Сергей сделал два первых глотка и замер, прислушиваясь, как живительная волна потекла от горла куда-то вниз и разлилась по всему разгоряченному безумным днем телу. "Ради этого стоит жить," - подумал он, в полной мере насладившись полученным эффектом.
Денек и вправду выдался дикий. В голове мелькали обрывки услышанных и произнесенных сегодня фраз, какие-то осколки чувств резали всю пеструю картину минувшего дня.
"Апофигей," - вспомнилось название повести Полякова, прочитанной еще в студенческие годы. Только почему-то теперь оно меньше напоминало симбиоз апофеоза и апогея, а больше смахивало на "а пофиг ей", или ему. "А впрочем, какая разница", - крутилась строчка из чего-то.
Следующая пара обжигающих холодом глотков покатилась по уже проторенной дорожке и хоть и не имела непередаваемой прелести первой, но тоже пошла "в жилу". Вернувшаяся "отдача", казалось, выпустила из него газ не только в прямом, но и в переносном смысле. Размазанная картинка постепенно прояснялась, на ней стали видны очень отдельные, но вполне различимые фрагменты. Сначала этот внезапный утренний звонок, вызвавший невразумительное объяснение дома. Затем полный недоумения взгляд шефа, будто списанный с картины "Опять двойка". До него не сразу дошло, что его сотрудник вдруг, в самый "сенокос", удумал взять три дня отпуска. Причем мотивы этого решения логике не поддавались. Заявление, похоже, было содрано из "Семнадцати мгновений весны": "Штандартенфюрер, я смертельно устал..." и в том же духе. Если бы не два года непрерывной пахоты и не статус ветерана фирмы, он бы сейчас не пиво пил на перроне, а мучительно ждал окончания рабочего дня.
Теперь, когда первое наслаждение прошло, и он, остановившись после стремительного бега, смог размышлять трезво (полбутылки пива - не повод), всё происшедшее показалось ему чем-то из области фантастики. Скоростные пятнадцатиминутные сборы дома; короткая перебежка к дороге (возле подъезда не сидела обязательная в это время дежурная без имени, мимо которой невозможно было пройти, не поговорив хотя бы пять минут); практически сразу же вынырнувшая из-за угла "копейка", которая, ни разу не обломавшись, довезла его до вокзала; наконец, удачный маневр "на опережение" возле кассы, который позволил обойти мужика, оказавшегося конкурентом в борьбе за последний билет - даже сейчас, когда он уже стоял возле вагона, всё это казалось сном. Если добавить к этому удивительную сговорчивость шефа, то можно было с чистой совестью сделать вывод, что фишка пёрла неимоверно.
"Еще бы в купе не было маленьких детей - и на сегодня с меня хватит", - думал Сергей, продвигаясь к своему месту с некоторой настороженностью, опасаясь, как бы удача, и так побаловавшая его сегодня более, чем это можно было желать, не отыгралась на попутчиках. Сергей дернул ручку, дверь нехотя откатилась и открыла его изумленному взору совершенно пустое купе. "Ну нет, это уже слишком. Потому что нельзя быть на свете счастливым таким", - подумал Сергей и ощутил, как еще одна волна блаженства, не менее приятная, чем несколько минут назад от пива, потекла по телу, но теперь, правда, снизу вверх. Он плюхнулся на нижнюю полку. "Во блин! А ведь забрал, как уверяли, последний билет! Дурют нашего брата, ой как дурют... И за державу обидно". Ему стало немножечко жаль того мужика, которого он так ловко обставил в кассовом зале.
Поезд уже выехал с вокзала, а Сергей все никак не мог поверить своему счастью. "Ну что ж, с этим надо как-то жить", - не без удовольствия сказал он себе. Из состояния эйфории его вывел проводник, пришедший за билетом и деньгами за постель. У Сергея на языке крутилась фраза о том, что вот, мол, как работаете: люди остались на вокзале, а вы воздух возите. Но промолчал, побоявшись сглазить, да и не хотелось, будучи в добром расположении, портить настроение другим. Уладив формальности, проводник вышел. Сергей сосредоточенно влил в себя остаток пива и откинулся на спинку. Он не любил полулитровые бутылки, последние глотки шли уже как нагрузка. Но оставлять в бутылке на потом, так же, как и еду на тарелке, не любил еще больше.
Сергей прикрыл глаза. "Посижу малость, пусть всосется, потом почитать - и баиньки!" - такой расклад его вполне устраивал. Через пару минут мысли в голове устроили чехарду, веселой вереницей побежали одна за другой, завертелась карусель, плавно переходящая в торнадо, еще мгновенье, и... Лязг откатившейся двери сжал смерч, как раскладной стаканчик.
- Так, у вас тут всё свободно, - полувопросительно, полуутвердительно изрек появившийся в дверях проводник. Раздосадованный Сергей открыл глаза. "Ну вот, еще не вечер. Сейчас тебя будут возвращать на землю. И правильно, нечего было радоваться раньше времени."
- Та ото ж. Вы ж всё знаете, - выдавил из себя Сергей. - Кого там Бог послал?
- Не переживайте, молодой человек, детей вам сегодня не выписали, - с ухмылкой проворковал проводник.
"Во дела! Откуда он знает про детей? Хотя, они-то точно знают, что это за прелесть - чужие дети в купе. Работа такая."
- И на том спасибо. Ну ладно, заводите вашу мисс Вселенная, чего уж там, - попытался пошутить Сергей.
- Мисс уже разобрали, - в тон ему ответил проводник. - Остались только мистеры. Сейчас подойдет, в командирском вагоне вещи оставил. Разберетесь.
- Разберемся...в натуре.
"Что ж, праздника не будет. Сегодня, по крайней мере."
Сергей решил воспользоваться паузой, расстелить постель и постараться сделать вид человека, безмерно уставшего (это не составляло труда), готового отойти ко сну. Вагонных разговоров не любил. Отчасти из-за некоторой самодостаточности, отчасти от понимания их совершенной бесполезности.
* * *
- Добрый вечер! - раздалось за спиной в тот момент, когда постель уже была практически готова. Сергей, хоть и был внутренне готов к этому, все-таки невольно дернулся, как от удара: голос показался знакомым. "Спокойно, Ипполит, спокойно!" Обернулся. "Предчувствие его не обмануло!" Действительно, на пороге стоял тот самый дядька, которого он столь ловко оставил без билета.
- А-а...так вы все-таки смогли сесть, - играть рассеянного с улицы Бассейной не имело смысла, поэтому Сергей постарался произнести первую фразу с чувством глубокого удовлетворения, как бы и не было ситуации возле кассы.
- А, это вы, молодой человек. Да, как видите, мир, точнее - бригада проводников, не без добрых людей, взяли. Более того, я договорился, что если вечером не возьму билета в обратном направлении, то они меня и назад повезут в этом же вагоне.
"А может он ничего и не заметил?" - мелькнула в голове Сергея успокаивающая мысль. - "Как бы то ни было, каяться мне не в чем. Такова жизнь: либо се ля вы, либо се ля вас. Не заговорит - мне нарываться ни к чему". А вслух произнес:
- Ну да, особенно, если эта доброта еще и неплохо оплачивается. Как говорил Райкин: "Пусть чего-нибудь не хватает!"
- Вы совершенно правы. Капитализм с его пресловутой конкуренцией рубит сук, на котором сидело несколько поколений вахтеров, проводников, билетных кассиров и всяких администраторов. А им ох как не хочется стоять в стороне от столбовой дороги истории.
- А мне кажется, что всё гораздо проще - зарплата та еще, без приработка не проживешь. Проводники всегда были из категории тех, кто жил по принципу: "...плюс зарплата". И никаким "-измом" этого из нас не вытравить.
- Вы склонны абсолютизировать экономическую сторону жизни? - Попутчик уселся на свободную полку, достал платок и медленно промокнул мелкие капельки пота, выступившие на достаточно облысевшем черепе. В его глазах блеснули хитрые искорки. - Напрасно. Время махрового материализма уходит.
- Классики марксизма никогда не отрицали человеческого фактора.
Сергей вдруг обратил внимание на то, что он совершенно успокоился и начавшийся разговор неожиданно не вызвал у него знакомого раздражения. И даже опять стало немного стыдно за то, что именно он чуть не оставил этого непротивного мужичка за бортом.
- Владимир Николаевич, - представился попутчик. - Я вижу, нам есть о чем поговорить, а нормы приличия никто не отменял, не так ли?
- Сергей.
- Очень приятно. Я вас еще не утомил своей болтовней? Страсть как не люблю пустых вагонных пересудов, особенно душеизлияний. Вы, надеюсь, не собираетесь рассказывать свою биографию?
- Не дождетесь. В этом я с вами солидарен.
- Вот и чудненько. Осталось смочить горло и я готов буду говорить.
Владимир Николаевич достал из дорожной сумки бутылку газировки, свернул пробку и опрокинул в себя горлышко. Газировка весело забулькала.
"А пиво лучше!" - подумал Сергей, вспоминая недавнее наслаждение. Он инстинктивно глотнул и даже вновь почувствовал то же ощущение. Владимир Николаевич с легкостью поглотил с пол литра воды, крякнул от удовольствия и водрузил оставшееся на столик.
- Так-то лучше! - подытожил водопойный процесс Владимир Николаевич. - Теперь можно вернуться к нашим баранам. Говорите, что человеческий фактор не был чужд классикам? Ну-ну. Результаты, как говориться, на лице. И на генетическом уровне - тоже. Надеюсь, вы не станете отрицать, что материалисты с большой неохотой признавали роль личности? Да и то, лишь под давлением диалектического объяснения мира. Личностями были только те немногие, которые официально признавались таковыми. Все остальные составляли народ. Хоть и творящий историю, но довольно безликий.
- Ну - это ваша вольная трактовка. Нас в институте немного не так учили.
- К счастью, я сейчас имею право на свою трактовку, как вы выразились, и мне за это ничего не будет. Это, кстати, тоже... Но я не об этом. Вполне естественно, что каждому, в том числе и проводнику, раз уж мы с них начали, хочется побыть Наполеоном и попринимать немножко судьбоносных решений.
- Не смешите меня, Владимир Николаевич! Вы еще Раскольникова вспомните. Во все времена меркантилизм рядился в любые одежды, лишь бы скрыть свою, как говорили те же классики, хищническую суть. Да какие такие судьбоносные решения? Господь с вами! - Сергей почувствовал прилив сил, как это всегда с ним бывало в ситуациях, когда он говорил о вещах, давно определенных и непоколебимых. "Но пасаран!" - почему-то мелькнуло в голове.
Владимир Николаевич ухмыльнулся. Сергею показалось, что собеседник готовит ему провокацию. "Надо быть внимательным", - заговорило в Сергее честолюбие.
- Какие? Да любые решения человека, в общем-то, судьбоносные. Люди часто не осознают, что они каждую минуту своим действием или бездействием пишут историю. Как известно, вся Вселенная содрогается, когда срывают травинку, не говоря уже о большем. И тот же бригадир поезда, который не отказал мне в любезности, тоже незаметно для себя направил течение событий в одному ему подвластное русло.
- Ага. "И легким манием руки на русских двинул он полки". Боюсь, нет - радуюсь, что это его решение вряд ли хоть как-то отразится в истории человечества. Даже скажу вам больше - он первый заинтересован, чтобы его деяние вообще не получило огласки.
Владимир Николаевич откинулся на спинку. Полумрак купе скрыл его лицо. Сергею показалось, что он не просто принял более удобную позу, а отпрянул при его словах. "С чего бы это? Вроде бы не ляпнул ничего такого. Да Бог с ним, не психуй", - сказал он себе.
- Скажите, Сергей, а какое значение лично для вас имеет всемирная история? Точнее - что для вас история человечества?
"Во валит!" - вспомнилась Сергею фраза из студенческого анекдота. - "Так и до зачетки дело дойдет".
- Если я правильно понял, вы не хотите, чтобы я давал развернутый ответ. А вкратце - это опыт существования в условиях этой планеты. А в чем вопрос?
- М-да...можно и так. Вопрос вот в чем. Мы всё еще наивно полагаем, что историю мы познаем в школе, по книгам, памятникам и другим ощутимым следам жизнедеятельности предыдущих поколений.
- Я догадываюсь, что у вас несколько иной взгляд на эти вещи, несомненно гораздо более верный.
Сергей почувствовал, что сказал бестактность, но что-то в разговоре начинало его раздражать и, как он умел это делать, он начал пытаться скрытыми колкостями сбивать собеседника. Прием этот был у него отработан давно и выполнялся чуть ли не автоматически. Владимир Николаевич не заметил этой выходки или, по крайней мере, сделал вид, что не заметил, и продолжал:
- Я не хочу навязывать вам своих убеждений, можете воспринимать мои слова как бред. Но если вы вдумаетесь в них и отнесетесь к ним как к гипотезе, то очень скоро вы убедитесь, что я вам не одни глупости излагаю.
"Может он свидетель Иеговы? Так вроде бы нет, нет характерного блеска в глазах и он еще ни разу не упомянул Бога. Ладно, посмотрим".
- Ну что вы, что вы. Если это не займет остаток моей поездки - я готов послушать.
-Вот голова садовая! Прошу прощения. Вы, вероятно, уже укладывались спать, а я тут гружу вас своими разговорами. Мне-то ехать до конца, а вам надо отдыхать.
- Да ничего, говорите. Моя станция в 7 утра, время еще есть.
- Понятно. Н буду вам мешать.
Сергею, как это не было странно, стало неловко. Он отдавал себе отчет в том, что он действительно до появления попутчика думал только о сне и околонаучный диспут никак не входил в его планы. Но, в то же время, его подъедало чувство долга, что ли, из-за инцидента на вокзале.
- Владимир Николаевич, как вы насчет чайку попить? А пока попьем - договорим. Вам заказать?
Тот застилал полку и ответил не сразу. "Обиделся, что ли?" - подумал Сергей.
- Мне лучше кофе, если у них есть, - наконец произнес Владимир Николаевич.
Сергей, радуясь найденному компромиссу, с легким сердцем пошел к проводнику. Когда он вернулся, Владимир Николаевич, успевший переодеться, доставал из сумки какие-то свертки с едой.
- Присоединяйтесь, Сережа. Меня так внезапно бросили в бой, что жена не успела ничего и приготовить. Так, что под руку попало.
А попало ему под руку в этот раз несколько дежурных яиц, огурцы-помидоры да остатки домашнего кекса к чаю.
- Спасибо. Я хоть и по своей воле, но собраться тоже как следует не успел. Я уже надулся пива, так что разве что чего-то к чаю. А вы с кем воюете, если не секрет?
- Да в большей степени с собой и глупостью человеческой.
- И что, за это платят?
- Конечно. За свои ошибки платишь сам, а чужая глупость настолько безмерна, что борьба с нею прокормит еще не одно поколение мне подобных. Я....
- Постойте, я попробую угадать с трех раз. Мне кажется, что вы врач.
Владимир Николаевич дожевал остатки еды. Сергею показалось, что он намеренно долго пользовался занятостью рта для обдумывания ответа.
- В какой-то мере...можно и так сказать. Давайте считать, что вы угадали с первой попытки.
- Уже договорились. Где там наши чай-кофе?
На пороге, как по заказу, возник проводник. Он поставил на столик две какие-то недомерные чашки, положил пакетики с сахаром и удалился.
- Так что вы говорили об истории? - спросил Сергей, отхлебнув первую порцию чая и как бы говоря: "Время пошло".
- Ну, судя по количеству чая, у меня нет возможности говорить о подробностях, поэтому я обозначу тезисы, а вы, если это будет вам угодно, спросите то, что вас наиболее заинтересовало.
- Согласен. Поехали.
- Так вот. Дело в том, что вся история человечества в вашем ее понимании заложена в каждом человеке изначально, при рождении. Не буду вдаваться в подробности, назовем это генетической памятью. Кроме того, сегодняшние ее изменения каждый мог бы знать без помощи газет, ТВ и интернета, если бы из нас годами "развития" не вытравили этой способности. Любое колебание Вселенной, вызванное срыванием цветка или полетом за пределы галактики, было бы доступно всем людям также, как они доступны Космосу. Опять же не останавливаюсь на подробностях. С этих точек зрения история для каждого из нас складывается из базового опыта предыдущих поколений и его личных путей, определяемых устремлениями сущности и внешними условиями для реализации. Вы наверняка слышали раньше и я со своей стороны смею вас уверить, что нет ничего случайного в этом мире - есть непознанные, а иногда и непознаваемые закономерности.
- Так вы сторонник теории Юнга, если я не ошибаюсь. Кажется он говорил о бессознательном. Ну, раз так, то и факт нашего с вами разговора...
- ...тоже кому-то и зачем-то нужен, совершенно верно.
- И вы знаете кому и зачем?
- Нет, не знаю. Я не могу этого знать. Что касается вас - в лучшем случае это можете узнать только вы...
- А в худшем?
- Вы узнаете об этом только тогда, когда всё станет очевидно, события материализуются и ничего уже не исправишь.
- Я подожду, пожалуй. А вы? Для вас эта встреча тоже не случайна? Что знаете о ней вы?
- Мне проще, это часть моей работы. А вот вы, Сережа, если не поленитесь, могли бы хоть в первом приближении понять, к чему бы это.
- Каким образом?
- Единственным: сопоставьте цепь последних событий. Возможно, анализируя все и положительные, и - тем более - отрицательные с вашей точки зрения факты, вам удастся понять, зачем они вам посланы. А может и нет, конечно. Для этого нужна нелегкая работа с собой.
- Ну, это скучно - работать над собой. Я так и знал, что где-то есть подвох.
- Есть, конечно, и другие варианты, но они возникают только в критических случаях, когда нет времени на подготовку ситуации или поворот слишком крут.
- А ну, а ну, расскажите, может эти варианты попроще?
- Проще для кого? Да, человеку иногда понятней услышать голос, увидеть, скажем, ангела или другую субстанцию, но это вовсе не проще в плане организации, поэтому такие вещи в обычной жизни крайне редки. Научится слушать себя трудней, но зато гораздо продуктивней. Так, кажется ваш чай допит - я умолкаю, если только вы сами меня о чем-то не спросите.
Сергея вдруг придавила усталость. Ему уже ничего не хотелось - только спать. "Что-то я подустал так резко. Всё, хорош трепаться, пора кончать этот балаган - и в люлю", - решение было принято и обжаловать его уже не хотелось.
- Я не буду с вами спорить, Владимир Николаевич. Гипотеза - пусть будет гипотеза. Она тем и хороша, что в ней нет категоричности закона. Впрочем, нет и его устойчивости, поэтому практическая ее ценность обычно равна нулю. Единственное, против чего я готов сходу возразить, так это что есть следствием чего. Вы считаете, что нет случайностей, а я согласен с мнением, что случайность - пересечение необходимостей. Не надо запутывать простые вещи. Нам обоим надо было ехать этим поездом, проводникам нужен дополнительный заработок, последний билет продали в заначенное купе - всё просто, логично и объяснимо, если разложить на необходимости. И наш с вами разговор - следствие, а не причина всего происходящего. Надеюсь, вы не станете утверждать, что наша встреча обусловила низкие зарплаты проводников? В таком случае вы не говорите им об этом, а то они нам устроят темную.
- Я вполне понимаю ваш сарказм, Сергей. Что касается проводников...ладно, не буду ничего утверждать, мне не всё ведомо. А что касается причин и следствий - они подчинены другой логике, далеко не всегда понятной нам, людям. К примеру, если вы споткнетесь, поцарапаетесь или, того хуже, порежетесь, то это вовсе не из-за вашей неловкости. Ваша неловкость - следствие и способ дать вам какой-то очередной урок или обратить ваше внимание на что-либо. Всё, я, кажется, злоупотребил вашим временем. Да и сам я что-то устал. Хоть и ехать мне намного дальше вашего - отдых не помеха. Будем отходить ко сну?
- Да, пожалуй. Я уже засыпаю. Спокойной ночи!
Сергей совершил ритуал отхода ко сну и, перегруженный перипетиями этого нескончаемого дня, вытянулся на полке. Он не успел сплести даже одной вязанки мыслей, как очутился в царстве Морфея. Однако, несмотря на усталость и избыток информации, спалось плохо. То ли отвык ото сна в поезде, то ли перевозбуждение дало свои плоды, но результат был нерадостный: каждая остановка, каждый грюк в коридоре, даже переворот с боку на бок будили его. И каждый перерыв, вместе с неприятным пробуждением, был, тем не менее, полезен, ибо прерывал очередную серию напрягов, которые с незавидной регулярностью отнимали остатки отдыха.
То ему привиделось какое-то огромное поле, по которому шатались люди с низко опущенными головами и с отрывными блокнотами в руках. Люди постоянно сталкивались, но, вместо извинений, говорили друг другу что-то о случайной необходимости. Затем, не подымая глаз, что-то писали каждый в своем блокноте, отрывали листочки и складывали себе в карманы. Некоторые из них, у кого карманы разбухли от бумажек, подходили к огромным урнам и опускали в них содержимое карманов. Как только последняя бумага исчезала в чреве урны, человек превращался в какое-то странное насекомое и улетал вверх.
Другой раз ему привиделась широкая река, по которой он плыл по течению в какой-то лодчонке без весел и парусов. Рядом, в таких же малюсеньких скорлупках, плыли другие, совершенно незнакомые люди, каждый из которых так же бестолково оглядывался по сторонам. Вглядевшись, Сергей увидел, что некоторые стоят в плавсредствах и пытаются высмотреть, куда их несет. Некоторые пытались грести руками. Хотя у них кое-что получалось, их движение с большой натяжкой можно было назвать упорядоченным. Сергей тоже попытался пару раз гребнуть, но толку это почти не дало. Тогда он успокоил себя тем, что если изнасилование неизбежно, то лучше расслабиться. Он растянулся на дне лодочки, лег лицом к небу и предоставил себя волнам. Когда мерное покачивание его практически убаюкало (это во сне-то!), внезапно затрезвонил его домашний телефон. "Откуда в лодке телефон?" --недоуменно подумал Сергей. Он приподнялся и увидел, что его лодка стремительно летит к какой-то трудноугадываемой громаде впереди. Смутное чувство тревоги внезапно поглотило его. Еще не в силах понять, что же это за препятствие, он ясно услышал голос, очень похожий на голос Владимира Николаевича. Он что-то кричал, что - разобрать было невозможно, но очень напоминало "Сворачивай!" "Блин, нашел время анекдоты травить", - возмутился Сергей. И в тот же миг он увидел, нет - скорее предугадал каким-то восьмым чувством, что столкновения с этой массой не избежать ни какими маневрами и единственное, что его может спасти, это взлететь. "Но я ведь не умею летать!" - ужаснулся Сергей. Невесть откуда выплыла огромная, как айсберг, фигура шефа, который всё тем же голосом Владимира Николаевича прогрохотал: "Причина твоего неумения летать не есть необученность. Она - следствие. Ты все умеешь со времен великого Леонардо. Вспомни - и лети!" Сергей сорвался с места, размахнул руки и понял, что действительно сейчас полетит. Но едва он успел сделать пару взмахов и приподняться над лодкой, как чувство легкости и невесомости вновь сменилось тревогой. Он летел, но инерция, против которой он ничего не мог поделать, неумолимо влекла тело вперед. "Поздно", - от этой мысли засосало под ложечкой, в тот же миг послышался треск разбивающейся лодки и он ощутил удар. Сергей вскочил, не сразу сообразив, где он. Треск продолжался и на самом деле оказался писком тормозов останавливающегося поезда.
Сергей выругался, но на душе стало легче. В течение ночи он еще несколько раз просыпался, но видения были уже не такими яркими и в памяти почти не отпечатались. Когда же его разбудил проводник, он поднялся чуть ли не с удовольствием, хотя был по натуре "совой".
Сидя на полке и пытаясь осознать, что же это ему снилось, он взглянул на Владимира Николаевича. Тот спал безмятежным сном. Сергей окончательно пришел в себя, быстро сбегал в конец вагона и решил, что надо поскорее сматываться. Он тихонько зашел в купе, быстренько переоделся, взял сумку и, не собирая, как обычно, постель, вышмыгнул в коридор. Подошел проводник, отдал билет.
- Может чайку? Еще минут десять ехать...
Сергею не очень-то хотелось возвращаться в купе.
-Не, спасибо, я уже на месте позавтракаю, - небрежно бросил он, хотя понимал, что до нормального завтрака может пройти еще немало времени.
- Ну как знаете, - проводник скрылся в своем купе.
Эти последние 10 минут тянулись до безобразия долго. Не в силах стоять без дела, Сергей отправился в тамбур, как будто от этого поезд придет быстрее. За окном уже побежали знакомые с детства картинки привокзальных районов. Вот, наконец-то, и пешеходный мост через пути, въезд на вокзал и начало перрона. В тамбур вышел проводник и открыл дверь. Снаружи пахнуло утренней свежестью. С первым наполнением легких "дымом Отечества" у Сергея окончательно отлегло от сердца. Всё, что он ощущал до этой минуты, мгновенно сменилось каким-то дурацким щенячьим восторгом, как будто...впрочем, он не думал, с чем именно можно сравнить эти первые мгновенья возвращения в город детства после стольких лет разлуки.
Всё его волновало: и все тоже здание вокзала с фасадом эпохи сталинского колоннизма; и бегающие вдоль состава продавцы нехитрой снеди, умудряющиеся за две минуты стоянки скорого поезда обслужить по несколько клиентов; и бесконечные громообразные раскаты голосов диспетчера и каких-то служащих, которые по громкой связи, через станционные "колокольчики", решали любые вопросы; и...короче говоря, всё в это утро его волновало...и даже само утро.
Поезд замер. Отсчет двух минут пошел. Суетливые продавцы еще до остановки успевшие пропустить через себя по трети состава, рысцой двигались в обоих направлениях. Создавалось впечатление, что уйма народу спешит найти свой вагон и быстренько в него запрыгнуть, а на самом деле, похоже, вышел один Сергей. Выскочив на перрон, он постарался, с одной стороны, быть замеченным в разношерстной толпе продавцов, а с другой стороны, не мешать барражирующим на предельной скорости коммерсантам. Лавируя между ними, Сергей пытался среди немногих встречающих увидеть своего. "Интересно, здорово ли изменился Шурик. А вон тот колобок, случаем, не он?"
Занятый своими наблюдениями, Сергей не сразу обратил внимание на то, что его уже не первый раз окликают. Будь это кто-то на перроне, он бы не пропустил, но к нему обращались из только что покинутого тамбура.
- Сергей, Господи, да послушайте же меня! - чуть ли не кричал Владимир Николаевич.
- Вы? Что случилось? Я что-то забыл?
- Помолчите, ради Бога, времени нет. Я не должен был, видимо, вам это говорить, но...я не знаю, почему...короче говоря, я хочу вас предупредить.
- Да что стряслось-то?
Поезд ухнул и начал набирать ход.
- Серега! Сеееереееегаааа! Глухов! Я здесь!
Сергей отвернулся от потихоньку удаляющегося тамбура и безошибочно выхватил взглядом того, кто обращался к нему.
- Сергей, заклинаю, послушайте! - Владимир Николаевич чуть ли не свесился с подножки, страхуемый проводником. - Не влезьте в то, что вам тут предложат, это для вас смертельно опасно. Вы слышите - смертельно опасно!
Сергей растерялся: то ли бежать навстречу Шурику, то ли дослушать Владимира Николаевича, который через десяток-другой секунд навсегда исчезнет из его жизни вместе с этим поездом. Даже не успев понять, что он делает, Сергей все-таки пошел за поездом и крикнул:
- Какое предложение, о чем вы?
- Я не знаю, не видел, но я успел понять, что это будет на воде. Ни в коем случае не соглашайтесь, вы поняли меня?
- Но почему?
Состав двигался уже заметно быстрее, Владимира Николаевича втянул в тамбур проводник и последнее, что донеслось до слуха Сергея, было отрывистое:
- Уезжайте...сразу...опасно...
Глухов остановился, дальнейшая гонка была слишком неравной. "Что бы это значило? Ну вот, только этого мне не хватало..." Окончание фразы утонуло в жарких, несмотря на ранний час, объятьях.
* * *
Двери "шестерки" хлопнули, как выстрел. Шурик внимательно осмотрел приборы, с чувством вставил ключ в замок зажигания, покачал рычаг, убеждаясь в его нейтральном положении, нащупал ногами педали, проверяя, на месте ли они, затем зачем-то глянул в зеркало и, наконец, повернул ключ на старт.
"Да-а-а", - подумал Сергей. - "Каким он был тормозом, таким и остался".
В то далекое школьное время, когда Сергей Глухов был еще просто Глухарем, а Александр Алексеев - Алексом, и когда они оба входили в "группу товарищей" с общей кличкой "АБВГДейка", Шурик "убивал" всех соучеников своей основательностью и дотошностью. У него всегда под рукой было как минимум два блокнота, в которые по определенной системе он постоянно что-то записывал. Реакция окружающих на такую странность прошла стадии от насмешек и издевательств (одно время, например, ребята развлекались тем, что блокноты тянули из портфеля чуть ли не ежедневно и дописывали в них всякую гадость), до жестокой эксплуатации этого, как оказалось позднее, очень полезного качества. Шурик никогда ничего не забывал, у него всегда была самая правильная информация. Расписание, что надо принести, домашние задания, телефоны одноклассников, даже что идет в кинотеатрах - все это достоверно было только у него. Единственное, чем приходилось за это платить - некоторая его "тормознутость", которая, видимо, была обратной стороной его точности.
Сергей не удивился, что Шурик встретил его на машине - машине отца. Более того, у него не было ни малейшего сомнения, что она совершенно исправна (насколько вообще может быть исправна "шестерка"). Но только сейчас Глухов понял, что это будет за езда.
Шурик же, двигая неспешно членами, также неспешно продолжал гово...нет - выдавать информацию:
- Остановишься у моего отца - он сейчас один, места у него полно. Возражать не будешь?
- Ага...попробовал бы.
- Я тебя сейчас к нему отвезу, сорок минут хватит на приведение себя в порядок?
- Ну, если дрова уже наколоты...
- Шутишь, понимаю.
- Шучу-шучу. Мне и получаса хватит.
- У тебя сорок минут.
- А сорок две?
Шурик завел машину и всем телом повернулся к Сергею.
- Я заеду за тобой через сорок минут.
- Слово Алекса - закон для Юстасов! Ладно, хватит давить меня организованностью. Слышь, Шурик, а чё ты в Германию не рванул. Был бы замечательным бюргером. Никто бы и не заподозрил, что ты казачок засланный.
Шурик выключил уже включенную заднюю передачу и внимательно посмотрел на Сергея. Глухов понял, что он готов дать обстоятельный ответ, убоялся этого и быстренько сменил тему:
- Давно ездишь?
Алекс еще несколько секунд выходил из того вопроса и входил в этот. Вся борьба тенью промелькнула на его лице.
- Через 12 дней будет три года. А ты транспортом обзавелся?
- А зачем? Это же надо географию знать, а извозчик и так куда надо довезет. Зато ни тебе проблем с гаражом, ни с крестовинами, ни с техосмотром.
- Да, свобода, в том числе и перемещения, дорого стоит. Но это - свобода.
Шурик очень плавно тронулся, трижды осмотрев пространство сзади машины всеми доступными средствами. Серега чуть не предложил ему выйти посмотреть и покомандовать. Но быстренько отказался от этой затеи, так как Шурик наверняка бы воспользовался его предложением.
Вырулил. Поехали. Как Сергей и предполагал, более дисциплинированного водителя найти было тяжело, даже, вероятно, невозможно. Привыкший к гонкам таксистов, он в первые мгновенья пожалел себя, но затем так увлекся осмотром бывших знакомых улиц в их новом - или почти новом - состоянии, что даже такая езда показалась ему уместной.
Бросалась в глаза характерная для последнего времени помесь старосоветской обшарпанности и новокапиталистического блеска. Если бы не вкрапления новых магазинов в первых этажах знакомых домов, то можно было бы с уверенностью сказать, что в этих местах процесс шел только в сторону деградации.
Тем временем Алекс продолжал вещать о порядке дальнейших мероприятий.
- В 8.30 у меня дома позавтракаем, потом замочим мясо, упакуемся. К 9.30 приедут Божко с Татьяной, а к 10.00, если не опоздает, подтянется Воробецкий.
- Ты, когда звонил, сказал, что он на один день. Что за спешка?
- Он в командировке на машине с водителем. Дела, говорит, у него, ночевать не будет.
- Часто он сюда залетает?
- Да в том-то и дело, что он тут тоже 10 лет не был. Деловой. А тут подвернулась поездка в наши края, так он по пути туда заехал ко мне, обозначился, сказал, что сегодня будет назад, потом не скоро такой шанс представится. Вот у нас и возникла идея вытащить и тебя, да собрать АБВГДейку.
- И это правильно. Вишь, как оно всё срослось чудненько.
Шурик свернул на грунтовую дорогу между частными домами. "Шоха" жалобно заскрипела, переваливаясь через выбоины посредине дороги. Алекс аккуратно, на первой передаче, преодолевал препятствия, а Сергей с любопытством озирался, пытаясь узнать знакомое и выхватить новое. Весь частный сектор утопал в зелени, лишь кое-где по зеленым волнам садов плыли надстройки и рубки двух и трехэтажный домов, символизирующих возросший в некоторых местах уровень благосостояния.
"Шестерка" стала у ворот знакомого с детства дома. Шурик один из всей компании жил в своем доме, отец - Виктор Михайлович - в ту пору работал машинистом и частенько бывал в разъездах, мать, будучи медсестрой в райбольнице, иногда дежурила ночами. Короче говоря, это была лучшая базы для сборищ и посиделок.
Еще два выстрела закрывающихся дверей. Шурик сдал Сергея отцу и уехал докупаться на рынок.
Глухов с каким-то особым удовольствием и даже трепетом вошел в летный душ, частенько служивший излюбленным местом прятанья во дни детских игр, голыми ногами ощутил прохладу старенького линолеума. Всё внутри осталось как прежде, только на жестянке, заменявшей полку, лежали не земляничное мыло и шампунь "Свежесть", а "Дуру" и "Шаума". Сергей разделся, утро пробежало по его телу гусиной кожей. Вода, хлынувшая из лейки под потолком, была бодрящей в первое мгновенье и ласково-теплой после привыкания. Он простоял под струями - как ему показалось - целую вечность, не в силах заставить себя выйти из душа. Сергей понимал, что воду в бочку надо таскать вручную, да и Алекс не даст расслабиться...но все-таки летний душ заметно отличается от обычного квартирного.
Совесть его таки достала.
- Что, Сережа, это тебе не коммунальное чудо, а? - подцепил Виктор Михайлович.
- Ой, и не говорите, - в тон ему ответил Сергей.
- Ну, садись, чайку бахнем.
- Всегда готов!
Виктор Михайлович налил в чашки свежезаваренного чаю, на столе благоухали разные варенья. Сергей не спеша (еще 13 минут до приезда Алекса!) помешивал что-то в чашке, наслаждаясь и свежестью тела, и тонким ароматом сада, и завтраком во дворе под виноградом, и даже болтовней хозяина. Потихоньку отходя от своего балдежного состояния, он начал въезжать в смысл того, что говорил Виктор Михайлович.
- ...так что, Сережа, выпихнули меня на пенсию еще с тем окладом, а вчера выступал наш министр и сказал, что с сегодняшнего дня в полтора-два раза поднимают зарплату железнодорожникам, да не начальникам, как обычно, а в первую очередь машинистам, проводникам и кассирам.
- Ой, можно подумать они после этого клиентов брать перестанут!
- Да не скажи. Министр-то сказал, что будут гнать поганой метлой всех, кого застукают с левотой, независимо от срока службы и без выслуги, по статье. Вот так-то!
- И вы верите, что это что-то даст? Да всегда такое было. Ну пошугают месяц-другой, проводники брать не будут, а потом всё опять...
Сергей остановился на полуслове. Его прошиб пот, горячая волна пробежала по всему телу, застряла в голове и начала там стучать во все колокола. Он вспомнил вчерашний разговор. "Черт! Ну почему, как только мне становится хорошо, что-то бьет меня из-за угла. Неужели Владимир Николаевич прав? Да нет, бред какой-то. Уж выступление министра никак не может быть связано с моей поездкой. И если бы это произошло вчера, он просто взял бы билет, ехал бы в другом вагоне и не морочил мне голову своими выдумками..."
- Что с тобой, Сережа? - Виктор Михайлович внимательно всматривался в отрешенный взгляд Сергея.
- А? Нет, ничего. Так, дурная мысль пришла в голову.
- Господь с тобой! Какие в твоем возрасте могут быть дурные мысли.
- Не скажите, Виктор Михалыч. Чай, не вчера школу закончили, уже успели глупостей наделать.
Виктор Михайлович что-то ответил, но Сергей его уже не слышал. Его опять охватило то состояние недоумения и смутной тревоги, которое он ощутил на перроне. Кроме этой информации, ничего более, к счастью, не подтверждало правоты Владимира Николаевича. Когда волна напряжения отхлынула и Глухов вновь мог рассуждать спокойно, он сделал вывод, что это еще ни о чем не говорит, ситуация под контролем, оснований для паники нет. "Он что-то говорил о воде...Всё, что я могу сейчас предпринять - это подождать. Вскрытие покажет..."
* * *
Катер не напрягаясь скользил вниз по течению и, словно ползунок на застежке "молния", "расстегивал" ровную гладь реки на две половинки. Вся компания, несколько уставшая от купания, шашлыка, выпитого и общения друг с другом, сидела молча. Каждый узнал о других и рассказал о себе всё, что хотел. При этом каждый почувствовал железную правоту поговорки "С глаз долой - из сердца вон". Если первые несколько лет после окончания школы встречи выпускников еще были встречами друзей, то нынешняя, через много лет, оказалась собранием знакомых людей, имеющих общее прошлое и совершенно разное настоящее. Даже живущие в одном городе Шурик, Божко и Татьяна не казались намного более близкими между собой, чем давно уехавшие Глухов и Воробецкий.
Впрочем, это не помешало им прекрасно провести время. Вся прелесть, наверное, как раз и состояла в том, что им нечего было делить в настоящем и будущем, у них было только прошлое, а оно имело законченный вид, никому не принадлежало и не зависело ни от чьего отношения.
Сергей же, отягощенный предсказанием, не мог до конца безрассудно предаться общему веселью. Внутренний сторож внимательно отслеживал все разговоры. Весь день он не забывал об утреннем происшествии. Особенно, когда выяснилось, что они пойдут катером на остров. С момента посадки на плавсредство и по сей момент он боялся пропустить то, что могло быть для него чревато предсказанными последствиями. Состояние постоянного напряжения несколько измотало Сергея. Он с нетерпением ждал, когда уже катер ткнется в причал, они выйдут на берег, где можно будет перевести дух и поздравить себя.
Глухов, пожалуй, не сидел бы в таком напряге, если бы за первым звонком не прозвенел второй - он порезал-таки руку. Сознательно избегнув участия в резательных операциях, Сергей умудрился распанахать ладонь во время охоты на раков: в мутной воде, возле коряги, он "нашел" крышку консервной банки. И если до этого он хоть на какое-то время забывался, то теперь мысль о неслучайности происходящего просто изводила его. Когда бинтовали руку, ему казалось, что из него вытекает не кровь, а уверенность в жизненных принципах. Он ясно понимал, что эта кровь - не последняя. Стало жутко, хотя, кажется, никто этого не заметил.
Но все-таки оставалась надежда, что всё это не звенья одной цепи, видимую часть которой он мог проследить от звонка Шурика. "В конце концов, в жизни бывают и не такие совпадения", - в очередной раз попытался убедить себя Сергей, но как-то уже не так уверенно, да и сам себе он теперь мало верил.
Сидевший напротив довольно долго в молчании Воробецкий заговорил:
- Слышь, Серый, ты когда назад?
- Да я отпросился у шефа на три дня. Вчера был первый, сегодня второй, завтра поеду.
- Если хочешь, могу взять тебя с собой. Я ночевать не буду. Водила отдохнул, потопаем в ночь. Место у мня есть, так что смотри.
"Ну, кажется, началось. Не иначе, как оно..." Сергей не успел додумать, как в разговор вступил Божко. Паша в их концессии был самый умный, поэтому, а также по некоторому созвучию с фамилией, в школе звался Башкой.
- Ты это, тавой, не безобразничай. Сам сваливаешь, и этого за собой тянешь. Нехорошо, дорогой! Дай ты человеку отдохнуть, он тут сто лет не был, пусть пошатается. Мы завтра пройдемся по тихим школьным этажам, учителей побалуем. Побалуем, Глухарь?
Сергей остолбенел. "Так нечестно. Он же ничего не говорил о двух предложениях. Какое из них смертельное, черт побери!"
Было видно, что Глухов заколебался, но никто не знал, в чем суть этих колебаний. Сергей растерянно переводил взгляд с одного на другого.
- Нет, птица сокол, Сережа с тобой не поедет. Раз у него есть время, мы его не отпускаем, - твердо произнесла Таня и взглянула на Сергея так недвусмысленно, что только сгустившаяся темнота не позволила получить в ответ от остальной компании порцию столь же недвусмысленных намеков.
Сергей перевел невидящий взгляд в ее сторону. Он-то всё понял.
Таня Драгунова была замыкающей в АБВГДейке, но далеко не слабым звеном. Она с детства обладала характером под стать своей фамилии: резкая, порой, как говорят сейчас - безбашенная, легкая на подъем и на расправу с обидчиками. Она иногда жалела, что родилась девчонкой. Лишь к выпускному она впервые в полной мере ощутила себя частью прекрасной половины человечества. Уже после окончания школы Таня с удивлением обнаружила, что из всех остальных букв их компании ей более всего не хватает буквы "Г", уехавшей за три области поступать в институт. Сергей поступил с первого захода и стал приезжать в город два раза в год, на каникулы. А когда в тот же город перевели и отца на работу, Сергей перестал приезжать вовсе. Таню пример знаменитой тезки не вдохновлял, поэтому в присутствии Сергея она старалась держаться ровно. Он, если и догадывался о чем-то, то скорее подсознательно, а не по совокупности фактов.
Когда Таня поняла, что ждать от Глухова нечего, она скорее по инерции, от скуки да из желания не остаться в старых девах, вышла замуж за "нечто". Это "нечто" быстро спилось. Татьяна боролась за него не очень сильно, а когда финал стал очевиден и осязаем, просто выставила "нечто" за дверь, благо, квартиру им сделали ее родители. С тех пор она больше не экспериментировала, "нечто" иногда заходило к ней с уверениями в чистой любви и предложениями о дальнейших тесных взаимоотношениях, но дальше взятия денег "взаймы" не шло.
Она иногда задавала себе вопрос: а что было бы, откройся она Сергею? Тогда, после школы или хотя бы в последний его приезд, когда было ясно, что вся семья уезжает. Подобно Лариной получила бы холодный отказ? Или увидела бы в его глазах удивление и - чего она больше всего боялась - скрытую насмешку? Нет, конечно, она хорошо знала Сергея, он не опустился бы до бахвальства своей победой среди друзей-товарищей, не стал бы учить ее уму-разуму. Но положение терпимой жены ее тоже не устраивало. Тогда. Как всем, ей хотелось большой и чистой. Сейчас, после опыта жизни с "нечто", она бы уже и согласилась, но поезд давно ушел и рельсы сдали на металлолом.
Нынешняя встреча, неожиданная для них обоих, всколыхнула застоялый омут воспоминаний. Первое время после его окончательного отъезда она много раз рисовала эту встречу, придумывала детали, видела мельчайшие подробности, слышала голос, ощущала прикосновения. Она не знала, в связи с чем произойдет встреча, да это было и не важно, но была абсолютно уверена, что она состоится. Более того, она продумывала разные варианты разговора, чуть ли не писала диалог на бумаге, однако затем оставила эту мысль. Чутье подсказывало ей, что все равно разговор не запрограммируешь, лучше не загружать себя незаданными вопросами и уж тем более не придумывать на них ответы. "Как карта ляжет", - решила Таня. Определив то главное, что она должна сказать, положилась на интуицию и стала ждать.
И вот давно задуманная встреча состоялась. Как и следовало ожидать, она была в деталях совсем не такой, какой ее рисовала себе Таня. Впрочем, что тоже было вполне прогнозируемо, это совершенно не имело значения. Главное...вот оно - главное, сидело на расстоянии вытянутой руки, говорило, смеялось и волновало даже еще сильней, чем в послешкольные годы. Таня сегодня впервые почувствовала, что остальные три буквы стали ее раздражать. Они были виноваты в том, что она не могла ни заговорить, ни, тем более, позволить себе ощутить его в полной мере. Эти буквы трепались о чем попало, они с Сергеем вынуждены были (ей так хотелось, чтобы "они" и "вынуждены") поддерживать разговор, который никак не шел даже близко к нужному ей (им?) руслу. Так прошел день, они уже возвращались назад, еще чуть-чуть и они опять разъедутся в разные стороны, а всё, что она так долго готовила, так и останется мечтой. Таня проклинала себя и всё вокруг за бездарно упущенную возможность, как вдруг Воробей завел этот разговор. Она сама не ожидала, что скажет эту фразу. Но, уже сказав, поняла, что сделала то, что надо и вовремя. Ей стало легко, она услышала грохот упавшего с души камня. Осталось дождаться, как это слово отзовется.
Сергей же лихорадочно крутил в мозгу карусель одних и тех же мыслей, не зная, как ее остановить и какое принять решение.
- Так, какие еще будут предложения? - кто-то изнутри произнес его голосом. Сергей выдавил это из себя, понимая, что надо же хоть что-нибудь сказать. Немного позже, когда в дело вступил разум, он сообразил, что фраза была верной: если есть еще какие-то варианты, то надо их услышать, а потом уже выбирать.
- Так, щас мы проведем аукцион за право обладать твоим божественным телом в ближайшую ночь, - съязвил Башка. - Делайте ставки, господа!
- Даю всё заднее сиденье моего "Мерса". Комфорт, высокий уровень обслуживания и скорость доставки гарантирую! - поддержал Башку Воробей.
- Что может сравниться с ночью в летнем саду, среди цветов, зелени, на свежем воздухе, - подхватил Алекс. --Кроме того, ты у меня заложник - вещи-то у отца.
- Конкурентоспособный ночлег предложить не могу, условия не те, но на два дня программу обеспечу, - добавил Башка.
Всё это время, пока шел неуместный торг, Сергей пытался разобраться в ситуации. "Где ж ты взялся на мою голову", - думал он о Владимире Николаевиче. - "Ехал себе спокойно человек, никого не трогал, так на тебе, получи". Хотелось забыть об этой встрече и стать опять самим собой, но ничего не получалось. Он вдруг понял, так же ясно, как во время перевязки, что он уже никогда не будет тем, кем был. Его крепко взяли на крючок и спрыгнуть уже не удастся.
"Ладно, хватит эмоций, давай быстренько отвечать по существу заданных мне вопросов. Пойдем простым и логическим ходом. Первым был Воробей, если бы он ничего не сказал, остальные тоже промолчали бы. Значит, это оно и есть. Отлично, Григорий! Нормально, Константин! Да, но Владимир Николаевич говорил, чтобы я как можно скорее сматывался. Если так, то тогда надо ехать. М-да, задачка. Но ехать в ночь машиной опасней, чем остаться здесь. Может тут-то и есть опасность? В конце концов, где гарантия, что Владимир Николаевич не ошибся? Он же не говорил, что мне придется выбирать из кучи вариантов, он говорил об одном. Вот и нестыковочка. И потом, я уже сто лет тут не был, к тому же Танюха что-то такое интересное сказала. Кстати, она еще не включилась в торг. А, ладно. Посмотрю, что она скажет, а потом решу."
Последняя мысль, видимо, пришла в голову одновременно всем. Следуя этому импульсу, все обернулись к Тане. Первым не выдержал Башка, вошедший в роль аукциониста:
- Ваше слово, мадам.
"Отшутиться, что ли?" - прикинула Таня. - "А вдруг он решит, что та первая фраза не имела не имела в себе ничего, что я на самом деле сказала. Возьмет и уедет с Воробьем. Блин, где он взялся со своим "Мерсом". Хотя нет, не будь его - мы бы вообще не встретились".
Таня и сама чувствовала, что наступил момент истины. Чертики в голове предлагали пугавшие ее откровенные предложения, но, будучи девочкой умненькой, она лихорадочно искала вариант понятный и завуалированный одновременно. Пауза закончилась, надо было что-то говорить.
- Эх, мужики, мужики! Всё бы вам какие-то слова, - неожиданно для самой себя произнесла Таня. - Действовать надо!
И с этими словами она обвила руками шею Сергея и смачно поцеловала его в губы.
Шедшая параллельным курсом летающая тарелка осталась незамеченной, несмотря на все попытки тарелочников привлечь к себе внимание. На катере в этот момент все, в том числе и Таня, были прибиты мертвым ураганом. НЛОшники подергались, в недоумении переглянулись и улетели обиженными. Сегодня был не их вечер.
- Аукцион закрыт, - промямлил Башка, тяжело вздохнув.
- Я снимаю свое предложение, - добавил потрясенный Воробей.
- Отца я предупрежу. А сумка? - пожалуй, Алекс, как всегда, был самым практичным и спокойным.
- Да, но программа на завтра не отменяется, - добавил приходящий в себя Башка.
Сергея окатила горячая волна. "Оба-на! Вот это аргумент! Ничего себе намек...", - неслось в его голове. - "Господи! Да что же это за испытания такие. Сплошные открытия".
Он понял. Заработавший возле сердца гейзер на уровне физического тела обозначил переход из области подсознательного в область осознанного истинного мотива его поездки. Стало очевидно и ощутимо, что звонок Шурика вызвал в нем не желание встретиться со школьными друзьями и не ностальгию по местам детских лет, а давнюю потребность разобраться в тех отношениях. Глубоко сидевший в нем конфликт только сейчас пробился на поверхность и потребовал к себе внимания. Да, он не был совершенно равнодушен к Татьяне ни в школе, ни после ее окончания. Ему тоже часто ее не хватало, но, во-первых, ритм студенческой жизни не давал возможности подолгу копаться в своих чувствах, а во-вторых, во время каникул он не замечал с ее стороны каких-то особых признаков внимания именно к нему. Поэтому и расценивал все свои порывы как обычные дружеские. Его мама, видевшая, как все нормальные мамы, намного больше, тактично не вмешивалась в их отношения, полагая, отчасти, что сами разберутся, а отчасти следуя правилу: "По первой любви не женятся". Поэтому, когда у отца появилась возможность уехать на повышение в город, где учился Сергей, она категорически высказалась за переезд, хоть они проигрывали в жилье и надо было отказаться от привычного круга общения, работы и огорода.
Переезд в конце концов состоялся, а объяснений ни с той, ни с другой стороны так и не последовало. Недосказанность и неудовлетворенность со временем утонули в море повседневности, но не исчезли, а залегли, подобно подводной лодке, на дно и ждали момента, когда можно будет продуть балласт. И вот звонок прозвенел, всплытие состоялось. Над будничной гладью "весомо, грубо, зримо" высилась грозная рубка боевого корабля, и сей факт трудно было игнорировать.
Теперь уже Сергей должен был реагировать, а на раздумья времени не оставалось. Ураган смел все мысли и Глухов начал вещать, как оракул, сам не зная что.
- Ну, раз других предложений нет...как пел Высоцкий, лечу туда, где принимают. Благодарю всех за столь высокую оценку моей скромной персоны.
Сергей осознал, что жребий брошен, обратной дороги нет, мосты сожжены, решение принято, отступать некуда...да и незачем...и не очень-то и хотелось. Место всплывшей подлодки на дне тут же заняли какие-то моральные устои, долг, верность, скромность и еще что-то. Не на дне, но тоже где-то под толщей воды висел Владимир Николаевич со своими знаниями и пророчеством. Сергей взглянул на забинтованную руку, Владимир Николаевич привсплыл, но чуть-чуть, всего лишь капельку. "А ведь жизнь так занятна со всеми ее поворотами. Проедем и этот", - успокаивающе растеклось в его сознании.
* * *
Сергей рысью в составе отдельной роты перронных торгашей бежал вдоль поезда к "своему" вагону. "Только бы он был там, только бы он был там", - стучало в висках. Еще два... Глухов увидел, что из "его" вагона свешивается фигура проводника и смотрит в его сторону. "Какая удача, что он вышел", - подумал Сергей. Обычно на их станции проводники, у которых нет мест и никто не выходит, даже не открывают двери. В лучшем случае выйдут покурить или прикупить чего-нибудь. Сергей боялся, что все две минуты будет стучать в двери тамбура и его затея провалится.
Он остановился у подножия постамента, на вершине которого высился в край удивленный проводник. Сергей, отдышавшись, только было открыл рот, чтобы произнести свою просьбу, как тот его перебил:
- Ты смотри! Пришел все-таки! Ну и дела!
- Какие дела? - не удивляющийся уже ничему Сергей, тем не менее, не ожидал такой реакции.
- Вы с ним точно не договаривались?
- С кем? О чем?
- Да с попутчиком вашим. О встрече.
- А он у вас? Позовите его, мне срочно...
- Да нету его, братишка, он вышел на следующей станции.
- На следующей? Он же должен был ехать до конца.
- Да должен был, но вышел на следующей.
У Сергея внутри стало пусто, аж зазвенело. "Всё пропало, Шеф, всё пропало!" - издевался над ним герой Папанова из "Бриллиантовой руки". "Так, а это что значит?"
- Да ты не огорчайся. Весь прикол-то в том, что он передал тебе записку и сказал, что ты придешь за ней.
"Ни фига себе!"
- Где записка? - чуть не заорал Сергей.
- Да на, я ж ради нее и вышел-то. Не, ну ты смотри, откуда...не, парень, вы точно не договаривались?
Проводник наклонился с пьедестала и передал изумленному Сергею клочок бумаги. Поезд тронулся. Памятник опять стал внушительным и, как ему, положено, вытянул вперед руку. Правда, не с кепкой, а с фонарем, как Диоген.
Сергей, пораженный не меньше проводника, пытался в полумраке перрона прочитать писанину, поэтому уже не слышал, как из тамбура еще некоторое время слышалось:
- Да, бывает же. Надо было и про себя чего-нибудь узнать. Как он узнал? Нет, точно договорились, а мне лапшу вешают...
Почерк был сложный, руки малость трусились, в голове стоял шум от выпитого, случившегося и пробежки. Сергей решил пройти в здание вокзала и там прочитать. "Заодно и приду в себя". В машине на привокзальной площади его ждали Таня и Воробей, взявшийся подвезти Сергея на вокзал, а потом к Тане. Глухов ничего им не говорил о сегодняшних перипетиях, не хотелось говорить и сейчас. Необходимость заехать на вокзал он объяснил им желанием посмотреть расписание, а на самом деле его опять стал грызть внутренний червячок, который постепенно, уже после приезда с вылазки, разросся до размеров взрослого удава. Справиться своими силами с наслоениями противоречий Сергей не мог, рассказывать кому-то посчитал бессмысленным, единственный, кто, на его взгляд, мог ему помочь - сам зачинщик всей этой истории. Когда он вспомнил, что тем же поездом должен был возвращать Владимир Николаевич, он решил попытаться его увидеть, хотя и понимал, что вероятность встречи безудержно стремилась к нулю. "Когда речь идет о жизни и смерти, нельзя терять ни одного шанса", - волне серьезно думал Сергей, у которого ироническое настроение совершенно пропало.
Глухов по дороге на вокзал сначала мысленно составил вопросник, на который надо было отвечать полчаса. Зная, что стоянка поезда две минуты, с сожалением сократил его до одного, самого главного: ехать с Воробьем или остаться? На случай любого ответа, если бы ему повезло и хватило бы времени, хотелось узнать почему. На большее он не рассчитывал. Но в очередной раз всё пошло совсем не по его сценарию. Хорошо, что хоть так. Пусть не удалось встретиться, но зато у него есть записка. "Скорей на свет. Раз он предусмотрел, что я приду, значит он знал и зачем. Значит - там ответ. Конец мучениям!"
Он подошел к расписанию, достал полученную бумагу, ручку и сделал вид, что он переписывает расписание. "Надо торопиться, а то ребята подумают, что я его, как Алекс, переписал полностью", - подхлестывал он сам себя.
Записка была, к счастью, короткой. С трудом разбирая, а иногда угадывая слова, он скорее услышал, чем прочитал:
"Сергей. Пусть Вас не удивляет факт этой записки, когда-нибудь Вы всё поймете, сейчас некогда объяснять. Я допустил серьезную ошибку, сказав Вам об опасности. Эта очередная собственная глупость, за которую опять придется платить. Я сказал рано, они еще успеют всё поменять, как - я не знаю, поэтому я только ввел вас в заблуждение. Но это не важно. Поймите главное: если программа идет, ее почти ничто не может остановить. Корректировки возможны, но Вы можете их осуществить, только понимая, что Вы делаете. Вы должны хотя бы понять, что это происходит, тогда есть шанс. Когда человек получает столь очевидные сигналы и не реагирует на них - он обречен. Откройте глаза, сделайте выводы, доверьтесь интуиции - и Вы примите правильное решение. Позвоните мне завтра, сегодня я в дороге. Надеюсь - до свидания."
Далее шел номер телефона. Сергей поднял глаза и поискал автомат. Потом спохватился, вспомнив где он и что звонить некому. "Ах, Владимир Николаевич! Прокинул-таки меня", - огорченно подумал Сергей. Со всей нерадостной очевидностью стало ясно, что перекладывать больше не на кого, решение придется принимать самому. Он повернулся и медленно пошел к выходу, запихав по дороге записку в карман.
* * *
- Кто следующий?
- Сергей Глухов, тридцать два.
- Основание?
- Четвертое воплощение подряд создана ситуация искушения, опять поддался.
- Предупреждения?
- Давали. Послан специалист, объяснили ситуацию через сны. И даже более...