Аннотация: Рассказ опубликован в газете "Наша Гавань", номер 51, 2012
Мы cпрячемся над облаками
В аэропорту Домодедово светло и пусто в столь ранний час. Ожидающих очередного рейса на Новосибирск немного. Скоро и они усядутся в кресла лайнера... Cпустя какое-то время по громкой связи представится капитан корабля и пожелает доброго пути. У иллюминатора присесть самое то, прелестный вид. Еще когда самолет на взлетной полосе берет разгон, ты не веришь (в общем-то, строишь из себя настоящего аборигена), что эта стальная птица оторвется от земли, ты поглядываешь через стекло: увеличивается скорость и окружающие объекты исчезают мгновенно позади, но вот Ту уже взмыл ввысь и летит над зефировыми облаками. В глаза бьет необыкновенно яркий свет, и ты спешишь поскорее задернуть ширму. Все это будет, а пока зал ожидания. И заскучавшие сонные пассажиры веселят друг друга вялыми беседами.
История Виктора Штольца.
- Извините, что присел рядом с Вами, ничего? - обращается пожилой человек к девушке с книгой в зале ожидания.
- Да мне без разницы, садитесь, - отвечает безразлично брюнетка. Она уже не молода, но в одежде много радостных цветов.
- Спасибо. А вы очень милы, - бросает он ей комплимент.
Дама кривит нос, мол, пристал старикашка, и утыкается в книгу.
- Хороший автор, я перечитывал эту книгу. Признаюсь, Холодин мне по душе, а какие герои в романе! - настаивает на разговоре он.
- Вы извините, но мне хочется просто узнать концовку произведения. Можно я дочитаю? - она старается вежливо избавиться от собеседника. Сказать более жестко она не может. Воспитание не позволяет.
- Да, конечно. Только хотел бы предупредить, что не стоит расстраиваться окончанию, ибо грядет продолжение. Герои выживут, а далее будут попадать в разные переделки, но всегда с честью их выдержат. Уж вы то мне поверьте, - он улыбается, словно ребенок, совершивший проказу.
- И зачем вы все это мне сказали? - она фыркает от злости и внимательно смотрит на обидчика. - Я так волновалась, что будет там далее. Вы, поди, продолжение уже прочитали?
- Продолжение не читал, просто я знаю намерение издательства, - он отвернулся от нее, сейчас он принял позу всезнайки, подбородок его заметно приподнялся от гордости.
- Читаете желтую прессу? Слухов набрались? - ей ничего не остается, как начать расспросы, спокойного чтения явно ей не видать.
- Издательства всегда просят от автора продолжения, если книга хорошо продается. Но тут еще вот какой момент... - он задерживается с ответом, кряхтит, поправляет шляпу на голове. - Это моя книга! - он тут же делает вид, будто сам испугался того, что сказал вслух.
- Да, нет. Эту книжку я купила в киоске, - она словно оправдывается, показывая на стеклянную будку с газетами у входа в аэропорт. - Вот там!
- Вы меня не поняли, это я написал эту книгу, - произносит он тихонько, словно боится собственных слов.
Она сразу подмечает сию нерешительность:
- Да, ладно?! Вы - Сергей Холодин?
- Ни в коем случае. Витей меня зовут. А Сергея Холодина знаю уже давно... Он - мой сосед. Живем на одном этаже.
- Ну, и при чем тут Вы? - захлопывает она книгу и смотрит то на обложку, то вновь на безумца рядом.
- Понимаете, тут вот какая заминка получается. Я немного ненормальный, - он пытается шутить. Похихикивает.
- Я это успела заметить, - кажется, что она с удовольствием признала диагноз собеседника и не постыдилась отметить это вслух.
- Спасибо за комплимент, - он не обижается, улыбка не слезает с его уст. - Жил я, жил. И показалось мне пресным и монотонным мое бытие. Так я и решил сделать подарок... Знаете, мой сосед, тот самый Холодин, сейчас жутко популярный писатель. Так было не всегда. Он приходил ко мне и постоянно плакался, впадал в депрессию и тогда я не видел его неделями. Потом он появлялся, часто очень пьяным появлялся... Он мечтал стать... писателем. И тогда я его пожалел. - тут он замолкает и смотрит на незнакомку.
- Как же? Взяли и написали за него роман? - она смеется. Чем больше Виктор говорит, тем меньше она ему верит.
- Вообще-то, так оно и было. Вернее вот как: я всю жизнь писал одно произведение, знаете, эдакая художественная форма моей биографии. Нужно было только все приукрасить. Хотя... в моем случае, ничего украшать не надо было. Я просто описал свою жизнь. Львиная доля текста о жене, любимой моей.
- Всю жизнь одно произведение? А с ума Вы не сошли? - глупая дама, она продолжает говорить с издевкой.
- Скорее всего Вы правы. Я сошел с ума. Но я написал то, чем зачитываются сейчас все поголовно, - он в очередной раз задрал подбородок от гордости за самого себя.
- Под чужой фамилией Вас читают и все лавры не Вам. Да и с чего это вдруг я должна Вам поверить, что это Вы написали?
- Я Вас не заставляю верить. Имя главной героини - имя моей жены. Меня зовут Виктор Штольц. Паспорт могу даже показать. Главного героя зовут так же. Я просто писал про себя.
- Это Вы уже говорили. Бред какой-то. Есть правдоподобная версия.
- Какая?
- Совпадение. А у Вас маразм. Вы себя олицетворяете с главным героем. Вот и все, - жалости от этой дамы не дождаться, это уж точно.
- Пусть будет так, - он погрустнел и уставился в блестящий пол.
В конце зала ожидания забухтела машина по мойке пола. Уборщица направила автомат прямиком к стойкам, туда, где обычно толпятся люди, мечтающие скорее покинуть этот город. Она вновь уткнулась в книгу, но настроить себя на чтение не смогла и вновь обратилась к странному пассажиру:
- Я - Лена. Сегодня плохое настроение у меня. Не обращайте внимание.
- Ничего страшного.
- Вы обиделись?
- Что Вы. Ни в коем случае.
- Правда, простите, - она словно отошла ото сна и теперь понимала, что нагрубила и весьма безосновательно.
- Да, ладно Вам. Забыли, - улыбка вновь осветила его лицо.
- Почему Вы не судитесь с Холодиным?
- Зачем? Мне приятно, что я помог человеку. Вы бы видели, каким он был. Казалось, что он наложит на себя руки. Еще бы чуть-чуть и струна лопнула. Понимаете? - он принялся жестикулировать, а затем уставился на незнакомку.
Она кивнула.
- А как он Вас отблагодарил? И вообще, как Вы передали ему рукопись?
- Пришел к нему. Он побежал на кухню чай ставить. А я положил на стол текст и сверху записку о том, что я передаю ему роман, потому что хочу его видеть счастливым. Ведь он молодой, а молодые должны быть счастливыми. А затем я убежал. Зашел к себе в квартиру и стал смотреть в глазок, ожидая, когда он придет устраивать со мной беседы, уговаривать взять обратно роман. А он не пришел. Правда, я стоял у входной двери три часа, полагая, что вот-вот отворится дверь и он, словно ужаленный, подбежит к моей коморке, и звонок будет надрываться, так Холодин захочет вести разговор по душам. Не пришел... он не пришел.
- Весьма инфантильное поведение у Вас, не так ли? - она уже не издевается, а говорит серьезным голосом, полным сочувствия.
- Может быть. Но я доволен, что поступил именно так.
- И что же далее?
- Далее в моем общении с Холодиным?! Ничего. Когда я звоню в дверь, он не открывает. Трубку телефонную не берет. Недавно была презентация вот этой самой книги. Я пришел туда. Он сделал вид, что не знает меня. И даже спросил мое имя, когда я подал ему книгу на подпись.
- А куда Вы собрались? Вы, извините, пожилой человек.
- К жене. На кладбище. Я там давно не был. Она на меня сильно ругается. Приходит во сне и говорит, что я совсем про нее позабыл. Она похоронена у деревни Лукино. Вот такие дела. В город не вернусь. Останусь в этой самой деревеньке. Народ в селении хороший, я там бывал и ни раз. Есть там домик один кирпичный. В наследство от матушки моей достался. Вот в тех краях и поселюсь.
- С чего это Вас потянуло то в глушь?
- А чего старику надо то? Кусок хлеба и молока. Доживу свой век. Все равно у меня никого нет.
- Извините за мою любопытность, но почему Вы сами не опубликовали свое творение?
- Я постеснялся. Скромный я, понимаете?
- Не жалеете о том, что отдали текст?
- Ни на секунду. Ведь я помог становлению ребенка... Холодина... Теперь у нас, у людей, есть еще один хороший писатель, который обязательно напишет весьма поучительные истории.
- Ребенок, говорите... хм... я бы так не сказала. Раз у нас с Вами такой откровенный разговор приключился, может и я Вам поведаю один рассказ? Как мне кажется, он вполне может стать сюжетом для какой-нибудь слезливой истории. И она, эта самая повесть, как раз о детях.
- Послушаю с большим любопытством. А то в последнее время со мной мало кто беседует. Знаете, старики всегда у нас остаются без внимания. Начинайте.
История Елены Вольской.
- Наслаждайтесь, - она хлопает по обложке книжки так бодро, словно ей не терпится поделиться некоторыми эпизодами из своей жизни, словно ей хочется скорее высказаться, а собеседнику пора идти уже к чертям и подальше. - Итак. Мне 46. Не замужем. Потому что ненавижу всех мужиков. Друзей не имею. Они предают. Родители давно отошли в мир иной. Я одна как перст. Спросите, почему нет детей? Есть. Просто в молодости я оставила сына в детдоме. Сразу после рождения.
Она встает и демонстративно кидает книгу прямо под нос Виктору.
- Не знаю зачем я Вам это рассказала. Почему-то очень захотелось. Я сейчас я пересяду, хочу посидеть одна. Хорошо?!
Не дожидаясь ответа собеседника, Елена отправляется в другой конец зала, туда, где за чистоту пола борется уборщица и усаживается спиной, так чтобы Виктор точно не видел ее.
Странная дамочка, я даже больше скажу, настоящая истеричка, - размышляет старик, пока он подбирается к Вольской и вновь усаживается рядышком с ней.
- Вы позабыли творение Холодина!
- К черту его! - она плачет. - Извините, что я так отреагировала, это я не на Вас, а сама на себя. Наболело.
Он протягивает платок. Она покорно берет.
- Я хочу исправить свою ошибку. Хочу найти сына! - сквозь слезы молвит она.
- У Вас нет данных детдома?
- Есть. Его усыновили и увезли в Америку. У него новые родители.
- Вы знаете, некоторые ошибки невозможно исправить.
- Я беру девочку из детдома. Именно поэтому я лечу вот этим самым рейсом. Может быть, я таким образом искуплю свою вину, взяв к себе сироту?
- Безусловно. Главное, чтобы дали, а то, знаете ли, в вашем возрасте, да еще и одинокой... не дадут ребенка.
Она пожимает плечами, он повторяет за ней.
- У меня есть фиктивный брак. Один мужчина, мой одноклассник, согласился на аферу. Он живет в моем же подъезде.
- Он такой же одинокий, как и Вы?
- Выходит, что так. Он говорит, что любит меня. Я склона ему верить.
- Значит, все складывается как надо. Чем не семья. Он, Вы и сирота, которую Вы осчастливите своей родительской теплотой.
- Справлюсь?
- Вы не имеете право поступить иначе. Всегда держите в голове мысль, что Вы ставите на кон свою жизнь. Так или иначе.
- Так и есть.
- Как зовут девочку?
- Даша.
- Дадите свой номер телефона? Я хочу знать продолжение вашей истории. Если получится, непременно пишите.
Он черкает быстро в блокнот ее номер.
- А Вы не забудьте дать свой адрес новый, деревенский?
- Это еще зачем?
- А вот я думаю, чего звонить то? Лучше увидеться. Давайте мы с Дашей к Вам нагрянем как-нибудь?
- Вы уже так уверены в хорошем исходе дела. Похвально. Что ж, а адрес нате.
Она успевает записать спешно продиктованный адрес нового обитания Виктора.
- А Вы знаете, когда меня осенила мысль, что я - чудовище? - дописывая в блокноте номер дома, заявила она.
- В смысле?
- Ну, когда я поняла, что я - гадюка, бросила дите, ну, когда собственно совесть проснулась?
- И когда же?
- Дом у меня на даче сгорел. Хороший такой домишка. Проводка что-то не выдержала и загорелась. Успела я только выскочить. Усадьба моя и вспыхнула как спичка. Смотрю кошка моя, Муся с крыши, через дырку успевает вытаскивать котят. Зубами схватит котенка и ныряет с высоты. Потом второго. И так шестерых котят. Крыша уже залилась огнем, а она не боится, лезет за последним. В общем, сгорела она, вытаскивая последнего. Вот какой материнский инстинкт, понимаете?
- Понимаю.
- Вам котенка не надо? - она достает корзинку, которую она держала все это время при себе. На белоснежной тряпке лежат и посматривают полусонные голубоглазые, сероглазые, кареглазые пушистые комочки.
- Ох, вот заразы они. На жалость давят! Вид такой делают, что не отказаться! Ничего не остается, как взять вот этого! У него глаза разные. Один голубенький, а другой карий, - Виктор вынимает писклявого заспанного котенка, укладывает себе под куртку и тот вмиг засыпает.
- Ну, хоть одного малыша пристроила. Надеюсь, остальных тоже раздам.
Разговор неожиданно прерывается. Пассажиров приглашают на регистрацию. Виктор и Елена, конечно, еще организуют разговорчик в самолете. Каким-то чудесным образом их места окажутся рядом. Они станут щебетать, словно птички, которые не могут наговориться. Им придет на ум мысль, что они больше никогда не увидятся... Какие глупости...
***
Лукино - прелестное место, если хочется сбежать от цивилизации. Виктор здесь уже чувствует себя как рыба в воде. А то! Живет здесь всего три месяца, и его знает вся округа. Настоящий мастер по хозяйству. Прибить гвоздь, покрыть крышу, нарубить дрова - к Виктору. Бодрый старичок, откуда только силы берутся?!
Сегодня пожилой лукинец решает выскочить спозаранку на холод, поискать дровишек для печки. Нахлобучивает шапку на голову, накидывает тулуп и долго мучается с валенками. Те никак не налезают вместе с новыми шерстяными носками.
Чертяги! Что б вам пусто было! - поругивает обувь старикан.
В этот самый момент оконное стекло сотрясается от удара. Снежок, запущенный неким 'бандитом', растекается, словно жижа.
- Вот так дела! Это кому жить надоело?! - ноги вмиг влетают в валенки и старик Витя открывает входную дверь.
На пороге Елена и ... Даша. Та самая Даша. Милый ребенок лет восьми. Глупая голубая шапочка с бубончиком, зеленые, хитрые глаза и звонкий голос:
- Мы прибыли! Дедушка!
Он молчит. Дверь приоткрыта. И зимний ветер заносит снежинки в дом. Слегка поеживается и вальяжно к входу подбирается котик Фил (тот самый и подросший. В Лукино он себя чувствует комфортно!) и внимательно вглядывается большими глазками.
- Какой миленький! - Даша кидается к коту и начинает его тискать.
- Я же обещала, что мы приедем! Да, ведь папа? - заявляет Елена.
Старик делает весьма удивленный вид, но кивает. Наедине Елена непременно сообщит о том, что она придумала хороший жизненный план. Виктор - папа Елены. Ну, а правду Даше знать и не обязательно. Пусть хоть почувствует себя частью семьи. Девчонке так не хватало тепла.
- Мы привезли, дедушка, пирог! Вкусный-вкусный! Попробуем? - весело предлагает Дарья.
Под вечер не грех и устроить чаепитие. За окном гуляет пурга. А в домике тепло, уютно и светло. В кухонке над пирогом, словно хирург, навис с ножом лесник (как прозвала Дашка дедушку!), не решаясь как именно расправиться с вкуснятиной.
- Давай-ка я! - Дарья нетерпеливая. - Вот так надо! - она в одно мгновение разрезает сладкое на три куска. Два больших и один узенький.
- Дашь, а почему так надо? - улыбается Лена.
- Ну, как же. Вот эти два большие! Один мамочке моей любимой, а второй моему дедушке. Потому что я вас сильно люблю. А третий мне. Хорошо?
Лена плачет, прикрывая лицо обеими руками.
- Только вы меня не отдавайте обратно в детдом. Не хочу. Не отдадите? - она посматривает то на Виктора, то на Елену растерянным, испуганным взглядом.
- Мы не можем отдать тебя, потому что ты самая главная радость и любовь для нас. Дороже тебя у нас нет на свете никого. - успокаивает старичок Витя.
- И мы всегда будем вместе? - глазки Дарьи веселеют.
- Всегда! - Елена подсаживается впритык к девочке и стискивает ее в объятиях, продолжая рыдать.
- Всегда! - не выдерживает сердце Штольца. Старик обнимает ... дочку... и внучку...
А за окном бушует метель. И давит ночь. И только в избе тепло... Не только у печки, не только...