Горячее августовское солнце плавило остатки стахановского асфальта, заставляя тех, кто не на работе, прятаться в тень, зашторивать окна или идти на ставок , чтобы там окунуться в теплую мутноватую воду и потом, выходя из нее, хоть на миг почувствовать прохладу. Получалось, что большая часть жителей города, кроме больных и страдающих сильным похмельем, предпочитает отдых у воды, потому что с раннего утра вокруг нескольких городских водоёмов собирались толпы народа, пытаясь занять лучшие места - ближе к воде и растительности. Там, в редких зарослях акации и изъеденного гусеницами орешника, разложив покрывала на жухлой траве, отдыхали компании. Где-то играли в карты, где-то обедали всей семьей, где-то начинали шуметь молодые ребята, уже изрядно зарядившись пивом, сдобренным водкой.
Возле одного из таких ставков пряталась в прозрачной тени старой вербы странная компания. Странность ее была в разношерстности. Заводилой здесь была крупная женщина лет сорока пяти, с большой грудью и торчащим вперед животом. Женщину звали Людмилой. У неё были руки молотобойца и ноги, подобные колоннам Парфенона, но она казалась не толстой, а просто сбитой. Во всем естестве этой женщины чувствовалась какая-то первобытная сила и мощь. Звуки её голоса были такими же сбитыми, почти осязаемыми. Когда она говорила, её лёгкие мощно качали воздух, и казалось, что кто-то дует в большую трубу. Людмила возвышалась над всей компанией подобно тому, как возвышались когда-то над донецкой степью каменные бабы.
Людмила говорила, когда нужно наполнить тёплой водкой пластиковые стаканчики и провозглашала тосты.
- Давай, Иваныч, наливай, - трубила она, и невысокий сухенький мужичок предпенсионного возраста в холщёвой панамке, камуфляжных шортах и босоножках поверх серых синтетических носков тут же вскакивал на колени и выполнял её приказ. Он подобострастно смотрел на неё, называл богиней и, сглатывая слюну от вожделения, наливал ей чуть больше, чем остальным. Рядом с мужичком сидела маленькая рыжая собачка по имени Жучка и также подобострастно смотрела на эту большую женщину, угощавшую её колбасными шкурками.
- Ну, давайте выпьем за то, чтобы у нас всё было и нам за это ничего не было! - произнесла Людмила дежурный тост и вмиг опорожнила стакан.
- Чтоб х.. стоял и деньги были! - дополнил её красивый, но безногий молодой человек в инвалидной коляске и выпил. - Викуся, закусь!
Тут же, держа двумя пальчиками кусочек селёдки, к нему метнулась холёная блондинка в бирюзовом купальнике и очках Judith Leiber. Блеснув крупным бриллиантом, она вложила селёдку в красиво очерченный рот инвалида и чмокнула его в гладко выбритую щёку. Викуся была успешным стахановским нотариусом, имела нужные связи и имела авантюрный склад характера. Она была третьей по счёту женой инвалида, которого предпочла всем остальным своим ухажёрам.
- Пойди окуни ребёнка, пока удар не получил, - скомандовала Людмила бледной светловолосой девушке лет восемнадцати, одетой в мешковатое бежевое платье с кружевами, отчего она казалась ещё бледнее и бесцветнее. Девушка тут же вскочила и подошла к лежащему под ракитовым кустом годовалому ребёнку. Мать подхватила мирно спящего малыша и понесла его к водоёму, тяжело ступая по горячему грязному песку.
- Родят сдуру от первого встречного, а потом не знают, что с дитём делать, - заключила Людмила, и все покорно закивали.
- Зато как делать их, знают, - ехидно заметил Иваныч и захихикал.
- Во-во! - подтвердила Людмила и махнула ему рукой: - Наливай!
- Ты ей скажи, пусть его покормит, или хоть воды даст, - выпив, обратилась к Людмиле полная женщина лет тридцати с весёлым конопатым лицом и редким именем Нонна.
- Сама и скажи, - огрызнулась та.
- Оно мне надо. На работу пойдём?
- Я в налоговой, - между прочим бросила Людмила.
- А я где? - уставилась на неё Нонна.
- Пошла бумагу доставать или ксерокс заправлять.
Нонна работала вместе с Людмилой в местном автопарке. Вернее, работала под её началом, потому что Людмила была главным бухгалтером, а Нонна нарядчиком. Женщины сдружились и вместе прокручивали мелкие делишки, получая откаты и взятки от водителей, поэтому Нонна была единственной в компании, которая могла так запросто разговаривать с Людмилой. Сейчас обе весело прогуливали работу.
- Ну что, Валентина, будут твои азеры машины у нас нанимать?- вдруг спросила Людмила у тихой женщины лет сорока с помятым лицом и химической завивкой, не проронившей за целый день ни слова. - Ну, что молчишь? Язык проглотила? Мы тебя тут поим, кормим, и сына твоего на работу устроили, а ты не можешь такую ерунду сделать.
- Я говорила. А они говорят, что пока не надо, дешевле есть, - женщина вся сжалась и опустила глаза.
- Где это, интересно, дешевле? - возмутилась Людмила и уставилась на неё прищуренными глазами.
- Говорят, в Брянке. Там кто-то выкупил МАЗы, - совсем тихо сказала женщина и сжалась ещё сильнее.
- Ты слышала? Твари! - обратилась Людмила к Нонне и плюнула в землю: - Накрылось наше море.
- Ничего, пацаны пару раз колёса порежут или в бензобак сахара засыплют, и всё! Все перевозки накроются. Азеры сами прибегут, - уверенно заявила Нонна.
- Тогда наливай! - приказала обрадованная Людмила и сладко улыбнулась. Потом она снова строго посмотрела на тихую женщину: - А ты, клуша, держи на контроле. Придут, цену не говори, сразу ко мне. Сами просить будут - будет дороже.
Людмила протянула свой стакан в сторону несчастной женщины, чтобы чокнуться, и та чуть повеселела, даже разрешила еще немного выпить пришедшему с ней сыну, прыщавому долговязому парню с пробивающимся пушком над мясистыми губами.
Солнце было в самом зените, когда подошла к концу закуска и, что самое неприятное, водка.
- Нонка, сколько там у нас? - спросила Людмила.
- Ещё четыреста, - ответила та, исследовав свой кошелёк.
- Годится. Идем в кабак, собирайтесь! Нонка, иди, заказывай, как обычно, а я на работу заскочу.
Людмила встала, огладила свою статную фигуру, заставив сердце Иваныча биться сильнее, надела пластиковые солнцезащитные очки и твёрдыми шагами стала удаляться. Бесцветная девушка принялась одевать своего малыша и усаживать в колясочку. Валентина незаметно сунула в руку сыну солидный огрызок копчёной колбасы, и он тут же спрятал его в карман красных спортивных штанов. Иваныч свернул покрывало и уложил его в клетчатую шитую сумку. Вика долго искала укромный уголок среди скудной растительности, чтобы сменить купальник на восхитительное платье от Cavalli. Потом схватилась за ручки инвалидной коляски, и, буксуя длинными каблуками алых лаковых туфель, стала толкать её по песку вслед за уходящей Нонной. Следом волокла детскую колясочку с хныкающим малышом бледная девушка. За ней семенил Иваныч, то и дело, дрыгая ногами, чтобы вытряхнуть из босоножек песок. Его верная Жучка семенила рядом. Сзади брела унылая Валентина, держа за руку пошатывающегося сына. Они уже вышли из зарослей на асфальтовую дорогу, как вдруг услыхали лай собак и странные трубные звуки, показавшиеся всем знакомыми. Компания поспешила на голос. Сразу за поворотом, метрах в ста, они увидели собачью стаю, сгрудившуюся вокруг какого-то торчащего из земли странного предмета.
Людмила торопилась в автоколонну и не заметила под ногами открытый люк, куда и упала всем своим сбитым телом. Почувствовав, что летит вниз, она приготовилась приземлиться, но никак не могла нащупать почву под ногами. Она посмотрела вниз и увидела прямо перед самым носом асфальт. Она посмотрела на свои ноги, но не увидела их. Руки были, они лежали прямо на земле. Была и грудь, и голова, а ног не было. Она, насколько могла, повернула голову и попыталась осмотреть себя сзади, но ног не было видно и там. Не увидела она и своих ягодиц. Сзади асфальт тоже начинался сразу ниже лопаток. Спьяну Людмила подумала, что подорвалась на мине, и ей оторвало нижнюю часть тела, потому, что утром смотрела российские новости. В них рассказывали, как чеченцы сделали очередной взрыв, которым разорвало на части людей. Но откуда чеченца в Стаханове? И потом, если подорвалась, должно что-то болеть. Людмила прислушалась к своим ощущениям, боли не было. Не было вокруг и следов крови. Она попыталась согнуть ноги в коленях, но не смогла, зато почувствовала, как они болтаются в пустоте. Тогда она пошевелила пальцами ног, и это ей удалось. Она опять посмотрела на ноги, даже сняла пластиковые солнцезащитные очки, но снова ниже груди увидела только асфальт. Людмила зарыдала в голос.
Как раз в этот момент мимо пробегала собачья свадьба. Один из кобелей, самый крупный, осторожно подошёл к Людмиле и стал обнюхивать непонятный предмет. Людмила с радостью узнала в нём автопарковского Шарика.
- Шарик, Шарик! - затрубила она и попыталась дотянуться до него рукой, но пёс отскочил в испуге и неистово залаял. Тут же, рыча, на помощь ему подбежала вся свора. Сучка, самая злая из них, заходилась в лае, брызгая в лицо Людмилы слюной, и, в конце концов, укусила её за нос. Людмила заверещала от боли и обхватила лицо руками, но это ещё больше разозлило свору. Собаки окружили непонятное существо и стали подбираться ближе, уже делая выпады. Они тыкались мокрыми носами то в плечо, то в руку, пробуя, не дадут ли отпор, и даже стали немного покусывать. Маленький кобелёк с сальными глазами задрал ногу и помочился ей на спину. Людмила одной рукой попыталась дотянуться до нескольких кусочков гравия и принялась метать их в собак, но это только распалило их злость. Людмила зажмурилась, обхватила лицо руками и затрубила ещё громче. Кольцо сжалось, и собаки были готовы кинуться на добычу, как вдруг послышался топот ног. Людмила открыла глаза, посмотрела в щёлку между пальцами и увидела, как приближается Иваныч с большой палкой в руках. Она отняла руки от лица и замахала спасителю:
- Иваныч! Гони их!
В это время на оторопевшую свору первой напала Жучка. Со звонкий лаем она бросилась на сучку и тут же обратила её в бегство. Следом за своей предводительницей, поджав хвосты, ринулись бежать и остальные.
- Людмила Петровна, как же тебя угораздило! - хлопотал вокруг Людмилы Иваныч. Оказалось, что она упала в канализационный люк, но, к счастью, не провалилась окончательно, а застряла своей мощной грудью в отверстии, да так плотно засела, что одному Иванычу никак не удавалось даже на сантиметр сдвинуть её с мёртвой точки. Подоспели остальные, схватили Людмилу за руки и стали тащить то в одну, то в другую сторону, но всё бестолку. Потом Иваныч посоветовал ей подтянуться на локтях, но и это ничего не дало. Людмила только сбила их в кровь. И тут на счастье Нонна увидела идущих с работы двух водителей из автопарка и тут же бросилась к ним просить о помощи. Они стали тянуть Людмилу подмышки, им помогали Иваныч и долговязый сын Валентины. Нонна схватила Людмилу за голову и стала тянуть.
- Слышь, слева, слева дёргай! Ну, тяни, тяни. За правую руку тяни. Под сиськи, под сиськи хватай! - командовал из коляски инвалид.
- А-а-ай! Пустите! Да отпустите вы! Разорвёте! Больно! - заголосила Людмила во всё горло, и малыш в коляске в ответ заходился в рёве. Наконец, в голову Иваныча пришла удивительная мысль - обмотать покрывало вокруг тела несчастной и попытаться с его помощью вырвать её из крепких объятий Стахановводоканала.
В центре когда-то славного города Стаханова стоит обшарпанное двухэтажное здание из грязного стекла и бетона, на крыше которого видна сваренная из арматуры надпись "Чёрный Лебедь" с остатками лампочек. Давно, в совковые времена, когда в карманах шахтёров водились и не давали покоя немалые деньги, это был самый популярный ресторан в округе, и его вывеска своим ярким зелёным светом манила мятущиеся в поисках алкоголя деньги. Устроиться сюда на работу было труднее, чем в отряд космонавтов или на галантерейную базу, а увольнялись отсюда только в связи со смертью. Всё потому, что даже здешний швейцар уже через пару лет работы купил себе "Ниву", а официанты, бармены и повара построили дома не только себе, но и детям. Шахтёры отдыхали здесь после зарплаты, заходили просто так и отмечали памятные даты. Здесь гуляли свадьбы все мало-мальски уважающие себя жители Стаханова и близлежащих посёлков, здесь провожали в последний путь и на пенсию. Именно в этом ресторане назначались первые бандитские стрелки, на его пороге работали первые в городе напёрсточники и проститутки, именно здесь рэкетиры пропивали свои первые награбленные, а новые чиновники - первые откаты, именно на его стене появилась первая в городе реклама "МММ", а в зале первый игровой автомат. Именно этот ресторан был первым приватизированным объектом в городе и стал первой точкой по разливу поддельной водки.
Но доблестные девяностые прошли, бандиты перестреляли друг друга, проститутки состарились, чиновники ушли в нардепы, жизнь изменилась. Теперь "Чёрный Лебедь" превратился в обычное кафе, но в нём можно было выпить и закусить без особого риска для жизни. Именно туда направилась наша компания в полном составе.
Людмила любила это место, оно напоминало ей прошлую жизнь, комсомольскую молодость. С тех пор в "Черном лебеде" почти ничего не изменилось. Висели всё те же портьеры, только выцветшие почти добела, стояли те же столы, исцарапанные многочисленными посетителями, даже персонал остался прежний, только постаревший, но по-прежнему умеющий смачно нахамить. Людмилу здесь знали, называли про себя Люська-Тумба и радовались её приходу, тоже вспоминая старые времена, потому что у Людмилы всегда водились деньги, она не скупилась на чаевые и никогда не проверяла счёт.
Как только работники кафе завидели компанию во главе с Людмилой, тут же началась суета. Навстречу им выскочила бойкая официантка, молодящаяся блондинка лет пятидесяти и усадила за большой стол. Тут же появилась водка, закуска и немного коньяка для рывка. Компания гуляла до самого вечера, часов до десяти. Оставив в кафе почти все деньги, Людмила в сопровождении свиты вышла из дверей ресторана и пожелала ехать домой на такси. Неподалёку они увидели несколько припаркованных машин с характерными шашечками на крыше и побрели в их сторону.
- Эй, шеф! - Давай, сюда. Видишь, тёте трудно идти, - трубила Людмила, но таксисты и не посмотрели в её сторону. Вытянув ноги из дверей, они мирно беседовали.
- Не, ты посмотри на них. Они что, оглохли, - возмутился пожилой мужчина в босоножках и закричал фальцетом: - Эй, такси! Сюда давай. Поехали.
Таксисты не тронулись с места, и Людмила оскорбилась. Она пошла к ним широким твёрдым шагом слона сквозь газон, попала в розовый куст и исцарапала ноги. Это ещё больше её разозлило. Наконец, она подошла к машинам.
- Слышь, а вы, кажись, не местные. Не наши, что ли? Частники? - начала она командным голосом.
- Да пошла ты! - вяло сказал один из таксистов и вышел из машины. - Забирай своё казино и вали отсюда.
- Это ещё почему? А если нам ехать надо? - подбоченясь, вышла вперед Нонна.
- Самосвал найми. А мы дрова не возим, - брезгливо заявил другой таксист.
- Слышь, ты. Ты откуда взялся? Да я тебя..., - полезла в рукопашную Людмила, но Нонна удержала её.
- Послушайте, хлопцы. Отвезите даму на Левтерова. Сколько нужно? - спросила она и открыла сумочку.
- Да нам по хрен, куда. Валите отсюда по-доброму, - один из водителей сделал шаг вперёд и вытащил из-за спины монтировку. - Давай отсюда, пока ноги не переломал.
- Да они из Брянки! - вдруг крикнул юноша, и вся компания насторожилась.
- То-то я смотрю, не наши. Ах вы, суки брянские! - В душе Людмилы поднялась вся ненависть к Брянке, к неизвестному мужику, взявшему в аренду МАЗы, из-за которого сорвался отдых на море, ко всем брянским водителям. Она прыгнула, как пантера, тут же оказалась возле машин и ударом в ухо вырубила одного из водителей. Второй немедленно пустил в ход свою монтировку и огрел ею Людмилу по спине, но она только слегка шатнулась и пошла на обидчика, как носорог.
- Да что ж за день такой! - взревела она, выхватила оружие из рук таксиста и попыталась огреть его по голове, но тот увернулся, и удар пришёлся по плечу. - А вот тебе!
Коренастый схватился за ушибленное место и осел на землю, понося Людмилу по матери и обещая обесчестить её в самой извращённой форме.
- Убью, суки! - заорала она и уже занесла руку для нового удара, но Нонна схватила её за локоть.
- Дура, ты его завалишь!
Пока женщины пререкались и дёргали друг друга за руки, на подмогу побитым подбежали ещё два водителя крепкого телосложения с монтировками в руках. На помощь Людмиле поспешил мужичок в босоножках и долговязый юноша, за рукав которого крепко вцепилась Валентина, пытаясь остановить. Образовалась куча мала. Викуся и бледная девушка пытались помочь своим, то и дело впиваясь когтями в спины таксистов, а инвалид руководил на расстоянии:
- Давай, с левой его, давай! Куда ты прёшь, сука! Ну же, ну... сильнее. Под дых его. Отличный апперкот!
Драка была в самом разгаре, когда рядом остановилось два бобика с блюстителями порядка на борту. Участников драки успокоили, построили и повели под конвоем в райотдел милиции. Замыкали колонну идущих Викуся, толкающая инвалидную коляску, и бесцветная девушка, везущая коляску с малышом. Там их всем составом закрыли в обезьяннике и оставили на пару часов. Всех, включая годовалого ребёнка. Но никто не расстроился, не стал нервничать, плакать или ругаться. Публика расселась по лавкам. Чтобы скоротать время, стали рассказывать анекдоты. От былой вражды не осталось и следа, все объединились против общего врага - милиции, и приготовились к борьбе.
В Донбассе быть арестованным или сидевшим вовсе не зазорно, а даже наоборот, почётно, ведь основное население края - переселенцы или дети переселенцев, но переселенцев не простых, а бывших каторжан, которых Екатерина отправляла на разработку шахт, на стоящиеся здесь металлургические заводы. Потом сюда, подальше от городов, отправляли на поселения бывших уголовников цари-батюшки и Советская власть, многие бежали сюда сами, зная, что их не выдадут, чтобы оставить ещё одни рабочие руки. Поэтому быть сидевшим или хотя бы привлекавшимся здесь было так же естественно, как ходить в школу. Вместо слов "хорошо, здорово, прекрасно" на Донбассе появилось новое всеобъемлющее "зековски". Оно стало высшим знаком одобрения, каждый его произносивший чувствовал себя приобщённым к этому братству уголовников и каторжан. Стаханов ничем не отличался от других городов и посёлков Донбасса, в умах местных жителей тоже царила блатная романтика, а статья "за хулиганку" всегда считалась почётной. Именно в Донбассе началось медленное, но стабильное сращение руководящей верхушки с преступным миром, ведь местные чиновники, партийные боссы и милиционеры были детьми тех самых уголовников и каторжан, впитавшими с молоком матери понятия преступного мира. Именно Донбасс стал кузницей кадров, управляющих страной.
Мирно спящему в своей колясочке годовалому мальчику по стахановским меркам повезло, он смело мог сказать потом в садике или школе, что первую свою ходку сделал в возрасте одного года, и это автоматически вывело бы его в лидеры. Сегодняшнее задержание работало на его авторитет, как и на авторитет всех находившихся сейчас в обезьяннике. Как только они выйдут отсюда, на них будут смотреть с уважением и завистью те, кто окажется здесь завтра.
- Выходи по одному к следователю, - открыл решётку милиционер, и первой к двери ринулась Викуся.
- Я адвокат! Вы не имеете права! - сунула она ему в лицо своё удостоверение. - Я требую прокурора и свой телефон.
- Давай, чухай, там разберёмся, - подтолкнул её он и увёл в коридоры. Как только Викусю вели в кабинет, она снова выставила вперед своё удостоверение:
- Имя, фамилия, год рождения, - забубнил он и положил перед собой бланк опроса.
- Ты что, не слышишь меня? - ледяным тоном сказала Викуся. - Звони прокурору, он тебе сейчас шею свернёт. Скажи ему, что вы Литвинову задержали.
- Никому я звонить не собираюсь, - упёрся лейтенант. - А будете вые... выступать, в СИЗО отправлю.
- Я адвокат, дорогуша. Литвинова моя фамилия. Ты что, не местный? Звони Николай Петровичу, говорю. Сейчас он с тебя погоны снимет! - спокойным громким голосом повторила Викуся и снова протянула раскрытое удостоверение. Лейтенант дрогнул и поднял на неё свои маленькие глазки.
- Ну, что смотришь? Проблемы нужны? - ещё увереннее заговорила Викуся.
- Ладно, ладно, успокойтесь, женщина. Давайте сюда свою ксиву, данные перепишу.
- Ты что, спятил? Какие данные7 Ты что, новенький?
- Д-да, - проговорился лейтенант и умолк.
- Ясно. Объясняю. Вы не имеете права препятствовать работе адвоката. А ваши задержали меня, когда я работала с клиенткой, - Викуся достала из сумочки наспех составленный договор на оказание адвокатских услуг.
- Здорово вы там работали. Вас же за драку задержали! - лейтенант был ошарашен её наглостью.
- Да кто вам это сказал? - спросила Викуся с болью в голосе. - Не было ни какой драки. Ну, посмеялись, анекдоты потравили. А тут ваши налетели. Моя клиентка избита вашими орлами. И ещё пара ребят пострадала, они за женщину заступиться пытались. Да вы у них спросите! Кстати. Настаиваю, чтобы моей клиентке немедленно оказали медицинскую помощь. И вызовите судмедэксперта, будем заявление писать на ваших сотрудников. Превышение полномочий, нанесение телесных повреждений. Степень тяжести уточнит экспертиза.
- Ладно, иди пока, - лейтенант вызвал дежурного сержанта. - Пусть в коридоре посидит. Присмотри за ней.
Уже через несколько минут лейтенант вышел в коридор и вежливо попросил Викусю зайти.
- Что же вы сразу не сказали, Виктория Игоревна. Разве ж мы не люди. Давайте как-то это дело замнём. Вы ж понимаете, все ошибаются. Был вызов, ребята перепутали, - он был явно взволнован после нагоняя из прокуратуры и пытался выйти сухим из воды.
- Ну, ладно, ладно. Давай договариваться, мы ведь тоже не хотим по судам нервы бегать, нервничать, - Викуся благосклонно посмотрела на лейтенанта. - я подумаю, как замять это дело, но учти - должен будешь.
- Да, да, я всегда навстречу пойду. Если что надо, звоните, помогу, - обрадовался он лёгкой победе.
- Вот и хорошо. Давай свои телефоны. И учти, со мной лучше не шутить. Звони, пусть отпускают людей. Пока, - она послала вспотевшему лейтенанту воздушный поцелуй и скрылась за дверью.
Дежурный милиционер провёл Викусю к выходу, аккуратно поддерживая под руку. На пороге райотдела её уже ждали освобождённые подельники. Людмила, привыкшая везде быть первой и руководить, тут же решила, что делать дальше. Усевшись в подогнанные такси новых друзей, все уехали к Нонне в частный сектор, догуливать.