Аннотация: Шутливая притча о том, что может случиться с писателем, не задумывающимся о том, что он пишет...
А. Прусаков
РАЗГОВОР ЗА ДВЕРЬЮ
Рябчиков открыл старую обшарпанную дверь и шагнул внутрь. Дверь неприятно заскрипела и захлопнулась, дребезжа расколотым надвое стеклом.
Внутри был полумрак, и после яркого дневного света Рябчиков невольно остановился, чтобы не споткнуться о порог. Вообще-то Рябчиков мог пройти от дверей до нужного ему кабинета даже с завязанными глазами - он часто бывал здесь, но Рябчиков был человеком солидным и самодостаточным, и куда-либо торопиться перестал уже давно. Он спокойно выждал, пока глаза привыкнут, и двинулся дальше.
Далее находился гардероб. Пожилой охранник, он же гардеробщик, узнав Рябчикова, молча кивнул и продолжил изучение кроссворда. Рябчиков заметил, что верхней одежды в гардеробе почти не осталось, и немудрено - день близился к концу, и люди, работающие здесь, уже ушли домой. Рябчиков прошел мимо вечно неработающего лифта и стал подниматься по лестнице. Издательство "Марс и Юпитер", куда он направлялся, находилось на третьем этаже.
Сам Рябчиков был писателем, и "писателем не из последних", как он любил себя называть. Его книги продавались на всех книжных лотках, и в литературных кругах он слыл фигурой известной и потому уважаемой.
Рябчиков поднялся на третий этаж и пошел по длинному коридору с неимоверным количеством дверей. Идти надо было почти до самого конца. В тусклом свете помаргивающих ламп он видел последнюю белую дверь - кабинет главного редактора, куда он, собственно, и направлялся. Редактор, старый знакомый с интересной фамилией Герц, пригласил зайти вечерком, чтобы обсудить кое-какие нюансы, касавшиеся издания нового романа Рябчикова "Демон метрополитена".
Подойдя к двери и уже взявшись за ручку, Рябчиков вдруг услышал странные звуки, раздававшиеся изнутри. Писатель невольно прислушался. Звуки походили на клокотание кипящего чайника и повизгивание поросенка одновременно. "Что там происходит?" - подумал Рябчиков, повернул ручку и осторожно приоткрыл дверь. В прихожей, где обычно сидела секретарша, никого не было - звуки доносились из-за обитой искусственной кожей двери кабинета Герца. На полу прихожей лежал порядком вытертый ковер, и писатель подкрался к двери совершенно неслышно. "С кем он это там, с секретаршей?" - подумал Рябчиков, осторожно прильнув ухом к щели между дверью и косяком. Звук повторился, но теперь, не заглушенный почти ничем, заставил Рябчикова в ужасе отшатнуться. "Если это чайник, то гигантских размеров, - мелькнуло в голове у Рябчикова. - А кто может так визжать, вообще непонятно. Секретарша вряд ли так умеет. Может, телевизор?" Но насколько он помнил, в кабинете Герца не было телевизора. И вдруг из-за двери прозвучала странная фраза, заставившая Рябчикова замереть и прислушаться:
- Я же говорю: прекрасная книга! - голос был тонким, но не молодым, скорее принадлежал человеку преклонных лет.
- Молодец этот Рябчиков, талант! - сказал еще кто-то странным утробно-шепчущим голосом, и Рябчиков в недоумении повернул голову. Кто это там говорит о его книге? И где Герц? Его почему-то он не слышал. Интересно...
- Особенно мне понравилась резня в вагоне метро, - продолжил тот же голос. - Мне так и хотелось поучаствовать! "Мозги, прилипшие к потолку вагона" - какова сила образа! Да, он далеко пойдет!
Рябчиков самодовольно подбоченился и улыбнулся: да, сцена с массовым убийством в метро была одной из любимых. Чувствуется, люди разбираются в литературе! Однако когда они успели прочитать его новый роман? Он ведь буквально на днях показал его Герцу.
- Тебе бы только крови побольше, - отозвался томный чувственный голос, несомненно принадлежавший особе женского пола. - Мне в этой книге нравится совсем другое. Любовные сцены! Они наполняют меня такими чувствами, что... - она так плотоядно замурлыкала, облизываясь и причмокивая губами, что Рябчиков невольно почувствовал возбуждение. "Если она так заводит словами, какова же она в постели! - подумал он. - Надеюсь, Герц нас познакомит?"
- Убери свои грязные щупальца! - неожиданно вскрикнула она. - Глотай свою кровь и не лезь, куда не просят! Ишь, хобот навострил!
- Да ладно тебе, все свои... Уж нельзя грудь потрогать, вон у тебя их сколько!
Рябчиков скривил губы в удивленной усмешке. Что же там за собрание? Их Герц пригласил? Кто это? Может, и Герц там? Он уже собрался войти, как первый голос раздался вновь:
- Как думаешь, хозяину книга понравится?
- Хозяин будет доволен! Первое место в очереди Рябчикову обеспечено.
Рябчиков улыбнулся и тут же беспокойно посмотрел через плечо: не идет ли кто. Быть застигнутым за подслушиванием чужих разговоров он не хотел. Тем более если это друзья Герца.
- Знал бы он, что ему будет за первое место, - заклокотал тот, с хоботом, и Рябчиков догадался, что бульканье - на самом деле смех.
- Да, критическая точка близка, - проскрипел первый голос. - Как вы думаете, коллеги, кому из нас он достанется?
- Я думаю, мне! - решительно сказал некто с хоботом. - Не терпится с ним познакомиться поближе!
- Тебе придется подождать, он же еще жив, - сказала женщина.
- Я подожду, - многообещающе сказал клокочущий голос. - Зато потом...
Рябчиков содрогнулся от неприятного звука, напоминающего скрежет чего-то острого по стеклу. Что такое? Что значит: "еще жив"?
- Не порть когтями мрамор, - сказал женский голос. - Клянусь третьим глазом, он будет мой!
- Это почему?
- Тебе этого не понять. Ты только и можешь, что кромсать да рвать на части.
- А ты только и можешь, что вертеть задом да трясти сиськами!
- А тебе это не нравится? Чего тогда у тебя там зашевелилось?
- Это его интеллект, - сказал третий, и вдвоем они захохотали так, что затряслась дверь. Рябчиков стоял, открыв рот, и в голове его роились мысли одна поразительней другой.
- Заткнитесь! - рявкнул клокочущий голос так, что подслушивающий Рябчиков отшатнулся и едва не упал, зацепившись за край ковра.
- Ладно, не злись, - примирительно сказал похабный шутник. - Все равно он будет мой!
- Не будет! Я заполню его мозг такими фантазиями, рядом с которыми все прежние жалкие выдумки покажутся детскими сказками! - клокочущий голос крепчал, наполняясь неведомой силой и страстью. - У меня он познает настоящий ужас, настоящую силу крови и смерти!
Рябчиков поежился. Кто же это? О чем он говорит?
- Нет, я возьму его себе! - возразил старческий голос, похожий на шуршание вороха бумажек. - Вся его кровь и порнуха - лишь следствие, по-настоящему он любит только деньги! И его герои любят деньги! И враги его героев любят деньги! Вот истинный смысл его произведений и суть его душонки, которая будет моей!
Он вновь чем-то зашуршал, и Рябчикову показалось, в кабинете Герца на ворохе сваленных в углу рукописей ворочается огромная змея. Голос змеи-старика посеял в душе Рябчикова настоящую панику, он даже немного отступил от двери, теперь уже не смея взяться за ручку и войти. Обычные люди не могут так говорить! Мозг рисовал жуткие сюрреалистические картины в стиле Дали и его последователей.
- Время покажет, чей он будет, - промурлыкал женский голос, - подождем.
- Подождем, - заскрипел второй голос, - все они рано или поздно познакомятся с нами, а потом пожалеют, что не писали детские стишки! Хе-хе-хе.
- И все как один поминают Герца, - прибавил тот, с хоботом, и заклокотал.
- Или другие имена, - хихикнул женский голос. - За тысячи лет он поменял их немало...
В коридоре послышались чьи-то шаги, и Рябчиков отпрянул от двери и прыгнул к окну. В прихожую вошел Герц.
- А, ты уже здесь? - удивился он. - Чего здесь стоишь? В кабинет бы зашел.
- Я думал, там заперто, - выкрутился Рябчиков. Он внимательно посмотрел на редактора, которого знал уже не первый год. Герц как Герц. Маленький, чернявый и ловкий.
- А-а. Да нет, открыто, - Герц спокойно взялся за ручку двери и повернул ее. Рябчиков замер. Герц спокойно вошел в свой кабинет. Рябчиков ожидал, что услышит жуткий крик или, если ему все послышалось, хотя бы приветствие редактора экстравагантным посетителям, но все было тихо. А потом раздался голос Герца:
- Ты где? Чего не заходишь?
Рябчиков осторожно приблизился к кабинету и через открытую дверь заглянул внутрь. Кроме сидевшего за своим столом Герца, там никого не было.
- В окно засмотрелся, - сказал Рябчиков. Он вошел в кабинет и непроизвольно повернул голову направо, чтобы убедиться, что за дверью действительно никого нет. Герц был совершенно один. Что за чертовщина? Неужели ему все послышалось? Не может быть!
- Ну, что? - сказал Герц, глядя на Рябчикова черными лукавыми глазками. - Могу поздравить. Все вопросы я согласовал, так что... - он характерным жестом потер свои ладони.
- Я, - промямлил Рябчиков, - я не знаю... Мне кажется, мой роман... немного не готов.
- Как "не готов"? - удивился Герц. - Я же читал. Прекрасный роман! Можно сказать, вершина твоего творчества. Апогей! Это я тебе как друг говорю, без хвастовства.
- Нет, я лучше заберу его, - Рябчикову вспомнились последние слова, услышанные им за дверью, и внутри что-то тревожно заныло. - И переделаю.
- Как это заберешь? - возмутился Герц. - Как это переделаешь? Я уже обо всем договорился! Ты что!?
- А я его заберу! - с яростной настойчивостью выговорил Рябчиков. - Это мой роман!
Герц внимательно всмотрелся в писателя.
- По-моему, ты нездоров, - сказал он. - Иди-ка ты Сеня... домой, выпей водочки, отдохни. А я все сделаю, как договаривались.
- Я передумал! - Рябчиков уже с подозрением глядел на Герца. "Чего это он так вцепился в мой роман? - мелькнуло в голове. - Вон их в углу сколько свалено. Подозрительно!"
- Что значит передумал? Я тебе аванс за него давал!
- Я верну! - выпалил Рябчиков. "Купил, - подумал он. - За аванс мою душу!"
- Не нужно. Оставь себе. А книгу оставишь мне!
Рябчиков резко подался вперед и схватил свою рукопись, лежавшую на столе перед Герцем, но редактор проявил чудеса реакции и успел ухватиться за папку с другой стороны.
- Отдай, это моя книга! - пропыхтел Рябчиков.
- Я тебе аванс заплатил! - возразил Герц. Сжав папку намертво, они изо всех сил тянули ее в разные стороны, но силы были примерно равны.
- Отдай!
- Аванс!
- Верну!
- Не надо! - доносилось из кабинета.
Вдруг взгляд Рябчикова совершенно случайно упал на статуэтку из зеленого камня, стоявшую на полке за спиной Герца. Это была обнаженная женщина довольно пышных, но привлекательных форм, извивавшаяся в экзотическом танце. Рябчиков и раньше видел ее, но как-то не обращал особого внимания, но теперь в один момент разглядел третий глаз на лбу женщины, а главное - у нее было не две, а целых четыре груди! Ошалевший от такого совпадения Рябчиков отпустил рукопись, и не ожидавший того Герц опрокинулся со стулом на пол. Рябчиков инстинктивно повернул голову направо: на книжной полке среди дипломов и лицензий стояла книга в блестящей суперобложке, на которой было изображено нечто жуткое с множеством глаз и клыков, с длинными извивающимися щупальцами... или хоботами!? Взгляд писателя скользнул дальше, на кучу рукописей, сваленных в углу кабинета, и он заметил крупный заголовок на одной из них: "Змей наживы".
Рябчиков резко повернулся обратно и увидел поднимавшегося из-под стола главреда.
- Не дождетесь, понятно! - сказал он в лицо Герцу. - Душу мою получить захотели? Вот вам! - и он согнул локоть в известном каждому жесте. Обалдевший Герц уставился на Рябчикова, а тот неожиданно выдернул рукопись у него из рук и пулей выскочил из кабинета.
- Рябчиков! Ты куда! Стой! - неслось ему вослед, но писатель уже стремглав несся по лестнице. Ноги его больше не будет здесь! Пусть ловит других дураков!
Он пробежал мимо гардероба и выскочил на улицу, по инерции пробежал с десяток метров и остановился на перекрестке. Холодный вечерний воздух остудил голову писателя.
"Герц за мной не погонится, - подумал Рябчиков. - Герц еще никогда ни за кем не гнался, наоборот, все гоняются за Герцем... Ладно, что с рукописью делать? - он посмотрел на бумажную папку, в которой лежал плод его полугодового труда. - Может, сжечь? Жалко!"
На мгновенье он представил себе, как швыряет свою книгу в огонь, и почувствовал себя Мастером из романа Булгакова. "Нет, рукописи не горят", - вспомнил он фразу Воланда из того же романа и помрачнел. Ладно, главное, что он не отдал ее Герцу, как хотели эти демоны! Но что же делать? Как жить, если ничего другого он не умеет?
На переходе горел красный свет, и Рябчиков уставился на стоявший рядом газетно-книжный ларек. И неожиданно понял. Конечно!
Он наклонил голову к окошку и, протянув сто рублей, сказал:
- Дайте, пожалуйста, вон ту книгу, - его палец уткнулся в первую попавшуюся яркую обложку с нарисованными красотками, пистолетами и потеками крови. Продавец отдал книгу и сдачу.
Рябчиков сжал добычу в руках. Теперь все будет по-другому! Наконец он прозрел, и знает, как искупить вину. Отныне эти писаки запомнят фамилию Рябчикова! А демон пусть сосет свой хобот, теперь Рябчиков не будет первым в его списке! И даже последним не будет!
Он окинул взглядом вереницу книг с такими же вызывающими обложками и, как Герц, довольно потер руки. Их авторы были явно не чужды крови, секса и денег. Они у него попляшут! Работа предстояла большая. Рябчиков решил стать критиком.