лгите себе. Вы пришли сюда, потому, что вам интересно. А интересно вам - то, что вам я могу предложить. Так ведь. Вот и все.
  
  
  
  Вика.
  
  И что же вы мне хотите предложить?
  
  
  Критик.
  
  Много что. И главное - отомстить за вас.
  
  Вика.
  
  Отомстить? В каком смысле? Мне не требуется помощь такого рода. Вы, что-то путаете.
  
  Критик.
  
  Да бросьте вы. Бросьте! Вы, как и я оказались вне игры. Вы отверженная. Вы жертва. Вы несправедливо выкинутая на обочину. И вы страдаете от этого. Страдаете. Боле того. Вы в душе, хотите возмездия. Хотите, только не можете самой себе в это признаться!
  
  Вика.
  
  Что вы от меня хотите? Зачем эти речи? Зачем? Я что-то не пойму - что вы задумали?
  
  Критик.
  
  Я же говорю. Я хочу отомстить за вас. Что тут непонятного.
  
  Вика.
  
  Но я не прошу, что бы за меня кто-то мстил. Не прошу. Более того, я вообще не понимаю - что скрывается под этими словами?! Если эта угроза- то учтите - я могу вас усмирить!
  
  Критик.
  
  Да усмирить. Нет, не сможете. Более того, если вы это сделаете - вас ждут неприятности. Милиция вам не поверит, да и потом, у нее будет очень много сомнений по поводу вас.
  
  Вика.
  
  К чему вы клоните? Что за загадки?
  
  Критик.
  
  Все очень просто. У меня скоро пропадет жена. Нет более того - ее найдут убитой! Правда, все будет зависеть от вас - найдут или нет. Могут еще и не найти. А еще очень скоро будет убит Вилор Щукин. И тут вот моя смерть. Как-то знаете - целая цепочка. И тут вот к вам и зададут много вопросов. Я уже об этом позаботился. Я написал предсмертное послание.
  
  Вика.
  
  Что? О чем вы говорите? Что за бред?!
  
  Критик.
  
  Не какого бреда. Я вас сюда пригласила кое в чем признаться. И предложить за одно. Дело в том. Что я знаю, что вы приговорили мою жену к смерти. Она должен умереть. Боле того вы уже заплатили деньги за ее смерть. И совсем скоро один человек должен привести приговор в исполнение. И поверьте, он приведет его. И главное - я знаю этого человека. Он сам мне про это рассказал.
  
  Вика.
  
  Что? О чем вы! Я в милицию заявлю. Вы шутите? Это розыгрыш? Нет! Хватит с меня!
  Виктория порывается встать с лавки. Критик удерживает ее за руку.
  
  Критик.
  
  Да сядьте вы! Сядьте. Если уйдете - сами себе приговор подпишите. Потому как подумают то на вас. И поверьте, у милиции найдется много улик подозревать вас в этом. Поверьте.
  
  Виктория остается сидеть на лавке. Тяжело дышит.
  
  Вика.
  
  Я как понимаю это шантаж! И вы хотите меня заставить, что-то сделать. Только учтите. Я на ваши угрозы не поддамся!
  
  Критик.
  
  Да бросьте вы! бросьте! Вы опять храбритесь не по делу. Ну, вот вам двадцать пять или шесть. Получите за убийство двадцать лет тюрьмы. Выйдете совсем дряхлой старухой. В тюрьме двадцать лет это срок. Да и выйдете? Неизвестно. Вы готовы ради своей чести и самолюбия пожертвовать двадцатью годами жизни? Судя по всему нет! Так, что нет у вас никаких вариантов. Нет. Хотя если хотите - поиграйте в благородную.
  
  
  Вика.
  
  Что вы хотите? Что вы мучаете меня? За что? Я что вам сделала плохого?
  
  Критик.
  
  А я вам? Я то вам, что сделал плохого? За что, вы так надо мной, издевались?
  
  Вика.
  
  Да. Вы делали очень много плохого. И не мне. Хотя я вас, хотела раздавить одно время. За статьи ваши. За вашу низость! За то, как вы лгали на человека - талантливого человека которого я люблю. Вернее любила. Тогда я хотела, вас убить. Но все неожиданно поменялось. Причем как. Ваша жена оказалась - тем человеком, который разбил все мои мечты. Мой любимый меня предал из-за нее. И в итоге я оказалась такой же, как и вы! И это меня невольно с вами сравняло. В итоге мы оказались в одинаковых ситуациях. И тут я подумала. Как это несправедливо! Как? Я одна должна мстить и мучаться? Нет! А то, что я буду мстить - это поверьте дело решенное. Но я не хочу быть одной!
  
  Критик.
  
  Я вас совсем не понимаю!
  
  Вика.
  
  А я? Почему вы то меня вот так мучаете?
  
  
  Критик.
  
  Сейчас поймете. Все очень просто. Я хочу убить - свою жену. Но сейчас передумал. Но месть не откладывается. Мои чувства растоптаны! Как и ваши. Вас предали. И меня предали. Над вами посмеялись и надомной. Мы с вами родственные души. Поэтому я решил - вы сами выберете - кто должен умереть из этой пары! Моя жена или ее любовник - Вилор Щукин. Ваш любимый. Бывший любимый.
  
  Вика.
  
  Что? Нет! Бред! Бред, какой то!
  
  Критик.
  
  Нет, не бред. Поймите. Вы должны понять. У вас есть три варианта выбора. Первый. Вы поступаете честно и от всего отказываетесь. Но тогда, вы сядете по подозрению в убийстве моей жены. Второй - вы решаете семи - кто должен умереть Вилор или моя жена. И третий - самый худший. Вы идете в милицию. Но тогда, я не дам за вашу жизнь ломаного гроша. А убить вас, поверьте, для меня будет удовольствием. Потому как уничтожить такую дрянь, как вы это и за грех то не считается.
  
  Вика хватается за голову руками.
  
  Вика.
  
  Ну, зачем? Зачем, вам то это нужно? Зачем? Почему вы хотите меня уязвить? Уничтожить? Почему вы считаете меня - дрянью? Это не справедливо!
  
  
  
  Критик.
  
  Вы знали, что моя жена - любовница Щукина. Знали и издевались надо мной. И только поэту вы дрянь. Вы издевались надо мной. Вы, моя жена и Щукин. И вы все - заслуживаете смерти. Все.
  
  Вика.
  
  Да? Вот как вы заговорили? А вы то сам? Вы? посмотрите на себя! Вы всю жизнь лгали. Лгали, сами себе, а свою ложь выставляли - за некую истину, к которой должны были все прислушиваться и которую должны были все принимать!
  
  
  Критик.
  
  Господи! Что за обвинения?! Вы же меня совсем не знаете? Нет! Не знаете - вы не можете так говорить! Делать такие громкие заявления! Ну что там вам эта статья про Вилора! Ну, пусть не одна! Ну и что? Да, я не люблю Щукина! Да я его ненавижу! Да, он увел у меня жену - ту, которой, я дорожил! Того, единственного, человека - который мне нужен был больше всего! Но это не значит, что я писал неправду! Я писал свои мысли! Я писал свое мнение - к творчеству этого человека! Вот и все! Неужели - за свое мнение я должен теперь вот так, страдать и отвечать? Опомнитесь - вы больны злобой!
  
  Вика.
  
  Да, я больна злобой. И эта болезнь серьезная. А вы? Вы не больны? Вы такой же как я! Я не привыкла, что бы об меня вытирали ноги. Тут вы правы. И я даже себя, в какие то минуты боюсь. Но и вы сейчас лжете. Вы выставляете себя как жертву. Как невинную жертву. А на самом деле. Что было на самом деле? Многолетняя травля поэтов, тех людей кто был гораздо талантливее вас. Мало того травля - так вы еще умудрялись путем различного рода интриг сводить людей в могилы. Люди спивались. Тогда когда вы были еще в силе. Тогда когда к вам прислушивались дядечки из култьпросвета? Работники цензуры и прочие прохиндеи? Как вы себе локтями пробивали дорогу? Мне Вилор много о вас рассказывал. Правда, я тогда не могла даже предположить, что он мне рассказывал о вас еще и как о том, кто является мужем его женщины. Его любимой женщины. Ради которой он и меня бросил. Но, тем не менее, он никогда о вас не отозвался недостойно! Да. Он вас ругал, но ругал тактично.
  
  Критик.
  
  Послушайте. Поверьте у вас очень приватное представление о критиках. Мы ведь особые люди. Мы санитары леса! Леса - который называется отечественной литературой. И не будь нас, его заполонят разные бездарности, выдающие свое так называемое творчество за шедевры. А то, что были ошибки? Так это никто не спорит. Никто. Но даже у палачей - бывают ошибки. Даже у правосудия есть ошибки. Почему не должно быть их у нас?
  
  Вика.
  
  А я вижу вы не такой уж беззубый. Вижу, прикидываетесь только. Но вот учтите. Меня вам не заболтать. Я то, что решила - сделаю. И никто меня не остановит.
  
  Критик.
  
  А я это только и жду! Поэтому и позвал вас сюда. Да послушайте! Себя! И вас станет страшно!
  
  
  
  Вика.
  
  И слушать не хочу! Если он - у вас еще есть шанс вернуть свою жену. Если она - то вы как я понимаю, тоже в накладе не останетесь.
  
  
  
  
  Критик.
  
  Господи! И все-таки я вас понимаю! Вот вы какая! Вот! Я ждал этого! Зачем вам это? Зачем?!
  
  На сцене появляется киллер Андрей. Он медленно подходит к лавке. Встает возле нее и смотрит сначала на Викторию затем на критика. Киллер хватает Викторию за руку и отводит в сторону.
  
  Киллер.
  
  Вика! Мы так не договаривались! Ты же знаешь! Сроки реально должны быть длинные. Я работаю основательно. И спешку не люблю. Зачем звала? Мне это все не нравиться!
  
  Вика. (вырывает руку из его руки)
  
  Да успокойся ты! Успокойся. Я не тороплю. Я тебя не звала. И не тороплю. Обстоятельства изменились. И условия. А я сам вот тут, по просьбе этого. (кивает на критика)
  
  Киллер.
  
  Что еще за номер? Так не пойдет! Ты же знаешь - я не люблю когда, меняют правила игры. Не люблю.
  
  Вика.
  
  Да успокойся ты дядя Андрей! Успокойся. Я просто хочу, что бы немножко измели свою работу. Вот и все.
  
  Киллер.
  
  Что значит изменил? Как это изменил? Я вообще никогда ничего не меняю.
  
  Вика.
  
  Придется в это раз поменять. Придется. Игра такая?
  
  Киллер.
  
  Что еще за игра? Ты о чем? Что задумала?
  
  Вика.
  
  Я прошу тебя дядя Андрей - пойдем, поговорим вон с тем человеком. Мне это очень важно. Поверь! Очень! (сжимает руку киллера)
  
  Киллер обнимает Викторию и прижимает к своей груди.
  
  
  Киллер.
  
  Девочка! Ну что случилось? Ты не в себе? Что случилось?
  
  Вика. (сквозь слезы)
  
  Мне плохо! Господи дядя Андрей! Мне плохо! Я не знаю, что мне делать! Я чувствую себя, вернее - я не чувствую себя! Он убил меня! Господи! Как это мерзко! Он убил меня!
  
  Киллер.
  
  Кто? Кто сделал тебе плохо?
  
  Виктория отстраняется от него и тянет его за руку.
  
  Вика.
  
  Это не важно. Пойдем. Нам нужно поговорить вон с тем человеком! Пойдем!
  
  Киллер.
  
  Да, но о чем с ним говорить? Это он тебя обидел?
  
  Вика его тащит к лавке и насильно усаживает рядом с критиком. Тот немного смущен. Киллер тоже с недоверием поглядывает на Скрябина. Виктория вытирает со щек слезы.
  
  
  Вика.
  
  Вот. Вот тот человек все сделает.
  
  Критик.
  
  Я знаю. Андрей. Перестать тут, ломать комедию. Я ей все рассказал.
  
  Киллер.
  
  Что рассказал, как ты мог?
  
  Вика.
  
  О чем он? Вы что знакомы?
  
  Критик.
  
  Да, Виктория. Он мой брат. Двоюродный, но брат. Мы вместе росли. В одной сеье. То, чем он занимается - я знаю уже давно. Он мне все рассказывал. Все. И вот я его обо всем попросил?
  
  Вика.
  
  Не может быть? Андрей?! Это правда? Ты его брат?! Твой брат - муж той женщины, которую я заказала. Той, которую ты должен убить?! Господи!!!
  
  Киллер.
  
  Вика! Извини! Все зашло слишком далеко. Я не хочу убивать своих родственников. Не жену брата ни его, ни Щукина?
  
  Вика.
  
  Как?! Дядя Андрей? Тогда я тебе сказала - что я не хочу убивать Щукина! Причем тут Щукин? Да он меня бросил! Бросил как простую уличную девку! Растоптал мою любовь, он! В кого я верила! Он променял меня на жену - вот этого тщедушного человека! Как оказывается - твоего брата? И он что - хочет убить Вилора?
  
  Киллер пристально смотрит на Скрябина. Тот ерзает по лавке.
  
  Киллер.
  
  А я что по твоему должен убить своего брата?
  
  Критик.
  
  Убить меня? О чем ты Андрей?
  
  Киллер.
  
  Да о том. Вы не знаете. Но знайте. Ваш Щукин тоже хотел вот убить - его. Тебя Валериан. Тебя!
  
  Критик.
  
  Кто? Щукин?
  
  Вика.
  
  Не может быть!
  
  Киллер.
  
  Может. Может! Вот оно как получается. Да интересная история. Опять Щукин. Опять этот треугольник. Как мне это все надоело.
  
  Вика.
  
  Ты, о чем, дядя Андрей?
  
  Киллер.
  
  Да не важно. Ладно. Вилор ваш оказался человеком добрым. Он снял свой заказ. Вот так. А тут я вижу - вы хотите его смерти?
  
  
  
  Вика.
  
  Он назовет имя! И все! Я ничего не хочу! А ты сделаешь то, о чем я просила? Дядя Андрей? Сделаешь? А? Ну, господин критик - брат ваш сделает? Вы что-то решили?
  
  Критик.
  
  Вы все превратили в балаган. Все! Вы даже этого страшного человека моего брата - сделали шутом! (кивает на киллера). Как же вас можно любить? Как же вы хотите, что бы вас любили? Вы же всех вокруг себя ненавидите! Вы ненавидите людей!
  
  Вика.
  
  Молчать! А ты то, сам, любишь? А? Ты то сам? Говори! Я приказываю тебе - говори! Что сам то ты хочешь? Что сам задумал?
  
  Критик.
  
  Да я скажу! Скажу потому, как вы мне надоели! М я устал бояться! И скажу я не потому что я вас боюсь, а потому что я так хочу! Вы сами, не представляете - какое мне сделаете одолжение! Поверьте! Хотите знать, как я хочу отомстить своей жене? Хочу, ли я убить Щукина! Так я вам признаюсь - я хочу, что бы они умерли оба! Да! Оба! Что не так? Вы, тешили себя, мыслю, что я оставлю жизнь этому выскочке? Этому поэтишке? Что это я сам подпишу приказ своей жене? А вы, вы останетесь чистенькой потому как даже этого греха - взять на себя не можете! И вы просчитались! Пусть умрут оба!
  
  Киллер.
  
  А ну заткнитесь оба! Заткнитесь! Я вам что? Священник? Вы, что тут исповедь при мне устроили? Вы меня то за кого считаете? О чем вы тут говорите? Ваша игра зашла слишком далеко! Ваши воображения тоже! Убить одного - потом вторую. Вы что тут с ума сошли? Одну бросил мужик, второго баба. Ну и что? Что из-за этого людей жизни лишать?! Опомнитесь! Давайте так решим - я здесь не был и ничего этого не слышал. Вот и все! Я не буду выполнять никакой вашей просьбы! Никакой! Все! Мне надоело! Надоело! И я ухожу! Но только вот перед тем как уйду я обоим вам скажу одну вещь. Что бы вы оба знали. Тебе брат я скажу - ты родился в рубашке, потому как тебя бы, я убил не задумываясь! Щукин - он хотел тебя убить. Так же вот. Но потом передумал. Пожалел! А тебе Вика я скажу вот что. Твой отец все знает. Все. Он знает про твою мать и про наши с ней отношения. Более того. Он все понял.
  
  Вика.
  
  Что? Кто ему сказал?
  
  Киллер.
  
  Ему сказал я. Так, что теперь ты не можешь мне приказывать. Ты не можешь мной повелевать. Я тебя не боюсь. И самое главное. Я больше не работаю на твоего отца. Его поручения выполняет совсем другой. И теперь самое страшное. Ты не спасешь своего Щукина. Даже если захочешь. Потому как твой пап его ... сама понимаешь... И я боюсь, что машину остановить уже не возможно. Я тебе это сказал, потому что действительно люблю тебя как дочь. Как младшую сестру. Извини. Я был, только приманкой. Для тебя. Ложная цель, так сказать.
  
  Вика вскакивает с лавки.
  
  Вика.
  
  Что? Нет!!! Нет!!! Ты врешь!!!
  
  Виктория метается из стороны в сторону и убегает со сцены. Киллер и Скрябин смотрит ей в след. Затем Киллер уходит. Критик откидывается на лавку и начинает хохотать. Его смех переходит в истерический. Гаснет свет. В лучах прожектора выходит ангел он встает лицом к залу. В глубине сцены мелькают всполохи молний и красные вспышки. К ангелу подходит смерть. Они стоят молча.
  
  
  
  
  
  СЦЕНА 11.
  
  Кладбище. Свежая могила вся в венках. Над, венками фотография Виктории. Возле могилы сидят Андрон Кузьмич Маленький и Павел Афанасьевич. Сталинист наливает по стопкам водку. Оба пьют молча. Затем закусывают.
  
  
  Сталинист.
  
  Вот скажи мне Горбатко. Почему так? А? Нам с тобой за восемьдесят, а умирают они? Не справедливо это. Не справедливо.
  
  Дед.
  
  Андрон. В жизни много чего не справедливого. Ой, как много. А когда умирают молодые - это особенно.
  
  
  Сталинист.
  
  Она конечно взбалмошная была девчонка. Ругались мы с ней часто. Но все равно. Любил я ее. Понимаешь. Любил. Хоть и не понимали мы с ней друг друга. А вот теперь только ощутил я это. Она любила меня. И, я ее.
  
  
  Дед.
  
  Да страшно. А ее нельзя было кстати? Не было шансов?
  
  Сталинист.
  
  Да какие там шансы? Машина груда металлолома! Под встречный КАМАЗ попала. Очевидцы говорят - она так летела, за сотню. Удар страшный! Ее когда вытащили спасатели, она уже не дышала. Вот так то.
  
  Дед.
  
  Да страшно. Беда то, какая! А, куда она так спешила?
  
  Сталинист.
  
  Да кто теперь знает? Говорят, что отцу в последнюю минуту звонила. Прямо из автомобиля. Но тот трубку не брал. Так и не сказала что хотела. К нему ехала. А он со мной не разговаривает на эту тему. С ним вообще плохо стало. Пить начал. Не узнаю его. Нервный. Работу забросил. Ой! Что будет - не знаю!
  
  Дед.
  
  Да пить это плохо!
  
  Наливают водку и пьют.
  
  Сталинист.
  
  Ну, за упокой ее души. Спи спокойно внучка. Земля тебе пухом!
  
  
  
  Дед.
  
  Ой, слышит ли она нас.
  
  Сталинист.
  
  Слышит. Слышит. А ты Горбатко, кстати, тоже вроде один остался? Внук то твой - что пропал?
  
  Дед.
  
  Да, уехал. Он уехал с женщиной одной. Они любят друг друга. Уехали в Париж. И все. Не слуху, не духу. Ни звонка не письма. Боюсь я - как бы не случилось чего. Пропали как в землю канули.
  
  Сталинист.
  
  Да, видно не шибко, мы им нужны то - молодым.
  
  Дед.
  
  Нет, не скажи. Хотя конечно я считаю - старики должны со стариками жить. А молодым мы только в обузу. С молодыми нужно встречаться так - поговорить - чаю попить. Уму разуму научить. А что бы каждый день вот так мозолить глаза - не правильно это.
  
  Сталинист.
  
  Я тебя все хочу спросить Горбатко. Вот скажи. Мы вот вроде с тобой и видимся. И гуляем. Вроде, как и сдружились. А вот ты мне скажи - ты ведь на меня все равно злобу затаил? А? Ну, за тридцать восьмой? А?
  
  Дед.
  
  Да нет у меня уже никакой злобы. Была да вышла вот вся. Ты знаешь, я честно тебе скажу - поначалу, страсть, как тебя придушить хотел. А потом. Потом все как-то это улетучилось. И чем ближе мы вот к этому - последнему приюту. Так и злобы меньше. Умирать то со злобой - это грех. Большой грех Андрон.
  
  Сталинист.
  
  А ты, что ж, правда, в Бога веришь?
  
  Дед.
  
  А как без веры? Без нее никак. А ты, что ж думаешь там на том свете - тебя Сталин, что ли встретит?
  
  Сталинист.
  
  Вот я и думаю, что не встретит. Поэтому и не верю.
  
  Дед.
  
  Ну и зря. Ну, и зря. Поверь - легче будет.
  
  
  
  Сталинист.
  
  Да поздно уже.
  
  Дед.
  
  Верить Андрон - никогда не поздно. Даже с самую последнюю минуту.
  
  На сцене появляется киллер Андрей. Он медленно подходит молча и кладет цветы на могилу Виктории. Стоит и молчит, низко склонив голову.
  
  Дед. (пригнувшись, шепчет на ухо сталинисту)
  
  Это еще кто? Из родственников, что ли ваших?
  
  Сталинист.
  
  Да нет. Не припомню я что-то. Может, кто из ее друзей? Эй, молодой человек! подойдите сюда к нам старикам!
  
  Киллер оборачивается и медленно подходит.
  
  Дед наливает ему стопку водки.
  
  Дед.
  
   Выпейте. За упокой души Виктории.
  
  В это время на сцене на дальнем плане появляется критик. Он одет в фуфайку. В руках его метла. Саблин подметает дорожку. Киллер молча пьет водку.
  
  Сталинист.
  
  Простите, вы знакомы были с Викторией?
  
  Киллер.
  
  Нет. Я просто шел мимо. У меня тут родственник похоронен. Его навещал. У меня плохая привычка. И вот как только попаду на кладбище - не могу мимо вот таких могил проходить. Когда совсем молодые и красивые умирают. Останавливаюсь и стою. Плохая привычка. Простите.
  
  Дед.
  
  Да почему плохая привычка. Сразу видно вы человек хороший - раз останавливаетесь. Сразу видно - сердце у вас есть. Выпейте еще?
  
  Киллер.
  
  Нет спасибо. Извините. Мне надо идти.
  
  Уходит. Дед вновь наливает по стопкам.
  
  Сталинист.
  
  Жаль. Я думал знакомый, какой. Поговорить хотел. Интересно, а к нам с тобой будут вот так подходить на могилку? Или бурьяном зарастут?
  
  Дед.
  
  Да какая, разница. Лишь бы не забыли бы. Это самое страшное.
  
  Гаснет свет занавес.
  
  
  
  СЦЕНА 12.
  
  Пустая местность, вдали виднеется кладбище. На камне вновь сидит уставший ангел. Его одежда опять помята, крылья потрепаны. Он задумчиво все так же смотрит в даль. Появляется Смерть. Она медленно подходит к ангелу.
  
  Смерть.
  
  Ну, здравствуй. Опять ты. Опять с тобой. Не ожидала. Не ожидала. И за что мне это?
  Что ж не нашли замены тебе? Хотя я знала! Знала, что все так кончится. После последнего дежурства. Ты меня совсем замучил. Я никогда так не уставала. Ну ладно делать нечего. Работать надо. Что так и будешь вновь молчать?
  
  Ангел встает с камня и подходит на середину сцены. Смотрит в глубь зала. Смерть подходит к нему и встает сзади. Кладет руку на плечо.
  
  Смерть.
  
  А знаешь, если честно я к тебе уже привязалась. Привыкла. А ты? Ты как?
  
  Ангел.
  
  К тебе привыкнуть никогда нельзя. И ты это знаешь.
  
  Смерть.
  
  Да ладно не сердись. Видно уж суждено нам вот так. Всегда вместе быть. И ничего тут не поделаешь.
  
  Ангел.
  
  Знаешь. Я иногда завидую им. Смертным. Инной раз так охота...
  
  Смерть.
  
  Не говори мне это. Нет. Пошли. Работы много.
  
  Тянет его за рукав. Ангел некоторое время стоит и не двигается. Потом поддается и разворачиваясь медленно идет за смертью. Они двигаются в глубь зала. Постепенно гаснет свет. Занавес.
  
  
  
  
  
  
  .
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"